Часть 1. Время молотьбы, или Семь бед — один ответ
Страшась наказания, обещанного мне от господина моего, и злобствуя на него за прежде учиненный мне побой…
Крестьянин Лупп Самуйлов
из показаний на допросе
Сентябрь 1813 года. В барском доме села Арпачёво среди дворо́вых весь день суета, потому как из Витебска прибыл один из господ братьев помещиков, его высокоблагородие надворный советник Павел Петрович Львов. Павел Петрович, чиновник сорока трёх лет, служащий в Витебской казённой палате, и каждый его приезд в имение, также как и приезд остальных господ, тревожил крестьян, поскольку обычно предвещал перемены не в пользу их и так закрепощённой жизни. Хотя помещик и наведывался в край отцов нечасто, от дворо́вых доходили слухи, что дела его идут неважно и имение заложено. К тому же барыня, нынешняя его жена, взыскивает через суд с него ни много ни мало 4000 рублей ассигнациями, не в пример его первой покойной жены Анисьи Вое́йковой, платившей по его векселям из своего кармана.
Отдохнув с дороги и повидавшись с роднёй из соседнего села Ново-Никольского, вечером Павел Петрович был по хозяйственным делам в деревне Ви́шенье. Он позвал к себе своего старосту Авдея и приказал ему, чтобы тот велел кому-нибудь из крестьян ночью подсушить в ови́не ярово́й хлеб, а поутру уже начать молоти́ть. Староста поручил эту работу молодому крестьянину Ивану Петрову сыну, который тут же пошёл на господское гумно́, взяв, как обычно, с собой топор, необходимый для разведения огня.
В деревне Ви́шенье Павлу Петровичу Львову принадлежало двадцать восемь душ крепостных крестьян с их жёнами и детьми. Остальными крепостными в этой деревне владели помещики Чевакинские, Черкасовы и другие Львовы. Те двенадцать дворов, в которых жили крестьяне Павла Петровича, достались ему по разделу наследства между его братьями. В ходе этого раздела шурина вышеупомянутого Ивана, двенадцатилетнего дворового мальчишку Иону, забрал к себе в Петербург Дмитрий Львов, прибывший недавно в столицу на новую должность обер-секретаря Правительствующего Сената. Шестнадцатилетних Демьяна и Петрушку Борисова взял к себе для услужения при доме самый младший из Львовых — чиновник Военной коллегии Пётр Петрович, также теперь служащий в столице. Быть может, увезённые в Петербург крестьяне встретились на городских набережных со своими земляками Ивашкой и Никитой, проданными дворянам Полторацким в их только что отстроенные собственные дома на окраине города у реки Фонтанки.
На следующий день, ранним утром, а молоти́ть всегда начинали до рассвета, староста назначил для работ на господском гумне́ четырёх крестьянских ребят: Родиона, Дмитрия, Прокофея и Луппа. Самыми старшими из них были одногодки Прокофей и Лупп, им недавно исполнилось по семнадцать, и Лупп уже был женат на старшей сестре Родиона, вдове Варваре.
Придя к месту, на самую окраину деревни, староста и ребята вместе с переночевавшим в ови́не Иваном перетащили на гумно́ подсушенные снопы ячменя. Затем сделали настилку колосьями и, взяв цепы́, начали молотьбу́.
Когда работа была в самом разгаре, для присмотра явился помещик Павел Львов. Сев на во́рох обмоло́ченного хлеба, он стал наблюдать за молотящими в шесть цепо́в крестьянами. Вдруг Львов заметил, что один из них не старается, и приказал ему молоти́ть сильнее, но тот, как показалось Львову, силы не прибавил. Помещика это разозлило, и, гневно браня лентяя, он подошёл к нему и ударил его по щекам, пообещав ещё наказать па́лочьем за ослушание. Провинившийся был Лупп Самуйлов сын.
По окончании работ помещик послал старосту Авдея в лес нарезать палок для битья Самуйлова. Сам же сел на прежнее место возле ови́на и стал его ждать. Оставшиеся на гумне́ крестьяне взяли метлы и стали сметать колос с моло́ченого хлеба.
