Бесплатный фрагмент - Взлетай

Глава 1

— К моему приходу убери в кухне! Сидишь дома — сделай что-то полезное! Я ушла!

В коридоре хлопнула дверь. Софья облегчённо вздохнула и рухнула на кровать, подмяв под себя игрушечного слона. Так она лежала несколько минут, потом повернулась на спину, закинула руки за голову и уставилась в потолок. Она увидела, как на люстру, противно жужжа, села здоровая муха. Софью муха ужасно раздражала, но ей было лень выпустить насекомое в форточку или на худой конец задавить.

Софье Орешниковой был двадцать один год. Весной её снова отчислили из университета. Теперь родители заставляли Соню искать работу. Не учишься — иди работать. Справедливо? Но Сонечка не хотела работать. Она была уверена, что её ждёт другая жизнь — лёгкая, счастливая, интересная! Ей повезёт уже завтра. Или в понедельник. Или через месяц. Какие её годы! Зачем устраиваться на работу, которую она никогда не полюбит? Это же мучение!

Соня решила, что станет певицей и покорит мир. Хотя, почему певицей? Лучше гитаристкой или пловчихой. Нет, лучше политиком! Впрочем, Соня решит завтра, кем она станет. Нет, лучше в понедельник. Нет-нет, через неделю или через месяц. Есть время подумать, какие её годы! И не важно, что родители в этом возрасте уже поженились, имели высшее образование и работали не покладая рук.

Мать Сони — Орешникова Наталья Алексеевна — бухгалтер. Отец — Орешников Степан Андреевич — директор собственной фирмы. Они трудились сутками, чтобы Сонечка ни в чём не нуждалась. Не то чтобы Софья тратила деньги в клубах или оставляла состояние в бутиках. Она ненавидела магазины и клубы, не имела друзей. У Сони не было потребности тратить деньги, поэтому не было желания их зарабатывать. Зачем устраиваться на работу, если она и так счастлива?

Счастливая Соня днями лежала на диване и мечтала. Иногда она читала книги на иностранных языках. Софья была далеко не глупа, но ленива, труслива и не знала, чего хочет от жизни.

Софья посмотрела на муху, потом на часы и вдруг захотела прогуляться в парке. Она надела джинсы и подошла к зеркалу, недовольно прицокнула языком, увидев, как спутались за ночь её кудрявые волосы. Девушка начала потихоньку их расчёсывать. Глядя на своё отражение, Соня морщила носик и хмурила тонкие брови. Она вечно была собой недовольна. Её лицо было худым и бледным, карие глаза смотрели на мир грустно, казалось, девушка вот-вот заплачет. Так и не скажешь, что Соне двадцать один год. Она выглядела на семнадцать лет, а если собирала тёмные волосы в хвост, то на пятнадцать.

***

В парке было свежо и тихо. Утреннее солнце разливалось по аллеям, на траве искрились капли свежей росы. В воздухе чувствовался аромат цветов, над деревьями стаями взлетали птицы, и их щебетание ласкало слух.

Софья любила бродить по пустым аллеям, кормить белок орехами и украдкой наблюдать за детьми, играющими на газонах. Вскоре Софья почувствовала, что устала. У неё закружилась голова, участилось сердцебиение. Первые признаки панической атаки означали, что пора домой.

Соня ускорила шаг. Все краски словно померкли, звуки стали тише. Она уже не любовалась природой, а сосредоточилась на своих ощущениях и хотела скорее оказаться дома. Парк закружился у неё перед глазами, сердце часто-часто забилось. Соня испугалась и неосознанно прижала руку к груди. Девушка глубоко вздохнула, но воздух будто не проходил в лёгкие.

Соня дрожащими пальцами схватила телефон и позвонила матери, чтобы та знала, где искать её бесчувственное тело. Соня ни разу не теряла сознание, но, когда её накрывала паническая атака, ей казалось, что она умирает.

— Мама, я в парке. Мне плохо, голова кружится. Поговори со мной, пожалуйста.

— Думаешь, мне нечем заняться? — сердито ответила женщина. — Я составляю отчёт, в коридоре ждут люди. Я должна всё бросить и говорить по телефону?

— Мама, пожалуйста… Мне плохо!

— Сколько раз мы это проходили? Не обращай внимания на свои ощущения! Устройся на работу, и голова будет занята делом, а не мыслями о том, в каком месте у тебя кольнуло!

Мать бросила трубку, а Соня чуть не плача побежала домой. Она знала, что дома скушает пирожное, включит телевизор и успокоится. Смешные и добрые фильмы спасали её от усталости и страха.

Паническая атака не делает человека сумасшедшим, но и не даёт ему спокойно жить. В запущенных случаях, когда приступы бесконтрольного страха случаются так часто, как у Сони, человек боится даже выйти из дома. Соня быстро уставала, поэтому не могла учиться и работать. Она избегала шумных компаний, не ездила в транспорте. Каждый день она ставила себе новые ограничения. Девушка жила в постоянном страхе и была очень привязана к родителям, при этом их отношения не были доверительными.

***

Вечер не предвещал Софье ничего необычного. Она собиралась пожарить картошку и лечь спать. Но, когда отец пришёл с работы, уселся за кухонный стол и строго посмотрел на жену, стоящую у плиты, а та кивнула ему, Софья поняла, что предстоит серьёзный разговор. Наверное, родители потребуют, чтобы она устроилась на работу.

Андрей Степанович был жёстким человеком. При одном взгляде на его полное лицо с широким лбом и острыми глазами-бусинами у людей пропадало желание спорить. Его движения были резкими, походка уверенной, взгляд пронизывал насквозь. Андрей Степанович легко подавлял волю других людей, а его волю могла подавить только жена — любовью и ласковым словом. Наталья Алексеевна в противоположность мужу была мягкой и весёлой женщиной. Она любила свою работу и посвящала ей даже выходные. Иногда Софья обиженно говорила, что мама любит бухгалтерию больше, чем её.

Орешниковы поженились после института, быстро нашли работу по душе и стали востребованными специалистами. Бывают такие удивительные люди: всё у них получается с первого раза. Они с детства знают, кем станут, учатся на пятёрки и трудятся до пенсии в одной фирме. Они всегда доводят начатое до конца и не понимают, как можно бросить университет, сменить работу пять раз за год или внезапно сорваться в кругосветное путешествие. И уж тем более им не понять, как годами искать своё предназначение, лёжа перед телевизором и пугаясь каждого шороха.

— Соня, присядь.

— Я сижу.

— Сядь за стол! — прикрикнул мужчина.

Соня знала, что этот тон не предвещает ничего хорошего. Она слезла с подоконника и села рядом с отцом.

Андрей Степанович подвинул к себе тарелку с супом, смачно откусил от бутерброда и заговорил:

— Соня, тебе двадцать один год. Ты не учишься, не работаешь, ни к чему не стремишься. Разве это жизнь?

— Я не могу устроиться на работу, — пробормотала девушка, — без образования не берут в офисы. А работать уборщицей или официанткой тяжело. Ты же знаешь, что от малейшей нагрузки у меня кружится голова.

— Ты не можешь работать и учиться, у тебя нет друзей. Как ты жить собираешься? — в голосе матери звучало не осуждение, а беспокойство. — Ты поняла, что невозможно устроиться без образования?

Соня кивнула. Она правда поняла. И дело не в знаниях, которые даёт университет, а в том, что на человека с дипломом смотрят, как на человека. Если она говорила «неоконченное высшее», работодатели смотрели на неё, как на инопланетянина, и вежливо отказывали.

— Ты сдала зимнюю сессию. Если восстановиться…

— Нет! — испуганно воскликнула Софья. — Я не вернусь в этот ад!

— Мы не предлагаем тебе возвращаться в ад, — спокойно ответил отец, — да и не примут тебя туда в третий раз. У нас другое предложение. — Андрей Степанович посмотрел на жену и после её кивка продолжил: — Мой друг — проректор в московском университете. Он возьмёт тебя на филологию на третий курс. Конечно, придётся сдать академическую разницу…

— Ты предлагаешь мне учиться в Москве? — перебила Софья.

— Жаль, что ты не тянешь учёбу в нашем университете, да ещё на престижной специальности. Менеджмент — это фундамент бизнеса! — с чувством произнес Андрей Степанович. — Мы надеялись, что ты окончишь университет и будешь помогать мне…

— Это ваши мечты! — с обидой воскликнула девушка. — Ваши! Не мои!

— Успокойся и слушай, — отец тоже повысил голос. — Возможно, мы зря заставляли тебя учиться на менеджменте…

— Неужели вы поняли? — фыркнула Соня. — Не прошло и трёх лет!

— Менеджмент — это основа бизнеса, а филология — основа гуманитарных специальностей. Сонечка, ты же любишь читать? — мужчина заговорил неожиданно мягко, и Соня поняла, что за этим таится подвох. — Если ты гуманитарий, ты сможешь учиться на филологии. Образование — это важно! Я оплачу твою учёбу, но в последний раз. Если ты и филологию не потянешь, значит, ты не способна не к менеджменту, а просто не способна учиться.

— Почему в Москве? — испугалась девушка. — Почему не дома?

