Бесплатный фрагмент - Время цвета апельсина

Посвящается Ольге Балчуговой

Глава 1

Как я стал охранником

Всё началось с того, что я искал работу сутки через трое. Занимался я тогда выпуском декоративных изделий из пластмассы для садоводов. По моим идеям были изготовлены две пресс-формы, на которых штамповали декоративные заборы и бордюры. Они получались красивыми, но был у них один недостаток, -ими нельзя торговать весь год, это товар сезонный. Поэтому я полгода продавал оградки, как говорил мой друг Паша, а полгода занимался чем придётся. Со временем конкуренция выросла, и заниматься только производством заборов и бордюров стало невыгодно. Нужна была какая-то постоянная работа, но чтобы при этом ещё оставалось время на распространение оградок. Сутки через трое подходили под это определение идеально. Оставалось только найти интересное место с нескучными людьми. У меня уже был печальный опыт работы ночным сторожем в одной конторе в центре Питера. Хозяйка бизнес — центра, очень похожая на свинью, как внешне, так и характером, попыталась меня соблазнить. Я не вижу ничего плохого в сексе с женщиной тебя старше, но это должно быть исключительно по обоюдному желанию. Эту хавронью я никак не хотел, и на этой почве у нас возник конфликт, когда она перед Новым Годом напилась, и устроила мне скандал ночью. Я убежал от неё, успев на последний поезд метро. С тех пор прошло немало лет, но память цепко хранит эту пьяную физиономию, с пятачком вместо носа. Одним словом, куда попало, устраиваться мне не хотелось.

И тогда одна моя хорошая знакомая, а других у меня нет, с нехорошими я не знакомлюсь, посоветовала мне обратиться к её хорошему знакомому. Тот работал заместителем начальника службы безопасности Императорского Фарфорового завода, что находится возле станции метро «Ломоносовская». Я согласился, и был награждён рабочим телефоном хорошего знакомого. Я ему позвонил, и мы договорились о встрече.

Звали его Сергей. Отчество его я просто забыл, но я думаю, что он на меня за это не обижается. Тем более, что я его на два года старше. Он бывший военный, служил на подводной лодке, когда говорит, немного заикается. Но сначала я в вестибюле главного входа на предприятия столкнулся с охранником, который и позвал мне Сергея. Охранник был невысокого роста, около метра шестидесяти, с косящими глазами, как у Савелия Краморова, и толстым красным носом, покрытым чёрными толстыми жирными угрями. Говорил он высоким, похожим на женский, голосом, растягивая окончания слов. Во время нашего разговора с Сергеем, он внимательно наблюдал за нами.

Сергей был одет не в одежду охранника, а в обычном сером костюме. Он предложил мне сесть на скамью, которая стояла в вестибюле, и ровным спокойным голосом стал рассказывать о работе. Говорил он медленно, чётко выговаривая каждое слово. В работу охранника входило нести круглосуточную службу на дежурстве, или занимать свой пост, согласно графику, или патрулировать по заранее известному маршруту. Охранник обязан был внимательно следить за пропускным режимом, сверять фотографии на пропусках с лицами, это пропуск предъявляющими, а так же просматривать личные вещи, добровольно предъявляемые выходящими с работы гражданами.

— Если поннадоббиться провести оббыск, вы сможете? — задал мне вопрос Сергей, слегка заикаясь, но глаза его были строги и внимательны.

— Если понадобиться, то смогу, — я старался отвечать ровно, без издёвки, хотя сама картина происходящего меня несколько забавляла.

Я никогда не любил ограничения в любом виде. Если не считать задвижки кабинки туалета. А уж охранников не терпел никогда. Человек в камуфляжной одежде, который радовался от того, что мог кого-то не пустить дальше, вызывал у меня стойкое презрение. А теперь получалось, что я стану тем, кого раньше практически ненавидел. Однако, если посмотреть на то, чем мне приходилось заниматься в жизни, то охранник, — это ещё не самый плохой вариант. Поэтому я все свои ранние представления об охранной службе забросил куда подальше и внимательно слушал Сергея. А он рассказывал о конкретных делах, чем занимаются мужчины — охранники на фарфоровом заводе. Функции женщин и мужчин отличались. Женщины занимались всей письменной работой, записывали входящих и уходящих, у которых не было постоянных пропусков, проверяли документацию на машины на транспортной проходной и проверяли вещи работниц. Женщин на заводе работало 80% от общего числа персонала. Поэтому после смены из 20 актов, составленных на пропускном пункте, о том, что сотрудник прошёл проверку, и у него ничего не обнаружили, 16 приходилось на женщин.

Охранник так же должен был первым прибывать на место пожара, или любого другого ЧП, следить, чтобы на территории не было пьяных, а в ночное время следить внимательно за стеной, которая окружает территорию завода. Через эту стену любят перелезать проверяющие, и если их не обнаруживают, то тогда вся смена получает денежный штраф. Если проверяющего поймают, то возможно премирование.

Рассказав это вкратце, Сергей спросил, есть ли у меня к нему вопросы. Вопросов не было. Теоретически и так всё было понятно, а что касается конкретики, то надо неплохо было бы посмотреть изнутри на это хозяйство. Сергей попросил меня идти за ним, и мы прошли через КПП на территорию завода. Зайдя в свой кабинет, Сергей взял рацию, и произнёс: — Шестой второму. Срочно подойдите в мой кабинет. После чего продолжил разговор со мной.

— Сейчас подойддёт наш патрульный. Он провведёт вас по территории заводда. Он расскажет, что входдит в обязанности патрульнного, покажет, как отмечать контрольнные точки, вы пройдёте с ним по маршруту. Сппрашивайте всё, что вам будет непоннятно. Вы увиддите транспортную проходдную. Охранник на том посту покажет вам, что наддо там делать, и как. Вам понятно?

Мне было всё понятно. Я давно понял, что Сергей добросовестный служащий, что всё, что он мне рассказал, придумано не им, что он никогда не задумывался, а надо ли это всё делать. Он просто выполнял то, что ему положено по должности, и было ли у него своё мнение, не берусь судить. Скорее всего, что нет.

Дверь в кабинет закрывалась только на ночь, когда с двух до пяти утра на диване мог поспать старший смены. Всё остальное время дверь оставалось открытой. Место Сергея было в глубине, чуть слева от входа, и его самого никогда не было видно из коридора. Зато старший смены сидел за столом как раз напротив коридора, длиной метров десять, с той стороны которого начиналась территория завода. Там был выход. А возле кабинета, где сидели Сергей и старший смены, была маленькая приёмная, из которой шли три двери. Одна в раздевалку для охранников, где стоял стол, и где можно было попить чаю, или пообедать в выходные дни, а так же холодильник. В будни охранники питались в общей столовой по абонементам.

Две другие двери вели в отдел кадров и в архив. В архив дверь за всё время, что я проработал охранником, ни разу не открывалась. Зато в отдел кадров люди ходили ежедневно, и разовые пропуска выписывались постоянно.

Пока я получал эту полезную информацию, пришёл патрульный по имени Володя и повёл меня по территории завода. Шли мы том темпе, в котором охранники должны обходить территорию. Володя мне сказал, что патрульный должен обходит маршрут №1 за 37 минут. Это лично проверял Сергей, он засекал время с секундомером в руках. Я усмехнулся про себя, так как понимал, что когда сам пойду по этому маршруту, то никто меня не заставит отмерять точное время прохождения.

Как только мы оказались внутри завода, первое, что я увидел, это был уютный чистый дворик, где ровным слоем лежал снег, а через него были проложены красным кирпичом тропинки. Было видно, что тропинки регулярно чистят от снега, и делает это специально обученный служащий. Как раз такой и показался из-за угла здания. В руках он нёс большую снегоуборочную лопату. К нему подошёл невысокий юркий юноша, и стал давать указания, где именно дальше заниматься уборкой снега. Как потом я узнал, молодого юркого человека звали Серёжа, и он работал на заводе техником. В его задачу входила уборка территории от мусора, очитка тропинок и проезжей части от снега, а летнее время разведение цветочных клумб и травяных газонов.

— Вот смотри, — Володя подошёл к стене, которая начиналась справа от той двери, через которую мы проникли во двор, — видишь, на стене находится металлическая магнитная кнопка, а рядом цифра один нарисована? Это первая контрольная отметка. Вот этим прибором, — Володя достал из кармана куртки брусок длинной около двадцати сантиметров, с металлическим кружком на конце, — ты касаешься отметки, раздаётся сигнал, и одновременно на трубке мигает лампочка.

Я и увидел и услышал очень отчётливо.

— В журнале надо будет написать время начало обхода, но обычно обход делается по графику, а журнал находится на столе у старшего смены. После 20.00 обходы делаются ежечасно. Теперь вот что, вот эту дверь надо будет опечатать после того, как работа в цеху закончится и будут сданы ключи в охрану. Пломбы берутся у старшего смены, а номер пломбы записывается в журнал. Всего 47 дверей надо будет опечатать к концу смены. Но это ты по ходу дела узнаешь, какие двери. Пошли, покажу тебе маршрут.

И мы двинулись вперёд, обходя зелёный газон справа. Через метров пятьдесят газон заканчивался, и перед нами открылась площадка, куда выходили двери со склада готовой продукции, дверь на лестничную клетку, и проход, напоминавший туннель, который шёл вдоль здания. С той стороны здания тянулся проспект Обуховской Обороны. Высотой оно было в 5 этажей, и на каждом этаже был или цех, или мастерская. В самом начале здания был музей, вход в который был из вестибюля, с противоположной от входа стороны. Мы прошли мимо дверей столовой, а ещё через метров двадцать Володя отметился нажатием кнопки номер два.

— Третья кнопка самая сложная, не заблудись, — с этими словами Володя повернул направо, войдя в небольшой проём, в котором как в сказке, находились три двери, направо, налево, и прямо. Он уверенно толкнул дверь прямо, и я увидел лестницу на второй этаж. Там мы повернули в обратную сторону, и оказались над тем самым местом, откуда с первого этажа повернули направо. Тут я увидел, как по всем коридорам под потолком протянута медленно движущаяся цепь. На ней сверху вниз были подвешены полки, на которых сушились изделия из фарфора. Они все были белого цвета, пыльные, и мне показалось, что это просто отливки, требующие доработки. Куда вёл их путь, я так и не узнал. Маршрут охраны на этом участке совпадал с движением цепи. Мы описали полукруг против часовой стрелки, а затем поднялись по узкому коридору наверх, в соседнее здание. По дороге мы обогнали несколько полок. Некоторые из них были пустыми.

Конвейер повернул, как только закончился подъём налево, а мы оказались в очередном цеху. Было очень жарко. На дворе был март месяц, на улицах лежал снег, а тут было лето. Работницы ходили в одних футболках, одетых на голое тело. Все они были, правда, старше меня, а своими формами могли свести с ума разве что Рубенса. Так что мы прошли мимо них не останавливаясь, до третей кнопки. Она была на стене возле двери в очередной склад.

— Вот туда охране входа нет. Почему, не знаю, я не спрашивал. Но туда не заходи. Только некоторые работники, имеющие спецпропуска сюда имеют право войти. Даже если склад открыт.

Я не стал переспрашивать Володю. Для меня это тоже лишняя информация. Мне вполне достаточно знать того, что от меня будут спрашивать, а остальное меня не касается.

Мы вернулись вниз, на то самое место, откуда повернули направо. Перед нами были двери, за которыми этот мнимый туннель заканчивался. На самом деле, это был просто проход между двумя зданиями, но начиная со второго этажа, над ним сделали надстройки. Вот и получился длинный неширокий туннель.

За дверями оказался очередной дворик, на этот раз грязный, и неуютный. Здания вокруг ремонтировали, и помимо производственных отходов, на земле валялся и строительный мусор.

— Вот видишь эти контейнеры, — Володя ткнул пальцем в четыре больших металлических пенала, которыми забиты все портовые грузовые причалы, — вот они должны быть всегда опечатаны. Если во время обхода видишь, что пломба сорвана, то тут же опломбируй, и запиши номер.

— Володя, а эти номера кто-нибудь проверяет?

— По моему, никто. Но лучше написать тот номер, что на самом деле. Вдруг пропадёт что-нибудь, начнут искать. Тебе это надо?

Мне этого было не надо. Мне тут вообще ничего не надо, кроме зарплаты, и чтобы никто не приставал. Всё равно в свободное время я буду стихи писать. А если ещё и на открытом воздухе, да притом, что никого вокруг, так это то, что мне нужно. Так что пока меня всё устраивало.

В этом маленьком дворике оказались аж две контрольные кнопки. Володя по очереди прикоснулся металлическим конусом к каждой. Потом повёл меня ещё к одной двери, которую надо было ежедневно опечатывать. Она пряталась на четвёртом этаже лестницы, вход в которую находился в проезде в этот двор. На лестнице было очень грязно и душно. Толстые горячие трубы тянулись со второго этажа на крышу. На последней площадке находилась деревянная дверь, закованная металлической решёткой. Она закрывала вход на крышу.

