Бесплатный фрагмент - Враг по разуму

ВРАГ ПО РАЗУМУ

Сборник фантастических рассказов

СВЕРХЗАДАНИЕ

Видеокуб спикировал с зеленого неба в самый неподходящий момент. Я чуть не свалился со спины Ат, гигантской морской черепахи. Побери меня Большая Комиссия — на экране частил титул-код ее Великого Координатора! Чем-то моя персона была интересна лучшим умам галактики. Пришлось мигом натянуть плавки. Взметнулись брызги — смуглое тело языческой богини накрыла оранжевая волна. Пять минут. У меня было пять минут. Олави больше не выдержит.

— Приветствую вас, герцог Васко.

В кубе скалился Череп. Генерал получил прозвище за втянутые щеки, мощный лоб и глаза на пол-лица. Незаметно я наступил на две яркие ленточки, имевшие наглость называться купальником Олави.

— Чем изволите заниматься, герцог?

— Тренирую тело и ум в надежде на любой приказ Великого Координатора!

Генерал хмыкнул. Я покосился на край панциря Ат. Олави умела терпеть. Это и пугало.

Через мое плечо Череп обозрел океанские дали с белоснежными облаками. Зевнул. Я представил, как через пару минут вынырнет Ол. Нда-а.

Тут Череп меня и огорошил. Сбывалось мое самое заветное желание.

— Откуда такая бледность, герцог? Уж не страшит ли вас Сверхзадание?

Пришлось мотнуть головой. Говорить я не мог.

— Отлично. Ставлю первую боевую задачу: добыть квазизнания сокровенного мардураев. Вторая — посерьезней будет. Что касается третьего задания…

Череп усмехнулся так, что даже меня, боевого космического агрессора, мороз продрал по коже.

— Удачи, герцог!

Экран погас, и опустевший видеокуб взмыл к небесам.

Я хлопнул ладонью по воде. Олави не появлялась. Господи, на исходе восьмая минута — я нырнул. Проплыл под брюхом Ат, заглянул за столбы лап. Никого. Не хватало Олави столкнуться с коралловыми змеями. Проверил расщелины в розовых скалах. Пусто. Увернулся от ленивого щупальца гигантской звезды и протиснулся в подводную пещеру.

Когда я вынырнул на поверхность, легкие мои пылали.

Олави восседала на шее Ат и болтала ногами. Дышала спокойно. Воздушные мешки под панцирем, как я мог о них забыть?

— Ол, сейчас отшлепаю, — ухватил я бронзовую лодыжку, но, получив в лоб, ушел под воду.

— Фр-р!

Олави не улыбнулась. На меня не смотрела, зачарованно уставившись в горизонт, на пунктир пальм, на тропический закат, распускавшийся хвостом жар-птицы.

— Что с тобой, Ол?

— Ты улетаешь на небо.

— Но я вернусь на Омиту-Е, к тебе.

Ол улыбнулась, но до самого брега не отводила взора от плывущих в зелени неба белоснежных облаков.

Сборы мои завершились с первыми звездами. Они словно поджидали меня. А я не мог наглядеться на Олави. Она вязала. Золотое кружево горело на голых коленках девушки. По наивному преданию планеты Омита-Е, девушка, связавшая золотой пояс, выйдет замуж за звездного принца. Девчонкой Олави смеялась над древними байками, но однажды взялась за спицы сама. Случилось это в день нашего знакомства.

Эх, если бы не Сверхзадание — вековое проклятие Службы! Все знают: для косагра нет невыполнимых заданий. Решатели миров, мы можем сработать любой урок. Разгромить империю средних размеров, поставить на колени гордых хэрзасов, повторить подвиги героев Эфы. Лишь Сверхзадание уж сколько столетий не дается нам, и стереть единственное пятно с безупречного мундира Службы — высшая честь! Именно об этом я мечтал всю жизнь.

— Ты вернешься?

Ол убрала кружево с колен. Она любила радовать собой.

— Да, если не выдержу испытания.

— Не понимаю.

— Я буду утвержден на Сверхзадание только после выполнения трех боевых задач.

— А после Сверхзадания вернешься?

— О, сразу. Но это выше сверхчеловческих сил — никто из косагров еще не справился.

— Что с ними случилось?

Я отвел взгляд.

— Они погибли.

— Все?

— Все.

Олави задумалась. Пальчиком коснулась лба.

— Ты идешь на верную смерть. И ты счастлив. Не понимаю.

