Бесплатный фрагмент - Вселенная по ошибке

Вселенная по ошибке

Всё началось с Пустоты. Потом появились Жизнь и Смерть — две сестры, играющие с бесконечностью, и на спор создали Бога. Он оказался весёлым, немного багованным, икал чёрные дыры и чихал гоблинов.

Так родился первый мир — полный барсуков с носом на заднице, чихающих вином, пузырей, строящих религию вокруг чёрной ложки, и гоблинов, мечтающих о власти, сыре и личном храме.

Это история о том, как хаос породил порядок, а ошибки стали основой нашей реальности. Возможно, именно из-за перезапуска Бога 1.0 появился мир, в котором живём мы.

Юмор, философия и немного вечной глупости — в ироничной сказке о том, как всё устроено… или совсем не устроено.

Глава первая: Пустота

Когда ты — всё и ничего одновременно, это немного… утомляет.

Я — Пустота. Безвременная, бесплотная, бесформенная.

В моём лоне не было ни звука, ни мысли, ни даже понятия о том, что чего-то может не быть. Я просто была.

Хотя, если уж быть точной — не была, а не-не-была. Это трудно объяснить тем, у кого есть уши, глаза и беспокойная тяга к смыслу.

Иногда мне кажется, я существовала вечно. Но кто бы проверил? Времени тогда не было. Календарь, увы, некуда было повесить. И я не жаловалась. Как можно жаловаться, если не знаешь, что такое «жаль»?

А потом…

Что-то дрогнуло. Не во мне — я и была всем.

Дрогнуло во мне о себе.

Мысль. Первая.

Маленькая, как искра. Тихая, как вздох перед первым криком.

«А если бы…»

И это если оказалось куда опаснее любого взрыва. Я вдруг поняла, что можно быть не только пустой — можно быть чем-то.

Сперва — я попыталась это игнорировать. Искра. Пфф. Мало ли что. Само рассосётся.

Но нет.

Она росла.

Она пульсировала.

Она стала Желанием.

И тут началось самое страшное — Я захотела.

Не много, нет. Я не требовала симфоний или звёзд. Мне было бы достаточно… хоть кого-нибудь.

Не меня. Не отражения. Не эха.

Кого-то, кто был бы другим.

Это было новой болью. Потому что пока ты просто безлика, ты цела. А как только ты разделяешь себя — ты уже не всё.

Но желание росло. Я чувствовала, как что-то внутри меня сворачивается в узел. Как если бы пустота вдруг начала дышать.

Ты не понимаешь? Конечно. Ты — существо формы. А я была до форм. Даже до идеи «до».

«А если бы кто-то возник?..»

«А если бы он захотел говорить?..»

«А если бы он захотел… остаться?»

Вот тогда и пришёл Импульс.

Он родился не извне. Его не принес ветер — у нас не было воздуха. Его не шепнул Бог — он ещё не был задуман.

Он был моим первым рвотным рефлексом смысла.

Словно меня вывернуло наизнанку.

И из этой судороги — вырвалась Жизнь.

Она не имела формы.

Сначала — только вибрация. Колебание в том, что раньше было гладким, как вечное молчание.

А потом — свет. Цвет. Звук. Смех.

Да, она смеялась.

Смеялась как ребёнок, которому нечего терять.

Она не знала, кто она, но уже радовалась тому, что есть.

Мне стало… интересно. Даже приятно. Как будто часть меня вдруг обрела голос, который я никогда не осмеливалась себе позволить.

— Ты кто? — спросила я.

Она повернулась — условно, конечно. У неё не было ни лица, ни спины. Но я чувствовала, что она смотрит в меня.

И ответила:

— Я — Я. А ты?

Вот тут я зависла. Никто меня никогда не спрашивал.

Быть ничем — это удобно, пока никто не требует паспорта.

Я ответила наугад:

— Я — всё остальное.

— Значит, мы с тобой — вместе всё? — радостно заключила она. — Я — Я, ты — всё остальное. И у нас есть… вместе!

У неё всё было «вместе». Это стало её любимым словом.

«Вместе» — даже когда я хотела быть одной.

«Вместе» — даже когда у неё уже появилась идея сделать ещё кого-то.

