Бесплатный фрагмент - Я всегда тебя буду ждать

Пролог

Над городом собрались тучи. Они ползли низко, почти над головами, сгоняя людей под крыши домов. Несмотря на ранний вечер, улицы словно вымерли. По крайней мере, в том месте, откуда мы начинаем повествование, почти никого не было. Никто не видел троих парней, нависших над неподвижным телом на грязном асфальте. Никто не слышал возмущённых возгласов хрупкой девушки. Она готова была расплакаться, но смотрела на обидчиков с отчаянной надеждой. Нападавшие этого не замечали. Или просто не придавали значения.

Высокие, спортивные ребята в модных брюках клёш и цветных рубашках окружили фигуру в чёрном. Они не были плохими людьми. Студенты МИСИ, комсомольцы и будущие строители коммунизма, они ввязались в драку, искренне веря в свою правоту.

Белобрысый Васька, с длинным носом и короткими белёсыми ресницами, был заводилой. Подскочив к священнику, он нагнулся, сунул ему под нос огромный кулак и прохрипел:

— Видишь это, опиум? Будешь знать, как за девчонками ухлёстывать. Я тебе покажу, как мне дорогу перебегать.

— Не тронь его, — вцепилась в мускулистую руку парня Даша, невольная причина скандала. Худенькая, на голову ниже Васьки, она смерила молодых людей разгневанным взглядом и обратилась к одному из них: — А от тебя, Вова, я такого не ожидала. Как тебе не стыдно?

Парень передёрнул плечами и невозмутимо проговорил низким голосом:

— Мне стыдиться нечего. Давно пора этих тунеядцев на место поставить. Будут знать, как обманывать трудовой народ.

— Это ты-то трудовой? — не унималась Даша. Серые глаза её яростно сверкнули. — Знаем мы таких трудяг!

Судя по тому, как напрягся Вова, слова девушки его задели. Он крепче сжал кулаки, на скулах проступили красные пятна.

— Не надо, Даша, — раздался негромкий голос священника. — Не нам осуждать молодых людей. Со своими грехами разобраться бы.

— Смотрите, кто заговорил, — вспылил Васька, задетый равнодушием своей жертвы. — Святошу из себя строишь! Только нас не проведёшь. Мы не старушки в платочках, повязанных по самые бровки, что вам последние сбережения относят. Мы комсомольцы, — с гордостью закончил он, ударив себя в грудь кулаком.

— Да лучше бы вы людьми хорошими были, — всплеснув руками, проговорила Даша и наклонилась к священнику. — Отец Георгий, у вас кровь. Вам к врачу надо.

На вид батюшке не было ещё и тридцати лет. Невысокий, коренастый, с чёрными как смоль волосами, завязанными в хвост, и небольшой бородкой, он появился в их районе несколько месяцев назад и сразу же понравился Даше. Спокойный, немного грустный, он рассказывал девушке о неведомых ей вещах, помогая справляться с проблемами и шаг за шагом меняя всю её жизнь. Его твёрдая вера в доселе неизвестного ей Бога проникла в девичью душу и пустила корни. И уже казались неважными встречи с подругами и многочисленными поклонниками, которые неизменно поджидали улыбчивую Дашу после работы. Те чутко уловили перемены в Даше и один за другим отходили в сторону. И лишь Васька продолжал упорствовать, не желая так просто сдаваться. Устроив ей несколько скандалов, которым позавидовали бы и темпераментные южане, парень сменил тактику. Васька затаился. Он наблюдал за девушкой, готовился, а узнав врага в лицо, позвал на помощь друзей. Те, возмущённые наглостью попа, тут же согласились и подкараулили парочку. В ход пошли кулаки. Со слезами на глазах Даша смотрела на молодых людей. Ведь они хорошие, она в этом была уверена. Просто глупые и горячие, сами не понимают, что творят. Жалко их, губят они себя. И батюшку жалко, пострадал он из-за неё. Побоялась она, трусишка, вечером одна домой идти, попросила проводить. А ведь отца Георгия дома дожидаются жена и дочка, маленькая Ксюшка. Волнуются, переживают.

С грустью взглянув на девушку, словно прочитав её мысли, священник поднялся с земли и отряхнул одеяние. Лицо его было в крови, левая рука висела плетью.

— Матушка ждёт, — спокойным голосом проговорил он и обратился к Ваське: — Приходите завтра в храм, и мы поговорим. Люди должны разговаривать, а не кулаками вопросы решать.

— В милицию пойдёшь? — зло бросил Васька, сделав шаг назад. Поведение попа смущало его, хотя никакие силы не заставили бы признаться в этом друзьям. — Только тебе там не поверят, — предупредил он. — Нам поверят.

— Матушка ждёт, — повторил отец Георгий и отвернулся, совершенно не опасаясь нападения со спины. Даша двинулась за ним, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не зарыдать в голос. На лице батюшки появилась улыбка. — Вот и я сподобился пострадать за Господа нашего Иисуса Христа. Не зря, значит, тружусь. А за друга своего не волнуйся, — сказал он девушке. — Он ещё придёт. Вот увидишь.

Васька и его друзья не слышали этих слов и идти за священником не собирались. Впрочем, колесо истории завертелось, и их мнения уже никто не спрашивал.

Глава 1

Васька с нескрываемой завистью посмотрел на друга. Вот это самообладание! Не подумаешь, что волнуется. Перекидывается шуточками с одногруппниками, заигрывает с молоденькой аспиранткой и привычным громким голосом требует добавки в институтской столовой. Словно это самый обычный день.

Консультация закончилась, и, перепрыгивая через ступеньки, приятели спустились на первый этаж. Там возле доски со списками абитуриентов крутились будущие студенты. Рядом висел плакат: «Учись строить будущее!» Под ним прилепился набросок кособокой деревенской халупы — очередная шуточка третьекурсника Петьки Федотова. К вечеру рисунка не будет, но сейчас он красуется у всех на виду, вызывая усмешки ребят и возмущённые комментарии преподавателей. Завхоз дядя Сёма ловко маневрирует на стремянке, выравнивая портрет Ленина. Эти стены так долго были их домом, что Васька невольно замедлил шаг. Он будет скучать по студенческой жизни. Потом. Когда окажется в светлом будущем. В том, что оно наступит, юноша не сомневался. Хотя…

— Сегодня решается наша судьба, — с деланым безразличием проговорил Васька. Но голос дрогнул, и парень смутился.

Его собеседник лишь передёрнул плечами и самоуверенно заявил:

— Волнуешься, что ли? Это ты зря. Наше с тобой будущее уже решено. Всё будет так, как мы захотим.

— Тебе легко говорить. Твоя мать — заведующая магазином. И с деканом она на короткой ноге. Ребята их на днях в ресторане видели.

Васька говорил без злости, просто напоминая известные факты. Несмотря на то что с Вовкой они дружили с первого класса, парень всегда понимал, что не ровня ему. Это только на съездах твердили про равенство и братство да в газетах писали. В жизни всё иначе. Перед сыном завмага были открыты все двери, а ребёнку швеи и слесаря приходилось прилагать усилия для того, чтобы получить те блага, что Вовка имел от рождения и абсолютно не ценил.

Вовка лениво потянулся, провожая взглядом хорошенькую первокурсницу, и беззаботно протянул:

— Что ты волнуешься? Дружище, ты лучший студент потока. Помяни моё слово, останешься в Москве возводить олимпийские объекты. Всех перспективных специалистов в столице оставляют. Сам знаешь, сейчас инженерами не разбрасываются.

— Хочешь сказать, в провинции перспективные специалисты не нужны? — обиделся Васька, который, в отличие от товарища, не кичился московской пропиской.

Вовка сделал шаг назад и театрально заломил руки.

— Дело первостепенной важности — не упасть в грязь лицом перед представителями капиталистических держав, кои, безусловно, будут присутствовать на Олимпийских играх тысяча девятьсот восьмидесятого года, — в точности скопировав манеру речи старенького лектора, любителя поговорить на тему предстоящих игр, сказал Вовка.

— А ты, стало быть, тоже в столице останешься? — Слова друга успокоили Ваську, и он впервые за день широко улыбнулся.

— А в этом можешь даже не сомневаться, — самоуверенно заявил Вова и толкнул толстую деревянную дверь, ведущую на улицу.

В глаза ударил солнечный свет, и приятели прищурились. Компания девушек, неспешно гуляющих по широкой дорожке возле института, замедлила шаг. Одёргивая коротенькие ситцевые платья и поправляя волосы, девчата с улыбками посматривали на друзей, приглашая тех сделать первый шаг. Вовка едва заметно усмехнулся, скользнув взглядом по юным созданиям. Васька фыркнул и сбежал по ступенькам.

— Молодые люди, а вы на танцы сходить не хотите? — прокричала самая бойкая из девчонок, полноватая блондинка с вздёрнутым носиком.

— Не танцуем, — буркнул Васька, не поворачивая головы.

— Я слышала, у вас сегодня распределение. Волнуешься? — Блондинка улыбнулась, открыв белоснежные зубки. — А ты не волнуйся. Я с тобой хоть на край света пойду. Ты только позови меня. — На последних словах голос девушки дрогнул, в нём послышалась мольба. — Я пойду за тобой, — пообещала она.

— Какой ещё край света? Земля круглая. Чему вас только в школе учат? А ещё комсомолка, — отрезал Васька и поспешно покинул территорию МИСИ.

Распределение должно было состояться после обеда, и друзья, не сговариваясь, повернули в сторону парка. Несмотря на браваду, оба нервничали, поэтому предпочли провести последние часы неизвестности вне стен альма-матер.

— Зря ты так с ней, — проговорил Вовка, когда девушки скрылись из виду. — Хорошая она девочка. Отцу пару раз помогала в больнице, врачом стать хочет.

— Вот и женись на ней, раз хорошая, — продолжал накручивать себя Васька. — А мне такие не нравятся.

— Знаем мы, какие тебе нравятся, — беззлобно поддел Вовка, понимая, о ком говорит товарищ.

Молодые люди подходили к метро. Народу было много, пришлось сбавить скорость. Переговаривались на ходу, то повышая голос, чтобы перекричать гул толпы, то понижая его до шёпота.

— Ничего ты не понимаешь, — огрызнулся Васька, ослабив душивший его галстук. — Она мне, можно сказать, в душу плюнула. Вот объясни мне, что ей надо. Молодой, перспективный, замуж зову. Чем этот поп лучше? Почему она по вечерам с ним прогуливается, а от меня словно от огня бежит?

Вспомнив коренастого батюшку с кротким взглядом, Вовка поморщился. Думать о той встрече не хотелось. Он понимал, что был прав. Поддержал друга в его праведном гневе. Слово-то какое — «праведный». Старое, изжившее себя. А почему-то именно оно на память пришло. Васька с ума сходил по Дашке, только о ней и говорил, жениться собирался. А тут этот поп появился. Задурил девчонке голову. Пришлось вмешаться. Не мог же он оставить друга одного? Логика железная. Откуда тогда чувство, что нырнул в канализацию? Хотелось отмыться.

— Я с Дашей говорил, — признался он. — Встретил её на днях.

Вовка не стал уточнять, что специально поджидал девушку после работы.

— Обо мне, что ли? — строго спросил Васька. — Не надо было. Сам свои проблемы решу.

— Ты решил уже. Руку попу сломал, между прочим. Хорошо, он в милицию не пошёл, а то плакали бы наши дипломы и назначения.

— Так ты ради этого ходил?! — Васька резко затормозил и повернулся к спутнику. Две пары голубых глаз уставились друг на друга, не мигая. Мимо шли люди, толкая юношей и ругаясь, но они этого не замечали. Всё их внимание было сосредоточено на безмолвном диалоге. Наконец Васька охрипшим голосом озвучил свои мысли: — А ты что же, боялся, что поп в милицию пойдёт? За свою шкуру дрожал?

---

— За тебя переживал, дурак, — тут же вспылил Вовка, отчасти из-за того, что приятель был прав: он струсил. Если бы об этом проступке стало известно в деканате, можно было надолго забыть об олимпийских объектах и о вступлении в партию.

— А ты за меня не волнуйся, — оттолкнув собеседника и презрительно посмотрев на него, отчеканил Васька. — Я выкручусь. Не впервой. Домой лучше иди. Тётя Тамара наверняка деликатесов прикупила ради такого случая. Тебе ведь можно не ожидать распределения, ты и так знаешь, что из Москвы не уедешь. Вот и празднуй!

Васька понимал, что говорит обидные слова. Знал же, что у друга тяжёлые отношения с матерью, но остановиться не мог. Обида клокотала внутри и требовала выхода. И всё равно на кого. Да хоть на Вовку. Он везунчик, всегда выйдет сухим из воды.