— По этой крыше можно и на улицу выйти, если знать, где потом спускаться. Так что эту дверь надо проверять при каждом обходе, — пояснил мне Володя, пока мы спускались.

На улице Володя повернул направо и завёл меня в тупик. Здание цеха, которое мы обошли, упиралось в стену, которая разделяла завод с соседним предприятием. Тут на стене находилась ещё одна отметка.

Кнопка №7 была прямо перед входом в лабораторию. Тут же, за входной дверью, было несколько дверей, которые необходимо было опечатывать, но Володя не стал мне их показывать. Рабочий день был ещё в разгаре, и делать там охране днём нечего. Зато до следующей кнопки на стене пришлось идти через стройку. Тут делали какую-то станцию, то ли вентиляцию, то ли электроподстанцию. Кругом был разбросан строительный песок, кирпичи, лежали длинные толстые трубы и человек 10 среднеазиатского происхождения копошились, как в муравейнике. До стены пришлось доходить по проложенной доске. Дальше наш путь шёл вдоль забора среди зарослей кустарников. Судя по всему, техник Серёжа тут не хозяйничал. Тут стена делала поворот на 90 градусов внутрь. Очевидно, что кроме охраны, никто этой тропинкой не пользовался.

Потом Володя показал мне местную помойку. Когда приезжала машина за мусором, патрульный обязан был присутствовать во время погрузки, чтобы никто из посторонних не мог приблизиться к машине. Затем сопровождать её до транспортной проходной, после чего доложить старшему о выполненном задании. Тут же, напротив, у двери в ещё одно помещение, находилась кнопка №10.

Показав эту отметку, Володя повёл меня на транспортную проходную. К ней вела широкая дорога мимо ремонтных мастерских. На заводе был свой автопарк, небольшой, машин 10, не больше. Все эти номера были выписаны, и прикреплены на специальном бланке возле ворот. Водитель, для того, чтобы заехать на территорию, обязан был позвонить в звонок с той стороны ворот. Охранник смотрел в глазок на номер машины, и если это была заводская, обязан был открывать ворота сразу. Если это была машина, на которую был выписан пропуск, то такая информация обычно сообщалась по звонку из отдела кадров. Звонок принимала женщина охранник, сидевшая на втором посту. Второй пост — это транспортная проходная. Номер машины записывался и передавался охраннику мужчине, который должен был следить за машинами, которые въезжали и выезжали с территории завода.

Всё это мне рассказывал уже не Володя, который отдыхал после долгой прогулки со мной и пил чай, а охранники со второго поста. Они показали мне журналы, которые они вели, что надо записывать и как. Мне было это совершенно не интересно, меня это забавляло. Было такое ощущение, что кто-то, дорвавшись до власти, решил поиграть в игрушки, но только со взрослыми. Видимо, в детстве его лишили песочницы, и вот теперь он навёрстывает упущенное. Однако сами охранники говорили мне это самым серьёзным тоном. Если они всю жизнь только этим и занимались, тогда им и сравнивать не с чем.

Володя допил чай и спросил у меня, всё ли мне понятно. Я сказал, что да. Всех нюансов сразу не скажешь, с одной стороны, с другой, не всё и запомнишь. Так что буду добирать по мере вхождение в должность. Я для себя решил, что мне такая работа подходит. Гуляешь, и при этом голова ничем не занята. Нормально.

На обратном пути Володя показал мне оставшиеся четыре метки. Две из них находились на автостоянке внутри завода. Там оставляли машины те работники, кто получил пропуск. Все номера были аккуратно записаны и распечатаны на листке, который был прикреплён на столе в будочке, где прятался охранник — смотритель стоянки. Вообще, всего постов было четыре, но позывные у них не соответствовали номеру поста. У старшего смены был позывной №1, у Сергея, заместителя начальника службы безопасности завода, — №2. Номер три был закреплён за постом №2, то есть за транспортной проходной. №4 принадлежал посту №3, который находился во временной будке на углу проспекта Обуховской Обороны и Фарфоровской улицы. Там шли строительные работы по будним дням, и там работали специально нанятые именно на этот пост люди, молодые, прошедшие школу службы в армии. Если всего на заводе было четыре смены охранников, то их было всего трое, как и тех, кто работал на автостоянке. Они по выходным дня были выходные, и имели позывной №7. Пятый позывной принадлежал охраннику с поста №1, а оставшийся шестой номер был закреплён за патрулём, так как в его задачи входило подменять остальных охранников во время обеда. Сам патрульный обедал в последнюю очередь.

Всё это Володя донёс до меня прежде, чем мы попрощались. Я казал ему большое спасибо, и пошёл в кабинет к Сергею. Тот сидел, уткнувшись в телевизор. Только на экране шли не телепередачи, а видео с камеры наблюдения, которая висела на стене здания, выходившего на проспект Обуховской Обороны.

Увидев меня, Сергей поднялся ко мне навстречу.

— Ввам всё понятнно, какие-нибудь вопросы ко мнне есть?

— Нет, понятно всё. Меня всё устраивает, я готов приступить к работе.

— Я забыл вам сказать, что ввам необходиммо будет получить лицензию охранника. Без лиценнзии ваша зарплата будет меньше за сменну.

Мне эта лицензия, как не нужна сейчас, так и не нужна была тогда. Но пришлось согласиться. Зарплата зарплатой, но если таковы правила игры, то надо соглашаться.

— Тогда я вам пишу адрес. Вы поезжайте сейчас тудда, Там вы оформите документы, и получите квитаннцию на полученние спецодежды. Вы поедете потом в тот магазинн, что вам напишут, получите форму, и мне обязательно позвонните. Вот мой номер, — с этими слова Сергей написал на листке номер своего мобильного телефона и адрес, куда я должен был подъехать для трудоустройства.

Меня это удивило. Я думал, что буду здесь оформляться. Но переспрашивать не стал, пожал протянутую мне руку и пошёл к выходу. На первом посту стоял всё тот же невысокий дядька, с красным грязным носом. Я попрощался с ним. Он пожал мне руку, и спросил своим высоким голосом, растягивая гласные:

— Ты что, сюда работать пришёл?

— Да, вот еду оформляться.

— Парень, беги отсюда! Ты что! Здесь же отстой, платят мало, спать дают только три часа, кормят плохо, ты что? Беги отсюда быстрее!

Он говорил, но глаза его смеялись. Это прищуренный косой краморовский взгляд мне говорил, что он просто шутит. Дискутировать с ним сейчас было некогда, да и не зачем. Я подмигнул ему, и выскочил через турникет на улицу.

Оказывается, хоть я и пришёл работать на Фарфоровый завод, охрану там несут охранники фирмы «Арес», и, стало быть, я должен был оформиться на работу именно к ним. Обычно «Арес» присылал потенциальных охранников к Сергею, и он в процессе беседы принимал решение, подходит человек на должность, или нет. Но поскольку в нашей ситуации я пришёл с запиской от Сергея, что он меня принимает на работу, «Аресу» ничего не оставалось, как меня оформить. Эта бумажная волокита заняла больше времени, чем я думал. Мне пришлось заполнять анкету на трёх больших страницах, отвечать чуть ли не на пятьдесят глупых, как мне тогда казалось вопросов. Но я принял решение, и вынужден был подчиняться принятому порядку. После заполнения анкеты меня пригласили на короткое собеседование. Я конспективно донёс до собеседницы, что смысл работы мне ясен, и что я пришёл не в поисках работы, а оформляться. Работа меня уже ждёт. Так что покончим с формальностями и отпустим меня в магазин за формой. Девушка, проводившая собеседование, пристально посмотрела мне в глаза. Я посмотрел в ответ, и она первая отвела глаза. После чего вписала мои данные в толстую тетрадь и отправила к секретарю. Я сказал ей огромное спасибо, пожелал счастья в личной жизни, и покинул пределы кабинета.

С секретаршей говорили одновременно четыре человека. Видимо, ситуация была для неё типичной, потому что она ловко манипулировала всеми. Я выждал паузу, и тут же влез со своим бланком. Она и бровью не повела, а написала на бланке адрес магазина, поставила штамп организации и попрощалась со мной. Из содержания бланка я выяснил, что мне положена куртка, зимняя куртка, рубашка, галстук, ремень, брюки, ботинки и нашивки. И всё это можно получить в магазине, который располагался на Лесном проспекте, недалеко от метро «Лесная». Оплата будет проведена по безналу, как только этот квиток со штампом магазина появится в бухгалтерии «Ареса».

Меня эта ситуация стала забавлять ещё больше. Я добрался до магазина, поймал там девушку-продавца. И вручил ей своё направление на одежду. Она тяжело вздохнула, и позвала своего наперника со словами: — Денис, ещё один из «Ареса» появился! Видимо этот «Арес» у них стоял поперёк горла.

Подобрать себе одежду для меня проблема. Дело в том, что у меня нестандартная фигура. У меня длинные руки и ноги, но короткое туловище. Поэтому подбирать рубашки по воротнику, — это дохлый номер. Рукав закончится сразу, как только закончится локоть. А если искать по длине рукава, то шея будет болтаться, как язычок в колоколе. Но работники этого магазина об этом не знали. И больше часа вынуждены были заниматься только мной.

Сразу подошли две только вещи, — ботинки и галстук. Брюки в поясе были широкими, но подходящими по длине. Ремень сглаживал эти недостатки, он плотно и ровно держал брюки на поясе. Правда, в нём пришлось сделать дополнительные два отверстия, но это мелочи по сравнению с поисками рубашки. Рубашек, кстати, оказалось две. С длинными рукавами, и короткими. В летнюю жаркую погоду охранники должны были стоять в рубашки с короткими рукавами. Её мне нашли минут через десять после нескольких примерок. А вот с длинным рукавом всё никак не находился подходящий экземпляр. Я слышал, как Денис матерится за стеной, перебирая находящиеся на складе рубашки. Почему-то мне стало от этого тепло и приятно.

В конце концов рубашку я выбрал себе сам. Она идеально подходила по воротнику, но была коротковата. Однако под курткой этого никто бы никогда не увидел, так что я остановил свой выбор на ней. Куртку искали чуть меньше по времени, она тоже была с короткими рукавами, но продавцы меня заверили, что они посмотрели всё. Я им не поверил, но спорить не стал. Мне было в этой куртке комфортно, если применить такое слово к униформе, которую я с детства ненавидел. Зимнюю куртку подобрали в последнюю очередь. Она была длинновата, но зато рукава были в пору.

Я расписался в ведомости в получении амуниции, и вышел из магазина. Мне почудился коллективный выдох за спиной. На улице было слегка морозно. Я поставил свои пакеты на асфальт и набрал номер Сергея.

— Добрый день, это Андрей говорит. Я только что вышел из магазина с униформой. Вы просили доложить вам об этом.

— Я вас понял. Домма пришейте нашивки с наддписью «Охрана» на куртки. И ждите моегго звоннка. Как только я составвлю график на следующий месяц, я вам позвонню. Вы меня понняли?

— Да, я вас понял. До свидания.

Сергей меня немного забавлял. Он разговаривал со всеми, словно перед ним стояли маленькие дети, и буквально разжёвывал каждое слово. Он ещё не начинал говорить, а я уже знал, что ему отвечу. Но если исходить из того тезиса, что наши недостатки, — это продолжение наших достоинств, то станет понятно, что Сергей был очень ответственным человеком. Он ведь служил на подводной лодке, а там не ответственных людей не бывает. Он хотел сам убедиться, что его распоряжение точно понято, и будет выполнено. Он честно выполнял свою работу, и требовал такого отношения и от других.

Сам я пришивать эти рекламные объявления на куртки не стал. Отнёс в ближайшее ателье, где через три дня получил аккуратным образом пришитые к курткам на спинах надписи. Теперь, глядя на себя в зеркало, я воображал себя охранником, и мне становилось смешно. Но внутренний голос мне говорил, что всё у меня получится.

Сергей позвонил мне через неделю, и сказал, что я выхожу на работу первого апреля. Что смена происходит в 8.30 утра, я должен прибыть где-то после 8.00, чтобы переодеться. Выложив мне эту информацию, Сергей попросил меня её повторить. Я повторил, что прибуду первого апреля после восьми утра на первый пост, чтобы переодеться. Сергей попросил меня не опаздывать, и повесил трубку.

Я уже предвкушал своё появление в мундире на посту, как вдруг на меня обрушилась простуда. Кашель, температура, насморк. Одним словом, в таком виде работать я не мог. До 31 марта я пытался выздороветь, но мне это не удалось. Пришлось звонить Сергею, и говорить о своей болезни. Дело ещё было в том, что пока я не получу лицензию, то и не буду официально устроен на работу, а это значит, что никаких больничных листов. Не вышел на работу, не получишь ни копейки. Но как тут выйдешь, если температура близка к тридцати восьми, голова кружится, и говорить не можешь. А ведь охранник, — это лицо фирмы, как бы громко это не звучало. Пришлось мне звонить Сергею, и говорить о своей проблеме.

