Бесплатный фрагмент - Я у тебя болю…

Не рыдаю, не зову по имени

Не рыдаю, не зову по имени,

не мечтаю всё вернуть обратно:

пусто, будто даже память вымерла…

Сброшены настройки до стандартных.

Хочешь, чтоб я улыбалась всегда — Ладно

Хочешь, чтоб я улыбалась всегда — Ладно.

Хлопать ресницами, бабочкой яркой порхать,

глупой пластмассовой куклой в платье нарядном

буду, и даже попробую снова летать…

Чтобы не знал ты — мне тоже бывает больно —

я улыбаюсь (Плохо — аж искры из глаз!!!

Крик свой засуну обратно поглубже в горло —

выкричу дома, под душем — не в первый раз…).

Сбегаю

Сбегаю…

…от надежд разрушенных,

от сказки — глупой и смешной,

от слов — обидных, незаслуженных,

и от предательств за спиной —

сбегаю…

Сжигаю…

…все воспоминания,

надежды, планы и мечты,

и — без секунды колебания —

к чертям собачьим все мосты

сжигаю!!!

Я знаю,

как бы больно не было,

но раз уж нет пути назад —

восстану, как всегда, из пепла я —

сильней, добрей, мудрей стократ.

Я знаю.

А я не плачу

А я не плачу. Крепко в руках держу,

качаю, нянчу — душу, что ты убил:

сказал так просто, буднично — ухожу,

я тебя

не любил.

Ты ждал истерик — ровен сейчас мой пульс,

ровнее только взлётная полоса,

душа взлетает — я уже не боюсь —

лайнером

в небеса.

И там не будет писем и телеграмм,

но лишь по морю буду с небес скучать…

Я не умею плакать — спасибо, мам! —

но ты меня не

сможешь

перемолчать…

Не переживай — со мной, конечно, всё в порядке

Не переживай — со мной, конечно, всё в порядке:

что с такой безбашенной вообще случиться может?

Максимум — напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки —

образ твой стирать из памяти, а запах — с кожи.

Юбку — покороче, а каблук — как можно выше,

красные трусы (да не на люстру — на удачу),

музыку — погромче, и — куда-нибудь на крышу:

прямо в небо о любви орать до хрипа, плача…

Обессилев, сесть на край привычно, ноги свесить

(не переживать, ни звать спасателей не надо —

я тут не одна, со мной сидит мой ангел вместе)

убедиться, что рассвет приходит за закатом.

Этот мир не подведёт меня опять, конечно:

после тёмной ночи неизбежно солнце встанет,

розовый рассвет над горизонтом мне забрезжит —

дарит нам надежду каждый день, и не устанет.

Не переживай — со мной, конечно, всё в порядке:

у меня семь жизней, как у кошки, и удача.

Максимум — напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки,

обещаю — слишком много жизней не потрачу…

Не переживай…

Болею, наверное (чёртов вирус)

Болею, наверное (чёртов вирус) —

кусками выкашливаю витальность и лёгкие,

в тяжёлых снах забываюсь, мне снилось

много мутной воды, и я в ней — грязная, мокрая…

Вода — к болезням, к худому — мутная,

хоть рыб не ловила — и слава ж богу,

ведь в том бреду где-то три минуты

ты снился мне… Нам так немного

всем жить осталось — три дня, два вдоха:

куда-то в пропасть всем миром падаем.

Но мне не страшно — настолько плохо

жить без любви твоей, да и надо ли…

Я б с тобой разделила навеки твою темноту

Я б с тобой разделила навеки твою темноту,

из которой стремишься к огню, не боясь опалить

нежных крыльев души… Но сегодня ты выбрал не ту…

А быть может — ту самую… [Господи, мне ли судить…]

Быть любимым — так скучно и просто:

для кого-то ты — небо и звёзды,

море синее, солнца свет

(только счастья нет).

Быть счастливым — так страшно и сложно:

не взаимно, но не безнадёжно

восхищаться чужим огнём

(и гореть на нём).

Я тебе бы сияла намного светлее огней,

что так манят тебя, волшебство обещая любви…

Я б тебя удержала, но ты — ты стремился бы к ней…

Так лети, не держу — ни тебя, ни обид — C’est la vie…

Все друг без друга — могут

Все друг без друга — могут.

А остальное — ложь:

сколько тебе в подмогу

выйдет из дома в дождь?

Выедет в лес в морозы?

Даст до зарплаты в долг?

Сопли утрёт и слёзы?..

Лишь от таких и толк

есть, остальные — омут

(Выплывешь?/Пропадёшь?)

Все друг без друга — могут.

А остальное — ложь.

Липкий мороз по коже —

не пожелать врагу! —

мы друг без друга тоже…

Я без тебя — могу!

Только — не вижу смысла

и позабыла вкус…

Памяти коромысло

давит на плечи: груз

воспоминаний тяжек —

вёдра полным-полны.

Время не лечит даже

от не своей вины.

Я подарю тебе белый корабль

Я подарю тебе белый корабль

(может быть — парусник, может быть — яхту),

он унесёт тебя в синюю даль,

я помашу тебе в след. Мне барахта-

ться надоело в трясине невзгод —

мелких сует надоевшего быта.

