Бесплатный фрагмент - Возвращение Аватары

Вступление

Поместье Разгона

Она продиралась сквозь густые заросли можжевельника и терновника, не говоря о репейных колючках, назойливо пристававших к скудной одежде. Глухие зловещие дебри ночного леса не самое приятное место для прогулок, но её не спрашивали, насколько мил ей легендарный Полуденный Лес, славящийся небывалой красотой пейзажа, захватывающими тайнами и… жуткими ночными кошмарами!

Даже в тёмное время суток Лес был полон жизни, Лес танцевал и пел, перекликаясь голосами филинов, хлопаньем крыльев ночных мотыльков и тонким попискиванием мелкого зверья. Но в ночной темноте скрывались не только милые и почти безобидные зверушки… Помимо них сухую прошлогоднюю листву бороздили изгнившие ноги вырванных зловещей силой из могил мертвецов, преследующих странницу. Она чуяла их запах, зловещий смрад разлагающейся плоти, так и не сумевшей обрести покой в Долине Скорби. Чувствовала их дикую злобу, ставшую почти материальной и опутывающую её хрупкое тельце со всех сторон. Она металась от одного дерева к другому, тщась найти укрытие в его спасительных ветвях, но Лес как будто не хотел дать девице приюта. Словно объединившись со зловещими мертвецами Бледное Око Митры ярко освещало её белоснежное, совсем не загорелое лицо. Как будто управляемые чьей-то чёрной волей, деревья расступались перед ожившими покойниками, всегда находя для них прямую тропинку к нагло вторгшейся в их владения чужеземке. И ей не оставалось ничего иного, кроме бегства… Бежать… Бежать, изводя на нет дыхание… Бежать из последних сил…

Не остановиться, не перевести дух. Оголтелая нежить находила её всюду. Только успевала она прислониться к стволу очередного раскидистого вяза, как тут же из темноты появлялась смердящая зловещая фигура охотника… Они ЗНАЛИ, где прячется нарушительница древнего покоя древнего Леса. Чувствовали её запах, запах живой плоти, крови, яростно бегущей по жилам, слышали стук бешено бьющегося сердца…

Недаром сиды говорили, что ещё никто не уходил живым из владений Разгона без дозволения хозяина. Никому ещё не удавалось провести жуткого некроманта, чёрной волшбой сплотившего вокруг себя орды всякой нежити. И теперь он играл с ней, как охотник с дичью. Пугал её самыми слабыми из своего мёртвого воинства, смеясь и потешаясь над тем, что великая воительница, непревзойдённый мастер айд-эго, лучшая ученица сидов не может справиться ни с одним из них.

Наверное, она и не была лучшей. Ведь несмотря на то, что ни один послушник, да вряд ли и учитель Академии Высокого Мастерства, за исключением, разве что самого Патриарха, не мог одолеть её в честной схватке, всё же им были ведомы способы борьбы с этой напастью. А голубоглазой красавице не оставалось иных путей кроме бегства. Бежать, и слышать вязкое хлюпанье разлагающихся ног за спиной. Бежать и надеяться на чудо, да на свои усталые, измученные долгой дорогой ноги, не знавшие покоя уже несколько дней кряду. На то, что с помощью Высших они вынесут её из этого кошмара, ставшего её зловещей реальностью несколько дней назад.

…Очередная зловонная харя высунулась из темноты прямо напротив беглянки. С громким воинственным кличем «Хо!» она прыгнула ввысь, выбрасывая стройную, но сильную ножку вперёд, в полураспавшуюся челюсть назойливого мертвеца, и, расчистив дорогу, устремилась дальше, в глубь леса. Туда, где, как ей казалось, должны были заканчиваться владенья Разгона. Она знала, что уже через пару мгновений опрокинутый ею покойник вновь резво вскочит на ноги и устремится в погоню. Но пока он не страшен. Эти мертвяки слишком медлительны и неповоротливы, чтобы догнать её. Пока Разгон не выпустил настоящих гончих. И голубоглазая ученица сидов, когда-то не знавшая иных бед, кроме дворцовых сплетен, ныне всей душой молилась Высшим, дабы он не додумался сделать этого раньше, чем она достигнет заветного рубежа Лесничества. Там её ждали волки и ведьмы, ядовитые змеи и свирепые беры, но всё это было злом привычным и, главное, поддающимся обычной силе. В сравнении с полумёртвыми тварями они казались детской забавой, которая ничуть не пугала юную красавицу, когда-то давно сбежавшую на свой страх и риск из тёпла и уюта родного дома…

В руке утомившаяся беглянка сжимала посох. Чёрная, гладкая рукоять железного дерева, изрезанная причудливыми рунами, напоминающими картины ужасных пыток и кровавых обрядов в подземных копях какого-нибудь обезумевшего от собственной злобы изувера, увенчанная чёрным, чернее самой темноты набалдашником, вырезанным, казалось бы, из чёрного хрусталя. Но ученица сидов отлично знала, что за камень венчал этот кровью и потом добытый посох… Посох некроманта!

Ставелит, издревле считавшийся проклятым всеми Высшими, даже самим Повелителем Мёртвых, чьим именем и под чьей опекой вершили некроманты всех времён свои жуткие дела. Однако, сами орудия зловещего Высшего не гнушались использовать этот камень, в котором, согласно верованиям подгорного народа и других подземных племён, селились души непокаянных, проживших нечестивую жизнь и умерших такой же нечестивой смертью… Говорили, что в определённые ночи, при удачных сочетаниях обеих лун мощь этого камня может быть высвобождена… И тогда ничто живое не устоит перед легионами освобождённых ей мертвецов, так и не сыскавших покоя в Долине Скорби, сдерживаемых до поры до времени великой властью защитника и благодетеля сущего мира, Повелителя Света, да славится имя его в летах!

Именно за этим камнем и была послана хрупкая на вид девица, почти в совершенстве овладевшая древним искусством айд-эго в славной Академии Высокого Мастерства.

Зачем он понадобился Патриарху, златокудрая красавица даже не задумывалась. Учитель сказал — надо, значит надо! Каждый выпускник Академии обязан был пройти испытание, прежде чем выйти из стен её признанным мастером. И послушница только молча кивнула, когда ей поручили пробраться в самое сердце владений Разгона и выкрасть его жуткий посох, способный стать причиной гибели всех окружных земель, будь на то воля его владельца. Задание усложнялось тем, что самого Разгона убивать запретили. Для чего-то он ещё был нужен сидам, но ученица даже и не пыталась строить домыслы. Эти загадочные создания никого не посвящают в свои планы и вообще стараются держаться особняком от остального мира. Хотя и не прячутся, и не скрывают свои земли пеленою чар, но всё же внушительная охрана, состоящая из лучших учеников Академии, несёт постоянный дозор и отбивает с лихвой любопытным охоту соваться в заповедные земли светлейшего ярла Вселада.

И уж вообще неслыханным было делом среди этого скрытного племени брать в обучение человека! Людей они презирали больше, чем всех остальных вместе взятых. И хотя открыто не враждовали, старались избегать всяческих столкновений с представителями, как они выражались, Дикого Народа.

Она была единственным исключением вот уже за много дюжин, а то и гроссов поколений людей. Учитель никогда не объяснял, почему её приняли, почему просто не убили, или, хотя бы, не выпроводили за границы своих владений. Сказал только, что трое сражённых ей дозорных из числа учеников Академии тому вовсе не причина. Умение драться не впечатляло надменных сидов и не вызывало их восхищения. Несмотря на то, что при первом своём появлении в Эйтауне хрупкая на вид девчушка была способна одолеть любого послушника третьей ступени, Патриарх даже не обратил на это внимания. И сказал, что она слишком слаба, чтобы выжить в переполненном опасностью мире. Но, всё же, дал добро, и девушку дюжины с четвертью лет, хорошенько отмыв и отчистив от дорожной грязи, приняли на пятую ступень, вместе с ещё тремя новичками.