— В таких случаях вы должнны сообщить старшему сменны и он найдёт вам заменну. Вы меня понняли?

Я всё понял. Повесил трубку и набрал тот номер телефона, который стоял на столе, за которым сидел старший смены.

— Алло, добрый день! Это звонит охранник, Макаров Андрей.

— Добрый день, но я вас не знаю.

— Вы меня не можете знать, потому что я ещё не работал.

— А если вы не работали, то какой же вы охранник?

— Я должен был выйти завтра на работу, это моя первая смена, только я не выйду.

— Это первоапрельская шутка такая?

— Первое апреля только завтра, а сегодня я заболел, выйти не смогу, поэтому вас и предупреждаю.

— Макаров, Макаров, подождите, я смотрю вас в списке смены. Ага, нашёл. Так значит, я должен вас кем-то заменить?

— Ну, очевидно, да. Я совсем больной.

— Хорошо, больной Макаров, лечитесь. Я найду, кем вас заменить.

— Большое спасибо, До свидания.

— Выздоравливайте!

На этом мой первый служебный разговор закончился. Конечно, мне нисколько не хотелось именно охранником работать, и этот сбой в состоянии здоровья был явно неспроста. Но выбор был мной уже сделан, я дал слово, а нарушать обещания не в моих правилах. Мне было ясно с самого начала, что всё равно из меня сторожевой пёс никакой, а вот исполнительности мне не занимать. Так что компромисс вполне возможен. Вот только оставалось выздороветь.

Через три дня я снова звонил по тому же телефону, и разговаривал с тем же старшим по смене. Это был не мой непосредственный начальник. Сам я попал в смену №2, а это была предыдущая смена №1. Наша смена меняла их на трудовой вахте. На этот раз он меня узнал, и спросил, что же это я такой нездоровый. Я пообещал ему, что в следующий раз я точно выйду на работу. И действительно, к 9 апреля я поправился. Это была суббота. Плюс был в том, что никого из начальства в этот день не было. Старший смены был старшим на всём заводе. Я этого ещё не знал, а просто собрал свою спецодежду, положил её в большую сумку накануне, проснулся в шесть утра, позавтракал, и поехал заниматься охраной порядка на заводе. Возле турникета прохаживалась симпатичная девушка с апельсиновой копной волос, невысокого роста, с красивой круглой попкой, одетая в форму «Ареса». В руке она крутила магнитный пропуск для прохождения проходной. Увидев меня, она подошла к столику, на котором лежал открытый журнал и лежала шариковая ручка.

— Вы из какого цеха, ваша фамилия?

— Фамилия моя вам ничего не скажет. Я ваш коллега, вышел на свою первую смену после болезни.

— Ах, этот тот самый, которого вторую неделю все вспоминают? Так ярко у нас ещё никто не начинал.

— Когда-нибудь это должно было произойти, почему бы мне не начать?

— Проходите, — девушка, смеясь, открыла мне турникет карточкой, и я прошёл внутрь. Так я познакомился с Апельсинкой, но мы оба об этом и не догадывались.

Глава 2

Первая рабочая неделя

Оказалось, что тот самый косоглазый красноносый тип, с которым я разговаривал в первый день своего появления на заводе, теперь мой напарник. Фамилия его была Никитин. Он проработал в охране всю жизнь. Работать он не любил, особенно физически, его любимым занятием было нажимать на кнопки и смотреть телевизор. Кроме завода, он ещё в одной конторе работал ночным сторожем, точнее он там ужинал за счёт заведения и спал. Ну, и не забывал приходить в кассу в день выдачи зарплаты. Жил он с дочерью в коммунальной квартире около Балтийского вокзала. До этого места он пять лет проработал в колонии тем же охранником. Никогда не было понятно, шутит он, или говорит серьёзно, такую ахинею он произносил. Когда ему давали какое-нибудь поручение, он первым делом думал, как от него избавиться, или перепоручить его кому-нибудь другому. Одним словом, скучно с ним не было, но и верить ему на слово не приходилось.

Другими моими сослуживцами стали Надя и Александр Макарович. Жили они оба в Тосно, вместе сменили не одно место работы, в охране чуть ли не с раннего детства. Были они каждый старше меня, а Александра был сын, у Нади сын и дочь. Относились они к работе ответственно, но без лишнего рвения. В первые дни работы они помогали мне вникнуть в суть происходящего, давали дельные советы. Никитин же на любой вопрос всегда переспрашивал, растягивая гласные: — Андрюха, тебе это надо?

Старшим у нас был Валерий Иванович Иванов. Первая мысль, которая приходила к каждому, кто знакомился с Валерием, ну почему родители не назвали его Иваном? Ему самому этот вопрос задавали так часто, что он перестал на него обижаться. Ну не назвали, и что теперь? Он был майором в отставке, служил в органах милиции. Человек ответственный за порученное ему дело, голова лысая, тонкие гусарские усы, накаченное тело. Думается, что женщины на него заглядываются и сегодня. Про себя он говорил так: — Я люблю три вещи в жизни, — баню, женщин, и кошек. Когда я у него поинтересовался, что разве женщины и кошки это не одно и то же, он мне хитро подмигнул, но ничего не ответил. Вообще с Валерием Ивановичем нам в смене всем повезло. Он не был ни хамом, ни моральным уродом. Работа в милиции его совершенно не испортила. Такого благородного человека ещё надо поискать.

Ну, а мой первый день начался с того, что я забыл фирменные брюки. Рубашку и куртку я сложил заранее, ещё до болезни, а потом забыл о брюках. Ботинки и галстук тоже были давно отложены, так что первый мой вопрос был именно о брюках. На вопрос, сколько времени мне добираться до дома, я ответил, что полчаса. Валерий Иванович почесал затылок и сказал, что, пожалуй, мне ехать за ними не стоит. Так что свой первый день я провёл в джинсах, благо никого из начальства весь день не было.

Итак, мы встали полукругом. Это построение называлось развод. Изобразить другую геометрическую фигуру на этом маленьком пятачке между архивом и отделом кадров не представлялось возможным. Валерий Иванович обвёл нас добрым отеческим взглядом и сказал несколько слов. Конспективно если отметить его речь, то он сказал, кто на каком посту сегодня дежурит, представил нового сотрудника, то есть меня, а также напомнил, что несмотря на выходной день, расслабляться ни в коем случае не следует, руководство может нагрянуть в любой момент. После чего спросил, если у кого-нибудь вопросы. Вопросов не было. После чего была дана команда, — приступить к охране объекта.

Мне выпало в этот день дежурить на посту №1, то есть на главной проходной. Вместе со мной вахту несла Надя. Александр пошёл с напарницей на транспортную проходную, а Никитин отправился в патрульную прогулку. Про напарницу Александра ничего не говорю потому, что в этот раз вышла не наша постоянная сотрудница, а девушка из другой смены. Я её не запомнил.

Производство на заводе функционирует круглосуточно и без выходных дней. В будние дни работники проходили проходную по пропускам, без предварительных записей. А каждую пятницу на стол старшего смены ложились списки, предоставленные начальниками цехов с фамилиями работников, которые должны были выйти на работу. А так же было проставлено время, в которое они должны были появиться. И вот эти списки лежали на журнальном столике возле турникетов. Приходящие сотрудники должны были громко и чётко назвать свою фамилию и название цеха. Доблестный охранник находил фамилию в списках, и проставлял точное время прихода на работу. Рабочий или рабочая проходили хитрое устройство, а на большом мониторе возникала фотография прошедшего и его фамилия. Сравнивать произнесённую фамилию с прописанной тоже входило в обязанности дежурного на посту.

Всё это Надя объяснила мне в двух словах. После сдачи высшей математики в институте, эти задачи показались мне не сложными. Я уселся на стул, раскрыл списки на первой странице и стал ждать тружеников фарфоровой промышленности. Они приходили каждые 10 минут.

Надя сначала стояла рядом, потом отошла за стеклянную будочку, где женщина — охранник обычно проводит всю смену. Её задача в будни записывать всех, кто приходит по спецпропускам. На территории завода постоянно велись ремонтные работы, шли экскурсии, разовые посетители, клиенты, и т. д. И всё это надо было аккуратно вносить в соответствующий журнал. За запись ремонтника в журнал для разовых посетителей можно было лишиться своего места. Хотя, когда я спросил Надю, а читает ли кто-нибудь эти журналы, она сказала, что она о таких случаях не знает.

Через полчаса Надя подошла ко мне поближе. Несмотря на её суровый внешний вид, она была человек душевный, открытый, и с чувством юмора. А работать на такой должности и не шутить, это можно через пару недель застрелиться от тоски. Я начал шутить сразу. И Наде моё отношение такое к делу понравилось. Например, я спрашивал, — Какая у вас сегодня фамилия? И человек на пару секунд задумывался. Надю это забавляло. Ведь непосредственно к самой деятельности на посту это не имело отношение. Всё, что надо, я чётко записывал.

Через пару часов к посту вразвалочку подошёл Никитин, и, подмигивая левым глазом, предложил мне сходить попить чаю. Это была обычная практика первого поста. Через два часа поменять на маленький технический перерыв. Чаю я не хотел, а вот спать хотелось очень. Всё-таки вставать в шесть утра для такой совы, как я, это непросто. Обычно я засыпаю около двух ночи и просыпаюсь около десяти утра. Так что положенные свои двадцать минут отдыха я проспал сидя на стуле. Настроение улучшилось.

Потом отошла Надя, и мы вдвоём с Никитиным сторожили списки. Иногда нас баловал своими посещениями Валерий Иванович. Он конечно переживал из-за меня, как за нового, ещё не опытного работника. А вот я не переживал совсем. Меня эта работа ничуть не напрягала. В мыслях своих я был очень далеко отсюда.

На заводе существуют два магазина. Один магазин бракованных изделий, там продаются дешёвые, не раскрашенные товары. Их отбирают специалисты. Найти брак в чашке или блюдце иногда сможет только опытный профессионал. Их потому и не отдают художникам, что сами изделия стоят не дорого, нет смысла. Этот магазин находится возле транспортной проходной. А вот возле первого поста находится главный магазин. Здесь ничего дешевле двух тысяч долларов не продают. На ночь магазин сдаётся под сигнализацию старшему смены. От входа в магазин до турникетов проходной всего два метра. В будние дни в вестибюле царит суматоха. Рабочие, техники, покупатели, туристы, менеджеры, ремонтники, сопровождающие, — от их постоянного перемещения стоит ровный гул от голосов. В субботу народу намного меньше. В основном покупатели.

Когда Надя вернулась после чайной паузы на своё место, настал мой черёд идти в обход. Мне выдали рацию с цифрой 6 на боку. Она должна была всё время работать на приёме, потому как сообщение для меня могло прийти в любой момент. Собственно, любые разговоры по рации мог слышать любой охранник. Поэтому говоривший сначала называл адресат по его номеру, а потом уже называл себя. Я положил рацию в верхний карман зимней куртки, застегнулся на все кнопки, поднял воротник, положил руки в карманы, и вышел на свою первую самостоятельную прогулку. По графику обход в выходные дни проходил каждый час. Больше всего был задействован в этом штатный патрульный, потому как ему не надо было подменять других охранников на обед. Кстати, о еде. Поскольку столовая на выходные дни закрыта, то нам из столовой принесли готовые обеды на два дня. В меню значились первое, второе, салат, и хлеб. Иногда нас баловали пирожками. Столовая на самом деле не относилась к заводу. Хозяин арендовал это помещение у завода. Деньги на кормёжку охранников перечислялись по безналу, так что для нас готовили на ту сумму, что за нас заплатили. Но сами работники столовой нас жалели, и иногда добавляли что-нибудь ещё.

Я вышел на ещё холодный воздух апреля. После простуды заболеть снова никак не хотелось. Прогулки пешком полезны, а на свежем воздухе тем более. Солнце, однако, светило яркое, и снег таял на глазах. Мне же первую часть пути пришлось проходить под крышей, да ещё и по работающему цеху. Фуникулёр по выходным дням отдыхал. Проходя мимо него, я почувствовал, как вспотел. Пройдя положенный мне маршрут до четвёртой кнопки, я сел на скамейку передохнуть. Я совсем не устал, но идти мокрому навстречу ветру мне никак не хотелось. С собой у меня была моя походная записная книжка. В неё я записывал свои стихи, когда не был дома. Я захватил её на дежурство, так как обязательно выпадет свободная минутка для творчества. Сейчас у меня был всего один час, чтобы я мог что-то написать, но и должен был пройти весь свой маршрут. Пожалуй, писать стихи сейчас не стоило. Лучше освободить голову от всех мыслей и просто пройтись по улице. В смысле, по территории.