Злость гнала Ваську вперёд. Туда, где почти месяц назад его иллюзии были окончательно разбиты. Ведь он жениться хотел, а она!.. Идут, переговариваются, чуть не за ручки держатся. Дашка вся так и светится. Словно внутри неё горит огромная яркая лампочка и освещает весь мир вокруг. Именно это и поразило Ваську сильнее всего — счастье, которое излучала девушка. Он и не выдержал, не железный ведь. Сбил попа с ног мощным ударом в челюсть, пнул пару раз. Даже обидно стало, что долгогривый такой квёлый и сдачу дать не может. Руку ему сломал. А ведь и убить мог, если бы не Даша, бросившаяся на его защиту. Такая малышка, а не побоялась троих крепких парней. Тем хуже для него. Значит, серьёзно у неё. Не играет.

Васька давно вышел из метро. Ноги сами его несли к тому месту. Обычная улица, похожая на сотни других. Те же лавочки, неказистые деревья, серые, мрачные дома. А ещё купол храма, видневшийся невдалеке. Золотой, с крестами, стремящимися в небо. И это в атеистической стране, считавшей религию пережитком прошлого. Идея пришла в голову внезапно, да так и не успела укорениться. За спиной послышались шаги, и Васька резко развернулся.

— Поп, — выдохнул он, глядя на тёмную фигуру перед собой.

— Отец Георгий, — улыбаясь краешком губ, проговорил недавний знакомый, левая рука которого неподвижно висела на перевязи.

Васька сжал кулаки и, злобно сверкая глазами, смотрел на мужчину в шаге от него.

Глава 2

Тамара Павловна Петрова была довольна своей жизнью. Она ещё молода, не дурна собой, занимала хлебную должность и вызывала зависть подруг, которые могли лишь мечтать о таком.

Трёхкомнатная квартира в центре Москвы сверкала чистотой и уютом. Тамара не брезговала сама заниматься домашними делами, искренне считая, что настоящая коммунистка должна успевать всё. Столовое серебро начищено до блеска, на югославской стенке ни пылинки, дорогой фарфоровый сервиз на двенадцать персон, гордость хозяйки, ежедневно вынимался из-за стекла и протирался мягкой тряпочкой. О кулинарных способностях Тамары Петровой ходили легенды. Благо заведующей магазином «Океан» было несложно достать любой деликатес. Да и сама женщина соответствовала статусу: ухожена, со вкусом одета, модно причёсана и накрашена. Вряд ли хотя бы один человек в мире, включая супруга, видел Тамару Павловну растрёпанной или неряшливой.

— И как только ты всё успеваешь, Томочка? — с плохо скрываемой досадой спрашивали подруги, нетерпеливо ожидая, когда идеальная Петрова даст слабину.

— Главное, всё правильно распланировать, — самодовольно улыбаясь, отвечала та и искренне верила в свою правоту.

В последние дни налаженный распорядок дал сбой, и Тамара, привыкшая, чтобы всё шло по плану, растерялась. Затем она взяла себя в руки, проявив присущую ей активность в щекотливом вопросе взаимоотношений Влада и Даши. Именно об этом и шла речь в квартире Петровых в тот момент, когда Васька встретил отца Георгия на уютной улочке родного города.

— Томочка, а ты не преувеличиваешь? — Алексей Михайлович, высокий, худощавый, с седыми короткими волосами и голубыми глазами, излучающими нежность и щенячью преданность, растерянно посмотрел на супругу. Последние двадцать лет он работал педиатром в детской поликлинике, и его абсолютно всё устраивало. В отличие от жены, он довольствовался крошечным кабинетом и сварливой медсестрой, которая души не чаяла в начальнике.

— Я их сама видела. Своими собственными глазами, понимаешь? Лёша, я просто дар речи потеряла. — Глядя на эту крупную женщину с волевым подбородком, сложно было представить, что она способна удивляться. — Наш сын и эта вертихвостка!

— Томочка, ты же говорила, что тебе нравится эта девочка, — попробовал возразить Алексей Михайлович. — Даже хвалила её.

Глаза Тамары округлились, отчего морщины на высоком лбу прорезались чётче.

— Я говорила, что она парикмахер хороший. И не буду этого отрицать. — Надо отдать должное, Тамара Павловна никогда не отказывала людям в похвале, если они того заслуживали. — Но видеть её в качестве невестки в собственном доме я не намерена.

— Томочка, а ты не слишком строга к ней? — прошелестел Петров, протягивая руки. — Она ведь молодая девушка. В их возрасте и надо влюбляться и радоваться жизни.

— Я пять лет хожу в эту парикмахерскую и наслушалась историй про её поклонников. — Тамара рухнула в кресло, которое жалобно заскулило под её габаритами. — И я не желаю видеть Владлена в толпе её кавалеров.

— А может, у них всё серьёзно?

Алексей Михайлович редко спорил с женой и совершенно не умел этого делать. Да и вряд ли кто сможет переубедить мать, защищающую своего единственного и горячо любимого сына.

Тамара не слушала доводов супруга, вспоминая встречу молодых людей. Она как раз собиралась зайти в «Локон» подровнять стрижку, благо парикмахерская находилась в соседнем здании, и можно было отлучиться с работы, не опасаясь, что об этом будет доложено выше. Парочка, оживлённо спорившая на ступеньках парикмахерской, её не заметила. Разговора Тамара не слышала, но по жестам и выражению лица сына многое поняла, а точнее говоря, додумала. И никто не мог переубедить её, она знала, что права. Сын пытался удержать девушку, но та оттолкнула его и, сказав что-то обидное, поспешила вернуться в зал. Со своего места Тамара видела, как Владик дёрнулся, словно от удара, и побледнел. Материнское сердце почуяло беду и рванулось на помощь «несчастному мальчику», как Петрова до сих пор частенько называла сына.

— Они ругались прямо посреди улицы. Это как низко надо ценить себя, чтобы выяснять отношения на людях! Владлен так и крутился возле неё, только что не умолял. А эта дрянь ещё и хвостом крутила.

— Ругались — значит, помирятся, — философски изрёк Петров. — Томочка, боюсь, что в данной ситуации мы ничего не сможем сделать, — спокойно сказал он, с жалостью глядя на супругу.

Но Тамара вовсе не выглядела побеждённой, напротив, её глаза светились триумфом.

— Я уже сделала, — разгладив на коленях полы халата и бросив гордый взгляд на мужа, заявила она.

Алексей Михайлович отошёл к окну и, пристально всматриваясь в лицо Тамары Павловны, настороженно поинтересовался:

— Томочка, что ты сделала?

— Я их разлучила, — отчеканила она, не мигая.

Негромко, одними губами, муж повторил:

— Тома, что ты сделала?

Ответ последовал тут же, но не от супруги. В коридоре послышался шум, хлопок двери и приглушённая ругань. На пороге комнаты появился Вовка. Его голубые глаза, обычно смеющиеся, метали молнии, голос срывался от ярости.

— Это твоих рук дело? — Не разуваясь, юноша прошёл в комнату и навис над матерью.

На лице Тамары не дрогнул ни один мускул.

— Владлен, немедленно сними ботинки, — скомандовала она. — Или сам будешь убирать всю эту грязь.

— Собачку надо было назвать этой кличкой, — сжав кулаки, процедил молодой человек.

Он не любил, когда мать называет его полным именем, а вне семьи предпочитал представляться Владимиром.

— Сынок, что происходит? — Алексей никогда не видел сына в такой ярости. В этот момент мальчик был по-настоящему страшен. На миг возникло ощущение, что он собирается ударить мать. — Мне кто-нибудь объяснит, в чём дело? — взмолился доктор, растерянно глядя на близких.

— Речь идёт о том, что твоя жена отправила меня в Тмутаракань, — ледяным голосом проговорил Вовка. — Какой-то там Оскол. То ли старый, то ли древний. Слышал о таком городе? И я нет. А в ближайшие три года мне придётся там жить! — Взяв вазу с тюльпанами, стоявшую на столе, он прицелился и… фарфоровый сервиз на двенадцать персон, гордость хозяйки дома, шумно разлетелся на куски. С ненавистью глядя на мать, юноша процедил: — Сама уберёшь.

Парень выскочил из комнаты и хлопнул входной дверью, известив супругов о том, что они остались в квартире вдвоём.

Тамара, на протяжении всей тягостной сцены не потерявшая самообладания, обиженно поджала губы.

— Я это ради него сделала, — сказала она и осторожно, чтобы не пораниться, принялась собирать осколки вазы и фарфора.

Алексей Михайлович молча ушёл в спальню, так ничего и не ответив Тамаре. Она этого не заметила, погружённая в собственные мысли.

Солнце садилось, когда две девушки возвращались с деревенского кладбища, держась за руки. У водонапорной башни подруги ненадолго остановились, чтобы умыться и глотнуть сладкой ледяной воды. Привязанный неподалёку бык завистливо посмотрел на них и громко замычал, словно просил напомнить хозяйке забрать его во двор — ночью на лугу холодно.

— Ночевать к нам пойдёшь, — скомандовала Любочка, высокая, статная, с румяными щеками и горящими чёрными глазами. — Мама сказала, чтобы я не оставляла тебя одну.

Её спутница молча кивнула, думая о своём. В прошлом месяце Наташе исполнилось восемнадцать лет. Праздновать не стали. Бабушка, единственная родная душа, тяжело болела, и девушка буквально разрывалась между работой и уходом за старушкой. Три дня назад бабушка Маша умерла, и Наташа осталась совсем одна. Несмотря на заботу друзей и соседей, её не покидали тяжёлые мысли. Что делать? Как жить дальше?

Наташа была хороша собой, хоть и не догадывалась об этом: высокая, худощавая, с косой до пояса и зелёными глазами. Деревенские парни поглядывали ей вслед, предпринимая неловкие попытки пригласить скромницу на свидание. Та лишь улыбалась в ответ, тепло и открыто. До сих пор её сердце ни разу не забилось в ответ на восхищённые взгляды. Это наполняло душу тихой грустью и делало будущее неопределённым. Ничто не держало её в деревне, кроме страха сделать первый шаг.

Наташа остановилась и улыбнулась краешком губ, впитывая в себя открывшуюся картину, словно нарисованную рукой гениального художника. Внизу под горой вилась узкая чистая речка, впадающая в искусственный водоём, у берегов которого часто можно было встретить рыбаков с удочками и сетями. Изумрудно-зелёные луга простирались на многие километры. Вдали виднелись разноцветные крыши домов соседней деревеньки. Ещё дальше, если приглядеться, можно было заметить трубы заводов, нелепыми рогами стремящиеся ввысь. Наташе не хотелось туда смотреть. Она предпочла бы забыть о том, что в получасе езды от них есть город с серыми высотками и холодными, суетливыми улицами. Всё её существование было сосредоточено в селе Нижнеатаманском, где она жила с малых лет вместе с любимой бабушкой. И эта деревня вовсе не умирала, как твердили дикторы по радио. Она была живой и тёплой, а город казался чужим и равнодушным. Но именно мысли о городе не покидали девушку.

— Пошли, — поторопила подруга, потянув Наташу за рукав лёгкой кофточки, — мама ждёт.

— Хочу запомнить этот вид. Я раньше не замечала, как здесь красиво. А ты?

Но Любочка не разделяла настроения Наташи и не замечала тут никакой особенной красоты. Эту гору она помнила с самого детства. Зимою с неё катались на санках и лыжах — с радостными визгами летели вниз, падая на ходу и врезаясь в снежные сугробы. Летом и осенью ходили по грибы и ягоды в лес, росший на склоне. А ещё тут было деревенское кладбище, и приходилось несколько раз в месяц убирать могилки.

— Гора и гора, — пожала плечами Любочка и поёжилась от холодного ветра. — Ещё налюбуешься. Пошли домой. Мама борща приготовила.

— Я в город завтра еду, — мысленно попрощавшись с родными местами, проговорила Наташа.

— Правильно, — поддержала её Любочка, — тебе поступать надо. Сколько можно в магазине и за грузчика, и за поломойку работать? Я бы тоже в город поехала, да Андрейка к ребятам ревнует. Подашь документы в училище, а с сентября учиться начнёшь. Может, и общагу дадут.

— Я у дяди жить буду. Если не выгонит. — Наташа повернулась к Любочке и заглянула ей в глаза. — У меня дядя в городе есть. Бабушка перед смертью о нём сказала. Они много лет не виделись.

— Вот как! — Любочка сжала руку подруги так, что на тонкой коже остался след пальцев. — Я об этом ничего не знала. Мама не говорила, что у бабушки Маши был ещё один сын. Я думала, что дядя Петя единственный ребёнок.

Глаза почуявшей тайну девушки заблестели. Её воображение тут же нарисовало романтическую картину любви, полной печали и страданий, которая на долгие годы разлучила сына с матерью.

— Я только боюсь, что дядя не примет меня, — робко призналась Наташа.

---

Ветер шевелил волосы на её висках, и Любочка невольно подумала, что подруга не представляет себе, насколько она в этот момент прекрасна.

— Мы тебе всегда будем рады, — полуобняв Наташу, проговорила Любочка.