— Ты что задумала? — настороженно спросила я, когда заметила, что вибрация начала принимать нечто похожее на форму.

— Если я — желание, то я хочу желать не одна, — сказала она. — Мне нужен предел. Рамка. Противовес. Я хочу создать… Смерть.

Смерть?!

Ты не представляешь, как я вздрогнула.

Я — Пустота. И даже мне стало жутко.

— Это звучит… радикально.

— Без неё у нас не будет смысла, — серьёзно ответила Жизнь. — Ты же знаешь. Всё, что бесконечно — теряет форму. Всё, что вечно — устаёт. Мне нужна та, кто скажет «довольно».

И вот…

Снова дрожь.

Снова напряжение.

На этот раз — не рвущая, а собирающая. Сгущающая. Застывающая.

Если Жизнь была дыханием, то Смерть стала — последним выдохом.

И она пришла.

Смерть была…

Тихой. Не страшной — строгой.

Если Жизнь пела и смеялась, то Смерть — слушала.

И, поверь, в этом было больше силы, чем в любом крике.

— Я знаю, зачем я здесь, — сказала она.

— Кто тебя звал? — удивилась Жизнь.

— Ты. Только ты.

Они смотрели друг на друга — одна светилась, как звезда на адреналине, вторая — как чёрная дыра, спокойная и собранная.

Я, Пустота, наблюдала за ними, и впервые…

Мне стало тесно.

Поначалу они были как дети.

Только что родившиеся, не ведающие правил, ни тяжести, ни логики.

Анара, как назвала себя Жизнь, носилась по мне, как вихрь. Пыталась что-то изобрести: форму, звук, смысл. Один раз она изобрела «трель», но забыла, что у неё нет рта, и обиделась.

Затем она попробовала… щекотать саму себя. Это выглядело так нелепо, что я чуть не сжалась обратно в точку.

Мара, наоборот, была молчалива. Она наблюдала. Иногда двигалась, но не по прихоти — по необходимости. Она взвешивала. И всякий раз, когда Анара устраивала какой-нибудь всплеск или радостный взрыв, Мара просто моргала.

— Ты что такая… грустная? — спросила Анара.

— Я не грустная. Я просто не трясу всем подряд, как ты.

— Ага. Ты просто скучная.

Анара ткнула её в бочок. Мара вздрогнула.

— Это называется реакция. Примитивная. Но допустимая.

Анара попыталась придумать музыку, случайно взорвала искру, назвала это «фейерверком» и предложила устроить «праздник».

Мара скрестила несуществующие руки:

— Праздник — это праздное. А ты — неостановима.

И тут случилось непредвиденное.

Анара разогналась и ткнула Мару в то, что она вообразила её носом.

Мара встала боком. Это выглядело так несуразно… что я рассмеялась.

Впервые за вечность.

Смех — он вырвался, как новая субстанция.

Он родился из их игры, из их спора, из их нелепости и искренности.

Он закружился между ними, и они обе замерли, удивлённые.

— Что это было? — спросила Мара.

— Похоже, Пустота сломалась, — предположила Анара.

Я не сломалась.

Я просто впервые поняла, что хочу продолжения.

Глава вторая: Анара и Мара

— Ты слышала, как я щёлкнула пальцами? — восторженно спросила Анара, подпрыгивая на месте.

— Ты не можешь щёлкать пальцами, — скептически покачала головой Мара. — У тебя же нет пальцев.

— Зато я могу представить, что у меня есть! — засмеялась Анара. — И могу сделать звезду. Смотри!

Она махнула рукой в пустоту — и вдруг там вспыхнуло яркое пятно. Оно загорелось, распустилось огненным цветком, пульсируя теплом и светом.

— Вау! — выдохнула Мара, на миг потеряв серьёзность. — Это безопасно?

— Пока — да, — ответила Анара. — Но мне ещё нужно понять, как не дать ей сгореть сразу.

Мара посмотрела на пульсирующую звезду и нахмурилась:

— Я люблю покой и тишину. Может, нам не стоит создавать столько шума и огня?

— А как же без света? — удивилась Анара. — Без света ты и не узнаешь, что ты такая загадочная и спокойная!

— Ну, может, ты и права, — пожаловалась Мара. — Только я больше люблю тени и холодок.