Я посидел ещё пять минут, и двинулся тем самым путём, что ходил, когда устраивался. Тогда был будний день, и всюду ходили люди, будь то рабочие или строители. Сейчас некоторые цеха работали, но никого не было видно. Я шёл не спеша, положив руки в карманы куртки. Это такая моя привычка, не люблю, когда руки болтаются вдоль тела, как у обезьяны. Мне так удобнее.

Вернувшись на пост, я доложил, как меня учили: — Обход закончен. Замечаний нет. После чего вернулся за книжный столик возле проходной. Было только одно желание, — спать.

В час дня меня пригласили на обед. Потом я понял, что мог бы и отказаться есть именно в это время, я привык обедать позже, но не хотел в первый день задавать много вопросов. Мне сказали, что я могу взять суп, второе, и салат. Плюс хлеб и булочка к чаю. В раздевалке стояла микроволновая печь и чайник. Ложка и вилка были дежурные для всех, но можно было принести свои из дома. Я из дома принёс только кружку для чая с надписью «Виталий».

Обед показался мне безвкусным. Наверное, такие обеды имели в виду Ильф и Петров, когда путешествовали по Америке. В нашей столовой готовили обеды для разных организаций, в которые обеды привозили прямо на рабочие места. Столовая начинала работать рано, и её работники приходили раньше всех. Это же касалось и транспорта. Постоянный водитель, которого звали Андрей, приезжал ровно в шесть утра. Об этом я узнал позже, когда моя смена пришлась на транспортную проходную. А пока пообедал, чем наша столовая угостила, после чего спать захотелось ещё сильнее. А ведь не было ещё и двух часов дня, при этом сменить нас придут только в половине девятого утра на следующий день.

Эта тягомотина тянулась до девяти вечера. Я, то сидел, записывая фамилии, то ходил по территории, то иногда ко мне подходил Валерий Иванович и спрашивал, как я решил стать охранником. Я честно рассказал ему свою биографию. Он внимательно слушал, иногда посмеиваясь в свои гусарские усы. Сам он раньше работал оперативником, умел не только слушать, но и слышать, и никогда не перебивал собеседника. Мне же он предложил сдать экзамен на знание, что должен, и что не должен охранник. С одной стороны, это было обязательное условие работы, с другой, если бы я не сдал, то вряд ли бы меня сразу же отчислили. Вопросов было порядка пятидесяти, ответы на них заняли три страницы формата А4. Пришлось мне очередной раз изменить своим жизненным принципам, и попытаться всё это выучить. Но поскольку любые инструкции в моей голове не держатся, то это было сделать непросто. Мой мозг устроен так, что запоминает художественный литературный текст. А вот юридические, технические, и медицинские термины в нём не задерживаются.

В восемь часов вечера магазин закрылся, и его сдали под сигнализацию. После чего входную дверь в вестибюль закрыли на ключ, а столик поставили в цент вестибюля. Свет был погашен, и теперь изнутри было прекрасно видно всё, что происходит на улице. Уже стемнело, ярко горели уличные фонари, а метров за двести мигали цветные огни автозаправочной станции. Валерий Иванович положил на столик график дежурства нашей смены. Я первый раз взял его в руки. На нём были написаны фамилии охранников, а справа, в клеточках, стояли знаки, объясняющие, что каждый час конкретный охранник должен делать. Начиная с девяти часов вечера, все по очереди отправлялись спать. Тут был определённый порядок. Сначала спал мужчина с первого поста, потом женщина, потом патрульный. На сон давалось три часа. То есть я должен был пойти спать первым с девяти вечера до полуночи. Патрульному было проще, он спал с трёх часов ночи до 6 утра. Как раз самое время для снов. Но выбора у меня не было, и в девять вечера я вошёл в комнату для отдыха. Здесь стоял топчан, на котором была подушка, простыня и одеяло. Надя мне сказала, что меня разбудит. Вообще, проспать тут было нереально. Сменщик обязательно напомнит о себе. Я быстро снял контактные линзы, положил их в контейнер, снял куртку и рубашку, брюки, ботинки, и лёг. На удивление, я быстро заснул.

Когда меня Надя разбудила стуком в дверь, я, на удивление, почувствовал себя отдохнувшим. Как мог, быстро оделся, и вышел в вестибюль.

В нём стояли Валерий Иванович и Никитин. Увидев меня. Никитин хитро прищурился.

— Ну как, Андрюха, нравится охранять? — он опять сладко тянул гласные в конце каждого слова.

— Очень интересно, — ответил я, подавив зевок.

— Вам приходилось работать по ночам раньше? — Валерий Иванович ко мне всё время обращался на Вы, что мне было приятно, во-первых, и во-вторых, я почувствовал с его стороны уважение к своей персоне.

— Да, я знаю, что это такое. Самый сложный интервал с двух до пяти ночи.

— Вот поэтому старшие смены и спят в это время, — засмеялся Валерий Иванович, показывая график.

Действительно, старший смены именно в этот временной промежуток спал по ночам.

— Вы сейчас два часа подряд сидите на первом посту. Постарайтесь не заснуть. Внимательно следите за тем, что происходит перед главным входом, а может произойти всё, что угодно. От разбойного нападения на прохожего, до проникновения на территорию предприятия проверяющего. Они любят делать это по ночам. Садитесь на стул и наблюдайте. Устанете сидеть, встаньте и пройдитесь по вестибюлю, но не переставайте наблюдать. Если что, немедленно сообщайте мне. Понятно?

В его фразе, понятно, была просто информация, я чувствовал, что это говорит мой коллега по работе, хотя и мой начальник. Во фразах Сергея всегда чувствовался начальный тон. Поэтому мне и хотелось держаться от него подальше.

Старший смены и Никитин ушли, оставив меня одного. Сидеть мне не хотелось, и я подошёл к дверям поближе. Они были в два ряда, между ними располагался небольшой тамбур, который в холодное время подогревался. В апреле днём подогрев выключали, но ночью на улице стояла минусовая температура, поэтому подогрев работал. На улице было красиво. Я давно не наблюдал за жизнью города ночью. Вообще, весь вестибюль завода был сделан из прочного стекла, и просматривался насквозь. Однако пространство по ту сторону было не таким уж и большим. Участок проспекта Обуховской обороны, часть Володарского моста, остановка трамваев перед подъёмом на мост, вот в общем-то и всё. Навигация ещё не началась, и смотреть на караваны судов, идущих по Неве, было рано. Но мне хватило и этого. Быть сторонним наблюдателем надо тоже уметь, а уж члену Межрегионального Союза Писателей, тем более.

Я какое-то время постоял возле стекла, смотря на то, что происходит за окном. Потом вернулся на своё рабочее место, достал записную книжку, ручку, и задумался. Самое трудное в написании стихов, — это с чего начать. Первая строчка должна быть ударной, за ней следует пауза, и слушатель, или читатель, должны остановиться после того, как её услышат, или прочитают, чтобы потом почувствовать себя очевидцем происходящего. Удаётся такое не всегда. Опять же, я изложил своё понимание творчества. Именно так я и пишу стихи. Мне приходят в голову не отдельные слова, а строчки целиком. Одним словом, я пытался поймать логическую цепочку, которая неизвестно ещё чем закончится. Свет в вестибюле был притушен, чтобы охранника не было видно с улицы. Но для написания произведения света мне хватило. Строчка первая нашлась, и я не спеша написал своё первое стихотворение на новой работе. В эту ночь оно было одно. Потом уже, летом, я писал за смену от трёх до пяти стихотворений. А пока я остался доволен собой.

Незаметно пролетели два часа, и меня отправили на обход. Валерий Иванович ушёл спать, закрыв за собой дверь. Это был единственный временной промежуток, с двух ночи до пяти утра, когда дверь в комнату старшего смены была закрыта. Никитин сел на моё место в вестибюле, а я пошёл по известному мне маршруту. Если до этого момента, я не поднимался на второй этаж мимо фуникулёра до третей отметки, то теперь я решил это сделать. И вот почему.

В детстве я всегда боялся темноты. Мне казалось, что из тьмы появится какое-нибудь чудище и похитит меня. Двигающаяся тень наводила на меня панику и ужас. Прочитав «Собаку Баскервилей», я не мог вечерами выходить из дома. Потом как-то я и тёмное время суток долгое время не пересекались. И вот, наконец, мне выпадает шанс покончить с дикими страхами детства. Я медленно поднимаюсь на второй этаж. Кругом стоит зловещая тишина. Ступеньки не скрипят, потому что они из бетона. Двери все заперты, и на них Никитин повесил пломбы. От этого мне почему-то стало смешно. Я поворачиваю направо, и сталкиваюсь с подвешенной на фуникулёре пустой полкой. Она ждёт своего часа, когда на неё поставят изготовленные предметы для сушки, а пока она просто висит на том месте, где её застал конец работы дружного коллектива. Я её обхожу, и иду дальше, наверх.

Вдоль узкого коридора висит ещё несколько полок, но они заставлены тарелками, чашками, мисками, и такими же белыми предметами. Я прохожу мимо, стараясь их не задевать. Поднимаюсь наверх, и вхожу на территорию цеха. Справа, у стены течёт кран. Вода льётся тонкой струёй на удлинитель электрического кабеля. Свет еле-еле проникает сквозь окно в переходе, но воду возможно разглядеть. По инструкции, охранник обязан доложить о неисправностях старшему смены. Но старший сейчас спит. Надо ли его будить? До пяти утра подождёт. Не пожар, в конце концов.

Успокаивая себя, что не зря сюда поднялся, я дохожу до третей отметки, поворачиваю назад и вижу, как из темноты на меня глядят два зелёных глаза.

То, что это именно глаза, а не что-нибудь другое, я понял сразу. Они смотрели на меня издалека, где находились рабочие места, чуть левее прохода в центре цеха. Было ощущение, что смотрящий на меня, то открывал глаза, то закрывал. Фонарика у меня с собой не было, хотя мне его и предлагали. Я стоял на месте. Зелёный цвет тоже был на месте, но, как это делает обычно светофор, на время исчезал, чтобы потом снова появиться. Я набрался смелости, и хлопнул два раза громко в ладоши, после чего крикнул в пустоту: — Эге-гей, хали гали!

В ответ раздалось громкое мяуканье, зелёный свет тут же пропал, и мимо моих ног быстро пробежала кошка. Я громко рассмеялся ещё и потому, что тут была хорошая акустика. Когда эхо моего крика улеглось спать, я двинулся с места. На душе было прикольно. А вот победил ли я страх, не знаю до сих пор. Мне думается, что да.

Когда я вернулся, Надя проснулась, и уже сидела на первом посту, а Никитин пошёл спать. Мне надлежало ещё раз пройтись по территории. На этот раз я не пошёл наверх, а сел на скамейку, которая стояла возле второй отметки, в тоннеле. Писать стихи мне не хотелось нисколько, а вот спать очень даже. Поэтому я сел на скамью, и честно полчаса проспал. Если бы в этот момент на завод залез проверяющий, то его бы никто не нашёл. Но он не залез, и я немного поспал. Так что потом я прогулялся с большим удовольствием.

Когда Валерий Иванович проснулся, и вышел на разминку в вестибюль, я рассказал ему о протекающем кране. Он захотел посмотреть на это безобразие своими глазами. Я его подвёл к этому месту. Вода по-прежнему стекала вниз на электрические розетки. Валерий Иванович удивлённо вскинул брови.

— А ведь перед вами, Андрей, тут дважды проходил Никитин. Он вообще видел эту протечку? Вы молодец, всё правильно сделали. Сейчас ночью никто исправлять её не придёт. Но я сделаю запись в журнале, и завтра днём сюда вызовут слесаря, и он этим займётся.

Мы вышли на свежий воздух. Валерий Иванович предложил вместе пройти маршрут патрульного. Я не возражал.

Валерий Иванович хотел убедиться, насколько я хорошо запомнил контрольные отметки. Выяснилось, что хорошо. Можно сказать, даже отлично. Мы подошли до предпоследней, тринадцатой отметки, когда Валерий Иванович обратил особое внимание на парковку.

— Я не зря предупреждаю о проверяющих. Они получают хорошую зарплату за то, что внедряются на территорию в неурочное время, в самых неожиданных местах. Так что вы имейте в виду, территория стоянки не видна из вестибюля. И из 303 кабинета тоже видна не вся.

— А что это за 303 кабинет такой?

— А вот на следующей вашей смене и узнаете. Это кабинет, где по ночам сидят охранники, и контролируют запасной выезд с территории завода. Вот из этого окна, — и он показал рукой на одно из окон третьего этажа здания.