— Соня, ты в двадцать один год ведёшь себя, как ребёнок, — раздражённо ответила мать и бросила в неё фартук. — Другая бы прыгала от радости!

— Ты впадаешь в панику из-за ерунды, поход за продуктами для тебя — испытание, — подхватил отец. — Ты сидишь дома, но даже обед не можешь приготовить, потому что рассчитываешь на мать. Ты должна жить самостоятельно.

— Вы хотите от меня избавиться и отправляете в Москву, прикрываясь желанием чему-то меня научить?

— Соня, — нахмурился отец, — ты полгода сидишь дома и не общаешься ни с кем, кроме нас. С ума сойти можно! — он покрутил пальцем у виска. — Ты должна развиваться!

— Я развиваюсь! Я много читаю…

Андрей Степанович покачал головой.

— Это не то. Ты должна строить свою жизнь в обществе.

— Мне неуютно в обществе!

— Ты не можешь всю жизнь просидеть дома. Послушай, мой одноклассник, Мишка Соболев, был обычным преподавателем, но поднялся по карьерной лестнице до проректора. Мы встретились, посидели в кафе, молодость вспомнили. Я пожаловался, что душа болит за дочь, некуда её пристроить, а Мишка удивился, почему я раньше молчал, он бы взял тебя на филологию. Так можно, если сдать разницу в программах. Как иногородней, тебе положено общежитие. Он договорился, комната хорошая.

Услышав про общежитие, Соня в исступлении закричала:

— Я не поеду в Москву! Я там не выживу!

— Сонечка, ты чего? Вон сколько людей уезжают и живут прекрасно…

— Это для твоего блага, — добавила мать.

— Нет! — Софья беспомощно переводила взгляд с матери на отца. — Почему вы снова решаете за меня? Я взрослый человек, мне двадцать один год!

— Ишь, как заговорила! Значит, в двадцать один год ты недостаточно взрослая, чтобы работать, но взрослая, чтобы отказываться от образования? Нет, дорогая! Или ты учишься, или съезжаешь от нас!

— Куда?

— Куда хочешь! Я не потерплю тунеядство. Мы тебя кормили, одевали, ты ни в чём не нуждалась и выросла избалованной неженкой! Соня, детство закончилось! Теперь ты должна нам помогать! Но ты по-прежнему зависишь от нас, поэтому мы вправе ставить условия. Или ты едешь учиться, или выметайся!

— Но это одно и то же: я в любом случае съезжаю.

— В первом случае ты остаёшься на полном содержании, получаешь образование и по выходным приезжаешь домой. Во втором — мы тебя знать не знаем.

— И вы так сможете? — со слезами спросила девушка.

— Соня, мы пытались и по-хорошему, и по-плохому, ты не меняешься. Твои документы у Соболева. С сентября ты будешь учиться на третьем курсе.

Соня, как ошпаренная, вскочила со стула.

— Папа, ты сошёл с ума!

— Как ты разговариваешь со мной?! — мужчина ударил кулаком по столу, и посуда задребезжала. — Я три года платил непонятно за что! Тебя отчисляли, я снова платил, как дурак! Когда ты сидела дома, я тебя кормил! Где благодарность? Я устроил тебя на лучший факультет, на третий курс, хотя ты не окончила второй! Соболев нашёл тебе комнату! Ты окажешься в тепличных условиях, другие студенты о таких не мечтают!

— Тише, перестань. — Наталья Алексеева погладила мужа по руке. — Соня успокоится и поймёт, что мы правы. Москва, может, и радикальное решение…

— В самый раз! Она не маленькая девочка, ей пора жить одной! Я хочу, чтобы наша дочь выучилась и вышла в люди, а не провела жизнь в четырёх стенах. Если она не поедет учиться, всё равно пусть выметается!

— Может, хотя бы снимешь мне квартиру? — оскорблённо спросила Софья. — У нас вроде достаточно денег.

— У нас, — подчеркнул отец, — достаточно. А у тебя? Хочешь — снимай квартиру.

— Папа!

Мужчина поставил руки на пояс и раздражённо спросил:

— Зачем тебе квартира? Сидеть в одиночестве, как здесь? Я хочу, чтобы ты общалась с людьми.

Обиженная Соня сказала, что ей вправду лучше уехать и не мозолить глаза отцу. Андрей Степанович, как мудрый человек, проигнорировал эти уловки. Он понимал, что Соня давит на жалость. Если он пожалеет её и скажет ласковое слово, она со слезами будет давать обещания, о которых скоро забудет.

— По выходным будешь приезжать домой. Москва и Тверь — разные города, а не разные планеты. Ехать два часа.

Глава 2

Орешниковы приехали в Москву тридцатого августа. От вокзала до общежития они добрались за час. Соня всю дорогу молчала. У неё щемило в груди от мысли, что родители бросят её одну в чужом городе. Обычно дети радуются возможности упорхнуть от семьи, пожить в столице, познакомиться с новыми людьми, отдохнуть в злачных клубах. Но Соня была другая. Самому весёлому и интересному обществу она предпочитала книгу.

Соня боялась жить вдали от семьи. В любую секунду у неё могла начаться паническая атака, и это состояние невозможно было предугадать. Если её сердце бешено стучало, голова кружилась, а ноги становились ватными, Соню успокаивали только родители. Она не умела сама справляться с паникой.

— Соболев предупредил коменданта о твоём приезде, — сказал Андрей Степанович, поднимая чемодан дочери по ступенькам. — Тебя поселят в хорошую комнату.

Они зашли в общежитие. К приятному удивлению Софьи, холл оказался светлым и чистым. На стенах висели фотографии и объявления. У лестницы стояла толпа студентов с сумками и чемоданами.

— Сюда! — махнула им полноватая женщина в джинсах и клетчатой рубашке. Она тяжело дышала, на лбу у неё блестели капельки пота. Видимо, её умотали без конца пребывающие жильцы. — Ваша фамилия?

— Орешникова.

Женщина нашла её в списке.

— Софья Андреевна?

— Да.

Женщина проверила её документы, поставила печать и выдала ключ.

— Меня зовут Светлана Ивановна, я комендант общежития. Номер вашей комнаты — триста двадцать. Поднимайтесь на третий этаж.

— Я буду жить одна?

Светлана Ивановна засмеялась, обнажив некрасивые золотые зубы.

— Если бы студенты жили в комнатах по одному, пришлось бы построить сто корпусов. Не волнуйтесь, — добавила она, заметив отчаяние в глазах Софьи. — У вас замечательная соседка. Марьяне Терентьевой двадцать два года, учится на третьем курсе. Вы поладите.

— Такая же бестолочь, как наша, если в двадцать два года не третьем курсе учится, — буркнул Андрей Степанович. — Донести твой чемодан?

Софья мотнула головой. У неё ком застрял в горле, на глазах выступили слёзы.

Наталья Алексеевна обняла дочь.

— Не обижайся. Пройдёт время, и ты поймёшь, что всё к лучшему.

— А если я не смогу? — спросила Софья так тихо, чтобы услышала только мама.

— Вернёшься домой.

— Правда? — Соня вцепилась в рукава её кофты, с надеждой и радостью заглянула в её глаза. — Зачем эти эксперименты? Поехали домой! Я устроюсь на работу, честное слово!

— Софья! — сердито воскликнула мать и отняла руки. — Ты даже не попыталась! Поживи здесь, может, тебе понравится. Но, если ты опять бросишь учёбу, высшее образование уже не получишь.

— Ты взрослая, хоть и забываешь об этом, — добавил отец. Он кивнул на студенток, сидящих на чемоданах. — Взгляни, им же не больше восемнадцати! Но они довольны — знакомятся, смеются. А ты чего-то боишься! Всё, мы поехали. Пиши, звони. Через неделю ждём в гости.

Соня вышла из дребезжащего лифта и решила, что это был первый и последний раз, когда она воспользовалась им. После нажатия кнопки лифт страшно загудел и замер на минуту на втором этаже. У Сони от ужаса застучало в висках, но благо, приступ не успел начаться — двери лифта открылись.

Теперь Софья шла по длинному коридору с одинаковыми жёлтыми стенами. На этаже воняло моющими средствами, и Соня зажала нос. Корпус показался ей унылым, но чистым: стены не исписаны, на полу ни одной бумажки.

Софья отворила дверь в свою комнату. Первое, что бросилось ей в глаза — две кровати. С одной из них поднялась девушка и улыбнулась Соне. Видимо, её предупредили о новой соседке.

— Привет. Я — Марьяна.

— Соня.

— Рада знакомству. Чай хочешь? — Марьяна вытащила кружки. — Проголодалась с дороги?

— Нет, спасибо. Я пообедала в поезде.

Соне показалось, что соседка излишне суетится. С виду это была милая и гостеприимная девушка, не красавица, но что-то цепляло в её внешности. У Марьяны были мягкие черты лица, пухлые губы и лучистые голубые глаза, в них искрились доброта и спокойствие. Её русые волосы доходили до пояса. Марьяна была в домашних штанах и кофте, открывающей загорелые руки.

