Вместо предисловия
Леонид Яковлев
Он,
Как Лев — поборник Красоты.
Порой парадоксальной, впрочем:
В подземке смрадной мрачной ночью
Он сыщет чудные цветы
В узорах ржавчины, в разводах
На лужах пятен нефтяных,
В облезшей штукатурке сводов
И стенах грязных и сырых.
Во всем Природа — знать, творенье
Благой Божественной руки,
Усатой крысе в умиленье
Готов он посвятить стихи.
Но покидая мир Бодлера,
Упав в цветы и зеленя,
Он внемлет сини атмосферы
При свете солнечного дня.
Засим я Вас и поздравляю,
Дерзайте волею планид
Бороться (правда, с чем? — не знаю),
Как царь спартанский Леонид.
Александр А. Пушкин (потомок А. С. Пушкина,
сотрудник редакции журнала СЛОВО\WORD
в Нью-Йорке)
Грозы детства
Тяжелых туч
провисло полотно,
Холст серый
голубым зигзагом треснул,
И дождь пошел на нас —
почти войной,
И Бог сказал:
«Аз есмь!» — покинув кресло.
Качнулись
сосен красные стволы,
И стаи шишек
в страхе наземь пали,
Пока мы до веранды добежали,
дыша настоем хвои и смолы.
А ливень грохотал,
свиреп и крут,
По тонкой крыше,
черным толем крытой, —
Стучало сердце,
как стучат копыта,
Рождалось чувство зябкое —
уют…
Мельничные Ручьи — Баку, 48–88 гг.
Февраль
Над городом —
Развернут свиток дня,
Лишь иероглиф «Утро» —
В левом верхнем:
Инверсионный след,
Размытый ветром,
Пилот рисует,
Жителей храня.
Нью-Йорк, февраль,
Две тысячи второй.
Саднящие
Залечивает раны
Большой ребенок,
Сын красивой мамы —
Свободы
С распростертою рукой.
Над «уровнем земли»
Развеян дым…
Мне шахматные игры
Ненавистны,
Где — пешками
Считаются солисты,
К которым
Все мы и принадлежим.
Мне недоступны
Тайные ходы
И петли
Стратегических расчетов —
Tex, кто считал,
Продавши душу черту,
Нажить успех
На угольях беды.
Я не могу
Спокойно проезжать
Манхеттена
Спаленный Даунтаун.
Мне першит в горле.
Нет уже развалин.
Сухой сезон
Мне не дает дышать.
Нью-Йорк, февраль, 2002 г.
Рельефы Майя
Kак славно
знакопокрыто
Пространство
плоского камня! —
Подобно
ковровым узорам:
Узреть
уготовано нам
Истории тронов
и жертвы,
Богам принесенные
в храмах,
И
летопись громких событий
и громов небесных,
И
стоимость жатв урожайных
и злаков зеленых,
И суть предсказаний,
сказаний,
и указаний свыше —
Законов
забитых
заклепками звезд
в кровлю черную крыши;
Разгадки
размерностей разных,
Раздельных времен интервалы,
Когда
календарь ли ковали,
В святилищах
ликовали
И все перипетии эти
из камня высвобождали…
* * *
Я думал ревниво
о том,
Как рождалась
эстетика линий,
Внушающих трепет
поныне,
И что управляло резцом
ваятеля —
Глядя внимательно
В осколок
Скалы придорожной,
Небрежно отброшенный
Пришлым прохожим…
И ясно увидел истоки
Искусства жестокой эпохи:
«Художник
Лишь следовал линиям камня, —
Сказала скала мне, —
Он был
Этой почвы — заложник,
И в каждом фигур повороте,
Он — плоть оставался от плоти
Всей этой земли,
Этой сельвы
И в горе ее, и в весельи!»
Чичен-Ица, Мексика, апрель, 2002 г.
Охота
Охота новая идет!
Природы мамонт — вскинул бивни,
И новый рог трубит призывно,
А племя — вновь удачи ждет…
Но эта строгая игра
Имеет странные законы:
Кто попадет, и в чьи загоны?
Ур-р-а!.. ценой каких утрат?
Нашьем ли шкур шикарных ворох?
Шагнем ли в новый Неолит?
Очаг горит. И милый робот
В огне поленья шевелит…
Баку — Нью-Йорк, 84–97гг
Осеннее
…Уже, похоже, не пойдешь на пляж,
И лжет латунь осеннего светила —
Пусть, как ни ослепительно светило б,
Оно — лишь лета солнечный мираж.
С утра — на лужах ледяные швы
И городских небес странна прозрачность —
Огарок года выгорает напрочь
Багрово-желтым пламенем листвы.
Далекий звон рождественских посул
Рождает чувство смутных сожалений,
Еще неразличимый, бег олений —
Ритмический уже доносит гул.