Мне на это момент было уже всё равно, что делать. Я постоянно смотрел на часы, и ждал окончания рабочего дня. В 6 утра проснулся Никитин, и щурясь одним глазом, пошёл на свой очередной обход. Я сел за свой столик и принялся записывать приходящих на работу сотрудников. При этом ещё у меня остался неистраченный запас юмора.

— Простите, пожалуйста, вы не антисемит случайно?

— Нет, вроде бы. А в чём проблема?

— Я вам хочу время семь сорок поставить, вы не против?

— Раз в это время я пришёл, так это и ставьте, а что не так?

— Всё так, я вам поставлю именно то время. когда вы пришли.

— А что, я разве опоздал? Мне же к восьми надо!

— Вы пришли вовремя, не волнуйтесь, я только хотел уточнить.

— Вы хотели уточнить, что я точно в семь сорок пришёл?

— Да, именно это.

— Так вы убедились?

— Ну безусловно! Вот видите, напротив вашей фамилии Нипельбаум стоит время, — семь сорок.

— Так я могу идти?

— А я вас и не держу.

Всё-таки с теми, у кого чувство юмора хромает на обе ноги, мне общаться иногда очень тяжело.

Смена закончилась банально и неинтересно. Пришли мои коллеги по работе, провели свой развод, и прогнали нас с насиженных мест. Я переоделся и поехал домой. Дома я тут же лёг спать, и полдня проспал. Два своих остальных выходных от службы в охране я занимался декоративными оградками, а потом приехал на работу в среду. В этот день моя главная задача была патрулировать.

Брюки на этот раз я не забыл, так что теперь я был одет по всей форме. Развод опять же прошёл на узком пятачке. На этот раз нас было больше людей. Добавились охранник третьего поста, и сторож парковки. Кроме того, с нами в смену вышла та красивая миниатюрная девушка огненно-рыжего цвета. Сегодня она работала на первом посту с Александром, а Надя с Никитиным сторожили транспортные ворота. Валерий Иванович коротко обрисовал ситуацию в мире, и позвал Сергея. Тот повторил сказанное Валерием Ивановичем и спросил, есть у кого-нибудь вопросы. Вопросов не было. Мы приступили к дежурству.

Первым делом надо было взять талоны на бесплатное питание. Каждый охранник отдавал их на кассе. За свой счёт взять можно было что угодно, а вот по талону немногое из меню было доступно. Но поскольку патрульный обедать ходит последним, то мне предстояло сначала сделать пару обходов по маршруту, подменить на первом посту обоих охранников, пока они попьют кофе, и только потом идти менять на обед. Почему-то всегда сначала меняли охранников второго поста, то есть с транспортной проходной.

Никитин вразвалочку, точно медведь после похмелья, первым пошёл обедать. Время было только двенадцать часов, я в такое время обычно завтракаю, и то не всегда. Пока он ходил, Надя объясняла мне, как правильно записывать в журнал номера машин, которые проезжают через проходную, в какой именно журнал. Под стеклом на столе были написаны номера машин, на которые был выписан временный пропуск.

И всё равно, как раздавался звонок в ворота, сначала я смотрел на номер машины, а потом шёл к Наде, спрашивая, что мне делать. В этот день я все машины пропустил. Но потом я столкнулся с такой ситуацией, что пропуск на машину выписали, а нам позвонить забыли. В этом случае Надя перезванивала и уточняла, что нам делать. Меня через ворота в это время материли находящиеся в машине люди. Мне почему-то было весело от этого.

После Никитина ушла есть Надя, и сразу стало скучно. В отличие от меня, Никитин шутил вместо работы, а не во время. Поэтому, когда мы с ним остались вдвоём, то у нас возникла небольшая пробка на проходной, так как я ещё не умел читать документы, которые показывали мне водители, а Никитин их никогда и не знал. Хорошо, что эта пауза затянулась не на долгий срок. Надя быстро вернулась, и стала разбирать наши завалы.

Потом я поменял охранников с первого поста. Тут мне было уже многое знакомо, только всё время через проходную шатались менеджеры. Среди них было много красивых молодых девчонок, но кто я для них? Разве можно общаться с охранником? Это фактически говорящая дверь.

На третьем посту я раньше никогда не был, и толком даже не знал, где он находится. Но парень, который там находился, вышел мне навстречу. Это была будка, которая находилась на строительных лесах. Шёл ремонт фасада здания, и бригада ремонтников находилась между кирпичной стеной, и строительной сеткой. Внутри на высоту четырёх этажей находились строительные леса, по которым рабочие могли перемещаться как угодно. А вот выйти на улицу можно было только с разрешения охранника на посту. Поэтому сюда и брали самых жёстких, прошедших школу армии бойцов, лишённых романтических чувств на корню. Мне по большому счёту делать тут было нечего, и только служебный долг отпустить коллегу на обед привёл меня сюда. Мне были даны короткие чёткие инструкции.

— Вот тебе ключ, закрой за мной дверь. Никого не впускай и не выпускай, чтобы тебе кто не говорил. Туалет у них тут внутри, я никого не отпускал. Я их в лицо знаю всех, ты можешь перепутать. Говори, что до моего возвращения никто никуда не уйдёт, вплоть до увольнения. Я быстро поем. Да, тут тоже ходят на обход каждый час, но я только его сделал, так что вернусь, и сам потом сделаю ещё один. Залезай наверх.

Я закрыл за ним дверь, и полез на второй ярус. Лестница была крутой, упасть с неё ничего не стоило. В каморке стояло два стула, столик, на котором помещался журнал дежурств, телефон, и чайник. В маленькое окошко была видна Нева, перекрёсток Фарфоровой улицы и проспекта Обуховской обороны, а так же противоположный берег Невы, где шло довольно-таки сильное движение автотранспорта. Было так приятно посидеть в одиночестве, что я заснул.

Проснулся от сильных ударов в дверь. Это вернулся охранник, которого я подменял. Ужасно не хотелось спускаться вниз, я был ещё пару часов так же бы поспал, но мне надо было идти менять последнего не обедавшего из нас, не считая меня, то есть сторожа со стоянки.

На этом посту будка была просторная, там работала походная печка. Внутри было для меня даже жарко. Это было самое простое место работы из всех. Над столом на стене висел список машин, которые могли занять место на стоянке. Он был сделан в правильном порядке, то есть по номерам, а не по моделям автомобилей. Пульт управления состоял из простого настенного выключателя. Нажмёшь клавишу, — и шлагбаум откроется. Вернёшь её в обратное положение, — и закроешь выезд.

От повышенной для меня температуры я заснул, и был разбужен гудком автомобиля. Кто-то собирался выехать со стоянки. Я открыл шлагбаум и записал точное время выезда автомобиля в журнале напротив его номера. Почему на эту должность брали пенсионеров, для меня перестало быть тайной.

Вернулся сторож на своё рабочее место, и я с чувством выполненного долга пошёл обедать сам. Столовая занимала довольно просторное помещение, которое заполнялось максимум на четверть. Поскольку это была частная собственность, не подчиняющаяся администрации завода, то её использовали и как банкетный зал. Для этих целей открывался вход со стороны проспекта Обуховской обороны. Всё остальное время эта дверь должна была быть закрытой и опечатанной.

Мне понравилось, как меня накормили. Возможно, была разница в приготовлении, для всех сотрудников предприятия или только для охраны. Обед, что я ел в прошлую субботу, мне не понравился, он был какой-то безвкусный. А тут я бы попросил добавки, но за свой счёт брать не хотелось, а больше было не положено.

После обеда опять захотелось спать, но мне надо было поменять охранников с первого поста. Простояв там около часа, я вышел на прогулку, или на обход, как это называлось официально. Бороться со сном на ногах довольно сложно, а сеть куда-нибудь я не мог, об этом могли доложить начальству. Со временем я понял, что это для меня самая большая проблема на дежурстве, — как бы не заснуть. Ночью было проще. Я уходил куда-нибудь под свет фонаря, и писал стихи. Если в первую ночь я написал только одно стихотворение, то потом в течение дня я писал по три, а иногда и по пять стихотворений. Мне при этом казалось, что никаких нарушений режима не происходило. По крайней мере, замечаний я не получал.

В 20.00 в будний день одновременно закрывались на ключ и магазин, и парковка. Но если в магазин никто уже не мог войти, то с парковки ещё выезжали служащие, засидевшиеся в своих кабинетах. Приходилось брать ключи, отпирать замок, и выпускать энтузиастов фарфоровой промышленности на свободу. Ну, хоть какое-то разнообразие в работе.

Валерий Иванович, пользуясь моментом, что всё начальство укатило домой, и можно сидеть на скамейке в вестибюле, устроил мне допрос на предмет сдачи зачёта. Я конечно один раз прочитал предложенную мне инструкцию, только юридические термины плохо застревают в моей гуманитарной голове. Я старался отвечать литературным языком, и первые пять минут мы не понимали друг друга. Потом я постарался перейти на сленг старшего, и даже правильно ответил на пару каверзных вопросов. Валерий Иванович заметил, что сдавать мне зачёт придётся Сергею, а он шуток не понимает точно. Я это знал, и пообещал, что буду ещё учить, как только выпадет свободное время. Валерий Иванович кивнул головой, и отправил меня опечатывать дверь закрытых на ночь помещений. Я взял с собой пломбы, журнал для записи номеров пломб и ушёл в ночь.

Мне надо было продержаться до половины пятого утра. Именно тогда наступало моё время для сна. Первым отправился спать Александр, потом апельсиновая девушка, затем стояночный сторож. И только потом моя очередь. Выделено было всем по два с половиной часа. Остальное время кто-то из нас или был в патруле, или сидел на посту №1, или был на третьем этаже в комнате 303. Там было очень мягкое кресло, в котором я тут же заснул, благо что после этого кабинета была моя очередь спать. Фактически сном заканчивалась рабочая смена. После пробуждения надо было пройтись последний раз в патрульный обход, и ждать полчаса, пока новая смена не встанет на вахту.

В последующие дни работа на первом посту и в патруле ничего нового для меня не принесли. Первые впечатления от работы так и остались не изменёнными, вплоть до увольнения. Были разовые ситуации, но суть оставалась прежней. Стоишь, ходишь, подменяешь, записываешь. Я позволял себе иногда шутить, что делало работу не такой монотонной. Да и работой я бы эту деятельность не назвал. Место, где лежала моя трудовая книжка. Работой своей я считал производство оградок. Но объёмы падали каждый год, цена на сырьё росла, и мой внутренний голос мне уже тогда говорил, что надо с этим заканчивать. Тогда мне не хватило смелости. Или решимости. А может быть, уверенности в себе. Скорее всего, всё вместе. Но всё это мелочи по сравнению с тем, что я познакомился с Апельсинкой. Правда и этому событию сопутствовала одна предыстория.

Глава 3

Мы знакомимся

С той девушкой, которая меня познакомила с Сергеем, у меня были отношения. Не знаю, как сказать иначе. Как минимум, мы были любовниками. Однако её младшая дочь, которая мстила маме за то, что отец ушёл из семьи, относилась ко мне хорошо. Девочке было девять лет, и на выходные дни отец забирал её к себе. Дома она капризничала, и было видно, что это она делает нарочно, чтобы досадить маме. А вот я нисколько не обижался на её проказы, и даже ей подыгрывал. В результате она сказала маме, что уроки она будет делать или с папой, или с дядей Андреем. Мама была недовольна таким высказыванием. Получалось, что какой-то посторонний для девочки дядька нашёл с ней общий язык, а родная мать нет. Мама высказала мне это недовольным тоном, но от моего предложения посмотреть на себя в зеркало и в себе поискать причину поведения дочери категорически отказалась. Она увлекалась психологией, каким направлением, совершенно не важно, важно то, что она относилась к этому как к Библии. Как известно, заставь дурака молиться, так он и лоб расшибёт. Так вот и она испортила своим отношением к психологии отношения с отцом девочки. И видимо, не только с ним. Я сходил с ней ради интереса на одно занятие, и кроме хитрого приёма отнимания денег у населения ничего не увидел.

Встречались мы три месяца, когда была такая возможность, в основном у неё дома. Оставаться ночевать я не мог, потому что громко храпел, а она не может спать при таком звуке. Поэтому вечерней лошадью я уезжал к себе домой. И вот когда я уже договорился с Сергеем о том, что выхожу на работу, она мне заявила, что видеть меня больше не хочет.

Меня не первый раз бросали, но я не люблю недоговорённостей, а тут как раз был такой случай. Но поговорить, и расставить все точки над ё всё как-то не получалось. Я заболел, а говорить по телефону означало всё испортить, ничего не выяснив. Специально приезжать для разговора не было свободного времени. И тут подвернулся случай. Меня пригласили в субботу на шашлыки. Была такая группа в одной из социальных сетей, проводить выходные на природе. А тут как раз уже потеплело, солнце грело днём очень сильно, и было принято решение администратором группы открыть сезон. Я знал, что моя знакомая тоже будет на этом мероприятии. Поэтому и согласился.