Не возвращайся ко мне через год,

и через сто… Я совсем не сердита,

просто желаю тебе под килём

полных семь футов, чтоб ветер был — в спину,

чтоб поросло всё былое — быльём,

чтобы удача тебя не покину-

ла, как портовая девка, когда

кончились сразу и деньги, и виски,

чтоб никогда никакая беда

не приходила к тебе, мой неблизкий…

Море тебе не опасно и в шторм —

крепок корабль твой и сила молитвы,

не возвращайся ко мне ни за что —

двери в семейную гавань закрыты.

А ты — мой самый заклятый враг

А ты — мой самый

заклятый враг:

пытаешь, мучаешь, бьёшь с ноги;

я умоляю —

не надо так:

пусть не друзья мы, но — не враги.

Уже не больно

почти совсем:

не знают мёртвые слова боль;

я всё, что было,

делю на семь,

и получаю в ответе ноль.

И значит были

равны нулю

все наши чувства, и вот вопрос:

зачем тебе я

кричу «Люблю!»,

забыв про реки пролитых слёз.

Но снова руки

к тебе тяну:

спаси, помилуй, подставь плечо —

я в этой боли

своей тону,

и почему-то хочу ещё…

Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло

Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло:

близким /далёким, лучшим друзьям заклятым,

самым врагам любимейшим… Повезло —

скажут они вдогонку, как так и надо.

Вырваться, жилы жизней семи порвав —

где и взяла-нашла-то такие силы?

Физики/химии/жизни закон поправ —

выжить, оставшись свежей, худой, красивой.

Будут галдеть — ей в руки всегда само

падало всё: печалей и бед не знала…

Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло.

Встать на раз больше надо лишь, чем упала…

Цель обозначив, просто идти вперёд —

тупо за шагом шаг без рефлексий лишних:

сутки, неделя, месяц, другой –и год…

Что говорят вдогонку — не знать, не слышать.

Глохнуть от невозможности сделать вдох —

лёгкие разрывает от острой боли —

Господи, как не сдохнуть-то, как не сдох…

Точно ли ЭТО, отче, ты звал — любовью?..

Не читай меня. Не читай

Не читай меня. Не читай.

К горькой памяти не прикладывай.

Ты дели меня, вычитай,

умножай — так на ноль, не складывай.

Не пиши ты мне. Не пиши

писем длинных/коротких — всё равно.

Вычитай меня из души.

Раздели нас. Коль сможешь — поровну.

Забывай меня. Забывай

постепенно — кусками. Брызгами

горьких слёз меня отмывай —

ветровое как будто — мысленно.

За плечом у меня не стой

в каждом зеркале — привидением:

мы остались за той чертой

вычитания и деления.

Все эти «Здравствуй, красивая, как ты там?»

Все эти «Здравствуй, красивая, как ты там?»

валятся тоннами мусора в почту / в душу,

но всё равно там звенящая пустота —

нет никого, чей привет был бы правда нужен.

Эти глаза никогда не устану в снах

взглядом искать… В параллельные жизни вхожа,

я там — Астахова [с глупой приставкой «ах»],

и Полозкова немного, конечно, тоже:

там, что ни стих, что ни строчка — шедевр, концепт

[залы, концерты, поклонники, деньги — густо],

только успеха чужого из сна рецепт —

не унести: в крепко сжатой ладошке — пусто…

Как ни зови золотого к себе тельца,

только стихи ищут сердца тугое вымя:

высосать/выдоить досуха/до конца —

глаз твоих свет и твоё дорогое имя —

напрочь из памяти… Всё, что стихом легло

[строчку за строчкой кладу, распуская душу],

то — не моё: между нами стена — стекло

непробиваемое, хоть стреляй — не струшу.

Только — пожалуйста! — если себя узнал —

не обходи эту стену, мол, как ты, здравствуй:

брось анонимно куда-нибудь на PayPal

сколько не жалко, не тратя слова напрасно.

В сердце внезапно настала такая тишь

В сердце внезапно настала такая тишь —

я осознала, что ты мне не позвонишь,

и мне не надо теперь говорить: «Пока,

я занята, очень важного жду звонка»

всем остальным, кто, к несчастью, не ты. Но всё ж

и понимая, что ты уже не придёшь,

не позвонишь, не напишешь, и просто не —

не выключаю ночник на своём окне:

если не ты, может, кто-то другой теперь

в слякоть осеннюю робко заглянет в дверь?

За любовью

Согреваю бокал вина

в чуть заметно дрожащих пальцах,

я сегодня не влюблена,

но подумываю — остаться

здесь, сегодня с тобой в ночи —

с очень страстным, но не знакомым.

Ты мне просто отдал ключи —

приходи, мол, и будь как дома:

мне такая как ты нужна —

ты как свет, мол, в ночном окошке…

Прихожу — ты: «Привет, жена!».

Но какая жена из кошки,

что сама по себе гулять

без отчёта привыкла вволю?

Я сегодня — простая блядь.

Встала в очередь.

За любовью.

