Бесплатный фрагмент - Я тьма кромешная

«Поэма тебе меня»

Поэма тебе меня

I

Я слишком хорош для тебя —

Моя дорогая подруга/врач/жена;

Ты всегда была чем-то выше, больше,

Но никогда ты не была моя.

Ты могла мне приготовить чаю/кофе,

Могла мне зонтик открыть при дожде,

Только трагично было очень,

Что имени моего нет в тебе.

Дорогая моя незнакомая/прохожая может;

Может просто родной человек-

В мире много людей не схожих,

А ты стала чужой = родной человек:

«Быть может ты уйдешь — я не держу».

Наверно, потому что гложет-

— То, что ты постоянно «Прощу»,

А я отвечаю «Быть может…».

Ты можешь любить меня вечность, года,

А я не изменюсь ни за что. Пусть выходит.

Я так скрывал свою любовь в тебя,

Что сейчас мне стыдно, признаюсь, очень.

Мою любовь не покажут по фильмам.

Да и в книгах такой наверное нет.

Она у меня слишком тихая, тихая.

Но и гордая, чтобы «Да» — в ответ.

И быть может, тебе надоест моя тишина;

И ты уйдешь, потому что терпенью — предел,

Но прошу, никогда не ищи в других меня.

«Ведь я по-другому любить не сумел»

Я никогда не говорил, что ты — моя.

Никогда не говорил о чувствах открыто.

Но тогда я ждал за углами — тебя,

Наблюдая, какой формы, твои ключицы.

Я уходил, когда отчаянно звала —

— и ждала сутки, а бывало — неделю.

Ты любила меня, любила! А я,

Всегда говорил: «да не верю».

Я уходил, когда ты плакала, рыдала;

Я курил, хоть ты и не курила.

Меня не было рядом года…

А ты меня взяла и простила.

II

Нас с тобой разделяли постоянно;

Дороги, больницы, а в особенности — города,

И как бы не казалось странно,

Мы близки через года, года…

Признаюсь, ты мне часто снишься,

я прощаю.

Ты где-то рядом, в мыслях;

и километры внутри

Все дальше и дальше, но

«Слышишь? Я обещаю!

Никто не будет ближе, чем ты».

Мне снится как я ухожу и снова,

Как тебя простила? Незнаю.

Я понимала тебя с полуслова,

А ты меня с полувзгляда.

Я помню твой голос, я помню, помню!

Времени много прошло, я знаю,

Только что-то легче не становится

И после каждой ночи как пьяная.

Как ты там? Наверное с кем-то.

Знаешь, я ведь на самом деле не пью.

Не может отпустить тебя время,

Или я наверное… не могу.

Я скучаю, иногда даже слишком,

Скажи, а ты скучаешь? Хоть чуть-чуть…

Я вспоминаю тебя по фотографиям, вспышкам.

Голос только вспомнить не могу.

Мне кажется я знала тебя вечность,

И даже сейчас всё чувствую тебя.

В твоих глазах припомню бесконечность,

А свои, запомню, в поисках тебя.

В толпе ищу похожее лицо, черты лица.

Мне важно знать, что не один.

«Ты где, ты где? Я вся твоя!»

Но тут — не ты.

Обернется незнакомец,

но похожий,

На твои черты лица

так схожий.

Он весь уже давно стоит промокший.

Ведь ждет он «НЕМЕНЯ».

Робкое «простите»,

недовольный взгляд

Он бросит на меня и,

отвернется.

«Простите», — говорю я для тебя,

А в руках разрастается холод.

Не ты, и не тебя я так звала,

Быть может это к горю или, к счастью?

И бутылку дорогого, не открытого вина,

Разбивала я на тысячные части.

Как ты там? Наверное с кем-то…

Знаешь, я ведь так и не пью.

Никак не может отпустить тебя время,

Или я наверное не смогу.

Я помню тебя, ты мне снишься, снишься…

И каждый день я боюсь просыпаться.

Без тебя исчезло имя,

Без тебя я глупей и старше.

Знаешь, я буду рядом с тобой годами

Ты не будешь этого знать. Зачем?

Я буду любоваться твоим взглядом, —

— направленным все время не ко мне.

Но я обещаю, не увидимся. Правда

Что тебе сложно, как и мне, забыть?

В Новогоднюю ночь я загадала —

— Тебя просто, просто отпустить…

«Догорают» птицы

Тихо в небе «догорают» птицы,

Бьются в агониях наших сердец,

Но если бы ты знал, как осень злится,

Ты б уберег их от смертей.

Смертей нелепых и достаточно суровых.

В зимнюю стужу осенних ветров,

Я была бы осенью перед тобою,

И написала б тысячу стихов.

Ах! Бедные птицы, вы гибнете в небе,

Но рвётесь так всё выше и выше,

Я б сочинила пару тройку трагедий,

Где бы вы умирали все тише и тише.

И на деревьях есть пожар…

На деревьях случается пожар.

Мне сны твои все, как кошмар.

Я знал их, словно, наизусть.

Твои ладони не горят, а пылают.

Меня пытаясь проучить по вечерам

За то, что мои письма получают,

Не твои почтовые номера.

Температура больше не тревожит,

Но сердце варежками не согреть

Ближайшую неделю. И быть может,

Твой почерк в письмах моих сжечь?

Ты где? Тебя не выдает мне время — боль,

И против нас весь этот чертов мир.

Ведь если нас принять с тобой за ноль,

То выкинуть нужно десятки картин.

Картин —

Про любовь, где «пожары» бывают

Огромной стихией в любой точке света.

Поэмы, в которых людей обвиняют

В том, что люди ищут совета.

Да. На деревьях есть пожар,

Когда в твоих ладонях бьется пульс.