При мысли о предстоящей разлуке хотелось плакать. Девушек связывала настоящая дружба, из тех, когда расстаться — всё равно что разделить душу надвое. Ночью Любочка уткнётся лицом в подушку, чтобы не разбудить домашних рыданиями, но сейчас она улыбалась, всеми силами стараясь поддержать Наташу. Только излишняя суета в движениях выдавала её грусть.

⠀

Глава 3

В скромной двухкомнатной квартире в микрорайоне Горняк ждали гостя. С самого утра Ирина Николаевна, полная красавица средних лет, без устали сновала из угла в угол, приводя жилище в должный вид. Хотя, какой вид в данном случае необходимо считать должным, она не знала. Не каждый ведь день в её дом наведывались приезжие из самой столицы.

— Может, ты мне поможешь? — прикрикнула Ирина Николаевна на мужа, лежащего на диване. — Я уже с ног сбилась, а ты даже палец о палец не ударил!

— У меня выходной, — категорически возразил супруг, продолжая изучать газету, в которой не было ничего интересного.

---

— Во сколько он придёт? — в который раз спросила хозяйка, посматривая на часы. — Я успею себя в порядок привести?

Она бегала по дому в ситцевом халатике, на голове громоздились бигуди, лицо поблёскивало от крема. Новое, купленное по случаю платье висело в спальне. Там же стояли туфельки. На туалетном столике занял почётное место флакончик «Красной Москвы», приобретённый специально для встречи гостя.

— К четырём. Успокойся, — Степан Кузьмич придирчиво осмотрел жену. — Сколько можно стараться ради какого-то сопляка? Меня из командировок ты так не встречаешь.

— Этот, как ты изволил выразиться, сопляк — инженер. На твоей, между прочим, стройке, — скрестив руки на пышной груди и выразительно подняв бровь, напомнила Ирина Николаевна.

— А я прораб, — буркнул муж, отшвырнув в сторону газету. — И проработал там всю жизнь. В отличие от этого сопляка, я начал с азов.

— Прораб, который находится под началом у юного инженера, — уточнила Ирина Николаевна, не щадя самолюбия супруга.

— Да какой он начальник?! — завёлся Степан Кузьмич, не в силах смириться с тем, что вынужден подчиняться вчерашнему студенту. — То ли работать, то ли его охранять, чтобы кирпич на голову не упал.

Скрыв улыбку, Ирина наивно взмахнула ресницами:

— Так он же в каске! Хорошо, что ты пригласил его к нам. В нашем городе он человек новый, недавно переехал. Вот мы и возьмём его под своё крылышко. Я, кстати, Катюшу в гости пригласила. Пусть молодёжь немного пообщается.

---

— Сватаешь, — беззлобно буркнул Степан, всем видом демонстрируя, что женские интриги его не касаются.

— Познакомим, а там видно будет, — промурлыкала Ирина.

Степан её уже не слушал, думая о предстоящем вечере. Когда объявили о строительстве новых микрорайонов, он искренне обрадовался. Старый Оскол растёт, расширяется, да и ему работа найдётся. Больше двадцати лет он отдал профессии. Начинал с малого — песок в бетономешалку на тачке возил. До прораба сам поднялся, своим трудом и опытом. Кузьмич перед начальством никогда не заискивал, но оно его уважало. И он отвечал ему тем же. А тут новый инженер прибыл и в первый же день на площадку без каски заявился. Степан налетел на него, словно коршун:

— Что это вы, товарищ, технику безопасности нарушаете?

А тот рассмеялся ему прямо в лицо и нагло так заявил:

— А может, я вас проверяю?

Лощёный такой, в модных брюках клёш, а штанины аж полы подметают, настолько длинные. Сразу видно: столица. Вот как такого уважать можно, а тем более слушать? Месяц с той встречи прошёл, а Степан всё не мог забыть ни нахальной улыбки, ни слов про проверку. Да и супруга подлила масла в огонь. Как узнала про молодого специалиста, так сразу и заладила: пригласи да пригласи. Её дело бабье, ей перед московским гостем покрасоваться хочется. Красавица ведь она у него, хоть и раздобрела за последние годы. Да и Катьку пристроить надо. Негоже, девица двадцати лет, а всё ещё не замужем. Своих детей у них нет, вот Ирина и печётся о соседской девчонке как о родной.

— Женщины, что с них возьмёшь, — пробурчал Степан, с тоской глядя на костюм, приготовленный женой. — Мало мне на работе лицезреть этого хлыща, так он ещё ко мне домой явится.

— Катюша пришла, — услышал он голос Ирины из коридора и тяжело вздохнул. Ещё одна. Сейчас начнут прихорашиваться, шушукаться, рецепты обсуждать. Словно в мире нет ничего важнее, кроме предстоящего ужина.

Катерина, невысокая, миловидная, с короткими волосами, негромко поздоровалась и скрылась с Ириной Николаевной в соседней комнате. Их оживлённые голоса доносились до Степана, а он лишь страдальчески закатывал глаза.

— Что за манера волосы стричь и брюки носить, — не желая успокаиваться, ворчал он. — Так сразу и не поймёшь, где парень, а где девка.

Несмотря на брюзжание, к Кате Степан относился хорошо. Он знал её с пяти лет, с тех пор как соседка по коммуналке попросила Ирину присмотреть за дочкой. Девочка выросла у них на глазах, стала родным человеком и желанным гостем в новенькой квартире, которую они получили два года назад.

— Стёпа, ты бы оделся!

Ирина Николаевна появилась в дверях при полном параде. Даже во взвинченном состоянии Степан заметил, насколько хороша его супруга. У Иры были прекрасные волосы, густые и шелковистые. Многие женщины с завистью смотрели ей вслед, а Степан сиял от гордости, что такая красавица выбрала именно его. Карие глаза миндалевидной формы, ресницы длинные, изогнутые, маленький, аккуратный носик и чувственный рот, который она неизменно подводила ярко-красной помадой — на его скромный взгляд, Ирина была идеальна. Даже полнота не портила её, а лишь добавляла очарования. Рядом с ней Степан чувствовал себя троллем из сказки: маленьким, лысым и толстым.

Ради улыбки Ирины Степан готов был хоть каждый день приглашать товарища инженера. Потому, забыв о недовольстве и спорах, он потянулся к единственному костюму, который надевал лишь на ответственные мероприятия и встречи. И кто только придумал эти пиджаки? Неудобные, движения сковывают, чувствуешь себя в нём словно связанный. Хорошо ещё, что галстук повязать не попросила, а то пришлось бы и удавку нацепить. На что только не пойдёшь ради любимой жены.

Глава 4

Ещё один человек был не менее раздражён, чем Степан. А может, и более. Он уже минут пятнадцать бродил по городу в поисках цветочного магазина, но ничего похожего не находил.

— Дались тебе эти цветы, — бубнил юноша себе под нос, крутя головой направо-налево, словно флюгер.

Услышав от строителей о красоте Ирины Потаповой, он решил оказать даме знак внимания. Пусть порадуется. Не всё же ей на лысину супруга любоваться. Только уточнить, продают ли где-то поблизости букеты, не догадался. Вот и топтался на одном месте, как дурак.

Вова Петров почти месяц жил в Старом Осколе, но так и не смог привыкнуть к этому городу. Слишком он был маленьким и пресным, совершенно негде разгуляться. Ни парка, чтобы пройтись с друзьями, ни ресторана, куда можно пригласить девушку. Нет, конечно, тут имелись рестораны, да и пару скверов он видел. Но всё это настолько мелко и неинтересно, что Вовка невольно возвращался мыслями к столице. Небо и земля.

Чей-то возглас оторвал его от невесёлых мыслей. Вова невольно прислушался, автоматически поворачиваясь в сторону привлёкшей его внимание парочки.

— Отпустите меня, пожалуйста, — молила незнакомка, пытаясь вырваться из цепких рук длинноволосого мужчины в чёрной кожанке.

С первого взгляда было совершенно непонятно, сколько ей лет. Платье опускалось ниже колен и висело на тоненькой фигурке словно мешок. На плечи накинут пуховый платок, из тех, что носят бабушки в деревнях. Длинные волосы, заплетённую в косу, доходили почти до пояса. Это могла быть как совсем молоденькая девушка, так и женщина средних лет. Впрочем, испуганный голос выдавал юный возраст жертвы. В руках она держала большую клетчатую сумку, которую пытался отобрать дылда в кожанке.

— Я же говорил, что найду тебя, — оставив, наконец, сумку в покое, пьяно рявкнул мужчина. — Тебе от меня не скрыться!

Девчонка была бледна, словно мел. Голос её дрожал.

— Оставьте меня, пожалуйста. Я вас не знаю.

— Зато я тебя знаю, — длинноволосый оскалил прокуренные жёлтые зубы в подобии улыбки. — А скоро и ты меня узнаешь поближе, — рассмеялся он собственной шутке.

В этот момент девушка повернула голову, и Вовка вздрогнул. Столько мольбы и отчаяния было в её взгляде, направленном, казалось, ему прямо в сердце, что он счёл нужным вмешаться.

— Оставь её! — подойдя к парочке ближе, велел Вова.

В глазах пьянчуги мелькнуло изумление. Словно сам факт того, что кто-то посмел заговорить с ним, несказанно удивил его.

— Это ты мне? — выразительно посмотрев по сторонам, проговорил он. — Молокосос. Ты это, видимо, кому-то другому сказал. Иди лучше, куда шёл, и не вмешивайся не в свои дела.

Вове даже смешно стало от подобного наезда. Неужели длинноволосый хиппарь думает напугать его угрюмым выражением лица и заимствованными словами? Видимо, шедевры американской киноиндустрии добрались и до этого провинциального городка. Теперь каждый второй мнит себя грязным Гарри.

— Это твой друг? — обратился он к девушке, старательно игнорируя пьяного парня.

Впрочем, можно было не спрашивать. Ответ был написан на худеньком осунувшемся личике с тёмными кругами под глазами.

— Я его не знаю. — В её голосе звучали надежда и мольба. — Я всего несколько раз приезжала в город с бабушкой. Он меня на вокзале увидел, приставать начал. Я тогда сбежала. А сегодня снова его встретила.

— Со своей девушкой я сам разберусь, — нагло заявил длинноволосый, исподлобья посматривая на Вовку.

Они были примерно одного роста и комплекции. Высокие, крепкие — они стояли друг напротив друга, и никто не собирался сдаваться. Глаза одного горели яростью, алкоголь ударил в голову, и он неспешно почёсывал кулаки в предвкушении боя. Второй был спокоен, даже насмешлив, считая сложившуюся ситуацию не более чем фарсом, и уж тем более не помышлял о драке.

— Отпусти девушку и дай ей пройти. — В тихом Вовином голосе звучало столько уверенности, что парень невольно ослабил хватку.

Девчонка воспользовалась моментом и, оттолкнув руку длинноволосого, отскочила в сторону. Она была благодарна за вмешательство, но всё же смотрела с тревогой, не понимая, можно ли доверять своему спасителю. Хиппарь сплюнул сквозь зубы, негромко выматерился и отошёл.

— Не могли бы вы проводить меня? — попросила девушка, косясь на преследователя. — Мне недалеко.

— Вообще-то я спешу, — попробовал возразить Вова, и тут же на него вновь устремились глаза, полные мольбы.

— Пожалуйста, — прошептала незнакомка. — Он ведь рядом. Может и вернуться.

Парень и правда топтался неподалёку, бросая хищные взгляды на ускользающую добычу.

— Ну если только недалеко, — буркнул Вова, мельком посмотрев на часы.

Похоже, на ужин он опоздает, а уж о цветах и вовсе можно забыть. Не то чтобы его волновал этот визит, но хорошее воспитание вынуждало приходить вовремя даже на незначительные, по его мнению, встречи.

— Здесь совсем рядом, — быстро заговорила девушка, заметив его взгляд. — У меня адрес записан. — Перестав прижимать к груди свою поклажу, она достала из кармана лист бумаги и прочла: — Горняк, 15. Мне туда надо.

— Вот как? — Вова не смог сдержать смешка. Он, конечно, понимал, что город маленький, но всё же не до такой степени, чтобы абсолютно незнакомая девчонка, случайно встреченная на улице, искала тот же дом, что и он сам. — А квартиру тебе какую?

И тут же зелёные глаза с подозрением уставились на него.

— А вам зачем?

Вова рассмеялся. Пигалица, а туда же. Боится его. Да она ведь совсем не в его вкусе! Простенькое платье, платок этот облезлый, коса до пояса, косметики ноль. Деревня, одним словом. Невольно вспомнилась Даша, по которой его друг Васька сходил с ума. Та ухоженная, модная, глазки подведёт, губки накрасит. А эта? В общем, небо и земля.

— Я сам туда иду, — пояснил он. — Хотел узнать, может, нам в одно место.

— Я к дяде иду, — не очень уверенно проговорила девушка, прижав руку к груди.

— Да хоть к тёте! — Глядя на неё, хотелось смеяться и плакать одновременно. Она напоминала воробушка, попавшего в стаю воронов. И было абсолютно непонятно, как она поступит в следующий момент: сбежит или кинется в атаку. — Я в двадцатую квартиру иду. А ты?

