Бесплатный фрагмент - Вспоминая Африку (важное… и не очень)

Сы­новь­ям, вну­кам и внуч­кам,

и пра­вну­ку — по­свя­ща­ет­ся

Очу­тив­шись в Аф­ри­ке, я жа­ж­дал

уз­на­вать все боль­ше и боль­ше,

и мне все бы­ло ин­те­рес­но…

Э. Хе­мин­гу­эй

Го­ды ра­бо­ты в Аф­ри­ке: во­ен­ным пе­ре­во­дчи­ком язы­ка суа­хи­ли на Зан­зи­ба­ре (1965—1966, вме­сте с Во­ло­дей Ов­чин­ни­ко­вым), жур­на­ли­стом — за­ве­дую­щим Бю­ро Агент­ст­ва пе­ча­ти «Но­во­сти» (АПН) в Тан­за­нии (1978—1982) и в Уган­де (1985—1990, од­но­вре­мен­но кор­рес­пон­ден­том АПН в Ру­ан­де и Бу­рун­ди), и ди­пло­ма­том, пер­вым сек­ре­та­рем По­соль­ст­ва Рос­сии в Эфио­пии (2001—2002), — ос­та­ви­ли столь­ко вос­по­ми­на­ний, что не­воль­но за­ду­мы­ва­ешь­ся: в са­мом ли де­ле всё это бы­ло?..

* * *

Рас­ска­зы­вать, или пи­сать, в стро­гой по­сле­до­ва­тель­но­сти — не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. По­это­му пусть это бу­дут за­ри­сов­ки, с от­сту­п­ле­ния­ми, где это воз­мож­но.

Нач­ну из­да­ле­ка, вос­поль­зо­вав­шись за­ме­ча­тель­ной стро­кой, что встре­тил на од­ной из стра­ниц га­зе­ты «Со­вет­ский спорт»: «… я пе­ре­ки­нул мос­тик че­рез вол­ны па­мя­ти в ту да­ле­кую по­ру — и сра­зу ожи­ва­ют де­та­ли…». В мо­ем слу­чае, точ­нее и не ска­жешь.

НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА…

НА «ПУГОВИЦЕ ЗЕМНОГО ШАРА»!

Во­семь лет на­зад я на­пи­сал и опуб­ли­ко­вал сво­его ро­да за­мет­ки — «На Зан­зи­ба­ре, не­мно­го о се­бе и дру­гих» в кни­ге «В Егип­те и на Зан­зи­ба­ре (1960—1966 гг.). Ме­муа­ры со­вет­ских во­ен­ных пе­ре­во­дчи­ков» (М., Из­да­тель­ст­во «Memories», 2011. 200 с., с илл.).

В этой кни­ге «мои» стра­ни­цы — 102—198. В них — то, что пом­нил. А на 165-166-й — о той са­мой встре­че, что вы­не­се­на в за­го­ло­вок этой за­мет­ки. При­ве­ду не­ко­то­рые стро­ки:

«…Со­бы­ти­ем для нас стал за­ход те­п­ло­хо­да «Гру­зия». Бы­ло это вес­ной 1966 го­да. С со­вет­ски­ми ту­ри­ста­ми! В вы­ход­ной с Во­ло­дей по­шли к пор­ту, на рей­де ко­то­ро­го стоя­ла «Гру­зия» — бе­ло­снеж­ная, кра­си­вая, и да­же изящ­ная. Воз­вра­ща­лись че­рез жи­во­пис­ный сквер… Ре­шив пе­ре­дох­нуть, при­се­ли на ска­мей­ку в те­ни рас­ки­ди­сто­го ман­го. При­ме­ти­ли — в на­шу сто­ро­ну идет бе­лый, сред­них лет че­ло­век. Он при­бли­зил­ся, ви­дим — наш, со­вет­ский, то ли ка­зах, то ли уз­бек. Ту­рист. Уз­нав, что мы рус­ские и ра­бо­та­ем здесь, ска­зал, что он — из Таш­кен­та, по­про­сил по­мочь прой­ти ту­да-то и ту­да-то.

Бе­се­дуя по пу­ти, я об­мол­вил­ся, что ско­ро до­мой, же­нюсь, моя не­вес­та — дочь уче­но­го-спир­то­ви­ка, пре­по­да­ва­те­ля од­но­го из ин­сти­ту­тов в Мо­ск­ве. Наш уз­бек, ус­лы­шав это, вдруг ос­та­но­вил­ся и спро­сил, не тот ли это…? И про­из­нес — Мал­чен­ко. Он на­звал фа­ми­лию от­ца мо­ей бу­ду­щей же­ны! Ска­зал, что был его сту­ден­том, а по­том под его ру­ко­во­дством за­щи­тил кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию. Ко­ро­че, он сра­зу за­был о сво­ей прось­бе и при­гла­сил нас на те­п­ло­ход от­ме­тить это не­ожи­дан­ное зна­ком­ст­во…

Мо­же­те се­бе пред­ста­вить: встре­тить че­ло­ве­ка из да­лё­ко­го Таш­кен­та, ко­то­рый зна­ет мое­го бу­ду­ще­го тес­тя! И где — на Зан­зи­ба­ре! Этой пу­го­ви­це на Зем­ном ша­ре!»

* * *

Эта фра­за (о «пу­го­ви­це…») при­над­ле­жит не мне, а пер­во­му кор­рес­пон­ден­ту ТАСС на Зан­зи­ба­ре Юре Ус­ти­мен­ко. Он был ко­ман­ди­ро­ван на ост­ров в се­ре­ди­не 1964 го­да. Для не­го это бы­ла вто­рая за­ру­беж­ная ко­ман­ди­ров­ка. До нее он, вы­пу­ск­ник МГИМО, в те­че­ние трех лет — в 1960—1963 го­дах — ра­бо­тал во­ен­ным пе­ре­во­дчи­ком с анг­лий­ским язы­ком с со­вет­ски­ми во­ен­ны­ми со­вет­ни­ка­ми в Егип­те. На этой «ос­но­ве» мы бы­ст­ро под­ру­жи­лись: Юра — быв­ший во­ен­ный пе­ре­во­дчик и жур­на­лист, я — во­ен­ный пе­ре­во­дчик и поч­ти жур­на­лист. По­мо­гал ему пе­ре­во­да­ми с суа­хи­ли за­ме­ток из ме­ст­ных га­зет, а он мне — в об­ще­нии с зан­зи­бар­ским жур­на­ли­ст­ским со­об­ще­ст­вом.

Как-то вско­ре по­сле зна­ком­ст­ва Юра вдруг спро­сил: «Олег, зна­ешь, ку­да ты прие­хал? Это же пу­го­ви­ца на Зем­ном ша­ре! По­смот­ри на гло­бус — и с лу­пой не най­дешь!»

В 1980-х Ю. Ус­ти­мен­ко ра­бо­тал кор­рес­пон­ден­том ТАСС в Сан-Фран­ци­ско.

* * *

В 2011-м пи­сал о «Не­за­бы­вае­мой встре­че…» ис­клю­чи­тель­но по па­мя­ти — то, что пом­нил и за­быть не мог.

…На­сту­пил 2014 год. При­хо­жу к ма­ме. Она пе­ре­да­ет мне боль­шой свёр­ток, пе­ре­вя­зан­ный бе­чёв­кой (в мае 2018-го она скон­ча­лась, за че­ты­ре дня до 97-ле­тия. Но рад я, что за ме­сяц-пол­то­ра до кон­чи­ны ма­ма моя ус­пе­ла про­чи­тать бóльшую часть этих за­ме­ток. Она ска­за­ла: «Алик! Не­у­же­ли ты всё это пом­нишь?»).

А в свёр­т­ке том — поч­ти ВСЕ мои пись­ма, ко­гда-ли­бо на­пи­сан­ные с 1957 по 1990-й го­ды: будь то ро­ди­те­лям (отец мно­гие го­ды ра­бо­тал за гра­ни­цей), или — не­вес­те, по­том же­не. А так­же и пись­ма же­ны мо­им ро­ди­те­лям, ко­гда я ра­бо­тал в Аф­ри­ке.

Эти пись­ма хра­нил, и со­хра­нил, па­па (он умер в 1998 го­ду), о чем ни я, ни се­ст­ра моя, На­та­ша, ни­ко­гда не зна­ли. Ме­ж­ду тем, мно­гое из уже опуб­ли­ко­ван­но­го, как и упо­ми­нав­ший­ся вы­ше очерк, пи­сал я по па­мя­ти. А па­мять-то — вот она, в пись­мах! По­то­му и по­лу­ча­ет­ся (на­вер­ное, по­лу­чи­лось), что на мно­гих стра­ни­цах в этой книж­ке вос­по­ми­на­ний, как го­во­рил Мая­ков­ский, «гвоз­дя­ми слов при­бит к бу­ма­ге я».

* * *

Про­смат­ри­вая эпи­сто­ляр­ный «ар­хив», об­на­ру­жил свое «зан­зи­бар­ское пись­мо» от 28 но­яб­ря 1965 го­да Ок­са­не — бу­ду­щей же­не. И в нем — в де­та­лях ВСЁ о встре­че с «уз­бе­ком» (ка­ко­вым он во­все и не был!), и от­нюдь не «вес­ной 1966 го­да». Чем и хо­тел бы по­де­лить­ся с чи­та­те­лем:

«…Днем, в вы­ход­ной, про­шлись с Во­ло­дей по го­ро­ду. А в это вре­мя пол­но ту­ри­стов на­ших рас­тек­лось — те­п­ло­ход «Ад­жа­рия» (ошиб­ся я в том очер­ке, на­звав те­п­ло­ход «Гру­зи­ей») ут­ром при­шел. Вдруг к нам под­хо­дит один ка­зах и спра­ши­ва­ет, как прой­ти к пор­ту. Я ска­зал: «Мы вас про­во­дим» — и по­шли вме­сте.

Раз­го­во­ри­лись. Ока­зы­ва­ет­ся, он сей­час — про­фес­сор в Ал­ма-Атин­ском уни­вер­си­те­те на ка­фед­ре пла­ни­ро­ва­ния и уче­та. При­шли с ним на ко­рабль. Он при­вел нас в рес­то­ран, спро­сил: «Чем уго­стить?» Мы вы­бра­ли ар­мян­ский конь­як, и на его во­прос «Сколь­ко?» — ска­за­ли: «Ну, грамм 200», имея в ви­ду — на дво­их, со­всем за­быв при этом — а сколь­ко это бу­дет. Лю­бо­пыт­но: рас­пла­чи­вал­ся он не руб­ля­ми, как мы ожи­да­ли. При вы­ез­де за гра­ни­цу руб­ли об­ме­ни­ва­лись на так на­зы­вае­мые бо­ны, «имею­щие хо­ж­де­ние толь­ко на бор­ту те­п­ло­хо­да», ска­зал нам этот ту­рист (в те го­ды со­вет­ским не раз­ре­ша­лось вы­во­зить с со­бой руб­ли за ру­беж).

Наш но­вый зна­ко­мый не по­ску­пил­ся — пе­ред на­ми поя­ви­лись два пол­ных бо­ка­ла по 200 грамм! Ко­неч­но, от­пив по­нем­но­гу, на этом и ос­та­но­ви­лись — вы­пить боль­ше не бы­ло ни­ка­кой воз­мож­но­сти: кру­гом жа­ра не­вы­но­си­мая, а нам на­до бы­ло воз­вра­щать­ся до­мой, на служ­бу. А по­том он ку­пил нам по бу­тыл­ке конь­я­ку, блок си­га­рет «Солн­це» (бол­гар­ские), дал 2 цвет­ные ки­но­плен­ки (8 мм), 6 цвет­ных по­зи­тив­ных фо­то­пле­нок.

…Мы шли и удив­ля­лись. Рас­ска­зал он и о се­бе, что 20 лет про­сто вы­ки­ну­ты у не­го из жиз­ни, т.к. за­ни­мал вы­со­кие ад­ми­ни­ст­ра­тив­ные по­сты в рес­пуб­ли­ке, и толь­ко 3 го­да на­зад пе­ре­шел на на­уч­ную ра­бо­ту. В про­шлом го­ду по­лу­чил зва­ние про­фес­со­ра.

По­том опять по­шли с ним в го­род за по­куп­ка­ми — долг пла­те­жом кра­сен. Хо­ди­ли по за­ко­ул­кам — и мы ку­пи­ли ему от­рез на кос­тюм.

И вот сно­ва идем к пор­ту. Он спра­ши­ва­ет, же­на­ты ли мы. Во­ва от­ве­тил, что же­на его — ме­дик, а я ска­зал, что со­би­ра­юсь вот-вот же­нить­ся, что ты (Ок­са­на) — в пи­ще­вом ин­сти­ту­те. Он спро­сил: «У Га­ти­ли­на?» (в 1960-х гг. — рек­­то­р МТИПП, мо­с­ков­ско­го пи­ще­во­го ин­сти­ту­та, сей­час — Уни­вер­си­тет пи­ще­вых про­из­водств). Я го­во­рю: «Ка­жет­ся, да». И по­шло… Он пе­ре­брал всех ва­ших на­чаль­ни­ков. И тут я спро­сил: «А не знае­те ли вы Мал­чен­ко?»

Он как шел, так и ос­та­но­вил­ся: «Да мы же с ним 15 лет ра­бо­та­ли вме­сте! Я был его ас­пи­ран­том». Тут я обал­дел, и ска­зал, что твоя фа­ми­лия — Мал­чен­ко. А он го­во­рит, что знал те­бя, ко­гда ты «хо­ди­ла еще без шта­нов», и при­ба­вил, что об этом же ска­жет при всех на на­шей свадь­бе. И на­чал он рас­ска­зы­вать об Ан­д­рее Ле­о­ни­до­ви­че — и то, что он бо­лен, и о том, что жи­ве­те вы на ули­це Горь­ко­го. Точ­но! И пла­ни­ров­ку ком­нат ука­зал точ­но! И что твой па­па — очень хо­ро­ший его друг!

По­сле все­го это­го он сра­зу же на­звал се­бя мо­им тес­тем и ска­зал, что обя­за­тель­но прие­дет на свадь­бу и бу­дет та­ма­дой!!!

Обо всем этом мы го­во­ри­ли, по­ка не вер­ну­лись на борт те­п­ло­хо­да. По­зна­ко­ми­лись с его же­ной, он сра­зу же с ней обо всем по­де­лил­ся.

Вы­шли мы на верх­нюю па­лу­бу — по­ды­шать све­жим воз­ду­хом. И тут у ме­ня мельк­ну­ла мысль — а что ес­ли нам по­сле свадь­бы от­пра­вить­ся на от­дых в ка­кую-ни­будь стра­ну: Поль­шу, Че­хо­сло­ва­кию, Венг­рию? Ска­зал об этом Во­ло­де. По­де­ли­лись этим с на­шим но­вым зна­ко­мым и дру­гом (он-то по­бы­вал в 21 стра­не (!) и зна­ет, что и как). Он ска­зал, что «пу­тев­ки сто­ят че­пу­ху, 170—180 руб. од­на». А по­том: «Слу­шай­те, а за­чем вам ехать в ка­кую-то Венг­рию? При­ез­жай­те ко мне в Ал­ма-Ата. Вам та­кой уст­рою от­дых! Бе­ру все рас­хо­ды на се­бя!» До­слов­но пи­шу.

Вер­нув­шись в каю­ту, ста­ли за­пи­сы­вать ад­ре­са. Зо­вут его — Бу­тин Ма­же­кен Есе­но­вич, Ал­ма-Ата, Ок­тябрь­ская д… И до­ба­вил он: «Ес­ли со­бе­ре­тесь, вам нуж­но толь­ко по­зво­нить, боль­ше ни­че­го не нуж­но. Ос­таль­ное я уст­рою всё сам». И ушел ку­да-то, а вер­нул­ся с дву­мя бу­тыл­ка­ми «Шам­пан­ско­го».

Ско­ро, ска­зал М.Е., кто-то из его зна­ко­мых прие­дет сю­да, так он обе­щал че­рез не­го снаб­дить ме­ня плен­ка­ми и фо­то­плен­ка­ми на год впе­ред! Он да­же не спро­сил, со­гла­сен я или нет. Ска­зал, как от­ру­бил, и бас­та!

Та­ко­го ро­да лю­дей я еще не встре­чал! О ва­шей се­мье очень те­п­ло ото­звал­ся, и о па­пе и о ма­ме тво­ей. Он, чу­дак, и ме­ня пре­ду­пре­дил, что «Ок­са­на — хо­ро­шая де­вуш­ка». Как буд­то я это­го и сам не знаю!

А уж под са­мый ко­нец на­ше­го ви­зи­та по­про­си­ли Ма­же­ке­на Есе­но­ви­ча ото­слать те­ле­грам­мы в Мо­ск­ву (с на­ших су­дов мож­но от­сы­лать в лю­бую точ­ку стра­ны, до­го­во­рив­шись с ка­пи­та­ном). Я по­слал те­бе, и об­щую от нас с Во­ло­дей — в ин­сти­тут.

Ко­гда про­ща­лись, Ма­же­кен Есе­но­вич по­це­ло­вал нас обо­их. Воз­вра­ща­ясь до­мой, всю до­ро­гу го­во­ри­ли о нем.

Вот та­кой у нас был се­го­дня день. Ред­ко они бы­ва­ют, но бы­ва­ют…».

* * *

Вер­нув­шись в Мо­ск­ву в ию­не 1966 го­да и спра­вив свадь­бу в ию­ле, спро­сил сво­его тес­тя, Ан­д­рея Ле­о­ни­до­ви­ча Мал­чен­ко, зна­ком ли ему М. Бу­тин. На что А.Л. от­ве­тил — пом­нит его, был у не­го та­кой ас­пи­рант.

Его дочь Ок­са­на по­шла по сто­пам от­ца — окон­чи­ла МТИПП, где мно­гие го­ды пре­по­да­вал про­фес­сор Мал­чен­ко. Кан­ди­дат хи­ми­че­ских на­ук, до 1997 го­да — ве­ду­щий на­уч­ный со­труд­ник, она — ав­тор ста­тьи об от­це «К 100-ле­тию со дня ро­ж­де­ния Ан­д­рея Ле­о­ни­до­ви­ча Мал­чен­ко», опуб­ли­ко­ван­ной в жур­на­ле «Пи­ще­вая про­мыш­лен­ность» в 2004 го­ду (№4, с. 122—123).

И най­ди­те, чи­та­тель, в биб­лио­те­ке жур­нал «Во­про­сы ис­то­рии», 2000, №10. В руб­ри­ке «Воз­вра­ще­ние в ис­то­рию» в ста­тье «Все­гда лю­без­ный, все­гда мол­ча­ли­вый то­ва­рищ» Ок­са­на рас­ска­зы­ва­ет о сво­ем двою­род­ном де­де, дя­де Ан­д­рея Ле­о­ни­до­ви­ча.

Это — очерк, ос­но­ван­ный на ар­хив­ных до­ку­мен­тах ОГПУ (по­ка их вновь не «за­кры­ли» в на­ча­ле 2000-х), о рас­стре­лян­ном 18 но­яб­ря 1930 го­да Алек­сан­д­ре Ле­он­ть­е­ви­че Мал­чен­ко — со­рат­ни­ке Ле­ни­на по соз­да­нию в 1897 го­ду пе­тер­бурж­ско­го «Сою­за борь­бы за ос­во­бо­ж­де­ние ра­бо­че­го клас­са». На из­вест­ном фо­то­сним­ке Алек­сандр Ле­он­ть­е­вич — ря­дом с Ле­ни­ным, а в из­да­ни­ях 1930-х го­дов и позд­нее его фи­гу­ра на сним­ке за­ре­ту­ши­ро­ва­на. И толь­ко по­сле реа­би­ли­та­ции в 1958 го­ду Мал­чен­ко «вер­ну­ли» на это фо­то.

* * *

Про­чи­тав в 2014-м соб­ст­вен­ное «но­ябрь­ское 1965 го­да» пись­мо из Зан­зи­ба­ра, в ко­то­ром ука­зан ад­рес Ма­же­ке­на Есе­но­ви­ча, за­ду­мал­ся — мож­но ли «свя­зать­ся» с его род­ст­вен­ни­ка­ми? И рас­ска­зать им сло­ва­ми «оче­вид­ца» о той дав­ней встре­че на да­ле­ком Зан­зи­ба­ре с их па­пой, де­душ­кой, пра­де­душ­кой…

И мне по­вез­ло! Бла­го­да­ря… Са­ли­ме Са­ги­ев­не Ку­нан­бае­вой! Она — рек­тор Ка­зах­ско­го уни­вер­си­те­та ме­ж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний и ми­ро­вых язы­ков им. Абы­лай Ха­на, член-кор­рес­пон­дент На­цио­наль­ной ака­де­мии на­ук Рес­пуб­ли­ки Ка­зах­стан, док­тор фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук.

Са­ли­ма Са­ги­ев­на ста­ла пер­вой, дав­шей свое со­гла­сие стать чле­ном Ме­ж­ду­на­род­но­го ре­дак­ци­он­но­го со­ве­та (соз­дан­но­го в на­ча­ле 2014 го­да в со­от­вет­ст­вии с тре­бо­ва­ния­ми Выс­шей ат­­т­е­с­та­­ц­ио­нной ко­ми­сии) жур­на­ла — «Азия и Аф­ри­ка се­го­дня», где с 2003 го­да я ра­бо­таю пер­вым за­мес­ти­те­лем глав­но­го ре­дак­то­ра Алек­сея Ми­хай­ло­ви­ча Ва­силь­е­ва (то­гда член-кор­рес­пон­дент, в де­каб­ре 2011 го­да из­бран ака­де­ми­ком Рос­сий­ской ака­де­мии на­ук).

Ни­ка­ких дру­гих «кон­так­тов» ни в Ал­ма-Ате, ни в Ка­зах­ста­не во­об­ще у ме­ня до сих пор не бы­ло. Об­ра­тил­ся к С.С.Ку­нан­бае­вой с прось­бой най­ти род­ст­вен­ни­ков «мое­го» Бу­ти­на, и в ок­тяб­ре 2014-го по­лу­чил от неё ко­ор­ди­на­ты его сы­на — Ер­ке-Бу­ла­на Ма­же­ке­но­ви­ча.

У нас за­вя­за­лась пе­ре­пис­ка… Ер­ке-Бу­лан при­слал мне две кни­ги, на­пи­сан­ные к 100-ле­тию его от­ца, Ма­же­ке­на Есе­но­ви­ча («Па­рыз»), и его ма­мы («Кос-Ма­ке»). Обе на рус­ском и ка­зах­ском. В от­вет от­пра­вил ему «В Егип­те и на Зан­зи­ба­ре…», с ука­за­ни­ем тех са­мых стра­ниц с ко­рот­ким вос­по­ми­на­ни­ем (по па­мя­ти) о его от­це.

В на­ча­ле мая 2015 го­да Бу­тин-мл. пред­ло­жил мне по­де­лить­ся впе­чат­ле­ния­ми о его па­пе в сбор­ни­ке по ито­гам пред­сто­яв­ше­го вско­ре фо­ру­ма бух­гал­те­ров Цен­траль­ной Азии, по­свя­щен­но­го 105-ле­тию со дня ро­ж­де­ния М.Е.Бу­ти­на. Ра­зу­ме­ет­ся, со­гла­сил­ся я с ра­до­стью: пусть и его близ­кие, дру­зья и со­рат­ни­ки уз­на­ют, быть мо­жет, чу­точ­ку боль­ше об этом че­ло­ве­ке!

Вспом­нив ту са­мую «да­ле­кую» (и по вре­ме­ни от на­ших лет, и по рас­стоя­нию: Зан­зи­бар — Ал­ма-Ата!) встре­чу с Ма­же­ке­ном Есе­но­ви­чем Бу­ти­ным, не мо­гу за­быть впе­чат­ле­ний о нем. Ме­ня, в об­щем-то, слу­чай­но­го зна­ко­мо­го, он при­нял, толь­ко уз­нав, кто ста­нет мо­ей же­ной (точ­нее — дочь ко­го), слов­но род­но­го, как близ­ко­го род­ст­вен­ни­ка. Да на­звал се­бя мо­им тес­тем! Ну, а о его хле­бо­соль­ст­ве и го­во­рить не при­хо­дит­ся…

Уди­ви­тель­но ши­ро­кой ду­ши че­ло­век! А пе­ред гла­за­ми — его уди­ви­тель­ная улыб­ка и лу­чи­стые гла­за. Уже пол­ве­ка ми­ну­ло, а встре­ча с Ма­же­ке­ном Есе­но­ви­чем — как буд­то встре­ти­лись вче­ра! Во­ис­ти­ну так, ко­гда чи­таю-пе­ре­чи­ты­ваю фраг­мен­ты то­го пись­ма…

Очень жаль, что он так ра­но ушел. Впро­чем, как и его на­уч­ный на­став­ник Мал­чен­ко Ан­д­рей Ле­о­ни­до­вич — в 1971 го­ду в день ро­ж­де­ния (!) соб­ст­вен­ной до­че­ри. И бы­ло ему ров­но 67 лет. Он пе­ре­жил два ин­суль­та: пер­вый — в 1963-м, пря­мо на ка­фед­ре, ко­гда чи­тал лек­цию сту­ден­там, и в 1966-м. С не­ду­гом он спра­вил­ся, учил­ся пи­сать и го­во­рить, и хо­дить то­же. До по­след­них ме­ся­цев-дней жиз­ни ку­ри­ро­вал сво­их ас­пи­ран­тов…

Со­жа­лею так­же и о том, что мы с Ок­са­ной (в ию­ле 2018-го спра­ви­ли 52 го­да свадь­бы) так и не вос­поль­зо­ва­лись при­гла­ше­ни­ем Ма­же­ке­на Есе­но­ви­ча «спра­вить ме­до­вый ме­сяц в Ал­ма-Ата». Мо­ло­дые мы бы­ли то­гда, да и за­быв­чи­вые…

P.S. В ию­ле 2015 го­да этот очерк был опуб­ли­ко­ван в сбор­ни­ке — «Из­вес­тия» Ис­сык-Куль­ско­го фо­ру­ма бух­гал­те­ров и ау­ди­то­ров стран Цен­траль­ной Азии. 2015, №2 (9), c. 24—28. Ин­те­рес­но, что в При­ло­же­нии к сбор­ни­ку — «Кто есть кто в на­уч­ном со­об­ще­ст­ве бух­гал­те­ров и ау­ди­то­ров стран Цен­траль­ной Азии» — есть и «стра­нич­ка» обо мне, да еще с фо­то.

«КОРРЕСПОНДЕНТ» АПН НА ЗАНЗИБАРЕ

Вес­ной 1965 го­да я и мои со­курс­ни­ки (все­го 7 че­ло­век) за­кан­чи­ва­ли V курс в Ин­сти­ту­те вос­точ­ных язы­ков (ИВЯ) при МГУ, где изу­ча­ли суа­хи­ли. Это пер­вый из аф­ри­кан­ских язы­ков, пре­по­да­ва­ние ко­то­ро­го в 1960 го­ду на­ча­лось в ИВЯ (с 1970 го­да — Ин­сти­тут стран Азии и Аф­ри­ки МГУ — ИСАА МГУ).

Язык суа­хи­ли? Что в нем «осо­бен­но­го»?

По­про­бую рас­ска­зать, но ко­рот­ко.

Глав­ное — се­го­дня на суа­хи­ли раз­го­ва­ри­ва­ют и по­ни­ма­ют его (для мно­гих он — род­ной) не ме­нее 200 мил­лио­нов аф­ри­кан­цев из бо­лее чем мил­ли­ард­но­го на­се­ле­ния стран Аф­ри­ки юж­нее Са­ха­ры (при на­се­ле­нии все­го кон­ти­нен­та — в 2018 го­ду — 1 мил­ли­ард 277 мил­лио­нов че­ло­век: на 100 мил­лио­нов мень­ше, чем в се­го­дняш­ней Ин­дии, не на­мно­го ус­ту­паю­щей Ки­таю).

В Тан­за­нии (с 1967 г.), Ке­нии (с 1974 г.) и Уган­де (с 2005 г.) — это го­су­дар­ст­вен­ный язык, их на­се­ле­ние ны­не — бо­лее 155 мил­лио­нов че­ло­век. В аре­ал рас­про­стра­не­ния язы­ка суа­хи­ли вхо­дят: Бу­рун­ди и Ру­ан­да, вос­точ­ные про­вин­ции Де­мо­кра­ти­че­ской Рес­пуб­ли­ки Кон­го, юг Со­ма­ли, се­вер­ные рай­оны Зам­бии, Ма­ла­ви и Мо­зам­би­ка, Сей­шель­ские и Ко­мор­ские ост­ро­ва, и вос­точ­ное по­бе­ре­жье Ма­да­га­ска­ра. Дру­ги­ми сло­ва­ми — вся Вос­точ­ная Аф­ри­ка, зна­чи­тель­ная часть Аф­ри­ки цен­траль­ной. Или — на 20 про­цен­тах тер­ри­то­рии Аф­ри­кан­ско­го кон­ти­нен­та пре­об­ла­да­ет язык суа­хи­ли.

Не­боль­шой экс­курс «в ис­то­рию во­про­са» в на­шей стра­не.

…Еще в кон­це XVIII ве­ка в Рос­сии поя­ви­лись пер­вые све­де­ния о суа­хи­ли. То­гда Пе­тер­бург­ская ака­де­мия на­ук опуб­ли­ко­ва­ла из­да­ние о всех из­вест­ных к то­му вре­ме­ни язы­ках ми­ра, в ко­то­ром упо­ми­нал­ся… язык «со­вау­ли»; при­во­ди­лись чис­ли­тель­ные от 1 до 10 на этом язы­ке, не­ко­то­рые име­на су­ще­ст­ви­тель­ные. Эти дан­ные о суа­хи­ли дол­гое вре­мя ос­та­ва­лись един­ст­вен­ны­ми, из­вест­ны­ми в Рос­сии.

…В Ви­ки­пе­дии, в Ин­тер­не­те во­об­ще, мно­го раз­но­об­раз­ной ин­фор­ма­ции об ис­то­рии изу­че­ния аф­ри­кан­ских язы­ков в Со­вет­ском Сою­зе. Здесь же от­ме­чу, что впер­вые пре­по­да­ва­ние суа­хи­ли на­ча­лось в 1957 го­ду в Мо­с­ков­ском ин­сти­ту­те ме­ж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний (МГИМО), за­тем в 1960-м — в МГУ (в ИВЯ), а с 1961 го­да — в Уни­вер­си­те­те друж­бы на­ро­дов им. Пат­ри­са Лу­мум­бы (сей­час РУДН).

На­стоя­щи­ми «про­вид­ца­ми» бы­ли те, кто то­гда в Мо­ск­ве, «на­вер­ху», при­ни­ма­ли ис­то­ри­че­ское (ду­маю, имен­но так!) ре­ше­ние: из всех язы­ков Чер­ной Аф­ри­ки со­вет­ским сту­ден­там изу­чать суа­хи­ли!

Ещё в 1966 го­ду пер­вый пре­зи­дент не­за­ви­си­мой Га­ны Ква­ме Нкру­ма (1909—1972) пред­ла­гал объ­я­вить суа­хи­ли еди­ным все­аф­ри­кан­ским язы­ком, но эта идея не на­шла то­гда ши­ро­кой под­держ­ки. Спус­тя че­ты­ре де­ся­ти­ле­тия, в 2004 го­ду, по ре­ше­нию «аф­ри­кан­ской ООН» — Аф­ри­кан­ско­го Сою­за (пре­ем­ник ОАЕ — Ор­га­ни­за­ции Аф­ри­кан­ско­го Един­ст­ва) язык суа­хи­ли стал 6-м ра­бо­чим язы­ком этой ор­га­ни­за­ции — по­сле (в ал­фа­вит­ном по­ряд­ке) анг­лий­ско­го, араб­ско­го, ис­пан­ско­го, пор­ту­галь­ско­го и фран­цуз­ско­го. И — пер­вым сре­ди всех аф­ри­кан­ских язы­ков!

«Kisu hiki kizuri…»

1 сен­тяб­ря 1960 го­да на пер­вом за­ня­тии в ИВЯ наш пе­да­гог — На­та­лья Ве­ниа­ми­нов­на Охо­ти­на (1927—1999; кан­ди­дат фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук, уче­ни­ца пат­ри­ар­ха со­вет­ской аф­ри­ка­ни­сти­ки, чле­на-кор­рес­пон­ден­та АН СССР Дмит­рия Алек­сее­ви­ча Оль­де­рог­ге (1903—1987), пре­по­да­вав­ше­го на Вос­точ­ном фа­куль­те­те Ле­нин­град­ско­го уни­вер­си­те­та) — ска­за­ла, что изу­чать мы бу­дем язык суа­хи­ли.

На­ча­ло пре­по­да­ва­ния это­го язы­ка и соз­да­ние в ИВЯ ка­фед­ры аф­ри­ка­ни­сти­ки бы­ло, без­ус­лов­но, от­ра­же­ни­ем су­ще­ст­вен­ных пе­ре­мен во внеш­ней по­ли­ти­ке СССР по­сле ХХ съез­да пар­тии (1956). Стра­на ста­но­ви­лась бо­лее от­кры­той для внеш­не­го ми­ра, и круг ее ин­те­ре­сов в сфе­ре по­ли­ти­ки и эко­но­ми­ки су­ще­ст­вен­но рас­ши­рил­ся.

Не­за­бы­вае­мое впе­чат­ле­ние ос­та­ви­ло пер­вое за­ня­тие «аф­ри­кан­ским язы­ком». На­та­лья Ве­ниа­ми­нов­на вкрат­це рас­ска­за­ла о язы­ке суа­хи­ли, а по­том по­до­шла к дос­ке и на­пи­са­ла ме­лом круп­ны­ми бу­к­ва­ми не­что стран­ное: «Kisu hiki kizuri kilianguka chini». И про­из­нес­ла эти сло­ва. Для на­ше­го слу­ха они про­зву­ча­ли очень не­обыч­но! Еще бо­лее не­обыч­ным ока­зал­ся пе­ре­вод — «Нож этот кра­си­вый упал вниз»! По­че­му имен­но это пред­ло­же­ние бы­ло вы­бра­но на­шим учи­те­лем? Уже не уз­нать…

Н.В.Охо­ти­на, за­мес­ти­тель за­ве­дую­ще­го ка­фед­рой аф­ри­ка­ни­сти­ки в ИВЯ, за­ло­жи­ла в нас ос­но­вы грам­ма­ти­ки суа­хи­ли — язы­ка, не­по­хо­же­го, на­при­мер, на за­пад­но­ев­ро­пей­ские (как, впро­чем, и дру­гие аф­ри­кан­ские язы­ки). Дос­та­ва­ла не­ве­до­мо от­ку­да тек­сты на этом язы­ке, за­пом­ни­лись, на­при­мер, «Desturi na Tabia…» («Обы­чаи и нра­вы…» ка­кой-то на­род­но­сти, ка­жет­ся, zaramu), сло­ва­ри — суа­хи­ли-анг­лий­ский и анг­ло-суа­хи­ли анг­ли­ча­ни­на Фре­де­ри­ка Джон­со­на…

* * *

К кон­цу V кур­са уче­бы в ИВЯ ка­ж­до­му из нас пред­стоя­ла го­дич­ная прак­ти­ка,­ т.е. ра­бо­та по спе­ци­аль­но­сти вос­то­ко­ве­да-аф­ри­ка­ни­ста. Бо­ря Пиль­ни­ков вы­брал ТАСС; Са­ша Дов­жен­ко, два Во­ло­ди, Ма­ка­рен­ко и Ов­чин­ни­ков, — Мо­с­ков­ское ра­дио, ре­дак­цию ве­ща­ния на Аф­ри­ку, в том чис­ле и на язы­ке суа­хи­ли; Ира Фе­до­сее­ва и То­ля Луц­ков (са­мый стар­ший из нас, ему бы­ло 26, пре­по­да­ва­тель анг­лий­ско­го язы­ка) — ака­де­ми­че­ские ин­сти­ту­ты.

Я вы­брал Агент­ст­во пе­ча­ти «Но­во­сти» (АПН) — ор­га­ни­за­цию, соз­дан­ную не­дав­но, в 1961 го­ду, «кор­ни» ко­то­рой — это Со­вин­форм­бю­ро вре­мен Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной вой­ны. Ста­жи­ров­ку на­чал в фев­ра­ле 1965 го­да в Глав­ной ре­дак­ции Аф­ри­ки (ГРА).

Ра­бо­та очень по­нра­ви­лась: кро­ме пе­ре­во­дов, по­ру­ча­ли что-то пи­сать, ре­дак­ти­ро­вать и т. д. На­прав­ля­ли брать и ин­тер­вью. Так, в од­ной из мо­с­ков­ских га­зет про­чи­тал за­мет­ку о ка­ком-то со­труд­ни­ке од­но­го из фа­куль­те­тов МГУ, ко­то­рый знал чуть ли не 20 ино­стран­ных язы­ков, в том чис­ле и… суа­хи­ли! Гла­зам сво­им не по­ве­рил: как так? Мы, сту­ден­ты ИВЯ, учим суа­хи­ли уже пя­тый год, а вот ка­кой-то че­ло­век в на­шей стра­не УЖЕ его зна­ет!

Од­ним из мо­их ку­ра­то­ров был Су­рен Гри­горь­е­вич Ши­ро­ян, за­мес­ти­тель Глав­но­го ре­дак­то­ра ГРА. По­лу­чил от не­го раз­ре­ше­ние взять ин­тер­вью у это­го «нек­то», а по­том на­пра­вить его в Бю­ро АПН в суа­хи­ли­го­во­ря­щих стра­нах Вос­точ­ной Аф­ри­ки — в Тан­за­нии и Уган­де — для пуб­ли­ка­ции в та­мош­ней прес­се. Увы, из этой за­дум­ки ни­че­го не вы­шло — мне не уда­лось най­ти «ге­роя» га­зет­ной за­мет­ки. И был ли он на са­мом де­ле?..

В ап­ре­ле в ИВЯ по­сту­пил за­прос из Ми­ни­стер­ст­ва обо­ро­ны СССР — «нуж­ны пе­ре­во­дчи­ки язы­ка суа­хи­ли». Для груп­пы со­вет­ских во­ен­ных спе­циа­ли­стов, ра­бо­тав­ших на Зан­зи­ба­ре, ост­ров­ной час­ти Объ­е­ди­нен­ной Рес­пуб­ли­ки Тан­за­ния.

Они при­бы­ли на Зан­зи­бар в мар­те 1964 го­да, че­рез два ме­ся­ца по­сле ре­во­лю­ции 12 ян­ва­ря 1964 го­да — «на­род­ной», «ан­ти­фео­даль­ной», «ан­ти­им­пе­риа­ли­сти­че­ской», как пи­са­ла со­вет­ская прес­са, по при­гла­ше­нию Ре­во­лю­ци­он­но­го Со­ве­та На­род­ной Рес­пуб­ли­ки Зан­зи­ба­ра и Пем­бы. В за­пад­ных СМИ ре­во­лю­ци­он­ный Зан­зи­бар на­зы­ва­ли «Ку­бой в Аф­ри­ке» и рас­смат­ри­ва­ли как уг­ро­зу рас­про­стра­не­ния со­вет­ско­го влия­ния на всем Аф­ри­кан­ском кон­ти­нен­те. На­пом­ню, в те го­ды «хо­ло­дая вой­на» на­би­ра­ла обо­ро­ты, как и идео­ло­ги­че­ское про­ти­во­стоя­ние За­па­да с Вос­то­ком. И Зан­зи­бар об­ра­тил­ся за по­мо­щью — к СССР, Ки­таю, ГДР…

В этой пер­вой груп­пе со­вет­ских во­ен­ных на Зан­зи­ба­ре бы­ло два пе­ре­во­дчи­ка — с анг­лий­ским язы­ком. Ме­ж­ду тем, чуть позд­нее, в ап­ре­ле 1964 го­да, ки­тай­ские во­ен­спе­цы прие­ха­ли с соб­ст­вен­ны­ми пе­ре­во­дчи­ка­ми — с суа­хи­ли! Вы­бор ру­ко­во­дства ка­фед­ры и ди­рек­ции Ин­сти­ту­та пал на Во­ло­дю Ов­чин­ни­ко­ва и ме­ня.

Ко­гда Су­рен Гри­горь­е­вич уз­нал о мо­ей пред­стоя­щей по­езд­ке на Зан­зи­бар, по­про­сил, по воз­мож­но­сти, ин­фор­ми­ро­вать о пер­спек­ти­вах ра­бо­ты АПН в ост­ров­ной час­ти Тан­за­нии. При этом он не скры­вал не­до­уме­ния: по­че­му Вла­ди­мир Про­копь­ев, пер­вый за­ве­дую­щий Бю­ро АПН в Дар-эс-Са­ла­ме, ра­бо­тая уже поч­ти год в Тан­за­нии, ни ра­зу по­сле по­се­ще­ния Зан­зи­ба­ра, не­смот­ря на за­про­сы, так и не удо­су­жил­ся от­чи­тать­ся.

Из Мо­ск­вы — на Зан­зи­бар

Пре­ж­де чем рас­ска­зы­вать, вы­пол­нил ли я за­да­ние, по­лу­чен­ное в АПН, и во­об­ще о на­шей с Ов­чин­ни­ко­вым ра­бо­те во­ен­ны­ми пе­ре­во­дчи­ка­ми, не мо­гу не по­де­лить­ся тем, как мы с Во­ло­дей до­би­ра­лись до это­го эк­зо­ти­че­ско­го ост­ро­ва.

Столь­ко лет про­шло, мно­гое стер­лось из па­мя­ти, но са­мо «пу­те­ше­ст­вие» пом­ню в мель­чай­ших под­роб­но­стях.

…В Мин­обо­ро­ны нам вру­чи­ли крас­ные (об­ще­гра­ж­дан­ские) за­гран­пас­пор­та и по 10 дол­ла­ров раз­ны­ми ку­пю­ра­ми «на не­пред­ви­ден­ные рас­хо­ды». При этом стро­го ука­за­ли, а фак­ти­че­ски — за­пре­ти­ли рас­ска­зы­вать, ко­му бы то ни бы­ло, о ко­неч­ной точ­ке по­езд­ки, и глав­ное — «ни с кем не раз­го­ва­ри­вать на суа­хи­ли»! На анг­лий­ском — по­жа­луй­ста.

Ве­че­ром 16 ию­ня 1965 го­да из Ше­ре­меть­е­во на са­мо­ле­те Ил-18 мы до­ле­те­ли до Каи­ра, в те го­ды — край­няя точ­ка «Аэ­ро­фло­та» в этой час­ти Аф­ри­ки. Там — пе­ре­сад­ка на са­мо­лет дру­гой авиа­ком­па­нии. Нам пред­стоя­ло ле­теть по мар­шру­ту: Хар­тум (Су­дан) — Ад­дис-Абе­ба (Эфио­пия) — Мо­га­ди­шо (Со­ма­ли) — Най­ро­би (Ке­ния) — Мо­ши — Тан­га — Зан­зи­бар (Тан­за­ния).

В Каи­ре при­зем­ли­лись бли­же к но­чи. На­ши стю­ар­дес­сы под­ска­за­ли, что о по­сад­ке на ин­те­ре­со­вав­ший нас рейс в Хар­тум со­об­щат в аэ­ро­пор­ту. Око­ло двух ча­сов про­ве­ли в за­ле ожи­да­ния. Там бы­ло мно­го­люд­но, ожив­лен­но, ра­бо­та­ли ка­фе и ба­ры, су­ве­нир­ные лав­ки и не­ве­до­мый нам с Во­ло­дей до­се­ле ма­га­зин «Duty Free»… Вый­дя из туа­ле­та и уви­дев стоя­ще­го у вхо­да убор­щи­ка-ара­ба в бе­лом до по­ла одея­нии, я по­ду­мал: а вдруг здесь при­ня­то да­вать чае­вые? И уже про­тя­нул, бы­ло, ему 1 «бу­маж­ный» дол­лар, как про­хо­див­ший ми­мо ка­кой-то ев­ро­пе­ец с не­го­до­ва­ни­ем в го­ло­се чуть ли не за­кри­чал: «Ты что де­ла­ешь? Ни в ко­ем слу­чае! За­бе­ри! Тут мо­гут по­ду­мать, что он ук­рал этот дол­лар, и вы­го­нят с ра­бо­ты. Здесь с этим стро­го! Ес­ли хо­чешь, дай ему па­ру мо­нет». И я его по­слу­шал, но «ме­ло­чи» у ме­ня не на­шлось. Вер­нув­шись к Во­ло­де, рас­ска­зал ему о раз­го­во­ре с этим «бы­ва­лым» ев­ро­пей­цем…

Из Каи­ра на аме­ри­кан­ском «Ду­гла­се-9» с ос­та­нов­ка­ми в Хар­ту­ме и Ад­дис-Абе­бе до­ле­те­ли до Мо­га­ди­шо. Пер­вое «при­клю­че­ние» слу­чи­лось в Хар­ту­ме, где при­зем­ли­лись ран­ним ут­ром. Здесь пла­ни­ро­ва­лась ча­со­вая ос­та­нов­ка. По­ка­за­лось стран­ным, что пас­са­жи­ров рас­по­ло­жи­ли не в зда­нии аэ­ро­пор­та, а в ка­ком-то ан­га­ре на лет­ном по­ле. Про­шел час, вто­рой… На­ко­нец, нам объ­я­ви­ли о ка­ких-то не­по­лад­ках с са­мо­ле­том. В об­щем, за­держ­ка со­ста­ви­ла мно­го ча­сов, и за все это вре­мя — а око­ло по­луд­ня тем­пе­ра­ту­ра за­шка­ли­ва­ла за 45 гра­ду­сов, и в ан­га­ре ды­шать бы­ло не­чем, — пас­са­жи­рам по­да­ли лишь 1—2 ста­ка­на во­ды или со­ка, дру­го­го «пи­та­ния» не пред­ла­га­ли.

В Мо­га­ди­шо с удив­ле­ни­ем об­на­ру­жи­ли, что мно­гие со­ма­лий­цы — слу­жи­те­ли аэ­ро­пор­та — об­ща­лись ме­ж­ду со­бой на суа­хи­ли! Но, сле­дуя стро­го­му «на­ка­зу», не ре­ши­лись про­ве­рить свои по­зна­ния в этом язы­ке. В сто­ли­це Со­ма­ли пе­ре­се­ли на вин­то­вой «Фок­кер» ком­па­нии «Ке­ния Эй­ру­эйз».

Еще вы­ле­тая из Каи­ра, зна­ли, что в Най­ро­би нас ожи­да­ет но­чев­ка.

В те го­ды прак­ти­че­ски все аэ­ро­пор­ты по на­ше­му мар­шру­ту, за ис­клю­че­ни­ем, по­жа­луй, ка­ир­ско­го, с на­сту­п­ле­ни­ем тем­но­ты и вплоть до рас­све­та не при­ни­ма­ли и не от­прав­ля­ли са­мо­ле­ты вви­ду не­дос­та­точ­ной тех­ни­че­ской ос­на­щен­но­сти, а мо­жет быть, и по со­об­ра­же­ни­ям безо­пас­но­сти.

На­дея­лись по­бы­вать в го­ро­де, раз­мять но­ги, да и про­сто от­дох­нуть от мно­го­ча­со­во­го пе­ре­ле­та. Но не тут-то бы­ло!

В аэ­ро­пор­ту Най­ро­би я и Во­ло­дя, как и дру­гие тран­зит­ные пас­са­жи­ры, уст­ре­ми­лись к стой­ке пас­порт­но­го кон­тро­ля. Ке­ний­ские по­гра­нич­ни­ки не меш­ка­ли, звуч­но штам­пуя пе­ча­ти на ви­зах в пас­пор­тах. Ожи­дая сво­ей оче­ре­ди, об­ра­ти­ли вни­ма­ние на со­труд­ни­ков По­соль­ст­ва СССР в за­ле ожи­да­ния, ко­то­рые встре­ча­ли или про­во­жа­ли ко­го-то.

На­ши пас­пор­та — крас­ные, «мо­лот­ка­стые» — вы­зва­ли, как мы за­ме­ти­ли, не­ко­то­рое за­ме­ша­тель­ст­во у ке­ний­цев. Оче­редь за­сто­по­ри­лась. Спро­сив, в чем де­ло, го­во­рим: «У нас есть ви­зы, вы­дан­ные По­соль­ст­вом Ке­нии в Мо­ск­ве. Раз­ве это­го не­дос­та­точ­но, что­бы вый­ти в го­род?» В от­вет — мол­ча­ние.

Вско­ре по­до­шел стар­ший офи­цер. Взгля­нув на нас, пе­ре­лис­тал пас­пор­та, от­ло­жил их и по­про­сил отой­ти в сто­ро­ну, ска­зав, что по­ки­нуть аэ­ро­порт нам не раз­ре­ша­ет­ся. Не по­лу­чив внят­ных разъ­яс­не­ний от ке­ний­ских по­гра­нич­ни­ков, мы об­ра­ти­лись за по­мо­щью к со­вет­ским ди­пло­ма­там, бла­го они на­хо­ди­лись бу­к­валь­но ря­дом. Один из них, взяв на­ши пас­пор­та, пе­ре­го­во­рил с офи­це­ром. И вот слы­шим: ви­зы, вы­дан­ные По­соль­ст­вом Ке­нии в Мо­ск­ве, «не­дей­ст­ви­тель­ны в Ке­нии, не­об­хо­ди­мы ви­зы, вы­дан­ные МИДом Ке­нии в Най­ро­би»!

По­пыт­ки объ­яс­нить, что мы «тран­зит­ни­ки» и ос­та­вать­ся в Ке­нии не со­би­ра­ем­ся, тол­ку не во­зы­ме­ли.

* * *

По при­бы­тии на Зан­зи­бар в Ген­кон­суль­ст­ве СССР уз­на­ли при­чи­ну столь по­вы­шен­но­го «вни­ма­ния» к на­шим пер­со­нам в аэ­ро­пор­ту Най­ро­би. Год на­зад, т.е. ле­том 1964 го­да, на рей­де ке­ний­ско­го пор­та Мом­ба­са был за­дер­жан со­вет­ский те­п­ло­ход с во­ен­ной тех­ни­кой, пред­на­зна­чав­шей­ся, по ут­вер­жде­нию ке­ний­ских вла­стей, сто­рон­ни­кам Огин­ги Один­ги — глав­но­го по­ли­ти­че­ско­го про­тив­ни­ка пре­зи­ден­та стра­ны Джо­мо Ке­ни­ат­ты.

Скан­дал был не­ма­лый. Из Ке­нии вы­дво­ри­ли не­сколь­ких со­вет­ских ди­пло­ма­тов, двух из трех ра­бо­тав­ших там кор­рес­пон­ден­тов ТАСС, бы­ли за­кры­ты кор­пунк­ты АПН, га­зет «Из­вес­тия» и «Прав­ды».

Один из «по­стра­дав­ших» тас­сов­цев — Вла­ди­мир Ива­но­вич Ас­тафь­ев — «пе­ре­брал­ся» в АПН, под его на­ча­лом я стал ра­бо­тать в аф­ри­кан­ской ре­дак­ции агент­ст­ва, ку­да в 1973 го­ду пе­ре­шел из Ин­сти­ту­та Аф­ри­ки. От не­го то­же уз­нал не­ко­то­рые под­роб­но­сти той дав­ней ис­то­рии с те­п­ло­хо­дом.

От­но­ше­ния ме­ж­ду СССР и Ке­ни­ей ос­та­ва­лись по­сле это­го «ин­ци­ден­та» про­хлад­ны­ми еще очень мно­гие го­ды, вплоть до на­ча­ла 1980-х.

Ра­бо­тая в Тан­за­нии в 1978—1982 го­дах за­ве­дую­щим Бю­ро АПН, а дру­ги­ми сло­ва­ми — ру­­к­о­­во­­д­и­телем сов­за­гра­нуч­ре­ж­де­ния, по служ­бе час­то об­щал­ся с по­слом Юри­ем Алек­сее­ви­чем Юка­ло­вым (1932—2003).

В од­ной из бе­сед он ска­зал, что вме­сте с же­ной со­би­ра­ет­ся по­бы­вать в со­сед­ней Ке­нии: его при­гла­сил кол­ле­га — со­вет­ский по­сол (обыч­ная прак­ти­ка — на­ши по­слы в стра­нах-со­се­дях не­ред­ко об­ме­ни­ва­лись при­гла­ше­ния­ми та­ко­го ро­да). И уже по­дал до­ку­мен­ты на по­лу­че­ние виз в ке­ний­ское по­соль­ст­во в Дар-эс-Са­ла­ме. Про­шло не­сколь­ко дней, и Юка­лов со­об­щил — ке­ний­цы, та­кие, мол, и та­кие, да­ли ви­зу же­не, а ему — нет!

Мне то­же не по­вез­ло. Не раз и не два я об­ра­щал­ся в по­соль­ст­во Ке­нии в Тан­за­нии на пред­мет по­лу­че­ния ви­зы, что­бы в Най­ро­би ак­кре­ди­то­вать­ся как кор­рес­пон­дент АПН, имел на ру­ках офи­ци­аль­ное пись­мо АПН, ад­ре­со­ван­ное Ми­ни­стер­ст­ву ин­фор­ма­ции Ке­нии. Всё бы­ло тщет­но…

* * *

Но на этом на­ше при­клю­че­ние в аэ­ро­пор­ту не за­кон­чи­лось, чем и за­пом­ни­лось!

Вплоть до вы­ле­та ут­ром к нам при­ста­ви­ли… по­ли­цей­ско­го с вин­тов­кой (!). Всю ночь про­ве­ли с Во­ло­дей на од­ной кой­ке в по­ли­цей­ском уча­ст­ке внут­ри аэ­ро­пор­та, в со­про­во­ж­де­нии воо­ру­жен­но­го по­ли­цей­ско­го ужи­на­ли и зав­тра­ка­ли (на что и по­тра­ти­ли те са­мые дол­ла­ры «на не­пред­ви­ден­ные рас­хо­ды»). Да­же в туа­лет хо­ди­ли «под кон­во­ем». Бо­лее то­го, по­пыт­ка вый­ти из за­ла ожи­да­ния и по­ку­рить на све­жем воз­ду­хе бы­ла пре­се­че­на по­ли­цей­ским сви­ст­ком. Сто­ит ли го­во­рить, что в аэ­ро­пор­ту Най­ро­би мы ни сло­вом не об­мол­ви­лись на суа­хи­ли. Ина­че, не­труд­но пред­ста­вить, ка­ко­ва мог­ла бы быть ре­ак­ция ке­ний­цев…

Ут­ром сле­дую­ще­го дня на том же «Фок­ке­ре» мы про­дол­жи­ли пу­те­ше­ст­вие. Про­ле­тая над Ки­ли­манд­жа­ро, уви­де­ли снеж­ную шап­ку на ее вер­ши­не — не­за­бы­вае­мое зре­ли­ще! Это бы­ла уда­ча! По­том уз­на­ли, что нам по­вез­ло: как пра­ви­ло, она оку­та­на гус­тым ту­ма­ном или об­ла­ка­ми, сквозь ко­то­рые очер­та­ния Ки­ли­манд­жа­ро прак­ти­че­ски не­ви­ди­мы. И дей­ст­ви­тель­но, ко­гда спус­тя го­ды я мно­го­крат­но про­ле­тал по это­му мар­шру­ту, ред­ко-ред­ко уда­ва­лось по­лю­бо­вать­ся этим вы­со­чай­шим пи­ком Аф­ри­ки…

Наш са­мо­лет со­вер­шил по­сад­ку в аэ­ро­пор­ту Мо­ши — го­ро­да у под­но­жия Ки­ли­манд­жа­ро. Так мы ока­за­лись в Тан­за­нии. А за­тем, по­сле ча­со­вой сто­ян­ки и еще че­рез час, при­зем­ли­лись в Тан­ге, на бе­ре­гу Ин­дий­ско­го океа­на.

Под­ле­та­ли на не­боль­шой вы­со­те — из ил­лю­ми­на­то­ра взгляд ох­ва­ты­вал весь не­боль­шой го­ро­док, уто­паю­щей в зе­ле­ни: кру­гом паль­мы, сквозь кро­ны де­ревь­ев кое-где ед­ва про­гля­ды­ва­лись улоч­ки, а сни­жа­ясь к аэ­ро­дро­му, уви­де­ли и го­ро­жан — кто с по­воз­ка­ми, кто на ос­ли­ках, а кто-то, по­ма­хи­вая кну­том, под­стё­ги­вал овец или коз (не­мно­го­чис­лен­ных, прав­да)…

В Тан­ге нас ожи­да­ла двух­мо­тор­ная «Цесс­на». Пас­са­жи­ров в са­ло­не бы­ло не­мно­го — 25—30, не боль­ше, ев­ро­пей­цев сре­ди них — еди­ни­цы; аф­ри­кан­цы — в яр­кой, кра­соч­ной, мно­го­цвет­ной на­цио­наль­ной оде­ж­де, но кое-кто из муж­чин и в ци­виль­ных кос­тю­мах с гал­сту­ком.

По­ки­дая Тан­гу, пе­ре­се­ка­ли Зан­зи­бар­ский про­лив и вско­ре при­бли­зи­лись к ост­ро­ву — Пем­ба. Он по­ка­зал­ся боль­шим — ле­те­ли над ним па­ру ми­нут. По­­кры­т зе­ле­нью, но вид­не­лись и про­пле­ши­ны. И чуть ли не сра­зу же по кур­су са­мо­ле­та по­ка­зал­ся «зе­ле­ный ко­вер», плот­ный, не­скон­чае­мый.

Это был ост­ров Зан­зи­бар! А пра­вее от не­го, чуть вда­ли, от­чет­ли­во про­смат­ри­ва­лось по­бе­ре­жье Аф­ри­кан­ско­го кон­ти­нен­та.

…Днем 18 ию­ня, т.е. поч­ти че­рез двое су­ток по­сле вы­ле­та из Мо­ск­вы, при­зем­ли­лись на Зан­зи­ба­ре. С по­са­доч­ной по­ло­сы (ко­рот­кой, не­при­год­ной для боль­ших авиа­лай­не­ров; она же и взлет­ная) са­мо­лет не­­т­о­­р­оп­­ли­во вы­ру­ли­вал на сто­ян­ку, чуть ли не ка­са­ясь кры­лом вы­стро­ив­ших­ся, слов­но сол­да­ты, ко­ко­со­вых пальм.

Аэ­ро­дром не­боль­шой, а зда­ние аэ­ро­пор­та, вы­кра­шен­ное в бе­лый цвет, и во­все скром­ное — двух­этаж­ное, с де­сят­ком арок по фа­са­ду, ук­ра­шен­ных на­цио­наль­ны­ми тан­за­ний­ски­ми фла­га­ми, за ко­то­ры­ми про­ход по всей его дли­не. Над цен­траль­ным вхо­дом воз­вы­ша­лась дис­пет­чер­ская выш­ка. За не­вы­со­кой ог­ра­дой — не­мно­го­чис­лен­ные встре­чаю­щие (или лю­бо­пыт­ст­вую­щие), а пе­ред ни­ми все­го два по­ли­цей­ских. Бы­ло сол­неч­но и без­вет­рен­но.

Са­мое пер­вое, не­ожи­дан­ное и яр­кое впе­чат­ле­ние: ед­ва вы­шел на трап, на ме­ня бу­к­валь­но дых­ну­ло чем-то влаж­ным и жар­ким, воз­дух ка­кой-то «тя­же­лый», а ру­ки слов­но об­ло­жи­ли влаж­ной и те­п­лой ва­той! Вот они — тро­пи­ки!..

Вы­пол­няя за­да­ние АПН

На тре­тий день по при­ле­ту на Зан­зи­бар по­ин­те­ре­со­вал­ся в Ген­кон­суль­ст­ве о Про­копь­е­ве, зав. Бю­ро АПН. С ним мы «раз­ми­ну­лись» — ут­ром 19 ию­ня, т.е. на сле­дую­щий день по­сле мое­го при­ез­да, он вер­нул­ся в Дар-эс-Са­лам. Об этом уз­нал от ви­це-кон­су­ла Бо­ри­са Ни­ко­лае­ви­ча Чир­ки­на (то­­в­а­ри­щ от­ца по со­в­м­ес­тной ра­бо­те в Нор­ве­гии в 1954—1959 го­дах).

На ру­ках у ме­ня бы­ло пись­мо С.Г.Ши­роя­на для ген­кон­су­ла Ген­на­дия Ио­си­фо­ви­ча Кар­ло­ва с прось­бой ока­зать со­дей­ст­вие в мо­ей жур­на­ли­ст­ской ра­бо­те. Но кон­сул был в от­пус­ке, и пись­мо я по­ка­зал Чир­ки­ну. Мне по­вез­ло — он ку­ри­ро­вал про­па­ган­ди­ст­скую ра­бо­ту кон­суль­ст­ва, от­ве­чал за рас­про­стра­не­ние ли­те­ра­ту­ры, по­сту­пав­шей из Мо­ск­вы, но глав­ным об­ра­зом — из Бю­ро АПН в Дар-эс-Са­ла­ме. И по­мог: ввел в курс дел, по­зна­ко­мил, как то­гда был при­ня­то го­во­рить, с «ин­фор­ма­ци­он­но-про­па­ган­ди­ст­ской об­ста­нов­кой» на Зан­зи­ба­ре.

Па­мя­туя о за­да­нии Ши­роя­на, в пер­вые два ме­ся­ца вы­краи­вал вре­мя, как пра­ви­ло, по ве­че­рам (по­сле 17.00, хо­тя мно­гие уч­ре­ж­де­ния к то­му вре­ме­ни уже бы­ли за­кры­ты или за­кры­ва­лись — та­ко­ва зан­зи­бар­ская спе­ци­фи­ка) и в вы­ход­ные дни, что­бы зна­ко­мить­ся с прес­сой — то­гда еще ча­ст­ной, из­да­вае­мой ин­до-па­ки­стан­ской об­щи­ной, с ре­дак­то­ра­ми га­зет. По­се­щал книж­ные ма­га­зи­ны — их бы­ло все­го не­сколь­ко.

Свое ру­ко­во­дство — под­пол­ков­ни­ка Вик­то­ра Ми­хай­ло­ви­ча Гри­горь­е­ва (в 1966-м стал пол­ков­ни­ком, а во­ен­ную карь­е­ру за­вер­шил в се­ре­ди­не 80-х в зва­нии ге­не­рал-лей­те­нан­та) и мое­го не­по­сред­ст­вен­но­го на­чаль­ни­ка май­о­ра Бо­ри­са Ни­ко­лае­ви­ча Ли­нё­ва — не уве­до­мил, кто я и что. Не ска­зал о пись­ме из АПН на имя кон­су­ла, не го­во­рил и о «по­хо­дах» по га­зе­там. На­вер­ня­ка они до­га­ды­ва­лись, но яв­ных пре­пят­ст­вий не соз­да­ва­ли, и за­ме­ча­ний я не по­лу­чал. Хо­тя бы­ва­ло и так — Ли­нёв го­во­рил: «Все лич­ные де­ла — по­сле ра­бо­ты»…

Слу­ча­лось это то­гда, ко­гда корр. ТАСС Юра Ус­ти­мен­ко, по­лу­чив ка­кое-ли­бо при­гла­ше­ние, пы­тал­ся вы­зво­лить ме­ня у на­чаль­ст­ва под ви­дом пе­ре­во­дчи­ка. Но обыч­но все эти ме­ро­прия­тия про­­в­о­­дились в пер­вой по­ло­ви­не дня, и от­лу­чить­ся мо­г толь­ко с раз­ре­ше­ния. От­сю­да ре­зуль­тат — «по­сле ра­бо­ты». Ис­клю­че­ний поч­ти не бы­ло.

Един­ст­вен­ное сво­бод­ное вре­мя, ко­то­рое имел, это обе­ден­ный пе­ре­рыв — 1,5 ча­са. Ра­зу­ме­ет­ся, мно­го­го не сде­ла­ешь. Прав­да, один-два раза в не­де­лю уда­ва­лось быть сво­бод­ным по­сле 12-ти. Ста­ра­лся ис­поль­зо­вать эту ред­кую в тех ус­ло­ви­ях воз­мож­ность с наи­боль­шей эф­фек­тив­но­стью. В об­щем, де­лал, что мог.

