Бесплатный фрагмент - Я вверх смотрю — отверсты небеса

От автора

В этой книге собраны стихи, написанные сравнительно давно — несколько лет назад или недавно, а есть только что написанные строки. Как они появляются? Обычно утром — часов в 6 вдруг приходит какое-то слово — одно или два, потом строчка, появляется рифма и рождается новая строка… этот творческий процесс довольно-таки точно описан в одном моем стихотворении:

С утра совсем не причесав

Своих волос ужасный ком,

Когда шесть тридцать на часах,

Я жду тихонько за столом,

Что вот сейчас придут слова,

И убегу я с ними ввысь,

Где есть небесная трава,

Где тоже рано поднялись

И прочитали «Отче наш»

И спели утренний тропарь,

И тоже взяли карандаш

Или перо — совсем, как встарь,

---

Подумав, что он здесь сидит,

Своих волос не причесав,

И что-то думает иль спит,

Когда шесть тридцать на часах?

Как будто это важно им

Узнать в весенней полумгле

О том, кто там необходим,

И кто здесь нужен на земле…

А я все жду с небес слова

И вижу — снег в окне промок,

Где шепчет жухлая трава:

«В начале было слово Бог».

Я — православный священник и, конечно же, было бы логичным ожидать от моего творчества соответствующей церковной тематики. Да, действительно, я пишу стихи о вере, о Храме, о Боге — только не всегда и не везде эти слова присутствуют в стихах — мне представляется, что это вовсе не обязательно: главное — найти образ, воплощающий или догматы веры или события церковной истории или вообще, вроде бы и не относящиеся к церкви, но проповедующие заповеди любви к Богу и ближнему. Например, в стихотворении «Буду сегодня я сильным и строгим» я рассказываю об ипостасном соединении во Христе двух природ в историческом и этическом аспектах, а в стихотворении «Настигнет когда-нибудь грусть иль улыбка» мне просто хочется напомнить женщине седьмую заповедь, запрещающую блуд. Поэтому мои стихи — прежде всего проповедь: «… идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари», — говорит Господь в Евангелие от Марка (16 глава, 15 стих). Зачем я сейчас сделал эту точную ссылку? Простите — я ко всему прочему ещё и юрист. Поэтому соблюдаю все необходимые формальности и реквизиты — это, конечно же, ужасно! Но вернёмся к проповеди — вот стихотворение «В течение всех дней, всех этих дней…», рассказывающее о влюблённых, которые встречают вместе прекрасное утро, и их будит колокольный звон: что может быть прекраснее и романтичнее? Я написал это стихотворение ещё и потому, что в Храме «Большой Златоуст» в Екатеринбурге, где я служу настоятелем, самая высокая колокольня — 80 метров, а венчает ее 16-тонный колокол — так что колокольный звон слышно во многих уголках города, он будет влюблённых, будит тех, кто собирается на работу, помогает в выздоровлении больным и врачам в их лечении, о чем сам я часто слышу (рядом с нами травматологическая клиника). Так что колокольный звон — это проповедь, как и стихи. Причём, ни то, ни другое не должно быть назойливым: не надо звонить в 6 утра — в это время надо писать стихи или тихонько спать, сладко посапывая… ведь скоро вставать!

Как утро это вам нужно,

Как нужен свет в окне напротив,

Когда совсем ещё темно

И только-только вы встаёте,

Чтоб потянуться и зевнуть,

Сказав «люблю» жене иль мужу

И после что-то застегнуть,

Взглянув в окно: как там снаружи?

Как это вам нужно» сейчас

В начале дня, столетья, мира —

Чтоб кофе пить не торопясь

С кусочком плавленного сыра…

Наше наследие

Наше наследие — кочки и рытвины,

Мифы, которые были разрушены,

Вербочки, словно девчонки завитые,

Яблоки постные с желтыми грушами.

Наше наследие — в зелени горочка,

Церковь, стоящая там с колоколенкой,

Чуточку выше — пусть хоть на столечко —

Здешних берёзок, ветром наклоненных.

Наше наследие — милые хлопоты

Стряпать пельмени и прочие вкусности,

Долго молиться — вслух или шепотом —

Может, грехи нам сегодня отпустятся.