Прошло полчаса. Возвращаясь к ови́ну с палками, староста издали увидел, что Лупп Самуйлов бегает по гумну́ за своими товарищами, замахнувшись на них топором. Староста поспешил к ним на помощь, они же кричали ему, что Самуйлов убил их господина. Услышав это, он подбежал к ови́ну, где нашёл помещика мёртвым. Во главе со старостой товарищи Луппа предприняли попытку отнять у него топор, но тот, матерно ругаясь, кричал им: «Подите прочь, срублю! Семь бед — один ответ!» Особенно грозясь старосте: «Вот я и тебе, лысому черту, распорю брюхо!» Крестьяне в ужасе кинулись бежать от него, а Лупп гнался за ними. Отбежав довольно далеко, для самообороны они схватили колья из изгороди. Лупп, увидя это, поворотил в поле, чтобы теперь уже самому скрыться от вооружённых товарищей. Но они успели пресечь ему дорогу, и беглецу оставалось бежать только в сторону деревни. Товарищи же с кольями преследовали его по всему пути, не упуская из виду. Приближаясь к околице, Лупп заметил, что они его нагоняют, тут он остановился и бросил топор. Его поймали, связали руки и отвели к десятскому деревни под караул. В тот же день десятский подал рапорт о случившемся в суд города Торжка. Началось следствие.
Часть 2. Хронология следствия
Рапорт десятского
6 (18) сентября 1813 г. десятский Илья Иванов подал рапорт в Новоторжский нижний земский суд. По причине неграмотности десятского в документе за него расписался приказнослужительский сын Василий Выдропуский.
Краткая биография десятского
Илья Иванов — сын крепостного крестьянина Ивана Кононова и внук дворового помещиков Львовых.
Родился Илья 20 (31) июля 1745 г. в селе Арпачёво Новоторжского уезда Тверской провинции Новгородской губернии во время царствования императрицы Елизаветы Петровны. Как крепостной числился за дворянской женой Пелагеей Ивановной Львовой, затем за её сыном Петром Петровичем Львовым, далее за старшим сыном Петра, Фёдором Львовым. При распределении наследства между помещиками, был переведён с женой и детьми на новое место жительства в деревню Вишенье (недалеко от с. Арпачёво).
Рапорт
«Сего сентября, 6 числа поутру, пришед ко мне одного со мною господина и деревни крестьяне: староста Авдей Григорьев, Иван Петров и крестьянские дети Родион Михайлов, Дмитрей Борисов и Прокофей Власов, приведе с собою крестьянина, того ж моего господина, Луппу Самуйлова, объявили о нем, что находясь оне для обмолачивания госпоцкаго хлеба на гумне, куда пришедшем были и господин наш, котораго он, Самуйлов, обухом топора убил, почему отъдали онаго под караул, и ныне содержится в жилище, а топор у меня под сохранием, к телу же господина моего представлен к неповреждению в случае зверем и птицами, чрез крестьян, присмотр, о чем оному Новоторжскому земскому суду сам и доношу сентября 6 дня 1813 года». <…>
В ответ была получена резолюция земского суда «для изъследования в убивстве господина Львова» отправиться к месту преступления члену суда с уездным стряпчим. В тот же день в деревню Вишенье прибыл дворянский заседатель Зилов с уездным стряпчим Ивашевым. При шестерых свидетелях из числа местных жителей они осмотрели тело помещика и топор.
Осмотр тела помещика
<…>
«Место сие, где находилось тело, есть гумно, состоящее на самом краю деревни, на котором находилось обмолоченное жито из коего половина съгребена в ворох, а другая еще не сгребенная и лежит вдоль по гумну; там, где жито згребено в ворох и которое находилось пред самым и подле самого овина, лежало мертвое тело помещика Львова, окровавленное, на коем был сверх исподняго платья надет сертук и сверху шинель суконные и таковой же на голове картуз.
<…>
По обнажении тела от одежды оказалось на голове и левой стороне затылка от силнаго, как видно, удара обухом топора рана продолговатая величиною в вершок, глубиною же до самых мозгов, которые и видимы были чрез оную. На правой стороне головы ж подле самаго виска синее доволно болшее с опухолью пятно, на правом плече и на шее таковыя же синеи пятна, на лбу на самой средине онаго также видна неболшая ранка, запекшаяся кровью. Кроме ж сего еще нигде на теле никаковых боевых знаков не открылось и не имеется. [Зилов].
При сем осмотре находились разных вотчин стороннии крестьяне деревни Вишенья, а имянно: помещицы Александры Трофимовой — Стефан Алексеев; надворнаго советника Александра Львова — Куприян Марков, Прокопий Максимов, Дмитрей Сергеев; малолетних господ Чевакинских — Михайла Ларионов, Иван Никифоров.
