Бесплатный фрагмент - Я больше не сильная

Балкон, море и почти 48

Мне почти 48. «Почти» — потому что до нового 2026 года, когда меня настигнет цифра сорок восемь, ещё пара недель, а значит, формально можно не паниковать. Формально — ключевое слово.

Моё утро начинается одинаково: ноутбук, сигарета, балкон с видом на море и ощущение, что жизнь вроде бы удалась, но можно было и без сквозняка.

Балкон — мой кабинет. Гнездо. Рабочее место. Символ свободы. Зимой — символ идиотизма.

Потому что зимой в этом символе холодно так, что пальцы печатают тексты быстрее мозга — лишь бы согреться. В такие дни я капитулирую и сбегаю на кухню. Кухня тёплая, надёжная и не задаёт лишних вопросов. Как хороший старый друг, который видел всё и всё простил.

Я — копирайтер. Эксперт. Фрилансер. Человек, который зарабатывает словами и периодически ловит себя на мысли: «Господи, я правда этим зарабатываю?»

Да. Этим. Текстами. Контентом. Соцсетями. И вечным объяснением знакомым, что «нет, это не хобби», «да, это работа» и «нет, я не сижу целыми днями в интернете просто так».

Я курю. Давно. Осознанно. Бросала два раза — оба раза из-за беременности. А беременела я четыре раза.

Первый — по молодости и глупости (тут, как не печально, в мир я никого не выдала)

Второй — сын Кеша, ему со дня на день исполнится 25 лет, взрослый, самостоятельный и периодически умнее всех вокруг.

Третий — сын Дюша, на пять лет младше, и отдельная глава про «мам, ну ты же понимаешь» (кстати, хотя, вероятно не очень кстати, но в эту беременность отказаться от никотина мне не удалось — организм требовал дымных палок или волок меня обниматься с унитазом).

Четвёртая — дочь Шу, на днях ей исполнилось 13 лет, человек с характером, который явно передался по наследству без инструкции.

Все мои дети — от одного счастливого брака. Счастливого — потому что закончился. 20 лет жизни, которые были как большой сериал: местами захватывающе, местами затянуто, а финал — «хвала Богам».

Развелись мы шесть лет назад. После развода я устроила генеральную уборку — не в квартире, а в жизни. Выкинула лишнее, пыльное, токсичное и «ну мы же столько лет дружим». Осталось немного. Но своё.

Сейчас я живу с Володенькой. Четыре года. В марте 2026 — свадьба. Не то чтобы он сильно сопротивлялся, но и не то чтобы сам догадался сделать мне предложение этой осенью. Иногда мужчине просто нужен чёткий дедлайн.

У меня хорошие отношения почти со всеми. С детьми. С бывшим. С Володенькой. С сестрой. С Олечкой (которая вообще непонятно кто по родству, но по факту — семья). С клиентами. И даже с собой — в те дни, когда я выспалась и не читала новости.

Я сижу на балконе, курю, смотрю на море и думаю: «Ну что, жизнь. Пока нормально. Продолжаем».

И жизнь, как правило, соглашается.

Свобода иногда выглядит как «я туда не пойду»

На днях моему Кеше исполняется 25. Двадцать пять. Я сама до конца в это не верю. Вроде вот только учила завязывать шнурки, а теперь человек заказывает баню и раздаёт условия.

Забегает он ко мне на чай. Обычный такой заход — чай, разговоры, жизнь. И вдруг:

— Мам, короче. Днюха моя. Праздновать буду как хочу, поэтому не обижайся. Отказы не принимаются. Я жду тебя на свой день рождения без Володеньки. Я заказал баню и хочу видеть там только мою семью: тебя, Дюшу, Шу, Ланчика и отца. Повторюсь: отказы не принимаются.

Я выкачиваю глаза. Медленно. С расстановкой.

— Ты вообще как себе это представляешь? А Володенька что скажет?

— Мама, я так решил.

Окей.

Вечером того же дня я иду огорошивать Володеньку. Он становится как серая тучка. Не гроза. Не скандал. Просто молчаливое потемнение.

Потом спокойно говорит:

— Выбор твой.

И вот тут начинается ад.

Сутки я не нахожу себе места. Хожу, думаю, разговариваю с Олечкой, прокручиваю варианты, взвешиваю, примеряю. Моя извечная попытка угодить детям упирается в бетонную стену.