В за­ви­си­мо­сти от встреч c зан­зи­бар­ца­ми, при­ча­ст­ны­ми, так или ина­че, к сфе­ре ин­фор­ма­ции, пред­­ста­в­л­ялся: кор­рес­пон­дент АПН, вне­штат­ный со­труд­ник АПН или пе­ре­во­дчик при Ген­кон­суль­ст­ве. По­ка в сен­тяб­ре Вик­тор Ми­хай­ло­вич не на­до­умил: «Олег, кон­чай­те хо­дить по этим ча­ст­ным га­зе­там. Вы все-та­ки во­ен­ный пе­ре­во­дчик. Мо­гут по­ду­мать, что вы там что-то рас­ска­зы­вае­те и о нас» (в от­ли­чие от Ли­нё­ва, он ко все­м свои­м под­­ч­и­н­ен­ны­м в груп­пе во­ен­спе­цов об­ра­щал­ся толь­ко на «вы»),

Так ска­зал мне В.М.Гри­горь­ев, а до­мой я на­пи­сал бо­лее об­те­кае­мо: «…В на­ча­ле сен­тяб­ря не­по­сред­ст­вен­ное на­чаль­ст­во за­пре­ти­ло ра­бо­тать по ли­нии Агент­ст­ва вви­ду ме­ст­ной об­ста­нов­ки».

На этом моя «жур­на­ли­ст­ская дея­тель­ность» за­вер­ши­лась. Тем не ме­нее, до­воль­но объ­е­ми­стое пись­мо на имя С.Г.Ши­роя­на я на­пра­вил в Мо­ск­ву. А по су­ти, это от­чет — на 12 стра­ни­цах ма­ши­но­пис­но­го тек­ста че­рез один ин­тер­вал, на тон­кой, поч­ти «па­пи­рос­ной» бу­ма­ге, да­бы об­лег­чить вес дип­курь­е­рам, и не­стан­дарт­но­го фор­ма­та — на лис­те уме­ща­лось 45—47 строк («си­нюю» ко­пию со­хра­нил — ко­пир­ка по­че­му-то ока­за­лась си­ней).

Пред­став­ляю его на суд чи­та­те­лей.

Пись­мо в АПН. Сен­тябрь 1965 г.

В Глав­ную ре­дак­цию Аф­ри­ки

«Здрав­ст­вуй­те, ува­жае­мый Су­рен Гри­горь­е­вич!

Бо­лее двух ме­ся­цев на­хо­жусь на Зан­зи­ба­ре. Акк­ли­ма­ти­за­ция про­шла нор­маль­но, здесь ока­за­лось не так жар­ко, как пред­став­ля­лось, но до ле­та (здеш­не­го) вре­ме­ни дос­та­точ­но, при­вык­нуть мож­но.

С пер­вых же дней при­сту­пил к сво­ей не­по­сред­ст­вен­ной ра­бо­те. Вре­мя она за­ни­ма­ет мно­го, рас­по­ря­док дня в ме­ст­ных ус­ло­ви­ях не­удач­ный: ра­бо­та­ем с пе­ре­ры­вом до 17 ча­сов, т.е. ко­гда все уч­ре­ж­де­ния за­кры­ты или за­кры­ва­ют­ся.

Мы при­ле­те­ли 18 ию­ня и, как уз­нал, Про­копь­ев уле­тел от­сю­да 19-го. Ни встре­тить­ся, ни по­го­во­рить с ним не уда­лось. Ген­кон­су­ла так­же не бы­ло, он в от­пус­ке, по­это­му с Ва­шим пись­мом об­ра­тил­ся к ви­це-кон­су­лу Чир­ки­ну Б. Н. Имен­но он и яв­ля­ет­ся как бы от­вет­ст­вен­ным за про­па­ган­ду и рас­про­стра­не­ние со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры на Зан­зи­ба­ре. Имел с ним не­сколь­ко бе­сед. По­пы­та­юсь крат­ко из­ло­жить их суть.

До де­каб­ря 1964 г. в кон­суль­ст­ве рас­про­стра­не­ни­ем на­ших ма­те­риа­лов прак­ти­че­ски ни­кто не за­ни­мал­ся. Вся имев­шая­ся ли­те­ра­ту­ра ле­жа­ла на­ва­лом, бес­кон­троль­но. По­на­ча­лу на­ла­ди­ли рас­про­стра­не­ние бо­лее-ме­нее све­жей ли­те­ра­ту­ры, га­зет и жур­на­лов, за­тем по­сте­пен­но ра­зо­шлось всё ос­тав­шее­ся.

В на­стоя­щее вре­мя на ад­рес кон­суль­ст­ва по­сту­па­ют сле­дую­щие ма­те­риа­лы:

Из Лон­до­на — «Со­вьет Уик­ли» (око­ло 200 экз.)

Из Дар-эс-Са­ла­ма (Бю­ро АПН) — «Ньюс фром Со­вьет Юни­он» (80 экз.)

Из Най­ро­би (Бю­ро АПН) — «Со­вьет Ньюс» (130—150 экз.)

Из Мо­ск­вы и «Ме­ж­ду­на­род­ной кни­ги» (по­ми­мо книг):

«Ин­тер­нейшнл аф­фе­арс» — 10 экз.

«Кал­чер энд Лайф» — 10 экз.

«Со­вьет ли­тер­ча» — 10 экз.

«Мос­коу ньюс» -– 50—60 экз.

«Нью Таймс» — 20—30 экз.

«Со­вьет Юни­он» — 20 экз.

«Со­вет­ская жен­щи­на» — 10 экз. (но по­че­му на фран­цуз­ском язы­ке???)

Так­же по­сту­па­ют бро­шю­ры, кни­ги и не­ко­то­рые из­да­ния на анг­лий­ском язы­ке са­мо­го раз­лич­но­го ха­рак­те­ра. На­чи­на­ет по­сту­пать из Мо­ск­вы и ли­те­ра­ту­ра на суа­хи­ли.

Воз­мож­но­сти рас­про­стра­не­ния

Сей­час, в чем я мог убе­дить­ся, рас­про­стра­ня­ет­ся все, что по­сту­па­ет. Га­зе­ты и жур­на­лы рас­хо­дят­ся че­рез 1—1,5 не­де­ли по­сле при­хо­да оче­ред­ной поч­ты в кон­суль­ст­во. Ос­нов­ные «по­тре­би­те­ли» их — ин­дий­цы и ара­бы (бо­лее гра­мот­ная часть на­се­ле­ния), глав­ным об­ра­зом под­ро­ст­ки и юно­ши. В мень­шем ко­ли­че­ст­ве — аф­ри­кан­цы, при­чем взрос­лые. Име­ют­ся по­сто­ян­ные кли­ен­ты, ре­гу­ляр­но по­се­щаю­щие кон­суль­ст­во, ко­то­рым пред­ла­га­ют­ся и кни­ги. В це­лом, ли­те­ра­ту­ра рас­про­стра­ня­ет­ся сей­час бо­лее уст­рем­лен­но, сре­ди тех, кто мо­жет чи­тать и име­ет ин­те­рес. Ка­ж­до­го по­се­ти­те­ля спра­ши­ва­ют, что имен­но его ин­те­ре­су­ет. За­про­сы са­мые раз­но­об­раз­ные.

Ка­на­лы рас­про­стра­не­ния

1. Офи­ци­аль­ные мес­та — ми­ни­стер­ст­ва (здра­во­охра­не­ния, фи­нан­сов, сель­ско­го хо­зяй­ст­ва и др.). Сю­да по до­го­во­рен­но­сти на­прав­ля­ют­ся в ог­ра­ни­чен­ном ко­ли­че­ст­ве кни­ги, кра­соч­ные жур­на­лы «Со­вьет Юни­он» и «Кал­чер энд Лайф», а так­же «Ин­тер­нейшнл аф­фе­арс». Жур­на­лы в ви­де по­дар­ка раз­да­ют­ся не­ко­то­рым влия­тель­ным ли­цам.

2. Об­ще­ст­вен­ные мес­та — кол­лед­жи, пуб­лич­ные биб­лио­те­ки, клу­бы-ба­ры, аэ­ро­порт. В кол­лед­жи на­прав­ля­ет­ся ху­до­же­ст­вен­ная, по­ли­ти­че­ская (ко­то­рой не осо­бен­но мно­го) и, ес­ли есть, учеб­ная ли­те­ра­ту­ра. В биб­лио­те­ки, клу­бы-ба­ры, на аэ­ро­дром вре­мя от вре­ме­ни по­сту­па­ют, бро­шю­ры, жур­на­лы, еже­не­дель­ни­ки. Ли­те­ра­ту­ру при­ни­ма­ют охот­но, изъ­яв­ля­ют же­ла­ние по­лу­чать по­сто­ян­но. Бу­ду пы­тать­ся ре­гу­ляр­но снаб­жать биб­лио­те­ки, клу­бы-ба­ры.

3. Спе­циа­ли­сты по мес­ту ра­бо­ты (на­ши во­ен­ные со­вет­ни­ки) — ре­гу­ляр­но рас­про­стра­ня­ют­ся, в ос­нов­ном, еже­не­дель­ни­ки и бюл­ле­те­ни АПН, ко­то­рые по­лу­ча­ем из Дар-эс-Са­ла­ма.

4. Ма­га­зин «Ма­пин­ду­зи (на суа­хи­ли — „Ре­во­лю­ция“) Бук Шоп» — функ­цио­ни­ру­ет под на­блю­де­ни­ем и ру­ко­во­дством Мо­ло­деж­ной ли­ги пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи (АШП). Со­от­но­ше­ние ли­те­ра­ту­ры на­шей (от «Ме­ж­ду­на­род­ной кни­ги») и ки­тай­ской, по­сту­паю­щей в ма­га­зин, — 1/3 и 2/3. Од­на­ко это во­все не го­во­рит о том, что к нам там от­но­сят­ся ху­же, чем к ки­тай­цам. Кон­суль­ст­во на­прав­ля­ет сю­да толь­ко га­зе­ты. Бе­рут охот­но и хо­ро­шо рас­хо­дят­ся.

С 3 по 14 ав­гу­ста в «Пипл’с кла­бе» (са­мый боль­шой клуб на Зан­зи­ба­ре) про­хо­ди­ла вы­став­ка-про­да­жа со­вет­ской кни­ги, на ко­то­рой экс­по­ни­ро­ва­лись об­раз­цы книг на анг­лий­ском и суа­хи­ли, а так­же фо­то­вы­став­ка: все­го бы­ло пред­став­ле­но око­ло 300 сним­ков и фо­то­пла­ка­тов, пе­ре­дан­ных в свое вре­мя из кон­суль­ст­ва. Вся вы­став­ка бы­ла оформ­ле­на на суа­хи­ли — «плод» уси­лий мое­го то­ва­ри­ща (мы при­бы­ли сю­да вдво­ем) и мо­их. Су­дя по от­зы­вам по­се­ти­те­лей, вы­став­ка име­ла боль­шой ус­пех.

Фо­то­вит­ри­на кон­суль­ст­ва

В на­ча­ле ию­ля с.г. на сте­нах на­ше­го кон­суль­ст­ва поя­ви­лась вит­ри­на (но­чью ос­ве­ща­ет­ся). В кон­суль­ст­ве КНР она поя­ви­лась зна­чи­тель­но рань­ше, а в на­ча­ле ав­гу­ста и в По­соль­ст­ве ГДР — прав­да, у них есть здесь «Дом друж­бы ГДР-Зан­зи­бар», где фо­то­вит­ри­на об­нов­ля­ет­ся по­сто­ян­но.

До то­го как бы­ла под­го­тов­ле­на на­ша фо­то­вит­ри­на, часть сним­ков пе­ре­да­ва­лась в «Ма­пин­ду­зи Бук Шоп» для де­мон­ст­ра­ции в вит­ри­нах ма­га­зи­на. Сей­час же фо­то­вит­ри­на кон­суль­ст­ва оформ­ля­ет­ся и об­нов­ля­ет­ся при на­шем ак­тив­ном уча­стии раз в 10 дней (у ки­тай­цев ре­же, при­чем тек­стов­ки че­ре­ду­ют­ся: раз на анг­лий­ском, дру­гой — на суа­хи­ли; у нем­цев — на суа­хи­ли).

За пе­ри­од с ию­ля по пер­вую не­де­лю сен­тяб­ря де­мон­ст­ри­ро­ва­лись 6 вит­рин на сле­дую­щие те­мы:

Рас­по­ло­же­ние на­шей фо­то­вит­ри­ны вы­год­но от­ли­ча­ет­ся от дру­гих (КНР и ГДР). Зда­ние со­вет­ско­го кон­суль­ст­ва сво­им фа­са­дом вы­хо­дит на од­ну из са­мых ожив­лен­ных улиц — «Ка­ун­да Ро­уд», по­бли­зо­сти от ре­зи­ден­ции пре­зи­ден­та. Вит­ри­на поль­зу­ет­ся боль­шой по­пу­ляр­но­стью.

Я раз­го­ва­ри­вал со мно­ги­ми из тех, кто ос­мат­ри­вал ее. Наи­боль­ший ин­те­рес вы­зы­ва­ют фо­то­гра­фии, ка­саю­щие­ся жиз­ни аф­ри­кан­цев в на­шей стра­не (имен­но по­это­му вит­ри­на №4 про­дер­жа­лась свы­ше 20 дней), а так­же, как уда­лось вы­яс­нить в хо­де раз­го­во­ров, ми­тин­ги со­ли­дар­но­сти, празд­ни­ки в СССР, па­ра­ды, кар­на­ва­лы, на­ши вос­точ­ные рес­пуб­ли­ки.

Чир­кин го­во­рил, что час­то при­хо­дят не­вы­ра­зи­тель­ные фо­то, ко­то­рые «не смот­рят­ся». На­при­мер, се­рия о мо­ло­дых скульп­то­рах Со­вет­ско­го Сою­за, или о зо­ло­то­до­бы­ваю­щей про­мыш­лен­но­сти (очень мел­кие) и т. п. Вот и с по­след­ней по­чтой при­шли сним­ки о Ба­кин­ской неф­ти. Пря­мо ска­зать, не со­всем удач­ные, боль­ше по­ло­ви­ны не­ин­те­рес­ны (на­при­мер, че­ло­век идет по ули­це, или кто-то что-то де­ла­ет сре­ди сталь­ных труб и т.п.).

На мой взгляд, аф­ри­кан­цев за­ин­те­ре­су­ют фо­то­гра­фии, рас­ска­зы­ваю­щие о кол­хоз­ном дви­же­нии в на­шей стра­не (коо­пе­ра­тив­ном на Зан­зи­ба­ре), мож­но бы­ло бы при­слать фо­то об од­ном из на­ших кол­хо­зов или сов­хо­зов. На­вер­ня­ка ин­те­рес­ны­ми ока­жут­ся сним­ки о вы­ра­щи­ва­нии и про­из­вод­ст­ве ри­са в СССР (как раз сей­час в стра­не ве­дет­ся кам­па­ния за уве­ли­че­ние про­из­вод­ст­ва ри­са). Или се­рия о шко­лах и строи­тель­ст­ве школ.

Мож­но по­ду­мать о се­ри­ях фо­то­гра­фий на та­кие те­мы: жизнь со­вет­ско­го Се­ве­ра (зи­ма); Жен­щи­ны; Со­вет­ская ар­мия, флот; Ле­нин­ские мес­та; спор­тив­ные ме­ро­прия­тия; свадь­ба — с по­яс­ни­тель­ным тек­стом, как мо­ло­дые лю­ди же­нят­ся у нас. Здесь же­ны по­ку­па­ют­ся за 400—1000 шил­лин­гов — сум­ма боль­шая, ес­ли учесть, что сред­няя за­ра­бот­ная пла­та не пре­вы­ша­ет и 200 ш.

Же­ла­тель­но при­сы­лать боль­ше круп­ных цвет­ных фо­то­сним­ков, кра­соч­ных, эф­фект­ных.

Рас­про­стра­не­ние ма­те­риа­лов АПН (ста­тьи и бюл­ле­те­ни)

Ма­те­риа­лов при­хо­дит мно­го, боль­шая часть их ус­та­ре­ва­ет. Пер­вое не­удоб­ст­во со­сто­ит в том, что по­сы­ла­ет­ся вся­че­ская ин­фор­ма­ция, вто­рое — анг­лий­ский язык. В этом и со­сто­ит ос­нов­ная труд­ность: ма­те­риа­лы на анг­лий­ском язы­ке ис­поль­зу­ют­ся в весь­ма ог­ра­ни­чен­ном ко­ли­че­ст­ве.

Что­бы яс­нее пред­ста­вить, ка­кие воз­мож­но­сти су­ще­ст­ву­ют для рас­про­стра­не­ния ма­те­риа­лов АПН, при­во­жу сле­дую­щие дан­ные о пе­чат­ных из­да­ни­ях Зан­зи­ба­ра, опуб­ли­ко­ван­ные в спра­воч­ни­ке «Юнай­тед Ри­паб­лик Пресс Дай­рек­то­ри 1964/65»:

«Кве­упе» («Рас­свет») — бес­плат­ная пра­ви­тель­ст­вен­ная га­зе­та, суа­хи­ли, вы­хо­дит 3 раза в не­де­лю, ти­раж 8000 экз.

«Аф­ри­ка кве­ту» (мож­но пе­ре­вес­ти как «Аф­ри­ка для нас») — ча­ст­ная еже­не­дель­ная га­зе­та, суа­хи­ли, ти­раж 800 экз. Ре­дак­тор и вла­де­лец — М.А.Ре­ха­ни, мэр го­ро­да Зан­зи­бар и ви­це-пред­се­да­тель пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи (вы­хо­дит очень не­ре­гу­ляр­но).

«Са­ма­чар» (С.) — ча­ст­ная еже­не­дель­ная га­зе­та (вос­крес­ная), анг­лий­ский и гуд­жа­ра­ти. Вла­дель­цы — М.Х.Мас­тер и Р.Х.Мас­тер (ти­раж не ука­зан).

«Зан­зи­бар Войс» (З.В.) — ча­ст­ная еже­не­дель­ная га­зе­та (вос­крес­ная), анг­лий­ский и гуд­жа­ра­ти, ти­раж 800 экз. Вла­де­лец — Зан­зи­бар Войс Ко. Лтд. Ре­дак­тор З.Е.Кас­сем.

В спра­воч­ник вклю­че­ны еще две га­зе­ты, ко­то­рые в на­стоя­щее вре­мя не вы­хо­дят:

«Ки­пан­га» («Со­кол») — еже­не­дель­ная, суа­хи­ли, ор­ган Мо­ло­деж­ной ли­ги пар­тии «Аф­ро-Ши­ра­зи», ти­раж 200 экз.

«Мфань­я­ка­зи» («Ра­бо­чий») — двух­не­дель­ная, суа­хи­ли, ор­ган Фе­де­ра­ции ре­во­лю­ци­он­ных проф­сою­зов Зан­зи­ба­ра, ти­раж 500 экз.

Вы­хо­дит еще бюл­ле­тень — «Зань­юс». Еже­днев­ный, бес­плат­ый, из­да­ет­ся от­дель­но на анг­лий­ском и суа­хи­ли, ти­раж срав­ни­тель­но боль­шой. Его ди­рек­тор но­ми­наль­но С.С.Аб­дул­ла, но фак­ти­че­ским гла­вой яв­ля­ет­ся Абейд Са­лем (про­ки­та­ец). Пе­ча­та­ют­ся ис­клю­чи­тель­но ма­те­риа­лы агент­ст­ва Синьхуа, на­ши ма­те­риа­лы не про­хо­дят.

Ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к Зан­зи­ба­ру этот бюл­ле­тень не име­ет. Свой транс­порт. Соз­да­ет­ся впе­чат­ле­ние, что «Зань­юс» фи­нан­си­ру­ет­ся ки­тай­ца­ми. По вос­крес­ным дням идет ши­ро­кая рас­про­да­жа ки­тай­ских жур­на­лов, по­лу­чен­ных, как мне уда­лось вы­яс­нить, из «Зань­юс».

И по­след­нее, из­да­ет­ся еже­не­дель­ный пра­ви­тель­ст­вен­ный бюл­ле­тень «Рас­ми за Се­ри­ка­ли» — «Пра­ви­тель­ст­вен­ные Ука­зы». Весь текст — на суа­хи­ли, при­ло­же­ние (из­ло­же­ние бюл­ле­те­ня) — на анг­лий­ском. Ос­нов­ные под­пис­чи­ки — пра­ви­тель­ст­вен­ные уч­ре­ж­де­ния.

Как со­об­щил Чир­кин, ос­нов­ную часть бо­лее или ме­нее при­год­ных ма­те­риа­лов АПН он на­прав­ля­ет в Де­пар­та­мент ин­фор­ма­ции и ра­дио­ве­ща­ния. Че­рез Ах­ме­да Яхья — за­мес­ти­те­ля ру­ко­во­ди­те­ля де­пар­та­мен­та, от­но­сит­ся к нам хо­ро­шо, мог бы и луч­ше, ес­ли боль­ше об­щать­ся. Это по­же­ла­ние Чир­ки­на уч­ту.

В де­пар­та­мен­те нет средств для пе­ре­во­да на суа­хи­ли, по­это­му на­ших ма­те­риа­лов по ра­дио про­хо­дит ма­ло, а в га­зе­тах «Кве­упе» и «Аф­ри­ка кве­ту» по­ка ни­че­го не пе­ча­та­ет­ся (по край­ней ме­ре, за 2,5 ме­ся­ца мое­го пре­бы­ва­ния здесь не встре­тил ни од­но­го). Ме­ж­ду тем, де­пар­та­мент рас­сы­ла­ет имею­щую­ся у не­го ин­фор­ма­цию во все га­зе­ты.

Этот де­пар­та­мент пред­став­ля­ет для нас осо­бый ин­те­рес. Не­дав­но за­кон­че­но строи­тель­ст­во сво­ей ра­дио­стан­ции, вре­мя ве­ща­ния уве­ли­чи­лось, а не­де­ли пол­то­ры на­зад бы­ло ус­та­нов­ле­но но­вое обо­ру­до­ва­ние, по­зво­ляю­щее ве­щать на всю Вос­точ­ную Аф­ри­ку, Мо­зам­бик, Кон­го, Зам­бию. В свя­зи с этим при­ни­ма­ют­ся ме­ры с це­лью рас­ши­рить ис­поль­зо­ва­ние на­ших ма­те­риа­лов че­рез ра­дио.

К этой ра­бо­те при­вле­чен и я. По­ка вме­сте с Чир­ки­ным от­би­ра­ем ма­те­риа­лы, спе­ци­аль­но пред­на­зна­чен­ные для ра­дио, а их, к со­жа­ле­нию, ма­ло. За­да­ча бли­жай­ших дней — по­се­тить де­пар­та­мент и пе­ре­го­во­рить с Яхья, ко­то­ро­му бла­го­да­ря по­мо­щи Юрия Ус­ти­мен­ко, кор­рес­пон­ден­та ТАСС, я уже пред­став­лен.

Ах­мед Яхья бе­рет на­ши филь­мы на суа­хи­ли, но их ма­ло. За 2,5 ме­ся­ца в од­ном из ки­но­те­ат­ров, их все­го три, в раз­ное вре­мя де­мон­ст­ри­ро­ва­лись жур­на­лы — один на суа­хи­ли, дру­гой «Гос­ти из да­ле­кой Аф­ри­ки» — на рус­ском.

Же­ла­тель­но, прав­да, не знаю, в на­ших ли это воз­мож­но­стях и ком­пе­тен­ции, при­сы­лать по­боль­ше ки­но­жур­на­лов на суа­хи­ли, луч­ше — цвет­ных: ведь на Зан­зи­ба­ре зе­ле­но-зе­ле­но!

По­зна­ко­мил­ся по­ка с ре­дак­то­ра­ми га­зет «Зан­зи­бар Войс» и «Са­ма­чар» и имел с ни­ми не­сколь­ко бе­сед.

Ти­раж «З.В.», как ут­вер­жда­ет З. Е. Кас­сем, дос­ти­га­ет 3000 экз., из них 1700 — на Зан­зи­ба­ре, и 1300 рас­хо­дят­ся на Пем­бе. Га­зе­та по­те­ря­ла мно­гих чи­та­те­лей по­сле ре­во­лю­ции: анг­ло­го­во­ря­щие и мно­гие пред­ста­ви­те­ли ази­ат­ской об­щи­ны по­ки­ну­ли стра­ну.

Га­зе­та пуб­ли­ку­ет ма­те­риа­лы, пре­дос­тав­ляе­мые ей де­пар­та­мен­том ин­фор­ма­ции, АПН, АДН (ГДР), Синьхуа, ТАСС, пе­ре­пе­ча­ты­ва­ет ста­тьи из раз­ных га­зет. С го­тов­но­стью пе­ча­та­ет на­ши ма­те­риа­лы (спи­сок опуб­ли­ко­ван­ных ста­тей при­ла­гаю). Хо­те­ла бы боль­ше по­лу­чать ма­те­риа­лы о жиз­ни со­вет­ско­го на­ро­да, о но­вых дос­ти­же­ни­ях в нау­ке и тех­ни­ке, сель­ском хо­зяй­ст­ве, о жиз­ни аф­ри­кан­ских сту­ден­тов в СССР, про­блем­ные, имею­щие от­но­ше­ние к Аф­ри­ке, в осо­бен­но­сти к Вос­точ­ной Аф­ри­ке.

Поч­ти в ка­ж­дом но­ме­ре пе­ча­та­ют­ся ки­тай­ские ста­тьи, мно­го не­мец­ких, а так­же АПНовские, по­лу­чае­мые из Бю­ро АПН в Дар-эс-Са­ла­ме (по­след­ние два ме­ся­ца по не­из­вест­ным при­чи­нам поч­ти ни­че­го не по­сту­па­ло), и, в боль­шей ме­ре, из кон­суль­ст­ва Сей­час пы­та­юсь по­сто­ян­но снаб­жать как «З.В.», так и «С.».

Ре­дак­тор «Са­ма­ча­ра» ука­зал, что ти­раж га­зе­ты дос­ти­га­ет 6000 экз. (до ре­во­лю­ции — 9000 экз.). По его сло­вам, 1900 экз. рас­про­стра­ня­ет­ся на Зан­зи­ба­ре, ос­таль­ные — в Ке­нии, Тан­гань­и­ке, Ро­де­зии. Га­зе­ту ин­те­ре­су­ют, в ос­нов­ном, те же ма­те­риа­лы, что и «З.В.». Но «Са­ма­чар» не­сколь­ко от­ли­ча­ет­ся от «Зан­зи­бар Войс»: две по­ло­сы от­да­ет хро­ни­ке из раз­ных стран ми­ра, мень­ше рек­ла­мы.

По­жа­луй, оба ре­дак­то­ра склон­ны к пре­уве­ли­че­нию. Мне еще ни ра­зу не до­ве­лось ви­деть эти га­зе­ты в про­да­же.

Обе га­зе­ты рас­сы­ла­ют­ся по всем ми­ни­стер­ст­вам, об­ще­ст­вен­ным мес­там и под­пис­чи­кам. Ре­дак­тор «С.» дал сле­дую­щие циф­ры: 34% чи­та­те­лей — из ази­ат­ской об­щи­ны, 29% — ев­ро­пей­цы, 37% — аф­ри­кан­цы.

По­сле встреч с ре­дак­то­ра­ми обе­их га­зет скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что Кас­сем с боль­шей го­тов­но­стью мо­жет при­ни­мать и пуб­ли­ко­вать на­ши ма­те­риа­лы. Мож­но ска­зать, что эти две га­зе­ты ох­ва­че­ны на­ми ус­пеш­но.

По­сто­ян­но функ­цио­ни­ру­ет здесь «Бри­тиш Ин­фор­мейшн Сёр­вис» и «Аме­ри­кэн Лайб­рэ­ри», ко­то­рую по­се­ща­ют, в ос­нов­ном, ара­бы и ин­дий­цы, а анг­лий­ское агент­ст­во — аф­ри­кан­цы.

Ки­тай­ская про­па­ган­да

Ки­тай­цы в ин­фор­ма­ци­он­ном пла­не раз­вер­ну­лись очень ши­ро­ко. В ка­ж­дой биб­лио­те­ке, шко­ле, клу­бе в аэ­ро­пор­ту, в «Ма­пин­ду­зи Бук Шоп» мож­но встре­тить: «Чи­на» (на суа­хи­ли — «Ки­тай») — еже­ме­сяч­ный жур­нал на суа­хи­ли; «Ньюс бул­ле­тин» — из­да­ет­ся по­соль­ст­вом КНР в Тан­за­нии; «Пе­кин ре­вью» «Чи­на ре­кон­ст­рактс», «Чи­на’с скри­ин», «Эвер­грин» -– все на анг­лий­ском.

До­воль­но час­то в ки­но­те­ат­рах де­мон­ст­ри­ру­ют­ся их ки­но­жур­на­лы (на суа­хи­ли и анг­лий­ском) и ху­до­же­ст­вен­ные филь­мы (с тит­ра­ми на анг­лий­ском). О бюл­ле­те­не «Зань­юс», ки­тай­ской фо­то­вит­ри­не и пуб­ли­ка­ци­ях в ме­ст­ной прес­се пи­сал вы­ше.

Ка­кие бу­дут по­же­ла­ния?

Хо­те­лось бы, что­бы сре­ди на­ших ма­те­риа­лов, при­сы­лае­мых сю­да, по­боль­ше бы­ло имею­щих от­но­ше­ние толь­ко к Аф­ри­ке, ее про­бле­мам. Ста­тьи по­ли­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра (о НАТО, ко­ло­ниа­лиз­ме и им­пе­риа­лиз­ме, дис­кри­ми­на­ции и т.п.) — по­зу­ба­стее. Они хо­ро­шо идут. Это по­же­ла­ние Чир­ки­на.

Бы­ло бы за­ме­ча­тель­но, ес­ли бы часть на­ших ма­те­риа­лов шла на суа­хи­ли и та­ким об­ра­зом про­бле­ма ох­ва­та на­шей про­па­ган­дой суа­хи­лий­ских га­зет «Кве­упе» и «Аф­ри­ка кве­ту», в осо­бен­но­сти пер­вой, ре­ша­лась бы го­раз­до ус­пеш­ней. На­ша ли­те­ра­ту­ра в по­дав­ляю­щей мас­се — на анг­лий­ском. Здесь это идет, но воз­дей­ст­вие ми­ни­маль­ное.

Что­бы осу­ще­ст­вить эту за­да­чу с боль­шей эф­фек­тив­но­стью, сле­ду­ет знать спе­ци­фи­ку этих га­зет. Раз­мер га­зет ма­лень­кий — мень­ше, на­при­мер, чет­вер­ти по­ло­сы «Прав­ды»; объ­ем — 4 по­ло­сы. В них пуб­ли­ку­ют­ся ма­те­риа­лы, ка­саю­щие­ся поч­ти ис­клю­чи­тель­но Зан­зи­ба­ра. В «Аф­ри­ка кве­ту» рек­ла­ма за­ни­ма­ет 80% все­го объ­е­ма га­зе­ты, в «Кве­упе» по­ло­ви­на по­след­ней по­ло­сы от­да­ет­ся хро­ни­ке ти­па на­шей, рек­ла­мы во­об­ще нет, за ис­клю­че­ни­ем рас­пи­са­ния ки­но­се­ан­сов.

Ка­кие ста­тьи мо­гут пой­ти в этих га­зе­тах? Раз­мер дол­жен быть как мож­но мень­ший, не боль­ше 1,5—2 стра­ниц пе­чат­но­го тек­ста. Пи­сать ко­рот­ки­ми, про­сты­ми фра­за­ми, бо­лее по­нят­но, не за­гро­мо­ж­дать спе­ци­фи­че­ски­ми тер­ми­на­ми. Что им нуж­но? Мо­жет быть, на­чать с то­го, что та­кое со­циа­лизм. Зна­ко­мить с на­шей тео­ри­ей нуж­но воз­мож­но про­ще. Луч­ше се­рия не­боль­ших ста­тей, ка­ж­дая из ко­то­рых на од­ну ка­кую-то те­му, чем од­на боль­шая.

Пой­дут ста­тьи, имею­щие от­но­ше­ние толь­ко к про­бле­мам Вос­точ­ной Аф­ри­ки. Воз­мож­но, сто­ит по­ду­мать над тем, что­бы при­слать сю­да спе­ци­аль­но по­доб­ран­ные ста­тьи для этих га­зет, в осо­бен­но­сти для «Кве­упе», и дать пол­но­мо­чия кон­суль­ст­ву ре­дак­ти­ро­вать их, ес­ли воз­ник­нет не­об­хо­ди­мость, с тем, что­бы здесь, на мес­те, пе­ре­вес­ти их на суа­хи­ли, и уже суа­хи­лий­ский ва­ри­ант пред­ла­гать этим га­зе­там. Мы с то­ва­ри­щем при­ло­жи­ли бы все на­ши ста­ра­ния в этом де­ле.

Мо­жет быть, сто­ит свя­зать­ся с из­да­тель­ст­вом ино­стран­ной ли­те­ра­ту­ры в Мо­ск­ве и с «Ме­ж­ду­на­род­ной кни­гой», что­бы боль­ше, в смыс­ле ко­ли­че­ст­ва на­име­но­ва­ний, при­сы­ла­ли по­ли­ти­че­ской ли­те­ра­ту­ры на суа­хи­ли. Я не знаю, есть ли в Бю­ро АПН в Дар-эс-Са­ла­ме и Най­ро­би пе­ре­во­дчи­ки (из ме­ст­ных) с анг­лий­ско­го на суа­хи­ли?

Со­вер­шен­но слу­чай­но на­толк­нул­ся не­дав­но на бро­шю­ру-бюл­ле­тень, из­да­вае­мую в Да­ре, оче­вид­но, ку­бин­ским по­соль­ст­вом или кон­суль­ст­вом на суа­хи­ли — «Кью­ба Ха­ба­ри» («Но­во­сти Ку­бы»). Хо­ро­ший язык и ин­те­рес­ная ин­фор­ма­ция.

Кон­суль­ст­во сей­час по­лу­ча­ет яв­но не­дос­та­точ­но та­ких жур­на­лов, как «Ин­тер­нейшнл Аф­фе­арс», «Со­вьет Юни­он», «Кал­чер энд Лайф». А ме­ж­ду тем, есть ад­ре­са 35—40 лиц — чле­нов пра­ви­тель­ст­ва, чле­нов Ре­во­лю­ци­он­но­го со­ве­та, влия­тель­ных дея­те­лей, — сим­па­ти­зи­рую­щих нам и ко­то­рым мож­но бы­ло бы ре­гу­ляр­но по­сы­лать эти жур­на­лы. Чир­кин про­сит по­со­дей­ст­во­вать, что­бы ко­ли­че­ст­во их бы­ло уве­ли­че­но раза в два.

С Кар­ло­вым бе­се­до­вал сра­зу же по­сле его воз­вра­ще­ния из от­пус­ка. Бе­се­да бы­ла де­ло­вой, ко­рот­кой. Ес­ли бу­дет не­об­хо­ди­мость — по­мо­жет. А по­ка — дер­жать связь с Чир­ки­ным. Про­сил пе­ре­дать бла­го­дар­ность за Ва­ше пись­мо.

Вот, по­жа­луй, и все. Что за­был, на­пи­шу в сле­дую­щую поч­ту. Ес­ли что не пра­виль­но — под­ска­жи­те…».

* * *

По сло­вам С.Г.Ши­роя­на, это пись­мо об­су­ж­да­лось на за­се­да­нии Прав­ле­ния АПН, «что бы­ва­ет край­не ред­ко», и по­лу­чи­ло «очень хо­ро­шую оцен­ку». И па­па мой уз­нал о нем ка­ким-то об­ра­зом, на­вер­ное, от сво­его дру­га Чир­ки­на, на­пи­сав: «Твой от­чет слу­ша­ли на Прав­ле­нии АПН!»

Ши­ро­ян пе­ре­дал мне сло­ва то­гдаш­не­го Пред­се­да­те­ля Прав­ле­ния АПН Бо­ри­са Сер­гее­ви­ча Бур­ко­ва: «На­до же! Кор­рес­пон­дент без го­ду не­де­ля — и та­кой от­чет!» Но не был я то­гда ни­ка­ким «кор­рес­пон­ден­том», а лишь учил­ся стать им…

…В 1967 го­ду, за­вер­шив обу­че­ние в ИВЯ, при­шел в Агент­ст­во. Су­рен Гри­горь­е­вич при­вел ме­ня в ка­би­нет Глав­но­го ре­дак­то­ра ГРА Ни­ко­лая Ар­сен­ть­е­ви­ча Сме­та­ни­на. Вкрат­це раз­го­вор свёл­ся к то­му, что ме­ня го­то­вы взять на ра­бо­ту, а че­рез год-два — на­пра­вить ре­дак­то­ром в по­мощь за­ве­дую­ще­му Бю­ро АПН в Тан­за­нии, а за­тем, еще че­рез не­сколь­ко лет, и за­ве­дую­щим Бю­ро в ка­кую-ли­бо аф­ри­кан­скую стра­ну.

На пер­вый взгляд, карь­ер­ные пер­спек­ти­вы бы­ли не­пло­хи­ми. Но, вер­нув­шись до­мой, при­ки­нул: «Год-два — это 1969 год, а мо­жет быть, кто зна­ет, и поз­же. А что за­тем? Труд­но за­га­ды­вать…». И вы­брал ас­пи­ран­ту­ру, ку­да и по­сту­пил в но­яб­ре 1967 го­да, — в Ин­сти­ту­те Аф­ри­ки АН СССР.

И все же этот от­ре­зок ра­бо­ты на ни­ве жур­на­ли­сти­ки по­спо­соб­ст­во­вал то­му, что в 1973 го­ду, за­кон­чив ас­пи­ран­ту­ру, я про­дол­жил свою карь­е­ру имен­но в Агент­ст­ве пе­ча­ти «Но­во­сти». И спус­тя еще 5 лет не раз по­се­щал Зан­зи­бар, ра­бо­тая в Тан­за­нии за­ве­дую­щим Бю­ро АПН (об этом — ни­же).

РАБОТАЯ НА ЗАНЗИБАРЕ

Пи­суч я ока­зал­ся до пи­сем до­мой из Зан­зи­ба­ра (не­ко­то­рые «про­ци­ти­ро­вал» вы­ше). При­ве­ду од­ну циф­ру: толь­ко Ок­са­не, бу­ду­щей же­не, от­пра­вил 30. Кро­ме од­но­го (я их ну­ме­ро­вал), все эти пись­ма со­хра­ни­лись (в не­ко­то­рых раз­ные да­ты: до­пи­сы­вал их в раз­ные дни пе­ред оче­ред­ной «по­чтой» в Мо­ск­ву).

Со­дер­жа­ние мно­гих — соб­ст­вен­но о пе­ре­во­дче­ской ра­бо­те на ред­ком «вос­точ­ном» язы­ке — мо­жет, ду­маю, быть ин­те­рес­но чи­та­те­лю.

При этом за­ме­чу. Мы с Во­ло­дей Ов­чин­ни­ко­вым ста­ли в 1965 го­ду во­об­ще пер­вы­ми (!) со­вет­ски­ми сту­ден­та­ми-ста­же­ра­ми, да еще во­ен­ны­ми пе­ре­во­дчи­ка­ми, ра­бо­тав­ши­ми в то­гдаш­ней Аф­ри­ке юж­нее Са­ха­ры. Но осоз­на­ние это­го при­шло мно­го позд­нее, а «под­ска­зал», мно­го-мно­го лет спус­тя, Апол­лон Бо­ри­со­вич Да­вид­сон, мой на­став­ник по ис­то­рии Аф­ри­ки со сту­ден­че­ской ска­мьи в ИВЯ.

Под­черк­ну так­же, что пе­ред от­прав­кой на Зан­зи­бар мы не по­лу­ча­ли «свер­ху» ни­ка­ких «ин­ст­рук­ций», «на­пут­ст­вий» или «на­ка­зов», вро­де то­го, что на нас ло­жит­ся «от­вет­ст­вен­ность» за по­ру­чае­мое де­ло, что мы — «со­вет­ские», и этим всё ска­за­но.

Нам, мо­ло­дым пар­ням, бы­ло не до это­го: ра­до­ва­лись, что ско­ро бу­дем на «ро­ди­не» суа­хи­ли, точ­нее, Kiunguja — суа­хи­ли зан­зи­бар­ско­го (Unguja — Зан­зи­бар на суа­хи­ли: так за­ни­зи­бар­цы на­зы­ва­ют свой ост­ров). А это, счи­та­ли анг­ли­ча­не, — King Standard of Swahili, или «Эта­лон язы­ка суа­хи­ли — зан­зи­бар­ский». Глав­ное же, как я по­ни­мал, — не под­вес­ти Ин­сти­тут, ме­ня (нас) ре­ко­мен­до­вав­ший.

Но сна­ча­ла о том,

Как суа­хи­ли стал «мо­им»

В пер­вом пись­ме из Зан­зи­ба­ра, 21 ию­ня 1965 го­да (че­рез 5 дней по­сле вы­ле­та из Мо­ск­вы), я пи­сал:

«…18 ию­ня ча­сов в 6 ве­че­ра ус­пеш­но при­зем­ли­лись. Как при­ят­но бы­ло сно­ва очу­тить­ся на зем­ле! Ведь в Хар­ту­ме, при жа­ре 46 гра­ду­сов, про­тор­ча­ли 8 ча­сов на аэ­ро­дро­ме, по­ка чи­ни­ли са­мо­лет, на ко­то­рый пе­ре­се­ли в Каи­ре с на­ше­го «Ила».

Ле­теть бы­ло ин­те­рес­но. Сна­ча­ла Русь, но­чью Чер­ное мо­ре и Тур­ция, Ка­ир, ут­ром — пес­ки, пес­ки, пес­ки и го­ры, но чем юж­нее, тем боль­ше зе­ле­ни и во­ды, и да­же ту­чи, ко­гда про­ле­та­ли над вы­со­чай­шим пи­ком Аф­ри­ки — Ки­ли­манд­жа­ро. В Най­ро­би но­че­ва­ли в аэ­ро­пор­ту. А ут­ром «све­жень­кие» и ото­спав­шие­ся вы­ле­те­ли на Зан­зи­бар.

По­го­да здесь, в го­ро­де Зан­зи­бар, от­лич­ная. Те­п­ло, но не жар­ко. Солн­це ка­кое-то лас­ко­вое (пер­вые впе­чат­ле­ния ока­за­лись очень об­ман­чи­вы­ми — круг­лый год тем­пе­ра­ту­ра 30—35 гра­ду­сов, при сто­про­цент­ной влаж­но­сти — тро­пи­че­ский кли­мат!). Мо­ре про­хлад­ное, бе­рег пес­ча­ный, во­да цве­та не­обык­но­вен­но­го, ла­зур­ная, про­зрач­ная, прав­да, до­воль­но со­ле­ная. А кру­гом паль­мы, на­вер­ху — ог­ром­ные ко­ко­со­вые оре­хи. На де­ревь­ях уди­ви­тель­ные цве­ты цве­та­ми — яр­кие, соч­ные. Зе­лень — вез­де.

…К ра­бо­те в во­ен­ном ла­ге­ре Chukwani (Чу­к­ва­ни) — в 10—12 ки­ло­мет­рах от го­ро­да — при­сту­пил лишь се­го­дня. Это бы­ла на­стоя­щая ра­бо­та — всё вре­мя го­во­ришь на суа­хи­ли. И здесь встре­чаю зна­чи­тель­ные за­труд­не­ния. Осо­бен­но в раз­го­вор­ном язы­ке. По­ни­маю мно­го, но вот сам го­во­рю не­ред­ко че­рез пень ко­ло­ду. Ну, ни­че­го, ме­ся­ца че­рез два на­де­юсь го­во­рить бо­лее сво­бод­но.

Рас­по­ря­док дня: с 8 до 12, с 12 до 14 — обед и от­дых, и с 14 до 17—18 ча­сов (а тем­не­ет здесь ров­но в 17.30).

29 ию­ня. — …Ве­че­ром был на встре­че с пред­ста­ви­те­ля­ми пе­ча­ти, при­гла­сил корр. ТАСС Юра Ус­ти­мен­ко. Имел очень при­ят­ную и со­дер­жа­тель­ную бе­се­ду с ре­дак­то­ром и из­да­те­лем га­зе­ты «Zanzibar Voice», по­лу­чил при­гла­ше­ние и в бли­жай­шие дни на­не­су ему ви­зит. Здесь же, на встре­че, при­шлось впер­вые пе­ре­во­дить с анг­лий­ско­го на суа­хи­ли. В це­лом, спра­вил­ся не­пло­хо, но очень вол­но­вал­ся.

4 ию­ля. — …В на­шей груп­пе (че­ло­век 15) два пе­ре­вод­чи­ка с анг­лий­ско­го. Они рас­ска­за­ли, что с анг­лий­ским пе­ре­во­дом у них ма­ло что по­лу­ча­лось: ря­до­вые сол­да­ты их не по­ни­ма­ли; сер­жант­ский со­став то­же не си­лен в анг­лий­ском; не­мно­го тол­ку от лей­те­нан­тов с ка­пи­та­на­ми, хоть как-то знаю­щих этот язык. Обу­че­ние шло с пре­ве­ли­ким тру­дом, впус­тую те­ря­лось вре­мя…

Сол­да­ты зан­зи­бар­ские — но­во­бран­цы, ко­их сле­ду­ет нау­чить строе­вой, бое­вым на­вы­кам, об­ра­ще­нию с ору­жи­ем и т.д., в мас­се сво­ей — быв­шие кре­сть­я­не, не­гра­мот­ные, вы­ход­цы из бед­ней­ших сло­ев на­се­ле­ния — во­об­ще ед­ва зна­ют раз­го­вор­ный анг­лий­ский, а о во­ен­ных тер­ми­нах и го­во­рить не при­хо­дит­ся. Скла­ды­ва­ет­ся так (да и ки­тай­цы по­да­ли при­мер, при­бы­ли сю­да с соб­ст­вен­ны­ми пе­ре­во­дчи­ка­ми на суа­хи­ли), что без суа­хи­ли — ни­как!

Kifaru, mzinga, papa, и taptapu…

…Пе­ред по­езд­кой на Зан­зи­бар я знал, что «kifaru» — это «но­со­рог», а «mzinga» — «улей». Ка­к же уди­вил­ся, ко­гда в Чу­к­ва­ни ус­лы­шал, что на во­ен­ном суа­хи­ли «kifaru» — это «танк» (очень удач­ное срав­не­ние!). А «mzinga» — это «пуш­ка»! И вот по­че­му.

На Зан­зи­ба­ре пче­ли­ные ульи уст­раи­ва­ют не на зем­ле, как у нас, в Рос­сии, а при­вя­зы­ва­ют ве­рев­ка­ми вы­со­ко на вет­вях де­ревь­ев. И пред­став­ля­ют они из се­бя не на­ши «до­ми­ки», а вы­долб­лен­ные из­нут­ри дос­та­точ­но круп­ные по­ле­нья глад­ко­ст­воль­ных (кур­сив — мой) де­ревь­ев, в том чис­ле и пальм. А ка­кой глав­ный «эле­мент» у пуш­ки? Пра­виль­но — ствол! По­это­му «mzinga» и ста­ла «пуш­кой».

Та­ко­вы бы­ли мои «от­кры­тия», ко­гда ока­зал­ся на Зан­зи­ба­ре. В за­вер­ше­ние этой сло­вар­ной эк­ви­либ­ри­сти­ки (не­во­ен­ной) не мо­гу не при­вес­ти еще не­сколь­ко при­ме­ров: «аку­ла» на суа­хи­ли — это «papa», «па­па, отец» — «baba», а «ма­ма» — и на суа­хи­ли «mama».

В раз­го­вор­ном суа­хи­ли «пе­ре­во­дчик» — это «taptapu». Не слы­шат­ся ли, чи­та­тель, в этом сло­ве ха­рак­тер­ные зву­ки пи­шу­щей ма­шин­ки — «тап-тап-тап…»? Уз­нал о нем на Зан­зи­ба­ре. В сло­ва­рях его не най­ти — там есть толь­ко ли­те­ра­тур­ные «mkalimani» и «mtafsiri».

Да и не мно­гие тан­за­ний­цы зна­ют это сло­во, ес­ли они не вы­ход­цы из Зан­зи­ба­ра. Во вся­ком слу­чае, убе­дил­ся в этом мно­ги­ми го­да­ми поз­же в Дар-эс-Са­ла­ме. Так, «стар­ший» по ме­ст­но­му шта­ту в Бю­ро АПН Дик­сон Ма­ра­ду­фу, про­фес­сио­наль­ный жур­на­лист и бле­стя­щий пе­ре­во­дчик с анг­лий­ско­го на суа­хи­ли, ус­лы­шав от ме­ня это «taptapu», ис­крен­не уди­вил­ся: «Не­у­же­ли? Ни­ко­гда не слы­шал!» Прав­да, ска­зал, что ни­ко­гда и не был на Зан­зи­ба­ре. Не зна­ли это­го сло­ва и дру­гие тан­за­ний­цы, ра­бо­тав­шие в Бю­ро…

От­сут­ст­вие раз­го­вор­ной прак­ти­ки на суа­хи­ли да­ва­ло о се­бе знать в пер­вые ме­сяц-два. По край­ней ме­ре, я это осоз­на­вал. Во­ло­де бы­ло лег­че — с III кур­са он уже прак­ти­ко­вал суа­хи­ли, «под­ра­ба­ты­вая» на ино­ве­ща­нии Мо­с­ков­ско­го ра­дио, был пе­ре­во­дчи­ком и дик­то­ром, об­щал­ся с зан­зи­бар­ца­ми Рад­жа­бом и Сей­фом Ах­ме­дом Ха­ру­си, ко­то­рые по кон­трак­ту ра­бо­та­ли на ра­дио в ре­дак­ции суа­хи­ли в на­ча­ле 60-х го­дов.

* * *

8 ию­ля. — …На днях по­бы­вал в Mapinduzi (су­ах. — Ре­во­лю­ция) Bookshop — книж­ном ма­га­зи­не Мо­ло­деж­ной ли­ги (ти­па на­ше­го Ком­со­мо­ла) пра­вя­щей пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи, един­ст­вен­ной на Зан­­з­иб­аре, ­в ко­то­ром прой­дет «Вы­став­ка со­циа­ли­сти­че­ской кни­ги». Пе­ре­во­дил на суа­хи­ли тек­сты для на­ших фо­то­пла­ка­тов. В об­щем, вы­пол­нял «по­ру­че­ние» на­чаль­ни­ка на­шей груп­пы во­ен­ных со­вет­ни­ков под­пол­ков­ни­ка Гри­горь­е­ва: «Что­бы не бол­та­лись без де­ла, все же вы (т.е. я и Во­ло­дя) — во­ен­ные».

По суб­бо­там (уже то­гда вы­ход­ны­ми на Зан­зи­ба­ре бы­ли суб­бо­та и вос­кре­се­ние) про­во­дим за­ня­тия по суа­хи­ли для на­ших во­ен­ных: два ча­са — ав­то­де­ло, два ча­са — толь­ко суа­хи­ли. А по­сле 13.00 — мы сво­бод­ны.

13 ию­ля. — …По­се­тил ми­ни­стер­ст­во об­ра­зо­ва­ния — для бу­ду­ще­го ди­пло­ма нуж­ны не­ко­то­рые дан­ные о раз­ви­тии об­ра­зо­ва­ния на Зан­зи­ба­ре по­сле ре­во­лю­ции. При­ня­ли ме­ня хо­ро­шо. Раз­го­ва­ри­вал с вы­со­ким на­чаль­ст­вом на суа­хи­ли и анг­лий­ском. Кста­ти, сей­час го­во­рит­ся на суа­хи­ли го­раз­до сво­бод­нее.

…По со­вет­ским «ле­ка­лам» с Во­ло­дей при­ду­ма­ли раз­ные уп­раж­не­ния физ­под­го­тов­ки для зан­зи­бар­ских сол­дат: бег на 100 мет­ров, эс­та­фет­ный бег, ме­та­ние ко­пья, дис­ка, яд­ра, бег на 5 миль (8 ки­ло­мет­ров). Я су­дил бег на 5 миль — от­вез «спорт­сме­нов» к стар­ту на ма­ши­не, а по­том ехал за ни­ми по пя­там. А еще — пе­ре­тя­ги­ва­ние ка­на­та. Очень ув­ле­ка­тель­ное зре­ли­ще! Со­рев­ну­ют­ся, как пра­ви­ло, по­ли­цей­ские с сол­да­та­ми. И все вре­мя по­бе­ж­да­ли «на­ши» сол­да­ты.

2 ав­гу­ста. — …За­да­лись це­лью — со­ста­вить для на­ших во­ен­ных сло­варь на суа­хи­ли. По­ка за­пи­сы­ва­ем на кар­точ­ки рус­ское сло­во, а вни­зу — на суа­хи­ли. При­дер­жи­ва­ем­ся ал­фа­вит­но­го по­ряд­ка (чем это за­кон­чи­лось, уже не вспом­нить…).

23 ав­гу­ста. — …Чем боль­ше чи­та­ешь суа­хи­лий­ские га­зе­ты, вчи­ты­ва­ешь­ся, все боль­ше и боль­ше убе­ж­да­ешь­ся, до че­го же кра­си­вый язык суа­хи­ли! Встре­ча­ют­ся очень ин­те­рес­ные обо­ро­ты ре­чи.

Был у нас та­кой слу­чай. По­сле обе­да от­ды­ха­ли, я со­би­рал­ся со­снуть, а Во­ва ув­лек­ся га­зе­та­ми. Уже поч­ти за­дре­­мал, и вдруг Ов­чан рас­сме­ял­ся, да так за­ра­зи­тель­но, что я про­снул­ся. Ока­зы­ва­ет­ся, он вы­ис­кал на суа­хи­ли сло­во «дро­во­се­ки». Ко­гда за­чи­тал, я то­же рас­сме­ял­ся, до че­го же про­сто! Ну, а по­сле это­го бы­ло уже не до сна, его как ру­кой сня­ло.

«Дро­во­се­ки» на суа­хи­ли я не за­пом­нил. В на­ших Рус­ско-суа­хи­ли сло­ва­рях оно не зна­чит­ся. Как-то по­зво­нил Во­ло­де, спро­сил, но и он не вспом­нил…

4 сен­тяб­ря. — …Ко­гда с го­ло­вой оку­на­юсь в ра­бо­ту, чув­ст­вую се­бя со­всем по-дру­го­му, как-то на сво­ем мес­те. По­се­ще­ние здеш­них ки­но­те­ат­ров ка­жет­ся чем-то вто­ро­сте­пен­ным…

18 сен­тяб­ря. — …В суб­бо­ту по­ут­ру про­во­дил за­ня­тия по суа­хи­ли с на­ши­ми офи­це­ра­ми. Это очень тер­пе­ли­вые и ста­ра­тель­ные уче­ни­ки. Та­кие за­ня­тия на­чи­на­ют при­но­сить ес­ли не удо­воль­ст­вие, то удов­ле­тво­ре­ние…

27 сен­тяб­ря. — …Ра­бо­чий день про­шел се­го­дня на ра­дость пло­до­твор­но, да­же са­мо­му по­нра­ви­лось: на­го­во­рил­ся, на­пе­ре­во­дил­ся. В Чу­к­ва­ни ра­бо­таю в раз­ных под­раз­де­ле­ни­ях. На­ши офи­це­ры по­ка­зы­ва­ют и рас­ска­зы­ва­ют, а я пе­ре­во­жу — уст­рой­ст­во и пу­ле­ме­та, и кар­бю­ра­то­ра, гра­на­ты и зе­нит­ки, раз­бор­ку-сбор­ку ав­то­ма­та…

* * *

Ко­неч­но, при­го­ди­лась уче­ба и за­ня­тия на Во­ен­ной ка­фед­ре МГУ (с I по IV курс), ко­гда зан­зи­бар­цам объ­яс­нял, что та­кое «муш­ка» и как це­лить­ся «под яб­лоч­ко». При­мер­ные ана­ло­ги по­след­них двух «тер­ми­нов» есть, ра­зу­ме­ет­ся, и на анг­лий­ском. Но анг­лий­ско­го язы­ка ря­до­вые сол­да­ты не зна­ли. А мой не­по­сред­ст­вен­ный на­чаль­ник, Бо­рис Ни­ко­лае­вич Ли­нёв, обу­чая сол­дат как стре­лять, ко­­ма­н­­довал: «Цель­ся в муш­ку, и под яб­лоч­ко!». Но не­вдо­мек ему бы­ло, что на Зан­зи­ба­ре яб­ло­ни ни­ко­гда не рос­ли (и не рас­тут!).

При­шлось мне на стен­де ри­со­вать ус­лов­ное «яб­ло­ко» и рас­ска­зы­вать (на суа­хи­ли), как имен­но че­рез «муш­ку» на­до це­лить­ся. В об­щем, я при­ду­мал — «Tizama („смот­ри“) mushka» и «Lenga („це­лить­ся, цель­ся“) pod yablochko». Эти «тер­ми­ны» и ис­­пол­ь­­зовал, а мои по­до­печ­ные в Чу­к­ва­ни впол­не их по­­н­и­­мали…

Автор — студент I курса ИВЯ со значком

3-го разряда по стрельбе. Вручил лично начальник Военной кафедры МГУ полковник Михаил Михайлович Маслов

за 3-е место (96 очков из 100

из мелкокалиберной винтовки

в положении «лёжа» на дистанции 50 метров) на соревнованиях среди «курсантов» гуманитарных факультетов МГУ (февраль 1961 г.).

Пе­ре­во­ды, пе­ре­во­ды…

20 ок­тяб­ря. — …За пе­ре­во­да­ми вре­мя ле­тит очень бы­ст­ро. И глав­ное, по­лез­ная ра­бо­та — 5—10 но­вых слов, ко­то­рые бы­ст­ро за­по­ми­на­ешь.

4 но­яб­ря. — …С ки­но­пе­ре­движ­кой ­ко­н­су­ль­­ст­ва прие­ха­ли ве­че­ром в Чу­к­ва­ни и по­ка­за­ли фильм «Ча­па­ев». На­до бы­ло ви­деть, КАК сол­да­ты реа­ги­ро­ва­ли!

По­ка эк­ран — боль­шое бе­лое по­лот­но — сол­да­ты рас­тя­ги­ва­ли и при­вя­зы­ва­ли к паль­мам, я вкрат­це рас­ска­зал им о сю­же­те кар­ти­ны, о том, что в Рос­сии про­изош­ла ре­во­лю­ция, на­ча­лась гра­ж­дан­ская вой­на, бы­ли «крас­ные» и «бе­лые», кто та­кой Ча­па­ев и т. д. Син­хрон­ный пе­ре­вод в мик­ро­фон не по­лу­чал­ся. По­рой ме­ня про­сто не слы­ша­ли, в осо­бен­но­сти, ко­гда ба­та­лии в кар­ти­не «за­хва­ты­ва­ли» зан­зи­бар­цев — они на­чи­на­ли что-то кри­чать, вы­ра­жа­ли свои эмо­ции очень не­по­сред­ст­вен­но. На­при­мер, ко­гда кап­пе­лев­цы шли в ата­ку или ко­гда Ан­ка-пу­ле­мет­чи­ца стре­ля­ла по вра­гам.

10 но­яб­ря. — …6 но­яб­ря на вил­ле кон­су­ла был гран­ди­оз­ный при­ем в честь Ок­тяб­ря. Ме­сто кра­си­вое, уют­ное. Гос­тей бы­ло мно­го. При­сут­ст­во­вал и пре­зи­дент Ка­ру­ме, он про­из­нес очень те­п­лую речь, ко­то­рую, прав­да, Кор­не­ев не со­всем точ­но и удач­но пе­ре­во­дил — пе­ре­во­дил су­хо и об­щи­ми фра­за­ми.

Я так и ска­зал ему по­сле прие­ма. Он не оби­дел­ся — че­рез па­ру дней при­гла­сил нас с Во­ло­дей к се­бе, по­ка­зал по­да­рок, ко­то­рый вы­пи­сал для сы­ниш­ки, — ав­то­до­ро­гу с ма­шин­ка­ми, ра­бо­та­ет на ба­та­рей­ках…

7 но­яб­ря пе­ре­во­дил у кон­су­ла Кар­ло­ва на лич­ной бе­се­де с очень вы­со­ким ли­цом. (Кто он? Ес­ли то­гда не на­пи­сал, се­го­дня раз­ве вспом­нишь?)

Обу­чать сол­дат при­­х­о­­дилось, по­рой, и на соб­ст­вен­ном при­ме­ре — стре­лять из пу­ле­ме­тов и ав­то­ма­тов, ме­тать гра­на­ты. Так, наш офи­цер, от­ча­яв­шись нау­чить но­во­бран­цев об­ра­щать­ся с гра­на­то­ме­том, це­лить­ся и стре­лять по фа­нер­ной ми­ше­ни (на рас­стоя­нии по­ряд­ка 30—40 мет­ров — ка­ким-то об­ра­зом они про­ма­хи­ва­лись, пу­ляя то по ман­гро­вым за­рос­лям, то в паль­мы, ме­ж­ду ко­то­ры­ми и ус­та­нав­ли­ва­лась ми­шень), об­ра­тил­ся ко мне: «Олег, ну по­ка­жи ты им, как на­до стре­лять — ни­че­го у них не по­лу­ча­ет­ся!..».

«Ба­зу­ку» (так сол­да­ты на­зы­ва­ли гра­на­то­мет) я впер­вые дер­жал в ру­ках, но вы­стрел удал­ся: хо­ро­шо ус­во­ил «тео­рию», пе­ре­во­дя на за­ня­ти­ях по его изу­че­нию. От ми­ше­ни ос­та­лись од­ни щеп­ки…

* * *

На по­ли­го­не ря­дом с Чу­к­ва­ни обу­­ч­али сол­дат на­вы­кам строе­вой под­го­тов­ки, вы­пол­не­нию тех или иных ко­манд, со­вер­шать марш-бро­ски. Про­­х­о­­дили и уче­ния с бое­вой стрель­бой.

В один из дней бое­вой под­го­тов­ки Ли­нёв по­до­шел ко мне: «Олег, сей­час идем в „ата­ку“. Ты им ска­жи и пре­ду­пре­ди, что­бы по­за­ди нас ни­кто не стре­лял!» Я бе­гом к ко­ман­ди­рам — сер­жан­там, лей­те­нан­там…

Ока­зы­ва­ет­ся, та­кое слу­ча­лось, и не од­на­ж­ды. Бо­рис Ни­ко­лае­вич рас­ска­зы­вал: «Ве­ду в ата­ку сол­дат, ря­дом со мной лей­те­нан­ты, сер­жан­ты, и вдруг сза­ди, в спи­ну, раз­да­ют­ся вы­стре­лы, ав­то­мат­ные и пу­ле­мет­ные оче­ре­ди, а па­тро­ны-то — бое­вые!..»

И на этот раз, уст­ре­мив­шись с ним и ко­ман­ди­ра­ми-зан­зи­бар­ца­ми впе­ред и про­бе­жав па­ру де­сят­ков мет­ров, слы­шу вы­стре­лы. «Ло­жись!» — за­кри­чал Ли­нёв. Я тут же пе­ре­вёл — «Lala chini!» и ус­пел ог­ля­нуть­ся на­зад: стре­ля­ли из тран­шеи, где за­лег­ли пе­хо­тин­цы вто­рой вол­ны «на­сту­п­ле­ния». Сол­да­ты на­ши от ис­пу­га по­па­да­ли ниц. По­том Ли­нёв, рас­сви­ре­пев, уст­ро­ил вы­во­лоч­ку зан­зи­бар­ским офи­це­рам, и я с тру­дом на­хо­дил нуж­ные сло­ва…

* * *

Cразу ли по­лу­ча­лось у нас с пе­ре­во­дом на суа­хи­ли? Ко­неч­но, нет. С че­го всё на­чи­на­лось по при­ез­де на Зан­зи­бар?

…Вме­сте с Ли­нё­вым впер­вые прие­ха­ли к мес­ту ра­бо­ты в Чу­к­ва­ни. Он пред­ста­вил нас та­мош­ним ко­ман­ди­рам, а те — сво­ему лич­но­му со­ста­ву. Я сра­зу ощу­тил доб­ро­же­ла­тель­ное к нам от­но­ше­ние со сто­ро­ны зан­зи­бар­ских во­ен­ных.

