Бесплатный фрагмент - Врата скорби — 5

А. Афанасьев
Врата скорби-5

Часть 5. ПОВЕЛИТЕЛИ ОГНЯ

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня…

Николай Гумилев

Наступление

Территория Племенной федерации. Порт — Аден. 20 сентября 1949 года

Нация…

Мало кто задумывался по-настоящему о смысле и значении этого простого, и в то же время непростого слова — нация. Слова, родственного и перекликающегося с такими словами как Родина, народ. О силе этих слов может говорить хотя бы то, что предложи человеку умереть за деньги — он откажется: к чему деньги мертвому человеку. А вот расскажи ему про нацию, да правильно расскажи, как в Тэвистоке учат — и он умрет за эти слова. Нация. Родина. Народ.

Нацию нельзя создать указом сверху, нельзя принять решение о создании нации — нация создается только снизу. В горниле ежедневного общения, помощи, совместной обороны от врагов — выковывается чувство принадлежности к общему, к единому целому. Понимание того, что у них, в общем-то, мало различий и гораздо больше общего, и лучше жить вместе, чем раздельно, и подчиняться единой власти (хотя бы потому, что каждому содержать свою систему власти накладно) — и рождает нацию.

Считается, что нацию можно создать и искусственно, назначить, так сказать, но это не так. Сторонники такой точки зрения обычно ссылаются на Декларацию независимости САСШ. Даже считают ее величайшим политическим документом современности, что на деле полная чушь. На самом деле декларация эта — не более чем установление власти и констатация установления власти на какой то территории. Пролог к Конституции САСШ — тоже документу путанному и неоднозначному. Американский народ — создавался почти сто лет. Его сплачивали Гражданская война и войны с мексиканцами, освоение сдуру проданной нами Аляски и Дикого Запада. Американский народ родился не в Филадельфии, он родился в Аламо и Геттисберге, а отнюдь не в Филадельфии. Он рождался и на Диком Западе, в стычках скотоводов и конокрадов, ганфайтеров и шерифов — дикий, независимый, гордый и полный жизни народ. Так что Декларация независимости — не более чем бумага, давшая старт процессу, намного более значительному, чем она сама.

Нации необходима государственность, но высшей формой государственности является Империя — государственность, объединяющая разные, иногда принципиально разные народы в единое целое. В отличие от нации — Империю собирают в единое целое не усилиями народа, но усилиями отдельных, выдающихся по историческим меркам личностей, способных либо объединить народы в единое целое силой, либо предложить им такой проект мироустройства, который захватит их воображение, но который нельзя реализовать поодиночке. Чаще всего — одно соседствует с другим, вдобавок — народы объединяются в Империю при наличии серьезной внешней угрозы, с которой ничего не могут поделать в одиночку. Но длительное по историческим меркам существование Империи — не обеспечить силой, нужно согласие и нужны общие интересы. Можно построить трон из штыков, но вот сидеть на нем вряд ли получится…

Империи объединяют в единое целое сила и согласие — но вот природа этого согласия бывает очень разной. Например, Россия и Британия — имперские государства, но суть их имперскости принципиально разная.

Британцы — малочисленный, проживающий на островах народ, народ торговый, морской — и вряд ли они смогли бы построить империю другую, нежели ту, которую они построили. Британцы строят империю далеко не для всех. Когда они приходят на какие-то земли и видят там беспредел — они не пытаются бороться с ним, они действуют на уровне верхушки, правителей этого государства. Первое отличие Британии от России — британцы всегда оставляют изначально ту систему власти, какая была. Потом, годами, а то и десятилетиями позже — они могут ее поменять, хитростью ли, силой ли, политическими убийствами ли — но пока они оставляют все как есть. Их не интересует народ: если правящий класс издевается над народом, то так тому и быть. Они начинают работать только с правящим классом. Что они ему предлагают? Первым делом собственную охрану — такие государства, как правило, страдают от дворцовых переворотов и заговоров, потому, британский гарнизон в столице, британская полиция и спецслужбы — неплохое приобретение для любого правителя, который хочет умереть в своей постели в старости. Затем — они предлагают правителю европейские предметы быта и роскоши, которых здесь отродясь не видывали. Например, автомобили — индийские магараджи до сих пор являются вернейшими и главными заказчиками фирмы Роллс-Ройс, автомобили которых даже для состоятельных англичан слишком дороги. Дальше — англичане предлагают научить детей правителя и детей ближайших чиновников английскому языку и манерам, а то и послать в Сандхерст или в Итон. Оттуда они возвращаются, часто позабыв язык, традиции своего народа, а то и пристрастившись к милым британским привычкам половых извращений. Так — британцы создают элиту, оторванную от народа и приближенную к себе, на сам народ им плевать. Зарабатывают они на том, что сбывают в свои колонии втридорога собственные товары, не лучшего надо сказать качества. А так же добывают полезные ископаемые концессионным способом. На народ, еще раз повторюсь — им плевать, они говорят, что они против рабства, но на самом деле они посадили в экономическую кабалу многие народы, причем они предпочитают, чтобы надсмотрщиками были местные. А не англичане. Тогда — англичанам достается привычная и комфортная для них роль строгих и беспристрастных судей, чему они очень рады. Есть даже такая книга о Великобритании — «Искусство быть правым», если читать ее вдумчиво, то можно многое понять. Россия, впрочем, всегда жила по своим законам и посылала британских судей и арбитров по известному адресу — чем снискала на Туманном Альбионе неукротимую и непреходящую ненависть.

Россия строилась на принципиально ином фундаменте.

Россия — изначально строилась как Империя вынужденно, как способ спастись от разрушительных набегов со стороны степи. Изначально — это был военный союз племен, и всегда военная составляющая в общих делах была непропорционально велика: без войны либо угрозы войны Россия быстро теряла связность и начинала распадаться. В то же время — наступающих врагов встречал монолит. История России — это история войн, ни одна империя мира не воевала так долго и так жестоко, как Россия. Русские формировались не как народ торговцев — а как народ пахарей и солдат. По отношению к своей земле — они испытывали сильнейшее, почти звериное чувство собственности и не признавали никаких попыток ее отнять. Даже когда бывала разгромлена власть, когда в Москве сидели, сменяя друг друга самозванцы — это было бы гибелью для любого государства, но не для России. Россия в таком случае пересобиралась снизу, Россия как государство было не искусственным объединением, а насущной потребностью живущих на этой земле людей. Вот почему — погибшее во время Смуты русское государство было пересобрано и воссоздано снизу — а Речь Посполитую, пытавшуюся «цивилизовать» Россию, ждала скорая и страшная гибель. Исходя из этого — и в девятнадцатом веке, когда Россия проявила себя как Империя и начала колониальную политику — ее политика по включению новых территорий в свой состав была принципиально другой.

В отличие от Великобритании, в отличие от перенаселенной Европы — России всегда нужна была не только земля, но и люди, населяющие ее. В истории России — никогда не было чудовищных истребительных войн, когда людей вырезали целыми городами — в Европе таких примеров полно. Да, была Смута — но люди тогда гибли в основном от голода, эпидемий и действий иностранных войск — а не от руки соплеменников.

Именно поэтому, для России важно было, чтобы те земли, куда она приходит — по-настоящему стали частью России, не на бумаге, а по-настоящему, и чтобы живущие там люди — воспринимали правила жизни в России как свои. Часто это приводило к трагедиям — например, при подавлении Кавказа. Сорокалетняя кавказская война — но можно ли ее ставить в укор России, если с Кавказа совершались разбойные набеги на Россию, если шедшее в Персию войско Петра Первого подверглось неспровоцированному нападению горцев, если с черноморского побережья Кавказа отправляли в дальние страны рабов, если аварские ханы питались… человеческим мясом. Россия такого терпеть просто не могла. На тех же британских территориях — даже и в двадцатом веке и человечинкой втихаря питались, и женщин сжигали на кострах, и гадили прямо посреди улицы — и британцев это не беспокоило, пока это не затрагивало их интересы. А Россия не могла такого терпеть, русские требовали от любого народа соблюдения тех требований, которые соблюдали они сами. На Кавказе — те же британцы (а военных советников у Имама Шамиля и других «полевых командиров» было немало) наверное, смирились бы и с людоедством и с рабством… до поры. Россия ни с чем не мирилась.

Русские принципиально по иному относились и к покоренным народам и к покоренным элитам. Покоренные элиты (а чаще всего, не покоренные, а добровольно вошедшие в состав России ввиду смертельной военной угрозы) принимались на равных правах в общую, имперскую элиту — и это коренным образом отличалось от британской политики в этом вопросе. В Британской Индийской армии британец начинал службу со звания майора, а у индийца потолком было звание капитана. В русской армии сын Имама Шамиля, злейшего мятежника против Империи дослужился до звания полковника кавалерии, возглавлял кавказскую кавалерийскую роту Собственного, Его Императорского Величества Конвоя. И это при том, что его родной брат был маршалом турецкой армии, высшим военачальником злейшего врага России! Придя на какие-то земли — русские первым делом тянули туда железную дорогу и начинали торговать, принимая местных людей как равных. Шахиншахи Персии с гордостью носили воинские звания русской армии. Такая ассимиляция поначалу была более болезненной — поскольку часто требовала отказаться от собственных традиций — но со временем она как раз и создавала тот самый монолит, о который разбилась не одна великая армия.

В отличие от Британии — Россия всегда была объединителем, а не разъединителем народов. Пестовала общее, иногда даже искусственно, заставляла забывать о различиях — порой даже силой. Та же Грузия, благодатный христианский край Закавказья — еще двести лет назад единой общности не было, были разбросанные по этой территории народы и племена, которые воевали за скудные ресурсы, истребляя друг друга в этих стычках. Единый грузинский язык, грузинское офицерство, даже грузинское разночинство — во многом заслуга России. Точно так же на Кавказе — Россия всегда выступала объединителем, сплавляя племена и роды в единое целое, заставляя выбирать их общие делегации и общих депутатов, помогая создавать современную письменность и искусство. Точно так же и на Востоке — Россия соединяла племена в народности, а потом — и в народы. Это Великобритания — пестовала различия, и даже Индия представляла собой не единое целое — а скопище маленьких, полуфеодальных государств под британской короной.

Получив по Берлинскому мирному договору под вассалитет Юго-аравийскую племенную федерацию и все земли полуострова за исключением стратегически важного и уже освоенного британцами Омана — Россия столкнулась с типичной для британцев колониальной конструкцией. Порт — Аден и ближайшие к нему земли, отделенные от территории Полуострова высокими горными хребтами — были провозглашены землями Короны и находились под прямым британским управлением — так называемое Бомбейское президентство. Это кстати поразительное образование, оно включает в себя многомиллионный Бомбей на побережье Индостана и прилегающие к нему земли, расположенный дальше порт-Карачи с прилегающими землями и, до Берлинского мирного договора — расположенный в тысяче миль от них порт Аден с куском побережья. Эти земли были британскими факториями, там действовало британское право, и они в корне отличались от всей остальной территории страны. Дальше — была так называемая «Югоаравийская племенная федерация» — рыхлое полугосударственное образование из полутора десятков мелких, но гордых и воинственных княжеств. Князья — воевали и интриговали друг против друга, столица этого «конфедеративного государства» жила по совершенно другим законам — ею был Порт Аден, а в Лондоне страну представлял «Высокий комиссионер» — что-то вроде посла, которым был… ну, конечно же, британец, который зачастую знал представляемую им страну не более, чем обратную сторону Луны. Когда русские получили эту землю — до какого либо политического переустройства просто не было дела — в самой России были беспорядки, грозившие то ли военным переворотом, то ли разрушительной крестьянской Вандеей. Но теперь, на пороге новой Великой войны, которая, как ясно было уже, будет происходить здесь, в теплых морях — проблему разрозненности надо было решать, и решать ее надо было очень быстро. Россия не могла позволить, чтобы важнейший боевой пост, контролирующий вход в Суэцкий канал — располагался на почти неконтролируемой территории…

Тогда был рожден план по политическому переустройству этих земель и прекращению феодальной вольницы. Благо технически, связность страны уже можно было обеспечить.

Вот только русские кое в чем ошиблись. Нации, которую они чаяли увидеть — не было. Разделенные горными пропастями, через которые не перекинуть моста, горцы никогда не были единым народом. Долгие годы вражды — накопили огромный груз обид и претензий. А если еще учесть, что в горах сидели британские военные советники…

* * *

Россия сделала ставку, обычную для таких случаев ставку — ставку на сильного и предлагающее новое человека. И конечно же — на местного, ошибки колонизации Кавказа, когда назначали совершенно не знающего местную обстановку военного, дестабилизирующего весь регион и надолго просто в силу своего незнания — были осознаны, усвоены и исправлены. Политическим лидером, на которого ставила Россия — стал сын убитого предположительно группой британского спецназа 22SAS князя Самеда Аль-Хабейли Касим Аль-Хабейли. Молодой, воспитанный при дворце, но получивший солидное реальное образование, дополненное природной хваткой, сметливостью, при том и осознанием собственного долга перед Родиной и народом, ненавидящий британцев и все британское, недолюбливающий местную, особенно религиозную аристократию принц — был идеальным кандидатом на роль главы обновленной страны. Федеральный совет, до этого обладавший большой властью — предполагалось превратить в чисто совещательный орган, страну — превратить в унитарное государство, оставив правителей чисто номинальными фигурами. Не сразу, конечно, на это отводилось тридцать лет — но Россия умела играть «в долгую» не хуже англичан — взять хотя бы покорение Кавказа и Средней Азии. Если принц Касим — проявит себя плохо на своем новом троне в Адене — он больше ничего не получит и в будущем — возможно будет свергнут при равнодушии или даже участии России. Если же принц Касим проявит себя хорошо — в будущем планировалось создать единое государство юго-аравийских племен, с включением туда земель престола в Саане, а так же выгнать англичан из Договорного Омана и подчинить эти земли Аденской, а значит — и русской Короне. В отличие от англичан — русские предпочитали избавляться от феодальной раздробленности, создавая большие территориальные и государственные образования, подчиненные сильной власти — с одним человеком проще иметь дело, чем с пятьюдесятью. Принц Касим — еще в Константинополе — имел Высочайшую аудиенцию и действовал с согласия и повеления Августейшего имени, добывая себе власть на своей Родине. Нельзя конечно было сказать, что он и сам к ней не стремился, но может быть, не будь той аудиенции, он так и достался бы богатым и удачливым купцом, а контору свою переместил бы от греха подальше в более безопасную и оборотистую Басру. Но нет — он организовал контору в Адене и принялся бороться за власть. Деньги на начало дела и на политические нужды — поступали ему от Министерства внутренних дел Империи из черного (репетильного) фонда и от Министерства уделов. Когда не удавалось подкупить кого-то — начинали действовать убийцы.

Поскольку нигде, даже и в более благополучных государствах — никто не меняет просто так политический строй и не отказывается просто так от власти — следовало создать ситуацию, при которой это казалось бы наилучшим, или хотя бы лучшим из худших выходов. Единственным вариантом в таком случае — служила контролируемая дестабилизация обстановки.

Так, Министерство Внутренних дел, Разведотдел Генерального штаба, Собственная, Его Императорского Величества Канцелярия и кое-какие круги в партии эсеров начали создавать искусственную предреволюционную ситуацию. Делать это решили — не мудрствуя лукаво — подчеркивая и обостряя социальные противоречия в пику противоречиям национальным и религиозным. При этом — с самого начала в фундамент нового движения закладывались — как заряды взрывчатки при строительстве моста в приграничной зоне — полицейские агенты, чтобы при необходимости взорвать движение изнутри и облегчить его последующую ликвидацию.