Наше наследие — чистые туфельки

Ждут в алтаре — всегда приготовлены,

Девочка в Храме, сладко зевнувшая,

Просто для счастья, просто — без повода.

Наше наследие — проводы в армию,

Слезы, дороги, шеренги и выклики,

Дальше — в учебку, в группу ударную

И до границы — с полною выкладкой.

Наше наследие — это Раскольников

С Сонечкой вместе читает про Лазаря,

Церковь, стоящая тут с колоколенкой,

За поворотом, сразу же, сразу же… ⠀

Юность

Как хочется быть над широкой рекою,

Смотреть, как стирают белье и смеются,

Как хочется света, тепла и покоя

И снова из города в юность вернуться

На ласковый берег, что видно из окон,

Который так часто зимой забываем,

Заросший крапивой и бурной осокой,

Который не зря называется раем.

Как хочется здесь уходить на рыбалку

В то время как звезды ещё не погасли

Немножко спросонья, немножко в развалку,

Таща за собою нехитрые снасти.

А после сидеть и глядеть в поднебесье

Из лодки, застывшей на утренней глади.

И что там с уловом? Пока неизвестно,

Пока мы собрались созвездия ради…

Как хочется снова на берег вернуться,

Где сразу исчезнет из мира угрюмость,

Где так же стирают белье и смеются,

И так же беспечно купается юность.

* * *

Иду я, видно, поумневший,

С почти седою головой

Без фраз разумных и без спешки

Иду — беседую с собой.

Понять меня сегодня трудно —

Мне собеседник ни к чему:

В дороге этой малолюдной

Канон читаю по псалму —

Канон из лучших моих песен —

Они сейчас всего нужней

В пальто потрепанном и тесном,

Хотя бывало пострашней:

Бывало так — совсем в отрепьях

Без хриплых песен и без сил,

Шарфом обмотанный, как цепью,

Я счастье глупое просил.

Зачем? Всегда полезна бедность

На сонной улице во тьме —

«Куда я с нею завтра денусь

Осенним утром и к зиме?», —

Я часто спрашивал, но лучше,

Когда все в жизни без потерь,

Когда к цветам с утра приучен —

Вот, например, как я теперь

Иду, наверно, поумневший —

Мне подаянье ни к чему,

Без фраз разумных и без спешки

Канон читаю по псалму.

* * *

Настигнет когда-нибудь грусть иль улыбка

И на пол заколку уронишь нечаянно

И скажешь: простите за эту ошибку —

Давайте нарежу колбаски и чайник

Сейчас закипит — всего лишь минутку

Нам здесь подождать, посидеть, чуть вздыхая

О том, что работаю я через сутки,

О том, что устала, о том, что такая…

И все происходит, как будто нарочно,

Я с кем-то встречаюсь, кого-то целую,

И письма приходят под вечер на почту.

Давайте царапинку я забинтую —

Вы где-то поранились нынче — смотрите:

Я капельку крови смахну осторожно,

А Вы мне платочком сейчас помогите

И улыбнитесь, если не сложно.

Как славно сидим! И сахар вприкуску,

Так, словно бы в детстве — намного вкуснее,

А Ваш пиджачок — немножечко узкий,

Его Вы снимите чуть-чуть попозднее.

А впрочем, «не надо» ты скажешь с улыбкой

И на пол заколку уронишь случайно:

Простите, мужчина, за эту ошибку

И то, что кипит обезумевший чайник.

* * *

Я служил там, где лес. Я служил не в пехоте.

Где снега продолжаются вечно и завтра.

Где мороз и тайга, где тепло на исходе.

Я служил в энской части ракетного залпа.

Где не видно округи и не помнишь пейзажа,

Потому что ты в шахте на привинченном стуле,

Где все очень спокойно — торжественно даже,

И не слышно движения пущенной пули.

Но экраны возникнут и приблизится снимок,

Где ракеты летят в созидании крови,

И ты молишься, чтобы летели все мимо,

Не разрушив тепла и дыхания кровли

На другом континенте, где нет гроздьев рябины,

Где все молятся странно и одеты иначе,

И на снимке — их лица и руки и спины,

Что вздымаются вверх и склоняются в плаче.