Ока­зав­шись в ок­ру­же­нии сол­дат, нас рас­спра­ши­ва­ли, от­ку­да и кто мы, где учи­ли суа­хи­ли. Мы рас­ска­за­ли, что из Мо­ск­вы, учи­лись в уни­вер­си­те­те. Уди­ви­тель­но, но кое-кто из них слы­ша­ли и о Мо­ск­ве, и о МГУ. Но ко­гда я на­звал мой ин­сти­тут ИВЯ на суа­хи­ли — «Chuo Kikuu cha lugha za Mashariki» — на­ча­лись рас­спро­сы…

На­ша бе­се­да про­дол­жа­лась еще не­ко­то­рое вре­мя. А ко­гда мы от­ве­ча­ли на во­про­сы или что-то разъ­яс­ня­ли, стал за­ме­чать: к нам вни­ма­тель­но при­слу­ши­ва­ют­ся, у ко­го-то по­яв­ля­ют­ся улыб­ки на ли­цах, а не­ко­то­рые и во­все смот­ре­ли на нас с не­скры­вае­мым лю­бо­пыт­ст­вом.

И вдруг кто-то спро­сил: «Mnazungumza lugha gani?» («А на ка­ком язы­ке вы го­во­ри­те?»). Во­прос я, ко­неч­но, по­нял. А уви­дев удив­ле­ние в мо­их гла­зах, этот «кто-то» ска­зал: «Tunaanguka kwa kucheka!» («Мы уми­ра­ем со сме­ху!», до­слов­но — «Мы па­да­ем от сме­ха!»), и все во­круг друж­но рас­смея­лись.

* * *

Зан­зи­бар­цев мы по­ни­ма­ли. Но, ви­ди­мо, обо­ро­ты на­шей ре­чи, по­строе­ние фраз, те или иные сло­ва из на­ше­го не слиш­ком бо­га­то­го сло­вар­но­го за­па­са бы­ли для них не­при­выч­ны. На­вер­ное, мы го­во­ри­ли из­лиш­не ака­де­мич­но, слиш­ком «гра­мот­но», стро­го при­дер­жи­ва­ясь грам­ма­ти­че­ских норм. Од­ним сло­вом, го­во­ри­ли мы, ско­рее все­го, на ли­те­ра­тур­ном язы­ке суа­хи­ли. А раз­ве мог­ло быть ина­че?

Тек­сты, ко­то­рые бы­ли у нас в ИВЯ под ру­кой на I—III кур­сах, это, в ос­нов­ном, сказ­ки, рас­ска­зы об обы­ча­ях и тра­ди­ци­ях пле­мен и на­род­но­стей в Вос­точ­ной Аф­ри­ке, по­сло­ви­цы и по­го­вор­ки, не­ко­то­рые про­из­ве­де­ния тан­гань­ик­ско­го пи­са­те­ля Шаа­ба­на Ро­бер­та, и т. п.

Учеб­ных по­со­бий на суа­хи­ли и о суа­хи­ли про­сто не хва­та­ло, а тек­стов «се­го­дняш­них» не бы­ло, и взять их бы­ло не­от­ку­да. Тан­гань­и­ка и Ке­ния, для ко­то­рых суа­хи­ли — род­ной язык, в 1960—1961 го­дах бы­ли еще бри­тан­ски­ми ко­ло­ния­ми, да и позд­нее за­ку­пать ли­те­ра­ту­ру и прес­су на суа­хи­ли, а так­же сло­ва­ри бы­ло воз­мож­но толь­ко че­рез Лон­дон. Нуж­на бы­ла ва­лю­та, а её на «наш» язык, ес­ли и вы­де­ля­ли, то яв­но не­дос­та­точ­но.

За пер­вые че­ты­ре го­да уче­бы в ИВЯ грам­ма­ти­ку язы­ка суа­хи­ли, ко­то­рую пре­по­да­ва­ла На­та­лья Ве­ниа­ми­нов­на Охо­ти­на, мы ус­вои­ли на «от­лич­но». Чи­тать нау­чи­лись то­же, за­ни­ма­лись пе­ре­во­да­ми с рус­ско­го на суа­хи­ли и с суа­хи­ли на рус­ский. И «раз­го­ва­ри­ва­ли» на суа­хи­ли ме­ж­ду со­бой — с 1961 го­да эти­ми за­ня­тия­ми в на­шей, пер­вой груп­пе суа­хи­ли в ИВЯ, ру­ко­во­ди­ла Нел­ли Вла­ди­ми­ров­на Гро­мо­ва.

Но у нас не бы­ло во­ен­ных тек­стов на суа­хи­ли, а во­ен­ной те­ма­ти­кой во­все не за­ни­ма­лись. В пер­вом со­вет­ском «Суа­хи­ли-рус­ском сло­ва­ре», из­дан­ном в Мо­ск­ве в 1961 го­ду, во­ен­ные тер­ми­ны прак­ти­че­ски от­сут­ст­во­ва­ли. Прав­да, на­до от­дать долж­ное это­му сло­ва­рю, в ко­то­рый пе­ред отъ­ез­дом на Зан­зи­бар не удо­су­жил­ся за­гля­нуть: в нем мож­но об­на­ру­жить и «танк», и «пуш­ку» как вто­рые зна­че­ния ка­ж­до­го из при­ве­ден­ных вы­ше суа­хи­лий­ских слов.

На пер­вых по­рах при­шлось не­лег­ко, мы спра­ши­ва­ли-пе­ре­спра­ши­ва­ли у зан­зи­бар­ских во­ен­ных, знав­ших анг­лий­ский, что и как из «во­ен­но­го» на­зы­ва­ет­ся на суа­хи­ли, и учи­лись на хо­ду.

* * *

13 ян­ва­ря 1966 г. — …На­чи­ная с 8 ян­ва­ря, мы го­то­ви­лись к са­лю­ту в честь 2-й го­дов­щи­ны ре­во­лю­ции 12 ян­ва­ря 1964 го­да. Са­лют в здеш­них ус­ло­ви­ях — де­ло хло­пот­ли­вое. Его да­ют из раз­ных то­чек, в том чис­ле и с ост­ров­ков, рас­по­ло­жен­ных по­бли­зо­сти. По­лу­чи­лось так, что я по­пал на Че­ре­па­ший ост­ров. Этот ост­ров сла­вен тем, что там оби­та­ют гро­мад­ные мор­ские че­ре­па­хи.

На ка­те­ре с сол­да­та­ми и офи­це­ра­ми до­б­ра­лись ту­да за­тем­но. Пол­ча­са-час бро­ди­ли по ост­ро­ву — ис­ка­ли ме­сто для зе­ни­ток. И со­вер­шен­но слу­чай­но на­бре­ли на од­ну че­ре­па­ху. Дей­ст­ви­тель­но, гро­ма­ди­на! Ей ни­че­го не сто­ит пе­ре­вез­ти на пан­ци­ре двух че­ло­век — гру­за как буд­то не чув­ст­ву­ет. Раз­бу­ди­ли мы ее шу­мом и фо­на­ря­ми. Ши­пит она гром­ко — так она ды­шит. Пе­ре­дви­га­ет­ся как бы не­хо­тя. От­полз­ла чуть в сто­ро­ну, в кус­ты, и за­мер­ла. Спря­та­ла го­ло­ву под пан­цирь, и бы­ла та­ко­ва.

На этом ост­ро­ве до ре­во­лю­ции бы­ла тюрь­ма для аф­ри­кан­цев, а еще рань­ше — сю­да при­во­зи­ли ра­бов. Мы да­же ви­де­ли ог­ром­ные ого­ро­жен­ные ямы, к ко­то­рым с опа­ской при­бли­жа­лись. Как раз в них и со­дер­жа­лись ра­бы…

1 фев­ра­ля. — …От­пра­ви­лись в суб­бо­ту в ар­хив — най­ти что-то ин­те­рес­ное для бу­ду­щих ди­пло­мов. При­хо­дим ту­да, уз­на­ем, что к че­му, и про­сим по­ка­зать ка­та­лог — опись ар­хи­ва. При­но­сят тол­стен­ную кни­гу, а вре­ме­ни у нас, что­бы про­смот­реть её, — все­го ни­че­го. Мы же хо­те­ли, что­бы этот ка­та­лог да­ли нам до по­не­дель­ни­ка.

Ес­ли здо­ро­ва­лись на анг­лий­ском, то уж даль­ше раз­го­вор по­шел на суа­хи­ли. По­на­ча­лу нам от­ка­за­ли, ска­зав, что ка­та­лог у них все­го в од­ном эк­зем­п­ля­ре. И тут Ов­чан блес­нул!

Он так за­го­во­рил на суа­хи­ли, что ар­хи­вис­ту и его по­мощ­ни­кам ста­ло как-то не­лов­ко от то­го, что у них име­ет­ся да­же этот един­ст­вен­ный эк­зем­п­ляр. Я на­блю­дал за их ли­ца­ми. Сна­ча­ла рас­плы­лись в улыб­ке, а за­тем про­сто про­сия­ли! В кон­це кон­цов, Во­ва их уго­во­рил, мы да­ли им рас­пис­ку и уш­ли с ка­та­ло­гом, страш­но до­воль­ные.

6 фев­ра­ля. — …Слу­шал вы­сту­п­ле­ние пре­зи­ден­та Зан­зи­ба­ра Ка­ру­ме на ми­тин­ге, по­свя­щен­ном 9-й го­дов­щи­не пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи, на пло­ща­ди Mnazi Mmoja (в пе­ре­во­де с суа­хи­ли — Од­на паль­ма. То­гда это был, ско­рее, пус­тырь, где рос­ли две-три ко­ко­со­вые паль­мы).

До че­го же его труд­но пе­ре­во­дить на рус­ский! Его не­дос­та­ток — пе­ре­ска­ки­вать с од­ной те­мы на дру­гую, и сно­ва к пер­вой воз­вра­щать­ся. А ес­ли он на­чи­на­ет шу­тить — гиб­лое де­ло! Смысл бо­лее-ме­нее ясен — и его шу­ток, и по­сло­виц, и по­го­во­рок. Но на­чи­на­ешь пе­ре­во­дить на рус­ский — ерун­да по­лу­ча­ет­ся. Не ус­пе­ва­ешь. А в пе­ре­во­де, ес­ли по­те­ря­ешь од­ну мысль, о вто­рой и не до­га­да­ешь­ся. В об­щем, по­па­рил­ся!

7 фев­ра­ля. — …Ин­те­рес­ная встре­ти­лась мне ста­тья в од­ной из ме­ст­ных га­зет. Я ди­ву дал­ся! Ти­пич­но ан­ти­аме­ри­кан­ская, в сар­ка­сти­че­ском то­не, столь­ко в ней из­дев­ки, на­смеш­ки! По­лу­чил удов­ле­тво­ре­ние. А как кра­си­во, ве­со­мо зву­чит всё это на суа­хи­ли!..

16 фев­ра­ля. — …По­зво­нил Во­ло­дя Кор­не­ев из кон­суль­ст­ва, пе­ре­дал, что мне пе­ре­во­дить де­ле­га­ту от ВЛКСМ, прие­хав­ше­му сю­да по при­гла­ше­нию Мо­ло­деж­ной Ли­ги пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи.

Это Дмит­рий Ту­ла­ев, а для ме­ня про­сто Ди­ма. С ним зна­ком, ра­бо­та­ет он в КМО (Ко­ми­тет мо­ло­деж­ных ор­га­ни­за­ций) СССР за­м. зав. от­де­лом Аф­ри­ки, и зна­ет тех, ко­го и я знаю в КМО.

Ве­зёт же здесь на зна­ко­мых! Его на­чаль­ник — Ор­лов! «Вла­ди­слав Ива­но­вич — „боль­шой че­ло­век“, сек­ре­тарь парт­ор­га­ни­за­ции КМО», ска­зал он мне. Пом­нишь, го­во­рил те­бе о нем. По­про­сил Ди­му не за­быть при­вет ему пе­ре­дать.

В штаб-квар­ти­ре Ли­ги за­вя­зал­ся очень ин­те­рес­ный и по­лез­ный раз­го­вор о мо­ло­де­жи у нас, о Ком­со­мо­ле в пер­вые го­ды Со­вет­ской вла­сти, о мо­ло­де­жи в но­вом Зан­зи­ба­ре. Пе­ре­во­дил, на­вер­ное, ча­са два. Об­су­ди­ли мно­гие важ­ные во­про­сы о со­труд­ни­че­ст­ве мо­ло­деж­ных ор­га­ни­за­ций на­ших стран, да и сам уз­нал мно­гое из то­го, что ме­ня ин­те­ре­со­ва­ло.

Счастливый жених пишет невесте.

* * *

Дмит­рий Ту­ла­ев о­ко­н­чил МГИМО с ки­тай­ским язы­ком. В дни ви­зи­та на Зан­зи­бар был он на прие­ме в по­соль­ст­ве КНР, по­сле ко­то­ро­го рас­ска­зал мне уди­ви­тель­ную ис­то­рию:

«Здо­ро­ва­ясь с ки­тай­ца­ми, го­во­рю им на ки­тай­ском: „Здо­ро­во, ре­бя­та!“ — Мол­ча­ние и вы­та­ра­щен­ные гла­за в от­вет. Сно­ва — „Ре­бя­та, здо­ро­во!“: по­вто­ря­ет­ся то же. „Я же к вам на ки­тай­ском язы­ке об­ра­ща­юсь!“ — Гла­за рас­ши­ря­ют­ся… „Вы что, ки­тай­ский язык не знае­те?“. Тут что-то дош­ло до них, и один у дру­го­го, в при­сут­ст­вии аф­ри­кан­цев, го­во­рит на анг­лий­ском (!): „Он у нас спра­ши­ва­ет, зна­ем ли мы ки­тай­ский язык?“. Аф­ри­кан­цы дер­жат­ся за жи­во­ты…».

Как го­во­рит­ся, ком­мен­та­рии из­лиш­ни. Что мо­гу ска­зать? Мы прие­ха­ли на Зан­зи­бар в са­мый раз­гар идео­ло­ги­че­ской вой­ны ме­ж­ду Мо­ск­вой и Пе­ки­ном. Ки­тай­цы на­­з­ы­­вали нас «ре­ви­зио­ни­ста­ми». Вот, на­вер­ное, и Ту­ла­ев ока­зал­ся для них «ре­ви­зио­ни­стом», с ко­то­рым «нуж­но ухо дер­жать вос­тро».

Мы, ки­тай­цы и «mzungu»

(или — не всё так про­сто…)

Идео­ло­ги­че­ский кон­фликт (или «рас­кол») ме­ж­ду СССР и ма­оц­зде­нун­ским Ки­та­ем, на­чав­ший­ся в кон­це 1950-х го­дов, на­нес свой «от­пе­ча­ток» и на взаи­мо­от­но­ше­ния со­вет­ских и ки­тай­ских во­ен­ных со­вет­ни­ков на Зан­зи­ба­ре. Ощу­ща­лась не­до­вер­чи­вость, на­пря­жен­ность, мы бы­ли чу­жи­ми друг для дру­га. Ра­зу­ме­ет­ся, чув­ст­во­ва­лось и со­пер­ни­че­ст­во: кто луч­ше — мы или они — про­явит се­бя в бое­вой под­го­тов­ке зан­зи­бар­цев. Уве­рен, этим поль­зо­ва­лись (во бла­го се­бе, ко­неч­но) во­ен­ное и по­ли­ти­че­ское ру­ко­во­дство Зан­зи­ба­ра.

Ки­тай­цы ра­бо­та­ли в во­ен­ном ла­ге­ре на со­сед­нем ост­ро­ве Пем­ба по­бли­зо­сти от ад­ми­ни­ст­ра­тив­но­го цен­тра Ча­ке-Ча­ке. Сколь­ко их бы­ло? Вряд ли боль­ше, чем со­вет­ских. Встре­ча­лись ли мы с ки­тай­ски­ми во­ен­спе­ца­ми? Прак­ти­че­ски нет. В го­ро­де я их ни ра­зу не ви­дел. Да­же не за­пом­нил, на ка­ком транс­пор­те ки­тай­цы при­ез­жа­ли на ре­пе­ти­ции па­ра­дов — все­гда при­ез­жа­ли пер­вы­ми, рань­ше нас.

За­пом­ни­лась пер­вая из очень ред­ких встреч с ни­ми. В кон­це де­каб­ря 1965 го­да на­ча­лась под­го­тов­ка к во­ен­но­му па­ра­ду в честь 2-й го­дов­щи­ны ре­во­лю­ции. Ре­пе­ти­ции про­хо­ди­ли на Mnazi Mmoja.

На пер­вую ре­пе­ти­цию на­ша груп­па во гла­ве с Гри­горь­е­вым при­бы­ла позд­нее ки­тай­цев, во­круг ко­то­рых уже со­бра­лось не­сколь­ко зан­зи­бар­ских во­ен­ных чи­нов. Вик­тор Ми­хай­ло­вич веж­ли­во по­здо­ро­вал­ся с ки­тай­ским кол­ле­гой, тот, улы­ба­ясь, на­чал раз­го­ва­ри­вать с ним, на рус­ском.

С Во­ло­дей стоя­ли по­одаль, ру­ко­по­жа­тия­ми с ки­тай­ца­ми не об­ме­ни­ва­лись, но жес­та­ми по­при­вет­ст­во­ва­ли друг дру­га. Я с лю­бо­пыт­ст­вом по­смат­ри­вал на ки­тай­ских «суа­хи­ли­стов» (их бы­ло три-че­ты­ре) — мо­ло­дые ре­бя­та, все од­но­го рос­та и в оди­на­ко­вых бе­лых ру­баш­ках на­вы­пуск, чер­ные брю­ки. Ве­ли се­бя как-то ско­ван­но, и, ко­гда пе­ре­во­ди­ли, чуть ли не в рот смот­ре­ли сво­им офи­це­рам, бе­се­до­вав­шим с зан­зи­бар­ца­ми. По­че­му-то по­ду­мал то­гда, что дис­ци­п­ли­на сре­ди са­мих ки­тай­цев бы­ла стро­гой, ни­че­го лиш­не­го, толь­ко ра­бо­та…

Зан­зи­бар­ские ко­ман­ди­ры и со­вет­ские во­ен­спе­цы на пла­цу ла­ге­ря Чу­к­ва­ни. Ав­тор — спра­ва от фо­то­ре­пор­те­ра (свет­лые брю­ки, ру­баш­ка на­вы­пуск).

Че­рез не­ко­то­рое вре­мя Вик­тор Ми­хай­ло­вич по­до­звал ме­ня: «Олег, на­до схо­дить к ним. О чем они там го­во­рят? По­про­буй­те по­слу­шать». Не спе­ша, де­лая вид, что про­гу­ли­ва­юсь, сде­лал не­сколь­ко ша­гов в сто­ро­ну ки­тай­ской груп­пы. Моя «про­гул­ка» не ос­та­лась не­за­ме­чен­ной, кое-кто стал обо­ра­чи­вать­ся в мою сто­ро­ну — ви­ди­мо, я был пло­хим ак­те­ром.

По­дой­дя еще бли­же, ус­лы­шал: «Mzungu anakaribia» («Бе­лый при­бли­жа­ет­ся») — ска­зал не­гром­ко один из зан­зи­бар­ских офи­це­ров, что сто­ял ря­дом с ки­тай­ца­ми. И все они ра­зом за­мол­ча­ли, вся­кие раз­го­во­ры в их груп­пе пре­кра­ти­лись. Мне ни­че­го не ос­та­ва­лось, как ре­ти­ро­вать­ся. Чув­ст­вуя, что за мной про­дол­жа­ют на­блю­дать, шел к на­шей груп­пе, «не по­спе­шая». В го­ло­ве про­мельк­ну­ло: «А вдруг они до­га­да­лись, что я их слы­шал?»

Эта фра­за — «Бе­лый (mzungu) при­бли­жа­ет­ся» — ме­ня по­ра­зи­ла! Для зан­зи­бар­цев, ока­зы­ва­ет­ся, я был во­все не рус­ский (су­ах. — mrusi) или со­вет­ский (msoviet), для них все рав­но ос­та­вал­ся «бе­лым»! Не со­мне­ва­юсь, что и ме­ж­ду со­бой зан­зи­бар­ские во­ен­ные нас так и на­зы­ва­ли — «wazungu» («бе­лые»).

* * *

Не­боль­шое от­сту­п­ле­ние. Я не фи­ло­лог-язы­ко­вед, а ис­то­рик-аф­ри­ка­нист, прак­ти­ко­вав­ший (и прак­ти­кую­щий) суа­хи­ли. Хо­тел бы по­де­лить­ся не­ко­то­рым мыс­ля­ми, быть мо­жет, не­бес­спор­ны­ми, но имею­щи­ми пря­мое от­но­ше­ние к то­му, о чем уже рас­ска­зал, а ши­ре — к то­гдаш­ним со­вет­ско-зан­зи­бар­ским от­но­ше­ни­ям.

Mzungu — это со­би­ра­тель­ное зна­че­ние «ев­ро­пе­ец» на суа­хи­ли. Так трак­ту­ют все из­вест­ные сло­ва­ри язы­ка суа­хи­ли, вклю­чая тан­за­ний­ский «Kamusi ya Kiswahili Sanifu» («Тол­ко­вый суа­хи­ли-суа­хи­ли сло­варь») — пер­вый та­ко­го ро­да, из­дан­ный в 1981 го­ду Ин­сти­ту­том изу­че­ния суа­хи­ли Дар-эс-Са­лам­ско­го уни­вер­си­те­та. И со­вет­ские — «Кamusi ya Kiswahili-Kirusi» («Суа­хи­ли-рус­ский сло­варь») (1961 г., 18 000 слов), о ко­то­ром уже упо­ми­нал, и его но­вое из­да­ние 1987 го­да (ок. 30 000 слов). Сре­ди ав­то­ров по­след­не­го — Н.В.Гро­мо­ва, Н.Г.Фё­до­ро­ва. И Во­ло­дя Ма­ка­рен­ко — со­курс­ник по груп­пе суа­хи­ли (скон­чал­ся в 2002 го­ду, это бы­ла пер­вая по­те­ря сре­ди нас).

В том же зна­че­нии «mzungu» ука­зан и в «Рус­ско-суа­хи­ли сло­ва­ре» (М., 1996, ок. 30 000 слов). Один из его со­ста­ви­те­лей — Са­ша Дов­жен­ко (по­жа­луй, луч­ший то­гда «суа­хи­лист» в СССР). Он по­да­рил мне эк­зем­п­ляр это­го сло­ва­ря с ав­то­гра­фом — «…с про­стым на­по­ми­на­ни­ем о том, как мо­ло­ды мы бы­ли! 26.9.2002» — в день мое­го 60-ле­тия.

Но я вспом­нил, что рас­ска­зы­вал о «mzungu» нам в ИВЯ на уро­ках «раз­го­вор­но­го суа­хи­ли» Хас­сан, пле­мян­ник по­след­не­го зан­зи­бар­ско­го сул­та­на, — «но­си­тель» язы­ка. По его сло­вам, «mzungu» на­зы­ва­ли не вся­ко­го бе­ло­го (к то­му же, в суа­хи­ли есть «mweupe» — букв. «бе­лый че­ло­век»). «Mzungu» от­но­си­лось, пре­ж­де все­го, к тем «бе­лым», ко­то­рые ко­гда-то ко­ло­ни­зи­ро­ва­ли Вос­точ­ную Аф­ри­ку, фак­ти­че­ски и сул­та­нат Зан­зи­бар, быв­ший бри­тан­ским про­тек­то­ра­том с кон­ца XIX ве­ка и вплоть до де­каб­ря 1963 го­да, ко­гда он об­рел по­ли­ти­че­скую не­за­ви­си­мость. И в этом зна­че­нии, с яв­ным не­га­тив­ным от­тен­ком, это сло­во уко­ре­ни­лось в соз­на­нии аф­ри­кан­цев. Не со­мне­ва­юсь: ме­ня на­зва­ли «mzungu» имен­но в этом смыс­ле.

По­зво­лю се­бе вы­ска­зать еще од­но со­об­ра­же­ние об эти­мо­ло­гии это­го сло­ва.

Не яв­ля­ет­ся ли «mzungu» про­из­вод­ным от гла­го­ла «zunguka»? (вы­де­ле­но мною. — О.Т.). В пе­ре­во­де од­но из зна­че­ний — «хо­дить во­круг», «об­хо­дить». А чем за­ни­ма­лись в Аф­ри­ке ев­ро­пей­цы-пер­во­про­ход­цы? Они «хо­ди­ли» и «об­хо­ди­ли», а за ни­ми ко­ло­ни­за­то­ры де­ла­ли то же са­мое (!), за­вла­де­вая той или иной тер­ри­то­ри­ей. На мой взгляд, та­кое про­ис­хо­ж­де­ние сло­ва «мзун­гу» име­ет пра­во на су­ще­ст­во­ва­ние.

До­бав­лю. Как го­во­ри­ла мне Нел­ли Вла­ди­ми­ров­на. Гро­мо­ва, в Тан­за­нии есть та­кая ле­ген­да, или прит­ча: ко­гда-то, впер­вые уви­дев бе­ло­го че­ло­ве­ка, ме­ст­ные жи­те­ли вос­клик­ну­ли: «Mzungu!» («чу­до», од­но из зна­че­ний это­го сло­ва. — О.Т.), а по­том бе­лых ста­ло так мно­го, что они ста­ли го­во­рить: «Walituzunguka!» («Они нас ок­ру­жи­ли!»).

* * *

…К не­со­сто­яв­шей­ся «про­гул­ке». Ход мо­их мыс­лей был при­мер­но та­кой: «Что же по­лу­ча­ет­ся? Мы — рус­ские, со­вет­ские, ни­ка­ких ко­ло­ний не име­ли, прие­ха­ли по­мо­гать, и ме­ня/нас на­зы­ва­ют „бе­лы­ми“, как ко­гда-то ко­ло­ни­за­то­ров?!»

Об ус­лы­шан­ном я до­ло­жил Гри­горь­е­ву, по­де­лил­ся с ним и свои­ми до­гад­ка­ми. Но не сра­зу — ки­тай­цам с зан­зи­бар­ца­ми хо­тел по­ка­зать, что не рас­слы­шал ска­зан­ное в мой ад­рес, по­это­му лишь ка­кое-то вре­мя спус­тя на­пра­вил­ся к сво­ему на­чаль­ни­ку. Гри­горь­ев, не­сколь­ко оза­да­чен­ный, пе­ре­спро­сил: «Вы­хо­дит, нас здесь „рус­ски­ми“ или „со­вет­ски­ми“ не на­зы­ва­ют, а на­зы­ва­ют „бе­лы­ми“?! Не­хо­ро­шо!» На­вер­ня­ка на­чаль­ник на­шей груп­пы со­об­щил об этом «на­верх», в Мо­ск­ву.

Не всё так про­сто скла­ды­ва­лось для нас на ре­во­лю­ци­он­ном ост­ро­ве…

* * *

17 фев­ра­ля. — …За­кон­чи­лось пре­бы­ва­ние на­ших де­ле­га­ций. Это оз­на­ча­ло ра­бо­ту, ра­бо­ту и еще раз ра­бо­ту. Но с ка­ким удо­воль­ст­ви­ем и ста­ра­ни­ем я де­лал её! Соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми ви­дел, как ус­та­нав­ли­ва­лись дру­же­ские от­но­ше­ния, как рос­ло взаи­мо­по­ни­ма­ние, на­ла­жи­ва­лись нуж­ные кон­так­ты…

Зав­тра вы­­­с­т­­у­­плю на суа­хи­ли с док­ла­дом для сол­дат в Чу­к­ва­ни о 48-й го­дов­щи­не Сов. Ар­мии.

Вче­ра ве­че­ром — при­ем у пре­зи­ден­та Ка­ру­ме, ча­ст­ный, не­офи­ци­аль­ный, длил­ся 40 ми­нут, бы­ли Ту­ла­ев и я. Бе­­с­е­­до­вали дру­же­ски, во­об­­ще к нам Ка­ру­ме хо­ро­шо от­но­сит­ся.

А по­ут­ру ез­дил с Ди­мой в се­вер­ный рай­он стра­ны (Мко­ко­то­ни), на ми­тинг. Жи­те­ли со­бра­лись как на празд­ник — на­ряд­но оде­тые, ве­се­лые и ожив­лен­ные. Нас, пред­став­лен­ных как «Ujumbe kutoka Urusi» («Де­ле­га­ция из Рос­сии»), встре­ти­ли, я бы ска­зал, очень одоб­ри­тель­но — дол­гим ру­ко­пле­ска­ни­ем впе­ре­меж­ку с кри­ка­ми, точ­нее, «улю­­л­ю­ка­­нь­ем» (что труд­но пе­ре­дать сло­ва­ми — это на­до слы­шать!) го­ло­си­стых зан­зи­ба­рок. Что на Ту­лае­ва про­из­ве­ло боль­шое впе­чат­ле­ние.

Вы­сту­пав­ших бы­ло не­мно­го. «Ора­­т­о­­рами» ока­за­лись ме­ст­ные пар­тий­ные и мо­ло­деж­ные ак­ти­ви­сты, сре­ди них — бой­кая де­вуш­ка. В на­шу честь уст­­ро­или «при­ем»: под на­ве­сом у до­ми­ка пар­тий­но­го от­де­ле­ния на ши­ро­чен­ной под­стил­ке — го­ра (без пре­уве­ли­че­ния!), пло­ва. На зем­ле во­круг нее — ци­нов­ки, на ко­то­рые и уса­жи­ва­ют­ся гос­ти. Все ели ру­ка­ми, я то­же. Плов по­нра­вил­ся — вкус­ный, ап­пе­тит­ный. На­стоя­щий!

Лю­бо­пыт­но, что пе­ред тра­пе­зой и по­сле неё «об­слу­га», воо­ру­жив­шись кув­ши­на­ми с во­дой, по­ло­тен­ца­ми и та­зи­ка­ми, об­хо­ди­ла гос­тей, пред­ла­гая умыть ру­ки.

23 фев­ра­ля. (На прие­ме в на­шем кон­­су­­ль­стве по слу­чаю Дня Со­вет­ской Ар­мии) — …Я на­хо­дил­ся у сто­ла, где рас­по­ло­жи­лись чле­ны пра­ви­тель­ст­ва. Во­ло­дя си­дел ря­дом с пре­зи­ден­том. Кон­сул Кар­лов вы­сту­пил с ре­чью, и Во­­л­одя пе­ре­во­дил на суа­хи­ли; по­том — Ка­ру­ме, и Во­­л­одя пе­ре­во­дил на рус­ский. Ко­гда Ка­ру­ме вы­хо­дил из-за сто­ла для вы­сту­п­ле­ния, он чуть ли не об­нял Вов­ку, мол, «пой­дем, пе­ре­ве­дёшь». Ко­неч­но, мой друг пе­ре­во­дил без суч­ка и за­до­рин­ки…

8 мар­та. — …Се­го­дня, вос­поль­зо­вав­шись сво­бод­ным днем (все-та­ки со­вет­ский празд­ник), от­пра­ви­лись в ар­хив по­ра­бо­тать. Взял­ся за оз­на­ком­ле­ние с под­шив­кой «Kweupe» за 1964 год, а Во­ва — с под­­ши­в­­ками дру­гих га­зет. Для ме­ня «Kweupe» ин­те­рес­на тем, что пер­вый ее но­мер вы­шел че­рез 5 дней по­сле ре­во­лю­ции, она пра­ви­тель­ст­вен­ная, и в ней не­пло­хая ин­фор­ма­ция о со­бы­ти­ях пер­во­го го­да по­сле ре­во­лю­ции. Вро­де бы до­го­во­рил­ся, что с суб­бо­ты до по­не­дель­ни­ка бу­ду брать под­шив­ку до­мой…

22 мар­та. — …По суб­бо­там и вос­кре­сень­ям обыч­но си­жу до­ма и об­ра­ба­ты­ваю «Kweupe». Ма­те­ри­ал уни­каль­ный, в дру­гих га­зе­тах — и ме­ст­ных, и за­ру­беж­ных — ин­фор­ма­ции о Зан­зи­ба­ре — кот на­пла­кал. По­ка лишь со­би­раю ма­те­ри­ал, а об­ра­ба­ты­вать бу­ду до­ма. Оче­вид­но, это и бу­дет те­мой мо­ей ди­плом­ной ра­бо­ты (так оно и вы­шло).

…До­ма пе­ча­тал, а не пи­сал от ру­ки. Во­ва «рас­ко­пал» где-то ма­шин­ку с очень кра­си­вым шриф­том, од­но удо­воль­ст­вие пе­ча­тать…

31 мар­та. — …Вче­ра в 4 ча­са дня по­ехал с ви­це-кон­су­лом Чир­ки­ным на са­мый юж­ный ко­нец ост­ро­ва — в мес­теч­ко Ма­кун­ду­чи, где уст­­ро­или про­смотр на­ше­го филь­ма «Кру­ше­ние эми­ра­та» и двух ки­но­жур­на­лов на суа­хи­ли. В по­сел­ке элек­три­че­ст­ва нет, и по­ка­зы­ва­ли фильм с ки­но­пе­ре­движ­ки.

На­ро­ду со­бра­лось уй­ма. Де­ти уст­рои­лись пря­мо пе­ред эк­ра­ном — бе­лым по­лот­ни­щем, при­вя­зан­ным к паль­мам, а взрос­лые сза­ди. Пе­ред на­ча­лом рас­ска­зал вкрат­це о со­дер­жа­нии кар­ти­ны, и ко­гда упо­мя­нул об эми­ре и ре­во­лю­ции, сверг­нув­шей его, раз­да­лись бур­ные ап­ло­дис­мен­ты. Вер­ну­лись до­мой позд­но, в 11-м ча­су…

Не толь­ко о суа­хи­ли

8 ию­ля 1965 г. — …Вче­ра в стра­не был на­цио­наль­ный празд­ник — Saba Saba, на суа­хи­ли это «Семь Семь», т.е. 7-е ию­ля — 11-я го­дов­щи­на об­ра­зо­ва­ния пар­тии TANU — Аф­ри­кан­ско­го на­цио­наль­но­го сою­за Тан­гань­и­ки — в кон­ти­нен­таль­ной час­ти стра­ны.

Ве­че­ром гу­ля­ли с Ов­ча­ном по го­ро­ду и на­блю­да­ли на­цио­наль­ные пля­ски. Хо­тя ев­ро­пей­ская ци­ви­ли­за­ция и тан­цы бе­рут свое, од­на­ко ме­ст­ные обы­чаи, тра­ди­ции и пля­ски все еще силь­ны. То, что ев­ро­пей­ская му­зы­ка и тан­цы ста­но­вят­ся здесь все бо­лее по­пу­ляр­ны­ми, мож­но бы­ло убе­дить­ся, ко­гда в «Пипл’c клу­бе» уст­раи­ва­ет­ся ве­чер тан­цев под джаз-ор­кестр. Здесь уже не встре­тишь на­цио­наль­ных одежд.

10 ию­ля. — …Нас при­гла­си­ли на му­суль­ман­ский празд­ник. Ог­ром­ное ско­пи­ще на­ро­ду (ес­ли это во­об­ще при­ме­ни­тель­но к кро­хот­но­му ост­ро­ву Зан­зи­бар) со­бра­лось на Mnazi Mmoja. Всё по­ле ок­ру­же­но не­оно­вы­ми лам­па­ми. В цен­тре — две три­бун­ки с пло­­ща­дкой для по­чет­ных гос­тей. Мы то­же мог­ли бы быть сре­ди них, но ре­ши­ли пой­ти на это тор­же­ст­во с зан­зи­бар­ца­ми, ко­то­рые учи­лись и ра­бо­та­ли в Мо­ск­ве, и Во­ва их зна­ет.

Вся пло­щадь си­дит и слу­ша­ет, как има­мы чи­та­ют (я бы ска­зал, по­ют, и очень не­пло­хо) су­ры из Ко­ра­на, так или ина­че свя­зан­ные с па­мя­тью про­ро­ка Му­хам­ме­да. Да­же школь­ни­ки, и те пе­ли на араб­ском язы­ке. Че­рез ка­кое-то вре­мя раз­ре­ша­лось ухо­дить, но поч­ти все ос­та­ва­лись на сво­их мес­тах. Мы си­де­ли на зем­ле, нас из­ред­ка ок­ра­пы­ва­ли бла­го­вон­ной во­дой — та­ков обы­чай.

Тор­же­ст­во дли­лось бо­льше ча­са. Му­суль­ман­ские обы­чаи со­хра­ня­ют­ся — жен­щи­ны си­дят с од­ной сто­ро­ны, а муж­чи­ны — с дру­гой. Но не стро­го: мы с Во­ло­дей си­де­ли ря­дом с же­ной и се­ст­рой на­ше­го зна­ко­мо­го.

13 ию­ля. — …По­бы­ва­ли в гос­тях у «на­ших» зан­зи­бар­цев. Мое имя — Олег и Алик — пе­ре­ина­чи­ли, и я стал Али — им лег­че так про­из­но­сить. По­зна­ко­ми­лись с ро­ди­те­ля­ми. Се­мья весь­ма об­ра­зо­ван­ная: муж — сей­час учи­тель шко­лы — и его же­на учи­лись и ра­бо­та­ли в Мо­ск­ве, брат му­жа 5 лет учил­ся в Егип­те, се­ст­ра же­ны учит­ся в 10-м клас­се (все­го 12 клас­сов) ча­ст­ной шко­лы. У му­жа ма­ши­на. Дом их од­но­этаж­ный, ме­бель ев­ро­пей­ская. Во­об­ще в здеш­них ма­га­зи­нах ме­бель ме­ст­но­го про­из­вод­ст­ва, но впол­не со­вре­мен­ная.

23 ав­гу­ста. — …C Во­ло­дей впер­вые уви­де­ли зан­зи­бар­ку, не­мо­ло­дую, у ко­то­рой од­на но­га — дву­мя ла­до­ня­ми не об­хва­тишь! Дру­гая — «по­тонь­ше», но то­же очень рас­пух­шая. Шла с бо­ку на бок, и мед­лен­но-мед­лен­но, труд­но ей бы­ло.

Ве­че­ром рас­ска­за­ли об этом на­­ш­ему вра­чу — май­о­ру медс­луб­жбы. «Это — сло­но­вая бо­лезнь, рас­про­стра­не­на в тро­пи­ках. Её „боль­шую“ но­гу ви­де­ли? Она как у сло­на, очень по­хо­же». А по­том до­ба­вил: «В го­ро­де и муж­чи­ны по­па­да­ют­ся. Но во­об­ще та­ких лю­дей не­мно­го». Мы не ста­ли спра­ши­вать, как бо­роть­ся с этой чуд­ной бо­лез­нью, из­ле­чи­ма ли она. И вдруг май­ор спро­сил: «У вас сей­час ка­кая обувь. Бо­тин­ки? Хо­ро­шо, но ко­гда на­де­не­те сан­да­лии на бо­су но­гу, об­хо­ди­те лу­жи­цы, там вся­кой за­ра­зы пол­но».

…По­бы­ва­ли на про­ти­во­по­лож­ной — за­пад­ной — сто­ро­не ост­ро­ва. По до­ро­ге по­встре­ча­ли маль­чи­шек, ко­то­рые пой­ма­ли ка­ко­го-то зверь­ка. Ос­та­но­ви­лись, по­пы­та­лись по­иг­рать с ним. А ре­бя­та — на­че­ку, опе­ре­ди­ли ме­ня и под­су­ну­ли вет­ку де­ре­ва. Зве­рек прыг­нул, схва­тил ее зу­ба­ми, «чик» — и из од­ной вет­ки по­лу­чи­лось две. Ока­зы­ва­ет­ся, зве­рек этот хищ­ный, ла­ко­мит­ся ку­ра­ми (а сам-то он мень­ше на­шей бел­ки) и зо­вут его «че­че» (cheche). И тут вспом­ни­лась мне мор­ская ры­ба «буд­жю» (buju), у ко­то­рой вме­сто зу­бов — два боль­ших рез­ца: пе­ре­ку­сят и пал­ку! А кро­ме змей есть здесь еще «ящер» — ва­ран «гу­ру­гу­ру» (guruguru). Страш­ное жи­вот­ное: уку­сит — че­ло­век те­ря­ет соз­на­ние и, не при­хо­дя в не­го, уми­ра­ет. Про­ти­во­ядия по­ка что нет…

6 сен­тяб­ря. — …Се­го­дня нам сно­ва «по­вез­ло». Ви­де­ли «про­ка­жен­ных», о ко­то­рых пре­ду­пре­ж­дал нас тот са­мый май­ор, но го­во­рил, что «леп­ра — так он на­зы­вал эту бо­лезнь — не за­раз­ная». Мы это уже зна­ли, слы­ша­ли на од­ной из лек­ций в ИВЯ. Но «слы­шать» и «ви­деть» все-та­ки ве­щи раз­ные.

* * *

Это бы­ли по­жи­лые муж­чи­на и жен­щи­на, оде­тые в хлам, по­про­шай­ни­ча­ли на уг­лу Gizenga Street. На­зва­на так в честь Ан­туа­на Ги­зен­ги, со­рат­ни­ка Пат­ри­са Лу­мум­бы, уби­то­го в Кон­го в 1961 го­ду, был ви­це-пре­мье­ром в его пер­вом пра­ви­тель­ст­ве. Ули­ца в го­ро­де не цен­траль­ная, и не ули­ца да­же, а улоч­ка, где и двум ве­ло­си­пе­ди­стам не разъ­е­хать­ся, не го­во­ря о мо­пе­дах. Но са­мая «тор­го­вая­»: вдоль нее не­скон­чае­мые ма­га­зи­ны и ма­га­зин­чи­ки. Хо­зяе­ва боль­ших «тор­го­вых то­чек» с боль­шим вы­бо­ром им­порт­ных то­ва­ров — ин­дий­цы, а тех, что по­мень­ше — аф­ри­кан­цы. Вла­дель­цев-ара­бов со­всем не­мно­го, и все они лю­ди очень поч­тен­но­го воз­рас­та. С ут­ра до ве­че­ра здесь пол­но по­ку­па­те­лей.

Кто-то по­да­вал этим ни­щим, они бла­го­дар­но ки­ва­ли, жда­ли но­во­го по­дая­ния. За­ме­тил, что про­хо­жие не вы­ка­зы­ва­ли ни­ка­кой брезг­ли­во­сти к ним. По­на­блю­дав чуть-чуть, я то­же по­дал им па­ру мо­нет — пря­мо в ла­до­ни, не при­тра­ги­ва­ясь к ним (на вся­кий слу­чай).

…Пе­ре­ки­ну «мос­тик» в ко­нец 1970-х. В Дар-эс-Са­ла­ме мы с Ок­са­ной то­же встре­ча­ли «ле­проз­ни­ков», прав­да, не час­то. Они то­же ни­щен­ст­во­ва­ли. Как и обыч­ные по­про­шай­ки, мно­гие — «бом­жи» (это сло­во поя­ви­лось в «на­шем» лек­си­ко­не лет че­рез де­сять). Они но­че­ва­ли на тро­туа­рах, где при­дет­ся, улег­шись на кар­тон­ки — пе­чаль­ное зре­ли­ще. Не­ред­ко ря­дом с про­ка­жен­ны­ми, по­бли­зо­сти от них, ви­дел ев­ро­пе­ек — «сес­тер ми­ло­сер­дия», сред­них лет, бла­го­об­раз­ных, из ле­про­зо­рия, од­но­го из них. Был ли то­гда, в се­ре­ди­не 60-х, ле­про­зо­рий на Зан­зи­ба­ре? Не спра­ши­вал. В Тан­за­нии боль­ных сло­но­вой бо­лез­нью я не ви­дел, аль­би­но­сы встре­ча­лись…

* * *

10 сен­тяб­ря 1965 г. — …Есть в го­ро­де «Аф­ри­ка Ха­ус» (до ре­во­лю­ции — анг­лий­ский клуб). И тут — биль­ярд! По­сле ра­бо­ты при­дешь сю­да, сыг­ра­ешь пар­тию, и уже от­дох­нул. А по­том — это хо­ро­шее ме­сто для «сви­да­ний» — де­ло­вых встреч. Здесь же и дре­без­жа­щее пиа­ни­но. Из­ред­ка иг­раю, и да­же со­брал не­дав­но не­сколь­ких лю­бо­пыт­ных: как же, рус­ский, со­всем мо­ло­дой, — и иг­ра­ет! И еще — есть «хит­рая ма­ши­на»: опус­тишь в ще­лоч­ку мо­не­ту в 50 цен­тов — иг­ра­ет од­на пла­стин­ка, опус­тишь шил­линг — сра­зу три под­ряд…

«Аф­ри­ка Ха­ус»…

Он на­хо­дил­ся не­по­да­ле­ку, че­рез па­ру пе­ре­ул­ков от до­ма, где мы жи­ли.

Пе­ред вхо­дом в клуб — две ми­ниа­тюр­ные ла­тун­ные пуш­ки на де­ре­вян­ных ла­фе­тах. Па­рад­ная мас­сив­ная дву­створ­ча­тая дверь, ук­ра­шен­ная мед­ны­ми «ши­па­ми» и узо­ра­ми в араб­ском сти­ле, вы­пол­нен­ны­ми ис­кус­ны­ми рез­чи­ка­ми по де­ре­ву. («Зан­зи­бар­ские две­ри» — во­ис­ти­ну про­из­ве­де­ния ис­кус­ст­ва из­де­лий из де­ре­ва! Не по­ле­нись, чи­та­тель, за­гля­ни в Ин­тер­нет.)

По­сле ухо­да анг­ли­чан внут­рен­нее уб­ран­ст­во «Аф­ри­ка Ха­ус» («ко­ло­ни­аль­ное», как мож­но бы­ло до­га­дать­ся) со­хра­ни­лось в не­при­кос­но­вен­но­сти. Что мне за­пом­ни­лось?

В фойе — чу­че­ло ле­о­пар­да, кое-где на сте­нах проб­ко­вые шле­мы — ти­пич­ный го­лов­ной убор бри­тан­ских пу­те­ше­ст­вен­ни­ков (и ко­ло­ни­за­то­ров то­же), и охот­ни­чьи тро­феи: го­ло­вы буф­фа­ло, ан­ти­лоп «Томп­со­на» и гну, бо­ро­да­воч­ни­ка, во­дя­но­го коз­ла; ко­жа­ные крес­ла, не­ко­то­рые по­кры­ты свет­лы­ми чех­ла­ми; не­яр­кие све­тиль­ни­ки, при­кре­п­лен­ные к по­тол­ку мед­ны­ми кру­че­ны­ми це­поч­ка­ми. Внут­ри — на ниж­нем эта­же — про­хлад­ный по­лу­мрак…

В этой «Аф­ри­ке», как, на­зы­ва­ли клуб на­ши офи­це­ры, на пер­вом эта­же рас­по­ла­га­лись гос­ти­нич­ные но­ме­ра, а на вто­ром с про­сто­рной от­кры­той ве­ран­дой — рес­то­ран и бар. Оби­лие раз­но­об­раз­ных на­пит­ков по­ра­жа­ло — джин и вис­ки раз­ных ма­рок, ка­кие-то ли­ке­ры, ви­на. В жа­ре, ко­то­рая на Зан­зи­ба­ре не от­пус­ка­ла ни ве­че­ром, ни по но­чам, «креп­кое» не при­ни­ма­ли да­же офи­це­ры, ну а мы с Во­ло­дей, мо­ло­дые пар­ни, и по­дав­но.

Прав­да, од­на­ж­ды впер­вые по­про­бо­вал джин. Мои стар­шие то­ва­ри­щи, офи­це­ры, под­ска­за­ли — со льдом, то­ни­ком и лом­ти­ком лай­ма (ли­мо­ны на Зан­зи­ба­ре не рос­ли). Че­рез ка­кое-то вре­мя по­чув­ст­во­вал: го­ло­ва свет­лая, а но­ги — ват­ные! Пи­во пред­по­чи­та­ли гол­ланд­ское «Amstel» — в бу­тыл­ках, пол-лит­ро­вых или 0,7 лит­ра, не пом­ню, и стои­ло оно не­до­ро­го (для нас, по край­ней ме­ре) — 2 или 3 шил­лин­га. Про­бо­ва­ли и ме­ст­ное пи­во «pombe». По вку­су это хмель­ная бра­га, мут­ная, жел­то­ва­тая: то ли из ба­на­нов, то ли из ка­ко­го дру­го­го фрук­та (об­ра­тив­шись к сло­ва­рю, вы­яс­нил — из ба­на­нов и сор­го).

Здесь же, на вто­ром эта­же, и биль­ярд­ный стол, но не та­кой, на ко­то­ром иг­рал я в пар­ке Горь­ко­го или в до­ме от­ды­ха МГУ в Крас­но­ви­до­во. Он и ýже, и ко­ро­че, и лу­зы у не­го не «стро­гие», а чуть по­ши­ре. Поч­ти но­вень­кий, сук­но в пре­крас­ном со­стоя­нии. И пред­на­зна­чен для «Сну­ке­ра», иг­ры «анг­лий­ско­го» про­ис­хо­ж­де­ния. Не бес­плат­ный: опус­тишь в на­стен­ный счет­чик мо­нет­ку в 50 цен­тов, и при­мер­но на пол­ча­са вклю­ча­ют­ся по­то­лоч­ный вен­­т­и­­ля­то­р (ра­­б­о­та­л бес­шум­но) и три лам­пы над иг­ро­вым по­лем.

На­ши во­ен­спе­цы пред­по­чи­та­ли при­выч­ные «аме­ри­кан­ку» или «рус­скую пи­ра­ми­ду». Мне же «сну­кер», о ко­то­ром рань­ше и не слы­шал, по­ка­зал­ся не ме­нее ин­те­рес­ным. Сна­ча­ла у ме­ня ма­ло что по­лу­ча­лось, у Во­ло­ди то­же, но по­сте­пен­но де­ло по­шло. Нау­чи­ли иг­рать в не­го по­се­ти­те­ли «Аф­ри­ки» — зан­зи­бар­цы (из «за­жи­точ­ных») и ино­стран­цы; ки­тай­цев сре­ди них не бы­ло.

…и «Ко­роль сну­ке­ра на Зан­зи­ба­ре»

Од­на­ж­ды уда­лось вы­иг­рать пар­тию у за­все­гда­тая «Аф­ри­ки Ха­ус», ко­то­ро­му до это­го все­гда про­иг­ры­вал, и не толь­ко я и на­ши офи­це­ры, но и мно­гие дру­гие по­се­ти­те­ли.

Он — зан­зи­ба­рец, ин­ди­ец или па­ки­ста­нец, в об­щем, «ли­цо ази­ат­ско­го про­ис­хо­ж­де­ния» (имя за­был). Уже не­мо­ло­дой, не­ряш­ли­во при­че­сан­ный, в по­тёр­той оде­ж­де. И все­гда ка­кой-то «взвин­чен­ный», нерв­ный, без умол­ку бол­тав­ший; мо­жет быть, же­вал ка­кую-то «трав­ку», гла­за с жел­тиз­ной…

Ме­ст­ные на­зы­ва­ли его «Ко­ро­лем сну­ке­ра на Зан­зи­ба­ре». Сви­де­тель­ст­вую: про­иг­ры­вал он край­не ред­ко, и ни­ко­гда — ко­гда был трезв! Ко­гда при­хо­дил «в фор­ме», ни­кто его не обы­гра­ет! Очень де­ло­ви­то и ско­ро «раз­би­рал­ся» со все­ми ша­ра­ми и свои­ми «со­пер­ни­ка­ми». И про­иг­рал он мне в со­стоя­нии не­ко­то­ро­го под­пи­тия, что бы­ло оче­вид­но. Тре­бо­вал ре­ван­ша — я на­от­рез от­ка­зал­ся: хо­тел ос­та­вить как су­ве­нир, на па­мять, этот вы­иг­рыш у «ко­ро­ля». О чем пря­мо и ска­зал ему (Во­ло­дя был сви­де­те­лем мо­ей «по­бе­ды»). По­сле это­го он дол­го со мной не раз­го­ва­ри­вал…

* * *

16 сен­тяб­ря. — …Вче­ра был су­ма­сшед­ший день. Всё на­ча­лась с то­го, что пре­зи­ден­та Тан­за­нии Джу­лиу­са Нье­ре­ре жда­ли в те­че­ние до­б­рых шес­ти ча­сов. И это как раз в то вре­мя, ко­гда солн­це в зе­ни­те, жар­ко страш­но.

…Про­шел­ся по ули­цам — они бы­ли не­уз­на­вае­мо пус­тын­ны. Все жи­те­ли слов­но об­ле­пи­ли мар­шрут, по ко­то­ро­му дол­жен был про­ез­жать пре­зи­дент. Он же при­ле­тел к ве­че­ру, ко­гда солн­це стре­ми­тель­но пы­та­ет­ся спря­тать­ся…

Нье­ре­ре по­ка­зал­ся мне при­вет­ли­вым и сим­па­тич­ным, жи­те­ли встре­ча­ли его вос­тор­жен­но. Кор­теж ма­шин ока­зал­ся на удив­ле­ние длин­ным. Бы­ло в нем и два гру­зо­ви­ка, «пас­са­жи­ры» ко­то­рых иг­ра­ли на на­род­ных ин­ст­ру­мен­тах и пе­ли — и это еще боль­ше взбу­до­ра­жи­ло на­род. Был сре­ди них один тан­цор, оде­тый в ка­кую-то шку­ру, на­вер­ное, в со­ба­чью. Тан­це­вал са­мо­заб­вен­но.

На всем пу­ти сле­до­ва­ния пре­зи­ден­та ви­се­ли флаж­ки и фла­ги Тан­за­нии. На Mnazi Mmoja ве­се­лы­ми огонь­ка­ми иг­ра­ла ил­лю­ми­на­ция, всю­ду вид­не­лись транс­па­ран­ты с пат­рио­ти­че­ски­ми ло­зун­га­ми.

По­сле ко­рот­ко­го от­ды­ха со­сто­ял­ся при­ем в «На­род­ном клу­бе» (People’s Club).Позд­ним ве­че­ром в му­ни­ци­па­ли­те­те в честь пре­зи­ден­та был уст­ро­ен кон­церт. Пер­вое, что ме­ня по­ра­зи­ло, — это ор­кестр! Да, да! На сце­не — де­вять скри­пок, кон­тра­бас, араб­ский ин­ст­ру­мент — го­дун (ти­па на­ших гус­лей), два ак­кор­де­о­на и удар­ник. Ря­дом с ним — хор. Ор­кестр иг­рал очень пло­хо, и фаль­ши­во, не­ред­ко «не в такт», и звук ка­кой-то не та­кой. Да и хор — так се­бе. Но они ста­ра­лись, это бы­ло за­мет­но. Мно­го со­лис­тов-пев­цов ни­ку­дыш­ных. Но бы­ла од­на де­вуш­ка — и сим­па­тич­ная, и го­ло­сок при­ят­ный, очень му­зы­каль­ная. Слу­шать бы­ло про­сто при­ят­но, а зри­те­ли встре­ча­ли и про­­в­о­­жали ее вос­тор­жен­но.

И ещё — ко­ме­дий­ная по­ста­нов­ка (!). То­же от­кро­ве­ние для ме­ня. Поч­ти все иг­ра­ли про­сто здо­ро­во. Сцен­ка на­зы­ва­ет­ся «На­вяз­чи­вость квар­ти­ро­съем­щи­ков», по­строе­на ис­клю­чи­тель­но на ме­ст­ном юмо­ре, ино­гда труд­но пе­ре­во­ди­мом. Зри­те­ли хо­хо­та­ли поч­ти бес­пре­рыв­но…

18 ок­тяб­ря. — …С ка­ж­дым днем ста­но­вит­ся все влаж­нее. И это са­мая не­при­ят­ная шту­ка. К жа­ре мож­но при­вык­нуть, но вот к то­му, что у те­бя вез­де и всё «те­чёт», всё ка­кое-то лип­кое — при­вык­нуть вряд ли уда­ст­ся. И час­то мо­ем­ся, и душ при­ни­ма­ем — по­мо­га­ет ча­са на 2—3, не боль­ше…

…По ра­дио Тан­за­нии слы­шал на­ше «По­люш­ко-по­ле», об­ра­бо­тан­ное под твист. Здо­ро­во, здо­ро­во, здо­ро­во, и да­же очень! А по ра­дио Зан­зи­ба­ра пе­ре­да­ва­ли на­шу ре­во­лю­ци­он­ную пес­ню.

12 но­яб­ря. — …Ра­бо­та­ет здесь в од­ном из кол­лед­жей наш пре­по­да­ва­тель — по ли­нии ЮНЕСКО. На так­си — все­го 5 миль. Там по­ка­зы­ва­ли ки­но — «Кру­ше­ние эми­ра­та» на суа­хи­ли. Я не­мно­го по­об­щал­ся, по­зна­ко­мил­ся. Ре­бя­та хо­ро­шие, при­вет­ли­вые.

Что та­кое пе­да­го­ги­че­ский кол­ледж? Это ин­тер­нат, ти­па на­ше­го. Жи­вут и учат­ся бес­плат­но. Маль­чи­ки жи­вут в зда­нии кол­лед­жа, а дев­чон­ки — в го­ро­де. Учат­ся 2 го­да.

Мы прие­ха­ли к са­мо­му ужи­ну. И по­ка ре­бя­та ужи­на­ли, я по­иг­рал в пинг-понг… На­ко­нец, встре­тил­ся (как уз­нал поз­же) с чем­пио­ном кол­лед­жа. Пер­вую пар­тию про­дул, вто­рую до­воль­но лег­ко вы­иг­рал. И тут я так взмок, ски­нул ру­баш­ку и про­дол­жал сра­жать­ся. По­на­ча­лу про­иг­ры­вал, все-та­ки ус­тал. Ну, а под ко­нец со­кра­тил раз­рыв и вы­иг­рал — 2:1 в мою поль­зу. Ре­бя­та бы­ли в вос­тор­ге.

По­том все вме­сте от­пра­ви­лись смот­реть еще один фильм «Ком­му­нист», прав­да, на анг­лий­ском. Ко­неч­но, пе­ре­во­дил, что­бы по­ня­ли ос­нов­ную идею…

3 де­каб­ря. — …Од­на из при­ме­ча­тель­но­стей «Ка­мен­но­го го­ро­да» (Stone town) — это раз­нос­чи­ки ко­фе на улоч­ках и в пе­ре­ул­ках. Их не­мно­го, все они — по­лу­ара­бы, мо­ло­дые ре­бя­та, лет 20—25. Оде­ты не­оди­на­ко­во, но по­хо­жие друг на дру­га. Курт­ка-рас­па­шон­ка с раз­но­об­раз­ной и раз­но­цвет­ной вы­шив­кой, опоя­са­ны бе­лой тка­нью, на го­ло­ве — не­из­мен­ная бе­лая же «тю­бе­тей­ка» с араб­ской вя­зью. На лям­ке за спи­ной у них ла­тун­ный «са­мо­вар­чик» в араб­ском сти­ле с длин­ным но­си­ком и кра­ни­ком, на бо­ку — кар­ман, в нем — сто­поч­ка фар­фо­ро­вых ча­ше­чек, дер­жа две из них в ла­до­ни, по­сту­ки­ва­ют ими, как кас­тань­е­та­ми, и по­кри­ки­ва­ют — «Kahawa, kahawa! Unataka kahawa?» (Ко­фе, ко­фе! Ко­му ко­фе?» А в дру­гой ру­ке — кув­шин с во­дой.

Спра­ши­ваю — «Kahawa moto?» («Ко­фе го­ря­чий?»). Тот, с не­из­мен­ной улыб­кой на ли­це, ра­до­ст­но от­ве­ча­ет: «Да, да. Ко­неч­но!» Бы­ст­ро вы­тас­ки­ва­ет из «кар­ма­на» ча­шеч­ку, опо­лас­ки­ва­ет ее во­дой из кув­ши­на, так­же про­вор­но под­но­сит к кра­ни­ку — и пор­ция го­то­ва. Ко­фе креп­кий, аро­мат­ный…

«Stone town», и рус­ский са­мо­вар во двор­це сул­та­на

«Ка­мен­ный го­род» — рай­он в го­ро­де Зан­зи­бар, за­не­сен в Спи­сок все­мир­но­го на­сле­дия ЮНЕСКО. Под­роб­нее о нем мож­но уз­нать в Ин­тер­не­те. Здесь же рас­ска­жу, чем нам с Во­ло­дей он за­по­мнил­ся, ины­ми сло­ва­ми, что мы ви­де­ли и где по­бы­ва­ли «в сво­бод­ное от ра­бо­ты вре­мя».

Это, пре­ж­де все­го, Beit el Ajaib (араб. — Дом чу­дес) — са­мое кра­си­вое ар­хи­тек­тур­ное со­ору­же­ние на Зан­зи­ба­ре, воз­двиг­ну­тое в 1883 го­ду по во­ле сул­та­на Сей­и­да Бар­га­ша. И вы­сот­ное, с изящ­ны­ми ко­лон­на­ми, ухо­дя­щи­ми ввысь, по цен­тру воз­вы­ша­ет­ся баш­ня с ча­са­ми — ми­ниа­тюр­ная ко­пия «Биг Бе­на» в Лон­до­не. При нас ча­сы ра­бо­та­ли.

Дом был ок­ру­жен лег­кой ог­ра­дой из ко­ва­но­го же­ле­за, ок­ра­шен­ной в чер­ный цвет. Па­рад­ная де­ре­вян­ная дверь вы­гра­ви­ро­ва­на из­ре­че­ния­ми из Ко­ра­на, сту­пе­ни у вхо­да из бе­ло­го с се­ры­ми про­жил­ка­ми мра­мо­ра. Как и сул­тан­ский дво­рец, имел элек­три­че­ское ос­ве­ще­ние, и в нем уже то­гда, в кон­це XIX ве­ка, был лифт (!). В этом про­сто­рном «До­ме чу­дес» зан­зи­бар­ские сул­та­ны при­ни­ма­ли ино­стран­ных гос­тей; по­сле ре­во­лю­ции 1964 го­да здесь раз­ме­ща­лись офи­сы не­ко­то­рых пра­ви­тель­ст­вен­ных уч­ре­ж­де­ний.

Стоя ли­цом к «До­му чуд­ес», спра­ва от не­го — Араб­ский форт, по­стро­ен­ный ара­ба­ми в на­ча­ле XVIII ве­ка на мес­те, где на­хо­ди­лась пор­ту­галь­ская цер­ковь (пер­вые пор­ту­галь­цы, ве­до­мые Вас­ко да Га­ма, поя­ви­лись на ост­ро­вах в 1499 го­ду; к кон­цу XVII ве­ка бы­ли вы­дво­ре­ны ара­ба­ми). По­сле ре­во­лю­ции он по­лу­чил но­вое на­зва­ние — «Ngome Kongwe» (су­ах. — «Ста­рая кре­пость») и стал ме­стом про­ве­де­ния го­су­дар­ст­вен­ных тор­жеств (на од­ном из ко­т­­орых мы с Во­ло­дей по­бы­ва­ли), а так­же прие­мов ди­пло­ма­ти­че­ских мис­сий.

Сул­тан­ский дво­рец на­хо­дит­ся не­да­ле­ко сле­ва от «До­ма чу­дес». В ян­вар­ские со­бы­тия 1964 го­да он не по­стра­дал. Это, соб­ст­вен­но, не дво­рец, а боль­шой трех­этаж­ный особ­няк в араб­ском сти­ле, с ши­ро­кой тер­ра­сой вдоль фа­са­да, ук­ры­вае­мый ко­ко­со­вы­ми и «бу­ты­лоч­ны­ми» паль­ма­ми за вы­со­ким ажур­ным бе­ло­ка­мен­ным за­бо­ром.

По­бы­вал там один, Во­ло­дя был за­нят на ра­бо­те. Дво­рец — на ре­мон­те, здесь хо­те­ли соз­дать му­зей. Де­та­ли ин­терь­е­ра не пом­ню, как и экс­по­на­ты. К то­му же, мно­гие по­ме­ще­ния бы­ли за­кры­ты для ос­мот­ра. Но в од­ном из за­лов по­ра­зил ме­ня ог­ром­ный, лит­ров на 15—20 се­реб­ри­стый са­мо­вар!