Позже — к этому движению присоединилась и разведка ВВС. Ее собственный проект в этом крайне опасном регионе был хоть и оригинален — но по-византийски коварен и ложился в схему общего замысла…

Движение получило название Идарат — просто «организация» и начало активно действовать в горах, привлекая себе все новых и новых адептов. У них — были все необходимые составляющие успеха. Загадочный главарь, которого мало кто видел, но про которого знают, что он боролся за счастье народа не один десяток лет и кажется, даже был приговорен русистами к виселице, чудом избежав смерти. Послания, листовки, печатаемые неизвестно где и затрагивающие самые острые и болезненные вопросы существования в горах — произвол феодалов и землевладельцев, запрещенная шариатом, но тем не менее активно взимаемая плата за воду, безысходность и несправедливость. Книги — это уже для тех, кто присоединился. Книги, написанные, в том числе одним из величайших ораторов новейшего времени — Троцким! Агрессивная, тщательно продуманная за десятилетия политической борьбы идеология, умело измененная и подкрепленная ссылками на Коран и труды мусульманских богословов. Неизвестно откуда приходящее оружие. Деньги. Движение — за считанные годы распространилось как лесной пожар, перекинулось на Договорной Оман, на часть Йемена, стало прибежищем для недовольной и не видящей перспектив молодежи. Оно почти без боя — победило привнесенный сюда англичанами, довольно искусственный и беспомощный в теоретической борьбе ваххабизм. Слабость ваххабизма была том, что он содержал тщательно продуманную духовную доктрину — но при этом, в нем почти ничего не было из того, что касалось повседневной жизни и экономики. В этом — была ахиллесова пята радикального ислама по-британски. Нельзя было — вернуться на тысячу лет назад, это было просто невозможно. Люди каждый день сталкивались с несправедливостью, безысходностью, поборами, дороговизной — и их творили такие же мусульмане. Не русские, не неверные — а такие же мусульмане. Троцкизм — давал ответ на вопрос, что делать. Ваххабизм — нет.

Идарат — стал настолько опасен, что большинство местных правителей и большинство феодалов поняли: так дальше нельзя. Феодальная вольница — это хорошо, но только до того, пока ты не увидишь разъяренную толпу под окнами родового замка. Хорошо бы — помимо своих ненадежных дружин — иметь настоящую армию, присылаемую из Адена для подавления беспорядков. Иметь сильного суверена, который не допустит падения твоей власти, просто потому что падение твоей власти — будет означать умаление авторитета его собственной власти. Короче говоря — правители и феодалы подумали именно то, на что рассчитывали в Санкт-Петербурге — и слова Касима Аль-Хабейли о необходимости единого государства с сильной центральной властью — упали на благодатную почву.

Сильнее всего — сопротивлялся этому Абу в Шук-Абдалле, вотчине рода Аль-Хабейли, самым наглым образом узурпировавший власть в Шук Абдалле и сделавшего самого Касима Аль-Хабейли изгнанником. Абу, сам довольно умный человек и опытный манипулятор хорошо понимал: Касим Аль-Хабейли не простит ему ни узурпации власти, ни убийства отца. Даже если перед этим — прилюдно поклянется в том, что оставил обиды в прошлом. Сам Абу вел сложную политическую игру и с членами Федерального совета в Адене, и с Идаратом. Ячейка Идарата — существовала в Шук Абдалле почти что легально, а устроенный англичанами ее разгром — привел Абу в бешенство, поскольку он терял возможность найти общий язык с Идаратом и приобретал врага. Поэтому — втайне он сделался враждебным англичанам и отправил сэра Роберта Брюса в горы, на переговоры с племенами — имея серьезные основания полагать, что во время переговоров он будет убит. Чтобы иметь такие основания, он тайно снесся со структурами ваххабитского Таухид и джихад в приграничье и сообщил, где и когда будут англичане для того, чтобы спровоцировать стрельбу на совете и убить сэра Роберта. То, что сэр Роберт, ничего не поняв, сам вызвался урегулировать ситуацию с племенами — облегчило ситуацию: теперь Абу мог сказать, что англичанин сам вызвался идти в племена, он его не посылал.

Проблемы были и у Касима Аль-Хабейли.

Он понимал, что, несмотря на всю правильность предлагаемых им мер — он не может быть правителем единого государства, пока не добьется уважения — и простых людей и членов Федерального совета. А уважения — он не сможет добиться, если не будет действовать так, как от него ожидают. Долг тхаара, кровной мести за убийство отца — лежал на нем тяжким бременем, и если он от него отказывался — он отказывался и от любых своих политических претензий. Тот, кто не выполнил долг тхаара — главой государства быть не мог.

Он должен был хотя бы показать свое намерение действовать в соответствии с долгом тхаара — не существует временных рамок исполнения мести, месть может быть исполнена и через десять и через двадцать лет. И он показал свое намерение, создав лагерь подготовки, наняв наемников из числа казаков и бросив их на приграничную крепость. Точка для атаки — была выбрана опытной рукой политического виртуоза и манипулятора — это было даже не на землях Абу, это было королевство Йемен, но при этом там было немало наемников Абу, англичан и оружия. Бросая казаков на эту крепость — Касим Аль-Хабейли втайне надеялся, что они погибнут или понесут тяжелые потери — и купят тем самым ему время для продолжения политической игры. Он не надеялся на победу.

Но казаки взяли крепость почти без потерь, а потом — сбили британский вертолет. И тем самым — они создали серьезные проблемы. Потому что вместо осторожного прощупывания позиций врага — он сходу ввязался в тяжелую войну, причем в войну с одним из членов Федерального совета. Теперь, после этой победы — на его сторону, как на сторону удачливого военачальника — встали ненавидящие центр племена. А он не был этому рад: столь явная и безоговорочная победа напугала остальных членов Федерального совета — ведь у них тоже были крепости и тоже были армии и тоже были племена. Но победа показала, что они ничего не стоят против казаков или тому подобной организованной военной силы. Как это и бывает на Востоке — власть держится на сложной системе сдержек и противовесов и на том, что ни один не может быть явно сильнее других. Касим Аль-Хабейли это правило нарушил, став врагом всем.

У него была возможность быстро получить власть в Шук-Абдалле — племенные отряды, возглавляемые удачливыми молодыми бойцами, сыновьями шейхов, ищущими славы и отряды казаков — могли бы завершить кампанию меньше, чем за месяц. Но ему не нужна была власть в Шук-Абдалле — ему нужна была власть в Адене.

Он предпринял еще один сложный маневр. Вылетев на самолете в расположение племен — он провел встречу с племенными вождями, взяв с них байа, вассальную клятву — но вместе с тем взяв и обещание ничего не делать без его приказа. Вожди повиновались — а он передал информацию своим кураторам в Лахедже и они приказали Идарату открыть войну против находившихся в горах казаков, сковывая их и не давая перейти к штурму Шук Абдаллы. Одновременно с этим — Касим дал понять Абу, что он все еще открыт для переговоров.

Разведка ВВС, созданная уже после того, как началась игра в Юго-Аравийской федерации, мечтала о своей доле славы и потому — начала серию активных операций в регионе. После того, как они стали мешать основному замыслу — произошла встреча в верхах и план немного подкорректировали. План разведки ВВС по работе в Омане был включен в основной как его часть — направленная на ослабление позиций англичан и «раздергивание» их внимания. Однако, «начальник на земле», майор, князь Шаховской, благодаря не вовремя пойманной передаче и не вовремя обнаружившемуся в Шук Абдалле предателю — получил информацию чрезвычайной важности и стал очень опасен. Планировалось ликвидировать и его и его группу силами местных бандформирований Идарата — но вместо этого получилось так, что он попал в руки к англичанам. Живым. И никто не знал — будет он молчать — или нет…

Англичане, в свою очередь, не до конца понимая ситуацию, но понимая, что что-то происходит — просто готовили войну. Сбитие вертолета, террористические нападения в Договорном Омане — требовали ответных мер и они намерены были их предпринять. Поразительно, но на этом этапе интересы двух заклятых врагов Англии и России по этому региону совпали: и тем и другим нужна была война.

Вот в такой вот неравновесной ситуации — подошло время очередного Федерального совета, на котором все и должно было решиться. Предчувствуя очень нелегкую игру — члены Федерального совета взяли с собой намного больше людей, чем обычно — и к началу Совета весь Аден оказался запружен откровенными бандитами. Несмотря на приказ не входить в город, а становиться отрядами на его окраинах — многие этот приказ нарушили. На окраинах Адена и в самом Адене — к началу Федерального совета скопилось не менее десяти тысяч племенных боевиков.

Тем не менее — Касим Аль-Хабейли не без основания мог рассчитывать на поддержку, хотя и не единогласную — своих предложений на Федеральном совете.

Провозглашение единства и нового территориального и политического устройства страны — планировалось на тридцатое сентября. Дата была подгадана с тем, чтобы успеть принести челобитную Белому Царю в день его тезоименитства — второе октября. В этой челобитной — жители юга Аравии просили их принять под руку Белого Царя, но единым государством, а не разобщенными как раньше. Естественно, на это мог быть только один ответ.

Но планировщики, планируя многоступенчатую, длительную, со многим количеством участников интригу — не учли некоторых моментов. Они не учли того, что даже в такой организации как Идарат — рядовые бойцы будут подчиняться главарям только до тех пор, пока происходящее будет им нравиться, и пока оно будет в их интересах. Они не учли того, что интрига настолько сложна, что любой сбой, особенно на заключительном этапе — может привести к катастрофической дестабилизации обстановки и полной потере контроля. И не учли они того, что на самом верху, среди тех, кто и занимается разработкой и оперативным планированием — может гнездиться предательство…

День первый. Федеральный совет

Для Федерального совета — использовалось старое здание в Адене, которое в бытность британского владычества использовал под свою резиденцию политический агент Короны. Это было трехэтажное здание, выстроенное недалеко от порта, в виду часовой башни Хогга, из-за явного сходства с оригиналом именуемой «Смолл Биг Бен». Здание было выстроено в пышном, сейчас потрепавшемся викторианском стиле, с подъездом и регулярным, пусть и небольшим садом, в нем было два этажа, и, что самое главное — просторный зал, в котором политический агент собирал вождей племен, чтобы донести до них волю Короны. А чтобы воля Короны доходила до собравшихся лучше — достаточно было посмотреть в окно, чтобы увидеть серо-стальные крейсера Аденской крейсерской станции. Когда-то — здесь в саду даже цвели розы, ежедневно поливаемые аборигеном — садовником. Сейчас — страна была формально независима, и потому сад был вытоптан, розы давно засохли, а русские не присутствовали на заседании Федерального совета даже формально. И крейсерской станции Аден больше не было — военная часть порта была почти пуста, и только на горизонте — были едва заметны тонкие дымки кораблей Севастопольской морской бригады легких сил. Скорпионы были предоставлены сами себе — и банка их была тесна…

Первым — как и полагается возможному победителю и триумфатору — еще потемну прибыл наследный принц княжества Бейхан, законный наследник, но по воле судьбы теперь всего лишь купец — Касим Аль-Хабейли. Это был его день — и он не желал пропустить ни единой минуты своего триумфа — а потому рассвет он встретил здесь, у здания Федерального совета.

Он прибыл на нескольких машинах. Аден — не был подходящим местом для того, чтобы заводит машины типа Хорьх, Роллс-ройс или Руссо-Балт. Нужна была машина, которая выдерживала местные ухабистые дороги, с закрытым кузовом от жары, желательно дизельная и Высочайше одобренная, чтобы не иметь проблем ни с заправкой, ни с боеприпасами. Потому — князь Самед приехал на тяжелом Интере производства автомобильного и тракторного товарищества в г. Аксай, и точно из таких же машин состоял и весь его кортеж. Он не ездил так, как ездили военачальники, в сопровождении пикапов и открытых внедорожников с пулеметными установками — но пулеметы в его конвое были, причем немало. Ижевские ротные Браунинги с лентовым питанием и новейшие пулеметы Дегтярева под автоматный патрон, которые пока поступили на вооружение только парашютистов и морской пехоты. Машины так же были локально бронированы — винтовочную пулю они не держали, для этого нужен был полноценный броневик, но защитить экипаж в случайной перестрелке — они могли…

Рано утром — кортеж Касима Аль-Хабейли, вероятного правителя государства, созданного сегодня — остановился напротив резиденции Федерального совета. Регулярного сада давно уже не было и роз не было, а площадка была затоптана ногами, автомобильными шинами, залита маслом и бензином — но Касима Аль-Хабейли это не остановило. Он вышел из третьей по счету машины с простым, черным ковриком, на котором белыми, не золотыми нитями было вышито «Нет Бога кроме Аллаха и Мохаммед Пророк Его». Расстелил коврик прямо на газоне — и когда с мечетей полились мелодичные звуки азана, простер руки к небу…

Аллаху акбар! Субханака-ллахумма ва би-хамдика ва табарака-смука ва та’аля джаддука ва ля иляха гайрук! А’узу би-л-ляхи мина-ш-шейтани-р-раджим! Би-сми-лляхи-р-рахмани-р-рахим! Аль-хамду ли-лляхи рабби-ль-алямин!…

Среди вооруженных спутников Касима Аль-Хабейли были как правоверные, так и неверные, ибо он не был так строг в вопросах религии, как были строги фанатики, и допускал к себе и неверных, ежели они не совершали ничего, что было противно шариату. Но и те из правоверных, которым надо было совершать намаз — не могли это сделать: им надо было смотреть, чтобы их амира никто не убил.

А убить — желающих было много…

Ар-рахмани-р-рахим!» Малики йауми-д-дин! Иййака на’буду ва иййака наста’ин! Ихдина-с-сирата-ль-мустагим! Сирата-л-лязина ан’амта алейхим! Гайри-ль-магдуби алейхим ва ля-д-даллин!

И следовало ждать от этого дня только хорошего, да только никто ничего хорошего не ждал. И все понимали, что единство в религии, тот факт, что все они — поклоняются одному лишь Аллаху — не делает их друзьями, ибо религия Аллаха — укоренилась здесь лишь несколько сот лет назад, а многим родам — несколько тысяч лет, по крайней мере — они числят свою историю именно с тех, незапамятных времен. И как они враждовали сто, и двести лет назад, и две тысячи — так они будут враждовать и теперь. И если мочилово не началось до сей поры — оно, несомненно, начнется сегодня. Потому что завтра — будет уже поздно. Успех — приходит не к тем, кто переигрывает историю. А к тем, кто ее творит…

Амин!

Касим Аль-Хабейли совершал намаз по всем правилам — но его намаз был недействителен. Ибо нельзя совершать намаз, если тебя что-то отвлекает, и во время совершения намаза — следует думать только об Аллахе Всевышнем и о его религии, что объединила миллионы верующих в единую умму. И совершая намаз, надо отрешиться от всего земного, отдав всего себя Аллаху Всевышнему. Но механически произнося нужные слова и совершая нужные действия — Касим не думал об Аллахе. В душе — Касим обращался к своему мертвому, подло убитому отцу, у которого даже не было могилы, чтобы прийти и поклониться ему…

Вот, отец, и пришло время, когда все решится.

Страшно? Да, мне страшно, если честно. Но я забуду свой страх так, как тогда, в горах, когда на нас прыгнул леопард. Помнишь, какие глаза у него были? Желтые и горящие дьявольским огнем, как глаза шайтана. Я тогда не побежал и все придворные говорили тогда, какой я смелый — но тогда, если честно — я просто оцепенел от страха…

Ты ошибся в одном, отец, с ними нельзя по-хорошему. Нельзя договориться с человеком, чтобы он отдал тебе власть. Власть — можно только вырвать.

Время пришло. Я помню тот день и помню ту клятву, которую я дал. Я никому не сказал об этой клятве, потому что в тайной войне главное — уметь таить. Но я помню каждое слово, которое я тогда произнес…

Клянусь, что все твои враги — узрят пасть Шайтана не позднее, чем в моих волосах появится первая седая прядь…

Я помню это, отец…

Прости меня — хотя прощения надо просить не у тебя — за все то, что мне пришлось сделать ради этого. Совершая тхаар — я утратил свой намус и стал бесчестным — но иного выхода у меня просто не было.