Вот так внезапно на волю выбежать

Вот так внезапно на волю выбежать —

господи, или кто-нибудь там, спаси-

те, слишком больно, боюсь, не выдержу,

и как нарочно, ни одного такси,

ни одной машины нигде поблизости,

да как занесло меня в такую глушь,

где лишь тела догадались вымесить,

забыв вложить самородки душ

в это недо-тесто из говна и палок —

видно, и у творца истощился ресурс —

и как это всё просто за-е-ба-ло

я самой себе признаться боюсь;

ни души кругом, темнота, и в смартфоне

всё разом — деньги и интернет

куда-то делись… И где-то фоном:

коль счастья нет — то и жизни нет…

Море в ноги бросилось верным псом

Море в ноги бросилось

верным псом —

радостным, дурашливым —

балла три,

брызгами солёными —

на лицо:

я тут тоже плакало,

посмотри…

И стоим счастливые,

все в слезах:

целый год не виделись —

это жесть…

Как мы друг без друга — не

рассказать…

Наконец-то встретились —

счастье есть.

Отошло от берега —

догони! —

и волну подставило

под живот:

ты тут осторожно, не

утони —

он ведь, если что не пе-

реживёт…

Любит ли, не любит ли —

не вопрос:

кто же сомневается,

если да…

Брызги на ресницах ли,

капли слёз

ли — какая разница:

всё вода…

Время водой утекает сквозь пальцы

Время водой утекает сквозь пальцы —

как ни сжимай, всё равно не удержишь,

ты не сказал мне простое «Останься»

[кажется, сдохнет от боли надежда]…

* * *

Джинсы, трусы — на полу вперемешку

[ночью они как-то сами слетели] —

горько шучу, мол, не спутать бы в спешке

[губы предательски дрогнули еле],

ты — непонятно суров и галантен:

чай или кофе, а сахара сколько

[кофе на кухне — не тот, что в кровати:

как ни сласти — всё равно будет горько],

я — тоже вежлива по-королевски:

кофе — спасибо, но нет — убегаю

[ночью была восхитительно дерзкой,

утром — ну, так уж выходит — другая]…

* * *

Время водой утекает сквозь пальцы —

как ни сжимай, всё равно не удержишь,

ты не сказал мне простое «Останься»

[кажется, сдохнет от боли надежда]…

Счастья будущего осколки

Счастья будущего осколки

по сусекам скребу — прячу.

Из чужого коллаж только —

уникальный зато. Плачу.

Из обломков чужих судеб

[поцелована я Богом]

мозаичный шедевр будет,

хоть работы над ним — много.

Собираю в одно — части

[каждый пазл — на своё место],

клею из ничего — счастье,

это сложно, зато — честно.

Кто-то бросил, а я — рада:

по-за-рез оно мне — нужно,

без него — филиал Ада

иссушает мою душу.

Мы все в душе немножечко поэты

Мы все в душе немножечко поэты —

ранимость пряча глубже под ребро,

молчим так оглушительно об этом,

что проще было б взяться за перо…

Но — нет, опять прокачиваем скиллы

циничности, и толщину брони,

на нелюбовь растрачиваем силы,

чтоб на нуле «Спаси и сохрани!»

шептать кому-то призрачному в небо,

и он нажмёт, вздыхая, Ctrl + S,

чтоб снова — в бой… Спасибо. Только мне бы

инструкцию — как выжить можно здесь…

Два-ноль

Уехать, убежать, располовинив

и жизнь свою, и жизнь мою, и боль,

но даже вдалеке родное имя

стучит в груди… И счёт теперь — два-ноль,

ведь ты в пылу борьбы с собой — с азартом

судьбе капризной бросил на сукно —

меня, себя, любовь — как просто карты,

и та — взяла. Такое вот кино.

Но жирный куш побед — не греет душу,

ведь я была — тебя живая часть,

и ты — с победой, но с душой наружу,

и я — шестёркой, не попавшей в масть,

в руках судьбы, тасующей колоду,

пошла, как карта — дальше по рукам…

Ты — праздновал победы, я — невзгоды

распределяла в рифмы по строкам.

И сжалилась судьба — да сколько ж можно

так кровоточить рифмами? — на ноль

твои победы наскоро умножив,

мне семафорит: «Стоп игра! Два-ноль!»

Я не плачу ночами от серой глухой тоски

Я не плачу ночами от серой глухой тоски —

я давно ни по ком/ни о чём так давно не плачу —

героически в тёмное прошлое марш-броски

(в настоящее — тоже) не делаю наудачу,

не готовлю стратегию, как победить в бою,

если завтра тебя (наша жизнь — поле боя?) встречу,

я не плачу ночами, я даже (прости!) пою:

это — время, оно, как известно, отлично лечит.

Щедро трачу НЗ, подъедаю слегка сухпай

(шоколад и сгущёнка там вкусные, знаешь, очень),

я ещё в феврале ощущаю всей кожей — май,

а не наоборот, так зачем мне бояться ночи?

Я не плачу ночами от серой глухой тоски —

не готовлюсь к войне, ради мира качая скиллы…

Мне объятья других –удушающие тиски,

и мне в этих тисках на тоску не хватает силы…

Мне б не на жизнь — на час

Мне б не на жизнь — на час [ведь, Господи, он ничей!]

просто один лишь раз заснуть на его плече.

Крепко закрыв глаза, поверить, что мой он. Весь.

Все позабыть «нельзя». Не ждать. Быть сейчас и здесь.

Носом уткнуться в грудь. Дыхание в такт равнять.

Раз хоть. Когда-нибудь. Так просто. Его. Обнять.

Греться его теплом, и ритмы сердец, чтоб в такт…

[Встретились. В лобовом… Да, Господи, как же так?..]