Ситуация, если честно, паршивая. Потому что если бы Володенька пришёл ко мне и сказал: «Я пойду в баньку со своей бывшей», — я бы ему голову отгрызла. Без вариантов. Спокойно, но уверенно.

А тут — я. В бане. С бывшим. И нет, дело не только в бывшем.

Я терпеть не могу бани. Сауны. И вообще все общественные места, где человеки ходят не совсем одетые и делают вид, что так и надо.

Но сутки моих терзаний привели меня к простому и неприятно честному выводу.

Я могу выбрать сына. И поехать. И «ну это же Кешина днюха». И «ну он же так хочет». И «ну Володенька же промолчал».

А могу выбрать себя.

Кешу я люблю. Очень. Он мой сын. А значит — простит.

А вот себя я не прощу, если поеду туда, где мне некомфортно, с людьми, с которыми мне странно, наплевав на чувства человека, которого я люблю.

Так что на следующий вечер я сказала Володеньке: — Я ни в какие бани не поеду.

Он удивился:

— Но я молчал.

— И я это бесконечно ценю, — ответила я.

Вот так свобода иногда и выглядит. Не как громкое «я выбираю себя». А как тихое «я туда не пойду».

Без скандала. Без жертвенности. Без объяснительной сыну, миру и вселенной.

Просто выбор. Мой.

Про мудрость и ЗАГС как комнату страха

Володенька старше меня на семь лет. Мудрый — как Каа. Красивый — как… да к чёрту сравнения, просто красивый.

И от природы, и потому что тренер по бодибилдингу не может быть некрасивым по определению. Это как если бы повар был голодным — теория, не подтверждённая практикой.

И вот представьте моё удивление, когда спустя три года совместной жизни я выяснила, что Володенька… сомневается в своей внешности.

Серьёзно.

Хорош ли он. Красив ли. Привлекателен ли.

Прям как барышня. Ну или как я в ПМС, когда зеркало внезапно становится врагом народа.

Я смотрю на этого взрослого, сильного, спокойного мужчину и думаю: «Господи, да кто вас так поломал-то аккуратно?»

Но самое интересное вскрылось не с внешностью.

Володенька, как выяснилось, ужасно боится жениться. Не громко. Не истерично. А интеллигентно, взросло и с фантазией.

Потому что мудрый мужчина — это мужчина, который не говорит «я боюсь», а говорит «давай рационально подумаем».

Первый год отношений:

— Сама подумай, что я смогу тебе дать…

Второй год:

— Ты не понимаешь, я сложный человек.

Третий:

— Ты осознаёшь, что если я стану твоим мужем, тебе придётся нести энергетическую ответственность за весь мой род?

Четвёртый:

— Ты ведь в курсе, что тебе придётся взять мою фамилию. Это принципиально.

И вот тут я сказала:

— Да.

Просто «да». И в этот момент у Володеньки, кажется, закончились отмазки. Как будто сценарий оборвался на самом интересном месте.

Вообще, если честно, меня долго мучил вопрос: почему взрослые мужчины так боятся этого самого ЗАГСа?

Хотя, если быть совсем честной — я встречала и женщин, готовых съесть собственный паспорт, лишь бы не оформлять отношения официально.

Так что дело, видимо, не в штампе.

А в том, что ЗАГС — это не про любовь. Это про выбор без возможности съехать на «потом». Про «я здесь». Про «я остаюсь». Про «я беру ответственность не потому что обязан, а потому что решил».

И вот это пугает.

Не обязательства как таковые. А невозможность больше прятаться за красивые формулировки.

Володенька боится. Я это вижу. И уважаю. Потому что он не бегает. Не врёт. Не делает вид, что «ему и так нормально».

Он просто честно боится — и при этом остаётся рядом.

А я… Я больше не хочу спасать. Не хочу уговаривать. Не хочу быть той, кто «ну давай ещё чуть-чуть подождём». Я выбираю не отсутствие страхов. А присутствие честности. И если уж мы идём в эту комнату страха под названием «официально», то только с открытыми глазами. И вдвоём.

В первый раз — добровольно

С Володенькой я пойду в ЗАГС добровольно. В первый раз.

И вот от этого мне самой немного смешно. И странно. И тепло.

Я даже подумываю купить себе платье. Прямо настоящее. Ну хоть что-нибудь беленькое.

