Бесплатный фрагмент - XX век в социологических теориях общества

Введение: О социологических теориях общества

Эта книга — о книгах. О книгах и содержащихся в них идеях. Но это не просто книги и идеи. Это книги и идеи, которые выражают смысл социальной жизни, создают образ социальной эпохи, определяют направление социальной политики и в конечном счете — движение истории. Цель данной книги — реконструировать, свести вместе и представить в единой и целостной динамике те теории и основные констелляции идей, в которых нашли свое понимание главные социальные процессы и формы обществ XX века, запечатлелся грандиозный и многообразный социальный опыт XX века.

XX век в высшей степени богат не только конкретными историческими событиями и процессами, но и разнообразием социальных форм, быстро сменяющих друг друга. Это век, чрезвычайно насыщенный социальной инновативностью в широком смысле слова. Социология фиксировала реальный исторический процесс, социальную историю двадцатого столетия, прежде всего в форме последовательного ряда целостных социологических теорий общества. Экспликация и выстраивание социологических теорий общества в соответствующей исторической перспективе, их анализ, а также анализ методологических оснований, на которых строятся эти теории, позволяет создать картину реального социального движения, выявить его социологический смысл.

Что же такое «социологическая теория общества»? Теория общества является ключевым и центральным компонентом социологической теории в широком смысле слова. Все сколько-нибудь крупные и оригинальные социологи были и крупнейшими теоретиками общества, а сама оригинальность и значимость теоретической позиции проявлялась, прежде всего, в концептуализации того, что такое общество.

«Общество» — это то социологическое понятие, которое служит для обозначения социальной тотальности, описания социального состояния в его целостности. Вся история развития социологии свидетельствует о наличии в ней постоянной и настоятельной потребности в концептуализации общественного состояния в его целостности и обозначении этого целого через какие-то содержательные характеристики.

Теория общества господствовала в социологии не столько как определение ее исследовательского поля, сколько как принцип объяснения, вскрывающий смысл социальной тотальности. Она выполняет роль социальной картины мира, горизонта понимания, задающего смысл и ориентацию всем конкретным теоретическим построениям и эмпирическим исследованиям.

Анализ показывает, что любая теория общества имеет две стороны, или две составляющие: материальную и формальную. В зависимости от преобладания «материального» или «формального» содержания все теории общества можно разделить на формальные и материальные.

Под формальной теорией общества следует понимать теоретическое построение, в рамках которого устанавливаются фундаментальные компоненты и функциональные связи между ними, присущие всякому обществу, вне зависимости от его конкретного исторического вида и состояния.

Формальная концепция общества может получить содержательную или историческую спецификацию, становясь в таком случае материальной теорией общества, например, «теорией промышленного общества», «теорией массового общества», «теорией менеджериального общества» и т. п. Целью таких теорий является содержательная, или материальная спецификация конкретных исторических образований посредством выявления каких-то качественных доминант, определяющих и объясняющих содержание целого и, соответственно, всех его частей и процессов, причем не просто как системного или формального целого, а как содержательного материального целого. Материальные теории общества стремятся найти и разработать такую по возможности общую качественную, смысловую, ценностную характеристику, которая передавала бы основное социальное содержание социального действия и интеракции, ухватывала бы базисные ценностные ориентации. Такая характеристика призвана тем самым определить механизмы и принципы включения человека в общество, социальную структуру, систему социальной стратификации, характер социальных институтов, а также выявить базисный социальный конфликт. Когда классическая социология называла общество эпохи модерна «промышленным обществом», «капиталистическим» и т. д., она по существу и выделяла такие основополагающие содержательные, материальные характеристики. Точно так же базисную содержательную характеристику современного общества пытаются установить современные теории, ориентированные на постижение общества как целого, когда определяют его как «постмодерновое», «информационное» и т. п.

Следует при этом оговориться, что любая материальная концепция общества в имплицитном или эксплицитном виде содержит формальную концепцию общества, а ее авторы придерживаются соответствующей методологической позиции. Этим и объясняется тот факт, что конкретных материальных теорий, описывающих исторически конкретное общество, может быть много, и они будут различаться в зависимости от методологических оснований, на которых они разрабатываются. Примером могут служить теории капиталистического общества, созданные с одной стороны К. Марксом, с другой — М. Вебером, или теории развитого индустриального общества, созданные Р. Ароном, с одной стороны, а с другой — Т. Адорно и М. Хоркхаймером. Таких примеров в истории социологии, включая современный ее этап, множество.

Именно материальные концепции общества являются наиболее пригодным инструментом для концептуализации исторически конкретных социальных состояний, а также для понимания исторической трансформации этих состояний, процессов и форм. Социальная история может быть показана через историю последовательной смены различных теорий общества. Более того, существует известный, легко прослеживаемый параллелизм между реальным историческим процессом трансформации социальных форм и историей социологических теорий общества.

Анализ материальных теорий общества показывает, что в каждой из теорий, относящихся к конкретным этапам развития общества, не только наличествуют общие для них всех содержательные характеристики соответствующего общества, но и методологические подходы, которые не всегда получают эксплицитное выражение. Эти общие методологические позиции, однако, можно с очевидностью выявить и продемонстрировать, что мы, в числе прочего и попытаемся сделать. Присутствие же таких общих методологических оснований позволяет говорить о существовании некоторой методологической парадигмы социологического мышления, задействованной при описании общества как целостности и разработке соответствующих теоретических построений. Под социологической парадигмой мы понимаем определенную фундаментальную концептуализацию социальной реальности, базисные представления об обществе и индивиде, характере и природе социального взаимодействия и функционирования, которые лежат в основе всех этих теорий и являются общими для них. Выявление и формулирование этой методологической парадигмы является задачей не менее важной и значимой, чем экспликация соответствующих теорий общества.

В истории развития социологии в части социологических теорий общества можно выделить несколько периодов, совпадающих с соответствующими историческими периодами развития общества, его социальной, культурной и экономической сфер.

---

I период: конец XVIII — начало XX в.;

II период: начало XX в. — 70-е годы XX в.;

III период: 70-80-е годы XX в. — по настоящее время

Каждый из этих периодов имеет свою специфику и каждый концептуализировался рядом теорий, которые не просто сопоставимы и сравнимы, за ними с очевидностью предстает общее историческое и социальное содержание.

Первый период: конец XVIII — начало XX вв. Это период становления обществ модерна, характеризующихся как индустриальные, капиталистические, оформленные как национальные государства. В тот период происходит и становление социологии в качестве способа теоретического самопостижения и самопонимания этих обществ, в качестве средства их саморефлексии. Речь идет о периоде, известном в истории социологии как классическая социология.

Классическая социология XIX в. не была однородным и когерентным теоретическим образованием. Однако в рамках различных социологических построений, усилиями различных теоретиков была выработана социологическая теория промышленного капиталистического общества: теории капиталистического общества К. Маркса, М. Вебера, Г. Зиммеля, теории промышленного общества Э. Дюркгейма, Г. Спенсера и др.

Теории промышленного капиталистического общества, разработанные крупнейшими социологами в рамках классической социологии, могут быть объединены и реконструированы в качестве целостного теоретического образования. Обусловлено это, как представляется, двумя моментами. Во-первых, достаточно когерентной природой социальной реальности обществ XIX в. Во-вторых, общими методологическими позициями, которые лежат в основе материальных теорий обществ, создаваемых в рамках социологической классики.

Методологическую основу теории промышленного капиталистического общества составила «трудовая парадигма». Не вызывает сомнения, что в основе всех, самых различных классических социологических теорий лежала одна определенная парадигма концептуализации социальной реальности. Речь идет о понимании труда как базисного социообразующего фактора. Труд стал объектом и предметом социологического исследования с самого начала возникновения социологии как науки на рубеже XVIII—XIX веков. Более того, в силу основополагающего характера труда для формирования и функционирования обществ модерна он стал одной из базисных категорий большинства социологических теорий. Социология исходила главным образом из факта быстрого количественного роста труда в сфере промышленного производства, из его очевидной способности преобразовывать общество, определять классовую и социальную структуру обществ, образцы и типы социального действия. Осмысление трудовой деятельности, освободившейся от феодальных пут, регулируемой только рынком, ориентированной на конкретное приложение и понукаемой «кнутом голода», стало основой теоретических построений социологии. Сфера хозяйства, или экономика стала сферой, объясняющей все остальные социальные процессы и формы. В классической социологии сформировался экономический объяснительный принцип, а базисной теоретической моделью стала модель трудового общества

Теория промышленного капиталистического общества как некая идеально-типическая модель — это вполне когерентная теория, дающая исчерпывающее представление об обществах XIX столетия, их основных характеристиках, социальной структуре, основных конфликтах, типе политической организации и культуре. Реконструируем основные ее моменты, опираясь на анализ теорий промышленного капиталистического общества, разработанных О. Контом, К. Марксом, Г. Спенсером. М. Вебером, Э. Дюркгеймом.

— Среди главных черт промышленного капиталистического общества следует, прежде всего, назвать индустриализм. Это означает, что экономическая сфера представляет собой производство товаров при помощи машинной технологии и неживых источников энергии, а ее основу составляет развитая система разделения труда, как в рамках самого производства, так и общества в целом. Именно эти черты промышленного общества легли в основу его концептуализации в рамках различных органицистско-функционалистских теорий, например, О. Конта, Э. Дюркгейма, Г. Спенсера и др.

— Промышленное общество является капиталистическим обществом. Эта черта промышленного капиталистического общества получила наиболее фундаментальное осмысление в социологических теориях К. Маркса и М. Вебера. Как капиталистическое, промышленное общество основано на частной собственности на материальные средства производства, на свободе рынка, на свободе труда, на рациональной технике, коммерческой постановке хозяйственной деятельности, биржевых операциях. Фундаментальным для капитализма является его внутренне противоречивый, конкурентный, конфликтный характер. Производственный процесс осуществляется как экономическая эксплуатация наемного труда. Особо подчеркивается экспансионистский характер капитализма, стремительная колонизация им территорий, общества и культуры, указывается на стремление к максимизации прибыли в качестве одной из черт, определяющей движение экономики в целом и мотивацию каждого конкретного социального агента.

— Промышленное капиталистическое общество — это гражданское сообщество, оно не является корпоративным. Оно не представляет собою единое социальное образование, интегрированное посредством политико-государственного механизма в единую иерархическую систему статусов, каковым является докапиталистический тип общества. Г. Спенсер, много внимания уделивший именно этому аспекту в исследовании промышленного общества, подчеркивал, что промышленное общество — это общество, в котором государство и вообще все политические институты отделены от экономики и от различных социальных институтов, осуществляющих внутреннюю интеграцию. Промышленное общество представляет собой первое в истории общество, в котором присутствует развитая гражданская сфера — сфера гражданского общества — с ее институтами общественного мнения, различными свободными объединениями граждан, разнообразными гражданскими организациями. Не меньше, чем Г. Спенсер об этом писали О. Конт, Э. Дюркгейм и другие представители социологической классики.

Система внутренней интеграции общества строится на основе обменно-функционалистской, т. е. профессионально-трудовой, а не статусной организации системы взаимодействий. Она предполагает формальное правовое равенство участников взаимодействий. Кроме того, взаимодействие должно быть добровольным и свободным, а обмен взаимными трудовыми услугами быть справедливым. На таком понимании справедливости должен основываться найм рабочей силы. Только в этом случае общество и его различные сферы не будут демонстрировать аномийные, кризисные явления, забастовки и революции.

— Промышленное капиталистическое общество — это классовое общество. Данное утверждение является общим для всей классической социологии. В общем и целом, в рамках классической социологии классы предстают как социальные группы, которые формируются в рамках экономики или системы общественного разделения труда и отличаются своим отношением к собственности на средства производства (т. е. владением или невладением ею), своим местом и ролью в системе производства (или общественного разделения труда), способом получения и размерами своего дохода. Именно классовая структура общества формирует политическую ситуацию, систему властных отношений в обществе, определяет основной социальный конфликт. Рассмотрение и анализ общества с точки зрения распределения классовых сил, классовый анализ как таковой становится одним из ведущих методологических подходов в социологии.

— В политическом отношении промышленное капиталистическое общество предстает как национальное государство. Нация — это тот совершенно новый тип социального и политического сообщества, который возникает в обществах модерна. Государство репрезентирует нацию и гражданское общество. Государство самым активным образом взаимодействует с гражданским обществом. Оно способствовало становлению капитализма политикой протекционизма, системой пошлин, налогов, охраной экономической территории. Как подчеркивал, к примеру, Вебер, буржуазия в современном смысле слова возникла из союза государства и капитала. Именно национальное государство создает условия для дальнейшего существования капитализма.

Представленная система концептуализаций, разработанных в рамках классической социологии, и ассоциировалась в первую очередь с понятием «промышленное капиталистическое общество» или «индустриальное общество». Она вобрала в себя весь социальный опыт XIX в. и стала той системой теоретических представлений, от которых первоначально отталкивалась социологическая мысль XX в. в осмыслении совершенно нового социального опыта, который принес с собою XX век.

Начало XX века оказалось связанным с радикальной трансформацией фундаментальных оснований социального порядка, появлением новых типов обществ, существенным образом отличающихся от обществ XIX в. Вместе с XIX веком уходят в прошлое общества, базирующиеся на принципах свободного рынка, ничем не ограниченной конкуренции, свободно действующем индивиде. Уходит в прошлое либералистская система взглядов на отношения индивида и общества, государства и общества, государства и экономики. XX век становится веком, принесшим совершенно новый социальный порядок, получивший название организованного (а не либерального) капитализма, государственно-монополистического капитализма, империализма. Осмысление этого нового социального порядка начало осуществляться в совершенно новых концептуальных схемах, методологических подходах и породило новые теории общества, специфической чертой которых является то, что их практически невозможно (в отличие от теорий общества классической социологии) объединить в какую-то одну идеальнотипическую модель. Социальный опыт XX в. оказался настолько вариативен и сложен, что сформировать какую-то общую социологическую модель оказалось практически невозможным делом, несмотря на очевидное наличие точек схождения.

В большинстве теорий общества, сформировавшихся в XX в., экономическая сфера продолжает представать как доминирующая. Она определяет сферу государства и политики, существенным образом влияет на подсистему культуры и социальную подсистему. В этот период общество осмысляется как государственно-монополистический, как организованный капитализм, как менеджериальное общество; как корпоративное общество, как массовое общество, наконец, как зрелый, или развитый капитализм и как развитое индустриальное общество. Эти последние теории, которые вбирали в себя все основные положения теорий организованного капитализма, менеджериального общества, массового общества и т.д., вновь воспроизводили «трудовую парадигму», предложенную классическими социологическими теориями. Однако сама сфера труда приобрела теперь радикально новые характеристики, поэтому и возникающие теории общества получили фундаментально иные черты. Речь шла в них уже о совсем иных обществах.

Важнейшие фундаментальные характеристики обществ XX в. — организованность, массовость, а главное — рефлексивнопроективный характер социальной практики. Именно они становятся главными темами социологического анализа, главными теоретическими перспективами на общество. Концептуализация этих характеристик приводит к оформлению двух фундаментальных идеально-типических теорий общества — массового общества и общества организованного капитализма. На этих двух моделях базируются все остальные варианты и переходные модели: менеджериального, корпоративного, тоталитарного, развитого индустриального обществ.

В конце 60-х — начале 70-х годов начинается новый этап социально-экономического развития. В обществе широко разворачивается телекоммуникационная революция, меняющая экономическую сферу и всю сферу труда в широком смысле слова. Претерпевает очень существенные изменения система ценностных ориентаций, вся сфера культуры и смыслов. Соответственно, возникают новые теории общества, которые ставят своей целью осмыслить и зафиксировать те социальные изменения, которые характеризуют этот этап развития общества. Они входят в историю социологии как теории постиндустриального общества, теории информационного общества, а затем — как теории постмодерна.

Они едины в том, что рассматривают современное социальное состояние как совершенно новый этап социально-экономического развития общества, кардинальным образом отличающийся от предшествующего этапа. Фундаментальным фактором, отличающим информационное и постмодернистское общество от индустриального и модернистского, является изменение характера труда, роли системы производства в обществе в целом, изменение принципов и характера рациональности, усиление роли научного знания. Информация рассматривается как системообразующий фактор нового общества, новой социальной реальности. Производство, сфера труда уже не считается фактором, полностью определяющим общественное устройство. Изменяется роль культуры, оформляется совершенно новая система массовых коммуникаций, позволяющая говорить о формировании «сетевого общества». В полной мере проявляется процесс глобализации.

Социальные трансформации, начавшиеся в 70-х годах XX в., оказались настолько радикальными, что потребовали не просто уточнения, изменения акцентов или смещения угла зрения на общество, например, через подчеркивание его массового или организационного характера. Эти трансформации заставили пересмотреть фундаментальные методологические основания социологической теории общества, определить отношение к теории общества, разработанной в рамках классической социологии XIX в., а затем в социологии XX в. Встала задача выработки новых теорий современного общества, адекватных новым социальным реалиям и способных заменить методологическую модель, на которой основывались все прежние теории общества. Мысль фиксирует действительность, придает ей форму, а главное — называет ее. Эти именования оформляют затем ориентиры практического действия. Такое оформление и называние всегда необходимы для ориентации в социально-историческом времени, но особенно необходимы они в современных условиях размытого, недостоверного и фрагментированного социального опыта, размытых и фрагментированных смыслов. Современное практическое действие требует очень четкой ориентации и понимания, что такое современность, которые даются только на основе теоретического социального знания. Предлагаемая вниманию читателя книга и является попыткой упорядочить и свести воедино разработанные социологией представления о развитии обществ в XX в., их специфических формах и закономерностях функционирования.

Часть I. Социологические теории общества начала XX века — 70-х годов XX века

Глава 1.
Социально-экономические условия становления обществ XX в.

Все теории общества XX в. являются фактически теоретическим отражением тех социально-экономических и культурных практик, которые стали формироваться и получили развитие в последней трети XIX — начале XX века.

Этот период оказался транзитивным, переходным этапом от первой фазы общества модерна к его второй фазе. Первая фаза в отечественной литературе традиционно называется эпохой домонополистического капитализма, вторая — монополистическим капитализмом, или организованным капитализмом, а также государственно-монополистическим капитализмом и империализмом. Все эти названия отражают и фиксируют те конкретные социальные, экономические и политические практики, которые формировались в конце XIX — начале XX веков для решения совершенно новых задач, с которыми столкнулись общества в эту эпоху.