Софья с трудом отвела взгляд от Марьяны и стала осматривать маленькую комнату. Две кровати стояли в метре друг от друга, между ними был втиснут стол. У стены — шкаф, холодильник и две тумбочки. Видно, что Марьяна девушка аккуратная: вещи лежали на местах, на поверхностях не было ни пылинки. Над кроватью Марьяны висела полка с иконами. Софья мельком взглянула на стол. Ей показалось, что в комнате пахнет воском, а теперь она заметила церковную свечу.

Марьяна проследила за её взглядом.

— Мешает? Сейчас уберу.

Она задула свечу и села на кровать. Несколько секунд девушки изучающее смотрели друг на друга и, когда молчать стало неловко, Марьяна спросила:

— Из какого ты города?

— Из Твери.

— А я из Тулы.

— На кого учишься?

— На журналиста и учителя русского языка и литературы.

— Как это? — удивилась Соня.

— На журналистике я учусь заочно, в этом году оканчиваю. А на учителя — очно.

Софья была поражена. Она одну профессию получить не может, а Марьяна две тянет!

— Не проще было выучиться на журналиста, а потом поступить на педагога? Зачем мучиться на двух специальностях?

Марьяна рассмеялась. Её смех был звонким, а улыбка притягательной и красивой.

— Я не мучаюсь, учёба мне нравится. В семнадцать лет я не хотела жить в Москве, поэтому поступила на заочное отделение, чтобы приезжать в университет только на сессию. Я не понимала, чего хочу от жизни и выбрала журналистику, потому что была редактором школьной газеты. Я любила писать, читатели хвалили. Потом знакомая устроила меня помощником воспитателя в детский сад. И мне так понравилось работать с детьми! — Марьяна в благоговении прижала ладони к груди. Этот жест вызвал у Софьи неприязнь. — Я работала, а в сессию брала отпуск и приезжала в Москву. На второй год работы я поняла, что учить детей — моё призвание!

Марьяна светилась от счастья, а Сонина неприязнь возрастала. Возможно, Соня позавидовала Марьяне, ведь та нашла дело по душе. Соню раздражала её детская восторженность и эмоциональность.

— Я сказала родителям, что хочу стать учителем. Они обрадовались, потому что считали журналистику несерьёзной профессией. Но я отучилась два года, столько сил и нервов вложила, деньги заплатила, переезды эти… Жалко было бросать, но и оплачивать две учёбы я не могла. Поэтому я решила во чтобы то ни стало поступить на бюджет. У меня получилось, — её лицо вновь просияло. — Я поступила и получила место в общежитии. Мне было двадцать лет, работа с детьми сделала меня ответственной, я не боялась жить вдали от родных. Совмещать две учёбы не сложно. На заочке надо потрудиться две недели, чтобы написать контрольные к сессии, и две недели — сама сессия. Можно всё успевать, если не сидеть в интернете и не лежать на кровати.

«Сидеть в интернете» и «лежать на кровати» Софья восприняла на свой счёт. Марьяна умница, не каждый так сможет, но зачем тыкать в больное место? О том, что учёба у Софьи больное место, Марьяна, конечно, не знала.

— Я рассказала о себе, теперь ты. — улыбнулась девушка. — Тебе двадцать один? В этом году оканчиваешь университет?

— Нет, — мрачно ответила Софья, — я перешла на третий курс. И не спрашивай, почему почти в двадцать два года я учусь на третьем курсе!

— Я и не собиралась, — пробормотала Марьяна, удивлённая резким ответом. — А на кого учишься?

— На филолога, — скривилась Софья. — Не учусь. Я только-только перевелась на эту специальность.

Марьяна поняла, что Соня не хочет общаться, и спряталась за книжкой.

Софья легла на кровать, радуясь, что соседка оставила её в покое, но радость была недолгой. Марьяна, похоже, не умела молчать.

— Нам повезло, мы живём в новом корпусе. В старых корпусах травят тараканов, а у нас чисто. Ты знаешь, где кухня?

— Нет! — гаркнула Софья.

Она надеялась, что резкий ответ заставит Марьяну замолчать, но та продолжала, как ни в чём не бывало:

— Кухня в конце коридора, там можно и покушать, и еду приготовить. Но не оставляй кастрюли без присмотра: есть шутники, которые борщ прямо с плиты уносят, стоит отвернуться. Не советую пользоваться общим холодильником, храни продукты в нашем, а то шутники любят брать чужое. Туалет и душ около лифта. Хочешь прогуляться?

— Нет. Я хочу полежать.

Софье было полезно узнать, где туалет, и что в кухне нельзя оставлять продукты, но дальше Марьяна заговорила о журналистике, вязании и брошенных котятах, которых она кормила. Марьяна говорила тихо и ласково, но Соне её голос казался приторным. Ей хотелось посидеть в тишине. В конце концов, Софья не выдержала и попросила соседку замолчать. Та, похоже, обиделась и до ночи не произнесла ни слова. Софью это устраивало. Она сварила макароны, потом пошла в душ. К её удивлению, душ оказался чистым, но она стеснялась раздеваться, зная, что за ширмой кто-то мылся.

Софья тёрла спину мочалкой с неоправданной резкостью и думала о словах матери. Она права: это последняя возможность получить высшее образование. Благо, Соня на третьем курсе. Два года в общежитии можно вытерпеть.

Глава 3

Ночью Софья долго не могла заснуть. Ей мешали звуки, доносившиеся из коридора: соседи громко говорили, переходили из комнаты в комнату, хлопали дверьми. На своей кровати вертелась Марьяна, в углу гудел холодильник, а часы на стене тикали так громко, что Соня вытащила из них батарейку. Ближе к двум она всё-таки уснула.

Утром Марьяна куда-то ушла и ничего не сказала. Софью это устраивало. Она не хотела разговаривать с соседкой и не интересовалась её делами. Может, Соне не нравилась Марьяна, а, может, само её присутствие. Соня не привыкла с кем-то делить комнату. Она нуждалась в личном пространстве.

Солнце за окном светило так ярко, будто приглашало на прогулку. Соня подумала, что глупо проводить последний выходной в общежитии и собралась на Красную площадь. Как это так — жить в столице и не посетить её главную достопримечательность?

Софья вышла на улицу. На дорогах гудел поток машин. Прохожие куда-то спешили и не смотрели по сторонам, а если поднимали друг на друга взгляды, то только чтобы не столкнуться. Соня печально вздохнула. Она никогда не привыкнет к Москве. Как люди здесь живут? Они каждый день ходят на работу такими толпами? С ума сойти можно! А какая благодать в Твери! Идёшь по набережной, любуешься видами, никто тебе на ноги не наступает, не толкает в бок и не дышит в затылок. Перед глазами так и стояли родные пейзажи: тихий и уютный двор, любимый парк, приветливые соседи, пекарня. На секунду Софья даже «услышала» скрипучий голос продавца, почувствовала запах свежей выпечки. Девушка мотнула головой, отгоняя видение. Она снова стояла посреди шумной улицы. Впереди виднелось метро.

Соня купила проездной и направилась к эскалатору. В метро народу было ещё больше. Казалось, в эту минуту все москвичи решили собраться на одной станции. В жару люди обмахивались, чем могли — салфетками, газетами, книгами. У Сони закружилась голова, но она приказала себе терпеть. Да, ей не повезло — спустилась в метро в час пик. Но скоро она встанет на эскалатор, и всё пройдёт.

Однако чем ближе Соня подходила к эскалатору, тем чаще стучало её сердце. Проход сузился, людям не хватало места, они стояли вплотную друг к другу. Соня не могла пошевелить рукой и боялась, что её просто раздавят. Она расстегнула куртку. Сердце бешено стучало, голова кружилась, в глазах темнело. Когда до ступеньки остался шаг, Соня поняла, что не может ступить на эскалатор. Она была прижата к незнакомым людям: кашляющим, чихающим, неприятно пахнущим. Если на эскалаторе такая давка, что будет в вагоне? Ради чего это терпеть? Ради Красной площади? Так она видела её в прошлом году!

Орешникова стала пробираться к выходу, расталкивая пассажиров. Она наступила кому-то на ногу, и вслед ей полетели ругательства. Соня не остановилась. Ей было плохо, и она спешила вырваться на свежий воздух.

Наконец, девушка вышла из метро. Она купила воду и с жадностью выпила всю бутылку. Полегчало. Но Соня злилась на себя за трусость и слабость. Чем теперь заниматься весь день? Друзей в Москве у неё нет, кататься по городу на автобусе — не вариант, можно попасть в такую пробку, что метро покажется раем. Остаётся гулять пешком. Одной. По незнакомым улицам, по которым ходят толпы народу. Есть ли в Москве место, где можно побыть в одиночестве? Есть. Общежитие.

***

Софья лежала в кровати и читала «Городок» Шарлотты Бронте. Она любила читать зарубежные романы в оригинале. Соня знала, что ни один перевод, даже самый точный, не передаёт глубину авторского стиля. К тому же чтение книг в оригинале пополняет словарный запас. Книги спасали Соню от панических атак, а когда она бегло говорила по-английски, то чувствовала, что ещё что-то может в этой жизни. Иногда Софья читала романы, которые только появились на книжных прилавках и не были переведены на русский язык. Она часами записывала перевод в тетрадь и не замечала ничего вокруг.