Ну, а ты тоже хочешь на дороге быть с торбой,

Где почти неживой, в облачении белом,

Где машину взорвали, но верблюд есть двугорбый —

Ты на нем, как апостол, и гонимый и беглый

Под отверстым совсем и ликующим небом,

Под которым всегда всем даруется место

И ещё много рыб и ещё много хлеба,

Где закваска взошла из небесного теста.

И поэтому мимо. И ты плачешь, счастливый,

В созерцании света и один на дороге,

Собирая в мешочек с деревьев оливы,

Замирая с молитвой и любовью о Боге,

Что сподобил служить там, где лес, не в пехоте,

Где снега продолжаются вечно и завтра.

Где мороз и тайга, где тепло на исходе,

И не слышно разрывов ракетного залпа.

* * *

Среди множества серых карнизов

Вдруг увидишь горшочек герани —

Он, как будто откуда-то изгнан,

И, быть может, обижен иль ранен.

Одинок или нет — вот прохожий

Посмотрел и, кивнув, улыбнулся,

И другой — очарованный тоже,

Мимо шел и случайно запнулся.

И не сетует — шаг тут неровный:

Просто вверх посмотрел и увидел,

Как на лацкане старенькой кровли

Ярко-красный букет очевиден.

Он немного, как будто с обрыва,

И ещё, словно брошенный вызов

И ещё, словно знамя порыва,

Как душа, зачеркнувшая низость.

Он кричит, что приблизился праздник

И давайте быстрее узнаем,

Где сейчас очарованный странник,

О котором мы только читаем.

Где его чистота и покорность

И все то, что он знал и не понял,

И зачем всем даруется вольность

И цветок поливается в полдень.

Вот такой есть подарок — как встанешь,

То к иконе напротив прижмёшься

И увидишь горшочек герани

И прохожим в окно улыбнёшься.

* * *

Когда придёт он — Понедельник

Великий день — в начале Пасхи

Страстей Христовых, что поделит

Всю нашу жизнь с тобой на части:

Великий Вторник — день покоя,

Что через день уже наступит:

Совсем недолго ждать нам — скоро

Он станет вовсе недоступен,

Когда Среда к нам обернётся —

Придёт предательством и болью,

Дрожащим деревцем согнётся,

Что станет в Пятницу дрекольем.

А что Четверг? Он будет плакать

И низко-низко наклоняться

И комкать старенькую скатерть:

Как больно нынче умываться…

Пяток Великий — день молчанья,

И мы с тобой без всякой цели

Уйдём и спрячемся в отчаянье —

Свершилось все на самом деле!

Суббота нас вернёт на землю —

Где были мы — навряд ли вспомним:

Но точно в небе и под сенью

Олив — мы помним — полутемных.

Ну, а пока лишь Понедельник —

Великий день в начале Пасхи

Страстей Христовых, что поделит

Всю нашу жизнь с тобой на части.

В колонии

Когда сидишь, то время старит,

Но, может быть, не так уж сильно —

Ведь время доброе настанет

И выйдешь ты в костюме стильном —

Вполне приличный и готовый

Поехать к морю — там, где пальмы

Или туда, где ждут коровы

И дом в деревне — тёплый самый,

Где на реке застыли лодки,

И звезды смотрят безучастно

Под скрип расстроенной лебедки,

К которой ты пройдёшь с участка —

Туда — где баржа издале́ка

Пришла, наверное, с Самары,

И ты пришёл сюда до срока —

Ещё, действительно, не старый,

Сюда, где сети в дождь повисли,

Где мысли часто — только жестом,

Где забываются все числа

И все — по-доброму и честно,

И время осторожно лечит —

Ты помнишь неподвижность дома

И знаешь женщины той плечи,

Когда приник к окну пустому

И видишь лик родной калитки

И трепет отворённых створок

В твоей ещё одной попытке

Услышать ночью платья шорох

И вдруг понять и вспомнить кражу,

Когда ты полз почти отвесно

Когда ты шёл потом по пляжу

В совсем другом и ярком месте

И думал: дом ещё далеко,

Где мама ждёт у изголовья

И пару дней всего до срока

И край письма закапан кровью…

Ну, а сейчас — совсем готовый

Поехать не туда, где пальмы,

А там, где шествуют коровы

И дом в деревне — главный самый.