Надеюсь, что оно того стоило…

И с этими, далекими от Аллаха мыслями, Касим Аль-Хабейли завершил свой намаз и встал с молитвенного коврика.

— Эй, Касим…

Касим обернулся. Его старый недруг Абу смотрел на него — он уже подъехал со своими людьми.

— Замаливаешь совершенные тобой грехи?

Этим слова — были вызовом. И признанием того, что договоренности, о которой намекал Касим, стараясь при этом сохранить и свое лицо и лицо своего врага — не будет, и Абу готов к сражению на Федеральном совете.

— Нет — ответил Касим — те, которые мне предстоит совершить…

Среди охраны и спутников Абу — были ваххабиты, подготовленные англичанами в лагерях, а среди охраны и спутников Касима — русские. Все они, мрачно смотря друг на друга, заняли позиции, чтобы успеть убить врага первыми.

* * *

Постепенно — в горах, и вообще на Востоке иное представление о времени, у большинства людей нет и никогда не было часов, и потому назначать точное время бессмысленно — к зданию Федерального совета прибывали все новые и новые его члены, шейхи племен и главы государств, некоторые из которых столько малы и бедны, что у них нет даже столицы. Но самомнение глав таких государств обратно пропорционально их значению, это правило которое почти не знает исключений — и потому шейхи оставляли рядом со зданием свою многочисленную охрану, исполненные собственного достоинства поднимались по ступенькам, чинно проходили в зал, занимали места, на которых до этого сидели их отцы, а кое у кого — и деды. Негромко переговаривались, справлялись друг к друга о состоянии дел, о семье, о здоровье жен и детей, желали чтобы Аллах привел дела другого в порядок. Но время от времени… нет-нет, да вырывался у кого-то из-под седых бровей быстрый и острый взгляд, под стать броску атакующей гюрзы. Собравшиеся были хищниками, все до одного — и сейчас, короткими, разящими как нож взглядами, оценивали поле боя, искали друзей и врагов, оценивали слабые места каждого, думали, как сподручнее предать…

Когда собрались все до единого — привратник открыл двери зала — и все стали входить, строго по старшинству, занимая места за большим овальным столом старого дуба, знававшим и лучшие времена, нежели это…

— Аллаху Акбар! — зычным голосом возвестил шейх Аш-Шишани, старейшина этого места, самый старший из присутствующих, настолько старый, что руки у него были не по локоть в крови — он был в крови по самую макушку.

— Ашхаду алля иляха илляллах. Ашхаду анна мухаммадар-расулюллах… — ответили ему, свидетельствуя, что нет Бога кроме Аллаха, и что Мухаммед — его посланник

Шейх начал нараспев читать ду’а, желательное перед началом трудного и важного дела — и его подхватили все присутствующие

…Аллаhумма, инни астахыру-кя би-«ильми-кя ва астакъдирукя би-къудрати-кя ва ас-алю-кя мин фадли-кяль-«азыми фа-инна-кя такъдиру ва ля акъдиру, ва та’ляму ва ля а’ляму, ва Анта «аллямуль-гъуюби! Аллаhумма, ин кунта та’ляму анна hазаль-амра хайрун ли фи дини, ва ма’аши ва «акъибати амри, фа-къдур-hу ли ва йассир-hу ли, сумма барик ли фи-hи; ва ин кунта та’ляму анна hазаль-амра шаррун ли фи дини, ва ма’аши ва «акъибати амри, фа-сриф-hу «анни ва срифни «анhу ва-къдур лияль-хайра хьайсу кяна, сумма ардини биhи…

— Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!

— Пусть Аллах даст нам мудрости и да отвратит нас от греха, и да пребудет он с нами все время нашего собрания — подвел итог шейх Шишани — начнем же…

* * *

Касим Аль-Хабейли, гениальный торговец и предприниматель, политическая звезда которого только восходила — читая положенное ду’а, хладнокровно смотрел на собравшихся, просчитывая варианты.

Лахедж — будет за него, в этом нет никаких сомнений. Аббас аль-Абдали, лысоватый, нервный, около пятидесяти лет — был связан с русскими и с ним, с Касимом слишком многим, чтобы сейчас не поддержать его. На территории Лахеджа — стояли военные соединения русских, нацеленные на перекрытие или быстрое форсирование Баб-эль-мандеба, с выходом на Британское Сомали, за аренду земли, за покупку продовольствия — за все платились деньги. К тому же — аль-Абдали был сильно болен и его лечили русские доктора — болен раком. Сам Касим Аль-Хабейли — держал на территории Лахеджа часть складов, еще кое-какие свои дела, платил там подати. Нет, Лахедж — будет за него, а вместе с Лахеджем — будет и Хашеби и Алауи.

Эмират Дхала. Эмират, через который проходит автомобильная, а скоро — будет проходить железная дорога. Его правитель, хитрый, лукавый эмир Шаиф аль-Амири — был под подозрением, потому что имел супругу — англичанку, и имел от нее шестерых детей. Нет, на словах он всегда был лоялен, но… указанное обстоятельство не давало ему поверить окончательно. Чаще всего имеющий дело с англичанами, научившийся лгать, он всегда держал нос по ветру — Касим Аль-Хабейли пообещал ему много на случай, если тот поддержит его. И он не мог не понимать, что за Аль-Хабейли — стоят русские интересы. А эмир из Дхалы был из тех, кто всегда держал нос по ветру.

Нет, против — он не выступит. Единственная опасность — если против него уже сформирована коалиция. Тогда аль-Амири примкнет к сильнейшему.

Абьян. Горы Абьяна, очень неспокойные. Крутые пики гор –скалы падают почти отвесно — прямиком в море, оставляя лишь узкую полоску земли у побережья. Здесь есть горцы и здесь есть пираты — гремучая смесь. И надо быть особенным человеком, чтобы править таким местом. Аль-Шишани, бородатый, с крючковатым носом старец, похожий на злого джинна. У него было семь сыновей, и у каждого было ополчение, по его земле — бандиты разгуливали почти свободно, в его горах скрывались те, кому надо было унести ноги из Адена. Сам он — был традиционалистом, упертым и жестким. Путь через Лахедж и через Дхала — прямо конкурировал с путем по побережью, к тому же — он имел причины презирать молодого Аль-Хабейли. Сам аль-Шишани убил первый раз в четырнадцать, и не раз презрительно высказывался о «тех, кто не может свершить правосудие своей рукой» — об этих словах, конечно же, сообщили. Он не только может выступить против — но и подбить остальных. Счастье, что в интригах он неопытен и денег у него немного.

Яффа. Раньше было две Яффы — верхняя и нижняя, но теперь — есть только одна. Князь Умар аль-Хархара. Ему под семьдесят, но хваткой своей — он не уступает ни одному здесь — прожует и выплюнет. В его землях — он сам выращивал кат, сам продавал воду. Те, кто хотел составить ему конкуренцию — давно и бесследно исчезли. Можно было бы предположить, что он будет против. Но был один нюанс. Еще с молодых лет — он был сильно должен его отцу, и смерть не освободила его от этого долга: смерть отца не освобождает от долга, который надо отдать сыну, и именно поэтому, если кого здесь хотят убить, то убивают всю семью. Касим Аль-Хабейли — незадолго до встречи — послал князю отдельное приглашение на встречу и богатые дары, рассчитывая на то, что намек будет понят и принят.

Акраби. Княжество Акраби. Небольшое, но чрезвычайно важное — именно оно окружает со всех сторон порт Аден, который ранее был частным владением англичан, а теперь здесь хозяйствуют русские. Глава княжества, князь Мухаммад аль-Акраби, хитрый и дипломатичный пожилой человек, имел торговые дела, что не подобает князю, его сын взял в жены русскую, которая ради него приняла ислам — но это все равно было скандалом по местным меркам, княжескую кровь — нельзя было смешивать с кровью низких людей. Он тайно ненавидел аль-Хабейли за то, что тот был более удачлив, чем он, более богат, чем его сыновья и не платил того, что от него ожидалось в знак уважения. Однако он был зависим от русских, куплен ими с потрохами — и в исходе голосования не пристало сомневаться. К тому же он понимает, не может не понимать: придут к власти ваххабиты, или Иттихад — и при тех и при других ему конец. Без вариантов.

Так что — его можно писать в союзники почти без сомнений. Что за ним, что за его родом — не числилось самоубийственных поступков.

Султанат Авлаки аль-Нисаб. Он прямо граничит с землями Бейхана, но при этом не граничит с землями под британским контролем… там варятся в собственном соку. Помимо этого — существует еще два султаната Авлаки — верхнее и нижнее, которые выходит к морю, все они — части большого и сильного по местным меркам государственного образования, расколовшегося на три части под воздействием розни. Второе название — аль-Нисаб — принято из-за ненависти, которую испытывают друг другу правящие дома, некогда части единого целого. В султанате аль-Нисаб нет выхода к морю, этот султанат один из самых нищих и отсталых, в горах полно разбойников. Там же — немало и лагерей Идарата. Возглавляет султанат — султан Авад бин Салих аль-Авлаки, пожилой человек, о котором никто не скажет ничего доброго, замешанный во всяческом непотребстве. Скорее всего — это человек Абу, и делишки — они обтяпывают на пару с ним. На его голос, как и на голос Шишани — не стоит рассчитывать.

Нижнее Авлаки. Султан Насир бин Аударис аль-Авлаки. Султанат выходит к морю, под его контролем — находятся прибрежные города, в которых есть рыбаки, и торговлю — не отличишь от контрабанды. В его горах — бандитов намного меньше, зато хватает идаратчиков и он сам отлично понимает, что его трон под угрозой. Не может он не знать и о делишках Нисаба — и Касим аль-Хабейли знал, что этот султан проголосует за него просто во вред соседям. К тому же — у него были дела на побережье, и он немало перечислил в казну этого княжества.

Верхнее Авлаки. Там правит не султан, а шейх, и по традиции называется это княжество. Небольшой кусок бывшего государства, в нем правит шейх Абдалла бин Мухшин аль Яслами аль Авлаки. Проблемы те же самые — Идарат и нищета, в горах — полно идаратчиков, власть фактически делят племена — как раз по территории этого княжества проходит незримая граница между северной и южной племенными федерациями. От этой продолжающейся многие века вражды — княжество буквально залито кровью. Сам шейх Яслами аль-Авлаки — числится традиционалистом, ни на какие эксперименты не идет, и все что он хочет — удержать вырывающуюся из рук власть. Как он проголосует, к кому примкнет — предсказать невозможно.

Княжество Алави. Несамостоятельное, нищее, буквально задний двор княжества Дхала — единственная ценность этого княжества — его место в Федеральном совете. Князь Савих бин Савиль аль-Алави проголосует за него просто за деньги, как и всегда. И еще — он никогда не пойдет против интересов Дхала — ведь даже его резиденция находится в городе Дхала, столице соседнего княжества. Княжество Алави — расположено в неспокойных горах Радфана и там — сильны позиции Идарата — вообще, по слухам Идарат зародился именно там.

Султанат Фадли. Рассадник контрабанды, там — едва ли не главный ее порт — Шукра. Бывшая рыбацкая деревня, превратившаяся в плохо застроенный город. Большая часть султаната — находится на берегу, берегом он и живет. А рядом — смертельно опасный, бандитский Абьян. Султан Абдулла бин Ахмед аль-Фадли — мог бы проголосовать за него, если бы не одно «но» — его давние и тесные связи с англичанами. Его сын — открыто учился в Сандхерсте, и на него полагаться было нельзя. Вдобавок — он никогда не проголосует за того, кто принадлежит к аденским кланам — Аден он ненавидит. Нечестивец Абу родом из глухой провинции на границе с пустыней — его устроит намного больше.

Нет, на его голос рассчитывать не стоит.

Княжество Саиб. Небольшое, довольно бедное, на границе с Йеменом. В основном — там заняты сельским хозяйством, этому способствуют муссоны и некоторое количество плодородной земли. Князь Мохаммед аль-Холлаки аль-Саклади — тоже проживает в Дхале и тоже поддержит его, как и все, кто имеют дома в Дхале. К тому же — он опасается того, что если не вступить в союз с сильными вовремя — он может потерять все. Да и сам он — довольно молод и открыт новым веяниям.

Султанат Хашаби. Небольшой — хотя относительно небольшой, по сравнению с тем же Алави большой, сильно вытянутый. Через него — идет дорога на Саану и в этом главное богатство: на подорожных пошлинах и подати с постоялых дворов существует султанат. Султан Фейсал аль-Хашаби не мог не понимать, за счет чего и за счет кого он существует, у него были хорошие отношения и с русскими и с законным князем Аль-Хабейли. К тому же — недавно князь Фейсал едва сам не потерял трон в результате заговора с участием Идарата — и отношение к узурпаторам у него было соответствующим. На его голос можно рассчитывать.

Султанат Аудали. Неспокойное место, большая его часть — занимает пустыня Руб эль-Хали, к горам — жмутся городки, существующие за счет торговцев и купцов. Место неспокойное, там нет Идарата — но полно бандитов и налетчиков. А за многими из них — стоит Абу и это известно. Но султан Салих бин аль-Хусейн бин Джабиль аль-Авдали — правит очень давно, это пожилой и мудрый человек. И он не мог не помнить князя Самеда аль-Хабейли, злодейски убитого — отношения у них были не то что дружеские — но хорошие, соседские. И не может быть, чтобы он в тайне не мечтал свергнуть Абу, негодяя и узурпатора.

Этот — скорее всего за.

Мафлахи. Княжество Мафлахи, небольшое и нищее, на границе с Йеменом и целиком зависящее от Дхала. Пожилой шейх Касим бин Абдал-Рахман аль-Мафлахи — имеет свой дворец в Дхала и поддержит аденского ставленника. Его сын — Рамадан аль-Мавлахи — учится в России за счет Касима аль-Хабейли, а младшая дочь — с ним в никяхе, то есть в мусульманском браке. Касим аль-Хабейли, несмотря на соблазн укрепить позиции своей партии одним — двумя династическими браками — не стал брать себе еще жен и обходился только одной. Во-первых — он любил Марьям и это было редкостью в стране, где женщин покупали на базарах на вес. Во-вторых — заключая династический брак с сильными — не они становятся обязанными тебе — а ты — им. А он хотел этого избежать.

Этот — за.

Вахиди. Территориально — самое большое княжество из всех, оно имеет огромную сухопутную границу с британскими землями. Территория такова, что контролировать ее тем, что есть просто невозможно. Столица — город Аззан. Шейх княжества Вахиди территориально самого крупного — за него быть не может хотя бы по одной простой причине — потому что оно имеет огромную границу с землями под британским протекторатом.

Но все может быть. Потому что шейх Сабук аль-Марх, довольно молодой для этого собрания, показательно богомольный в жизни — связан со всеми бандитами, какие только есть на побережье. С убийцами, бандитами, работорговцами. С теми, кто торгует гашишем и опиумом. А бандиты — имеют зуб на нечестивца Али. Очень большой зуб!