Встреча была назначена на станции метро Удельная. Оттуда до озера надо было добираться на автобусе. Кампания подобралась дружная, но не для меня. Ни одна тема из их разговора мне была неинтересна. Женщины болтали о чём-то своём, а парни рассказывали, как они умеют закручивать гайки в неудобном положении. Я внёс свою долю, размер которой мне заранее сообщили, и всю дорогу ехал молча. Я прихватил с собой распечатку своих стихотворений, чтобы почитать отдыхающим на свежем воздухе, но понял, что это им так же интересно, как зайцу геометрия. Поэтому я решил, что дождусь, когда моя знакомая появится, а там видно будет. Сама она сказала, что приедет позже.

Место, куда мы приехали, было безлюдное. Это был его единственный плюс. Была небольшая песчаная полянка, где и разложили скатерть. Кругом ещё ничего не успело зазеленеть, деревья стояли голыми, и на ветру было довольно прохладно. Женщины стали раскладывать еду по тарелкам, а парни поставили мангал. Они были между собой знакомы, я был явно чужой в этой среде, но меня это не тяготило. Мне ведь для работы достаточно листа бумаги, ручки и тишины.

Пока все чем-то занимались, я просто ходил вокруг. Поднялся наверх, где было кольцо автобуса. Увидел остатки железной дороги, оказывается, тут когда-то ходили электрички, даже название станции сохранилось. Только вот здание института показалось мне безлюдным и необитаемым. Впрочем, это была суббота, и сюда никто не должен был приезжать по определению в выходной.

Первая порция шашлыков была готова. Все собрались в кружок. Слово взяла администратор. Она поздравила с первым выездом на природу в этом году, и мы выпили за это. Алкоголя не было. Это была группа трезвости. Глядя на них, мне внезапно захотелось напиться. Пьяным-то я могу быть, но недолго. Организм меру свою знает, хотя под горячую мясную закуску и могу много водки выпить. Было бы с кем. С этим людьми не хотелось.

Шашлыки нацепили на освободившиеся шампуры и поставили на огонь. В это время подъехала моя знакомая. Она пришла довольная собой, поздоровалась со всеми, в том числе и со мной, и пригласила всех поиграть в какую-ту игру. Толи мяч бросать в кольцо, то ли кольцо накинуть на палку, я уже не помню. Я просто понял наглядно, что я для неё перестал существовать. Наши отношения её больше не интересовали, их больше не было. Что я приехал сюда, что не приехал бы, для неё я стал посторонним. Я сидел на пеньке, и медленно это осознавал, понимая, что говорить нам не о чем. Она не поймёт, если я с ней заговорю. Да и выяснять отношения перед непонятно кем совершенно не хотелось. Для меня всё стало ясно. Делать мне тут было нечего, и единственная мысль, которая крутилась у меня в голове, это как отсюда выбраться.

Уехать было на самом деле просто, — сесть на тот же автобус. Но вот когда он придёт? Я бродил между заросших травой заброшенных шпал. Шашлыки для меня перестали существовать, и хотя я не съел на тут сумму, что заплатил, мне было всё равно. Сами съедят. Им надо силы копить, чтобы гайки крутить в неудобной позе, я перебьюсь.

И тут неожиданно подошёл автобус. У него не было стоянки на кольце. Он делал остановку, из него выходили пассажиры, освобождая салон полностью, после чего садились те, кто ожидал автобус на кольце. И автобус тут же отъезжал. Я не стал раздумывать, и быстро запрыгнул в автобус. Двери закрылись, и мы поехали.

Видеть кампанию я не мог, её скрывал край обрыва. Я достал телефон и набрал номер администратора.

— Наташа, это Андрей.

— Ты куда пропал, мы тебе порцию положили, шашлык стынет.

— Я уехал на автобусе, доедайте мою порцию без меня.

— Что случилось, почему?

Я ей сказал почему. Она меня поняла. Не зная подробностей, она была в курсе того, что между мной и моей знакомой происходило. Месяц назад на дне рождения одной из её подруг моей знакомой уже делали замечания по поводу её неправильного отношения к жизни вообще, и к конкретным людям в частности. Так что она пожелала мне удачи и наш разговор закончился.

А через минуту мне позвонила моя знакомая. Я какое-то время слушал звонки, а потом выключил телефон. Она для меня перестала существовать. Я таких фокусов не прощаю.

Возле моего дома есть разливуха, названная в честь номера троллейбуса, который делает кольцо перед ней. Там продают водку в розлив. Я заказал себе триста грамм, шашлык, и сок. Настроение сразу улучшилось. Вот только очень хотелось выговориться, а было не с кем. Я из тех людей, кто не держит проблему внутри. Мне надо выплеснуть наружу весь негатив, и сразу на душе становится спокойно и легко.

Видимо мысли всё-таки материальны. Минут через пять после того, как я сел за столик, ко мне подсела женщина. Было видно, что она ищет себе кампанию, а только я сидел один. Меня она не заинтересовала, но в качестве спарринг-партнёра по болтовне годилась. Что она про себя говорила, я и не старался запомнить. Мы выпили водку и заказали ещё. Я ей про себя сказал, что я поэт. Она усмехнулась, и попросила почитать что-нибудь. Я достал приготовленные листки и стал читать. Через пару минут я посмотрел в её глаза.

Там застыло удивление. Алкоголя в них я не увидел. Она сидела задумавшись, словно пропускала только что услышанное через себя. Я замолчал. Она попросила дать ей листки бумаги в руки. Я ей протянул свёрнутые в трубочку листы бумаги. Дальше она читала молча, я видел, как шевелились её губы. Дочитав до конца, она подняла на меня совершенно трезвые глаза и сказала:

— Никогда не думала, что когда-нибудь встречусь с живым классиком.

— Оставьте их себе, — предложил я ей.

— Возьму с большим удовольствием. Вы знаете, вы меня приятно удивили.

— Жизнь вообще удивительная вещь. В ней может произойти то, что ни один писатель фантаст не придумает. Удачи вам, у вас целый вечер ещё впереди, а мне пора.

Я вышел из этой забегаловки уже в отличном настроении. Всё-таки не зря я распечатывал свои стихотворения. Какая разница, кто их прочитал, главное, что они нашли своего читателя.

Ну, а мне надо было готовиться к завтрашнему рабочему дню. Моя очередь была выходить на транспортную проходную.. да ещё и в воскресенье. Это значит, что работы как таковой не будет, зато масса свободного времени. Читать с собой я ничего не возьму, а вот написать обязательно. Походная записная книжка и ручка у меня всегда с собой. Надо было перед сном принять душ, и раньше лечь спать. В 6 утра вставать всё-таки.

Рабочий день начался, как и положено, с развода. Валерий Иванович грозно прошёлся мимо нас до стены и повернул обратно. Было видно, что настроение у него прекрасное.

— Ну что же, у нас с вами очередное дежурство в выходной день. Прошу всех не расслабляться, могут внезапно приехать с проверкой, так что смотрите в оба. Кто на транспортной проходной, не забудьте взять с собой обеды. Макаров, вы там первый раз дежурите? Первый! Отлично. Постарайтесь запомнить номера машин, которые вы должны пропускать постоянно, время выучить у вас будет. Вопросы ко мне есть?

Вопросов не было. Ко мне подошла та самая молодая женщина, которая впустила меня в первый мой рабочий день на работу. В руках она держала большой полиэтиленовый пакет.

— Привет! Вот наши обеды, давай неси, я свою сумку возьму.

Она сунула мне в руку пакет и побежала за своей сумкой. Что-то в её действиях меня зацепило. То ли лисье лукавство, то ли озорство, но у меня возникло ощущение, что она забавляется этой ситуацией. Что в отличие от Нади, она не относится к работе охранника серьёзно. И мне это отношение понравилось. К тому же от неё исходил большой энергетический заряд, её биополе было большим, и я почувствовал, что меня в это поле тянет. Причём никакого сексуального подтекста в моём желании не было. Ну, почти никакого.

Она догнала меня ещё во внутреннем дворике и дальше мы пошли рядом. Мы не дошли до здания проходной метров сто, а нам навстречу уже выскочил парень с первой смены и побежал переодеваться. Видимо, он куда-то торопился. Женщина охранник нас дождалась и передала моей напарнице служебную информацию. Женщины на этом посту несли всю информационную службу. Мужчины только открывали ворота и приносили документы. И, заодно, проверяли пропуска проходивших через проходную сотрудников.

Первым делом я положил наши обеды в холодильник.

— Тут если что захочешь, магазин рядом. Так что голодными не останемся, — напарница улыбнулась своими чувственными губами, достала из своей сумки книжку и села читать за стол. Я взял рацию и вышел на обход. В выходные дни на транспортной проходной на обход ходили каждый час по очереди. Я нажал кнопку на рации для передачи и послал в эфир сообщение: — Третий первому. Вышел на обход. Вернув положение рации на приём, услышал голос Валерия Ивановича — Добро, принял.

Обход на втором посту был на мой взгляд, пустой тратой времени. Если патрульный проходил маршрут по местам, скрытым от обычных маршрутов движения работников, то маршрут второго был у всех на виду. Разве что в тёмное время суток ходить по этим тропинкам было романтично, поскольку ты мог наступить или на гвоздь, или на обрезок трубы. Здесь шёл вялотекущий ремонт здания, и когда он закончится, не знал никто. Здание было огорожено лентой, чтобы за неё никто не заходил. Однако маршрут движения охранников вёл за ограничения. И если бы, не дай Бог, стена бы обрушилась на проходящего мимо, то кто бы нёс ответственность за это нарушение техники безопасности? Я подумал, и решил за эту ленту не заходить.

Погуляв положенные полчаса, я вернулся на проходную и доложил, что обход закончен и замечаний нет. На что Валерий Иванович ответил мне тем же, чем благословлял меня на начало обхода. Я поставил рацию на стол, за которым читала книгу моя напарница, а сам сел за другой. Ещё в самый первый день, когда я её увидел, то тут же про себя назвал её Апельсинкой. Конечно, я у неё было и имя, и фамилия, но здесь я её буду называть только так — Апельсинка. Скажу только, что фамилия у неё красивая, напоминает жемчуг.

Апельсинка читала книгу, изредка поправляя волосы. Делалось это машинально, и скорее по привычке. Причёска у неё была короткая, и читать никак не мешала. Губы беззвучно шевелились, и на лице читалось всё, о чём только что она прочитала. Было видно, что читает она не потому, что ей делать нечего, а потому, что ей это очень интересно.

Апельсинка почувствовала мой взгляд и повернула на меня своё лицо.

— Любишь читать? — мой вопрос был явно глупым, но с чего надо было начать разговор.

— Да, очень люблю. Могу книгу за день прочитать.

— Вот эту, где больше пятисот страниц?

— Да, а что?

— Я так не могу. Мне надо отвлечься, переварить прочитанное, пережить, прочувствовать.

— Так тут и заняться больше нечем, если не читать, то скучно.

— Ну, я-то найду себе занятие, — с этими словами я вытащил из кармана записную книжку, — я же поэт, член Союза писателей.

— Правда? — в её глазах проскочила искра недоверия и любопытства одновременно.

— Ну да, хочешь, я тебе прочитаю что-нибудь?

— Ну прочитай. Она отложила книгу, сделав на нужной странице закладку. После чего повернулась на кресле так, чтобы быть ко мне лицом. До этого она сидела ко мне в пол оборота. Я полистал свою книжку и стал читать.

От белого света,

До тёплого взгляда,

Как будто бы вечность,

Тянула нам руки.

Слова без ответа,

Лишь только быть рядом,

Свечою зажечься,

Без боли, без муки.

От первого жеста,

До томного вздоха

Мелодия спела

Балладу простую.

Нам в прошлом нет места,

И это неплохо.

Зима не успела,

А мы не тоскуем.

От первых признаний,

До радостной встречи,

Часы не сдаются,

Но так было надо.

Когда много знаний,

То путь бесконечен.

Слова всё ж найдутся,

Была бы ты рада.

— Ну как, понравилось? — спросил я после нескольких секунд тишины.

— Понравилось, — глаза Апельсинки за это время, что я читал, изменились. В них проснулось живое женское любопытство. Теперь для неё я стал не просто напарником, а ещё и собеседником. Как минимум.

Однако обрушивать на неё сразу всё своё творчество я не стал. У меня и желания не было её покорить, скорее захотелось похвастаться. Впрочем, общаться с красивой женщиной всегда приятно, и я ничего не имел против того, чтобы познакомиться с Апельсинкой поближе. Кстати, и Апельсинкой я её ещё не называл. По крайней мере вслух.

День тянулся не спеша, и возможностей поговорить было много, но мне хотелось отвлекать Апельсинку от чтения. Читала они много, и читала хорошую литературу. За всё время нашего общения я ни разу не видел у неё книгу в мягком переплёте. Она часто ездила в Дом книги, и покупала книги именно там. У неё был хороший вкус.