И слышишь хор — смотри, на сцене

Певцы и батюшка и диакон —

Они все встали на колени,

Когда ты слушал и заплакал —

---

Ведь все на службе, словно дома,

И стул стоит на Горнем месте

И все другое — по-простому,

И про любовь здесь часто — жестом,

Ведь Церковь молится и знает,

Что все мы ждём под небесами,

И женщина письмо читает

У Главпочтамта, под часами.

* * *

Как важно то, что провода

Под снегом утром изогнулись,

Как важно, чтобы никогда

Они в паденьи не проснулись.

Как важно этот миг сберечь:

Ещё чуть-чуть. Чуть-чуть — терпите —

Пусть будет нежной ваша речь

Сегодня утром, берегите

Всех тех, кто рядом тихо спит

Иль далеко и вас не слышит,

Кто очень громко говорит

Иль просто «в личку» что-то пишет.

Скажите им, как важен свет

И то, что в доме есть лампада

И все забыли слово «нет»,

И во дворе скребёт лопата,

Поскольку, видишь — провода

От снега сильно изогнулись…

«Да, вижу-вижу. Вижу — да!»

И в доме все уже проснулись.

* * *

Я вижу, солнце как садится,

Как тихо стало все вокруг,

И только крыши черепица

Роняет слёзы или стук

Дождя иль ржавого железа —

Как мне понять: что сверху там

На гофре мокрой или срезе

Дождинок — ближе к облакам…

Туда уже мне не добраться,

А раньше лазал, но увы,

Теперь мне боязно сорваться,

Хотя лететь лишь до травы.

А там — лежи, смотри на звёзды

В надежде — может, упадёт

Сюда — чуть дальше или возле

Звезда моя меня найдёт —

Звезда — ах, звездочка, конечно!

Я не полезу больше ввысь,

Помедлив, может, иль поспешно

Я просто буду стебель грызть…

Смотреть — как солнышко садится,

Как тихо стало все вокруг,

Как нашей крыши черепица

Роняет слёзы или стук.

Письмо святого Царя

Николая Александровича своей супруге Александре Федоровне в ночь перед расстрелом 17 июля 1918 года в Ипатьевском доме

Ты помнишь эту ночь в июле

И, словно пенье за окном,

И то, как рано мы проснулись

И не могли уснуть потом.

Как мы сидели в старых креслах,

И занавесочек кайма

Нам говорила: все чудесно,

Все это — вовсе не тюрьма.

Сегодня в день иконописца

Андрей Рублёв напишет сам,

Как все спокойней наши лица,

Как молчаливей этот Храм,

---

Что в перекрестьи старых улиц

Вознёсся рядом в вышине,

И Петербург и нашу юность

Мы вдруг увидели в окне.

К чему, казалось бы, виденье

И ветерок, что поднялся —

Я помню каждое мгновенье,

И ночи летней небеса…

И как просили все Андрея,

Чтоб написал — вот Херувим

На помощь мчится к нам скорее,

И мы с ним вместе вдаль летим…

А, может, нет — мы знали точно,

Лишь воля Божья может все,

И мы в лесу водой проточной

Умыли потное лицо

Алёше — словно в Петергофе

Он бегал утром и устал,

И все, как будто на Голгофу,

Спустились медленно в подвал,

Ещё не зная ночи жуткой,

Когда взглянул в глаза твои

Таким же тихим, ясным утром

Уже у Храма на Крови.

* * *

Пожалуйста, не опоздай сегодня…

Снежок идёт немного синеватый.

Ты в курточке — уже весенней, модной

Побудь сейчас немного виноватой,

Когда войдешь и встанешь молча, слева

И будешь ждать не исповеди — плача

Под грустные и тихие напевы,

Но как заплакать? Трудная задача.

Переминайся, может быть, тихонько,

Придумай так: с носочков и на пятки.

Возьми платочек, тереби… Ах, хоть бы

Не позабыть церковные порядки

И все сказать сейчас и перечислить

Грехи, которые гнетут тебя и тянут

И не дают о трепетном помыслить —

Такая штука — собранная память

Из многих дней, событий и свиданий,

Которые приходят тягостно в избытке

Прохладной ночью или утром ранним,

Когда кофейник закипел на плитке…

Пожалуйста, не опоздай сегодня

И в храм войди, уже немного плача

О том, что вдруг испортилась погода.