Глазищи Ол требовали ответа, а я лишь плечами пожал. Есть вещи, которые понять невозможно, если ты не с планеты Росс.

В оставшийся час нам не было дела до всей галактики.

Звезды дрожали над самыми пальмами, когда мы вышли из бунгало. Олави молчала. Не выдержала, лишь увидев меня в люке крейсера.

— Я буду ждать тебя, Васко! Всегда буду ждать! Всю жизнь! Только вернись, мой герцог! Молю тебя, вернись! Вернись, Васко!

Я не повернулся. Но еще долго у меня в душе все цепенело, и взор застилала ночь Омита-Е, и в голове бился, бился пойманной птицей безумный вопль…

На внедрение в иерархию мардураев ушло полгода. Начал с копьеносца, вскоре стал стражем Врат. Повышение получил за неделю до празднества Хрустального Венца. Именно в день шествия со святыней я и рассчитывал похитить Венец, а на самом деле генератор шизоидно-истиностный, в обиходе называемый квазизнанием сокровенного мардураев.

Праздничное утро я начал с наведения порядка на рабочем месте. Подмел дорожку, пикой поправил отрубленные головы. Покусившихся на мардурайскую святыню ждала страшная участь. Мысли сами перескочили на детали предстоящей операции.

— Храбрый брат Васк чем-то озабочен?

На уровне рукоятки моего боевого топора кривил рожу Пиус, младший монах.

— Не подстерег ли брата Васка самый страшный мардурайский грех, грех гордомыслия?

Я покосился вниз.

— Заткни свою пасть, любезный брат Пиус. Нездоровится мне, пятнистая лихорадка начинается.

Пиус блаженно улыбнулся.

— Верю. Это оправдывает твой длинный модный хитон, — монашек воздел палец, — но не голову, задранную к небесам. Бойся, бойся греха гордомыслия, храбрый брат! А пока сопроводи меня в узилище — должно доставить смертника на казнь, коея состоится в честь величайшего из праздников.

Пиус выхватил из-под рясы приказ. Пришлось подчиниться. Со жрецами Венца держи ухо востро. Доносчики и тайные пакостники, они уж который век тиранили простых мардурайцев.

— Так где смертник, брат Пиус?

Я настолько презирал эту крысу в рясе, что, и протиснувшись в склеп, ничего не понял. Лязг засова слился с грохотом решетки. За прутьями корчил рожи и потирал ручонки монах.

— Где смертник? Не догадался, надменный Васк? Нет, бусфотский шпион! Я давно за тобой следил. Теперь понял, где смертник? Ха-ха-ха! Это ты!

Жаль, некому было оценить перемену в личике монашка, вдруг узревшего, как, сорвав хитон, пред ним предстал косагр во всем боевом великолепии. Бог ужаса в моем лице. Как монстр в черном руками рвет и кромсает стальные столбы, и тянутся, тянутся когтистые перчатки, и уже летят, кружат в лицо камни свода.

Умер Пиус от страха.

Перед народом я появился в одежде мессии, броско, в оранжевом дыму, с молнией в деснице, со сканфером в широком рукаве. Даже жрецы поверили. Но не обрадовались.

— Не отдам Венец первому встречному прохвосту на облаке! — завизжал Верховный Жрец. — Пусть докажет свое мессианство!

Тогда я простер над мардурайцами тьму и убрал тьму. Воздел руки, и смерчи умчались к горизонтам. Дунул с ладони, и померкло светило, и отверзлись небеса, и звезды обрушились с небес.

Пока народ хватался за кусты и телеги, дабы не улететь в невиданную бездну, я наступил бронированным сапогом на мозоль Верховного. Со слезами на глазах жрец вручил мне Хрустальный Венец. Фальшивый, как его слезы. Жрец был мастером внутренней политики.

Пришлось начать политический торг. Я дал распять свою биокопию и, удовлетворив политические нужды жрецов, покинул планету с Венцом на голове, но зажимая нос. А еще говорят, что внутренняя политика и канализация не одно и то же.

— Неплохо, герцог, но не более. Первая задача — пустяк…

Череп припечатал на коробку бирку «Генератор квазизнания сокровенного мардураев. Одна штука».

— Выходит, нельзя рассчитывать на неделю отпуска?

— Какое мальчишество, герцог! Волны, океаны, черепахи — как не стыдно тратить время на глупости!

— Так точно!

