Бесплатный фрагмент - Я смотрю в небо. Мастерство писателя
Почему «Я смотрю в небо»?
Представим картинку
Пешеходный переход в мегаполисе. Жизнь кипит, люди идут на работу или с работы. Светофор заставил их подождать лишнюю минуту — в это время светофоры работают в пользу автомобилей. Загорается зелёный свет, и толпа стартует. Все лихо пересекаются, почти не сталкиваясь. Вид сверху — движение молекул воды, соединение холодного и тёплого потоков.
Люди идут, а одна замерла. Не сделала ни шагу с тротуара. Запрокинула голову, смотрит в небо. Вся ушла в этот процесс, растворилась в нём: тело спокойное, лицо расслабленное, руки опущены. Она смотрит в небо.
Почему-то никто её не толкает, не пытается прикрикнуть и «разбудить». Человеческий поток её огибает. Она смотрит в небо.
Загорается красный. На переходе вновь скапливаются люди. Она чуть опускает голову, даёт шее отдохнуть. Но смотрит всё равно вперёд и вверх. Поверх голов, домов. Она смотрит в небо.
Толпа снуёт, регулируемая цветами светофора. И до стоящей у перехода — почти у центра, но ближе вправо — никому нет дела. Или почти никому. Кто-то заметил её. Взглянул на небо тоже. Дышать стало чуть проще. Кто-то заметил и улыбнулся новым мыслям — вдохновила. Кто-то заметил — и купил кофе не только для себя, но и другу с работы (помнит, что он любит с молоком). Кто-то заметил, что-то почувствовал — и, вернувшись домой вечером, крепко обнял жену. Покой и свет исходит от стоящей на переходе. Она не задумалась и не позирует. Нет замысла в её действии. Она смотрит в небо.
Так создаются хорошие книги: автор смотрит в небо и то, что он там видит, недоступно другим. Он считывает себя через замирание в толпе или в пустоте. Он остановился, чтобы присмотреться к небу или к своей жизни. «Небо каждый день разное», как и жизнь… Как и жизнь. Он увидел, почувствовал и перенёс на бумагу. Что там? Кто ещё умеет смотреть в небо?
Катрин Аполлонова
2024г.
Предисловие от Катрин А.
Написать книгу может почти каждый, а вот прочитать книгу — задача избранных. Чтобы книги легче воспринимались, а сюжеты их легче доносились читателю, как и мысли автора, нужно знать некоторые азы, которые не только отвечают запросам литературного мира, но и следуют за временем.
В идеале, когда автор создаёт своё произведение, лучше, чтобы он делал это уставшим — на уставшее сознание сложнее липнут шаблоны, стереотипы и ложное желание быть особенным, уникальным, излагать свои мысли с неповторимой красотой. Уставший автор просто пишет. Пишет из себя, своим внутренним голосом. Его слог звучит в его тембре, мысль ложится в его темпе. Что может быть живее и прекраснее? Это как в спорте, как в беге: техника ставится на уставшем теле.
Другое дело, что пока автор уставший, он не может контролировать свою правду: из него ползёт и лезет все, чем он наполнен. Автор, чем ты наполнен?
Вот и посмотрим.
Пишем вместе. И, чтобы перо держалось в руке увереннее, а текст ложился смелее, для начала прочитаем эту книгу, полную драмы и правды писательства.
Пусть чтение будет в удовольствие. И пусть останется с каждым читателем именно то, ради чего он эту книгу открывает.
Читаем, чтобы писать.
Катрин Аполлонова
2024г.
Предисловие от Лу
Когда время близится к ужину, собака начинает меня пасти. Проводит из комнаты в комнату и ложится, не спуская с меня глаз. Двигается вдумчиво, без суеты. В остальное время позволяет мне действовать без сопровождения.
Я часто тороплюсь, особенно мыслями, особенно под пристальным взглядом, но успеваю остановиться. Ещё не время собачьего ужина. Торможу.
Когда на меня пристально смотрит небо, и я ловлю его взгляд, я тоже начинаю торопиться. Смотрю в него быстрее.
— Зачем? — спрашивает небо.
— Чтобы замедлиться, — отвечаю, — мне вредит торопиться.
— Смотри медленно. Что освоишь, то твоё.
Дары неба разные: медлительные, стремительные, постоянные, изменчивые, как я. Как вся жизнь. Что освоишь, то твоё.
Наташа Лукина
2024г.
Слово редактора
Хороших книг много не бывает. И хороших, ценных учебников тоже. Хотя не знаю, можно ли назвать эту книгу именно учебником. Скорее, совместной прогулкой по извилистым тропам писательства. И отчасти — совместным экспериментом с непредсказуемым результатом. Непредсказуемым — поскольку каждый найдет на этой прогулке что-то своё, и неважно, начинающий вы писатель или давно пишущий. Кто-то откроет новое, кто-то освежит забытое.
Кому нужны литературные приёмы — они здесь есть. Кому нужно вдохновение — на этих страницах отыщется его источник. Кто ищет диалога с автором, с собой, со своим внутренним читателем — вам сюда. Кто хочет просто прочитать хорошую книгу — добро пожаловать.
Всего лишь нужно остановиться, посмотреть в небо и перевернуть страницу.
Shiae Hagall Serpent
1. Подробности в тексте
У путешественников есть список «мест, которые хочется посетить». У ремесленников письма и их читателей есть «места, которые хочется пропустить».
Есть в тексте нечто, что не хочется читать.
1. Уточнения к пунктам. Здесь может идти любой текст. Читатель его не воспримет. Мама, смотри, бабочка. Читатель посмотрел на заголовок, а ещё он клюнет последнее слово в абзаце. И то не факт, что ему это нужно.
2. Дополнительные описания. Роскошь детального описания могут позволить себе только древние писатели, которые уже стали историей, легендой. Они щупали строку, выкладывали буквы одну на другую. Они фантазировали, примерялись: каким же именно образом они хотят выразить свои мысли и эмоции.
