16+
«Все то, что назовешь воспоминанием…»

Бесплатный фрагмент - «Все то, что назовешь воспоминанием…»

Лирика

Электронная книга - 400 ₽

Объем: 78 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Николай СЕВЕР

«ВСЕ ТО, ЧТО НАЗОВЕШЬ ВОСПОМИНАНИЕМ…»

От редактора

В этой книге представлены стихотворения Николая Михайловича Севера (1896—1969) — артиста, писателя и поэта. Об издании мечтала его дочь К. Н. Романычева, которая бережно хранила все артефакты истории своей семьи, а вместе с ней и театров, где работали родители, память о людях, которые оказывались на их жизненном пути. История семьи требует отдельной брошюры.

Стихотворения к изданию подготовила дочь Н. М. Севера Камилла Николаевна Романычева.

Об авторе

Николай Михайлович Север (настоящая фамилия Сороко) родился 25 февраля 1896 г. в селе Галичье (название железнодорожной станции неизвестно) Новосельского уезда Тульской губернии (ныне Московская область) в семье железнодорожных служащих Михаила Козмича (1850—1924) и Лидии Михайловны Сороко. Он был в семье тринадцатым ребенком. Мать умерла в его раннем детстве, отца, как участника забастовки, посадили на несколько лет в тюрьму. Заботу о брате взяла на себя его старшая сестра — Зинаида Михайловна Славянова (сценический псевдоним). С 1906 года Николай жил в Самаре, в семье сестры, мужем которой был известный писатель Александр Смирнов (Треплев). Первые печатные произведения Н. М. Сороко появились в 1912 г. в журнале «Современник», «Киевская Неделя» и в газете «Волжское слово».

Николай Север среднее образование получил в Самарском коммерческом училище, по окончании которого поступил в Московский коммерческий институт, закончить который не удалось, ушел на Гражданскую войну. В 1913 году Н. М. Сороко сдружился с однокурсником Алексеем Ивановичем Белоусовым, сыном поэта И. А. Белоусова. В доме Белоусова Николай познакомился с братьями Буниными, А. И. Куприным, с писателем А. Серафимовичем. Это были отношения педагога-наставника к своему подопечному студенту. Серафимович знакомился со стихами Николая и однажды выбрал самое коротенькое стихотворение о зиме и решил послать в журнал «Современник»: для коротенького стихотворения в большом журнале найдется место. Серафимович стал думать о писательском псевдониме. И надумал: Н. Север. Стихотворение напечатали в №2 1914 г.

Север ушел добровольцем на фронт, командовал батареей тяжелой артиллерии. Был ранен, контужен. В период Гражданской войны Север принимал участие в боевых действиях в составе дивизии под командованием В. К. Блюхера, печатался во фронтовых газетах. Начало актерской деятельности относится также к периоду Гражданской войны. Его актерский дебют состоялся в 1918 году на сцене Самарского театра «Олимп». После демобилизации Север жил в Казани. Поступил в Казанский педагогический институт, прошел три курса и закончил Казанский театральный техникум.

В 1930-х артистическая деятельность Севера продолжалась в театрах Нижнего Новгорода, Томска, Иванова, Красноярска, Сухуми, Вятки, Пензы, Курска, Оренбурга, Куйбышева, Омска.

Его семья состояла из жены и дочери: актрисы Романычевой Марии Васильевны и Камиллы Николаевны. Волею судьбы семья распалась еще в середине 1930-х гг., однако общение с любимыми не прерывалось. Хоть и музами поэта были разные женщины.

В 1943 году Север был принят в труппу Ярославского драматического театра им. Ф. Волкова. С этого времени его творческая жизнь была связана с Ярославлем. Им написаны большая книга об истории театра «Ярославский театр», серия небольших рассказов, пьес.

Две пьесы о Федоре Волкове (романтическая и народная драмы) прошли на сцене Ярославского театра им. Ф. Волкова. Народная драма прошла в Ярославле, Вологде, Горьком, Рыбинске. Премьера была показана в Москве, на сцене МХТ. Пьеса имела широкий и положительный отклик на страницах почти всех центральных газет и журналов («Правда», «Известия», «Советская культура», «Труд», «Литературная газета», «Советская Россия», «Вечерняя Москва», журнал «Огонек», «Театральная жизнь», «Театр»).