Так что все может быть

Итак… у него есть большинство. Есть — даже если никто из колеблющихся не проголосует за него — Абу все равно конец. Правда — большинство очень лукавое. Его поддерживают дома Шаиба, Алави. Акраби — все это мелкие дома, место которых в Федеральном совете не подкреплено реальной силой. Оно им предоставлено только согласно традиции — не предоставить, сделать их кем-то вроде «второго сорта» означало неминуемую кровь. Он собрал большинство из слабых — в то время как сильные правители, такие как Шишани из Абьяна, как правитель огромного Вахиди, возможно двух из трех государств Авлаки — да чего греха таить, и сам Абу со всеми его британскими собаками — против него. А чисто физически — по количеству вооруженных людей, которых они готовы были выставить в поле — они были сильнее. И наверняка — князь Касим не посмел бы испытывать тонкую политическую конструкцию равного представительства на прочность — если бы за ним не стояли русские со всей их силой. Как бы не сильна была коалиция, какую собрал Абу — они должны были помнить бои за Аден…

Только было еще одно, от чего отмахнуться было невозможно. Конструкция была относительно простой до тех пор, пока Абу поддерживал англичан, а англичане поддерживали Абу. Все просто — две силы, Россия и Англия, каждая имеет свои интересы, их местного выразителя и сколоченную как-никак коалицию в его поддержку. Но с тех пор, как Абу перебил и прогнал англичан, устроил в собственном княжестве переворот (виданное ли дело, чтобы переворот возглавлял глава государства!) и теперь опирался на ваххабитов и наиболее отмороженную часть из горных кланов — принц Касим перестал его понимать. Полностью. И что и от кого ждать — он теперь не понимал и ни в чем не был уверен. Уверен он был только в одном — Англия, лишившись выразителя своих интересов в системе — либо найдет другого, либо попытается опрокинуть всю систему целиком. А последнее — означало войну. Здесь и сейчас…

* * *

Абу, в свою очередь — вел собственный подсчет.

Если кто думал, что он был английским шпионом или марионеткой англичан — он жестоко ошибался. Те, кто так думал — например, тот высокомерный ублюдок, которого прислали англичане шпионить — пропал в горах. И поделом ему!

Когда этот англичанин одержал блистательную победу над бандами в долине Мариб — он стал смертельно опасен для него самого, Абу. Потому что он продемонстрировал силу британской империи, и слабость его — Абу. А должно быть наоборот. Все жители эмирата, от мала до велика — должны быть уверены в том, что это Абу позволяет британцам находиться на этой земле. А не наоборот — британцы своими штыками поддерживают трон.

Убрать англичанина — проблем не составляло. Он тайно встретился с представителями моджахедов, салафитов, с братьями — мусульманами и организацией «единобожие и джихад» — и сказал, что не хочет видеть англичан на своих землях, поскольку они неверные. А чтобы эти слова были убедительными — он дал им пару мешков денег. Этого — вполне хватило, чтобы не только мобилизовать отряды моджахедов по всей округе — но и нанять грабителей караванов. А чтобы англичанин точно не вернулся в Шук-Абдаллу — он выставил сильный заслон на пути в столицу, приказав стрелять во всех, кто идет в местной одежде и с боем.

Англичанин — скорее всего, погиб. А новый советник — резидент написал в Лондон рапорт, что этот англичанин, несмотря на прямой его запрет — вышел в горы, для контакта с враждебными племенами и вполне ожидаемо — погиб. И место, где был выбитый зуб — уже не так болело после этого доклада. К тому же — эмир посоветовал прикладывать к больному месту кусочки опиума и дал несколько на пробу — на что англичанин согласился. Кончатся — даст еще.

Этого было достаточно, чтобы окончательно договориться с «Таухид и джихад» и поднять ваххабитский мятеж. А ваххабитский мятеж — расставил все на свои места и выгнал англичан из Шук Абдаллы и Бейхана — теперь у них хватало проблем с ваххабитами и на собственной территории. И самое главное — русские поняли, что он силен и самостоятелен. И оценили это.

Аль-Хабейли, этот выскочка — с ним будет посложнее. Он — местный, он не попадет ни в одну из ловушек, которые ему расставлены, до сих пор он не допустил ни одной серьезной ошибки. И за ним — русские. А русские поумнее англичан — если англичане говорят местным, что делать — то русские спрашивают у местных, что делать. А это намного умнее…

Но и за ним — тоже кое-кто стоит. И он обещал, что все будет нормально…

* * *

— Начиная… — сказал Шишани — мне бы хотелось по традиции спросить, не желает ли кто вести это собрание вместо меня

Один из собравшихся поднял руку

— Слово имеет почтенный Аш-Абдали — объявил Шишани

— Нисколько не сомневаясь в мудрости и честности почтенного шейха Шишани… — сказал правитель Лахеджа — прошу передать право ведения собрания мне, ибо то, что будет на нем сказано, касается, прежде всего, наших, забытых Аллахом земель…

— Аллах забывает земли тех, кто прежде забыл его! — нагло сказал шейх Яшид…

Касим глянул коротко и зло на этого, похожего не злую собачонку человека — он даже ростом был ниже всех собравшихся. Точь-в-точь собачонка: кудлатая борода, злые, навыкате глаза. Интересно, чем подкупил его Абу?

Или это не Абу, а новый глава пробританской партии? Или Абдали и сам является этим новый главой?

— Громко лает тот, кто не в силах укусить! — вернул оскорбление Абдали. Оскорбление тоже было страшным — сравнение с собакой, нечистым животным позор для любого мусульманина…

Шишани поднял руки

— Во имя Аллаха… Если брат желает занять мое место — я с радостью уступлю ему его. Прошу, уважаемый…

В чьей-то руке — треснул, не выдержав карандаш. Касим просчитывал ситуацию — что это? Попытка новой, пробританской оппозиции взять ведение собрания в свои руки? Или это люди Абу мутят воду?

Как знать…

— Благодарю…

Абдали переместился на место во главе стола, патетически поднял руки.

— Да будет Аллах свидетелем моим честным намерениям… — патетически поднял он руки — все мы знаем, для чего мы собрались здесь сегодня и какие бедствия — одолевают нашу родную землю. Я сам, признаюсь, имею, что сказать на это, но если кто пожелает сказать до меня, я с радостью уступлю им слово…

Палец — поднял сам Абу…

— Слово имеет наш почтенный брат Абу-хаджи… — объявил Абдали

Абу заговорил, не поднимаясь со стула, потому что говорить и стоять на ногах одновременно — для него было чересчур тяжелым занятием…

— Пусть Аллах будет свидетелем моим словам… — тяжело отдыхиваясь моим словам — и да покарает он меня своей волей, если я хоть в чем-то солгу, все мы и в самом деле знаем, для чего мы здесь собрались. Все мы — суверенные правители своих вотчин и с детства справляем свои неотъемлемые права, подкрепляемые и подтверждаемые не менее тяжкими обязанности заботиться о благе народа и держать в том ответственность перед Аллахом Всевышним. Долгое время — в этом городе жили и правили англизы, и хоть они были неверными — но с уважением относились к нашим обычаям и традициям, и приглашавших наших дедов и прадедов за тот стол, за которым сейчас сидим мы. Однако нашлись те, кто оказался сильнее англизов, и мы, точнее наши отцы — одобрили вассальный договор с тем, кто здесь именуется Белым Царем. Вправе ли мы подвергать сомнению мудрость наших отцов, предпочетших отношения с Белым царем британскому рабству!

— Говори по делу… — сказал Касим — твои слова подобны карканью вороны, много шума, но никто не боится…

На самом деле — он не мог поверить этим словам. Но одновременно — с ужасом убеждался, что его опасения были верны. Абу предал англичан не просто так — а в пользу русских. И тем самым во многом обесценил его козыри. Теперь — они играют на одном поле и одними и теми же картами. Вот только Абу — суверенный правитель, да еще и одержавший только что военную победу. А Касим — выскочка из Адена, за которым нет политической власти и который не смог взять власть в Шук Абдалле военной силой. Он сам — тихо саботировал военный вариант, принимал половинчатые решения — и теперь убедился, что это было ошибкой. Будет он суверенным правителем — разговор с ним был бы другим. Но он суверенным правителем не был.

Абу злобно посмотрел на соперника

— Твои слова подобны крику рыбы — она может кричать сколько угодно, но ее не услышат, на помощь ей никто не придет и из сетей она не вырвется. Я говорю о том, что англизы — будем откровенны — не принесли в наши места ничего кроме смущения и разложения, когда дети не уважают своих отцов. Все знают, что несколько лет назад на сопредельной территории они открыли лагеря, где учат бандитизму. Аллах свидетель, именно с этих пор в горах стало неспокойно. Наши сыновья — научились именно там всякому куфару, они научились там пить харам, не уважать старших, а теперь еще — они научились бандитствовать и принесли бандитизм в наши горы. Не далее как пару месяцев назад, одного из моих подданных, шейха Салима Бафегера убил его родной сын!

По собранию — прокатился ропот негодования

— Вот чему он научился у кяфиров! Англичане такие же кяфиры, как и русисты, и в этом нет никаких сомнений — они не почитают Аллаха и в день Суда проследуют в ад. Однако, с русистами — наши отцы заключили договор, а в Коране сказано: если вы заключили договор с неверными, то соблюдайте договор до срока, ведь Аллах не любит преступающих. А вот англизам не нужно здесь ничего кроме войны, и если на нашей земле будет происходить война между англизами и руси, то наши вотчины будут разрушены, а наши подданные убиты, смерть и разорение воцарятся на нашей многострадальной земле и конца им не будет. Потому — я предлагаю всем подтвердить ту клятву верности, которую наши отцы принесли русским и нижайше просить русских о защите. Русские принесут сюда деньги, часть из которых достанется и нам.

— Шакал никогда не побрезгует тем, что осталось от льва! — сказал князь аль-Марх

Касим посмотрел на него. Слова были явно сказаны в пользу англичан. Неужели он?! А вот Абу не счел нужным отвечать — и тем самым потерял очко, не ответив на оскорбление. Хотя может, он просто не хотел до конца раскрывать карты

— … а что касается того, что мы должны обсудить во вторую очередь — ни для кого из нас не секрет, что здесь сидящий Касим, который по возрасту годится любому из нас в сыновья, задумал лишить нас наших прав, и поставить в этом городе трон, и сесть на нем королем, а нас всех — сделать своими слугами. Согласитесь ли вы пойти на это, лишив себя своих прав! И в этом — Касима поддержат бандиты, которых на наших землях более чем достаточно. Если сделать так, то трон каждого из нас будет в опасности, найдется достаточно претендентов и польется кровь. Есть только один путь, которым должны пойти мы, если не желаем оказаться в положении изгнанников, а то и быть убитыми. Мы должны вернуться к истокам и пойти тем путем, которые шли наши отцы, вернуть времена порядка, когда каждый знал свое место. Мы должны бить челом, перед Императором Александром, Белым царем и властителем Руси, нижайше прося подтвердить наши суверенные права, и прося помощи в том, чтобы выгнать бандитов, всех злоумышляющих и всех мятежников из городов и с гор. Иначе — клянусь Аллахом, нас сделают гостями в собственном доме, и сделают это Касим и его свора. Я все сказал. Аллах с нами.

Тяжело дыша, князь Абу закончил, отмахнув рукой. Взгляды всех собравшихся — устремились на Касима, перебиравшего четки черного камня, подобного камню Каабы. Тот должен был дать ответ и сам это понимал. У него был запасной вариант… он продумывал его втайне — потому что дурак тот, кто идет на такое дело, имея только одну дорогу и один вариант. Не факт, что на это многие пойдут. Но попробовать стоит.

— Абу-хаджи — сказал он, взвешенно и спокойно — сейчас показал нам, что клянясь в верности одним, он может через день поклясться другим, и клятвы его — мало что значит. А значит — мало что значат и его слова, и его фальшивые клятвы верности руси не должны вводить вас в заблуждение. За ними нет ничего кроме своекорыстного расчета, лицемерия и злобы. Я говорю сейчас о другом. Абу-хаджи предложил нам поклясться в верности руси точно так же, как несколько месяцев до этого он сам клялся в верности англизи, и, наверное, многим из вас предлагал поклясться… право же, я первый раз в своей жизни встречаю человека, который с такой радостью клянется кому-то в верности и сам подставляет свою шею под ярмо.

Я же хочу поговорить с вами про другое, и начну вот с чего. Всем вам, наверное, известно, что летосчисление кяфиров сильно отличается от того, которое ведем мы — и по их летосчислению сейчас одна тысяча девятьсот пятидесятый год, середина двадцатого столетия. Это время, когда люди ложатся спать не тогда, когда заходит солнце — а тогда, когда гаснет электрически свет. Это время, когда люди начинают свое утро с чтения газеты, а не намаза. Это время, когда люди, собираясь в долгий путь, едут не на осле — а на механическом автомобиле. И все это, все то о чем я сейчас сказал — все это есть в стране руси, все это есть в стране англизи, все это есть в Европе. Все это есть и в Междуречье, там, где уже тридцать лет правят руси. И при этом — никто не сказал, что живущие там люди перестали чтить Аллаха Всевышнего, перестали вставать на намаз, перестали обращать своих детей в веру своих отцов. Среди русских — тоже есть люди истинной веры, и они этого не скрывают — и никто не преследует их, не заставляет принимать другого Бога, нежели Аллаха или придавать Аллаху сотоварищей. Клянусь, что видел собственными глазами мечети и в Константинополе, и в Багдаде и в Басре и те мечети были полны людей, пришедших позаботиться о спасении своей души. Но это не мешает им жить лучше нас, и многие из простых людей под сильной властью живут не хуже, чем живем мы, те, кто собрался в этой комнате и должен решать. И все это потому, что в этих странах — сильная власть и только один правитель над большими землями, а у нас малые вотчины и постоянные усобицы, и дрязги, обескровливающие нас. От них — наш народ живет в нищете и позоре. И если тот, кто говорил до меня, предлагал отдаться под власть руси, надеть на шею ярмо только для того, чтобы сохранить все как было — я предлагаю создать сильное государство и уже от его имени решать, куда и как мы пойдем. Если мы не сделаем это — никакие деньги руси, никакие люди руси не позволят нашим горам, городу, в котором мы собрались стать чем то лучшим, чем то что есть сейчас.

Касим оглядел собравшихся. Они молчали, кто-то — с явным неодобрением…

— …Задумайтесь сейчас, какой ответ вам придется держать перед Аллахом, и не только за содеянное вами, но и за то, как вы правили? Сколько в ваших городах нищих? Сколько льется бессмысленной крови. Сколько несправедливости?! Неужели вы думаете, Всевышний не спросит с вас за это?! Аллах не хотел, чтобы почитающие его жили как звери, в нищете и беспросветности, не имея лишнего куска хлеба для своих детей, убивая друг друга согласно дикарским обычаям. Нет, он хотел чтобы те, кто правит уммой — правили ей к благу мусульман и уж точно не хуже, чем правят своими народами кяфиры…

— Да что ты знаешь об Аллахе, мальчишка! — выкрикнул красный от гнева Абу

— Что знаешь об Аллахе ты, терзающий мой народ бесконечными поборами, несущий бедствия, приведший на землю моего отца самых злобных псов из неверных! — не менее грубо ответил Самед — шариат предписывает уважать старших, но право же, ты не заслуживаешь ни капли уважения, ты, севший на мой трон и тиранящий мой народ! Ты гнусный маниук и не имеешь никакого права называться хаджи, потому что все благое, что ты совершил во время хаджа — ничто по сравнению с теми мерзостями, которые ты совершил после хаджа! На твоем имане — столько мерзостей, что от него ничего не осталось, и тебе нечего рассчитывать на рай — ангелы прогонят тебя даже от врат его, пусть даже ты весь остаток жизни будешь совершать кыйаму, дабы замолить совершенное тобой…

— Но позвольте… — возвысил голос аль-Абдали, пытаясь на правах ведущего остановить перебранку, вот — вот угрожающую перерасти в нечто большее…

И тут — разразилась катастрофа

За дверью — треснули выстрелы, один за другим и прежде, чем кто-то успел отреагировать — в зал ворвался человек. Он был среднего роста, одетый совсем как местный — и в руках его были два револьвера…

— Смерть узурпатору!