Капитализм свободного рынка, сформировавшийся к концу XVIII века, достиг пределов своего развития в 60—70 гг. XIX в. и одновременно с этим вступил в полосу структурного кризиса, выход из которого был возможен только на основе пересмотра базисных принципов функционирования общества и экономики. Условия этого пересмотра и выбор возможных базисных принципов были заданы изменившимися объективными историческими обстоятельствами, явившимися результатом калейдоскопического соединения в единую картину ряда факторов, ни один из которых не следует игнорировать.

1.1. Закат свободного рынка и появление монополии как новой формы социальной организации

Новые технологии и новая промышленность. Фундаментальным изменением объективного исторического свойства явился резкий рост технических и производительных возможностей и новых типов промышленного производства. Крупнейшими технических прорывами стали новые способы выплавки стали (бессемеровский — 1855, мартеновский — 1864, томасовский — 1878), открытие анилиновых красителей (1856), высокопродуктивных методов производства серной кислоты и соды (1860-е годы), создание и внедрение паровой турбины (1884—89 гг.), способов применения электричества для обработки металлов (электросварка, электровыплавка стали, электролитный способ получения алюминия).

Колоссальные успехи были достигнуты в средствах связи, открывших новые возможности для экономики — это создание двигателя внутреннего сгорания (1897), аэроплана (1903), способов передачи электроэнергии на расстояние трехфазным переменным током (1891), изобретение телефона (1876—78), радиотелеграфа (1895—96) и др.

Бурный рост новых технических возможностей и новых производств привел к резкому увеличению объемов производства, который с 1870 г. по 1900 г. вырос в 3 раза, а с 1870 по 1913 гг. в 5 раз. Особенно бурно развивалась тяжелая индустрия, железнодорожный и морской транспорт. Протяженность железных дорог выросла с 1875 по 1917 гг. в 4 раза, а паровой флот практически был создан в рассматриваемый период, к 1913 г. и его тоннаж составил 33 млн. т.

Столь интенсивный рост нового промышленного производства не был, однако, сбалансированным и породил целый ряд процессов, приведших к разрушению существовавшего прежде порядка вещей. Прежде всего нарушился мировой социально-экономический и политический порядок, началось перераспределение власти и влияния в мировой системе экономических и политических отношений. Молодые экономики (США, в которых рабство было отменено в 1865 г.; Германии, объединенной в 1871 г.; России, в которой крепостное право было отменено в 1861 г.; Японии, испытавшей буржуазные революции в 1860-70-х годах; Италии, воссоединенной в 1859 г.), позже Великобритании и Франции вступившие на путь индустриализации, оказались более восприимчивы к новым технологиям. Они создавали свою промышленность сразу на новой технологической основе. В этом плане достаточно упоминания одного факта, ставшего классическим. В начале 70-х годов XIX в. Великобритания выплавляла чугуна и стали, добывала угля больше, чем США, Германия, Франция, Италия, России и Япония вместе взятые. В течение последней трети XIX в. произошли сдвиги, в результате которых Великобритания утратила свою ведущую роль. Уже в 80-е годах XIX в. США стали крупнейшей индустриальной страной мира, а Германия по уровню развития промышленности заняла ведущее место в Европе. Быстро пошли по пути индустриального развития также Россия и Япония.

Эти явления нашли свое выражение в концепциях «относительного отставания», анализирующих преимущества, которыми обладают те, кто приступает к индустриализации позднее. Согласно этим концепциям страны, где процесс индустриализации начинался с опозданием по сравнению с Англией или Голландией, получили возможность осуществлять процесс своей индустриализации на новой технологической основе, и это сразу дало им экономическое преимущество. Чем больше было отставание — тем быстрее проходила индустриализация.

Но осуществление такой быстрой индустриализации практически одновременно в ряде ведущих европейских стран и США резко обострило противоречия между ними и поставило под вопрос структуру прежнего разделения рынков сбыта и ресурсов, распределения власти и влияния, механизмов реализации национальных интересов в рамках старого мирового порядка.

Кроме того (и это чрезвычайно важно для понимания проблем переходного периода 1870—1913 гг.), ведущие экономики столкнулись в этот период с целой серией экономических кризисов, следовавших один за другим. Первым мировым циклическим кризисом считается кризис 1857 г., за ним последовал кризис 1866 г., в особенной мере коснувшийся Великобритании. Но самым разрушительным экономическим кризисом XIX в. считается кризис 1873 г., затронувший Великобританию, Германию, Францию, Бельгию, Австро-Венгрию, США, Россию, ряд стран Азии. Следующие кризисы наблюдались в 1882 г. (особенно сильно во Франции), в 1890 г. (Германия, США). Кризис 1900 г. охватил все капиталистические страны, продолжался более трех лет и отличался особо резким падением производства, особенно в тяжелой промышленности, и ростом безработицы. Не менее тяжелые разрушения, преимущественно в кредитной сфере, принес кризис 1907 г. Новый экономический кризис 1913—1914 гг. был прерван началом Первой мировой войны, которая во многом и явилась результатом сорокалетнего кризисного развития.

Монополия как новая форма социальных и экономических отношений. Научные открытия и технологические нововведения в промышленности, осуществившиеся в последней трети XIX в., радикальным образом изменили тип промышленного производства. Большинство производств приобрело совершенно новый характер, кроме того, возникли новые типы промышленности. Такой промышленности, как например, электротехническая или сталелитейная ранее просто не было. Новые производства требовали для своего внедрения и последующего существования «много всего». Именно «много» — много земли и много воды, много территории, «жизненного пространства», много денег, много рабочих, много управленцев и т. д. Этот императив породил «гигантизм» экономического и технологического мышления, нашел свое выражение в соответствующих технических, социальных проектах, в политическом проектировании, в эстетике и художественном творчестве. Империализм и создание колониальных империй, промышленных и финансовых корпораций, Эйфелева башня и «Титаник», небоскребы Нью-Йорка и Чикаго, проекты новых городов и новых обществ, самолет «Максим Горький» и проект Дворца Советов — все это явления, стартовавшие из одного источника: новых технологических возможностей и типов производств, ставших технической основой Второй промышленной революции и определявших развитие обществ и экономик вплоть до рубежа 70-х годов XX в. Первым и главным результатом этого процесса введения новых технологий и создания на их основе новой промышленности стало появление совершенно новой формы социальной и промышленной организации — монополии.

Монополия как форма социальных отношений и промышленной организации прошла очень быстрый и интенсивный путь развития от самых простых картелей до финансовопромышленных групп. В начале XX в. резко увеличивается количество концернов и трестов. К примеру, количество трестов за семь лет, с 1900 по 1907 гг., в США увеличилось со 185 до 250. Происходит становление международных монополий: к 1914 г. в добывающей, химической и металлургической промышленности их было уже 114. После Первой мировой войны усиливается процесс проникновения банков в промышленность с помощью системы участия и персональной унии, сращивание их с промышленными монополиями и образование финансового капитала.

Социальная и экономическая теория монополии как совершенно новой формы социальной организации, контроля и принуждения была создана уже в начале XX в. как результат анализа социальнэкономической практики последней трети XIX в. В соответствии с этой теорией монополия не есть результат простой концентрации финансово-промышленных возможностей и укрупнения частной собственности и капитала в рамках либерального рыночного порядка. Монополия не только не является простым процессом концентрации и усиления капитала, она не является и результатом конкурентной борьбы. Наоборот, ее суть как социальной формы состоит в том, чтобы обуздать «дикую конкуренцию», поставить под контроль посредством экономических соглашений и социальных норм своего рода гоббсовскую «войну всех против всех» в сфере экономики и социальных отношений. Монополия теснит и ограничивает сферу либерального рынка и конкуренции, она стремится поставить их под контроль. Суть монополии состоит в появлении новой формы социальной организации, зафиксировавшей новый тип социального принуждения — «принуждения к организации».

Уровень и глубина этого типа социального принуждения реализуется в различных формах: от самой простой — картели (соглашение самостоятельных в коммерческом и производственном плане предприятий относительно общей политики цен) до финансово-промышленных групп (объединение концернов и других видов монополий на основе системы участия и финансовой зависимости от головного финансового общества). Финансово-промышленные группы особенно укрепляются в период кризиса 1929—33 годов, когда развиваются формы государственного регулирования экономики.

Любая организация — это всегда форма распределения власти и полномочий, независимо от того, является ли она результатом свободного волеизъявления или внешнего принуждения. Монополия как новая социальная форма, как «принуждение к организации» затрагивает интересы общества в целом, а не только бизнеса. Контролируется все: рынок труда, заработной платы, социальное страхование, профсоюзы, развитие территорий, профессии, образование, наука и т. д., а не только ресурсы, производство и цены. Монополия создает экономическую возможность для тотального организационного контроля над обществом.

Трансформация отношений собственности. Монополии, их создание и последующее функционирование требовали привлечения колоссальных ресурсов, развития банков, увеличения и укрупнения капиталов. Средством решения этой проблемы было возникновение акционерного капитала, а результатом — трансформация юридических отношений собственности.

Появление акционерного капитала трансформировало организационные и властные отношения на уровне как промышленного производства, так и общества в целом. Появление различных групп совладельцев, т. е. переход от частного капитала к корпоративному привело к тому, что индустриальное предприятие стало социальным институтом, выражающим интересы разных групп предпринимателей и обладающим относительной автономией от своих собственных владельцев. Такая трансформация означала изменение самого понятия собственности. Установление долевого участия не столько как действительного права распоряжения собственностью, сколько как права на доход, производимый компанией, имело мало общего с традиционным понятием собственности, а также с патримониальной автономией компаний. Формирование монополий в качестве крупных корпораций привело к расчленению функций владения (юридическая сторона понятия собственности), распоряжения и управления (фактическая сторона) и возникновению нового класса — управленческого.

На первоначальном этапе капиталистического развития функция владения капиталом и функция управления, т. е. юридическая и реальная власть, совпадали, а владелец предприятия был одновременно и его управляющим. Появление новых технических возможностей, усовершенствование и усложнение техники, увеличение ассортимента выпускаемой продукции означали усложнение функций управления и контроля. Поначалу управленческая функция стала осуществляться как спецификация инженерной, т. е. как организационно-технологическая. В результате этого процесса сфера производства стала прерогативой инженеров и специалистов, за владельцами же осталась сфера бизнеса — функция владения и финансового учета. Произошло расчленение функций управления производством и функций финансового обеспечения и учета.

Однако это было только начало процесса разделения и усложнения власти и соответствующей системы организации и управления на предприятиях. Появление монополий дало толчок дальнейшему процессу усложнения функций управления. Вследствие кризисов перепроизводства стало ясно, что функционирование предприятия зависит не только от финансовых и производственных возможностей, но также и от возможностей рынка и успешности функционирования на нем. Это потребовало вычленения функций маркетинга и подготовки соответствующих специалистов по рынку. Финансовая и рыночная политика также стали прерогативой специалистов.

Концентрация промышленного производства шла не только по горизонтали посредством объединения множества мелких однотипных фирм в одну, но и по вертикали посредством объединения под одной крышей различных стадий производственного процесса от приобретения сырья до готового продукта. Это не только привело к еще большему дифференцированию производственно-технических, экономических и управленческих функций, но и потребовало создания определенной организации в форме промышленной бюрократии, т. е. создания дифференцированных групп технических и других специалистов, которые под руководством профессиональных управляющих осуществляли производственный процесс, включая все его фазы и уровни.

Результатом всех этих процессов стало то, что управленческие функции по рациональному планированию производственного процесса и координации специализированных технологических функций в рамках целостного производственного процесса взяла на себя совершенно новая социальная группа. Этой новой и чрезвычайно большой по численности группой стали управленцы, или менеджеры. «Менеджериальная революция» — так стали называть процесс становления новой социальной группы, оформления ее группового сознания и той технократической идеологии, которую эта группа прокламирует в обществе.

Итак, создание монополий как особой специфической формы организации экономической и социальной жизни означало существенную трансформацию механизмов свободного рынка и свободной конкуренции и переход к новому типу социально-экономических отношений, отношений собственности. Этот процесс выявил совершенно новое явление, ставшее одной из основ всех социальных трансформаций XX в. Данным, чрезвычайно важным, явлением следует считать организацию и организационную систему отношений.

Империализм. Возникновение монополий, осуществление на основе новых технических возможностей хозяйственной деятельности в стиле «гигантизма» требовали громадных ресурсов, рынков, территорий. Началась новая волна экспансий и захватов, осуществляемых национальными государствами. Если раньше колониальные владения представляли собою преимущественно приморские торговые поселения, то теперь представители европейских экономик устремились в глубь территорий, чтобы заняться добычей сырья и создать рынок сбыта для своих товаров. Период 1870—1914 годов характеризовался гонкой за колониальными владениями, в результате которой подавляющая часть Африки и Ближнего Востока оказались в европейской сфере влияния. В результате этой новой волны захватов международная экономика могла развиваться дальше на новой основе. Следует, однако, подчеркнуть, что экспансионизм не ограничился движением в сторону Африки и Азии. Это обстоятельство оказало глубокое воздействие и на саму Европу.

Специфика «нового колониализма» и экспансионизма состояла в его империалистическом характере. Империализм — это не просто и не только захват территорий или колониальный импорт в Европу ресурсов и предметов роскоши. Империализм — это экспорт капитала, это экспорт того излишка денег, который накопился в последней трети XIX в. и который уже не мог найти себе применения на территории Европы и США. Империализм — это экспорт «лишних людей», высвободившихся в Европе в связи с экономическими, политическими и организационными изменениями. Эти люди хлынули на новые территории в Африке и Азии вслед за капиталами. Империализм — это экспорт хозяйственной деятельности, осуществляемой на новой технической и организационной основе, это создание промышленности в регионах, которые до того не были вовлечены в капиталистическую хозяйственную деятельность. Империализм — это сверхэксплуатация населения колоний и порождаемая ею социальная нестабильность, с одной стороны, и желание обеспечить себе политические и экономические гарантии со стороны капитала — с другой. Все это потребовало экспорта государства и государственной силы в колонии. Речь идет об установлении соответствующих административно-правовых режимов, обеспечении политических гарантий, более того — об экспорте социальной организации в широком смысле слова.

Империализм — это больше, чем экономическая и политическая экспансия национальных экономик и национального государства, это внутренняя трансформация новых территорий, это экспорт социальной организации, это модернизация. В этом смысле слова империализм означал и начало процесса глобализации и построения нового глобального мирового порядка.

1.2. «Закат» либеральной версии национального государства, становление социального государства

Фундаментальным процессом, определявшим процесс становления обществ модерна в XIX в., был процесс становления наций, сочетавший в себе становление национальной экономики и национального государства. В последней трети того столетия изменения коснулись не только национальных экономик, но и национального государства.

Нация — это тип социального сообщества, формирование которого образует компонент или одну из сторон общего процесса становления обществ модерна. Нация является основой нового типа государства — национального государства. Национальное государство складывается в результате оформления нации как нового типа социального и политического сообщества.

Становление наций, начавшееся в конце XVIII века, осуществлялось под влиянием либеральной идеологии. В рамках либерализма нация рассматривалась, во-первых, исключительно политически и определялась гражданством. Во-вторых, становление наций считалось особым этапом в исторической эволюции развития от семьи к племени, к нации и в конце концов к состоянию, в котором «национальные барьеры» совершенно исчезнут в едином человечестве, осуществится ассимиляция малых народов в более крупных на основе общей культуры и языка.

В 1880—1914 годах, как об этом свидетельствуют историки, в общем процессе становления европейских наций появились перемены, которые затронули национальные чувства внутри уже существующих наций-государств и которые выразились в резком сдвиге вправо. Для описания этого сдвига вправо и был создан термин «национализм».

Национализм 1880—1914 годов определялся, с одной стороны, резко возросшими процессами миграции, а с другой — образованием к этому времени на основе «принципа национальности» целой группы новых государств — объединенных Германии и Италии, фактического раздела после Соглашения 1867 г. Австро-Венгрии, а также появления множества крупных политических образований, претендующих на статус национальных государств — от Ирландии, Бельгии, Финляндии, Польши до добившихся независимости от Турции Греции, Сербии, Румынии, Болгарии. «Национальная проблема» превращается в важный вопрос внутренней политики практически во всех европейских государствах. Как указывает Эрик Хобсбаум, «именно в этот период националистические движения стали возникать там, где раньше никто о них не слыхал, или даже среди народов, прежде представлявших интерес только для фольклористов».

Эти процессы положили начало тому, что любая народность, объявившая себя «нацией», могла добиваться права на самоопределение, означавшее право образовывать на своей этнической территории независимое государство. В результате критериями национальной государственности становится этнос и язык, начинается процесс становления агрессивных националистических идеологий и националистических движений, наступает время, когда «национальная идея» обретает массовую поддержку.

Этнический национализм получил громадную поддержку как среди масс, так и среди праворадикальной части высших слоев общества в силу их традиционалистского страха перед крупномасштабным переструктурированием социальной и экономической жизни, перед процессом урбанизации и появления новых «нетрадиционных» классов и слоев, перед диаспорной миграцией самых различных народов, которые еще не успели выработать навыков совместного существования с местным населением.

Этнический национализм получил теоретическое обоснование в целом наборе расовых теорий, в которых утвердившееся деление человечества на расы, отличавшиеся по цвету кожи, было дополнено сложной системой «расовых» признаков для различения народов, имевших белую кожу, например, «семитов» и «арийцев» и т. п. Свою лепту в оформление этого комплекса идей внес также социал-дарвинизм и некоторые социальные интерпретации генетики. В результате слияния всего этого дикого комплекса идей, выступавшего от имени якобы «науки», оформился расизм (X. Чемберлен, Ж.В. де Ляпуж, О. Аммон, Л. Вольтман и др.), и вульгарная ксенофобия приобрела выраженный «расовый» характер. Этот расовый национализм был дополнен языковым национализмом, поскольку вопрос о национальном языке — это вопрос о власти и социальном статусе языковой группы, это вопрос политики и идеологии (и только в последнюю очередь — культуры).