Кроме этого были написаны и изданы Ярославским книгоиздательством две книги «Федор Волков» (Сказ о первом актере) и «Судьба актера».

В ноябре 1965 г. Н. М. Север был принят в Союз писателей РСФСР, а в 1966 г. вступил в Литературный фонд СССР.

Умер Николай Михайлович в Ярославле 29 октября 1969 года. Награжден медалями «За трудовую доблесть», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «За победу над Германией».

ЛИРИКА

***

Октябрь. Стоит давно пустою дача,

Как ветра заунывный стон,

Дожди хоронят лето плача.

Голодная, ощипанная кошка,

Блестя огнем зеленых зорких глаз,

Мяукает, царапается у окошка.

Глаза её горят, застыли

Лесной, звериною тоской,

Слинял на шее бантик голубой.

Уехали, а кошку позабыли,

Одну оставили. Под лопухом

Она забилась. Умирать пора.

И снова дождь, как капли серебра.

Жестоко дышит осень холодами.

1911 или 1912 г.

***

На пятьдесят шагов стреляю в дуб,

Осыпался лишь иней, да умер звук

Вдали и ясной и глухой.

И снова тишина.

Как бы в преддверии скиний

Царит в лесу торжественный покой и иней.

1914г., ж. «Современник» №2

***

Куда пойдешь, кому что скажешь?

В осеннем небе холод отреченья,

В сырые травы тихо ляжешь,

Следишь устало облака строение.

Наденешь старые ботфорты,

Возьмешь ружье и там в полях,

Где дождик мелкий, ляжешь мертвый

С тоской бессмысленной в глазах.

1915г.

Фронт. г. Серпухов, д. Скрылья

***

Трактир на углу «Запорожье»,

Неважный по виду трактир,

И кажет усатую рожу

Хозяин из оконных дыр.


Бреду, чтоб запомнить немного

Рассвета навечную ложь,

Пролётку, забытую Богом

И серенький, серенький дождь.


Зачем эта скука рассвета

И улиц пустынная даль,

Зачем, уходя, все это

Мне было бессильно жаль.

1916г., ж. «Сполохи»

ШИНКАРКА

У Груни за ставнею тонкой

Огонь до осенней зари…

По улице ветер гонкий…

Озябшие фонари…

Ей гость запоздалый не редок,

Затравленный горький волк.

— Отпусти, Грунюшка, напоследок

Последний стаканчик в долг!

До зари огонь не потушит,

Всем бездомным печальный знак…

Помяни, Господи, /выпили/ души,

Не вышедших из мрака…

1920г., Казань

***

Я выпачкан весь в саже, в копоти машинной

Громада пароход: «Ковчег тоски»,

Плетётся медленно вдоль берега Реки

От пристани Свидания в сон старинный.

Забота — капитан в плаще седом укутан

И у штурвала дней штурвальный Нищета,

И лишь на палубе, какие уже сутки,

На чемоданчике наш пассажир — Мечта.

Ей неудобно, холодно, ей робко,

От всхлипывания струй, от шума колеса

Она спускается погреться возле топки,

Отеплить милые прозрачные глаза.

Я чёрный кочегар, я копотью залитый,

Не подойду, не прикоснусь к руке,

Но знаю, тихнет ветер на реке

И дремлет капитан на мостике открытом.


Нижний Новгород

25/Х/1924г.

В ОСЕННЕМ ВЕТРЕ
Капе

Вы уехали с последним пароходом.

Снег и ветер… Волны и песок.

Дальний берег смазан ржавым ходом,

Да в сторожке тусклый огонек


Из трубы разносит ветер сажу…

Ветер треплет порыжелый флаг…

Кто с улыбкою больной расскажет,

Про последний, про неверный шаг.


Капитан в плаще из парусины

На носу маячит целый день,

Целый день пустынные равнины,

Нищие лохмотья деревень.


Цепенеют струи за кормою,

Сажа… ветер… прошлое… тоска.

Скучно, скучно осенью глухою

Покидать родные берега.


Не размыкать горе и в буфете,

Куришь, бродишь, к ночи вновь пурга.

Капитан на карте пальцем метит

Смазанные йодом берега.


3/XI/1924г., Нижний Новгород

Ответ А. Жарову / на его стихотворение в «Известиях» 6/X1. 1927г

Вы в революцию росли,

А мы сжигали рост ваш буйный

За то, что в нищенской пыли,

Мы размотали нашу юность.