Я сразу всё пишу начистовую

Размашисто, уверенно и смело

я сразу всё пишу на чистовик,

без страха новый, непорочно белый

испортить лист (в корзину напрямик

идёт он, если вышло неудачно:

расходники жалеть — не мой удел),

и над стихом, не выжившим, не плачу —

знать, не жилец, раз выйти не сумел.

Я сразу всё пишу начистовую:

цель вижу — без препятствий, напрямик,

но «Не скучай. Твоя. Люблю, целую»

упрямо сохраняю в черновик,

чтоб — переформулировать, поправить,

средь точек-запятых найти баланс,

но не нажать заветное «Отправить»

ни в первый, ни в сто первый даже раз.

И в тысячный — где смелости найти бы

сказать тебе заветное «Люблю»,

предчувствуя не счастье, а погибель

у этого безумства на краю?

А в стопятьсотый — всё-таки решиться

корабль направить на смертельный риф,

и в собственном стихе — самоубиться

об острые края точёных рифм.

Не выискивать новых смыслов

Не выискивать новых смыслов

в его статусах, фото, письмах,

не вымучивать тыщу лет,

что сказать на его «Привет!»,

взять — и просто не отвечать.

Промолчать.

Куклой ниточной на верёвках,

что он дёргает со сноровкой

кукловода и палача,

издеваясь и хохоча,

видя, как увязаю в сеть —

не висеть.

Рвать верёвки и сухожилья,

не молиться, мол, «Лишь бы жил!» и

в липкой луже своей крови

не молить о былой любви:

уже с неба спускался Бог —

не помог…

Твой номер моим телефоном давно забыт

Твой номер моим телефоном давно забыт —

мой список контактов сжимается каждый час:

я слишком ценю новый ровный сердечный ритм,

чтоб где-то хранить этой памяти боль о нас.

Я долго носила под сердцем — не сберегла —

она умерла, ей бы было сегодня семь.

Она нас связать попыталась, но не смогла —

да и не должна бы… Малышка ещё совсем…

А ты — не её, не меня на руках носил:

ты нянчил и пестовал — родненькую, свою!

А вырастил, выкормил — надо же — отпустил

ко мне, передай, мол, как сильно ещё люблю.

И бьются в экран незнакомые номера —

рингтоном чужим и безликими СМС,

и просят любви, но моя уже — умерла

малышкой совсем…

А для ваших здесь нету мест…

Ночь. Осень

Ночь. Осень. И в глаза мне — «Только правду!» —

из чёрных окон светят фонари,

но я — молчу под шорох листопада,

и ты им ничего не говори,

что это ты шального неба просинь

сменил вдруг на Малевича квадрат

в моем окне, и за день лето в осень

раскрасил, а теперь и сам не рад

косым дождям, стучащимся в окошко

(и нервно куришь пятую подряд),

и памяти, что вновь скребётся кошкой

под рёбрами… Никто не виноват,

что в жизни предусмотрено движенье

минут, часов, листов календаря,

и все пройдёт — любое притяженье —

когда-то в тихой грусти ноября…

Падать — не очень больно

Падать — не очень больно:

сколько таких падений

пережито!.. Невольно

«остановись, мгновенье!» —

тихо, губами только —

тихо шепчу — услышат:

их за спиною столько

вечно в затылок дышит…

И опустить боятся

хоть на секунду крылья:

мне ж с высоты сорваться —

доли секунды, или

в пропасть к тебе — пол шага

(Под ноги смотрит кто там?

«Глупость» — равно «отвага»),

ангелы без работы

дня не сидят, я знаю.

Только порой неловко,

что я опять, дурная —

в пропасть, и без страховки…

Долго на свет лечу

Долго на свет лечу —

радуясь, хохоча:

счастья себе хочу!

…Лампочкой Ильича

свет оказался тот…

Милостива судьба:

ярко горит, не жжёт,

а ведь сгореть могла.

Лампочки тусклый свет

благо, что так ленив:

столько летела лет,

крылья не опалив…

Небо давно устало

Небо давно устало —

раненой раной-тучей

плачет: осталось мало

лет (и не самых лучших),

чтобы любить взаимно…

Память разбитой вазой —

ласково и интимно —

режет опять, зараза,

больно сердца и руки

(то ли от тихой грусти,

то ли от просто скуки)…

Боже, когда отпустит?

Новый замок на двери

старой (звонить три раза!),

я так хотела — верить,

что — пусть потом, не сразу —

сердце затянет шрамы:

пусть не красиво, лишь бы

криком истошным «Мама!»

небо не рвать…

Не вышло…

Я к ней — в подол лицом

Я к ней — в подол лицом:

плачу… Она: «Держись,

трусом и подлецом

был он с тобой всю жизнь!»

Гладит по волосам,

вместе со мной ревёт:

«Может быть, он и сам

душу вот так же рвёт?

Может, и он — вот так —

тоже кому не люб,

плача, грызёт кулак —

боль загоняя в глубь?

Может, вот так же в ночь

пьяно летит к друзьям?

Но от любви помочь

вылечиться нельзя…

Два никому не нужных человека

Два никому не нужных человека

сошлись, как на дуэли: каждый шаг

отмерен хладнокровно… Четверть века

уж прожили совместно. Как же так?