Каждый час мы по очереди ходили на обход, чтобы прогуляться. Иногда нас баловал своими посещениями Валерий Иванович. Оказалось, что у этого видного мужчины страсть к трём вещам. Он любил баню, женщин, и кошек. В моём понимании женщины и кошки, — это было одно и то же. Он лукаво улыбнулся в усы этому моему сравнению, но дискутировать не стал. Он ходил регулярно в магазин Пятёрочка, что находился рядом с транспортной проходной, и покупал там кошачьи консервы. На территории завода, в автомастерской жила беременная кошка. Это было испуганное существо, с большими огненными глазами. Котов на заводе не водилось, но если их никто не видел, это вовсе не значит, что они не заходили в гости с соседнего предприятия. Так или иначе, но скоро кошке надо было рожать, и у котят была незавидная судьба. Никто брать по домам их не будет, а где жить, непонятно. Одну кошку терпели, а вот целый выводок? Хотя голодная смерть им не грозила.

Жил на транспортной проходной бездомный пёс Шарик. Сколько ему было лет, и откуда он взялся, никто не знал. Он мог исчезнуть на несколько дней, но всегда возвращался. У него была своя миска, которая стояла недалеко от проходной двери, и добрые работницы предприятия каждое утро оставляли на проходной пакет с костями, или колбасными обрезками. Столько Шарик съесть не мог, он же был не слоном, в конце концов. И остатки его обедов, завтраков, и ужинов доставались остальным обитателям завода, в основном воронам.

Валерий Иванович лично показал мне, где живёт кошка в мастерской, и попросил наливать ей воды. После чего вышел на улицу, и позвал обычным кис–кис-кис других кошек, живущих неподалёку. Одна спустилась с крыши, другая выползла откуда-то из подвала. Все они как-то поделили территорию проживания, и есть из одной миски категорически отказывались.

— Жалко их, — говорил Валерий Иванович, вываливая консервы на металлическую плиту, — ничего не смогу с собой поделать.

Кошки ели торопливо, словно кто-нибудь может у них отобрать еду.

— Вы уж тут как-нибудь с ними поаккуратнее, — попросил Валерий Иванович, и ушёл к себе в кабинет. А я постоял рядом какое-то время, дождался того, что кошки доедят, и после этого вернулся к Апельсинке. Она вышла из здания проходной на улицу, и прохаживалась взад-вперёд, сладко потягиваясь.

— Всех покормили? — заботливо спросила она, когда подошёл поближе.

— Ага, теперь нам надо каждую свою смену смотреть за ними, чтобы всегда у них была еда, и вода.

— Вот ты этим и займёшься, — глаза у Апельсинки смеялись, — тебе Валерий Иванович поручил, так что выполняй.

— Почему это только я, — вступил я в спор не ради того, чтобы Апельсинку убедить, а ради самого разговора, — тебе разве их не жалко.

— Жалко, но я не могу взять их к себе. У меня и так живёт кошка Тигра, и и пёс Грин.

— Вот как! Так вы втроём живёте?

— Неа, вчетвером.

— А кто ещё с вами?

— Мой бывший, — взгляд Апельсинки был прямой, и открытый.

Мне конечно, очень захотелось расспросить её о бывшем, но сейчас, пожалуй, рано было это делать. Апельсинка пошла на обход, а я вернулся на своё рабочее место, пытаясь написать что-нибудь. Но понял, что все мысли начинают крутиться вокруг моей напарницы. Чем-то она меня зацепила. Чуть позже, я понял чем именно, — мне с ней было интересно.

Остаток смены прошёл как-то незаметно, что для дежурства в выходные дни нормальное явление. Если возле главной проходной работает магазин, и всё время есть какое-то движение, то на транспортной проходной тишина стоит, как на кладбище. В этом есть свои плюсы и минусы. Впрочем, я в любой ситуации всегда ищу положительные моменты.

Первым по графику на транспортной проходной должен идти спать мужчина, но и Апельсинка, и Надя всегда шли спать первыми, оставляя мне шанс выспаться. Мне досидеть до трёх часов ночи проще, чем в три проснуться. Опять же, было время для творчества. Мне ведь, чтобы творить, достаточно ручки и бумаги. Вдохновение всегда было моей постоянной спутницей, да и сейчас оно со мной.

Сменили нас, как и положено, после половины восьмого утра. Передав следующей смене журнал, и подробные инструкции, мы пошли на главную проходную переодеваться. По дороге я спросил Апельсинку, где она живёт.

— Недалеко от Зоопарка, а что, хочешь проводить? — лукаво улыбнулась одна.

— Сейчас нет, — ответил я честно, — я просто спросил.

— А ты где живёшь? — мне показалось, что Апельсинка спросила меня не только из вежливости.

— На юго-западе, от метро Проспект Ветеранов ещё восемь остановок, а что, можешь подвести?

— Ага, сейчас! Я домой, в душ, и спать! — как отрезала, произнесла Апельминка, и, войдя в коридор соединяющий выход во внутренний дворик с главной проходной, она зашла в комнату, где переодевались женщины. Переоделась она довольно быстро, и, помахав всем остальным рукой, выскочила на улицу. Там она подошла к «двойке» выпуска начала семидесятых годов, села за руль, и уехала. Мне это показалось забавным. Дело в том, что у моего дяди была «копейка» 1971 года выпуска. Она до сих пор жива, хотя время её не пощадило. Нам она досталась по наследству, после смерти дяди. Я не люблю сидеть за рулём, хотя вожу машину неплохо. А вот Апельсинка, судя, по всему, любила поездки в качестве водителя. У нас было много времени впереди, и я не сомневался, что ещё спрошу Апельсинку об этом.

Домой после смены мы ехали на метро вместе с Никитиным. Он выходил на Балтийском вокзале. По дороге он рассказывал о своей прежней работе, и о том, где он работает ещё. Я его слушал не внимательно, мне это было не интересно, а ему просто хотелось похвастаться своим послужным списком. Я — то относился к себе, как к охраннику, с глубоким чувством иронии, а для него это было всё. Вся жизнь в охране. Что делать? Такие люди нужны государству.

Через три дня мы снова встретились с Апельсинкой, но уже на главном посту. День был будний, и приходилось много стоять, и постоянно кого-то пропускать через проходную магнитным пропуском. Самое трудное для меня было отключить мозг, и сдать себя в аренду. Словно это не я стою на проходной, а кто-то другой. В кармане куртки у меня лежала записная книжка, где я писал стихи. Но воспользоваться ей днём на главной проходной было невозможно. Только после восьми вечера, когда закрывался магазин, и сразу же закрывались главные двери на ключ. Вот тут можно было расслабиться немного, и позволить себе творить, стараясь не попадаться старшему на глаза. Хотя, Валерий Иванович вряд ли бы мне высказал что-нибудь грозное. Он вообще не поднимал голос. Никогда.

Апельсинка первым дело побежала в магазин. Ей что-то захотелось съесть вкусненькое. По графику у неё был обход, но потому, как она деловито сказала, что идёт за продуктами старшему, я понял, что это не запрещается. С другой стороны, Валерий Иванович, и сам ходил за кормом для кошек, так что всё выглядело логично. Я попросил Апельсинку купить мне минеральной воды. Она тут же попросила выдать ей денег. Деньги я ей дал, и она ушла. Мне надо было сидеть два часа на главном посту и, чтобы не заскучать, я попробовал что-нибудь написать. Но ничего в голову не лезло. Просидев с открытым блокнотом полчаса, я отложил эту затею. Встал со своего места, и походил взад-вперёд по вестибюлю. Тут вернулась Апельсинка, и сказала, что воды минеральной без газа нет, и вернула мне деньги.

— А что ты не купила что-нибудь другого? — спросил я.

— Откуда я знаю, что ты выбрал бы ещё? — просто ответила Апельсинка.

— Вот если бы ты знала номер моего телефона, ты позвонила бы? — попытался я выяснить ситуацию до конца.

— Конечно. Какой у тебя номер? — Апельсинка вынула из сумки мобильный телефон, и приготовилась набирать цифры.

Я продиктовал. Апельсинка нажала вызов, и через пару секунд у меня в кармане раздался звонок. Я вынул телефон из кармана и увидел незнакомый мне номер.

— Этой мой, — подтвердила Апельсинка, когда я показал его ей.

— Ты что сейчас собираешься делать? — вопрос был глупым, потому как наши планы были чётко расписаны в графике.

— Пойду поем пред сном, — ответила Апельсинка, — ты хочешь что-то предложить?

— Да, ты можешь сказать первую строчку стихотворения?

— Зачем?

— Ну, вот мне никак не приходит в голову, с чего бы начать стихотворение, а ты можешь помочь.

— И ты, что, пока я буду спать, напишешь?

— Конечно, я быстро пишу.

Апельсинка задумалась на несколько секунд, а потом сказала: — Вот тебе фраза, — Любовь приходит и уходит.

— Хорошо, — я тут же записал её в свою книжку, — как проснёшься, я дам тебе её прочитать.

— Не думаю, что у меня будет такое желание, — сказала Апельсинка, — я пошла есть.

Наступило девять часов, моё время для сна. Я проследовал в комнату для отдыха, и почти тут же заснул. Через два с половиной часа меня сменила Апельсинка, а я, совершенно не выспавшийся, вышел на ночное дежурство.

Сочинять стихи сразу не было никакого желания. Я спал, сидя на стуле. Валерий Иванович мне тонко намекнул, что не стоит этого больше делать. И я большим удовольствием вышел на обход.

На улице было прохладно. Меня это освежило, и я с удовольствием размял ноги. Походив по маршруту, я дошёл до того места, где можно было присесть под светом ночного фонаря, достал записную книжку, и стал писать. Когда не думаешь о том, что будешь делать и как делать, слова приходят намного быстрее. До конца я сразу не дописал, но был уверен, что вернувшись на пост, когда Валерий Иванович сам уйдёт отдыхать, я спокойно допишу стихотворение. Так и произошло. Приставать к Апельсинке с просьбой его прочитать я не стал. Она не выспалась ещё больше, чем я. Ничего страшного, начитается ещё.

До того, как мы с Апельсинкой снова дежурили на одном посту, прошло не одно дежурство. Мы встречались утром на построении, мы могли перекинуться несколькими словами, когда я в качестве патрульного подменял напарника Апельсинки, но чтобы просто посидеть и поболтать свободного времени у нас не было. И вот, когда оно наступило, и мы могли спокойно сесть рядом и поговорить, я достал свою записную книжку.

— Ну что, готова слушать? — задал я ей вопрос.

— Что-то новое написал? — Апельсинка отложила в сторону свою книгу, которую читала.

— Ну как же! Я просил тебя сказать первую строчку, и вот написал стихотворение.

— Слушай, я уже и забыла.

— И даже не помнишь, какую строчку мне предложила обыграть?

— Напомни.

— Любовь приходит и уходит.

— А, точно! Ну прочитай, что у тебя получилось.

Я придвинулся к Апельсинке поближе, и стал с выражением читать. У меня не самый красивый почерк, и это ещё мягко сказано. Так что иногда и сам не понимаю, что написал.

Любовь приходит и уходит,

На сердце камнем ляжет снег.

И силы вроде на исходе,

А жизнь становится как бег.

Сказать — Всё, стоп! Остановиться,

И посмотрев потом назад,

Искать свои родные лица,

Кому всё можно рассказать.

Кому открыть не только душу,

А всё, что связано с тобой.

Когда есть кто умеет слушать,

Тревоге будет дан отбой.

И, оглядев глаза, кто рядом,

В минуты скорби и тоски,

Пойми, друзей других не надо,

Когда они с тобой близки.

Они предать тебя не смогут,

И не оставят одного,

Подскажут верную дорогу,

Чтоб не встречать на ней врагов.

Любовь приходит и уходит,

Ей верность тяжело хранить.

Козырных карт полно в колоде,

Но только дружбу не купить.

— Ну, как, понравилось? — спросил я после небольшой паузы, которую я выдержал после того, как закончил читать.

— Я немного удивлена, — произнесла, немного подумав Апельсинка, — обычно после фразы любовь приходит и уходит, добавляют, — а кушать хочется всегда.

— А вот мне это в голову вообще не приходило, — ответил я рассеянно, потому, что удивился такому её ответу. Но про себя решил, что ей, скорее всего, понравилось. Но больше в тот вечер к ней со стихами не приставал.

А они писались сами собой, не спрашивая у меня на это разрешения. В те вечера, когда у меня было патрулирование по графику, я обязательно писал по два — три стихотворения. И как-то незаметно Апельсинка стала занимать в моих мыслях всё больше места. Я не называл её по имени, я редко кому посвящаю стихи, но то, что в стихах я стал обращаться к ней, это факт. Хотя назвать её своей музой я не могу. Музы всегда вокруг меня витают, я позволяю им это делать без ущерба для собственного здоровья. Кроме того, помимо нашего общения с Апельсинкой, на работе со мной случались и другие интересные происшествия. Но обо всём по порядку.