За то, что за десяток лет,

Не этих, тех, что вы не знали,

Свой яблоневый, нежный цвет

На проволоках ржавых рвали,

Что мы, безусые тогда,

С хрипливым матершинным словом,

Прошли кровавые года

Березины и Августова.

Вы тоже, хмельные в бою,

С буденновцами шли ночами,

Вы тоже молодость свою

На звонкой растрясли тачане.

Так от чего ж у вас в глазах,

Не занимать-стать, ветер звонкий.

И вы, как гибкая лоза,

А мы… камыш сухой и ломкий.

Обидно все же, слово хлам,

Нас выбросят без сожаления,

По выцветшим узнав глазам.

Что мы… иного поколения,

Что мы… совсем иной страны,

Иных годин, иного склада,

Что никому мы не нужны,


Плетущиеся только рядом.

Ну что ж… иные голоса,

Иные песни, жизнь и буйность,

И лагерь новых дней — ” комса»,

Её клокочущая юность.

Нам не пожать друг другу рук,

Протянутых… пока ночами,

Нас не сомкнет единый круг

Плечом к плечу в одной тачане.

О, этот звёздный переход,

Не суждено ли в ночи эти,

Как грохот буйный, вешних вод

Услышать переклик столетий?!!


14/XI/1927г., Красноярск

ЕСС

***

Скучаю по Вашим глазам,

Как странно, мы только знакомы

С собакой брожу по ночам

У вашего тёмного дома.


И знаю, иль кажется мне,

Что я осуждён в легколетье

Бескрайние тысячелетия

Бродить при ущербной луне…


Что где-то в пространствах пустых,

Где холод времён и безлюдье,

Под ливнем комет голубых

Стою с обнаженную грудью


Но утром, улыбкой дразня,

В надменно-приподнятой брови,

Вы вспомните и про меня

Запиской и чуть-чуть любовью…

1927г., Красноярск

17 апреля 1934 года

Опять гудело в проводах и шло в поля…

Намокший парус кораблей тоски

Распластан был по сердцу.

Мчались года, зажатые уздой упрямых дум,

И вырываясь с диким хрипом, срывались в пропасть,

Чтобы там оскалить жёлтые скелеты.

Каждые день и каждое событие дня

Вновь ощущалось мною.

Казалось, если бы найти слова

И их связать хоть мимолётной дружбой,

Они бы процветали сквозь эту известь снов.

Но слово слову мстит тяжелой и надменною обидой.

Там в полях, где стонут провода.

Натянутые ветром в чёрном небе,

В наметившихся колеях дорог,

Рождалась странная несознанная правда»

Я шёл один, неся в обветренных ладонях сердца

Обид пригревшуюся стайку.

За эту ночь я понял:

Надо очень мало, чтоб размотать по табакам тоски

Годами скопленную нежность.

Шёл рассвет. Вдали на мокрых проводах

Висели тучи. Моросило.

Нужно было хоть как-нибудь, хоть волоком,

По мокрому песку тащить, натужась жизнь.

Вернулся. Прищурившись со сна, в полудремоте

Мне улыбнулись нежно! встречей

Ребячьи милые глаза.

1934г., Пенза

***

Маринкино

Какая глупость — тишина,

Кричи и бейся, плачь и мучай.

Ведь ты одна, одна, одна,

Всё остальное только случай!

IX/1935г. Казань

***

Маринкино


Какие тусклые огни,

Какая тишина усталости,

Бывают дни, такие дни,

Что и у черта просишь жалости.

Молчишь, шатаясь до зари,

На пустырях бессонниц кроясь,

И сердце, сдерживая крик,

Само бросается под поезд.


IX/1935г., Казань

Маринкино

Две коробки папирос


От шуток можно изнемочь,

И задохнуться можно в дыме,

Я зря выкуривал всю ночь,

Из сердца ласковое имя.


Теперь, быть может, только нужно

Немного грусти и вины,

Чтоб можно плакать равнодушно

У искалеченной весны.


IX/1935г., г. Казань

***

Маринкино

Ты прости эту скверную шутку,

Объективно …ведь ерунда ж!

Странно… не ссорились, а вот руку

Теперь уже не подашь.


Последние мысли трезвей…

Меня волнует, признаться,

Через сколько безмолвных дней

Коридорные в дверь постучатся.