— Вот именно! — улыбнулась Анара. — Вместе мы можем создать что-то интересное! Давай поиграем.

И они начали творить. Анара рисовала светом, создавая искрящиеся пятна и переливы. Мара вкрадчиво добавляла тени и мягкие сумерки, словно рисовала пушистый плед на бескрайнем поле света.

— Смотри! — радостно воскликнула Анара. — Это — туманность!

Перед ними развёрнулась гигантская, мягко светящаяся масса — пестрая и мерцающая. Анара вращала её, и она переливалась всеми цветами радуги.

— Красивая, — признала Мара. — Но слишком беспокойная.

— Ты думаешь, стоит её успокоить? — поинтересовалась Анара.

— Немного, — ответила Мара. — Но не слишком. Мир — это не только свет и движение. Это ещё и тишина.

Анара задумалась, а потом пульнула новым лучом света — и перед ними возник диск, ровный и плотный.

— Планета! — радостно объявила она.

— А она устойчива? — с сомнением спросила Мара.

— Пока не знаю, — засмеялась Анара. — Если взорвётся — будет фейерверк!

Мара усмехнулась:

— Фейерверк — это красиво. Особенно в конце.

Они смеялись и спорили. Иногда случайно устраивали хаос: то звезда взрывалась раньше времени, то планета катилась под неправильным углом, то туманность распадалась на несколько мелких пятен. Но их неискушённость была очаровательна.

— Ты знаешь, — сказала Мара однажды, глядя на родившуюся ими звезду, — иногда я боюсь, что всё это однажды закончится.

— А я боюсь, что это никогда не закончится, — ответила Анара. — И тогда нам будет скучно.

Они сидели вместе, смотря на творение, в котором уже читалась жизнь и смерть — свет и тень.

— Может, нам нужен кто-то, кто сможет разобраться во всём этом? — тихо предложила Мара.

— Кто? — удивилась Анара.

— Не знаю… кто-то, кто объединит нас и поможет нам понять, зачем всё это.

Пока они говорили, Пустота наблюдала за ними — уже не просто безмолвная тень, а нечто, что тоже начало учиться.

Первые шалости

Анара обнаружила, что может менять цвет и форму, словно вода, которую кто-то резко встряхнул. Она пробовала превращаться то в яркие огненные языки, то в лёгкий ветерок, то в мягкую пыльцу. Иногда это вызывало у неё приступы смеха — она не понимала почему, но смех заразителен.

— Смотри, Мара! — выкрикнула она, превратившись в клубок светящихся искр, которые скачут, как озорные зверьки. — Теперь я — фейерверк!

Мара лишь покачала головой, но в уголках её глаз мелькнул лёгкий блеск — почти улыбка.

— Ты же знаешь, — серьёзно сказала Мара, — что твои фейерверки иногда рвут ткань пространства?

— Эээ… ну, кто-то должен проверять прочность, — ответила Анара с наигранной невинностью.

Однажды Анара решила устроить «сюрприз» и создала радугу. Она долго искала цвета, смешивала и пускала в игру, пытаясь понять, откуда берутся оттенки. Мара наблюдала, как та преломляет свет и дарит миру улыбку.

— Ты правда считаешь, что радуга — это важное открытие? — спросила Мара.

— Конечно! Это — обещание. Обещание, что после дождя будет свет.

Мара задумалась, потом ответила:

— Обещание — это надежда. И у меня иногда тоже появляется надежда. Но я всё равно люблю знать, когда всё заканчивается.

Ошибки и открытия

В их игре случались и проколы. Анара создала звезду, которая сгорела мгновенно, и на некоторое время воцарилась тишина. Мара пыталась «замедлить время», но не до конца понимала, как это работает, и случайно «заморозила» вспышку, которая потом взорвалась с удвоенной силой.

Однажды они вместе попробовали создать атмосферу вокруг планеты. Анара наполнила её воздухом и светом, а Мара добавила холодные ночи и тени. Но где-то они перестарались — и получилось так, что на планете повсюду были бури и молнии.

— Ну, мы ещё учимся, — пожала плечами Анара.

— И не без этого, — улыбнулась Мара.