Ответ девушки его совершенно не удивил.

— И я.

И опять Вова не смог сдержать смеха. Что за город такой, в котором первая встречная девица идёт туда же, куда и ты? Правильно говорят, что в деревнях все друг друга знают. А этот городок, судя по всему, недалеко от села ушёл. Волной поднялась злость на мать, которая из-за каприза добилась его отправки в провинцию. Другие используют связи, чтобы помочь детям, а эта только что камень на могильный холмик не поставила. Ведь мог бы вместе с Васькой олимпийские объекты возводить, а вместо этого новый микрорайон в глуши строит.

— Что ж, давай знакомиться, — резко прекратив смеяться, сказал он. — Меня Вова зовут.

— Наташа.

— Ладно, Наташа, пошли. Я провожу тебя к дому твоего дяди.

И Вова двинулся вперёд, не оглядываясь, словно позабыв о девушке. Ей надо, пусть и догоняет.

Подумав несколько секунд, Наташа улыбнулась краешком губ и, перехватив сумку поудобнее, пошла следом.

Глава 5

В комнате было душно, и Вова распахнул окно. Легче от этого не стало. Откинув не первой свежести простыню, он сел на продавленную кровать и закрыл лицо руками. Там, в Москве, Вовка никогда не придавал значения бытовым мелочам, которые так ценила мать. Ему было абсолютно всё равно, где спать, его смешили разговоры про югославские стенки и фарфоровые статуэтки, а уж погоню за коврами он и вовсе не понимал. Лишь переехав в эту конуру с неудобной кроватью в углу, шкафом с вечно скрипящей дверцей, обшарпанным столом и тремя колченогими стульями, парень почувствовал, что скучает по своей комнате. Ему не хватало столичной суеты, беготни и хаоса, шумных друзей и хорошеньких девушек, с которыми можно посидеть в ресторане или сходить на дискотеку. Он тосковал даже по студенческим походам, по песням у костра тёплой лунной ночью и купанию в ледяной реке.

— Может, тебе девушку завести? — пробормотал он. — И жизнь сразу наладится. — От мысли, что начал разговаривать сам с собой, Вовка расхохотался. — Э, брат, так недолго и совсем одичать. И тогда девушка тебе будет уже не нужна.

Весной Вове исполнилось двадцать два года, и приятели в шутку начали ему сватать Маринку из соседнего подъезда. Это была весёлая блондиночка с глазами-льдинками, носившая исключительно мини-юбки, чтобы подчеркнуть свои длинные, стройные ноги. Марина напропалую кокетничала с ним, и он уже начал всерьёз подумывать о том, чтобы закрутить с ней роман. Но последовала ссылка в провинцию, и все планы полетели к чертям.

Мысли о Марине плавно перетекли в воспоминания о сегодняшнем вечере. Интересная всё-таки собралась компания. Красавица Ирина не обманула его ожиданий. Он был наслышан о супруге Степана и, можно сказать, только ради неё принял приглашение прораба. Ей было около сорока, но выглядела она намного моложе. Вова невольно сравнил её с матерью и подумал о том, насколько они не похожи. Ирина — это сплошной шарм и обаяние, чего стоит одна её широкая улыбка, открывающая белоснежные зубки! А его мать больше напоминает генерала в юбке.

Впрочем, в компании, которая собралась у Потаповых, на роль генерала претендовала, скорее, Катя. Быть может, из-за коротких волос или слишком прямого взгляда? Она даже не скрывала, что ищет жениха и рассматривает его в качестве кандидата.

— А может, я бабник и лентяй? — ляпнул Вова, смущённый слишком пристальным взглядом.

— До свадьбы можешь гулять с кем хочешь, а после будешь верен только мне.

Катя хихикнула, и Вова поддержал её игру.

— А может, я выпиваю и буду поколачивать супругу?

— А может, это я тебя поколочу?

Все за столом рассмеялись, словно Катя рассказала остроумный анекдот. Лишь деревенская Наташа строго посмотрела на девушку, видимо не понимая, как можно так фривольно себя вести с малознакомым человеком.

Вова усмехнулся, вспомнив физиономию Степана, когда тот увидел Наташу.

— Я вам родственницу привёл, — с порога заявил он, пропуская вперёд девчонку в старушечьем наряде. — Стоит на улице, по сторонам озирается испуганно и не знает, куда идти. Оказалось, нам в одно место, вот я и решил проводить.

Лицо Степана вытянулось и покраснело. Он взмахнул руками, отчего пиджак затрещал по швам.

— Какая ещё родственница?! — Голос прораба сорвался на фальцет. — Никаких родственников мы не ждём.

Вова смутился. Вот так тихоня, обвела вокруг пальца! Наплела про доброго дядю, а он и поверил, даже проводить предложил. В тот момент Вова забыл о Наташином преследователе, и вся ситуация виделась ему совсем в другом свете. Сразу вспомнились истории о наводчицах, которые под благовидным предлогом посещали дома партийных работников, а после этого пропадали ценные вещи.

— Бабушка Маша сказала, что вы мой дядя, — промямлила девица, но Степан перебил её:

— Не знаю, кто и что тебе сказал, но, если ты немедленно не уберёшься из моего дома, я вызову милицию.

— Но мне некуда идти, я сегодня из деревни приехала, — робко возразила Наташа, и Вова подумал, что она либо очень хорошая актриса, либо не врёт. Даже жалко её стало. Мысли о наводчице показались совсем уж нелепыми.

— Вот и возвращайся в свою деревню, — буркнул Степан, кинув недовольный взгляд на Вовку: мол, кого это ты мне притащил?

Тут в дверях появилась женщина с изумительными карими глазами. Вова сразу понял, что это Ирина, и не смог сдержать улыбки. В отличие от супруга, она не стала кричать. Минуту Ирина молча изучала гостью, а затем произнесла хорошо поставленным бархатистым голосом:

— Ты ведь Петина дочка, да? У тебя глаза отцовские, такие же зелёные.

— Меня Наташа зовут.

Девушка с восхищением смотрела на хозяйку дома.

— А Петя где? — отчего-то покраснев, спросила Ирина. — Он с тобой не приехал?

— Папа умер. Давно уже, больше десяти лет прошло, — удивлённо ответила Наташа. — А бабушка Мария этим летом умерла.

— А твоя мама? У тебя же есть мама? — наконец подал голос Степан, видимо признав в незнакомке племянницу.

— Мама погибла вместе с отцом. На машине они ехали и разбились.

Наташа окончательно смутилась. Было заметно, что вовсе не такой встречи она ожидала. Длинные, тонкие пальцы девчонки крепче вцепились в тяжёлую сумку.

— Значит, ты сирота. — Ирина сделала шаг назад и протянула гостье руку. — Ну что ты стоишь в дверях, проходи. Никто тебя не укусит. И вы проходите, — лучезарно улыбнулась она Вове. — Извините, конечно, за недоразумение. Просто для нас Наташин приезд стал неожиданностью.

— Так, может, я пойду? — проявил галантность Вова, которому не терпелось покинуть это странное сборище. — Посидите в семейном кругу. А я в другой раз зайду. Не на месяц же я в ваш город приехал, время ещё есть.

Вова видел, что Степан обрадовался его предложению. Появление племянницы стало для него сродни снегу на первое июня. Но самым неприятным было то, что молодой инженер оказался невольным свидетелем этой встречи, в которой он, надо признать, показал себя не с самой лучшей стороны. Едва не выгнал сиротинку из дому. Как всякий не очень уверенный в себе человек, Степан не понимал, как ему себя вести в подобной ситуации. Он предпочёл бы просто перенести запланированный приём, дабы всё хорошенько обмозговать, но его супруга думала совершенно иначе.

— Ну что вы, — она покачала головой и махнула рукой в сторону кухни. — У меня уже всё готово. Стол накрыт, еды на всех хватит. Посидим, поговорим, познакомимся поближе.

Что-то в её тоне насторожило Вову. Взгляд Ирины буквально обволакивал его, приглашая остаться. Но поменять решение его заставило вовсе не это.

— Пожалуйста, останьтесь! — прозвучал негромкий голос возле его уха. Вова даже не сразу понял, кому он принадлежит, а Наташа продолжила: — Я их совсем не знаю. Вдруг дядя Стёпа меня прогонит?

— Меня ты тоже не знаешь, — шёпотом напомнил он девушке, с которой судьба свела его полчаса назад.

— Вы меня уже спасли сегодня. Спасите ещё раз, пожалуйста.

И Вова не смог уйти. Так и поплёлся вслед за хозяйкой в квартиру. И сразу же понял, что его насторожило в интонациях Ирины. На крохотной уютной кухоньке в цветастом переднике суетилась девушка, с интересом посматривавшая в его сторону. На миг он почувствовал себя в ловушке и непроизвольно сделал шаг назад. И наткнулся на умоляющий взгляд Наташи.

— Что это ты, Вовка, девушки испугался? — тут же насмешливо заговорил внутренний голос. — Почувствуй себя барышней на выданье. Развлекайся.

Беззаботно улыбаясь, Вова прошествовал в гостиную и, заняв отведённое ему место во главе стола, в ожидании посмотрел на женщин. Что ему ещё приготовил этот безумный день?

Лишь поздно ночью, лёжа в постели и изнемогая от жары, Вова вспомнил умоляющий голос и робкий взгляд и невольно подумал: «А что, если Наташу и правда выгнали? Куда она пошла? Что с ней станет?»

Глава 6

В небольшой, уютной кухоньке было темно. Лишь круглая луна смотрела сквозь оконное стекло, не в силах понять, почему странные люди сидят там ночью за столом, не включая света. Званый ужин давно подошёл к концу, посуда была вымыта и убрана в шкафы, остатки продуктов заняли свои места на полках холодильника. Степан Кузьмич звучно храпел в спальне. Время от времени он постанывал — переполненный желудок не давал покоя. Ирина Николаевна и Наташа пили холодный чай и негромко переговаривались.

— Значит, тётя Маша никогда не упоминала о нас со Стёпой, — выслушав историю девушки, уточнила Ирина.

Её новое нарядное платье было небрежно брошено на спинку стула, волосы скручены в тугой узел, а руки нервно теребили тоненький поясок халата.

— Только перед смертью рассказала о дяде, — подтвердила Наташа. Девушка понимала, что в этом есть тайна, но не торопилась расспрашивать новоявленную родственницу. — Бабушка не хотела, чтобы я одна осталась, вот и заговорила о нём.

— Степан с матерью больше двадцати лет не общались. Так и не смогла она его простить. Да и меня тоже, — задумчиво протянула Ирина, наматывая пояс халатика на палец. — Степан после ссоры на поклон не пошёл, гордый очень. А я просто не знала, как ей в глаза посмотреть. Так и не виделись с тех пор, пока поздно не стало.

Ирина Николаевна замолчала, глядя на загадочную луну, словно та могла подсказать, как жить дальше.

— Вы не знали, что бабушка умерла? — спросила девушка, недоумевая, как такое возможно.

— От тебя узнали, — с грустью призналась Ирина.

— Не похоже, чтобы дядя расстроился. — В голосе Наташи не было укора, скорее лёгкая печаль.

— Сложно понять, что у Степана на душе. Он не любит говорить о матери. Слишком много всего между ними произошло.

Наташа внимательно слушала. Бабушку она просто обожала. Это был самый добрый и светлый человек во всей её короткой жизни. Сколько она себя помнила, к бабе Маше все ходили за советом, и она никому не отказывала в помощи. И казалось просто невероятным, что все эти годы бабуля была в ссоре со своим старшим сыном и его женой.

— А твои родители, — с непонятной тоской поинтересовалась хозяйка. Она говорила полушёпотом, и Наташе приходилось напрягать слух, — они были счастливы вместе?

Девушка улыбнулась. В глазах её светилась нежность, когда она вспоминала родителей.

— Очень, — выдохнула она. — Они просто обожали друг друга, никогда не ссорились. Каждый вечер папа читал мне книжки, а мама сидела рядом и штопала одежду или вязала. А потом они целовали меня в щёку и говорили, что пора ложиться спать. Я начинала капризничать и просила ещё немного посидеть со мной. Когда они умерли, я плакала по вечерам, вспоминая папин голос и мамины руки, пахнущие свежей выпечкой, — наморщив лоб, закончила она.

— А мы со Стёпой так и не завели детей, — сказала Ирина, украдкой утерев непрошеную слезу. — Всё откладывали на потом. А это «потом» так и не наступило.

— Мама с папой хотели много детей, а родилась одна я, — Наташа негромко рассмеялась собственным мыслям. — Бабушка всегда говорила, что на меня вся надежда. Нарожаю, мол, десять правнуков, и ей помирать некогда будет. — Девушка тряхнула головой, прогоняя наваждение. — А сама не дожила до правнуков.

На кухне наступила тишина. Лишь старые ходики на стене неспешно отбивали ритм, да из спальни доносилось сонное бормотание Степана Кузьмича.