Глава 4

Подвиги местного значения

И Валерий Иванович, и Сергей на каждом построении напоминали нам о том, что по ночам на территорию завода могут проникнуть проверяющие. Это молодые, здоровые, спортивные парни, специально нанятые охранным предприятием для того, чтобы проверять работу охранников в полевых условиях. Перелезть через забор с колючей проволокой для них — раз плюнуть. Поэтому по ночам необходимо быть особенно бдительными. Меня всё время подмывало их спросить: — А что, кроме проверяющих, никто не может к нам проникнуть? Но подумав, решил, что спрашивать не стоит. Мне-то какая разница, кто там через забор полезет? С другой стороны, вынести таким способом фарфоровое изделие достаточно сложно. Его и разбить можно, и повредить. Вряд ли кто-нибудь из сотрудников будет ночью таким образом сервиз похищать. Вот вывезти на машине, заранее припрятав, — другое дело.

И надо же такому случиться, что накануне выхода нашей смены, такой проверяющий проник на территорию, и в течение двух часов его не могли обнаружить. Маршрут движения патрульных проложен так, что они обходят все закоулки завода, и не видеть человека они не могли. Если, конечно, они реально ходили, во-первых, а во-вторых, если он от них не прятался. Ночи тёмные, мест, где можно укрыться, достаточно. Как там было на самом деле, никто из нас не знает, однако есть документ, а именно составленный проверяющим акт о том, что в течение двух часов, с 2.00 до 4.00, он находился на территории завода и никто из охранников его не обнаружил.

— Это очень серьёзное ннарушение, — говорил Сергей, прохаживаясь перед нами рано утром, — вся сменна будет оштрафованна. Если ввы не хотите таких же последствий, то отнеситесь с свои обязаннностям очень серьёзнно.

А вечером, когда всё начальство уехало после трудового дня по домам, в приватной беседе Валерий Иванович рассказал, как проходят проверки на других предприятиях.

— Вот например, на «Ливизе», что на Пулковском шоссе, так там специально ящик водки спрятали в машине. И на транспортной проходной её не нашли. Водитель ничего не знал, его не посвящали. Всё, как положено. Документы, машина опломбирована. Осматривали её сквозь пальцы, если вообще смотрели. И вот так ящик водки выехал за территорию. В результате уволили всю смену. Не только тех, кто виноват конкретно, а кто стоял на других постах тоже. Так что такие проверки, — это не шутки.

Говорить, что я стал относиться к своей работе более ответственно после такой информации, я не буду. Как был равнодушен к должности охранника, так и остался. Как писал стихи под фонарями, так и продолжил писать. Но по сторонам смотрел. Интересно же поиграть в шпионов. Вдруг я замечу кого-нибудь, кто через забор перелез, что тогда делать? Нет, конечно, по инструкции, я обязан немедленно доложить старшему смены о происшествии. А может быть, двинуть непрошенного посетителя чем-нибудь по голове? Чтобы отбить охоту лазать по ночам, а? Вряд ли бы я так поступил, но буйная фантазия рисовала у меня и такие картины.

Через месяц Валерий Иванович не вышел в нашу смену. Он поменялся со старшим первой смены, которого мы постоянно меняли. Если Валерий Иванович в прошлом майор милиции, и выправка у него чувствуется, то этот господин напоминал инженера-строителя. Ходил постоянно с дипломатом, носил дворянские усы, и говорил как-то неуверенно, не доводя фразу до логического конца. Собственно говоря, я не был удивлён, что в его смене не досмотрели за провокатором. Жёсткости ему явно не хватало.

Я в тот день работал на главной проходной, а Апельсинка на транспортной вместе с Александром Макаровичем. Со мной была Надя. Никитин прогуливался патрульным, подмигивая своим хитрым краморовским глазом. День выдался суетный. На заводе велись ремонтные работы, и количество временных и разовых пропусков выросло в разы. Поскольку все рабочие были из Средней Азии, то было ощущение, что Золотая Орда возвращается. Все они были на одно лицо и проверить паспорт на подлинность физиономии было не так-то просто. Количество записей в журнал посещений зашкалило. Надю это раздражало, потому что писать приходилось ей, а лица сверять и пропускать внутрь мне. Старший смены вышел из своего убежища и находился рядом, на случай непредвиденной ситуации, но всё обошлось. Никитин специально убежал подальше, чтобы не участвовать в этой кутерьме, и появился только чтобы поменять нас на обед. Уходили временные рабочие по одному и нам было намного проще определить, кто есть кто. Остаток рабочего дня прошёл довольно спокойно.

Мне выпало время первого сна. Ровно без пяти минут девять я отправился в комнату отдыха. Там я вынул из глаз контактные линзы, снял униформу, и сразу же уснул. Усталость накопилось в достаточном количестве, чтобы подарить мне крепкий сон. Мне даже ничего не снилось.

За полчаса до полуночи Надя меня разбудила. Я быстро оделся, вставил линзы, в глаза, и пошёл умываться. Старший первой смены ждал меня на первом посту.

— Я вас прошу быть очень внимательным, Андрей, — сказал он, словно извиняясь передо мной, — возможны очередные провокации. Так что вы не спите, а смотрите в оба?

— Когда это я спал на посту? — спросил я у него. Ответ был мне хорошо известен. Я заснул однажды, когда была моя очередь ходить в патруль, и соответственно, я ложился спать последним. Тогда в кабинете 303, в пять утра я заснул сидя. И меня разбудил только что проснувшийся Валерий Иванович. Но старший первой смены мог этого и не знать.

— Вот и хорошо, что не спите. Я на вас рассчитываю, Андрей, — в голосе старшего не было такой уверенности, — второй оплошности нам не простят.

Он повернулся ко мне спиной и ушёл походкой не уверенного в себе человека. Я понимал его состояние, но не мог представить его на своём месте. У меня было два часа времени, чтобы что-нибудь написать. Я достал блокнот, положил его на столик, и задумался. В голову не приходила ни одна умная фраза. Да пусть хоть глупая, но всё равно не приходила! Помучившись, но ничего так и не написав, я спрятал ручку в карман, и встал с места, чтобы походить по вестибюлю. Размяв ноги, я подошёл к выходу. Выход на улицу проходил через тамбур, который открывался автоматическими дверями, когда посетитель подходил к ним вплотную. Так произошло и на этот раз. Я вошёл внутрь тамбура. Там было довольно прохладно, и голове стало намного легче. Я вообще холод переношу намного проще жары. И зиму люблю намного больше лета.

Постояв так какое-то время, я прошёл на своё рабочее место. Блокнот лежал там же, открытым белым листом сверху. В этот момент мне почему-то вспомнилась моя знакомая, которая помогла мне устроиться сюда на работу. Последняя наша встреча закончилась её звонком, на который я не ответил. И вот тут мне пришли в голову строчки, которые ставили точку в наших недолгих отношениях. По крайней мере, так тогда казалось мне. Я вытащил из кармана ручку, и стал быстро писать. Двенадцать строчек появились буквально за десять минут, и без исправлений.

Плачет небо сегодня уставшее,

Тёплый дождь как весны откровения.

Мы с тобою теперь стали павшими,

Воевав за любовь без сомнения.

Водопад горьких слёз очищением,

Моет город от грязи и праздности.

Боевым, но не нужным крещением,

Мы любовь опустили до разности.

Солнце скрылось за серыми тучами,

Но его увидать дело времени.

Что с тобой в результате получим мы?

Пустоту и амбиций немерено.

Ну вот, дежурство уже прошло не зря. Я спрятал ручку в карман куртки, закрыл блокнот, и посмотрел на часы, висевшие на стене. Была половина первого ночи. Сам я с тех пор, как у меня появился мобильный телефон, перестал носить наручные часы. В них уже не было никакой необходимости.

Настало время ещё раз размять ноги. Я прошёлся по вестибюлю несколько раз туда и обратно, и снова зашёл в тамбур. Двери послушно разъехались в разные стороны и меня всего накрыла волна свежего холодного воздуха. Я глубоко вздохнул полной грудью и тут же замер. Справа от меня, в тени, возле закрытых ворот на парковку, стоял человек и совершал какие-то манипуляции с мобильным телефоном.

Возможно, что это был не телефон, но этот предмет помещался на руке и он светился. В этом месте на улице росло несколько елей, и угол этот не освещался уличными фонарями. Более того, видеть, находится тут кто-нибудь или нет, из вестибюля невозможно из-за конструкции здания. Только из тамбура, и то не всё. Человек не мог меня видеть, потому что в вестибюле было темновато, а тамбур не освещался вообще. Да он в мою сторону и не смотрел. Он то ли писал сообщение, то ли наговаривал на диктофон, — мне было этого не понять. Звать старшего тоже пока не было смысла. В этот угол иногда приходили выпившие пива помочиться. Но что-то мне подсказывало, что этот человек пришёл сюда не за этим. Наконец, он выключил светящуюся штуковину, положил её во внутренний карман куртки и полез на дерево. Он ловко пробрался по веткам на высоты бетонного забора парковки, прошёл по нему, стараясь не задевать колючую проволоку, которая тянется по всему периметру, добрался до ворот, и спустился по ним на территорию завода. Я понял, что это проверяющий.

Рацию я всегда носил в нагрудном кармане, чтобы она была всегда под рукой. Я быстро извлёк её, и включив на передачу, вызвал старшего: — Первый пятому! Срочно подойдите на первый пост!

Рации у всех охранников настроены на одну волну, поэтому моё сообщение слышали все. Однако отвечать на него мог только тот, к кому оно обращено. Первый пятому не ответил, он просто вышел из своей комнаты и быстрым шагом приблизился ко мне.

— Что случилось? — спросил он, вскидывая брови.

— Человек перелез через забор на парковку, — ответил я спокойным будничным тоном.

— Да ты что! Где он? — в старшем мгновенно вспыхнул охотничий интерес, и в его глазах вспыхнули огни.

— Да вот он, — я провёл старшего в тамбур, и показал пальцем на проверяющего, притаившегося за будкой, в которой днём находится охранник парковки. Но старший не мог его разглядеть. Я просто уже знал, что проверяющий стоит там и видел его в тени, а вот старший после яркого света никак не мог привыкнуть видеть плохо освещённое пространство.

— Да где он, я его не вижу!

— Он слева от будки, стоит в тени фонаря.

— Мне ничего не видно отсюда.

— Встаньте на моё место, отсюда лучше видно, — я отошёл в сторону, а старший встал левее того места, где только что стоял. В этот момент проверяющий тоже сделал шаг в сторону, и оказался в полосе света.

— И точно! — закричал старший, и тут же передал по рации, — внимание всем постам, тревога! Посторонний человек на территории! Патрульный, за мной к воротам парковки!

Последние слова он уже произнёс на бегу, из коридора, ведущего во внутренний дворик завода. Через несколько секунд из раздевалки, которая была для охранников и столовой, выскочил заспанный Никитин.

— Андрюха, что случилось? — его лицо в этот момент как никогда напоминало Краморова из фильма про Неуловымых мстителей, и я бы ничуть не удивился, если бы Никитин закричал: — Нечистая, нечистая!!

— Человек перелез через ворота парковки, старший позвал тебя бежать за ним, и как подтверждение моих слов, по рации мы услышали сообщение, — Шестой, первому, вы где?

— Я бегу за вами! — Никитин, переваливаясь с ноги на ногу, как медвежонок, побежал той же дорогой.

Я остался на месте. Честно говоря, меня эта ситуация сильно забавляла. Вроде взрослые люди, и такой фигнёй занимаются. Те же ролевые игры, только без женщин. Играют в настоящих мужчин, вместо того, чтобы настоящим делом заниматься. Однако это всего лишь моё частное мнение, а оно может быть ошибочным.

— Внимание всем постам! Отбой тревоги! — голос старшего даже через рацию не смог скрыть радость.

Первым пришёл Никитин. Проходя мимо меня в раздевалку, он мне подмигнул хитрым довольным взглядом. За ним проследовали старший и проверяющий. Как я догадался, они сели писать акт проверки работы охранной службы. Когда акт был написан, старший проводил проверяющего к выходу. Я открыл дверь, поверяющий прошёл мимо меня, словно не заметил моего присутствия. В руке он держал бумажный лист, весь исписанный мелким почерком. Зато старший смены сиял от удовольствия. Как только я закрыл за проверяющим дверь, и запер её на ключ, старший повернулся ко мне, и долго тряс меня за руку.

— Парень, ты даже представить себе не можешь, от чего ты нас отмазал! — он был готов меня расцеловать, так что я невольно попятился назад, — я сейчас напишу о событии в журнал, пока всё помню, а потом вернусь к тебе.