Я знаю, ты меня тогда нарисовал:

По памяти иль наизусть?

Выжившая весна

Но на улице все осень, осень!

Я хотела чтоб ты бросил,

Бросил оставаться без меня!

К тебе приехать, прилететь, приплыть;

Мечтах о встрече утренних свечей,

Где как и я пылать хотел среди огней,

И от северных ветров тебя укрыть.

Я б не сказал, что дождь не разъедает раны —

— Затрепетавших выжившей весной.

Я заболел, мне б этою весной,

Увидеть, сонным облаком, фонтаны.

Я пялился на них, как будто в море…

Я знал людей с зелеными глазами.

Глазами: цвет — мохито или чая,

По утрам курили и не спали,

По ночам, сводя себя до края.

Встречал людей я с серыми глазами —

— Они пронзали душу всю насквозь.

Они других всех разводили врозь

По разным трассам между городами.

Сегодня я увидел всех очей прекрасных —

Влюбленные горели небеса.

Увидел всех очей: любовных, страстных!

И цвет не важен был в глазах.

Вы знаете, в таких глазах я видел всё.

Там вечность слез прошедших горем.

Я видел в них, смотря как в море —

— Глаза, пылающих огнем.

Я видел те влюбленные глаза,

Когда весь мир становится неважен,

И темнотой, ты не напуган, а отважен!

Когда влюбленные горели небеса.

Я пялился на них, как будто в море…

Амфетамин

Амфетамин вдыхать так часто.

Так часто знать что ты один.

И верить в Бога — свято, свято.

Искать.

Итог — не находить.

Вдыхать.

И крепче, чтобы сразу

Забыть тебя.

Блин, больно я вдохнула.

Не подчиняясь твоему указу,

Все двери в дом с размаху, сразу.

Амфетамин спасает, сигареты —

— уже не кофе, а теперь коньяк.

Я вижу твои ночью силуэты,

Когда накурена — всё просто так.

Я ненавижу чувство за виною;

Я ненавижу пить, дымить, бухать;

Я ненавижу, но с собою,

Мне не зачем кому — то лгать.

Сегодня утром мертвой кошкой,

Я снова дула из ребра.

И длинной, длинною дорожкой,

Разрывал амфетамин и пустота.

Наша история

И семь оков с тебя стянула ночь.

Запах мой оставишь ненадолго.

Так хочется ведь мне себе помочь

Разбиваться на миллиард осколков.

Мне не нужны твои все обещанья.

Они как яд, который отравляет кровь.

Мне не нужны твои признанья,

Которых ты, так пафосно, — любовь.

Мы неизменны, многоточны.

Наша история впишется за нас.

И то, что ты зовешь любовью,

Я назову «История о нас».

Гоголь

Привет мой сон. Я знаю, это ты.

Я вижу дождь и ветер сносит крышу.

Я сочиню и просчитаю все ходы,

Но от тебя так ничего и не услышу.

Сегодня осень там, где состояние,

Где ветер просит за окном —

Рассей души от расстояния,

До миллион бесчисленных оков.

И ты, и дождь меня утешат.

Утешат там, где умирала я.

С тебя до бесконечно — безмятежных,

Оставалось два верста.

И моя душевная забота — как печаль.

Пытается сорвать огромный куш.

А Гоголь про таких как мы, про нас,

Сочинял тома любимых «мертвых душ».

Сквозь тысячи секунд

Смотри, где было твое имя.

Ты "до и после" раздели напополам.

Я от тебя совсем простыла.

Тут солнца нет, но ты есть — храм.

То утро, будто знаешь сколько,

Сколько километров до тебя?

Не мало будет мне с тобою.

Но ревность та — кто обнимал?

Сквозь тысячи секунд с тобою,

Я пролечу, оставив за собой пожар.

И все деревья, вновь поваленные мною,

Ты возрождал при помощи тепла.

Любить до обморока стоит

Мне без тебя, с тобою мало,

Твоих ключиц изъезженных не мною.

Мне тебя так долго не хватало.

Тебя меж третьею строкою.

Мне будет мало, снова ты

И сон, где рядом твои руки —

— сжимают бешеные звуки

Болью возродящие цветы.

И не найти тебя другого.

И чтоб горел, горел, горел!

Так, вечностью казалось море,

В котором много мертвых тел.

Ты стал собой. Ты помнишь мелочь?

Так почему же снова далеко?

И наша выстроена бесконечность,

Казавшаяся выше глубиной.

Спустя года, когда уже не помня:

Ни запаха, ни голоса, ни цвета глаз,

Спустя года, не думать, что взорвется

Все внутри от пары слов про нас.

Три месяца ты здесь, а я боюсь.

Ты говоришь, не бойся, — я же ведь приехал.

Вот только солнце бы не скрылось в темноту,

И цвет твоих зеленых глаз кометой

Въедалась в душу бледную мою.

Ты обнимал, по-честному, клянусь.

И в эти пять минут ты счастье дал.

Я больше так наверно не влюблюсь.

Прошу, чтоб ты не пропадал.

И в этот миг я чувствовала как:

Как солнце было предо мною ночью.

И медленно сходила я с ума,

Когда ты обнимал так крепко, очень.

И что-то больше, чем привязанность обоих,

Теперь я кажется уверена в одном,

Любить до обморока стоит.

И быть на небе стоит,

на седьмом…

Влюбленность

Я снова боюсь попасться на удочку.

Боюсь не закончить кадансовым оборотом.

Дай мне еще хотя бы минуточку,

Чтобы не оплошать перед крутым поворотом.

Я так боюсь с тебя все начинать.

Боюсь твоих разочарований и печали.

У меня огромное желанье отдавать,

И не устраивать истерик перед твоими плечами.

Еще рано чему-либо быть,

Ты знаешь, что любовь — не проста.