— С инженером ругается, — прислушалась к ворчанию супруга Ирина. — Никак успокоиться не может.

— С Владимиром? — Наташа вспомнила высокого темноволосого парня, и в груди защемило. И что он только о ней подумал? Вначале едва не подрался из-за неё с хулиганом, потом чуть не поссорился с дядей, а она его даже не поблагодарила.

Наташа не была трусливой. Спокойная и уравновешенная, она трезво смотрела на вещи, стараясь не поддаваться панике. Но патлатый хулиган, приставший к ней неподалёку от дядиного дома, вызывал у неё острый, почти животный ужас. Рядом с ним она чувствовала себя маленьким кроликом перед грозным удавом и ничего не могла с этим поделать. Потому и потянулась за помощью к первому встречному, не думая о том, что может подвергать себя ещё большей опасности. Впрочем, в голубоглазом юноше было что-то располагающее, несмотря на его явное нежелание спешить на выручку.

— Степан вообще не любит конфликты, — с улыбкой пояснила Ирина, решив высказаться в защиту мужа. — Но к молодому поколению относится слишком критически. Всё, мол, они делают не так. Вот я и настояла, чтобы его новый начальник в гости пришёл. Думала, посидим за одним столом, поговорим…

— А тут я вам на голову свалилась, — закончила за неё Наташа, подперев голову кулачком.

— И хорошо, что приехала. Об этом не переживай. Лучше подумай, что дальше делать. Если хочешь моё мнение, то тебе учиться надо. Время подать документы ещё есть.

— Я работать буду, — отпив холодного сладкого чаю, решительно проговорила девушка. — И учиться вечером. Хочу бухгалтерское дело изучать. Я и в деревне помогала продавцу в магазине дебет с кредитом сводить.

— Это хорошо. — В голосе Ирины звучало удивление, словно она не ожидала подобного ответа. — Но почему вечером? Тяжело ведь будет.

— Не хочу никому быть в тягость, — заглянув хозяйке дома прямо в глаза, пояснила Наташа.

— За нас не волнуйся, — попробовала возразить Ирина, но смутилась, столкнувшись с взглядом, так похожим на тот, что она до сих пор хранила в своей памяти.

— Я работать буду, — кротко, но в то же время настойчиво повторила Наташа.

Пришлось смириться с этим решением.

— Со Степаном поговори, — посоветовала Ирина. — Думаю, он сможет подыскать тебе не очень тяжёлую работу.

Наташа растерянно посмотрела на собеседницу. Степана она слегка побаивалась и потому просить его об одолжении не решилась бы. Иное дело Ирина, располагающая к себе мягкостью и добротой. С ней было так легко общаться, словно не существовало целой жизни, в которой Наташа не знала о дяде и его жене.

Уже лёжа в кровати, Наташа перебирала в памяти события этого сложного дня. Столько эмоций пришлось испытать ей в последние часы: и неуверенность в почти незнакомом городе, и беспокойство в ожидании встречи с новой роднёй, и дикий ужас, когда пьяный хулиган пристал к ней на улице, и мирное ночное единение с дядиной женой… Наскоро прочитав вечернее правило, девушка добавила в помянник несколько новых имён: Ирина, Степан и Владимир. Уснула она быстро, утомлённая переживаниями, искренне веря, что все страхи остались позади.

Глава 7

Алексей Михайлович шаркающей походкой подошёл к кабинету, возле которого уже собрались мамочки с детьми.

— Сейчас начнём приём, — устало сказал он и скрылся за некрашеной дверью. Впереди ждала ещё одна долгая смена.

Доктор Петров любил своё дело. Он относился к тому редкому типу людей, которые готовы приплачивать за право появляться на рабочем месте ежедневно. В истории болезни он уходил с головой, переживая за каждого маленького пациента и искренне радуясь, когда мамы со слезами умиления рассказывали, как поправляются их крошки. Но в последнее время ему стало всё сложнее переступать порог кабинета. Алексей Михайлович и сам не понимал причину. Пожалуй, их накопилось слишком много.

Медсестра, с которой он проработал бок о бок столько лет, ушла на пенсию, и теперь ему чуть не каждую неделю присылают новенькую. Только приспособишься, объяснишь ей, что да как, смотришь — а на тебя таращится новая пара широко раскрытых, испуганных глаз. Алексей Михайлович даже ходил жаловаться главврачу. Впрочем, «ходил» — это сильно сказано. Добирался до двери главного и, покачав головой, спешил назад. Дети не виноваты в том, что у него проблемы. Да и девочки эти молоденькие тоже. Надо же им учиться? Он и сам не сразу освоил профессию, не один год вопросы задавал. В общем, нечестно это как-то — жаловаться.

И не в медсестричках одних причина. Дома стало холодно, неспокойно. К супруге Алексей Михайлович относился со снисходительной нежностью. Считал, что она слишком много внимания уделяет мелочам вроде хрустального сервиза или пятирожковой люстры, но не спорил — мало ли что у этих женщин на уме. Тамара была счастлива, а это самое главное. Но после отъезда Владлена в Старый Оскол всё изменилось. Жена всё чаще грустила, всё больше времени проводила на работе. Теперь по возвращении домой Петрова встречала не улыбающаяся супруга, а пустая квартира. Никто не сновал по кухне, не накрывал ему стол. Тамара приходила уставшая и, буркнув несколько слов, ложилась спать, совершенно не желая выслушивать такие важные вещи, как покраснения на коже Леночки Терентьевой или колики её соседа Пашки Крюкова.

— Давай в другой раз поговорим. Я устала, — не поворачивая головы, говорила она.

Алексей Михайлович искренне удивлялся подобному безразличию: что может быть важнее здоровья детей? Вот и вчера Тамара лишь махнула рукой в ответ на его рассказ, а утром положила непрожаренную яичницу на тарелку супруга и убежала на работу.

— Буду поздно. У меня совещание, — только и сказала она, забыв поцеловать его в щёку. А ведь за двадцать пять лет, прожитых в браке, жена ни разу не нарушила этой традиции.

Петров позавтракал, помыл за собой посуду, закрыл дверь на два оборота и поплёлся в поликлинику. Шаркающей походкой. С чувством, что весь его мир рушится.

В кабинете его ждала очередная медсестричка. Краем глаза доктор увидел коротенький халатик и туфельки на высоком каблуке. И что они все носят эти колодки? Красиво, с этим не поспоришь. Но как же в этом можно ходить весь день? Вот Тамара, к примеру, надевает лодочки рано утром и лишь к вечеру снимает. И сколько бы ей ни говорил о том, что ногам надо отдыхать, лишь отмахивается: мол, вам, мужчинам, этого не понять.

При воспоминании о супруге и без того плохое настроение Петрова стало ещё хуже.

— Доброе утро, — пробурчал он, надевая халат, — готовы к приёму?

— Доброе утро, — прощебетала девушка, счастливо улыбаясь. От этой улыбки Алексею Михайловичу стало неловко. И чего он с самого утра на людей кидается? Вот и девочку чуть не отругал из-за обуви. Старый ворчун. — Конечно, готова. Только я очень волнуюсь. Вы поправляйте меня, пожалуйста, если я что не так сделаю.

— А ты что же, первый день? — удивился доктор. Стажёров ему ещё не давали.

— Ну что вы! Я уже полгода в поликлинике. Но, когда меня к вам направили, испугалась.

— Такой страшный?

Петров попытался вспомнить, смотрелся ли он сегодня в зеркало, и память услужливо показала ему седого тощего старика с выцветшими, усталыми глазами.

— Ну что вы? — растерялась девушка. Радость исчезла из её голоса, уступив место тревоге. — Вы же легенда. Я маленькая была, вы меня от бронхита лечили. Два месяца со мной провозились, даже дома навещали. Мама сказала, что, если бы не вы, я бы не выжила. Я, как узнала, что с вами работать буду, даже заплакала от счастья.

Доктор взглянул на медсестру. Лицо её казалось знакомым — немного удлинённое, с тонкими губами и серьёзными голубыми глазами. Она смотрела на него с надеждой. Но через руки Алексея Михайловича прошло столько больных детей, что он стал забывать их имена. Часто с ним здоровались на улице, расспрашивали о жизни, а он лишь недоуменно хлопал ресницами, не представляя, кто это.

— У меня плохая память на имена, — сконфуженно признался он. — Кажется, у тебя был плюшевый мишка, с которым ты не расставалась, даже на приём его брала.

Девушка улыбнулась, отчего на щеках её появились ямочки.

— Тёпа. Только это был кролик. Однажды я забыла его в кабинете, и маме пришлось возвращаться в поликлинику, потому что я никак не хотела ложиться спать без него.

— Этого я не помню, — развёл руками Петров.

Медсестра смотрела на него с неприкрытым обожанием, и у Алексея Михайловича стало теплее на душе. Быть может, постоянные замены не так уж плохи? Вот какая замечательная девочка сидит в его кабинете.

— Зовут тебя как? — поинтересовался он.

— Вера Кононова, — поправив халатик, ответила она.

— Так вот, Вера Кононова, давай начинать приём. А то мамочки волнуются. И да, — немного подумав, решился Петров, — ты бы тапочки надела. На таких-то каблуках весь день не пробегаешь.

— У меня сменка с собой.

Достав из шкафа пакет, девушка вынула босоножки. Скинув неудобную обувь, она с наслаждением зажмурилась, чувствуя, как расслабляются онемевшие ступни.

— Я просто хотела в первый день быть красивой, — призналась она.

— Мы не на показе мод, — застёгивая халат, сказал Петров. — Для пациентов главное, чтобы мы им помогли, а не то, как мы выглядим.

Алексей Михайлович немного лукавил. В этом году ему исполнялось пятьдесят пять лет, и он, что называется, махнул рукой на внешность. Доктор и раньше не особо любил разглядывать себя в зеркале, считая это излишеством. Для мужчины главное — его дела. А сейчас максимум, на что у него хватало терпения, — причесать седины и бежать дальше. Но Алексей Михайлович ценил моменты, когда супруга возвращалась из парикмахерской. Причина была не в новой причёске — откровенно говоря, её он даже не замечал, — а в глазах Тамары, которые светились осознанием собственной привлекательности. В эти минуты он любил жену ещё сильнее. Он понимал, что женщина должна себе нравиться. Конечно, Тамара притягивала его внимание в любом виде, но если ей так важно хорошо выглядеть, он принимал это и не осуждал в других людях. Особенно в этой молодой девушке.

— Я приглашаю. — Вера заговорщически улыбнулась и, заметив кивок доктора, приоткрыла дверь. — Можете войти, — мягко сказала она.

В кабинет вплыла почтенная матрона с пережжёнными перекисью волосами и тут же начала:

— Алексей Михайлович, мы к вам. Сашенька заболела. Горлышко красное, кашель. А с утра температура была. Я хотела в школу её вести, попробовала лобик, а она вся горит. А ведь ещё вчера всё хорошо было. Может, эпидемия какая. Доктор, миленький, вы мне скажите всю правду. Я выдержу. Эпидемия? Что-то серьёзное? Ещё же вчера всё хорошо было.

Следом за женщиной появилась девочка лет десяти с забавными конопушками на носу и скорбно поджатыми губами.

— Мама, мне уже лучше, правда, — чувствуя себя неуютно от неуёмной опеки, попробовала возразить она. — Я просто мороженого поела, вот горло и заболело.

Женщина всплеснула руками:

— Мороженого?! Я сколько раз говорила, у тебя слабое горлышко, тебе нельзя холодное. — С надеждой посмотрев на Петрова, мамаша попросила: — Скажите хоть вы ей. Меня она совершенно не слушает.

— Что ж, давай посмотрим твоё горлышко, — улыбаясь маленькой пациентке, сказал Алексей Михайлович.

Рабочий день начался.

Глава 8

Не дочитав, Вовка захлопнул книгу и вытянулся на кровати. Томик Мопассана достался ему в наследство от предыдущего жильца. Потрёпанный и обёрнутый старой газетой, он лежал в верхнем ящике кухонного стола. Трижды доставал Вовка роман и каждый раз останавливался на пятнадцатой странице.

— Вырвать тебя, что ли? — буркнул он, злясь на автора за невнятное начало и на себя за то, что не может найти себе место.

Скользнув взглядом по крошечной комнате, Вовка поднялся, наскоро переоделся в модные джинсы и зелёную рубашку и вышел из дома.

По привычке свернул налево, но задумался: куда он идёт? Прежние друзья, шумные и весёлые, остались в Москве, а новыми он не обзавёлся. В унылую квартиру возвращаться не хотелось, и Вова неспешно шёл вперёд, разглядывая окрестности. Старый Оскол был небольшим, но зелёным. Повсюду росли высокие тополя, коренастые яблони с мелкими плодами, которые постоянно таскали озорные мальчишки. Не удержавшись, Вовка сорвал одно яблоко, впился зубами в сочный плод и зажмурился. Ну и кислятина!