А теперь она бежала. Бежала, потому что впервые столкнулась с противником, которого не могла одолеть в честном бою. Бежала, стараясь бороться со спутывавшим ноги паническим страхом. Из последних сил старалась прорваться к спасительной грани Лесничества, где, наверняка, наложены чары суровых обитателей этого места, никогда не терпевших всякую нежить в своей округе. О том, ЧТО она несла в руках, беглянка не думала. Также не думала и не знала она о том, что таких камней во всей Британии сыщется не больше пяти, надёжно припрятанных в руках могущественнейших некромантов, и что Разгон отправится за ней хоть на край света, чтобы возвратить свой.

Узкая тропа, служившая условным разделом владений Разгона и земель лесничих, уже замелькала среди деревьев. До неё оставалось совсем немного, как вдруг беглянка почуяла новый, прежде не ведомый ей страх, во много раз сильнее прежнего. Собравшись с силами, она заставила своё тело двигаться ещё быстрее…

Разгон выпустил настоящих охотников.

Часть I: Джелом

Познакомились случайно,

Угодили в переплет

И сражались так отчаянно!

Впереди — дорога ждёт!

Ярмарка

Небольшой городок, под названием Джелом, находящийся где-то к полудню Британии, в это время года был очень многолюден. Каждый год, в самый разгар жаркого лета, на главной его площади собиралась огромная ярмарка. Сюда приезжали купцы со всех городов, аж до самой столицы. Привозили разные товары, от обыденной глиняной посуды до невероятных волшебных безделушек из Лунного Сияния, должных намного облегчать повседневную жизнь владетелей и ремесленников, но, почему-то, работающих только в руках хитроумных торговцев. Расположились тут и всеразличные карусели, качели и прочие забавные игрища. И, конечно же, разряженные во всевозможные смешные и страшные наряды балаганщики, потешающие зрителей захватывающими и уморительными представлениями.

На весёлое празднество собрались покупатели и зеваки со всего города и окрестных деревень. Даже из Калриджа и Эриданна прибыли многочисленные повозки, гружёные местным добротным элем, расписным фарфором и, конечно, прославленным арийским оружием от небольших изящных кинжалов грубой закалки до величественных пламоров, поражающих своей громоздкостью и причудливой, но опасной в бою формой клинка.

Всем хотелось поглазеть на гибких гимнастов, величественных канатоходцев, забавных жонглёров, потешных клоунов, широкоплечих силачей, легко играющих пудовыми шарами. И, естественно, в первую очередь, на загадочных и всемогущих факиров и фокусников, поражающих народ волшебными трюками.

В этой шумящей и гогочущей толпе затерялась и странная златокудрая красавица, нежной кожей, королевской осанкой и проницательным холодным взглядом небесно–голубых глаз никак не походящая на обычных сельских батрачек, или даже на великосветских глуповатых жён местных богатеев, более напоминающих изящные статуэтки, вырезанные из белого мрамора, нежели живых тёплых женщин. Она, несомненно, прибыла откуда-то издалека. И, судя по полному отсутствию хотя бы лёгкого загара, свойственного этим жарким местам, недавно с холодной полуночи. Палящие лучи Яркого Ока Митры, казалось, вообще не касались её белоснежной, но местами потёртой кожи.

Бледная странница заметно выделялась из толпы джеломских смугляночек, однако её совершенно неподходящий такой красавице наряд привлекал ещё больше излишнего внимания. Плотные, сужающиеся к голени портки, упрятанные в высокие шнурованные сапоги из толстой кожи, больше подходили мужчине-охотнику, а не прекрасной деве с такой благородной осанкой. Походное платье до колен поверх тонкотканной рубахи туго стягивала пеньковая верёвка в два оборота, к которой крепился гнутым прутом кошель. Кожаная перевязь от плеча к бедру с креплением для кресала под грудью. Спина и плечи укрыты короткой шерстяной накидкой на тесёмке, но откинутый назад капюшон скрывался под развивающимися золотистыми локонами. Она словно бы собиралась и в храм и на охоту, да так и не решила куда, а оказалась и вовсе на ярмарке. Мало кому из городского люда могла прийти в голову мысль, что опытная странница привыкла ждать любых капризов от погоды.

Разумеется, необычная гостья не осталась незамеченной. На неё, не стесняясь, таращились во все глаза, и множество местных щёголей пытались привлечь внимание загадочной незнакомки. Узкое платье подчёркивало упругую грудь, а открытый ворот рубахи обнажал жадным взорам нежную шейку, разжигая кровь их обладателей. Нашлись даже отчаянные головы, попытавшиеся уволочь красавицу силой, но она легко справлялась с наглецами, отправляя в беспамятство самых бойких, на потеху многочисленным зевакам. И, к немалому огорчению грубого мужичья, к коему относились и нахальные сынки местных богатеев, никому так и не удавалось добиться её благосклонности.

Странницу мало заботили всеобщие потехи. Её вела вполне определённая цель — заработать как можно больше звонких монет, приятно отягчающих почти опустевший кошель на поясе. Когда-то она не ведала нужды во всякой роскоши, на которую только ляжет её зоркий глаз. Но те времена давно прошли, а нынче ей приходилось изрядно потрудиться, что бы просто добыть себе хлеб и крышу над головой, не говоря уж о каких-то приятных излишествах.

Благо среди ярмарочного люда встречалось немало остолопов и ротозеев. Нет, необычная гостья Джелома не воровала — гордость не позволила бы ей склониться к этому постыдному занятию даже в самой крайней нужде. Зато успешно опустошала карманы держателей многочисленных игральных шатров. Ловко обманывая самых бывалых и закаленных жуликов, которые сами были не прочь надуть доверчивых посетителей, она успешно пополняла свою тощую мошну пусть и «грязным», но серебром. А в том, что деньги не пахнут, опытная странница не единожды убеждалась на горьком опыте.

Обойдя уже почти всю ярмарку, златовласка, довольно подсчитывая выуженное у заправских мошенников серебро, лёгкой походкой устремилась в небольшой переулочек, намериваясь покинуть шумную площадь. День становился невыносимо жарким, поэтому долгая задержка могла стать губительной для её нежной кожи. В «Круглом Столе» ожидала мягкая постель в далеко не лучшей, но весьма уютной комнате. И кружка терпкого, прохладного эля, одна мысль о которой заставляла красавицу шагать быстрее.

Улов оказался не плох — около дюжины полновесных серебряников. Вполне достаточно для путешествия в Ю, и даже останется на лишнюю кружечку эля. Златовласка весело улыбнулась, позвякивая драгоценными монетами, и лёгкой поступью зашагала по мощёной булыжниками улочке. В её глубоких нежно-бирюзовых глазах играла мечтательная задумчивость — она уже видела себя в дороге, среди бескрайних степных просторов, необъятных лесов, величественных гор и кристально чистых озёр. Странница даже подумывала когда-нибудь поселиться вдали от людей, на берегу весело журчащей речки… Когда-нибудь, ближе к тем годам, что отнимают у человека необоримую жажду куда-то идти, что-то делать, к чему-то стремиться… А пока её молодое здоровое тело было полно сил, голубоглазая красавица просто слонялась по миру в поисках приключений и такого жуткого, но вместе с тем ужасно приятного ощущения опасности… Хотя в последние дни всё чаще и чаще ей приходилось впадать в русло размеренной городской жизни в вечных поисках средств к пропитанию и оплате постоя. В этих чуждых краях мало кто был готов приютить и накормить незнакомку из одних лишь добрых чувств.