3. Перебивки между диалогами (атрибуция)
Разыграем драму
— Я хочу быть с тобой, — говорил он ей на ухо.
— Я тоже.
— Но мы оба знаем…
— Да, я знаю!
Часы показывали полдень. До самолёта ещё три часа. Кофе простыл. Дождь стих. У соседской собаки народилось пять щенков: двое чёрных, один беленький и ещё двое с рыжей шёрсткой, — повезло собрать идеальный комплект для музыкальной группы. Именно такая могла бы играть сейчас в её наушниках, но вместо этого она слушала его голос.
— Мы могли бы, — повторял он. — Но тогда это были бы уже не мы, а другие мы. Потому что мы настоящие — это не мы, а ты и я. Понимаешь?
— Понимаю, — непонимающе ответила она.
4. «Очевидий» и «каша на тарелке» — не те блюда, которые читатель съест. Он сам всё давно понял. Ему хочется развития сюжета. Дотошный автор это чувствует. Или ему подсказывает редактор. Не нужно пояснять там, где не нужно пояснять.
5. Логические пропасти. Здесь читатель останавливается и дальше не идёт. Мало кто будет домысливать, предполагать, писать автору письма с уточняющими вопросами. Если только речь не идёт об учебной литературе, которая создана, чтобы научить читателя думать.
Пятый пункт требует большого включения. Об этом в следующих главах.
Драма от Лу
— Ты меня не понимаешь.
— Ага.
— Ты даже не понимаешь, что не понимаешь.
— Ага.
— Ты не хочешь понять?
— Я не понимаю, чего именно не понимаю.
— Но понять-то хочешь?
— Не уверен.
— Как так?
— Могу быть на твоей стороне, даже не понимая.
— Ты не понимаешь.
— А что ты понимаешь, когда ощущаешь, что я не понимаю?
— То, что ты не хочешь понять. Я же понятно объясняю.
— Я понимаю.
— И хочешь понять?
— Хочу продолжать быть с тобой.
— Не понимаю.
2. «Про» или «об»
Всякий раз, когда мы произносим какое-то новомодное изречение или пользуемся принесёнными ветром перемен приёмчиками на письме, хорошо бы понимать, какое влияние они оказывают на подсознание.
Многим из нас хочется верить, что подсознание включается, только когда мы о нём вспоминаем, но это не так. Оно работает всегда и реагирует на то, чем мы себя наполняем и что изрекаем.
Постепенно подбираюсь к теме предлогов «о/об», которые на волне переводной литературы заменили на «про». Кто же найдёт переводчика уровня Корнея Чуковского (Николая Корнейчукова) и Норы Галь? Берём тех, кто доступен, потому что чтиво, прямо скажем, непроверенное, рисковое. Тема тысяч томов для перевода — эзотерика. И вот начинающие буквоеды приступают к делу, они и помещают на страницы, пропитанные благостью и дельными наставлениями, обороты с английским флёром: «вокруг темы», «про любовь, про счастье, про свободу», «я не в ресурсе», «что это для меня». И прочие шаблоны, которые даже смешно произносить всерьёз (несмотря на то, что смысл их глубок и важен).
Разыграем драму
Она решила, что останется с ним, ей это было по характеру, ему по норме. Однажды утром она открыла глаза и прожила острый укол одиночества и боли. Поняла, что свобода, к которой она стремилась все эти годы, снова ускользнула: она была предоставлена самой себе, он дал ей полное право жить так, как живётся, но яд, питавший её все эти годы, оказался мощнее его благородства и иллюзии покоя. Она была одинока.
— Я не люблю утро. Уязвимое время, — начала она.
Он незаметно закатил глаза. Прыгать вокруг её «не люблю» он уже устал.
— Что с тобой? Что не так? Что для тебя это время? — высыпал он всё, что прочитал в дельной книге по общению с прекрасным полом.
— Эти наши отношения, это не про любовь для меня. Эта кровать не про секс. Это утро не про жизнь. Свобода не про путь, — перечисляла она.
— Я не в ресурсе, чтобы переварить эти твои ужасы экзистенциализма.
— Уверена, если бы наш диалог не был письменным, ты бы не выговорил это слово, — перебила она.
— Уверен, если бы наш диалог не был письменным, в нём бы не было столько речевых неточностей, — подтвердил он.
— А что тогда? — в её голосе проснулись русские мотивы.
— Ты мало и плохо спала, Крошка. В комнате душно. Ты отлежала руку. И я не выспался тоже. Всю ночь мечтал о стакане воды, но не было сил подняться, и тебя тревожить не хотел. У нас плохое настроение и поэтому мы не можем мыслить здраво. Вот и несём околонаучную пургу, доверяя привычкам: обвинять, жаловаться, быть недовольными.
— Ты прав, Милый. Теперь мне стало легче. Когда ты так честно и спокойно говоришь, всё становится легче. Давай ещё полежим?
Задёрнуты шторы. Звучит лёгкая музыка, перебивающая шум мегаполиса, доносящийся через приоткрытое окно. Свежий воздух осторожно проходит в спальню. Мужчина и женщина лежат на кровати, прикрыв глаза. Их ровное дыхание приглашает всё в жизни идти своим чередом. Так идёт диалог о любви и свободе.
Когда русский человек переходит на русский язык, всё становится проще. Поищем обороты, которые в нашем языке гармоничнее и точнее: про любовь — о любви; не в ресурсе — нет сил; вокруг темы — по теме; что это для меня — (вот тут длинно) зачем это мне? Что я при этом чувствую? О чём думаю? Чего хочу? Это точно моё и я осознаю это, или это навязано кем-то или чем-то?
Меняется не только звучание, но и значение.