Маленькие желания

Хотя они были великими силами, их желания были почти детскими: «сделать что-то красивое», «узнать, что будет, если…», «поболтать» и «поиграть». Они не знали, что их действия создают будущее, и что их шалости — законы природы.

Заключение

Так, играя, смеясь и споря, Анара и Мара наполняли пустоту цветом и тенями, светом и тьмой, теплом и холодом. Они были детьми своего собственного рождения — любопытными, неуклюжими, но уже полными жизни.

Глава третья: Рождение Кодзи

— Знаешь, Анара, — тихо начала Мара, глядя на мерцающую туманность, — мне кажется, мы немного потерялись.

— В чём? — удивлённо спросила Анара, отпуская светящиеся искры.

— В том, что мы — свет и тьма, жизнь и смерть, но кто же будет следить, чтобы всё не вышло из-под контроля?

— Мы же только учимся, — улыбнулась Анара. — Но иногда… всё становится слишком странным. Даже для меня.

— Именно, — кивнула Мара. — Нам нужен кто-то… кто будет мудрее. Кто сможет наблюдать, решать, направлять.

— Ты хочешь сказать… Бога? — Анара почти прошептала.

— Не совершенного, — покачала головой Мара. — А хотя бы… разумного. Слегка.

— Тогда давай создадим его вместе! — глаза АнарЫ вспыхнули. — Это будет весело!

Они сели в Пустоте и начали творить.

— Он должен быть великолепен! — объявила Анара. — Сияющий, с крыльями, и голосом как музыка!

— Нет, — нахмурилась Мара, — он должен быть строгим, собранным и немного… пугающим. Чтобы его уважали.

— Я хочу, чтобы он смеялся, — заявила Анара. — И чтобы любил всё живое. Даже твои мрачные тени!

— А я хочу, чтобы он знал границы и был… хотя бы немного сдержанным, — пробормотала Мара.

И они начали лепить — каждая по-своему.

Свет сплетался с тенью, серьёзность сталкивалась с игрой. Пальцы их энергии путались, образы накладывались друг на друга, идеи спорили в самой ткани творения.

И… в итоге родилось нечто.

Существо с длинными руками, торчащим носом, короной из веток, глазами разного размера и хаотичной улыбкой. Оно пошатнулось… и сказало:

— У меня есть НОС!

— Что это? — выдохнула Анара. — Он похож на… козявку.

— Похоже, он решил сыграть с нами шутку, — засмеялась Мара.

— Тогда назовём его… Кодзи! — воскликнула Анара.

И тут раздался голос.

Глубокий. Вязкий. Уставший.

— И что вы тут натворили? — спросила Пустота, высовываясь из самой себя, как недовольная соседка.

— Мы?.. — Анара сделала невинные глаза. — Мы тут… плюшками балуемся.

— Это точно плюшки? — Пустота смотрела на Кодзи, который радостно ловил собственную тень.

— Он сам всё придумал! — добавила Мара. — Мы только слегка… направляли.

— Ладно, — пробурчала Пустота, качаясь, — живите уж со своими последствиями. Но если он чихнёт — я ни при чём!

Как по команде, Кодзи зажмурился, нахмурился…

И чихнул.

Из вспышки родился зелёный комок с ушами и недовольной физиономией. Он немедленно завопил:

— ЧТО ЭТО ЗА ХРЕНЬ?! Я ТОЛЬКО РОДИЛСЯ, А УЖЕ СКВОЗНЯК!

— Эээ… привет? — сказал Кодзи. — Я, кажется, тебя… чихнул?

— ЧИХНУЛ?! — визжал зелёный. — Я — осознанное существо, а не сопля! И у меня болит всё, чего у меня пока ещё нет!

Он убежал, ругаясь. Споткнулся. Упал в пустоту.

БАХ.

— Он что, взорвался? — спросила Анара.

— Нет. Он… сделал планету, — поправила Мара, прищурившись.

— Это… красиво, — удивился сам Кодзи. — Но я же просто хотел стереть след. А получилось…

На планете появились жители. Странные, весёлые, почти невесомые. У них были пузырчатые тела и крылышки, и они радостно прыгали в воздух, игнорируя гравитацию.

