Бесплатный фрагмент - Всё, что не названо

1. Очумелые тучки

Хронос и Логос

Хронос и Логос, сбежав на свободу,

парочкой шли по небесному своду.

Хронос выклёвывал зёрна мгновений;

Логос от мыслей отплёвывал тени,

их шелухой осыпая саванны,

в коих стадами паслись обезьяны.

Эти зверьки в пожираньи растений

брали губами и звучные тени,

брали, плевались повсюду тенями,

те прорастали в миру именами

и на полях именных растяжений

вновь вызревали колосья мгновений…

Установил Тот, Кто вечностью правит:

Хронос отнимет, а Логос добавит.

Русский Ваня

1

у Анастасии пальчик

суровой ниткой обвязан…

а в Успенском соборе мальчик

сегодня на царство помазан —

красивый да рослый Ваня,

воспитан и взгляд орлиный;

когда-то он Грозным станет,

но ныне почти невинный.

2

жизнь швыряла от трона до крупа,

от прозрений до злобства души…

много девушек царь перещупал,

много деток своих придушил,

много резал людишек для власти,

ещё больше и чаще зазря…

ах ты, Настенька, Настя, Настасья,

умерла — подменили царя!

Молния

Ломоносов с Рихманом ловили молнию

за сверкающий хвост и погиб Рихман,

измеряя электричества токи горние,

пока Ломоносов размышлял о минералах и шихтах.

Рихман верил: молния, птица с клювом острым,

требует заключения в клетку за блеск и вибро,

но она оказалась киллером «коза ностры»

с револьвером тридцать восьмого калибра.

О вреде подражания

Пётр-I гнул и нравы, и подковы,

а Павел-I гнул и гнал муштру,

и придушил его синклит дворцовый

за глупоподражание Петру:

До линий и углов немецких падкий,

в сородичей не веря ни хрена,

пытался Павел в прусские порядки

простор России уложить сполна.

Но был давно не в меру и не в пору

чужой мундир для воинства мужчин,

где Эверестом высился Суворов

и бить врага Кутузова учил.

Русский роман

небеса поля леса поляны

лещина помещики отчизна…

влюблена в евгения татьяна

но евгений — жертва нарциссизма:

знойно над собой как над цветочком

сохнет в скуке лепестки срывает

нет чтоб завести сынка иль дочку

пулю в грудь приятелю вбивает

бегство ницца тропы перевалы

желчь в лицо и вновь вокруг столица

где она — супруга генерала

высший свет звезда венера львица…

и евгений падает романно

в ноги к ней а с ним его харизма

но верна в супружестве татьяна

муж её — не жертва нарциссизма

Пушкин

«На свете счастья нет, а есть покой и воля.»

А. Пушкин

…историки к его обидам нижут,

мол, Пушкин шалым юношам в пример

был властью камер-юнкерством унижен,

другое дело — стал б он камергер.

Но тяготил любой капкан мундирный

его, певца свободы и любви

с умом провидца, с русской и всемирной

душой, со знойной Африкой в крови.

Что Гекерн, Бенкендорф, Дантес и доля,

глупцов вокруг терпеть иль не терпеть,

какой там выбор, — в мыслях только воля,

а если воли нет, то лучше — смерть!

Лермонтов

кусал доносов лёд подлючий,

глотал войны мертвящий сок,

к виску прикладывал падучей

звезды промёрзнувший кусок…

весь лёд, шипя, вздымался паром

туда, где небо, вечность, тьма…

ничто не остужало жара

его души, его ума.

Либерал и консерватор

Вот Родион Романович Раскольников,

производитель топорных покойников;

не профессионал и не любитель, —

просто топорный производитель;

героики, славы, власти искатель,

мятежник, топорный предприниматель…

А вот Порфирий Петрович следователь,

скрытных чувств и мыслей выведыватель;

барбос, ищейка, всё нюхающий в мире,

слуга государства в царской порфире, —

читает по жесту, по взгляду, по брови

преступные умыслы Порфирий Петрович…

А между ними закона пупок и экватор,

ибо первый — либерал, а второй — консерватор…

Чеховское

1

у Толстого в бороде полешко,

Горький ваксой вычернил усы,

ну а Чехов всё грызёт орешки

с белкой среднерусской полосы.

осень… сыро… под окном рябеет

жёлтым и бордовым лещина…

у калитки унтер пришибеев,

и в театр уехала жена.

2

хряснет в темя унтер пришибеев,

сунет под надгробную плиту

и в полку червей и скарабеев

станешь тем, чем не был на свету:

персть земли без страха и страданья,

пыль земли без боли и невзгод.

а душа, беспёрое созданье,

скаплет с гроба в ток подземных вод.

понесёт её кругами ада

сквозь бесчувствие, камень и века,

где одна надежда и отрада —

выйти к свету горлом родника.

Ильич

избегая города, двориков опричь,

в единично-общее вляпался Ильич.

уходил от сыщика, шедшего хвостом,

в единично-общее впёрся под кустом.

то ли человечье, то ли кобеля

единично-общее кучила земля.

почесала лысину крепкая ладонь:

«в общем единичное, ты — такая вонь!

раскачаем общество, завоюем мир, —

спустим единичное в лагерный сортир!»

Шалаш на озере Разлив

Очумелые тучки над озером, иней, сквозняк октября…

Сталин лысину Ленину трёт в шалаше скипидаром,

чтоб ломота в подкорке прошла

                                            и взметнулись пожаром

пролетарские мысли вождя

                                             на Керенского и на царя.

У обоих усами сокрыты клыки, словно в ножны палаш.

Скипидарная мысль, скипидарные жирные ручки…

Перекоп… Беломор… Колыма… Очумелые тучки…

И не выдаст полиции

                              знающий фин волкдлакский шалаш.