Нужно все оставить, разбить.

И тогда заново влюбиться в тебя.

Санкт-Петербург

Ностальгия. Санкт-Петербург. Декабрь

* * *

Меня уже ничего здесь не держит.

Ни он, ни классика этого города.

Я уже давно забыла как ты —

— звонил, чтобы услышать мой голос.

Здесь ничто меня не держит,

Да и не держало вправду говоря.

Все важные вещи на свете — не вещи.

Я видела, ты не любил меня…

Этот город на плечах у меня умирал,

Знаешь, сколько солнца в нем погасло?

Я уходила, да ты и не держал.

Мне и сейчас:

Дико тебя мало,

мало.

* * *

И треснет мир, когда с тобой мы вместе-

— По Питерской шагали наугад.

Когда два разных человека

Любили так, что не вмещают все слова.

И вот в другом таком предместье,

В другом городе и времени другом:

Я понимаю — здесь ничто не держит,

Не держит мой любимый, дорогой.

И нет тебя. Верней ты есть,

Но мне не суждено тебя догнать.

По Питерским аллеям наугад,

Бродить…

Но где же путь назад?

* * *

Прощай, я так скучала и скучаю.

Я уезжаю, уезжаю в никуда.

Я постоянно жду тебя в он-лайне.

Ты тоже ждешь, но не меня.

Я снова в городе, где хочется уехать,

Всё бросать и снова исчезать.

Исчезать, но так, чтобы навечно

Из города, подальше бы куда.

Здесь нет тебя, и ничего уже не держит.

Ни ты, ни блюз снежинок этою зимой,

И кто-то в моей жизни безмятежной,

Любовь, сердечность, нежность, дом.

Психоделика I

Посвящено моему другу, которого больше нет.

2 августа 2012

Он умер. Нет другого, нет.

Зашторь все окна.

Закрась все зеркала, где свет —

— в них его нет.

Больше нет. И не будет,

Мир разбудит.

Сон окружит адским пламенем,

Где он обнимает меня.

Он не просто ушел или уехал.

Его нет ни в одном городе мира.

Он так странно в жизни моей появился,

И так внезапно его покинул,

Сгинул,

Исчез.

Мой крик слышал весь город, весь свет.

Пусть он там, где его нет.

Ответ дай мне, я кричала,

Ночами не спала,

А ты покинул меня.

Покинул всё, что значили мы.

Ты сжег за собой мосты.

И мне никогда не построить их заново,

Потому что очень далеко,

Потому что очень жалобно —

— смотреть на угли где-то в море, где ты,

Спасал меня от бурь и мглы.

Ты умер, тебя больше нет,

Где свет?

Я тебя потеряла.

Ты где?

Ответь мне, ты где?

Ты молчишь будто тебя нет.

Я в зеркало смотрю и вижу себя,

Там нет тебя.

Закрашу, разобью на тысячи осколков

Противные зеркала,

И соберу их по частям.

Я придумала: ты очень пьян,

Только не спасает.

Всё как потрескавшаяся эмаль,

Которая дожидается хирургического вмешательства,

Замешательства.

Я помню тебя,

Мне снишься ты.

Я постоянно плачу. у себя. внутри.

Психоделика II

Покойному другу спустя 6 месяцев, 22 января 2013

Я думала со временем,

Переменами.

Я забуду, убегу, я держалась.

В прошедшем времени — всё что осталось.

Я думала забуду, пройдет,

Время же лечит?

Только послать бы к черту соседей,

Которые так говорят.

Помнишь нашу первую встречу?

А последнюю помнишь?

Зато я помню только свечи.

И ночи с тобою…

Мы вместе читали, смотрели фильмы.

И дружба вынашивала нас,

Проверяла наши силы.

Сливы — мы ели по ночам укрываясь от ветра,

Ты всегда доводил до подъезда.

Я думала со временем,

Переменами.

Что плакать перестану и говорить ночами,

Но свечами,

Время не лечит.. поверьте,

НЕ ЛЕ-ЧИ-Т.

И каждый раз на сигарете, я писала твое имя.

При холоде курила.

Простыла.

И так я думала, что вдыхаю тебя,

Но,

Ты не курил, прости, я не забыла

тебя…

А помнишь как стала твоею «невестой»?

И фамилию Листопадова помнишь?

Помнишь фамилию, линию…

Что ты любил больше этого города:

Убегать,

Спасать.

Не смогла, не сумела.

Ты где?

Ты где?

Ты где?

Я умирала ночью, на рассвете.

Когда почувствовала, как лампочка треснула в коридоре.

Я вспомнила море, тебя и как кружка упала на пол,

Разбилась!

Я поняла,

Ничего не осталось.

Абонент выключен,

Вне зоне доступа.

На небесах не хотят,

Чтоб мы виделись снова.

Я думала со временем,

переменами,

Что плакать перестану и говорить ночами

Со свечами.

Время не лечит.

Поверьте,

НЕ ЛЕ-ЧИ-Т.

Я не держу тебя

Я знаю, ты уйдешь. Я сильно не держу.

Мне не нужна твоя «нелюбовь».

Слова врезаются в тишину,

И она,

Полна тобой.

После тебя куча слез и истерик,

Тебя не волнует, что у меня,

После многих твоих обвинений,

Кажется, что я — не я.

Глюки ловлю от твоих слов,

От этой опошленной «любви».

Зачем ты оставил во мне столько следов?

Следов от твоей красивой «нелюбви»?

Послать бы подальше, все оставить, забыть!

Только ночью я хочу раствориться, сбежать.

О, Боже, как же в то время хотелось остыть!

И место жительства навсегда поменять.

Я делю на ноль

Под вечер согревает только кружка чая,

Или кофе — главное по-горячей.