Когда вернулась Марьяна, Соня даже не взглянула в её сторону. Марьяна поняла, что соседка снова не в настроении. Она молча положила на стол пакет с кошачьим кормом и взяла ноутбук.

Соня выглянула из-за книги. Ей стало любопытно, зачем Марьяне корм, ведь в общежитии запрещено держать животных. Но она ни о чём не спросила соседку — вдруг на радостях разговорится, а Соне нужна тишина.

Глава 4

В восемь утра Соня вышла из общежития и с мрачной решительностью направилась в университет. Сегодня она отнеслась к толпе как к чему-то неизбежному и не сторонилась прохожих, а шла с ними в одном потоке. Ей нужно было пересечь улицу. Повезло, что университет близко к общежитию, не надо ехать до него на метро.

В аудитории было шумно. На лекцию пришли три группы. Никто не обращал внимания на Софью, и девушку это устраивало. Когда Соня приходила в новый коллектив, ей становилось неуютно и хотелось спрятаться, особенно, если люди просили рассказать о себе. В такие минуты Соня заикалась и говорила бессвязные глупости.

Орешникова села за свободную парту, вытащила тетрадь и ручку. Она чувствовала себя глупо. Все что-то обсуждают, смеются, а она сидит одна и наверняка привлекает внимание. Сейчас люди начнут спрашивать, кто она такая. Подумав об этом, Соня занервничала, и её сердце часто забилось. Соня стала прислушиваться к разговору девушек, сидевших сзади, чтобы отвлечься от неприятных ощущений.

— Я не скажу ей ни слова. Я даже не сделаю вид, что слушаю лекцию.

— А если она о чём-нибудь тебя спросит? Промолчишь?

— Конечно. И ребятам надо сказать, чтобы молчали. Так мы выразим общее возмущение и поддержим Артёмову.

— Ага, и всем потоком получим двойки. Артёмовой не нужна такая поддержка! Наши хорошие оценки всегда были для неё приоритетом.

— Вот именно: Артёмова болела за нас душой! А этой тётке мы до лампочки — захватила должность и сидит довольная, и трон заведующей не давит на мягкое место. Вот, где она сейчас? Звонок прозвенел, а королева не торопится к студентам.

Софья облокотилась на спинку стула, чтобы лучше слышать разговор однокурсниц. Похоже, они обсуждали преподавательницу.

— А зачем торопиться? Она опоздает и ей ничего за это не будет, — фыркнула вторая девушка. — Её же ректор сюда пропихнул… Ну, после того, как с ней перепихнулся.

Девушки мерзко захихикали, а Софья почувствовала, что краснеет. Она не могла такое слушать без смущения. А разговор становился всё интереснее.

— Точно-точно, — кивнул щуплый паренёк, сидевший поблизости, — донос на Артёмову был анонимный — это раз, — он загнул большой палец, — письмо ей не показали — два. И где это видано, чтобы заведующего кафедрой сняли с должности из-за такой ерунды? Даже в школе не обращали внимания на анонимные письма, а тут чудо — пришло письмо от обиженной девочки, и ректор уволил лучшего педагога! Они думают, мы это проглотим? Предлагаю пойти к ректору всей группой, а лучше — потоком, и потребовать возвращения Зои Михайловны Артёмовой.

Несколько человек энергично закивали, зашептались и стали разрабатывать план действий.

Софья не понимала, что происходит, и, похоже, никто не собирался ей что-либо объяснять. На неё по-прежнему не обращали внимания.

Тут дверь открылась, и в аудиторию вошла молодая женщина. Ей было тридцать лет, выглядела она элегантно: юбка в складку опускалась ниже колена, но открывала её стройные ноги. Поверх блузки она надела белый пиджак. Её светлые волосы были красиво уложены. Лёгкий макияж освежал лицо и подчёркивал зелёные глаза. Женщина держалась уверенно и строго, но почему-то одёргивала юбку.

— Здравствуйте! Меня зовут Евгения Сергеевна Одинцова. Как вы уже знаете, я — новая заведующая кафедрой филологии. Понимаю, вы были не готовы к кадровым перестановкам, но я уверена, что мы быстро подружимся.

По аудитории пробежал шепоток. Кое-кто ухмылялся, на задних партах откровенно смеялись. Евгения Сергеевна сделала вид, что не заметила реакцию студентов.

— В этом семестре я буду вести у вас практикум по филологическому анализу текста. Сегодня я прочту вводную лекцию, чтобы вы поняли, чем мы будем заниматься на семинарах, и какие термины необходимо повторить.

Софья не пропустила ни одного слова. Ей понравился голос преподавательницы и подача материала. Одинцова сумела её заинтересовать.

— Человек становится создателем и потребителем огромного потока информации. Филология исследует все типы, виды и разновидности текстов, созданных… Ой!

Софья подняла взгляд и увидела, что с потолка на преподавательский стол сыплется что-то чёрное. Издали это напоминало обгоревшие кусочки бумаги. Одинцова как ужаленная вскочила со стула, но было поздно: сажа крошилась и размазывалась по её белому пиджаку. На помощь преподавательнице никто не спешил. Все студенты, кроме Софьи, смеялись.

Когда сажа перестала сыпаться, Евгения Сергеевна с запачканными руками и растрёпанными волосами повернулась к студентам. На её пиджаке виднелись чёрные полосы. Глаза заведующей гневно блестели. Из доброй и покладистой женщины, представшей перед ними в начале занятия, она преобразилась в мегеру. Одинцова опёрлась руками на стол и окинула студентов разъярённым взглядом.

— Кто это сделал?

Молчание. Да и разве виновный сознается?

— Значит, не хотите по-хорошему? — вкрадчиво спросила Одинцова. — И это культурные люди, будущие филологи! Третий курс университета, а ведёте себя, как школьники! Я выясню, кто это сделал, и этот студент будет отчислен после разговора с ректором.

— Без ректора ничего не может сделать, — шепнула девушка сзади.

Её соседка поддакнула.

— Занятие окончено! Если вы этого добивались — поздравляю! Все свободны!

Не дожидаясь, пока студенты поднимутся с мест, преподавательница первая покинула аудиторию.

Тут же прозвучали аплодисменты, победные возгласы и смех.

— Ну и кто это сделал? — мрачно поинтересовалась девушка, сидевшая впереди Софьи, видимо, староста группы. — Кто у нас такой умный? Лёшка, признавайся, твоих рук дело?

— Я похож на самоубийцу? — вскинул бровь щуплый паренёк. — Мне бы такое в голову не пришло! Но моё почтение тому, кто решился.

— А что происходит? — робко спросила Соня у девочки.

Та окинула её быстрым взглядом.

— Ты новенькая?

— Да.

— Группу свою знаешь?

— Сто тридцать. Филология.

— О, — она обрадовалась, — мы тоже из сто тридцатой! Это запутанная история, пойдём в столовую, пообедаем, заодно расскажу.

Соня застеснялась. Она тяжело сходилась с новыми людьми. Но девушка решительно положила руку ей на плечо и подтолкнула к двери.

— Пойдём-пойдём. До следующей пары целый час, надо скоротать время. Лёша, ты с нами?

— Конечно.

— Кстати, я Света. А как тебя зовут?

— Соня.

Соня не хотела есть, но за компанию со Светой и Лёшей купила чай и булочку. Когда сели за стол, она стала украдкой рассматривать одногруппников. Лёша был невысоким парнем, со смуглой кожей и взъерошенными тёмными волосами. Он широко улыбался, отчего родинка на его щеке будто смещалась и привлекала внимание. В его узких карих глазах мелькала то задоринка, то необычайная серьёзность.

Света была высокой девушкой и не переживала по этому поводу, наоборот, считала рост метр восемьдесят своим достоинством. Светлана любила быть в центре внимания. Она носила каблуки, крупные броши, массивные бусы и очки в красной оправе. Её движения были суетливыми, девушка много и быстро говорила, всеми интересовалась. Сразу видно — староста.

— Это случилось в июне, когда мы вышли на сессию. Зоя Михайловна, наша любимая преподавательница, пришла на экзамен и, глотая слёзы, сообщила, что её сняли с должности заведующей кафедрой.

— С должности, которую она занимала двадцать семь лет, — добавил Алексей.

— Почему?

— Ректор получил анонимное письмо. Там сообщалось, что Артёмова отказала студентке в пересдаче, накричала на неё, назвала дурой, и студентка потеряла интерес к учёбе.

Соня захлопала ресницами.

— Что за бред?

— Вот-вот! Даже в школе, когда родители написали на физрука коллективную жалобу, его не тронули. А тут университет! Письмо никому не показали. И студентку, кстати, тоже никто не видел.

— Зоя Михайловна создала эту кафедру, вложила в неё душу, — с чувством продолжал Алексей. — А с ней так обошлись! Преподаватели заступились за Артёмову, пришли к ректору, он ни в какую: «Уволена и точка. Не хотите быть следующими — не доставайте меня».

— И преподаватели смирились?