Старая часть города была сплошь одноэтажной и больше напоминала деревню. Во дворах лаяли собаки, за невысокими заборами разгуливали куры, бестолково переходя с места на место. Люди, идущие ему навстречу, вежливо здоровались, а порой и останавливались, чтобы заговорить. Пару месяцев назад подобная общительность удивляла Вову, но сейчас он спокойно отвечал на приветствия, вёл пустые беседы про отсутствие дождей и урожай огурцов. Какая-то женщина в застиранном платье несла ведро, полное крупных жёлтых груш. Она достала одну и протянула ему:

— Вот, попробуй, со своего сада.

Груша оказалась сочной и сладкой, и Вова пожалел, что не попросил ещё. Можно было даже купить немного — уж очень вкусные.

Поплутав по улочкам, он вышел к реке. Два мужичка с удочками мельком взглянули на парня и, не оценив модные джинсы, вернулись к своему занятию. Минут пять Вова наблюдал за неподвижными поплавками и заскучал. Почесал затылок, посмотрел на часы: до вечера ещё долго. Можно было посидеть на лавочке в парке или зайти в гости к новым знакомым. Несколько человек, в том числе Потапов, приглашали его, но Вова лишь вежливо отнекивался. Казалось, что всем этим людям от него что-то надо. После встречи с Катей это ощущение не покидало Вову.

Уйдя тем вечером от Потаповых, он и не вспомнил о девушке с короткими тёмными волосами. Но, как выяснилось, та о нём не забыла. Уже на следующий день Катерина явилась на стройплощадку. В руках она держала корзинку со снедью, которую якобы принесла для Степана Кузьмича, но сама всё время крутилась возле молодого инженера.

— Пообедать не хотите? — лучезарно улыбаясь, проворковала Катя, оправляя обтягивающие брючки.

Вова отказался. С самого утра у него во рту маковой росинки не было, но такое навязчивое внимание парню претило.

— Не хочу объедать Кузьмича, — отшутился он. — Он прораб, ему сил больше надо. А я через полчаса в контору вернусь, в удобное кресло.

— А у меня на всех хватит, — похвасталась девица, подхватив его под руку. — Вот увидишь, я вкусно готовлю. Пальчики оближешь, — и тут же смутилась. По крайне мере, приняла сконфуженный вид. — Ничего, что я на ты?

— Я не институтка, не обижусь, — пробурчал Вова, чувствуя себя телёнком, которого ведут на убой.

Катя на самом деле оказалась отменной поварихой. Так вкусно парень не ел ни разу после переезда. Ну а уж после того обеда чем его только не потчевали: и заливной рыбой, и голубцами, и кваском под холодец с хреном. Что и говорить, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Вова убедился на этом на собственном опыте.

Весь минувший месяц он частенько встречался с Катей, прогуливался с ней по парку, приглашал в кино и рестораны. И родителям в письме намекнул, что при случае обязательно познакомит их с девушкой. Ох, как мать заволновалась! Собиралась даже приехать в город, да дела помешали. Вова лишь посмеивался, чувствуя себя школьником, прогуливающим уроки. И самому приятно, и предков позлить можно.

Но сегодня с Катей видеться не хотелось. Он придумал какое-то оправдание, пообещав увидеться на неделе, но уточнять, когда именно, не стал. Слишком уж Катерина давила на него разговорами о совместной жизни.

— А ты сколько детей хочешь? — буквально на днях поинтересовалась она, и Вова тут же ощутил, как нежнейшая кабачковая икра стала безвкусной, а домашний хлеб резиновым.

— Я об этом ещё не думал, — ответил он, с подозрением глядя на девушку, сидевшую напротив него.

Молодые люди встречались в его комнате, и Катю это нисколько не смущало. Она приходила по вечерам, приносила еду или же готовила на скорую руку на кухне. Она могла появиться у него на пороге рано утром и, вооружившись веником, начать уборку.

— Ну и грязи у тебя, — яростно размахивая тряпкой, говорила она. — Ничего, я тобой займусь.

От этой шутливой угрозы Вовке становилось не по себе. А пару дней назад поклонница, кажется, решила пойти в атаку.

— Вовочка, я тараканов дома потравила. Вонища стоит. Можно я у тебя переночую? — сунув ему увесистую сумку, спросила она и тут же прошла в комнату, не дав возможности отказаться.

Да и какой мужчина откажется от такого прозрачного предложения? Будучи джентльменом, Вова уступил девушке кровать, а сам устроился на полу, кинув туда одеяло и подушку. Естественно, позже он планировал вернуться на кровать, но после затянувшегося разговора об их будущей совместной жизни предпочёл остаться на полу. Чтобы эта самая жизнь не наступила раньше времени.

И сейчас, идя по городу в полном одиночестве, он почувствовал, что рад этому. Что ещё надо: ветер в лицо, солнце греет каждую клеточку тела, а впереди воскресенье. А значит, можно не думать о бесконечных чертежах и сроках сдачи объекта.

От приятных мыслей Вову отвлёк ощутимый пинок. Парень резко развернулся и увидел перед собой четырёх здоровяков с длинными немытыми волосами и сигаретами в зубах. Один из них — видимо, именно он пнул Вову — стоял чуть ближе и нагло улыбался.

— Ну что, фраерок, вот мы и встретились, — дыхнув перегаром, прогнусавил он. — Я давно искал тебя.

— Ты не в моём вкусе, — соображая, кто это такой и что ему надо, съязвил Вовка.

Патлатый молча смотрел на него — похоже, до него не сразу дошло, что это значит. Услышав за спиной смех друзей, он сжал кулаки и подался вперёд.

— Думаешь, самый умный? Приехал тут из столицы и давай нашим бабам лапшу на уши вешать! Держись от Наташки подальше, или я тебе рога пообломаю.

— Я смотрю, ты в одиночку разобраться не можешь. Друзей позвал на помощь, — не остался в долгу Вовка, отступая на шаг.

Драться Вова не любил. С детства родители учили сына, что все проблемы можно решить без кулаков. И он верил этому. Впрочем, мальчишка всегда остаётся мальчишкой. Его били, и он отвечал, но никогда не нападал первым. Единственным исключением стал случай со священником, но о нём Вова старался не вспоминать, искренне недоумевая, почему повёл себя так.

Да, драться он не любил, но умел. И сейчас он не думал, позволив телу действовать. Длинноволосый ринулся в бой и тут же застонал, получив неожиданный отпор. Боковым зрением Вовка заметил, что остальные взяли его в кольцо. В отличие от подвыпивших соперников, хладнокровия он не терял, отвечая точными и сильными ударами на их нелепые размахивания руками.

— Главное — не останавливаться. Главное — не подпускать их со спины, — проносилось в голове, и Вова крутился ужом, совершенно не думая о той, из-за кого происходила битва.

Хук, подсечка, бросок. На следующее утро он будет рассматривать свои сбитые в кровь костяшки пальцев и припухшую скулу. Но в тот миг были лишь удары — те, которыми он награждал хулиганов, и те, что получал сам.

— Оставь девчонку в покое, — наконец прохрипел Вова корчившемуся на земле патлатому.

Он огляделся: дружкам, кажется, тоже на сегодня хватило.

Вова отвернулся и медленно пошёл прочь, чувствуя спиной полный ненависти взгляд. На секунду подумалось, что соперник может подняться и напасть вновь, но он не ускорял шаг.

— Она моя, — злобно сверкая глазами и сплёвывая кровь, прогнусавил ревнивец вслед уходящему Вове.

Тот лишь пожал плечами.

Глава 9

Служба закончилась, но Наташа не покидала церкви. Ей до сих пор казалось невероятным, что она попала сюда.

Сколько девушка себя помнила, раз в месяц бабушка Маша водила её в Свято-Никольский храм. Изредка их подбрасывал до города сосед дядя Ваня на своих новеньких «жигулях». Чаще приходилось добираться пешком. Дорога занимала целый час, но девочка не роптала — послушно брала бабушку за руку и в зной ли или мороз семенила за ней. Время шло, Наташа взрослела, и уже бабушка не поспевала за ней, всё чаще останавливаясь, чтобы отдохнуть.

В храм ходили, почти не таясь. Видимо, власти понимали, что в деревнях сложнее контролировать верующих, и спускали всё на тормозах. На уроках, конечно, рассказывали о попах-тунеядцах и развитом социализме, в котором нет угнетения. Пару раз проверяли, не носят ли ученики крестики. Баба Маша о таких проверках знала заранее — соседи предупреждали. Накануне приезда инспекции Наташа заболевала.

— Не снимай его. Никогда, — грозно сказала бабушка, когда однажды девочка захотела снять крестик и пойти в школу без него. — Он твоя защита.

— А если меня из школы выгонят? — испуганно спросила Наташа, теребя тонкую цепочку.

— Времена сейчас не те, — погладив внучку по волосам, успокоила баба Маша. — Не выгонят, только малость пропесочат. Недаром же нас считают отсталой деревней, с нас спрос невелик.

Больше месяца прошло после смерти бабули, а девушка ни разу не была в Свято-Никольской церкви. Наконец решила в воскресенье встать пораньше и пойти. Где пешком, где на трамвае — к началу службы и поспеет. Вышло иначе.

Услышав о том, куда собирается племянница, Ирина замахала руками.

— Только Степану ни слова. Он этих попов с детства не выносит. Говорит, мать так и не избавилась от своей темноты, хорошо хоть, он вовремя сбежал.

— Это вы, что же, в храм совсем не ходите? — искренне удивилась Наташа.

В родной деревне все от мала до велика хотя бы раз за год на службе бывали. Кулич посвятить, водицы крещенской набрать или свечку за упокой поставить — как же без этого, если душа просит? А тут на тебе, продвинутый город.

— А что я там забыла? — пожала плечами хозяйка, переворачивая на сковородке творожные пампушки. — И ты бросай глупостями заниматься. Это тёмные старухи верят в загробный мир и промысел Божий, а мы сами кузнецы своего счастья.

Наташа промолчала и больше не заводила разговоров на эту тему в дядином доме, но от поездки не отказалась.

В воскресное утро она поднялась на заре, умылась и надела ситцевое платьице, сшитое бабушкой. Тихонько проскользнула в коридор и, накинув на плечи платок, вышла из дома. На улице было свежо. За ночь земля остыла, и природа наслаждалась прохладой. В кронах деревьях пели птицы, радуясь новому дню и славя Творца. Улыбка озарила лицо девушки. Хотелось раскинуть руки подобно птице и обхватить ими весь мир.

Наташа неспешно шла вперёд, провожая взглядом редкие автобусы и впитывая в себя всю прелесть пробуждающегося мира. Повернув на кольце, она прошла пару сотен метров и поравнялась с Александро-Невским собором. Он был небольшим, кирпичной кладки, с золотыми куполами, искрящимися на солнце. Наташа не раз видела эту церковь в окно автобуса, который вёз её на работу, но зайти не решалась. Словно неведомая сила удерживала девушку от этого шага. Сегодня она тоже прошла бы мимо, направляясь к родному Свято-Никольскому храму, но чей-то тоненький голос остановил её.

— А вот и Наташенька, — услышала она откуда-то сбоку и вздрогнула. — Лизка заждалась тебя. Каждый день жду, а ты всё не приходишь.

В паре метров от неё стояла маленькая, худенькая женщина. Несмотря на лето, незнакомка была в поношенном вязаном платье неопределённого цвета, на плечи накинут пуховый платок. Даже подойдя ближе, девушка не могла понять, сколько лет этой странной женщине. Лицо почти без морщин, но в глазах читалась настоящая мудрость, а упавшие на лоб волосы были абсолютно седыми.

— Вы ко мне обращаетесь? — решила уточнить Наташа, хотя на улице больше никого не было.

— Приведёшь ты его, вот увидишь. Только не сдавайся, руки не опускай, — прошелестела женщина и отвернулась, нерешительно двигаясь в сторону храма.

Девушка автоматически шагнула следом.

— Кого его? — не поняла она.

— Того, кто у тебя на сердце, — ответила Лиза, ударив кулаком себе в грудь. — Своего Адриана.

— Но я не знаю никакого Адриана!

Наташа совсем растерялась. Конечно, она слышала от бабушки о юродивых и блаженных, которые изъяснялись загадками. Она не сомневалась, что встретилась с одной из них, но понять, о чём говорит женщина, не могла.

— А ты не стой, — прикрикнула незнакомка, пригрозив ей кулаком. — Иди за Лизкой. Отец Антоний ждёт нас. Мы опаздываем.

Первые лучи солнца только коснулись купола, и собор был ещё закрыт. Лизу это не смущало. Встав в десяти метрах от входа, она трижды перекрестилась, упала на колени да так и застыла. Наташа молча созерцала эту картину, сердцем понимая, что в душе незнакомки происходит борьба.

— Нельзя, — подняв голову от земли, Лизка посмотрела на девушку, и та увидела, что в глазах её стоят слёзы. — Не пускают, — негромко добавила она.