Еще не время — предъявлять мечты
И хорошо налаженные планы,
Подробный список лучших пожеланий,
Хоть перечень тревог — готов, почти.
Год проскользнул, как в щелку — две копейки,
И вот, поскольку холодает вмиг,
А я от водки вовсе поотвык,
Пожалуй, Бетси, — грогу мне налей-ка!
Нью-Йорк, октябрь, 99 г.
Зеленоград
Крюково — Назарьево,
Внуково — Москва!
Зимних зорей зарево,
Неба синева,
Скрипнет дверь автобуса.
«Здравствуй, встрече — рад, —
Говорю вполголоса, —
Град Зеленоград!»
Снег — белее синего,
Резкий крик ворон,
От мороза сильного —
Шелестящий звон,
И стоят у города,
Спутав адреса,
Темные, суровые,
Гордые леса…
Москва, февраль, 98 г.
Джаз в Нью-Йорке
С таким
квинтетом —
тет-а-тет —
Мы
квиты
в такте!
Адекватно.
А парень —
жарит! По ударным!
Пока
тромбон
творит портрет —
Нежнее жаворонка,
даже;
По-ка-
по-кла-
ви-шам
драже
Рассыплет
опытный кон-дитер
И сакса
голос-искуситель
Вдруг —
за-хлест-нет
на вираже…
Подвальчик — стар-р-р…
Но звезды джаза —
Им эта
не грозит зараза:
Преодолев
плаката плоскость,
В зенит! — вонзит
звенящий звук,
Как света
яркую полоску —
Гилeспи
согнутый мундштук,
И, бархат стен
окрасив красным,
Сиреной —
в джазовом раю
Король трубы,
проказник Армстронг,
Ведeт мелодию свою…
…Не по одeже здесь
и роже
Встречают —
по душе и коже,
Дрожащих
с контрабасом — в лад,
И ритма
внутренний квадрат —
Удачно заключает шквал
В круг
неэвклидовых решений,
Ложась
в косоугольный зал, —
Потрясно… но —
без разрушений.
Нью-Йорк, июль, 2000 г.
Солт-Маш — Соленая Топь
На бруклинском
приморье-лукоморье,
Среди соленой заводи
Солт Маш —
Там,
где когда-то было мукомолье, —
Готовится
осенний вернисаж.
Бумажный диск луны —
полупрозрачен.
Закат
окрасил розовым камыш.
Проплыл
утиный выводок, судача.
Прошел, бесшумно,
Боинг на Париж.
Прилив
раздвинул зеркало воды,
С травы собрав росы вечерней капли.
Под лягушачьи трели
и лады
В густых кустах
оцепенели цапли.
Здесь стрекот стрекозы —
слышней машин,
Здесь свист стрижей —
важнее дней летящих,
Лбы валунов —
нахмуренных мужчин —
В раздумьях
обо всем происходящем.
Ну, где там
городские фонари?
Их свет запутан
в листьях и тростинках.
Последний луч
над заводью царит —
В стакане дня
светило тает льдинкой.
Темнеет фон
картинного приволья,
Художник-ночь
все гуще входит в раж
Над бруклинским
приморьем-лукоморьем,
Среди соленой заводи
Солт-Маш.
Нью-Йорк, октябрь, 2002 г.
Заметки праздного туриста
Прожив на свете много лет,
Я не слыхал про Эш-Карет.
Но вот судьбы моей карета
Домчала нас до Эш-Карета…
Я в мексиканской дикой сельве
Отведал огненное зелье
И стала мне подругой милой
Слеза агавы — Голд Текила
(Или, верней, наоборот:
Ее зовут Текила Голд).
Цветет и пахнет, как папайя,
Страна стараний древних Майя.
Нам на неделю в боги дан
Великий грозный Кукулькан.
Я, наконец, уразумел —
Чем славен остров Козумел,
И почему — любой стремится
Увидеть камни Чичен-Ицы,
И в сонме философских дум
Вдруг предо мной предстал Тулум,
Прозрачных вод своих шелка
Сквозь джунгли проложил Шел-Ха.
Желал поближе бы узнать я
Исла Мухереса объятья:
На нем пираты берегли
С наложницами корабли…
Да, знали Майя, где селиться!
Но, заселяя Юкатан,
Туристов тысяч вереницы
Не предсказал им Кукулькан.
Однако — канули столетья,
Тысячелетья пронеслись,
А восхищенья междометья
По-прежнему — несутся ввысь!
Плайя дэль Кaрмен, февраль, 2001г.
А. С. П.
Способна в трепет приводить
Нас осязаемость предметов,
Событий, Гением задетых,
Судьбы его крутая нить.