Он сто­ял в ни­ше в сте­не, и пе­ред ним — таб­лич­ка на суа­хи­ли: «Samovari»! На­до же, по­ду­мал я, этот язык во­брал в се­бя рус­ское сло­во, до­ба­вив в окон­ча­нии лишь од­ну бу­к­ву «i», и зву­чит оно мяг­ко, как все суа­хи­лий­ские сло­ва, и му­зы­каль­но, как и в це­лом суа­хи­лий­ская речь. По край­ней ме­ре, на Зан­зи­ба­ре. В кон­ти­нен­таль­ной час­ти Тан­за­нии, в мень­шей сте­пе­ни, а в Ке­нии — в боль­шей, суа­хи­лий­ское про­из­но­ше­ние го­раз­до жест­че и не столь ме­ло­дич­ное.

У самовара в султанском дворце. Справа налево: сын Олег и Андрюша,

его дед Олег. Занзибар, апрель 2017 г.

Спро­сить о про­ис­хо­ж­де­нии на­ше­го рус­ско­го са­мо­ва­ра и как он по­пал к сул­та­ну — бы­ло не у ко­го: му­зей­ных ра­бот­ни­ков толь­ко пред­стоя­ло най­ти. Со­про­во­ж­дав­ший ме­ня зан­зи­ба­рец, мо­ло­дой офи­цер, это­го то­же не знал. Ос­та­ва­лось толь­ко га­дать да пред­по­ла­гать: не­у­же­ли это по­да­рок той са­мой рус­ской гра­фи­ни? О ко­то­рой го­во­рил мне Юра Ус­ти­мен­ко: в зда­нии ки­но­те­ат­ра «Эм­пай­ер», на верх­нем треть­ем эта­же, жи­ла рус­ская гра­фи­ня, не­весть, ко­гда по­пав­шая на Зан­зи­бар. Встре­тить­ся с ней мне не до­ве­лось…

К мо­ему глу­бо­ко­му со­жа­ле­нию, всё, рас­ска­зан­ное вы­ше о «До­ме чу­дес» и сул­тан­ском двор­це, за пол­ве­ка ка­ну­ло в Ле­ту. По­бы­вав на Зан­зи­ба­ре в 2017 го­ду, уви­дел об­вет­шав­ши­ми оба этих со­ору­же­ния, осо­бен­но «Дом чу­дес» — сто­ит бес­хоз­ным, вид — жал­кий, ча­сы — не ра­бо­та­ют. А в сул­тан­ском двор­це, став­шим му­зе­ем, очень хи­лым, од­на­ко, я не об­на­ру­жил то­го са­мо­го са­мо­ва­ра. Спро­сив о нем ги­да, ус­лы­шал: «Сей­час, сей­час по­ка­жу…». И по­ка­зал — на треть­ем эта­же (мож­но бы­ло бы под­нять­ся и на лиф­те, но со вре­мен сбе­жав­ше­го сул­та­на он так и не за­ра­бо­тал) в ком­на­те-спаль­не сто­ит на сто­ли­ке меж двух кро­ва­тей его «ко­пия», лит­ров на 5. «Мой» са­мо­вар, боль­шой, ис­чез, и, на­вер­ное, дав­но…

* * *

16 де­каб­ря. — Ку­пил на сва­деб­ное пла­тье (вид­но, пре­ду­смот­ри­тель­ным я был!) ги­пюр: 4 яр­да — боль­ше 3,5 мет­ров (бе­лый, есть и др. цве­та и с раз­ны­ми ри­сун­ка­ми). Он здесь де­ше­вый…

19 де­каб­ря. — …Се­го­дня но­чью не спал со­всем: ре­шил по­смот­реть, как вы­гля­дит «аф­ри­кан­ский рас­свет». Но­чью во­об­ще ни зги не вид­но, толь­ко звез­ды свер­ка­ют в чер­ном не­бе. И впер­вые уви­дел Боль­шую мед­ве­ди­цу в пе­ре­вер­ну­том ви­де — ведь Зан­зи­бар ни­же эк­ва­то­ра. Рас­свет на­сту­па­ет в 5.30 и за 15 ми­нут ста­но­вит­ся свет­ло, как днем. Но что са­мое ин­те­рес­ное — сна­ча­ла уви­дел лу­ну, вер­нее, серп, по­том по­сте­пен­но на­ча­ли ро­зо­веть об­ла­ка, а крас­ки бы­ли са­мые раз­ные, вплоть до се­ро­го. Но­чью так же душ­но, как и днем, и ко­ма­ры одо­ле­ва­ют. К ут­ру чуть-чуть све­же­ет, да и то не­на­дол­го — солн­це сра­зу всту­па­ет в свои пра­ва. Спать лег в 6 ут­ра…

9 фев­ра­ля 1966 г. — …Вче­ра, по­сле ра­бо­ты, до­ве­лось по­ве­се­лить­ся и от­дох­нуть ду­шой. Мы смот­ре­ли… фут­бол! Сна­ча­ла иг­ра­ли ме­ст­ные ко­ман­ды. Иг­ра­ли не­пло­хо, бо­лее-ме­нее тех­нич­но, и го­лы бы­ли! А по­том… По­том бы­ло то, что, по­жа­луй, ни­где боль­ше и не уви­дишь! Иг­ра­ли ми­ни­ст­ры (гос­му­жи) и чле­ны Ре­во­лю­ци­он­но­го Со­ве­та (выс­ший ор­ган вла­сти, все­го — 32 че­ло­ве­ка) (то­же му­жи) — друг про­тив дру­га. На­вер­ное, ко­гда-то они дей­ст­ви­тель­но мог­ли иг­рать. Но сей­час у них ино­гда по­лу­ча­лось так, что не­обык­но­вен­но ве­се­ли­ло пуб­ли­ку.

Уди­ви­тель­но, но и у нас в стра­не «гос­му­жи», в том чис­ле и де­пу­та­ты Гос­ду­мы, на­ча­ли иг­рать в та­кой фут­бол чуть ли не сра­зу по­сле из­вест­ных со­бы­тий на­ча­ла 1990-х, и «иг­ра­ют» до сих пор. Бо­лее то­го, эти «иг­ры» раз-дру­гой транс­ли­ру­ют­ся в но­во­стях по фе­де­раль­ным те­ле­ка­на­лам.

31 мар­та. — …В Ма­кун­ду­чи жи­вет око­ло 5 ты­сяч че­ло­век. Ме­сто кра­си­вое… Раз­го­во­рил­ся со школь­ни­ка­ми. Они по­ка­за­ли шко­лу для де­во­чек, а по­том один из них по­вел нас по­ка­зать свой дом, и мы ока­за­лись сре­ди аф­ри­кан­ских хи­жин.

Все они гли­ня­ные. Ос­но­ва их — это пру­тья и тон­кие ство­лы де­ревь­ев. По­лу­ча­ет­ся что-то по­хо­жее на кар­кас. Ме­ж­ду пруть­ев за­кла­ды­ва­ют­ся гли­ня­ные «кир­пи­чи», очень плот­но. На кры­ше — плот­но за­сте­лен­ные паль­мо­вые вет­ви, на­столь­ко плот­но, что по­то­ки до­ж­дя ска­ты­ва­ют­ся с них, «как с гу­ся во­да».

Две­рей вро­де бы нет, и в то же вре­мя они есть: пле­тё­ные опять же из паль­мо­вых вет­вей створ­ки. На­креп­ко при­вя­зы­ва­ют­ся к двер­но­му про­ему, и соз­да­ет­ся та­кое впе­чат­ле­ние, буд­то они на пру­жи­нах.

Ком­на­туш­ки в та­ких хи­жи­нах кро­шеч­ные, од­на­ко, две кро­ва­ти по­ста­вить мож­но. Окон как та­ко­вых нет, про­сто од­но или два от­вер­стия на од­ной сте­не, вы­ше го­ло­вы. Пол — та же зем­ля, что и ря­дом с хи­жи­ной.

Там, где сто­ят хи­жи­ны, — зем­ля вы­би­та, ни од­ной тра­вин­ки, и она от­ча­ян­но крас­ная — крас­но­зём, а во­круг хи­жи­нок — буй­ная рас­ти­тель­ность.

Кар­тин­ка очень кра­си­вая — «кар­точ­ные до­ми­ки», ма­лы­ши-не­смыш­лё­ны­ши бе­га­ют во­круг, ма­ма­ши си­дят, ка­ж­дая у сво­его до­ма — кто чем за­ни­ма­ет­ся… Есть здесь и фут­боль­ное по­ле. Мы ви­де­ли, как ре­бя­та иг­ра­ли, а бо­лель­щи­ки — как бо­лель­щи­ки во всем ми­ре, раз­ве толь­ко три­бун нет.

По­го­во­ри­ли и с учи­те­ля­ми. Они зна­ют анг­лий­ский, жи­вут в ка­мен­ных со­вре­мен­ных до­мах, но то­же очень скром­но. Уже за­ме­тил, что как в го­ро­де, так и в де­рев­не в сколь­ко-ни­будь при­лич­ном до­ме обя­за­тель­но есть «при­ём­ная». Это — са­мая свет­лая ком­на­та, два со­вре­мен­ных крес­ла, ди­ван­чик, сто­лик ми­ниа­тюр­ный, раз­ные на­род­ные без­де­луш­ки, фо­то­гра­фии род­ных и порт­ре­ты чле­нов пра­ви­тель­ст­ва, тран­зи­стор не­боль­шой, ке­ро­си­но­вая лам­па. На по­лу ли­бо кра­си­вая ци­нов­ка (обя­за­тель­но раз­но­цвет­ная), ли­бо ка­кой-ни­будь про­стень­кий ков­рик.

…Из ко­ри­до­ра то и де­ло вы­со­вы­ва­ют­ся лю­бо­пыт­ные чле­ны се­мей­ст­ва — ма­лы­ши. Очень стес­ни­тель­ные, на­вер­ное, впер­вые уви­де­ли «бе­ло­го». А ес­ли вдруг спро­сишь у них что-ни­будь на суа­хи­ли, тут же пря­чут­ся…

Ман­гап­ва­ни, Бу­бу­бу

На Зан­зи­ба­ре я по­бы­вал не толь­ко в Ма­кун­ду­чи, на юге ост­ро­ва, или в Мко­ко­то­ни, на се­ве­ре.

В ав­гу­сте 1965 го­да к нам прие­ха­ли на по­быв­ку про­хо­див­шие ста­жи­ров­ку в Дар-эс-Са­лам­ском уни­вер­си­те­те Ни­на Гри­горь­ев­на Фё­до­ро­ва — пре­по­да­ва­тель суа­хи­ли в Уни­вер­си­те­те друж­бы на­ро­дов им. Пат­ри­са Лу­мум­бы, а до это­го ра­бо­та­ла в МГИМО (скон­ча­лась в 2017 го­ду); мо­ло­дой уче­ный-аф­ри­ка­нист из Ле­нин­гра­да Ан­д­рей Жу­ков (ны­не по­кой­ный). И… на­ша с Во­ло­дей со­курс­ни­ца Ира Фе­до­сее­ва! (кан­ди­дат фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук, стар­ший на­уч­ный со­труд­ник Ин­сти­ту­та язы­ко­зна­ния РАН, мно­гие го­ды за­ве­до­ва­ла ас­пи­ран­ту­рой). По та­ко­му слу­чаю на­чаль­ник Гри­горь­ев пре­дос­та­вил нам два «вы­ход­ных», что­бы по­зна­ко­мить гос­тей с дос­то­при­ме­ча­тель­но­стя­ми, как мы то­гда го­во­ри­ли, «ре­во­лю­ци­он­но­го Зан­зи­ба­ра».

Справа налево: Володя Овчинников, Ира Федосеева, Таня Устименко

(жена корр. ТАСС Юры Устименко), автор. г. Занзибар, август 1965 г.

Од­на по­ез­дка со­стоя­лась в мес­теч­ко на за­пад­ной сто­ро­не ост­ро­ва, в 25 ки­ло­мет­рах к се­ве­ру от го­ро­да. Это — Mangapwani (су­ах. — Араб­ский бе­рег). В об­щем-то, это не­боль­шой по­се­лок, а ря­дом с ним са­мый обыч­ный пес­ча­ный пляж, ка­ких мно­же­ст­во на по­бе­ре­жье ост­ро­ва. Но здесь, в ска­ли­стом бе­ре­гу, со­хра­ни­лась не­боль­шая пе­ще­ра, в ко­то­рой со­дер­жа­лись пе­ред от­прав­кой в дру­гие стра­ны ра­бы, дос­тав­ляе­мые сю­да с кон­ти­нен­та.

Из ис­то­рии из­вест­но, что в те­че­ние ве­ков Зан­зи­бар был круп­ным цен­тром и пе­ре­ва­лоч­ным пунк­том ра­бо­тор­гов­ли на вос­точ­ном по­бе­ре­жье Аф­ри­ки. Пер­вы­ми тор­гов­ца­ми ра­ба­ми бы­ли пор­ту­галь­цы, а за­тем, в ос­нов­ном, ара­бы, пе­ре­брав­шие­ся сю­да с Ара­вий­ско­го по­лу­ост­ро­ва, из сул­та­на­та Оман. От­сю­да и про­ис­хо­дит на­зва­ние «mаnga» (су­ах., ист. — Ара­вия, а так­же — ара­бы) и «pwani» — «бе­рег».

Мы за­шли в пе­ще­ру. В по­лу­мра­ке уви­де­ли вби­тый вдоль сте­ны тол­стый ме­тал­ли­че­ский прут, а на нем — что ос­та­лось от це­пей с раз­би­ты­ми кан­да­ла­ми. То­гда это ме­сто ни­кем не ох­ра­ня­лось, у но­вой вла­сти не бы­ло пла­нов соз­да­ния там ка­ко­го-ли­бо му­зей­но­го объ­ек­та.

По пу­ти в Mangapwani про­ез­жа­ли де­рев­ню, то­же на по­бе­ре­жье, с за­ни­ма­тель­ным на­зва­ни­ем — Bububu. Что оно оз­на­ча­ет? Труд­но ска­зать, то­гда не спра­ши­ва­ли. Лишь позд­нее, ко­гда вплот­ную на­чал изу­чать ис­то­рию Зан­зи­ба­ра, и уз­нав не­ко­то­рые ее «стра­ни­цы», при­шел к не­ко­ей вер­сии, ко­то­рой и хо­чу по­де­лить­ся.

Сю­да, к это­му мес­теч­ку, по со­сед­ст­ву с ко­то­рым на­хо­ди­лась од­на из за­го­род­ных сул­тан­ских ре­зи­ден­ций, в 1905 го­ду из сто­ли­цы бы­ло про­ло­же­но од­но­ко­лей­ное же­лез­но­до­рож­ное по­лот­но, про­тя­жен­но­стью все­го-то ки­ло­мет­ров 15. По не­му «кур­си­ро­вал» па­ро­воз с тре­мя ва­го­на­ми. Бы­ла да­же соз­да­на «Зан­зи­бар­ская же­лез­но­до­рож­ная ком­па­ния» с го­лов­ным офи­сом на Би­вер-стрит в Нью-Йор­ке. И это на Зан­зи­ба­ре, кро­хот­ном ост­ро­ве! Но та­ко­ва бы­ла, на­вер­ное, при­хоть сул­та­на.

В на­стен­ном ка­лен­да­ре «2004. Moments in Zanzibar History», из ко­то­ро­го и по­черп­нул эту ин­фор­ма­цию, есть фо­то­сним­ки тех лет. На од­ном из них — по­езд на же­­ле­з­­но­­до­­рож­но­м мос­ту, очень ко­­ро­т­ко­м — ед­ва ли боль­ше 10 мет­ров. На дру­гом ар­хив­ном сним­ке: па­ро­воз с тре­мя ва­го­на­ми сто­ит на по­лу­стан­ке, ря­дом с ва­го­на­ми — не­сколь­ко пас­са­жи­ров с про­во­жаю­щи­ми или встре­чаю­щи­ми их, а на зад­нем пла­не, со­всем близ­ко от со­ста­ва, — паль­мы на по­бе­ре­жье океа­на.

К это­му хо­тел бы до­ба­вить, что в 1880-х го­дах сул­тан­ский дво­рец уже ос­ве­щал­ся элек­три­че­ст­вом, а в ию­ле 1906 го­да элек­три­че­ские фо­на­ри поя­ви­лись и на улоч­ках — го­род Зан­зи­бар стал пер­вым в Вос­точ­ной Аф­ри­ке, по­лу­чив­шим улич­ное ос­ве­ще­ние. Как вид­но, Зан­зи­бар­ский сул­та­нат впол­не шел в но­гу со вре­ме­нем.

По­ла­гаю, что зву­ки «пых­тя­ще­го» па­ро­во­за и под­ска­за­ли со­об­ра­зи­тель­ным зан­зи­бар­цам на­зва­ние ко­неч­ной точ­ки это­го уни­каль­но­го мар­шру­та — Бу­бу­бу (как тут не вспом­нить «про­ис­хо­ж­де­ние» упо­ми­нав­ше­го­ся вы­ше сло­ва «taptapu»! ).

Сле­ды этой «трас­сы» вряд ли со­хра­ни­лись — тро­пи­че­ская фло­ра по­гло­ти­ла ее со вре­ме­нем…

Из пи­сем ро­ди­те­лям

(ян­варь — фев­раль 1966)

«…Во­ды хо­лод­ной, со льдом из хо­ло­диль­ни­ка, пьем мно­го — в день при­бли­зи­тель­но две по­лу­то­ра­лит­ро­вые бу­тыл­ки. Без это­го нель­зя…

Мое лю­би­мое ла­ком­ст­во — это креп­кий-креп­кий и слад­кий чай с кус­ком хле­ба с мас­лом и дже­мом. Дже­мы ав­ст­ра­лий­ские и на ред­кость вкус­ные!

В смыс­ле пи­та­ния здесь не про­па­дешь. И че­го толь­ко нет! Мож­но ска­зать, из всех стран ми­ра. Но все же с рус­ским вку­сом срав­не­ния и быть не мо­жет. Нет здесь се­лед­ки, и все тут! Нет коп­че­ной кол­ба­ски. Не­ту! А чер­но­го хле­ба и по­дав­но! Ма­ри­но­ван­ные огур­цы не те, ва­ре­ная кол­ба­са обя­за­тель­но с пер­цем — по­смот­ришь, и от­вер­нешь­ся. Бе­кон — еще ту­да-сю­да. Вет­чи­на ка­кая-то «не­до­де­лан­ная», и т. д. и т. п.

Для ме­ня са­мый вкус­ный фрукт — это ман­го, пло­ды ман­го­во­го де­ре­ва. Они име­ют тон­кий, неж­ный за­пах, не­обык­но­вен­но вкус­ны и слад­кие. Де­ре­во ста­ро­го ман­го впе­чат­ля­ет. Ствол тол­стый, в два-три об­хва­та дву­мя ру­ка­ми, и кро­на — не­объ­ят­ная! Под од­ним та­ким де­ре­вом мож­но уса­дить до 75 че­ло­век! Сам был сви­де­те­лем. Вста­нешь под не­го — лю­бой тро­пи­че­ский ли­вень не стра­шен.

Цит­ру­со­вых здесь мно­го, и они очень де­ше­вы. В раз­гар ле­та на 1 шил­линг (1/8 на­ше­го руб­ля, т.е. 12 ко­пе­ек) мож­но ку­пить кор­зи­ну ман­да­ри­нов. Для ме­ст­ных шил­линг — это сум­ма, т.к. сред­ний за­ра­бо­ток, на­при­мер учи­те­ля, — 140—160 шил­лин­гов в ме­сяц, а про­дук­ты, осо­бен­но в ча­ст­ных ма­га­зи­нах, очень до­ро­ги для них.

Ко­ко­со­вые оре­хи — то­же моя сла­бость. Их сок (су­ах. — madafu, сок оре­ха мо­лоч­ной спе­ло­сти) пью все­гда, ес­ли про­хо­жу ми­мо про­дав­цов оре­хов. Он дей­ст­ви­тель­но ос­ве­жа­ет! И еще как! При­ят­ный, про­хлад­ный, чуть-чуть слад­ко­ва­тый. Ни­ка­кая во­да, будь она хо­лод­ным ли­мо­на­дом или про­сто во­да со льдом, срав­нить­ся с ним не мо­жет. При лю­бой жа­ре и ду­хо­те дос­та­точ­но од­но­го оре­ха, что­бы жа­ж­ду как ру­кой сня­ло. И глав­ное — с ме­ди­цин­ской точ­ки зре­ния сок весь­ма по­ле­зен. Аф­ри­кан­цы пьют его в боль­ших ко­ли­че­ст­вах, а по­то­му, го­во­рят, и де­тей в се­мье у них мно­го…

…25 де­каб­ря на­чал­ся ме­сяц Ра­ма­дан, пи­щу мож­но при­ни­мать толь­ко по­сле за­хо­да солн­ца. В та­кой жа­ре это мо­мен­таль­но ска­зы­ва­ет­ся на здеш­них ве­рую­щих — они хо­дят днем, как сон­ные му­хи. За­то ве­че­ром их не уз­нать. На на­бе­реж­ной на­ро­ду в это вре­мя — тьма-тьму­щая. А ес­ли учесть, что на днях здесь от­крыл­ся рес­то­ран с по­эти­че­ским на­зва­ни­ем — «Ра­дость у мо­ря» (Furaha ya baharini), мож­но пред­ста­вить, что здесь тво­рит­ся. На фа­са­де зда­ния рес­то­ра­на — един­ст­вен­ная в го­ро­де элек­три­че­ская рек­ла­ма. В са­мом го­ро­де элек­три­че­ст­ва мно­го: на стол­бах лам­пы днев­но­го све­та, ука­за­те­ли по­во­ро­тов — все дос­та­точ­но со­вре­мен­но. Но сто­ит чуть-чуть отъ­е­хать от го­ро­да, и по­па­да­ешь слов­но в «веч­ную тем­но­ту». Толь­ко из­ред­ка фа­ры ав­то­мо­би­лей про­ре­зы­ва­ют её, слов­но ка­кие-то вол­шеб­ные лу­чи, да сре­ди пальм нет-нет, да и мельк­нет кро­хот­ный ого­нек коп­тил­ки…

На на­бе­реж­ной раз­бит сад — «На­род­ный сад» (Bustani ya wananchi), где обыч­но и днем и по ве­че­рам от­ды­ха­ют толь­ко ин­ду­сы (ошиб­ся я здесь, сле­ду­ет чи­тать — «ин­дий­цы»). По­на­став­ле­но ве­ли­кое мно­же­ст­во вся­ких лот­ков, ма­га­зин­чи­ков, пе­ре­дви­жек, ту­да-сю­да сну­ют про­дав­цы сла­до­стей, фрук­то­вых на­пит­ков, фрук­тов… Ме­сто очень ожив­лен­ное.

…В днев­ное вре­мя ехать по го­ро­ду — од­но удо­воль­ст­вие. Жизнь те­чет раз­ме­рен­но, и ма­ши­ны не­хо­тя бе­гут. Все шо­фе­ры — лю­ди чрез­вы­чай­но веж­ли­вые.

Во­об­ще, веж­ли­вость здесь бро­са­ет­ся в гла­за и про­яв­ля­ет­ся бу­к­валь­но во всем. Ес­ли да­же встре­ти­лись слу­чай­но не­зна­ко­мые лю­ди, они бу­дут при­вет­ст­во­вать друг дру­га до­б­рых две-три ми­ну­ты. На язы­ке суа­хи­ли та­ких при­вет­ст­вий бо­лее чем дос­та­точ­но. Еже­не­дель­но мы с Во­ло­дей про­во­дим за­ня­тия по суа­хи­ли для на­ших во­ен­спе­цов, так од­на­ж­ды я ис­пи­сал эти­ми «при­вет­ст­вия­ми» це­ли­ком боль­шую класс­ную дос­ку, и то мес­та не хва­ти­ло. По-рус­ски мно­гое зву­чит стран­но. Вот при­мер: на «До сви­да­ния» или «Сча­ст­ли­во» нуж­но от­ве­чать «Спа­си­бо» — «Ahsante». И это сло­во здесь, по­жа­луй, од­но из са­мых лю­би­мых.

Ве­ло­си­пед — это лич­ные «ав­то­мо­би­ли». Их про­сто мно­го. И уха­жи­ва­ют за ни­ми да­же луч­ше, чем за ав­то­мо­би­ля­ми. Они все­гда чис­тые, яр­кие, бле­стя­щие. А ко­гда мо­ло­дой че­ло­век ве­зет де­вуш­ку, да еще в на­цио­наль­ной «буи­буи» (buibui) — чер­ной ат­лас­ной на­кид­ке-по­кры­ва­ле (в ко­то­рой ев­ро­пей­ке не по­бы­вать и од­ной ми­ну­ты да­же ве­че­ром — мо­мен­таль­но мок­рым ста­но­вишь­ся) — зре­ли­ще не­обык­но­вен­ное! Ка­кое дос­то­ин­ст­во на­пи­са­но на его ли­це! По­не­во­ле об­ра­ща­ешь вни­ма­ние на сей транс­порт…

Есть здесь и об­ще­ст­вен­ный транс­порт — ав­то­бу­сы. Ав­то­бу­сов ма­ло, и поя­ви­лись они как «ор­га­ни­зо­ван­ный транс­порт» толь­ко по­сле ре­во­лю­ции, т.е. два го­да на­зад. Их ос­нов­ное на­зна­че­ние — свя­зы­вать жи­те­лей де­ре­вень с го­ро­дом. Эти ав­то­бу­сы на до­ро­ге — ко­ро­ли. До­воль­но ред­ко они по­зво­ля­ют обо­гнать се­бя. При их ско­ро­сти до 50 миль в час (это 80 ки­ло­мет­ров), да при том, что до­ро­ги уз­кие, хо­тя и очень доб­рот­ные, нуж­но иметь от­ва­гу, что­бы ре­шить­ся на об­гон.

В страд­ную по­ру — в пе­ри­од убор­ки уро­жая гвоз­ди­ки — они пе­ре­во­зят на се­бе столь­ко гру­за, что про­сто ди­ву да­ешь­ся — по­лу­ча­ет­ся весь­ма со­лид­ный двух­этаж­ный ав­то­бус. Пе­ре­воз­ки на них не очень до­ро­гие, и кре­сть­я­не охот­но поль­зу­ют­ся ими.

Ра­бо­ту на об­ще­ст­вен­ных на­ча­лах здесь нуж­но по­ни­мать не­сколь­ко по-ино­му, в срав­не­нии с на­шим по­ня­ти­ем. В ус­ло­ви­ях Зан­зи­ба­ра «ра­бо­та на об­ще­ст­вен­ных на­ча­лах» (су­ах. — kazi ya kujitolea) яв­ля­ет­ся вы­год­ной для го­су­дар­ст­ва и удоб­ной для на­се­ле­ния. Вы­год­ной для го­су­дар­ст­ва по­то­му, что у пра­ви­тель­ст­ва не хва­та­ет еще средств, что­бы пол­но­стью фи­нан­си­ро­вать то или иное строи­тель­ст­во, и оно ис­поль­зу­ет на­се­ле­ние на та­ких ра­бо­тах, его эн­ту­зи­азм. Будь то строи­тель­ст­во де­ре­вен­ской шко­лы или де­ре­вен­ской боль­ни­цы, точ­нее — мед­пунк­та; будь то про­клад­ка или ре­монт до­ро­ги. По­ми­мо по­сто­ян­но ра­бо­таю­щих, к ним при­сое­ди­ня­ют­ся и го­ро­жа­не, и кре­сть­я­не. А ес­ли в де­рев­не стро­ит­ся шко­ла — ее стро­ят все жи­те­ли де­рев­ни, от ма­ла до ве­ли­ка. Пра­ви­тель­ст­во на­прав­ля­ет толь­ко не­об­хо­ди­мые строи­тель­ные ма­те­риа­лы и ру­ко­во­ди­те­ля ра­бот.

По­сле ре­во­лю­ции про­шло 2 го­да. Срок очень ма­лый, что­бы мож­но бы­ло го­во­рить о рез­ком по­вы­ше­нии уров­ня жиз­ни ме­ст­но­го на­се­ле­ния…».

Не­мно­го о ки­но на Зан­зи­ба­ре

14 ию­ля 1965 г. — …Все­го в го­ро­де три ки­но­те­ат­ра — «Эм­пай­ер», «Мад­же­стик» и «Оде­он», и, как пра­ви­ло, два се­ан­са — в 6.30 и 9 ча­сов ве­че­ра, бы­ва­ют и ут­ром, и днем — но толь­ко в вы­ход­ные. Пе­ред на­ча­лом филь­ма зву­чит гимн стра­ны, а на эк­ра­не по­яв­ля­ет­ся порт­рет пре­зи­ден­та Ка­ру­ме или на­цио­наль­ный флаг. За­тем, ес­ли фильм двух­се­рий­ный, де­мон­ст­ри­ру­ет­ся рек­ла­ма — от­рыв­ки из дру­гих филь­мов, ко­то­рые вот-вот вый­дут, — все­го на 10—15 ми­нут. Во вре­мя по­ка­за филь­ма в са­мом ин­те­рес­ном мес­те уст­раи­ва­ет­ся пе­ре­рыв — мож­но от­дох­нуть, по­пить во­ды в бу­фе­те, ку­рить раз­ре­ша­ет­ся. По окон­ча­нии се­ан­са опять зву­чит гимн, все вста­ют. Вот та­кие обы­чаи…

…По­зав­че­ра с Во­вой смот­ре­ли фильм об Эл­ви­се Пре­сли — сим­па­тич­ный ма­лый и хо­ро­шо по­ет. Для нас та­кие филь­мы — это то­же один из спо­со­бов ус­вое­ния анг­лий­ско­го язы­ка.

3 ав­гу­ста. — …По по­не­дель­ни­кам идут толь­ко ин­дий­ские филь­мы. Ре­ши­ли дерз­нуть, и по­шли смот­реть «Гер­ку­лес». И до это­го у ме­ня бы­ло оп­ре­де­лен­ное мне­ние об их филь­мах. Те­перь я лиш­ний раз в этом убе­дил­ся. Фильм-сказ­ка, но очень при­ми­тив­ная и на­ив­ная, мно­го не­бы­лиц и вар­вар­ской си­лы. При­бли­зи­тель­но так: «Враг хи­тер, в нем зве­ри­ная зло­ба, смот­ри в оба». То бишь, кто-то про­тив ко­го-то стро­ит ка­кие-то коз­ни. А Гер­ку­лес — друг уг­не­тен­ных. Весь фильм: коз­ни, борь­ба-дра­ка и из­ред­ка ин­дий­ские на­цио­наль­ные тан­цы и пес­ни. И все это тя­нет­ся 3 ча­са.

Прав­да, зав­тра идет фильм «про шпиё­нов». А они очень ин­те­рес­ные. Так всё за­кру­че­но, за­вин­че­но, что лю­бо-до­ро­го смот­реть, глав­ное — мно­го стре­ля­ют. Та­кие на­блю­де­ния: ко­гда «ге­рой» удач­лив — в за­ле кри­ки, воз­гла­сы одоб­ре­ния и да­же «чеп­чи­ки» вверх бро­са­ют — от удо­воль­ст­вия, на­вер­ное. То же са­мое по­вто­ря­ет­ся, ко­гда «ге­рой» толь­ко по­яв­ля­ет­ся на эк­ра­не или же он воз­ни­ка­ет вновь в са­мые «от­вет­ст­вен­ные» мо­мен­ты.

Час­то хо­дим на раз­лич­ные «ис­то­ри­че­ские» филь­мы, ти­па «Ро­бин Гуд», «Пи­ра­ты…» и «Гла­диа­то­ры» (гран­ди­оз­ное, имен­но так, впе­чат­ле­ние на ме­ня про­из­ве­ла ки­но­эпо­пея «Де­сять за­по­ве­дей» (Ten Commandments) — биб­лей­ская ис­то­рия про Мои­сея). Эта ки­но­про­дук­ция, глав­ным об­ра­зом, анг­ли­чан и италь­ян­цев с фран­цу­за­ми, но дуб­ли­ро­ван­ная анг­ли­ча­на­ми. Вот по­то­му, что они дуб­ли­ро­ва­ны анг­ли­ча­на­ми, мы и хо­дим на них: язык очень чис­тый, бóльшая часть по­нят­на.

24 но­яб­ря. — …Смот­ре­ли аме­ри­кан­ско­го «Та­ра­са Буль­бу». Фильм очень не­пло­хой. Здо­ро­во у них по­лу­ча­лось кри­чать «за­по­рож­цы». Мас­со­вые сце­ны, как пра­ви­ло, очень кра­си­вые. Но все же мно­го и от­се­бя­ти­ны. Смеш­но бы­ло слы­шать на анг­лий­ском «Я те­бя по­ро­дил, я те­бя и убью». Роль Та­ра­са ак­тер ис­пол­нил на долж­ной вы­со­те, да и во­об­ще все ар­ти­сты иг­ра­ли хо­ро­шо. Ко­неч­но, аме­ри­кан­цам бы­ло труд­но, но вид­но, что они ста­ра­лись…

23 мар­та 1966 г. — …За по­след­нюю не­де­лю смот­рел два очень хо­ро­ших филь­ма. Пре­ж­де все­го, анг­лий­ский «Of human bondage» — «Бре­мя стра­стей че­ло­ве­че­ских» по Со­мер­се­ту Мо­эму. На ме­ня фильм про­из­вел боль­шое пси­хо­ло­ги­че­ское впе­чат­ле­ние. Да­ет хо­ро­шую пи­щу для раз­мыш­ле­ний. По­сле та­ко­го филь­ма и смот­реть боль­ше ни­че­го не хо­чет­ся.

Не­дав­но ку­пил се­бе Да­ни­эля Де­фо «Молль Флэн­дерс» на анг­лий­ском. Сей­час чи­таю.

12 ап­ре­ля. ­– …Ви­де­ли фильм про аван­тю­ри­ста, ору­до­вав­ше­го в Лон­до­не в 1904 го­ду — Ро­кам­боль. Имя что-то боль­но зна­ко­мое. Но кар­ти­на са­ма че­пу­хо­вая, при­ми­тив­ная, и по­ка ин­те­рес­ных филь­мов что-то не пред­ви­дит­ся…

* * *

Еще не­мно­го о том, что за­пом­ни­лось. Ки­но­за­лы не­боль­шие, че­ло­век на 200—250 ка­ж­дый — это все­го 10—15 ря­дов. За ни­ми — от­дель­ные ло­жи на 3—4 че­ло­ве­ка. Ту­да би­ле­ты бы­ли по­до­ро­же, но имен­но эти мес­та мы и за­ни­ма­ли — так рас­по­ря­дил­ся наш на­чаль­ник Гри­горь­ев, по­яс­нив, что «не обед­не­ем, да и по­чи­ще там». Что ока­за­лось су­щей прав­дой! Еще не зная об этом «ука­за­нии» Гри­горь­е­ва, од­на­ж­ды ку­пил обыч­ный би­лет. По хо­ду се­ан­са по­чув­ст­во­вал не­кие «по­ку­сы­ва­ния», ко­то­рые не пре­кра­ща­лись, по­ка не вы­шел из ки­но­за­ла. А по воз­вра­ще­нии до­мой при­нял душ. Ду­маю, чи­та­тель уже до­га­дал­ся, о ком идет речь…

Яр­кие ки­но­афи­ши («им­порт­но­го» про­из­вод­ст­ва) зав­ле­ка­ли зри­те­лей. Филь­мы бы­ли раз­ные, в ос­нов­ном, гол­ли­вуд­ские бое­ви­ки и ко­ме­дии, се­риа­лы (как пра­ви­ло, с нег­ри­тян­ски­ми ак­те­ра­ми в глав­ных ро­лях) и вес­тер­ны, филь­мы на биб­лей­ские те­мы, ин­дий­ские ме­ло­дра­мы с тит­ра­ми на анг­лий­ском язы­ке и без, мно­же­ст­во кар­тин про «кунг-фу» (я, к при­ме­ру, по­смот­рел все филь­мы с уча­сти­ем Брю­са Ли) и про бое­вые ис­кус­ст­ва мо­на­хов Шао Ли­ня, пер­вые лен­ты про «аген­та 007» с Шо­ном О’Коннори.

Де­мон­ст­ри­ро­ва­лась и «Ве­ли­ко­леп­ная се­мер­ка». В Мо­ск­ве бы­ло столь­ко вос­тор­гов по по­во­ду вы­хо­да ее на со­вет­ские эк­ра­ны! Ко­гда по­смот­рел этот фильм (на­вер­ное, в 1967 го­ду, уже вер­нув­шись в Мо­ск­ву), он по­ка­зал­ся мне зна­ко­мым — уже ви­дел, но где? По­том вспом­нил: на Зан­зи­ба­ре! Но там, в че­ре­де мно­гих дру­гих вес­тер­нов, эта лен­та не про­из­ве­ла на ме­ня ни­ка­ко­го впе­чат­ле­ния — обыч­ная, сред­няя кар­ти­на, ви­дел и по­луч­ше.

По­зна­ко­мив­шись вдо­сталь с этой ки­но­про­дук­ци­ей, мы с Во­ло­дей все ре­же ста­ли хо­дить в ки­но­те­ат­ры, и уже не об­ра­ща­ли вни­ма­ния на «за­зыв­ную» афиш­ную рек­ла­му…

При вхо­де в «Эм­пай­ер» уви­дел од­на­ж­ды объ­яв­ле­ние, что в та­кой-то день здесь прой­дет за­се­да­ние цен­зур­но­го (!) ко­ми­те­та по про­смот­ру по­сту­пав­ших на ост­ро­ва ки­но­лент. Толь­ко по­сле это­го по­нял, что оз­на­ча­ют «кре­сти­ки» (один, два, три, или их от­сут­ст­вие) на рек­ла­ме то­го или ино­го филь­ма на по­след­ней по­ло­се в ме­ст­ных га­зе­тах: для зри­те­лей су­ще­ст­во­ва­ли воз­рас­тные ог­ра­ни­чен­ия. Уда­лось вы­яс­нить, что за­се­да­ния ко­ми­те­та про­хо­ди­ли раз в не­де­лю.

Ре­гу­ляр­но на эк­ра­нах по­яв­ля­лись ки­тай­ские ки­но­жур­на­лы (на суа­хи­ли и анг­лий­ском) и ху­до­же­ст­вен­ные филь­мы (с тит­ра­ми на анг­лий­ском). Мне бы­ло ин­те­рес­но: мно­го ли зри­те­лей хо­дят на эти филь­мы? Схо­дил в ки­но не­сколь­ко раз (Во­ло­дя от­ка­зы­вал­ся со­ста­вить мне ком­па­нию), и ока­за­лось — не­мно­го. Филь­мы — про вой­ну с Го­мин­ьда­ном, пар­ти­зан­скую вой­ну, вой­ну в Ко­рее… Ес­ли дей­ст­вие кар­ти­ны как-то свя­за­но с аме­ри­кан­ца­ми, то в тит­рах они — не­пре­мен­но «сви­ньи», «не­го­дяи», «убий­цы», «сво­ло­чи» и т. п. На что зан­зи­бар­цы реа­ги­ро­ва­ли ни­как, в за­ле — ти­ши­на. Дру­гое де­ло — аме­ри­кан­ские лен­ты: ков­бой­ские, ко­ме­дии, де­тек­ти­вы. На­ро­ду — бит­ком…

Ужас­ны ли «филь­мы ужа­сов»?

5 де­каб­ря 1965 г. — …В «Оде­о­не» смот­ре­ли чер­но-бе­лый фильм «The Night Walker» — «Ноч­ной гу­ля­ка», так я пе­ре­вел его для се­бя с анг­лий­ско­го…

Столь­ко лет про­шло, а фильм этот пом­ню! Про­из­вел та­кое впе­чат­ле­ние, что мно­гие го­ды спус­тя, уви­дев в афи­шах «Ре­жис­сер — А. Хич­кок», что-то го­во­ри­ло мне: «Не на­до, не хо­ди смот­реть».

Ни­ко­гда пре­ж­де филь­мы ужа­сов я не ви­дел. В Мо­ск­ве слы­шал о Хич­ко­ке, вер­нее, о его филь­мах чи­тал в жур­на­ле «Со­вет­ский эк­ран», в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те». И был уве­рен, что ре­жис­сер «Ноч­но­го гу­ля­ки» имен­но Хич­кок (но нет, в Ин­тер­не­те ука­зан дру­гой аме­ри­ка­нец). При­зна­юсь, по­сле про­смот­ра не­сколь­ко дней хо­дил ве­че­ром по го­ро­ду с опа­ской, ощу­щал внут­рен­нее на­пря­же­ние. Не ска­жу, что ог­ля­ды­вал­ся по сто­ро­нам, но при­слу­ши­вал­ся, не идет ли кто сза­ди. А в го­ло­ве зву­ча­ло — прав­ду пи­са­ли на­ши га­зе­ты и ки­но­кри­ти­ки вме­сте с ни­ми: Хич­кок — это филь­мы про ужа­сы. Свои­ми впе­чат­ле­ния­ми по­де­лил­ся с Во­ло­дей (смот­ре­ли-то вме­сте). С той по­ры, ко­гда жи­ли на Зан­зи­ба­ре, он, ви­ди­мо, лю­би­тель ост­рых ощу­ще­ний, всё под­на­чи­вал ме­ня — «Пой­дем в ки­но, ско­ро бу­дет но­вый фильм ужа­сов».

Из то­го же пись­ма — «…О ки­но мож­но пи­сать мно­го. Во­об­ще-то, это ин­те­рес­ная те­ма для изу­че­ния: ко­му и что боль­ше нра­вит­ся. На­при­мер, по­че­му на „Гер­ку­лес“ при­шло очень мно­го аф­ри­кан­цев, да­же боль­ше, чем ин­дий­цев? Я еще не встре­чал аф­ри­кан­ца, знаю­ще­го хин­ди».

По­го­да, и ко­фе… с на­шей сгу­щён­кой!

17 мар­та 1966 г. — …Март (по­сле се­ре­ди­ны), ап­рель и май — вро­де бы се­зон до­ж­дей. И, на­вер­ное, он уже на­чал­ся. Вче­ра бы­ло +27, на не­бе низ­кие тем­ные ту­чи, мо­ре бур­лит, ве­тер сви­щет.

Раз­ни­ца в 5—6 гра­ду­сов сра­зу мож­но ощу­тить! А од­на­ж­ды, ко­гда вдруг вне­зап­но раз­ра­зил­ся тро­пи­че­ский ли­вень, — у ме­ня от хо­ло­да да­же му­раш­ки по­бе­жа­ли по те­лу!

Но что са­мое страш­ное — это мол­нии. Вер­нее, не столь­ко мол­нии, сколь­ко гром. У нас та­ко­го не ус­лы­шишь ни­ко­гда. А здесь так — зна­ешь, что бу­дет сей­час гре­меть, и вдруг та­кой треск, что не­про­из­воль­но, ин­стинк­тив­но вздра­ги­ва­ешь.

Се­го­дня де­нёк вро­де бы ни­че­го, солн­ца не ви­дать и не­бо в ту­чах. Но вот зав­тра бу­дет на­стоя­щая па­рил­ка. Ес­ли толь­ко поя­вит­ся солн­це. Да­же се­го­дня че­рез ту­чи пек­ло очень силь­но…

Во­об­ще же, по­го­да здесь — по­сто­ян­ная: что ле­том, что «зи­мой». Уж ес­ли идет дождь, так он «про­лив­ной», но не­дол­гий. Ес­ли ту­чи, так это ту­чи, тем­но-тем­но се­рые, за­кры­ваю­щие го­ри­зонт. Ну, а ес­ли солн­це — так от не­го спа­се­нья нет. Для ме­ня про­бле­ма — как убе­речь мой длин­ный нос.

Шляп здесь со­ло­мен­ных, как ни стран­но, днем с ог­нем не сы­щешь, и ес­ли есть, то они ку­цые, при­кры­ва­ют толь­ко ма­куш­ку. Прав­да, про­да­ют­ся ки­тай­ские, так их пусть ки­тай­цы и но­сят — уж боль­но иди­от­ский вид. С го­рем по­по­лам раз­до­был не­кую раз­но­вид­ность пла­ст­мас­со­вой шля­пы с бо­лее-ме­нее ши­ро­ки­ми по­ля­ми. Но у нее есть ми­нус — ма­куш­ка моя от жа­ры про­сто пре­ет. Чуть вы­су­нешь­ся на «яр­ко сол­ныш­ко» — и лоб мок­рый…

Без тем­ных оч­ков хо­дить нель­зя — гла­за ис­пор­тишь, да­же ес­ли си­дишь в те­ни. Но ме­ст­ные их поч­ти не но­сят. И как они мо­гут тер­петь? Для ме­ня это ос­та­ет­ся за­гад­кой…

…Во­ва что-то при­бо­лел. Стра­шен­ный на­сморк у не­го, гла­за сле­зят­ся — ну, в об­щем, ви­рус­ный грипп. Го­во­рит, что да­же в Мо­ск­ве так не про­сту­жал­ся. А вот где под­хва­тил эту про­сту­ду?

Ко­му-то по­ка­жет­ся стран­ным — жа­ра (и днем, и но­чью) и про­сту­да. Ме­ж­ду тем, «всё зло от ­ко­н­­ди­­ци­о­не­ров» (как в здеш­них филь­мах — «всё зло и со­блазн от жен­щин»). Это — опас­ная шту­ка. Мы за­ме­ти­ли, что сре­ди на­ших бо­ле­ют очень час­то кон­суль­ские ра­бот­ни­ки. Всё де­ло в рез­ком пе­ре­па­де тем­пе­ра­тур. Там, где «кон­ди­шен», — су­хо и про­хлад­но. Сто­ит вый­ти из этой ком­на­ты — и те­бя сра­зу об­да­ет жа­ром, соз­да­ет­ся та­кое ощу­ще­ние, буд­то те­бя об­во­ла­ки­ва­ет что-то лип­кое и слиз­кое. А ес­ли прак­ти­ко­вать эти час­тые сме­ны «мик­ро­кли­ма­тов» — как раз здесь-то и кро­ет­ся «hatari», что в пе­ре­во­де — «опас­ность»…

О пи­та­нии. Убе­дил­ся, что ни­ка­кой кли­мат, будь то тро­пи­че­ский, не в со­стоя­нии по­вли­ять на мои по­зы­вы к чре­во­угод­ни­че­ст­ву. Как в Мо­ск­ве, так и здесь, за­ме­тил: ес­ли плот­но по­зав­тра­каю, то чер­тов­ски го­ло­ден уже к 12-ти ча­сам. И на­обо­рот, ес­ли толь­ко пе­ре­ку­шу, то и обе­дать не тя­нет…

Ут­ром и ве­че­ром пьем ко­фе. Он очень вкус­ный, не ме­ст­но­го про­из­вод­ст­ва, рас­тво­ри­мый, при­воз­ной — Nescafe из Швей­ца­рии, в ба­ноч­ках по 50 и 100 грам­мов. По­на­ча­лу к не­му по­ва­ра по­ку­па­ли слив­ки, а сей­час за на­шим сто­лом поя­ви­лось «Сгу­щён­ное мо­ло­ко» — на­шен­ско­го про­из­вод­ст­ва! Прав­да, эти­кет­ка на бан­ках не та­кая, как в Мо­ск­ве, си­не-бе­лая, на ней — сим­па­тич­ная ре­бя­чья мор­даш­ка, цвет­ная (на­вер­ное, та­кая сгу­щён­ка идет на экс­порт). И она го­раз­до вкус­нее ке­ний­ской, что здесь про­да­ет­ся.

Ме­ся­ца два-три на­зад на­чал за­ме­чать, что пра­вая ступ­ня на­ча­ла у ме­ня не­меть. При­зна­юсь, чуть струх­нул (а вдруг за­ра­зил­ся чем-ни­будь), но за­тем вы­яс­ни­лось, что и у дру­гих на­ших слу­ча­лось то же са­мое. Ока­зы­ва­ет­ся, все де­ло в том, что здесь не хва­та­ет ви­та­ми­нов! Па­ра­докс, но это так. Во всех фрук­тах, без ис­клю­че­ния, ви­та­ми­нов не хва­та­ет: фрук­ты со­зре­ва­ют, но не доз­ре­ва­ют, т.е. не ус­пе­ва­ют «на­лить­ся» (то же слы­шал и от зна­ко­мых со­вет­ских вра­чей, ра­бо­тав­ших в Тан­за­нии).

На­ча­ли пить ко­фе со слив­ка­ми, и по­сте­пен­но всё ста­ло на свои мес­та. Зна­чит, мо­ло­ко по­мог­ло. Ке­фи­ра, ря­жен­ки или аци­до­фи­ли­на здесь про­сто «hakuna», то есть — «нет»…

Не­мно­го о раз­ном

…На треть­ем-чет­вер­том ме­ся­це ра­бо­ты на Зан­зи­ба­ре по­зво­лил се­бе воль­ность — бо­ро­ду ре­шил от­рас­тить. Это сей­час я бе­лый, как лунь, да и ма­куш­ка лы­сая — то­гда же ше­ве­лю­ра бы­ла чер­ной, прав­да, ред­кая. А бо­ро­да ока­за­лась гус­той, ку­че­ря­вой и… ко­рич­не­ва­то-ры­жей! Как и у ара­бов, по­па­дав­ших­ся из­ред­ка в ма­га­зин­чи­ках и на уз­ких улоч­ках го­ро­да.

В этой свя­зи.

Од­на­ж­ды вы­звал ме­ня к се­бе Вик­тор Ми­хай­ло­вич, го­во­рит:

«Я ви­жу, вы по ве­че­рам лю­би­те про­гу­ли­вать­ся. Имей­те в ви­ду — вас в вой­сках на­зы­ва­ют mwarabu Ali (араб Али) (дей­ст­ви­тель­но, зан­зи­бар­цы на­зы­ва­ли ме­ня Али, ви­ди­мо, для них это бы­ло „про­из­вод­ное“ от Оле­га). Вы — че­ло­век гра­ж­дан­ский, при­ка­зы­вать вам не мо­гу, но со­ве­тую — убе­ри­те свою бо­ро­ду. Та­кие же бо­ро­ды бы­ли и у ара­бов».

Я вни­ма­тель­но слу­шал, а мой на­чаль­ник про­дол­жал:

«А что они — зан­зи­бар­цы — сде­ла­ли с ара­ба­ми 12 ян­ва­ря 1964 го­да? На­вер­ня­ка знае­те — очень мно­гих вы­ре­за­ли. Ес­ли не хо­ти­те се­бе про­блем, из­бавь­тесь от бо­ро­ды. В тем­но­те вы и в са­мом де­ле по­хо­жи на ара­ба: вы­со­кий, длин­но­ва­тое ли­цо, а тут еще и бо­ро­да!»

Вик­тор Ми­хай­ло­вич еще до­ба­вил, что об этой «про­бле­ме» ему рас­ска­за­ли не­мец­кие дру­зья, ко­то­рые обу­ча­ли со­труд­ни­ков зан­зи­бар­ских ор­га­нов безо­пас­но­сти.

Ко­неч­но, бо­ро­ду я сбрил. Гри­горь­е­ву не стал го­во­рить, что в ла­ге­ре Чу­к­ва­ни ме­ня ино­гда зва­ли еще и «babu Ali» — «дед Али», ко­гда был с бо­ро­дой.

Этот раз­го­вор про­из­вел впе­чат­ле­ние: ока­зы­ва­ет­ся, друж­ба — друж­бой, как нам, ста­же­рам суа­хи­ли, ка­за­лось, но за на­ми спец­служ­бы Зан­зи­ба­ра сле­ди­ли…

* * *

…За на­шим здо­ровь­ем сле­дил май­ор ме­ди­цин­ской служ­бы. Он пре­дос­те­ре­гал: со­блю­дай­те лич­ную ги­гие­ну — «Ра­бо­тая в ла­ге­ре, по­сле ру­ко­по­жа­тий, не под­но­си­те ру­ки ко рту: воз­мож­ны кож­ные за­бо­ле­ва­ния». По­след­нее на­ши офи­це­ры-ку­риль­щи­ки вос­при­ня­ли все­рь­ёз, и вот что при­ду­ма­ли.

В Чу­к­ва­ни сол­да­ты, да и офи­це­ры то­же, час­тень­ко «стре­ля­ли» у них си­га­ре­ты (анг­лий­ские «Rothmans» или «Dunhill», аме­ри­кан­ские «Philip Morris» или «Lucky Strike»; ме­ст­ные та­бач­ные из­де­лия, на­при­мер, «Scissors» в зе­ле­ной пач­ке, мы не по­ку­па­ли — чер­ный та­бак, очень креп­кие и без фильт­ра). От­ка­зы­вать бы­ло не при­ня­то. И на­ши во­ен­спе­цы, да­бы не под­це­пить ка­кую-ни­будь за­ра­зу, пред­ла­гая си­га­ре­ты, от­кры­ва­ли пач­ку не со сто­ро­ны фильт­ра, как обыч­но, а с про­ти­во­по­лож­ной!

Этот «спо­соб» при­го­дил­ся мне мно­го поз­же — в Тан­за­нии и Уган­де, где та­мош­ние жур­на­ли­сты, лю­ди скром­но­го дос­тат­ка, час­то про­си­ли: «Nipe sigara» — «Дай за­ку­рить».

Ма­лень­кая де­таль. Я не­воль­но срав­нил сол­дат­ские убор­ные в Чу­к­ва­ни и в во­ен­ном го­род­ке в Выш­нем Во­лоч­ке, где по­сле IV кур­са про­хо­ди­ли двух­ме­сяч­ные во­ен­ные кур­сы, при­ня­ли при­ся­гу и ста­ли млад­ши­ми лей­те­нан­та­ми. И срав­не­ние — в поль­зу Чу­к­ва­ни. Там — туа­ле­ты, чис­то­та, ни­ка­ких за­па­хов. Хо­тя и ско­­л­о­­чены из до­сок, с кры­ша­ми, по­кры­ты­ми тро­ст­ни­ком и паль­мо­вы­ми вет­ка­ми. Был при­ят­но удив­лен. (В Мо­га­ди­шо же до­ве­лось уви­деть — со­ма­лий­цы ну­ж­ду справ­ля­ли, по­рой, под бли­жай­шим де­ре­вом или кус­том.)

* * *

…Зан­зи­бар­ская ва­лю­та то­го вре­ме­ни бы­ла креп­кой. Су­ди­те са­ми.

Ки­тай­ская ав­то­руч­ка, по­хо­жая на «Пар­кер», с зо­ло­тым пе­ром в 14 ка­рат, — 3 шил­лин­га. Эти руч­ки ока­за­лись, что на­зы­ва­ет­ся, «са­мы­ми-са­мы­ми», нуж­ны­ми по­дар­ка­ми-су­ве­ни­ра­ми для мо­их дру­зей в АПН, по­да­рил ее и Су­ре­ну Гри­горь­е­ви­чу Ши­роя­ну.

Стои­мость од­но­го яр­да (0,9 мет­ра) кос­тюм­ной тка­ни из Гон­кон­га (на­при­мер, «тро­пик») не пре­вы­ша­ла 1,5—2 шил­лин­гов. Имен­но та­ко­ва бы­ла на­стоя­щая це­на.

При­ве­ду та­кой эпи­зод. В ма­га­зин­чи­ке в «Ка­мен­ном го­ро­де» не­воль­но под­слу­шал раз­го­вор по­ку­па­те­ля с про­дав­цом, ко­то­рый, раз­го­ва­ри­вая на суа­хи­ли, на­зы­вал це­ны — «эта ткань сто­ит пол­то­ра, а вот та — 2 шил­лин­га за ярд». По­се­ти­тель ушел, по­куп­ка не со­стоя­лась. По­до­ж­дав не­мно­го, под­хо­жу к про­дав­цу. У не­го пе­ред этим на анг­лий­ском справ­лял­ся о це­нах, он го­во­рил — «3 шил­лин­га, 4» и т. д. за те же са­мые тка­ни. Спра­ши­ваю у не­го, те­перь на суа­хи­ли: «А по­че­му мне на­зы­вал це­ны в два-три раза боль­ше?» От удив­ле­ния он рот рас­крыл…

…Ку­ри­ца на рын­ке стои­ла 3,5 шил­лин­га, и счи­та­лось, что это «до­ро­го».

Рас­ска­жу, что ви­дел и слы­шал — в цвет­ном до­ку­мен­таль­ном филь­ме «Это Зан­зи­бар», сня­том со­вет­ски­ми опе­ра­то­ра­ми на ост­ро­вах вско­ре по­сле ре­во­лю­ции 1964 го­да, а ко­пия бы­ла по­да­ре­на пре­зи­ден­ту Зан­зи­ба­ра А. Ка­ру­ме на­ка­ну­не её 1-й го­дов­щи­ны. Мы по­­к­а­­зы­вали его в Чу­к­ва­ни.

Один из сю­же­тов — на рын­ке. По­ку­па­тель спра­ши­ва­ет про­дав­ца кур: «Bei gani?» («По­чем?»), ус­лы­шав в от­вет — «Shillingi tatu u nusu» («3,50»), мах­нув ру­кой и не­до­воль­но от­во­ра­чи­ва­ясь от не­го, бур­чит — «Chukua mwenyewe!» (по смыс­лу — «Ос­тавь се­бе!», до­слов­но — «Бе­ри сам!»). Зан­зи­бар­ские ку­ры от­нюдь не ук­ра­ша­ли на­ше «ме­ню». Сколь­ко их ни ва­ришь — мя­со же­ст­кое, не про­жу­ешь, а ес­ли по­жа­рить — цы­­­п­ля­т та­ба­ка не по­лу­чит­ся…

…В ма­га­зин­чи­ке на Gizenga Street про­да­вец спро­сил, же­нат ли я. Ус­лы­шав, что по­ка нет, тут же вы­ло­жил на при­ла­вок фир­мен­ный за­пе­ча­тан­ный па­кет и ска­зал, что в нем… бан­даж для бе­ре­мен­ных! Я толь­ко со­би­рал­ся же­нить­ся, но о та­ком «пред­ме­те» не имел ни­ка­ко­го пред­став­ле­ния, да и не знал о его су­ще­ст­во­ва­нии. Ра­зу­ме­ет­ся, бан­даж ку­пил, чем не­ска­зан­но уди­вил свою не­вес­ту по воз­вра­ще­нии в Мо­ск­ву. Этот зан­зи­бар­ский «су­ве­нир» по­слу­жил еще и ее под­ру­гам…

…На ули­цах нас одо­ле­ва­ли на­стыр­ные маль­чиш­ки-по­про­шай­ки, без ус­та­ли по­вто­ряв­шие: «Shillingi moja! Shillingi moja!». Не от­дав этот са­мый «один» (moja) шил­линг, ред­ко уда­ва­лось из­ба­вить­ся от них.

«Дом хо­ло­стя­ков»

Не­ко­то­рые на­ши офи­це­ры прие­ха­ли без жён и жи­ли в «До­ме хо­ло­стя­ков», на суа­хи­ли «Nyumba ya wajane» — так на­зва­ли его зан­зи­бар­ские во­ен­ные. Ту­да и мы с Во­ло­дей по­се­ли­лись.

Стар­шим в до­ме, и по зва­нию, был мо­ло­дой май­ор, чуть бо­лее 30 лет, — блон­дин с вол­ни­стой ше­ве­лю­рой, го­лу­бо­гла­зый, с при­щу­ром век, спор­тив­но­го ви­да и …глав­ный «ку­риль­щик» — с си­га­ре­та­ми не рас­ста­вал­ся. Фа­ми­лию его не пом­ню, но за­пом­нил­ся мне он тем, что был очень по­хо­жим на из­вест­ных ки­но­ак­те­ров — Гу­на­ра Ци­лин­ско­го, или Ци­­ли­н­с­киса (его наи­бо­лее яр­кая роль в ки­но — со­вет­ский раз­вед­чик Ни­ко­лай Куз­не­цов в филь­ме «Силь­ные ду­хом», сня­том в 1967 го­ду) или Ни­ко­лая Оля­ли­на (иг­рал, в ча­ст­но­сти, в ки­но­эпо­пее «Ос­во­бо­ж­де­ние»). Прав­да, кур­но­сый, в от­ли­чие от его «двой­ни­ков». Май­ор был и шо­фе­ром не­боль­шо­го «фор­ди­ка» с от­кры­тым вер­хом, на ко­то­ром мы от­прав­ля­лись на ра­бо­ту в ла­герь Чу­к­ва­ни.

Жи­ли с Во­ло­дей в от­дель­ной ком­на­те на верх­нем, вто­ром эта­же, ку­да со дво­ра ве­ла ме­тал­ли­че­ская ле­ст­ни­ца. В ней — два ок­на-«бой­ни­цы», вы­со­кие и уз­кие: од­но вы­хо­ди­ло в сто­ро­ну океа­на, дру­гое — во двор, и бал­кон­чик. В окон­ных ра­мах с ры­чаж­ком — по­лу­про­зрач­ные ма­то­вые стек­лян­ные жа­лю­зи. Дер­жа­ли их все­гда от­кры­ты­ми, в го­ри­зон­таль­ном по­ло­же­нии — так лег­че про­вет­ри­ва­лось. Ес­ли слу­ча­лись лив­ни с по­ры­ви­стым вет­ром, во­да струй­ка­ми по­па­да­ла толь­ко на по­до­кон­ни­ки, с ук­ло­ном на внеш­нюю сто­ро­ну. Пол ос­та­вал­ся су­хим.

В на­шей ком­на­те од­на кро­вать на дво­их с при­кре­п­лен­ной к по­тол­ку мос­кит­ной сет­кой — на Зан­зи­ба­ре в из­быт­ке во­дил­ся ма­ля­рий­ный ко­мар. Пись­мен­ный стол у ок­на с лам­поч­кой на сте­не, па­ра стуль­ев-кре­сел, две тум­боч­ки. Кро­ме по­то­лоч­но­го вен­ти­ля­то­ра, еще один — на­поль­ный. От­дель­но ду­ше­вая, туа­лет, и не­боль­шой бал­кон. Во­да чис­тая, ар­те­зи­ан­ская, пи­ли ее без опа­ски.

Кон­ди­цио­не­ров не бы­ло. Да и осо­бой ну­ж­ды в них, че­ст­но го­во­ря, то­же не бы­ло. При тол­щи­не стен по­ряд­ка мет­ра, не мень­ше, их по­верх­ность внут­ри по­ме­ще­ния да­же в са­мую жа­ру, днем, ос­та­ва­лась про­хлад­ной. К то­му же, при ра­бо­таю­щих вен­ти­ля­то­рах ком­на­та хо­ро­шо про­вет­ри­ва­лась. Ощу­ща­лась толь­ко вы­со­кая влаж­ность. В об­щем, жи­лось впол­не тер­пи­мо.

До ян­вар­ской ре­во­лю­ции 1964 го­да этот про­сто­рный особ­няк на не­вы­со­ком ска­ли­стом бе­ре­гу, слу­жив­шим ему фун­да­мен­том, ого­ро­жен­ный с дру­гих трех сто­рон ка­мен­ным за­бо­ром и с не­боль­шим дво­ром-са­дом, в ко­то­ром рос­ли вы­со­кие ко­ко­со­вые паль­мы, за­ни­мал бри­тан­ский ре­зи­дент на Зан­зи­ба­ре.

Во вре­мя при­ли­вов во­да за­пол­ня­ла под­валь­ное по­ме­ще­ние, ку­да со дво­ра ве­ла ле­ст­ни­ца, а на его про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­не — ме­тал­ли­че­ская дверь с за­со­вом. Хо­дить на пляж не на­до: от­кро­ешь ее и — вот он, Ин­дий­ский оке­ан!

Зная рас­пи­са­ние при­ли­вов, по­на­ча­лу мы час­то поль­зо­ва­лись этим под­ва­лом, что­бы как-то ох­ла­дить­ся в мор­ской во­де. Но по ме­ре при­бли­же­ния ко­ман­ди­ров­ки к кон­цу ку­па­лись все ре­же и ре­же — во­да при тем­пе­ра­ту­ре, как пра­ви­ло, вы­ше 25 гра­ду­сов ощу­ще­ния про­хла­ды не дос­тав­ля­ла.

P.S. По­бы­вал воз­ле это­го особ­­н­яка в 2004 и 2017 го­дах: дав­но за­бы­тый, бес­хоз­ный, вме­сто окон — «глаз­ни­цы», жа­лю­зи нет. Но ни­что ему не по­ме­ха! Ни го­ды, ни оке­ан­ский при­бой — сто­ит, как ска­ла на мы­су. Во­ро­та на зам­ке, а во дво­ре рас­тут те же паль­мы…

Ес­ли в Ин­тер­не­те пе­рей­ти на ссыл­ку «Google Maps» и най­ти го­род Зан­зи­бар, его очер­та­ния впол­не раз­ли­чи­мы.