Когда пишем «про» — это прошедшее время. То, что про-шло. Когда пишем «о» — это настоящее. То, что идёт сейчас. Про свободу, про любовь? Или о свободе, о любви?
Когда пишем «вокруг темы» — кружим и не знаем, куда приземлиться. Когда пишем «по теме» — двигаемся по ней.
Когда пишем «не в ресурсе» — мы будто бы мертвы. Вне поля существования. Когда пишем «нет сил» — в настоящее время есть что-то другое, а сил нет.
И так далее.
Английский — замечательный язык. Но это не наш язык. Его обороты, наложенные на наши слова, дают такие могучие заклинания и искажения, что вся жизнь становится кривым зеркалом, в котором мы где-то краше, а где-то страшнее, но точно одно — это не мы.
Драма от Лу
Это не мы.
Мы немы.
Мы не мемы.
Не мы немы.
— Про что это для тебя?
— Ну, начинается.
— Не начинается!
— Что не начинается?
— Ничего не начинается!
— Ну, начинается…
3. Ритмичность
Одна из красивых особенностей, обретаемых состоявшимися писателями. Понять, что мы уже точно пишущие (а не только разумные или прямоходящие), несложно — у нас появляется чувство ритма.
Именно ритма, не такта. За тактичностью в другую дверь. Это тоже полезный навык. Не забудем постучаться. Стучать нужно непременно три раза. Так слуху приятнее. Так мы привыкли. Так нам спокойнее. Так мы чувствуем себя в безопасности.
Писатель чувствует ритм своего слога. Он знает, сколько слов в предложении нужно, чтобы заинтриговать, взволновать и успокоить читателя. Нет никаких секретов или систем: «Пиши три слова, чтобы…» — я не могу додумать финал этой ложной формулы. Откуда он знает, что у него есть ритм, знает, как им распоряжаться? Опыт. Точка. Только опыт.
Опыт написания текстов. Опыт чтения. Опыт чтения вслух. Опыт работы с редактором.
А ещё опыт наблюдения за собеседником, за людьми вокруг, за теми, кто в диалоге. Как строятся фразы о любви? Какая мелодия, какой набор слов — длина, чёткость, паузы. Как слышится ссора? Как осознаётся конструктивный разговор по делу?
У всего есть своё звучание. Мурлыканье и холод собираются в цельную картину и молниеносно оживают. Как быстро мы подрисовываем чёрное пальто и трость господину в блестящем цилиндре, который зашёл в залу (именно в залу)? А если автор скажет, что на голове у чудака был котелок, на сколько кривых пуговиц воображение читателя застёгивает его китель?
У всего есть своё звучание.
Разыграем драму
— Как твои дела?
— Нормально.
— Поняла, — она положила трубку.
— Как твои дела?
— Сегодня немного лучше.
— Я слышу. Пообедаем вместе?
— Давай не сегодня. Я пока…
— И я пока, — она положила трубку.
— Как твои дела?
— Я хочу тебя видеть. Как ты?
— Сегодня увидела красивое небо. Я и забыла, какое оно.
— Время творит чудеса.
— А что творит природа. И вообще, всё в этом мире — чудо.
— То, что ты дождалась этого нашего разговора, тоже чудо. Как ты смогла?
— Я просто слышала тебя. Ты мелодичен, когда готов.
— Я готов. Бери такси. Приезжай.
Она положила трубку и приехала.
Лучше всего мелодичность слога тренирует поэзия. Это божественный дар — подключиться к поэтическому каналу. Для этого нужно класть руки на клавиатуру (или брать ручку и блокнот) с желанием зарифмовать свои мысли. Пусть сначала рифма приходится на глаголы — это самые простые стихи, где можно гулять, размышлять, за небом наблюдать, и ни о чём не переживать. Когда войдём в ритм, рифмоваться начнут существительные и прилагательные.
Магия рифмы в том, что мы почти никогда не знаем, куда она нас заведёт. Какое слово будет в рифму, какая фраза сохранит ритм. Но мы подбираем или они сами на нас падают (ты прочитал «нападают»? — я тоже). В итоге получается произведение, перечитывая которое мы что-то новое о себе и для себя понимаем. Никогда не знаем, куда заведёт нас мысль, которую мы хотим подогнать под ажурные рамки.
Умение думать в рифму оборачивается реальной пользой, когда мы ведём переговоры. Особенно переговоры сложные. Нам легче подбирать слова, подстраиваться под мелодику спора, находить яркие образы и хлёсткие комментарии под любые, даже самые сильные аргументы, когда рифма стала нам подругой.
Чёрная риторика аплодирует стоя, когда у нас получается под выверенный смысл подобрать ритмичное опровержение, которое не стоит выеденного яйца, но текст так мощно резонирует, замыкает на себе, что даже самая прочная конструкция любой темы не выдерживает и со звоном разлетается на много мелких фрагментов. Собрать нереально. Ритм сделал своё дело.
Ну, чем мы не композиторы?
Драма от Лу
Сильно, злобно, зубы сжала,
Так от чувств и убежала.
Резко что-то с плеч стряхнула,
Полегчало. Ну и дура!
На другого зуб точить —
Стоматологу платить!
4. Канцелярия
Успех придёт в ту компанию, которая разговаривает с клиентом на языке человека и максимально честна. Если со мной говорит бот — он говорит и переписывается языком робота, то есть коротко и чётко. Если мне называют цену, максимально экономят мои деньги и время — то есть сразу предлагают выгодные решения.
Это дань нашему времени: мир взъерошен переменами. Финансовые конструкции рушатся и уплывают в сторону запада. Мы пока ещё не придумали своих решений (лично каждый), а на то, что было раньше, опираться уже нельзя. Во времена перемен живём. Поэтому нам комфортнее там, где конструкции устойчивы. А это проверяется первыми минутами общения. Чаще всего эти минуты приходятся именно на письменное общение.
Поэтому сейчас как в лучших бизнес-учебниках: что делаем, чего не делаем.