Нам представляется значѝмым
То трость, то кресло и перо,
Весомость встреч, разлук причины,
Дни свадьбы, время похорон;
Намеки околокружaщих,
Надежды на семейный быт,
На Черной Речке снег скрипящий
И пуля, коей был убит…
Все — чушь! Расставлены акценты:
Он — сам оценки проставлял
И многокрылого агента
Небес — в пустыне повстречал.
Он удивленно Русь увидел,
Европы Музу пригласил,
Востока тайную обитель
Ключом поэзии открыл.
Жестокий мир и мир душевный —
Он видел сквозь кристалл волшебный.
И в этом, знаем, иногда —
Был вклад Ученого Кота.
Прожил невыездным поэтом —
Как было принято у нас,
Но никаких не знал запретов
Взгляд полудетски светлых глаз.
И оказались вдруг подвластны
Глубины духа и любви,
Страданий бездны, мудрость власти
И, впрочем, дурость, может быть.
Что обозначено душой,
Которая в заветной лире, —
Она жива в реальном мире
Невиртуальною судьбой.
И, вспышкой промелькнув зовущей,
Он смог, средь хижин и хором,
Заговорить — и ныне сущим —
Свободным русским языком!
Нью-Йорк, июнь 99 г.
Крыши
Эти
задворки, заборы,
забытые крыши,
Ржавых
замков узелки
на чердачных запорах,
Гонки
комков голубиного пуха
и — Город,
Разноэтажно
лежащий
в предложенных нишах.
Коды
кошачьих шагов
среди шиферной крошки,
Знаки
тепла —
дымоходов кирпичные души,
Тощие
щетки антенн
на подкошенных ножках,
Клочья
причудливых туч
в просыхающей луже.
Необъяснимо
влечет,
обрываясь у края,
Этот
небрежный набросок
неброского рая —
Здесь,
среди грядок порядка,
о чем-то скучает —
Неупорядочен,
прост,
или просто — случаен…
Нью-Йорк, март, 2000 г.
Бах
…Лежать на травке Брайант-Парка,
Где, после трудового дня,
Из под дуги фанерной арки
Сам Бах — приветствует меня!
Старанья струнного оркестра
Под взмахом дирижёрских рук
Рождают ровный, плотный звук —
Все меньше на лужайке места.
Но резонирует струна
Совсем не в камерном объеме —
В нью-йоркском каменном каньоне
Вся эта музыка слышна..
И, откликаясь на аккорд
Из Бранденбургского концерта,
Басовое добавит скерцо
Дорожной службы вертолет.
А вот на взлет скрипичных нот
Ответ взволнованный получен —
И скорой помощью озвучен
Тревожный тон ее забот.
Но гармонически един
Тот звуковой поток эпох —
Смычков виолончельных вздох
Смыкается с шуршаньем шин.
Зал зажигает освещенье,
И от закатного луча
Уже пылает в помещеньи
Эмпайр Стейт Билдинга свеча.
Сверкает Крайслер — канделябром,
А Паблик Лайбрари стена —
На заднем фоне, как за кадром, —
Софитом кажется она.
И полон парк различных лиц,
Пришедших-для или прохожих,
Но люди всех оттенков кожи —
Земляне, в общем, собрались.
Внимала бережно поляна,
И можно было заключить:
От Иоганна Себастьяна
Нас невозможно отлучить.
Хоть говорят: «Ничто не вечно…» —
Притом — Луну упомянут,
Но все же есть такие вещи,
Что вряд ли канут иль пройдут…
Нью-Йорк, август, 98 г.
Берег
В памяти
берегу
Утро
на берегу
Где
в ожерелье рос
Куст
у тропинки рос
Море
швыряло сор
Наших
недавних ссор
Дробью
соленых брызг
Метил
прицельно бриз
Волн
разъяренных пасть
Гнал
чтоб к ногам упасть
Чаял,
смирив грозу
Всплеском
слизать слезу
Бег
поменяв на шаг
Шорохом в
камышах…
…Все еще,
как в бреду
Берегом тем
бреду.
Нью-Йорк, сентябрь, 2001 г.
Краткая Детская Энциклопедия
Kак возникают катаклизмы?
Когда котам — вставляют клизмы!
Шинель, политая водою, —
Поли-шинеля суть откроет,
А, бросив луковицу в море,
Легко представить Луко-морье.
Связав веревкою два воза,
Получим облик паро-воза.
Заглянем в продуктовый склад:
Консервы выставив на полку,
Рабочие с умом и толком —
Кон-сер-ва-торию творят.
Пусть от загадок ум не пухнет!
Что значит слово «Казанова»?
Звеня посудою на кухне,
Я вам казан открою новый.
Кого макрелью называют?
Кто в мокром месте обитает.
Про то, как выбрать нужный тон,
Нам слово говорит про-тон.
О том же, видимо, ребята,
(Но — с переносом ударенья)
Нам повествует слово «атом» —
Но надо запастись терпеньем:
Язык ведь — дело не простое!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.