Вдруг из сказочного полузабытья красавицу вырвали шум голосов и восторженные крики большой толпы, собравшейся неподалеку на площади. Несмотря на мучительную духоту и жар летнего полудня, люди жались друг к другу так плотно, что протиснуться меж ними мог только очень маленький и юркий проныра. И, естественно, от такого столпотворения за версту разило запахом пота и грязной одежды, отчего народ познатнее старался обходить сие скопище стороной. Зато людины слетались туда как мухи на мёд, и любопытная странница поспешила последовать их примеру.

Конечно, чужеземка могла и не обратить внимания на происходящее там, внутри собравшейся толпы. Но как же не сунуть нос всюду, куда только можно? Она редко задумывалась над тем, что однажды его могут и прищемить.

Заставив себя на время позабыть об отдыхе и эле, странница пробралась сквозь гогочущую потную толпу зевак, в окружении которой увидела здоровенного детину, которому какой-то верзила поменьше отсчитывал, видимо только что проигранные, монеты. Оба мужчины были обнажены до пояса, физиономии горели красным жаром, а мускулистые, жилистые тела обливались горячим солёным потом.

— Люди! Удалые молодцы! Кто не трус — подходи силой меряться! — закричал мордоворот, получивший свой выигрыш.

Странница сразу сообразила, что здесь проводится одно из многих забавных для толпы игрищ, случайно пропущенное ею. Правда, этот здоровяк совсем не походил на тех матёрых пройдох, с которыми ей приходилось сталкиваться прежде. Как и большинство сильных людей, он обладал простым, бесхитростным взглядом и добродушной улыбкой, выдававшей в нём человека не слишком-то изощрённого. Многочисленные давно зарубцевавшиеся шрамы на свитом канатами мышц здоровенном теле и обветренном мужественном лице говорили о том, что ему приходилось участвовать не в одном сражении. А стройная осанка подсказывала, что былому вояке доводилось служить в строго организованном войске, вернее всего, у местного правителя. Короткие густые чёрные усы и волнистые смолисто-чёрные волосы, а так же тёмно-зелёные широко поставленные глаза сообщали о принадлежности детины не к местному люду, среди которого встречались, как правило, русоволосые и синеглазые. Скорее всего, он выходец одного из закатных народов, вроде тофов и шорлдов, которых странница сама ни разу не видела, но наслушалась о них самых удивительных и невероятных историй. Однако блестящий тёмный загар не оставлял сомнений, что здоровяку пришлось прожить в этих, а может и других жарких краях немалое время. Нахмуренные, сдвинутые брови и поджатые губы отражали в нём человека сурового склада характера. Вернее всего, эта суровость происходила от пережитых жестоких боёв, яркими памятками оставшихся на всём его могучем теле.

На вызов здоровяка откликнулся молодой мужчина, не выглядевший таким же сильным, зато казавшийся более проворным и подвижным, облачённый в богатое одеяние, вызывающее зависть знатнейших купцов и помещиков. На поясе с золотой бляшкой болтались изящные, инкрустированные сапфирами и рубинами ножны, в которых покоился широкий полуторный меч. Под алым бархатным шёлком скрывалась тяжёлая трёхслойная кольчуга, никак иначе, работы подгорных племён. Уже по одной выступающей из-под одежды нижней её части можно было заметить, что к созданию сего великолепного доспеха приложились руки этого искусного народа.

Из восторженного перешёпота толпы чужеземка поняла, что принял вызов верзилы никто иной, как сын самого Всемилостейшего Городничего, Кэлар Эрберт, которого за глаза величали не иначе, как Троллем. И, правда — грубой развалистой походкой, которую не могли скрыть даже величественная осанка и гордый взгляд, но ещё более — заносчивым и нахальным характером — он походил на описание лесного чудовища из жутких бабушкиных сказок.

Тролль надменно вышагивал, высоко подняв голову, с видом человека, привыкшего повелевать. Конечно же, ему не нужны были деньги простодушного здоровяка, просто хотелось позабавиться и в очередной раз доказать свою силу. До сего времени городничий отпрыск слыл непобедимым в рукопашной схватке.

В воздухе застыло напряжённое молчание. Даже беззаботно лающие на всех прохожих бездомные собаки, казалось, умолкли, дабы ничем не нарушить тревожного ожидания, окружившего противников. Странница была, пожалуй, единственной из зрителей, кто не знал о давней вражде этих двоих. В скрестившихся взорах силачей читалась жгучая ненависть друг к другу.

Правила боя были предельно просты — если верзила укладывает противника на обе лопатки за то время, пока не вытечет последняя капля воды из небольшого глиняного кувшина, что стоял на деревянном столике подле силача — победа присваивается ему. Не успевает — придётся платить проигрыш — полновесный серебряник. А ежели кому удастся положить самого затейщика игрища, то победитель получит всю дюжину. Конечно, молоденькую смекалистую хитрюгу не могли не привлечь такие деньги, превышающие весь её сегодняшний улов. И надо было всего лишь обвести вокруг пальца одного дурака. В находчивой головке тут же принялось подбираться нужное решение. Котелок стремительно заварил, степенно откидывая заранее невозможные и невероятные идеи.

Тем временем поединок начался и во дне сосуда был открыт узкий клапан. Водички в нём плескалось совсем немного. Противники сурово пожали друг другу руки, глядя в упор немигающими глазами. Как тот, так и другой взгляд излучал непоколебимую уверенность. Только у Тролля это была твёрдость человека, привыкшего побеждать и получать всё, чего он хочет. А невозмутимый здоровяк попросту не сомневался в том, что сумеет уделать самодовольного выскочку.

— Я сражаюсь без оружия, — кивнул верзила на внушительный клинок Тролля, — Ведь могу и зашибить случайно насмерть.

Сын городничего язвительно ухмыльнулся, отвечая здоровяку презрительным взглядом, молча отстегнул ножны и передал их вынырнувшему из толпы дружиннику. Немного помедлив, стянул с себя кольчугу и камзол и аккуратно сложил у края круга. Могучий торс Тролля обливался струйками жаркого пота, вызвавшего осторожные усмешки в толпе зевак, никогда не понимавших для чего таскать на себе груду металла в такую духотень.

Оба борца предупреждающе подняли руки, внимательно следя за каждым движением противника. Плотная людская масса, окружавшая их, широко расступилась, давая место для поединка. Крепкие, мускулистые руки вцепились в такие же здоровенные плечи. Ноги прочно упёрлись в песок, взрыхляя из без того перепаханную за день поединков площадку. Капля за каплей утекала вода, звонкими шлепками приближая чей-то триумф и чьё-то поражение. Но никто из двоих борющихся в поту силачей пока не мог хоть сколь-нибудь серьёзно пошатнуть другого.

Оба вцепились в могучие плечи друг друга, вкладывая всю свою немереную силу в один сокрушающий бросок. Но как ни тщились пыхтящие от натуги борцы, как не ухищрялись, ни один из них не мог одолеть противника. Широченные ладони железной хваткой сжимали разгорячённые, обливающиеся потом тела. Хладнокровные, почти ледяные взгляды сошлись в своём собственном поединке, подвластном лишь силе характера, а не стальным мускулам. Два жестоких луча — презрение и ненависть, не отрываясь, били друг в друга. Теперь даже бледная чужеземка поняла, что борцы вовсе не случайно встретились сегодня в «дружеской» схватке, а знали друг друга давно. И не с самой лучшей стороны…

И вот, наконец, когда последняя капля воды звонко плюхнулась на землю, возвещая своим пением о конце поединка, Тролль растянулся на сыпучем песке на обеих лопатках. А победитель гордо поставил ногу ему на грудь. Не церемонясь, он попросту перебросил противника через себя, выиграв этим усилием тяжёлую борьбу.