А вместо их за неумением грамоте по их личному прошению села Арпачева дьячек Алексей Адрианов руку приложил». <…>
Осмотр топора
«Чинено было свидетельство тому топору, <…> по которому открылось: топор сей есть самой болшой руки весом около пяти фунтов, на обухе котораго и на топорище возле обуха видима запекшаяся кров [ь]. Свидетельствовал дворянский заседатель Зилов. При сем находился уездный стряпчий Ивашев».
При осмотре топора находились те же крестьяне, что и при осмотре тела помещика.
Допрос крестьян (старосты Авдея и Ивана Петрова)
После осмотра топора и тела помещика заседатель Зилов допросил всех, кто был на гумне́: старосту Авдея, Ивана Петрова, Родиона Михайлова, Прокофея Власова, Дмитрия Борисова и Луппа Самуйлова. Так как Лупп признался в убийстве, допрос носил формальный характер.
При составлении родословной крестьян автором были установлены родственные связи между ними:
Родион Михайлов — шурин Луппа;
Прокофей Власов и Дмитрий Борисов — двоюродные братья, а десятский Илья Иванов — их дед;
Лупп Самуйлов — двоюродный дядя Дмитрия Борисова, а мать Дмитрия — крёстная Ивана Петрова.
Братья Анфиноген и Никита Петровы из Арпачёво, участвовавшие в повальном обыске, — двоюродные братья Луппа.
Жена старосты Авдея, Дарья, — родная сестра Ефима и Анны Герасимовых, усыновлённых родителями Луппа ещё до его рождения.
Староста Авдей Григорьев
Краткая биография старосты
Крестьянин Авдей (по метрике Фаддей) Григорьев сын родился 2 (13) августа 1771 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверской провинции Новгородской губернии в семье крепостных Григория Ефимова и Анны Никитиной, принадлежащих помещику Петру Петровичу Львову. Должность Авдея на 1813 г. — вотчинный староста. Жена — Дарья Герасимова. Дети: Фока (1799–1878), Давыд (1803–?), Родион (1813–?).
Предков Авдея автору удалось проследить до конца XVII века. Прапрадед Авдея, Тимофей Кондратьев, числившийся за помещиком Борисом Пименовичем Львовым, упоминается в поименной переписи Торжка и уезда за 1678 г. в списке жителей деревни Вишенье: бобыль Тимошка Кондратьев с братом Евдокимкой. У Тимошки дети: сын Филка пяти лет, да сын Федка двух лет, да сын Емелка полугод.
Допрос старосты
1
— Как тебя зовут по имени и по отечеству?
— Авдеем меня зовут, Григорьев сын.
— Кто ты таков, сколко тебе от роду лет?
— Крепостной я, Новоторжскаго уезда вотчины помещика надворнаго советника Павла Петровича Львова деревни Вишенья, крестьянин и староста; от роду мне сорок лет.
— Грамоте читать и писать знаеш [ь] или нет?
— Грамоте читать и писать не умею;
— На исповеди и у святаго Причастия бываеш [ь] ли повсягодно или не бываеш [ь], ежели бываеш [ь], то у какаго священника именем и отечеством?
— На исповеди и у святаго Причастия бываю повсягодно у приходскаго своего священника Новоторжскаго уезда села Арпачева Козмы Карпова.
2
— Напредь сего ты не был ли в штрафах, под судом и в наказании?
— Напредь сего я, Григорьев, в штрафах, под судом и наказанием ни за что не бывал.
3
— Означенному помещику Львову, крепостным ево крестьянином деревни Вишенья, Луппою Самуйловым, причинена смерть обухом топора на гумне, где ты с тем Самуйловым и протчими крестьянами находился для молодьбы господскаго хлеба, а потому спрашивается у тебя:
1) Когда, где, за что и каким образом убил тот крестьянин Самуйлов господина своего Львова?
2) С намерением или как нечаянно то Самуйловым убивство учинено?
3) При сем убивстве помещика Львова, кто еще с тобою тут находился из крестьян?
4) Не были ль они, и ты сам, Самуйлову участниками в сем убивстве? Буде были, то с котораго времени вы с Самуйловым приняли к тому намерение? Буде же не были, то каким образом допустили вы онаго Самуйлова до убивства господина своего Львова?
5) Топор тот, которым Самуйлов произвел убивство, чей, ево ли собственной, или кого другаго? Зачем топор сей был на гумне и где он там находился?