Им всё казалось: жизнь вот-вот начнётся —

ещё лишь сверхусилие одно,

а оглянулись — камнем вниз несётся,

и тянет всех с собою заодно.

Соратниками рядом прошагали —

плечом к плечу (как будто жизнь — борьба)

все долгих четверть века, но не стали

счастливыми (взыхая — не судьба)…

А их судьба ждала за поворотом —

счастливая, подпрыгивая, но

героев убедили доброхоты,

что в жизни не бывает, как в кино.

Два дурака, поверившие оба,

что ждать напрасно нечего любви,

сошлись как в сказке — сразу и до гроба,

а ведь могли бы…

Только…

C’est La Vie…

Курортный роман

В стекло настырно барабанит дождь —

явилась, как всегда — внезапно, осень,

вот так всегда: ты день перелистнёшь,

а кто-то годы жизни в урну бросит.

И мы опять грустим, ведь холода

и ветер — не за шиворот, под сердце,

роман курортный был не навсегда —

мы знали, но не верили. Согреться

хотелось друг о друга, отпустив

узды всегда натянутых приличий…

Разъехались, последними «Прости…»

не наградив — лишь взглядом безразличным.

И кто из нас тут прав, а кто не прав —

пусть скажет тот, кто достоверно знает

пароли-явки-адрес переправ,

где не коней нам — жизни поменяют…

Радостью перемен не разогреты взгляды

Радостью перемен

не разогреты взгляды:

что-то всегда взамен

счастью отдать нам надо,

но не разжать никак —

крепко сжимают пальцы

худенькое в кулак,

только — своё. Расстаться

с нынешним — нету сил,

даже в обмен на чудо,

ты меня попросил —

верить, но я — не буду:

верила, как себе —

годы, века и жизни,

наперекор судьбе

не совершала тризну,

умерших чувств не жгла,

сердце не хоронила,

просто тобой — жила.

Я любила.

У вас сейчас «всего лишь» минус тридцать

У вас сейчас «всего лишь» минус тридцать,

а мне б ещё неделю — летний зной,

ведь хочется напиться и забыться,

когда гуляет ветер ледяной

по крышам, по деревьям, по прохожим,

и осени промозглая капель,

дырявя туч свинец, скользит по коже,

морозя наши души и постель…

Какая ж ты хорошенькая

«Какая ж ты хорошенькая!!!» — пишет,

и я после «Спасибо» ставлю смайл:

на старом фото сердце счастьем дышит

(не аритмия, доктор, там — фристайл),

там двадцать дней — тепла, покоя, моря,

и три недели сладостных ночей,

когда от счастья слёзы — не от горя,

я не твоей была тогда — ничьей,

и на губах игривая свобода,

и в глубине зрачков порочных — страсть,

которую ты жаждал год от года,

но так и не осмелился украсть.

Я медленно на том огне сгорала —

сама себе чужая, не своя,

натягивая смайлик, как забрало:

«Спасибо, эта девушка — не я»…

Музыки фон — в уши

Музыки фон — в уши,

и бегунок — вправо,

чтоб не кричать — слушать.

Оба с тобой — правы.

И на замков восемь

заперта дверь в душу,

жизни уже — осень,

а я ещё — трушу

просто в глаза — прямо:

как без меня — горько?

Оба с тобой — правы.

Счастья вот нет только.

Мне без тебя — вольно

[след от цепей — прячет],

только дышать больно,

я — по чуть-чуть…

[Плачет]

Жить

Я умею быть сильной и не пасовать

перед трудностями, никогда не сдаваться;

никому ни в душу, и ни в кровать —

не лезть, не учить морали, не читать нотаций,

прощать близких, ставших дальними,

и друзей бывших (воевать с ними что ли?),

отпускать всех на любые расстояния

(добрый Бог наградил нас свободой воли,

каждого); перед врагом прошлым,

если пришёл — отворить двери,

быть готовой к плохому, но ждать — хорошего,

раскаявшегося — простить.

Просто так.

Верить.

Но раз за разом — почему-то ножи в спину,

липкий солёный ручей по ногам — в землю,

ты, клявшийся на крови — «не покину!»,

на «извини»

сил нашёл

еле.

Боль где-то в горле липким стоит клубком,

в землю лицом — жизни заряд сажая —

падаю… Недруги пнут в ребро сапогом:

корчится, больно — значит, ещё живая.

Господи, слышишь, пожалуйста, дай мне сил,

встать, о боли своей не крича — молчА,

и сказать большое искреннее спаси-

бо всем моим недругам, врагам, палачам:

пусть от боли — страшной, невыносимой —

зубы буду упрямо в песок крошить,

неправильно, некрасиво,

но —

жить.

Жизнь

Да я бы давно их звала всех по имени-отчеству —

свои эти самосбывающиеся пророчества

(особенно то, про тебя, особенное одно),

если б они, камнем упав на дно

моей реальности, выбили бы его,

разрушив фундамент, рассыпав глухие стены,

чтоб я смогла выйти за рамки одной сцены,

уволиться из этих провинциальных актрис,

что сами себя много лет лишь играют на бис,

получая охапками чью-то любовь и цветы.