Во мне, как в кружке дико тая:

Сахар был, как сотни палачей.

Я замерзаю все быстрей и чаще,

Пока искала дом свой и покой,

Но перерыв «дома» — я стала старше,

И казалось, пролетело сто веков.

К кому за помощью и за советом?

Ведь я делю на ноль, так можно?

Родителей считать авторитетом —

— вот чего Вам всем добиться сложно.

Пустота, я если попрошу, обнимешь?

Мой мир застыл, как-будто охладел.

Одиночество, ты со мною выпьешь,

Среди порушенных тобою стен?

Ну вот, остались мы с тобой вдвоем,

а где все те, кто рядом раньше были?

Мы с Вами воздух часто продаем,

Которым только что дышали и любили…

Дым

Не сожги меня обратно в ста дорогах, ладно?

Я ухожу, сегодня все намного проще,

Я не буду плыть сто раз туда — обратно,

Чтоб дотронуться до твоей кожи.

Я дым, я исчезаю, видишь?

Я дым, а ты побольше затянись!

Сегодня мои карты, старт и финиш.

Я исчезаю сигаретным дымом ввысь.

Я дымом буду исчезать,

В тебе оставив послевкусие сигарет,

Оставь на память мой портрет,

Чтоб не пытаться забывать.

Ведь буду исчезать.

Я дымом буду исчезать в тебе.

Камелии

Я в зале безмятежной пьяной тишины.

Творю тебя под видом клавиш пустоты.

Играть сто раз, учить этюды, гаммы,

Растрачивать тебя под видом драмы.

Бросать курить последний выдох.

Тобою быть излеченной — не выход.

Горит свеча, в объятьях меланхолии,

Я сочиняю, все подбираю разные гармонии.

Тебя не подобрать, ни осенью, ни летом,

Я не пьяна, я просто мыслила рассветом,

В котором все цветы, все образы в букетах

Рождали сотни, тысячи стихов в ответах.

Я просыпаюсь в 5 часов утра сегодня,

Запах не пахнущих камелий утаил холодной

Горсткой солнца, вставшего так рано.

Я б хотела той весны, твоих тюльпанов,

В букете броском от тебя их ждать,

Чтоб не завяли, умереть не дать.

Я в зале опьяненной тишины тобою,

Я вспоминаю следующей весною

Запах цветов не пахнущих камелий.

Запах твой — он карамельный,

Роз цветущих, пахнувших не мною.

Я образ твой молю себя унять.

Прошедшею не мной —

— весною.

Девятнадцать зим

Никому нам не хотелось верить слишком.

Мы верим только подписям на сдачу гроба.

Не верим в то, что каждый день мы слышим.

Но по новостям твердят — хорошая погода.

В твоем мобильном телефоне —

— сотни нужных и ненужных номеров:

Скажи, когда ты будешь на перроне,

Сколько будет сказано прощальных слов?

Я думаю не больше, чем всегда.

Когда ты знаешь, будто кто-то уезжает

В другие страны и быть может города,

Где хоть один тебя такого понимает.

Мы одиноки, застреваем в циферблатах.

Идя по улице, упрясь глазами в пол.

Нормальное в безумстве, тоже ненормально.

Мы-дураки: спешим,

мы — мятая бумага, стол.

И вымолить себе прощение стихами,

Родиться для тебя, но всё таки другим

Остановись, мой друг,

Ты слышишь кто за нами?

Например за мною

Девятнадцать прошло зим.

Акварель

Город больших детей вырос,

Но почему-то не был в моей голове.

Из пару комедий, где мозг навынос,

Кто-то прессует информацию извне:

Где дым уже не заметить под паром,

Только пар-вода, а дым это огонь.

Детям спички не игра, недаром,

Говорят: не верь мне.

 А ты даешь ладонь.

Прости, что дымом окутан мой город,

В котором я не могу заметить тебя.

Из всех красок нарисованным зимою, как холод:

Я всегда выбирала конец октября.

Акварельными красками прессую рассудок,

в которых меня рисовала заря.

Этот очерк акварелью написан.

Написан стихами из чувств октября.

И если ты что-то понял, то тише-

— дождь барабанит по крыше.

И это не я — не я…

Горящие…

Сидишь. Горишь. А рядом никого.

Никого. Кто мог бы, но не захотел.

Знаешь. А внутри мне стало горько.

Знаешь. Я привыкла петь по нотам.

Но всему же есть всегда предел.

Сидишь. Горишь. Боишься света,

Боишься всех, кто был не «за».

Я ветром северным с моста.

Кричала. Била ветром пустота,

Пустота.

Ну как так, как? Когда…

Когда ты вечером один пьешь кружки чая.

Вчера же ты не замечала,

Что хотелось мне в другие города.

Хотелось в страны мне другие.

Все дальше, дальше от тебя.

Я доставала головой до дна. Когда тонула под немые,

Немые ветры ноября.

Сидишь. Горишь.

Горишь.

Горишь.

Одна. Сопливые слова оставить прочь!

Знаешь. Когда на ноги наступает ночь

Когда ты все кричишь. Горишь. Кричишь.

Внутри. Сама тихонько спишь

Молчишь.

Горишь…

Январь

Сейчас январь, но за окном не снег.

И за окном не видно солнца.

Я перестала видеть там людей.

Я перестала чувствовать свободу.

В январе том нет морозов.

Нет снегов, и не метет метель.

Все небо серое от злых прогнозов,

А народ отходит от потерь.

В твоих снегах застыло время,

И серым дымом я заслала небеса.

Прости что так и не сумела,

Превратиться в звезды января.

Застыло время и лишь счет в календарях

Не останавливается почему-то.

Скажи, ты тоже так угас на днях,

Переставая доверять кому-то?