При письменном общении с клиентом от имени человека — администратора, менеджера, исполнителя заказа, себя:
1. Пишем человеческим языком, избегая канцелярских шаблонов и заезженных деловых приёмов.
— Добрый день, хорошего дня, рады вашему обращению.
В это трудно поверить, но читатель на самом деле слышит, когда написано не от души. Душа теми же словами и буквами звучит иначе.
— В данный момент, по существующему вопросу, в рамках события.
Это годится для релизов и деловых писем (которые редко кто читает). В человеческом общении всё можно заменить простыми словами: сейчас, по этому вопросу, во время встречи.
2. Осторожнее с маркетингом. Оставим идею «закрыть боль», перенесёмся в мысль «исследовать боль» и будем общаться без призывов к действию и навязчивых манипуляций.
— Это предложение действует только один день.
Такие слова — манипуляция дефицитом. Это может быть чистейшей правдой, и об этом стоит сказать, но убрать усилитель «только», который стреляет в центр паники, создавая тревожность. Человек, если и купит, то не по своей воле. Он встревожен.
— Что упаковать для вас сегодня?
Раньше эта фишка работала на ура. Человек задаёт вопрос о стоимости или особенности товара, администратор отвечает и сразу вопрос-призыв: «Отправлю вам?». У человека есть свободные деньги, он кивает и товар едет к нему. Сейчас иначе. Так получилось. Деньги, как и раньше, ведут к свободе, но теперь ведут к ней через осознанность. Человек решает для себя, что ему приносит истинную пользу, где он сам в этой покупке, кто он есть, когда вкладывает деньги. Тогда как раньше было чуть ли не наоборот: я есть, значит, я вкладываю — потребление, и только. Потребление себя и мира.
Теперь бал правит разум. Где разум, там и вложения. Неужели мы считаем, что разум можно спровоцировать маркетинговыми манипуляциями? Где разум, там ум и сердце. Где сердце, там манипуляции вне силы. Только чистота, честность и вера в пользу продукта. Только красота несёт в жизнь энергию. «Давай сделаем красиво», «Если это у тебя будет, жизнь станет красивее?», «Ты делаешь это для Души? Для красоты Пути?» — теперь так делаются продажи. Красиво, значит, разумно, выгодно, приятно… (допишем своё честное).
3. Выходим из точки злости и раздражения. У администраторов и сотрудников в приёмной непростая миссия: отвечать на вопросы. Они делают это дни напролёт и у них записывается: «Это же очевидно», — хотя для посетителей и клиентов всё не так. Такая особенность лепит на лицо сотрудников маску безразличия и поддельной вежливости, а в слог добавляет сарказма и нарочитой учтивости, которые читаются как раздражение.
Действуя из раздражения, мы разрушаем миры. Мы можем не замечать этого, но наш голос, взгляд, слог отшвыривают тревожного (а таких сейчас большинство) или чувствительного (таких ещё больше) клиента.
Выход: каждый раз обнуляться, забывать, кем мы работаем, что мы делаем. Выходим из привычки объяснять, входим в способность слышать, слушать, понимать. Это великий навык, он требует больших душевных сил и мудрости, и мы на это способны. Человек нам что-то говорит, что-то спрашивает, ему действительно нужен ответ. Если у нас его нет или мы устали, пишем или говорим, что ответим позже или отправляем ему заготовленный ответ (это прокатит, если текст исчерпывающий и ёмкий). Позже мы приходим в себя и отвечаем человеку, как доброму другу.
Разыграем драму
«Мне очень приятно, что ты это предложила, — каменными глазами она читала его сообщение. Монитор был теплее её взгляда. — Значит, договорились». Она отправила ответ.
Вечер был холодный. Прогулка безрадостной. Объятия пластиковые. Поцелуи не состоялись.
У них всё было слишком идеально. Претензии здесь не жили, чувства тоже. Они оба очень боялись почувствовать ситуацию, поэтому, прощаясь, когда он поднёс к губам её руку и оставил на ней сухой оттиск: «Доброй ночи, прекрасная», — «Благодарю тебя», — они разошлись и оба осознали острое несчастье и одиночество.
Их не существовало не только друг для друга, но и для самих себя. Оставаясь наедине с собой, они не знали, чем себя порадовать, чем наполнить. Красота неба померкла. Воздух утратил жизнь. Они замирали в безупречном мире, который создавали сами. И только редкие людишки, которые вели себя «неподобающе», вызывали негодование.
«Написать жалобу», — она нажала кнопку, отправила в службу поддержки язвительное сообщение о поведении таксиста и подобие тонкой улыбки скользнуло по передней части её головы.
«Встретимся завтра? Я освобождаюсь после 19:00», — написал он.
«Конечно. Кофе и прогулка по центру», — ответила она.
«Хорошо», — написал он.
«Ок», — ответила она.
Над идеальным миром восходила неидеальная полная луна. Сердца стучали сильнее. Волны эмоций раскачивали лодку переживаний. Она рыдала, сидя на балконе своей элегантной квартиры. В руках дрожала кружка с чаем. На полу тоскливо валялась суетливо скинутая с плеч шаль. Он ворочался с боку на бок. Хмурился и тяжело дышал. Ему мешал воздух и собственные мысли. Ему было тесно в этой свободе. Подушка промокла. Мысли роились и давили, не давая уснуть.
— Как твой вечер? — спросил он.
— Спокойный, — ответила она на встрече. — А твой?
— Пришёл, переоделся, лёг спать. Всё хорошо.
Если человек обращается в компанию через мессенджер и встречается с ботом, пусть ему будет комфортно в этом контакте.
1. Пусть бот не делает вид, что он не бот. Пусть не пытается общаться как человек. Пусть не представляется человеческим именем.
2. Пусть бот будет обучен всему необходимому, а если зашёл в тупик, отвечая на вопросы человека, не начинает всё с начала, а берёт паузу и отправляется к разработчику или менеджеру проекта.