Но к чему это все, если даритель — не ты,

и каждый раз, выходя на финальный поклон,

думаешь: это сон, это сон, это просто дурацкий сон,

но вглядываешься в зала тебя пугающую тьму,

в тысячи лиц, не принадлежащие никому,

и до одуренья хочешь просто выйти отсюда на свет —

в настоящую жизнь…

Но это и есть она, и другой, к сожалению, нет…

Я эту любовь не ращу и не пестую

Я эту любовь не ращу и не пестую —

ты знаешь, всё наоборот:

она замерла, не растёт — бесполезно: всё

равно я иду на аборт.

Пусть вырежет/вычистит/химией вытравит

её многоопытный врач…

Но всё, что случится — сквозь слёзы он выдавит:

«Прости. Метастазы. Поплачь.»

Мы с ней столько лет — неделимое целое

(единый клубок метастаз),

я всё, что смогла, чтоб убить её — сделала

(убила — обеих за раз).

Нет, не ты его увела

Нет, не ты его увела —

я сама тебе отдала,

я сама отпустила: на,

раз настолько ты влюблена,

что его так не бережёшь —

от меня вместе с кожей рвёшь

наживую, наркоз не дав…

Отдала его — не предав,

отпустила его — любя,

ну, подумаешь, у тебя —

ну, подумаешь, не со мной,

но живой…

Забирай его, получай —

он два сахара любит в чай,

а, хотя — не мои дела:

я и так его отдала,

не была ему палачом —

ни упрёка ему ни в чём,

не рыдав на его плече…

Он был — мой,

а теперь — ничей…

Как живут люди, утратившие свой Рай?

Как живут люди, утратившие свой Рай?

Чем их пугает Бог, искушает Змей?

Кто говорит им: вставай сюда, выбирай

(брать надо — это, то — выбирать не смей!)?

Как выбирает из двух нас теперь Адам?

Он и в Раю-то просто на поводу

Евы пошёл (делай ставки — я всё отдам,

ставлю на всё: он выберет вновь не ту).

Старый проказник: к свадьбе уже пройдёт —

дует на грудь, почти уже не болит,

хочешь, слеплю тебе парня, что не уйдёт? —

Что мне с ним делать, папа, ведь я — Лилит?

Только будь счастлив

Только будь счастлив, очень тебя прошу

(если мои просьбы хоть что-то значат),

и не читай — их я не тебе пишу,

эти стихи, это другому.

[Плачет]

Только будь счастлив — так, чтоб на небесах:

«Ну-ка на бис — я пропустил детали!», —

старый проказник (Будда/Исус/Аллах…)

новую жизнь вдруг подарил.

[Едва ли]

Только будь счастлив, сам за себя хотя б!

Я — своему выйду навстречу тоже.

Медленно ангел рядом идёт — ослаб.

Помнит ли кто, как мы летали?

[Боже]

Пью тишину по капелькам, по осколкам

Пью тишину — по капелькам, по осколкам

(больно горчит во рту, прожигает душу),

оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько…

Прячу любовь — ногами торчит наружу.

Глубже копаю яму заразе этой,

сверху плитой без надписи и без даты —

лезет в стихи, меня превратив в поэта,

благословляя: надо же, как пиздато!

Рядом стоит, меня по плечу похлопав

(буквы — в слова, слова — в предложений нити

я собираю): с каждым бывает, что ты,

если не так что — вы меня извините.

Я извиняю. Ты извиняешь. Только

мы перед ней гораздо сильней виновны:

оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько,

оба её хороним, убили словно.

А я — давно остыла, не горю

А я — давно остыла, не горю,

казалось раньше: мы — две половинки,

я всем друзьям — устала, — говорю, —

огню былому праздновать поминки.

Они в смятеньи: весь огонь угас,

а так — до неба, кажется — горело,

и жизнь спустя, когда не стало «нас»,

ещё так долго, так упрямо тлело

на торфяных болотах наших душ —

погибельно, подземно, внутривенно…

Мой выживший оркестр играет туш:

залит огонь любви забвенья пеной.

А давай все сначала, слышишь?

— А давай все сначала, слышишь?

Мы ведь счастливы даже были…

— Разве заново перепишешь,

как друг друга мы разлюбили?

Где на это взять сил, подскажешь?

Все потрачено на разборки,

И опять ты меня накажешь —

Непокорную, как ни горько…

И опять будешь делать больно —

Без сочувствия, со всей мочи.

Нет, не надо, с меня довольно,

И не важно, зачем ты хочешь

Снова наши вернуть рассветы

И закаты, что так качали —

Я сама вспоминаю это,

но — прости — не начну сначала…

Киндзмараули

Если бы алкоголь

в сердце латал бы раны,

чтобы не слышать боль,

я б просыпалась — пьяной,

я бы уже с утра

выстрелом вверх шаманским

горести со двора

выгнала бы шампанским,

я бы уже в обед —

только Киндзмараули,

но — облегченья нет,

кажется — обманули:

зря я ищу покой

где-то на дне стакана,

если вино — рекой,

значит, мы будем пьяны,

счастья лишь только нет

в терпком глотке пьянящем —

только кровавый след

прошлого — в настоящем…

Открыла дверь в надежде: он ворвётся

Открыла дверь в надежде: он ворвётся —

с цветами и шампанским, пьян слегка,

и в губы жадно-жадно мне вопьётся,

и по спине куда-то вниз рука

скользнёт, и, с гравитацией не споря,

и сами на пол съедем, не дойдя

до спальни трёх шагов. Мы в коридоре

в одно сольёмся целое, сойдя

с ума от наважденья грёз любовных,

и больше не расстанемся вовек…

Открыла дверь и жду его я, словно

я для него — желанный человек…

Так вдруг стало тепло, спокойно

Так вдруг стало тепло, спокойно —

отгорело, отбушевало,

и не плачется по покойной,

хоть и лет ей ничтожно мало,

хоть жила она — одиноко

(В моём сердце ища приюта,

долго-долго ночами волком

страшно выла — не убаюкать…

А теперь там дыра — размером

метр семьдесят на полметра,

а казалось — была разменной

этой нашей любви монета.