Как не заплакать? Трудная задача.

* * *

Я жить помедленней, размеренно стараюсь

Без спешки, скрипа шин и шума магазинов.

Мне нравится, когда я в церковь собираюсь,

Аллея нравится — в берёзах и осинах.

Куда спешить? я дом свой долго запираю,

Иду не час, не два, похоже — вечность

По центру, сбоку, мимо и по краю —

Дай Бог дойду, когда наступит вечер.

Мне нравится чуть опоздать — пусть начинают,

А я в углу устроюсь тихо — не заметят.

Зато успел — скажу — испить стаканчик чаю

И может, все же выучу я к лету

Псалом иль несколько… скорей всего два слова,

Как учит нас Господь — не торопиться

Забыть иль вспомнить что-то из былого:

События иль суету иль, может, лица…

Вот так живу и все успеть и выполнить стараюсь.

Лишь бы хватило утром на дорогу силы —

Быть может, хватит, если вечером покаюсь

И упаду, воскликнув: Господи, помилуй!

В больничной палате — Книга судей Израилевых. Девора

Проститься с болью — это просто,

Когда тебе еще лежать

И гладить осторожно простынь

Рукою слабой и читать,

И трогать ветхие страницы,

Когда судья готовит путь,

Чтобы успели колесницы

В дороге долгой отдохнуть,

Чтобы потом взойти на го́ру,

Когда Фавор еще во мгле,

Когда Господь призвал Девору

Судить и править на земле,

Чтобы Варак узнал дорогу

И день, когда идти в Кедес,

И Ангел встал бы на пороге

В возникновении чудес,

---

Когда бы там упал Сисара

И пеший побежал бы прочь,

И Иаиль, как Божья кара,

Его бы приютила в ночь

В шатре, в котором только тени,

В котором льется молоко,

И он, пока еще не пленник,

Но кол торчит в виске его.

Тогда воспела песнь Девора:

Израиль ныне отомщен,

И высятся, не тая, горы,

И всех врагов унес Киссон!

Проститься с болью — это просто,

Когда тебе еще лежать,

И гладить осторожно простынь

Рукою слабой, и читать,

Что сорок лет земля не плачет,

И Бог тебя от бед спасет

И, может быть, улыбку спрячет,

Когда сестра опять войдет.

Хафиз Баси из Судана —
иподиакон нашего Владыки

Мне нужны стихи не от Уолта —

Чтобы рифма пела у окна,

И Уитмен видел бы — из по́рта

Убегает новая волна.

Мне цветы нужны не от Шагала —

Чтобы за околицей цвели,

И всегда их трепетно срывали

И потом все время берегли.

Мне нужны не старые пластинки

Или записи с You Tube или WhatsApp —

Молока налили бы из кринки

И тропинкой проводили в сад.

Мне слова нужны не от любимой —

Чтобы кто-то выругался вслед

И толкнули и прошли бы мимо,

И ещё бы выключили свет.

Мне нужны не прочные оковы

Или из Хартума караван

И чужих бы полюбили снова

И никто не умер бы от ран.

Не слова, а чаек южных крики

Мне нужны и с моря легкий бриз —

Чтобы иподиакон у Владыки

Был всегда по имени Хафиз.

* * *

Я понимаю то, что невозможно

И то, что происходит невпопад

И то, что утешительно и сложно,

И то, чему печалюсь или рад.

Я понимаю дождь, который сильный

И снег, идущий слабо по шоссе,

И просьбу: «Выключи мобильный»,

Когда природа нежится во сне.

Я понимаю истину любую,

Особенно, когда звучит «прощай»

И трогаю ключи — почти вслепую

И раздаю копеечки «на чай».

Я понимаю, если слышу слово,

И если плачут в сутолоке дней,

И если говорят: «Ну, все готово»

И улыбаюсь, если слышу: «Эй!»

Я понимаю все или немножко

И даже, если выпили вина

И даже, если снова — на дорожку,

И кто-то близкий машет из окна.

Я понимаю множество улыбок

И то, что в дождь остался я сухой

И совершил три тысячи ошибок,

И, может, стал немножечко другой.