Окружающие ротозеи в страхе замерли, ожидая последующих событий. Никто не мог позволить себе даже слишком громкого выдоха. Произошло ужасное — городничий сын проиграл какому-то простому мужику. А значит, за его свободу, если не жизнь, никто не дал бы и медяшки. Любопытный люд искренне радовался, что никто не рискнул делать ставки на этот бой.

И в наступающей тишине — шум остальной ярмарки казался каким-то далёким и почти неслышимым — раздался яростный вопль Тролля:

— Он боролся нечестно! Ко всем зорнам! Он сделал подножку! Ты сподличал, презренный смерд!

Сын городничего отнюдь не жалел потерянных денег. И даже не так болезненно терпел поражения — Тролль умел проигрывать, хотя состязания в силе и были его коньком. Он не мог смириться с победой над собой этого человека. Человека, над которым он сам лишь хотел посмеяться, ввязавшись в поединок. Медленно и без того красная физиономия Тролля наливалась свинцом. Его враг, именно так он готов был назвать могучего верзилу, показал всё своё торжество одной кратковременной вспышкой в глазах, едва ли замеченной раззявившей рты толпой. Когда победитель убрал с его груди тяжеловесную ногу, лицо здоровяка уже обрело выражение будничного равнодушия, как будто он столкнулся со средним противником, одним из многих, справиться с которым ему не составило особого труда. Его хладнокровие просто взъярило наследника городничего.

— Подножка! Все же видели, что была подножка! — не унимался Тролль.

На что здоровяк спокойно ответил:

— Подножка не запрещается правилами борьбы.

Он, как и зрители, знал, что никакой подножки не было, но не решился обвинять отпрыска городничего во лжи. В конце-концов, жалкие попытки оправдаться ущемляют только достоинство проигравшего. Хватит с него и одного поражения на этот день.

Тролль, скрипя зубами, убрался восвояси и даже заплатил верзиле проигранное золото — серебра у него при себе не оказалось, городничий сын привык рассчитываться «чистой» монетой. Но, уходя, пробурчал что-то о незаставящем себя ждать возмездии. Здоровяк только хрипло усмехнулся в ответ. И толпа, вторя ему, разразилась презрительным хохотом. Хотя все и побаивались Тролля, но каждый понимал, что сегодня вся его месть обратится только против нахального борца. И потому от души давали волю грубым насмешкам и подколкам. Хотя нескольким, самым острым языкам, их язвительность стоила крепкой порки. Блистательная дружина Кэлара заставила наглецов поплатиться за грубые речи.

А верзила, довольный собой, припрятал золотой в кошелку и принялся снова громко зазывать народ. Но после недавнего представления, у окружающих зевак отпало желание меряться силой с победителем лучшего борца города. Никто не сомневался в своём поражении, но более того не хотел терять свои деньги. Мало кому из присутствующих могла прийти в голову мысль выбросить драгоценное серебро на ветер просто ради забавы.

День клонился к закату. Здоровяк без дела расхаживал туда-сюда, играя бугристыми мускулами и перешучивался с наиболее крепкими из зевак, в надежде спровоцировать их испытать свою силу. Однако, ему повезло опрокинуть лишь ещё пару соперников, не видавших поражения Тролля. Вскоре желающих и вовсе не стало и люд потихоньку стал расходиться, понимая, что потехи больше не будет.

Тогда один человек осмелился откликнуться на вызов здоровяка. Им оказалась златовласая красавица, двух дюжин лет без трети, с загадочным проницательным взглядом небесно-голубых глаз и тонкими нежно-розовыми губами, сложившимися в неком холодном подобии улыбки.

В голове пройдохи уже созрел подходящий обман. Она не могла состязаться с таким мордоворотом в грубой силе. Нечего было и думать пытаться поднять эту мясистую гору мышц. Значит, придётся действовать, как обычно, хитростью…

Странница подошла поближе к верзиле, внимательно оглядывая его с ног до головы. Черные, как смоль волосы, изумрудные глаза, мощные скулы, широкий открытый лоб и большой прямой нос с благородной горбинкой, под которым красовались короткие черные усы. Губы тонкие, поджатые, зубы ровные и белые, упрямый подбородок, говорящий о твердом характере этого человека, который подтверждал также и суровый гордый взгляд, сразу привлекший внимание молодой красавицы. У борца была очень жесткая, местами обожженная кожа с бронзовым загаром. И все же этому мужественному облику кое-чего недоставало — слишком уж простодушным он казался, а значит, вряд ли был достаточно сообразителен и, скорее всего, отличался легковерностью. И сметливая пройдоха решила этим воспользоваться.

Верзила оторопело уставился на нее — неужели с ним собралась драться женщина? Да к тому же такая хрупкая и тоненькая, как тростник. При других обстоятельствах он счёл бы подобный вызов оскорблением, но в этот миг мог только смотреть, раскрыв рот, не в силах произнести ни слова.

— Ну что, здоровяк, померяемся силой, — усмехнулась она, вкладывая свою худенькую ладонь в его грубоватую лапищу. И тихим шёпотом добавила, — Ничего, что я больна проказой?

Странница бросила эти слова так непринуждённо, что простоватый верзила даже сперва не обратил на них внимания. Но мгновение спустя до него дошёл смысл услышанного, и его тёмно-зелёные глаза испуганно округлились, увеличившись до размера полновесных серебряников…

Сначала он резво подпрыгнул, едва не потеряв запотевшие портки, и попытался вырвать свою руку из хрупких пальцев обманщицы, но она вцепилась в его ладонь такой крепкой хваткой, что разжать её смогла бы, наверное, только старуха смерть. Мысль ударить её и высвободиться даже не пришла здоровяку в голову — не в его привычках было бить представительниц прекрасного пола. Он отчаянно дёргал руку из стороны в сторону, но златовласка повисла на ней, будто это было самое дорогое, что у неё есть в жизни.

После нескольких безуспешных попыток освободиться, верзила, наконец, сдался и яростно проскрежетал сквозь зубы:

— Что тебе от меня нужно, ведьма!

— Ничего, кроме обещанной тобой дюжины серебром, — тихо прошептала хитрюга.

— Но ты не одолела меня в поединке!

— Соображаешь! — озарила верзилу её лукавая улыбка, — Значит, тебе придётся маленько мне подыграть. Да не трясись ты так! Я отпущу твою руку, если ты упадёшь на обе лопатки и прилюдно признаешь своё поражение. Мне, видишь ли, нужны мои ЧЕСТНО выигранные звонкие монеты, которые уже слишком долго засиделись в твоём кошеле.

— Отдам, отдам, только отцепись от меня!

— Откуда я знаю, что ты сдержишь слово?

— Я всегда держу слово! — злобно огрызнулся здоровяк, — Зорн с тобой, мошенница, но эти деньги тебе поперёк горла встанут!

— Не беспокойся за меня, как-нибудь не поперхнусь, — парировала красавица, легонько толкая его, — Давай, падай!

Не очень-то приятно добывать деньги таким способом, но странница давно засунула свою совесть в соответствующее тёмное место, откуда она не могла помешать ей выживать в этом безумном мире. Хотя обманщица и жалела простодушного верзилу, она убедила себя, что ей деньги куда нужнее, чем ему.

— Я проиграл, — громко прохрипел здоровяк, падая на горячий, прогретый дневным светилом, песок. Но голос его звучал слишком наигранно, благо толпе до этого не было никакого дела. Она устроила целый кавардак криков и разочарованных вздохов, вызванных падением новоиспечённого героя. А кто-то уже начал возносить до небес чужеземку, считая её чуть ли не живым воплощением Отайры-Воительницы, испокон лет считавшейся сильнее и отважнее всех мужчин, вместе взятых.