Сейчас январь и за окном не снег.

И ты застыл во временном пространстве.

Неужели чтобы жить,

нам нужно повернуть обратно?

Небо плачет мной

Я гнию во всех тех городах,

В которых небо плачет мною.

Где я одна или с тобою,

Вижу будущее в снах.

И этот дождь, и небо в слякоть,

Как будто осень в этот раз сама

Доводит каждого до дна,

Не видя моря между нами.

Я прожи́ла девятнадцать зим.

В твоих холодных и больших глазах.

И там, в сереющихся небесах,

Я света белого не ощутила.

И небо плачет, плачет мной,

Я и не знал, что можно так страдать.

Не знал что можно низко пасть,

И гнить не снегом, а весною,

Я не знал, что небо плачет мной.

Я и не знал.

Мой мир

Не лезь в мой мир, не лезь, не лезь.

Я не хочу, чтоб врали мне глядя в глаза.

Ты сама сначала разберись и взвесь,

Сколько граммов весила твоя душа.

Не лезь в мой мир, я не хочу.

Не лезь в мой дом, где я один.

И сам в себе я все найду,

Не спрашивая разрешения,

И не ища причин.

После тебя разруха, голод,

Внутри разрушенного тобою неба.

Мой мир становится расколот,

И через дым не пробивает света.

Не нужно врать, не нужно рушить

Все подряд, пытаясь дотянуться до души.

Не нужно разгонять над мною тучи,

Остановись и прекрати спешить!

Остановись, увидишь над душою небо!

И обернись, разглядывая всё.

Порушенные здания тобою где-то,

Ты сама бы обходила стороной.

Остановись и посмотри назад,

Где после тебя остался дым и пепел.

Постой, и посмотри в мои глаза,

Где город возведен в восьмую степень.

Остановись, ну хватит, не беги!

Ты знаешь, что ты сделала со мной?

Ты так пыталась дотянуться до души,

Что не увидела все душу под собою…

Километры перемены, дом

Искала дом, а дома нету.

Ты знаешь мам, ведь я совсем одна —

Перерыла в поисках планету,

А для себя я места не нашла…

Дорога. Дом. Родные стены.

Прихожая и комната моя.

На кухне свет, и нет проблемы —

Как пережить остаток дня.

А я искала в городах других,

И время все быстрее шло.

Средь этажей домов чужих,

Я ездила в чужом метро.

И на чужих местах садилась,

Сквозь этажи несчастных лиц,

Не на свою постель ложилась, —

— и кормила не своих я птиц.

Как подло забываем дом мы свой,

Как дерзко уезжаем в города…

И как потом мы ищем свой покой,

Как ездим по различным поездам…

Искала дом, как дура я, по свету!

Ты знаешь пап, я не одна —

— перерыла в поисках планету,

И приехала туда, где ждали вы меня…

Дорога. Дом. Родные стены.

Дорога

километры перемены

дом.…

Любовь

Любовь — ее не нужно разглашать,

Не нужно ей давать свободы.

Любовь это не значит накричать,

Это значит самому уладить ссоры.

И это значит что для вас двоих —

Погода не имеет сильного значения

И нет соблазна пробовать идти к другим,

Когда она в постели в воскресенье.

Любовь — не значит поцелуи на ветру.

Три месяца — не значит что вы вместе;

Вместе — это значит по утру

Думать об одной и той же песне.

И думать не о том, как погулять на выходных,

И не о том — «а чтоб такого мне надеть».

Любовь — когда с людей давно больных,

Явилась яркая надежда уцелеть…

— Не для того, чтоб пить, курить…

А для того, чтоб видеть свет над человеком.

Над тем, как хочется его любить.

И для него писать —

И стать поэтом.

Любовь не нужно.

Любовь — существительное

2 мая 2014. Украина

Я просто был прохожим в этот день.

Я мимо Дома Профсоюзов шел.

Я лишь успел увидеть чью-то тень,

Но чем-то сильно был я оглушен.

Вот я очнулся, дом, менты и люди.

И дубинкой кто-то меня бьет.

Какое право вы имели «судьи»?

Мысль: «Никто наверно не найдет».

Я как-то вырвался внезапно,

Когда он с кем-то говорил.

Я побежал куда все остальные, страшно,

Но я ведь встал, и мне хватило сил.

Мы забежали в дом, за нами кто-то,

Кто сильно бьет, пытается убить.

Мне женщина кричала что-то,

И говорила поспешить.

И я не понимал, что там происходило,

И было больно мне идти, но я ведь шел!

И поднимался я с последней силой,

Какой-то парень мне решил помочь…

Мы добрались до этажей высоких.

Уже не помню на какой этаж.

И мне кричали:

«Нас подожгли, тут дым и копоть!»

Я видел женщину которая была в слезах.

Огонь распространялся все быстрее,

Я помню, люди прыгали с окон.

А я сгорел, и многие сгорели,

В тот день я мимо Дома Профсоюзов шел…

Я покидаю этот мир

Ну здравствуй, здравствуй, воздух тленный!

В прогнивших списках брошенных квартир.

В твоих замках милльоны комнат скверных,

Где я в толпе, где я один…

Забрали мир внутри меня, оставив пустоту.

И в этой комнате мне грустно стало;

Из-за того что я дышу,

Из-за того, что мало мне осталось!

Я много проходил дорог,

Я битым был, но что теперь?

Встать с колен-то смог,

Но всё также закрываю дверь.

И я один, вокруг все тихо стало.

Быть может я уже не жив?

Но за окном же солнце снова встало?!

Не умер я ль, что так спешил?

Спешил зажить в квартирах тленных.

Спешил любить, и оттого один.

Спешил я жить, и вдохновенным,

Я снова покидаю мир.