— Вы, герцог, косагр! Даст бог, вам предстоит Сверхзадание, а к нему должно подойти без малейшего трепета в сердце, с выжженной душой. Ясно? Тогда о второй задаче. Герцог, вам известно, что такое демократия?

Я щелкнул бронированным каблуком.

— Так точно. У пастухов доархов это вхождение переутомленной кобылы в истерическое состояние, перед тем как сдохнуть!

— Гм, — генерал заглянул в бумаги, — я не столь блестяще разбираюсь в кобылах, герцог, но, похоже, аналитики имели в виду нечто иное. Так вот. Надо ликвидировать трехвековую Демократию планеты Зерер. Население — миллиард, площадь — полматерика. По расчетам Службы, при выходе на виртуальный путь, она погубит всю планету. Кстати, герцог, там целых два океана!

На выполнение второго здания ушел год. Я применил стандартные механизмы самоуничтожения: раздувал расовые, национальные и социальные противоречия. Все зря. Переутомленная демократия не желала сдохнуть. Но в итоге так закалилась, что, по всем расчетам, выход Зерер на виртуальный путь был обеспечен. Задание обернулось триумфом.

Триумфом? Спасти или уничтожить миллиардную Демократию — что за жалкий труд ввиду грядущего Сверхзадания! Только теперь я начинал понимать, на что замахнулся… мною было получено третье задание. Лучше бы мне не получать его никогда.

С минуту я перечитывал приказ и… целую вечность не мог дышать. Каким же будет Сверхзадание, если при одной мысли о третьем задании мое сердце превратилось в горсточку пепла?

Тропический закат разворачивал над лагуной хвост жар-птицы. Олави довязывала золотой пояс.

— Давай прогуляемся, Ол.

— Но мне осталось четыре ряда.

— Прошу тебя.

Остановились мы на берегу.

— Слушаю, мой принц. Чего ты хочешь? Прикажи.

— Запомни, Ол. Знай и запомни. Я люблю тебя. Только тебя люблю, Ол! А теперь прочти.

Ол вышла из-под пальмы. Туда, где океанские валы разбивались в пыль. Ее фигурка мишенью нарисовалась на грани воды и света.

Я достал сканфер. Выставил на максимальную мощность.

Олави прочитала приказ. Резко обернулась. На всю жизнь я запомнил ее безумный поворот головы, немой крик губ.

Я выстрелил. И на берегу никого. Только к высоким облакам в зеленом небе летело облачко пара. Белоснежное и легкое, как душа Олави.

А потом мой кулак обрушился на видеокуб с рожей Черепа, и я выбежал на берег океана, и рухнул лицом в пену прибоя и орал, орал, орал, орал…

* * *

— Что ж ты так воешь, Васечка?

Зазвенели бутылки. Жена пнула любезного увесистой ножкой, брезгливо смахнула со стола на пол вчерашние объедки вместе с журнальчиком, открытом на фантастическом рисунке. Увидев жену, Вася застонал и снова закрыл глаза.

— Меньше бы пил, Васька, да работу искал. Ну кто тебя за язык тянул с бригадиром спорить? Чай, не графья, чтобы с бригадиром лаяться. И что за Олаву-шалаву со сна звал?

Вася дочавкал подобранный с пола огурец.

— Кошмары замучили, снится, что я из космоса засланный.

— Ой, не могу! Держите меня, мой Васька космический шпиен!

Бюст жены заходил ходуном.

— Лучше с водкой проклятой завяжи, да пацанячьи выдумки не читай на ночь. Заслали-то зачем?

— Для Сверхзадания. Тысячу лет назад дружина наших славных предков из Киевской Руси попала в космос. Там предки стали на виртуальный путь. Здесь же ничего не изменилось…

— А телефон, телевизор?

— Молчи, дура, если не понимаешь. Тебе русским языком говорят: за тысячу лет на Руси ничего не изменилось. Ни-че-го. Вот я и должен прожить десять лет жизнью славного предка…

— Хлебни лучше рассолу, Вася. Ничего, вернусь с работы, поговорим!

Дверь хлопнула.

Мужчина приподнялся — майка затрещала на богатырской груди — посмотрел в окно. За разваленным забором вихляла разбитая дорога. На косогоре торчал остов трактора.

Напрасно Служба ввязалась в эту авантюру. Сверхзадание невыполнимо. Прожить десять лет жизнью славного предка и не погибнуть? Нет, это выше сверхчеловеческих сил.