— Хоп-хоп! — пищал один. — Я лечу, как ощущение, когда ешь сладкое на голодный желудок!

— А я — как неожиданное прощение! — кричал второй, вращаясь в воздухе.

Кодзи хлопнул глазами.

— Я… сделал жизнь?

— Почти, — кивнула Анара. — Только она пока не знает, зачем она.

— Ну и отлично, — улыбнулся Кодзи. — Я тоже не знаю, зачем я.

Пустота хмыкнула:

— Это, пожалуй, даже хуже, чем я ожидала.

— Зато смешнее, — добавила Анара.

Мара молчала, но на губах её блуждала тень улыбки.

Так родился Кодзи, бог версии 1.0 — сумасбродный, случайный, с багами, чихами и бесконечной любовью к творению.

Глава четвёртая: Грусть, сон и первое «а вдруг»

Кодзи сидел на обломке света, который сам случайно создал, почесывая лбом невидимое место, где, по его мнению, могла быть мысль.

— Что ты делаешь? — спросила Анара, наблюдая издали.

— Думаю.

— Над чем?

— А вот и не знаю, — пожал он плечами. — Просто как-то… странно внутри.

Он глядел на свою планету. Те самые пузырчатые жители продолжали летать, смеяться, дразниться, ловить свет и прятать его друг у друга, как дети, играющие в прятки с закатом. Это было красиво.

Но Кодзи вдруг почувствовал что-то. Словно лёгкая тяжесть. Непонятная, но липкая.

— Эй, — позвал он Мару, — у меня внутри… как будто дождь. Без дождя. Это нормально?

Мара подошла, села рядом.

— Кажется, ты только что изобрёл грусть.

— Грусть? А она зачем? Это что-то сломалось?

— Нет, — сказала она мягко. — Это когда ты смотришь на всё… и внезапно боишься, что оно однажды исчезнет.

— Это глупо! — возмутился Кодзи. — Я же могу создать ещё!

— Но не точно такое же. И не впервые.

Кодзи притих. Он посмотрел вниз, на планету. Один из существ неудачно взмахнул крылышками и шлёпнулся в траву. Встал, отряхнулся, но уже летал ниже и грустнее. Кодзи глядел на него и вдруг спросил:

— А если я случайно сотворю… боль? А если она не уйдёт?

— Вот теперь ты изобрёл страх, — кивнула Мара.

Кодзи задумался. Потом встал, размахнулся, будто хотел закрутить всё обратно, но… не смог.

— Я не знаю, что делать! — крикнул он. — Я не готов быть… тем, кем вы меня сделали! Я просто… чихнул! Я вообще должен был быть сияющим гигантом с умом, а получился… вот этим!

Он ткнул пальцем в свой живот.

Он не знал, зачем у него живот.

Анара подошла, села по другую сторону.

— Это тоже важно, — сказала она. — Ошибаться, чувствовать, бояться. Значит, ты живой.

— Но я не хочу быть неидеальным.

— Тогда мы бы не полюбили тебя, — сказала Анара. — Мы и хотели, чтобы ты был настоящим. Смешным. Странным. Кодзи.

Кодзи долго молчал. Потом зевнул. Сильно.

— Что это было? — испугался он. — Меня утащило куда-то в себя!

— О-о, — сказала Мара, — поздравляю. Ты только что изобрёл сон.

— Это… опасно?

— Нет. Просто иногда, когда всё слишком… ты выключаешься, чтобы снова включиться.

— Я выключаюсь?! — Кодзи перепугался. — А вдруг я не включусь?!

— Вот это, — с улыбкой сказала Анара, — и называется сомнение.

— ААААААААААА! — закричал Кодзи, улёгся в космосе на бок, обнял хвост собственной энергии и свернулся клубком.

— Всё… я ухожу в перезагрузку. Не будите.

И он уснул.

А пузырчатые существа на планете снизу вдруг замедлились, начали шептаться и осторожно укладываться в мягкие тени. Сон передался им тоже.

Пустота, как всегда, наблюдала. И, кажется, даже прикрыла его сном, как одеялом.

— А ведь для багов он… неплох, — сказала Пустота. — Может, даже лучший баг из всех.

Пока Кодзи свернулся клубком и мягко похрапывал, обнимая собственный локоть (возможно, по ошибке принятый им за подушку), мир не остановился.