Словом, показать ты должен все произъшествие, отъносящееся к убивству Самуйловым произведенному, не умалчивая ни малейшаго к этому обстоятельства, могущаго открыть ясно и подробно все преступление, содеянное Самуйловым, а равно и показать твою и протчих в сем деле вину или невинность.
— Утром другаго дня, то есть 6 числа сентября, нарядил крестьянских детей Родиона Михайлова, Прокофъя Власова, Дмитрия Борисова, крестьянина Луппу Самуйлова, с которыми, и я сам тогда же, что было очень еще рано, поутру для молодьбы хлеба и пошел на гумно, куда пришедши все вместе, сначала с помощию сушившаго овин крестьянина Петрова вытаскали с овина хлеб на гумно, а потом начали молотить оный, которой как обмолотили уже до половины, пришел к нам туда же и сам господин наш Лвов, которой, сев тут на ворох прежде обмолоченнаго хлеба, тут в самом переду овина бывшаго, смотрел на молодьбу нами производимую, и таким образом, сидючи тут, заметил, что крестьянин Самуйлов молотит противу меня и протчих лениво, которому приказывал он, чтоб он, Самуйлов, молотил старателнее. Но как оной молотил все одинаково, то господин наш, рассердясь на него за то, бранил ево сначала, а потом, когда кончили мы молодьбу и когда должно было уже сметать с обмолоченного хлеба мякину, приказывал мне, Григорьеву, тот господин мой итти в лес и, нарезав палок, принести оные к овину для наказания Самуйлова за ево ослушание. Почему я тогда же и побежал в лес, оставя означенных молотящих со мной вместе хлеб крестьян на гумне, которые в то время, как я отходил от них, принимались за метлы делать сметку с хлеба.
Пришедши ж в лес в недалеке от показанного овина, находящийся тут не более как в полчаса, нарезав несколко палок, возвращался со оными к овину. Но, подходя ко оному, увидел изъдали, что крестьянин Самуйлов, имея в руках своих топор, сушившаго овин крестьянина Петрова и тот самой, которой во время молодьбы нашей на гумне хлеба был вторнутым в стене овина в самом переду онаго, гоняется по гумну, възмахнувшись тем топором за товарищами своими, оставшимися с ним после ухода моего в лес на том гумне. Что видя я, поспешил было к ним на помощ [ь]. Но лиш [ь] начал подбегат [ь] к ним, они, увидя меня, кричали мне, что Самуйлов убил господина нашего топором. Я, въслушаясь в сие и подбежав к самаму овину, увидел, что подлинно господин наш Львов подле самаго того вороха, на котором он сидел при отходе моем в лес, лежит без всякаго движения на земле ничъю и весь в крови. По усмотрению чого я, Григорьев, а вместе со мной и те крестьяне, кричавшие мне о убитии господина нашего Самуйловым, бросились было к Самуйлову с тем, чтоб отнять у него топор и самаго ево поймать, но он, напротив, сам бросился на нас с топором в руках, крича нам так: «Подите проч [ь], срублю!» мне же особливо: «Вот я и тебе, лысому чорту, распорю брюхо!» чего я и означенные крестьяне, испугавшись, побежали от него проч [ь], а он, Самуйлов, гнался за нами. <…>
Каким образом и за что, оный Самуйлов, причинил господину Львову смерть во время хождения моего, как выше значит, за палками по приказанию ево в лес, я не знаю. И когда Самуйлов принял намерение к убивству господина нашего, никак неизвестен. И с ним я сам, да и ни с кем согласия в том не имел, и на покойного господина моего я ни за что злобен не был. <…>
Иван Петров
Крестьянин Иван Петров сын родился 4 (15) декабря 1787 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверского наместничества. Родители — крепостные крестьяне Пётр Максимов и Ксения Кондратьева. Прадед и прабабушка Ивана были из этой же деревни. В 1806 г. 18-летний Иван женился на дворовой девке из села Арпачёво Марфе Пименовой. В 1809 году младшего брата Марфы, Иону, отправили в Петербург служить помещику Дмитрию Львову. Их отец, дворовый Пимен Иванов, не вернулся из ополчения 1812 года.
Допрос Ивана Петрова
1
— Как тебя зовут по имени и по отечеству?
— Иваном меня зовут, Петров сын.
— Кто ты таков, сколко тебе от роду лет?