Не сомневайтесь, Ваше Благородие, я с револьвером как жид со скрипочкой…

Револьверы хлопнули одновременно…

По правилам — каждый из шейхов мог брать с собой на заседание Федерального совета одного человека, будь то наследник, советник или телохранитель — и каждый, у кого была хоть капля здравого смысла, выбрал себе телохранителя. Рядом с Абу — с невозмутимым видом стоял рыжий британский сержант, старый и опытный стрелок с быстрыми и проворными руками и взведенным пистолетом в кобуре. Но хоть он был и быстр — стрелок был еще быстрее. Сержант — умер еще до того, как рухнул на пол. Но главное — он сделать успел, толкнул на пол толстого как бочка и неповоротливого принца Абу и тем самым — пока сохранил ему жизнь…

— Дмитрий! — выкрикнул побледневший как смерть Касим Аль-Хабейли

Телохранитель — толкнул князя на пол за долю секунды до того, как грязнули еще два выстрела — и сам упал с пулей в груди. Но и он — выполнил свой долг до конца, толкнул своего закрепленного так, что пуля, направленная ему в грудь — ударила в руку, в мясо, вырвав кусок плоти, но не убив. Больше — убийца ничего сделать не смог…

Со всех сторон — загремели выстрелы, перекрывая возмущенные и испуганные крики…

* * *

Когда начинается такая свалка… а свалка была просто убийственная, больше двух с половиной сотен боевиков на крохотном клочке земли рядом со зданием — побеждает тот, кто лучшего всего подготовлен. Вообще, в любом бою выживают не численно превосходящие, а те, кто лучше всех подготовлен. Неподготовленные — в бою всего лишь мясо, и чем больше мяса — тем больше целей только и всего.

Охрана Касима Аль-Хабейли превосходила всех, за исключением охраны Али больше чем на голову. Потому что охрана обычных феодалов и племенных вождей — представляла собой группу молодых и отчаянных боевиков, чаще всего родственников вождя — доверять охрану тела посторонним людям было чрезвычайно опасно. Они мало чего умели, кроме как стрелять из засады или от бедра — но считали себя лучшими воинами на свете. В охране Касима Аль-Хабейли, помимо наемников были действующие офицеры из Персидской казачьей бригады, из Кавказской сводной бригады, из Донского и Терского казачьих войск, а так же из жандармерии. Они находились в служебной командировке и выполняли задачи, поставленные им в уставном порядке командованием — а не дезертировали и пошли наниматься наемниками. Ставили охрану — специалисты Собственного, Его Императорского Величества Конвоя, настоящие мастера в деле защиты от покушений.

Сложнее было с охраной Абу — там тоже были мастера своего дела. Мастера, прежде всего потому, что их обучали террору, и обучали профессионалы своего дела. Были и наемники — европейцы. Однако — они были вооружены хуже, имели недостаточное количество пулеметов, а так же были здесь чужими. Аден — был местом проживания принца Касима и бойцы его конвоя — знали это место лучше, чем любое другое и были отлично подготовлены к бою именно здесь. К тому же — у них было несколько «домашних заготовок».

Например, у них были щиты. На тот момент — российская армия и жандармерия была единственной, кто массово применял штурмовые щиты, в других государствах их не было. Еще одной «домашней» заготовкой — было наличие двух заранее занявших позиции «оборонительных стрелков» — снайперов, вооруженных полуавтоматическими винтовками с оптическими прицелами и небольшими приборами — насадками, полностью гасящими дульную вспышку. Один из них — занял позицию на крыше здания, другой — прямо на Малом Биг Бене. Все, что могли противопоставить этому англичане — машина с подготовленной группой и с двумя пулеметами, остановившаяся на улице, невдалеке от здания — но все же за пределами внешнего оцепления. В случае начала заварухи — они должны были пробить коридор для выхода. Вот и все — больше не было ничего…

Охрана принца Касима и охрана князя Абу открыли огонь друг по другу почти одновременно, и много кто полег, не успев даже сообразить, что происходит. За машины — повалились все, и живые, и мертвые, и те, кто искал защиты за сталью и чугунным блоком двигателя и те, кому она уже не была нужна…

Снайперы — открыли огонь почти одновременно. Машины людей узурпатора стояли в ряд, первый, кто попытался стрелять из пулемета — рухнул на руки своих товарищей, обливаясь кровью. Одновременно с этим — тронулась машина прикрытия владетельного князя Бейхана, поливая позицию противника пулеметным огнем.

Снайпер на малом Биг Бэне открыл по машине огонь, выпуская пуля за пулей. Не докатившись до того места, где раньше начинался сад, машина вильнула в сторону и остановилась. Лобовое выкрошилось от пуль, огонь от нее никто не вел…

Одна из машин — неизвестно, чья, вспыхнула с глухим хлопком. Место перестрелки начало затягивать дымом, загорелась соседняя машина, у первой — уже горели колеса, и дым был черным, жирным, густым.

* * *

В помещении, где проходило заседание Федерального совета — началась настоящая свалка. Пока что без перестрелки — но до нее было несколько секунд, не более.

В отличие от профессиональной охраны двух основных претендентов на лидерство в Федеральном совете — а значит, и в стране — те, кто охранял князей, шейхов и эмиров рангом поменьше профессионалами не были. Их уровнем — были бандитские набеги, перестрелки и демонстрация силы. Что главная задача телохранителя спасать своего подопечного, а не убивать его врагов — они не знали, и потому первым делом схватились за оружие и убили покусителя. Но что дальше делать — никто не знал. В одной, относительно небольшой комнате — было больше десятка стволов и все понимали: начнись усобица — полягут все. И хотя все были верующими и верили в рай, в который попадают мученики за веру — шахиды — попасть в него никто не торопился. Тем более что одно дело — смерть за Аллаха, и совсем другое — за нечестивого правителя, грязные делишки каждого из которых если кому и были известны — так это личной охране. В общем — умереть никто не торопился.

Красный от ярости шейх Шишани поднялся со своего места, устремив обличающий жест на то место, где только что сидел Касим аль-Хабейли. Самого аль-Хабейли на этом месте не было, он лежал на полу и не мог встать из-за того, что был придавлен мертвым телохранителем. Именно это — спасло ему жизнь.

— Убийца! — крикнул он — смерть негодяю!

В коридоре, примыкающем к помещению, где проходило заседание Федерального совета — вспыхнула стрельба, причем стрельба такой силы, что в ужасном многоголосом грохоте отдельных выстрелов различить было нельзя. И в этот же момент — начали стрелять телохранители политических и племенных лидеров, собравшихся в комнате. Кто начал — понять было невозможно. Да и так ли это было важно…

* * *

В коридоре — было еще страшнее: света там было меньше и там собралось не меньше пятидесяти вооруженных людей, принадлежавших к разным кланам, «государствам», группировкам, нанятых совершенно разными людьми. И кто-то выполнял свой долг — а кто-то просто смертельно ненавидел друг друга…

И здесь произошло то же самое: у кого-то не выдержали нервы, он открыл огонь — и огонь открыли все и во всех…

Наиболее опасным — опять-таки было противостояние охраны Касима аль-Хабейли, потенциального правителя Бейхана и Абу, правителя Бейхана действующего. По трое — они стояли друг напротив друга и зорко следили, готовые в любой момент действовать…

Игру решил случай. Точнее — два. Проиграть — обречена была охрана Аль-Хабейли — один из троих вломился в кабинет, прежде чем кто-то успел что-то предпринять, и открыл стрельбу. Двое против троих — при равенстве во всем остальном это проигрыш. Но вмешалась фортуна. Двое из троих людей Абу — бросились к кабинету, на помощь своему принципалу — и к тому моменту, как началась стрельба оказавшиеся спиной к своему противнику. Третий — готов был стрелять, но в него в первую же секунду стрельбы попала чья-то пуля, и эффективно действовать он не мог. А вот двое из охраны Касима аль-Хабейли — могли.

Первый — из Маузера скосил тех двоих, кто оказался перед ним у самой двери — это и были люди Абу. И сам бросился к двери. Стреляли уже в полный рост… это страшно, когда в длинном, узком коридоре пятьдесят вооруженных мужиков пытаются убить друг друга. На пороге — чья-то пуля попала в спину… но жизненно важные не задела и не остановила. Он вломился в комнату стреляя, получил еще одну пулю и упал. Но он все еще был жив…

Второй — увидел, как автоматчик из охраны Абу целится в него, выстрелил через карман из револьвера со спиленным курком, попал — и перехватил спрятанный до времени в холщовом мешке автоматический Маузер. Очередь из него — свинцовым дождем прошлась по коридору, свалив пятерых или шестерых — но и сам охранник упал на пол, обливаясь кровью от прилетевшей невесть откуда пули.

Крик… даже не крик, а животный ор, нескончаемый грохот, пороховой дым… коридор превратился в филиал ада.

На пятой или шестой секунде — граната из базуки ударила между двумя окнами, выломав старую кладку и заполонив коридор пылью. Но почти все в коридоре — уже были мертвы…

* * *

В зале, где было совещание — стоял пороховой дым, почти все — были ранены или мертвы. Кто-то, кто еще оставался в живых, стрелял друг в друга, используя в качестве укрытий все, что попало — от стульев до человеческих тел. Стол был слишком тяжелым, перевернуть его было нельзя. В живых оставались те, кто сумел укрыться среди лежащих в беспорядке на полу тел или за столом.

Ворвавшийся в помещение агент — оценил обстановку и дал длинную очередь вправо: пули Маузера, пробили насквозь баррикаду из тел и поразили кого-то из тех, кто вел из-за нее огонь. Теперь надо было найти принца Касима… агент помнил, на каком конце стола он находился и бросился в эту сторону, даже не перезаряжая оружие и молясь, чтобы принц был там. Он и в самом деле был там… он был наполовину придавлен каким-то толстяком, но он был жив, ошалело моргая глазами.

Идти через коридор было немыслимым, оставалось только одно. Агент — дал очередь в сторону витража, посыпались стекла. С трудом — отшвырнул бородатого толстяка и поднял принца Касима на ноги. Снаружи — тоже шла перестрелка, причем перестрелка страшная — но там были свои, с оружием и их было немало: уцелеть у принца шансов было больше. Пулеметная очередь прошлась по стене — и он, протащив ошалевшего и раненного принца, просто вытолкнул его в окно. Сам — выпрыгнуть не успел…

— Аллах Акбар!

Один из телохранителей шейха Яслами аль-Авлаки, фанатик и экстремист, умирая, выдернул чеку из взрывного устройства, представлявшего собой четыре палочки тола, связанные во взрывную цепь которые он носил на себе. Грохнул взрыв…

* * *

Охрана принца Касима разделилась на две неравные группы. Первые — остались у машин, держа противника под постоянным автоматным и пулеметным огнем. Они были вооружены лучше всех, вооружены поголовно непривычными здесь автоматическими штурмгеверами русского производства и пулеметами, вооружены как панцергренадеры — в то время, как выходцы из 22САС предпочитали более легкое оружие и платили сейчас полную цену за это. Те, кто еще оставались в живых, кто не погиб от огня снайперов и пулеметчиков — сейчас уже заняли укрытия, какие нашли и не поднимали головы. Они были профессиональными солдатами — а профессиональный солдат всегда осторожен и не рискует без надобности. Огонь русских — поражал сейчас в основном многочисленную охрану шейхов и эмиров, намного хуже подготовленную и фанатичную. Русские держали под огнем вход в здание, дабы не допустить прорыва бандитов к своим вождям. Плохо вооруженные и привыкшие к долгим горным перестрелкам — боевики за каждый свой шаг платили жизнями. И ничего сделать не могли.

Получив численное преимущество — русские пошли на прорыв сами. Прикрывшись щитами как римские гоплиты — они двинулись к зданию. Щитовики — даже не вели огня, их единственной задачей было прикрывать себя и своих товарищей от огня. Укрывавшиеся за ними стрелки — вели огонь из автоматического оружия, меняя друг друга для перезарядки. Шитовых команд было три — девять человек шли в здание и остановить их мог только станковый пулемет.

Они миновали полпути к зданию, двигаясь ровно с такой скоростью, с какой это позволяли тяжеленные щиты — когда изнутри, из окна зала заседаний ударила очередь, а потом — выпал человек. Это был принц Касим — они поняли это по европейского покроя одежде — единственный, кто осмелился прийти на заседание Федерального совета в племенной одежде был он. Через несколько секунд — внутри зада заседаний громыхнул взрыв.

— Дым! Дым!

Две дымовые шашки — плюхнулись на газон, задымили, лишая обзора, но и не давая боевикам вести прицельный огонь. Две машины, одна, непрерывно ведя пулеметный огонь — тронулись назад, чтобы максимально приблизиться к зданию…

Двое из шестерых стрелков — вышли из-под щитового прикрытия и одним рывком — добежали до того места, где упал человек в европейской одежде. Это и в самом деле был принц Касим, он был ранен и контужен — но жив. Дым — давал им хоть какую-то защиту…

Из дыма — показался покатый зад Интера.

— Стой!

Пулеметная очередь прошла выше, их осыпало битым камнем от стены — кто-то рискнул, но не добился своего.

Щитовики — пятились задом к машинам, стрелки укрывались за ними, ведя огонь на прикрытие.

— Сюда!

Принца Касима подняли с двух сторон и, прикрывая своими телами, довели до машины и запихнули внутрь. Пулемет прекратил огонь — то ли меняли ленту, то ли кому –то удалось попасть в пулеметчика.

— На месте! На месте!

— По машинам!

Щитовики — бросали уже ненужные, тяжеленные щиты, набивались в машину. Раненых — заталкивали в машины, с ними — разбираться потом. Конвой тронулся, выстраиваясь на ходу, пулемет снова открыл огонь. Теперь главное — уехать отсюда.

Кто-то из оставшихся в живых боевиков из охраны Абу — улучив момент, встал из-за горящей машины с снаряженной базукой. Снаряд, прочертив за собой серую полосу дыма, ударил в замыкающий Додж конвоя, увозившего с места перестрелки принца Касима. Машина — полыхнула, задымила, пошла юзом и начала останавливаться. Никто из конвоя и не подумал остановиться, чтобы помочь…

* * *

Вырвавшись из ловушки — машины выскочили на Эспланаду, дорогу, ведущую в город. Машин на эспланаде было немного, прохожих уже смело с улицы — стрельбу и взрывы слышали все и понимали, что это не к добру. Лавочники — повсюду закрывали лавки, дуканы, задвигали стальными шторами и ставнями окна…

В машине Касима Аль-Хабейли, в багажнике — была отличная рация, а две длинные антенны — давали возможность нормальной связи даже в движении. Принц Касим, едва только придя в себя после перестрелки — приказал наладить связь и соединить его со штабом, но не со штабом Походного атамана и не со штабом оперативной группы ВМФ — а с разведпунктом и группой советников в Лахедже, с которым он был связан и который — был создан совместно ГРУ и разведкой ВВС. Потому что именно с ним — Касим аль-Хабейли имел дело, именно с ним — они обговаривали все, от его устремлений в княжестве Бейхан и посылке туда наемников и заканчивая позицией, которую он должен был занять на заседании Федерального совета. С Походным атаманом он не имел никакого дела, и атаман вообще многое не знал из того, что здесь происходит. Незнание это — было обеспечено дружеским советом военной разведки «не вмешиваться» — и в самом ближайшем будущем оно приведет к морю крови.

Позывной разведпункта был «Ласточка» и связь удалось установить почти сразу. Еще одна «случайность», которая случайностью никак не была — дежурный. В каждой воинской части должен был быть дежурный, и в отсутствие командира части именно он принимает оперативные решения и его приказы — обязательны для исполнения до отмены их командиром. Так получилось, что в этот день, день, когда начинается Федеральный совет — оперативным дежурным был вполне конкретный человек, тот, который и варил всю эту начинающую припахивать кровью кашу. И так получилось, что в разведпункте — не было ни одного офицера старше по званию и должности — хотя должен был быть. Того, кто должен был все это остановить и реально мог это сделать — найдут позже, уже после всего произошедшего на окраине Адена. С пулевыми ранениями. Разбираться не будут — после всего, что произойдет, разбираться смысла уже не будет.

— На связи… — один из уцелевших телохранителей протянул эбонитовую, похожую на телефонную трубку рации.

— Ласточка, я Авангард — принц взял трубку

— Авангард, что происходит, почему вы на связи, прием?