Тоскливые окна

Тоскливые окна разбитых домов,

Тоскливые люди в мертвых городах.

Мы мотыльки, улетающие от костров,

Мы слова, выжженные в стихах.

И вроде есть все, а не то.

И есть к чему стремиться — надоело.

Каждый день все та же станция метро,

Над головой все то же небо.

Прохожий люд, а взгляд не тот.

Все так спешат, летят, бегут.

У нас уже принято — не замечать восход,

И домом родным покинутом,

Искать помощи вокруг.

Ночные рейсы, самолеты и машины.

Противный кофе рядом со стоянкой.

В городах забытые дома, квартиры,

Где уехали давно и «завтра».

Забытый дом,

А хочется туда…

Смотреть во двор с родных окон.

Но у нас по-другому,

У нас как всегда: Дом есть, но не нужен он.

Тоскливые окна разбитых домов,

Забытый диван и стул у окна.

Дом есть, но не нужен он,

И дорога к нему тобой сожжена.

Сожжена до пепла,

Где ночные трамваи,

Развозят домой устающих людей.

И через год под этими дверями,

Ты будешь разделять врагов среди друзей.

Сожжена, сожжена, ничего не осталось!

А помнишь, как любили играть?

А помнишь как сердце сжималось,

Когда в первый раз ушел из дома в пять?

А помнишь, как мать сидя у двери,

Считала шаги незнакомых людей?

А помнишь как ты,

Кричал и бил кулаками о дверь?

Сожжен, сожжен, сожжен твой дом!

Где отец раньше слушал с тобой AC/DC.

А помнишь,

Как за круглым столом мы садились?

Ведь теперь «тоскливые окна разбитых домов»,

Ведь теперь «все люди в мертвых городах».

Раньше ты все откладывал на потом,

А теперь вернуться бы снова туда

И просить на коленях!!!

На коленях просить!

Умолять — не уехать из лучших домов!

Домов, где не были мы так чужи,

И просить прощенья сейчас,

А не потом.

Но тоскливые окна забытых домов,

Сожжены.

Вспышка

Я никогда не знал как можно так страдать!

И находиться рядом, но не вместе.

Я позабыл, что значит без тебя,

Ложиться спать в осенний вечер.

И ты не знаешь, что я болен.

И то, что я хотел с тобой молчать

Между ре диезом и ми бемолем:

Утром, на закате, дома, в пять.

Но мне нельзя тебя любить.

И кажется невыносимо…

Заново учиться жить,

Когда в груди твое лишь имя.

Зимою, в лютые морозы,

Я за углом искал тебя.

И задавал себе вопросы…

Без тебя.

Когда рассвет меж океаном, небом,

Бросался свежим воздухом в окно.

Не в ту влюбился как мальчишка,

С тобой невыносимо рядом быть.

Смотрю я на тебя,

Внезапно:

БУМ!

И вспышка.

И теперь

 я не могу остыть.

О птицах

I

Отвыкшая от солнечного света.

Я поднимаю вверх глаза.

Я вижу птиц, которым надоело небо,

Но как сумасшедшая, все рвусь туда.

Пьяна от разговоров и полуночных бесед.

Пьяна от красоты закатов над рекой.

Я вижу птиц, которые летят и впредь перед тобой,

Я чувствую себя нагой.

Ну, здравствуй,

Солнце дерзкое!

Ну что ж сияешь предо мной?

Какого черта я слоняюся по клеткам?

С каких же пор я клоуном рожден?

Ну…

здравствуй…

…солнце дерзкое.

Из-за тебя! — нагою выглядит зима!

Отвыкшая от солнечного света,

Я не могу поднять глаза…

II

Все рвусь как сумасшедшая туда,

А моим птицам хочется на землю.

От того, что поднял я глаза,

Мои ладони покрывает снегом.

Так и мы все любим небо.

«Как будто в небе есть покой»!

Посмотри наверх…

Но за спиной,

Стыдливо в дверь стучится боль.

Не рвись как сумасшедшая наверх!

Птицы счастливы внизу.

Хотя кому какое дело,

Почему решил что полечу?

Я вам скажу:

«Да потому что жжет от солнечного света,

Да потому что в небе одинок!

Да потому что птицам надоело небо

И потому

Ты ищешь дом»

Сомнения

Как долго маяться в сомненьях?

Как долго боль свою томить?

И как же вымолить прощенье,

У того, кто был любим?

Кто ночью грел твое замерзшее томленье,

И мысли все твои в порядок приводил.

Кто днем искал с тобою встречи,

И чаем при болезни напоил?

Но все проходит и приходит снова.

Вот только мне все не забыть,

Как ты зимою ждал меня у дома.

Я за тебя смолюся у судьбы.

И долго ль маяться в сомненьях?

Что так тревожат души наши,

Ты вот пришел,

Со мной

И здесь…

Мне уже не так и страшно.

Несчастные

Слышать голос твой по телефону,

И общаться будто бы друзья.

Сердце будет рваться на платформу,

Будет рваться в поисках тебя.

Тебя здесь нет, тебе звоню.

Зачем? Ведь мы никто друг другу.

Я к последнему вагону подхожу,

И он..

Перчатка падает с испуга,

С моих холодных рук.

Что происходит? Не в силах понимать:

Ведь ты не знал что здесь, пришла.

Вновь посмотрел в мои глаза,

На платформе номер пять.

И как бы не были случайны встречи,

Я верила всегда в одно:

Если любят,

Любят вечно!

И неважно сколько боли до него.

Четвертый снег нас разделил

Согнуть колени и сползти с кровати на пол.

Рыдать не от того, что остывает в чашке чай.

Безумный крик все небо исцарапал,

Когда с тобой палили с горяча.

И вот уже четвертый снег нас разделил.