Таким образом, национализм из понятия, связанного с либеральными идеями, утверждавшими принцип «права наций на самоопределение», превратился в шовинистическое, имперское, агрессивно-ксенофобское образование — в правый радикализм. Сам термин «национализм» был создан для описания именно этой тенденции.

Такой расовый национализм разрушил либеральную идею нации и национально-государственной идентичности, под влиянием которой происходил процесс становления наций-государств в XIX в. Он внес новый, очень значимый конфликт в систему социальных отношений, в систему формирования статуса и идентичности. Этот расовый конфликт в сочетании с классовым конфликтом, классовыми отношениями и классовой идентичностью определили систему социальных отношений обществ XX в., основные проблемы и сложности социальной интеграции.

Ответом на этот вызов, брошенный социальной стабильности и национальной интеграции со стороны правого национализма, могло быть только активное вмешательство государства в систему социальных отношений, в решение проблем социальной интеграции, оформление системы гражданских прав.

Становление социального государства. Каждый этап становления и функционирования обществ модерна связан и даже в известной мере обусловлен конкретным типом взаимодействия гражданского общества, государства и экономики. История этого взаимодействия представляет собою движение от политики меркантилизма к фритредерской политике, а от последней — к социальному государству. Известно, что начальный этап становления капитализма, период первоначального накопления связан с активным вмешательством государства в хозяйственную жизнь. Вмешательство или участие государства в хозяйственной жизни в самых различных формах — протекционизма, займов, контроля, правового регламентирования и пр. — получило название политики меркантилизма. Меркантилизм оказал громадное влияние на становление национальных хозяйственных комплексов, но в конце XVIII — начале XIX веков его место заняла концепция невмешательства государства в хозяйственную и социальную сферы, получившая название фритредерство. Классическая формулировка этой позиции была разработана в рамках шотландской школы моральной философии и политэкономической мысли, главным представителем которой являлись А. Смит и А. Фергюсон. Именно программа Адама Смита, включавшая положения о неприкосновенности частной собственности, невмешательстве государства в экономику и систему социальных отношений и сведение его функций к обеспечению условий для развития личной инициативы и гарантии личных прав, стала основой для становления классического капитализма свободного рынка и свободного предпринимательства, достигших своего расцвета в середине XIX столетия.

Однако несбалансированность экономического развития и последовательная череда экономических кризисов, о которых говорилось выше, привели к социальной нестабильности, которая наблюдалась в период 1880—1914 гг. Эти явления заставили пересмотреть либеральную доктрину, утверждающую принцип невмешательства государства в социальные и экономические отношения.

«Социальный вопрос». Отличительной чертой экономического развития в 1873—1914 гг. является интернационализация экономик, в которых, несмотря на очевидный экономических рост, в период с 1873 по 1895 гг. впервые одновременно проявились и черты депрессии. Это было связано с установлением низких цен на продукцию первичного сектора сразу во многих странах. Современники назвали этот период «Великой депрессией», не подозревая, что все еще впереди и это название будет использовано для более глубокого спада 1929—33 годов.

Само ощущение депрессивности подпитывалось тем обстоятельством, что в конце XIX в. ведущим европейским державам пришлось столкнуться с «социальным вопросом», явившимся результатом неравномерного процесса индустриализации и структурной перестройки экономики. И в этом вопросе, так же, как и в других, картина носила противоречивый характер. С одной стороны, налицо был рост уровня жизни, рост потребления продовольствия на душу населения, улучшение условий быта в рамках городской жизни. С другой — рост нестабильности и негарантированности существования, которые были связаны с целой серией факторов общей реструктуризации промышленности. Развитие крупной промышленности сопровождалось уходом в прошлое мелких и ремесленных производств. Этот процесс породил массовую безработицу среди неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих. «Социальный вопрос» встал как проблема безработицы, трущоб, нищеты и пьянства среди низших классов, отсутствия медицинского и социального страхования. Плохие социальные условия существования стали предметом широкого обсуждения в обществе, а также политического давления со стороны рабочего движения.

Результатом осознания этих проблем явилась целая серия беспрецедентных мер, которые впервые стали применяться в социальной сфере на национальном уровне. Впервые начала оформляться государственная социальная политика. Прежде всего, были приняты законы о труде, создана система социального страхования. Разрабатывались меры, касающиеся введения законов о минимальном уровне заработной платы, прогрессивном налогообложении, муниципальные и национальные жилищные программы, создавались программы национальных систем здравоохранения и образования. В общем и целом, настало время активного вмешательства государства в социальную жизнь. Вместе с тем представление о том, что государство несет свою долю ответственности за систему социальных отношений, утверждалось очень медленно. Ситуация изменилась только во время Первой мировой войны.

В Англии политика активного вмешательства государства в систему социальных отношений была инициирована во времена правительства Ллойда Джорджа. Что касается Франции, то там существовала сильная парламентская оппозиция политике вмешательства государства, которая была преодолена законодательным разрешением деятельности профсоюзов, введением в 1900 г. 10-часового рабочего дня для женщин и детей, и объявлением воскресенья обязательным выходным днем.

Первым государством, в котором система социального страхования была создана сверху, была Германия. Это сделал правительство Бисмарка. Однако уже в XVIII в. государство рассматривалось в Германии как инструмент, способствующий благосостоянию нации в целом и каждого члена общества в отдельности. Примером тому может служить социальный проект, разработанный И.-Г. Фихте: «В соответствующем правовому закону государстве три главных сословия нации должны быть рассчитаны в зависимости друг от друга, и каждое должно быть ограничено определенным количеством членов. Каждому гражданину должно быть обеспечено соответствующее участие во всех продуктах и фабриках страны в обмен на результаты приходящейся на его долю работы; то же и общественным должностным лицам, но без видимого эквивалента.

Для этой цели стоимость всех вещей должна быть твердо установлена и поддерживаема по отношению друг к другу, равно как и цена их по отношению к золоту. Наконец, чтобы все это было возможно, необходимо сделать невозможной всякую непосредственную торговлю граждан с заграницей»

В 1850-х годах Лоренц фон Штейн сформулировал основные моменты концепции социального государства и социальной демократии. По его мнению, государство должно способствовать благосостоянию каждого и приобретению собственности каждым, обеспечивать основы существования для всех, что и позволило бы разрешить противоречия между трудом и капиталом. Именно государство должно устранять и разрешать острые классовые противоречия — эта позиция имела в Германии значительно больше сторонников, чем либеральная доктрина Манчестерской школы о невмешательстве государства в экономику и общество.

Идеи вмешательства государства в экономику и общество, а также интеграции рабочего класса в систему экономических и политических отношений капиталистического общества дополнялись в германском обществе весьма активным противодействием и даже запретом — во времена Бисмарка — социалистической деятельности в 1878—1890 годах. Государство само претендовало на решение социального вопроса.

Планирующие, защитные и умиряющие конфликт мероприятия и законы, принимаемые государством, касались не только «социального» вопроса. Планирующая деятельность государства стала распространяться на сферу экономики и бизнеса.

Становление практики государственного вмешательства в экономику. Реальные практические планирующие мероприятия со стороны государства получили, например, в Германии развитие в период Первой мировой войны. Это выразилось в ограничении государством производства товаров мирного спроса; замене рыночной системы централизованной системой распределения сырья, оборудования; регулировании выпуска продукции, нормировании потребления посредством введения карточной системы распределения продуктов питания и товаров массового потребления; установлении прямого контроля над внешней торговлей; установлении контроля над трудовыми конфликтами. Была введена трудовая повинность.

Механизмом государственного регулирования стал Военно-промышленный комитет, создавший так называемые военные общества, которыми ведал Отдел по снабжению сырьем. Эти общества обладали правом руководства конкретной отраслью промышленности: определяли номенклатуру выпускаемой продукции и ее количество по каждому предприятию. Специальные организации руководили и сельским хозяйством. Особенностью немецкого варианта государственного регулирования была строгая бюрократическая централизация и связанный с этим силовой характер такого регулирования.

Более мягким и менее бюрократизированным было государственное регулирование в США. Вмешательство государства в экономику было совсем не характерно для политической и экономической культуры США, и еще менее — для реальной практики отношений государства и бизнеса. Тем более показательным является тот факт, что в конце XIX в. академическая социальная мысль обращается к проблеме использования государства в целях регулирования экономических и социальных отношений. В 1889 г. профессор права Принстонского университета (ректор этого университета в 1902—1910 годах), будущий президент США от демократической партии Томас Вудро Вильсон выпускает книгу «Государство. Элементы исторической и практической политики. Взгляд на институциональную историю и управление», в которой рассматривалось использование административных возможностей государства для управления социальными и экономическими отношениями.

Практические же элементы регулирования бизнеса и социальных отношений со стороны государства появились уже во времена президентств Теодора Рузвельта. В условиях усиления социально-экономического напряжения и конфликтов Рузвельт возглавил кампанию против трестов. В период президентских выборов 1912 г. он выступил с программой регулирования деятельности монополий и расширения социального законодательства.

Вудро Вильсон продолжил политику схождения государства и бизнеса и использования государства для защиты общества от «дикого» рынка. Став президентом, Вильсон провел целый ряд прогрессивных законов, способствовавших снятию напряжений в обществе: закон о тарифах и подоходном налоге (1913 г.), федеральный резервный акт (1913 г.), антитрестовский закон Клейтона (1914 г.), закон Адамсона о 8-часовом рабочем дне на железных дорогах (1916 г.).

Во время Первой мировой войны правительство Вильсона создало Военно-промышленное бюро, занимавшееся распределением военных заказов. Были организованы управления по судоходству, дорогам, топливу, продовольствию, под государственный контроль поставлена внешняя торговля. Таким образом, традиционный административный аппарат государства был дополнен специальным аппаратом государственного регулирования промышленности и торговли.

Классическим примером политики государственного регулирования в США явился «Новый курс» Ф. Д. Рузвельта — система государственных мероприятий, осуществленных в США в 1933—1938 гг. в целях выведения экономики и общества в целом из кризиса 1929—33 годов. Социально-политические взгляды Франклина Рузвельта были близки взглядам Теодора Рузвельта и Вудро Вильсона. Он, так же как они, был сторонником идей государственного регулирования капиталистической экономики и модернизации правовых институтов в целях упорядочения под эгидой государства социальных отношений, которые в результате неконтролируемой деятельности капитала и свободы рынка оказались на грани опасного кризиса. В 1933—34 гг. администрацией Ф. Рузвельта были предприняты меры экономического урегулирования — Закон о восстановлении промышленности (NIRA) (1933 г.) и Закон о регулировании сельского хозяйства (ААА) (1933 г.). NIRA предусматривал введение в различных отраслях промышленности «кодексов честной конкуренции», которые фиксировали цены на продукцию, уровень производства, распределяли рынки сбыта. ААА предусматривал подъем цен на продукцию сельского хозяйства и выдачу премий за сокращение поголовья скота и посевных площадей.

В период 1935—38 гг. в условиях нарастания социального конфликта был принят закон о трудовых отношениях (NLRA) (1935), закрепляющий зафиксированное уже в NIRA право рабочих на организацию в профсоюзы; первый в истории США Закон о социальном обеспечении (SSA) (1935); Закон о справедливом найме рабочей силы (FLSA) (1938), устанавливающий минимум заработной платы и максимум продолжительности рабочего дня для целой серии профессий.

Рабочее и социальное законодательство «Нового курса» Ф. Рузвельта отражало стремление государства снять напряжение в социальных отношениях, смягчить конфликты классов и групп, гарантировать гражданские права обществу и вывести из кризиса экономику.

Апелляция к государству со стороны различных организаций гражданского общества. Изменение роли государства и его вмешательство в социальную сферу и сферу бизнеса было результатом не только воли самого государства, но и апелляции к нему со стороны гражданского общества и, прежде всего, организованного рабочего класса. Государство как арбитр и полноправный участник диалога между трудом и капиталом, как гарант политических свобод и гражданских прав — эта его роль оформилась в результате политических процессов начала XX в.

Конец XIX в. был эпохой трансформации классовой структуры общества и формирования массового рабочего класса с четко выраженной классовой идентичностью. Этот процесс сопровождался становлением движений за улучшение положения рабочих: за повышение заработной платы, улучшение жилищных условий и условий труда, 8-часовой рабочий день и т. д., а также активной политической деятельностью социалистического и коммунистического характера. Наряду с созданием общенациональных организаций в рабочем движении отчетливо присутствовало стремление к международному объединению рабочего класса, к созданию организаций наднационального уровня в целях борьбы за решение экономических и социальных проблем рабочего класса.

Политические организации рабочего класса сыграли громадную роль в процессах социальной и политической трансформации конца XIX — начала XX вв. Принятие законов и разработка политики социального обеспечения, направленных на решение «социального вопроса», осуществлялись в огромной мере благодаря сильному давлению со стороны этих организаций. Громадную роль эти организации сыграли в борьбе за права женщин и введение всеобщего избирательного права.

Политические организации рабочего класса различались между собой как своими программными целями, так и формами борьбы. Коммунистические организации ставили целью переход к социализму революционными методами. Таков был большевизм в России или Коммунистический Союз Спартака в Германии. Синдикалистские и анархические организации ставили задачей переустройство общества в духе своих «безгосударственных» проектов, в том числе и путем использования внепарламентских способов сопротивления, таких как всеобщая стачка. Примером может быть созданный в 1893 г. в Голландии Национальный Рабочий Секретариат (НАС), попытавший использовать в этих целях забастовки железнодорожников. Во Франции в 1895 г. была создана Всеобщая конфедерация труда (ВКТ), на базе которой получили самое широкое распространение радикальная теория революционного синдикализма, прудонизм и анархизм, предполагавшие такие радикальные формы политической борьбы, как забастовки, саботаж, бойкот. В 1906 г. ВКТ приняла «Амьенскую хартию», в которой заявила о своей анти-парламентской политике. Однако эта политика не принесла успеха. ВКТ была вынуждена пересмотреть свои политические методы.

Наиболее жизнеспособными и наиболее эффективными оказались социалистические организации. Фундаментальным требованием всех социал-демократических программ было введение всеобщего избирательного права. В отличие от синдикалистских и анархистских организаций, социалистические организации и движения вошли в политические системы национальных государств и стали частью их политического истеблишмента. Так, в 1893 г, в Великобритании была создана Независимая рабочая партия, а в 1900 г. — Комитет рабочего представительства, который в 1906 г. был переименован в лейбористскую партию. Социалистические организации, начиная с первых десятилетий XX в., оказали огромное влияние на реальную государственную политику почти всех ведущих европейских стран. Об этом свидетельствует не только пример Лейбористской партии Великобритании, но и участие российских социал-демократов в российских Государственных Думах, немецких социал-демократов — в составе правительства Веймарской республики в 1918—1923 и 1928—1930 годах.

Кроме политических организаций рабочего класса в начале XX в. самым активным образом формируются новые профсоюзы. Их новизна и отличие от старых гильдий состояло в том, что это были организации рабочего класса, а не ремесленников и подмастерьев. Старые профсоюзы скорее напоминали замкнутые организации взаимопомощи, в то время как новые профсоюзы взаимодействовали с государством и предпринимателями, демонстрировали тенденцию к национальному объединению, к правовой и политической защите интересов рабочего класса. С начала XX в. профсоюзы стали главными представителями интересов рабочего класса и людей наемного труда в целом, а также полноправным партнером (наряду с бизнесом и государством) при решении вопросов социальной и экономической политики. Социалистические идеологии стали ведущими идеологиями рабочего класса — и шире — людей наемного труда — и определяли ориентацию не только политических, но и профсоюзных организаций рабочего класса.

Таким образом, общий процесс схождения государства, экономики и общества в самых различных формах явился совершенно новой общей социально-экономической практикой, вытеснившей практику фритредерства и либеральную доктрину конца XVIII — XIX веков.

Взамен были заложены основания практики социального государства, важнейшими элементами которой стали: регулирование государством экономической жизни страны в интересах всего общества; регулирование отношений в сфере труда и найма; поддержание социальной справедливости и гражданского равенства, осуществление государством социальных функций и гарантирование основных гражданских прав, касающихся социального обеспечения (пенсионного, страхового); создание государственных систем образования и медицинского обслуживания и др.

1.3. Становление новых базовых социально- экономических практик: от тейлоризма к фордизму

Крупномасштабные экономические и социальные трансформации, связанные со становлением эпохи организованного или монополистического капитализма, необходимым образом оказались в сочетании с соответствующими низовыми, происходящими на уровне предприятия изменениями. Эти изменения оформились в целый рад новых практик. Первой такой практикой стал тейлоризм.

Тейлоризм. Тейлоризм как теория и социальная практика был ориентирован, во-первых, на создание рациональной организации трудовых и социальных отношений на предприятии, которая позволила бы эффективно управлять ими. Основу этой организации составила практика рационализации и унификации трудового процесса. Потребность в такой рациональной организации назрела в связи с переходом от эпохи либерального капитализма с его небольшим предприятием к «эпохе трестов», крупных компаний, контролировать которые «личным», персональным способом стало уже невозможно. Для осуществления контроля на крупном предприятии уже необходима его рациональная организация, которая в качестве формы осуществления трудового и социального контроля и должна заменить контроль персональный, личностный. Ф. Тейлор является одним из первых социальных теоретиков, кто в полной мере выявил значение организации как эффективного средства имперсонального социального контроля.

Во-вторых, тейлоризм был ориентирован на создание совершенно нового типа работника. Переход от эпохи либерального капитализма к монополистическому, или организованному, капитализму потребовал трансформации интеллектуальных, психологических и трудовых навыков участников трудового процесса. Рабочий эпохи либерального капитализма — это вчерашний ремесленник или крестьянин, обладающий индивидуальной квалификацией и индивидуальными трудовыми навыками. Эпоха трестов, эпоха организованного капитализма потребовала унификации труда — должны были быть унифицированы профессиональные знания и квалификация, выработаны унифицированные психологические качества, необходимые для работы на массовом предприятии, созданы условия для унифицированного режима труда и образа жизни, также определяемого сферой труда. Без выполнения всех этих условий было невозможно существование крупномасштабного производства с его организационной и трудовой дисциплиной.

Решение указанных задач осуществлялось Тейлором в увязке с разработкой научной теории, на основе которой должна была, по его представлению, строиться социальная и экономическая практика. Наука должна была стать основанием, фундаментом социальной практики, которой предстояло фактически впервые в истории перестать быть спонтанно развертывающимся процессом и стать рефлексивным, почти «инженерным» проектом.