3. Пусть бот говорит коротко и сухо. Ему тоже не нужны канцелярские обороты: данный момент, является особенностью, представляет мнение, — пустое.
4. Но главное, пусть он не делает вид, что у него есть душа: благодарен вам, счастлив снова видеть, радостно, что у вас получается. Давай по-честному — общаемся или берём паузу, я подожду, пока будет решение, сейчас пришлю ссылку с подробностями. Хорошо же.
Пусть будет хорошо и максимально комфортно.
Драма от Лу
— Поговори со мной, Алиса.
— О чём желаешь узнать побольше?
— О себе.
— Что я могу о тебе узнать?
— Что я хочу?
— Сегодня ты хотел грустную музыку, доставку суши и стендап видео.
— Кажется, мне нехорошо.
— Ты хочешь об этом поговорить?
— Да, с тем, кто умеет слушать.
5. Абстракция
Обожаю эту шутку, и готова повторять её при всякой возможности, когда вижу (читай — читаю) абстрактные явления в тексте.
— Помогите, здесь человеку банально!
— Спокойно. Я постмодернист. Сейчас авангардистски обыграем!
Абстракция прекрасна и нужна. Её единственная роль — украшать этот мир. Но украшать и творить красоту — разные вещи. Украшения прячут под собой истинный смысл. Красота же — готовая картина, которую не нужно понимать. Она создана, чтобы ей наполнялись, восхищаясь.
Украшения — это японская поэзия, например. Она интересна. В неё можно нырнуть и вынырнуть с большим уловом смыслов и чувств.
Красота — это понятный текст с, возможно, припрятанными смыслами, но одним явным, остающимся на поверхности. И подана мысль и её смысл в виде ясного текста, который можно понять без усилий, но соединяясь с ним. Плоские и чёткие тексты (научные работы не в счет), это, скорее, бульварное чтиво, где важнее сюжет, чем повествование. Фастфуд — не питает, не наполняет. Красота же — единственная (как я громко…) живая сила. Проверяем эту мысль. В неё не нужно просто верить. Здесь нужно проверять.
Очень простой вопрос, ответ на который уберёт из текста нелепую абстракцию: что хотел сказать автор? Обычно, когда я задаю его пишущим, то наталкиваюсь или на злость и детскую обиду, порой даже с репликами: «Что ты за редактор такой, что не можешь писателя понять?». В случаях же, когда мамочкин халат меня миновал, и я осталась в своей уютной одежде нежного редактора, я слышу доступное и спокойное объяснение того, что хотел сказать автор. «Вот это и запиши», — говорю я горящим глазам писателя. Это и нужно миру.
Какой же автор не хочет, чтобы его текст был красивым, воспринимался таковым? Из-за чего, собственно, пишущие и вляпываются в абстракцию — гонятся за красотой.
Красивый текст — это практика письма, наполнение Души прекрасным, общение автора на красивые темы с красивым миром. Красота жизни — то, что мы приобретаем с жизнью, а не получаем на входе в неё. Как по мне, новость просто прекрасная. Красота слога — это отражение нашего пути. Как отразим, так и передадим.
Разыграем драму
Третий раз они затевали этот разговор. Заранее напрягаясь орошая глаза ядовитыми слезами. Нелепые слёзы ядовиты, замечали? От них остаются кислотные бороздки на щеках.
— Я не то хотел сказать!
— Я так услышала. Но и я не то хотела услышать!
— Что я хотел сказать? Что ты хотела…
Их голоса звенели сквозь тишину парка, сквозь столики кафе, сквозь железнодорожные пути и станции. Они не могли остановиться. Каждый желал себя выразить. Каждый хотел быть понятым, услышанным. У каждого было мнение на свой счёт. Каждый боялся, что по его желанию не получится.
— Вот здесь стоп, — она наконец действительно услышала голос в трубке. — Если мы движемся из точки страха, мы придём только в страх.
— Но как мне ещё говорить, если я боюсь?
— Никак. Остановись. Отыщи точку правды и покоя. Говори из неё.
У неё получилось. Позиция была озвучена, но это был не конец игры.
После чистоты озвученных позиций приходят параллели событий, по которым собрался сценарий текущего сюжета. Откуда берёт начало эта нить переживаний? Где корень истории? Идём туда. И конкретно…
— Я вижу, чего хочу. Мне жаль, если это не вписывается в наш сценарий жизни, — она говорила своим голосом.
— Мне трудно принять твою позицию. Но я её понимаю. Мне хочется остаться на своей. Хотя я уже вижу, что она ложная и, скорее, привычная, чем моя истинная.
— Я пока не знаю, что делать. Я устала.
— Значит, нужно отдохнуть.
Чтобы читатель не уставал, погружаясь в наш текст, мы не должны уставать, записывая его.
Драма от Лу
— Он укусил меня! — вынимаю палец изо рта младенца, — четыре зуба, а какой хват! У меня аж в глазах потемнело!
Дом подруги звучит и движется волнами, но не ритмично. Я уже позабыла интенсивность волн молодой жизни. У взращённой и зрелой накаты и откаты подольше.
Я оказалась в двух мирах одновременно. Тело и руки мгновенно включаются в младенческую реальность. Звучу распевнее, руки отодвигают острые предметы от края стола к центру, мозг тоже немного плывет. Куда ему торопиться? У него всё время жизни в распоряжении.
Другая часть мозга, которая без автопилота, слышит другой ритм. Связь взрослых женщин случается на нескольких уровнях сразу, даже если мы молчим. В присутствии сопоставимой женской силы удается соприкоснуться со своей.
Почувствовать размеренный ритм сердца, которому по силам жизнь.
«От меня пахнет детьми», — пишу ей, вернувшись домой.
«И хорошо, что сейчас перестанет», — добавляю себе, залезая под душ.