Никому не казалась нужной

эта наша любовь до гроба,

а скончалась — размером в душу

дыры в сердце латаем оба,

и ничто не пришло на смену —

никакое другое счастье:

только приторный запах тлена

от вчера бушевавшей страсти)…

Вот и встретились снова. Здравствуй…

Вот и встретились снова. Здравствуй…

[Сердце гулко стучит в виски.]

Как дела? — Всё в порядке, — Счастлив.

[Что не сдохла я от тоски?]

Как детишки, семья, карьера?

[Ну и, мстительно: ] Как жена? —

Так же, как у тебя, наверно —

бес-прос-вет-но. Поражена? —

Да чему поражаться, если

за Бог знает уж сколько лет

вас ни дня не видали вместе,

фотографий совместных нет…

Ты им очень, конечно, нужен —

лучше нет у детей отца,

но, себя называя мужем,

не носил никогда кольца:

вечно в поиске — новых, свежих,

наполняющих светом жизнь…

[Время-врач снова раны те же

на живую шьёт — разошлись.]

Вот и встретились снова. Здравствуй…

[Боль тисками сдавила грудь.]

Будь, пожалуйста — слышишь? — счастлив,

и, пожалуйста, просто — будь.

Дверь, пожалуй, сниму с петель

Дверь, пожалуй, сниму с петель —

не придётся менять замки,

раз свободная я теперь,

то и двери мне — не с руки,

пусть гуляет полночный бриз

прямо в комнату со двора —

этот странный живёт каприз

в моем сердце уже с утра,

ведь не будешь ты дверь с ноги

выбивать, если нет дверей…

Помоги же мне, по-мо-ги

о тебе позабыть скорей…

Я тобой лишь одним болела

Я тобой лишь одним болела

с осложнениями на жизнь,

с рецидивами, как умела,

но — справлялась. И ты — держись.

Выздоравливаю покуда —

взгляд погасший, поникший вид,

но уже в ожиданьи чуда:

скоро, чувствую, отболит.

Полной грудью вздохну и в небо

с благодарностью — сто спасиб,

что когда умоляла: «Мне бы —

хоть на день его!.» — обнесли,

обвели объездной дорогой

(Ведь дурным и семь вёрст — не крюк!):

не твоё, не бери, не трогай —

он не враг тебе, но — не друг…

Протрезвею, смирюсь, поверю,

в то, что, если б хотел — то смог!..

И за прошлым закрою двери,

да сменю, наконец, замок…

Стихам адвокаты нужны ли?

Стихам адвокаты нужны ли?

Свидетельствуют: жили!

Падали и вставали,

без греха — да едва ли,

вот только в руке моей

от роду тех камней

не было для броска —

для ласки моя рука,

для поцелуев — губы,

голос — кричать «Любо!»,

пара красивых ног —

для интересных дорог,

да, говорят, были

когда-то еще — крылья,

только их сразу тут —

крадут…

Я ли не деревенская?

Я ли не деревенская?

Знаю секрет простой,

что нашептать, чтоб женское

счастье — не на постой,

а чтоб на веки вечные

в доме жило моём,

чтобы ты, мой не встреченный,

сам поселился в нём…

Дело-то не подсудное —

милого присушить,

но из моей посудины

не разрешу допить,

я ни конфет, ни яблочко

надвое не делю,

чтоб запорхали бабочки

и ты сказал «люблю».

Я не хочу привязывать

милого ворожбой —

глупо победу праздновать,

если ты телом — мой,

но в несвободе мучаясь,

рвётся назад душа,

это благополучие

стоит хотя б гроша?

Знаешь, я — деревенская,

только проблема в том,

что мне не надо — женского

счастья. Хочу вдвоём

не колдовскими чарами —

только любовью жить.

Если с тобой не пара мы —

ну, так тому и быть.

Отпускаю

Говорят: отпусти — вернётся,

всё, что было твоим — твоё.

Без тебя не сияет солнце,

тучей чёрною — вороньё

надо мною кружИт и крУжит:

ждёт добычи, ведь я — почти

умерла без тебя. Не нужной

стала глупая жизнь. Прочти

те слова, что легли, как рифы,

от которых спасенья нет,

в стихотворные скалы рифмой:

я — не женщина, я — поэт,

но талант на любовь сейчас же

и признание — на покой

я б сменила, клянусь, без фальши,

если только бы ты — такой,

как сегодня, тихонько «здравствуй»

прошептал и глаза в глаза

долго-долго смотря, остаться

попросился… Но так — нельзя:

не такой ты, и не такая

я… Как больно… Поглубже вдох —

не заплакать бы… Отпускаю…

Да поможет мне, дуре, бох…

Морожены песни

В голове — как пчелиный рой —

вьются мысли, что не рассказаны,

хоть молчи, хоть кричи, хоть вой,

но у нас с тобой — судьбы разные.