Здесь мы считаем целесообразным обратить внимание на одно обстоятельство, в высшей степени важное и с точки зрения социальной теории, и с точки зрения социальной практики. Тейлоризм ярко демонстрирует, что социальная жизнь не направляется и не корректируется наукой, а возникает и строится на основе науки. Наука предшествует и рефлексивно формирует социальную жизнь. Подобная рефлексивная проективность социальной практики, беспрецедентная в истории до начала XX в., возникает и реализуется через создание организационных принципов, на основе которых строится социальная жизнь.

Задача, определенная Тейлором, отличается от задач, поставленных перед социологией О. Контом и всеми представителями классической социологии, для которых социология также должна была стать основой практической политики. Никто из них, ни Конт, ни Маркс не предполагали, что сама базовая социальная реальность может утратить свой спонтанный характер («вторая природа» у Маркса) и станет рефлексивно осознанным и созидаемым проектом. Из всей плеяды «классиков» только Э. Дюркгейму и М. Веберу удалось почувствовать эту новую природу обществ XX в. Э. Дюркгейм продемонстрировал это и в своей теории организации трудовых и политических отношений, и в своем видении социализма как проблемы организации общества и как вопроса социологии, а не как вопроса политики. М. Вебер же лучше всего продемонстрировал это в своей теории рационализации и, в частности, теории бюрократии как организации социального и политического управления. Однако ни у Дюркгейма, ни у Вебера наука и теория не входят непосредственно и конструктивно в ткань социального процесса, ими только вскрывается рациональная организационная природа социальной жизни.

Специфика тейлоризма состоит в том, что теория в качестве социально-инженерного проекта оформляет социальный процесс и социальную практику — теория предшествует практике. Речь идет не о спонтанной природе социального, а о природе сделанной, созданной человеком, опосредованной наукой и социальной инженерией. В этом и состоит специфическая природа социальной жизни в обществах XX века. Одно из первых свидетельств этого мы находим уже в тейлоризме.

---

                                               * * *

Рассмотрим тейлоризм с этой точки зрения. Ф. Тейлор был первым, кто начал изучение труда промышленного рабочего, функционирование и организацию промышленного коллектива. Его теория воплотилась в действительность, нашла непосредственное практическое применение. Тейлор был одним из первых, кто вычленил организацию и управление трудовым процессом в качестве самостоятельной реальности.

До Тейлора проблемами организации мало интересовались как промышленники, так и социологи его времени. Тогда на управление смотрели не как на науку, а как на «искусство», требующее определенных навыков, изучение которых отнимает много времени и труда, а еще чаще — как на вопрос о выборе личности: следует найти подходящего человека, а способы управления могут быть всецело предоставлены его усмотрению. «Хотя мы живем в дни трестов, — пишет Тейлор, — однако на деле каждое из входящих в их состав обществ достигло своего развития и разрослось благодаря энергии и способностям одного или двух человек, которые были настоящими созидателями дела» Однако со временем управлению предприятиями суждено, по его мнению, стать точной наукой и многие элементы процесса управления, которые считались ранее не поддающимися точному исследованию, будут нормированы, приведены в систему и приняты к руководству и исполнению так же, как элементы инженерного дела. Управление будет основано на тщательно исследованных, ясно выраженных и твердо установленных принципах и не будет зависеть от неопределенных взглядов управляющих, сложившихся на основе ограниченного числа наблюдений над организациями.

Главная цель управления, по Тейлору, состоит в согласовании интересов предпринимателей и рабочих посредством высокой заработной платы и низкой стоимости производства. Это базисное положение тейлоризма чрезвычайно важно с социальной точки зрения, поскольку речь идет о предотвращении основополагающего социального конфликта. Однако с социологической точки зрения, не менее важными моментами тейлоризма являются средства реализации этой задачи — создание научной системы мер, позволяющей сделать абсолютно прозрачной, рациональной и подконтрольной сферу труда. Экономическая эффективность, бесконфликтность, социальная солидарность — все это производные от научного упорядочения и организации социального взаимодействия в сфере труда. В этом суть социальной новации, предложенной Тейлором.

Основу управления составляет нормирование трудового процесса, его предельная рационализация, разложение на составляющие, их унификация, обязательный хронометраж. Любой управленец обязан знать трудовой процесс лучше рабочего, а для этого сам процесс должен быть расписан с точностью технического чертежа. Именно для этой цели Тейлором были введены на производстве, помимо технических, расчетные отделы. Эти расчетные отделы, тщательно учитывающие ход каждой рабочей операции, самостоятельные по отношению к техническим, стали основой отделения собственно управленческих функций от технических, основой нового управления. Возникла новая профессия и новая социальная фигура — управленец, менеджер, который не является владельцем или инженером. В этом смысле именно тейлоризмом закладывается основание менеджериальной революции.

Тейлор указывает на управление как на новую социальную функцию, как на новый социальный процесс, на новую профессию и соответственно на необходимость существования совершенно новой социальной группы — управленцев. Именно управленцы призваны осуществить управленческую реформу, в сферу которой попадает и труд рабочего, и труд управленца.

При решении первой части реформы Тейлор исходил из того, что необходимо найти такую систему управления, такую форму и методы отношения рабочих и предпринимателей, которые бы сами ориентировали рабочих на максимальную производительность труда. При этом производственные отношения понимаются им как «гармонические» по своей природе. Он считает, что уже в силу этого на производстве должно царить взаимное доверие между рабочими и руководителями — «приятное сознание того, что все они стремятся к одной цели и что каждый получит свою долю прибыли». В реальности же на производстве властвует вражда, умышленное замедление в исполнении работы со стороны рабочих, полное незнание предпринимателями и служащими времени, требуемого для выполнения различного рода работ, неумение выбрать подходящую систему управления и правильно применить ее, а также равнодушие к индивидуальным качествам, достоинствам и благосостоянию рабочих, уравниловка в оплате труда рабочих и загруженность управленцев. Более того, внутри любого коллектива всегда складывается система внутригрупповых представлений или внутригрупповая идеология, которая так или иначе оказывается оппозиционной политике администрации, направленной на интенсификацию производства, если эта интенсификация не компенсируется какими-либо другими выгодами для рабочих. Тейлор зафиксировал все эти явления и разработал систему управленческих мер, ориентированных на их нейтрализацию и оптимизацию функционирования трудовых коллективов. Эта система мер ориентирована на конкретного работника с учетом всех его психологических и социальных особенностей.

Тейлор подчеркивал, что, во-первых, следует всегда поддерживать хорошие личные отношения между хозяевами и рабочими, принимая во внимание даже предубеждения последних. Для оптимизации работы каждого отдельного работника необходимо, во-вторых, ввести дифференцированную систему оплаты труда. Материальное поощрение в форме повышения заработной платы за повышение производительности труда должно быть различным для различных категорий работников. Причем размер этого поощрения можно установить только эмпирическим исследовательским путем; ни администрация, ни профсоюз сделать этого не могут. В-третьих, работа должна соответствовать психофизическому и умственному развитию работника. В то же время необходимо стремиться к тому, чтобы каждому рабочему поручалась самая трудная работа, на какую только он способен по своему умственному развитию и возможностям.

В общем и целом, уже этот перечень мер свидетельствует о глубоком понимании Тейлором социальных и психологических закономерностей функционирования индивида и коллектива в сфере труда. Современные социально-психологические исследования, направленные на анализ проблем удовлетворенности трудом, психической гигиены в сфере труда, могут предложить немногим больше тех мер, которые разработал Тейлор.

В сферу управления, однако, должна попасть не только рационализация труда рабочего, но и, как указывалось, рационализация структуры организации, системы управления ею, управленческой стратегии и качеств управленца.

«Наличная практика, — пишет Ф. Тейлор, — такова, что заводы организованы, так сказать, по военному образцу. Приказания генерала через полковников, майоров, капитанов, поручиков и унтер-офицеров передаются солдатам. Таким же путем в промышленных предприятиях приказания директора передаются рабочим через посредство управляющих, начальников мастерских, их помощников и мастеров». На таких предприятиях обязанности начальников самого различного толка настолько разнообразны и требуют стольких специальных знаний и таких способностей, что лишь действительно способные и много лет посвятившие этому делу люди могут исполнять их удовлетворительно. Тейлор называет девять необходимых качеств управленца (ум; специальное техническое образование; опыт; такт; энергия; сообразительность; честность; здравый смысл; здоровье), все вместе редко присутствующие в одном человеке, однако при организации по военному образцу должные в полном объеме присутствовать у руководителя.

Военный тип организации должен быть коренным образом пересмотрен. Организация предприятия должна быть подвергнута изменению. Искусство управления в значительной степени состоит в умелом распределении работы. Так как людей обладающих даже четырьмя или пятью из указанных качеств немного, то ясно, что вся работа по управлению должна быть разделена так, чтобы отдельные обязанности можно было поручить разным людям. Это возможно, если отказаться от организации по типу военного образца и произвести два крупных изменения. Во-первых, следует развести всю работу на два типа — исполнительскую и конторскую. Организаторы и контролирующие рабочих управленцы должны быть освобождены от конторской работы. Последняя должна быть сосредоточена в бюро. Во-вторых, во всем управлении военный тип организации должен быть заменен организацией с «тесно ограниченным кругом обязанностей» для каждого управленца. При этой системе вся работа по управлению распределяется так, чтобы на каждого была возложена работа не больше той, какую он в состоянии выполнить, и ограниченная какой-либо одной основной обязанностью. Организация должна приобрести совершенно новый вид, а управленческий процесс принять рациональноформальный характер. Он предельно деперсонализируется и одновременно с этим возникает высокая личная включенность и ответственность за собственное участие в труде.

Эти основные положения тейлоризма в качестве теории и социально-инженерного проекта были положены в основу социальной практики и организации производства в XX столетии.

Школа человеческих отношений — оформление практики социально-психологического управления. Процесс, начало которому было положено тейлоризмом, получил развитие и в других типах социальных практик. С точки зрения расширения и углубления процесса рефлексивного вмешательства в построение системы социальных отношений и постановки их под контроль значительный интерес представляет исследовательская практика «школы человеческих отношений», возникшая в 20-х годах. Ее отличие от тейлоризма состоит в том, что в рамках этой практики под контроль исследовательской программы должен быть поставлен уже не организационная система отношений, а коллективное сознание, внутригрупповые солидаристские отношения. Именно они становятся объектом рефлексивного вмешательства.

Теория, получившая название «школа человеческих отношений», была создана в результате так называемых «Хоуторнских экспериментов», проводившихся в Вестерн Электрик Компани в 1924—1942 гг. специалистами Гарвардского университета. Хоуторнские исследования, проводившиеся в Вестерн, Электрик Компани, были посвящены исследованию факторов, определяющих производительность труда, а привели к выявлению роли и значения неформальной системы отношений, на которую возможно воздействовать в целях управления коллективом. Этот взгляд на ситуацию был предложен Элтоном Мэйо, профессором индустриальной социологии Гарвардского университета. Мэйо предположил, что полученные результаты — повышение производительности труда — являются прямым результатом экспериментального вмешательства в трудовой коллектив, в результате которого в нем была создана новая социальная и трудовая атмосфера и выработана «высокая трудовая мораль».

Любой трудовой коллектив имеет формальную социальную структуру, представляющую собою кодифицированную систему социальных ролей. Одновременно с формальной структурой существует неформальная структура спонтанных межличностных отношений, которые воздействуют на трудовой процесс. Люди на работе шутят и смеются, высказывают свои мнения относительно любых внешних и внутренних событий и явлений жизни, дружат и враждуют. Любая социальная группа имеет свою ориентацию, обусловленную во многом ее функциональными задачами, соответствующие нормы поведения, коммуникационную систему, структуру статусов и ролей. Эмпирическое вычленение неформальной структуры, внутригрупповой интеграции трудового коллектива было одной из заслуг Хоуторнских экспериментов.

Следует подчеркнуть, что функционирование неформальных структур до сих пор остается не до конца исследованным вопросом. В силу этого существует широкий спектр мнений по вопросу о том, что такое неформальная структура. Некоторые исследователи видят в неформальных структурах выражение «естественной лености рабочих», их неприятие дисциплины, нежелание сотрудничества с руководством. Другие видят в них естественный результат врожденной человеческой социальности, социальной природы человека. Профсоюзы интерпретируют неформальную структуру как субститут профсоюзной защиты в ситуации ее отсутствия, как спонтанное выражение потребности рабочих в защите от вседозволенности управленческой власти. Психологи рассматривают неформальные структуры как общее выражение чувств и эмоциональной жизни рабочих. Социологи — как функцию формальной и технологической структур: неформальные группы возникают как защита или протест, часто неосознанный, против имперсональности и рациональности современных индустриальных организаций. Они являются функцией как от индивидуальных черт личности, так и от ее социальной роли. «Неформальная структура отношений — это протест, оформленный посредством естественных каналов человеческой социальности, и можно сказать, что этот протест является чем-то отличным от нетерпимости к корпоративной дисциплине, к ограничениям, навязываемым отношением „человек- машина“, т. е. это протест и попытка защититься, которая вырастает из потребностей личности и проявляет себя перед лицом всеобъемлемости и тотальности корпоративной системы».

Неформальные структуры и группы обеспечивают индивиду признание значимости его статуса и роли, автономность и независимость от всеобъемлющей власти системы управления, изменение и переопределение формальных групповых ролей и статусов. Протест против организационной рационализации и желание защитить себя от фрустрирующих условий современного технологического процесса выражается в нормах, которые возникают в неформальных группах, — следование им становится обязательным, а их нарушение карается различными формами остракизма, высмеивания, а частично и агрессией. Такие нормы выявили уже Хоуторнские исследования: а) не работать слишком много, но и б) не работать слишком мало; в) не передавать боссам что-либо, что может навредить твоему товарищу; г) не устанавливать дистанцию и официальность в отношениях. Подобная система норм функционирует латентным образом в качестве защиты от административной иерархии и эксплуатации как средство утверждения автономии от администрации. Поддержание этих норм является выражением приверженности неформальной структуре.

Вместе с тем, помимо функции защиты и протеста, неформальная структура может выступать как источник удовлетворения трудом, стимул высокой морали и производительности. И это тоже выявили Хоуторнские эксперименты. Именно это свойство неформальной структуры стало основой для социально-психологических стратегий рефлексивного, проективного управления. Не только трудовой и организационный процессы, но и социально-психологическая система отношений стали сферой социального проектирования.

В отличие от тейлоризма, управленческие рекомендации школы «человеческих отношений» требовали дополнения принципов индивидуального вознаграждения групповым, экономического — социально-психологическим, под которым понималось наличие удовлетворенности трудом, благоприятного морального климата, демократической системы власти и организации. На основе этой концепции были разработаны различные стратегии гуманистической теории управления: гуманизация труда, участие в управлении производством и др.

Как видим, развитие индустриальной социологии в начале XX в. привело к появлению двух различных административных стратегий, дополняющих друг друга и формирующих социальную реальность: тейлоризма и школы человеческих отношений. Исторически ситуация сложилась таким образом, что крупные монополистические структуры, технологически основывающиеся на дробном конвейерном производстве, стали использовать как тейлористскую стратегию, так и «гуманистическую» теорию управления, которая выступила в качестве стратегии, компенсирующей влияние роста отчуждения, неудовлетворенности трудом и других аномийных явлений, свойственных крупному конвейерному производству. В итоге обе стратегии оказались востребованными и обе выступили в качестве рефлексивного механизма, создающего и формирующего социальную реальность.

Фордизм. Еще одной рефлексивной практикой, явившейся радикальной новацией в наступившем XX в., был фордизм. На уровне трудового процесса внутри корпорации Форд использовал как тейлоризм, так и идеи, аналогичные идеям школы «человеческих отношений». Массовое конвейерное производство, позволяющее использовать труд неквалифицированных рабочих, не могло стать эффективным без той работы по стандартизации труда и производства, которую осуществил Тейлор. Вместе с тем созданный Фордом проект массового производства является беспрецедентным.

Роль высокой заработной платы рабочих в качестве материального стимула к труду и значение «хороших отношений», существующих между рабочими и администрацией на предприятии, была очевидна для Форда, и он сделал это главным направлением экономической и социальной политики на своих предприятиях. Его организационные принципы просты и могут быть сведены к трем базовым положениям. 1) Осуществлять производство наиболее простым образом без посредства бюрократических структур или подразделений власти. 2) Хорошо платить каждому рабочему и контролировать, чтобы он был занят в течение сорока восьми часов в неделю и не более того. 3) Содержать все машины в наилучшем порядке, поддерживать везде абсолютную чистоту для того, чтобы рабочий мог научиться уважать свои инструменты, свое окружение и самого себя. Форд отрицал необходимость авторитарных систем власти на предприятии, поскольку каждый из работающих проходил «испытание трудом», которое единственно гарантировало ему сохранение рабочего места.

Фордовские конвейеры стали восприниматься как квинтэссенция эпохи. Однако фордизм — это не просто конвейерное производство, высокая заработная плата и хорошие условия труда. Если бы дело обстояло таким образом, то все, что сделал Форд, можно было бы рассматривать просто как творчество блестящего инженера и управленца, а не как творение человека, сумевшего предвидеть те принципы экономической и социальной организации, которые доминировали как в жизни Америки, так и всего мира в течение более чем трех четвертей века. Это предвидение стало возможным, поскольку он понимал, что его технический прорыв требует трансформации всего общества и не может ограничиваться только рамками предприятия или даже экономики. Проблемы, которые решает Форд, — это не только проблемы того, как гарантировать и расширить рынок, обеспечивая тем самым постоянный рост производства, но и того, как предотвратить социальные столкновения на производстве и в обществе в целом, содействовать росту профсоюзного движения. Форд поставил задачу изменить социальное и экономическое мышление в целом, трансформировать цели и приоритеты социальной и экономической деятельности.

Им предпринимается целый ряд структурных изменений в сфере экономической организации, таких как укрупнение компании по горизонтали и по вертикали, осуществляемое как за счет присоединения конкурирующих фирм, так и за счет объединения под одной крышей всех стадий производства от получения сырья до реализации конечного рыночного продукта. Он также реализует технико-экономическую политику стандартизации процесса производства, представляющего собою массовое, серийное производство товаров, которые создаются на основе стандартизированной технологии и на стандартизированном сырье стандартизированным рабочим, обладающим стандартизированными навыками. Форд создает концепцию, проект такого массового производства, которое без укрупнения и объединения ресурсов и, главное, без указанного процесса стандартизации не могло бы возникнуть.