— Они огорчены и говорят об этом со студентами. Преподаватели уверены, что Одинцова стала заведующей из-за близкого знакомства с ректором. Он раньше преподавал на кафедре менеджмента, Одинцова пришла к нам оттуда. Представляешь, Соня, женщина без опыта работы филологом стоит во главе кафедры филологии! Мы считаем, что Одинцова получила должность через постель. Возможно, и преподаватели так считают, но не говорят прямо — боятся потерять работу.

— Евгения Сергеевна не похожа на женщину, которая прыгнет в постель за должность, — заметила Софья. — Зачем делать поспешные выводы?

— Ты новенькая и многого не знаешь! — рассмеялся Алексей. — Кстати, Сонь, ты откуда пришла? Расскажи о себе.

Софья замешкалась. Она не любила такие вопросы и не умела на них отвечать.

— Я из Твери. Училась на менеджменте, но решила перейти на филологию.

— Ничего себе, — удивилась Светлана. — Не страшно было менять специальность?

— Страшно, — кивнула Соня. — Но так получилось.

— Ну, Софья из Твери, пойдём на занятия. — Лёша допил чай и поднялся со стула. — Следующая пара — семинар у Громова. К нему нельзя опаздывать.

Евгения Сергеевна зашла в туалет, чтобы привести себя в порядок. Она умылась, расчесалась, почистила юбку от сажи, но на пиджаке остались пятна, и женщина сняла его. Она посмотрела на своё отражение и печально вздохнула. Частицы сажи запутались в волосах, но, если собрать волосы в хвост, будет незаметно. Что за день! Только она высушила юбку, случилась новая неприятность!

Одинцова покачала головой. С хвостом и без строгого пиджака она казалась совсем молоденькой, её можно было принять за студентку. Заведующая должна выглядеть солидно. Надо ехать переодеваться.

Евгения Сергеевна зашла на кафедру с высоко поднятой головой и постукивая каблуками. По косым взглядам коллег женщина поняла, что они знают о случившемся. Вон, преподаватель современного русского языка, Павел Иванович Мироненко, ухмыляется, прикрываясь словарём Даля. Нина Борисовна Голдберг, преподаватель славянской письменности, надменно взирает на неё поверх своих переводов, а Дмитрий Викторович Громов доволен, будто кот, налакавшийся молока, того и гляди, начнёт облизываться от удовольствия. Даже методистка Настенька перестала стучать пальцами по клавиатуре и бросала на неё острые взгляды.

Одинцова как ни в чём не бывало выключила компьютер, взяла сумку и направилась к двери.

— Евгения Сергеевна, вы уходите? — удивился Мироненко и даже выглянул из-за словаря.

— Я скоро вернусь.

Когда за Одинцовой захлопнулась дверь, преподаватели облегчённо выдохнули и перестали делать вид, будто чем-то заняты.

— Вернётся? — усмехнулась Голдберг. — А она упрямая! — старушка покачала головой. — Я бы на её месте написала заявление об увольнении.

— Долго не продержится! — рассмеялся Громов. — Скоро волком взвоет и след её простынет, только мы её и видели.

— Дмитрий Викторович, вы говорили, что она взвоет после лужи на стуле, — заметил Мироненко, — а она где-то раздобыла фен, высушила юбку и пришла на занятие. Там её обсыпали сажей, но она поехала переодеваться, чтобы провести следующие пары. Она не сдастся.

Громов снисходительно поглядел на молодого коллегу.

— Паша, поверь профессору, много повидавшему в жизни и кое-что понимающему в женщинах — эта дамочка недели не выдержит. Самое большее — три дня. Сложно находиться в коллективе, который тебя ненавидит. Ещё сложнее этим коллективом руководить, особенно, если не имеешь руководящего опыта. И хоть десять ректоров будут тебе покровительствовать, травли коллег и студентов не избежишь.

В этой аудитории парты стояли сплошными рядами. Соня села со Светой и Лёшей, чтобы не отдаляться от людей, которые так любезно составили ей компанию и посвятили в университетские интриги.

Проблемы филологических исследований — скучная дисциплина, но Громов был талантливым педагогом и мог превратить унылую лекцию в представление. На каждом семинаре он устраивал опрос и тут уже не щадил никого.

«На лекциях говорю я, на семинарах — вы», — принцип его работы.

Громов подолгу беседовал с каждым студентом, задавал каверзные вопросы, если студент не мог ответить — злился. Громов требовал от студентов безупречных знаний и никогда не делал поблажек. В общении он иногда был груб, девушек доводил до слёз. Наверное, поэтому студенты его не любили.

Со звонком в аудиторию вошёл высокий мужчина в чёрных брюках и синей рубашке. На его правой руке блестели часы, на левой виднелся браслет с эмблемой университета. Соне показалось это неуместным. Громову было сорок два года, но выглядел он моложе. Преподаватель сел за стол и открыл ежедневник.

— Добрый день! Если кто-то забыл, меня зовут Дмитрий Викторович. Я — доктор филологических наук, профессор, заместитель заведующего кафедрой. Преподаю дисциплины для студентов филологии и журналистики. Я читал вам лекции на первом курсе…

— Да, — перебила Света, — по введению в филологию.

— Верно, — кивнул Громов, — в этом семестре я буду вести проблемы филологических исследований. Староста, где список группы? Я отмечу присутствующих, а отсутствующим передайте, что прийти на мой семинар неподготовленными — всё равно что прийти к голодному тигру. Но не прийти — ещё хуже, на сессии проблем не оберётесь.

Громов посмотрел на Софью, и она поёжилась под этим холодным взглядом. Громов показался ей странным. Она не понимала, когда мужчина шутил, а когда говорил серьёзно. Иногда он позволял себе дерзкие высказывания, и студенты не знали, куда глаза девать, даже наглецы молчали в недоумении. На парах Громова опасно было отвлекаться, особенно, если вспомнить его слова о голодном тигре.

Глава 5

Время было за полночь, но Софья и Марьяна не спали. Им не давали уснуть музыка, топот и крики, доносившиеся сверху. Марьяна лежала спокойно, а Софья уже извертелась. Она то закрывала уши подушкой, то громко вздыхала и возмущалась, надеясь, что Марьяна предложит сходить к соседям. Одной-то страшно идти к незнакомым людям. Но Марьяне больше мешала спать Соня, чем шум наверху.

Соня уже возненавидела своих соседей и перебирала в уме изощрённые ругательства. Почему они устроили пьянку в будний день? Отмечают первое сентября? Неужели для кого-то первое сентября — праздник?

В конце концов, Соня швырнула на пол одеяло, накинула поверх пижамы халат и направилась к двери.

— Ты куда? — спросила Марьяна.

— Угадай!

Соня поднялась на четвёртый этаж и постучала в дверь комнаты, которая находилась над ними. Ей открыл парень в одних трусах и с бутылкой в руке. Парень едва держался на ногах. Его кудрявые рыжие волосы стояли дыбом, на спине болтался галстук, а на груди фломастером было написано «Мой зайчик».

— Какие люди! — он попытался сфокусировать взгляд на Соне. — О, а вы красивые люди! Девушка, вы к кому?

— Ведите себя тише, — гневно прошипела Софья. — Первый час ночи!

— Да ладно? — парень искренне удивился. — Понял, извиняюсь, — его язык заплетался. — Костян, выключи радио! Обещаю, мы будем тише.

— Спасибо! — рявкнула Софья.

Девушка вернулась в свою комнату и со злостью взглянула на Марьяну, которую происходящее, казалось, не беспокоило. Соня выключила свет и легла на кровать. Только она успела укрыться одеялом, как раздался громкий смех.

— За что мне это наказание?!

— Успокойся, — сонным голосом пробормотала Марьяна. — Они скоро прекратят.

Софья схватила вилку и со всей силы застучала ею по батарее. Пьяный гогот затих, но раздался ответный стук по батарее и такой сильный, что задребезжали стёкла.

Софья едва не плакала. Если она сейчас не заснёт, то завтра без сил пролежит на кровати. Она не может, как другие студенты, прийти на занятия после бессонной ночи. Это её последняя возможность получить высшее образование! Что подумают одногруппники, если она сразу начнёт прогуливать?

Софья поднялась к соседям и яростно забарабанила в дверь. На этот раз ей никто не открыл, но в комнате воцарилась мёртвая тишина.

— Я знаю, что вы там! Открывайте!

— Иди спать, малышка!

— Одной не спится? Хочешь переночевать у нас?

И снова пьяный гогот. Парни посчитали свою шутку невероятно смешной.

«Неужели мне никто не поможет? — в отчаянии думала Софья. — Где комендант, обязанность которого — следить за порядком? Почему не жалуются люди из соседних комнат? Им не мешают пьяные крики? Где, в конце концов, эта дурная Марьяна? Почему я одна сражаюсь за общее спокойствие?»

Соня поняла, что бессмысленно ждать, пока пьяницы откроют дверь.

— Ещё звук — и я напишу на вас жалобу! — напоследок крикнула девушка.

Соня дошла до лестницы и резко остановилась. Она почувствовала, что у неё трясутся ноги и кружится голова. Девушка вцепилась руками в перила и медленно спустилась по лестнице. Со страху она готова была стучать в соседние двери и звать людей на помощь, но здравый смысл подсказывал, что паническая атака скоро пройдёт, а переполох, который она устроит в общежитии, не забудется.