Пройдоха, довольно улыбаясь, освободила незадачливого верзилу, но тут же жестоко раскаялась в этом. Здоровяк оказался не так уж и глуп, как показалось с первого взгляда, и попытался быстренько испариться. Хотя, возможно, этот порыв в нём вызвала вовсе не жалость к своей скудной мошне, а всё тот же панический страх перед страшной болезнью, который не позволил ему рассмеяться коварной обманщице в лицо, а заставил сыграть по её правилам. Как бы там не было, уйти далеко он не смог — путь преградила возмущенная толпа. Точно так же, как ещё недавно она роптала на городничьего сынка, не желавшего признавать поражения, теперь эта грубая масса людинов взъярилась на уходящего от расплаты силача.

Конечно, все любопытные зеваки были полностью на стороне чужеземки — когда ещё увидишь, что бы такое хрупкое и нежное создание одним лёгоньким толчком побеждало могучего воина. Все так искренне уверовали в её силу, что не могли и мысли допустить о каком-то обмане. И, не смотря на все попытки верзилы предупредить их о грозящей опасности, ярмарочный люд грозно выталкивал его обратно в круг, отвечая презрительными насмешками. Будь, мол, мужчиной и умей признавать поражение! И нечего клеветать на такую обворожительную красавицу, у которой даже на лице сама невинность написана.

— Тихо ты, — прошипела обманщица в самое ухо мечущегося здоровяка, дружелюбно улыбаясь уже почти молящейся на неё толпе, — Не знаешь, как прокаженные выглядят, болван! И где только делают наивных дурачков, верящих в такую чушь?!

Наконец-то до силача дошло, как подло и бессовестно его только что, прямо сказать, надули. Вид у верзилы был наиглупейший — бесхитростные глаза растерянно бегали взад-вперёд, в тщетных поисках хоть какой-нибудь поддержки. Рот изумлённо приоткрылся, и чёрные короткие усики нервно подёргивались, выдавая его смятение. Но толпа отвечала лишь ехидными насмешками и острыми, болезненными шутками. Теперь он стал похож на загнанного в ловушку бера. Дюжины насмехающихся глаз уставились в его изменившееся лицо. Он кожей чувствовал их, как они прожигают его мускулистое тело, как они осуждающе смотрят, не желая слушать никаких оправданий. В этот момент даже сама коварная обманщица питала к нему глубокое сочувствие. Но она давно научилась не давать воли своим порой губительным чувствам. Простак-верзила был так растерян, что не мог даже воспылать к опозорившей его красавице ненавистью или, хотя бы, обидой.

Здоровяк быстро понял, как он глуп, раз дал провести себя какой-то бабёнке. Но делать нечего, попался на своей доверчивости — будь добр, плати. Не стоит и того больше унижать себя в глазах стольких зрителей. Ему ещё жить и жить с ними в одном городе, думал он, а слухи в Джеломе разлетаются быстро.

Верзила не без сожаления достал из-под кушака кошелку, в которой мелодично позвякивали серебряные монеты, и уже было собирался отдать проигранное, быстро смирившись со своим поражением…

Негодующие крики толпы поначалу заглушали громкий топот копыт. Но неожиданно её грубый ропот сменился дикими воплями. Избиваемые бичами люди вмиг расступились, пропуская четверых облачённых в великолепные латы всадников во главе с нагло ухмыляющимся Троллем. На груди каждого из них сияло золочёное изображение величественного ягуара, символа королевской власти. На головах блистали начищенные закрытые шлемы с такими же эмблемами.

Один из всадников, видимо герольд, вынул из седельной сумки желтый пергамент, исписанный чёрными буквами, и громко огласил указ Его Милости Городничего о заключении нахального проходимца под стражу за мошенничество, выуживание обманом денёг у честных горожан и гостей славного Джелома, а так же за нанесение оскорбления и урона чести уважаемого и почитаемого человека города и всех его окрестностей, Кэлара из рода Эрберта.

Слушая нелепое обвинение, в котором не набралось бы и капли правды, здоровяк медленно наливался краской. Огрубелые пальцы непроизвольно сжались в кулак. Изумрудные глаза сверлили Тролля горячими лучами презрения. Но сын городничего только ехидно ухмылялся и посмеивался в ответ.

Наконец груда лживых словоизлияний закончилась, и один из всадников, грубо приставив острие копья к груди здоровяка, поинтересовался, сдастся ли тот добровольно или придётся доблестным стражам Джелома применить силу.

Верзила молча опустил руки и понуро кивнул, соглашаясь. Его слово ничего не значило против слова третьего в городе, после Его Величества и своего отца, человека. А многолюдная толпа, которая могла бы вступиться за него, мгновенно растворилась, предпочтя наблюдать за происходящим с безопасного и недосягаемого расстояния. Потому здоровяк обул башмаки, накинул распашонку и собрался идти, куда велят.

Но только что обдурившая его хитрюга, возмущённая таким оборотом дел, не осталась в стороне, а решила вмешаться. Обострённое чувство справедливости ещё с раннего детства мешало ей жить спокойно. Хотя все окружающие, исключая ближайших родственников, относили его, скорее, к достоинствам, чем к недостаткам. Она остановила покорно двинувшегося за стражниками верзилу и смело бросила осклабившемуся Троллю.

— Да что я слышу?! Ты, — ткнула она пальцем в городничьего сына, — ты проиграл, и проиграл честно, безо всяких там обманов и ухищрений, описанных в твоей бумажонке. Так какого зорна ты явился сюда со своими вояками? Или ты думаешь, что тебе всё дозволено?

— Да, я так думаю, — нагло ответил Кэлар, кинув на чужеземку гневный взгляд, — И не тебе, девчонка, вставать у меня на пути. Топай своей дорогой и не вмешивайся!

— Что же ты сам тогда не скрутил этого увальня? Неужели струсил?

Но Тролль отнюдь не изменил своего намерения. И даже не показал изумления неожиданным вмешательством весьма привлекательной, но столь же наглой барышни. Он только равнодушно спросил:

— Ты знаешь его? Кто он тебе — друг? Муж? Родич?

— Нет, он просто должен мне только что проигранную дюжину серебром!

Хотя стражники и были в шлемах, странница все равно почувствовала, как удивлённо приподнялись их брови. Тролль, конечно же, не поверил её словам, но не желал оттягивать долгожданное мщение и, тем паче, не хотел упускать возможность лишний раз унизить своего обидчика.

— А-а, вот в чём дело! Эй, Джеоф, отдай ей деньги!

— Нет, ты не понял, — хладнокровно улыбнулась голубоглазая красавица, принимая от смущённого силача горсть драгоценных монет, — Ты сей же миг заберёшь своих громил и отправишься восвояси, потому что этот здоровяк одолел тебя в честном поединке, на который ты вызвался сам. А значит, никакого неудовольствия ты проявлять не станешь.

Голос её звучал так властно и спокойно, будто она действительно имела право здесь повелевать. Воинственная свита Кэлара на мгновение даже решила послушаться. Но озлобленный вопль наконец взорвавшегося бурей негодования Тролля вырвал стражников из оцепенения:

— Послушай меня, девчонка! Не знаю, кто ты, но тебе лучше не вмешиваться, иначе мне придётся применить силу!

— А я прекрасно знаю, кто ты, трусливый гадёныш, и, если я применю силу, тебе не удастся отделаться одним лишь оскорблением твоей особы!

Кэлар даже позеленел от такого нахальства. Ещё никто не смел угрожать ему, наследнику городничего, в его собственном городе! А тем более какая-то хилая, пусть и довольно красивая, женщина. Едва не поперхнувшись слюной бешенства, он возопил:

— Схватить! Немедленно!