И все же главным моментом фордизма являются даже не организационные трансформации в сфере экономики. В качестве главной здесь выступает сфера взаимодействия общества с экономикой, переосмысление социальных условий, на которых производство может успешно функционировать в обществе. Форд ставит вопрос о том, как объединить в одном лице и производителя и покупателя. Фордом были разработаны социально-экономические принципы общества массового потребления. Им было пересмотрено понятие рынка как места продажи продукта и получения прибыли, являющейся мотивом производства. Производство — это не деньги, подчеркивает Форд. «Оно состоит из идей, труда и управления, и естественным выражением всего этого являются не дивиденды, но полезность, качество и доступность». Производство должно служить не торговцам, а потребителям. Оно должно выполнять обслуживающую функцию.

Для получения высокой прибыли ранее считалось необходимым устанавливать высокую цену на товары и минимальную заработную плату. Форд предложил прямо противоположное: для успешного функционирования производства необходимы низкие цены на товары и высокая заработная плата рабочих. Только это гарантирует их высокую покупательную способность, гарантирует рынок сбыта товаров, создает условия массового потребления и массового производства. «В течение многих лет мы слышали фразу „мотив прибыли“, которая означала, что некто, называемый капиталистом, обеспеченный инструментами и машинами, нанимающий рабочих, т. е. труд, за наименее низкую заработную плату, производит товары и продает их некоему странному собранию людей, известных под именем „публика“. Капиталист продает товар этой публике по наиболее высокой возможной цене и кладет в карман прибыль. Однако очевидно, что публика не появляется из воздуха, не получает из воздуха свои деньги и должна быть защищена от стремящегося к прибыли капиталиста» Такая схема функционирования производства пригодна только для мелкого бизнеса, в целом Форд считает ее ошибкой. Большой бизнес не может функционировать по этой схеме, а маленький не станет большим, если будет исходить из представления о том, что может задавить своих рабочих. Основная ошибка этой схемы состоит в непонимании того, что «владелец, наемные рабочие и покупающая публика образуют нерасторжимую связь» И если промышленность не поступает таким образом, что поддерживает заработную плату на высоком уровне, а цены — на низком, то она разрушает себя, поскольку сокращает число потребителей своей продукции. «Нанимаемые, — восклицает Форд, должны стать самыми лучшими покупателями товаров произведенных тем, кто их нанимает» Он констатирует, что реальные успехи пришли к его компании в 1914 г., когда минимум заработной платы был поднят с двух долларов до пяти долларов в день, что позволило повысить покупательную способность рабочих и служащих, занятых в компании, а это, в свою очередь увеличило покупательную способность других людей. Именно эта идея повышения покупательной способности посредством высокой заработной платы и низкой продажной цены должна, по его мнению, лежать в основе процветания страны и быть фундаментальным руководящим принципом деятельности любой компании. Он называет ее «мотивацией посредством оплаты».

Однако высокая заработная плата в качестве мотива труда, обеспечение покупательной способности рабочих и высокого уровня жизни — это еще не все. Проблема состояла не только в том, чтобы те, кто производит машины, могли купить и пользоваться ими. Проблема состояла еще и в качестве рабочей силы. Форд подчеркивал, что, недоплачивая рабочим, предприниматели готовят поколение недоедающих детей, физически и морально слабых и неготовых к полноценному функционированию на производстве. Одной зарплатой здесь дело не поправишь. Поэтому им была создана система социальных программ, направленных на организацию совершенно новых социальных структур, обеспечивающих функционирование компании, своего рода мини программа минисоциального государства. Для рабочих фордовских компаний была создана льготная система медицинского обслуживания, система образования для подготовки рабочих, организована кредитная служба, комиссии, осуществлявшие инспекцию внепроизводственной жизни рабочих (семейных отношений, ведение дома, потребление алкоголя, проведение досуга).

Для Форда эти программы не имели ничего общего с социалистическими идеями, их не следует рассматривать и как выражение его протестантских религиозных идей или стремления к установлению патримониальных отношений с рабочими. Речь идет о совершенно новом социальном проекте, о формировании политики социально ответственного бизнеса и установления партнерских отношений между работодателями и рабочими. Он пытался построить эти отношения посредством высокой заработной платы рабочим, высокого уровня потребления для населения, разработки различных социальных программ. Значение фордизма было столь велико, что, к примеру, Антонио Грамши в 1929—30 гг. говорил о фордизме как о возможной новой «исторической эпохе», «пассивной революции», которая перестроит экономические и социальные отношения таким образом, что удастся избежать взрыва, подобного Французской революции 1789 г. Фордизм ассоциировался для Грамши с новым «программируемым капитализмом».

Программа Форда независимо от его желания стала образцом для социальной политики государства. Именно поэтому, как иногда утверждается, эпоха от начала XX века вплоть до кризиса 80-х годов заслуживает того, чтобы называться именем Форда. То, что является кризисом 80-х, можно фактически считать кризисом фордизма.

Подводя итог, мы вправе утверждать, что фордовский проект создания общества массового потребления и массового производства стал историческим прорывом совершенно новой социальной практики, имеющей рефлексивно-проективный характер. Эта практика основывается на новых организационных принципах в промышленности — крупных монополиях и корпорациях; использует системы массового конвейерного производства; она предполагает новые принципы и нормы отношений между бизнесом и обществом, вытекающие из отказа бизнеса от политики «поедания общества» в своем стремлении к прибыли; выдвигает идеи сотрудничества между работодателями и наемными рабочими, т. е. идеи общества потребления с социально ответственным бизнесом и государственными социальными программами. Эта теоретизированная практика и практическая теория не только сформировала лицо обществ XX в., но и отчетливо и радикально отделила их от обществ XIX века, от эпохи либерального капитализма.

Глава 2.
Теории организованного капитализма и государственно-монополистического капитализма

Первыми теориями, в рамках которых была сделана попытка осмыслить и объяснить происшедшие в конце XIX — начале XX вв. социальные изменения, в том числе те, которые были рассмотрены нами в предыдущей главе, были теория «организованного капитализма» и теория «государственно-монополистического капитализма». Эти теории возникают практически одновременно и обладают общностью происхождения, поскольку обе они укоренены в марксистской социологии и политэкономии. Помимо общего происхождения они имеют целый ряд общих черт, на которые следует указать.

И теория организованного капитализма, и теория государственно-монополистического капитализма ориентированы на системный анализ экономических, социальных, политических и идеологических явлений, причем экономические отношения рассматриваются в качестве имеющих определяющее значение. Обе теории претендуют на целостную тематизацию и объяснение образа или типа общества, который представляется как совершенно определенный этап исторического развития. Для обеих теорий описываемые события разыгрываются во всемирно-историческом масштабе и так или иначе затрагивают весь мир. По нашему мнению, теория организованного капитализма, в меньшей степени, а теория государственно-монополистического капитализма, или империализма — в большей, фактически представляют собой первые социологические теории глобализма. Социальные и исторические трансформации рассматриваются в них как происходящие повсеместно и затрагивающие все регионы и территории. Это и фиксируется ленинским понятием «империализм». Обе теории, наконец, претендуют на разработку проблем внутренней политики и социального управления.

Различие состоит в том, что в рамках теории организованного капитализма создаются рецепты, ориентированные на реформизм, на эволюционную трансформацию капитализма посредством участия различных классов в государственном контроле или непосредственном управлении производством в целях социал-демократической трансформации общества, в то время как теория государственно-монополистического капитализма является отчетливо антикапиталистической, антиреформистской, революционной. Она описывает позднюю, кризисную, по мнению ее автора В. И. Ленина, фазу капитализма с его явно обостряющимися противоречиями как закат капитализма, как преддверие новой всемирно-исторической эпохи.

2.1. Организованный капитализм

Теория организованного капитализма как теория общества и тех социально-экономических и культурных трансформаций, которые набирают ход в конце XIX — начале XX века, была разработана австрийскими марксистами и является составной частью теории в истории мысли, получившей известность как австромарксизм. Ее главными представителями были люди, проявившие себя не только как крупнейшие марксистские теоретики, но и как реальные политики.

Понятие «организованный капитализм» было введено в научный оборот Рудольфом Гильфердингом. Оно появляется у Гильфердинга в контексте его политэкономических исследований, в известной мере резюмируя их итог. В 1910 г. в Вене вышла в свет его работа «Финансовый капитал», в которой он, опираясь на это понятие, дал всесторонний анализ основных тенденций экономического и политического развития Европы рубежа XIX—XX веков.

По его мнению, наблюдения уже за первыми десятилетиями XX в. в области экономической жизни позволяют заявить, что эпоха свободной конкуренции приближается к концу. Речь идет, прежде всего, о том, что крупные монополии приобретают господствующее положение в хозяйстве, и их связь с теми банками, в которых концентрируется общественный капитал, становится все более тесной. Прежде разорванные формы промышленного, торгового и банковского капитала стремятся к объединению в форме финансового капитала, и этот капитал становится на службу экономике. Финансовый капитал — это, по определению Р. Гильфердинга, господство в монополистически организованной промышленности малого числа крупных банков, которое демонстрирует тенденцию смягчить анархию производства и содержит предпосылки к преобразованию анархистско-капиталистического хозяйственного порядка в порядок организованно-капиталистический.

Трансформируется и роль государства в хозяйственной жизни. Небывалое усиление его мощи, которая порождается финансовым капиталом и его политикой, действует в том же направлении созидания и поддержания организованнокапиталистического порядка.

Наряду с экономической налицо трансформация всей системы социальных отношений. Социальная структура общества предстает как имеющая на вершине социальной иерархии «объединенные силы капиталистической монополии и государства», а под ними — трудящиеся массы, иерархически упорядоченные как служащие производства. Вместо преодоления капиталистического общества через непосредственный переход к социализму возможно, по мнению Гильфердинга, его преобразование в общество организованного капитализма, значительно лучше приспособленное к удовлетворению непосредственных материальных потребностей различных классов и разрешению основных социальных конфликтов. «Организованность» становится отличительной чертой, например, рабочего движения, и это позволяет ему противодействовать процессу обнищания и бороться за расширение своих политических и социальных прав, повышение заработной платы. Таким образом, как полагал Гильфердинг, происходит смягчение, а не обострение внутренних противоречий капитализма.

Громадную роль в смягчении этих противоречий в эпоху организованного капитализма начинает играть государство, которое упорядочивает всю систему отношений «труда и капитала», вводит элементы рационального планирования, которые и создают, согласно Гильфердингу, возможность постепенного перехода к социалистическому обществу. В одной из поздних своих работ «Исторические проблемы» Гильфердинг, исследуя процесс расширения функций и компетенции государства в формировании и регулировании системы социально-экономических отношений между экономическими классами и группами, вводит понятие «тотальное государство».

Проблематика социальной и политической роли государства стала одной из центральных тем в теоретическом дискурсе (так же, как и в практической государственной и политической деятельности) всех представителей австромарксизма.

Карл Реннер, например, жестко разделял экономику, продолжающую служить «частным» интересам капиталистического класса, и государство, все более и более становящееся «социальным администратором», служащим «интересам пролетариата». Реннер ставил перед пролетариатом задачу «освобождения государства», его «социализации», а Отто Бауэр разработал «теорию медленной революции», согласно которой использование государства рабочим классом сопровождается повсеместным созданием социалистических институтов отправления власти и проведения социалистических экономических и социальных реформ.

Эти теоретические позиции частично были воплощены в жизнь. После окончания Первой мировой войны, в период Первой республики в Австрии, когда соотношение классовых сил склонялось в сторону социалистов, от имени государства проводились мероприятия по установлению 8-часового рабочего дня, повышению зарплаты и улучшению условий труда, созданию системы страхования по безработице, улучшению и демократизации здравоохранения, образования, жилищного строительства, активно действовали производственные советы. Все это коренным образом изменило условия жизни рабочего класса и укрепило среди австромарксистов идею положительной роли государства и возможности использовать его механизмы в интересах трансформации капитализма в социализм.

Практическая деятельность австромарксистов породила также и дискуссию о «народном государстве». М. Адлером в работе «Политическая или социальная демократия» (1926) был поставлен вопрос о «народном государстве» как универсальном институте, как органе, реализующем всеобщий интерес, и соответственно — вопрос о государстве, в котором реализовано господство демократии. В этой работе проблематика государства и демократии в рамках общества организованного капитализма стала одной из центральных. Вопрос стоял о природе государства в эпоху организованного капитализма и возможностях существования солидарного общества. (М. Адлер).

Теоретики австромарксизма не занимали единой позиции по всем указанным вопросам. Исключение составляли два принципиальных: во-первых, всеми теоретиками признавался классовый характер социально-экономических отношений в рамках организованного капитализма; во-вторых, существовало согласие относительно классового характера государства, понимаемого как основанная на классовом господстве форма политической организации общества. «Государство, — пишет Адлер, — это такая организация общества, которая основывается на экономических классовых противоречиях и являет собою господство одного или нескольких классов над другими». В таком обществе господствует не всеобщий интерес или народное благо, а интересы обладающих властью экономически доминирующих классов. Интересы других классов принимаются во внимание лишь в той мере, в какой это необходимо, чтобы господство власть имущих не оказалось под угрозой.

Классовое общество не может быть солидарным, а в не солидарном обществе может существовать только политическая, но не социальная демократия. Социальная демократия осуществляется посредством солидарности интересов, всеобщего участия в системе управления и исходя из роли каждого в процессе производства и распределения. Социальная демократия основана не на централизованном управлении со стороны государства, она опирается на систему автономных, связанных друг с другом самоуправляемых организаций, существующих для управления экономической, социальной и культурной жизнью. Такой тип общества, основанный на принципах социальной демократии, невозможен при наличии социально-экономических классов, однако в зависимости от уровня организованности трудящихся возможно установление равновесия классовых сил, когда становится невозможным осуществлять господство одного класса посредством государства. Это приводит к появлению новых форм государства.

По мнению, к примеру, О. Бауэра (М. Адлер в этом с ним категорически не согласен), государство в такие периоды утрачивает свой классовый характер и превращается в народную республику. По мнению же Адлера, народ в современном государстве — это только юридическое понятие, а механизмы, посредством которых возможен контроль за правительством со стороны организаций, представляющих интересы различных социальных групп, следует именовать не «народным государством», а функциональной демократией. Функциональная демократия — это такая модификация парламентской формы государства, в которой управление осуществляется посредством соглашения с общественными, профессиональными и другими организациями, представляющими интересы различных социально- экономических групп. Это форма общественного контроля за правительством.

В дополнение к идеям функциональной демократии в рамках австромарксизма разрабатывается теория экономической, или производственной, демократии, которая призвана разбить «силы капитала» путем создания экономических организаций масс, лишить его монополии на руководство экономикой. Экономическая демократия создается в дополнение к политической. Она представляет собою политически оформленные объединения граждан, призванные заменить или смягчить существующие организационные формы управления экономикой при помощи органов рабочего самоуправления, производственных советов. Адлер пишет в связи с этим: «Впервые капитализм ограничен в своем собственном доме, в своем экономическом господстве на предприятии, связан юридическим правом рабочих и служащих на участие в управлении. Отныне наемные работники могут посредством своих выборных представителей участвовать во всех решениях, относящихся к трудовому договору, увольнению, оплате труда. Влиять на руководство предприятием и бухгалтерский учет, если члены производственных советов энергичны, сознательны и компетентны»

Проблемам экономической или производственной демократии особое внимание уделял Карл Реннер. Производство в условиях капитализма является не только сферой экономической эксплуатации, но и сферой, в которой господствуют авторитарные, силовые формы управления. Демократизация системы управления производством является насущной проблемой. На производстве необходимо ввести, по мнению Реннера, институт представительства рабочих.

Реннер разрабатывает достаточно сложную систему, посредством которой возможна реализация принципа экономической демократии как процесса «общественной социализации». Он считает, что в борьбе за экономическую демократию ни в коей мере нельзя останавливаться на введении института представительства на отдельных предприятиях. Система экономической демократии должна охватить всю хозяйственную жизнь страны, все отрасли экономики, должны быть созданы организации не только узкопроизводственного характера, но и более высокие организации (которые Реннер называет «рабочими палатами»), обладающие публично-правовым статусом и могущие противостоять многочисленным организациям предпринимателей: промышленным, торговым палатам. Рабочие палаты — это среднее звено в системе экономической демократии, но эффективной экономическая демократия может быть только при условии создания органа представительства рабочих на общенациональном уровне, причем наделенного правами законодательства в сфере планирования хозяйственного развития. Данный орган должен стать компонентом системы государственного управления, и в результате экономическая и политическая демократии будут увязываться воедино.

При этом Реннер подчеркивает, что концепции «рабочего контроля на производстве», «самоуправления» недостаточны для решения проблем экономической демократии. Только сотрудничество с акционерами и верхушкой управленческого аппарата может открыть рабочим доступ к участию в управлении экономикой. Рабочие организации и профсоюзы достаточно эффективно научились бороться с бизнесом — проблема состоит в том, чтобы научиться с ним сотрудничать. Кроме того, сотрудничество в политической и экономической сферах должно быть дополнено сотрудничеством в рамках различных общественных организаций, которые появляются как ответ на какую-либо социальную потребность, возникшую в обществе. Наличие многочисленных общественных организаций является отличительной характеристикой обществ XX в. Реннер пишет, что в высокодифференцированных и сложноструктурированных обществах XX в. господствует принцип организации. Люди объединяются по общим интересам в религиозные, профессиональные, культурные, образовательные, спортивные и другие организации. Характерной их чертой является демократическое устройство. Эти организации функционализируются, а затем государство, как правило, «присваивает» себе их функции, расширяя свои собственные. Налицо процесс демократизации и социализации государства. Организованная демократия становится принципом социальной жизни. Она дополняет принцип организованного капитализма.

                                                 * * *

Попытаемся кратко охарактеризовать суть воззрений теоретиков австромарксизма. Теория общества организованного капитализма, разработанная в рамках австромарксизма, целиком и полностью основывалась на совершенно специфической интерпретации социальной и экономической реальности. Ключом к пониманию этой интерпретации является понимание роли организации как совершенно нового явления в экономической, социальной, политической и культурной сферах обществ XX в. Организуется все — все сферы деятельности, все социальные и политические отношения, организуется общество в целом.