Соня всхлипнула. Почему родители так с ней поступили? Почему сослали её в другой город? Завтра она позвонит им и всё выскажет! Если доживёт до завтра. Соня почувствовала, что теряет сознание. Словно издалека она услышала голос Марьяны и пришла в себя, когда почувствовала, что соседка льёт ей на голову холодную воду. Соня отчаянно замахала руками.

— Что ты делаешь, ненормальная?!

— Легче? — озабоченно спросила Марьяна.

Соне вправду полегчало. Она посчитала пульс — успокоился. Ноги перестали дрожать, в голове прояснилось.

— Часто с тобой такое случается?

Соня промокнула лицо полотенцем и ответила:

— Это переутомление, не обращай внимания. Мне сложно привыкнуть к новому городу, да ещё соседи — придурки! Я понервничала, давление подскочило.

— Это была паническая атака?

Соня вздрогнула и затравленно посмотрела на Марьяну. В Твери она боялась, что знакомые догадаются, почему ей часто становится плохо, и примут её за сумасшедшую. Но Марьяна смотрела на неё с сочувствием. Похоже, она не собиралась звонить в психушку.

— Как ты догадалась? — прошептала Софья.

— Я тоже страдала от приступов паники. В восьмом классе я перешла в другую школу, одноклассники меня невзлюбили. Я их боялась. Поверь, у меня были причины бояться, — Марьяна закрыла глаза. Она вспомнила, как девчонки таскали её за волосы, а мальчишки прятали в туалете её вещи, забирали из карманов деньги и рукавицы. — Я не хотела учиться, школа доводила меня до депрессии. От депрессии до панической атаки — рукой падать. Приступы случались каждый день. По пути в школу меня накрывал неконтролируемый страх: у меня потели ладони, не хватало воздуха, а в животе будто что-то обрывалось.

— Как ты с этим справилась? — тихо спросила Софья. — Ведь ты справилась, иначе не жила бы одна!

— Я молилась.

— И всё? — удивилась Соня.

— Молитва творит чудеса! — Марьяна наклонила голову вбок и загадочно улыбнулась. — Я просила, чтобы Бог дал мне любовь к учёбе, и чтобы прошли панические атаки. Соня, ситуация была так запущена, что я боялась выходить из дома! Вдруг я дойду до магазина, мне станет плохо, а кто поможет? Хорошо, если не ограбят.

— Знакомое чувство, — пробормотала Софья, опуская глаза.

— Я верю, что без воли Бога не случается ни горя, ни радости. Когда сердцебиение учащалось, я говорила себе, что я не одна, Бог поможет и укажет правильный путь. Но, чтобы прийти к этому осознанию и бесконечному доверию, нужно время, работа над собой и своими эмоциями.

— Но как быть, если страх накрывает, и ты ничего не можешь с этим поделать? — Соня беспомощно смотрела на Марьяну. — Когда мне страшно, я не могу контролировать мысли и эмоции. Невозможно думать о чём-то хорошем, если вот-вот лишишься чувств! В такие минуты я думаю о том, как выжить. — Соня всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

Марьяна успокаивающе погладила её по спине.

— Однажды я спросила себя: «Я хочу быть слабой или сильной? Я хочу страдать из-за своей беспомощности или принести в мир что-то прекрасное?» Как ты понимаешь, я выбрала второй вариант. Я вступила в борьбу со своими слабостями. Я поменяла образ жизни и окружение, запретила себе негативно мыслить, занялась спортом. По выходным я помогала в приюте для бездомных животных: играла с щенками, привозила им корм, вязала комбинезоны для прогулок. Я почувствовала ответственность за других и перестала обращать внимание на свои страхи. Ведь, если я не покормлю собак, никто не покормит. Я так увлеклась учёбой, поездками в приют и в церковь, что не заметила, как панические атаки прошли. Вскоре я начала работать редактором в школьной газете. Я поняла, что мне были даны эти трудности, чтобы я научила других с ними справляться. Подумай, зачем это дано тебе. Панические атаки — не болезнь. Сколько я ни пила таблеток — безрезультатно; сколько обследований ни проходила — врачи говорили, что я здорова. Бог не даёт человеку испытаний, которые ему не под силу. Если тебе это дано — ты справишься. Вместе мы что-нибудь придумаем.

— Ты поможешь? — неуверенно спросила Софья. — Ведь я не хотела общаться, грубила…

— Я не злопамятна, — Марьяна улыбнулась и протянула ей руку. — Мир?

— Мир.

Софья выключила свет и легла в кровать. Она быстро успокоилась и не заметила, как уснула. Звуки наверху тоже стихли.

Глава 6

На следующий день девушки вместе пришли с занятий и приготовили суп. За обедом они говорили об учёбе, потом Марьяна попросила Соню рассказать, когда у неё начались панические атаки.

— Впервые это случилось на первом курсе. Я выбежала с лекции, позвонила маме и сказала, что сейчас потеряю сознание. Моё сердце бешено стучало, голова кружилась, зрение затуманивалось. Я тогда не знала, что это паническая атака, и подумала, что переутомилась, переволновалась из-за учёбы… Но приступы стали повторяться. Я не понимала, почему страх накрывает меня в институте и стала бояться ходить на занятия. Мало того, что училась хуже всех, так ещё начала прогуливать! Меня отчислили за пропуски и неуспеваемость. Отношения с родителями испортились. Я погрузилась в такой, своего рода, вакуум… По городу передвигалась только пешком. Если друзья звали гулять, я отказывалась, и вскоре у меня не осталось друзей. Я не могла им объяснить, что не могу приехать, потому что в автобусе мне станет плохо. Они думали, что я не хочу общаться. Я ограничила свои перемещения радиусом двух километров. Я гуляла двадцать минут и возвращалась домой. По той же причине не устраивалась на работу — если я устану, мне будет плохо. Зачем позориться перед незнакомыми людьми? Родители считают, что я преувеличиваю, — Софья закрыла лицо руками и заплакала.

Марьяна погладила её по плечу и с сочувствием произнесла:

— Я верю, что ты не использовала панические атаки как способ увильнуть от работы или учёбы. Ты отдала бы многое за то, чтобы жить, как другие люди. Ты утонула в своём страхе и боишься завести друзей, посетить новые города, найти дело по душе. Соня, мир открывает столько возможностей, а общение с людьми позволяет увидеть себя с разных сторон! Ты должна найти занятие, за которым не будешь уставать: что-то, чем ты сможешь заниматься сутками! Я увлекалась литературой, журналистикой, волонтёрством. Я помогала другим и спасалась сама. Твои родители правы: если ты привыкнешь жить самостоятельно, панические атаки пройдут.

— Родители решили, что помогут мне, если бросят одну в чужом городе, как котёнка! — обиженно воскликнула Соня. — Я никогда не привыкну к Москве!

— Москва не так уж плоха, — заметила Марьяна.

— Я не говорю, что она плоха. Москва — один из самых красивых городов мира! Но Москва не для меня. Мне подходит маленький тихий городок, а лучше — деревня.

Уголки губ у Марьяны дрогнули.

— А ты знаешь, как называют Москву? Большая деревня.

— Не смешно! — огрызнулась Соня.

— Но это глупо: приехать в Москву и сидеть в общежитии! — Марьяна всплеснула руками. — Вот мы сейчас разговариваем, тебе страшно?

— Нет.

— А если мы будем разговаривать не здесь, а на Красной площади?

Соня непонимающе посмотрела на Марьяну. Та улыбнулась и ласково произнесла:

— Поехали.

— Куда?

— На Красную площадь.

— На метро? — испугалась Соня. — Нет!

— Соня, я два года езжу на метро и, как видишь, жива-здорова!

Тут в дверь постучали, и Марьяна пошла открывать.

— Привет, Петя.

К изумлению Софьи, в комнату вошёл ночной нарушитель её спокойствия. Парень вошёл вальяжно, без стеснения, как к себе домой. Его кучерявые волосы и сейчас торчали патлами. Он был одет в футболку и шорты.

— Как дела?

— Ох, Марьяша, бывало и лучше! Я только проснулся. Голова раскалывается, а в ушах шумит, будто я на ракете летал!

Марьяна протянула ему стакан воды и таблетку.

— Обезболивающее? Ты моя спасительница! — Петя привлёк девушку к себе и чмокнул её в щёку.

Та поморщилась и отступила на шаг.

— Петь, ты зубы чистил? От тебя несёт перегаром, как от слесаря!

— Чистил! Кстати, я чего зашёл… — он почесал затылок. — Я хотел извиниться за вчерашнее: мы с ребятами шумели, наверное, мешали тебе спать?

— Я привыкла. А перед Соней, — она кивнула на соседку, — будь добр, извинись. Ты ей вчера нагрубил.

— У тебя появилась соседка? — Пётр приосанился, подошёл к Софье и, не спрашивая разрешения, уселся рядом с ней на кровать. — Я нагрубил? Не помню, честное слово! — сказал он, положа руку на сердце.