У меня полный рот стихов —

о тебе, ещё не написанных,

из тех самых, запретных слов —

очень личных и очень искренних,

в сердце нежность нашла приют,

а любовь — в животе щекочется:

это бабочки там живут…

Не знакома я с одиночеством…

Не тебе я пишу — дышу —

о тебе, незабытом, строками,

может память перепишу,

и спою, по-поморски окая.

Будут песни мои лететь,

замерзая сияньем северным —

и стихов кружевная сеть

не истлеет в пыли безвременья…

Чужой — не мой, чужая — не твоя

Чужой — не мой, чужая — не твоя:

себе не разрешили мы друг друга,

судьбу одну — на две судьбы кроя,

мы — профи в лицемерии. Заслуга

Какая в том, что так — несчастны все:

и мы с тобой, и наши половины,

и крутимся, как белки в колесе,

и сами — только сами! — в том повинны…

Ты на меня (не удержала!) зол,

я — на тебя (не удержал!) … В колени —

бросаешься, целуешь мой подол,

но что мне с этих горьких сожалений?

Поступка бы. Единого. Но так —

чтоб больше ни туда, и ни обратно.

А этим сожалениям — пятак

цена, вот только маловероятно,

что всё же покупателя найдёшь —

такой товар не пользуется спросом…

Ты правду предложи мне, а не ложь.

Решение.

Ответы.

Без вопросов.

Не помогай мне, Господи…

Волос короткий с проседью,

в сетке морщин — висок…

Не помогай мне, Господи,

так, как уже помог:

Встречи — почти случайные,

взгляды — души до дна,

криком кричит молчания

нашего тишина,

будто магнитов — полюсы

(Оба, конечно — плюс):

ближе на шаг — и в скорости

дальше на два. Боюсь —

физика не изменится:

только лишь отвернусь —

сразу второй приклеится

(Минус притянет плюс);

в тот же момент становится

трусом и подлецом

(Минусом — плюс, как водится),

если — к нему лицом…

Волос короткий с проседью,

в сетке морщин — висок…

не помогай мне, Господи,

так, как уже помог…

Давай поговорим?

Давай поговорим? Но — без посредника:

без телефона, лично. Разве малость —

глаза в глаза? А вдруг два понедельника

(Ну три, четыре…) — всё, что нам осталось?

Туда, откуда вряд ли возвращаются,

в любой момент уйдёт когда-то каждый,

забрав свою любовь, и кто прощается,

а кто — прощенья просит, так не важно…

И будет тот, оставшийся не мёртвым, но

и не живым — тянуть сюда, обратно

закрывшего тяжёлые ворота и

ушедшего за точку невозврата.

Давай поговорим? Но — без посредника:

пока — живые оба. Разве малость —

глаза в глаза? А вдруг два понедельника

(Ну три, четыре…) — всё, что нам осталось?

Я орала на прощанье: Ну и гад же ты!

Я орала на прощанье: «Ну и гад же ты!

Как ты мог со мной так? Сволочь… Ненавижу!»

…Сохраняю твои фото во все гаджеты —

умираю, если глаз твоих не вижу.

Ставлю музыку по кругу —

лишь ту самую:

если больно, значит я ещё живая.

Не звоню тебе ни трезвая, ни пьяная —

не нормально это, да?

Переживаю…

Я не лью в подушку ночью слёзы горькие:

хочешь, верь, а нет — не верь, но спится сладко,

там, во снах, ещё влюблённые мы…

Только я

по ночам ещё и верю — всё в порядке:

скоро кончится разлука, встреча скорая

неизбежна — мы помолвлены судьбою,

приправлять любовь не будем больше ссорами —

слишком солоно в разлуке нам с тобою…

Только оба мы — и сильные и гордые,

уходя — всегда уходим безвозвратно,

связи — рвём на раз, и прошлое не дёргаем,

проверяя, не попросится ль обратно,

лишь скрипим во сне зубами: «Ну и гад же ты,

как ты мог со мной так?»

Любим…

Ненавидим…

И храним любимых бывших во всех гаджетах,

умираем, если фото их не видим…

Если ты крест мой — не катастрофа

Если ты крест мой — не катастрофа:

я подниму, удержу и вынесу,

не велика высота Голгофы —

люди щедры на любые вымыслы.

Крест не по силам не даст Всевышний —

это не мной ведь когда-то сказано,

значит, ты — мой, я — твоя, ты слышишь,

небом самим мы навек повязаны.

Крест мой — занозами: в руки, в плечи,

тело и сердце стесал до мяса, но

и без него ни хрена не легче —

бросив, потом возвращалась сразу я.

И Высший Суд не страшит — однажды

я там засыплю Его вопросами,

пусть Он мне сам откровенно скажет,

крест почему выдаёт не тёсанный.

Если ты крест мой, то лишь спасибо

тысячу раз будет небу послано

и со смиреньем судьбы изгибы

я принимаю, раз надо Господу.

Не обещай мне планет и звёзд

Не обещай мне планет и звёзд

с неба достать, не дари цветы —

я снова старый грунтую холст:

там был портрет, но на нём — не ты,

искусствоведы сломают мозг

[В чёрном квадрате искали суть],