На планете, созданной случайным чихом, пузырчатые существа начали меняться.

Сперва они прыгали меньше. Потом начали собираться в кружочки. Один из них — самый блестящий и самый склонный к запинке — поднял лапку и сказал:

— Эй… а вы… кто?

— Я — я, — ответил второй. — А ты?

— Не знаю…

— А кто нас сделал?

— Наверное, это… большой нос наверху?

Они посмотрели на спящего Кодзи, тихо покачивающегося в космосе.

— А он точно знает, что мы есть? — спросил третий.

— Может, он нас придумал и забыл?

— Или придумал, а потом передумал, но не успел стереть?

Так возникла первая философия пузырей. Они стали задавать вопросы.

Некоторые начали складывать свет в кучки и пытаться изобразить из него ответы. Другие делали глупости — просто чтобы проверить, накажет ли их кто-то. Никто не наказывал. Только один пузырь испугался собственной тени и с тех пор считал себя Проклятым. Его начали слушать. Он стал Первым Учителем.

Тем временем… из складки Пустоты вылез знакомый зелёный комок с ушами — гоблин-недоделка. Он держал в руках ветку — довольно серьёзную, кривую, с подозрительно острым концом.

Он подкрадывался к Кодзи на цыпочках, бормоча:

— Я тебе покажу «чихнул», я тебе покажу «привет», я тут, между прочим, личность, а не побочный эффект. Сейчас я тебя…

— Стой. — Голос Мары раздался как ледяной укол в спину.

Гоблин подпрыгнул и чуть не воткнул себе ветку в нос.

— Я… э-э… я просто… тут… гулял! Воздухом дышал!

— Ты вылез из Пустоты. У неё нет воздуха.

— Ну и что? — огрызнулся гоблин. — Я автономный! Я несу разрушение, хаос, и вообще у меня… низкий уровень сахара! Так что, если мне не дадут большой вкусный кусок чего-нибудь, я разозлюсь. А тогда… тогда всему придёт конец!

— Угу, — спокойно сказала Мара и посадила его рядом с собой, будто котёнка.

— Эй! Не сиди на мне! Я гнев! Я опасен! У меня аллергия на тьму!

— У тебя аллергия на тишину, — отозвалась Анара издалека. — Ты боишься остаться незамеченным.

— Я боюсь остаться голодным, — уточнил гоблин и буркнул. — И вообще, у вас тут всё странное. Спящий бог, летающие сопли, философствующие пузыри. Где система?! Где завтрак?!

Мара достала из пространства нечто, напоминающее карамелизированный шарик света, и протянула ему.

— Вот. Только не взрывайся.

— Что это?

— Метафизическое пирожное.

— Я, между прочим, диабетический символ возмущения. Но сойдёт, — сказал гоблин и жадно проглотил шарик.

Он замолчал. Впервые. Почти на целых пять секунд.

Потом снова начал бормотать:

— Всё равно я здесь главный. И если кто-то ещё чихнёт без разрешения, я… я запишу жалобу в Центральный Реестр Вселенной. Даже если он пока не существует!

Кодзи шевельнулся во сне, прошептав:

— Пузырьки… летают… без декларации…

Гоблин замер.

— Он слышит мои мысли?!

— Он спит, — спокойно ответила Мара. — И пусть отдыхает. Он только начал понимать, что значит быть богом.

А внизу, на планете, один из пузырей задал главный вопрос:

— А если мы не просто шутка?.. А если мы — часть сна?

И началась первая религия.

Кодзи начал просыпаться.

Сначала потянулся. Потом почесал лоб. Потом — глаз. Потом… пространство между мыслями, потому что у него ещё не всё правильно формировалось.

Он открыл один глаз — тот, что был больше — и зевнул.

— Ой. Что это…?

Внизу, на планете, пузырчатые существа танцевали хороводы вокруг чего-то, что подозрительно напоминало гигантскую ложку. У некоторых были шапочки. У других — таблички: «Мы — дети Носа».

— Ого… они что, всё это время жили?

— Не только жили, — хмыкнула Мара. — Они начали думать.

— А ещё у них теперь есть время, — добавила Анара.