— Да! — гневно ответила Софья и с силой выдернула из-под Пети подушку. — Ночью я попросила вас не шуметь, а вы предложили переночевать с вами! И ещё по батарее стучали!

По выражению лица Пети было видно, что он правда этого не помнит.

— Не может быть, чтобы я нахамил такой красавице! Да ни в жизни!

Софья снисходительно улыбнулась. Похоже, она простила. Петя рассыпался в комплиментах и попросил поцеловать её руку. Софья позволила. После этого Петя поблагодарил Марьяну за таблетку и был таков.

— Марьяна, у Пети есть девушка?

— Нет, а что?

— Да так, ничего, — Соня покраснела и отвела взгляд.

Марьяна замахала руками.

— Нет, нет, нет! Даже не думай! Петя — не вариант!

— Почему?

— Он не пропускает ни одной юбки!

— Наверное, Петя никогда не любил по-настоящему? — наивно поинтересовалась Софья. — А как полюбит, станет другим человеком.

Марьяна засмеялась.

— Сонь, ему не нужны отношения — мальчик ещё не нагулялся. Ты думаешь, вчера с Петей случилось что-то из ряда вон выходящее, а так он тихий и спокойный? Он пьёт, курит и меняет девушек, как перчатки. Петя и ко мне приставал, но я сказала ему то, после чего мы стали друзьями. Думаю, я единственная девушка в его окружении, на которую он смотрит, как на друга.

— Что же ты сказала? — поинтересовалась Софья.

— Я объяснила, что у верующих не принято до свадьбы прыгать к мужчине в постель. Если он любит — подождёт. Зачем размениваться на случайные связи? Девушка должна беречь себя для мужа. Видела бы ты Петино лицо, когда он услышал про свадьбу. — Марьяна засмеялась. — Видимо, он с испугу предложил дружить.

Девушка взяла кувшин с водой и стала поливать цветы. Соня смотрела на соседку с открытым ртом. Соню впечатлили её рассудительность, искренность, но главное — забота, которой Марьяна щедро одаривала всех вокруг.

— Петя уважает меня, — продолжала Марьяна, убирая с цветка засохшие листья, — я его тоже, иначе он не бегал бы сюда за едой и лекарствами. Мы не лучшие друзья: я не пойду к Пете изливать душу, и Петя никогда не спросит меня, как понравиться девушке или где купить курсовую. Мы друзья-соседи и обсуждаем соседские дела. Я не буду говорить с Петей о семейных проблемах или расхваливать ему Гомера, он этого не поймёт. Но, если пробки на этаже вышибло, дверь заскрипела или чайник сломался — это, пожалуйста, это к Пете Колосову. Петя с радостью помогает, а я благодарю его супом. Запомни: суп с вермишелью — его любимый.

— А на кого Петя учится?

— На инженера. Петя любит чертежи и проектирование. Я, как истинный гуманитарий, этого не понимаю. Мне бы с детьми нянчиться и статьи писать. Хоть я и студентка-заочница, бывшая заведующая кафедрой, Зоя Михайловна Артёмова, два года назад устроила меня корреспондентом в свой журнал «Заметки Москвы». Я писала о спектаклях, выставках, фестивалях. За два года я посетила столько мероприятий!

— Артёмова? — удивлённо переспросила Софья. — У нас одна кафедра?

— А ты не знала? В нашем университете учебный план на «журналистике» и «филологии» совпадает по многим дисциплинам, их ведут одни и те же преподаватели.

— И как тебе работалось у Артёмовой?

Марьяна пожала плечами.

— Платили копейки, но я получила неплохой опыт. В этом году уволилась — сложно совмещать две учёбы, диплом и работу.

— Значит, весной ты получишь диплом журналиста, но работать будешь педагогом?

— Я мечтаю об этом, но посмотрим, как жизнь сложится.

Глава 7

После знакомства с Петей Соня пребывала в странной задумчивости, и Марьяна легко уговорила её поехать на Красную площадь.

Девушки вышли из общежития, но направились не в метро.

— Куда мы идём? — удивилась Соня.

— Сначала заглянем в кондитерскую.

— Ты уже проголодалась?

— Не я, а Тимошка.

— Какой Тимошка?

— Сейчас увидишь.

Девушки повернули за угол и остановились у кондитерской «Пряничный домик». В пристройке за кондитерской был склад и подсобные помещения. Софья открыла рот, чтобы спросить, зачем они пришли сюда, но тут же нашла ответ.

В углу сидели пятеро котят. Увидев Марьяну, котята, уже зная, что она пришла к ним, всполошились и замяукали. Девушки подошли ближе. Четыре котёнка остались сидеть в углу, а пятый, самый смелый, подбежал к ним, начал мурлыкать и тереться о ноги Марьяны.

Марьяна достала пакет молока и варёное мясо.

— Я каждый день их кормлю, — объяснила девушка. Она открыла молоко, и другие котята вышли из угла, сгрудились у миски. — Их выбросили неделю назад. Сначала их было семеро, но хозяин кондитерской пристроил двоих к друзьям. Он жалеет брошенных животных, но забирать их домой не может — у детей аллергия. Я не забываю о них, — Марьяна погладила рыжего котёнка, — и они ко мне привыкли. Вот бы найти для них дом! Я расклеила объявления, но никто не звонит. Этот рыженький — Тимошка. Он отзывается на кличку и сразу бежит, как видит меня.

— Не боишься их трогать? — Софья с беспокойством смотрела, как Марьяна гладит котёнка.

— Мы возили их к ветеринару. Котята не заразные и очень любят играть. Я и хозяин кондитерской — единственные, кто к ним приходит, а всякому живому существу хочется ласки. Я обычно задерживаюсь, чтобы поиграть с ними, но сейчас мало времени, — Марьяна вылила в миску остатки молока. — Поехали. Вечером хозяин их покормит, и, надеюсь, поиграет вместо меня.

— Марьяна, ты удивительная, — сказала Соня по дороге к метро. — Я боюсь даже дотрагиваться до бездомных животных, а ты за ними ухаживаешь!

— А как иначе? Котятам тоже бывает холодно, голодно, одиноко. Люди должны помогать и друг другу, и животным. Я и птиц кормлю в парках.

Соня спустилась в метро, дрожа от страха, но убегать при Марьяне ей было стыдно.

— Я никогда к этому не привыкну, — убитым голосом сообщила девушка, когда они вышли на «Охотном ряду».

— Не бойся. Посмотри, как красиво! В Твери такое не увидишь!

Соня уже бывала на Красной площади, когда приезжала в Москву с родителями, и всегда исторические постройки её завораживали. В те поездки Соня не могла отвести глаз от Кремля, величественных соборов, легендарных памятников и зданий. Но сейчас она думала не о достопримечательностях. Она жалела, что находится далеко от родителей и чувствовала, что вот-вот заплачет. Она ещё не пришла в себя после давки в метро.

Марьяна взяла её под локоть и повела в ГУМ. Соня заупрямилась.

— Нет, не хочу! Там много народу!

— Привыкай. В Москве, куда бы ты ни пошла, народ будет везде — в парках, в магазинах, на площадях.

— Марьяна, мне страшно!

Соня диким взглядом озиралась по сторонам. Она хотела убежать куда-нибудь, но не могла. Страх приковал её к месту.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Марьяна.

— Голова кружится.

— Опять начинается?

— Да!

Софья схватилась за голову. Ей стало так страшно, как не было… с прошлой ночи.

— Пойдём, — словно издалека услышала она голос Марьяны.

— Не могу.

Марьяна взяла её под локоть и куда-то повела.

— Посидим в кафе…

— Нет, я не пойду! — в истерике кричала София. — Сердце сейчас выпрыгнет! Мне плохо!

— Тебе не плохо, — убеждала Марьяна. — Повторяй за мной: глубокий вдох и медленный выдох… Соня, дыши! Дыши, я кому сказала! — Марьяна топнула ногой и встряхнула её за плечи. — Сейчас уйду и брошу тебя одну!

Конечно, Марьяна бы не бросила, но её угроза подействовала. Соня глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она повторила упражнение несколько раз и почувствовала, что дыхание восстанавливается, а сердце замедляет ритм. Соня выпила воды и виновато взглянула на Марьяну.

— Всё? — спокойно спросила та.

— Да.

— Пошли в музей, — обрадовалась Марьяна.

Соне стало стыдно.

— Ты предлагаешь пойти в музей, будто ничего не случилось?

Марьяна удивлённо подняла брови.

— А что случилось?

— Наверное, ты думаешь, что я сумасшедшая?

— Соня, ты сама придумала это состояние и сама из него вышла. Ты не больная и не сумасшедшая! Головокружение и учащённый пульс — твоя реакция на неудобства. Ты устала от людей и захотела побыть в тишине. А где на Красной площади спрятаться от людей? Организм запротестовал. Пару раз переборешь протест, а потом привыкнешь и к людям, и к усталости. Сейчас ты подышала, попила, всё прошло.

— Да, — кивнула удивлённая Софья. — И прошло быстрее, чем обычно. Раньше, когда мне становилось плохо, я звонила родителям.