Где набраться такого величия духа, такого нечеловеческого терпения? Как вынести ничтожество местных координаторов, воровство стражей закона, позор подвигов, бессмысленность трудов? И так день за днем. Год за годом. Век за веком.

Могучий кулак обрушился на крышку стола. Пора. Он достал сканфер, выставил на максимальную мощность. Зачем? Славные предки придумали куда более верный способ. Кривя тонкие губы, герцог спрятал сканфер под половицу и налил стакан водки.

АМЕРИКАНСКИЙ АКВАРИУМ

— Это было давным-давно, когда в Америке победил коммунизм. Выручать Штаты позвали меня.

Дед стал прикуривать свою ферцингорейскую трубку, память о сражениях с элдуйскими князьями. Раз сто он уже рассказывал, как в одиночку сокрушил империю планеты Таргар, но об Америке мы с пацанами слышали впервые.

Эх, на вечер мы хотели отпроситься в Париж и накостылять тамошним гаврошам, но сперва в лицее задержались, дома я бабкино блюдо разбил, у матери пирог подгорел — пришлось остаться. А насчет Америки дед никого не удивил. Четырнадцать лет у меня за плечами, кое-что видел и привык — вечно ее кто-нибудь спасает. Хлипкая она, Америка.

Дед пыхнул ферцингорейкой. И начал рассказ.

x x x

Я тогда собирался на звездную систему Гром Альпан вернуть должок таргонским сатрапам, когда стоп, пожалуйте в Мировое Жюри. Как был при полном боевом параде, так и отправился. Меня, российского косагра, помню, еще гвардейцы пускать не хотели.

Ха! Вызвал я «скорую», оказал гвардии первую помощь, захожу, смотрю на этот интеллектуальный цвет человечества, и что я вижу? Лица бледные, глазки бегают, волосы дыбом — только из-под столов выглядывают. Натурально, они никогда не видели вблизи бойца первого отряда при полном космическом вооружении. Но, ничего, подтянули они свои галстучки и давай тараторить, мол, на выборах в Америке победили коммунисты, и через месяц там состоится референдум по первейшей коммунистической поправке к американской конституции: «Властям закон не писан». А после принятия красной поправки гибель Штатов неизбежна.

Американская культура… гм, такую потерю человечеству в здравом уме мудрено заметить, но время-то было аховое. Как назло, Япония завершила исторический цикл, закрыла границы и только компьютеры вышвыривала, Атлантида по новой утопла и что самое страшное: падение Америки грозило Кубе — этому оплоту свободного предпринимательства в западном полушарии. Доигрались…

Всегда так, пацаны, сперва эти умники провалят выборы, сядут в лужу, со страху напакостят, а потом бросаются к нам, бойцам в космической форме. МЖ одним словом. Напоследок президент Мирового Жюри торжественно вручил мне билет до Нью-Йорка и кипу бумаг.

— Это рекомендации по спасению Америки. Подготовлены самыми гениальными аналитиками Земли, самыми блистательными мозгами человечества! К ознакомлению обязательны.

Я культурный человек — бумаги опустил в мусорный бак, выйдя на улицу. Голова на плечах, сотый калибр на бедре, чего еще для спасения Америки?

Кто-то дышал за моей спиной… Когда «кто-то» выбрался из-под обломков витрины, я с трудом узнал его физиономию. Резервный отряд, зовут Васькес. У русских с кубинцами давняя дружба.

— Ох, здравствуй, Ванья! — бедолага пытался улыбнуться. Ничего, не будет подкрадываться к бойцу первого отряда.

— Я только хотел сообщить, что лечу с тобой, Ванья. Вот мандат Мирового Жюри. Обрывки полетели на обломки.

— Зачем ты так, Ванья?

— Я работаю один.

— Знаю. К чему тебе напарник? Но эти янки-коммунисты у нас, кубинцев, в печенках сидят. Возьми, а? Ведь и я был косагром…

Так вот почему у. южанина глаза больной собаки.

Косагр умирает дважды. Первая смерть — отставка, и для нее есть только две уважительные причины: провал задания или…

— Да, Ванья, я женился.

— Вот как? Поздравляю.

Все-таки виной свадьба, эта первая смерть настоящего мужчины. Я отвел взгляд от глупца, махнувшего все дороги галактики на юбку. Жалкое зрелище.

— Так возьмешь, Ванья?

Русскую совесть давно терзает историческая вина перед кубинцами за перехваченный под самым их носом штатовский рынок автомобилей. И не по-русски — добивать мертвяка. Я протянул южанину руку.