* * *

…Вы­плы­вая в оке­ан, при­хо­ди­лось быть ос­то­рож­ным — на ка­ме­ни­стом дне час­ты­ми «гос­тя­ми» бы­ли мор­ские ежи: слу­чай­но на­сту­пишь — и игол­ки впи­ва­ют­ся в ступ­ню, их не вы­та­щить, об­­р­а­­зу­ются гной­ни­ки, очень бо­лез­нен­ные. Ме­ня ми­но­ва­ла ча­ша сия, но Во­ло­де па­ру раз дос­та­лось, прав­да, он лег­ко от­де­лы­вал­ся — «при­хва­ты­вал» две-три игол­ки, не боль­ше. А бы­ли и слож­ные слу­чаи, при­хо­ди­лось при­бе­гать да­же к по­мо­щи хи­рур­гов в цен­траль­ной боль­ни­це на ост­ро­вах — гос­пи­та­ле име­ни В.И.Ле­ни­на (при сул­та­не но­сил имя анг­лий­ско­го ко­ро­ля — Ге­ор­га VI).

Лю­бо­пыт­но, что в на­ча­ле 70-х го­дов, ко­гда зан­зи­бар­ско-ки­тай­ские от­но­ше­ния бы­ли на подъ­е­ме, а свя­зи с СССР по­шли на убыль, эту боль­ни­цу зан­зи­бар­цы пе­ре­име­но­ва­ли в… гос­пи­таль име­ни Мао Цзе­ду­на! И я вспом­нил — со мной слу­чи­лась не­при­ят­ность: бес­по­ко­ил врос­ший но­готь на паль­це ступ­ни. Наш врач-май­ор от­пра­вил ме­ня в «ле­нин­ский» гос­пи­таль, где ра­бо­та­ла груп­па ки­тай­ских вра­чей (со­вет­ских в те го­ды на ост­ро­вах не бы­ло). Вхо­жу в ка­би­нет — а там хи­рург-ки­та­ец с мед­бра­том, то­же ки­та­ец. Го­во­рю, кто я и с чем при­шел. Они ос­мот­ре­ли ме­ня, о чем-то па­ру ми­нут по­го­во­ри­ли ме­ж­ду со­бой на ки­тай­ском, и хи­рург ска­зал (на анг­лий­ском): «На­до уда­лять па­лец» («Вот это да!» — по­ду­мал я). По­бла­го­да­рив за та­кую кон­суль­та­цию, спеш­но по­ки­нул ка­би­нет. Вер­нул­ся к май­о­ру, рас­ска­зал о «ди­аг­но­зе» и спро­сил: «Все ки­тай­ские вра­чи, что на Зан­зи­ба­ре, та­кой же «вы­со­кой ква­ли­фи­ка­ции»? — Не знаю, не знаю…», ус­лы­шал в от­вет. Май­ор ме­ня под­ле­чил…

Mnazi Mmoja Hospital сегодня. 2017 г.

P.S. В 2004 го­ду, ко­гда по­се­тил Зан­зи­бар, спус­тя боль­ше два­дца­ти лет, на фрон­то­не это­го гос­пи­та­ля уви­дел — Mnazi Mmoja Hospital! По на­зва­нию со­сед­ней с ним пло­ща­дью.

…Ра­бо­тав­шие при нас на Зан­зи­ба­ре со­вет­ские ис­сле­до­ва­те­ли мор­ской фау­ны — суп­ру­же­ская па­ра (име­на их не пом­ню за дав­но­стью лет) — го­во­ри­ли: «В при­бреж­ных во­дах ос­те­ре­гай­тесь „stone fish“ — „ка­мен­ной ры­бы“. Встре­ча с ней — смер­тель­на: не­вз­на­чай уко­лешь­ся — мгно­вен­ный па­ра­лич и — кам­нем на дно!» Нам вез­ло — с «ка­мен­ной ры­бой» не встре­ча­лись…

* * *

…В «на­след­ст­во» от бри­тан­ско­го ре­зи­ден­та нам дос­та­лись два чер­но­ко­жих по­ва­ра. Од­но­го из них зва­ли Джу­ма. Все­гда улыб­чи­вые и пре­ду­пре­ди­тель­ные, чис­тю­ли в бе­лых на­крах­ма­лен­ных и оту­тю­жен­ных ха­ла­тах, на го­ло­ве — бе­ло­снеж­ный кол­пак. Они класс­но го­то­ви­ли лю­би­мые анг­ли­ча­на­ми пор­рид­жи и пу­дин­ги. Не ска­жу, что не был зна­ком с ов­ся­ной ка­шей, люб­лю ее с дет­ст­ва, но пор­ридж в их ис­пол­не­нии — это не­что! А на­стоя­щий анг­лий­ский пу­динг, слад­кий-пре­слад­кий, я впер­вые по­про­бо­вал как раз на Зан­зи­ба­ре.

Эти же два зан­зи­бар­ца за­ку­па­ли про­дук­ты, сти­ра­ли на­ше бе­лье, уби­ра­лись в до­ме.

Оба по­ва­ра, ес­ли и не ста­ли для нас «про­вод­ни­ка­ми» в суа­хи­ли, но по­мо­га­ли, по край­ней ме­ре, мне, ос­ваи­вать азы раз­го­вор­ной ре­чи. От них уз­нал не­ко­то­рые сло­ва и вы­ра­же­ния, да и по­сло­ви­цы то­же, что очень при­го­ди­лось в пе­ре­во­дче­ской ра­бо­те.

Сол­да­ты, офи­це­ры и зан­зи­бар­ская во­ен­ная эли­та

…Мо­гу ска­зать толь­ко хо­ро­шее о млад­ших офи­це­рах, с ко­то­ры­ми ра­­б­о­та­л в ла­ге­ре Чу­к­ва­ни. Энер­гич­ные, в ме­ру лю­бо­зна­тель­ные, к на­шим офи­це­рам от­но­си­лись с поч­те­ни­ем, а к сво­им под­чи­нен­ным — ров­но, без гру­бо­сти и чван­ст­ва. Ка­ких-то на­ру­ше­ний дис­ци­п­ли­ны в ла­ге­ре мы не за­ме­ча­ли.

С на­чаль­ст­вую­щим со­ста­вом мне ра­бо­тать не до­ве­лось. С ни­ми ра­бо­тал Ов­чин­ни­ков — пе­ре­во­дчик на­чаль­ни­ка на­шей груп­пы во­ен­спе­цов. По рас­ска­зам Во­ло­ди, мно­гие из выс­ших офи­це­ров — ма­ло­гра­мот­ные, а то и во­все без ка­ко­го-ли­бо об­ра­зо­ва­ния. Ду­маю, вы­би­лись они «на­верх» ис­клю­чи­тель­но за за­слу­ги в ре­во­лю­ции 12 ян­ва­ря 1964 го­да.

Зан­зи­бар­ская ар­мия и ее во­ен­но­слу­жа­щие в це­лом, и во­ен­ная эли­та, в ча­ст­но­сти, по мо­им на­блю­де­ни­ям, за­ни­ма­ли при­ви­ле­ги­ро­ван­ное по­ло­же­ние в об­ще­ст­ве и ма­те­ри­аль­но бы­ли очень хо­ро­шо обес­пе­че­ны.

Мне уда­лось уз­нать не­ко­то­рые «циф­ры» из раз­го­во­ров с сол­да­та­ми и офи­це­ра­ми в ла­ге­ре Чу­к­ва­ни. Так, ря­до­вой 1-го го­да обу­че­ния по­лу­чал не ме­нее 160 шил­лин­гов в ме­сяц, что со­от­вет­ст­во­ва­ло уров­ню за­ра­бот­ной пла­ты не­ко­то­рых ра­бо­чих и пре­по­да­ва­те­лей школ в сель­ской ме­ст­но­сти. Кап­рал — 200 шил­лин­гов, сер­жант — 300—500 в ме­сяц. Офи­це­ры по­лу­ча­ли зна­чи­тель­но боль­ше: лей­те­нант — 1000—1200 шил­лин­гов, стар­ший лей­те­нант — до 1500, ка­пи­тан — 2000, май­ор — око­ло 3000, а под­пол­ков­ник — бо­лее 3000 шил­лин­гов.

Ины­ми сло­ва­ми, во­ен­но­слу­жа­щие на Зан­зи­ба­ре в 1965—1966 го­дах — наи­бо­лее вы­со­ко­оп­ла­чи­вае­мая (да­же на фо­не чи­нов­ни­ков ад­ми­ни­ст­ра­тив­но­го ап­па­ра­та) ка­те­го­рия лиц в зан­зи­бар­ском об­ще­ст­ве тех лет. При этом до­бав­лю, что зан­зи­бар­ская ар­мия фи­нан­си­ро­ва­лась из бюд­же­та цен­траль­но­го пра­ви­тель­ст­ва в Дар-эс-Са­ла­ме.

Воо­ру­жен­ные си­лы соз­да­ва­лись по воль­но­на­ем­но­му прин­ци­пу. В ус­ло­ви­ях Зан­зи­ба­ра это оз­на­ча­ло, что пер­вые ар­мей­ские под­раз­де­ле­ния фор­ми­ро­ва­лись из мо­ло­де­жи, боль­шей ча­стью не­гра­мот­ной и без­ра­бот­ной. Не при­ни­жая зна­че­ние та­ко­го важ­но­го фак­то­ра, как пат­рио­тизм, эн­ту­зи­азм (мо­ло­де­жи осо­бен­но) в пер­вые ме­ся­цы по­сле ре­во­лю­ции, все же, как пред­став­ля­ет­ся, не сле­ду­ет сбра­сы­вать со сче­тов и то, что мно­гие мо­ло­дые зан­зи­бар­цы, всту­пая в ар­мию, со­блаз­ня­лись и вы­со­кой оп­ла­той.

* * *

Ко­гда де­ле­га­ция Мин­обо­ро­ны во гла­ве с на­чаль­ни­ком 10-го Глав­но­го управ­ле­ния Ген­шта­ба ге­не­рал-лей­те­нан­том (позд­нее стал ге­не­рал-пол­ков­ни­ком) Ни­ко­ла­ем Пав­ло­ви­чем Да­гае­вым в хо­де ви­зи­та на Зан­зи­бар по­се­ти­ла Чу­к­ва­ни с ин­спек­ци­ей, на­чаль­ник Ген­шта­ба Али Мах­фуд прие­хал ту­да на соб­ст­вен­ном ав­то­мо­би­ле — но­вень­ком анг­лий­ском «Humber».

Он при­гла­сил ме­ня в ка­би­ну. Рос­кошь внут­рен­ней от­дел­ки по­ра­зи­ла. Ко­жа­ные — тем­но-ко­рич­не­вые — си­де­ния, па­нель управ­ле­ния с мно­же­ст­вом кно­пок. А осо­бен­но — кон­ди­цио­нер и встро­ен­ный ра­дио­при­ем­ник (или маг­ни­то­ла, не пом­ню) с вы­движ­ным про­иг­ры­ва­те­лем для пла­сти­нок-«со­ро­ка­пя­ток».

На про­иг­ры­ва­тель (пом­нит­ся, «Philips») я сра­зу об­ра­тил вни­ма­ние. Уви­дев мое лю­бо­пыт­ст­во, Али вы­та­щил па­ру пла­сти­нок, по­ста­вил од­ну из них. И в са­ло­не за­зву­ча­ла при­ят­ная му­зы­ка — не аф­ри­кан­ская, как по­че­му-то ожи­дал, и не араб­ская, — иг­рал аме­ри­кан­ский джаз-бенд. На во­прос, мож­но ли поль­зо­вать­ся про­иг­ры­ва­те­лем при дви­же­нии, Али от­ве­тил: «Лег­ко! Не ве­ришь? А ты до­тронь­ся до не­го». Я при­кос­нул­ся, он плав­но кач­нул­ся; при­бли­зив­шись, уви­дел — под про­иг­ры­ва­те­лем бы­ло не­что, по­хо­жее на пру­­жи­нки.

Не при­хо­дит­ся и го­во­рить, что ни­че­го это­го не бы­ло в «Вол­ге» на­ше­го ко­ман­ди­ра.

Али Мах­фуд час­то на­ве­ды­вал­ся в Чу­к­ва­ни. Валь­яж­ный, яв­но до­воль­ный со­бой и уве­рен­ный в се­бе. Во­ен­ная фор­ма бы­ла ему к ли­цу. Мне он был сим­па­ти­чен. Но я за­ме­чал, что он с не­ко­то­рым снис­хо­ж­де­ни­ем и да­же свы­со­ка от­но­сил­ся к сво­им под­чи­нен­ным. Ра­зу­ме­ет­ся, мне и в го­ло­ву не при­хо­ди­ло де­лать ему ка­кие-ли­бо за­ме­ча­ния, тем бо­лее что он не скры­вал сво­его дру­же­ско­го рас­по­ло­же­ния к со­вет­ским во­ен­ным со­вет­ни­кам, в ча­ст­но­сти, к Гри­горь­е­ву. Ме­ж­ду про­чим, Али не раз го­во­рил мне, что ему очень нра­вит­ся «Volga nyeusi ya ndugu Grigoriev» («чёр­ная „Вол­га“ то­ва­ри­ща Гри­горь­е­ва»). И я до­га­ды­вал­ся, по­че­му.

Во мно­гом это — за­слу­га Бо­ри­са, шо­фе­ра на­чаль­ни­ка груп­пы: вы­со­кий, блон­дин, креп­кий мо­ло­дой бо­ец. Что­бы по­ка­зать дос­то­ин­ст­ва на­шей «Вол­ги» ГАЗ-21 (а ма­ши­на про­из­во­ди­ла впе­чат­ле­ние на зан­зи­бар­цев: вы­со­кая, с боль­шим кли­рен­сом, все­гда чис­тая, ни пы­лин­ки на кор­пу­се, с ни­ке­ли­ро­ван­ны­ми кол­па­ка­ми на ко­ле­сах и свер­каю­щей на солн­це фи­гур­кой оле­ня на ка­по­те), он шел на хит­рость: стар­туя, при­дер­жи­вал пе­даль тор­мо­за, плав­но на­жи­мал на ак­се­ле­ра­тор. И на­сту­пал мо­мент — «Вол­га» бу­к­валь­но сры­ва­лась с мес­та, с виз­гом ко­лес и ко­ро­мыс­лом ды­ма от них… Нуж­но бы­ло ви­деть при этом вос­хи­ще­ние Али Мах­фу­да, и его ха­рак­тер­ный жест — под­ня­тый вверх боль­шой па­лец. Так Бо­рис — со­вет­ский пат­ри­от — де­мон­ст­ри­ро­вал не са­мый пло­хой про­дукт на­ше­го ав­то­про­ма то­го вре­ме­ни. По­ла­гаю, и Гри­горь­ев не осо­бен­но воз­ра­жал.

Ге­не­раль­ская фор­ма чле­нов на­шей во­ен­ной де­ле­га­ции про­из­ве­ла впе­чат­ле­ние на зан­зи­бар­ских во­ен­ных. Но, ду­маю, впе­чат­лил, пре­ж­де все­го, ге­не­рал-лей­те­нант Н.П.Да­га­ев — вы­со­кий, пред­ста­ви­тель­ный, мо­ло­жа­вый, с лег­кой се­ди­ной. А. Ка­ру­ме два­ж­ды при­ни­мал его в сво­ей ре­зи­ден­ции (пе­ре­во­дил на встре­чах Во­ло­дя — Ка­ру­ме пло­хо знал анг­лий­ский). Ви­ди­мо, его фор­ма при­гля­ну­лась и пре­зи­ден­ту Зан­зи­ба­ра.

Во вся­ком слу­чае, спус­тя не­ко­то­рое вре­мя для не­го из Мо­ск­вы по за­про­су Гри­горь­е­ва при­сла­ли пол­ный ком­плект — тем­но-зе­ле­ную, с крас­ны­ми лам­па­са­ми и крас­ной ко­кар­дой на фу­раж­ке, но, ко­неч­но, без по­гон. Впер­вые в этой фор­ме Ка­ру­ме — пре­зи­дент и глав­но­ко­ман­дую­щий Зан­зи­ба­ра — при­ни­мал во­ен­ный па­рад 12 ян­ва­ря 1966 го­да — в день 2-й го­дов­щи­ны ре­во­лю­ции. По­том оде­вал ее и на дру­гих тор­же­ст­вен­ных ме­ро­прия­ти­ях. Вы­гля­дел он в ней, для ме­ня, по край­ней ме­ре, до­воль­но за­бав­но: су­гу­бо гра­ж­дан­ский че­ло­век, быв­ший кре­сть­я­нин, по­том пор­то­вый груз­чик, туч­ный и по­жи­лой (ему уже ис­пол­ни­лось 60 лет — воз­раст очень при­лич­ный для аф­ри­кан­ца), с не­из­мен­ной тро­стью и… ге­не­раль­ская фор­ма!

Со­всем ина­че но­вое об­ла­че­ние пре­зи­ден­та вос­при­ни­ма­ли зан­зи­бар­цы на мас­со­вых ми­тин­гах, ко­их уст­раи­ва­лось не­ма­ло, — вос­тор­гам не бы­ло пре­де­ла! Лю­бо­пыт­но, но вско­ре при­ме­ру сво­его пре­зи­ден­та по­сле­до­ва­ли его бли­жай­шие со­рат­ни­ки. А за ни­ми в во­ен­ной фор­ме ста­ли по­яв­ля­лись на пуб­ли­ке и все чле­ны Ре­во­лю­ци­он­но­го Со­ве­та, ми­ни­ст­ры и их за­мес­ти­те­ли.

Сейф Ба­ка­ри и XXIII съезд КПСС

В ар­мии Зан­зи­ба­ра бы­ли ко­ман­ди­ры, о ко­то­рых Гри­горь­ев от­зы­вал­ся весь­ма ува­жи­тель­но. И сре­ди них — Сейф Ба­ка­ри.

Это имя бы­ло мне зна­ко­мо: го­то­вясь к по­езд­ке на Зан­зи­бар, чи­тал, что до ре­во­лю­ции он был ли­де­ром Мо­ло­деж­ной Ли­ги пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи (то­гда од­ной из трех на ост­ро­вах), воз­гла­вил так на­зы­вае­мый Ко­ми­тет 14-ти, ко­то­рый го­то­вил и осу­ще­ст­вил ян­вар­ский пе­ре­во­рот. Ну, а кем он стал по­сле — не ин­те­ре­со­вал­ся. И вот — «оч­ная» встре­ча с Ба­ка­ри на Зан­зи­ба­ре.

Я на­блю­дал за ним с ин­те­ре­сом и да­же лю­бо­пыт­ст­вом — будь то в Чу­к­ва­ни, ку­да он не­ред­ко при­ез­жал, ин­спек­ти­руя ра­бо­ту ар­мей­ских по­лит­ко­мис­са­ров (был та­кой ин­сти­тут в ар­мии Зан­зи­ба­ра), на ре­пе­ти­ци­ях во­ен­ных па­ра­дов, во вре­мя мас­со­вых ми­тин­гов с уча­сти­ем пре­зи­ден­та Ка­ру­ме на пло­ща­ди Mnazi Mmoja, на дру­гих тор­же­ст­вен­ных ме­ро­прия­ти­ях.

Уро­же­нец Тан­гань­и­ки, не­боль­шо­го рос­точ­ка, плот­нень­кий, но не тол­стый, очень под­виж­ный, и ум­ней­шие, пыт­ли­вые гла­за. Уди­ви­тель­но умел слу­шать — слов­но впи­ты­вал, вби­рал в се­бя ин­фор­ма­цию. И мно­гое, как го­во­рил Гри­горь­ев, «схва­ты­вал на ле­ту».

Не шиб­ко об­ра­зо­ван­ный, анг­лий­ско­го не знал. Без­ус­лов­но, не­бес­та­лан­ный, стал, по­жа­луй, од­ним из са­мых влия­тель­ных дея­те­лей на Зан­зи­ба­ре. Член Ре­во­лю­ци­он­но­го Со­ве­та, под­пол­ков­ник, Глав­ный по­ли­ти­че­ский ко­мис­сар в ар­мии, воз­глав­лял внут­рен­нюю и по­ли­ти­че­скую раз­вед­ку. Дру­ги­ми сло­ва­ми, Сейф Ба­ка­ри — это «гла­за и уши» выс­ше­го ру­ко­во­дства. При этом в бы­ту был скро­мен, не вы­ка­зы­вал зна­чи­мость соб­ст­вен­ной пер­со­ны. По­ла­гаю, что на­ши не­мец­кие дру­зья, от­ве­чав­шие за ра­бо­ту с ме­ст­ны­ми че­ки­ста­ми, на­шли в нем хо­ро­ше­го и очень спо­соб­но­го уче­ни­ка.

Ко­гда Ба­ка­ри по­се­щал Чу­к­ва­ни, я за­ме­чал, что со­про­во­ж­дав­шие его вы­со­кие во­ен­ные чи­ны про­яв­ля­ли к не­му яв­ное поч­те­ние. Да­же те, кто стар­ше его по воз­рас­ту (а не на­обо­рот, как мож­но бы­ло бы ожи­дать, ибо в тра­ди­ци­ях аф­ри­кан­цев, у них в кро­ви про­яв­ле­ние под­черк­ну­то­го ува­же­ния к стар­шим). Не ска­жу, что за­ис­ки­ва­ли, но кое-кто по­смат­ри­ва­ли на не­го с не­ко­то­рым опа­се­ни­ем, слов­но чув­ст­во­ва­ли, что «о них» он, Ба­ка­ри, зна­ет то, че­го им бы не хо­те­лось, что­бы тот знал. Та­кое ощу­ще­ние не по­ки­да­ло ме­ня, ко­гда ви­дел, как эти во­ен­ные об­ща­лись с Сей­фом Ба­ка­ри. И не толь­ко во­ен­ные, но и мно­гие вы­со­ко­по­став­лен­ные пра­ви­тель­ст­вен­ные чи­нов­ни­ки.

В мар­те 1966 го­да Сейф Ба­ка­ри во гла­ве зан­зи­бар­ской пар­тий­ной де­ле­га­ции при­сут­ст­во­вал в чис­ле ино­стран­ных гос­тей на XXIII съез­де КПСС. По воз­вра­ще­нии он при­нял при­гла­ше­ние Гри­горь­е­ва — по­де­лить­ся впе­чат­ле­ния­ми от по­езд­ки в Мо­ск­ву. Вик­тор Ми­хай­ло­вич го­во­рил, что до этой по­езд­ки не раз про­сил Сей­фа Ба­ка­ри вы­сту­пить пе­ред со­вет­ски­ми во­ен­ны­ми спе­циа­ли­ста­ми и рас­ска­зать о ян­вар­ских со­бы­ти­ях 1964 го­да, од­на­ко он под раз­ны­ми пред­ло­га­ми от­ка­зы­вал­ся и во­об­ще от­но­сил­ся к на­шим во­ен­ным до­воль­но сдер­жан­но, как, впро­чем, и к ки­тай­ским.

Встре­ча про­шла в Ген­кон­суль­ст­ве — на треть­ем эта­же, там, где Гри­горь­ев про­во­дил еже­не­дель­ные «ле­туч­ки» на­шей груп­пы во­ен­ных со­вет­ни­ков. Сейф Ба­ка­ри при­шел один, го­во­рил не­гром­ко, раз­ме­рен­но — бы­ло вид­но, что не ора­тор. Пе­ре­во­дил Во­ло­дя Ов­чин­ни­ков.

Не вспом­нить, ко­неч­но же, всё то, о чем он го­во­рил. Но за­пом­нил­ся его рас­сказ о под­го­тов­ке ре­во­лю­ции, о ее уча­ст­ни­ках, о том, кто и как ре­шал те или иные за­да­чи. Как мне по­ка­за­лось, он был от­кро­ве­нен, на­зы­вая по­имен­но сво­их со­рат­ни­ков — глав­ных «фи­гу­ран­тов» это­го ис­то­ри­че­ско­го для Зан­зи­ба­ра со­бы­тия.

Ба­ка­ри с яв­ным пре­неб­ре­же­ни­ем вы­ска­зы­вал­ся о по­след­нем из сул­та­нов — Сей­и­де Джам­ши­де бин Аб­дул­ле — и его ми­ни­ст­рах. А ли­де­ров пар­тий — мно­го­лет­них по­ли­ти­че­ских оп­по­нен­тов АШП — Али Мух­си­на (На­цио­на­ли­сти­че­ская пар­тия Зан­зи­ба­ра) и Мо­хам­ме­да Шам­те (На­род­ная пар­тия Зан­зи­ба­ра и Пем­бы) — на­зы­вал про­сто: «maadui wa Waafrika» (су­ах. — «вра­ги аф­ри­кан­цев»), хо­тя по­след­ний, М. Шам­те, — один из ос­но­ва­те­лей «Сою­за Аф­ро-Ши­ра­зи», пред­ше­ст­вен­ни­ка пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи. «Дос­та­лось» от Сей­фа Ба­ка­ри и чи­нов­ни­кам бри­тан­ской ад­ми­ни­ст­ра­ции — они то­же бы­ли «maadui» или «mabepari» («ка­пи­та­ли­сты»)…

Вы­сту­п­ле­ние Ба­ка­ри дли­лось бо­льше ча­са. Охот­но от­ве­чая на во­про­сы, он осо­бо от­ме­чал роль АШП, ее пред­се­да­те­ля Ка­ру­ме в ус­пе­хе ре­во­лю­ции

Слу­шая это, у ме­ня не­воль­но воз­ни­ка­ла мысль: а стал бы он — «уши и гла­за» но­во­го ре­жи­ма на Зан­зи­ба­ре — так го­во­рить, не по­бы­вав в Мо­ск­ве, на съез­де КПСС? На ко­то­ром сла­во­сло­ви­ли Л.И.Бреж­не­ва, как пре­ж­де и Н.С.Хру­ще­ва (не го­во­ря о Ста­ли­не).

О сво­ем лич­ном уча­стии в ян­вар­ских со­бы­ти­ях 1964 го­да он не ска­зал ни сло­ва. Как и ни сло­вом не об­мол­вил­ся о Джо­не Окел­ло — ко­ман­ди­ре бое­вых от­ря­дов пов­стан­цев, од­ном из глав­ных дей­ст­вую­щих лиц в ре­во­лю­ции. О нем «шу­ме­ла» за­пад­ная прес­са в пер­вые ме­ся­цы 1964 го­да, да и со­вет­ские га­зе­ты то­го вре­ме­ни ци­ти­ро­ва­ли его рез­кие «ан­ти­им­пе­риа­ли­сти­че­ские» за­яв­ле­ния.

Джон Окел­ло — «фельд­мар­шал», как он сам се­бя на­звал, — был из­гнан из Зан­зи­ба­ра в мар­те 1964 го­да, и с той по­ры на упо­ми­на­ние его име­ни на ост­ро­вах бы­ло на­ло­же­но та­бу. Сейф Ба­ка­ри та­бу не на­ру­шил. (Дж. Окел­ло — ин­те­рес­ная, ин­три­гую­щая фи­гу­ра в ис­то­рии Зан­зи­ба­ра кон­ца 1950-х — се­ре­ди­ны 1960-х го­дов. Я на­пи­сал эс­се о нем (как и о пре­зи­ден­те Ка­ру­ме, и об А.М.Ба­бу) в кни­ге «Ис­то­рия Аф­ри­ки в био­гра­фи­ях».)

По­сле по­езд­ки в СССР Сейф Ба­ка­ри «…к нам, со­вет­ским, по­доб­рел, — го­во­рил Гри­горь­ев. — Его хо­ро­шо при­ня­ли и по­ка­за­ли мно­гое. И со­труд­ни­че­ст­во по­ти­хонь­ку ста­ло раз­ви­вать­ся».

За­пи­си, ко­то­рые то­гда сде­лал, очень при­го­ди­лись мне позд­нее — уже в на­уч­ной ра­бо­те. При­чем, про­ве­ряя и пе­ре­про­ве­ряя мно­гое из то­го, о чем по­ве­дал С. Ба­ка­ри, убе­ж­дал­ся: при­ве­ден­ные им фак­ты бы­ли прав­ди­вы­ми.

Раз­мыш­ле­ния пе­ре­во­дчи­ка

На Зан­зи­ба­ре за­ду­мы­вал­ся: кем быть по­сле Ин­сти­ту­та? Со­ве­то­вал­ся с Во­ло­дей, но глав­ным об­ра­зом — с от­цом. И пи­сал ему:

28 но­яб­ря 1965 г. — …По­че­му скло­ня­юсь к ра­бо­те в агент­ст­ве и ас­пи­ран­ту­ре за­оч­ной.

1) Ра­бо­тая в агент­ст­ве, пред­ста­вит­ся воз­мож­ность, оче­вид­но, че­рез 1,5—2 го­да, но­вой по­езд­ки в Вост. Аф­ри­ку в со­вер­шен­но дру­гом ка­че­ст­ве. Агент­ст­ву ну­жен свой суа­хи­лист, а за 1,5—2 го­да мож­но по­ка­зать, да и про­ве­рить се­бя как жур­на­ли­ста..

2) Со мно­ги­ми раз­го­ва­ри­вал еще в Мо­ск­ве, да и здесь. И все в один го­лос за­яв­ля­ют, что днев­ная ас­пи­ран­ту­ра — это пло­хо, вер­нее, не луч­ший ва­ри­ант. Об этом го­во­ри­ли мне са­ми ас­пи­ран­ты.

Про­шло пять ме­ся­цев. Я сно­ва на­пи­сал от­цу (ос­та­ва­лось еще пол­то­ра ме­ся­ца до воз­вра­ще­ния в Мо­ск­ву):

23 ап­ре­ля 1966 г. — …Все боль­ше скло­ня­юсь к то­му, что по­ка мо­лод, нуж­но ис­поль­зо­вать лю­бую воз­мож­ность (за ис­клю­че­ни­ем, ра­зу­ме­ет­ся, чис­то пе­ре­во­дче­ской), что­бы опять по­бы­вать в стра­не, с тем, что­бы ка­пи­таль­но за­нять­ся изу­че­ни­ем дан­ной стра­ны. Ес­ли взять ны­неш­них на­ших аф­ри­ка­ни­стов, в том чис­ле и имею­щих сте­пе­ни на­ук, то все они, ос­ме­люсь ска­зать, за­ра­бо­та­ли их в биб­лио­те­ках.

Я не знаю ни од­но­го ас­пи­ран­та, ко­то­ро­му вы­па­ла бы воз­мож­ность по­ра­бо­тать хо­тя бы пол­го­да в той стра­не, ко­то­рую он изу­ча­ет. И еще од­но об­стоя­тель­ст­во — ас­пи­ран­тов во­об­ще за гра­ни­цу не по­сы­ла­ют. Это не вхо­дит, так ска­зать, в план учеб­но­го про­цес­са.

Этим во­все не хо­чу скзать, что со­би­ра­юсь на­все­гда ос­тать­ся чи­нов­ни­ком то­го или ино­го уч­ре­ж­де­ния. Со­всем нет. Од­на­ко счи­таю, что по­бы­вав два-три го­да в стра­не на по­лу­чи­нов­ничь­ей-по­лу­твор­че­ской ра­бо­те, поль­зы бу­дет боль­ше, чем ес­ли бы учил­ся три го­да в ас­пи­ран­ту­ре, оч­ной, на­пи­сав при этом, или нет, кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию.

…Жур­на­ли­ст­ская ра­бо­та ка­жет­ся наи­бо­лее пер­спек­тив­ной, в смыс­ле сво­бод­но­го об­ще­ния с раз­ны­ми слоя­ми ме­ст­но­го об­ще­ст­ва. Ведь корр. ТАСС здесь — ос­нов­ной ис­точ­ник ин­фор­ма­ции не толь­ко для сво­его агент­ст­ва, но и для кон­суль­ст­ва…

Вме­сто за­клю­че­ния

16 де­каб­ря 1965 г. — …Вче­ра не­ос­то­рож­но ска­зал: «Зна­ешь, Вов­ка, про­шло 6 ме­ся­цев, а мне ка­жет­ся, как буд­то один длин­ный день про­шел». Так он так за­вел­ся, так по­из­мы­вал­ся на­до мной, да еще с шу­точ­ка­ми-при­бау­точ­ка­ми: «Ни фи­га се­бе, — го­во­рит, — „один“ день про­шел. Так ты, быть мо­жет, еще шесть ос­тав­ших­ся „дней“ не­де­ли про­жи­вешь тут?»…

12 ап­ре­ля 1966 г. — …Хо­тя ос­та­лось мень­ше 2-х ме­ся­цев до отъ­ез­да, как-то не ве­рит­ся, что мы уе­дем, до то­го все ста­ло при­выч­ным, обы­ден­ным, буд­то жи­вем здесь не год и не два, а все 10 лет…».

* * *

Я уе­хал 10 ию­ня. За не­сколь­ко дней до отъ­ез­да вы­звал ме­ня Вик­тор Ми­хай­ло­вич: «Вы не же­на­ты, по­это­му срок ко­ман­ди­ров­ки — не бо­лее го­да. Но сво­им при­ка­зом мо­гу ос­та­вить вас еще на 3 ме­ся­ца. Хо­ти­те ос­тать­ся? — Нет, не хо­чу», ска­зал я, и объ­яс­нил по­че­му — со­би­рал­ся же­нить­ся. Во­ло­дя, он уже был же­нат, ос­тал­ся на Зан­зи­ба­ре еще на три ме­ся­ца.

…По­ки­дая Зан­зи­бар, на са­мо­ле­те Ан-2, «ку­ку­руз­ни­ке», ле­тел в Дар-эс-Са­лам, где пред­стоя­ла пе­ре­сад­ка на Ил-18, при­быв­ший из Мо­ск­вы спец­рей­сом. По­нял это на аэ­ро­дро­ме: Ил сто­ял в сто­ро­не от пас­са­жир­ских са­мо­ле­тов, а воз­ле не­го воо­ру­жен­ная ох­ра­на — три-че­ты­ре тан­за­ний­ских сол­да­та с вин­тов­ка­ми че­рез пле­чо. Ви­ди­мо, наш са­мо­лет дос­та­вил груз во­ен­но-тех­ни­че­ско­го ха­рак­те­ра — в те го­ды в кон­ти­нен­таль­ной час­ти Тан­за­нии ра­бо­та­ли со­вет­ские во­ен­ные вер­то­лет­чи­ки.

В по­ле­те ка­пи­тан Ан-2 при­гла­сил ме­ня в ка­би­ну — по­лю­бо­вать­ся свер­ху на изум­руд­ную зе­лень, по­кры­ваю­щую Зан­зи­бар и ост­ров­ки во­круг не­го, на фо­не би­рю­зо­вой мор­ской во­ды с бе­лы­ми «ба­раш­ка­ми» от лег­кой вол­ны. «Как знать, — по­ду­ма­лось, — вер­нусь ли сю­да еще?».

Раз­го­во­ри­лись. От лет­чи­ков уз­нал, что этот Ан-2 — по­да­рок на­шей стра­ны пре­зи­ден­ту Зан­зи­ба­ра, ко­то­рый был пе­ре­дан ему в на­ча­ле ян­ва­ря 1965 го­да — на­ка­ну­не 1-й го­дов­щи­ны ре­во­лю­ции. А вот даль­ше…

Они рас­ска­за­ли, что вме­сто за­пас­но­го шас­си в са­мо­ле­те ока­за­лись… за­пас­ные лы­жи! Для по­сад­ки на сне­гу!!! В это труд­но по­ве­рить, и мож­но толь­ко до­га­ды­вать­ся, по­че­му и как это про­изош­ло, но бы­ло имен­но так!

На аэ­ро­дро­ме в Дар-эс-Са­ла­ме мне за­пом­нил­ся ко­рот­кий раз­го­вор с тан­за­ний­ским сол­да­том, ох­ра­няв­шим Ил-18. Я вы­шел на трап по­ды­шать, спус­тил­ся, по­до­шел к не­му. По­го­во­ри­ли о по­го­де, о том о сём, и вдруг он ска­зал, как от­ре­зал: «Ulitoka Unguja!» («Ведь ты — с Зан­зи­ба­ра!»). Скры­вать мне бы­ло не­че­го — тот, го­дич­ной дав­но­сти «на­каз» Мин­обо­ро­ны: «не го­во­рить на суа­хи­ли с кем бы то ни бы­ло», — ус­та­рел за дав­но­стью, и я от­ве­тил: «Да. А как ты до­га­дал­ся?»

Его от­вет­ную фра­зу не за­быть! Тан­за­ни­ец про­из­нес: «Matamshi yako laini!» («Твое/у те­бя про­из­но­ше­ние мяг­кое!»). Ус­лы­шав это, по­хва­лил и са­мо­го се­бя — зна­чит, го­до­вая прак­ти­ка в этой стра­не при­нес­ла ог­ром­ную поль­зу, уда­лось пре­ус­петь и в фо­не­ти­ке; ка­за­лось, что стал на­стоя­щим «зан­зи­бар­цем», поч­ти…

…В Мо­ск­ву вер­нул­ся 13 ию­ня, по­лу­чив в окон­ча­тель­ный рас­чет 5 анг­лий­ских фун­тов од­ной ку­пю­рой и 34 дол­ла­ра раз­но­го дос­то­ин­ст­ва. По­че­му пом­ню? Да по­то­му, что впер­вые дер­жал в ру­ках за­ра­бо­тан­ную «ка­пи­та­ли­сти­че­скую» ва­лю­ту!

Моя тру­до­вая книж­ка и на­чи­на­ет­ся с за­пи­си о ко­ман­ди­ров­ке на Зан­зи­бар…

ПАМЯТИ ВОЛОДИ ОВЧИННИКОВА (1942—2018)

Зан­зи­бар (из мо­их пи­сем Ок­са­не):

22 сен­тяб­ря 1965 г. — …Стро­чу сей­час пись­мо, а Во­ва вдруг сме­ет­ся, и сме­ет­ся до сих пор, ме­ша­ет пи­сать. Вот ка­кая идея при­шла е­му в го­ло­ву: «Ле­жу я, смот­рю на те­бя и пе­ре­до мной про­нес­лись ТРИ пла­на пи­сем к тво­ей воз­люб­лен­ной, го­луб­ке не­на­гляд­ной (ну, ты зна­ешь, ка­кие у не­го спо­соб­но­сти на этом по­при­ще).

Он бол­та­ет и бол­та­ет, жаль, что нет маг­ни­то­фо­на, черт по­бе­ри. Ска­зал ему: «Ну, по­го­во­ри, мо­жет, еще что рас­ска­жешь». А он от­ве­ча­ет:

«Эти три пись­ма про­ле­те­ли у ме­ня не кста­ти (здесь и да­лее под­черк­ну­то Во­ло­дей. — О.Т.). А по­здрав­ляю её от ду­ши, но не кста­ти. Же­лаю ус­пе­хов в жиз­ни ис­крен­не, а не кста­ти. А кста­ти, ду­маю, что по­лу­чу её пись­ма, и, кста­ти, на­де­юсь их по­лу­чить. И ес­ли, кста­ти, она при­сы­ла­ет при­ве­ты и по­здрав­ле­ния „кста­ти“, то, кста­ти, эти „кста­ти“ мне не кста­ти. А в день по­лу­че­ния это­го пись­ма ис­крен­не же­лаю её доб­рой но­чи и при­ят­ных сно­ви­де­ний».

Это его до­под­лин­ные сло­ва. Был бы маг­ни­то­фон, ре­зуль­тат был бы тот же.

Ещё он ска­зал, у не­го от­то­го под­ня­лось на­строе­ние, что его кто-то (вер­нее, что-то) уку­си­ло. Это «что-то» — чер­ное, боль­шое и с крыль­я­ми. По-здеш­не­му, име­ну­ет­ся «uvi», что оз­на­ча­ет «оса», но го­раз­до боль­ше на­ших ос по раз­ме­рам.

…Свет го­рит, а Вов­ка спит. У не­го та­кая хо­ро­шая при­выч­ка, ко­то­рой за­ви­дую. Ес­ли бы ты за­шла к нам в ком­на­ту, ужас­ну­лась бы. На кро­ва­ти 8 (!) сло­ва­рей, и все рав­но од­но­го не хва­та­ет, вни­зу — га­зе­ты, кни­ги, оч­ки, тет­ра­ди…

4 но­яб­ря. — …Во­ва «фи­ни­ши­ро­вал». Его пись­мо те­бе, ка­жет­ся, чу-уть-чуть за­ста­вит моз­ги буг­рить­ся. Он да­ет те­бе пар­тий­ное за­да­ние:

«Лю­бить на всю жизнь, и лю­бить то­го, ко­го ду­ша по­же­ла­ет, но толь­ко не по-Кар­ме­нов­ски, а по-Тать­я­нов­ски, но не по-Оне­ги­нов­ски, по­то­му что мой друг лю­бит по-Тать­я­нов­ски. А ес­ли она (т.е. ты) бу­дешь лю­бить по-Кар­ме­нов­ски, то он (т.е. я) бу­дет лю­бить по-Дан­те­сов­ски».

Это — с его слов, бу­к­валь­но.

7 но­яб­ря. — …Вче­ра ве­че­ром на вил­ле кон­су­ла был при­ем в честь Ок­тяб­ря. Со­бра­лось мно­го на­ро­ду. Сто­лы — бо­га­тые. Бы­ла и «Сто­лич­ная»! Прав­да, я тяп­нул толь­ко од­ну сто­поч­ку, боль­ше не дос­та­лось. А чем, ду­ма­ешь, Во­ва за­ни­мал­ся? Пе­ре­во­дил за сто­лом же­не пре­зи­ден­та! И во­об­ще, за по­след­нее вре­мя он стал «спе­циа­ли­стом» по «жен­ской час­ти», пре­по­да­ет рус­ский язык од­ной знат­ной зан­зи­бар­ке.

На не­го бы­ло жал­ко смот­реть! Он, бед­няж­ка, не мог при­тро­нуть­ся к спирт­но­му, по­то­му что за его сто­лом си­де­ли не­пью­щие…

Да, под­за­был. Во­ва рас­ска­зы­вал с ув­ле­че­ни­ем, как он во­дил мо­то­цикл 2 го­да на­зад в Мо­ск­ве. А по­том ска­зал, что нуж­но боль­ше друг с дру­гом раз­го­ва­ри­вать о жиз­ни (не о жис­ти)…

29 но­яб­ря. — …Во­ва шу­тит, мол, Тол­сто­го за­ткнул я за по­яс свои­ми пись­ма­ми…

Из пись­ма Ок­са­не от Во­ло­ди:

«Аф­ри­ка, Тро­пи­ки. 28 но­яб­ря 1965 го­да.

Идут на­мед­нись про­лив­ные до­ж­ди.

Все жар­че па­лит солн­це,

А серд­це кра­са­ви­цы лю­бит (О.И.)

всё креп­че.

Го­ло­ва у мое­го дру­га отя­же­ле­ла от идеи пре­ве­ли­кой: не­сколь­ко ме­ся­цев на­зад он, по доб­ро­те сво­ей ду­шев­ной и пи­са­тель­ско­му да­ру, за­ткнул за по­яс, по­чи­тай, са­мо­го Льва Ни­ко­лае­ви­ча Тол­сто­го, и те­перь го­во­рит (ко­неч­но, это ме­ж­ду на­ми), что со­би­ра­ет­ся сте­реть в по­ро­шок Баль­за­ка, из­вест­но­го в ми­ре сво­ей пло­до­ви­то­стью. То, что Баль­зак пло­до­вит, — ты зна­ешь и без ме­ня, а то, что О.И. то­же, — по­лу­чая его ро­ма­ны-пись­ма. Ты не осоз­на­ешь ти­та­ни­че­ско­го тру­да… и яр­ко­го твор­че­ст­ва мое­го дру­га Оле­га бин Ива­на».

…Це­лый год мы с ним спа­ли в од­ной ком­на­те на од­ной ши­ро­чен­ной кро­ва­ти под «бал­да­хи­ном» — мос­кит­ной сет­кой. Вме­сте ра­бо­та­ли и от­ды­ха­ли (он иг­ра­ет на ги­та­ре, прав­да, иг­рал не­важ­но, а я под­пе­ваю), вме­сте хо­ди­ли в ар­хив…

Иро­ни­зи­ро­вал, под­шу­чи­вал на­до мной с хит­ре­цой в гла­зах («мно­го ты пи­шешь не­вес­те сво­ей, не­на­гляд­ной» — это его сло­ва! Он ви­дел Ок­са­ну на аэ­ро­дро­ме в Ше­ре­меть­е­во, ко­гда мы уле­та­ли на Зан­зи­бар), и сме­ял­ся за­ра­зи­тель­но. Дня­ми не раз­го­ва­ри­ва­ли, бы­­в­ало и та­кое…

Во­ло­дя скон­чал­ся, вне­зап­но, в ию­ле 2018 го­да, а ме­сяц на­зад ему ис­пол­ни­лось 76: од­но­год­ки мы с ним.

…1960 год, пер­вая груп­па суа­хи­ли в ИВЯ при МГУ, в ней трое — «ка­де­ты»: окон­чи­ли Су­во­ров­ское учи­ли­ще в Ле­нин­гра­де. Это — Во­ло­дя Ма­ка­рен­ко, Бо­рис Пиль­ни­ков и… Ов­чан, так мы его на­зы­ва­ли.

Как он по­пал ту­да? Его отец по­гиб на вой­не, ма­ма умер­ла, ко­гда ему бы­ло 9 лет. И свод­ный брат, че­ло­век во­ен­ный, оп­ре­де­лил си­ро­ту в Су­во­ров­ское учи­ли­ще. Обо всем этом уз­нал не­дав­но, по­сле его кон­чи­ны (раз­ве ин­те­ре­су­ешь­ся «кто есть кто, и от­ку­да», ко­гда и ты, и он — юн­цы мо­ло­дые?).

…Чуть ли не с пер­во­го кур­са в ИВЯ он в шут­ку на­зы­вал ме­ня «Тер­те­рян», до­бав­ляя на фран­цуз­ский ма­нер — «… дю Та­ра­скон» (при­мер­но так), хо­тя фран­цуз­ско­го не знал, как и я. По­че­му? Мо­жет, на­смот­рел­ся «Трех муш­ке­те­ров», и по­лу­чи­лось: «Д’Артаньян — Тер­те­рян»? Дру­гих объ­яс­не­ний не на­хо­жу. Его я не спра­ши­вал. Но, при­зна­юсь, ме­ня это не раз­дра­жа­ло. Не то, что в шко­ле: в пер­вом клас­се «те­те­рей» об­зы­ва­ли — на­вер­ное, ко­му-то за­пом­ни­лось: «…мы ра­зи­ню и те­те­рю, мы не пус­тим на по­рог!» Прав­да, не­дол­го…

Ра­бо­тая на Зан­зи­ба­ре, за­ме­тил его не­обы­чай­ную тя­гу к суа­хи­ли. Он ис­кал и на­хо­дил (бла­го­да­ря еже­днев­но­му об­ще­нию с не­мно­ги­ми, но об­ра­зо­ван­ны­ми во­ен­ны­ми чи­на­ми ар­мии Зан­зи­ба­ра, та­ки­ми как Али Мах­фуд, на­чаль­ник Ген­шта­ба) араб­ские кор­ни в суа­хи­лий­ских сло­вах. К то­му вре­ме­ни, ко­гда мы при­сту­пи­ли к изу­че­нию это­го язы­ка, то есть поч­ти 60 лет на­зад, 35—38 про­цен­тов сло­вар­но­го за­па­са суа­хи­ли, от­ме­ча­лось в спра­воч­ных из­да­ни­ях, име­ли араб­ское про­ис­хо­ж­де­ние.

Не раз бы­ва­ло так. …Вре­мя позд­нее, в ком­на­те я один, чем-то за­ни­ма­юсь или уже со­би­ра­юсь спать, а Вов­ка все еще на ра­бо­те. На­ко­нец, он при­хо­дит. Ус­та­ло­сти — ни­ка­кой, ли­цо ра­до­ст­ное, гла­за свер­ка­ют: «Oлег (с уда­ре­ни­ем на „о“) бин Иван, а зна­ешь, это сло­во (та­кое-то) — не суа­хи­лий­ское! Оно из араб­ско­го! (и про­из­но­сит его). И ещё, по­слу­шай… На­до же!» Та­ки­ми «от­кры­тия­ми» он по­сто­ян­но де­лил­ся со мной…

Суа­хи­ли «со­про­во­ж­дал» его все по­сле­дую­щие го­ды, он про­дол­жал на­ча­тое на Зан­зи­ба­ре де­ло. Как-то зво­нит мне и на­чи­на­ет раз­го­вор на суа­хи­ли: «Sheikh (су­ах. — шейх), mzee (cуах. — ува­жае­мый) Oleg bin Ivan, Ин­тер­нет на суа­хи­ли смот­ришь, чи­та­ешь? — Я го­во­рю, нет, с жур­на­лом дел пол­но. — А жаль. Там мно­го ин­те­рес­но­го, суа­хи­ли раз­ви­ва­ет­ся!»

Очень час­то го­во­ри­ли мы с ним по те­ле­фо­ну ис­клю­чи­тель­но на суа­хи­ли, ини­циа­то­ром, по­нят­но, был Ов­чан. Он го­во­рит-го­во­рит, а ка­кие-то сло­ва, да не­ко­то­рые «сло­во­со­че­та­ния», я не по­ни­маю. Пре­ры­ваю его, пе­ре­хо­жу на рус­ский, и спра­ши­ваю: «А это сло­во/сло­ва, что оз­на­ча­ет/ют? — Как? Ты не зна­ешь? Да ты что?!» — на рус­ском он от­ве­ча­ет, и на суа­хи­ли на­чи­на­ет объ­яс­нять, что, как и от­ку­да… Од­­н­а­ж­ды он ска­зал: «Зна­ешь, суа­хи­ли бо­га­че анг­лий­ско­го язы­ка»! А анг­лий­ский у не­го был хо­ро­ший…

Или та­кой его зво­нок го­да два на­зад:

«Олег! Ва­ти­кан ве­ща­ет на суа­хи­ли, ООН — то­же, о Би-би-си я и не го­во­рю. Ве­ща­ет и Пе­кин, как пре­ж­де (т.е. с 1960 го­да. — О.Т.). А где мы?! Слу­шай, да­вай под­го­то­вим в Гос­ду­му пись­мо от име­ни „ве­те­ра­нов суа­хи­ли“: ты, я, Са­ша Дов­жен­ко, еще кто-то. Я и Са­ша мно­го лет ра­бо­та­ли дик­то­ра­ми суа­хи­ли на Мо­с­ков­ском ра­дио, ты с суа­хи­ли — в че­ты­рех стра­нах Аф­ри­ки… Есть же у нас еще си­лы, что­бы ве­щать на Аф­ри­ку из Мо­ск­вы!..» Ска­зал так­же, что его идею под­дер­жи­ва­ет по­мощ­ник пер­во­го за­мес­ти­те­ля пред­се­да­те­ля Гос­ду­мы: «Он то­же зна­ток суа­хи­ли, и ты его зна­ешь — Сер­гей Ай­ва­зян. Он ра­бо­тал в По­соль­ст­ве СССР в Тан­за­нии…».

Ко­неч­но, я знал и знаю Сер­гея. Со­всем мо­ло­дым в 1979 го­ду прие­хал он в Тан­за­нию ат­та­ше в по­соль­ст­ве, вы­пу­ск­ник МГИМО с суа­хи­ли. По­зво­нил ему, спро­сил о «судь­бе» та­ко­го пись­ма: «Да, — ска­зал Сер­гей За­ве­но­вич. — Мы на­пра­ви­ли его в МИД, от­вет, по су­ти, от­ри­ца­тель­ный, мол, „счи­та­ем не­це­ле­со­об­раз­ным“…».

В кон­це 1960-х — на­ча­ле 1970-х го­дов он пре­по­да­вал суа­хи­ли в Во­ен­ном ин­­ст­ит­у­те ино­стран­ных язы­ков (ВИИЯ).

Су­жу об этом по книж­ке — «Крат­кий рус­ско-суа­хи­ли во­ен­ный сло­варь. Мо­ск­ва, 1969». Она из­дан­а в ти­по­гра­фии ВИИЯ. По­лу­чил её из рук его же­ны Лю­си, ко­гда по­бы­вал на квар­ти­ре Во­ло­ди уже по­сле его кон­чи­ны.

Ав­тор сло­ва­ря — Б.Б.Кар­по­вич (Бо­рис Бо­ри­со­вич, хо­ро­шо знаю его и его стар­ше­го бра­та Ки­рил­ла Бо­ри­со­ви­ча, он при­ез­жал в Кам­па­лу, ко­гда я там ра­бо­тал). В кон­це «Пре­ди­сло­вия» та­кие сло­ва — «Ав­тор вы­ра­жа­ет бла­го­дар­ность за по­мощь в со­став­ле­нии сло­ва­ря пре­по­да­ва­те­лям ВИИЯ к.ф. н. Мя­чи­ной Е.Н. и Ов­чин­ни­ко­ву В.Е.…». Чи­таю ав­то­граф Бо­ри­са — на суа­хи­ли (!), в пе­ре­во­де на рус­ский: «Ува­жае­мый г-н Учи­тель, ко­то­рый по­ло­жил не­ма­ло тру­да и по­та, что­бы эта книж­ка вы­шла. Все­гда бу­ду пом­нить твою по­мощь. Твой уче­ник, 12 но­яб­ря 1969 г.», и под­пись — «Кар­­п­о­ви­ч».

На 120-ти стра­ни­цах это­го сло­ва­ря на­счи­тал при­мер­но 2500 рус­ских слов/сло­во­со­че­та­ний, а пе­ре­ве­ден­ных на суа­хи­ли — и то­го боль­ше, не мень­ше 3 ты­сяч. Что лю­бо­пыт­но, при со­став­ле­нии сло­ва­ря Б. Кар­по­вич ис­поль­зо­вал… «Ма­те­риа­лы во­ен­но­го ла­ге­ря на Зан­зи­ба­ре»! Чи­тай — «ла­ге­ря Чу­к­ва­ни», где мы с Во­ло­дей ра­бо­та­ли!

Как не дос­та­ва­ло нам та­ко­го сло­ва­ря в 1965-1966-м! Но у нас уже бы­ли свои «на­ра­бот­ки» в во­ен­ном суа­хи­ли, и мой то­ва­рищ, уве­рен, пом­нил их и охот­но по­де­лил­ся с Бо­ри­сом Кар­по­ви­чем…

Во­ло­дя чи­тал лек­ции по ис­то­рии Аф­ри­ки в РУДН. До по­след­них дней он пре­по­да­вал суа­хи­ли на ка­фед­ре вос­точ­ных и аф­ри­кан­ских язы­ков Выс­ших кур­сов ино­стран­ных язы­ков МИД РФ, под­го­то­вил для ВКИЯ спе­ци­аль­ное учеб­ное по­со­бие по изу­че­нию это­го язы­ка…

В ХОДЕЙДЕ, ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ

Нам на сме­ну на Зан­зи­бар прие­ха­ли двое, я их уже упо­ми­нал — Са­ша Дов­жен­ко и Бо­ря Пиль­ни­ков, с же­на­ми, и ра­бо­та­ли вплоть до 1970 го­да.

Воз­вра­ще­ние до­мой за­пом­ни­лось дву­мя эпи­зо­да­ми в Хо­дей­де, круп­ном го­ро­де в Се­вер­ном Йе­ме­не. Ду­маю, они мо­гут быть ин­те­рес­ны чи­та­те­лям.

Спец­рей­сом Ил-18 ле­тел по мар­шру­ту Дар-эс-Са­лам — Хо­дей­да — Ка­ир — Одес­са — Мо­ск­ва. В Хо­дей­де, ку­да при­зем­лись днем, пред­стоя­ла но­чев­ка. В те го­ды Мо­ск­ва ока­зы­ва­ла Йе­ме­ну во­ен­но-тех­ни­че­скую по­мощь. В аэ­ро­пор­ту ме­ня встре­тил наш во­ен­ный пе­ре­во­дчик, ко­то­рый ра­бо­тал в Йе­ме­не уже бо­лее го­да. Имя не пом­ню, на­зо­ву его Иго­рем.

С ним подъ­е­ха­ли к ка­кой-то гос­ти­ни­це, в два или три эта­жа. Не­взрач­ная, с об­лу­п­лен­ны­ми сте­на­ми, стек­лян­ные жа­лю­зи на ок­нах (стё­кол в ок­нах, как и на Зан­зи­ба­ре, не бы­ло) толь­ко на­по­ми­на­ли о сво­ем су­ще­ст­во­ва­нии. Я спро­сил: «А нет ли по­лу­чше?» Он в от­вет: «А здесь все та­кие, бы­ва­ют и по­ху­же». Раз­мес­тив ме­ня в но­ме­ре, Игорь ска­зал, что зай­дет че­рез час. Пред­ло­жил со­вер­шить про­гул­ку по го­ро­ду. Ра­зу­ме­ет­ся, я со­гла­сил­ся.

В но­ме­ре кон­ди­цио­не­ра не бы­ло, влаж­ная ду­хо­та уг­не­та­ла, не по­мо­гал и по­то­лоч­ный вен­ти­ля­тор. Во­да в ду­ше бы­ла ес­ли не го­ря­чей, то очень те­п­лой. А впе­ре­ди — ночь, уда­ст­ся ли по­спать? На Зан­зи­ба­ре сон был нор­маль­ный, там бы­ло по­лег­че.

Пе­ред экс­кур­си­ей я об­ла­чил­ся, на свою бе­ду, в тон­кую ней­ло­но­вую бе­лую со­роч­ку. О чем и по­жа­лел, ед­ва вый­дя с Иго­рем из гос­ти­ни­цы.

Солн­це па­ли­ло не­щад­но, жа­ра не­имо­вер­ная — на Зан­зи­ба­ре, по срав­не­нию с Хо­дей­дой, бы­ло про­сто те­п­ло. А о влаж­но­сти, к ко­то­рой вро­де бы уже при­вык, и го­во­рить не­че­го — на Зан­зи­ба­ре бы­ло про­сто су­хо! Моя ру­баш­ка мо­мен­таль­но ста­ла мок­рой. От те­п­ло­во­го уда­ра спа­са­ла бе­лая ке­поч­ка, а гла­за от солн­ца — тем­ные оч­ки.

На ули­це, по ко­то­рой шли, бы­ло очень мно­го­люд­но и ожив­лен­но, ту­да-сю­да сно­ва­ли ви­дав­шие ви­ды лег­ко­вуш­ки, мик­ро­ав­то­бу­сы, гру­зо­вич­ки, трех­ко­лес­ные мо­пе­ды с ба­гаж­ни­ка­ми, по­па­да­лись и ве­ло­си­пе­ди­сты. Тес­но­ту на про­ез­жей час­ти до­бав­лял гу­же­вой транс­порт — по­воз­ки, гру­жен­ные раз­ны­ми то­ва­ра­ми, фрук­та­ми и ово­ща­ми, или с ка­ким-то скар­бом. Кто-то та­щил их за ог­лоб­ли, а кто-то по­го­нял ос­ли­ков пе­ред ни­ми… В об­щем, «жизнь би­ла клю­чом».

И вдруг не­вда­ле­ке от нас раз­дал­ся оди­ноч­ный ру­жей­ный вы­стрел, за ним дру­гой, тре­тий, и на­ча­лась на­стоя­щая паль­ба. Здесь, в да­ле­кой Хо­дей­де, я вновь ока­зал­ся в Чу­к­ва­ни, на бое­вых стрель­бах!

Ог­ля­нул­ся во­круг — ни­ка­кой па­ни­ки или стра­ха, все и ка­ж­дый в от­дель­но­сти про­дол­жа­ли за­ни­мать­ся свои­ми де­ла­ми, как буд­то ни­кто ни­че­го не слы­шал, не ви­дел, а всё про­ис­хо­дя­щее не име­ло ров­но ни­ка­ко­го зна­че­ния. А паль­ба как на­ча­лась, так и за­кон­чи­лась — вне­зап­но!

По­смот­рел на Иго­ря — он как шел, так и про­дол­жал спо­кой­но ид­ти. Ни­че­го не по­ни­мая, спро­сил: «Что это бы­ло?». В от­вет ус­лы­шал: «Мы тут к это­му при­вык­ли. Не об­ра­щай вни­ма­ния…».

И вот его рас­сказ (ко­неч­но же, не в до­слов­ном из­ло­же­нии): «Здесь это не ред­кость. Так йе­мен­цы — муж­чи­ны вы­ра­жа­ют свой вос­торг, ес­ли уви­дят или по­встре­ча­ют кра­си­вую жен­щи­ну, от ко­то­рой глаз не ото­рвать. Кто-то паль­нет в воз­дух, за ним — дру­гой, ну и… Ты сам слы­шал, по­здрав­ляю!»

Игорь по­со­ве­то­вал при­смот­реть­ся к про­хо­жим. Тут-то я и уви­дел, что мно­гие муж­чи­ны — мо­ло­дые и по­стар­ше, а то и ста­ри­ки, поч­ти все — «при ору­жии». У ко­го ста­рень­кая вин­тов­ка-од­но­ствол­ка че­рез пле­чо; у ко­го-то пис­то­лет в по­тер­той ко­жа­ной ко­бу­ре на бо­ку; у мно­гих — кин­жа­лы за поя­сом в нож­нах, пря­мые, но ча­ще «араб­ские»… И я стал с еще боль­шим лю­бо­пыт­ст­вом по­смат­ри­вать по сто­ро­нам — а вдруг и нам по­встре­ча­ет­ся кра­са­ви­ца. Увы… Сре­ди про­хо­жих жен­щи­ны (или де­вуш­ки) бы­ли, но все они — в чад­рах, не раз­гля­дишь. Не пом­ню, спра­ши­вал ли у Иго­ря о «ве­зе­нии» тех, кто толь­ко что уст­ро­ил са­лют в честь пре­крас­ной жен­щи­ны…

И дру­гой эпи­зод. Воз­вра­ща­ясь с Иго­рем c про­гул­ки, за­хо­ди­ли в ка­кие-то ма­га­зи­ны и лав­ки. Лю­бо­пыт­ст­ва ра­ди, я ни­че­го не со­би­рал­ся по­ку­пать. Их бы­ло мно­го — мы шли по тор­го­вой ули­це, ска­зал мне Игорь. И уже пе­ред са­мой гос­ти­ни­цей за­шли в од­ну из лав­чо­нок. По­здо­ро­ва­лись с про­дав­цом. Он сто­ял за при­лав­ком и слу­шал араб­ские ме­ло­дии, до­но­сив­шие­ся из тран­зи­стор­но­го при­ем­ни­ка. Не­мо­ло­дой, в тра­ди­ци­он­ной джа­ла­бе йе­ме­нец, с тю­бе­тей­кой-ша­поч­кой с араб­ской вя­зью на го­ло­ве, об­ра­до­вал­ся на­ше­му по­яв­ле­нию и ока­зал­ся очень раз­го­вор­чи­вым.

Ка­ким-то об­ра­зом он сра­зу до­га­дал­ся, что мы рус­ские, про­из­нес не­сколь­ко слов (ка­кие — не пом­ню) по-рус­ски, в от­вет ему Игорь ска­зал что-то по-араб­ски. По ре­ак­ции про­дав­ца по­нял, что они зна­ко­мы — ско­рее все­го, Игорь, один или в ком­па­нии с со­вет­ски­ми во­ен­спе­ца­ми, бы­вал здесь.

По­ка они раз­го­ва­ри­ва­ли, я по­до­шел к при­лав­ку. Под стек­лом лю­ми­нес­цент­ная труб­ка ос­ве­ща­ла вся­кую ме­лочь шир­пот­ре­ба, уже и не вспом­нить. А по цен­тру пря­мо на ме­ня «смот­ре­ли» ка­кие-то плот­ные, как по­ка­за­лось, пер­чат­ки — слег­ка пыль­ные, из тем­но-крас­ной ко­жи, с тем­ны­ми же, ко­рич­не­ва­ты­ми, в об­щем, поч­ти в тон цве­та пер­ча­ток ме­тал­ли­че­ски­ми риф­ле­ны­ми кноп­ка­ми-за­клеп­ка­ми на за­пя­стье, с за­мы­сло­ва­ты­ми, не­бро­ски­ми стро­че­ны­ми узо­ра­ми…

Мне ста­ло ин­те­рес­но, я по­до­звал про­дав­ца. Он ми­гом по­до­шел, на­чал объ­яс­нять, ка­кой у не­го то­вар и от­ку­да, что и по­чем, все вре­мя по­вто­рял — «это от­дам по­де­шев­ле, и это то­же…», го­во­ря при этом «дис­конт» (имен­но так, а не по-пра­виль­но­му «дис­ка­унт» — «discount»). Он яв­но ув­лек­ся, рек­ла­ми­руя свои то­ва­ры, и очень бы­ст­ро го­во­рил по-анг­лий­ски. При­шлось его ос­та­но­вить.