Организованный капитализм — это новый тип общества и новый этап исторического развития. Он приходит на смену капитализму свободной конкуренции, капитализму неорганизованного рынка, промышленности, свободного индивида и рыночных отношений. Он означает замену принципа свободной конкуренции принципом планомерности и организованности. Организованность предстает как планируемая, калькулируемая и создаваемая тотальность.

Монополия выступает как главный принцип организации в экономике, как форма процесса производства и принуждения. Организуются социальные и политические отношения. Особую роль в обществе начинает играть государство. Оно становится и субъектом, и объектом организационных отношений. При этом следует подчеркнуть, что эти организационные отношения не являются нейтрально-административными, они сохраняют свой социально-экономический, силовой характер.

В заключение целесообразно отметить еще некоторые существенные моменты теории организованного капитализма, как своего рода, говоря современным языком, «глобалистской» теории.

По мнению теоретиков австромарксизма, с развитием капитализма ликвидируются национальные рамки капиталистических организаций. Финансовый капитал осуществляет свою экономическую и политическую власть во всемирном масштабе. Цены, объемы производства диктуют международные картели. Национальный капитализм становится составной частью международной финансовой олигархии, национальный суверенитет подвергается давлению со стороны мировых капиталистических держав и размывается вследствие такого давления. Происходит проникновение могущественных капиталистических стран в отсталые районы с целью получения рынков сбыта, источников сырья, вывоза капитала. Борьба за колонии порождает противоречия между мировыми державами. Колониализм порождает освободительные войны. Постоянно возникает угроза войн, которые вкупе с развитием техники, особенно военной, грозят уничтожить мировую цивилизацию.

---

Эти положения теории организованного капитализма оказали большое влияние на развитие политических отношений в XX в., но ранее они были разработаны в другой теории — теории империализма.

2.2. Государственно-монополистический капитализм, империализм

Концептуализация «организованного капитализма» как государственного и общественного устройства была представлена и в теории государственно-монополистического капитализма (ГМК) и империализма. Эта теория была разработана В. И. Лениным с учетом воззрений Дж. А. Гобсона, изложенных в его книге «Империализм» (1902), а также идей Р. Гильфердинга и К. Каутского.

Политэкономическую основу концепции ГМК составляет анализ возникновения финансового капитала, процесса монополизации и сращения монополий с государством, фактическое подчинение государства «олигархическому капиталу», «финансовой олигархии». Специфической чертой или качеством концепции ГМК в перспективе современного социологического анализа является ее глобалистский характер. Понятие «империализм» дополняет у Ленина понятие ГМК, оно фиксирует глобалистскую природу теории ГМК.

Для Ленина появление ГМК означает становление совершенно нового этапа исторического развития, становление новых социально-экономических, политических и идеологических отношений. «Монополия, вырастающая на почве свободной конкуренции и именно из свободной конкуренции, есть переход от капиталистического к более высокому общественно-экономическому укладу». Он выделяет следующие три этапа в становлении монополий и развитии империализма: «… 1) 1860 и 1870 годы — высшая, предельная ступень в развитии конкуренции. Монополии лишь едва заметные зародыши. 2) После кризиса 1873 г. — широкая полоса развития картелей, но они еще исключение. Они еще не прочны. Они еще преходящее явление. 3) Промышленный подъем конца XIX века и кризис 1900—1903 гг. — картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни. Капитализм превратился в империализм».

Фактически именно монополия как совершенно новый тип экономических отношений, как новый тип организации этих отношений, как новый тип насилия, принуждения и эксплуатации порождает империализм как глобальную систему социально-экономических и политических отношений.

Ленин показывает фактический механизм возникновения этой глобальной системы отношений, выделяя четыре основных типа процессов монополизации, повсеместно себя проявляющих. Во-первых, речь идет о монополиях в сфере производства, которые выросли из концентрации производства на очень высокой ступени ее развития. Это монополистические союзы капиталистов, картели, синдикаты, тресты. Как уже было сказано, к началу XX в. они стали преобладать в передовых капиталистических странах. Во-вторых, речь идет о монополизации, или, как пишет Ленин, «усиленном захвате» важнейших источников сырья. Развитие этой монополии резко обострило противоречие между картелированной и некартелированной промышленностью. В-третьих, речь идет о монополии, которая выросла из банков. Банки из скромных посреднических предприятий превратились в монополистов финансового капитала. «Финансовая олигархия, налагающая густую сеть отношений зависимости на все без исключения экономические и политические учреждения буржуазного общества, — вот рельефнейшее проявление этой монополии». В-четвертых, речь идет о монополии в сфере колониальной политики. «К многочисленным „старым“ мотивам колониальной политики финансовый капитал прибавил борьбу за источники сырья, за вывоз капитала, за „сферы влияния“ … наконец, за хозяйственную территорию вообще».

К 1900 г. весь мир оказался поделенным (9/10 территории Африки оказалось захваченными европейскими державами), наступила эра монопольного обладания колониями, а следовательно, и особенно обостренной борьбы за раздел и за передел мира. К этому следует добавить, что и в старых странах, как подчеркивает Ленин, империализм ведет к аннексиям, к усилению национального гнета, а следовательно, к обострению сопротивления.

Оговаривая ограниченность своего определения империализма, Ленин предлагает следующую его версию: «1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни; 2) слияние банковского капитала с промышленным и создание на базе этого „финансового капитала“ финансовой олигархии; 3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение; 4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир, и 5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами. Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами». Отметим, что данное определение империализма является фактически первым определением глобального сообщества, глобальной структуры социально-экономических отношений. Общество эпохи империализма существенным образом отличается от эпохи либерального капитализма. Отличается именно тем, что конкуренция, существующая в качестве главного, базисного для общества отношения между свободными социальными и экономическими агентами, превращается в монополию. «Это уже совсем не то, что старая свободная конкуренция раздробленных и не знающих ничего друг о друге хозяев, производящих для сбыта на неизвестном рынке… Производится приблизительный учет размеров рынка, который „делят“ между собою, по договорному соглашению, эти союзы. Монополизируются процесс обучения рабочей силы, нанимаются лучшие инженеры, захватываются пути и средства сообщения… Капитализм в его империалистической стадии вплотную подводит к самому всестороннему обобществлению производства, он втаскивает, так сказать капиталистов, вопреки их воли и сознанию, в какой-то новый общественный порядок, переходный от полной свободы конкуренции к полному обобществлению». Производство, как считает Ленин, становится общественным, но присвоение остается частным. «Общественные средства производства остаются частной собственностью небольшого числа лиц. Общие рамки формально признаваемой конкуренции остаются, и гнет немногих монополистов над остальным населением становится во сто раз тяжелее, ощутительнее, невыносимее».

«Принуждение к организации» Ленин трактует как усиление гнета, как принуждение к подчинению. По его мнению, налицо не конкурентная борьба мелких и крупных, технически отсталых и технически передовых предприятий, а удушение монополистами тех, кто не подчиняется монополии, ее гнету и произволу. Появляется новый тип господства и связанного с ним насилия. Этот новый тип господства и насилия проистекает из образования всесильных экономических монополий. «Империализм есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремления к господству, а не к свободе. Реакция по всей линии при всяких политических порядках, крайнее обострение противоречий и в этой области — результат этих тенденций».

Финансовый капитал вместе с монополиями как новой формой экономической организации с абсолютной неизбежностью пронизывают все стороны общественной жизни, независимо от политического устройства и от каких бы то ни было других «частностей». Существенные изменения претерпевает классовая структура общества в эпоху империализма. Появляются новые социально-экономические группы, приобретают новое качество старые.

По мнению Ленина, капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству, отделение рантье, живущего только доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в распоряжении капиталом лиц. «Преобладание финансового капитала над всеми остальными формами капитала означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии, означает выделение немногих государств, обладающих финансовой „мощью“ из всех остальных». Существенные трансформации происходят в рабочем классе. Прежде всего, речь идет о его расслоении, выделении привилегированных разрядов, «обуржуазивании» и проникновении в его среду реформистских идеологий, замещающих идеологии революционные. Столь же существенным моментом ГМК является общая милитаризация общества.

Империализм революционизирует старые социальные отношения вновь открытых стран, разрушается тысячелетняя аграрная обособленность «внеисторических наций». Они вовлекаются в капиталистический водоворот. Капитализм сам предоставляет средства и способы сопротивления. Прежде всего, в колониях выдвигается идея создания национального государства как орудия экономической и культурной свободы. Это движение угрожает европейскому капиталу, который может удерживать господство лишь постоянно увеличивая свои военные силы, создавая мощное милитаризированное государство, которое вообще необходимо в борьбе за рынки сбыта, за раздел и передел мира, для удержания порядка внутри.

                                               * * *

Подводя итоги, отметим, что фундаментальное значение для социологии имели следующие положения теории империализма. Во-первых, утверждение, что появление финансового капитала означает трансформацию отношений собственности и появление нового типа собственности. Во-вторых, утверждение, что появление монополии означает появление исторически нового типа социальной организации и нового типа социального конфликта, насилия и принуждения. И, в-третьих, сращение монополий и государства, фиксируемое в самом понятии «государственно-монополистического капитализма», означает не только трансформацию роли и функций государства, но имеет фундаментальные последствия для общества, резко убыстряя процесс обобществления.

Подчеркнем также, что империализм, появление финансового капитала и монополий, их сращение с государством рассматриваются Лениным как явления, имеющие глобальные последствия, и не ограничиваются рамками какого-либо одного национально-государственного образования. Поэтому сама концепция выстраивается именно как глобалистская, охватывающая мир в целом, как эпохальная и стадиальная.

2.3. Теория организованного капитализма в 70-е-80-е годы

Теории организованного капитализма и империализма зафиксировали фундаментальные социально-экономические трансформации начала XX в. и оказались во многом пригодными для объяснения и понимания тех социально-исторических событий, которые происходили вплоть до середины 70-х годов XX в. Сопряженные с экономическим кризисом начало и середина 70-х годов, оказались переломной эпохой, закатом и концом эпохи организованного капитализма. Именно по этой причине теория организованного капитализма для многих из тех, кто при помощи ее теоретических положений формулировал для себя социальную картину мира, стала предметом широкой теоретической дискуссии, прежде всего с точки зрения ее адекватности и объяснительной силы. Заново было введено в оборот понятие «организованный капитализм», которое со временем как-то растворилось и позабылось, а от соответствующей теории остались лишь основные положения, касающиеся природы монополий, финансового капитала, государственного регулирования и т. д., которые стали скорее обозначениями и описаниями повсеместных практик, чем теоретическими положениями в строгом смысле.

В 1974 г. под редакцией Ганса Ульриха Винклера вышло коллективное исследование «Организованный капитализм», в котором были собраны статьи ведущих социологов, занимающихся проблемами современного общества в соответствующей теоретической перспективе. Эта работа и эта дискуссия не была единственной. Под редакцией Т. Боттомора и П. Гуда в 1978 г. вышел в свет сборник текстов «Австромарксизм». Во второй половине 70-х годов обсуждение теоретических положений и реальной практики австромарксизма становится очень заметным явлением в среде экономистов, социологов, историков политологов в Германии, Австрии, Италии, Великобритании. В Австрии заново издаются работы М. Адлера, О. Бауэра. Эта дискуссия позволила заново сформулировать основные положения теории организованного капитализма, создать социологическую картину исторических трансформаций обществ XX в., а также способствовала пониманию кризисных трансформаций 70-х годов.

В 1970-е годы в наиболее систематическом виде теория организованного капитализма, учитывающая опыт развития монополий, финансового капитала и государственного регулирования в XX в., была сформулирована Юргеном Кокой. Это, на наш взгляд, наиболее «социологизированная» версия указанной теории. Вслед за Кокой резюмируем его концепцию в восьми пунктах.

В соответствии с классической формулировкой теории организованного капитализма Ю. Кока подчеркивает, что понятие «организованный капитализм» соотносится с совокупностью взаимосвязанных изменений, которые получили свое начало в рамках капиталистически-структурированных процессов индустриализации на определенной стадии развития большинства стран Европы в конце XIX в.

1. Прежде всего, речь идет о том, что вследствие неравномерного хозяйственного роста в некоторых отраслях промышленности, в банковском деле, в сфере торговли, в страховании протекали процессы концентрации и централизации. Быстро увеличивалось число крупных предприятий, картелей, синдикатов, концернов. В сырьевых отраслях, в быстроразвивающихся новых отраслях, таких как электрическая и химическая промышленность, принцип рынка и конкуренции, преобладавший до этого, начал дополняться принципом «самоорганизации предприятий». Возникли отношения олигополистской и монополистской зависимости, отчасти изменились формы конкуренции. Прибыль и цены приобрели относительную независимость от механизма спроса и предложения. Стали заметны различия между высоко организованными и неорганизованными отраслями. Ускорились процессы концентрации, переплетения банковского и промышленного капитала, результатом чего стало появление финансового капитала.

2. На крупных предприятиях трансформировались отношения собственности, усиливалось разделение владения и контроля. В лидирующих отраслях и предприятиях основные предпринимательские функции переходили в руки управляющих, являющихся просто служащими. В связи с этим оформилась тенденция к научному управлению, эффективной организации, к планированию, что в результате приводило к росту бюрократии. Наука все более и более стала присутствовать в организации процесса производства. Вместе с тем Кока фиксирует и противоположную тенденцию. Рациональность и планируемость в рамках крупных предприятий и корпораций резко контрастирует с хаотичностью и неконтролируемостью процессов в рамках хозяйства в целом.

3. Такие серьезные изменения в сфере производства и распределения привели к не менее серьезным изменениям в системе социальной стратификации. С одной стороны, возникли новые слои менеджеров, высших служащих и высшие слои научно-технической интеллигенции. С другой стороны, рост сфер, непосредственно не связанных с производством — торговой, сервисной и банковской — привел к увеличению числа служащих среднего и низшего разрядов.

4. На рынке труда, в сфере классового конфликта и других конфликтов интересов принцип сознательной коллективной организации во все большей степени вытеснял принцип индивидуальной конкуренции, обмена и договора, т. е. так называемую игру свободных сил рынка. Проявилась тенденция ко все большему объединению в профсоюзы, как и к объединению профсоюзов между собой — вплоть до образования профсоюзов национального уровня. Изменились интенсивность, механизмы и формы классового конфликта.

Неорганизованные и трудноорганизуемые группы — средние слои, ремесленники, служащие — ощущали свою социальную ущербность перед лицом такой тотальной коллективной организации. Это привело к распространению среди них антимодернистских, обращенных в прошлое идеологий и настроений социального протеста, базирующегося на этих идеологиях.

5. При сохранении капиталистических структурных принципов усилились тенденции к все более тесному переплетению социально-экономической и государственной сфер. Возрастающему государственному вмешательству в экономическую сферу соответствовала определенная экономизация политики.

Нарушения равновесия на капиталистическом рынке вели к стабилизирующему вмешательству в экономику государства. Это вмешательство принимало такие формы как налоговая и внешнеэкономическая деятельность государства, его предпринимательская активность (транспорт, горное дело, энергетика); государственные заказы (военные заказы); субвенции; контроль за монополиями, а также государственные инвестиции в инфраструктуру и образование. Однако все это было весьма далеко от централизованного и планируемого хозяйства, поскольку принятие важнейших инвестиционных и хозяйственных решений оставалось в частных руках.

Второй причиной вмешательства государства, экономизации политики были социальные конфликты. Формами такого вмешательства стали: создание гарантий для всех трудящихся, социально-протекционистские мероприятия в пользу средних групп, силовое вмешательство в промышленные конфликты, создание идеологий, направленных на решение проблем социальной интеграции.

6. Во внешнехозяйственном и внешнеполитическом поведении империалистических государств усиливались тенденции к экспансии, ко все более юридически и экономически оформленному господству над неиндустриализированными территориями, а также к международному конфликту.

7. В связи с новизной и увеличением функций, усложнением системы отношений изменилась государственная сфера: увеличился госаппарат, что было обусловлено изменением форм его деятельности; усложнилась система партий, которые должны были вести себя в соответствие с новыми организованными интересами; налицо была тенденция вовлечения все более широких масс в политику. При этом Ю. Кока подчеркивает историческое своеобразие таких изменений в каждой стране и отмечает трудности в типизации этих изменений.

8. Существенным моментом Кока также считает тот факт, что практически невозможно обнаружить общие или типичные идеологии, типичные процессы в сфере идей и коллективной ментальности.

Представленные здесь положения концепции организованного капитализма Ю. Коки с очевидностью учитывают все те трансформации и спецификации, которые наблюдались в западных обществах в первые три четверти XX в. Следует также подчеркнуть, что теория организованного капитализма в его версии вобрала в себя основные положения обоих вариантов разработанного в начале XX века теоретического подхода: и теории организованного капитализма, и теории империализма В. И. Ленина. Кока в русле идей теории империализма строит теорию глобалистским образом; им тщательно рассматриваются проблемы классового конфликта и его организованные формы, которые во многом определяют лицо обществ XX в.

Кроме того, особое внимание Кока уделяет социологической разработке идеи организации, которая пронизывает все без исключения социально-экономические явления: экономическую деятельность, классовые отношения, функционирование экономических, социальных и политических организаций, партий, профсоюзов, государства. И это неудивительно, поскольку организация в качестве главной характеристики экономической и социальной жизни является оригинальной разработкой теоретиков организованного капитализма.

Дальнейший анализ проблем организованного капитализма, особенно в части его глобализирующих тенденций, был осуществлен Скотом Лэшем и Джоном Урри. В 1987 г. вышла работа Лэша и Урри «Конец организованного капитализма», которая объясняла кризис 70-х и шире — социальные трансформации конца XX в. через разрыв с эпохой организованного капитализма. Эта работа как бы замыкает дискуссию по поводу организованного капитализма, предлагая свою разработку основных теоретических положений, призванных охарактеризовать уходящую эпоху, и прогнозируя основные направления развития эпохи грядущей.