В порту Васькес бодро двинулся к нью-йоркскому аэропрыгу. У кубинца были явные нелады с математикой. Да, мы летим вышибать коммунистическую дурь из голов янки, но их миллиард. Миллиард! За месяц я просто не успею физически обработать каждую красную американскую морду. Хмыкнув, я повернул к «Рюриковичу», пятизвездочному космическому крейсеру. Прививку от коммунизма нам могли дать только звезды.

Поднимаясь по трапу крейсера, я в мыслях не держал, что ничтожное задание Мирового Жюри смертельно. Заяви мне такую глупость сам Создатель, да я бы расхохотался в лицо и Создателю.

Разобраться с таргонскими сатрапами. Уничтожить иерархов планеты Зерок. Разгромить банды Лыс из астероидного леса. Добыть крылья бога-дракона Ван-Вейша. Грандиозные планы бередили душу. А всего пуще — неподъемный даже для космических агрессоров прошлого подвиг: пройти Дальние Миры. Сбросить с плеч ярмо тысячелетий, исполнить мечту всей моей жизни и таки проломить невиданный путь. Дальние Миры…

x x x

Дед замолчал, уставился куда-то невидящим взглядом. Будто в догорающий камин засмотрелся.

Неужели мой великий дед не справился с дохлым американским коммунизмом? Неужто одолели его эти краснокожие янки? Мы с пацанами готовы были лопнуть от вопросов, но на лужайке перед домом звенела тишина. Вон, у нашего соседа, чемпиона по боксу, до сих пор щека дергается, как поплавок. Почему? А ты не хмыкай, когда дедушка о Дальних Мирах вспоминает.

Камин потух.

x x x

Васькес заволновался, когда «Рюрикович» вынырнул в Плеядах.

— Я думал, наше задание в Нью-Йорке.

— Ты не ошибся.

— А что мы делаем в космосе?

— Мог бы догадаться — ищем планету победившего коммунизма.

— Божье мой! Неужели такая есть во вселенной?

Пришлось поведать побледневшему до синевы креолу древнюю легенду о «Флаурмее».

Тыщу лет тому назад, когда мир узнал безжалостную напасть русской конкуренции, отряд калифорнийцев отчалил к звездам, дабы навеки избегнуть дьявольского изобретения и там, в неведомых мирах, воссоздать земной рай. Назывался их корабль «Флаурмей». С той поры и бродят по галактике легенды о чудной планете, где построен стопроцентный американский коммунизм.

— Наша задача — отыскать эту планетку. Понял, Васькес?

Напарник кивнул, но в глазах Васькеса надолго остекленел вопрос: на хрена мне, кубинцу, еще и калифорнийский коммунизм? Ничего, пусть подумает.

За три недели мы пропахали весь треугольник Электра-Астеропа-Майя, где по слухам скрывалась красная планета. Коммунизм по дороге не попадался. «Косагр не может не выполнить задание». Чеканная строка боевого устава все чаще гремела в голове. Нервничал и ничего не понимающий напарник. Пришлось обратиться к тонкостям теории.

— Что есть коммунизм, Васькес? Это заразная социальная чумка! И прививку от не мы сыщем только в пораженном ею организме. Конечно, ты скажешь, и теоретически будешь прав, что проще уничтожить Америку, но…

Теорию прервал возопивший благим матом кубинец:

— Божье мой, Ванья, взгляни на экран! Вот он, комьюнизм!

Точно. Планета была в форме куба.

Отправляясь в земной рай, я взял самый большой калибр. И еще кое-что.

Пахло на планете неважно. Но ни заводов, ни дорог, только стальные пирамиды были видны по горизонту. И маленький городок, красневший крышами в долине. Один на всю планету.

Где же коммунизм?

Лишь увидев первого колониста, я смог перевести дух. Это был ковбой без лошади. В черной шляпе, стройный, он палил из кольта по бутылкам, мальчишка.

Следом попался рыбак. Удил он в оранжевой реке.

— Как улов, браток?

Заржав, мужик посмотрел на меня в восхищении. Гм. При коммунизме прослыть остряком — раз плюнуть.

— Ты даешь! Хлебни-ка, детина, — протянул бутылку рыбак, сам гнал!

— Спасибо.

— Как знаешь. Да хранит тебя робог!

И он показал почему-то под землю.