6. Паузы
Паузы не в тексте, но в процессе написания — интересная тема.
Но сначала о паузах в тексте. Они уместны, если текст объёмный. Если это роман, и мы хотим — повёл нас слог, Душа полетела — чуть подробнее рассказать читателям, где происходит действие. Будто бы от этого зависит дальнейшее восприятие картины. Будто бы одних диалогов недостаточно. И это правда.
Описания мест событий важны, когда речь идёт о масштабах или происходит выход за средние колебания эмоций, впечатлений. Читателю нужны подробности, детали. Он сам не бывал в подобном, не проживал. Только сейчас настал момент. Какой он? Как в нём?
Если мы переносимся с героями в необычное пространство — место лишения свободы, в открытый космос, в специфическое учреждение, где читателю побывать не довелось, — нужны подробности и эмоциональные описания. Такие, где будут звуки (скрипучая дверь, тикающие часы, чеканящие каблучки), запахи (прелые фрукты, сырая земля, сгоревшая резина). Где будут цвета и оттенки. Где будут прикосновения. Где будут краткие символы, как крохотная записка на стене: «Если ты это читаешь, значит, я влюблён. Чего и тебе желаю».
Если важно объяснить читателю, насколько яркое положение занял герой, нужны подробности. Насколько он богат: пять этажей вилла. Насколько он несчастен: он бы предпочёл потерять сразу обе руки, чем ещё раз услышать всё, как есть. Насколько он силён, приспособлен к сложнейшим событиям или природным явлениям.
Читатель обожает гиперболы (усиление образа с помощью преувеличений и гигантизма впечатлений) и сравнения ради утрирования. Читатель обожает вылезать за область бумажных страниц и личного опыта. Он хочет, чтобы деньги лились рекой, чтобы поцелуям пропал счёт. Он обожает отождествлять себя с вечностью через подобные текстовые переживания.
Паузы в тексте, то есть в повествовании, в основной мысли допустимы ради подобных описаний, отвлечений. Когда читатель готов уложить всё пережитое им в предыдущих главах, автор погружает его в описания. Пауза. Затишье.
Паузы в тексте допустимы, когда появление «разъяснительной бригады» становится жизненно необходимым: научные сноски, ещё одно напоминание о цепочках событий, связывающих персонажей, а также о связи героев друг с другом.
Паузы в тексте допустимы, когда автор почувствовал, что ему хочется рассказать ещё о чём-то. Например, вышел новый персонаж на сцену, а у него интереснейшая биография. Или, наоборот, несколько персонажей ушли из кадра, но между ними постоянно идёт диалог: мы отвлечёмся от основной картины, мы послушаем их.
Это интересно. Это важно. Это действительно так, если автор чувствует, что это так.
Если ритм сердца сбился незаметно. Если дыхание подстроилось. Если смена композиторов в одном концерте не заставила меняться композицию вечера.
Разыграем драму
Разговор затянулся. Им обоим нужен был результат, но они не знали, что именно станет решением. У обоих опыт и зрелость. Оба не желают доказать свою позицию. Оба не хотят причинить боль или давить на собеседника. Два здравых человека не могут прийти к общему знаменателю.
— Знаешь, — продолжила она. — Я не готова это всё завершить. Но…
— Я тоже не готов, — он на всякий случай подчёркивал своё согласие.
Профессия обязывала. Одно не вставленное вовремя слово могло привести к трагедии. Он находил промежутки между буквами в речи собеседника и звучал между ними. Её это страшно раздражало, но она не хотела ничего с этим делать. Чувствовала, как рябью идёт кожа, как напрягаются мысли и мышцы, но создавать себе комфорт ценой требований или даже просьб — не её метод.
Она повторяла себе: «Это просто не до конца мой человек. Всё впереди», — и продолжала путь с тем, кто был рядом.
Он же чувствовал себя… никак. Ведь он даже не понимал, что она раздражается от его быстрых вставок в диалог.
— Я не хочу. Так будет правильнее. У меня нет сил поставить точку или многоточие в наших отношениях. Я не хочу ставить вообще никакой знак, — она вскинула голову, чтобы он не посмел перебивать. Этот жест он воспринимал правильно. — Я хочу, чтобы была пустота. Когда знак придёт, я его почувствую и скажу тебе. А если к тебе придёт знак…
— Да, звучит двусмысленно. Если ко мне придёт знак, я тебе скажу, — продолжил за неё он. — А пока я просто рад, что мы иногда видимся.
Он сделал несколько шагов рядом с ней. Они молчали. Она улыбалась.
— Но, если ты всё-таки захочешь сказать, что именно тебе не подходит, чего тебе не хватает… — говорил он, — ты дай знать. Пожалуйста. Если…
— Я поняла. Есть такое. Но объяснить я тебе это не смогу. Это как если бы я сказала, что мне не хватает, чтобы у тебя был хвост павлина. Это же странно. Вот так же ты отнесёшься. Давай не сегодня?
— Давай не сегодня.
Каждый день приближал их к закату. И когда они осознавали, что у них нет сил на тот или иной разговор и позволяли себе вовремя остановиться, каждый из них был на мгновение счастлив. Можно остановиться. Остановились — как хорошо.
Иногда автор устаёт и отходит от творчества. Перестаёт писать. Паузы в писательской практике возможны. Но они сильно не на пользу. Во-первых, мышца мышления всё-таки ослабевает. Хоть у мозга нет мускулов, но речь о навыках. Они утрачиваются. Хорошая новость: это не может произойти «в ноль». Что-то всё равно остаётся.
А во-вторых, после паузы, даже краткой, страшно возвращаться к письму. Героями, преодолевшими страх, быть приятно. Даже силы новые появляются. Но не всегда хватает удали, чтобы сделать это быстро. Поэтому главная опасность пауз в самих паузах — они могут затянуться.
