Бесплатный фрагмент - Я разбойничка любила…

Дачное

Пастораль

Солнце правит бал закатный,

снежным шорохом невнятным

в первой четверти луны

мне любовь твоя призналась,

что неверия усталость

непростые видит сны.

Небо золотом горело,

одиночество несмело

стало сумерки творить,

нет тебе со мною счастья,

я тоскую по ненастью,

и печали не избыть.

День восстал, заря царила,

листья сохнут на перилах,

ветки просятся в узор,

и роса по зябкой коже

начинает осторожный

долгожданный разговор.

Взгляд горячий, взгляд смущённый,

то ли карий, то ли чёрный,

свёл пейзажи в карусель,

всё кружится, как в метели,

соловьи давно отпели

неприкаянный апрель.

Нету счастья в пасторали,

клёны листья растеряли,

в сушь повымерзли поля,

мне любовь твоя кричала —

без меня ей жизни мало,

нету жизни без меня!

Узор

Причастилась я дождя

со кленовым листопадом,

дерева стоят парадом,

браво листьями пестря.

Ты не вяжешься в узор,

не сверкаешь эполетом,

верно, был плохим поэтом,

раз теперь ты стал позёр.

Ты в осенних чудесах

разобраться не сумеешь,

ведь недаром ты не смеешь

поцелуй рискнуть в уста.

Куст смородины кривой,

под капелью весь дрожащий,

зов природы слышит чаще,

чем призыв поймёшь ты мой.

Отчего вот этот клён,

нежный, стройный и красивый, —

отчего не он счастливый,

и не он мой слышит стон.

Прикажу тебе я впредь:

видишь цель — осанку строже,

мне последний лист дороже,

если смеешь ты не сметь!

Ах, не плачь

Солнце, в мир палящее,

остудило снегом,

и еловой чащею

не было побега.

Плен мечты потерянной

злей любой разлуки,

ожиданье берега

не спасёт от скуки.

Не жалей, сердешный мой,

ты опавших яблок,

эта осень, как весной,

жизнь сломала паводком.

Ах, не плачь, печаль моя,

голубь сизокрылый,

брови сдвинь упрямыя,

и скажи мне: «Милая…».

Перепевы, переливы

Перепевы, переливы,

перешёпот, перебор,

он ушёл, но также ивы

продолжают разговор,

он ушёл и не вернулся,

то ли в омут окунулся,

то ль убежище обрёл.

Он ушёл, и вслед потере

вечер сумерки разлил,

а наветы коростели

душный дождик намочил,

а подружкины желанья

под гармошкины рыданья

ветер по миру пустил.

От адамов рвутся евы,

нагулявши аппетит,

на пшеничные посевы,

где комар во тьме звенит,

но от ев, на новость падки,

косолапятся украдкой

те адамы за Лилит.

Потерявши ключ от рая,

вширь границы раздвигая,

словно тесто из квашни,

побираться мы пошли:

ты ушёл, а я осталась,

ты остался, я ушла,

нам всего-то нужно малость

для забытого тепла.

Избывая год за годом

сущность грешную свою,

наравне со всем народом

те же песни я пою,

как фортуна повелит нам,

будем биты иль не биты,

но с трофеями в бою.

Дикая роза

Расцвела и увяла

в заповедных садах,

а в награду узнала,

что веселия мало

в этих горьких устах.

Не скрывала печали,

не скрывала любви,

но в запретные дали

мою душу едва ли

вы тогда увели.

Бесконечно желанны

были, помнится, вы,

было сладко и странно,

но в тенёта обмана

не попалась, увы.

Приходи скорее

Приходи скорее, жду,

без тебя изнемогаю,

а ожиданьи таинств рая

оказались мы в аду.

Мчись ко мне во весь опор,

не умножь мои сомненья,

побеждает вдохновенье

и судьбу, и приговор.

Я робею, как и ты,

в предвкушении расплаты,

наши встречи так чреваты

оттого, что так пусты.