Концепция организованного капитализма Лэша и Урри, призванная теоретически зафиксировать основные процессы, характеризующие западные общества XX в., резюмируется следующими положениями:

1. Концентрация и централизация промышленного, банковского и торгового капитала, благодаря чему становится возможным регулирование рынков. Это означает радикальный разрыв с эпохой «либерального капитализма». 2. Отделение функций владения от функций контроля, бюрократизация функций контроля и оформление сложных управленческих иерархий. 3. Появление и рост новых групп управленческой, научной, технической интеллигенции и среднего класса, занятых в различных бюрократических структурах. 4. Увеличение числа и возрастание роли на рынке труда различных коллективных объединений: региональных и общенациональных профсоюзных организаций, ассоциаций предпринимателей, общенациональных творческих объединений, профессиональных союзов и т. п. 5. Усиление взаимодействия между государством и крупными монополиями, а также между общественными объединениями и государством. Государство все более активно вмешивается в социальные конфликты. Оформляется «государство всеобщего благоденствия» с законодательством, учитывающим специфику классовых интересов. 6. Расширение экономических империй и сопутствующего этому процессу контроля над рынками и производством за рубежом. 7. Изменения в политической и государственной сферах: а) увеличение числа и размера государственных бюрократий; б) включение в общенациональную политическую жизнь различных социальных категорий населения; в) все более широкое представительство различных групповых и индивидуальных интересов в государстве и через государство. 8. Трансформация административно-государственных функций от простого «поддержания порядка» к постановке общенациональных целей и задач и выработке механизмов и мер для их достижения и реализации.

С. Лэш и Дж. Урри указывают, что в рамках этих тезисов их концепция повторяет теорию организованного капитализма Ю. Коки, но они дополняют эти тезисы еще шестью, что делает их концепцию существенно отличной. Именно в этих шести тезисах осуществляется теоретический анализ глобалистских тенденций, присущих организованному капитализму. 9. Концентрация производственных капиталистических отношений внутри относительно небольшого числа производственных секторов и в рамках нескольких основных стран. 10. Развитие добывающих и производственных отраслей промышленности в качестве господствующего сектора, в которых занято большое число работающих. 11. Концентрация определенных отраслей в определенных регионах, в результате чего оформляются отчетливо определяемые региональные экономики, базирующиеся на тех или иных добывающих или производственных отраслях, которые имеют общенациональное значение. 12. Рост числа занятых на большинстве производств по мере роста самих этих производств, обусловленного ростом ведущих производств национальных экономик. 13. Рост и усиление значения очень крупных промышленных городов, которые доминируют в тех или иных регионах в силу того, что именно в таких городах в централизованном порядке предоставляются услуги (особенно в торговой и финансовой сферах). 14. Складывается определенная культурно-идеологическая ситуация, которую можно охарактеризовать как «модернизм». Как считают Лэш и Урри, один аспект модернизма указан Ю. Кокой, другой — связан с противостоянием рационализму и сциентизму, а также включает эстетику модернизма и национализм.

Теория С. Лэша и Дж. Урри, предложенная ими для характеристики обществ XX в. и процессов, протекавших в них с конца XIX в. до 80-х годов XX в., является практически последней разработкой в рамках парадигмы организованного капитализма, осуществленной уже с учетом глобального характера рассматриваемых изменений.

Описание и анализ явлений, осуществленный Лэшом и Урри, достаточно многогранен и точен и поэтому не требует дополнительных комментариев, за исключением указания на один, но существенный момент. Он касается анализа природы, сфер и интенсивности современных социальных конфликтов, которые практически исчезают из сферы внимания авторов, и это при том, что в рамках классических вариантов парадигмы организованного капитализма тема социального конфликта была одной из центральных. Теории организованного капитализма 70-х годов уже не представляют собою вариант марксистского теоретического подхода. Социально-критические компоненты теории Гильфердинга, не говоря уже о теории империализма Ленина, утрачены в теории Лэша и Урри (так же, как и в теории Ю. Коки).

С начала 70-х годов крупномасштабная промышленность, большие бюрократические организации и все те явления, которые характеризовали общества организованного капитализма, уходят в прошлое. Стартуют новые процессы, связанные с разукрупнением производства, появляются новые стратегии управления, социальная жизни начинает определяться совсем другими процессами. Общества последних двух десятилетий XX в. следует, по утверждению Лэша и Урри, характеризовать как «дезорганизованный капитализм». Их теория подводит черту под описаниями общества в терминах теорий организованного капитализма.

Глава 3.
От теорий менеджериального общества к теориям корпоративного общества

3.1. Становление теорий менеджериального общества

Теории «менеджериального общества» — это теории, которые делают основным объектом анализа появление и функционирование крупномасштабных организаций и корпораций, выступающих как главные и отличительные характеристики общества. Такой подход сближает концепции менеджериального общества с концепциями организованного капитализма, возникшими в рамках марксистской социологии.

Вместе с тем есть ряд существенных моментов, которые отличают теории менеджериального общества от теорий организованного капитализма. Во-первых, теории менеджериального общества формируются в рамках технократического мышления. Техника, прежде всего производственная техника и организация как технологическое средство — это те явления, которые выступают в качестве определяющих природу и фундаментальные свойства общества. Во-вторых, большинство этих теорий возникло в рамках американской социологической мысли, основываются преимущественно на американском опыте и используют методологические подходы, оформившиеся в рамках американской социологии.

---

3.1.1. Торнстейн Веблен: отсутствующая собственность

и революция инженеров

Первой социологической теорией, которую в полной мере можно назвать теорией менеджериального общества, является теория общества, разработанная американским социологом Торнстейном Вебленом.

Т. Веблен занимает видное место среди американских социологов, но чаще всего его представляют либо как создателя теории «праздного класса», либо — среди экономистов — как «американского Маркса», ссылаясь при этом на его статью 1906 г. «Социалистическая экономика Карла Маркса и его последователи». Веблен действительно создал теорию «праздного класса» и даже шире — общую социологическую теорию социальной стратификации; что же касается второго момента, то подобное мнение едва ли справедливо. Веблен имел и разрабатывал определенные реформистские идеи, но эти идеи разрабатывались им не в русле марксистской мысли, а в духе гильдейского социализма или анархо-синдикализма. Однако безотносительно к сказанному следует подчеркнуть, что творчество Веблена нельзя ограничивать указанными моментами.

Фактически концепция Т. Веблена соотносится с двумя фундаментальными социальными процессами, проявившимися на рубеже XIX—XX вв. Во-первых, речь идет об определенной трансформации природы и функционирования собственности, связанной с появлением акционерного капитала. Разделение функций владения и управления собственностью, наблюдаемое в случае акционерного капитала, породило представление, в соответствии с которым право собственности сужается до права на прибыль и теряет свою изначальную цельность, совмещающую в себе владение, распоряжение и управление собственностью. Любые экономические предприятия, функционирующие на основе акционерного капитала, приобретают известную независимость от своих владельцев, собственность на них становится «отсутствующей», по выражению Веблена, а сами предприятия становятся фактически социализированными. Благодаря именно таким рассуждениям Веблен среди некоторых исследователей и именовался «американским Марксом».

Во-вторых, речь идет о бурном научно-техническом прогрессе, который привел к созданию крупномасштабного машинного производства, потребовавшего колоссальных капиталовложений. Результатом этого стало не только создание акционерного капитала и трансформация природы собственности, но и формирование новой профессиональной группы — инженеров и техников. Эта группа выдвинулась по своей значимости на передний план не только в сфере производства, но и в обществе в целом. Ее представители демонстрировали совершенно новые ценности и ориентации в своей деятельности, которые совпадали с задачами научно-технического прогресса и интересами всего общества.

Методологический подход Т. Веблена. Вебленом была создана теория общества, которая имеет веские основания претендовать на целостность. Его целью было в равной мере и дать исчерпывающий анализ настоящего, и создать проект будущего общества.

В анализе настоящего состояния общества Веблен опирался на целый комплекс методологических подходов. Ему очевидно был свойственен технократизм, он увязывал перспективы общественного развития с развитием техники и, соответственно, наделял особой ролью именно те группы населения, существование и деятельность которых была связана с созданием и эксплуатированием техники и технологии как в сфере производства, так и в сфере общественной жизни, определяемой производственной сферой. В силу последнего обстоятельства он выстраивал корреляционную связь между экономической сферой и социальной при очевидной доминирующей роли первой. Однако это не означает, что Веблен привержен структурному экономическому детерминизму: экономические силы и закономерности не полагаются в качестве главного определяющего фактора. Во внимание принимаются, в первую очередь, мотивы, ценностные ориентации, типы мышления, которые определяют экономическое и социальное поведение. Данная методологическая позиция получила название институционализма. На протяжении всего своего творчества Веблен руководствовался ею, но наиболее полную разработку она получила в работе «Теория праздного класса. Организация институтов» (1922 г.).

Институционализм у Веблена состоит в том, что он рассматривает жизнь общества и его функционирование как результат структурирования посредством совокупности социальных институтов. Именно институты определяют систему функциональных взаимодействий индивидов и групп в обществе. Они представляют собою когерентным образом организованные устойчивые нормативно-ролевые образования. Институты, — писал Веблен, — это преобладающие в обществе типы мышления по поводу отношений и функций индивидов. Это нравы и обычаи, нормы, ценности и ориентации действия, это устойчивые типы и образцы действий. Но это не чисто психологические образования, как часто пытаются их представить. Это социально типические, устойчивые образования, в этой связи выступающие как социальные явления. Это присущие коллективам, группам и сообществам «обычаи мышления», которыми люди руководствуются в своей жизни и деятельности. Разные группы и разные сообщества, социальные и профессиональные, руководствуются различным набором идей, ценностей, целей, демонстрируют разный тип деятельности и стиль жизни. Изучение именно этого институционального измерения различных социальных групп и создает возможность понимания их взаимодействий в обществе и общества в целом.

Теория общества Т. Веблена. По мнению Веблена, в обществе начала XX в. наблюдается столкновение двух типов различных ориентаций, которые проявляют себя как в сфере производственной деятельности, так и в образе жизни. Речь идет об ориентациях, ценностях и типах деятельности, которые демонстрируют представители финансового капитала и финансовой олигархии, с одной стороны, и ориентациях и типах деятельности, которые демонстрируют технические специалисты, инженеры и техники — с другой. Различие именно этих двух типов ориентаций и типов поведения определяет суть происходящего в «промышленной системе» и в обществе в целом.

В начале XX в. финансисты потеснили в рамках промышленной системы старый предпринимательский класс. Этот процесс был сопряжен с изменением в природе частной собственности. Фамильный, частный предпринимательский капитал был заменен акционерным капиталом. Акционерная собственность, существующая как право на доход по акциям, утратила право непосредственного руководства корпорациями. Она стала безличной, «неосязаемой», «отсутствующей». Управление и контроль в промышленности приобрели форму финансового контроля и финансового управления со стороны профессиональных финансистов. Целью этого контроля стала прибыль и «делание денег», а не производства товаров. В связи с этим Веблен практически отказывается от использования понятия «капитализм», вводя вместо него понятие «система цен».

Этим проблемам Веблен также посвящает книгу «Отсутствующая собственность и коммерческое предприятие в настоящее время» (1923), в которой он не только анализирует трансформации, претерпеваемые частной собственностью, но и указывает на ту социальную группу, в руки которой переходит контроль над предприятиями и корпорациями. Он вскрывает источник этого контроля и ставит ему социальный диагноз. Как полагает Веблен, бизнесмены и финансовые специалисты, руководящие и контролирующие предприятия, объективно препятствуют развитию промышленности, техническому и социальному прогрессу в силу стяжательской и эксплуататорской природы своих ориентаций, целей и деятельности.

Веблен указывал на очевидное, по его мнению, противоречие, существующие между интересами развития промышленной системы, техническим прогрессом, обеспечением занятости населения, рациональным управлением, использованием оборудования и т. д., с одной стороны, и бизнесом, интересами максимального извлечения прибыли, — с другой. Рост промышленности и успешная деятельность предприятий основываются на машинной технологии как на материальном фундаменте. Машинная технология является определяющим фактором развития промышленной системы, и именно она оказывается несовместимой с институтом бизнеса. «В то время как технические специалисты во все возрастающей степени играют важную роль в техническом развитии, они ни в коей мере не являются хозяевами экономического положения или хозяевами промышленной системы, — пишет Т. Веблен, — Современная экономическая система — это смесь индустрии и бизнеса, а технические специалисты не взяли руководство бизнесом в свои руки». Более того, руководство бизнеса, финансисты и технические специалисты все больше и больше противостоят друг другу.

Этот главный конфликт промышленной системы и всего общества должен быть разрешен, причем таким образом, что руководство промышленной системой во имя технического и социального прогресса и на благо всего общества должно перейти к техническим специалистам, к инженерам. Веблен считает это дело вполне возможным в силу именно тех трансформаций, которые претерпела частная собственность. В результате этих трансформаций произошла фактическая социализация предприятий, а также появился совершенно новый класс — инженеры и техники, появился класс технократов, интересы и ценностные ориентации которых непосредственно связаны с развертыванием научно-технического прогресса и промышленной системы. При этом речь идет о совершенно новой группе инженеров нового поколения. Они отличаются от группы старых инженеров, преданных принципам коммерции и подчиненных финансистам. Новые инженеры численно и по присущим взглядам являются однородной и компактной группой, что резко, по мнению Т. Веблена, отличает их от рабочих. Последние, даже будучи объединенными в профсоюзы, имеют столь разнородные интересы и являются столь многочисленной группой, что не приходится говорить об их способности выработать единую систему ценностных ориентаций, целей, интересов и действий. Более того, Веблен считает, что объединенные в профсоюзы рабочие и собственники синдикатов имеют одинаковые материальные интересы, отличные от групповых интересов инженеров.

В силу всего этого только воспитанные неумолимой логикой технологии новые инженеры, как новая социальная группа, интересы и ориентации которой связаны с интересами развития промышленной системы и научно-технического прогресса, способны осуществить переустройство индустриальной системы на новых началах. Переустройство должно начаться с организованной технократами всеобщей забастовки, которая парализует промышленность и заставит бизнес отступить. Переход власти в руки технократов позволит осуществить переустройство всего общества на новых основаниях. Разработку некоторых позиций этой технократической модели общества мы находим в работе Веблена «Инженеры и система цен» (1921). Трансформацию общества может совершить только новое поколение инженеров, поскольку только оно не руководствуется в своей деятельности коммерческими ориентациями. Класс технических специалистов должен руководить промышленной системой опираясь на научно-технический прогресс и во имя «общего блага», т. е. в интересах всего общества.

Формально руководство обществом должно осуществляться из единого центра — «Совета технических специалистов»; руководство же отраслями и отдельными предприятиями «гильдиями технических специалистов». Их руководство должно осуществляться на плановой основе, исключающей диспропорции экономического развития, они должны обладать полной свободой в распоряжении ресурсами, оборудованием и рабочей силой. Результатом должно стать бескризисное развитие промышленности, ускорение темпов этого развития и установление новой системы общественного распределения. Для формирования системы справедливого распределения Веблен предложил создать специальный государственный орган — «Управление доходами», который должен был бы заниматься социально- экономическим планированием, ориентированным на выравнивание доходов, осуществление политики всеобщей занятости, справедливого и достаточного обеспечения общества товарами и услугами.

Очевидно, что теория Веблена содержит две составляющих. Первая — это социологический теоретический анализ общества и основных тенденций развития начала XX в. Вторая — это утопический рецепт решения фундаментального противоречия, оформившегося в обществах начала XX в., — противоречия между промышленной технической системой и системой распределения и потребления. Появление финансового капитала, по мнению Веблена, еще более усугубило проблемы функционирования и развития промышленной технической системы и системы распределения. Разрешение этого противоречия Веблен считал возможным на основе использования таких организационных, технократических механизмов, какие разрабатывались в рамках синдикалистского социализма.

---

3.1.2. Технократическое движение

Еще один теоретический ответ на социальные изменения, происходившие в западных обществах в конце XIX — первые десятилетия XX в., был предложен группой мыслителей, объединенных в так называемое «технократическое движение». Своеобразие позиций этих мыслителей определялось исключительным вниманием к техническим и технологическим изменениям в промышленной системе общества, к проблемам, порождаемым этими изменениями, а также к тому колоссальному социально-созидательному потенциалу, которым обладает современная технология, если ее поставить под надлежащий контроль ученых и инженеров. Технократы решительно подчеркивали значение новой технологии, которая, с их точки зрения, предоставляет современному обществу уникальные исторические возможности. Эта новая технология, продукт науки и инженерии, способна и созидать изобилие, и порождать социальные кризисы.

Представители технократического движения создали «Комитет по технократии». Он существовал в 1932—33 гг. Комитет представлял себя как составленную из ученых и инженеров исследовательскую организацию, которая занимается изучением энергетических ресурсов Северной Америки. Вплоть до своего распада Комитет действительно функционировал как организация такого рода.

Тезисы, сформулированные членами Комитета за краткий период его существования, и составили, по существу, тот набор идей, который стал восприниматься как технократическая теория и технократическая идеология. Позднее были осуществлены более детальные разработки, но они, в общем и целом, не выходили за рамки указанного теоретического контура.

Технократы притязали на строгий научный анализ наличной социальной ситуации. Любые критические и реформаторские идеи и предложения допускались лишь как соответствующие выводы из аналитического диагноза. Социальный анализ в представлении технократов должен был носить строго квантифицированный характер, свободный от всяких «ненаучных» ценностей. Претензия на строгость и научность социального анализа и ориентация исключительно на количественные методы опирались на идеи об энергии и ее превращениях как наиболее фундаментальном элементе всего существующего. По мнению Г. Скотта, ведущего теоретика движения, энергия в социальном контексте, в «социальном макрокосме» — это способность осуществлять трудовую деятельность. Все произведенные товары и услуги представляют собой формы превращения энергии. А превращение энергии подвластно количественному измерению. Масштабные социальные изменения происходят тогда, когда новые технологии создают возможность для изменений в количестве превращенной энергии. Соответственно, существуют только два значимых фактора исторических изменений: количество превращенной энергии на душу населения и количество потребляемой энергии на душу населения. Неудивительно, что единственно значимые исторические изменения, как уже произошедшие, так и возможные, в том числе желательные, технократы увязывали с современной технологией в широком смысле этого слова.