Драма от Лу
Женщина думает, когда делает. Узнаёт, когда общается, осознаёт, когда делится и соображает, когда останавливается.
Женщине нужен объём впечатлений, чтобы проявиться и проявить.
Тело подсказывает женщине, когда начать и как продолжить, но часто она не слышит, что пора остановиться. Мозг зависим от новых знаний, он гонит женщину в действие, требуя новых доз впечатлений. Мозг это успокаивает, а женщину тревожит. Она теряет ощущение самодостаточности, приобретает раздражение.
Женщина боится остановиться. Боится, что бездействие затянет её так же, как действие. Боится, что произойдёт непоправимое. Когда женщина действует, такого страха нет.
Понимания происходящего тоже нет. Чтобы понять, что происходит, и сообразить, как лучше действовать дальше, требуется остановка.
— Женщина! Женщина, постойте!
— Что? Вы мне?
— Да, вам. Остановитесь, пожалуйста.
— Стою. Что вам нужно?
— Это вам!
— А что это?
— Пауза. Пользуйтесь на здоровье!
7. Боль
Как писать о боли так, чтобы её смысл и глубину прочувствовал и читатель, чтобы разделил, но не испачкался, чтобы понял, для чего автор раскрывает тему боли.
Для чего, кстати, автор делится болью?
Если для того, чтобы изгваздать чумазыми руками того, кто с чистыми намерениями взялся за наше творчество, то это не сюда. В этой комнате делятся чистотой и творчеством. Чумазики в лужице в соседнем дворе. Запах там не очень приятный, но они там не одни, есть своя аудитория.
Из чистоты творения автор делится болью как опытом, как личной или подслушанной у сердца историей, на которую можно то ли опереться, то ли побыть рядом с главным героем, проходить с ним испытания, избегая или попадая в ловушки, делать неверные выводы, блуждая и, в итоге, выходя на светлую тропу.
Чтобы автор мог поделиться опытом, ему нужно этот опыт прожить. До основания. До прохождения всех стадий, будь то отрицание, гнев, торг и прочее, будь то шок, бред помилования, адаптация и так далее. Любые комнаты с любыми табличками на дверях, но чтобы итоговая была с надписью «Чистота творения». Здесь уже не будет прощения, слёз, благодарности. Не будет здесь и смирения, осознания, глубокого понимания. Боль чистая и делиться ею можно спокойно, когда она уже превратилась в творчество. Когда автор записывает мысли и воспоминания о такой боли, у него возникает ощущение, что он «сам себе не принадлежит». Будто руки сами что-то пишут, а он только читает и тихо вспоминает, как это было. Автор попадает в свободу пустоты. Автор находит себя за творением. И не вмешивается в процесс.
На этом этапе уже нет вопроса: «Как делиться болью?» А если он у кого-то из нас ещё есть — этот вопрос — значит, делиться болью ещё не пора. Один мудрый психолог (современный), отвечая на вопрос «Как понять, пора ли паре разводиться?», сказал: «Если ещё есть вопрос — разводиться или нет, значит, не пора». Когда приходит пора, вопросов нет.
Мы заканчиваемся там, где начинаются вопросы. В той области живёт наше самоисследование, поиск себя. Не рекомендуется увлекаться и погружаться в эту зону надолго (на годы и годы образовательных программ, хождения по курсам и прочее). В какой-то момент благодаря нашим разумным усилиям и намерению изменить то, что готово, и познать то, что открыто, мы собираемся в цельное, и тогда вопросов нет. Пора делиться болью.
Разыграем драму
Слёзы. Много слёз. Она говорила, захлёбываясь всем, что из неё вытекало. Лицо исказилось. От перенапряжения лба болели мышцы всего лица. Морщинки становились глубже и даже зачёсанный в гладкий хвост волосы казались сильно растрёпанными.
— Что ты хочешь? — спрашивал он.
— Я… — и голос испарялся под властью её намерения замолчать.
Она хотела ответить. У неё были наготове претензии. Она точно знала, чего хочет прямо сейчас от себя, от него, от жизни. Но всё это — ей хватало опыта и разума понять — было позицией маленькой девочки внутри неё.
Девочки, которая в очередной раз испугалась и захотела оттолкнуть, разрушить, забыть проживаемую боль. Которая хотела затаиться в тёплых руках, сохраняя покой, принимая заботу, но которую напугали новой трудностью. Она брыкалась и кричала, повторяя внутри взрослого человека: «Убери от меня это! Убери, убери, убери! Не хочу, не буду!».
Ну, что она могла ответить на его вопрос? «Убери, убери, убери»? Она понимала, что он принял решение, что этот шаг нужен им обоим. Что её решение лежит совсем рядом, в миллиметре, и очень похоже на его. Даже заголовок один: «Этот шаг мне нужен». Они всё ещё смотрели в одном направлении. Они всё ещё думали одинаково. Они всё ещё были в гармонии и двигались по пути уравновешивания, но увеличения страха. Потому что этот путь был неведом.
— Ты плачешь и плачешь! Что ты хочешь? — он не скрывал раздражения.
— Я хочу плакать. И плакать.
И она продолжила плакать.
Писателю его ремесло помогает высвободить боль. Чистой она идёт в мир, если прожита. Мягче и спокойнее она воспринимается читателем, если подана «в виде поэзии», как ягоды, которые в виде варенья (с). Поэты умеют замуровать боль в метафоры, образы, аллюзии, аллитерации. Поэтам можно доверять: они покажут боль, как красоту мира. Они не поранят, не заденут, не обольют грязью (речь о сильных поэтах с высоким слогом). Поэты, когда делятся болью, подсвечивают красоту жизни и то, как прекрасен этот мир, несмотря на боль, несмотря на раскрытые чувства. Поэзия пробуждает чувства. Болевая проза задевает личность и мысли, провоцирует тяжёлые эмоции, потому что пряма, неритмична, слишком открытая, слишком жизненная. Поэзия же украшает боль жизни, раскрывает чувства ещё шире, даёт им быть, повышая уровень восприятия до запредельного. На нём-то и происходит великое принятие всего. На нём-то и рождается новая душевность.