Обратно времени отсчета нет.

И ты наверное давно забыл,

О том что было пару лет.

Время лечит..

Нет.

Не лечит.

Просто заставляет примириться.

С тем, что это «было», а не «есть»,

И больше никогда не повторится!

И вроде бы должна я полюбить.

И вроде бы должна я вскоре все простить…

Но что останется мне после,

Когда смогу я наконец-то всё забыть?

Люди и кошки

I

Зачем даете веру мне в любовь?

За что пускаете мне пыль в глаза?

Я бы вытерпел любую боль!

Я бы сделал всё, что мне нельзя.

Зачем даёте веру в нужность?

Хоть кому-нибудь когда-нибудь.

Давя на эту безоружность,

Пытаетесь меня вернуть?

Зачем вы инеем, туманом,

Бросаетесь в объятья сгоряча?

Я вам не верю — «это странно» —

— при встрече говорите не спеша.

Вы просите понять вас, полюбить,

Но вы забыли об одном:

Лишь тот, в ком нет души,

Больше всего болтает языком.

II

Ну ладно, я смирился, хватит!

А ты что рядом здесь лежишь?

Я присяду, ты не против?

Ладно?

Ну что ты сильно так кричишь?

Я рядом, здесь, моя родная кошка!

Я так люблю твой рыжий мех.

Одна ведь ты меня не бросишь,

Если все оставят меня здесь.

Моя Рыжулька, ты не бойся!

Иди сюда ко мне на ручки,

Не бойся, дорогая,

Успокойся!

Я разгоню ведь над тобою тучки!

Я рядом, здесь, моя родная кошка!

Я так люблю твой рыжий мех

Одна ведь ты меня не бросишь,

Если все оставят меня здесь

Душа

Я не могу заснуть в чужих осколках.

В реальности чужих, усталых лиц.

Который день меня тревога гложет,

Который день я здесь один.

Я не могу уснуть в чужих потерях.

И думать всё о жизни наперед.

Я устаю гоняться по сомненьям,

И видеть в каждом только зло.

Мне не заснуть, хоть и пытаюсь.

Мозг не отключается совсем.

Убивает по ночам усталость

От душевных кровопотерь.

Моя душа колечена, измята, —

Без солнечного света и без сна.

Душа хотела бы подсказок, знаков —

Что такое тишина?

Наверное, когда мне не уснуть,

Моя душа еще сильнее плачет.

И от того ее не легок путь,

Что не может отдохнуть иначе.

Пианист

Вы знаете как хоронят мечту?

А она кричит, вырывается снова.

Могила ее не нужна никому.

И к ней заросшая крапивой дорога.

Только ветер нарушает тишину.

В голове моей темнее комнат нет,

В которых та мечта жила.

В которой жизней многих след,

Где ночевала там одна.

Спроси меня мой друг.

Но ты не спросишь.

Тебе ведь все равно что в голове —

Уж сорок дней как если бросишь

Доверять себе вдвойне.

Играть?

Прошу, освободите мою душу.

От этой скорбной участи моей.

Я больше в жизни не нарушу,

Не потревожу я души своей.

Спасла меня тональность эта,

И многие часы работы над собой.

Вот только для ничтожного поэта,

Руки пианиста — боль.

Отражение

Я не приеду, мне не стоит.

Какая разница и где поставить минус?

Там где еле дышит осень,

Издавая слабый импульс.

Давно бы мне поддержку на ногах.

Мне в горле ком мешает говорить.

Куда же мне идти и по каким стопам?

И как мне снова не простыть?

А если из поддержки только стул?

А из любви — любовь к себе?

И то я сам в себе тону,

Ненавидя отражение в воде…

Я раньше был вполне веселым,

И никогда я не стоял в дверях.

Теперь как мало из моих знакомых,

Кому можно доверять.

Я не приеду мне не стоит…

И в новый год я здесь один.

Не важно, по моей ли воле,

Отражение со мною говорит?

Письма маме

1

Мама, смотри, я рядом сижу.

Почему ты молчишь и плачешь?

Почему ты не слышишь, что я говорю,

Почему не говоришь, что скучаешь?

Нас разделили сотни океанов,

Сотни душ, города и больницы.

Мы переехали в разные «страны»,

И у нас с тобою разные «столицы».

Почему ты плачешь и ругаешь?

Почему я не могу тебя обнять?

Почему же по ночам ты плачешь?

А днем пытаешься ругать?

Ведь мама, знаешь, я одна осталась,

И мне так хочется любить.

Но сердце сталью оказалось,

И теплотой его не перебить.

2

Мама, здравствуй, я пишу опять.

К тебе большим письмом и просьбой:

Нас разделяли сотни лиц и города,

И грязное от ссор всех, море.

Ты рядом, но так ты далеко —

И почему? Ответа не нашла я.

Мне так одною, мама, нелегко,

Внутри меня вторая мировая.

Я пишу как-будто нет тебя.

Я не могу сказать тебе в лицо.

Я знаю в жизни я одна,

И в этот раз это не сон.

Вытри слезы и скажи мне,

Что сердце больше не сживет.

Скажи мне правду, что в войне,

Сама с собой я проиграла.

Всё.

Я рвусь по жизни и не плачу,

Но пишу тебе и слезы проронила.

Потому что чувства выставляю —

Всего лишь на вторую половину.

3

Мама, среди душ и наших с тобою встреч,

Нас разделили города и сотни глаз…

Прости, я не умела так беречь,

Любовь как ты — не напоказ…

А помнишь, были парни у меня?

И я рыдала, помнишь?

А ты мне говорила-ерунда!

Но мне казалось, — было больно.

А помнишь, говорила, что «забудь

Глаза всех тех, и души прочь?»

Но я не слушала, я не могла уснуть.