Не даёт фортуна час-

или росстань, или пленны, —

Не сводя друг с друга глаз,

слепы, глухи, немы…

Я разбойничка любила

Я разбойничка любила

не за славу, не за лесть,

я разбойничка любила

за отвагу и за честь.

Мне из драки сокол милый

полушалок привозил,

перед мачехой постылой

на колени посадил.

Да не бусинам-гранатам,

я поверила речам,

ох, глаза его-агаты

мне светили по ночам.

Уж он верил иль не верил,

в бога, в чёрта или в нож,

только милого милее,

чем мой милый, не найдёшь.

Вольной волюшки отведал,

на просторе пошалил,

а победы все и беды

он надвое разделил…

А уж как его казнили,

колыбельную он пел,

а головушку рубили,

он в глаза мои глядел…

Я была ему женою,

а вдовою не хочу,

как отплачу и отвою,

вслед за милым улечу.

Дождь

Дождь

с бесстыдством звериной ласки

истерзал мой сад,

о, вернись назад,

дождь,

без объятий твоих,

так печален и тих,

так бесплоден и строг,

стал мой сад одинок.

Ночь

безжалостно скинет платье,

не поняв стыда,

влюблена всегда,

ночь,

приходи скорей,

без любви твоей,

ожиданьем продрог,

мой закат изнемог.

Слава тебе

Слава тебе, Господи,

за полётность осени,

за истоков чистоту,

за неверье в суету.

Плаху тебе, дьяволу,

за тоску отравную,

за хмельную стынь беды,

и за горький вкус воды.

Как по шёлку да снежком,

сыплет по ветру снежком,

заплетает в кружева

невозвратные слова:

слава тебе, Господи,

от седин не в просини,

ты свети до смертных дней,

солнце памяти моей!

Старый дом

То ли нивы, то ли Нева

вдоль ограды от узости сада,

безотрадная страсть палисада

невпопад называет слова.

Отвернув от калитки лицо,

старый дом изнывает от скуки,

ни собаки, ни птицы, ни внуки

не взойдут на пустое крыльцо.

По ступеням, сзывая гостей,

дождь запрыгает, пыль потревожив,

но по-прежнему будет ничей

дом, уже и на дом не похожий.

Туман

Вдруг нежданным витражом

сталь блеснула в повороте:

это озеро в оплёте

хвойно-лиственных ножон.

После дождичка в обед

на три четверти закружит

листья, капли, ветки, лужи, —

сквозь туманность на просвет.

А на том на берегу

по соломенным просторам

ходит-бродит чёрный ворон

от копны к уже стогу.

Всё туман, туман и тишь,

вот и ты опять молчишь.

Прощай

Прощай, мой друг,

ты вновь одинок,

холоден ком земли.

Прощай, мой друг,

твой голос далёк,

сердце моё болит.

Прощай, мой друг,

грешна пред тобой,

если б могла я знать.

Прости, мой друг,

твой горек покой,

но мне тебя не обнять…

Город и сад

Там фениксы тихо летают,

где город и сад истомы полны,

и райские птицы заманчивой стаей

весельем венчают ворота весны,

и негой исходит взволнованный вечер,

и шёпоты всюду, и тайны не скрыть,

и мрачному зверю в доверии легче

от смутных желаний остыть;

с души все печали, как листья, опали,

и гамлетов больше не мучает страсть,

и мир так хорош, как в самом начале,

когда, как ребёнок, потянешься всласть;

но время проснуться, для бога уют,

а мне подорожную в жизнь выдают…

Морок

Печальною негой

тоскливый покой

струится ленивой

бессмертной рекой,

не быстро, не шумно,

кружением волн

расставило время

ловушек полон;

и милый твой голос

заманчиво тих,

как будто боится

резонов своих,

а сердце так хочет

попасть в унисон,

что нет уже мочи

стряхнуть этот сон…

Мне страшно забыться

в сиянии дня,

мне страшно, что он

заморочит меня.