Дело приняло неожиданный оборот. Странница всегда думала опосля, когда всё решительно оборачивалось не той стороной. Ведь не могла же она спокойно смотреть на такую несправедливость. Одно дело обманывать людей какими-то сметливыми хитростями, а совсем другое — использовать своё высокое положение для неоправданной мести. Это было, по крайней мере, подло.

Резким рывком заступница оборвала подпругу седла ближайшего всадника. Еще двоих сшиб с коней Джеоф, мигом сообразивший, как нужно действовать.

— Бежим! — крикнула нахальная златовласка, и оба со всех ног бросились в глухой переулок.

Толпа, искренне болевшая за двоих отчаянных наглецов, мигом сомкнулась за ними, преграждая путь быстро очнувшимся стражникам. Пока блюстители порядка вновь садились на коней и разгоняли суетящийся люд, беглецам удалось уйти уже далеко. Живая завеса хоть и продержалась недолго — мало, кто хотел попасть под копыта лошадей — но дала им достаточно времени, чтобы затеряться в переплетении многочисленных улиц и улочек. К счастью, у обоих были достаточно длинные ноги, и когда удары хлыста расчистили дорогу преследователям, их добыча была уже далеко.

Златовласка неслась со всех ног, быстрее, чем прежде — на ярмарке, соревнуясь с толстобрюхими раззявами на одном из игрищ — всё-таки теперь речь шла не о выигрыше, а о спасении шкуры. «И какого зорна меня угораздило вмешаться?» — думала она на бегу — «Вечно сую свой нос, куда не следует!» Она подозрительно взглянула на Джеофа. «А этот-то чего за мной увязался? Ах да, я же сама устроила это сумасбродство! Теперь у него будет еще больше проблем… да и у меня их немало!».

Беглецы уже давно намного оторвались от преследователей. Мимо мелькали красивые богатые здания, торговые лавки, увеселительные заведения. Позже они сменились домиками победнее и попроще, да и сами улицы внезапно сузились и приобрели какой-то деревенский характер. Когда, наконец, окружающий вид превратился в ряды чахлых хибар и лачужек, запыхавшаяся странница решила, что пора бы остановиться и передохнуть, да и верзила, по-видимому, тоже устал. Его сердце бешено колотилось, и не столько от сумасшедшего ритма, сколько от кипящего в крови чувства опасности. Ему не очень-то улыбалось ополчиться против городничего с его вездесущей стражей. Слишком уж хорошо он знал их методы борьбы с нарушителями порядка — сам когда-то участвовал вот в таких же погонях. Только тогда он не думал, что беглецы-то могут быть вовсе и не виновны в приписанных им злодеяниях.

Трижды им приходилось встречаться с дневными патрулями, и каждый раз Джеоф думал, что всё пропало, и они попались. Но городская стража ещё не была осведомлена об «ужасном» преступлении, и не обращала на двоих запыхавшихся бегунов никакого внимания. Мало ли кто чего мог свиснуть на бурной ярмарке. А бегать за каждым карманником доблестным блюстителям порядка вовсе не улыбалось.

Забрели двое беглецов куда-то на окраину города. Улицы стали неимоверно узкими и грязными. Кое-где, прямо перед порогами лачуг, смердели отходы и помои, выброшенные нерадивыми жильцами. Отовсюду разило запахом грязи, гнили и собачьего пота — бездомные животные также селились подальше от богатых дворов. Перекошенные стены, почти обвалившиеся крыши, поваленные заборы — всё вокруг создавало ощущение неухоженности и запустения.

Беглецы остановились перевести дух возле одной хиленькой лачужки. Но не успели даже толком отдышаться, как совсем рядом, за недалеким поворотом послышался стук копыт. Злобная ругань, сопровождавшая их клацанье и жесточайшие проклятия в адрес «всяких там выскочек» дали понять, что это явились по их души. Как удалось блюстителям порядка отыскать затерявшихся в неисчислимых улочках наглецов оставалось загадкой, но стражники неотвратимо приближались, что заставило сердца бегунов биться втрое быстрее.

Голубоглазая пройдоха рванулась было вперед, но с ужасом обнаружила, что в конце переулочка оказался тупик. Здоровяк, по-видимому, тоже это заметил и хладнокровно приготовился к бою, ожидая появления стражников.

Но вояки городничего были вооружены мечами и массивными луками. Колчаны их полны стрел, а к сбруе пристёгнуты крепкие длинные копья, которыми всадники неплохо владели. Вдобавок ко всему, у них огромный перевес в численности — по перестуку копыт не менее полудюжины. Кроме того, верхом и в железных доспехах они могли уничтожить несчастных беглецов, даже не пуская в ход оружие, оставшись целыми и невредимыми, без единой царапины. Это там, на площади, одолеть их было легко — никто не ожидал встретить сопротивления. Но теперь стражи порядка были готовы и знали добычу. А Тролль великодушно даровал им право на убийство…

Стук копыт приблизился настолько, что могучий верзила и прекрасная странница уже могли слышать речь всадников, в которой среди нескончаемых потоков брани различались предположения об их нахождении. Видимо, никто и понятия не имел, куда они скрылись, но, тем не менее, проклиная городничьего сыночка и «всяких там мордоворотов», всадники уверенно правили коней в сторону отчаявшихся беглецов, не останавливаясь и никуда не сворачивая. Им, «денно и нощно работающим стражам порядка» вовсе не доставляло удовольствия носиться по всему городу, обнюхивая каждый вонючий переулочек, за осквернителями городничьей особы, которые, если разобраться, как следует, вовсе ничего и не оскверняли. Похоже, стражники сами уважали Кэлара лишь по долгу службы. Самого его с блюстителями порядка не было, как поняли затаившие дыхание беглецы. Несколько раз откровенно прозвучало, что нерадивый отпрыск градоправителя заслуживает крепкого удара в морду лица. И желательно ногой.

Вероятно, так и попали бы оба в джеломскую темницу, где гнить бы им, пёс его знает, сколько времени, кабы не один добрый человек, появившийся в дверях хиленькой лачужки и поманивший приготовившихся к бою беглецов пальцем. Только его милостью им удалось сохранить свободу и, возможно, жизнь. Странница, не задавая лишних вопросов, тут же рванулась к невысокой дубовой двери и потянула за собой растерявшегося здоровяка, уже приготовившегося к доблестной смерти в бою.

Дверь лачужки захлопнулась за ними как раз вовремя. Стражники мигом позже вылетели из-за поворота на своих вороных. Проскакав по улице вплоть до самого последнего дома и, никого не найдя, унылые от безуспешных поисков всадники воротились обратно. Чей-то грубый голос произнёс: «Зорн! И тут пусто! Как сквозь землю провалились!» На что другой ответил: «Нам же легче. Дурное это дело — лишать свободы того мужика. Да и девчонка тоже заслуживает уважения. Не каждый мужчина наберётся такой храбрости». А третий добавил: «Его зовут Джеоф. Он раньше служил у короля, командовал дюжиной, затем и гроссом. Потом городничьему отродью он стал неугоден, и тот сделал так, что его вышвырнули на улицу. Догадываюсь, что у него за счёты с Его Светлостью Троллем».

Вскоре притаившиеся за дверью лачуги беглецы услышали удаляющийся перестук дюжин копыт.

Мерлин

Старика звали Мерлин. Он занимался алхимией — ремеслом увлекательным, но крайне опасным. Прежде седовласый старец состоял при дворе короля Артура и по праву считался первым чародеем Соединённого Королевства. Старший советник Его Величества и ректор Волшебной Лектаты — этот человек обладал огромной властью и уважением. Но злые языки оклеветали чародея перед королём, представив малефиком, общающимся с нечистой силой. Чужая зависть часто губила хороших людей. Так произошло и с Мерлином. Сказалось так же, что в землях храбрых, но простых, как солома, ариев ко всякой волшбе всегда относились с опаской и недоверием. Здесь колдунов не жгли лишь потому, что их защищал светлейший британский престол… Да и не хотелось связываться со всей мощью Лунного Сияния, из которого могли явиться отплатить за своих. К тому же и польза, какая-никакая, от волшебников да была. Но стоило лишь прокатиться лёгкому слушку о том, что такой-то из них занимается чем-то помимо лечения недугов, да потешных фокусов, как его тут же гнали взашей. И старались ещё как можно подальше… И чем сильнее он был, тем паче его боялись и тем дальше гнали.