Я понимаю трогательность жеста

И то, что происходит без следа

И то, что, может, есть немного места

В обители, где молятся всегда.

Я понимаю то, что невозможно

И то, что происходит невпопад

И то, что утешительно и сложно,

И то, чему печалюсь или рад.

* * *

Летом — разные видео, ракурсы.

Можно отсюда, а здесь — «по над пропастью»

Можно снимать и плакать от радости

В этой далёкой, крохотной «волости».

Как оказались здесь? Божией милостью

Где-то пешком, на попутках, трамвайчиком.

Видно, она на рассвете приснилась нам

Вместе с косулей и солнечным зайчиком.

Рядышком, рядышком встань с этим деревом,

Что на поляне стоит в одиночестве,

Чтобы подписчики сразу поверили

В наши улыбки и прочие почести,

Что воздаём мы в далёкой Абхазии

Дикой природе, дорогам, развалинам,

Где мы подробно все с SONY облазили —

Даже дворцы и владения Сталина.

---

Летом — разные видео, ракурсы.

Можно продолжить дальние странствия,

Можно снимать и плакать от радости,

Можно сойти, как в песне, на станции.

Как оказались здесь? Божией милостью

Как-то прошли тропинкой натоптанной.

Видно, она на рассвете приснилась нам

Вместе с равниной и баней натопленной.

Рядышком, рядышком встань с этой банькою,

Что в огороде стоит в одиночестве,

Чтобы подписчики сразу «пролайкали» —

«Ну, и прекрасно, что скособочена».

Прямо у речки в далеком селении,

Где колоколенка высится белая —

Где нас решили «поправить» пельменями

И на закуску — редискою спелою.

Летом — разные видео, ракурсы.

Можно отсюда, а можно со звонницы.

Можно снимать и плакать от радости

То, что тебе написали поклонницы.

Дорога к храму

Уже пора, пора готовиться к зиме

И привыкать пораньше выходить на службу

И спотыкаться с нежностью во тьме,

И помолиться сразу о недужных,

Когда ещё все сладко-сладко спят,

А ты торопишься успеть, летя по главной,

Пока ещё в прогнозах снегопад

И на ночь в доме не закрыты ставни.

Торопишься успеть под строгий свод,

Где утром в храме открывается пространство,

Где, просыпаясь, хор на клиросе поёт

И кто-то шепчет ближнему: останься!

Чтобы пройти во тьме запутанных дорог

Туда, где в таинстве рождаются мгновенья,

Которые в углу, у аналоя, дарит Бог,

Когда на плечи опускается прощенье.

Ну, а пока ты видишь бледный лик небес

И облака, что медленно плывут над головою,

Как слева пролетает сонный лес,

И справа кладбище, которое живое,

Где старый сторож форточку открыл

И думает, что скоро всех укроет снегом,

Но все-таки Архангел Михаил

Расчистит путь, что связывает с небом.

Поэтому уже пора готовиться к зиме

И привыкать пораньше выходить на службу

И спотыкаться с нежностью во тьме,

И помолиться сразу о недужных.

* * *

Определитесь с выбором дресс-кода,

И что купить Вам надо про запас —

И что надеть в дождливую погоду

Иль на приём — ну, например, сейчас.

Быть может, с бахромою будут шорты,

Иль длинное пальто и джинсы-решето —

Они подходят для занятий спортом,

А так же для шампанского. А что?

Вы наклоняетесь по пояс или ниже

И даже не пытаетесь постичь:

А кто сейчас Вам дальше или ближе,

И где сегодня волосы постричь?

На голове, а может быть, в Бангкоке,

Где очень важен глянцевый дресс код,

Когда плывешь или идёшь в потоке

Без всяческих исканий и забот.

Определитесь с выбором одежды,

И что надеть сейчас Вам на приём,

И кем Вам быть — послушной или нежной —

И не забыть о правилах потом.

Быть может, Вы запомните все точно,

Ведь правила сегодня таковы,

Что если Вам спасенье нужно срочно,

То Вам ответят медленно: увы…

Поэтому здесь шорты с бахромою

Иль длинное пальто и джинсы-решето,

А все, что просто — просто за кормою

И бесполезно спрашивать: а что?