Принц узнал голос — голос того же самого человека, с кем он и имел все это время дело, с кем обсуждал все эти планы…

— Это я вас хочу спросить, что происходит?! — заорал принц, выплескивая напряжение — только что ваш человек пытался меня убить! Мы так не договаривались!

— Авангард, спокойнее. Что произошло, прием…

— Ваш человек устроил стрельбу на совете! Ваш человек, которого ко мне приставили! Он попытался меня убить! Прямо на совете!

— Авангард, повторите — наш человек пытался вас убить на Совете? Прием.

— Да, черт возьми, если вы все еще не поняли! Он ворвался и начал стрелять! Я ранен! Там настоящая бойня!

— Авангард, вас не понял, кто начал стрелять, прием!?

— Дмитрий, шайтан его возьми! Он ворвался и начал стрелять! Я ему не приказывал такого! Он меня чуть не убил!

Рация помолчала

— Авангард, где вы?! Вы на Совете? Прием.

— Я на Александра Четвертого! Мне удалось сбежать…

— Возвращайтесь на Совет, попытайтесь все уладить, прием.

— Нечего улаживать, ты, ублюдок — еще громче крикнул принц — теперь у меня сотня кровников, которые будут меня искать! Нет никакого Совета, и не будет! Сейчас начнется бойня!

Рация снова молчала несколько секунд.

— Э… Авангард, направляйтесь в Лахедж. Мы в любом случае укроем вас. Переправим в Саану, потом дальше.

— Как это могло произойти?! Кого вы приставили ко мне?! Почему он начал стрелять!? Что вообще происходит?!

— Я не могу пока сказать. Приезжайте, мы во всем разберемся. Как поняли?

Вместо ответа — принц просто отключился. Машины — затормозили у банка. Кто-то из уцелевших — открыл дверь, выстроили коридор…

По сути — человек он конченный — никто не поверит, что этот ублюдок действовал не по его приказу. Какое… он и сам бы не поверил, случись такое.

Банк…

Нет, в городе оставаться нельзя. Нельзя! Людей накрошили столько, что теперь у него кровников действительно — под сто. Надо уходить. Через Саану — у него там есть друзья. Потом дальше. Они же — помогут вытащить деньги — какие возможно.

В крайнем случае — можно уйти в горы. В горах есть те, кто ему многим обязан — они его укроют, и будут укрывать, сколько нужно. Там же — можно понять, что происходит. Возможно — с кем-то договориться.

Что будут делать русские? Давить мятеж, Другого выхода у них нет. Может, и он им пригодится.

Да… надо заехать в Лахедж. И разобраться, что происходит. Нельзя рвать с русскими, они как никак здесь самая серьезная сила. Возможно, все, что произошло не более чем ошибка, трагическая ошибка, Русские могли и не знать, чем дышит, о чем думает тот человек, которого они поставили к нему. В самой России — такие случаи нередки, у них от террористов погибли многие, включая даже одного из Императоров.

— Касим-хаджи…

— Собирай людей… — приказал Касим — Бери тех, кто в банке. Едем в Лахедж…

* * *

Второй акт этой трагедии — разыгрался тогда, когда они только выехали из города Дорога на Лахедж — шла мимо стрельбища, через Шейх Усман, потом Дар ас-Саад, потом через Дар аль-Амир. Они как раз проезжали Дар аль-Амир, когда стал слышен странный, надсадный свист. И личный телохранитель принца Касима, русский и офицер, с огромным опытом — мгновенно догадался, что это такое.

— Из машины! — заорал он — воздух!

Они успели вовремя. Счастье — они еще не выехали за пределы города, и это был район вилл, с высокими дувалами. Они только успели скрыться, изрезавшись стеклом — как заходящий на цель реактивный Юнкерс открыл огонь. Пилот был опытный, очередь из двадцатитрехмиллиметровой носовой мотор-пушки — с первого прохода накрыла машины колонны и тех, кто не успел спрятаться. Это было похоже на гнев Аллаха, на смертоносный град — мотор-пушка выплевывала две тысячи снарядов в минуту, и противостоять ей не могло ничего. Град с неба — моментально изрубил в куски колонну, оставив от нее лишь облако пыли и дыма, да горящие остовы машин, танцующее на которых пламя едва просматривалось через мутное черное облако. Самолет неспешно разворачивался, уходя в зенит, был виден типичный для Юнкерсов раздвоенный хвост, моторы как бочонки по обе стороны фюзеляжа, и короткие, широкие крылья. Развернувшись, штурмовик пошел на второй заход ударив по цели неуправляемыми реактивными снарядами калибра сто тридцать миллиметров. Снарядов было восемь –по четыре трубы под каждым крылом. Они шли в цель со свистом, похожим на свист минометной мины, и, разрываясь, могли потопить легкий эсминец (для чего их собственно, флот и заказывал). РСы разрывались с мощью артиллерийского снаряда, так что содрогалась земля…

Русский офицер, один из тех, кто уже спас единожды Касима аль-Хабейли во время бойни на Племенном совете — бросил принца королевского дома в небольшую канавку, через которую из дома в небольшую сточную яму текли нечистоты, а сам лег сверху, накрыв его собой. Принц Касим ничего не видел — он только слышал грохот и чувствовал, как содрогалась земля. Он лежал в грязи, в испражнениях — и чувствовал унижение и страх. Такой страх, какого он не чувствовал с того дня, когда пришли и сказали, что его отец убит…

Самолет — прогремел где-то над головами, на них сыпалась пыль и осколки, часть дувала рухнула, не выдержав взрывов, но свое дело сделала, защитив их от ударной волны. На третий заход летчик не пошел — решил, что достаточно и выжить в таком аду, никто не мог. Развернулся — и ушел в сторону континента…

— Можно… вставать.

Принц пошевелился.

— Вставайте. Надо уходить — пока они не прислали проверить.

— Кто… кто это был?

— Потом. Надо уходить.

Когда они выезжали — их было больше двадцати человек. Сейчас — осталось трое. Считая его самого.

— Сюда…

Из дома никто не высовывался. То ли никого не было, то ли — не было желания.

— Дверь…

Русский — шел первым, вот и сейчас он — высунулся, чтобы проверить, что на улице. Принц Касим — вытащил из кармана револьвер и одну за другой послал в русского пять пуль в спину. Тот упал как подрубленный.

В револьвере была шесть зарядов, оставался последний. Принц повернулся к последнему, уцелевшему телохранителю — тот был из местных.

— Русские предали нас… — сказал принц… — ты видел.

— Да, эфенди…

— Если ты будешь служить мне, ты станешь очень богатым человеком.

— Я всегда буду служить вам, эфенди…

Принц опустил пистолет.

— Найди мне машину. Быстро. Я буду ждать тебя здесь…

* * *

Британцы — несмотря на то, что Аден был потерян, вовсе не ушли из этого города совсем. Вынужденные отдать русским все, что составляло здесь их власть, они поселились небольшой колонией на другой стороне Залива, в так называемом «Малом Адене». Несмотря на то, что отношения Британии и России были не просто враждебными, они были на грани войны — особой враждебности между русской и британской колониями в Адене не было. Британцы — сохранили частую собственность, которая у них была (частные британцы, не Ост-Индская компания) и даже построили некоторое количество новой. Их колонию в Маленьком Адене от основных сооружений города — отделяли соляные поля. Белая равнина, на которую в солнечные дни — а такими было подавляющее большинство дней в Адене — было даже больно смотреть. Соль эту в небольших количествах добывали для косметики, этим занимались британцы. Еще у них были интересы в торговле, недвижимости и в порту. Были клубы и места, куда пускали и где могли быть приняты и русские и британцы — и они как то находили общий язык друг с другом.

Еще один нюанс — касался дипломатического представительства. Русское министерство иностранных дел категорически отказало Форин Офису в приеме в Адене дипломатического представительства любого уровня, даже такого, который бы возглавлял временный поверенный в делах. Но британцы, верные своей хитроумности, нашли выход. В британской колонии в Адене появился дуайнен, или старшина. Официально — он не имел никаких дипломатических рангов, и русские ничего не могли предъявить в связи с этим. По факту же он представлял интересы Великобритании, представлял их неплохо, неплохо даже для профессионального дипломата, которым он не являлся — и его присутствие было выгодно даже местным властям. Потому что проще было иметь дело с кем-то конкретным, кто отвечает за колонию и может принимать решения — чем неизвестно с кем. Так что дуайнен был известен во всем городе, и в любом доме — ему были рады.

Сейчас, дуайненом британской колонии был полковник, сэр Ричард Керр. Отставной офицер Британской Индийской армии, дослужившийся до полковника не в самых приятных местах — он ушел в отставку, и то ли сам, то ли по дружескому совету, данному где-то в клубе — купил домик не в Бомбее — а в Адене, на самом берегу. Обычное дело для отставного полковника, оставившего изрядную часть здоровья в афганских горах — купить домик поближе к теплому, соленому морю и греть там свои ревматические кости, развлекаясь написанием мемуаров и рыбной ловлей. Но сэр Ричард был отнюдь не из тех, кто кроме рыбной ловли и мемуаров был ни на что не способен. Сухой, прямой как палка, с короткими, тщательно ухоженными офицерскими усами, резким, командирским голосом и пристрастием к порядку во всем, даже в мелочах — он быстро навел порядок в колонии, познакомился со всеми, кого следовало знать — и даже с теми, с кем лучше было бы не знакомиться. Он выписывал массу газет, делал пометки, организовал два отделения лондонских клубов на месте, вдобавок к тем, которые уже были и немало времени проводил в горах, охотясь и составляя натуралистические записки, как и полагается корреспонденту Королевского географического общества. Конечно, знал он и Касима аль-Хабейли, наследника дома аль-Хабейли. И увидев его у своих ворот, он хоть и удивился, но ничем не показал своего удивления. Просто приказал принести чаю и собственноручно — плеснул в чай бренди…

— В городе стреляли. Вы не знаете, почему? — сказал он таким тоном, как будто осведомлялся о погоде на завтра

— Знаю. Меня пытались убить.

Сэр Ричард иронически поднял густые, седые брови…

— В таком случае, дорогой мой, могу поздравить вас с тем, что вы все еще с нами.

— Меня пытались убить русские.

— О…

Сэр Ричард поставил чашку на стол

— Не скажу, что я удивлен, но…

— Мне нужна помощь. Русские пытались убить меня дважды. Первый раз — на Племенном Совете. Второй — штурмовик атаковал мою колонну на выезде из города. Мне нужна ваша помощь.

— Боюсь, я мало чем смогу вам помочь… — ироническим тоном заметил сэр Ричард, ставя на столик чай — если только вывезти вас на своем рыбацком шлюпе…

В комнате — открылась дверь, вошел человек.

— Спасибо, сэр Ричард, мы продолжим…

Сэр Ричард встал со своего места, шутовски раскланялся

— Если так… не смею вам мешать. Мой дом в вашем распоряжении

Судя по тону — происходящее — он явно не одобрял.

Человек прошел к столу, сел на место сэра Ричарда. Если присмотреться… в нем было что-то от хорька… мелкие, аккуратные черты лица, острый нос. Идеально повязанный аскотский галстук. Сходство усилилось, когда этот человек взял кружку сэра Ричарда, поднес к губам… но пить почему то не стал, поставил обратно, будто ему не понравился запах чая с бренди…

— Судя по всему — Вы не имели возможность заехать домой… — сказал он

Эти слова — представляли собой тщательно рассчитанное оскорбление. Настолько тщательно, что на такие способны только англичане. Русские если кого-то хотят оскорбить — просто оскорбляют. Англичане — владеют искусством тонкой и оскорбительной иронии… это все идет из частных мальчишеских школ — интернатов, славных жестокими проделками, от частных университетов. Оскорбление британца не каждый поймет, но англичанину это и не нужно…

— Дома меня могли ждать…

— Неудивительно… русские привыкли доводить дело до конца…

Англичанин был профессионалом в таких делах. И знал, что когда человек перед тобой в затруднительном положении — ни в коем случае нельзя сразу бросаться ему на помощь. Нужно, чтобы он попросил о помощи. И не один раз. Чтобы прочувствовал всю весомость оказываемой ему услуги, всю ее ценность и был готов оказать ответную.

— Я предлагаю вам сотрудничество… — сказал принц Касим

— Сотрудничество… сотрудничество… — англичанин повторил это дважды, будто взвешивая слово, пытаясь понять его истинный смысл — боюсь, сэр, вы не в том положении, чтобы предлагать кому-то сотрудничество. Сотрудничать можно с живым человеком. А вы почти что мертвец. Вы отчего-то стали не нужны вашим прежним… покровителям. Третья сверхдержава мира — пыталась вас убить и сейчас вы в бегах. Что заставляет вас думать, что они на этом остановятся?

Англичанин — привычно поставил между собой и Россией еще и Германию. Несмотря на то, что Германия была главным врагом Англии на европейском континенте, можно сказать экзистенциальным врагом, потому что рушила главный принцип британской политики, принцип поддержки разнообразия — все равно британцы чувствовали свое родство с немцами. Всегда давали понять, что раскол не окончателен, и сами немцы должны сделать «правильный выбор». Постоянно пытались выставить себя в качестве «учителей» Германии, прежде всего в вопросах внешней и колониальной политики. В то же время — отношения России и Великобритании характеризовались обоюдной, почти сакральной ненавистью и глубочайшей пропастью между этими двумя государствами. Эта ненависть — диктовала и презрение, и вот почему британец поставил первую по территории и по народонаселению страну мира на третье место, пропустив вперед понятных и во многом родных немцев…

Принц Касим — сделал неопределенный жест руками

— Я понимаю, вы вправе мне не верить…

Британец усмехнулся

— На доверие можете не рассчитывать, но это не имеет отношения конкретно к вам. Мы никому не верим. Вопрос в другом — какую пользу нам может принести ходячий мертвец.

— У меня есть люди. Есть деньги. Есть налаженные связи.

— Что произошло сегодня на Племенном совете? — резко спросил англичанин — только не врать. Иначе я встану и уйду.

— Там произошла стрельба — сказал Касим аль-Хабейли

— А конкретнее?

Принц вздохнул

— Мой человек начал стрелять. Ворвался в комнату, где проходило заседание и начал стрелять. Клянусь Аллахом, я не приказывал ему этого делать. Но он это сделал. Просто ворвался и начал стрелять…

— Кто это был? — спросил англичанин

— Митрий… его звали. Н сам так себя называл.

— Русский? — моментально отреагировал англичанин

— Русский.

— Откуда он у вас? Кто он был? Какую работу выполнял?

Принц Касим потер виски

— Телохранитель. Он был моим телохранителем. Его приставили ко мне русские. И он был очень хорошим телохранителем. Однажды спас мне жизнь. Я не знаю, что на него нашло. Не знаю. Но я не приказывал ему стрелять.

— Русские — англичанин улыбнулся, будто знал какую-то потаенную истину — в кого он стрелял? В вас? Сначала?

— Нет. В моего врага. В Абу, правителя Бейхана.

— Он жив? — моментально отреагировал англичанин

— Не знаю. Нет… не знаю. Там настоящий ад был. Меня выпихнули из окна… не знаю.

— Надеюсь, что он мертв… — сказал англичанин, впервые за все время допроса отклонившись от темы, к которой он цел как пассажирский экспресс по рельсам — право же, для этой свиньи даже обычной смерти будет недостаточно. Как русский действовал дальше?

— Потом он стрелял в меня. Телохранитель толкнул меня на пол, потому я остался жив.

— Потом?

— Потом ничего — зло сказал Касим — его пристрелили. Бешеная собака!

— Почему же. Человек, выполняющий приказ ценой жизни — заслуживает слова похвалы, каким бы ни был этот приказ.

— О чем вы?

— А вы еще не поняли? Русские приговорили вас еще до Федерального совета. Им надо было, чтобы произошло то, что произошло. Бойня.