Прохожий

Прохожий, ветра блудный сын,

меня сманил в края глухие,

и сосны реяли густые,

где он единый господин,

и белок цоканье и шорох

меня пугали ввечеру,

и над кострищем, словно порох,

вздымался пепел поутру;

а годы шли, не спотыкаясь,

и смерть забыла нашу дверь,

мы жили так, в воротах рая,

благословенны от потерь,

и наши дети мирно спали,

шалили, ссорились, росли;

женились, внуки вырастали,

и снова мы считали дни;

мы обживали земли, воды,

мы семя бросили вокруг,

и все заморские народы

в единый входят кровный круг;

и даже войны и болезни,

что сотрясают наш предел,

не развратили наши песни,

не истощили наших тел;

искусства, свахи и науки

в одну влекут нас борозду:

мы будем жить, не ради муки,

а веря в общую звезду.

Улыбка

По весёлой чьей-то воле

облака плывут раздольем

звёзд больших и неприметных

от заката до рассвета.

Беспечально и беспечно

чёткой тенью длится вечность,

круг за кругом нарезая

путь с рожденья и до рая.

Кто придумал счесть мгновенья

суеты и провиденья,

тот потребует отчёта

в час любви или полёта.

Отчитаюсь под завязку

и за слёзы и за ласку,

отчитаюсь, дайте срок,

за азарт и за урок.

И за ту улыбку тоже

(подарил один прохожий), —

неотвеченной осталась

эта искренняя малость…

И за то, что детских глаз

я мольбы не замечала…

И тому, кто счёт подаст,

я скажу: мне мало, мало!..

Ах, этот сад

Ах, этот сад,

сиреневым узором

мою любовь от солнца заслонил,

к каким восторгам истово манил,

сплетая ароматы с птичьим хором!

Какую страсть

таила эта ночь,

отрадой ветра услаждая тело,

как жаль, что я упрямо не сумела

свою слепую веру превозмочь!

Подорожная

Небо тучи замутили киселём,

я на съезжей поигрался кистенём,

всю-то ночку девка сохла от тоски,

ты заутре пироги мне испеки,

до разлуки нам остался «посошок»,

да споткнуться у порога голяшок,

в чистом поле ветер дунул-засвистал,

я тоску свою развею по верстам,

только тянет, ох, да тянет маята,

не распутать эту ночку до креста.

Письмо

Я не ведаю, что творю,

но в ответе, что я дарю,

я не верю своим ушам —

говорю с тобой по душам,

не в обиду глазам своим,

доверяться не стала им;

не сомнения, не вина —

только память жива одна,

хороша ль она, иль плоха,

но чиста она от греха.

Птица я

Птица я — смеюсь и плачу,

приношу тебе удачу,

и порхаю всё вокруг:

я боюсь тебя, мой друг,

я словам цены не знаю,

я люблю — и я рыдаю,

мой нежданный птицелов,

дай мне пищу, дай мне кров,

мне свобода тем дороже,

что и ты свободен тоже,

хочешь-в клетку замани,

от себя лишь не гони,

ах, как сердце птичье бьётся,

раз-о-бьётся о ладонь,

я люблю тебя, как солнце,

ты не тронь меня, не тронь!

Вальсок

Будь счастлив,

будь счастлив,

пускай и не часто,

хотя бы тогда,

если вечер ненастный, —

будь счастлив!

Прощай же,

прощаю,

что я заскучаю,

не жди и не бойся,

дружок мой случайный,

прощай же!

Останься,

останься,

под магию вальса,

кружа в темноте,

удержать не пытайся-

останься!

Прощай же,

будь счастлив,

повыцвел отчасти

закат ярко-красный

от эдакой страсти, —

будь счастлив!

Ну что же,

останься,

взаимно причастье

внезапной любви

вкуса яблоков райских,

останься!