Мне некогда было точить лясы с безумным мужиком. Задание торопило и… тут я увидел ее.

Пацаны, когда-нибудь вы поймете меня, это была настоящая женщина, а не нынешний суповой набор в брючках. Повернувшись спиной, она малевала на пригорке картину. Я не мог разглядеть цвет ее волос — столь крут был подъем.

— Превосходно!

Дама не испугалась. Здесь люди не боялись людей.

— Вам нравится?

— Очень.

— Я имею ввиду картину.

Пришлось отвести взгляд от ослепительной блондинки. Гм. Нежная мазня. Зубастая челюсть горизонта сияла на холсте радугой.

— Как вам сказать…

Блондинка подсказала улыбкой: мне простится дежурный комплимент.

— Для женщины — гениально.

— Понятно, — она могла не только улыбаться, — вы заурядный женоненавистник!

— Не припомню, чтобы обо мне мог так сказать хоть один человек. Из носящих юбку.

— Тогда в чем дело?

— Видите ли, в женщине, занимающейся искусством, всегда есть что-то жалкое.

Фыркнув, она собралась, вырвала у меня мольберт и обожгла взглядом. Он обещал реванш. И меня аж в жар бросило от предвкушения этого реванша. Надо ли говорить с какой грацией блондинка спустилась с холмика. Задуманное ей удалось вполне. Убедившись, что я гляжу ей вслед, — свистнула.

— Бегу, Джейн!

Измывающийся над бутылками дурачок сорвался с места. Улыбался щенком. Она же старательно не смотрела в мою сторону, феминистка…

x x x

Дед замолчал — опять в свой камин уставился. Только посасывал давно потухшую ферцингорейку.

Распахнулась дверь. Выскочившая на крыльцо бабка принялась лупить скалкой по диффузной пси-антенне. Бабушка обожала сериал «Похищение белокурой арверонки».

— Неделю прошу отремонтировать, но в этом доме нет мужчин!

В мою сторону не смотрела — взрослый человек, а всерьез дуется из-за какой-то древней, трехсотлетней посудины.

Очередной удар чуть не снес бетонное основание пси-диффузки. Дверь захлопнулась.

Первым перестал изображать поваленную статую Колька, самый смелый из нас.

— А что такое феминизм, дедушка?

— Феминизм, Колька, это социализм дурнушек — самая страшная американская зараза.

Дед осмотрел свой кулак, габаритами с коробку от видеокуба.

— Русским дамочкам иногда еще удается вправить иммунитет, но не американкам. Тут чистая медицина начинается. Маниакальное воспаление мозжечка и все такое. Жуть. А я, честно скажу, не силен в медицине.

Дедушка раскочегарил трубку, а в моей голове искрой проскочила удивительная догадка: вовсе не по американским коммунистам скорбел сегодня дед! Пока я поражался собственному уму, мой старик продолжил.

x x x

Дурацкая, доложу вам, попалась планетка. Деревья пластмассовые, трава из капрона, а где газон износился каблуки звенели по металлу. В городке ни банка, ни тюрьмы, ни аптеки, ни телефонов. В общем, рай. Вывеску нашел одну-единственную «Салун «Мэрия». Конечно, никто и никогда не сыщет в галактике города без мэрии и салуна. Но чтобы совместить городское управление с кабаком? Не силен я в американском самоуправлении, но здесь явно была его высшая точка.

К вечеру все там и собрались. Джейн колонисты называли мэром. Она хлопотала за стойкой. Белокурые волосы, клетчатая мужская рубашка, плотно сидящая, как на мраморной Венере, юбка. Красавица! Она и не думала играть в незамечалки. Усадила рядом, поднесла стаканчик, улыбнулась. От ее удивительной улыбки, как от хорошей музыки, становилось почему-то жалко себя.

Вдруг на глаза попался сидящий в кресле старик. У него были явные нелады с ногами. То, что надо! Я включил все лампы, взял у Джейн клетчатый плед и задрапировал больного ниже пояса. Тот не возражал. Здесь никто не умел спорить. Почти.

Старик и поведал мне историю превращения планеты в аквариум. Началось все с умника, давшего роботам мозги. Колонисты попервах торжествовали — пусть железные чурки строят нам коммунизм, а мы не будем ни пахать, ни сеять, а лишь срывать плоды с щедрого кибернетического древа. Взвалим обузу на стальные плечи! И роботы делали все. Пока не изобрели механизм воспроизводства и не заполонили недра планеты, не перестроили ее в куб и не засадили своих создателей в аквариум. Так они стали для людей робогами.