— Новоторжскаго я уезда, вотчины помещика надворнаго советника Павла Петровича Львова деревни Вишенья, крестьянин; от роду мне 25 лет.
— Грамоте читать и писать знаеш [ь] или нет?
— Грамоте писать и читать не знаю.
— На исповеди и у святаго Причастия бываеш [ь] ли каждогодно или не бываеш [ь], ежели бываеш [ь], то у какаго священника именем и отечеством?
— На исповеди и у святаго Причастия назат тому лет шесть не был, а напредь сего бывал села Рапачева у священника Козмы Карпова повсягодно.
2
— Напредь сего ты не был ли за что в штрафах, под судом и в наказании?
— Напредь сего я в штрафах, под судом и наказаниях не бывал.
3
— Когда, где, за что и каким образом убил тот крестьянин Самуйлов господина своего Львова с намерением или как нечаянно то Самуйловым убивство учинено? <…>
— Сего сентября, 5 числа в вечеру, я, Петров, наряжен был старостою господина моего крестьянином Авдеем Григорьевым сушить насаженной на овин госпоцкой еровой хлеб, куда и пришел с собственным моим топором, нужным необходимо при сушке хлеба, которой поутру мною был в состоящий пред овином забор воткнут.
А по переночевании моем к обмалачиванию пересушенного хлеба поутру, 6 числа рано, а в котором часу не знаю, пришли того господина моего помянутой староста Григорьев и по наряду ево крестьяне Луппа Самуйлов, Родион Михаилов, Дмитрей Борисов и Прокофей Власов, с коими, выносив из овина снопы, молотили оные. Куда, пришед к нам после того въскоре, и сам господин наш вышеписанный, Павел Петрович Лвов, которой будучи тут при обмалачивании нами хлеба, говорил неоднократно из нас крестьянину Луппы Самуйлову, что он молотит лениво, а напоследок сказал ему, что по окончании молодьбы, он с ним Самуйловым зделается. Когда же окончили молодьбу, то тот господин мой послал старосту нарезать палок и принести их в овин для наказания Самуйлова.
Я же и другие товарищи мои, по уходе за тем старостою в лес, взяв метлы, начали сметать от зерна колос, следующей в мякину, будучи от овина взаду. А помещик в сие самое время сидел на вороху прежде обмолоченного хлеба впереди самаго овина, в каковое время крестьянин Самуйлов, отъделясь от нас, пошел с метлою, не знаемо нам зачем, к овину, пред которым господин мой был сидящим, оборотясь к нам лицем, и лиж [лишь] толко Самуйлов зашел взат господина нашего, въдруг услышили мы, что что-то стукнуло, почему я и товарищи, оборотясь к господину своему, увидели, что оный лежит с вороха, на котором он сидел, свалившимся наземь, а крестьянина Самуйлова бъющим ево обухом топора моего по плечам. И как скоро усмотрели, то туж минуту закричали ему так: «Что ты делаеш [ь], злодей?!» Но он на то отвечал: «Что нам тож будет!» — проговорив так: «Сем [ь] бет [бед] — один отъвет» — и бросился на нас с топором. Отчего пришед мы в ужас, побежали от овина проч [ь]; и, бежавши, попали навстречу шедшему к овину с палочъем старосте Григорьеву, которому о действии Самуйлова и объявили. Лиш [ь] толко успели сие зделать, увидели, что Самуйлов бежит к нам с топором в руках и, произносе скверно матерныя слова, кричит старосте, что он ему брюхо распустит. Почему староста и мы, отъбежав от него еще далее, съхватили в руки свои колья, что увидя он, Самуйлов, побежал от нас сам в поле, и мы, дабы не упустить его и чтоб он не ушел куда и не скрылся, побежали за ним.
Он, видя, что уйти от нас не может, оборотился и побежал в деревню нашу Вишенье, куда и мы за ним также бежали, не упуская ево из виду. Въбежавши он в деревню, бросил из рук своих топор, а мы, нагнав ево, схватили и связали ему руки назат и посадили под караул. Сами ж, пошед в овин, где остался господин наш, усмотрели, что оной лежит на земле мертвым, о чем тогда ж и объявили в деревни десяцкому.