Но Мерлину дозволили оставаться в городе, хотя и на правах нищего знахаря. Многим он успел сделать доброго, поэтому вечно жаждущая крови толпа не только не потребовала его изгнания, но даже испросила некой благосклонности Его Величества для опального чародея.

Дела алхимика тут же пошли в убыток — кому охота связываться с чёрным малефиком. Артур, хотя и не казнил его, в память о старой дружбе, да по просьбе простого люда, но и помогать ничем не собирался. Должности советника Мерлин, конечно же, сразу лишился, а почти всё его имущество было отписано королевской казне. Свой огромный дом с прекрасной лабораторией он сменил на хилую лачужку, в которой и жил теперь со своим учеником Олвином.

Мерлин оказался мощным стариком с густой седой шевелюрой и белёсыми бровями, накатывающими на глаза. Прямой огромный нос и иссохшие губы утопали в длинной бледновато-серой бороде, а глубоко посаженные ярко-зелёные глаза смотрели с его морщинистого лица одновременно сурово и мягко. Лоб и руки старца сплошь покрылись морщинистыми трещинками, но, несмотря на это, чародей не утратил былой стати. Высокий рост, крепкое телосложение, уверенное выражение лица, однозначно говорили, что Мерлин вовсе не собирается уходить из жизни. Весь его облик создавал впечатление древнего могущества.

Олвин — полная противоположность учителя — молодой парнишка дюжины с четвертью лет, невысокого ростика и невыразительного телосложения. Карие веселые глаза, курносый нос, открытый лоб, упрямый подбородок и множество веснушек на широком лице. Все это чудо венчали рыжие, как огонь, волосы, похоже, вовсе не знавшие гребня, и широко оттопыренные уши. С виду казалась бы — дурачок дурачком, но за веселой искоркой глаз скрывался гибкий ищущий ум и любознательность, выдаваемая внимательным взглядом.

Первым делом Мерлин пригласил случайных гостей к столу. Несмотря на явно небогатый образ жизни, трапезничали ученик с учителем на славу — недаром алхимики, там и до поварского дела недалеко. Кашеварное искусство старца придавало повседневной джеломской пище вкус, не уступающий известным деликатесам. А специям, явно кустарного производства, мог бы позавидовать любой королевский двор. Даже обычная рыбная похлёбка с ароматным хлебом показались страннице достойными её прежней кухни, не говоря уж о верзиле, тоже нечасто видавшему мясо за своим столом.

Когда гости перекусили и отдохнули, Мерлин угостил их терпким элем, сваренным по его собственному рецепту, если верить словам старика. И, наконец, попросил насытившихся и расслабившихся беглецов поведать о своих неприятностях.

Как выяснилось, они почти не были знакомы, что удивило Мерлина. Редко в нынешнем мире встретишь такое, чтобы кто-то вступался за чужого ему человека, до которого, собственно, не должно быть никакого дела. Поэтому старика очень заинтересовала загадочная чужеземка, прибывшая, по-видимому, с далёкой полуночи.

— Меня зовут Ланс, — представилась она, — Я…с полудня…

— Из Веспера? — подозрительно спросил старик.

— Да, именно из этой деревни… только родом я не оттуда, — честно ответила красавица, не отводя глаз от пристального взора Мерлина — В Джелом меня привела злокозненная судьба. Я странствую. Ищу своё место в этом мире.

— И порой путь заводит туда, где совсем не хотелось бы оказаться? — усмехнулся верзила. Он смотрел на спасительницу недоверчиво, зачем она говорит, что с полудня, когда выглядит как типичная уроженка полуночи. Но здоровяк признавал, что это дело её, и не стал задавать лишних вопросов, — А моё имя Джеоф. Я вырос здесь, в этом городе, в неродной семье, хотя мои давно усопшие родители родом из далёких мест.

— Я буду звать тебя Громилой, — улыбнулась Ланс, — Как тебе такое прозвище?

— Тогда я буду звать тебя Пройдохой, — мигом отплатил Джеоф.

— Как там поживает старина Ди? — поинтересовался Мерлин.

— Ты говоришь о вожде Амане? При последней нашей встрече он был жив и здоровёхонек, как бер. Даже хотел проводить меня до рубежей владений веспов, но я отказалась.

— Добрая весть. Продолжайте.

Джеоф закончил повествование громким ругательством в адрес Тролля и всей его свиты.

— Да-а, Громила. Умеешь ты себе врагов наживать, — лукаво усмехнулась златовласка, словно она здесь совершенно ни при чём, — Чего ты с ним не поделить-то умудрился? Видать же было, что не впервой нос к носу сходитесь?

— Да, были прежде стычки… — угрюмо отмахнулся Джеоф, всем видом показывая, что не хочет об этом рассказывать. Но от голубоглазой красавицы было не так-то легко отделаться.

— Ты давай, выкладывай. Раз уж вместе в это дело ввязались — видать и выпутываться придётся вместе. Где ты ему дорогу перейти умудрился? Тролль этот, вроде, из знатных будет, а ты хоть здоровьем вышел, а одно людин.

— Да… Война тут была однажды. Ты не местная, так вряд ли знаешь. А вот почтенному старцу должно быть известно…

Старик слегка приподнял одну бровь, Ланс даже не успела заметить — левую или правую, и неспешно кивнул головой, выразительно глядя на рассказчика.

— Да, было дело…

— И что на войне? — нетерпеливо напомнила чужеземка верзиле, не отрывающему изумлённый взгляд от старца.

— Да, почтенный, уж и задали мы тогда им трёпу! — изумление во взоре Джеофа перешло в восхищение — явно признал в седовласом старике кого-то из героев тех лет.

Но странницу мало интересовали местные стычки одних скотоводов с другими. Или даже землепашцев со скотоводами. Поэтому она попросила верзилу вернуться к важной в их нынешнем положении фигуре — Троллю.

— Я тогда командовал дюжиной славного королевского войска, — вспоминал здоровяк, явно не без удовольствия, — А случилось так, что засели мы в глухом болоте с дружиной доблестного сэра Генри, что командовал передовым отрядом. Вернее, засели-то они, а мы там дозор несли с ребятами. Хоть и зелёный я был, как щенок тогда, да болота те уже знал, как свою пятерню.

— И твоя дюжина вывела из болота отряд сэра Генри? — поторопила Ланс, не желая задерживаться на подробностях.

— Ну, так и было, — с явным неудовольствием, что его прерывают, хмыкнул Джеоф, — а потом сэр Генри налёт задумал в стан противника, значится…

На этом месте губы старика стянула тревожная улыбка, хотя заметил её только верзила.

— Что-то вроде стремительного броска. Небольшим отрядом, дюжин пять дружинников, пара-тройка разведчиков, проводник, да кудесник.

— Догадываюсь, кто был кудесником, — вставила странница, поглядывая на старого чародея.

— Ошибаешься. Кудесниками вояки простых лекарей зовут, — пояснил старец.

«А ты, значится, не простой…» — мигом отметила для себя Ланс.

— Точно! — согласился Джеоф, — я и говорю — кудесник. Так вот и вспомнил тогда сэр Генри обо мне и моих ребятах и о схватке с вражиной на том болоте… Меня спешным указом в гроссовики, дают под начало весь состав группы, надо мной только два командира…

— Стой, почему два? — не поняла златовласка, — Там же сэр Генри один был. Откуда второй взялся?