Запомните, мальчишки, никогда и никому не отдавайте нашу тяжкую мужскую ношу работы и воспроизводства!

В молодости мне не нужны были слова, хватало разворота плеч.

— Не думай, Ваня, есть вещь, которую мы делаем своими руками. Мы пошли против самих робогов! — проницательный старик заулыбался. — Поначалу робоги ломали наши изделия, но мы их собирали снова и снова.

Я оглянулся. За спиной теснился весь городок — физиономии, что чайники.

— И мы победили, Ваня. Смотри!

Старик распахнул шкаф.

Побери меня Большая Комиссия! Никогда не видел такого разнообразия унитазных бачков. Инкрустированные, под малахит, из чистого золота. Проклинал бы себя всю жизнь, если бы не выразил в тот миг полного восхищения.

— Уверен, в будущем робоги нам позволят делать и унитазы! Только не дожить мне до великого дня…

По небритой щеке сверкнула слеза.

— Увы, Ванечка, недолго мне любоваться этой красотой. Вывих ноги — при коммунизме это смертельно.

Старик поник. Остальные потупились.

— Раньше у нас хоть были специальные учреждения, где человека готовили к встрече со смертью, где каждый мог спокойно умереть. Больницами назывались. А теперь больных просто…

Запахло машинным маслом. Стена с лязгом откатилась в сторону. Повалил кирпичный дым. Пол задрожал под грохочущими шагами. Гремя ржавыми крыльями, из провала выскочила хваткая парочка робогов, под четыре метра каждый. Ухватили крючьями кресло и поволокли жертву в механическую преисподнюю. Старик закатил очи горе. Остальные глаза опустили. Я поднялся от стойки.

— Ваня, не надо! — закричала Джейн, но мы уже сцепились. Первый развалился сразу, зато второй робог от души махнул правой, снес колонну левой. Напряженным мускулом пришлось объяснить: рыбка ему попалась не по зубам, а если по зубам, то кастетом.

Робог рухнул. Я вышвырнул металлолом, задвинул стену, вправил старику ногу, а Джейн, раскрасневшаяся, строгая, наладила тем временем выход на улицу. Как ловко она управлялась с этими баранами! Я не мог налюбоваться. С тройкой напавших робогов разобрался машинально. Шустрые. Но сотый калибр удивительное оружие.

На организацию бучи против господства робогов оставались секунды. Планета уже получила сигнал — в ее аквариуме завелась чересчур боевая рыбка. И для революции здесь было лишь одно подходящее место.

Рука на сканфере, унитазный бачок за спиной — к патриотической речи все готово. Но чем пронять сердца американцев?

Воздел бумажку в миллиард долларов. Ноль эмоций. Напомнил: ваши славные предки делали лучшие в мире автомобили, компьютеры и унитазные бачки. Они продавали хлеб самой России. Ничего.

— Проснись, американец! За тебя работает масломазый. Тобой помыкает баба. За мной, и мы перекуем куб на шар!

Никто не расправил плечи.

Я смело бросился в историю.

— Мужики, вспомним великую дату — Четвертое июля!

Клоун на кладбище — так я выглядел. Только рыжий заухмылялся.

— Эй, рыжий, в твоей душе не погибла гордость за славный день?

— Ты скажешь, Ваня.

— Это был знатный денек.

— Еще какой! — рыжий расплылся до ушей и зашептал мне в ухо. — Не пойму, Вань, как ты узнал, что четвертого июля я попробовал сразу с тремя… ну, ты понимаешь.

И рыжий начал расписывать свои грязные штучки. Да-а, такой он, коммунизм. По молодости у вашего деда тоже всяко бывало, гулял, заглядывал на знаменитую планетку Бледная Ляжна, но рыжий переплюнул все. Слушал с отвращением его мерзости, а сам наблюдал, как батальон рогатых робогов надвигался на городок.

Оставалось взять последний аккорд.

— Эй, ты, сопляк! — ткнул я пальцем в ковбоя. — Быстро ко мне!

Красавчик сделал пару шагов и остановился. В нем еще плескались ошметки мужской гордости. Тогда отстегнув сканфер, я стал обзывать парня последними словами Ковбой был великолепен. Точеная фигурка, пальцы играют по бедру, скрип зубов. Только губы дрожат. До чего пал американский герой — он не мог пристрелить безоружного человека. Пришлось выложить каре.