Про­да­вец по­ка­зал мне пер­чат­ки. Ед­ва при­тро­нув­шись, я ска­зал се­бе: бе­ру — ка­че­ст­во вы­дел­ки ко­жи бро­си­лось в гла­за. И ска­зал «тем бо­лее бе­ру!», за­гля­нув «внутрь». Вы не по­ве­ри­те — они бы­ли на ме­ху! По­ду­мал: от­ку­да они здесь, в та­кой жа­ре, где и сне­га-то ни­ко­гда ни­кто не ви­дел? И для ко­го?..

* * *

Здесь я не прав. То­гда не знал, что не­дав­но, в 1962 го­ду, в этих кра­ях вы­па­дал снег — при­род­ное яв­ле­ние, ко­то­рое на­по­ми­на­ет в Йе­ме­не о се­бе раз в 60 лет! Об этом рас­ска­зал То­ля Ива­нов, ра­бо­тав­ший пе­ре­во­дчи­ком анг­лий­ско­го в Егип­те в 1960—1964 го­дах, в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях на од­ной из стра­ниц на­шей с ним кни­ги «В Егип­те и на Зан­зи­ба­ре…». Про­чи­тав стро­ки Ана­то­лия Ни­ко­лае­ви­ча о сне­ге, вы­пав­шем в Йе­ме­не в том го­ду еще в его ру­ко­пи­си, вдруг по­ду­мал, ко­гда пи­сал свою часть «ме­муа­ров»: «Не­у­жто в ожи­да­нии сне­го­па­да йе­мен­цы за­ку­па­ли пер­чат­ки, а «ге­рой» мое­го эпи­зо­да ка­ким-то об­ра­зом «за­ле­жал­ся» в той са­мой лав­ке в Хо­дей­де?».

* * *

…Не мень­шее удив­ле­ние вы­звал «фир­мен­ный» лейбл на кноп­ках пер­ча­ток — «British make»! Ни­ко­гда та­ко­го не ви­дел. На Зан­зи­ба­ре по­па­да­лись то­ва­ры с над­пи­ся­ми «Made in Britain» или «Made in Hong Kong». Но ни­как не «…make»!

По­ка ме­рил пер­чат­ки — а они мне по­до­шли: раз­мер 9 1/2, как и бы­ло ука­за­но на них, — ру­ки тут же вспо­те­ли, и при­шлось их снять. Но не по­ки­дал во­прос: от­ку­да они? Спро­сил у Иго­ря, по­па­да­лись ли ему та­кие пер­чат­ки еще где-ни­будь, мо­жет, кто из со­вет­ских во­ен­ных спе­циа­ли­стов ви­дел их и по­ку­пал. От­вет был от­ри­ца­тель­ный, хо­тя он до­ба­вил, что «на Вос­то­ке все мо­жет быть…». (Как тут не вспом­нить кры­ла­тое — «Вос­ток — де­ло тон­кое…»! ) А про­да­вец вспо­ми­нал-вспо­ми­нал, но так и не вспом­нил. На­ко­нец ска­зал, что по­лу­чил их, на­вер­ное, с ка­кой-то пар­ти­ей то­ва­ра из Лон­до­на, в ко­то­рую, по его сло­вам, «эта един­ст­вен­ная па­ра и по­па­ла, слу­чай­но».

С ним я дол­го не тор­го­вал­ся, он сде­лал мне обе­щан­ный «дис­конт». А на про­ща­ние про­да­вец ска­зал, что те­перь всем сво­им по­ку­па­те­лям бу­дет рас­ска­зы­вать: у не­го ку­пил ме­хо­вые пер­чат­ки не абы кто, а рус­ский! И до­ба­вил, ра­ду­ясь уда­че (про­дал-та­ки за­ле­жа­лый то­вар), что в но­вой пар­тии обя­за­тель­но бу­дут две — три па­ры та­ких пер­ча­ток. До­воль­ные друг дру­гом, мы по­про­ща­лись.

Этот эпи­зод за­пом­нил­ся не толь­ко по­то­му, что это бы­ла моя един­ст­вен­ная по­куп­ка в Йе­ме­не. Пер­чат­ки на ме­ху, ко­то­рые в те вре­ме­на бы­ло не дос­тать в Мо­ск­ве, «слу­жи­ли» мне дол­го-дол­го — ока­за­лись ка­че­ст­вен­ны­ми, ви­ди­мо, и вправ­ду бы­ли «British make», — по­ка не по­те­рял од­ну из них. Об этих пер­чат­ках, их «про­ис­хо­ж­де­нии» час­то рас­ска­зы­вал друзь­ям…

ВОЗВРАТИВШИСЬ В МОСКВУ

Со­труд­ни­че­ст­во мое с КМО СССР пе­ре­во­дчи­ком суа­хи­ли про­дол­жа­лось и по­сле воз­вра­ще­ния из Зан­зи­ба­ра. По­бы­вал с та­за­ний­ски­ми мо­ло­деж­ны­ми де­ле­га­ция­ми во мно­гих го­ро­дах. В ча­ст­но­сти, в 1967 го­ду в Таш­кен­те, вско­ре по­сле страш­но­го зем­ле­тря­се­ния 1966 го­да. Соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми ви­дел раз­ру­шен­ные «Че­ре­муш­ки» в сто­ли­це Уз­бе­ки­ста­на (по при­ме­ру Мо­ск­вы, так на­зы­ва­ли по­доб­ные квар­та­лы но­вых жи­лых до­мов по­всю­ду по стра­не). Не­од­но­крат­но — в Кие­ве и Ле­нин­гра­де, в Мин­ске и Ки­ши­не­ве…

Про­грам­мы пре­бы­ва­ния гос­тей го­то­ви­лись тща­тель­но как в Мо­ск­ве, так и на мес­тах. Пре­ду­смат­ри­ва­лось по­се­ще­ние раз­лич­ных пред­при­ятий, кол­хо­зов и сов­хо­зов, ис­то­ри­че­ских мест, свя­зан­ных с ре­во­лю­ци­ей Ок­тяб­ря 1917 го­да и Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной вой­ны. Про­во­ди­лись мно­го­чис­лен­ные встре­чи и бе­се­ды с на­шей мо­ло­де­жью, аф­ри­кан­ских гос­тей зна­ко­ми­ли с опы­том ком­со­моль­ских и пио­нер­ских ор­га­ни­за­ций. Де­ле­га­ции со­про­во­ж­да­ли, как пра­ви­ло, вто­рые сек­ре­та­ри го­род­ских и рес­пуб­ли­кан­ских ком­со­моль­ских ор­га­ни­за­ций.

В 1968 го­ду ме­ня как пе­ре­во­дчи­ка суа­хи­ли вклю­чи­ли в со­став со­вет­ской де­ле­га­ции, на­прав­ляв­шей­ся на оче­ред­ной Фес­ти­валь мо­ло­де­жи и сту­ден­тов, ко­то­рый про­хо­дил в Со­фии.

Пе­ре­во­дчик и дик­тор суа­хи­ли на Пят­ниц­кой

Что­бы суа­хи­ли не за­быть, ча­ще об­щать­ся и го­во­рить на язы­ке, ре­шил уст­ро­ить­ся в От­дел ве­ща­ния на суа­хи­ли на стра­ны Вос­точ­ной Аф­ри­ки на Мо­с­ков­ском ра­дио, на Пят­ниц­кой.

Мой «бэк­гра­унд» (был же пе­ре­во­дчи­ком суа­хи­ли на Зан­зи­ба­ре!) не осо­бо по­мог. На Ра­дио на­чи­нал ре­дак­то­ром-кон­тро­ле­ром — про­слу­ши­вал на пред­мет об­на­ру­же­ния оши­бок в транс­ля­ци­ях (не пря­мых, а в за­пи­си). Ра­бо­тал по ве­че­рам (2—3 раза в не­де­лю), по­лу­чая 40 руб­лей в ме­сяц. Вско­ре та­кая «ра­бо­та» на­ску­чи­ла, по­нял бес­по­лез­ность это­го за­ня­тия: ведь да­же ес­ли и бы­ли «ошиб­ки» (по не­опыт­но­сти их про­сто не за­ме­чал), ни­че­го не ис­пра­вить: тек­сты уже про­зву­ча­ли в эфи­ре!

И пе­ре­шел в ре­дак­цию суа­хи­ли. А «про­тек­цию» мне со­ста­вил… Вер­но — Ов­чин­ни­ков! Вер­нув­шись в Мо­ск­ву осе­нью 1966 го­да, он про­дол­жал под­ра­ба­ты­вать на ра­дио пе­ре­во­дчи­ком и дик­то­ром, где уже ра­бо­та­ли Ма­ка­рен­ко и Дов­жен­ко (до отъ­ез­да на Зан­зи­бар). О за­ра­бот­ках сво­их то­ва­ри­щей не спра­ши­вал, но от них уз­нал: «Ра­бо­та здесь — сдель­ная, что сде­ла­ешь — за то и по­лу­чишь». На­до ска­зать, пла­ти­ли хо­ро­шо: чем вы­ше «ка­те­го­рия» пе­ре­во­дчи­ка или дик­то­ра — тем боль­ше. Точ­ных цифр за дав­но­стью лет не пом­ню.

На­чи­нал я без «ка­те­го­рии»: пе­ре­во­дил с суа­хи­ли пись­ма аф­ри­кан­ских слу­ша­те­лей (их бы­ло очень мно­го!), по­ка­зы­вал ру­ко­во­дству. Не­ко­то­рые из них по­том зву­ча­ли в тех или иных ра­дио­пе­ре­да­чах. На ка­кие-то от­ве­чал сам, пред­ва­ри­тель­но по­со­ве­то­вав­шись с на­чаль­ст­вом.

Даль­ше — боль­ше. Пе­ре­во­дил но­во­ст­ные со­об­ще­ния, от­да­вал их на ре­дак­ти­ро­ва­ние «но­си­те­лям» язы­ка, за­тем, по той же схе­ме, — фраг­мен­ты от­дель­ных ра­дио­про­грамм… Хо­тя ра­бо­та бы­ла не твор­че­ской и не очень ин­те­рес­ной, оп­ре­де­лен­ную поль­зу она все же при­но­си­ла, по­сколь­ку по­сте­пен­но на­ка­п­ли­вал­ся объ­ем ин­фор­ма­ции о стра­не и об Аф­ри­ке в це­лом, что при­го­ди­лось в бу­ду­щем.

Про­бо­вал свои си­лы и как дик­тор. Пер­вая «про­ба» да­лась с тру­дом. В ка­бин­ке я у мик­ро­фо­на, и ря­дом ни­ко­го (не то, что на сце­не, си­дя за роя­лем, ко­гда на те­бя уст­рем­ле­ны де­сят­ки, а то и сот­ни глаз слу­ша­те­лей в кон­цер­те), толь­ко текст на сто­ле. Лишь за зву­ко­не­про­ни­цае­мым стек­лом ви­дишь од­но­го-двух опе­ра­то­ров. Шла за­пись, заи­ка­ясь, про­из­но­сил ка­кие-то сло­ва и фра­зы, и ве­щал не сво­им го­ло­сом! Уда­лось нор­маль­но про­из­не­сти толь­ко «Hii ni Mosсow!» («Это — Мо­ск­ва!»).

По­сте­пен­но де­ло на­ла­ди­лось. И од­на­ж­ды зву­ко­опе­ра­тор, опыт­ная в сво­ей про­фес­сии (пом­нит­ся, Ма­рия), пре­рвав ка­кую-то за­пись, ска­за­ла в на­уш­ни­ки «из-за стек­ла»: «Олег, у те­бя го­лос хо­ро­шо ло­жит­ся на плён­ку!» Для ме­ня это бы­ло вы­со­кой оцен­кой!

Ра­бо­тал на ра­дио, ра­зу­ме­ет­ся, не ка­ж­дый день, ча­ще — в вы­ход­ные или празд­нич­ные дни, под­ме­няя ино­гда сво­их кол­лег. Под­ку­па­ло, что в та­кие дни став­ки сдель­ной ра­бо­ты уд­ваи­ва­лись. В кон­це вне­штат­ной «ра­дио­служ­бы», ко­гда с по­да­чи Сер­гея Сер­гее­ви­ча Ев­сее­ва, на­чаль­ни­ка От­де­ла ве­ща­ния на Аф­ри­ку, стро­го­го и взы­ска­тель­но­го, мне при­свои­ли 3-ю ка­те­го­рию пе­ре­во­дчи­ка и дик­то­ра (чем очень гор­жусь), я за­ра­ба­ты­вал 130—150 руб­лей в ме­сяц — не­ма­лые по тем вре­ме­нам день­ги, и бо­лее чем при­лич­ная до­бав­ка к сти­пен­дии!

Сер­гей Сер­гее­вич («класс­ный», как ны­не мод­но го­во­рить, жур­на­лист) го­ва­ри­вал: «А как Вы мо­же­те обос­но­вать/до­ка­зать не­об­хо­ди­мость (вы­де­ле­но мною. — О.Т.) при­сут­ст­вия дан­но­го ма­те­риа­ла (ста­тьи, ре­пор­та­жа и т.п.) в эфи­ре?» Строг был вель­ми Сер­гей Сер­гее­вич!

С той по­ры и за­пом­ни­лось это из­ре­че­ние, ко­гда сам что-ли­бо пи­сал (го­то­вил­ся пи­сать или сей­час пи­шу-со­чи­няю), вклю­чая и дис­сер­та­цию, — ины­ми сло­ва­ми, при­зы­вал на по­мощь «внут­рен­не­го ре­дак­то­ра», т.е. се­бя са­мо­го (о чем по­сто­ян­но на­по­ми­наю ас­пи­ран­там (и не толь­ко им!) — ав­то­рам пред­ла­гае­мых к пуб­ли­ка­ции ма­те­риа­лов).

«Ки­бо­ко Ху­го — бе­ге­мот»

На­вы­ки пе­ре­во­да на суа­хи­ли мне при­го­ди­лись, со­труд­ни­чая с Цен­тро­сою­зом СССР. Пе­ре­во­дил и ре­цен­зи­ро­вал по­сту­пав­шие в эту ор­га­ни­за­цию, объ­е­ди­няв­шую по­тре­би­тель­ские сою­зы в на­шей стра­не, ма­те­риа­лы о коо­пе­ра­тив­ном дви­же­нии в Тан­за­нии (в еже­не­дель­ни­ке «Ukulima wa kisasa» — «Со­вер­мен­ное сель­ское хо­зяй­ст­во») и Ке­нии (в га­зе­те «Ushirika» — «Коо­пе­ра­ция»). В те го­ды Цен­тро­со­юз под­дер­жи­вал тес­ные свя­зи с ана­ло­гич­ны­ми ор­га­ни­за­ция­ми в Вос­точ­ной Аф­ри­ке, на этом на­прав­ле­нии очень ак­тив­но ра­бо­тал Ас­та­нин, за­мес­ти­тель пред­се­да­те­ля Цен­тро­сою­за. Энер­гич­ный, круп­ный, им­по­зант­ный, с ним я встре­чал­ся не раз.

«До­ве­лось со­труд­ни­чать и с дру­ги­ми ор­га­ни­за­ция­ми. Так, на­при­мер, в 1975 го­ду ка­ким-то об­ра­зом из­да­тель­ст­во «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра» вы­шло на ме­ня с прось­бой пе­ре­вес­ти для дет­ско­го пи­са­те­ля Сар­но­ва (здесь и ни­же под­черк­ну­то мною. — О.И.) с язы­ка суа­хи­ли книж­ку «Kiboko Hugo» («Бе­ге­мот Хью­го»), ко­то­рую он при­вез из по­езд­ки в Тан­за­нию. При этом про­си­ли сде­лать до­слов­ный пе­ре­вод, без ли­те­ра­тур­ных изы­сков. Свою за­да­чу я вы­пол­нил, и го­но­рар по­лу­чил, так ска­зать, по пер­во­му раз­ря­ду — 120 руб­лей.

Встре­тить­ся с пи­са­те­лем и спро­сить его, чем эта книж­ка бы­ла для не­го ин­те­рес­ной, мне не уда­лось. Но, ду­ма­ет­ся, Сар­но­ву рас­ска­за­ли в Тан­за­нии, что бе­ге­мот — са­мое опас­ное жи­вот­ное для кре­сть­ян, про­жи­ваю­щих в де­рев­нях око­ло рек и озер. Бе­ге­мо­ты ра­зо­ря­ют ого­ро­ды и по­сад­ки, а на лю­дей на­па­да­ют го­раз­до ча­ще, чем кро­ко­ди­лы, сло­ны или львы и ле­о­пар­ды, и поч­ти ка­ж­дая «встре­ча» с ни­ми ги­бель­на для них, да и для жи­те­лей го­род­ских ок­ра­ин то­же. Об од­ном из них, ко­то­ро­го на­род­ная мол­ва на­рек­ла име­нем Хью­го и бла­го­по­луч­но до­жив­ше­го до ста­рос­ти, вся­кий раз уме­ло из­бе­гав­ше­го об­ла­вы на не­го по­сле оче­ред­но­го «на­бе­га», и рас­ска­зы­ва­ет книж­ка «Kiboko Hugo» с не­пло­хи­ми кар­тин­ка­ми тан­за­ний­ско­го ху­дож­ни­ка.

Из­дал ли Сар­нов эту книж­ку для на­ших ре­бя­ти­шек, по­лу­чив мой пе­ре­вод, мне не из­вест­но…».

* * *

Да, бы­ло «мне не из­вест­но», ко­гда па­ру лет на­зад пи­сал эти стро­ки, де­лая «за­го­тов­ки» для бу­ду­щей книж­ки. На­пи­сав их то­гда (что пом­нил или вспом­нил, не ут­ру­ж­да­ясь уточ­нить что-ли­бо), при­сту­пал к дру­гой, треть­ей… Но се­го­дня рас­ска­жу чи­та­те­лю о сча­ст­ли­вой судь­бе «мое­го» бе­ге­мо­та.

Это — во­все не «Сар­нов», а из­вест­ный дет­ский пи­са­тель Ста­ни­слав Вла­ди­ми­ро­вич Са­хар­нов (1923—2010) «пе­ре­ска­зал с суа­хи­ли» сказ­ку тан­за­ний­ско­го пи­са­те­ля Джо­на Пан­те­ле­о­на Мпон­де. В 1976 го­ду из­да­тель­ст­во «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра» вы­пус­ти­ла книж­ку «Ки­бо­ко Ху­го — бе­ге­мот» ти­ра­жом 150 ты­сяч эк­зем­п­ля­ров, це­на — 22 ко­пей­ки. Мяг­кий пе­ре­плет, в ней все­го 18 стра­ниц и ров­но столь­ко же пре­крас­ных цвет­ных ил­лю­ст­ра­ций — ри­сун­ков ху­дож­ни­ка М.С.Бе­ло­млин­ско­го (р. 1934), при­чем два из них очень удач­но вы­пол­не­ны в тра­ди­ции «тин­га-тин­га». А это по­зво­ля­ет пред­по­ло­жить, что Ми­ха­ил Са­муи­ло­вич то­же по­бы­вал в Тан­за­нии, ско­рее все­го, вме­сте с пи­са­те­лем, и ви­дел кар­ти­ны и по­лот­на та­мош­них жи­во­пис­цев.

В 1975-м, ко­гда я де­лал под­строч­ный пе­ре­вод этой сказ­ки, имя ее ав­то­ра на­вер­ня­ка ука­зал, но со вре­ме­нем про­сто за­был. Как «за­бы­ло» про ме­ня и из­да­тель­ст­во «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра». От­нюдь не пе­ре­жи­ваю, что в вы­ход­ных дан­ных этой книж­ки «ав­тор пе­ре­во­да» не ука­зан (есть толь­ко «Пе­ре­ска­зал с суа­хи­ли пи­са­тель…»), но мне да­же не со­об­щи­ли, что книж­ка из­да­на! Ина­че не на­пи­сал бы вы­ше «мне не из­вест­но».

Что же ка­са­ет­ся «Ху­го», а не «Хью­го», что точ­нее — ибо так, бо­лее «мяг­ко», это сло­во про­из­но­сит­ся на язы­ке суа­хи­ли, не суть важ­но. Го­раз­до важ­нее, что са­хар­нов­ский «Ки­бо­ко Ху­го — бе­ге­мот» был пе­ре­из­дан в 1979 го­ду, впо­след­ст­вии все­гда вхо­дил в из­вест­ные в те го­ды «Сказ­ки из до­рож­но­го че­мо­да­на» С.В.Са­хар­но­ва, а по­след­нее из­да­ние — в 2014 го­ду. И это — хо­ро­шо. Не од­но по­ко­ле­ние на­ших ре­бя­ти­шек чи­та­ло, и чи­та­ют, сказ­ку, при­ду­ман­ную для их тан­за­ний­ских свер­ст­ни­ков…

АФРИКАНИСТ В ФОРТЕПИАННОМ КЛАССЕ МГУ

Па­мя­ти Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны Ду­бо­вой-Сер­гее­вой (1912—1986) —

ор­га­ни­за­то­ра и ру­ко­во­ди­те­ля Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ…

Уез­жая в 1965 го­ду на ста­жи­ров­ку на Зан­зи­бар, я со­жа­лел, по­жа­луй, толь­ко об од­ном: в те­че­ние го­да при­дет­ся за­быть о фор­те­пиа­но. Труд­но бы­ло се­бе пред­ста­вить, что там — на ост­ро­вах — мож­но бу­дет най­ти ро­яль или пиа­ни­но. И дей­ст­ви­тель­но, в Ген­кон­суль­ст­ве СССР ин­ст­ру­мен­та не бы­ло, не бы­ло его — я спра­ши­вал — и в зна­ко­мых мне в го­ро­де не­мно­гих пуб­лич­ных мес­тах.

Имен­но так, эти­ми стро­ка­ми, нач­ну рас­сказ о мо­ей «пер­вой» спе­ци­аль­но­сти. И это — му­зы­ка…

* * *

…Вес­ной 1959 го­да, за­кан­чи­вая 9-й класс, я окон­чил му­зы­каль­ную шко­лу-се­ми­лет­ку им. Гне­си­ных — по­жа­луй, са­мую пре­стиж­ную в те го­ды сре­ди дру­гих рай­он­ных му­зы­каль­ных школ в Мо­ск­ве. «Гне­син­ка» на­хо­ди­лась на Ста­ром Ар­ба­те, д. 5 на Со­бачь­ей пло­щад­ке — так на­зы­ва­ли это ме­сто ко­рен­ные мо­ск­ви­чи (уже пол­ве­ка, как не най­ти её на кар­тах Мо­ск­вы).

Мо­им пе­да­го­гом (и На­та­ши то­же) бы­ла Со­фья Ива­нов­на Ап­фель­ба­ум (1887–1981) — под­ру­га по жиз­ни Еле­ны Фа­биа­нов­ны Гне­си­ной (1874—1967), то­гдаш­не­го ди­рек­то­ра Му­зы­каль­но­го учи­ли­ща им. Гне­си­ных (в 1944—1953 гг. — ди­рек­тор Ин­сти­ту­та им. Гне­си­ных).

Имен­но в это учи­ли­ще в ию­ле 1959 го­да сда­вал всту­пи­тель­ные эк­за­ме­ны на фор­те­пи­ан­ное от­де­ле­ние. Со­фья Ива­нов­на бы­ла уве­ре­на, что по­сту­п­лю. Но зная, как я вол­ну­юсь и нерв­ни­чаю, ко­гда иг­раю на пуб­ли­ке, по­со­ве­то­ва­ла вы­пить не­сколь­ко ка­пель ва­лерь­ян­ки. Что ме­ня и сгу­би­ло. Эти ка­п­ли «ус­по­кои­ли» ме­ня на­столь­ко, что эк­за­мен по фор­те­пиа­но я про­ва­лил. Ис­пол­няя 1-ю часть I кон­цер­та Бет­хо­ве­на (в пе­ре­ло­же­нии для двух фор­те­пиа­но), «му­зы­ку» не иг­рал, ис­пол­нял «тех­ни­ку». Ак­ком­па­ниа­тор (имя не пом­ню, пусть бу­дет Львов) с удив­ле­ни­ем (я это ви­дел) по­смат­ри­вал на ме­ня, ед­ва ус­пе­вая за мной.

За­кон­чив иг­рать, вы­ско­чил из за­ла — злой на се­бя и ок­ру­жаю­щих. Со­фья Ива­нов­на пы­та­лась ме­ня ус­по­ко­ить, тщет­но. Че­рез ка­кое-то вре­мя по­до­шел Львов. Ему и рас­ска­зал, что мне «по­со­ве­то­ва­ли вы­пить ва­лерь­ян­ку, что­бы не нерв­ни­чать на эк­за­ме­не». В от­вет он го­во­рил что-то, а про­ща­ясь, пред­ло­жил прий­ти и сдать эк­за­ме­ны на ди­ри­жер­ско-хо­ро­вое от­де­ле­ние: «Ва­лерь­ян­ки не на­до. Всё у вас, Олег, по­лу­чит­ся…».

Че­рез два дня сыг­рал то же, что и на­ка­ну­не (без ва­лерь­ян­ки), пе­ред той же са­мой при­ем­ной эк­за­ме­на­ци­он­ной ко­мис­си­ей, и тот же Львов мне сно­ва ак­ком­па­ни­ро­вал. По­лу­чил «от­лич­но», как и по двум дру­гим эк­за­ме­нам — «пе­ние» (к сво­ему удив­ле­нию, и эк­за­ме­на­то­ров то­же, взял соль-ди­ез вто­рой ок­та­вы!) и «ди­ри­жи­ро­ва­ние» (а ди­ри­жи­ро­вал я впер­вые в жиз­ни!), и ме­ня при­ня­ли на ди­ри­жер­ско-хо­ро­вое от­де­ле­ние.

По­счи­тал, что мне это не под­хо­дит. Со­сре­до­то­чил­ся на уче­бе в вы­пу­ск­ном, 10-м клас­се, сред­ней шко­лы №114 Со­вет­ско­го рай­она — на Са­до­вом коль­це, ря­дом с Пла­не­та­ри­ем, и на под­го­тов­ке к всту­пи­тель­ным эк­за­ме­нам в ин­сти­тут (со­би­рал­ся по­сту­пать в МГИМО).

В Гне­син­ское учи­ли­ще я не по­шел, о сво­ем от­ка­зе не со­об­щил и до­ку­мен­ты от­ту­да не за­брал. Ме­ж­ду тем, спус­тя па­ру ме­ся­цев я вновь встре­тил­ся с Льво­вым. Про­изош­ло это в оче­ре­ди в би­лет­ные кас­сы Зе­ле­но­го те­ат­ра ЦПКиО им. Горь­ко­го — пред­сто­ял кон­церт ка­ко­го-то ан­самб­ля из За­пад­ной Гер­ма­нии. Я, ма­ма и се­ст­ра уже под­хо­ди­ли к окош­ку за би­ле­та­ми, как вдруг кто-то сза­ди ле­гонь­ко по­хло­пал ме­ня по пле­чу. Обер­нув­шись, уви­дел Льво­ва! С не­ко­то­рым уко­ром он ска­зал, что в Гне­син­ском учи­ли­ще ме­ня всё ещё ждут, на моё ме­сто ни­ко­го не при­ня­ли, не бу­дет позд­но прий­ти и че­рез ме­сяц… Ко­неч­но, я по­бла­го­да­рил его за вни­ма­ние, объ­яс­нил, что очень хо­тел по­сту­пить имен­но на фор­те­пи­ан­ное от­де­ле­ние, но, ви­ди­мо, не судь­ба…

МГУ — и фор­те­пи­ан­ный класс?

По­сту­пив в ИВЯ в 1960 го­ду, му­зы­каль­ное об­ра­зо­ва­ние я про­дол­жил, к сча­стью, в фор­те­пи­ан­ном клас­се До­ма куль­ту­ры гу­ма­ни­тар­ных фа­куль­те­тов (ДКГФ) МГУ на Мо­хо­вой (сей­час там — храм св. му­че­ни­цы Та­тиа­ны, как и бы­ло до Ок­тяб­ря 1917 го­да).

Этот Клуб (как мы, сту­ден­ты, его на­зы­ва­ли) уже то­гда был зна­ме­нит в Мо­ск­ве сме­лей­ши­ми спек­так­ля­ми «Сту­ден­че­ско­го те­ат­ра МГУ» (или «Наш дом»), ко­то­ро­му бла­го­да­ря ве­ли­кой рус­ской ак­три­се А.А.Яб­лоч­ко­вой бы­ло при­свое­но по­чет­ное зва­ние «На­род­ный». Кто вы­шел из те­ат­ра — не пе­ре­честь: Ро­лан Бы­ков, Марк Ро­зов­ский, Ал­ла Де­ми­до­ва, Ия Сав­ви­на, Алек­сандр Фи­лип­пен­ко, Марк За­ха­ров…

Фор­те­пи­ан­ный класс соз­да­ла и ру­ко­во­ди­ла им с 1936 го­да Ун­ди­на Ми­хай­лов­на Ду­бо­ва-Сер­гее­ва (ее муж — Лев Алек­сан­д­ро­вич Сер­ге­ев, гео­фи­зик-неф­тя­ник). Од­на из лю­би­мых уче­ниц вы­даю­ще­го­ся со­вет­ско­го пиа­ни­ста, му­зы­кан­та и пе­да­го­га Ген­ри­ха Гус­та­во­ви­ча Ней­гау­за (1888—1964), вос­пи­тав­ше­го Свя­то­сла­ва Рих­те­ра и Эми­ля Ги­лель­са, Алек­сея На­сед­ки­на (мой од­но­го­док; в дет­ские и юные го­ды счи­тал­ся вун­дер­кин­дом; про­фес­сор Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии. Я был на его кон­цер­тах), Алек­сан­д­ра Сло­бо­дя­ни­ка, мно­гих дру­гих из­вест­ных со­вет­ских пиа­ни­стов. Г.Г.Ней­га­уз вплоть до сво­ей кон­чи­ны был ку­ра­то­ром Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ.

Вес­ной 1936 го­да 24-лет­няя Ун­ди­на, ко­то­рая рас­смат­ри­ва­лась од­ним из ве­ро­ят­ных кан­ди­да­тов на уча­стие в 1937 го­ду в 3-м кон­кур­се им. Фре­де­ри­ка Шо­пе­на в Вар­ша­ве, сло­ма­ла ру­ку, по­скольз­нув­шись зи­мой в Мо­ск­ве. Так не сло­жи­лась ее судь­ба как про­фес­сио­наль­ной пиа­ни­ст­ки. В вой­ну Ун­ди­на ту­ши­ла за­жи­га­тель­ные бом­бы на кры­ше Клу­ба. Ее се­ст­ра Же­ня, окон­чив с не­мец­ким ин­сти­тут ино­стран­ных язы­ков, бы­ла за­сла­на в тыл и по­гиб­ла (об этом рас­ска­за­ла мне Ира Чер­ка­ши­на — о ней здесь же, ни­же).

В 1962 го­ду У.М.Ду­бо­вой-Сер­гее­вой — од­ной из пер­вых в сис­те­ме ху­до­же­ст­вен­ной са­мо­дея­тель­но­сти в Со­вет­ском Сою­зе — бы­ло при­свое­но зва­ние «За­слу­жен­ный дея­тель ис­кусств РСФСР».

Ком­по­зи­тор, на­род­ный ар­тист СССР, про­фес­сор Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии Арам Ильич Хачатурян в от­зы­ве от 6 мар­та 1962 г. о му­зы­каль­но-пе­да­го­ги­че­ской дея­тель­но­сти У.М.Ду­бо­вой-Сер­гее­вой пи­сал:

«Сис­те­ма­ти­че­ские кон­церт­ные вы­сту­п­ле­ния уча­ст­ни­ков это­го кол­лек­ти­ва от­ли­ча­ют­ся ху­до­же­ст­вен­ным вку­сом, твор­че­ской ув­ле­чён­но­стью, ло­ги­че­ской по­сле­до­ва­тель­но­стью му­зы­каль­ной мыс­ли. За всем этим сто­ит ог­ром­ный труд пе­да­го­га-эн­ту­зиа­ста, ра­бо­таю­ще­го не по по­ло­жен­ной нор­ме, а по соб­ст­вен­но­му го­ря­че­му от­но­ше­нию и лю­би­мо­му де­лу. Счи­таю, что под­ня­тый во­прос о при­свое­нии У.М.Ду­бо­вой-Сер­гее­вой зва­ния (За­слу­жен­ный дея­тель ис­кусств РСФСР) вы­зы­ва­ет еди­но­душ­ное одоб­ре­ние как у му­зы­кан­тов-про­фес­сио­на­лов, так и у ши­ро­ко­го кру­га лю­би­те­лей му­зы­ки и, без­ус­лов­но, за­слу­жи­ва­ет быть вы­со­ко оце­нён­ной».

Как я по­сту­пил в этот класс

…В один из осен­них дней 1960 го­да Са­ша Дов­жен­ко и Во­ло­дя Ма­ка­рен­ко по­сле за­ня­тий в ИВЯ по­зва­ли ме­ня «на бас­кет­бол» в спорт­зал на ули­це Гер­це­на (с не­дав­них пор сно­ва Боль­шая Ни­кит­ская) — на­про­тив Ис­то­ри­че­ско­го фа­куль­те­та МГУ.

По пу­ти ту­да мы про­хо­ди­ли ми­мо ДКГФ. Ря­дом с од­ной из рек­лам­ных ки­но­афиш (в этом клу­бе де­мон­ст­ри­ро­ва­ли филь­мы два-три раза в не­де­лю) уви­дел круп­ное ти­по­граф­ско­го на­бо­ра объ­яв­ле­ние: «Дом куль­ту­ры МГУ про­во­дит при­ем в ху­до­же­ст­вен­ный и тан­це­валь­ный круж­ки, в класс пе­ния…» и… «в Фор­те­пи­ан­ный класс МГУ»!

О том, что Дом куль­ту­ры есть, я знал, но что бы­ло в нем, по прав­де го­во­ря, не ин­те­ре­со­вал­ся. И вдруг — «Фор­те­пи­ан­ный класс»! Тут же по­ду­мал — на­до по­про­бо­вать. Но уже ве­че­ре­ло, и спро­сить в клу­бе «что и как» бы­ло не у ко­го, он был за­крыт.

В спорт­за­ле по­лу­чил боль­шое удо­воль­ст­вие — Во­ло­дя и Са­ша иг­ра­ли здо­ро­во. Я не за­ви­до­вал — ни­ко­гда сам не иг­рал в бас­кет­бол. Уди­вил Са­ша — не мог и пред­по­ло­жить, что при его-то ком­плек­ции (не мень­ше 100—110 кг и при рос­те 185 см) мож­но быть та­ким лов­ким и под­виж­ным. Ла­донь же у не­го, боль­шу­щая, бы­ла про­сто вол­шеб­ной — Са­ша с лег­ко­стью не­обык­но­вен­ной по­сы­лал в коль­цо один мяч за дру­гим, про­ма­хи­ва­ясь край­не ред­ко. Да и под­сту­пить­ся к не­му бы­ло не­про­сто — от­мен­ный дриб­линг, об­ман­ные дви­же­ния кор­пу­сом, ста­вив­шие в ту­пик его со­пер­ни­ков, стре­ми­тель­ные про­хо­ды под коль­цо (се­го­дня срав­нил бы его с ле­ген­да­ми бас­кет­бо­ла — зна­ме­ни­ты­ми аме­ри­кан­цем Ша­ки­лом О’Нилом или ни­ге­рий­цем Ха­ки­мом Олад­жувь­о­ном). Кто и про­тив ко­го иг­ра­ли, ко­неч­но, не вспом­нить, быть мо­жет, это бы­ла про­сто тре­ни­ров­ка.

По­ки­дая спорт­зал, сно­ва взгля­нул на объ­яв­ле­ние о на­бо­ре в клас­сы До­ма куль­ту­ры и ре­шил зай­ти в клуб на сле­дую­щий же день. По­шел ту­да в пе­ре­ры­ве ме­ж­ду за­ня­тия­ми. Ди­рек­то­ру клу­ба Та­ма­ре Ива­нов­не Смир­но­вой рас­ска­зал, что год на­зад за­кон­чил «Гне­син­ку» и хо­тел бы по­сту­пить в Фор­те­пи­ан­ный класс. Она разъ­яс­ни­ла, что на­до прий­ти на про­слу­ши­ва­ние к ру­ко­во­ди­те­лю клас­са, на­зва­ла ее имя и от­че­ст­во (я их тут же за­был) и за­пи­са­ла ме­ня на та­кой-то день.

Уче­ба в ИВЯ шла сво­им че­ре­дом. Ве­че­ра­ми же до­ма, го­то­вясь к пред­стоя­ще­му про­слу­ши­ва­нию, я про­иг­ры­вал на пиа­ни­но ка­кие-то пье­сы из мое­го «гне­син­ско­го» ре­пер­туа­ра, фраг­мен­ты из кон­цер­та Бет­хо­ве­на. В об­щем, вос­ста­нав­ли­вал на­вы­ки в иг­ре по­сле поч­ти го­дич­но­го пе­ре­ры­ва в еже­днев­ных за­ня­ти­ях му­зы­кой.

Всё на­чи­на­лось в Бу­да­пеш­те

Жи­ли мы то­гда с ро­ди­те­ля­ми на Ти­шин­ке. В «боль­шой», как мне ка­за­лось, ком­на­те — 31 кв. м — в ком­му­наль­ной квар­ти­ре на треть­ем эта­же ог­ром­но­го 8-ми этаж­но­го до­ма, ок­ра­шен­но­го в жел­тый цвет, с че­тырь­мя подъ­ез­да­ми, на ули­це «Ту­пик им. Кра­си­на» (в со­вет­ские вре­ме­на да­же «ту­пи­ки» не бы­ли бе­зы­мян­ны­ми! Нын­че — пер. Кра­си­на). Дом сво­им тор­цом при­мы­кал к Ти­шин­ско­му рын­ку (сто­ит и сей­час).

Со­се­ди — две се­мьи, у ко­то­рых бы­ло по две ком­на­ты. Гла­ва се­мьи од­ной — под­пол­ков­ник, за­тем пол­ков­ник Пе­ре­гу­дов, же­на — за­вуч шко­лы ра­бо­чей мо­ло­де­жи (ко­то­рую моя се­ст­ра На­та­ша окон­чи­ла с се­реб­ря­ной ме­да­лью) и доч­ка лет пя­ти-шес­ти.

Дру­гая — ин­же­не­ры Мит­ке­ви­чи и их взрос­лая дочь Свет­ла­на, сту­дент­ка МАИ, она по­мо­га­ла мне ре­шать за­дач­ки по ал­геб­ре и гео­мет­рии. У них был те­ле­ви­зор — КВН с ма­лю­сень­ким эк­ра­ном, пе­ред ко­то­рым ус­та­нав­ли­ва­лась при­став­ка, сво­его ро­да уве­ли­чи­тель­ное стек­ло — вы­гну­тая ем­кость, ко­то­рая за­пол­ня­лась дис­тил­ли­ро­ван­ной во­дой, от­че­го эк­ран как бы уве­ли­чи­вал­ся раза в пол­то­ра. Я час­то на­ве­ды­вал­ся к ним, осо­бен­но ко­гда транс­ли­ро­ва­ли фут­боль­ные мат­чи со ста­дио­на «Ди­на­мо», а ком­мен­та­то­ром был не­за­бы­вае­мый Ва­дим Си­няв­ский.

Хо­ро­шо пом­ню, как, при­ткнув­шись вплот­ную к эк­ра­ну, смот­рел то­ва­ри­ще­скую встре­чу сбор­ных СССР и ФРГ — то­гдаш­не­го чем­пио­на ми­ра по фут­бо­лу — ле­том 1955 го­да. В на­шей ко­ман­де — во­семь (!) иг­ро­ков из мо­с­ков­ско­го «Спар­та­ка»: Огонь­ков, Иса­ев, Нет­то, Пар­шин, Мас­лён­кин, Саль­ни­ков. Сре­ди дру­гих спар­та­ков­цев мне за­пом­нил­ся на­па­даю­щий блон­дин Ана­то­лий Иль­ин, но осо­бен­но ры­же­ва­тый кре­пыш Бо­рис Та­ту­шин — свои­ми про­хо­да­ми по пра­во­му флан­гу, на­ве­са­ми и ост­ры­ми пе­ре­да­ча­ми в штраф­ную пло­щад­ку нем­цев. На­ши, про­иг­ры­вая 1:2, по­бе­ди­ли — 3:2. С той по­ры так и «бо­лею» за «Спар­так»…

От­но­ше­ние со­се­дей к на­шим с се­ст­рой за­ня­ти­ям му­зы­кой (ра­зу­чи­ва­ние гамм, этю­дов и т.п.) — еже­днев­ным, глав­ным об­ра­зом по ве­че­рам, бы­ло по­ра­зи­тель­но спо­кой­ным, не вы­зы­ва­ло ни на­ре­ка­ний, ни раз­дра­же­ния все те де­сять лет (вплоть до 1962 го­да), что мы жи­ли вме­сте в ком­му­нал­ке.

Эту «пло­щадь» отец по­лу­чил в 1952 го­ду по воз­вра­ще­нии из ко­ман­ди­ров­ки в Венг­рию, от­ку­да при­вез в Мо­ск­ву и но­вень­кое пиа­ни­но — не­мец­кий «August Förster»: на пер­вой, ба­со­вой, кла­ви­ше сбо­ку вы­гра­ви­ро­ва­но «1951» — год из­го­тов­ле­ния. От­лич­ный ин­ст­ру­мент! Слу­жит мне и сей­час.

Бу­да­пешт же на­ша се­мья от­пра­ви­лась в са­мом кон­це 1946 го­да. Мне бы­ло 4 го­да, се­ст­ре — 2. Па­па (ему то­гда ед­ва ис­пол­ни­лось 28) ра­бо­тал в По­соль­ст­ве СССР «по ли­нии ГУСИМЗ» — так он го­во­рил. (Имен­но так я и пи­сал по­том в ан­ке­тах без рас­шиф­ров­ки — «Го­су­дар­ст­вен­ное управ­ле­ние со­вет­ским иму­ще­ст­вом за гра­ни­цей». )

Вос­по­ми­на­ние о том, дав­нем уже, пу­те­ше­ст­вии у ме­ня ос­та­лось толь­ко од­но, и то смут­ное: глу­бо­кая осень, а мо­жет быть зи­ма, ле­те­ли на двух­мо­тор­ном са­мо­ле­те (на­вер­ное, Ли-2) с ос­та­нов­кой, как уз­нал позд­нее, в Уж­го­ро­де — был хо­лод­но, кру­гом тем­но­та, и очень хо­те­лось спать…

Столь под­роб­но пи­шу об этом по­то­му, что имен­но с Бу­да­пеш­та на­чи­на­ет­ся «от­счет» мое­го с се­ст­рой при­об­ще­ния к му­зы­ке, иг­ре на пиа­ни­но. И, ду­маю, не слу­чай­но.

Ско­рее все­го, ро­ди­те­ли за­ме­ча­ли, что мы с се­ст­рой под­пе­ва­ли и, на­вер­ное, не­пло­хо, в тон, ус­лы­шав те или иные ме­ло­дии по ра­дио или на пла­стин­ках, ко­то­рые они по­ку­па­ли. Вот и ре­ши­ли, что у нас есть ка­кие-то му­зы­каль­ные спо­соб­но­сти. Па­па, но осо­бен­но ма­ма, час­то слу­ша­ли пла­стин­ки с ария­ми Ка­ру­зо, Джи­льи, Ти­то Го­би, и оба лю­би­ли пес­ни Пет­ра Ле­щен­ко (то­гда, ко­неч­но, не знал, что это эмиг­рант). «Кру­ти­ли» и пла­стин­ки с опе­рет­та­ми, лег­кой му­зы­кой: с той по­ры за­пом­ни­лась «Рио Ри­та» — зна­ме­ни­тый фок­ст­рот.

Пиа­ни­но поя­ви­лось в 1948 го­ду, в квар­ти­ре на треть­ем эта­же до­ма, где мы жи­ли, — на Бай­за-ули­це, 55, поч­ти на­про­тив По­соль­ст­ва СССР (сей­час По­соль­ст­во Рос­сии). А учи­те­лем му­зы­ки ста­ла мо­ло­дая вен­гер­ка — по сло­вам от­ца, вы­пу­ск­ни­ца Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии. Она не­пло­хо го­во­ри­ла по-рус­ски (бо­лее под­роб­но см. — «Отец»). Ско­ро я нау­чил­ся иг­рать «Во­лын­ку». Что в этой пье­се осо­бен­но­го? На­вер­ное, ни­че­го, и кто её «ав­тор» — не вспом­нить, но па­па очень час­то, ко­гда я стал уже взрос­лым, нет-нет, да и про­сил: «Сыг­рай „Во­лын­ку“. У те­бя хо­ро­шо по­лу­ча­лось…».

С мамой и папой на даче в Луанфалу на озере Балатон. Справа — сестра Наташка, слева — Алик (оба в белых косынках). Венгрия, лето 1948 г.

Слу­шая ра­дио, нра­ви­лась мне му­зы­ка вен­гер­ская: что-то в ней бы­ло «вос­точ­ное», да и язык вен­гер­ский хо­ро­шо ло­жил­ся на му­зы­ку. А па­ца­ном я го­во­рил на вен­гер­ском, как на­стоя­щий мадь­яр! Сви­де­те­ли — ро­ди­те­ли и …ме­ст­ный по­ли­цей­ский!

Па­па, оче­ви­дец «со­бы­тия», рас­ска­зы­вал. Вы­хо­дит он из ка­лит­ки по­соль­ских во­рот и ви­дит — по­ли­цей­ский, ох­ра­няв­ший на­ше по­соль­ст­во, тре­плет ме­ня за ухо и что-то вы­го­ва­ри­ва­ет. Отец по­до­шел, спра­ши­ва­ет, что слу­чи­лось. «Да вот, — на­чал по­ли­цей­ский, — маль­чиш­ка этот тут без­образ­ни­чал, я сде­лал ему за­ме­ча­ние, а он мне в от­вет: „Как ты сме­ешь! Мы, рус­ские, не­дав­но вас ос­во­бо­ди­ли!“ Ну, не удер­жал­ся — ка­кой же он „рус­ский“, он мадь­яр, по­слу­шай­те его вен­гер­ский!» Па­па «слу­шать» даль­ше не стал, объ­яс­нил, что это его сын, и при­мет ме­ры, что­бы не ху­ли­га­нил боль­ше, на что ох­ран­ник толь­ко раз­вел ру­ка­ми. Ну, а се­го­дня пом­ню толь­ко од­но сло­во на вен­гер­ском — «кё­се­нем» («спа­си­бо»)…

В ав­гу­сте 1950 го­ду с ма­мой уе­хал в Мо­ск­ву — нуж­но бы­ло по­сту­пать в шко­лу. И я ока­зал­ся в ин­тер­на­те МИДа, что на ул. Боль­шая Пи­ро­гов­ская (этот дом, 9А, сто­ит там же), вплоть до вес­ны 1952 го­да. В ин­тер­на­те был свой учи­тель му­зы­ки — по­жи­лой «ста­ри­чок», с ко­то­рым я и за­ни­мал­ся на пиа­ни­но, а в лет­ние ка­ни­ку­лы 1951 го­да в пио­нер­ском ла­ге­ре в Ду­бул­ты (или Май­о­ри, не пом­ню уже) на Риж­ском взмо­рье, где ин­ст­ру­мен­та не бы­ло, он обу­чал ме­ня иг­ре на ман­до­ли­не!..

«А те­перь я хо­те­ла бы ус­лы­шать Лис­та…»

…Я не со­мне­вал­ся, что в Фор­те­пи­ан­ный класс бу­ду при­нят — ведь со­всем не­дав­но окон­чил Гне­син­скую шко­лу! И ат­те­стат при­лич­ный: «от­лич­но» по спе­ци­аль­но­сти, «от­лич­но» — по му­зы­каль­ной ли­те­ра­ту­ре и «хо­ро­шо» — по соль­фед­жио. Стран­ный пред­мет, не «мой», как и ал­геб­ра с три­го­но­мет­ри­ей для ме­ня в сред­ней шко­ле, ко­то­рую всё же за­кон­чил очень хо­ро­шо, все­го с че­тырь­мя «чет­вер­ка­ми»: не­труд­но до­га­дать­ся, все — по «точ­ным» пред­ме­там.

В на­зна­чен­ный день при­шел в ДКГФ. Вол­не­ния не ис­пы­ты­вал, по­че­му-то был уве­рен в се­бе. По­дой­дя к клас­су, ус­лы­шал зву­ки иг­ры на фор­те­пиа­но, а у вхо­да стоя­ли не­сколь­ко че­ло­век — ре­бя­та и де­вуш­ки, ожи­дав­шие, ви­ди­мо, вы­зо­ва на про­слу­ши­ва­ние.

Моя «оче­редь» по­до­шла бы­ст­ро. Во­шел в класс — до­воль­но про­сто­рное по­лу­круг­лое по­ме­ще­ние со свод­ча­тым по­тол­ком и ок­на­ми, вы­хо­дя­щи­ми на Ма­неж­ную пло­щадь и ули­цу Гер­це­на, два ря­дом стоя­щих роя­ля — по­лу­кон­церт­ные. Воз­ле них за сто­ли­ком си­де­ла не­мо­ло­дая сим­па­тич­ная жен­щи­на с уди­вив­шей ме­ня при­чес­кой — пуч­ком ру­сых во­лос чуть вы­ше за­тыл­ка с за­мы­сло­ва­той за­кол­кой. Ря­дом с ней, по­одаль, си­де­ли еще двое-трое мо­ло­дых лю­дей. «На­вер­ное, уче­ни­ки клас­са», — по­ду­мал я.

По­дой­дя к сто­ли­ку, на­звал се­бя и ус­лы­шал: «А ме­ня зо­вут Ун­ди­на Ми­хай­лов­на. Что бу­де­те иг­рать?»

Я ко­рот­ко рас­ска­зал о сво­их му­зы­каль­ных «ус­пе­хах» и что иг­рал на вы­пу­ск­ном эк­за­ме­не в «Гне­син­ке», а по­том на всту­пи­тель­ном — в учи­ли­ще. По­ка­зал «гне­син­ское» сви­де­тель­ст­во и до­ба­вил, что се­го­дня мо­гу сыг­рать не очень удач­но, по­сколь­ку «уже дав­но не за­ни­мал­ся му­зы­кой». «Ни­че­го, ни­че­го», — ска­за­ла Ун­ди­на Ми­хай­лов­на и, мель­ком за­гля­нув в ат­те­стат, при­гла­си­ла к роя­лю.

От­крыв крыш­ку, уви­дел, что пе­ре­до мной «Бех­штейн» — ин­ст­ру­мент, о ко­то­ром мно­го слы­шал, но ви­дел толь­ко на сце­нах в кон­церт­ных за­лах. Ко­гда сыг­рал на­ча­ло 1-й час­ти кон­цер­та Бет­хо­ве­на, У.М. ме­ня пре­рва­ла: «По­ка дос­та­точ­но. А те­перь я хо­те­ла бы ус­лы­шать Лис­та. Смо­же­те?» Этот во­прос про­зву­чал, пом­ню, бла­го­же­ла­тель­но, без то­ли­ки ее со­мне­ния в том, что «не смо­гу»… В об­щем, я смог, хо­тя и не без оши­бок, кое-где и «фаль­ши­вил».

Пье­су «Гре­зы люб­ви» («Liebestraum») в «Гне­син­ке» иг­рал очень не­пло­хо, хо­тя это про­из­ве­де­ние Лис­та и не вхо­ди­ло в школь­ную про­грам­му, а толь­ко в учи­ли­щах — на I и II кур­сах (в те го­ды).

На этом про­слу­ши­ва­ние за­кон­чи­лось. На во­прос, как уз­нать о ре­зуль­та­тах, Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ска­за­ла, что об этом со­об­щит ди­рек­тор клу­ба Смир­но­ва.

Мои «пу­те­во­ди­те­ли» в аф­ри­ка­ни­сти­ку

За ре­зуль­та­том я об­ра­тил­ся не сра­зу. Ска­жу боль­ше — на ка­кое-то вре­мя и во­все за­был, что был на про­слу­ши­ва­нии.

Спро­си­те, по­че­му? Ско­рее все­го, вви­ду за­ня­то­сти по уче­бе в ИВЯ, точ­нее, ув­ле­чен­но­сти дис­ци­п­ли­на­ми, ко­то­рые пре­по­да­ва­ли нам на I кур­се. Всех пред­ме­тов не упом­ню — не пе­ре­чис­лять же их по при­ло­же­нию к ди­пло­му об окон­ча­нии кур­са обу­че­ния в ИВЯ, где все они ука­за­ны. На­зо­ву здесь один — ар­хео­ло­гия, и с бла­го­дар­но­стью вспо­ми­наю Де­га Ви­таль­е­ви­ча Де­о­пи­ка (р. 1932 г.), ко­то­рый раз в не­де­лю чи­тал лек­ции для «ис­то­ри­ков». Уди­ви­тель­но ин­те­рес­ный пред­мет! Про се­бя мо­гу ска­зать, что слу­шал его лек­ции с ши­ро­ко рас­кры­ты­ми гла­за­ми, он рас­ска­зы­вал, а я «ви­дел», без пре­уве­ли­че­ния, то, о чем он рас­ска­зы­вал, во­об­ра­же­ние по­мо­га­ло, и с не­тер­пе­ни­ем ожи­дал сле­дую­щих лек­ций. С тща­ни­ем вел кон­спек­ты, де­лал ка­кие-то по­мет­ки, изу­чал ре­ко­мен­до­ван­ную Де­о­пи­ком ли­те­ра­ту­ру, го­то­вил­ся к оче­ред­но­му за­ня­тию. Не скрою, по­ра­зи­ла и его не­обыч­ная фа­ми­лия. Ви­ди­мо, это то­же при­влек­ло мое вни­ма­ние к не­му как пре­по­да­ва­те­лю.

По­лю­бил я ар­хео­ло­гию, как ко­гда-то и «ас­тро­но­мию» в сред­ней шко­ле. К со­жа­ле­нию, курс «ар­хео­ло­гия» был рас­счи­тан все­го на один год. И, на­вер­ное, стал бы «ар­хео­ло­гом-вос­то­ко­ве­дом», про­длись эта дис­ци­п­ли­на на год-два боль­ше. Но…

С II кур­са, с 1961 го­да, нам ста­ли пре­по­да­вать: эко­но­ми­ку — Ле­о­нид Аб­ра­мо­вич Фрид­ман, ис­то­рию Аф­ри­ки — Апол­лон Бо­ри­со­вич Да­вид­сон (с ян­ва­ря 1962-го), и вплоть до V кур­са.

Имен­но они — мо­ло­дые то­гда уче­ные — ста­ли мои­ми «пу­те­во­ди­те­ля­ми» в аф­ри­ка­ни­сти­ку. Их лек­ции и се­ми­на­ры бы­ли на­столь­ко ин­те­рес­ны­ми, что ув­лек­ли на на­уч­ную сте­зю.

Бла­го­да­ря Фрид­ма­ну мне, сту­ден­ту, уда­лось под­го­то­вить и опуб­ли­ко­вать 1964 и 1966 го­дах в ака­де­ми­че­ском жур­на­ле «На­ро­ды Азии и Аф­ри­ки» (сей­час «Вос­ток/Oriens») две пол­но­вес­ные ста­тьи: «Кор­пус ми­ра — ору­дие идео­ло­ги­че­ской экс­пан­сии США» (в со­ав­тор­ст­ве с Бо­ри­сом Пиль­ни­ко­вым) и «Аме­ри­кан­ский ча­ст­ный ка­пи­тал в Аф­ри­ке» — то­гда од­на из пер­вых ра­бот на эту те­му в со­вет­ской аф­ри­ка­ни­сти­ке.

Ле­о­нид Аб­ра­мо­вич нау­чил «экс­т­ра­по­ли­ро­вать», де­лать вы­во­ды, про­гно­зы. Ко­гда го­то­вил под его ру­ко­во­дством ра­бо­ту об аме­ри­кан­ском ка­пи­та­ле в Аф­ри­ке, с ка­ким не­тер­пе­ни­ем ожи­дал я вы­хо­да в свет оче­ред­но­го аме­ри­кан­ско­го еже­ме­сяч­но­го жур­на­ла «Business Survey»! Точ­нее, не вы­хо­да, а по­сту­п­ле­ния в «Ле­нин­ку», от­ку­да вы­пи­сы­вал его в Ру­мян­цев­скую биб­лио­те­ку, где и за­ни­мал­ся (в «Ле­нин­ку» сту­ден­там той по­ры вход был «за­ка­зан»). Ино­гда от­ме­чал про се­бя, что те или иные мои соб­ст­вен­ные за­клю­че­ния (по хо­ду ра­бо­ты над стать­ей), сов­па­да­ли, или поч­ти сов­па­да­ли с циф­ра­ми, ко­то­рые я «про­гно­зи­ро­вал»!

Ле­о­нид Аб­ра­мо­вич был ру­ко­во­ди­те­лем мое­го вы­пу­ск­но­го ди­пло­ма в ИВЯ — «Зан­зи­бар до ре­во­лю­ции 1964 го­да. Со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­ские и по­ли­ти­че­ские пред­по­сыл­ки ре­во­лю­ции» (1967 г.), и од­ним из офи­ци­аль­ных оп­по­нен­тов на за­щи­те кан­ди­дат­ской дис­сер­та­ции в 1973 го­ду.

Он учил (не­на­вяз­чи­во, как я по­ни­мал) и рус­ско­му язы­ку — уби­рать «кан­це­ляр­щи­ну», су­хость язы­ка, сле­дить за сти­лем из­ло­же­ния, и не пи­тать пие­те­та к «ино­стран­щи­не»!

Это же мо­гу от­не­сти и к Апол­ло­ну Бо­ри­со­ви­чу Да­вид­со­ну. Уже мно­го позд­нее, ра­бо­тая в жур­на­ле «Азия и Аф­ри­ка се­го­дня», по­лу­чая от не­го тот или иной ма­те­ри­ал, мне как ре­дак­то­ру де­лать бы­ло не­че­го. По­ра­зи­тель­ный рус­ский язык, без изы­сков и «кра­си­во­стей»!

Как-то, чи­тая нам лек­цию по ис­то­рии Аф­ри­ки, в ка­ком-то кон­тек­сте Апол­лон Бо­ри­со­вич про­из­нес «ипо­стась». Это­го сло­ва я не знал и ни­ко­гда рань­ше не слы­шал. Не по­стес­нял­ся пре­рвать его и ска­зать об этом. С тех пор, по­лу­чив про­стое разъ­яс­не­ние, я и сам, по­рой, поль­зу­юсь этим сло­вом.

У Апол­ло­на Бо­ри­со­ви­ча бы­ла уди­ви­тель­ная, уди­вив­шая ме­ня «при­сказ­ка»: рас­ска­зы­вая на лек­ци­ях о том или ином, он час­то го­во­рил: «Ну, вы, ко­неч­но, знае­те, что…». А нам-то знать бы­ло «от­ку­да»? Что мы, вто­ро­курс­ни­ки, во­об­ще зна­ли об Аф­ри­ке?

Что под­ку­па­ло в нем (как, впро­чем, и в Ле­о­ни­де Аб­ра­мо­ви­че) — он об­щал­ся с на­ми ува­жи­тель­но, я бы ска­зал, на рав­ных. И слов­но под­тал­ки­вал нас к «зна­нию» то­го, о чем сам он уже дав­но знал. Я час­тень­ко за­гля­ды­вал в биб­лио­те­ку и ра­зы­ски­вал то, что не знал, но за­хо­те­лось уз­нать.

Имен­но Фрид­ман и Да­вид­сон при­учи­ли ме­ня к ис­сле­до­ва­тель­ской ра­бо­те, и нау­чи­ли, что та­кое — нау­ка. Пре­мно­го им бла­го­да­рен!

«Ми­зи­нец! Вот ва­ша сла­бость!»

Воз­вра­ща­юсь к «му­зы­ке». На­вер­ное, спус­тя ме­сяц по­сле про­слу­ши­ва­ния по ка­ким-то де­лам за­шел в Дом куль­ту­ры. Встре­тив Та­ма­ру Ива­нов­ну Смир­но­ву, по­здо­ро­вал­ся с ней и хо­тел, бы­ло, ид­ти даль­ше, как она ме­ня ос­та­но­ви­ла: «Олег, по­че­му не хо­ди­те на за­ня­тия? Вас же при­ня­ли в класс!» — «В ка­кой класс?» — «Вы что, за­бы­ли? В фор­те­пи­ан­ный…». А ведь я дей­ст­ви­тель­но за­был! Так и ска­зал Та­ма­ре Ива­нов­не…

Яр­ким пят­ном в па­мя­ти ос­та­лось пер­вое за­ня­тие с Ун­ди­ной Ми­хай­лов­ной. При­гла­сив к роя­лю, она под­се­ла ко мне, и со­сто­ял­ся раз­го­вор (пе­ре­даю его поч­ти до­слов­но):

«Олег, по­ка­жи­те свои ру­ки». Я про­тя­нул пра­вую. Она взя­ла ее в свою ру­ку, а дру­гой на­ча­ла про­щу­пы­вать мою ла­донь. Я не по­нял — для че­го? Но про­мол­чал. — «Так, ши­ри­на кис­ти впол­не хо­ро­шая… Рас­ставь­те паль­цы… То­же хо­ро­шо, длин­ные, мо­же­те взять боль­ше ок­та­вы».

Са­мое уди­ви­тель­ное про­изош­ло по­сле. Мой пе­да­гог ста­ла ис­сле­до­вать, ина­че не ска­зать, ка­ж­дый па­лец в от­дель­но­сти! А дой­дя до ми­зин­ца, до его фа­лан­ги, вос­клик­ну­ла: «Вот! Вот она, ва­ша сла­бость!» Я спро­сил — по­че­му? Не го­во­ря ни сло­ва, Ун­ди­на Ми­хай­лов­на под­ве­ла мою ла­донь к кла­виа­ту­ре и ска­за­ла: «Возь­ми­те ка­кой-ни­будь ак­корд и не от­пус­кай­те ру­ку». Я это сде­лал. — «А те­перь, — про­дол­жа­ла она, — по­смот­ри­те на свой ми­зи­нец». Я по­смот­рел. — «Ви­ди­те? Он про­гнул­ся! А это — не­хо­ро­шо. С та­ким ми­зин­цем, фа­лан­гой «ту­да-сю­да» мно­гое мо­жет не по­лу­чить­ся. Они [ми­зин­цы] бу­дут про­сто «со­ска­ки­вать» с чер­ных кла­виш [ди­ез, бе­моль] на со­сед­ние [бе­лые]. А слу­ша­те­ли по­ду­ма­ют, что вы фаль­ши­ви­те…». По­сле это­го она точ­но так же «изу­чи­ла» и мою ле­вую ла­донь.

Я был по­тря­сён! Не по­па­ди в класс Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны, так и пре­бы­вал бы в не­ве­де­нии, что ка­кой-то «ми­зи­нец-ми­зин­цы» мо­гут ме­шать пиа­ни­сту!

Ни­ко­гда и ни­кто не го­во­рил мне об этом. Ни пер­вая учи­тель­ни­ца му­зы­ки в Бу­да­пеш­те, ни вто­рая — Ми­ла Ни­ко­ла­ев­на Бу­на­ко­ва в му­зы­каль­ной шко­ле Со­вет­ско­го рай­она, в ко­то­рой с се­ст­рой учи­лись в 1952—1955 го­дах, а по­том в — 1956 го­ду — пе­ре­шли в «Гне­син­ку». Ни тре­тья — Со­фья Ива­нов­на Ап­фель­ба­ум. И об этом — ни­же.