Автор этой главы любит поэзию.
Драма от Лу
— Как ты? — спрашиваю себя. — Нормально.
Значит, что-то не так. Потерян контакт с собой. Значит, я уже сделала что-то обезболивающее, отделяющее меня от переживаний, чтобы мне стало нормально. Нормально — это никак. «Чувства комнатной температуры», — как писал Бекбедер. Люди такой температуры обычно мертвы.
Я уже не помню, что и когда пошло не так. Я уже все сделала, чтобы забыть, но сейчас могу взглянуть в свое «нормально» и разглядеть то, что маячит рядом, боясь выйти на свет.
Там грусть, тревога, злость и тошнота. Им нельзя выступать, когда в целом всё нормально. Нельзя? Так звучит детский язык внутри меня. У него либо хорошо, либо плохо, либо нельзя, чтобы не стало плохо. «Нормально», — как будто что-то из взрослого, но меня уже не проведёшь.
Грустно оттого, что хотелось гулять, но я стала работать. Тревожно оттого, что через силу поработаю плохо и придётся переделывать. Злюсь, что не выбрала прогулку, хотя могла. Тошнит от этого внутреннего конфликта и того, чем выбрала его заглушить.
Грусть не страшная, она медленная. Ускоряясь, я не даю печали сделать свою работу — подсказать мне лучшее решение. Ускоряясь, я избегаю страха — это лучшее решение принять. Часто избегаю, но теперь уже не всегда.
8. Объяснение
Сколько наших полегло на поле объяснений. Пытали, пытались, давили, подбирали слова и примеры, стачивали карандаши до ластика — не объяснили.
На модных маркетах появились футболки с надписью: «Вырос. Не понял…» (для озадаченного читателя: эта надпись — ответ на вечное «Вырастешь — поймёшь»). А почему не понял? Потому что не хотел.
Читатель не хочет понять, он уже понимает.
Автор пытается, давя на читателя, объяснить, донести. Его совесть не чиста, его Эго не на месте: автору нужно любой ценой продавить свою точку зрения, убедиться, что его поняли именно так, как он хотел бы, чтобы его поняли.
Что он делает:
1. Ходит по кругу мысли, повторяя её, подбирая слова.
2. Уточняет, расставляет скобки и сноски.
3. Сорит словами, растекается липкими лужами занудных пояснений.
4. Пишет лишние пункты, хотя уже и так всё понятно.
Что происходит по факту:
1. Читатель сказал: «Какой автор молодец», — отложил книгу.
2. Читатель сказал: «Не могу продраться через подробности», — выбросил книгу.
3. Читатель уснул — книга упала.
Что делать, чтобы этого не было:
1. Успокаиваем Эго: читатель возьмёт ровно то, что ему нужно. Мы и сами иногда читатели. Мы так себя ведём.
2. Сам понял — останавливайся: объясняем не читателю, а себе. Перечитали, когда поймали строчку, на которой всё поняли, замерли. Прочее удалили. Достаточно.
3. Слушаем редактора, который просит избавиться от чрезмерных подробностей.
4. Учимся принимать вещи и события в жизни такими, какие они есть. Благодарить судьбу за них. Ведь именно когда мы не можем принять реальность, мы стремимся её улучшить и дополнить. И это вечный процесс. Вернее было бы хотеть лучшего во всём и менять себя под новые прекрасные возможности, — без оценок, без давления, без опоры на недовольство.
5. Осознаём, что нам нравится монотонный голосок повторяющихся сюжетов и мыслеформ, оставляем подробности и не рассчитываем, что у нас будут читатели. Мы написали это для себя, для стола, для того, чтобы написать, а не чтобы прочитать. Ведь написать — это одно, а прочитать — другое. Два разных процесса.
Разыграем драму
Она ходила по комнате, и казалось ей, что она оставляет точки-удары пяткой не только на полу, но и на стенах, на потолке. «Я не умею держать себя в руках, я должна с ним поговорить», — она знала решение проблемы, которую он ей доверил, и хотела, хотела, хотела ему всё объяснить.
— Я сейчас тебе всё объясню! — в комнату она не вошла, но ворвалась.
«Всё не нужно», — ответили его скучающие глаза.
— Дело в том…
Его глаза закрылись.
— В чём дело? — раздражение она не скрывала.
— Дело в том… — процитировал он, — что у меня сложная задача, которую я не могу пока решить. А ты хочешь мне что-то объяснить. А я не пойму. Даже если захочу. Я не готов. У меня пока есть проблема. А не желание решать её.
— Ты откуда знаешь? — спросила она.
— Опыт.
Она замолчала.
«Хорошо, что я не он, а всего-навсего твой внутренний голос», — сказал голос, который до этого звучал, как его, но внутри неё.
Она кивнула. Зажала рот ладонями. Картинка застыла в её голове. Эхо голосов осталось.
Он открыл глаза. Увидел, что она дёрнулась и закрыла губы руками.
— Что с тобой? — спросил он, тот, который не голос, но человек.
— Я хотела тебе всё объяснить.
— А тот я, который живёт внутри тебя, и с которым у тебя диалоги, отказался?
— Отказался, — призналась она.
— Мои поздравления. Ты победила внутреннего червячка. Ты смогла не сделать так, чтобы я чувствовал себя неуютно. Не объясняй. Даже если попрошу — не объясняй. Это давление. Всё равно пока я сам не пойму, я не пойму.
Психологи на сеансах за немалые деньги объясняют клиенту, что с ним происходит. Месяцы и годы уходят на то, чтобы человек что-то понял, принял, начал менять. Он хочет понять, он открыт, но не понимает. Причины разные.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.