— Кто не пускает? — Наташа подошла к блаженной и погладила её по волосам. Захотелось утешить её и ободрить, но в глазах несчастной было столько скорби, что девушка не нашлась что сказать.

— Лизка здесь побудет, — вновь склонив голову, пробормотала женщина. — А ты иди. Отец Антоний сейчас придёт.

Словно ожидая этих слов, из-за угла показался священник. Он был невысок ростом, с круглым лицом и небольшими усиками над верхней губой. Бороды не было, и, если бы не длинное чёрное одеяние, Наташа ни за что не признала бы в нём иерея.

— Доброе утро, Лизонька, — ласково сказал он. — Я вижу, ты уже на посту.

— Благослови, батюшка. — Юродивая ловко поднялась на ноги и подошла к священнику. Поцеловав его руку, она повернулась к Наташе и радостно добавила: — Вот, Наташеньку тебе привела. Сама она никак дойти не могла.

Услышав это, девушка почувствовала нестерпимый стыд и, опустив глаза, подошла под благословение к батюшке. И тут же ощутила его лёгкую руку на своей голове.

— Зайдёшь сегодня, Лизонька? — спросил священник, с нежностью глядя на женщину.

— Нельзя мне, — скорбно поджав губы, сказала та. — Не вымолила.

— Ничего, вымолишь, — убеждённо ответил он. — Я попрошу за тебя, и Наташа попросит. — Отец Антоний повернулся к Наташе и посмотрел на неё добрыми, проницательными глазами. — Вместе мы тебя и вымолим.

— Ну если вместе… — На бледном лице появилась улыбка. — А то одна я никак не могу.

— А мы соборно. Ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди них. А с такой помощью нам ничего не страшно.

— Я постою здесь, на ступенечках, а как время наступит, так и совсем уйду, — вновь упав на колени, сказала Лиза.

— Стой, Лизонька, а я пойду к службе готовиться, — проговорил батюшка и кивнул Наташе. — Лиза посторонних людей не приводит. Оставайся.

Вот так Наташа и попала в этот храм. Выбитая на фасаде надпись гласила, что посвящён он Александру Невскому. И удивилась, что мешало ей зайти сюда раньше. Видимо, требовалось приглашение Лизоньки.

Служба уже закончилась, а девушка продолжала неподвижно стоять в центре храма. Мысли её возвращались к людям, встреченным в городе. О том, сколько добра они ей сделали, хотя могли просто отойти в сторону, оставив сироту одну. Даже хулиган, несколько раз карауливший её возле дома, перестал ей казаться таким страшным. У Наташи словно выросли крылья, невидимой стеной заслонив её от всего мира.

Выйдя на улицу, она увидела, что Лизы во дворе нет. Место, на котором женщина простояла службу, пустовало. Но девушка знала, что эта встреча не последняя. Она ведь обещала молиться о Лизоньке и обязательно это сделает. И о незнакомом ей Адриане, которого она должна куда-то привести, помолится.

Глава 10

Ваське было нестерпимо стыдно. Он гулял по ночному городу, пытаясь прогнать навязчивые воспоминания и оттягивая момент возвращения домой. В том, что маме уже всё известно, парень нисколько не сомневался.

А ведь всё так хорошо начиналось! Впрочем, нет. Начиналось всё просто отвратительно. До сих пор краска смущения заливала его лицо, когда он думал, как глупо вёл себя в тот вечер. Напал на отца Георгия, избил его, приревновав Дашу. Да и во второй раз показал себя не лучше: кричал, угрожал, требовал. А батюшка лишь смотрел на него грустными глазами, ожидая, когда юноша выговорится.

— Пойдём-ка к нам в гости, — негромко сказал он, когда Васька наконец замолчал. — Я тебя чаем с липой угощу. И пирожками. Матушка печёт замечательные пирожки с капустой.

— Ваша мама? — растерялся от подобного предложения Васька.

— Ну что ты, — улыбнулся отец Георгий. — Это супруга моя, Иоанна.

— А зачем вы её матушкой зовёте? — оторопел Васька.

Он и сам не понял, почему пошёл за священником. Наверное, удивила сама мысль, что тот может быть женат. Хотелось посмотреть, какая она, супруга страшного попа, который дурит головы старушкам и хорошеньким девушкам.

Матушка Иоанна оказалась невысокой, по-девичьи тоненькой, с прозрачными голубыми глазами. Васька даже сконфузился, когда она с искренней радостью стала привечать его, выставляя на стол свежие пирожки и разливая по чашкам ароматный чай с мёдом.

— Вы матушка? — недоуменно крутя головой, спросил он.

Васька часто слышал о попах, которые роскошествуют за чужой счёт, да и сам не раз выговаривал соседке-старушке, что та потворствует этим эксплуататорам. Сейчас, оглядывая маленькое, чистенькое жилище, он удивился. Здесь не было ни малейшего признака богатства. Обычная квартира в спальном районе, почти как у него, его знакомых и друзей. Те же обои в цветочек, гудящий холодильник, стенка, явно приобретённая с рук, да ковёр с непонятным узором. Ни техники, ни люстр с висюльками, ни сервизов, выставленных на обозрение, — ничего из набора, указывающего на обеспеченных хозяев.

И всё же дом батюшки отличался от всего виденного им раньше. В углу на столике стояли иконы и теплилась лампадка. Один из образов буквально приковал к себе внимание парня. Худое, измождённое лицо, длинные волосы и взгляд, грустный и любящий одновременно. Так смотрела на него мама, не злясь и прощая ошибки. На протяжении всего вечера Васька чувствовал на себе этот пронзительный взгляд. Появилось желание уйти, скрыться, потому что эти глаза спрашивали его и требовали честного ответа, которого Васька не был готов дать.

Отец Георгий оказался интересным собеседником. Говорил он легко и непринуждённо, никого не осуждая и не ругая. И вместе с тем каждое его слово оставляло неизгладимый след в Васькином сердце.

— Это хорошо, что я тебя сегодня встретил. Мне тебя прямо Господь послал, — закончив с трапезой, сказал священник.

— Зачем я вам? — огрызнулся Васька, скорее по привычке, нежели от нежелания помогать. Простота в общении с хозяевами дома и, конечно же, вкусные пирожки матушки настроили парня благодушно, и он уже не помышлял о ссоре.

— Даша говорила, что ты строитель. Вот я и подумал, что ты мог бы мне помочь.

Сердце Васьки тревожно забилось. Он заёрзал на стуле, разглаживая рубашку на груди, словно девушка была рядом и могла видеть его в этот момент.

— Даша говорила обо мне? — голос юноши дрогнул, и в душе забрезжила надежда.

Батюшка рассмеялся, обнажив жёлтые зубы.

— Считай, что мы с тобой старые знакомцы.

Васька покосился на матушку Иоанну и выпалил:

— И с вами Даша разговаривала?

— Дашенька очень помогла матушке, когда Ксюша болела. Если бы не она, нам бы пришлось отменять службы, — сказал отец Георгий и пояснил: — Ксения — это наша дочка. Матушка поёт на клиросе, и потому нам приходилось оставлять малышку с кем-нибудь из прихожан. Вот Даша и вызвалась нам помочь.

— Дашка хорошая, — пробормотал Васька, растягивая губы в улыбке. Он улыбался каждый раз, когда речь заходила о любимой девушке.

— А недавно Даша рассказала мне о семье погорельцев, которые ютятся в комнате в общежитии. Вот мы и решили им помочь. Всем приходом. Женщины вещи приносили, ложки, кастрюли и прочую кухонную утварь. Ну а я вместе с мужчинами столярничал и плотничал. Дверь им в комнату навесили, мебель починили, перегородку сделали, чтобы детей от взрослых отделить. В общем, помогли чем смогли, собрались уходить — смотрим, а в общежитии то дверь скрипит, то стол на кухне шатается, то кусок штукатурки вот-вот на голову упадёт. А живут там в основном пенсионеры да семьи с малыми детьми. Управдом старается, хороший малый, но и наша помощь лишней не будет, — сказал батюшка и поднялся со стула. Хорошо поставленным голосом он прочёл благодарственную молитву, и гость невольно поднял руку, чтобы перекреститься.

— Вы хотите, чтобы я помог вам ремонт в общежитии сделать? — сообразил наконец Васька.

— Принуждать тебя мы не можем. А коли помочь согласишься, будем очень благодарны.

У Васьки оставался только один вопрос.

— А Даша там бывает?

Молчавшая до сих пор матушка улыбнулась и негромко проговорила:

— Дашенька часто навещает своих подопечных.

С того дня Васькина жизнь кардинально изменилась. В общежитие он старался ходить хотя бы пару раз в неделю, в свободное от работы время. Поначалу расстраивался, если не встречал там Дашу, но потом поймал себя на мысли, что ему просто приятно помогать этим людям. Он смазывал двери в одной комнате, чинил ножку стула в другой, а в третьей просто выслушивал вдову ветерана, с грустью вспоминавшую мужа. И всё это было несложно, зато доставляло парню искреннюю радость. Долго ли ему потолок заштукатурить, а столько людей потом с улыбкой благодарит Ваську.

Отец Георгий мягко наставлял его:

— Смотри, не начни помогать ради похвалы, но ради помощи ближнему.

Сам батюшка тоже частенько забегал в общежитие. Порой для того, чтобы требы отслужить, а иной раз и за молоток брался, несмотря на сломанную руку. Видя это, Васька каждый раз ощущал, как холодные острые кинжалы пронзают его сердце насквозь. Ведь из-за него батюшка пострадал, а не ругает его, не укоряет. Напротив, улыбается, вспоминая тот случай.

— У каждого свой путь к Богу. Значит, у тебя такой. А то, что мне претерпеть пришлось, так это мелочи. Даже на медальку не потянет.

Ваське от таких слов ещё обиднее стало. Ведь не для неведомого Бога он старается, а ради Даши. Ей понравиться хочет. Оттого и вспылил сегодня:

— Да если бы не Дашка, я бы к вам и не пришёл. И в общежитие это не пошёл бы. Гулял бы с друзьями по улице да гордо на работу ходил. Так и буду поступать, когда Дашка замуж за меня пойдёт.

Откуда только эта злость в нём взялась? Отца Георгия он в этот момент ненавидел. Всё про милостыню и раскаяние говорит. А Ваське только Даша нужна. Он любой поступок ради этого совершить готов. Прокричал он всё это и убежал. Думал, легче станет. Не стало. Поменялось в нём что-то за этот месяц. И гордости нет от того, что в Москве остался, и со вступлением в партию оттягивает. Да и к Дашке иначе стал относиться. Чище, что ли, трепетнее. А всё поп. Промыл-таки мозги, как старушке-соседке. Только совсем не обидно почему-то. Даже как-то спокойнее жить стало. Только злость эта изнутри подтачивает, нет-нет да и услышишь внутри голос, противный такой, мучительный.

— Ловко тебя поп вокруг пальца обвёл. Стал совсем как тёмная деревенская бабка.

Васька убегал как можно дальше от этих мыслей, от бури, что кипела в его душе. Бежал и не знал, что это старые привычки борются с зарождающейся верой. Не понимал, что их время уже прошло.

Глава 11

Патлатый Борька был по-настоящему страшен. После драки с Вовкой нос у парня оказался разбит, лицо распухло, а глаза превратились в узкие щёлочки, в которых горел огонь ярости. Борька допивал четвёртую кружку пива, но не хмелел, а становился всё злее и агрессивнее. Даже дружки не выдержали его мрачного настроя и разбежались по домам.

Наташу он впервые увидел два года назад возле автовокзала. И тут же влюбился — если, конечно, то, что он испытывал, можно назвать любовью. Девушка стала его манией, навязчивой идеей. Тогда он полдня таскался за ней по улицам. Наташа приехала в город за покупками. Одна. Заверила бабушку, что справится сама. Не маленькая ведь: пятнадцать лет осенью исполнилось. Глаза блестели юношеской бесшабашностью, а в груди ужом свернулся страх. Борьку она заметила, лишь когда тот отпихнул толстую продавщицу на толкучке и сбросил с прилавка четыре тома Толстого, перевязанные тесёмкой. С этого момента Наташа спиной чувствовала его взгляд, липкий и холодный. Присутствие рядом странного человека с неопрятными длинными волосами и откровенно хамским поведением пугало. Поскорее закончив с делами и забыв купить шоколадного мороженого, девушка вернулась в деревню.

На время Борька потерял свою жертву из вида, но не забыл её. Напротив, лелеял надежду вновь встретить красавицу недотрогу.

— Будет жить у меня. Хоромы мне от родителей хорошие достались, — разглагольствовал он, имея в виду однокомнатную квартиру, — и им нужна хозяйка.

— Жениться решил! — посмеивались друзья, не понимая Борькиного увлечения деревенской простушкой.

— А хоть и жениться! — возмущался парень. — Поживу с ней немного, узнаю поближе. А там, может, и женюсь.

— А может, она из тех, кто до свадьбы ни-ни? — издевались собутыльники. — Ждать будешь?