Все предшествующее историческое существование человека представляло собой практически неподвижное «устойчивое социальное состояние», поскольку душевое потребление энергии было очень ограниченным и практически неизменным. В XX в., в силу своей способности превращать и потреблять энергию, современное высокотехнологизированное общество Северной Америки получило все условия для достижения желаемого материального изобилия, а затем и для устойчивого роста. Ключевую роль в этом отношении способны сыграть инженеры, овладевшие «наукой производства вещей». Следует отметить то обстоятельство, что технократы стремились обосновать подобные совывать высоко технологическое промышленное производство с социальными институтами через научное планирование. Как подчеркивал Гаролд Уорд, еще один представитель технократического движения, будущее общество требует управления посредством науки; общественного контроля, опирающегося на мощь техники, а также контроля, осуществляемого специалистами. Это должно упразднить зависимость производства от рынка и освободить его от необходимости максимизировать прибыль.

По существу, технократы предлагали такую систему, в рамках которой решения проектировались бы техническим, а не экономико-финансовым образом и должны были бы приниматься как функция промышленной организации. Только такие решения могли бы привести к экономике изобилия и устранению назревших социальных проблем. Ответственной за подобного рода решения должна стать группа технических специалистов, поскольку только технические специалисты обладают необходимыми знаниями, навыками и ценностными идеями.

3.1.3. Революция менеджеров: Адольф Берль,

Гардинер Минз, Джеймс Бернхэм

В рассматриваемый исторический период внимание социологов все больше сосредоточивается на чрезвычайно важном экономическом и социальном явлении — трансформации природы собственности и последствиях этого преобразования. Главный социологический вывод — о появлении нового типа социальных отношений, укорененных в крупномасштабных организациях — был сделан в работах учеников Т. Веблена — А. Берля и Г. Минза. Если техническая, критическая и утопическая составляющие теории Т. Веблена получили наиболее целостное и яркое выражение в теоретических и практических разработках технократов, то его воззрения на теоретические проблемы, связанные с трансформацией природы собственности, получили развитие у А. Берля и Г. Минза.

В 1933 г. Берль и Минз опубликовали работу «Корпорация и частная собственность». Эта работа посвящена анализу трансформаций, которые претерпевает частная собственность вследствие возникновения и широкого распространения акционерных обществ. Именно акционерная собственность и ее функционирование демонстрирует отделение капитала как функции от капитала как собственности, отделение управления производством от собственности на него. Функции управления и контроля над производством сосредоточиваются в руках наемных управляющих, образующих отдельную социальную группу, роль которой в обществе становится все более и более весомой. Именно в руки этой социальной группы переходит, как утверждается, экономическая и социальная власть и контроль. Соответственно, предлагается отказаться от понятия собственности как эвристически значимого социологического понятия и заменить его понятием контроля.

В своей более поздней книге «Власть без собственности» А. Берль пишет, что, по его мнению, разделение владения и контроля не имеет смысла. Контроль и есть владение. Если нет контроля, то нет и владения. Понятие «право собственности» является только итогом, результатом, выражением контроля над средствами производства. Современное же производство характеризуется «властью без собственности». Теоретическое расчленение функций владения и контроля должно быть заменено «чем-то более глубоким». В реальности налицо исчезновение присвоения на основе владения и замещение его «субстанциальными системами власти». Собственность, таким образом, предстает как частный случай власти.

Обратим внимание на то, что вычленение «субстанциальных систем власти» в качестве чего-то более фундаментального, чем собственность, явилось очень серьезным нововведением социологического анализа. Это «нововведение» положило начало существенным трансформациям в методологических подходах к теории общества. От «отсутствующей собственности» Т. Веблена был сделан шаг не к технократической модели и не к указанию на роль и значение группы инженеров, а поставлена проблема «власти», имеющей более субстанциальный характер, чем собственность.

Что же в обществах XX в. представляют собою «субстанциальные системы власти»? Ответ на этот вопрос предложил Дж. Бернхэм в своей работе «Менеджериальная революция» (1948 г.), которая на два десятка лет стала научным бестселлером. По мнению Бернхэма, капиталистическое общество в начале XX в. претерпевает очень серьезную трансформацию. Собственники, капиталисты утрачивают контроль над экономикой и обществом в целом. Власть переходит в руки организаторов, управляющих и инженеров. В обществе возникает новый господствующий класс — администраторы, или менеджеры. Формирование и приход к власти этого класса, представляющего собою союз трех групп — менеджеров, бюрократов и технократов, — означает переход от капиталистического общества к менеджериалъному обществу. Этот переход происходит во всех западных обществах и в первую очередь в США.

Менеджериальный класс, как и общество в целом, более не являются, как считает Бернхэм, капиталистическими. Это связано с тем, что, во-первых, менеджериальный класс не «владеет» собственностью, а только «управляет» ею. Во-вторых, он руководствуется в своей деятельности не только стремлением к прибыли, но и социально-значимыми целями. В-третьих, в менеджериальном обществе уже невозможна частная эксплуатация. Частная капиталистическая эксплуатация эпохи либерального капитализма заменяется в рамках менеджериального общества другими видами эксплуатации — корпорационной, т. е. осуществляемой корпорациями; организационной, т. е. осуществляемой крупными организациями; государственной, т. е. осуществляемой государством. И, в-четвертых, менеджериальное общество является высокоорганизованным обществом, в рамках которого свободный рынок и конкуренция ограничены бюрократическими методами управления экономикой и даже планированием. Более того, по свидетельству Бернхэма, в менеджериальном обществе «налицо государственная монополия на многие важнейшие предприятия». Результатом является то, что указанное общество в равной мере включает в себя как капиталистические, так и социалистические элементы в экономике, социальной и даже ценностной сферах. Планирование, коллективизм и социальная справедливость — вот позиции, имеющие широкую поддержку в менеджериальном обществе.

Теорию менеджериального общества, в общем и целом, можно, свести к следующим положениям.

Во-первых, в соответствии с этой теорией «собственность», «капиталист», «капиталистические общественные отношения» перестали быть определяющими в экономической и социальной жизни. Капиталист потеснен фигурой менеджера. Эти положения основываются на той посылке, что в современных обществах налицо расчленение владения собственностью и контроля над ней. Появление акционерных компаний или корпораций означает разрыв в единстве собственности, наблюдаемом в классическом капитализме. Владение становится рассеянным, распределенным между множеством держателей акций, которые не имеют реального контроля за деятельностью предприятия. Такой контроль становится прерогативой менеджеров, у которых отсутствует право владения компанией.

При этом, согласно теоретикам менеджериального общества, капитализм существует только тогда, когда может быть продемонстрировано единство частной собственности и фактического контроля над средствами производства. Типичным капиталистом может быть только тот, кто одновременно является юридическим владельцем и управляющим. Государственное, коллективное или корпоративное владение несовместимо с частной собственностью. Опираясь на это разделение владения и контроля, сторонники менеджеризма утверждают, что собственность исчезает. Классический капитализм уступает место менеджериальному обществу.

Таким образом, осуществляется отказ от понятия собственности и замена его понятием контроля. Как уже было сказано, контроль и есть владение. Если нет контроля, то нет и владения. Наблюдаемая на ранних стадиях развития капитализма связь юридического права собственности с контролем над средствами производства — конкретно-историческое явление. Как считают представители теории менеджериального общества, в другие исторические периоды, включая и современный, контроль не обязательно подчинен юридическим отношениям собственности. Контроль над средствами производства является не чем иным, как специфическим случаем власти. Связь контроля с юридическим правом собственности — случайное явление, характеризующее лишь процесс индустриализации Европы и США. Современное же производство характеризуется «властью без собственности». Налицо исчезновение присвоения на основе владения и замещение его субстанциональными системами власти. Собственность, таким образом, предстает как частный случай власти.

Во-вторых, утверждается, что растворение собственности ведет к совершенно определенным последствиям для классовой структуры общества, жесткая система классов уступает место более подвижной системе социальной стратификации, укорененной в корпоративной структуре власти.

В-третьих, появление управленческой страты ломает традиционную связь между собственностью и властью, которая, как считается, поддерживала капиталистическое государство. Некоторые версии теории менеджериального общества утверждают, что власть переходит к тем, кто обладает специальным или техническим знанием; другие — что власть находится в руках бюрократии — управленческой элиты; третьи — что власть распределена в плюралистической политической системе, в которой экономическая власть уже более не является доминирующей, но используется для социально важных целей.

В-четвертых, утверждается, что менеджериально-доминируемая экономика такова, что в ней отсутствует традиционная ориентация на максимизацию дохода. Менеджеры имеют множество социальных обязательств и оснований для выбора своих действий, они не руководствуются только голым экономическим интересом.

Концепция менеджериального общества имела громадное влияние в социологии. Не будет преувеличением сказать, что послевоенная социология во многом строилась на основаниях, инспирированных менеджеризмом. Можно с уверенностью сказать, что основные положения теорий менеджериального общества продолжают использоваться для характеристики и современных обществ.

3.2. Критика теорий менеджериального общества и оформление теорий корпоративного капитализма

3.2.1. Теория общества Ч. Р. Миллза

Концепция менеджериального общества, при всей распространенности, имела своих критиков. Среди наиболее известных — Чарльз Райт Миллз, один из известнейших американских социологов XX в.

Ч. Р. Миллз в серии книг, увидевших свет в 50-е годы, описал общества середины XX в. Наиболее важными среди этих книг следует считать его работы «Белые воротничок: американские средние классы» (1951 г.) и «Властвующая элита» (1957 г.). Не претендуя (и даже отказываясь от этого) на создание целостной теории общества, Миллз тем не менее, предлагает разработки целого ряда ключевых социологических проблем современного общества, которые, независимо от провозглашенных им намерений, складываются в итоге в единую, целостную теорию общества. Свою задачу в данном случае мы видим в том, чтобы представить реконструкцию теории общества Ч. Р. Миллза, осуществленную на основе анализа его главных работ.

Критика теорий менеджериального общества Рассмотрение теории общества Ч. Р. Миллза наиболее целесообразно начать с изложения его критики теории менеджериального общества, в рамках которой предстают и его собственные воззрения на трансформацию форм собственности, условий ее функционирования, а также его воззрения на ряд социальных процессов, связанных с появлением новых форм социальной, политической и экономической организации — крупномасштабных корпораций.

Вслед за создателями концепции менеджериального общества Миллз признает тот факт, что по мере того как укрупнялся бизнес, собственность каждого из предприятий приобретала все более рассеянный характер, а власть собственников, непосредственно участвующих в управлении, ослабевала. В результате менеджеры современных корпораций частично заместили собственников в качестве центральных фигур большого бизнеса. Они образуют экономическую элиту нового общества и во многом определяют ход вещей и судьбы других людей. Вместе с тем, как считает Миллз, ситуация на верхних этажах современного бизнеса не столь однозначна. На высших исполнительных постах в корпорациях, наряду с наемными менеджерами, присутствует множество собственников. Собственники для Ч. Р. Миллза — это люди, которые имеют законное право на определенную долю прибыли, люди, которые вправе ожидать, что те, кто управляет предприятием, будут действовать в их интересах. А менеджеры — это люди, которые осуществляют функциональный контроль за предприятием, те, кто управляет им. Власть собственности в рамках предприятия, фирмы и экономики в целом носит непрямой характер, она осуществляется через множество новых управленческих функций и тех людей, которые их отправляют.

Само по себе такое положение дел не является чем-то новым. На него, как считает Миллз, указывал еще Адам Смит, когда писал о том, что собственники ничего не понимают в делах и довольствуются получением дивидендов, которые им выплачивают директора их предприятий. Вместе с тем именно в XX в. факты несовпадения фигур собственника и менеджера дали повод к интерпретации этих фактов (ошибочной, по мнению Миллза) как революции менеджеров, к рассуждениям о том, «что большой менеджмент» замещает «большую собственность», что ему суждено стать следующим «правящим классом». Но, как подчеркивает Миллз, менеджер не экспроприировал собственника, а власть владельца предприятия над рабочим и его воздействие на рынок не ослабели. Власть не отделилась от собственности. Скорее, власть, обусловленная собственностью, носит более концентрированный и явный характер, чем само владение собственностью. Миллз приводит пример собственников, которые контролируют восемь железных дорог стоимостью в 2 млрд, долларов, владея при этом акциями только на 20 млн. долларов. Таким образом получается, что владея 20 млн., они обладают властью, объем которой определяется в 2 млрд.

Власть, связанная с владением собственностью, носит деперсонализированный и скрытый характер, но она не уменьшилась и не ослабела. Тем более нельзя говорить о том, что произошла менеджериальная или какая-либо другая революция, которая затронула бы каким-то образом основания института частной собственности. Действительно, наряду с собственниками в бизнесе и промышленности сформировалась огромная и сложная бюрократия, но возможность — и в этом главное — доступа к управлению и к власти определяется владельцами собственности. Держатель акций не желает, да и не способен осуществлять функциональный контроль над своей собственностью, а власть менеджеров не зависит от того, являются ли они собственниками. Но на основании всего этого нельзя делать заключения о том, что не существует функциональной связи между собственностью и контролем над крупными корпорациями. Считать, что такой связи нет означало бы не принимать во внимание правовые регуляции и социальные институты.

Собственность, подчеркивает Миллз, означает, что ее владелец может применить насилие по отношению к тем, кто ею не владеет. Будучи законным собственником, он может обратиться, например, к полиции с тем, чтобы изгнать и наказать всякого, включая прежних владельцев, их менеджеров, всех, кто не владеет собственностью, но стремится захватить контроль над нею. Даже если бы было верно, что власть собственников экспроприирована менеджерами, это не означало бы, что экспроприирована сама их собственность. Собственник может отправить в тюрьму любого менеджера, если сумеет доказать, что он экспроприировал его собственность.

Изменение распределения власти между собственниками и их менеджерами вовсе не разрушило класс собственников и не уменьшило его власть. Все те структурные изменения, на которых зиждется понятие «менеджериальная революция», правильнее будет понимать: 1) как модификации в распределении операционального контроля в рамках класса собственников; 2) как общую бюрократизацию отношений собственности.

В классе промышленных собственников произошли такие изменения, которые делегировали фактическое отправление власти организационным иерархиям, в силу чего предпринимательская функция подверглась бюрократизации. Человек, занимающий высшую позицию в бюрократии, действительно является могущественным членом класса собственников (пусть соответствующая собственность и не принадлежит ему лично). Сам институт собственности дает ему право действовать. Он действует так, как считает нужным в интересах института частной собственности. Он чувствует свое единство — политическое, статусное и экономическое — с классом собственников и его богатством.

Разделение между владением и контролем над собственностью не уменьшает власти собственности, напротив, оно даже может увеличивать ее, усиливать персонал, аппарат и поднимать статус непосредственных отправителей этой власти. Менеджеры корпораций являются менеджерами, управляющими частной собственностью. И если бы частная собственность была бы упразднена, то их власть должна была бы опираться на какую-то другую основу, она должна была бы иметь какую-то другую санкцию. Многие из этих менеджеров могли бы сохраниться в качестве менеджеров своих предприятий, но это уже другая политическая история.

Утверждение, что менеджеры распоряжаются частной собственностью, означает, во-первых, что принципы, которыми они руководствуются, связаны с устремлением к максимизации прибыли. В этом отношении они отличаются от тех, кто распоряжается общественной собственностью и руководствуется возможностями бюджета. Во-вторых, это означает, что именно институт собственности определяет тех, перед кем несут ответственность менеджеры. Миллз отмечает, что неизвестны случаи, когда бы менеджеры осознанно действовали вопреки интересам крупных собственников. Их действия — это действия в интересах собственников и института собственности, что проявляется в их отношении к рабочим, в отношении к конкурирующим фирмам, правительству, в отношении к потребителям продукта их компании.

Миллз подчеркивает следующее обстоятельство. Многие владельцы акций и займов не обладают достаточными возможностями, чтобы влиять на отправление власти. Но это означает лишь то, что менеджеры являются агентами владельцев крупной собственности, крупных пакетов акций, а не владельцев мелких пакетов акций. Менеджеры корпораций — это агенты тех собственников, которые сконцентрировали в своих руках наибольшую часть собственности. Их власть дана им организациями, которые базируются на собственности как на системе.

Менеджеров нередко изображают как опирающихся на науку технологов или как экспертов-управленцев, которые преследуют определенные автономные цели. Однако они не являются экспертами, руководствующимися исключительно соображениями технологии. Они руководствуются интересами собственности. Их внимание сосредоточено на финансах и прибыли, которые являются главными интересами собственников. Менеджеры, которые, как утверждается, узурпировали функции собственников, служат собственности с таким же или даже большим рвением, чем сами собственники.

По мнению Миллза, вопрос можно поставить следующим образом. Осуществляют ли менеджеры предпринимательскую функцию таким способом, каким бы это делали сами собственники? Менеджеры не могут делать этого иначе, поскольку сохраняются институт частной собственности, власть собственности, а также функция предпринимателя. Эффективность менеджера по-прежнему оценивается на основании прибыльности компании, которой он управляет.

Действительно, менеджеры лично не владеют той собственностью, которой управляют. Но отсюда нельзя делать вывода о том, что они лично не принадлежат к классу собственников.

Напротив, в сопоставлении со всем населением, они образуют определенный сегмент небольшого круга крупных собственников. В политической сфере ни один американский менеджер не занимает позиции, противостоящие интересам института частной собственности. У него такие же политические воззрения, как и у всякого крупного собственника. В своем нынешнем виде менеджер будет существовать не дольше, чем будет существовать собственность как институт.

Таким образом, несмотря на то, что бюрократизация собственности влечет за собой распределение власти среди подчиненного персонала, высшие чиновники корпораций в Америке образуют чрезвычайно важный комитет по управлению делами и реализации общих интересов всего класса крупных собственников.

В той мере, в какой люди могут произвольно распоряжаться своей собственностью или собственностью, которой они управляют в интересах собственников, они обладают властью над другими людьми. Изменения в размере и распределении собственности привели к увеличению власти единиц и, соответственно, бессилию многих. Произошел сдвиг от широко распространенной «предпринимательской собственности» к сузившейся «классовой собственности». Владение собственностью в настоящее время означает, по Миллзу, гораздо больше, чем власть над непосредственно обладаемыми вещами. Она означает власть над людьми, которые не владеют этими вещами. Эта власть собственности осуществляет отбор тех, кто распоряжается, и тех, кто должен подчиняться.