— Глупо звонить в другой город. Чем родители помогут, когда узнают, что тебе страшно спуститься в метро? Приедут из Твери и спустятся с тобой? В следующий раз, когда это случится, звони мне.

— Правда? — Софья изумлённо глядела на Марьяну.

— Конечно. Сейчас я тебя успокоила, значит, и потом смогу.

Соня расчувствовалась и обняла Марьяну. Между ними возникла ниточка зарождающейся дружбы. Обе хотели, чтобы дружба стала крепкой.

— Музей — плохая идея. В такую погоду надо гулять на свежем воздухе. Поехали в Сокольники.

— Что? Опять метро?!

Софье понравилось в Сокольниках. Природа её успокоила, чистый воздух пошёл на пользу. Приятно было освежиться в тени деревьев, пройтись по аллее красных дубов. В воздухе витал аромат душистых трав, а аккуратные цветники и кустарники — просто услада для глаз! Погода стояла прекрасная. Об осени напоминали только жёлто-красные листья и школьники с ранцами за спиной.

У Софьи возникло ощущение, что они с Марьяной знакомы всю жизнь, так легко было с ней говорить. Соня призналась, что в Твери у неё не осталось друзей. Их интересы давно разошлись.

— Мне это знакомо, — сказала Марьяна. — Я обижалась на друзей, винила себя в разрыве, а потом поняла, что никто не виноват. Люди взрослеют, их увлечения меняются. К примеру, вы смотрели одни и те же сериалы, читали одни и те же книги, ходили в одну школу, у вас были общие проблемы — это вас сблизило. Однако люди вырастают не только из одежды, но и из любимых фильмов. Постепенно меняются их привычки, интересы, круг общения. И вдруг тебе становится скучно с подругой, потому что вы больше не смотрите «Гарри Поттера». Теперь она смотрит «Сверхъестественное», а ты ненавидишь этот сериал и признаёшь только комедии. Вы выросли и перестали слушать Рианну. Теперь её любимая музыка — рок, а твоя — джаз. Она читает фантастику, а ты — исторические романы. Всё. Вы больше не обсуждаете книги, фильмы и музыку. У вас нет общих интересов. Вы стали реже видеться, созваниваться, переписываться. Теперь, когда что-то случается, ты молчишь или делишься переживаниями с другим человеком. Поначалу обидно и непривычно, ведь у вас столько общих воспоминаний! И вдруг ты понимаешь, что воспоминания — единственное, что связывает вас. Если же несмотря на внутренние перемены вы дружите, то вы уже не просто подруги, а как члены семьи. Если в твоей жизни нет такого человека, значит, ты его ещё не встретила. Я тоже не встретила, но не отчаиваюсь. Я знаю, что всё впереди — и настоящая любовь, и дружба.

Софья доверилась Марьяне и без смущения рассказала о самом сложном периоде своей жизни.

— Я помню, как сидела на кровати и ревела несколько часов подряд. Родители говорили, что, если уйду из университета, меня ждёт работа дворником и нищета. Представь, каково услышать это от людей, которые должны верить в тебя, как никто другой! Когда панические атаки отступали, я всё равно не ходила в университет. Я представляла, что скажут одногруппники: «Напропускала, а теперь явилась»! Я замечала их ухмылки, слышала шепотки за спиной. Мне хотелось сию же секунду выбежать из аудитории.

— Сколько бы занятий ты ни пропустила, ты имела такое же право находиться в этой группе, как и они. Ты поступила с ними на равных условиях, платила за учёбу, а ходить или не ходить, выполнять домашние задания или нет — твоё личное дело. Об одногруппниках надо было думать в последнюю очередь, а лучше — совсем не думать. Извини, я перебила. Что с родителями?

— В тот день я рыдала несколько часов. Я не думала, что в человеке умещается столько слёз, — Соня задрожала. Она будто вернулась назад и посмотрела со стороны на себя, рыдающую на кровати, и на родителей, кричащих, что человек без образования — неполноценный. — С подачи родителей я считала себя ничтожеством. А я всего-то была не способна учиться на специальности, которую не любила. Казалось, мир рухнул — родители отвернулись, друзей не было. Я не могла с кем-то посоветоваться, не хотела жить.

— Никогда, слышишь? Никогда не повторяй эту фразу ни вслух, ни про себя, — серьёзно сказала Марьяна. — Не бывает полного мрака! Ночь и день чередуются. Жизнь — это драгоценный дар от Бога! Если ты живёшь на Земле, значит, ты живёшь с определённой миссией. Возможно, ты не сразу поймёшь, почему на тебя свалилось столько испытаний, но потом ты ни о чём не пожалеешь, ведь благодаря испытаниям, станешь сильнее. Соня, начни всё заново! Выбери другую специальность.

— Я выбрала, — кивнула Софья. — Я теперь учусь на филологии.

Марьяна в негодовании воскликнула:

— Но это снова выбор родителей! Они поняли, что ты не тянешь менеджмент, и закинули тебя на гуманитарную специальность. Филолог может быть учителем, редактором, переводчиком, журналистом. Родители хотят для тебя великого будущего. А чего хочешь ты?

— Не уверена, что хочу связать жизнь с филологией. Одни дисциплины мне нравятся, другие — нет. Наверное, так на любой специальности.

— Нет, не на любой, — Марьяна настороженно глядела на Софью. Она подозревала, что Софья не понимала, куда попала. — Подумай: высшее образование для тебя — способ достижения цели?

— Я не знаю, правда. — Софья растерянно глядела себе под ноги. Они шли по аллее, вымощенной булыжниками. — Я даже не знаю, есть ли у меня цель… А ты любишь свою специальность?

— Конечно. Мне интересно изучать литературу с научной точки зрения, и я люблю детей. Профессия учителя позволяет совместить общение с детьми и изучение мировой литературы. Я уже представляю, как буду рассказывать школьникам о писателях, как заинтересую их знаменитыми произведениями! Я люблю то, чему учусь в университете, и живу мечтой стать педагогом. А чем ты готова заниматься без перерыва? Когда ты сидела дома, ты чем-то занималась?

Софья кивнула.

— Я учила иностранные языки. Я свободно говорю по-английски, немного знаю французский и мечтаю выучить испанский.

Марьяна так удивилась, что даже остановилась и присела на скамейку.

— Сонь, а почему не учишь? Можно всю жизнь мечтать, но ничего не сделать для исполнения своей мечты.

Орешникова махнула рукой.

— Мне кажется, впереди столько времени!

— В том-то и дело: тебе кажется. А когда ты всерьёз возьмёшься за испанский, то поймёшь, что времени нет. Тебе захочется убрать из своей жизни всё, что отвлекает от любимого дела — интернет, пустую болтовню, привычку просто так подходить к холодильнику. Всё это исчезнет. Ты не захочешь потратить ни секунды на панические атаки, тебе станет некогда себя жалеть. Поэтому я пытаюсь выяснить, чем ты хочешь заняться. Иностранные языки — это здорово! — с чувством продолжала Марьяна. — Работу с детьми ты не любишь, значит, школу и репетиторство исключаем. Но ты можешь переводить книги, фильмы, медицинские статьи. Сейчас это прибыльно.

— Мне нравится читать рассказы начинающих писателей. Я уверена, что современники пишут не хуже классиков. Они пишут о том, что близко именно нам, а не старшему поколению. Но их редко публикуют. В основном молодые писатели продвигают своё творчество в интернете. Я переводила эти истории с английского, читатели благодарили меня за труд. Мне нравится читать на английском. Иногда прочту книгу знаменитого писателя и рассказываю содержание знакомым, потому что на русском её не издадут.

— Почему не издадут? Ты переведёшь и издашь!

— Я? — Софья рассмеялась. — Марьяна, не фантазируй!

Но Марьяна считала, что это потрясающая идея. Во-первых, Соня будет заниматься тем, что ей вправду нравится. Во-вторых, люди смогут прочесть десятки интересных книг, которые прежде не переводились на русский язык.

— Ты будешь первая читать новинки и решать, достойны ли они перевода. Если достойны — переводишь и получаешь деньги.

— Да? И кто же подпустит меня к новинкам? — смеялась Орешникова. — В издательствах сидят почтенные дяденьки и тётеньки с двадцатилетним стажем.

Марьяна словно не слышала.

— Соня, филология — основа для воплощения этой мечты! В университете ты научишься редактировать, изучишь издательское дело. По вечерам ты будешь учить языки и переводить тексты, ты даже можешь подрабатывать переводчиком! Когда окончишь университет, ты уже будешь востребованным специалистом!

— Звучит заманчиво, но, увы, этого достичь невозможно, — вздохнула Соня.

Марьяна скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на Софью.

— Знаешь, как реагирует мой отец, когда ставит перед собой цель, а кто-то говорит ему, что это невозможно? Его первое правило: не работать с людьми, которые считают, что что-то в этой жизни невозможно. Если захотеть, то возможно всё! Отец доказал это на собственном примере, а люди, которые шептались у него за спиной и говорили, что ничего не получится, теперь умоляют его о сотрудничестве. Просто мечтать — мало. Нужно каждый день что-то делать для воплощения мечты. Чем старше ты становишься, тем быстрее идёт время. Оно просто утекает.

Глава 8