И вместо глаз проглядывалась ночь.

А потом, чрез много лет разлуки,

После дождя пришла весна.

Но замороженное сердце, руки —

— не отогрелись, не смогла.

Посвящение В. А. Веселову

Такой тишины я не слышала никогда,

Как будто мысли ожившие рядом.

Ты сегодня врятли улыбнешься и глаза

Твои выдадут слезы градом.

Вот был вчера, сегодня в миг его не стало,

И над роялем теплится еще душа.

Скрипки пусть играют в храмах,

А не эта разрывающая тишина.

Сегодня тихо в холле, траур по душе.

Я помолчу сегодня, пусть скорбят.

Пусть в этой оглушенной темноте,

Пусть тишина, и этому я буду рад.

Пусть где-то рядом Скрябина играют,

И пусть под музыку его хоронят, пусть!!

Не нужно тишины нам, умоляю, хватит!

Выучи молитву наизусть.

Внутри боюсь разрыва связок,

От крика душ в зловещей тишине.

Пусть он сейчас уже не с нами,

Но навсегда в твоей душе.

Пап, а разве так бывает?

Пап, мне так тесно в этом городе.

Давит в виски и болит голова.

В этом городе кто-то кем-то брошен.

И время убегает быстрей, чем вода.

Пап, это очень серьезно.

Для меня этот город очень мал.

Всегда казалось невозможным:

Разлюбить поезда и вокзал.

ПАПА, ну как так может быть?

Этот город мне неродной.

Нас учат по течению плыть,

И совсем не думать головой.

Пап, бросить бы всё и уехать!

В город, в котором мне будет не тесно!

Взять и на метро,

Взять и исчезнуть!

Только там уже не хватает места.

Воздух кипит.

Пап, такое бывает?

Телефон как и прежде, молчит.

Знаешь о чем я жалею, папа?

О том, что я теперь не метал, не гранит.

И знаешь, стыдно так бывает.

Мама плачет, а ты молчишь.

Ведь случайностей не бывает?

— Бывает, — ответишь ты.

Папуль, мне тесно стало очень.

Ты же понимаешь какого это, пап…

Когда не успел в ремонт, а просрочен,

И до зарплаты осталось два дня.

Ты же знаешь какого это — жить,

Платить по счетам и считать копейки.

Какого это — нервно курить

И тратить на хлеб последние деньги.

Папа, разве так бывает?

Свободная

Печально, что последний стих уже практически дописан о тебе.

В этот год я тебя отпустила.

Просто проснулась в какой-то момент,

Перестала думать и простила,

Спустя столько коварных лет.

Пусть время не лечит,

Но я точно знаю,

Что чтобы забыть родные плечи,

Одного года явно ведь мало.

И прошлое ворошить зачем уже?

Знать что назад никак не попасть.

Я любила казалось сильней,

А получалось обратно…

Вспять.

Разлюбила наверно, не знаю.

Просто знать бы что все хорошо

У тебя, а я?

А я не страдаю,

И больше не корю себя, прошло.

Прости за то что было, знаешь…

Я очень много выплакала слез.

И все что мне сейчас осталось,

Стараюсь я не принимать всерьез.

В этот год я тебя отпустила.

Ни зла, ни добра,

Уже нет ничего.

Я улыбаюсь, потому что остыла,

И потому,

что обрела покой.

Ведь я тебя простила.

Отпустила.

Птицей вольную из клетки —

Нет! Не до конца тебя забыла,

Но больше не храню в заметках.

Печально, что последний стих уже дописан о тебе…

А я свободна, ты затих —

— в моем двадцатом январе.

Прощай!

Я умолял тебя не уходить, я умолял.

И рвал поезда на тысячи частей!

Я помню, каких цветов были твои глаза,

Когда ты одна из тысячи огней.

Одна и мне не сметь забыть,

Как встала у перрона, чтоб уехать,

А дождь пытался с меня смыть:

Последний грех и ненависть…

Ненависть за что? За то что я любил?

Любил глазами душ твоих несчастных!

Прощал тебя, звонил, звонил!

Звонил мирам твоим напрасным!

Звонил — вне зоны доступа — в ответ.

В ответ молчанье, либо долгие гудки.

В ответ я рвал на тысячи частей,

Все поезда и телефонные звонки.

Я умолял тебя не уходить, я умолял!

И рвал дороги все ведущие к тебе.

И дождь меня спасал, спасал,

В моем двадцатом январе.

Когда ушла ты, я сжигал мосты.

Ходил и рвал цветы последних улиц.

Которых мертвыми назвали москвичи,

Когда я думал о тебе не думать.

Я умолял останься, будь со мной,

Но ты холодным взглядом увернулась в даль.

Я смотрел и стал как будто бы не свой,

когда ты бросила в ответ:

Прощай!

Монолог

О, милый друг. А знаешь ли,

Что можно быть на всей планете

Совсем, совсем, совсем одним,

Одним на белом свете?

Сквозь пелену всех судеб или лиц,

Ты вот стоишь среди затушенных свечей.

Стоишь средь миллион больниц,

Где ты не нужен и ничей.

В блокнотах тысячи стихов,

О том как ты раскрасил в серый,

В серый цвет — цветов увядших средь оков,

Цветов которых — черных или белых?

В кровать украшенной цветами лилий,

Цветами тех, увядших роз.

Цветы, цветы, на них молились,

И были украшеньем похорон.

Люди в черном, скорбном одеяньи

Собрались возле места похорон…

И возле места похорон,

Я слышала тебя посредством неба.

И хотелось закричать мне: «Это он!

В цветах увядших, слишком белых».

Прости

Хочу сказать тебе «Прости»

За море одиночества вокруг.

За то, что закрывала на пути твои глаза,