— Мне не откажет, — хохотал Борис и хлопал ладонью по столу. — У меня с ними разговор прост.

Появление соперника — а Вовку он воспринял именно так — разозлило парня. Тем вечером добыча практически была у него в руках. Испуганная, с огромными умоляющими глазами, прижимающая к груди громоздкую сумку. Не успел Борька поблагодарить фортуну, как откуда-то появился этот защитник. Выскочил, словно пробка из бутылки шампанского, и увёл девочку, оставив его ни с чем.

— Твоя подружка нашла себе хахаля, — гоготали дружки, когда он по пьяни проболтался о неудаче.

Сдаваться Борька не собирался. День за днём он выслеживал девушку, караулил её у дома, магазинов и возле работы, куда неуёмная красотка устроилась практически сразу. И не куда-нибудь, а на стройку в новом микрорайоне. Борька даже взвыл от огорчения, заметив, что Наташа всегда отправляется туда в сопровождении невысокого толстяка и назад идёт с ним же. А на стройке всюду соперники, посматривают на новенькую с интересом.

И Борька решился на отчаянный шаг. Трудиться он не любил, в жизни не задерживался на одном месте дольше месяца и не раз сидел за тунеядство, а из колонии неизменно возвращался к пивному ларьку и дружкам. А тут сам пришёл. Заявился прямо на стройплощадку и выпалил: «Понял, осознал, хочу у вас работать». И попал прямиком под начало к толстому провожатому, оказавшемуся родным дядей его скромницы. Новоявленный родственник ему не понравился: слишком уж серьёзно относился к своим, а заодно и к Борькиным обязанностям.

— Переедет ко мне — запрещу ей с толстяком общаться, — говорил он за неизменным стаканом пива.

— Может, ты ещё и работать ей запретишь? — подначивал его приятель, сияя фиолетовым фингалом, полученным в драке с Вовкой.

В этом вопросе Борька был милостив:

— Пусть работает, если хочет. Деньги для семьи добывает.

— Это ты хорошо сказал, брат. В семье деньги лишними не бывают, — кивал дружок-бездельник.

Утром Борька с трудом оторвал голову от подушки и поплёлся на работу, не подозревая, что этот день станет поворотным и для него, и для Наташи, и для Вовки.

Во время обеденного перерыва Наташа и Настя пошли в продуктовый. Борька, разумеется, незаметно увязался за ними. Он не собирался выпускать избранницу из поля зрения ни на минуту. Магазин находился недалеко от стройплощадки, и девушки не спешили, что-то обсуждая по пути. Неожиданно сзади раздался окрик:

— Настька, я кому сказал, вернись!

Настя остановилась и побледнела. В нескольких шагах от девчат застыл коренастый мужчина с короткой стрижкой. Он стоял неподвижно, напрягшись словно струна. Казалось, одно неосторожное движение — и он сорвётся.

— Рома, я только хлеба купить, — дрожащим голосом ответила Настя и повернулась за поддержкой к подруге.

— После смены купишь! — рявкнул Роман.

Лицо его побагровело от ярости, глаза налились кровью.

— При посторонних он тебя не тронет, — прошептала Наташа, почувствовав, что Настю потряхивает. — Главное, домой не возвращаться.

— Наташенька, я не смогу. А как же Ниночка? Не могу же я ребёнка отца лишить, — в голосе Насти слышались слёзы.

Мужа она боялась до умопомрачения. Несколько раз убегала из дома с маленькой дочкой на руках, опасаясь за свою жизнь, но неизменно возвращалась, понимая, что никто в целом мире не сможет ей помочь.

— Лучше совсем без отца, чем с таким, — настаивала Наташа, не отводя взгляда от побледневшей подруги. — Помни, о чём мы договорились.

— Наташенька, я не смогу, — повторила Настя, опустив голову. Короткие светлые волосы закрыли её лицо, и голос, казалось, звучал из пустоты.

— Мы тебе поможем, — пообещала Наташа, отпустив руку девушки.

Та словно потеряла опору, плечи её поникли, и она поплелась к ожидающему её супругу.

— Давно пора, — схватив жену за запястье, пробасил строитель и потащил её за собой.

Борька, наблюдающий за этой сценой, искренне зауважал Романа.

— Вот так с вами и надо, — пробубнил он себе под нос. — Мужик сказал — значит, надо слушать!

Сказав так, он двинулся следом за Наташей.

А та между тем искренне переживала за Настю. Она понимала, что подругу надо спасать, иначе следующая стычка с мужем может стать последней. Познакомились они чуть больше месяца назад, на стройке практически не общались, но недавно встретились на пороге храма, да и не смогли расстаться. Потянулись душа к душе, словно родные, словно знали друг друга с раннего детства. И столько общего оказалось между ними!

Настя осталась сиротой в десять лет, воспитывалась двоюродной бабкой. Когда девушке исполнилось семнадцать, той не стало. Романа она повстречала случайно, гуляя с подружкой по парку. Парень ей не понравился: было в нём нечто пугающее. Однако он проводил девушку до дома и обещал прийти снова.

— Не приходи, — сказала она и на следующий день вышла из дома раньше, надеясь избежать неприятного кавалера.

Роман караулил её за углом.

Он являлся каждый вечер, сыпал остротами, говорил комплименты, и понемногу неприязнь уступила место робкой влюблённости. В день, когда Насте исполнилось восемнадцать, он привёз её к себе — обещал познакомить с родителями. Тех дома не оказалось, а парень набросился на неё и изнасиловал. Настя была слишком напугана, чтобы отбиваться. А затем слишком пристыжена, чтобы идти в милицию. Именно после того случая родилась Нина. Роман, заполучив своё, сходил с ума и избивал жену до крови каждый раз, как ему мерещился повод для ревности.

Наташа задумалась, перебирая в памяти жуткие подробности истории подруги. Вдруг кто-то схватил её за руку и потянул за угол. От неожиданности девушка вскрикнула, а увидев Борьку, и вовсе затряслась от страха. Неужели и в остальном их с Настенькой жизни будут похожи? Что, если этот кошмарный человек сделает с ней то же, что Роман сделал с Настей?

— Пустите, — от ужаса у Наташи потемнело в глазах.

Оттолкнув патлатого, она понеслась, не разбирая дороги. Она бежала, чувствуя за спиной его дыхание. Страх гнал её вперёд и в то же время делал ноги ватными. Казалось, она вот-вот упадёт и злодей её настигнет.

Когда чьи-то руки вновь схватили её и потянули в сторону, сердце девушки чуть не остановилось. Наташа готова была разрыдаться. Она пнула того, кто её держал, но это не помогло: хватка стала крепче.

Тут за спиной раздался голос патлатого:

— Вижу, вы поймали мою птичку.

Наташа подняла глаза и удивлённо захлопала ресницами, стараясь понять, где она раньше видела человека, который сжимал её в объятиях. От пережитого мысли разбегались, и она никак не могла сфокусировать взгляд на его лице.

— Мне кажется, мы уже обсуждали этот вопрос, — до боли знакомым голосом проговорил её спаситель. — Кстати, тебе пора возвращаться на стройку. Обед закончился.

— Мы с Наташей пойдём вместе, — нагло заявил Борис.

Голубые глаза её защитника предупреждающе сверкнули.

— Я сам провожу.

Наташа едва держалась на ногах и, если бы не железная хватка крепких рук, наверняка бы упала. Она попросту повисла на этих руках, чувствуя, как колотится сердце. Недовольный Борька ушёл, а Наташа всё не могла пошевелиться от ужаса. Ещё чуть-чуть — и с ней произошло бы то же самое, что и с Настей. И где гарантия, что в следующий раз преследователю не улыбнётся удача?

Подняв глаза на обнимающего её парня, Наташа негромко попросила:

— Женись на мне, пожалуйста.

Глава 12

Тамара не скрывала своего триумфа. Домой она летела словно на крыльях, улыбаясь прохожим. В порыве щедрости женщина дала леденец сыну соседки, пухленькому ясноглазому малышу со смешным именем Мефодий. Неблагодарный мальчишка не сказал ни слова, лишь зажал конфету в кулачке и насупился, словно боялся, что её тут же отнимут. В другой день Тамара непременно высказала бы соседке, что детьми надо заниматься с малых лет, но сейчас лишь махнула рукой, вскользь заметив, что её мальчик в этом возрасте был сама вежливость и послушание.

И домашние дела у Тамары спорились. Тряпка с веником так и порхали по квартире, прогоняя скопившуюся пыль. На плите скворчало ароматное рагу, в духовке запекалась рыба, завезённая сегодня в магазин. Тамара принарядилась. Платье глубокого синего цвета подчёркивало её глаза, на груди переливалась нитка жемчуга, волосы идеально уложены. Ради причёски пришлось зайти в парикмахерскую, но это ничего. Заодно в очередной раз убедилась, что авантюристка Даша больше не опасна.

К приходу Алексея Михайловича стол был накрыт, а супруга с победной улыбкой ждала его в дверях. Доктор Петров даже растерялся от подобного приёма. Ещё недавно он считал это нормой и страдал от отсутствия привычного внимания, а тут опустил глаза в пол и замялся на пороге.

— У нас что, какой-то праздник? — поинтересовался Алексей Михайлович, присев на невысокий стульчик, чтобы развязать шнурок, а заодно укрыться от проницательного взгляда жены.

— У меня для тебя просто замечательная новость, — устремилась к мужу Тамара, распространяя цветочный аромат, от которого нестерпимо хотелось чихнуть. — Я сама буквально пару дней назад об этом узнала и просто не смогла поверить своему счастью. А сегодня новость подтвердилась.

Туфли были сняты, и Алексею пришлось оторваться от изучения дорожки и посмотреть на жену. Вид нарядно одетой Тамары смутил доктора ещё больше, и он невнятно пробормотал:

— Я голоден. Покормишь меня?

Не дожидаясь ответа, Алексей Михайлович проскочил на кухню, наскоро помыл руки, сел за стол и стал пристально разглядывать жаркое, словно от того, что в нём находится, зависело его будущее.

— Я даже налью тебе сегодня в честь праздника, — расщедрилась Тамара, доставая из шкафа начатую бутылку.

— Отчего же не выпить?..

Глядя, как рубиновая жидкость струится в бокал, доктор поёжился и словно стал меньше. Сам он пребывал в расстроенных чувствах, ощущая, как с каждым днём всё больше отдаляется от супруги. Всё чаще он задерживался на работе и ловил себя на мысли, что там ему легче дышать. Уютное семейное гнёздышко, о котором так заботилась Тамара, превратилось для него в западню. Петров словно раздвоился: он чувствовал себя брошенным, когда жена забывала о нём, и зажатым в тиски, когда вспоминала.

— Что мы празднуем? — пробормотал он, прерывая тягостное молчание.

— Оля сегодня звонила, — подняв бокал, Тамара отпила глоток и зажмурилась, — приглашает нас на свадьбу.

— Вот как? — Петров растерянно моргнул, не понимая, о ком идёт речь.

— Вася женится в следующие выходные, — уточнила она и провела наманикюренным пальцем по кромке бокала.

Алексей Михайлович недоуменно взглянул на супругу, залпом выпил вино и поинтересовался:

— Только нас приглашают?

— А кого тебе ещё надо? — подняла бровь Тамара, задетая непонятливостью мужа.

Тот выглядел странно: прятал глаза, сутулился сильнее обычного и вообще вёл себя словно нашкодивший ребёнок, которого ожидает нагоняй от строгой матери. К тому же её миролюбивый и спокойный Петров в этот вечер был угрюм и немногословен.

— Они с Вовкой с малых лет дружат, — наконец пояснил супруг, накалывая на вилку кусок говядины. — А сейчас между ними словно кошка чёрная пробежала. Вот я подумал, что свадьба — хороший повод для примирения ребят.

Тамара хитро улыбнулась и выдала совсем уж загадочную фразу:

— Владлен на свадьбу не приедет. Он сам мне сказал.

— Ты с ним разговаривала? — удивился доктор.

Со дня отъезда сына все телефонные беседы с ним они вели вместе. Стало традицией, что вначале трубку брала Тамара и лишь потом Алексей Михайлович. Как и принято в подобных ситуациях, затем обстоятельства жизни Володи в подробностях обсуждались, комментировались, а отдельные отрывки пересказывались друзьям и родственникам. Но чтобы Тамара одна звонила сыну? На памяти Алексея Михайловича такого ещё не было.

— Я просто обязана была сообщить ему эту новость, — уловив в голосе мужа упрёк, поспешила оправдаться Тамара. — Ты не понимаешь, как это важно.

— Отчего же не понимаю? — пробормотал Петров, на самом деле не догадываясь, что именно так взволновало жену.

За Ваську он, безусловно, был рад. Хороший парень, хотя и чересчур горячий. Тамара к нему всегда относилась с лёгким пренебрежением, считая неподходящей компанией для Володи. А тут сияет от счастья, да ещё и ужин приготовила, чего не случалось ни разу со дня Вовкиного отъезда.