И пойдет канитель уже,

Беспокойство к горлу комом!

Мужья за жен, а те за мужей,

А вместе за всех знакомых.


Пройдет три-четыре дня

Вышесказанной муки

И всё, что останется от меня

Паспорт, стихи и брюки.


X/1935г., Казань

***

Маринкино

С утра сегодняшнего дня

В свои права вступает осень.

И дым последнего огня

Тепло и молодость уносит.

И за долги, за ерунду,

За боль, за пустяки, за муки

Меня из дома уведут

Чужие ласковые руки.

Я оглянусь, былого нет,

Никто и ничего не хочет…

В твоём окне далёкий свет,

Вот он угас… Спокойной ночи!


6/ХI/1935г., г. Казань

Маринкино-последнее

***

Есть на свете тихий город

С переулками и снами,

С разговорами влюблённых

У зеленого крыльца.


В этот город ты приедешь,

Чтобы только попрощаться,

Чтобы только прикоснуться

Неподвижного лица.


Тихо прядь волос поправишь,

Постоишь в сиянии лунном,

Сердцем слыша, как дозором,

Тишина обходит дом.


И останется на память

О тебе, о нашей жизни,

Ветка сломанной сирени

В переулке голубом.

7/III/1936г., г. Казань

***

Закроет на ночь ставни дом,

Как деревянные ресницы,

И каждому, кто дремлет в нём,

Все, что не сбылось днем — приснится.

ХI/1936г., г. Куйбышев

***

Сколько в этой жизни я переменил квартир,

Из каких я не смотрел окошек,

Мне навстречу улыбался мир,

Иногда по-своему хороший.

Я не помню разницы, во сне ли, наяву,

Знаю лишь в недвижном постоянстве,

Что каждый дом, в котором я живу,

Лишь корабль неповторимых странствий.


XII/1936г., г. Куйбышев

Лёше Белоусову

Встреча

«Закурим? — «Что ж!»

Присели… Закурили.

Дорога, степь, лиловые стога.

Зари расплавленное золото

В ночные замыкалось берега.

«Чудак ты брат…»

Перепела дурили,

Тревожа сонь и синь, и им в ответ

Нелепо прожитая молодость,

Слезой звезда свой отзвенела след.

«Ну вот и всё!»

Простились в тёмной хмуре,

Ушли в полынь. Глухая сторона.

Тяжёлой ношей за плечом у мира

Огромная ненужная луна.


6 /III/1937г., г. Куйбышев

***

Маринкино

И та, что всех была чудесней,

Земли и неба, и весны,

Сама похожая на песню,

Сама похожая на сны.

Та, что забыть себя велела.

И отошла больней, темней,

Нежданно нынче просветлела

В печальной памяти моей.

IV/1937г., г. Куйбышев

Маринкино

***

Какою далью равнодушной

С тобою мы paзделены,

И мне теперь, быть может нужно

Лишь капля грусти и вины,

Чтоб можно плакать равнодушно

У искалеченной весны.


V/1937г., г. Куйбышев

Маринкино

***

Не знаю, помните ли Вы

Тот день, когда мы так простились,

На нас с подъезда каменные львы

Лениво и мертво косились.


Исчезли Вы из жизни навсегда

И ведь не ведая, что легким вздохом двери,

Предчувствовали в хлынувших годах

Неотвратимые потери.


Я снова здесь, в гостях у наших львов,

Лишь им одним, внимающим мне сухо

Любви и нежности тревожный шорох слов,

Нашёптываю в каменное ухо.


Я глажу льва и, кажется, мне тот,

Немоту медленно превозмогая

Пытается сказать мне то,

Что никогда от Вас я не узнаю.

27/XI/1937г., г. Куйбышев

ЕПК

***

Лису

Ты все еще немножко хороша,

Но прежней нет в тебе нисколько,

Голубоватая душа — и только.

Я никогда еще, ни разу,

Не знал, как ранят глубоко

Осколки слов разбитой фразы

Вдруг прозвеневшей, как стекло.

I/1939г., г. Омск

Автопортрет

Ну, старый хрен… Довольно горькой хмури,

Сотри морщин позеленевший грим,

Садись к огню, по — старому закурим,

Подумаем… поговорим…

Вот все вот так. Упрямо и прилежно,

Тревожа раны легкостью руки,

Растратим мы приятельскую нежность

На память чувств, на листопад тоски.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.