К вышеписанному убивству господина моего я, Петров, намерения и сговору с реченным крестьянином Луппою Самуйловым ни прежде сего, ни же того самого числа не имел и о намерении ево, Самуйлова, таковом никак не был сведущ, и как Самуйлов брал из стены топор мой и сначала ударил господина моего и тем ударом повалил ево на землю, не видал. <…>
Родиону, Дмитрию и Прокофею на допросе были заданы те же самые вопросы, что и Ивану Петрову. В деле записано кратко, что их показания сходятся с показаниями Ивана. Следует отметить, что Родион и Прокофей, так же как и староста, свой возраст назвали неверно, что в те времена встречалось часто, крестьяне не знали, сколько им лет.
Дмитрий Борисов родился около 1796 г. в семье крепостных крестьян Бориса Ильина и Параскевы Афанасьевой. Был средним из пяти детей. Семья числилась за вдовой Прасковьей Васильевной Львовой. Дмитрий был двоюродным братом Прокофея Власова.
Прокофей (Прокопий) Власов родился 3 (14) июля 1796 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверского наместничества в семье крепостных Власа Ильина и Марии Павловой. Мария Павлова была куплена Львовыми у новоторжского помещика Костерева. Она умерла, когда Прокофею, старшему из пяти детей, было 15 лет.
Родион (Иродион) Михайлов родился 2 (13) апреля 1797 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверской губернии в семье крепостных Михаила Петрова и Натальи Петровой, принадлежащих вдове Прасковье Васильевне Львовой. Мать Родиона, Наталья Петрова, родом из соседнего села Осипóво, была куплена у помещицы Катерины Львовой.
Крестьянин Лупп Самуйлов
Имя Лупп (Луппа) происходит от латинского слова «lupus», что означает волк.
Предков Луппа Самуйлова автору удалось проследить до начала 1700-х гг., когда страной управлял царь Пётр I.
Будущий дед Луппа, 5-летний Мирон, указан со своим отцом Егором Осиповым в первой переписи населения страны 1719 г. в списке деловых людей села Арпачёво при дворе помещика Лейб-гвардии Семёновского полка капрала Петра Семёнова сына Львова (Пётр Семёнович Львов — дед убитого помещика Павла Львова).
Родился Лупп 26 августа (6 сентября) 1796 г. в деревне Вишенье Новоторжского уезда Тверского наместничества. Крещён в тот же день. Восприе́мниками при крещении были дворо́вый человек села Арпачёво Иван Агафонов и крестьянка того же села Федосья Варфоломеева. Cемья Луппа числилась за помещицей Прасковьей Васильевной Львовой. Когда Лупп родился, ещё царствовала императрица Екатерина II, но в ноябре 1796 г. она скончалась, и на престол вступил её сын Павел I.
Родители Луппа: крестьяне Самуил Миронов родом из села Арпачёво Новоторжского уезда и Авдотья Семёнова из сельца Курчино Калужского наме́стничества. Венчались Самуил и Авдотья в 1776 г. Поначалу жили в Арпачёво в одном дворе со старшим братом Самуила. Первые их дети, Онуфрий и Макрида, умерли в младенчестве. В 1788 (?) г. Самуил с женой были переведены на новое место жительства в деревню Вишенье. В Вишенье у них появляются приёмные дети Анна и Ефим, там же рождаются сыновья Леон и Лупп.
Женился Лупп за месяц до своего семнадцатилетия, 28 июля (9 августа) 1813 г., на вдове-крестьянке Варваре Михайловой родом из той же деревни. (Варвара была старше Луппа примерно на 5 лет). До отмены крепостного права крестьяне вступали в брак по велению или с разрешения помещика или старосты.
Допрос Луппа Самуйлова
1
— Как тебя зовут по имени и по отечеству?
— Луппою меня зовут, Самуйлов сын.
— Кто ты таков, сколко тебе от роду лет?
— Крепостной я, Новоторжскаго уезда вотчины помещика надворнаго советника Павла Петровича Львова деревни Вишенья, крестьянин; от роду мне осмнадцатой год.
— Грамоте читать и писать знаеш [ь] или нет?
— Грамоте читать и писать не умею.
— На исповеди и у святаго Причастия бываеш [ь] ли каждогодно или не бываеш [ь], ежели бываеш [ь], то у какаго священника именем и отечеством?
— На исповеди и у святаго Причастия не бывал назат тому года два, напредь же сего, бывал повсягодно села Рапачева у священника Козмы Карпова.
2
— Напредь сего ты не был ли за что в штрафах, под судом и в наказании?
— Напредь сего я в штрафах, под судом и наказаниях ни за что не был.
3
— Когда, где, за что и каким образом убил ты того господина Львова? <…>
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.