* * *

Па­па, уве­ро­вав в му­зы­каль­ные спо­соб­но­сти сы­на и до­че­ри (дос­тав­шие­ся нам, как мы по­ня­ли мно­го позд­нее, от ма­мы, Ва­лен­ти­ны Ан­д­ре­ев­ны. Она бы­ла, сколь­ко я с На­та­шей пом­ню, пе­вунь­ей, пре­крас­но пе­ла: го­лос не­боль­шой, но вы­со­кий и мяг­кий; му­зы­ке не учи­лась, но оп­ре­де­лен­но му­зы­каль­но ода­рен­ная, хо­ро­шо иг­ра­ла на ак­кор­де­о­не), в 1950 го­ду пред­при­нял по­пыт­ку уст­ро­ить ме­ня в «Гне­син­ку».

Точ­нее, не он, а ма­ма моя. Прие­хав с ней в Мо­ск­ву «по­сту­пать в шко­лу», она вско­ре вер­ну­лась в Бу­да­пешт, но пе­ред этим при­ве­ла ме­ня на про­слу­ши­ва­ние, или при­ем­ный эк­за­мен. Ку­да?

То­гда мне не бы­ло и 8 лет. Пом­ню толь­ко, как про­хо­ди­ли при­ем­ные эк­за­ме­ны, ско­рее все­го, в зда­нии Ин­сти­ту­та им. Гне­си­ных на ул. Во­ров­ско­го. В ко­ри­до­ре на од­ном из эта­жей тол­пи­лись ка­кие-то лю­ди с деть­ми мое­го воз­рас­та. Во­шел в зал, не­боль­шой, но с ря­да­ми кре­сел, на сце­не — ро­яль, во вто­ром или треть­ем ря­ду — «тё­ти и дя­ди»…

Ко мне по­до­шла ка­кая-то «тё­тя», по­жи­лая. Сев за ро­яль, она сыг­ра­ла ме­ло­дию и по­про­си­ла спеть ее, за­тем — дру­гую, тре­тью… Я про­пел. По­том на­ча­ла «по­хло­пы­вать» ла­до­ня­ми с раз­ны­ми ин­тер­ва­ла­ми и ска­за­ла: «А те­перь, по­вто­ри, про­ве­рим твою рит­ми­ку». И так — не­сколь­ко раз. С этим я то­же спра­вил­ся (впер­вые ус­лы­шав от «тё­ти» это сло­во!). На­ко­нец, сел за ро­яль и что-то сыг­рал.

Че­рез не­сколь­ко дней ма­ма ска­за­ла, что ме­ня не при­ня­ли: за иг­ру на роя­ле я по­лу­чил «4». Ока­зы­ва­ет­ся, у ме­ня бы­ли «не так по­став­ле­ны ру­ки» — есть та­кой тер­мин в пиа­низ­ме. Дру­гие «под­роб­но­сти» за дав­но­стью лет пом­ню ли? Нет!

Фа­бу­лу мое­го по­ве­ст­во­ва­ния даль­ше я на­шел в днев­ни­ке от­ца:

28.9.1950 — …Ва­ля со­об­щи­ла, что Али­ка в му­зы­каль­ную шко­лу Гне­си­ных не при­ня­ли, не­смот­ря на то, что у не­го при­зна­ли аб­со­лют­ный слух. Пре­по­да­ва­тель шко­лы Гне­си­ных С.И.Ап­фель­ба­ум (под­черк­ну­то мною. — О.Т.) бе­рет его на год на до­маш­нее обу­че­ние. Но Ва­ля по­че­му-то бо­ит­ся, что да­ле­ко его во­зить к ней на квар­ти­ру и по­это­му ре­ши­ла обу­чать Али­ка му­зы­ке в ин­тер­на­те. Я очень со­жа­лею, что мой сын не бу­дет за­ни­мать­ся у Ап­фель­ба­ум.

То­гда я был слиш­ком мал, что­бы огор­чать­ся. А про­чи­тав эти стро­ки сей­час, па­пу по­ни­маю. Но и ма­му мою мож­но по­нять: я уже жил в ин­тер­на­те, от­ку­да «во­зить» ме­ня на ка­кую-то «квар­ти­ру» ни­кто бы не стал, а па­пу мое­го нель­зя бы­ло на­дол­го ос­тав­лять од­но­го в Бу­да­пеш­те…

Са­мое по­ра­зи­тель­ное — я всё же стал уче­ни­ком Со­фьи Ива­нов­ны Ап­фель­ба­ум! Позд­нее…

* * *

Вес­ной 1952 го­да ро­ди­те­ли вер­ну­лись из Венг­рии, и ме­ня с се­ст­рой оп­ре­де­ли­ли в рай­он­ную му­зы­каль­ную шко­лу-се­ми­лет­ку, по со­сед­ст­ву со шко­лой №114, где я учил­ся (а по­том и се­ст­ра, ко­гда в 1954 го­ду маль­чи­ки и де­воч­ки ста­ли учить­ся вме­сте). На­шим пе­да­го­гом ста­ла Ми­ла Ни­ко­ла­ев­на Бу­на­ко­ва. Ме­ня при­ня­ли во 2-й класс, На­та­шу — в 1-й.

Не мо­гу ска­зать, что про­яв­лял осо­бое рве­ние к за­ня­ти­ям му­зы­кой, по­рой за­ни­мал­ся с про­хлад­цей. И все же они не бы­ли в тя­гость, вы­сту­пал в школь­ных кон­цер­тах. Не хо­те­лось «под­во­дить» и ро­ди­те­лей, осо­бен­но от­ца, ко­то­рый по­че­му-то счи­тал ме­ня с се­ст­рой очень спо­соб­ны­ми. Тем бо­лее что вско­ре они уе­ха­ли в Нор­ве­гию — па­пу на­пра­ви­ли в на­ше по­соль­ст­во в Ос­ло (1954—1959 гг.), а мы с се­ст­рой жи­ли в это вре­мя од­ни под при­смот­ром дом­ра­бот­ни­цы — Ша­хи­ной из Брян­ска.

«Тё­тя На­та­ша» — так мы ее на­зы­ва­ли. Бы­ла она ма­ло­гра­мот­ной, чи­тать и пи­сать не уме­ла, пись­ма ро­ди­те­лям пи­са­ла от ее име­ни на­ша со­сед­ка Свет­ла­на. Рас­пи­сы­ва­лась «кре­сти­ком» в зар­плат­ной ве­до­мо­сти на ра­бо­те от­ца. Пом­ню, что в пер­вые год-два она по­лу­ча­ла 160 руб­лей в ме­сяц: мно­го это или ма­ло, я то­гда не знал, как не знал, сколь­ко де­нег ухо­ди­ло на на­ше с се­ст­рой пи­та­ние и дру­гие рас­хо­ды. Бла­го­да­ря «тё­те На­та­ше» мы с се­ст­рой уз­на­ли, что это та­кое — дран­чи­ки. Она, мас­те­ри­ца, за­ме­ча­тель­но их го­то­ви­ла!

За­ня­тия в му­зы­каль­ной шко­ле шли сво­им че­ре­дом, Ми­ла Ни­ко­ла­ев­на бы­ла мною до­воль­на. О «боль­шой» му­зы­ке я то­гда не ду­мал, но по­сте­пен­но шел к ней. И од­на­ж­ды…

Бы­ло это в на­ча­ле 1950-х, в один из лет­них дней. Прие­хав к нам из Ос­ло, ма­ма ку­пи­ла мне би­лет за 50 ко­пе­ек (на га­лёр­ку) на кон­церт в До­ме Сою­зов. В нем уча­ст­во­ва­ли Рих­тер, Шпил­лер и Же­ня Та­ла­нов. Рих­тер иг­рал и ак­ком­па­ни­ро­вал, Шпил­лер пе­ла, пел и Же­ня Та­ла­нов. К то­му вре­ме­ни уже слы­шал по ра­дио зна­ме­ни­тую в его ис­пол­не­нии пес­ню «Ро­ди­на слы­шит». Пел он по­ра­зи­тель­но, срав­нил бы его с Ро­бер­ти­но Ло­рет­ти, но тот поя­вил­ся го­раз­до поз­же. По­се­ще­ние это­го кон­цер­та ос­та­лось яр­чай­шим пят­ном в па­мя­ти мо­ей. Вот та­ким об­ра­зом я при­об­щал­ся к му­зы­ке клас­си­че­ской…

В му­зы­каль­ную шко­лу ме­ня при­ни­ма­ла Гне­си­на

Ле­том 1956 го­да па­па, прие­хав в от­пуск, пред­при­нял но­вый «по­ход» в «Гне­син­ку». Не знаю, как это ему уда­лось, но в сво­ем ра­бо­чем ка­би­не­те се­ст­ру и ме­ня — уче­ни­ков 4-го и 5-го клас­са обыч­ной му­зы­каль­ной шко­лы — слу­ша­ла са­ма Еле­на Фа­биа­нов­на Гне­си­на! Я за­пом­нил ее об­лик — очень по­жи­лая, с пыш­ной коп­ной се­дых во­лос, при­вет­ли­вая и об­щи­тель­ная. Она пе­ре­дви­га­лась в ин­ва­лид­ной ко­ля­ске.

На­ка­ну­не про­слу­ши­ва­ния моя учи­тель­ни­ца му­зы­ки Бу­на­ко­ва на­стоя­ла на том, что­бы я сыг­рал «Празд­ник в кол­хо­зе» Во­робь­ё­ва и «Ту­рец­кий марш» Мо­цар­та. Она го­во­ри­ла, что эти две пье­сы у ме­ня по­лу­ча­лись хо­ро­шо, с ни­ми вы­сту­пал в школь­ных кон­цер­тах. Да и мне са­мо­му был по ду­ше «Празд­ник…» Во­робь­ё­ва.

В та­кой же оче­рёд­но­сти я и иг­рал. Как сыг­рал — не пом­ню, что го­во­ри­ла Еле­на Фа­биа­нов­на — не пом­ню то­же. Но па­па, ко­то­рый при­вел ме­ня к ней, по­том го­во­рил: «Ну и дал­ся те­бе этот Во­робь­ёв! Ты бы ви­дел, как Гне­си­на по­мор­щи­лась, ус­лы­шав толь­ко на­зва­ние — „Празд­ник в кол­хо­зе“. А ко­гда ты на­чал иг­рать „Ту­рец­кий марш“, она пре­об­ра­зи­лась, слу­ша­ла и улы­ба­лась…».

Е.Ф.Гне­си­на, пе­да­гог ста­рой шко­лы, вос­пи­тан­ная на «клас­си­че­ской» му­зы­ке, мог­ла и не знать «ка­ко­го-то» ком­по­зи­то­ра Во­робь­ё­ва. Но это — толь­ко мое пред­по­ло­же­ние…

Сло­ва от­ца — «Ну и дал­ся те­бе…» — я пом­ню, но вот как он вспо­ми­нал тот день, спус­тя мно­го лет, за­пи­сав в сво­ем днев­ни­ке в 1969 го­ду:

…Ле­том 1956 го­да мы пе­ре­ве­ли де­тей из рай­он­ной муз. шко­лы в Гне­син­скую 7-лет­ку. Это пред­ло­жи­ла их учи­тель­ни­ца Бу­на­ко­ва-Ер­шо­ва. Что са­мое ин­те­рес­ное — оба по­па­ли в класс той са­мой С.И.Ап­фель­ба­ум, ко­то­рая в 1950 г. про­слу­ши­ва­ла Али­ка.

Вна­ча­ле мы бы­ли на про­слу­ши­ва­нии у са­мой Еле­ны Фа­биа­нов­ны Гне­си­ной. На­та­ши­на про­грам­ма ей по­нра­ви­лась, она бра­ла её на ру­ки, раз­гла­жи­ва­ла паль­чи­ки её рук. А вот Алик её шо­ки­ро­вал — он иг­рал кол­хоз­ный та­нец не то чу­ваш­ско­го, не то баш­кир­ско­го ком­по­зи­то­ра. Она же, ведь, клас­сик са­ма, и клас­си­че­ская му­зы­ка для неё — её жизнь. Про­слу­шав, она про­тяж­но ска­за­ла — «М-да-а-а…». По­том он сыг­рал «Ту­рец­кий марш», иг­рал очень хо­ро­шо.

Оба ей по­нра­ви­лись. Она по­ре­ко­мен­до­ва­ла встре­тить­ся с С.И., с ко­то­рой уже го­во­ри­ла, да­ла мне её ад­рес. Я ез­дил к ней на да­чу на 43-й км с Ка­зан­ско­го во­кза­ла. По­бе­се­до­ва­ли в са­ду. На­пом­нил ей о 1950 г. Она вспом­ни­ла, как то­гда ей при­шло пись­мо «из за­гра­ни­цы». Это её быв­шая уче­ни­ца Ле­ра (она и её муж ра­бо­та­ли то­гда, как и я, в Венг­рии) по на­шей прось­бе пи­са­ла ей. Обо всем до­го­во­ри­лись. Сна­ча­ла ре­бя­та ез­ди­ли к Со­фье Ива­нов­не на квар­ти­ру, а за­тем вли­лись в её класс.

Со­фья Ива­нов­на Ап­фель­ба­ум

Ме­ня при­ня­ли в шко­лу им. Гне­си­ных в 5-й класс (се­ст­ру — в 4-й). Мо­им пе­да­го­гом, как и На­та­ши, Еле­на Фа­биа­нов­на на­зна­чи­ла… Со­фью Ива­нов­ну Ап­фель­ба­ум!

Со­фья Ива­нов­на Апфельбаум. 1959 г.

Это сей­час я по­ста­вил «вос­кли­ца­тель­ный» знак. А то­гда, на пер­вом же уро­ке, от Со­фьи Ива­нов­ны уз­нал: пом­нит она ме­ня, она ме­ня про­слу­ши­ва­ла в тот ав­гу­стов­ский день 1950 го­да (та са­мая «тё­тя», ко­то­рая про­ве­ри­ла у ме­ня «рит­ми­ку»! ), имен­но она пред­ло­жи­ла ма­ме взять ме­ня «на год на до­маш­нее обу­че­ние». Вспом­нил ли я? Это не столь важ­но…

К ней до­мой, в квар­ти­ру в Рыб­ни­ко­вом пе­ре­ул­ке, что на Сре­тен­ке, я час­то при­хо­дил на до­пол­ни­тель­ные за­ня­тия — пе­ред за­че­та­ми и эк­за­ме­на­ми или на­ка­ну­не школь­ных кон­цер­тов.

С. А. Апфельбаум с педагогами фортепианного отдела Школы-семилетки имени Гнесиных. 1959 г.

Од­на­ж­ды (на­вер­ное, в 1958 го­ду) в один из та­ких дней, от­лу­чив­шись на ми­ну­ту на те­ле­фон­ный зво­нок и вер­нув­шись, Со­фья Ива­нов­на ска­за­ла с не­ко­то­рым ра­до­ст­ным ожив­ле­ни­ем: «Сей­час при­дет Же­ня Свет­ла­нов, мой быв­ший уче­ник». Я спро­сил — ди­ри­жер? — «Да. Пиа­нист и очень хо­ро­ший ди­ри­жер!» Так я по­зна­ко­мил­ся с Ев­ге­ни­ем Фе­до­ро­ви­чем Свет­ла­но­вым (1928—2002)…

Квар­ти­ра Со­фьи Ива­нов­ны бы­ла уве­ша­на кар­ти­на­ми. О них я не спра­ши­вал. Но од­на­ж­ды, при­дя до­мой, уви­дел на сте­не на­тюр­морт в «по­зо­ло­чен­ной» ра­ме: на сто­ле, на­кры­том свет­лой ска­тёр­кой, сто­ит жел­то­ва­тый кув­шин, ря­дом с ним куч­ка бе­лых гри­бов впе­ре­меж­ку с под­бе­ре­зо­ви­ка­ми, по­до­си­но­ви­ка­ми, ли­сич­ка­ми, и кор­зин­ка, пол­ная гри­бов. Кар­ти­на очень жи­во­пис­ная, с хол­стом при­мер­но 90 на 70 см. А в ле­вом ниж­нем уг­лу под­пись — «Ап­фель­ба­ум. 52»! Как рас­ска­зал отец, это — «по­да­рок на­шей му­зы­каль­ной се­мье» от Со­фьи Ива­нов­ны, у ко­то­рой сын — ху­дож­ник. Ви­ди­мо, ро­ди­те­ли, при­ез­жая в от­пуск из Нор­ве­гии, при­во­зи­ли ей в бла­го­дар­ность за вни­ма­ние к нам с се­ст­рой су­ве­ни­ры и по­дар­ки. И вот со­сто­ял­ся та­кой «об­мен».

…В 1965 го­ду, про­ез­жая как-то на трол­лей­бу­се по Бе­го­вой ули­це, уви­дел из ок­на транс­па­рант-афи­шу на од­ном из до­мов — «Вы­став­ка кар­тин ху­дож­ни­ка Ап­фель­ба­ум». Я тут же вы­шел на бли­жай­шей ос­та­нов­ке и на­пра­вил­ся к это­му до­му, где, как вы­яс­ни­лось, на­хо­дил­ся ху­до­же­ст­вен­ный са­лон. Но… Смер­ка­лось, бы­ло поч­ти 6 ча­сов ве­че­ра, и са­лон вот-вот за­кро­ет­ся. Ос­мот­реть вы­став­ку не уда­лось. Ко­гда спро­сил, мож­но ли пред­ста­вить «наш» на­тюр­морт, мне от­ве­ти­ли: «Се­го­дня — по­след­ний день. Ху­дож­ник Ап­фель­ба­ум скон­чал­ся два го­да на­зад. И это его по­смерт­ная вы­став­ка».

Кар­ти­на-па­мять о се­мье Ап­фель­ба­ум все го­ды с тех пор ук­ра­ша­ла квар­ти­ру мо­их ро­ди­те­лей…

За­ни­ма­ясь в клас­се С.И.Ап­фель­ба­ум, на­чал по­ни­мать, что «му­зы­ка», иг­ра на фор­те­пиа­но ув­ле­ка­ла ме­ня по-на­стоя­ще­му. При­ве­ду на­ча­ло пись­ма Со­фьи Ива­нов­ны ро­ди­те­лям в Ос­ло, ко­гда я пе­ре­шел в 7-й, вы­пу­ск­ной класс «Гне­син­ки», и в 9-й — в сред­ней шко­ле:

15 сен­тяб­ря 1958 г. — …На ваш во­прос о даль­ней­шем му­зы­каль­ном об­ра­зо­ва­нии Оле­га и На­та­ши. Мне, прав­да, очень труд­но от­ве­тить. И вот по­че­му. Дан­ные у них, ко­неч­но, име­ют­ся. У Оле­га, в ка­кой-то ме­ре, их да­же боль­ше. У не­го пре­крас­ные ру­ки, у не­го есть сме­лость, хват­ка, как мы это на­зы­ва­ем. Он му­зы­каль­ный. Олег по­лю­бил му­зы­ку и очень ус­пел. Иг­рать он хо­чет и лю­бит труд­ные ве­щи (в чем я ему не от­ка­зы­ваю). По дан­ным, он мог бы по­пасть в Учи­ли­ще и про­дол­жить му­зы­каль­ное об­ра­зо­ва­ние…

На эту же «те­му» — из мо­их пи­сем ро­ди­те­лям:

1 мар­та 1959 г. — …Му­зы­кой за­ни­ма­юсь мно­го, в день иг­раю ча­са 3, а ино­гда и боль­ше. В бу­к­валь­ном смыс­ле — у ме­ня подъ­ем в му­зы­ке. Пре­ж­де иг­ра на ф-но бы­ла не­что сред­ним ме­ж­ду обу­зой и удо­воль­ст­ви­ем. А сей­час — с та­ким на­сла­ж­де­ни­ем я ни­ко­гда рань­ше не за­ни­мал­ся, ни­ко­гда. Бы­ло, ко­неч­но, ино­гда, что не хо­те­лось от­ры­вать­ся от иг­ры, но это не то. Сам ищу сво­бод­ное вре­мя для иг­ры… Со­фья Ива­нов­на го­во­рит (вер­нее, она не до­го­во­ри­ла), что ес­ли я сыг­раю на вы­пу­ск­ном эк­за­ме­не всё, что сей­час го­тов­лю… и боль­ше ни­че­го не ска­за­ла.

3 ап­ре­ля. — …Па­па спра­ши­ва­ет: хо­чу ли быть про­фес­сио­наль­ным му­зы­кан­том? Об этом сей­час и го­во­рить не хо­чу. Пре­ж­де нуж­но по­пасть в муз. учи­ли­ще, не «по­пасть», а по­сту­пить, а за­тем окон­чить 10-й класс шко­лы. И по то­му, как окон­чу I курс, мож­но бу­дет го­во­рить о бу­ду­щем. Я так счи­таю.

15 ию­ня. — …5 ию­ня был вы­пу­ск­ной эк­за­мен, про­грам­му иг­рал 40 ми­нут. Эк­за­ме­на­ци­он­ная ко­мис­сия со­ве­ту­ет по­сту­пать в учи­ли­ще.

…13 ию­ня на вы­пу­ск­ном ве­че­ре вы­сту­па­ли 4 де­воч­ки и 2 маль­чи­ка-пиа­ни­ста — Во­ва Пет­ров, он счи­та­ет­ся луч­шим уче­ни­ком «Гне­син­ки», и я. Иг­рал «Нок­тюрн» Шо­пе­на и «По­эти­че­скую поль­ку» Сме­та­ны. По­том Со­фья Ива­нов­на ска­за­ла, что иг­рал я «очень ли­рич­но, слов­но на­роч­но был на­стро­ен так иг­рать»… Со­фья Ива­нов­на, ду­маю, по­ня­ла ме­ня до кон­ца. Мне боль­ше по ду­ше ли­ри­че­ско­го ха­рак­те­ра про­из­ве­де­ния. Ми­ла Ни­ко­ла­ев­на, ко­гда учил­ся у нее, это очень вер­но под­ме­ти­ла.

26 ию­ня. — …Мно­гие пре­по­да­ва­те­ли счи­та­ют, что я по­па­ду в учи­ли­ще обя­за­тель­но. А на­ша учи­тель­ни­ца по соль­фед­жио ска­за­ла, что у ме­ня «тех­ни­че­ский ап­па­рат по­став­лен очень хо­ро­шо».

Со­фья Ива­нов­на по­да­ри­ла це­лый том «Со­нат» Бет­хо­ве­на, со сти­ха­ми, по­свя­щен­ны­ми мне, и нам с На­та­шей «Му­зы­каль­ный сло­варь». Ска­за­ла, что ей очень не хо­чет­ся рас­ста­вать­ся со мной то­гда, ко­гда у ме­ня «поя­вил­ся ап­пе­тит к му­зы­ке». Все-та­ки я у нее был не пло­хим уче­ни­ком. а в этом го­ду — един­ст­вен­ный её уче­ник. В сво­ей ре­ко­мен­да­ции в учи­ли­ще она на­пи­са­ла всё хо­ро­шее обо мне…

При­ве­ду окон­ча­ние пись­ма Со­фьи Ива­нов­ны (от 15.09.58):

«…На­до учесть, что ра­бо­та в Учи­ли­ще ве­дет­ся в дру­гом пла­не, там тре­бу­ет­ся уже „го­то­вая про­дук­ция“. Ин­те­рес к уче­ни­ку вы­зы­ва­ет­ся его хо­ро­шей ра­бо­той и са­мо­стоя­тель­но­стью. Ес­ли это­го нет, пе­да­гог глад­ко и без со­жа­ле­ния рас­ста­ет­ся с уче­ни­ком. Вот это ме­ня стра­шит и за­став­ля­ет за­ду­мать­ся — смо­жет ли Олег все это вы­дер­жать и при этом еще 10-й класс! Ведь важ­но не толь­ко по­сту­пить — важ­но еще удер­жать­ся и быть там на вы­со­те».

Зо­ло­тые сло­ва мое­го пе­да­го­га! О со­дер­жа­нии это­го пись­ма ро­ди­те­ли не ска­за­ли мне то­гда ни сло­ва, как и Со­фья Ива­нов­на. Но в бе­се­дах с ней я де­лил­ся свои­ми мыс­ля­ми о «мо­ем» бу­ду­щем в му­зы­ке: по окон­ча­нии «Гне­син­ки» мне учить­ся в 10-м клас­се, а в слу­чае уда­чи — и в Учи­ли­ще им. Гне­си­ных. Как всё это «со­вмес­тить»?

Ска­зать, что я не пе­ре­жи­вал, не по­сту­пив на фор­те­пи­ан­ное от­де­ле­ние Учи­ли­ща (о чем рас­ска­зал вы­ше), зна­чит — ни­че­го не ска­зать. Бы­ло обид­но, что, как мне ка­за­лось, на взлё­те, ко­гда поя­ви­лась на­стоя­щая тя­га к му­зы­ке, хо­те­лось иг­рать боль­ше и луч­ше, по­лу­чая от это­го удо­воль­ст­вие (чув­ст­во, ко­то­рое при­шло к го­дам 14-15-ти и со­про­во­ж­да­ло все по­сле­дую­щие го­ды), я уви­дел пе­ред со­бой «шлаг­ба­ум» — не был при­нят в Учи­ли­ще.

И одо­ле­ва­ли со­мне­ния: по­сту­пить в учи­ли­ще в 17 лет? В этом воз­рас­те уже по­сту­па­ют в Кон­сер­ва­то­рию — вы­пу­ск­ни­ки Мерз­ля­ков­ки, на­при­мер, — шко­лы-де­ся­ти­лет­ки. Ку­да мне бы­ло уг­нать­ся? На­при­мер, я так и не знаю судь­бы Во­ло­ди Пет­ро­ва, иг­рав­ше­го на вы­пу­ск­ном эк­за­ме­не фор­те­пи­ан­ный Кон­церт Гри­га. Со­фья Ива­нов­на го­во­ри­ла: «С этим кон­цер­том за­кан­чи­ва­ют Кон­сер­ва­то­рию!» По­ни­мал так­же, что боль­шим пиа­ни­стом вряд ли ста­ну, хо­ро­шим — на­вер­ное…

* * *

Ко­гда учил­ся в «Гне­син­ке», я знал, что мой пе­да­гог по фор­те­пиа­но бы­ла очень близ­ка Гне­си­ной. Под­твер­жде­ние это­му на­шел, го­то­вя эту за­мет­ку.

Сна­ча­ла об­ра­тил­ся к Ви­ки­пе­дии — о Со­фье Ива­нов­не ни­че­го кон­крет­но­го нет (или пло­хо ис­кал). Но есть кни­га — «Еле­на Фа­биа­нов­на Гне­си­на: вос­по­ми­на­ния со­вре­мен­ни­ков». И на од­ной из стра­ниц Со­фья Ива­нов­на вспо­ми­на­ет: «Я по­лу­чи­ла му­зы­каль­ное об­ра­зо­ва­ние и ра­бо­та­ла всю свою жизнь пре­по­да­ва­те­лем клас­са фор­те­пиа­но в учеб­ных за­ве­де­ни­ях име­ни Гне­си­ных…».

А ес­ли рас­шиф­ро­вать «…всю свою жизнь»?

На дру­гой стра­ни­це про­чи­тал: «Стар­ши­ми из ав­то­ров (кни­ги. — О.Т.), ее (Гне­си­ной. — О.Т.) со­вре­мен­ни­ков до­ок­тябрь­ско­го вре­ме­ни — яв­ля­ют­ся С.И.Ап­фель­ба­ум и М.А.Гур­вич, при­шед­шие в „Учи­ли­ще сес­тер Гне­си­ных“ в 1906 и 1907 го­дах». И, на­ко­нец, Со­фья Ива­нов­на — «пиа­ни­ст­ка, пе­да­гог. За­кон­чи­ла Учи­ли­ще сес­тер Е. и М. Гне­си­ных по клас­су Евг. Ф. Гне­си­ной в 1915 го­ду, пе­да­гог Шко­лы-се­ми­лет­ки им. Гне­си­ных (1931—1971). За­слу­жен­ный учи­тель РСФСР».

И ее сын — Вик­тор Юль­е­вич Ап­фель­ба­ум (1916—1963) — за­ни­мал­ся му­зы­кой. В од­ном из «при­ме­ча­ний» в той же кни­ге при­во­дит­ся та­кое вы­ска­зы­ва­ние Еле­ны Фа­биа­нов­ны Гне­си­ной: «У нас был очень та­лант­ли­вый уче­ник — Ви­тя Ап­фель­ба­ум, он бле­стя­ще кон­чил учи­ли­ще. Но лю­бовь к ри­со­ва­нию взя­ла верх. Он по­шел в Су­ри­ков­ский ин­сти­тут и стал ху­дож­ни­ком. Му­зы­ку он, од­на­ко, ни­ко­гда не бро­сал. Она да­ла ему тон­кое, яс­ное, чис­тое вос­при­ятие ми­ра и уме­нье крас­ка­ми пе­ре­дать это на по­лот­но».

Член Сою­за ху­дож­ни­ков СССР, Вик­тор Юль­е­вич из­вес­тен та­ки­ми ра­бо­та­ми, как боль­шой по­яс­ной порт­рет Е.Ф.Гне­си­ной (на­хо­дит­ся в од­ной из ком­нат Ме­мо­ри­аль­но­го му­зея-квар­ти­ры Е.Ф.Гне­си­ной), вто­рой — в вес­ти­бю­ле Кон­церт­но­го за­ла Рос­сий­ской ака­де­мии му­зы­ки име­ни Гне­си­ных.

Со­фья Ива­нов­на вспо­ми­на­ла «ис­то­рию» соз­да­ния этих порт­ре­тов:

«Мно­го за­бот, люб­ви и вни­ма­ния про­яви­ла Еле­на Фа­биа­нов­на и к мо­ему сы­ну, Вик­то­ру Ап­фель­бау­му. Еле­на Фа­биа­нов­на хо­те­ла, что­бы он в бу­ду­щем вы­брал путь му­зы­кан­та, но судь­ба ре­ши­ла ина­че. Окон­чив учи­ли­ще Гне­си­ных, Ви­тя по­сту­пил в Ака­де­мию ху­до­жеств и стал про­фес­сио­наль­ным ху­дож­ни­ком, чле­ном Сою­за ху­дож­ни­ков. Еле­на Фа­биа­нов­на по­ня­ла его и не сер­ди­лась. По­сле вой­ны, воз­вра­тив­шись с фрон­та, Вик­тор на­пи­сал два порт­ре­та Еле­ны Фа­биа­нов­ны и по­да­рил ей, а так­же ряд пей­за­жей, ко­то­рые до сих пор ук­ра­ша­ют сте­ны ее ка­би­не­та. Их обо­юд­ная при­вя­зан­ность бы­ла креп­кой и неж­ной. И ко­гда од­на­ж­ды к Еле­не Фа­биа­нов­не при­шел из­вест­ный ху­дож­ник с прось­бой на­пи­сать ее порт­рет, Еле­на Фа­биа­нов­на, по­бла­го­да­рив, ска­за­ла, что ее хо­ро­шо и с лю­бо­вью пи­шет дру­гой ху­дож­ник — В. Ап­фель­ба­ум, вос­пи­тан­ник их учеб­ных за­ве­де­ний».

Сын Со­фьи Ива­нов­ны — ав­тор по­ло­тен: «Си­рень», «Лес­ной пей­заж», «Бе­рег Оки. Лод­ки», «Ро­зы», «Лан­ды­ши», «На­тюр­морт с ар­бу­за­ми». И… на­тюр­мор­та «Гри­бы»! Так мож­но на­звать эту ве­ли­ко­леп­ную кар­ти­ну, ко­то­рую Со­фья Ива­нов­на по­да­ри­ла мо­им ро­ди­те­лям…

Уро­ки, за­ня­тия, кон­цер­ты…

…Ун­ди­на Ми­хай­лов­на при­ня­ла ме­ня в свой класс, в ко­то­ром за­ни­мал­ся де­сять лет — вплоть до 1970-го, ко­гда пол­но­стью по­гру­зил­ся в ра­бо­ту над дис­сер­та­ци­ей.

За­ня­тия про­хо­ди­ли два­ж­ды в не­де­лю по ве­че­рам. Я не про­пус­кал ни од­но­го, ес­ли не был в ко­ман­ди­ров­ках пе­ре­во­дчи­ком суа­хи­ли с де­ле­га­ция­ми из Вос­точ­ной Аф­ри­ки, при­ез­жав­ши­ми к нам по при­гла­ше­нию КМО СССР.

Но­вые пье­сы ра­зу­чи­вал до­ма, и так, по­ти­хонь­ку-по­ти­хонь­ку, «до­во­дил» их, по­ка не по­лу­чал от Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны но­вое про­из­ве­де­ние. Стро­гая, но доб­ро­же­ла­тель­ная, она ни­ко­гда и ни­ко­го не ру­га­ла (на­при­мер, за то, что кто-то не вы­учил к сро­ку до­маш­нее за­да­ние). Не­ред­ко ос­та­вал­ся в клас­се по­слу­шать дру­гих. И ко­гда тот или иной ее уче­ник иг­рал, она пе­ре­жи­ва­ла так, слов­но са­ма бы­ла за роя­лем.

Ме­ня по­ра­жа­ли её ру­ки, точ­нее, ла­до­ни — ма­лень­кие, паль­цы — ко­рот­кие, но креп­кие, хват­кие. Ун­ди­на Ми­хай­лов­на лег­ко иг­ра­ла «с лис­та», че­го я про­сто не умел и не умею — ну, не да­но! Как, впро­чем, и под­би­рать по слу­ху те или иные ме­ло­дии, «пе­сен­ки». Про­бо­вал не раз: пра­вой ру­кой по­лу­ча­лось, но дву­мя ру­ка­ми ни­как — под­во­дил «ак­ком­па­не­мент» ле­вой ру­кой. Ко­гда по­нял это (дав­ным-дав­но, еще в школь­ные го­ды, и мне не ве­ри­ли!), сми­рил­ся, но ущерб­ным се­бя не счи­тал (и не счи­таю) — у ка­ж­до­го, на­вер­ное, «свои» спо­соб­но­сти…

За вре­мя уче­бы в Фор­те­пи­ан­ном клас­се МГУ я вы­шел на уро­вень, как ми­ни­мум, вы­пу­ск­ни­ка му­зы­каль­но­го учи­ли­ща. Ис­пол­нял про­из­ве­де­ния (а не­ко­то­рые иг­раю до сих пор), Ба­ха, Бет­хо­ве­на, Шо­пе­на, Рах­ма­ни­но­ва, Глин­ки, Скря­би­на, Ба­ла­ки­ре­ва, Сме­та­ны, Ши­ма­нов­ско­го, аме­ри­кан­ско­го ком­по­зи­то­ра Мак-Доу­эл­ла («Осень» и бли­ста­тель­ную пье­су «Perpetuum mobile» — «Веч­ное дви­же­ние»).

А так­же Ни­ко­лая Пей­ко — его уди­ви­тель­ную «Со­на­ти­ну-сказ­ку», со­чи­не­ние 1942 го­да, в раз­гар Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной вой­ны! Это — вол­шеб­ст­во зву­ков! Во­ис­ти­ну прав ве­ли­кий скри­пач и му­зы­кант Ие­гу­ди Ме­ну­хин, ска­зав­ший од­на­ж­ды: «Ни од­на но­та не иг­ра­ет­ся без осоз­на­ния её вку­са (!)», и «Ухо чув­ст­ву­ет звук (!)». Знал ли, нет эти сло­ва мо­ло­дой то­гда со­вет­ский ком­по­зи­тор (позд­нее — про­фес­сор Мо­с­ков­ской Кон­сер­ва­то­рии, 1916—1995) — не так важ­но. Пье­са Н. Пей­ко лишь под­твер­жда­ет их пра­во­ту.

* * *

Ни­ко­гда рань­ше мне и в го­ло­ву не при­хо­ди­ло — есть ли что в Ин­тер­не­те об этой пре­крас­ной пье­се? Да и срав­ни­вать — с че­го бы это? А тут вдруг в от­вет на мое по­сла­ние-пись­мо (с «вло­же­ни­ем» — «Аф­ри­ка­нист…») моя дав­няя зна­ко­мая на­пи­са­ла, что «про­слу­ша­ла Пей­ко, и мне по­нра­ви­лось…».

Вот и за­ду­мал­ся: КАК и ГДЕ? Со­об­ра­зил — в Ин­тер­не­те. И на­шел! В Ян­дек­се, Един­ст­вен­ный ис­пол­ни­тель — Вик­тор Мер­жа­нов (1919—2012). В 1960-х по­бы­вал на двух его кон­цер­тах, впе­чат­ле­ние — ни­ка­кое…

За­пись про­слу­шал (его ис­пол­не­ние 1963 го­да), этот пиа­нист ме­ня раз­оча­ро­вал. Во мно­гих мес­тах, по-мо­ему, — про­сто «то­пор­но», кое-где — «за­тя­ну­то», да и «му­зы­каль­ность» стра­да­ет. Нет! Не для НЕГО со­чи­нил Пей­ко эту пье­су!

В мои те са­мые го­ды эту пье­су ни­где не слы­шал (а о за­пи­сях/пла­стин­ках и ре­чи не бы­ло). И, ду­ма­ет­ся, Ун­ди­на Ми­хай­лов­на во­все не слу­чай­но да­ла её мне — в клас­се-то у неё бы­ло 15—20 че­ло­век! От­чет­ли­во пом­ню, как од­на­ж­ды, на од­ном из уро­ков, она ска­за­ла: «Олег, знае­те, вы мне боль­ше нра­ви­тесь, чем На­та­ша» (се­ст­ра не­ко­то­рое вре­мя ра­бо­та­ла пе­да­го­гом-ас­си­стен­том Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны в ее клас­се). По­смот­рев на ме­ня (на­вер­ное, в мо­их гла­зах она уви­де­ла «не­мой» во­прос), У.М. до­ба­ви­ла — «Вы бо­лее му­зы­каль­ный…». Вот имен­но! По­то­му му­зы­ка и на­зы­ва­ет­ся «му­зы­кой»!

Я со­хра­нил соб­ст­вен­ную иг­ру кон­ца 1950-х — се­ре­ди­ны 1960-х: за­пи­сы­вал, иг­рая до­ма на пиа­ни­но, на при­ве­зен­ный ро­ди­те­ля­ми из Ос­ло нор­веж­ский маг­ни­то­фон «Bunderptakker». А по­том, мно­го-мно­го позд­нее, в 2001-м (пе­ред по­езд­кой в Эфио­пию), при­дя к ма­ме, с маг­ни­то­фон­ных лент с то­го же маг­ни­то­фо­на пе­ре­пи­сал на ау­дио­кас­се­ту (на 120 ми­нут). Плен­ки «по­ста­ре­ли» (ведь без ма­ло­го про­шло поч­ти со­рок лет!), кое-где слыш­но уже пло­хо, мес­та­ми при­шлось их да­же склеи­вать аце­то­ном. Стар­ший сын Ар­тём (ему уже 51) из ау­дио пе­ре­вел за­пи­си на диск, а со­всем не­дав­но его вто­рой сын Фи­липп (наш вто­рой внук по стар­шин­ст­ву, ему 22 го­да) часть из этих за­пи­сей раз­мес­тил в Ютю­бе, а вско­ре вы­ло­жит еще три фай­ла с «мо­ей» му­зы­кой…

Так вот, у ме­ня — не­про­фес­сио­на­ла (хо­тя и про­фес­сио­наль­но иг­рал бла­го­да­ря Ун­ди­не Ми­хай­лов­не) — ВСЁ, КАК НАДО!!! Пей­ко ока­зал­ся «мо­им»! Не по­хваль­бы ра­ди, но мое ис­пол­не­ние — ку­да как по-Пей­ко, а не по-Мер­жа­нов­ски. Кста­ти, Ун­ди­на Ми­хай­лов­на бы­ла весь­ма не­вы­со­ко­го мне­ния о Мер­жа­но­ве как ис­пол­ни­те­ле-ин­тер­пре­та­то­ре.

Вы­ше я по­свя­тил все­го од­ну стро­ку пье­се Мак-Доу­эл­ла «Perpetuum mo­bile». Моя за­пись иг­ры на­ча­ла 60-х — со­хра­ни­лась.

То­же по­ис­кал. В Гуг­ле есть, а «пер­вая» в спи­ске ис­пол­ни­те­лей — ка­кая-то дев­чуш­ка 10-ти лет! По­ду­мал — «Вун­дер­кинд? Быть то­го не мо­жет, что­бы в 10 (!) лет иг­рать эту пье­су!» И ока­зал­ся прав: уче­ни­че­ское ис­пол­не­ние гамм и пр. под на­зва­ни­ем «Веч­ное дви­же­ние», и не бо­лее то­го. Про­слу­шал и дру­гую, в тит­рах — «мне 26 лет…». Чуть луч­ше, но прак­ти­че­ски то же са­мое, без «изю­мин­ки», хо­тя и на­пи­са­но, что она, дес­кать, лау­ре­ат ка­ких-то кон­кур­сов.

В Гуг­ле, кто бы ни иг­рал «Веч­ное дви­же­ние», по хро­но­мет­ру по­лу­ча­ет­ся 2 мин. с лиш­ним. А у ме­ня — 1.30. «Чув­ст­вуе­те раз­ни­цу»?..

…Уча­ст­во­вал и в кон­цер­тах Фор­те­пи­ан­но­го клас­са в Ма­лом за­ле кон­сер­ва­то­рии. В пер­вом — в 1961 го­ду, на ко­то­рый Ун­ди­на Ми­хай­лов­на при­гла­си­ла сво­его учи­те­ля Г.Г.Ней­гау­за. Она ска­за­ла то­гда: «Впер­вые на­род­ный кол­лек­тив вы­сту­па­ет на сце­не Кон­сер­ва­то­рии!» А так­же в 1965 и 1967 го­дах. К ка­ж­до­му из та­ких кон­цер­тов вы­пус­ка­лись «про­грам­мки», а на ули­цах Мо­ск­вы — афи­ши кон­цер­тов Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ…

Я пи­сал ро­ди­те­лям в Таи­ланд, где отец в 1961—1962 го­дах ра­бо­тал в на­шем по­соль­ст­ве:

4 ав­гу­ста, 61 — …Очень хо­ро­шая но­вость. Для юби­лей­но­го (25 лет клас­су) кон­цер­та на­ше­му клас­су да­ли Ма­лый зал Кон­сер­ва­то­рии, кон­церт бу­дет в 15—20 чис­лах ок­тяб­ря. Ве­ро­ят­но, я бу­ду иг­рать в 2-х от­де­ле­ни­ях.

На по­след­нем за­ня­тии 30 ию­ня раз­го­ва­ри­вал с У.М. … Она ска­за­ла, что я мно­гое сде­лал как «в об­лас­ти пиа­ни­сти­че­ско­го мас­тер­ст­ва», так и во­об­ще.

О на­шем клас­се поя­ви­лась хо­ро­шая ста­тья в ж-ле «Му­зы­каль­ная жизнь» (1961, №10), по­свя­ща­ет­ся на­ше­му кон­цер­ту 20 ап­ре­ля. Как го­во­ри­ла Ун­ди­на Ми­хай­лов­на, кон­цер­том ин­те­ре­со­ва­лись та­кие ком­по­зи­то­ры, как Ха­ча­ту­рян, Ка­ба­лев­ский. Ста­тья очень и очень по­ло­жи­тель­ная и тол­ко­вая. Ме­ж­ду про­чим, в ней фи­гу­ри­рую и я.

…В по­след­них чис­лах ию­ня о нас бы­ла пе­ре­да­ча по ра­дио. Все это — под­го­тов­ка к 25-ле­тию клас­са. Бу­ду иг­рать: в I от­де­ле­нии — Глин­ка «Сре­ди до­ли­ны ров­ныя» и Ба­ла­ки­рев «Поль­ка»; во II — аме­ри­кан­ский. ком­по­зи­тор Мак-Доу­элл «Осень» и «Perpetuum mobile»…

9 ок­тяб­ря — По­след­ние пол­ме­ся­ца за­ни­ма­юсь му­зы­кой столь­ко, сколь­ко воз­мож­но, по 3—4 ча­са в день, глав­ным об­ра­зом — в клу­бе ДКГФ, боль­ше не мог, т.к. су­ще­ст­ву­ют за­ня­тия и в ин­сти­ту­те. Вче­ра был кон­церт в об­ще­жи­тии Студ­го­род­ка МГУ на Стро­мын­ке, в Со­коль­ни­ках. Пол­ный зал, слу­ша­ли хо­ро­шо. Про­грам­ма та же, что бу­дет 12-го, при­гла­ше­ны кор­рес­пон­ден­ты из ре­дак­ций га­зет и жур­на­лов. Бу­дет, оче­вид­но, и Г.Г.Ней­га­уз, шеф Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ. Мы рас­смат­ри­ва­ли этот кон­церт как смотр на­ших воз­мож­но­стей. Я иг­рал не­пло­хо, сам это чув­ст­во­вал… Все ве­щи у ме­ня сде­ла­ны поч­ти-поч­ти. Нуж­на уве­рен­ность и глав­ное — звук, сей­час ра­бо­таю над этим…

13 ок­тяб­ря — Вот и про­шло мое пер­вое вы­сту­п­ле­ние на сце­не Ма­ло­го за­ла Кон­сер­ва­то­рии. Сыг­рал ус­пеш­но. Но рас­ска­жу по по­ряд­ку.

В 23.30 10 ок­тяб­ря бы­ла ге­не­раль­ная ре­пе­ти­ция в Ма­лом за­ле. Иг­ра­ли в по­ряд­ке оче­ре­ди: кто даль­ше жи­вет, тот рань­ше иг­ра­ет. Я иг­рал в 2.30. Ус­та­ло­сти не чув­ст­во­ва­лось, до­мой вер­нул­ся в 3.30…

…Кон­церт 12 ок­тяб­ря дол­жен был на­чать­ся в 19.00. Я при­шел пер­вым в 6 ча­сов и сра­зу — за ро­яль в ар­ти­сти­че­ской. Хо­ро­шо ра­зы­грал­ся. Во­об­ще, весь день дер­жал се­бя в бо­дром на­строе­нии.

Вы­сту­пать пер­вым, за­да­вать тон все­му кон­цер­ту — де­ло слож­ное, тем бо­лее в юби­лей­ный кон­церт. Но вол­но­вал­ся мень­ше, чем 8 ок­тяб­ря (кон­церт на Стро­мын­ке), и по­это­му иг­рал луч­ше, боль­ше все­го сле­дил за зву­ком, а это глав­ное в мо­их про­из­ве­де­ни­ях в I от­де­ле­нии.

Ко­гда по­сле всту­пи­тель­но­го сло­ва объ­я­ви­ли мой но­мер, как мож­но спо­кой­нее вы­шел, по­кло­нил­ся. А кла­нять­ся еще не нау­чил­ся: «Кла­нять­ся на­до уметь» — го­во­рит и по­ка­зы­ва­ет Ун­ди­на Ми­хай­лов­на (и эту «шко­лу» я/мы то­же про­хо­дим в её клас­се). «Ва­риа­ции…» Глин­ки сыг­рал, на мой взгляд, удач­но. Ба­ла­ки­ре­ва («Поль­ка») иг­рал не­пло­хо, но не­мно­го ху­же, чем на ре­пе­ти­ции, сде­лал не всё, что хо­тел, в смыс­ле от­тен­ков, да и пе­даль в од­ном мес­те «под­ка­ча­ла». Ап­ло­ди­ро­ва­ли мне до­воль­но силь­но, при­шлось «вый­ти на по­клон».

В се­ре­ди­не пер­во­го от­де­ле­ния при­шел сам Ней­га­уз. Очень жаль, ме­ня он не по­слу­шал. В за­ле бы­ло мно­го пре­по­да­ва­те­лей кон­сер­ва­то­рии, пред­ста­ви­те­лей пе­ча­ти, был и фо­то­кор­рес­пон­дент, а в «Ве­чёр­ке» за­мет­ка о пред­стоя­щем на­шем кон­цер­те.

Вто­рое от­де­ле­ние име­ло боль­шой ус­пех. Все про­из­ве­де­ния — но­вые, ред­ко или поч­ти не ис­пол­няв­шие­ся у нас…

С «Осе­нью» спра­вил­ся на все 100%, сам чув­ст­во­вал, а вот с «Веч­ным дви­же­ни­ем» по­лу­чил­ся ка­зус. Вне­зап­но в од­ном пас­са­же сбил­ся с тем­па, т.е. «по­те­рял» ритм — про­дол­жать иг­рать даль­ше бес­смыс­лен­но. Вся пре­лесть этой пье­сы как раз в точ­но­сти, рит­ме, тех­ни­ке, она долж­на ис­пол­нять­ся в од­ном по­ры­ве. Я страш­но ра­зо­злил­ся и на­чал сна­ча­ла. На этот раз сыг­рал, на­вер­ное, хо­ро­шо — ап­ло­ди­ро­ва­ли так, как еще ни ра­зу не слы­шал: то ли это в мою под­держ­ку — мол, «не сто­ит рас­страи­вать­ся из-за осеч­ки», то ли я дей­ст­ви­тель­но хо­ро­шо сыг­рал.

Ре­бя­та из клас­са го­во­ри­ли — здо­ро­во! А У.М., ко­гда я вдруг ос­та­но­вил­ся, в серд­цах ска­за­ла (пе­ре­да­ли ре­бя­та, ко­то­рые вме­сте с ней слу­ша­ли кон­церт на бал­ко­не): «Вот бол­ван, за­был!» А по­том, ко­гда я рас­кла­ни­вал­ся, до­ба­ви­ла: «Мо­ло­дец, боль­шие у не­го спо­соб­но­сти»!

Мо­жет быть, это слиш­ком, но при­шлось три раза рас­кла­ни­вать­ся пе­ред пуб­ли­кой. Пи­шу так под­роб­но по­то­му, что уж очень мно­го впе­чат­ле­ний от это­го кон­цер­та. И как все­гда, ко­гда не­пло­хо сыг­ра­ешь, в даль­ней­шем хо­чет­ся сыг­рать еще луч­ше и про­из­ве­де­ния бо­лее слож­ные.

Был я не един­ст­вен­ным, ко­го вы­зы­ва­ли 2 раза на сце­ну. Наи­боль­ший ус­пех вы­пал на до­лю Иры Чер­ка­ши­ной (то­же из ИВЯ), ко­то­рая с бле­ском ис­пол­ни­ла «Жон­го» Фер­нан­де­са, или «Та­нец бра­зиль­ско­го не­гра». Она во­об­ще мо­ло­дец и боль­ше все­го мне по­нра­ви­лась.

В за­клю­че­ние кон­цер­та мы всем клас­сом вы­шли на сце­ну по­при­вет­ст­во­вать Ун­ди­ну Ми­хай­лов­ну. Все-та­ки, ка­кая она мо­ло­дец! Как пе­да­гог и че­ло­век.

…За­ни­мать­ся му­зы­кой сей­час при­дет­ся мень­ше, чем в пе­ри­од под­го­тов­ки к кон­цер­ту. Нуж­но боль­ше вре­ме­ни уде­лять уче­бе и на­уч­ной ра­бо­те. Чув­ст­вую, что Л.А.Фрид­ман — пре­по­да­ва­тель по эко­ном. гео­гра­фии, име­ет на ме­ня кое-ка­кие ви­ды. Нуж­но это до­ве­рие оп­рав­дать. Ко­неч­но, боль­шее вре­мя бу­ду уде­лять сей­час имен­но это­му. Му­зы­ка (очень жаль, ко­неч­но) — во вто­рую оче­редь…

Со­лис­том Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ иг­рал в До­ме ра­бот­ни­ков ис­кусств на Боль­шой Брон­ной (уже дав­но там си­на­го­га), в до­мах куль­ту­ры ЗИЛ, МПС (ми­ни­стер­ст­ва пу­тей со­об­ще­ния), на дру­гих пло­щад­ках.

Из пись­ма в Таи­ланд:

4 мая, 62 — …По­лу­чил справ­ку о том, что яв­ля­юсь со­лис­том На­род­ной фи­лар­мо­нии (не­сколь­ко че­ло­век из на­ше­го муз. клас­са во­шли в со­став не­дав­но от­кры­той На­род­ной фи­лар­мо­нии).

Иг­рал и в Крем­лев­ском те­ат­ре, где бы­вал на раз­ных кон­цер­тах. И не пред­по­ла­гал, что ко­гда-ли­бо сам бу­ду в них уча­ст­во­вать. Это про­изош­ло так.

На од­ном из уро­ков (на­вер­ное, в 1964 го­ду, осе­нью) Ун­ди­на Ми­хай­лов­на со­об­щи­ла, что вско­ре в Крем­лев­ском те­ат­ре со­сто­ит­ся «боль­шой кон­церт, и Вы там вы­сту­пи­те».

В день кон­цер­та ве­че­ром про­шел че­рез Спас­ские во­ро­та (по спи­ску, с предъ­яв­ле­ни­ем пас­пор­та). Во­шел в зда­ние, мне по­ка­за­ли не­сколь­ко ар­ти­сти­че­ских ком­нат. В од­ной из них уви­дел пиа­ни­но. Не­мно­го по­иг­рал, «ра­зо­грел» паль­цы. Но бы­ло про­хлад­но. В ожи­да­нии вы­хо­да на сце­ну на­дел ме­хо­вые пер­чат­ки (те са­мые, что ку­пил в Хо­дей­де! Все­гда брал их с со­бой, ко­гда пред­стоя­ло иг­рать в кон­цер­тах). Со­гре­вая паль­цы, раз­ми­нал ла­до­ни — од­ну, дру­гую, и так — не­сколь­ко раз.

По ко­ри­до­рам, за сце­ной — су­ма­то­ха: к сво­им вы­сту­п­ле­ни­ям го­то­вят­ся, кто как мо­жет. Я же хо­жу ту­да-сю­да, вда­ле­ке от за­ла, и что там про­ис­хо­дит — не слыш­но. Но вот раз­дал­ся один зво­нок, вто­рой и, на­ко­нец, тре­тий.

В те вре­ме­на «боль­шие» кон­цер­ты на­чи­на­лись с вы­сту­п­ле­ния чте­ца, а вслед за ним — обя­за­тель­но клас­си­че­ская му­зы­ка. Я и стал её ис­пол­ни­те­лем.

Ко­гда ус­лы­шал: «Шо­пен, по­ло­нез до-ми­нор. Ис­пол­ня­ет со­лист Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ Олег Те­те­рин» — вдруг за­нерв­ни­чал. Вы­хо­жу на сце­ну, иду к роя­лю, по­клон зри­те­лям. Уви­дел ог­ром­ный зал — и ме­ня ох­ва­ти­ло ка­кое-то вол­не­ние, сло­ва­ми не пе­ре­дать. На­чи­наю иг­рать и… за­бы­ваю, как иг­рать даль­ше! Ос­та­но­вил­ся, по­смот­рел в зал… Про­шло, на­вер­ное, пол­ми­ну­ты, и я на­чал сно­ва. По­ло­нез у ме­ня «по­лу­чил­ся», хо­тя мог сыг­рать и луч­ше. На­до иметь на­вык вы­сту­пать на боль­шой сце­не, ко­гда из за­ла смот­рят на те­бя сот­ни глаз. Та­ко­го «на­вы­ка» у ме­ня не бы­ло…

Как и дру­гим уче­ни­кам Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ, не за­быть её сло­ва: «Са­мо­дея­тель­но­стью я не за­ни­ма­юсь!» — пиа­ни­стов сво­его клас­са Ун­ди­на Ми­хай­лов­на го­то­ви­ла на вы­со­ком про­фес­сио­наль­ном уров­не. Она вос­пи­ты­ва­ла му­зы­кан­тов, а не про­сто «ис­пол­ни­те­лей».

Бы­ло бы боль­шим пре­уве­ли­че­ни­ем ут­вер­ждать, что Ун­ди­на Ми­хай­лов­на как-то вы­де­ля­ла ме­ня сре­ди дру­гих в клас­се. Я же по­ни­мал, что не­ко­то­рые из ее уче­ни­ков бы­ли «по­силь­нее» ме­ня.

После концерта в Малом зале Консерватории. Ундина Михайловна Дубова-Сергеева (в центре), слева от нее — Саша Дубянский, справа — автор

и Дима Гальцов. Крайняя слева — Лия Турусова. 12 октября 1961 г.

На­зо­ву, пре­ж­де все­го, Иру Чер­ка­ши­ну, вы­пу­ск­ни­цу ИВЯ с япон­ским язы­ком, в свое вре­мя она окон­чи­ла Цен­траль­ную му­зы­каль­ную шко­лу (ЦМШ) при Кон­сер­ва­то­рии. А так­же Га­ли­ну Ца­ри­цы­ну, то­гда кан­ди­дат эко­но­ми­че­ских на­ук, до­цент эко­но­ми­че­ско­го фа­куль­те­та МГУ; Сер­гея Бут­ков­ско­го, фи­ло­ло­га. И осо­бо — Ди­му Галь­цо­ва, сту­ден­та физ­ма­та МГУ, ко­то­ро­го, как рас­ска­зы­ва­ла Ун­ди­на Ми­хай­лов­на, она го­то­ви­ла к од­но­му из Кон­кур­сов им. Чай­ков­ско­го (сей­час док­тор фи­зи­ко-ма­те­ма­ти­че­ских на­ук, ком­по­зи­тор, ав­тор за­ме­ча­тель­ных во­каль­ных цик­лов на сти­хи М. Цве­тае­вой, Б. Пас­тер­на­ка, М. Кня­зе­вой).

С дру­ги­ми, по-мо­ему, был «на рав­ных». Это — Лия Ту­ру­со­ва с эко­но­ми­че­ско­го фа­куль­те­та; Ги­ви (гру­зин, с юри­ди­че­ско­го) и На­та­ша (фил­фак) Яков­ле­вы — муж и же­на; На­та­ша Зи­мя­ни­на с фил­фа­ка (дочь сек­ре­та­ря ЦК КПСС М.В.Зи­мя­ни­на, уди­ви­тель­но скром­ная де­вуш­ка). И… Са­ша Ду­бян­ский! То­гда сту­дент ИВЯ с та­миль­ским язы­ком, ны­не до­цент, кан­ди­дат фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук, пре­по­да­ет в ИСАА.

Са­ша то­же учил­ся в шко­ле им. Гне­си­ных! Об этом уз­нал ле­том 2012 го­да на… встре­че «вы­пу­ск­ни­ков» Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ, уст­ро­ен­ной у се­бя в квар­ти­ре Ирой Чер­ка­ши­ной (уже очень дав­но Ду­нае­ва, по фа­ми­лии му­жа, Вла­ди­сла­ва Ива­но­ви­ча, жур­на­ли­ста-ме­ж­ду­на­род­ни­ка с япон­ским же язы­ком).

Еле­на Фа­биа­нов­на Гне­си­на (в цен­тре) в сво­ем ка­бин­не­те и ее се­ст­ра Оль­га Фа­биа­нов­на (сле­ва) с уче­ни­ка­ми му­зы­каль­ной шко­лы-се­ми­лет­ки.

Сре­ди них Са­ша Ду­бян­ский (сто­ит спра­ва) и ав­тор (сле­ва), в се­ре­ди­не — на­вер­ное, Во­ло­дя Пет­ров.

Нас, к со­жа­ле­нию, со­бра­лось все­го пя­те­ро: вклю­чая Иру — Лия, Ди­ма, я и Са­ша. Он по­ка­зал по­жел­тев­шее фо­то: груп­па уче­ни­ков — маль­чи­ки и де­воч­ки (мно­гие с пио­нер­ски­ми гал­сту­ка­ми) — во­круг си­дя­щих в крес­лах Еле­ны Фа­биа­нов­ны Гне­си­ной и ее млад­шей се­ст­ры Оль­ги. Сре­ди них, сза­ди, и мы с Са­шей: сто­им бок о бок, нам — лет 14—15.

«Ветераны» Фортепианного класса МГУ.

Слева направо: Лия Турусова, Саша Дубянский, автор, Ира Дунаева

и Дима Гальцов. 2012 г.

И вспом­нил — бы­ла и у ме­ня та­кая фо­то­гра­фия! Но ку­да-то и дав­но за­те­ря­лась. И вот — она сно­ва пе­ре­до мною, спус­тя бо­лее по­лу­ве­ка! Уди­ви­ло и то, что Са­ша пом­нил: мо­им пе­да­го­гом бы­ла Со­фья Ива­нов­на Ап­фель­ба­ум. При­зна­юсь, то, что Са­ша Ду­бян­ский — мой «од­но­каш­ник» по му­зы­каль­ной шко­ле, для ме­ня ста­ло при­ят­ным «от­кры­ти­ем». По «Гне­син­ке» его я не за­пом­нил…

В на­шем клас­се за­ни­мал­ся и Марк Под­бе­рез­ский. Встре­тишь та­ко­го, как он, и не­воль­но ска­жешь про се­бя — «не от ми­ра се­го». Имен­но та­ким его за­пом­нил. Как пиа­нист-ис­пол­ни­тель был сла­бым; мне го­во­ри­ли, что иг­рать на пиа­ни­но он нау­чил­ся, при­дя к Ун­ди­не Ми­хай­лов­не в класс. Но Марк стал ком­по­зи­то­ром, пи­сал му­зы­ку. И од­на­ж­ды на кон­цер­те фор­те­пи­ан­но­го клас­са — и не где-ни­будь, а в Ма­лом за­ле Кон­сер­ва­то­рии — ис­пол­нил пье­су соб­ст­вен­но­го со­чи­не­ния! На за­ня­ти­ях у У.М. ви­дел его ред­ко, но ре­гу­ляр­но — на на­ших кон­цер­тах.

Что-то на­шла в нем Ун­ди­на Ми­хай­лов­на и бы­ла вни­ма­тель­на к не­му, как и ко всем сво­им уче­ни­кам. К ка­ж­до­му из них у неё был свой под­ход, су­жу об этом хо­тя бы по се­бе. Вни­ма­ние Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны я все­гда ощу­щал. Как опыт­ный пе­да­гог и про­фес­сио­наль­ный му­зы­кант, зная мои спо­соб­но­сти и воз­мож­но­сти как ис­пол­ни­те­ля, она уди­ви­тель­ным об­ра­зом под­би­ра­ла та­кие про­из­ве­де­ния, ко­то­рые, в ко­неч­ном сче­те, у ме­ня по­лу­ча­лись со­всем не­пло­хо, на­при­мер, «Вальс» Шу­бер­та-Лис­та. И при этом да­же не за­ме­чал свой «при­род­ный» не­дос­та­ток, иг­рая, в ча­ст­но­сти, «Ре­во­лю­ци­он­ный этюд» Шо­пе­на.

* * *

В Гуг­ле есть ис­пол­ни­те­ли «Валь­са» Шу­бер­та-Лис­та (ка­прис, Вен­ские ве­че­ра, №6). Раз­ные, и их не­мно­го. По­слу­шай­те. Ка­кая-то «дев­чон­ка» — не в счёт. Мне ком­мен­ти­ро­вать да­же не хо­чет­ся, от­се­бя­ти­на ка­кая-то. У неё не бы­ло та­ко­го пе­да­го­га, как у ме­ня! Ви­ди­мо, она пло­хо пред­став­ля­ла, как тан­це­ва­ли ВАЛЬС на ба­лах в ве­ке XIX-м. Ес­ли бы пред­ста­ви­ла (как уда­лось мне), иг­ра­ла бы по-дру­го­му…

Об ис­пол­не­нии Кот­ля­рев­ско­го, про­фес­со­ра, — он «так» слы­шит и иг­ра­ет (его пра­во). Наи­боль­шее впе­чат­ле­ние про­из­вел Вла­ди­мир Го­ро­виц. Мас­тер! По ис­пол­не­нию — тон­ко­му (хо­тя я, мес­та­ми, и не со всем со­гла­сен с его ис­пол­не­ни­ем, но это — то­же моё пра­во). У ме­ня не­пло­хо по­лу­ча­лось (за­пись — есть)…

Из пись­ма в Таи­ланд:

19 ап­ре­ля, 62 — …29 мар­та иг­рал «Вальс» Шу­бер­та-Лис­та во II от­де­ле­нии афи­ши­ро­ван­но­го кон­цер­та, по­свя­щен­но­го Лис­ту в Клу­бе МГУ, а так­же иг­рал его 24 мар­та, и 6 ап­ре­ля — на «ка­пу­ст­ни­ке» ИВЯ.

…Во­шел «в кон­такт» с пре­по­да­ва­те­лем анг­лий­ско­го язы­ка на поч­ве му­зы­ки. «И все-та­ки, вы мо­ло­дец!» — ска­за­ла Му­за Ни­ко­ла­ев­на. Но на её за­ня­ти­ях «мо­лод­цом» бы­ваю ред­ко — «пя­тё­рок» поч­ти нет, ча­ще «4», а то и «трой­ки». Она бра­ла у ме­ня ин­тер­вью для стен­га­зе­ты. Ей по­ру­че­но на­пи­сать о «ка­пу­ст­ни­ке» ИВЯ 6 ап­ре­ля, на ко­то­ром по­лу­чил 9 бал­лов (из 10). Иг­рал очень хо­ро­шо в на­ча­ле, са­мо­му да­же по­нра­ви­лось. Как по­том ска­за­ли из клас­са на­ше­го му­зы­каль­но­го, «зву­ча­ло фун­да­мен­таль­но, чув­ст­во­ва­лось, что пье­са все-та­ки сде­ла­на».