Потому что, как ни крути, свадебного платья в моей жизни ещё не было.

Фату брать не буду — не девственница, как говорится. Тут без иллюзий. Но платье… Платье — возможно.

Моя первая и пока что единственная свадьба случилась по залёту. Без романтики. Без «он встал на одно колено». Без «я сказала да и заплакала».

Вы же помните, писала: моя самая первая беременность не привела к появлению кого бы то ни было на свет. Зато привела к раннему избавлению от беременности и к такому количеству проблем со здоровьем, что врачи всерьёз говорили о бесплодии.

Ошибки молодости — они такие. Громкие. Болезненные. С долгим послевкусием.

И, как вы понимаете, услышав в юные годы «детей у вас, скорее всего, не будет», я тут же решила, что детей у меня будет много.

Психология, здравствуй.

Поэтому, когда случайный секс с бывшим одноклассником после вечеринки выдал на тесте две полоски, я была счастлива.

Беременности — да. Человеку, от которого она произошла — нет. И в моей голове даже не мелькала мысль о свадьбе. Вообще.

Но у моей родни было своё мнение.

— У ребёнка должен быть отец, — заявили они хором. — Иди и говори новость своему однокласснику. Хотя одному Богу ведомо, как тебя угораздило переспать именно с ним, это ж…

Да, моё семейство тоже прекрасно понимало, что мы с «женихом» — люди с разных планет. Но устои победили.

Я сообщила будущему отцу об его отцовстве. Он радостно крикнул: — Да!

И побежал свататься.

Дальше всё было быстро, чётко и без сантиментов. Родня похлопотала. Оплатила минимальный пакет «Свадьба торжественная». И уже на четвёртом месяце беременности я стала дамой замужней.

Без восторга. Без ожиданий. Без ощущения «это навсегда».

И вот тут логичный вопрос: а где платье? А где фата?

А не было.

Я выбрала белый брючный костюм. Потому что счастья эта церемония у меня не вызывала. А фата… Ну вы поняли. Не девственница.

Это был не праздник выбора. Это был акт соответствия. Я тогда выходила замуж не «потому что хочу», а «потому что так надо».

И вот теперь, спустя годы, развод, жизнь, детей, опыт, ошибки и честность с собой, я стою перед совершенно другим решением.

Иду в ЗАГС не из долга. Не из страха. Не потому что «пора». А потому что хочу.

Без залёта. Без давления. Без семейного хора за спиной.

В первый раз — добровольно.

И знаете что? Вот ради этого ощущения платье, пожалуй, можно купить.

Даже без фаты.

Платье = вызов

Но есть нюанс. Платье — это сложно. Для меня. Сейчас.

Я с детства была пацанкой. И, если копнуть глубже, это не просто «характер». Моя мама плакала, когда узнала, что родилась не мальчик, а я. Вероятно, где-то там всё и началось.

Я дружила с мальчишками. Носилась, лазила, падала, вставала. Постоянно слышала: — Оксана, ну ты же девочка!

И каждый раз после этой фразы хотелось сделать что-нибудь максимально недевочковое. А ещё была бабушка, которая с упорством, достойным лучшего применения, норовила одеть меня в платьице и подстричь под горшок. Но это, как говорится, уже другая история и отдельная терапия.

Брюки я полюбила рано и навсегда. Брюки — это свобода. Устойчивость. Опора.

Хотя, конечно, в юности был этап. Гормоны, Москва, институт. Мини-платья. Шпильки. Даже в метро. Я училась на факультете автомобилестроения и была там единственной девочкой. Да-да, девчонки, наматывайте на ус.

Это был не стиль. Это был бунт. Попытка доказать себе и миру, что я ещё и секси-чика, между прочим.

Потом был брак. И там любовь к брюкам укоренилась окончательно. Когда тебя изводят сценами необоснованной ревности, ты готова хоть в брюки, хоть в паранжу, хоть в мешок из-под картошки одеться — лишь бы не отсвечивать.

Так что да. В брюках мне комфортно. Особенно в джинсах. Это моя форма безопасности.

И вот теперь — свадьба. Добровольная. Сознательная. И вдруг — платье.

Хочется. Честно хочется. Но внутри голос: «Я очкую, Славик».

Потому что мне уже не 16. И даже не 29. А за последний год я изрядно набрала в весе — спасибо спокойной жизни и гормональной перестройке организма.