— Но почему? Они…

— Хотите сказать, цивилизованные люди? Они дикари. Право, вы должны были понять это раньше. Вы что, не держите руку на пульсе? Не видели то, что происходило последнее время? Абу договорился с русскими, а через него — русские договорились и с салафитами. Теперь салафиты воюют уже в Договорном Омане. Абу для русских куда лучше, чем вы — он будет им обязан больше. Я удивлен, что вы этого сами не поняли?

— Но он… стрелял и в Абу тоже!

— Ну и что? — отмахнулся англичанин — для отвода глаз. Кстати, попал?

Кстати говоря — сам англичанин, неплохой аналитик и по совместительству хороший, почти международного уровня гроссмейстер — вовсе не был уверен в том, что сказал. Варианты могли быть разные… например, тот кто стрелял, был тайным сторонником салафитов или идарата. Или одной из многочисленных русских террористических групп.

— Нет.

— Вот видите. Русским нужен Абу. Не вы. Он продемонстрировал хитрость. А вы — не продемонстрировали ничего.

Принц Касим покачал головой

— Я…

— Вы — живой мертвец. Давайте, будем исходить из этого. Что вы готовы сделать, чтобы остаться в живых

Касим — думал недолго

— Все.

— Все? И… например, передать Аден его законным владельцам?

Касим недоуменно уставился на англичанина

— Ост-Индской компании.

Это была проверка. И Касим — ее прошел.

— Да.

Он понимал, что все не так просто. Но сейчас он должен был остаться в живых.

— Одну минуту…

Англичанин вышел из комнаты. Вернулся с пачкой листов бумаги и писчим пером — непроливайкой.

— Пишите. Все, как было.

— Но… времени нет.

— Уверяю, есть. И да… давайте, напишем расписку. Это для порядка. Бюрократия, знаете ли. С меня тоже спрашивают.

* * *

Уже вечером — британцы организовали выступление Касима аль-Хабейли по радио. В нем — он объявлял себя новым монархом Адена, провозглашал вечную дружбу с Британией и заявлял о том, что Совет весь убит по приказу русских властей. В своем обращении — он призвал всех своих сторонников брать в руки оружие и убивать русских. Выступивший следом мулла, довольно авторитетный деятель, имеющий звание хаджи и степень в фикхе — объявил о том, что русские нарушили договор с правоверными, убили правоверных, и теперь жизнь русских разрешена и их имущество тоже разрешено. И не только разрешено — но и обязательно, ибо в конце своего выступления он призвал мусульман к джихаду: священной войне с неверными.

А в это время — в Константинополь, в штаб флота и в Санкт-Петербург — спешно передавались исключающие друг друга шифровки, не только не проясняющие, но и окончательно запутывающие ситуацию. Казаки ничего не знали, тон шифровок наместника — а им был гражданский, а не военный — из успокаивающего, каким он был до этого превратился в панический. Многое могла прояснить разведка — но шифровки из Лахеджа ничего не проясняли, а только запутывали ситуацию. Так, час за часом терялось драгоценное время, в которое только и можно было исправить хоть что-то.

Несколькими днями ранее. Европейский континент. 15 сентября 1949 года

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,

и с мест они не сойдут,

Пока не предстанет Небо с Землей

на Страшный Господень суд.

Но нет Востока и Запада нет,

что племя, родина, род,

Если сильный с сильным лицом к лицу

у края земли встает?

Р. Киплинг

Транспортное судно Катарина было спущено на воду верфью Фишере-Норд в Порте-Любек и представляло собой судно класса «Дженерал карго» с грузоподъемностью до семи с половиной тысяч метрических тонн — именно так оно и было зарегистрировано в общепризнанном Судовом регистре Ллойда. Первоначально — оно так и ходило из порта Любек, в основном с грузами машиностроения по различным северным маршрутам — Брест, Санкт Петербург, Николаев на Мурмане. Его владельцем — была Ганза-Ллойд, известное объединение судовладельцев. Берущее свое начало еще от вольных купеческих обществ. Все изменилось в сорок первом году, когда в Северной Америке изобрели стандартный транспортный контейнер и судно для его перевозки — контейнеровоз. Это изменило отрасль перевозок по морю навсегда: доходило первоначально до того, что докеры — портовые грузчики устраивали саботаж и диверсии на судах нового типа, потому что время и трудоемкость их погрузки-разгрузки сократилась в семь — десять раз. Но вырвавшегося из бутылки джина прогресса не загонишь назад: в одночасье устарела большая часть наличного торгового флота, а Катарину — продали в сорок шестом году. Почти новое судно — за треть его цены каким-то подозрительным типам.

Сброс огромного количества еще ходких судов за бесценок — привел к совершеннейшему беспорядку на море, появились десятки новых контор, которые чаще всего состояли из конторки где-нибудь в порту, стола и стула, они набирали экипажи на один рейс и экономили буквально на всем в погоне за конкурентоспособностью. Стало намного легче договариваться о перевозках явно незаконного груза — теперь, ради хоть какой-то прибыли портовая шваль, ставшая судовладельцами, готова была на все.

* * *

Вообще, если брать торговлю современным огнестрельным оружием в этом мире — то она прошла долгий путь и как раз в это время — менялась качественно. Еще в десятых годах — пулемет Мадсен, первый успешный по конструкции ручной пулемет стоил примерно шесть тысяч рейхсмарок, то есть столько же, сколько недорогой домик в провинции. Уинстон Спенсер Черчилль, отправляясь в поход подобно своему знаменитому предку — приобрел для своих странствий лучший на тот момент пистолет — карабин Маузера, отдав за него больше, чем стоила хорошая верховая лошадь, основное средство передвижения в те времена. Пистолет — покупали примерно как дорогое садочное ружье, пулемет же был и вовсе покупкой немыслимой — хотя законодательство большинства стран мира это позволяло. Оружейной торговли тогда как таковой не было, торговали в основном снятым с вооружения (типа знаменитой британской Браун Бесс) и трофейным вооружением со складов, продавая их втридорога. На свете тогда еще были места, где за роскошь почиталось даже старинное кремневое ружье.

Великая война все изменила. Проблема была в том, что она не была закончена — и должна была возобновиться. Обе стороны — и Британское содружество и Россия видели эту войну чрезвычайно кровопролитной, с вооружением огромных масс людей. К тому же при действиях в Африке и на Ближнем Востоке отлично проявили себя пулеметы, особенно ручные и пистолеты повышенной огневой мощи — те же Маузеры. Действия конной кавалерийской группы Бичерахова, армий генерала Баратова, изобретение тачанки Буденным — стали ключевыми элементами в разгроме экспедиционной армии лорда Китченера и взятии Багдада. Стало понятно, что кавалерийские карабины Мосина надо менять на автоматические винтовки, по крайней мере, в соотношении 1/1, а ручных пулеметов Мадсена надо иметь два — три на взвод. Группа, вооруженная таким образом, мобильная, способная действовать по-драгунски — то есть прибывать к месту боя верхом, спешиваться и атаковать пешими — способна за счет огневой мощи и маневренности победить впятеро большего неприятеля. Как результат — за огромные деньги была куплена лицензия у Мадсена, построен целый завод в Коврове, наладили производство федоровок. Сестрорецк — начал сотрудничество с Браунингом. Но почти сразу после войны стало понятно: ни Тула, ни Ковров, ни тем более Сестрорецк не подходят в качестве основного центра производства оружия вследствие их уязвимости. Единственным русским оружейным заводом, расположенным так далеко в глубине страны, что его не могли достать ни современные, ни перспективные стратегические бомбардировщики — был Ижевск и именно там — построили два новых завода, именно там — развернули производство пулеметов Браунинга всех типов, в том числе и ружей-пулеметов Браунинга и пистолетов Браунинга. Именно туда, и еще в один завод, строящийся в маленьком поселке Вятские Поляны с нуля — перевели лучших конструкторов для налаживания производства автоматического оружия. Именно в Ижевске — внедряли на тот момент самые современные в мире технологии, в том числе технологии электрохимического редуцирования и хромирования стволов в потоке — это позволило поднять производительность по самому критическому элементу оружия — стволу — на порядок. Британцы ответили на это строительством фабрик в своих доминионах, чего раньше они отказывались делать по принципиальным соображениям — так появился крупный арсенал в Ишрапуре и фактория имени Лорда Китченера в Канаде. Оружие становилось действительно массовым — настолько, что винтовку мог себе позволить простой крестьянин.

Одним из итогов разгрома британо-французско-итальянской коалиции на суше — было попадание на склады огромного количества трофейного оружия. Оружие это отличалось от штатного калибром, и первоначально — его либо уничтожали (довольно редко), либо клали на склады на случай тотальной войны. Через какое-то время, когда промышленность освоила методы массового производства стрелкового оружия — трофейное стало проблемой. Тяжестью на руках. В итоге — большей частью оно попало в руки не совсем чистых на руку личностей, которые принялись им торговать — направо и налево. Так — впервые на черном рынке появилось относительно современное пехотное оружие, продаваемое по сносным ценам и крупными партиями, уже достаточными для вооружения полков и даже бригад. Вдобавок — Великая война привела к появлению двух осколков — очень небольших государств, в которых оказались оружейные производства имперского уровня. От Австро-Венгрии отделилась славянская, чрезвычайно развитая промышленно Богемия, в которой производили все, от осадных гаубиц до легких пулеметов, и Бельгия, тогда еще не разделенная на Валлонию и Фландрию — одна из первых в Европе построила мощное оружейное производство на новых технологиях и пригласила лучшего конструктора того времени — Джона Моисея Браунинга. Ни одна крупная страна в мире, ни одна империя — не станет вооружаться чужим оружием, поэтому у таких стран, с небольшими армиями и мощнейшей оборонной промышленностью не оставалось никакого другого выхода, кроме как ввязываться в сомнительные сделки. Помимо предложения — на рынке возник и спрос. Рухнула сверхдержава — Франция, ее заморские колонии — Индокитай и Алжир — отказались войти в состав Священной Римской Империи и объявили о независимости. В ответ — Священная Римская Империя приняла меры к тому, чтобы удушить новорожденные государства, в том числе и не давая им оружия. Ни Богемия, ни Бельгия не могли официально поставлять оружие — но свято место пусто не бывает, место официальных сделок заняли криминальные и полукриминальные. Бурская конфедерация — стремительно перевооружалась, готовясь отстаивать свою вновь полученную независимость от Великобритании — а на юге стремительно вооружалась оказавшаяся во враждебном окружении пробританская Родезия. В Мексике — с трудом удалось подавить вооруженный, троцкистско-большевистский мятеж, с европейского континента, преследуемые секретной полицией, побежали троцкисты, эсеры, большевики, социал-демократы — в основном в Новый свет. Начали перевооружаться, почуяв неладное небольшие, но кровавые диктатуры и диктатурки. Сверхдержавы — оказавшись в непривычной для себя ситуации глобального противостояния без возможности разрешения — тоже начали понимать, что нелегальная торговля оружием выгодна и им. Никому не хотелось до поры давать casus belli, повод к войне. Но за двадцать лет мира — все сверхдержавы освоили немыслимые ранее, чрезвычайно тонкие и опасные методы подрыва мощи противника. Разжигание мятежей на окраинах вынуждает отвлекать ресурсы, раздергивать армию, создает социальное напряжение в обществе и мешает единству, столь нужному в военный, предгрозовой час. Но если в руках мятежников найдут оружие, принадлежащее противоборствующей державе — может начаться война: когда есть желание начать войну, к тому подойдет любой повод. И потому — спецслужбы быстро освоили сотрудничество с частными оружейными торговцами черного рынка, в том числе уже появившимися крупными, за несколько часов — способными выставить на погрузку несколько тысяч тонн оружия и снаряжения…

Этот человек — прибыл в Европу из Великобритании: у него не было британского подданства, но он последние несколько лет жил в Лондоне и обтяпывал все свои дела оттуда же, из конторы в районе доков. Это был солидный пожилой господин, представительный, с типично британским породистым бульдожьим лицом и копной тщательно подстриженных седых волос. Весь его облик — ботинки от Брукс Бразерс из телячьей кожи особой выделки, заказной костюм с Гемини-стрит, трость дорогого дерева с набалдашником в виде позолоченного орла — внушал уважение и доверие. Никто не мог бы и подумать, что под столь представительной личиной типичного британского сэра, который смотрелся бы и в Палате лордов — скрывается русский-юрист неудачник, педераст и убийца.

Андрюшенька Щербатов с детства страдал от того, что его ветвь дворянского рода Щербатовых была побочной и не признавалась остальными Щербатовыми. Несмотря на это, жили они весьма состоятельно, отец был Инспектором почт и имел земельные и лесные наделы. Сына он отдал в Казанский университет, одно из старейших учебных заведений России. Там он, под воздействием студенческой среды радикализовался и познакомился с другим таким же студентом, сыном мелкопоместного дворянина из Симбирска, который уделял учебе совсем немного времени — зато имел крайне радикальные политические взгляды и высказывал их. Звали его Владимир Ульянов…

В четырнадцатом году Андрюша, когда его пришла брать полиция — оказался в компании опытных партийных боевиков — те только что совершили экспроприацию, то есть — похитили сына у одного богатея и потребовали с папы денег. Когда полиция стала ломиться в дверь — Андрюша разрядил в дверь браунинг перед тем, как выскочить в окно. Дело было в Туле и тульские полицейские были не столь опытны, как их столичные коллеги: на следующий день из газет они узнали, что стоявший перед дверью филер был убит, а два жандарма ранены. Запахло виселицей — и партия отправила Андрюшу, как человека представительного в Лондон. Одна из задач, которые ему поставили — скупать оружие для переправки в Россию.

Через несколько дней Андрюшу задержали. И не царские сатрапы — а британские полицейские, которые, доставляя его в Скотланд-Ярд, сильно избили. Контрразведки — MI5 — тогда еще не было, по крайней мере, официально, подобными делами занимался спецотдел полиции, известный как The sweeny, летучий отряд. Британская полиция хорошо помнила тот случай, когда литовские экстремисты устроили пальбу из Маузеров в центре Лондона — и потому к русским революционерам, шатающимся по нехорошим местам и задающим вопросы насчет оружия — имели предвзятое отношение. Андрюша уже успел вспотеть и обоссаться — он узнал, что в Британии смертная казнь применяется за двести сорок видов преступлений и скупка оружия с целью причинить вред короне — в это число, безусловно, войдет. Как вдруг открылась дверь и вошли два достопочтенных джентльмена, которые, если их спросить о роде их занятий, вежливо отвечали, что работают на правительство Его Величества, но не конкретизировали далее. Они забрали Андрюшу из ужасного Скотланд-Ярда и, в дорогом рыбном ресторане, где персонал был столь вышколен, что не заметил исходящего от Андрюши неподобающего джентльмену запаха, объяснили, что так дела не делаются. Если русским революционерам нужно оружие — то нужно обратиться к ним, а не шляться по злачным местам в доках, где можно расстаться с кошельком, а то и жизнью. Со своей стороны — и британский Форин Офис крайне интересует настоящее положение дел в России, и если бы партия большевиков, несомненно, обладающая солидными связями в России, согласилась бы получше осветить некоторые вопросы…

Так, Андрей Щербатов получил некую индульгенцию, устроился в Лондоне, и закупал оружие для большевиков на половину тех денег, которые они присылали — а если расходы на жизнь были большими, то и на треть. В Англии же — он научился одеваться, вести себя как полагается в присутственных местах, и заниматься мужеложством. Последнее было милой британской традицией — хотя и в России оно получало все большее распространение, особенно среди радикально настроенных личностей — уж кто-кто, а Андрюша это знал.