— Гляди, Джейн, чего стоит твой сосунок.

Выпад змеи, блеск молнии — все слилось в одно движение. Мастерский выстрел — я успел сместиться всего-то метров на пять, зато с каким грохотом, в плеске воды, в брызгах осколков, посыпался унитазный бачок!

Все. Какой там бунт супротив робогов? Под коммунизмом здешние мужики выродились в ничто. Потенции поступка у них имелось не больше, чем у губика короткоперого.

Провожала меня Джейн.

С неба нас атаковали стальнокрылы. Бешено кидались шестикрышники. Я палил от души. На углы горизонта выдвигались боевые машины робогов.

— Осторожно, Ваня!

Сбоку бодро налетел паровик-кулачник.

— О-го-го, хомо вульгарис! Сейчас я раскваш твой физиономий!

Поршнем с фонарный столб кулачник попытался меня проткнуть, молотом послать в нокаут. Любимая забава робогенок-паровичок лишь свистнул в моих бронированных лапах. А по капрону травы уже катили огнепалы. Металл с нарастающей силой гудел под ногами. Планета бралась за дело всерьез.

Мы взбежали на пригорок, за которым был спрятан космический бот. Светило закатилось за левый угол горизонта, и сразу стемнело. Мне лететь, а я все не мог налюбоваться ладной, крепкой фигуркой Джейн. Нет, такая не для калифорнийских большевиков.

— Джейн, милая, — расстреляв тройку титанозавров, я ткнул дымящимся стволом в знакомую звездочку, — этот огонек Солнце. Это самая прекрасная звезда галактики, Джейн! Там твоя планета и твоя родина. Другого такого шанса не будет — полетели вместе.

На голову свалился огнедышащий семикрыл, шныряли механизмы самого свирепого вида.

— Я боюсь, Ваня. Мне так спокойно живется при коммунизме. Здесь так хорошо мечтать, писать картины…

Ревели шестикрышники, бесновались и швырялись плазмой огнепалы, а я все пытался докричаться:

— Ты живая женщина, Джейн! Брось свои пейзажики, этот вымороченный, фантастический мир. Счастье женщины на Земле. Там желтые поля, зеленые луга, голубые реки. Там настоящая жизнь и работа. Там есть больницы, Джейн! Летим…

Башенник прыгнул. Я вскинул ствол и огненная дуга зашипела у наших ног.

— Джейн, решайся!

— А замуж возьмешь?

Ого! Быстрота реакции моя.

— Это исключено. Женитьба погубит мою карьеру.

— Тогда, Ваня, лети-ка на Землю сам.

— Джейн!

— Ваня!

Она зарыдала. Белокурые волосы разметались по моему плечу. И тут я впервые в жизни вздрогнул. Звезды стали гаснуть. Конструкция планетарных масштабов поднялась на горизонтом и сворачивала небо в трубочку. Планету затрясло от напряжения аквариум накрывался. Но затрясся я от шепота милой Джейн.

— Весь мир мне не нужен без тебя, Ваня.

— Ну не могу я жениться!

— Тогда прощай.

Планетарная челюсть захлопывалась. Скатывались последние песчинки судьбы. А я смотрел в сверкающие звездами глаза Джейн и терзался выбором. Весь мир, с его славой, дорогами и подвигами, или лучшая женщина этого мира? Дальние Миры или пеленки? Быть или жениться на американке? А враги наседают! И нет ни секунды на раздумья! Ну почему человек никогда не готов к такому выбору?

Джейн прижалась к моей груди изо всех сил — так прощаются навек. Улыбнулась сквозь слезы удивительной улыбкой. Но я уже сделал свой выбор. Когда планета дожевывала последние звезды, бот таки выскочил на орбиту.

x x x

Мы с пацанами переглянулись и дружно уставились на деда. Хоть бы хны. Чистит веточкой ферцингорейку, да знай себе в усы ухмыляется. Уж не рехнулся ли? Рассказ закончить и то толком не сумел. Странно. Не похоже на деда. Он у меня ничего, крепенький. А с годами даже умней становится. Вообще, я заметил, что за последнее время все мои предки здорово прибавили в интеллекте. Кроме отца, конечно.

— Дед, и ты не смог победить коммунизм?

На этот раз Колька переборщил — дедушка багровел на глазах.

— Не болтай чепуху. Лучше запомни раз и навсегда: российский косагр не может не выполнить задания!

— А Штаты?