Нет, я не гиппопо. Кстати, замечали, что дамы именно этой комплекции обожают платья в облипочку? У меня всего лишь 68 кг при росте 164. Не идеал, но вполне себе.

Но страшно.

Платье — это не про фигуру. Платье — это про видимость. Про то, что тебя видно. Что ты не прячешься, а выходишь в мир. Не в броне, а в уязвимости.

И вот тут мне приходится честно признаться: я боюсь не платья. Боюсь разрешить себе быть женщиной не для кого-то, а для себя.

Платье в 48 — это не про смелость. Это про разрешение. Разрешение не быть удобной. Не быть защищённой. Не быть «правильной».

А просто быть.

Не знаю, куплю ли я это платье. Возможно, да. Возможно, выберу снова брюки…

И вот это, пожалуй, и есть главное отличие моей жизни сейчас от жизни тогда.

Я больше не бегу от себя. Даже если немного страшно.

Про платья, которые не носят

Кстати, моя дочь тоже не любит платья.

У неё есть одно. Чёрное. То самое, из серии «у каждой женщины должно быть маленькое чёрное платье». Она буквально уговорила меня его купить. Мы выбирали, обсуждали — всё как положено.

И… Она ни разу его не надела.

Поколение моей дочери вообще не носит платья. Их вайб — это широченные брюки, оверсайз-зипки, шарфы, кроссы. Свобода, слои, комфорт. И она в этом вайбе — абсолютно органично.

Я смотрю на неё и понимаю: она не «прячется». Она просто так живёт.

Но если вернуться назад, в её детство, — там был совсем другой персонаж.

Шу была принцессой на максималках. Юбочки. Платьица. Бижутерия — килограммами. Сумочки — сто двадцать пять штук. Смена нарядов по десять раз на день.

Очень похожа на мою маму. И я тогда искренне удивлялась:

— В кого?!

Потому что уж точно не в меня.

Шу — маленькая актриса. Капризуля. Девочка-девочка.

Ресницы красить начала лет в десять. Причём делала это искуснее меня — без комков, без трагедий, без «мам, ну помоги». Я смотрела и думала: «Ну всё, приехали».

А потом — бац. И оверсайз.

Резко. Без объяснений. Как будто один акт закончился, и занавес сменили.

Я, конечно, надеюсь, что она это перерастёт. Потому что, по моему внутреннему убеждению, рождённые принцессами пацанками не вырастают.

Хотя, если быть честной, может, это я просто пытаюсь себе что-то объяснить.

Я смотрю на неё — и вдруг вижу не конфликт, а цикл.

Моя мама — платья как норма. Я — брюки как защита. Моя дочь — оверсайз как свобода.

Не протест. Не бегство. А способ быть собой в своём времени.

И, возможно, дело вообще не в платьях. А в праве выбирать форму, в которой тебе безопасно, удобно и по-настоящему.

Может быть, она когда-нибудь наденет то самое маленькое чёрное. А может — нет.

Как и я, возможно, надену платье на свою свадьбу. А может, снова выберу брюки.

И это будет нормально.

Потому что женственность — она не в подоле. И не в длине. И не в том, надела ты платье или оставила его висеть в шкафу.

Она в том, что ты разрешила себе выбор.

А всё остальное — просто ткань.

Я не растила себя. Я растила людей

Вообще, у нас с Шу очень интересные отношения.

Я никогда не пыталась вырастить из неё меня. Не потому что я себе не нравлюсь — с этим как раз всё в порядке. А потому что я всегда считала: дети и их родители — это не единое целое.

Да, семья. Да, близость. Но каждый в этой семье — отдельная личность. Со своим характером. Своей дорогой. И правом быть таким, каким он хочет сам, а не таким, каким его удобнее любить.

Эта мысль очень тяжело давалась моему бывшему. Особенно с сыновьями. Особенно со старшим.

Кешу он всё время пытался перекроить под себя. Как будто ребёнок — это заготовка, а не человек.

И сколько нервов я в своё время потратила, чтобы отстоять право Кеши быть собой — знаю только я и мой невроз.

Принять кришнаизм. Отрастить шику. Носить брюки со спущенной мотнёй. Жить не «как положено», а как чувствуется. И да, это бесило отца моих детей. Это пугало. Это выглядело странно.