Од­на­ко иг­рал с та­ким чув­ст­вом — труд­но пе­ре­дать, чем оно бы­ло вы­зва­но, — что где-то дол­жен быть срыв, оши­бусь, под­за­бу­ду. И дей­ст­ви­тель­но, под са­мый-са­мый ко­нец, где, ка­за­лось бы, и ре­бен­ку труд­но оши­бить­ся, не­удач­но взял пас­саж, па­лец у ме­ня со­ско­чил с пра­виль­ной но­ты. И по­ка «пыр­кал­ся», всем ста­ло яс­но, что все-та­ки иг­рал с ошиб­кой в этом мес­те. В ито­ге — 9 бал­лов…».

В До­ме зву­ко­за­пи­си

На вто­ром го­ду за­ня­тий в клас­се Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ор­га­ни­зо­ва­ла за­пись од­ной из пьес мое­го ре­пер­туа­ра — «Сре­ди до­ли­ны ров­ныя… Ва­риа­ции на рус­скую на­род­ную пес­ню» Ми­хаи­ла Глин­ки» Глин­ки — в До­ме зву­ко­за­пи­си на ул. Ка­ча­ло­ва (сей­час Ма­лая Ни­кит­ская). Хо­ро­шо пом­ню, как про­хо­ди­ла эта за­пись, а её «де­та­ли» — в мо­ем пись­ме в Таи­ланд:

10 ян­ва­ря, 62 — 4 ян­ва­ря за­пи­сы­ва­лись на ра­дио в До­ме зву­ко­за­пи­си. Из 6 че­ло­век из на­ше­го клас­са трое про­шли на­вер­ня­ка, как ска­за­ла Ун­ди­на Ми­хай­лов­на, в том чис­ле и я.

По­лу­тем­ное по­ме­ще­ние, не­боль­шой зал. В цен­тре — ро­яль, крыш­ка — под­ня­та, ос­ве­ще­ние свер­ху. По­одаль, в сто­ро­не, за ши­ро­ким стек­лян­ным эк­ра­ном — зву­ко­опе­ра­то­ры и У.М., пе­ред ней — мик­ро­фон.

Сел за ро­яль, по­пра­вил стул, по­про­бо­вал пе­да­ли, кла­ви­ши, а по­том сыг­рал ка­кие-то гам­мы, пас­са­жи, ак­кор­ды. Это за­ня­ло ми­ну­ты две-три. И слы­шу мое­го пе­да­го­га: «Олег, да­вай­те нач­нем».

За­пись — де­ло слож­ное: ма­лей­шая не­точ­ность — всё на­чи­на­ет­ся сна­ча­ла. Во­об­ще же, за­пи­сы­вать­ся очень ин­те­рес­но. Си­дишь один у роя­ля, ты ни­ко­го не слы­шишь — пол­ная ти­ши­на. Ты и ро­яль, да еще мик­ро­фон, из-за ко­то­ро­го у не­ко­то­рых нер­вы не вы­дер­жи­ва­ют. Го­во­рю это не про се­бя. Вол­не­ния я не ис­пы­ты­вал — пуб­ли­ки-то нет ря­дом! Сыг­рал Глин­ку. По хо­ду ис­пол­не­ния У.М. не­сколь­ко раз ме­ня пре­ры­ва­ла, под­ска­зы­ва­ла где, что и как сыг­рать ина­че, луч­ше, тонь­ше.

Вто­рая по­пыт­ка ока­за­лась, ви­ди­мо, луч­ше — Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ни сло­ва не ска­за­ла. Но по окон­ча­нии сно­ва сде­ла­ла ка­кие-то за­ме­ча­ния. На­ко­нец, слы­шу: «Ну, а те­перь за­пи­шем. Олег, со­бе­ри­тесь, уч­ти­те, что я го­во­ри­ла».

Чем ча­ще ис­пол­ня­ешь эту пье­су, тем боль­ше на­хо­дишь что-то но­вое, так и здесь.

Ко­гда за­пи­сы­ва­лись, нас про­слу­ши­ва­ла ка­кая-то кон­троль­ная ко­мис­сия. О ней мы ни­че­го не зна­ли, ко­гда иг­ра­ли, на­вер­ное, что­бы не вол­но­ва­лись. На не­дав­нем уро­ке Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ска­за­ла, что мою иг­ру, в ча­ст­но­сти, при­зна­ли хо­ро­шей, «стиль­ной» (т.е. в сти­ле Глин­ки, оче­вид­но)».

«Ва­риа­ции…» Глин­ки в мо­ем ис­пол­не­нии не раз зву­ча­ли в те го­ды, на­при­мер, по «Мая­ку» (за­пол­няя пау­зы му­зы­кой, как и сей­час на FM 91,6 — «Ра­дио-куль­ту­ра»). Зву­ча­ли они по мо­с­ков­ско­му ра­дио и 25 ян­ва­ря в пе­ре­да­че о Фор­те­пи­ан­ном клас­се МГУ, ко­то­рую я за­пи­сал то­гда на свой маг­ни­то­фон. И па­па мой слы­шал её по ра­дио, ко­гда ле­жал в боль­ни­це осе­нью… 1962 го­да!

Как го­во­ри­ла На­та­ша Яков­ле­ва, ра­бо­тав­шая то­гда в До­ме зву­ко­за­пи­си, «моя» за­пись хра­ни­лась в «зо­ло­том фон­де», но я так и не пе­ре­пи­сал ее на па­мять для се­бя. И хра­нит­ся ли она?..

С му­зы­кой и на Зан­зи­ба­ре

Мой пе­да­гог за­мет­но со­кру­ша­лась, что я уез­жаю на Зан­зи­бар, пред­по­ла­гая вер­ную ут­ра­ту мною пиа­ни­сти­че­ских на­вы­ков. Но нет!

…Од­на­ж­ды, на вто­ром-треть­ем ме­ся­це по­сле при­ез­да, на­прав­ля­ясь по ка­ким-то де­лам в Ген­кон­суль­ст­во, иду по пе­ре­ул­кам и слы­шу… зву­ки му­зы­ки из ок­на про­дук­то­во­го ма­га­зин­чи­ка, ку­да час­то за­хо­дил за по­куп­ка­ми. Кто-то иг­рал на фор­те­пиа­но! От удив­ле­ния ос­та­но­вил­ся, по­слу­шал не­сколь­ко ми­нут.

А даль­ше — не­боль­шой фраг­мент из упо­ми­нав­шей­ся вы­ше книж­ки (с. 174—175):

«…За­шел в ма­га­зин, иг­ра пре­кра­ти­лась, вы­хо­дит зна­ко­мая хо­зяй­ка — ин­ду­ска сред­них лет, в са­ри. Спра­ши­ваю: «Кто иг­рал?» — «Я» — от­ве­ти­ла она, слег­ка сму­тив­шись. Рас­ска­зав ей вкрат­це, что я то­же пиа­нист со ста­жем, иг­раю с дет­ских лет, по­про­сил по­ка­зать ин­ст­ру­мент. В свою оче­редь уди­вив­шись, хо­зяй­ка про­ве­ла ме­ня в ком­на­ту. Там не ро­яль и не пиа­ни­но, а ста­рень­кий, ви­дав­ший ви­ды кла­ви­корд! По­хо­жий на пиа­ни­но, но ми­ниа­тюр­нее — по­ни­же и по­уже лю­бо­го из зна­ко­мых мне. И кла­виа­ту­ра по­ка­за­лась по­мень­ше — на пол-ок­та­вы в ба­со­вом и скри­пич­ном клю­че. Ока­за­лось, я по­счи­тал: 88 кла­виш, как и по­ла­га­ет­ся. На та­ком ин­ст­ру­мен­те мне иг­рать не до­во­ди­лось.

С по­зво­ле­ния хо­зяй­ки я «по­про­бо­вал» его: кла­ви­корд хо­ро­шо дер­жал строй, буд­то был на­стро­ен не­дав­но, да и кла­ви­ши уп­ру­гие. Спро­сил, мож­но ли, не об­ре­ме­няя её, ино­гда за­хо­дить по­иг­рать. Она лю­без­но со­гла­си­лась. И ка­кую-то часть сво­бод­но­го вре­ме­ни от ра­бо­ты я за­ни­мал­ся му­зы­кой в её до­ме…».

В до­пол­не­ние к это­му вос­по­ми­на­нию про­ци­ти­рую пись­мо Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны (от 16 но­яб­ря 1965 г., по­жел­тев­шее, хра­ню его), ко­то­рое по­лу­чил на Зан­зи­ба­ре. По­черк — кра­си­вый, слег­ка раз­ма­ши­стый, но «твер­дый», от­чет­ли­вый, и об­ра­ще­ние ко мне на «Вы»:

«До­ро­гой Олег! При­мер­но ме­сяц на­зад по­лу­чи­ла Ва­ше пись­мо. Хо­те­ла тут же Вам на­пи­сать, но об­стоя­тель­ст­ва сло­жи­лись про­тив мо­их на­ме­ре­ний. За 2 ме­ся­ца, про­шед­ших с на­ча­ла учеб­но­го го­да, у ме­ня бы­ло лишь 3—4 вы­ход­ных дня. Уни­вер­си­тет (фор­те­пи­ан­ный класс) за­ни­ма­ет не толь­ко все буд­ние дни, но и час­то вос­кре­се­нья.

Уже 14 ок­тяб­ря у нас был пер­вый в этом се­зо­не класс­ный кон­церт в До­ме друж­бы (на Ар­ба­те. — О.Т.) по при­гла­ше­нию поль­ско-со­вет­ско­го об­ще­ст­ва. Про­грам­ма по­свя­ща­лась го­дов­щи­не смер­ти Шо­пе­на. Всту­пи­тель­ное сло­во сде­лал один из на­ших круп­ней­ших му­зы­ко­ве­дов проф. И.Ф.Бэл­за.

Был пол­ный зал. Весь кон­церт за­пи­сал Ра­дио­ко­ми­тет и 3 раза пе­ре­да­ва­ли по Мо­с­ков­ско­му ра­дио. Кро­ме то­го, за­пись кон­цер­та бы­ла пе­ре­да­на в Вар­ша­ву…

В кон­це сен­тяб­ря — на­ча­ле ок­тяб­ря про­шел но­вый при­ем в класс. За­пи­сав­ших­ся бы­ло боль­ше 100 че­ло­век. Слу­ша­ла в не­сколь­ко прие­мов. При­ня­ла 8 че­ло­век! (Как вид­но, ува­жае­мый чи­та­тель, мне в 1960-м круп­но по­вез­ло! На­вер­ня­ка и то­гда «за­пи­сав­ших­ся» к Ун­ди­не Ми­хай­лов­не вряд ли бы­ло мень­ше). Не­сколь­ко че­ло­век чис­лят­ся в кан­ди­да­тах. Они ре­гу­ляр­но на­по­ми­на­ют о сво­ем су­ще­ст­во­ва­нии и до­воль­но не­тер­пе­ли­во спра­ши­ва­ют: «Мо­жет быть, вы ко­го-ни­будь от­чис­ли­ли из клас­са?»

…Го­тов­лю со­вер­шен­но но­вую про­грам­му: 1-е от­де­ле­ние по­свя­ща­ет­ся фор­те­пи­ан­ным транс­крип­ци­ям (от Глю­ка до Лис­та), 2-е, за­ду­ман­ное мною еще в про­шлом го­ду, со­сто­ит из про­из­ве­де­ний мо­ло­дых Ле­нин­град­ских (так в тек­сте. — О.Т.) ком­по­зи­то­ров. Все но­ты я по­лу­чи­ла в ру­ко­пи­сях лич­но от ав­то­ров. В Мо­ск­ве эти про­из­ве­де­ния бу­дут ис­пол­нять­ся впер­вые. Я ез­ди­ла в Ле­нин­град (у ме­ня ведь там ста­рые зна­ком­ст­ва) и ото­бра­ла то, что мне по­нра­ви­лось. Но ру­ко­пи­си не так про­сто бы­ло по­лу­чить! Про­из­ве­де­ния труд­ные и на­пи­са­ны со­вре­мен­ным му­зы­каль­ным язы­ком.

Ос­нов­ная ра­бо­та уже по­за­ди. 20-го и 27 ок­тяб­ря бы­ли пер­вые за­кры­тые кон­цер­ты. Глав­ный, от­кры­тый афиш­ный кон­церт со­сто­ит­ся 30 но­яб­ря у нас, в Д/К на Ма­не­же. По-ви­ди­мо­му, вы­зо­вет ин­те­рес у ува­жае­мой прес­сы. По­смот­рим! Ко­неч­но, очень вол­ну­юсь. Не жа­лею се­бя в ра­бо­те, но и с уче­ни­ков тре­бую мно­го. Впро­чем, Вы знае­те (вы­де­ле­но мною. — О.Т.).

Те­перь о но­во­стях лич­но-ин­ди­ви­ду­аль­но­го по­ряд­ка. Ира Чер­ка­ши­на ра­бо­та­ет на сво­ем фа­куль­те­те пе­да­го­гом, ее при­гла­сил де­ка­нат. При­хо­дит­ся ей очень труд­но: ас­пи­ран­ту­ра, ра­бо­та, ма­лень­кий ре­бе­нок. У На­та­ши и Ги­ви бу­дет при­бав­ле­ние се­мей­ст­ва. В та­ком же при­мер­но по­ло­же­нии Лю­да… и Оля… Но все при­хо­дят в класс и, как ни стран­но, за­ни­ма­ют­ся! Ди­ма Галь­цов в ас­пи­ран­ту­ре, как го­во­рит, «на физ-фа­ке и в ас­пи­ран­ту­ре у У.М.Ду­бо­вой в клас­се». Так же, как и Лия Ту­ру­со­ва…

Ну, вот, как буд­то бы обо всех «ста­ри­ках» на­пи­са­ла. Вам все шлют боль­шой, боль­шой при­вет, же­ла­ют ус­пе­хов в ра­бо­те и ус­пе­хов в борь­бе с ко­ма­ра­ми!

…Вам, Олег, за ус­пе­хи про­шло­го го­да пре­под­нес­ли би­нокль (кра­си­вый, в фут­ля­ре). Это — по ли­нии Уни­вер­си­те­та. Гор­ком Сою­за за уча­стие в смот­ре (Все­со­юз­ном смот­ре ху­до­же­ст­вен­ной са­мо­дея­тель­но­сти. — О.Т.) на­гра­дил Вас гра­мо­той и 10-ю руб­ля­ми. Все это Вы по­лу­чи­те, ко­гда вер­не­тесь.

На­пи­ши­те, уда­ет­ся ли Вам за­ни­мать­ся? Ка­ко­вы те­перь Ва­ши взаи­мо­от­но­ше­ния с зан­зи­бар­ца­ми? Ка­кая там сей­час у Вас по­го­да?

Как-то в Б. за­ле Кон­сер­ва­то­рии встре­ти­ла Ва­ших ма­му и па­пу. У обо­их цве­ту­щий вид

…Да, за­бы­ла. Из ИВЯ у ме­ня но­вый уче­ник (ин­дий­ский фа­куль­тет) Са­ша Ду­бян­ский (вы­де­ле­но мною. — О.Т.). Без­ус­лов­но, спо­соб­ный че­ло­век. Ес­ли по­лу­чи­те это пись­мо до 30-го но­яб­ря, ду­май­те о нас. Все очень вол­ну­ют­ся… Пи­ши­те о се­бе под­роб­но. О де­лах, лю­дях, стра­не. Как Вы се­бя чув­ст­вуе­те?

Об­ни­маю и це­лую Вас. Же­лаю здо­ро­вья и бла­го­по­лу­чия.

Ва­ша Ун­ди­на Ми­хай­лов­на.

P.S. Лев Алек­сан­д­ро­вич хо­тел бы при­вет­ст­во­вать Вас на язы­ке суа­хи­ли, но по­ка еще его не изу­чил. По­это­му шлет Вам азер­бай­джан­ский са­лам и рус­ский при­вет».

На мой взгляд, это пись­мо по­зво­лит чи­та­те­лю со­ста­вить бо­лее пол­ное впе­чат­ле­ние об этом не­ор­ди­нар­ном че­ло­ве­ке, что, быть мо­жет, не уда­лось ав­то­ру это­го эс­се.

«Кон­цер­тш­тюк» Ве­бе­ра

Вер­нув­шись из Зан­зи­ба­ра, я про­дол­жил за­ня­тия в Фор­те­пи­ан­ном клас­се МГУ. Иг­рая до­ма и ра­зу­чи­вая но­вые ве­щи, за­ме­тил — как ни стран­но бы­ло для ме­ня са­мо­го, по­сле Зан­зи­ба­ра паль­цы ста­ли «бе­гать» бы­ст­рее! На­вер­ное, это за­ме­ти­ла и Ун­ди­на Ми­хай­лов­на.

…Осе­нью 1966 го­да на од­ном из уро­ков Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ска­за­ла: «А да­вай­те-ка по­про­бу­ем с ва­ми вы­учить „Кон­цер­тш­тюк“ Ве­бе­ра» — и пе­ре­да­ла мне но­ты. По­смот­рев на об­лож­ку, об­ра­тил­ся к ней: «Но здесь на­пи­са­но — для двух фор­те­пиа­но» — «Ес­ли всё по­лу­чит­ся, ак­ком­па­ни­ро­вать бу­ду я». И, сев за ро­яль, сыг­ра­ла с лис­та не­ко­то­рые фраг­мен­ты это­го про­из­ве­де­ния. Му­зы­ка мне по­нра­ви­лась, и вы­учить у ме­ня «по­лу­чи­лось».

Ун­ди­на Ми­хай­лов­на вклю­чи­ла ме­ня в со­став уча­ст­ни­ков кон­цер­та по слу­чаю 30-лет­не­го юби­лея Фор­те­пи­ан­но­го клас­са МГУ. Кон­церт был афи­ши­ро­ван­ный, он со­сто­ял­ся в на­ча­ле 1967 го­да в го­лу­бом Ок­тябрь­ском за­ле До­ма Сою­зов. Вме­сти­тель­ный зал был по­лон. Я от­кры­вал вто­рое от­де­ле­ние, иг­рал Ве­бе­ра — ис­кро­мет­ное про­из­ве­де­ние, му­зы­каль­ный ше­девр, край­не ред­ко ис­пол­няв­ший­ся у нас то­гда, да и сей­час. Ак­ком­па­ни­ро­ва­ла Ун­ди­на Ми­хай­лов­на.

Очень тре­бо­ва­тель­ная, она ред­ко раз­да­ва­ла по­хва­лы сво­им уче­ни­кам, и я не был ис­клю­че­ни­ем. Но на этот раз, со­брав по­сле кон­цер­та всех его уча­ст­ни­ков, Ун­ди­на Ми­хай­лов­на ска­за­ла: «Вы, на­вер­ное, за­ме­ти­ли, что в за­ле при­сут­ст­во­вал Арам Иль­ич Ха­ча­ту­рян. Мы дав­но зна­ко­мы, и я при­гла­си­ла его на наш юби­лей. Так вот, ко­гда спро­си­ла, кто ему боль­ше всех из мо­их уче­ни­ков по­нра­вил­ся, знае­те, что он от­ве­тил? — Олег Те­те­рин», и с улыб­кой по­смот­ре­ла на ме­ня.

Та­кая оцен­ка до­ро­го­го сто­ит. Так бы­ло, я это пом­ню…

* * *

В Ин­тер­не­те на­шел я «сво­его» Ве­бе­ра. Но все ис­пол­ни­те­ли (и их не­мно­го в Гуг­ле) иг­ра­ли с ор­ке­ст­ром! Но от­ку­да в ДКГФ МГУ на Мо­хо­вой, в на­ча­ле 60-х, свой ор­кестр? По­то­му и иг­ра­ли на двух роя­лях (т.е. «в пе­ре­ло­же­нии» для них). Ко­неч­но, не мне тя­гать­ся с Клау­дио Ар­рау, ко­то­ро­го я про­слу­шал. Од­на­ко ис­пол­не­ние од­ной пиа­ни­ст­ки (мо­ло­дой де­вуш­ки «в бе­лом», поч­ти мое­го воз­рас­та тех лет) мог бы срав­нить со сво­им соб­ст­вен­ным (по па­мя­ти, ко­неч­но же, ибо у ме­ня нет мо­ей за­пи­си). И всё же, чи­та­тель, — по­слу­шай­те: вир­ту­оз­ная вещь! Что и по­нра­ви­лось, на­вер­ное, Ха­ча­ту­ря­ну в мо­ем ис­пол­не­нии…

«Му­зы­ка — де­ло тон­кое»

Я не са­мо­на­де­ян, от­нюдь. И во­все я не «Рих­тер», «Ги­лельс» и дру­гие ве­ли­кие и зна­ме­ни­тые. Но и со­всем уж «сред­ним» се­бя не счи­таю. Что мог, что лю­бил (при тех тех­ни­че­ских воз­мож­но­стях, что имел, от­нюдь не бес­пре­дель­ных) — по­лу­ча­лось…

Во­об­ще же (пе­ре­фра­зи­руя из­вест­ное): «Му­зы­ка — де­ло тон­кое».

Осо­бен­но мне по ду­ше Шо­пен. Еще со вре­мен уче­бы в «Гне­син­ке». Его про­из­ве­де­ния «ма­лой фор­мы» — нок­тюр­ны, валь­сы, по­ло­не­зы, экс­пром­ты. Но бо­лее все­го — в ми­нор­ной то­наль­но­сти, на­при­мер, «Нок­тюрн» фа ми­нор. Имен­но по­это­му сре­ди ис­пол­ни­те­лей по­лю­би­лась Бел­ла Да­ви­до­вич (р. 1928 г.). По­бы­вав впер­вые на её кон­цер­те в се­ре­ди­не 1950-х, в про­грам­ме ко­то­ро­го бы­ли ис­клю­чи­тель­но про­из­ве­де­ния Шо­пе­на, ста­рал­ся боль­ше не про­пус­кать ее кон­цер­тов, и не толь­ко в Мо­ск­ве. Так, от­ды­хая с ро­ди­те­ля­ми в Со­чи в 1956 го­ду, уз­нал из объ­яв­ле­ний, рас­кле­ен­ных по го­ро­ду, о ее вы­сту­п­ле­нии в лет­нем те­ат­ре, под от­кры­тым не­бом.

Ро­ди­те­лям в Ос­ло пи­сал:

3 мая, 59 — …Се­го­дня ве­че­ром на­ме­ре­ва­юсь по­лу­чить удо­воль­ст­вие: иду на фор­те­пи­ан­ный кон­церт Бел­лы Да­ви­до­вич. Она иг­ра­ет Шо­пе­на. В том чис­ле и мой «Нок­тюрн». Очень ин­те­рес­но, как она иг­ра­ет его? Это име­ет для ме­ня боль­шое зна­че­ние, т. к. Ап­фель­ба­ум и Бу­на­ко­ва со­ве­ту­ют иг­рать по-раз­но­му. Мне боль­ше по ду­ше со­вет (ко­неч­но, не со­вет, а иг­ра) Со­фьи Ива­нов­ны.

Мо­гу лишь со­гла­сить­ся с те­ми, кто счи­та­ет Б. Да­ви­до­вич луч­шей из со­вре­мен­ных ин­тер­пре­та­то­ров Шо­пе­на.

В 1960-е го­ды в За­ле им. Чай­ков­ско­го слу­шал Ле­о­ни­да Зю­зи­на (1916—1986). По­ра­жал­ся, КАК иг­рал этот не­зря­чий (с ро­ж­де­ния) му­зы­кант!

* * *

C той по­ры, как жил в Венг­рии, а по­том в Нор­ве­гии (в лет­ние ка­ни­ку­лы вме­сте с се­ст­рой в 1957 и 1958 го­дах), и по сей день — в мо­их ушах фок­ст­рот, свинг и бу­ги-ву­ги, ко­роль тви­ста Чаб­би Чек­кер (его «Twist again»), То­ни Бе­нетт — его «In the middle of an Island» (1957), на­при­мер. Нра­ви­лись и блюз, и джаз, не го­во­ря о рок-н-ро­ле в ис­пол­не­нии Бил­ла Хей­ли (его «Round around the clock») и, ко­неч­но же, Эл­ви­са Пре­сли. Во­об­ще — син­ко­пи­ро­ван­ная му­зы­ка, рит­мич­ная, с «пе­ре­хо­да­ми» из ма­жо­ра в ми­нор, и на­обо­рот.

То­гда же на од­ной из пла­сти­нок ус­лы­шал «You are my destiny» По­ла Ан­ки. И му­зы­ку, и сло­ва он сам на­пи­сал! А как ис­пол­нил! И всё это — в 17 лет!!! (поч­ти мой ро­вес­ник — р. 1941 г. По­жа­луй, с тех лет стал я «от­сле­жи­вать» сво­их ро­вес­ни­ков в раз­ных об­лас­тях и сфе­рах). А как он пел «Diana» и «Crazy love»! То­же в 1957 го­ду. По­сле не­го став­лю «на рав­ных», по­жа­луй, толь­ко То­ма Джон­са с его «Ди­лай­лой» (впер­вые ус­лы­шал То­ма, ко­гда ра­бо­тал пе­ре­во­дчи­ком-дик­то­ром в От­де­ле ве­ща­ния на суа­хи­ли Мо­с­ков­ско­го ра­дио в кон­це 60-х).

А До­рис Дей (р. 1922)? Или Пэт Бун (р. 1934) — «Tutti Frutti» (1956), на­при­мер, в его ис­пол­не­нии; «Anastasia» (1957) — па­мя­ти Ана­ста­сии, од­ной из до­че­рей Ни­ко­лая II, — сле­зы на­во­ра­чи­ва­ют­ся! А так­же — «Bernadine» (1957), «A wonderful time up there», «It’s too soon to know» и «How Deep is the Ocean» (1958). Или ду­эт «The Lips» (две оча­ро­ва­тель­ные дев­чуш­ки-аме­ри­кан­ки), и мно­гие дру­гие «аме­ри­кан­цы с анг­ли­ча­на­ми».

На Зан­зи­ба­ре, где то­гда (в 1965-1966-м) мож­но бы­ло за­ка­зать-ку­пить всё, что по ду­ше, при­об­рел пла­стин­ку про­из­ве­де­ний ве­ли­ко­го Мо­цар­та в джа­зо­вом, бли­ста­тель­ном, ис­пол­не­нии! И впер­вые ус­лы­шал, как по­ёт Нэт Кинг Ко­ул, его уди­ви­тель­ный, «бар­хат­ный» го­лос. Очень жаль, что он так ра­но умер.

Клас­си­ка, од­ним сло­вом, — на все вре­ме­на. Как и «Биттлз» позд­нее. В этом ря­ду не по мне «…кам­ни» с Мик Джаг­ге­ром — ну, очень по­хо­жий (или — на­обо­рот, что, ду­маю, вер­нее) на на­ше­го «не­увя­дае­мо­го» Ле­он­ть­е­ва.

Не скрою, бы­ла «борь­ба» — с па­пой (с ма­мой у нас бы­ли оди­на­ко­вые му­зы­каль­ные вку­сы: что нра­ви­лось мне, она лю­би­ла, а что лю­бил я — ей нра­ви­лось). Стро­гий, он был рав­но­ду­шен к эс­т­рад­ной (как то­гда го­во­ри­ли), «лег­кой» му­зы­ке, и сле­дил в мои юно­ше­ские го­ды, как бы ув­ле­че­ние «за­пад­ной» му­зы­кой не ока­за­ло на ме­ня «тле­твор­но­го», по его сло­вам, «влия­ния». Но я ус­то­ял! И при­но­сил пла­стин­ки с про­иг­ры­ва­те­лем в шко­лу на ве­че­ра. Од­на­ж­ды де­ло дош­ло до «ру­ко­при­клад­ст­ва» — про­иг­ры­вая и ото­брав пла­стин­ки, уже со­би­рал­ся ухо­дить, как отец вдруг вы­хва­тил од­ну из них и в гне­ве грох­нул об пол. Это бы­ла пла­стин­ка «Istanbul Konstantinople now». Её-то как раз я и обе­щал при­нес­ти в шко­лу. И что же? Па­па ушел, а я взял клей «БФ-2» и скле­ил, как су­мел. По­лу­чи­лось! Я обе­щал, я при­нес — пла­стин­ка «иг­ра­ла»…

Спра­ши­вал се­бя: «Как му­зы­ка мо­жет „не­пра­виль­но“ вли­ять? На что?» Му­зы­ка по­то­му и на­зы­ва­ет­ся му­зы­кой, счи­тал я, что она раз­ная: мо­жет на­зы­вать­ся «клас­си­че­ской», «за­пад­ной», «вос­точ­ной», со­вре­мен­ной-не­со­вре­мен­ной, ещё ка­кой-то. Так что, и «клас­си­ка», и дру­гая му­зы­ка (ведь му­зы­ка же!) — всё это во мне. Мно­гое при­ни­маю, не­ма­ло и то­го, что без­раз­лич­но. При этом — ни­ка­ких «ав­то­ри­те­тов», пред­поч­те­ния есть, но это — лич­ное…

И в за­клю­че­ние

Играю «Вальс» Шуберта-Листа на «капустнике» ИВЯ. 6 апреля 1962 г.

Не­за­бы­вае­мы еже­год­ные ве­сен­ние «ка­пу­ст­ни­ки», пред­те­ча зна­ме­ни­тых КВН, — со­рев­но­ва­ния в ост­ро­умии и на­ход­чи­во­сти сту­ден­тов гу­ма­ни­тар­ных фа­куль­те­тов МГУ (ис­то­ри­че­ский, жур­на­ли­сти­ки, фи­ло­ло­ги­че­ский, ИВЯ, а так­же эко­но­ми­че­ский — все они то­гда рас­по­ла­га­лись в ста­ром зда­нии МГУ на Мо­хо­вой). На этих «ка­пу­ст­ни­ках» в ДКГФ, уча­ст­вуя в ко­ман­де ИВЯ в 1961—1965 и 1967 го­дах, я по­лу­чал вы­со­кие бал­лы — «9», «9 с плю­сом» и «10» — за ис­пол­не­ние «клас­си­ки» на кон­церт­ном роя­ле «Эс­то­ния». На этом роя­ле иг­рал и ве­ли­кий Рих­тер, ре­гу­ляр­но вы­сту­пав­ший с соль­ным кон­цер­та­ми пе­ред сту­ден­та­ми МГУ по при­гла­ше­нию У.М.Ду­бо­вой-Сер­гее­вой — его дав­ниш­ней зна­ко­мой по за­ня­ти­ям в Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии в клас­се Г.Г.Ней­гау­за.

Так я по­пол­нял «ко­пил­ку» ко­ман­ды ИВЯ. На это об­ра­тил вни­ма­ние и мой на­став­ник Ле­о­нид Аб­ра­мо­вич Фрид­ман. В сен­тяб­ре 1963 го­да вы­шла из пе­ча­ти его кни­га — «Ка­пи­та­ли­сти­че­ское раз­ви­тие Егип­та (1882—1939)». В твер­дой об­лож­ке, фор­ма­том чуть мень­ше А4, 365 стра­ниц (с илл.), ти­раж — 1600 эк­зем­п­ля­ров. В по­да­рен­ном мне эк­зем­п­ля­ре он ос­та­вил та­кой ав­то­граф: «Оле­гу Те­те­ри­ну, ко­то­рый с пер­вых лет уче­ния (на­де­юсь) твер­до идет по из­бран­но­му пу­ти и не за­бы­ва­ет об ис­кус­ст­ве». Я хра­ню эту кни­гу.

При мне в этих «ка­пу­ст­ни­ках», на­вер­ня­ка и рань­ше, ИВЯ не­из­мен­но за­ни­мал 1-е — 2-е мес­та. Во мно­гом это и за­слу­га Ми­ши Мей­е­ра — сту­ден­та-тюр­ко­ло­га, на­стоя­ще­го «за­во­ди­лы» и худ­ру­ка та­лант­ли­вой сту­ден­че­ской ко­ман­ды ИВЯ.

…Ра­бо­тая в Уган­де (за­ве­дую­щим Бю­ро АПН в 1985—1990 гг.), с при­скор­би­ем уз­нал, что моя учи­тель­ни­ца му­зы­ки У.М.Ду­бо­ва-Сер­гее­ва скон­ча­лась в 1986 го­ду.

Уди­ви­тель­ная жен­щи­на! Энер­гич­ная и тре­бо­ва­тель­ная, за­ме­ча­тель­ный пе­да­гог, бес­пре­дель­но пре­дан­ная му­зы­ке. По­сле кон­чи­ны Ун­ди­ны Ми­хай­лов­ны Фор­те­пи­ан­но­му клас­су МГУ бы­ло при­свое­но её имя.

P.S. Это судь­ба вы­бра­ла, что стал я аф­ри­ка­ни­стом, а еще рань­ше (бла­го­да­ря ро­ди­те­лям) — и пиа­ни­стом. А судь­бу не вы­би­ра­ют…

ДМИТРИЙ САЙМС — США? НЕТ.

ДИМА СИМИС — СССР!

Из Зан­зи­ба­ра я вер­нул­ся в Мо­ск­ву в раз­гар эк­за­ме­на­ци­он­ной сес­сии, ко­гда мои то­ва­ри­щи по груп­пе суа­хи­ли в ИВЯ, сту­ден­ты VI курcа — Дов­жен­ко, Ма­ка­рен­ко, Пиль­ни­ков, Луц­ков и Ира Фе­до­сее­ва — сда­ва­ли гос­эк­за­ме­ны. Для за­вер­ше­ния уче­бы де­ка­нат пре­дос­та­вил до­пол­ни­тель­ный «ака­де­ми­че­ский» год, и Во­ло­де то­же, ко­гда он вер­нул­ся в ок­тяб­ре. В 1967 го­ду, по­лу­чив ди­плом, по­сту­пил в ас­пи­ран­ту­ру Ин­сти­ту­та Аф­ри­ки АН СССР. Со вре­ме­нем бы­ла ут­вер­жде­на те­ма мо­ей кан­ди­дат­ской дис­сер­та­ции — «про Зан­зи­бар».

Ра­бо­та над ней шла пол­ным хо­дом, ко­гда в на­ча­ле 1970 го­да уче­ный сек­ре­тарь ин­сти­ту­та Игорь Ва­ле­риа­но­вич Ви­ту­хин (без­вре­мен­но скон­чал­ся в се­ре­ди­не 90-х) пред­ло­жил вы­сту­пить с док­ла­дом или со­об­ще­ни­ем на об­ще­го­род­ской мо­ло­деж­ной на­уч­ной кон­фе­рен­ции «Ле­нин, мо­ло­дежь, со­вре­мен­ность», при­уро­чен­ной к 100-ле­тию со дня ро­ж­де­ния В.И.Ле­ни­на. Ее ор­га­ни­зо­ва­ли МГК ВЛКСМ и Ин­сти­тут ми­ро­вой эко­но­ми­ки и ме­ж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний (ИМЭМО) АН СССР.

По сло­вам Ви­ту­хи­на, ма­те­риа­лы кон­фе­рен­ции пред­по­ла­га­лось из­дать под гри­фом ИМЭМО. Он на­мек­нул, что лиш­няя пуб­ли­ка­ция в на­уч­ном из­да­нии не по­ме­ша­ет при за­щи­те дис­сер­та­ции.

Кон­фе­рен­ция со­стоя­лась в ап­ре­ле. Я вы­сту­пил с док­ла­дом «Мо­ло­дежь Зан­зи­ба­ра» — как раз по те­ме мо­ей на­уч­ной ра­бо­ты. Ко­гда за­кон­чил вы­сту­п­ле­ние, ко мне по­до­шел, на­звав се­бя, Ди­ма Си­мис. Он ска­зал, что то­же уча­ст­ник кон­фе­рен­ции, учит­ся в ас­пи­ран­ту­ре ИМЭМО, то­же бу­дет вы­сту­пать с док­ла­дом, но в дру­гой сек­ции (а их бы­ло две). При­гла­сив по­слу­шать, со­об­щил, что яв­ля­ет­ся от­вет­ст­вен­ным сек­ре­та­рем сбор­ни­ка по ито­гам кон­фе­рен­ции, и по­про­сил пе­ре­дать ему те­зи­сы мое­го док­ла­да. Что я и сде­лал че­рез не­сколь­ко дней.

В сен­тяб­ре 1970 го­да сбор­ник вы­шел. Ди­ма по­зво­нил мне. Я подъ­е­хал к ИМЭМО, он вру­чил мне эк­зем­п­ляр, в нем — те­зи­сы мое­го док­ла­да, а так­же и его — «„Но­вое ле­вое“ дви­же­ние в США и ан­ти­мо­но­поль­ная борь­ба». Сбор­ник (хра­ню в сво­ем ар­хи­ве) вы­шел не­боль­шим, по то­гдаш­ним мер­кам, ти­ра­жом — все­го 500 эк­зем­п­ля­ров, но глав­ное — эта пуб­ли­ка­ция по­шла мне «в за­чет» при за­щи­те кан­ди­дат­ской.

Те две встре­чи с Ди­мой Си­ми­сом мне за­пом­ни­лись.

Но вот про­шло поч­ти 30 лет. И как-то од­на­ж­ды, в кон­це 90-х, в ток-шоу на од­ном из на­ших те­ле­ка­на­лов на те­му рос­сий­ско-аме­ри­кан­ских от­но­ше­ний, про­хо­див­шим в ин­те­рак­тив­ном ре­жи­ме и в пря­мом эфи­ре, на эк­ра­не в те­ле­сту­дии по­яв­ля­ет­ся не­кий аме­ри­кан­ский по­ли­то­лог, ве­щав­ший из Ва­шинг­то­на.

Он пре­крас­но го­во­рил на рус­ском, без ка­ко­го-ли­бо ак­цен­та, слов­но этот язык для не­го род­ной. Эту пе­ре­да­чу я вклю­чил, ви­ди­мо, с не­ко­то­рым опо­зда­ни­ем, и фа­ми­лию ора­то­ра про­из­нес­ли в са­мом ее на­ча­ле.

Я про­дол­жал слу­шать аме­ри­кан­ца, и вдруг он по­ка­зал­ся мне зна­ко­мым, пре­ж­де все­го — чер­ты его ли­ца и гла­за, хо­тя он был в оч­ках, и еще что-то уз­на­вае­мое. Ка­кие-то со­мне­ния бы­ли, но все же по­ду­ма­лось, что где-то ко­гда-то я это­го че­ло­ве­ка уже ви­дел. Ко­гда же ве­ду­щий про­грам­мы сно­ва об­ра­тил­ся к не­му, на эк­ра­не поя­ви­лась фа­ми­лия — «Дмит­рий Саймс, пре­зи­дент Фон­да Ник­со­на». Да, это был тот са­мый Ди­ма Си­мис! Ма­не­ра ре­чи ос­та­лась преж­ней, что то­же по­мог­ло его вспом­нить. Сло­вом, я его уз­нал.

По­сле той, пер­вой для ме­ня, пе­ре­да­чи с уча­сти­ем Д. Сайм­са ви­дел его по те­ле­ви­зо­ру мно­го раз. Но по­че­му он стал аме­ри­кан­цем, осо­бо не ин­те­ре­со­вал­ся: уе­хал, ну и уе­хал. Как и о том, кто и по­че­му из на­ших те­ле­ви­зи­он­щи­ков «вы­шел» на не­го. Ин­тер­не­том то­гда, при­зна­юсь, не поль­зо­вал­ся, в кон­це 90-х еще не об­за­вел­ся ком­пь­ю­те­ром, да и на ра­бо­те осо­бой ну­ж­ды в нем не бы­ло.

В по­след­ние го­ды Дмит­рий Саймс был по­сто­ян­ным «гос­тем» у В. Со­ловь­е­ва в дав­но на­до­ев­шей лич­но мне пе­ре­да­че «Вос­крес­ный ве­чер с…» на те­ле­ка­на­ле «Рос­сия», в ко­то­рой он, Со­ловь­ев, — са­мый ум­ный, все­знай­ка, по­сто­ян­но пре­ры­ва­ет вы­сту­паю­щих, а ино­гда про­сто иг­но­ри­ру­ет их. Да еще с на­бив­шим ос­ко­ми­ну «юмо­ром» (ост­ро­слов, од­ним сло­вом, или юмо­рист, как в те­ле­пе­ре­да­чах Ев­ге­ния Пет­ро­ся­на), по по­во­ду ко­то­ро­го зри­те­ли в те­ле­сту­дии, как по ко­ман­де, шум­но ап­ло­ди­ру­ют (пла­тят им за это, на­вер­ное). Как ни стран­но, Со­ловь­ев не пре­­р­ы­ва­л Дмит­рия Сайм­са, слу­шать ко­то­ро­го ин­те­рес­но, ра­зум­ный че­ло­век.

Еще ху­же об­сто­ит «де­ло» с дру­гой пе­ре­да­чей в прайм-тайм на том же ка­на­ле — «60 ми­нут», с ве­ду­щи­ми это­го ток-шоу: не­ко­ей Ска­бее­вой с му­жем. И от­ку­да взя­лась эта ве­ду­щая? Оза­бо­чен­ная (чем?), с ум­ным ви­дом (всё по­ни­ма­ет?), ей ни­че­го не сто­ит тал­ды­чить и тал­ды­чить «о сво­ём» (осо­бен­но — «про Ук­раи­­ну»), ко­гда го­во­рит (а она и слу­шать не же­ла­ет) дос­той­ный ора­тор, ими же (т. е. Ска­бее­вой с му­жем) при­гла­шен­ный в пе­ре­да­чу. Но я от­влек­ся…

Ко­гда на­чал го­то­вить эти вос­по­ми­на­ния, эпи­зод, о ко­то­ром рас­ска­зал, как-то воз­ник сам со­бою. Мне ста­ло лю­бо­пыт­но: а есть ли что-то о Сайм­се в «ми­ро­вой пау­ти­не»? Есть, и не­ма­ло. По­это­му для бо­лее под­роб­но­го зна­ком­ст­ва с Дмит­ри­ем Сайм­сом, как он ока­зал­ся в Аме­ри­ке и т.д., от­сы­лаю чи­та­те­ля в Ин­тер­нет.

Пом­нит ли он на­шу встре­чу в ИМЭМО? Вряд ли. Пом­ню я. То­гда он по­ка­зал­ся мне дель­ным, тол­ко­вым пар­нем. Я стал аф­ри­ка­ни­стом, Ди­ма Си­мис — аме­ри­кан­ским со­ве­то­ло­гом. Так сло­жи­лись на­ши пу­ти-до­ро­ги…

ТЕЛЕГРАММА Н. С. ХРУЩЕВУ И…
ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ ЗАНЗИБАРА

С ге­ро­ем этой за­мет­ки я был зна­ком с 1962 го­да. Зан­зи­ба­рец Ха­руб Ос­ман учил­ся в Мо­ск­ве и жил в об­ще­жи­тии МГУ в Че­ре­муш­ках. Он де­лил ком­на­ту с од­ним из од­но­каш­ни­ков по ИВЯ (его име­ни не вспом­нить). Он нас и по­зна­ко­мил.

По­том, в кон­це 70-х, ра­бо­тая за­ве­дую­щим Бю­ро АПН в Тан­за­нии, не раз встре­чал­ся с Ха­ру­бом. В те го­ды он пре­по­да­вал в Уни­вер­си­те­те Дар-эс-Са­ла­ма и как ад­во­кат прак­ти­ко­вал на Зан­зи­ба­ре, позд­нее стал про­фес­со­ром и ру­ко­во­дил Ин­сти­ту­том про­блем раз­ви­тия при Уни­вер­си­те­те.

Но­вая встре­ча с ним со­стоя­лась в Дар-эс-Са­ла­ме в 2004 го­ду, ко­гда я с Ок­са­ной по­бы­вал в Тан­за­нии по при­гла­ше­нию Ри­фа­та Ка­ды­ро­ви­ча Па­тее­ва. ди­рек­то­ра Рос­сий­ско­го цен­тра нау­ки и куль­ту­ры (РЦНК) в этой стра­не (о нем — ни­же).

В свои 66 лет Ха­руб по-преж­не­му пре­по­да­вал в уни­вер­си­тет, где и жил. И по-преж­не­му не­пло­хо го­во­рил по-рус­ски, те­п­ло от­зы­вал­ся об уче­бе в Мо­ск­ве.

Ха­руб Ос­ман читает журнал «Азия и Африка сегодня».

Дар-эс-Са­ла­м, Университет. 2005 г.

Все эти го­ды я по­ла­гал, что хо­ро­шо знаю Ха­ру­ба и его про­шлое, од­на­ко при этом ни­ко­гда не за­да­вал­ся во­про­сом, как и при ка­ких об­стоя­тель­ст­вах он по­лу­чил выс­шее об­ра­зо­ва­ние в на­шей стра­не. Ри­фат, уз­нав о мо­ем близ­ком зна­ком­ст­ве с Х. Ос­ма­ном, по­со­ве­то­вал: «А ты спро­си у не­го, как он во­об­ще ока­зал­ся в Мо­ск­ве?»

В са­мом де­ле — как? Ведь в на­ча­ле 60-х го­дов Зан­зи­бар был про­тек­то­ра­том Ве­ли­ко­бри­та­нии, и лишь очень не­мно­гие зан­зи­бар­цы мог­ли вы­ез­жать за его пре­де­лы, не го­во­ря уже о тех, кто при­ез­жал учить­ся в Со­вет­ский Со­юз.

Ха­руб Ос­ман по­ве­дал мне свою «ис­то­рию».

«С 1960 по 1962 го­ды я ра­бо­тал в Пе­ки­не на ра­дио дик­то­ром на язы­ке суа­хи­ли. При мне на­ча­лось ве­ща­ние Ра­дио Пе­ки­на на суа­хи­ли.

В ав­гу­сте 1962 го­да я уе­хал из Ки­тая на по­ез­де Пе­кин-Мо­ск­ва, а би­лет у ме­ня был до Хель­син­ки. По при­бы­тии в Мо­ск­ву с удив­ле­ни­ем уз­нал, что не­сколь­ко зан­зи­бар­цев уже учат­ся в Уни­вер­си­те­те друж­бы на­ро­дов име­ни Пат­ри­са Лу­мум­бы. И ре­шил то­же по­про­бо­вать.

По­бы­вал в Ко­ми­те­те за­щи­ты ми­ра, от­ту­да ме­ня на­пра­ви­ли в Со­вет­ский ко­ми­тет со­ли­дар­но­сти стран Азии и Аф­ри­ки (СКССАА), по­том в Ас­со­циа­цию друж­бы со стра­на­ми Аф­ри­ки и, на­ко­нец, я ока­зал­ся в Ми­ни­стер­ст­ве выс­ше­го об­ра­зо­ва­ния. И вез­де по­лу­чал один и тот же от­вет — «вы опо­зда­ли, на­бор сту­ден­тов за­кон­чен, учеб­ный год вот-вот нач­нет­ся, при­ез­жай­те че­рез год…». Ко­ро­че, мне нуж­но бы­ло уез­жать.

В то вре­мя Зан­зи­ба­ром управ­ля­ла ко­ло­ни­аль­ная ад­ми­ни­ст­ра­ция, а я знал, что, ес­ли вер­нусь до­мой, вы­ехать сно­ва вряд ли смо­гу, ибо и так — па­ру лет на­зад — по­ки­нул стра­ну, мож­но ска­зать, тай­но.

В Пе­ки­не был у ме­ня друг рус­ский, ра­бо­тав­ший в Ки­тае. Как-то, бе­се­дуя с ним, я рас­ска­зал ему о сво­ем же­ла­нии учить­ся в СССР. Он по­со­ве­то­вал мне — «ес­ли у те­бя ни­че­го не по­лу­чит­ся, пи­ши в вы­со­кие ин­стан­ции». И я ре­шил вос­поль­зо­вать­ся этим со­ве­том.

Из гос­ти­ни­цы «Ле­нин­град», где жил Ха­ру­си — мой зна­ко­мый, то­же из Зан­зи­ба­ра, ра­бо­тав­ший на Мо­с­ков­ском Ра­дио дик­то­ром суа­хи­ли, я на­пра­вил те­ле­грам­му в Кремль, на имя Ни­ки­ты Сер­гее­ви­ча Хру­ще­ва. Как раз на­ка­ну­не со­сто­ял­ся оче­ред­ной за­пуск со­вет­ско­го кос­мо­нав­та, по­это­му свою те­ле­грам­му я на­чал с по­здрав­ле­ния в свя­зи с этим со­бы­ти­ем, за­тем, что сам я из Зан­зи­ба­ра, хо­тел бы учить­ся в Мо­с­ков­ском уни­вер­си­те­те, и что в ко­ми­те­тах и ми­ни­стер­ст­ве мне от­ка­за­ли. В ад­ре­се «от­пра­ви­тель» я ука­зал гос­ти­нич­ный но­мер Ха­ру­си. По прав­де го­во­ря, не очень ве­ри­лось, что что-то по­лу­чит­ся.

Но че­рез три дня в но­ме­ре Ха­ру­си раз­дал­ся те­ле­фон­ный зво­нок, спра­ши­ва­ли ме­ня. В тот же день Ха­ру­си пе­ре­дал мне, что «от­пра­ви­тель те­ле­грам­мы», то есть я, дол­жен зай­ти в ми­ни­стер­ст­во и встре­тить­ся с та­ким-то. Что я и сде­лал.

В Ми­ни­стер­ст­ве выс­ше­го об­ра­зо­ва­ния ме­ня при­нял за­мес­ти­тель ми­ни­ст­ра. Он сра­зу спро­сил, по­че­му я на­пи­сал пря­мо в Кремль, а не при­шел сна­ча­ла в его ми­ни­стер­ст­во. При­шлось ска­зать, что здесь я уже бы­вал, как и в СКССАА и дру­гих ор­га­ни­за­ци­ях, по­сле че­го у нас про­изо­шел при­мер­но та­кой диа­лог:

Во­прос: «Че­му вы хо­ти­те учить­ся?»

От­вет: «Хо­тел бы изу­чать юрис­пру­ден­цию»

Во­прос: «И в ка­ком ву­зе?»

От­вет: «Ин­те­рес­ный во­прос. Вы те­перь дае­те мне пра­во вы­би­рать?! Ко­неч­но же, в луч­шем ву­зе Мо­ск­вы — в уни­вер­си­те­те!»

Зам­ми­ни­ст­ра ска­зал, что в МГУ на юри­ди­че­ском фа­куль­те­те ва­кан­сий нет. Я ему в от­вет: «Ес­ли там нет, мож­но ли на жур­фак?» — «Пре­крас­но», — ска­зал он.

Так я по­сту­пил сна­ча­ла на фа­куль­тет жур­на­ли­сти­ки, а юр­фак МГУ на­хо­дил­ся то­гда по со­сед­ст­ву на ул. Гер­це­на. Че­рез ме­сяц я об­ра­тил­ся к де­ка­ну мое­го фа­куль­те­та по ра­бо­те с ино­стран­ны­ми сту­ден­та­ми с во­про­сом, мож­но ли пе­рей­ти на юри­ди­че­ский. Не­сколь­ко дней спус­тя де­кан со­об­щил, что мож­но. И я стал сту­ден­том юр­фа­ка, прав­да, пер­вый год учил­ся на под­го­то­ви­тель­ном фа­куль­те­те, где ос­нов­ным пред­ме­том был рус­ский язык. А в 1967 го­ду по­лу­чил ди­плом о выс­шем юри­ди­че­ском об­ра­зо­ва­нии».

Опыт «пе­ре­пис­ки» Х. Ос­ма­на с со­вет­ским ли­де­ром при­го­дил­ся ему и по воз­вра­ще­нии на ро­ди­ну. Вот окон­ча­ние его рас­ска­за:

«Вер­нув­шись на Зан­зи­бар, я ока­зал­ся без ра­бо­ты, ис­кал ее, но тщет­но. И ре­шил на­пи­сать Ка­ру­ме — так, мол, и так, учил­ся в Со­вет­ском Сою­зе, окон­чил юр­­ид­ич­еский фа­куль­тет МГУ, пять ме­ся­цев ищу ра­бо­ту, что де­лать? Он при­гла­сил ме­ня в Дом пра­ви­тель­ст­ва, спро­сил, чем же я за­ни­ма­юсь. Я ему рас­ска­зал. Ка­ру­ме вы­звал сво­его за­мес­ти­те­ля по пар­тии Абу­да Джум­бе. На этой встре­че бы­ло ре­ше­но, что от­прав­ля­юсь в Дар-эс-Са­лам, что­бы уст­ро­ить­ся там на ра­бо­ту.

Прие­хав в сто­ли­цу, уз­нал, что Уни­вер­си­те­ту тре­бу­ют­ся юри­сты-тан­за­ний­цы. С тех пор, с 1968 го­да, я здесь ра­бо­таю и сде­лал всю свою на­уч­ную карь­е­ру».

P.S. Ха­руб Ос­ман умер в 2010 го­ду. Об этом уз­нал на ка­фед­ре аф­ри­ка­ни­сти­ки ИСАА МГУ, с ко­то­рой Ха­руб со­труд­ни­чал мно­гие го­ды. По­след­ний раз встре­­ти­лся с ним в Дар-эс-Са­лам­ском уни­вер­си­те­те в 2005 го­ду.

ПОЧЕМУ И КТО УБИЛ ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА ЗАНЗИБАРА?

В ап­рель­ском, 2012 го­да, но­ме­ре жур­на­ла «Азия и Аф­ри­ка се­го­дня» бы­ла опуб­ли­ко­ва­на моя ста­тья с та­ким же на­зва­ни­ем (что и вы­ше), но с под­за­го­лов­ком — «40 лет на­зад был убит А.А.Ка­ру­ме».

Ста­тью пред­ва­ря­ет сво­его ро­да ре­цен­зия на нее — «От ре­дак­ции», — ко­то­рую, не бу­ду скры­вать, на­пи­сал мой кол­ле­га по жур­на­лу — Ни­ко­лай Ива­но­вич Пет­ров:

«Пуб­ли­ка­ция в ап­ре­ле 2012 го­да в жур­на­ле «Азия и Аф­ри­ка се­го­дня» очер­ка о со­бы­ти­ях, про­ис­шед­ших на да­ле­ком аф­ри­кан­ском ост­ро­ве Зан­зи­бар в на­ча­ле 70-х гг. про­шло­го ве­ка, мо­жет вы­звать, по край­ней ме­ре, у час­ти на­ших чи­та­те­лей, во­про­сы. По­че­му жур­нал от­во­дит до­воль­но мно­го мес­та, в об­щем, ря­до­во­му по то­гдаш­ним мер­кам со­бы­тию — убий­ст­ву из­вест­но­го в Вос­точ­ной Аф­ри­ке по­ли­ти­че­ско­го дея­те­ля А.А.Ка­ру­ме? В те го­ды по­доб­ные пре­сту­п­ле­ния со­вер­ша­лись на кон­ти­нен­те ед­ва ли не еже­квар­таль­но. Мож­но ли по­ру­чить­ся за то, что ав­тор — то­гда со­вет­ский ас­пи­рант — был дос­та­точ­но пол­но ос­ве­дом­лен о яв­ных и тай­ных ры­ча­гах убий­ст­ва? Что по­учи­тель­но­го из его ана­ли­за про­ис­шед­ше­го мо­гут из­влечь со­вре­мен­ные по­ли­ти­ки и ис­то­ри­ки?

Нач­нем с то­го, что ав­тор — О.И.Те­те­рин — в 1965—1966 гг., бу­ду­чи сту­ден­том V кур­са Ин­сти­ту­та вос­точ­ных язы­ков при МГУ, по ли­нии Ми­ни­стер­ст­ва обо­ро­ны СССР ра­бо­тал пе­ре­во­дчи­ком язы­ка суа­хи­ли в пер­вой груп­пе со­вет­ских во­ен­ных спе­циа­ли­стов на Зан­зи­ба­ре. И был сви­де­те­лем, как то­гда го­во­ри­ли, «ре­во­лю­ци­он­ных из­ме­не­ний» в ост­ров­ной час­ти Объ­е­ди­нен­ной Рес­пуб­ли­ки Тан­за­ния (ОРТ) по­сле воо­ру­жен­но­го пе­ре­во­ро­та в ян­ва­ре 1964 г., ли­к­ви­ди­ро­вав­ше­го сул­тан­ский ре­жим, опи­рав­ший­ся на бри­тан­скую ко­ло­ни­аль­ную ад­ми­ни­ст­ра­цию. Бо­лее то­го, он вни­ма­тель­но сле­дил за раз­ви­ти­ем внут­ри­по­ли­ти­че­ской борь­бы на Зан­зи­ба­ре еще до то­го, как был убит А.А.Ка­ру­ме, и, по боль­шо­му сче­ту, как яв­ст­ву­ет из пред­ла­гае­мо­го ни­же тек­ста, в ка­кой-то ме­ре пред­ви­дел раз­ви­тие со­бы­тий по та­ко­му сце­на­рию.

Сви­де­тель­ст­ва оче­вид­ца — это все­гда ин­те­рес­но, и по­то­му, мы по­ла­га­ем, круг чи­та­те­лей этой пуб­ли­ка­ции бу­дет дос­та­точ­но ши­рок. Цен­но и то, что ав­тор глу­бо­ко и об­стоя­тель­но ана­ли­зи­ру­ет дан­ные со­бы­тия, об­ра­щая вни­ма­ние, пре­ж­де все­го, на та­кие мо­мен­ты, как кла­но­вая борь­ба за власть, ко­то­рая, в кон­це кон­цов, и при­ве­ла к тра­ги­че­ско­му ис­хо­ду. Плюс — и это то­же важ­но — он от­ме­ча­ет и яв­ное про­ти­во­стоя­ние раз­лич­ных эт­ни­че­ских групп, ко­то­рых так мно­го в Аф­ри­ке.

Ав­тор при­во­дит крат­кие ха­рак­те­ри­сти­ки ря­да по­ли­ти­че­ских дея­те­лей Тан­за­нии се­ре­ди­ны 1960-х — на­ча­ла 1970-х гг., и не все они вы­зы­ва­ют бе­зо­го­во­роч­ную сим­па­тию. Здесь нель­зя не учи­ты­вать, что к то­му вре­ме­ни не про­шло и де­ся­ти­ле­тия с мо­мен­та по­лу­че­ния Зан­зи­ба­ром не­за­ви­си­мо­сти, и аф­ри­кан­ская по­ли­ти­че­ская куль­ту­ра то­гда толь­ко еще фор­ми­ро­ва­лась. Очерк да­ет пред­став­ле­ние и об этом, срав­ни­тель­но ма­ло­ос­ве­щен­ном в пе­ча­ти эта­пе ста­нов­ле­ния дан­ной куль­ту­ры.

Мы не рас­кро­ем боль­шо­го сек­ре­та, ес­ли ска­жем, что в ос­но­ву ма­те­риа­ла лег­ла ана­ли­ти­че­ская справ­ка, на­прав­лен­ная то­гда ав­то­ром ди­рек­то­ру Ин­сти­ту­та Аф­ри­ки АН СССР В.Г.Со­ло­дов­ни­ко­ву. Ес­те­ст­вен­но, ру­ко­во­дство вол­но­ва­ло, пре­ж­де все­го, то, ка­кие «пру­жи­ны» ра­бо­та­ли в хо­де под­го­тов­ки по­ку­ше­ния на А.А.Ка­ру­ме, и име­ли ли в дан­ном слу­чае ме­сто не толь­ко «внут­ри­стра­но­вые», но и да­ле­ко иду­щие «об­ще­аф­ри­кан­ские» мо­ти­вы пре­сту­п­ле­ния. На мысль об этом пря­мо на­тал­ки­ва­ла та­ин­ст­вен­ная смерть (или на­ме­рен­ное унич­то­же­ние) его не­по­сред­ст­вен­ных ис­пол­ни­те­лей. Ав­тор с по­став­лен­ной за­да­чей спра­вил­ся, и сей­час уже мож­но ска­зать о том, что его за­пис­ка по­лу­чи­ла то­гда вы­со­кую оцен­ку. Ви­ди­мо, пра­вы бу­дут те чи­та­те­ли жур­на­ла, ко­то­рые за­ду­ма­ют­ся о том, ка­кие «не­ви­ди­мые ми­ру» си­лы ру­ко­во­дят се­го­дня «араб­ски­ми ре­во­лю­ция­ми», по­доб­но си­лам, ко­то­рые дей­ст­во­ва­ли в Тан­за­нии 40 лет то­му на­зад, а так­же — как и кем бы­ло ор­га­ни­зо­ва­но, на­при­мер, убий­ст­во Муа­ма­ра Кад­да­фи, раз­де­лив­ше­го тра­ги­че­скую судь­бу А.А.Ка­ру­ме.

На­вер­ное, ко­гда-ни­будь най­дут­ся со­всем мо­ло­дые сей­час сви­де­те­ли, ко­то­рые рас­ска­жут и об этом.

Ждать ос­та­лось не­дол­го.

Все­го со­рок лет».

* * *

Вни­ма­нию чи­та­те­лей пред­ла­гаю этот очерк:

«7 ап­ре­ля 1972 г. в го­ро­де Зан­зи­бар в штаб-квар­ти­ре пар­тии Аф­ро-Ши­ра­зи (АШП) был убит ее ли­дер — пре­зи­дент Зан­зи­ба­ра, пер­вый ви­це-пре­зи­дент Тан­за­нии Абейд Ама­ни Ка­ру­ме; ге­не­раль­ный сек­ре­тарь АШП Та­бит Ком­бо был тя­же­ло ра­нен.

Не­мед­лен­но вслед за этим на ост­ров­ной час­ти Объ­­­ед­и­н­ен­ной Рес­пуб­ли­ки Тан­за­ния (ОРТ) бы­ло вве­де­но чрез­вы­чай­ное по­ло­же­ние, ус­та­нов­лен ко­мен­дант­ский час, бы­ли за­кры­ты аэ­ро­порт и мор­ской порт, пре­рва­на те­ле­граф­ная связь. Са­мо­ле­там и су­дам за­пре­ща­лось при­бли­жать­ся к ост­ро­вам.

Об этом со­бы­тии ко­рот­ко со­об­щи­ла од­на из на­ших га­зет.

И Ка­ру­ме, и Ком­бо я хо­ро­шо пом­нил: ведь про­шло все­го шесть лет по­сле мое­го воз­вра­ще­ния из Зан­зи­ба­ра. Час­то ви­дел Абей­да Ка­ру­ме, вы­сту­пав­ше­го на раз­лич­ных ми­тин­гах, а ря­дом с ним — Та­бит Ком­бо. Од­на­ж­ды, в ян­ва­ре 1966 го­да, был пе­ре­во­дчи­ком суа­хи­ли на ау­ди­ен­ции пре­зи­ден­та Зан­зи­ба­ра с Дмит­ри­ем Ту­лае­вым, за­мес­ти­те­лем за­в. от­де­ла Аф­ри­ки КМО СССР, по­се­тив­шим Зан­зи­бар по при­гла­ше­нию Мо­ло­деж­ной ли­ги АШП.

Я стал от­сле­жи­вать ин­фор­ма­цию, на­де­ясь уз­нать под­роб­но­сти, про­смат­ри­вал тас­сов­ские лис­ты с ин­фор­ма­ци­ей об Аф­ри­ке. Со­об­ще­ния от соб­ко­ра ТАСС в Дар-эс-Са­ла­ме, как и из кор­пунк­тов ря­да со­вет­ских га­зет в ре­гио­не Вос­точ­ной Аф­ри­ки, от­сут­ст­во­ва­ли. Кое-что по­па­да­лось на гла­за, но, в це­лом, на во­про­сы «кто, что и по­че­му» от­ве­тов не на­шел.

То­гда, за­вер­шая ра­бо­ту над дис­сер­та­ци­ей о Зан­зи­ба­ре в Ин­сти­ту­те Аф­ри­ки, под­го­то­вил справ­ку «К убий­ст­ву пер­во­го ви­це-пре­зи­ден­та Тан­за­нии А.А.Ка­ру­ме», по­ста­вил да­ту «19.IV-79», и пе­ре­дал ее ру­ко­во­дству.