* * *

Седлает Копёнкин с утра Пролетарскую Силу,

с шашкой наголо вихрем летит на врагов…

Гладит наган, как бабу, в любви к революции милой

контуженный на голову Макар Нагульнов…

Вокруг — русская степь

                                  и одна и та же людская фактура

но Шолохов смотрит с кургана, а Платонов — с Луны,

и «Поднятой целины» не понять без «Чевенгура»,

а «Чевенгур» не понять без «Поднятой целины».

Хармс

…и взнуздав словами мустанга абсурда,

уходил он от красных знамён и колонн,

но за волю к свободе, к наивности мудрой

был не раз то в тюрьму, то в дурдом заключён.

Где напыщенных маршей и од тарарамсы

над равниной летели в Коцит по косой,

среди фальши и хамства стал, всё-таки, Хармсом —

хищной щукой стиха, а не тощей хамсой.

* * *

князь мышкин и художник шишкин

в лесу ловили медведя

летел по небу ас покрышкин

на лес цилиндрами гудя

и мышкину заметил шишкин:

мы не поймаем медведя

всех распугал их ас покрышкин

на лес цилиндрами гудя

и шишкину ответил мышкин:

наверно хочет медведя

забрать на небо ас покрышкин

на лес цилиндрами гудя

Герой

Он был штурманом у лётчиков-налётчиков

на «ил-четвёртом» фрицам на беду,

с таких Берлин бомбили между прочим

в августе в сорок первом году.

Он к нам приезжал, толстенький, лицо овалом,

на груди — червонная звезда и орденских планок ряд,

герой Союза полковник Андрей Коновалов,

чьё имя носил наш пионерский отряд.

Из тринадцатилетних семиклассников

выше его ростом

                            был каждый второй,

а он о том, как их дважды сбивали,

                             рассказывал так спокойно и просто,

что сразу было видно — герой.

Усы

по саду в тёмные часы

порхают мотыльком

средь яблонь чёрные усы

под драным котелком

а в дебрях тьмы где сеть плетёт

меж трав челнок росы

бой гитлер с чаплином ведёт

за чёрные усы

Дадоны

Ощипали с российской истории перья,

опалили, довольные тушкой вполне

со слюной аппетита за кухонной дверью

жадно жарят её на бесстыдном огне…

И не видит их глаз, и не слышит их слух,

что нацелился в темя им новый петух.

* * *

на перепутьи ночь над линзой льда,

и, как всегда, пошли мы не туда:

хотели в дом родной — попали в лес,

хотели к Богу — встретил мелкий бес,

хохочет, кувыркается в траве:

вам нет царя ни здесь, ни в голове…

встаёт рассвет… далёк ещё закат…

брысь, мелкий бес! потопаем назад…

На издание переписки последнего русского императора и его супруги

Под книжной обложкой собрание эпистол:

историк с дотошным вниманьем чекиста

по числам развёл, уложил на страницы

интимные чувства царя и царицы.

Теперь может каждый, как дыни и груши,

полапать ручищами царские души, —

что было любовью, ознобом и жаром,

в наш век обернулось базарным товаром.

Какие там тайны открылись?.. Не знаю:

я писем любовных чужих не читаю.

* * *

От рэпа и брейк-данса

Да прочей кутерьмы

В эпоху декаданса

Сворачиваем мы.

Фас государства гадок.

Культуры храм снесён.

Безверье и упадок

Свистят везде во всём.

Закон разбойной плетью

Взлетает над плечом.

Меж жизнию и смертью

Нет разницы ни в чём.

Сквозь выговор московский

Грядут к нам с ядом губ

И новый Мережковский,

И новый Сологуб.

* * *

Время снами сплющено, леденеет высь…

Человек грядущего, где ты?.. Отзовись!

В центре ль, на окраине ль, век сомкнув в кольцо,

Из толпы измаянной покажи лицо!

В церкви ли, на площади ль в нас вдохни огонь,

Сущее и прошлое вскинув на ладонь!

Пушкина иль Пущина внук с линейкой «пра»,

Человек грядущего, вынь нас из вчера!

* * *

Когда плывём в словесной глубине,

дай нам, Господь, без злобности и фальши

быть в ощущеньях с веком наравне,

а в мыслях встать в грядущее подальше.

2. Земной муравей

Время

поверх авто, поверх голов

летит вдоль улиц лязг железный…

чем дальше в речь — тем больше слов,

чем глубже взгляд — тем шире бездна.

без дна, без крыши, без стены

ревёт широкое глубоко,

и мы струёю вплетены

в разгон всемирного потока.

в нём смерть пышна, в нём жизнь страшна,

в нём средь громов и молний тренья

неуловима тишина

Раскаянья и Откровенья.

Глобализация

от почв и песков, от трясин и плит

исходит дробящий звук —

и Запад не спит, и Восток не спит,

и Север не спит, и Юг;

глазами пантер тьмы ночей горят,

слоистые, как угли;

присыпаны тропы и в Рай, и в Ад

бессонницами земли…

Судьба президента

с вороньим взглядом, с костяным лицом,

с синюшной отмороженной душой

иудой, вором, злыднем, подлецом

идти по центру улицы большой.

вокруг одни кричат: — герой! герой!

другие же рычат: — мудак! мудак!..

стать для потомков яминой, дырой,

упрятанной в добротный саркофаг.

Про капусту

С пыхтеньем, с кряхтеньем и с хрустом,

пропитывая потом бельё,

рубил Березовский капусту,

рубил Абрамович капусту,

а нам не хватило её.

С тех пор уже долгие годы

по градам и весям страны

разносится голос народа:

— Отдайте мои кочаны!