Потом — кровавая романовская диктатура расстреляла из пушек Иваново-Вознесенск и выиграла Великую войну, а его давнего друга, Владимира Ульянова, взявшего себе псевдоним Ленин в память о Ленском расстреле — убили в Швейцарии. Лидерство в стане большевиков перехватил удачливый писатель и военный корреспондент родом из Одессы Лейба Давидович Бронштейн, известный как Лев Троцкий. В отличие от Владимира Ленина, лично знавшего Андрея Щербатова — у Лейбы Бронштейна были свои каналы поступления оружия, берущие свои начала в еврейских местечках Нью-Йорка. Андрей Щербатов оказался не только без работы — Лева Бронштейн, сам не совсем чистый на руку послал к нему ревизора, чтобы тот проверил расходование средств, отправлявшихся на закупку оружия. Андрюша поговорил со своими кураторами — и ревизора нашли в Темзе. Поэтому, когда часть боевой организации эсеров, находясь в прямой конфронтации с большевиками и лично с Троцким, перешли на сторону правительства и начали убивать революционеров в Европе — Андрея Щербатова не тронули, всему революционному подполью было известно, что большевики сами едва ли не приговорили его к смерти. Сам же Андрей Щербатов смекнул, чем пахнет это дело — и решил, используя наработанные связи и контакты, а так же небольшой капитал из уведенных партийных денег — открыть собственное дело по торговле оружием. На сей раз — без всяких лишних политических пристрастий. Кто платит — на того и работаем. Британская разведка, конечно, была недовольна потерей ценного актива по России — но иметь карманного оружейного торговца, тем более через которого можно продолжать поставки в Россию — ее тоже устроило.

Действующий заказ — был столь крупным, что Щербатов решил заняться им лично. У него не было собственного авто, как и многие британцы — он передвигался либо на такси, которые здесь звали «кэб», либо на автобусах, либо даже на метро, которое здесь звали «тюб», труба. В Лондоне — были приличные расходы на личный транспорт, дорого стоил бензин — а кэбов было столь много, что лондонцы предпочитали кликнуть кэб, нежели связываться с собственным транспортным средством. Щербатов для отказа от собственного авто имел еще одно основание — один из его конкурентов взлетел на воздух, повернув ключ в замке зажигания. Торговля оружием — дело крайне опасное и рискованное.

Он добрался до вокзала Сент Панкрас и купил там билет на поезд до Амстердама. Можно было полететь на континент на самолете — но он не любил самолеты, а заказчик поставил приемлемые временные рамки для исполнения заказа. В небольшом чемоданчике у него были деньги для внесения залога. Конечно же, не наличными — ни один идиот не станет носить с собой такую сумму наличными. В чемоданчике — у него были безымянные боны, выданные на Цюрихское отделение Барклайс-Банка на два миллиона швейцарских франков, по сто тысяч за лист, с двухнедельным сроком погашения. Номера бон — были переписаны его лондонским адвокатом, сэром Майклом Гордоном в его конторе Гордон — Слейтер. И если даже его ограбят — предъявить к оплате боны грабители не смогут, в этом смысле боны были наиболее безопасным способом транспортировки крупных сумм.

Сообщение с континентом, при котором туристам не приходилось пересаживаться на корабль, чтоб потом снова сесть на поезд — окончательно наладили в двадцатые. Теперь между континентом и «мировым островом» ходили паромы столь огромные, что на них загоняли железнодорожные составы целиком. Главным портом Великобритании по отправке железнодорожных вагонов на континент был Дувр, ближайший германский, бывший французский — Кале. Но были и другие паромы, один из них — ходил в Роттердам, на побережье Северного моря.

Роттердам….

Непростой порт, совсем непростой. Достаточно сказать, что он одновременно и речной и морской. Он стоит на реке Маас, протекающей по чрезвычайно развитой промышленно части европейского континента. А один из городов, которые стоят на ней — Люттих. Важнейший центр европейского производства оружия…

Северное море, в основном коварное и неспокойное — сейчас порадовало своей тишиной, и они прибыли в Роттердам немного раньше срока. Роттердам — уже тогда был больше портом, чем городом, куда ни кинь взгляд — угольные, пшеничные, нефтяные терминалы. Там — Щербатов, покрутившись по вокзалу и откушав в вокзальном ресторане — тогда они были еще ресторанами высшего класса, а не закусочными как сейчас — сел на местный поезд, идущий в Люттих. По пути — он тупо смотрел на мелькающие за окном картины — маленькие, почти игрушечные поселки, прорытые каналы, со всех сторон окружающие острова с зеленой травой неправдоподобно правильной формой. Все здесь, в Европе — было каким-то неправильным. Хотя и не таким как в России. Он не любил Европу, с ее маниакальной правильностью, квадратностью, насаждаемой немцами тягой к порядку. Только в Англии он понял, что он — англичанин, случайно родившийся в России и за это ее ненавидящий. Странный чудак, с тягой и терпимостью к разнообразию, скептически относящийся к власти в любой ее форме. Европа тоже в последнее время пошла по неправильному пути, насыщаясь прусским духом. Тоже во многом русским — одни фамилии «германских» офицеров чего стоят. Фон Бредов, фон Белов, Гaдов, Бокин, Деникен (Деникин), фон Тресков, Штрелов (Стрелов), фон Лоссов (Лосев). Прусское дворянство, офицерство — сейчас захватившее всю Европу.

Люттих — был городом необычным, возможно даже единственным на всю Европу — в Ухерском Броде такого не было. Здесь торговали оружием и жили оружием, причем практически любым — Бельгия славилась промышленностью и имела отличный доступ к морю. Потому — в городе действовало сразу несколько постоянных оружейных выставок и люди прогуливались мимо экспозиций пулек, танков, автоматов и винтовок, выставленных так, как в других городах выставляют на продажу… скажем, авто.

Сойдя с поезда на Льеж Гийемен — Щербатов посмотрел на часы. Время еще было — немного, но было. Они не договаривались о встрече — но он знал распорядок дня своего основного европейского контрагента.

Одна из таких выставок — располагалась прямо напротив вокзала, достаточно было просто пересечь привокзальную площадь, заполненную непривычными для европейца одноэтажными, в основном синего цвета автобусами. Здесь торговали военной техникой, самых разных стран, как доработанной, так и первозданном виде. Экспозиция — намекала на характер сделок, которые заключались на ней. Ничего тяжелого — полноприводные автомобили, мотоциклы Минерва, выпускаемые здесь же, легкие грузовики. Переделанные, обшитые легкой броней — здесь была лучшая металлургия после Рура, оснащенная пулеметами, произведенными на одной из лучших фабрик мира. В самом начале века — Король принял решение построить крупнейшую на тот момент оружейную фабрику мира для полного исключения кустарного производства оружия. Этому воспротивились местные кустари — но кого-то приняли на завод, кто-то остался делать охотничье оружие высокого разбора. Кто-то просто разорился. Но здесь, гением Джона Мозеса Браунинга — выпустили первое в мире надежное полуавтоматическое гладкоствольное ружье — Ауто-5. Вон оно, на витрине, в разных модификациях, включая вариант с длинным цевьем и магазином на восемь патронов и десятый калибр, усиленное. Здесь изготовили первый в мире пистолет с емким магазином на тринадцать патронов — Хай Пауэр тридцать пять, сейчас есть к нему магазины и на семнадцать и на двадцать два патрона, есть и короткий, карманный на восемь. Сейчас их производят в Сестрорецке по лицензии и в Канаде, британском доминионе. Да, еще в Аргентине. Здесь производили и производят всю линейку пулеметов Браунинга — вероятно, самого успешного автоматического оружия в мире. Пулемет Браунинг М2 поставил своеобразный рекорд — он был принят на вооружение, хотя бы ограниченное во всех пяти империях мира. Легкий БАР — стал новой эрой в легком стрелковом оружии — его мог переносить один пулеметчик, появилась возможность выделить отделение солдат в отдельное тактическое подразделение, способное действовать самостоятельно.

А ведь жизнь не стоит на месте. Вон — новая винтовка. Легкая, короткая, калибр 7,92*33 — новый германский. Двадцать патронов в коротком, коробчатом магазине. Режим одиночного и автоматического огня. С такой винтовкой — каждый солдат становится отдельной тактической единицей, и способен действовать самостоятельно, а не в составе поддерживаемого ручным или становым пулеметом отделения. Выработанная германцами благодаря их великолепным пулеметам концепция «группирования вокруг пулемета», при которой солдаты стрелкового отделения лишь поддерживают действия пулемета, переносят боеприпасы и защищают его позицию, устаревает. Теперь — по видимому, каждый будет сам по себе, возможно — будут введены более мелкие подразделения — двойки, как в армии САСШ, тройки, как в германской и русской армии, четверки как в британском САС и североамериканской морской пехоте.

Здесь же — более мощная, полуавтоматическая модификация этой винтовки, с тяжелым стволом под германского образца винтовочный патрон, по желанию можно установить оптический прицел небольшой кратности или электрический прицел как на бомбардировщиках — новинка, быстро пробивающая себе дорогу. Вон пулемет — лентового питания, на базе Браунинга БАР, североамериканского образца — лицензионный, бельгийцы никогда не стеснялись покупать лицензии на лучшее оружие, они зарабатывают благодаря высочайшему качеству изготовления, отличной репутации и политической нейтральности, означающей готовность продавать оружие тому, кто больше заплатит. Вон знаменитые Браунинги-3, в пехотном и тумбовом варианте, в том числе и спаренные. Североамериканцы — в свое время не приняли их на вооружение, отдавая предпочтение пулеметам Кольт М1895, названным впоследствии «копателями картошки» — потом пришлось перевооружаться, тратя огромные деньги. Эти пулеметы существовали и в виде ручного, правда — это уже был явный эрзац, приспособление. А вон — Браунинги М2 и авиационный М3 — авиационные тоже переделывали в пехотные. И даже Браунинг М2, переделанный в пехотный вариант, то есть способный вести огонь без станка и перемещаться в боевых порядках войск одним — двумя пулеметчиками.

Здесь же — легкая техника. Бельгийцы — не стали изобретать велосипеда и тут: купили лицензии у североамериканских Студебеккер и Кайзер-Джип и сейчас производили всю эту технику под названием Минерва. Бельгийцы — немало пережили в Африке, их король самолично владел огромной африканской провинцией под названием «Конго» из-за чего между королем и парламентом существовали постоянные склоки: король пытался переложить максимум расходов по африканской колонии на государственную казну, парламент ожесточенно сопротивлялся, требуя или передать колонию в госсобственность, или нести расходы самостоятельно. Еще бельгийцы торговали и с родезийцами и с бурами и с германцами, и с французами — они торговали со всеми. Поэтому, они отлично знали, какими должны быть машины для дикой местности. Внедорожники, обшитые стальными листами, большие пулеметные щиты, защищающие стрелка с трех сторон, высокие бронированные сидения с бронированными же подголовниками. Даже полностью бронированные кабины для грузовиков, а иногда и кузова — на таких перевозили важные и ценные грузы — золото, алмазы, жалование на прииски. Некоторые внедорожники были переделаны по образцу пустынных рейдеров, какие первыми начали применять итальянцы на юго-востоке Африки. Канистры с водой и топливом, закрепленные где угодно, как минимум два пулемета — один на капоте, им управляет передний пассажир, другой сзади, на турели — крупнокалиберный или спарка обычных, среднего калибра. И все это — бельгийцы могли продать кому угодно и за что угодно. Нет денег — они брали золото, алмазы, все что угодно, что имеет какую-то ценность, и может быть доставлено в Конго, их африканскую провинцию. Чтобы к ним не было никаких претензий — они прикидывались, что добыли все это сами, вот почему Конго считалась сокровищницей Африки. Где можно было добыть все что угодно. Были кстати и броневики — с легкой руки англичан, первыми соорудившие такие в Индии к ним приклеилось прозвище «Пигс», свиньи. Все просто — шасси внедорожника или легкого грузовика, примитивный, защищающий только от пуль, но с равным по всем сторонам бронированием кузов, вооружение — максимум один пулемет. Такая вот «свинка» в случае масштабных военных действий — на поле боя прожила бы максимум час, первый же крупнокалиберный пулемет, не говоря о противотанковой пушке — разделал бы ее вдребезги. Но такие броневики предназначались для другого: они должны были быть дешевыми, они должны были чиниться там же и тем же, что и грузовики, и их должно было быть много — настолько много, чтобы передать их каждому отдаленному посту, каждому полицейскому участку в дикарской глуши. В случае, когда в дикарских землях начинается мятеж — он распространяется как лесной пожар, если не подавить его в зародыше. А группа белых людей с броневиком и пулеметом — способна выстоять против целой дикарской армии…

Правда, был один небольшой нюанс. Все это — предназначалось для более — менее цивилизованных армий, относящихся к более — менее цивилизованным странам. Как автомобиль, так и сложное автоматическое оружие — нуждается в постоянном обслуживании и чистке. Ему же — предстоит подобрать оружие для довольно диких племен, агрессивных и малоразумных. Как ему сказали наниматели — с автоматическим оружием знакома, по крайней мере, часть — но с самым примитивным, пулемет — они уже не осилят. Но ему же в таком случае проще — можно часть денег пустить налево, как он это обычно делал…

Тем не менее, визит на выставку был полезен и плодотворен, он даже сделал несколько снимков миниатюрным Миноксом, который всегда носил с собой. Лишним не будет — он давно уговаривал обосновавшегося в Лондоне полковника Гарримана-Спаркса, представлявшего Родезию закупить партию современных штурмовых винтовок, пока дела не пошли совсем плохо. Германия была под боком, она всегда была рядом — и забывать об этом было величайшей глупостью. Как сказано в одной книге — если живешь бок о бок с драконом — изволь с ним считаться…

А так — после визита на выставку, он кликнул кэб (черт… такси, как неудобно все время перескакивать с континентальной жизни на островную!) и приказал отвезти себя на Пляс дю Марше, рыночную площадь, которую свободолюбивые горожане не позволили переименовать даже под сильным нажимом германцев. И статуя свободы по центру этой площади — была весьма красноречивым намеком тиранам…

На рыночной площади — он сошел с такси, пересек ее, примерно прикинув — не следят ли. Решил еще немного задержаться, спросил чашечку кофе в одной из забегаловок на площади — одним из несомненных преимуществ Европы был великолепный колониальный кофе, намного лучший, чем та бурда, которую пили в Англии под видом кофе, и намного лучше, чем та ячменная бурда, которую придумали германцы. На площади — было тихо и покойно, прогуливались джентльмены и дамы, на площади, у статуи свободы — небольшая группка туристов восторженно фотографировалась на ее фоне, пустив фотографический аппарат по рукам. Щербатов допил кофе и пошел к нужной ему двери, не заметив того, что один из туристов несколько неосторожно сделал снимок — так, что в кадр попали и Щербатов и дверь. Видимо, его что-то отвлекло.

Дверь — несмотря на то, что внешне она казалась обычной, деревянной — оказалась стальной. Стучать в нее можно было до бесконечности — потому Щербатов дернул цепочку старомодного звонка. Сначала — открылся глазок, потом дверь открылась. На пороге был старина Людвиг, бывший ефрейтор Германской Африканской Армии, все с тем же въевшимся навсегда в кожу африканским загаром, постаревший и настороженный. Он всегда носил с собой два пистолета — Маузер подмышкой и Вальтер с досланным в патронник патроном — под левую руку, в кармане. Когда он был в конторе — к этому он присовокуплял обрез североамериканского ружья Итака, который он переделал на свой лад — вместо цевья там была короткая, складная рукоятка. С таким ружьем — зачищали буш и места, поросшие типично африканской, высоченной «слоновьей» травой и с нескольких шагов — оно могло свалить сразу двоих, а то и троих.

— Доброго здоровья, Людвиг — поздоровался Щербатов

— Доброго здоровья герр Щербатов. Мы вас не ждали… — сказал Людвиг, настороженно оглядывая улицу

— Дела, дела. На месте?

— Да, герр Тайц на месте.

— Проводишь?

Людвиг немного засомневался — но, в конце концов, Щербатов бывал здесь и не раз.

— Заходите…