— Не, двое их шло, рыцарей-то, от самого Круглого Стола, что при дворе Его Величества. Сэр Генри, Львиное Сердце и молодой сэр Дэвид, Светлый Крестоносец. Тогда он мне сперва зелёным показался… Думал, тащить его придётся на себе всю дорогу… Ан нет — крепкий парень вышел. И духом, словно сталь, и телом не слаб… А когда он ещё и принцессу вытащил…

— Ага, принцессу? — заулыбалась Ланс, — Прямо как в волшебной сказке! О доблестных рыцарях, что вырывают прекрасных принцесс из лап жутких драконов..!

— Да не было там никаких драконов! — возмутился Джеоф, а чародей, почему-то ехидно так ухмыльнулся, — Ты дашь закончить, или уже не надо?

— Ладно, продолжай, — весело ответила златовласка.

Но рассказчик, собиравшийся долго и красочно описывать поход, явно потерял настроение и грубо пробасил.

— В-общем, меня в тот отряд взяли вместо Его Сиятельства Тролля, который тогда ещё меч толком в руках удержать не умел. А сэр Генри тащить на себе лишнюю обузу явно не собирался — вот и высказал его папаше в лицо, что думает о сыночке… Ну, и затаил он тогда обиду…

— Ясно, зависть значит, штука чёрная…

— Да и не только это. Дочку ведь королевскую доставать шли. Он чего туда и рвался — думал, за него всё сделают, а он с принцессой вернётся такой отважный и доблестный… Когда мы ушли, он поскрипел зубами, да и смирился — ну не свезло, всякое бывает. Да только сэр Дэвид-то как пленников вытащил, отправил меня и оставшихся в живых ребят, ещё из моей старой дюжины, обратно, со спасёнными в замок. А сам с сэром Генри двинулся дальше, ещё по каким-то неведомым нам делам, где уже и не маленькой группкой надо, а и вовсе вдвоём. Ну, я у начальства разъяснений не спрашиваю. Сказано — доставить, значит нужно доставить. Хоть кровью изойдись. Там путь-то уже подчищен был нами, ещё когда туда шли, но и на обратном тоже досталось. В целом — кое-как втроём доковыляли, все в крови, зато пленников вызволенных доставили в целости и сохранности, как и велели.

— А Тролль здесь при чём? — не удержалась Ланс.

— Вот ведь вредная женщина! — возмутился Джеоф, у которого уже почти начало подниматься настроение, пока его снова так бесцеремонно не испортили, — В общем, на беду принцесса без памяти была основную часть пути. Говорят, зачарована, а по мне так просто её какой-то дрянью там кормили. Простой человек выдержит, а их голубой крови во вред, видать пошло. Вон, алхимику почтенному виднее, что там и с чем ре… как его там? … регенерирует вроде?

— Реагирует, — улыбнулся алхимик, — да, голубая кровь ко многим вещам уязвима…

— Вот и я про то же. Встречает нас, значит, на подходе этот… сэр Кэлар Эрберт, будь он не ладен… и ехидненько так предлагает ему принцесску спихнуть. Золото какое-то, поместья даже давал… мол, если скажем Его Величеству, что это он-де, Тролль Бесстрашный её из плена вытащил…

— А ты, конечно, пожадничал?

— Да не для себя ведь! За сэра Дэвида обидно — он старался, обливался кровью и потом, а тут какая-то мразь будет славу за него стяжать! Да и дочку королевскую!

— И полцарства в придачу! — задорно подхватила Ланс.

— Да полцарства только в сказках дают… А тут и принцесска-то сама — та ещё баба, даром, что кровь голубая! От такой никакой мужик не откажется…

— И ты не отдал? — подвела итог странница, недовольно морщась от таких отзывов о королевской дочери. Сама далеко не дурнушка…

— Ну, настроение тогда хреновое было… Мы только, сказать прямо, из пекла, ещё раны залатать не успели… А этот гадёныш со своей подлостью лезет! Так и послал я его куда подальше.

— Послал? А подтолкнуть ещё не догадался?

— Ну… врезал ему пару раз, бровь разбил, губы вдребезги… Зато он смог боевыми ранениями похвастать перед папочкой — один же зорн, не сказал, гад, кто его так отделал!

— Понятно… Да, подцепил ты себе головную боль на всю оставшуюся жизнь. И как только жив до сей поры?

— Да так и жив. Когда сэр Генри с сэром Дэвидом воротились, нас с ними за компанию чуть ли на руках не носили. Там и свадьбу сэр Дэвид сыграл с дочкой королевской — вот Тролль зубами то скрипел, да всё даром! А потом молодожёны куда-то на полночь укатили, да так и не слыхивал о них никто после… А сэр Генри понемногу начал власть терять — не управитель он, а вояка простой, хоть и знатный. Потом вон и почтенного Мерлина недруги сместили, помню я то недоброе время… с той поры всякой мрази к королевским ногам поналезло, а такие, как Тролль снова головы подняли! Меня первым же делом пинком со службы, ладно голову ещё не оттяпали, а ведь собирались… Но Его Величество запретил трогать героев той войны. Знал бы он, какая ехидна нынче на его груди притаилась!

После долгой выразительной паузы, Джеоф тихо добавил.

— Ну, с Троллем бороться можно. Трудновато, конечно, но можно. А в тяжком случае — по голове оглоблей и драпать из города так, чтобы только пятки сверкали!

— Можете спокойно укрыться здесь, — медленно проговорил Мерлин, выслушав подробный рассказ злостных нарушителей порядка, постоянно перебивавших друг друга и не прекращающих ругать Кэлара последними словами, — я не продам вас городничьим прихвостням и его сыночку. У меня с ними тоже есть кое-какие счёты…

Голос старика звучал загадочно и странно, но случайные гости решили не бередить, по-видимому, тяжёлую рану на сердце алхимика. Вместо того они увлекли его любопытными расспросами о его собственной жизни. А поведать он мог многое, и о дворцовых интригах, и о магии, и о той памятной войне, почему-то никогда не упоминая о том, с кем же именно они воевали, называя противника просто «врагом», на что Джеоф значительно так кивал и только ухмылялся. Но, почему-то, говорить о своей жизни до Джелома старик не хотел. Сказал только, что родился он далеко отсюда, а на полдень его занесла та же проруха-судьба, что помогла двоим беглецам оказаться в нужный миг у двери его дома.

А хиленькая лачужка Мерлина внутри оказалась на редкость уютной. Чистые сени, с аккуратно уложенными в дальнем углу вязанками дров и развешенными по стене тёплой одеждой и рыбацкими снастями. Гостевая, служившая так же и спальней, освещалась широким с резными ставнями оконцем, над которым крепилось свёрнутое рулоном шерстяное одеяло, укрывавшее щели в нечастые здесь холодные дни. Деревянная лестница в углу вела под крышу, в горницу, где ученик с учителем занимались своей алхимией, а так же различной домашней работой. У стены расположилась массивная выложенная камнем и глиной печь с полатями в два яруса, на которых спали хозяева, и брусом для сушки одежды. Кухонная утварь прилежно расставлена в нишах печи. Стены обиты тонкими, приятно пахнущими ясенем дощечками. Устеленный крепкими досками пол укрывает тёплый узорный ковёр. Посреди невысокий, ладно скроенный и всё ещё пахнущий лесом стол, под которым лаз в подпол, где хранились запасы еды и прочие пожитки. Под лестницей небольшая тумба, на которой красовалась загадочная четырехгранная пирамида с блестящим, напоминающим серебро покрытием. Никоим прочим убранством и в помине не пахло, если не считать грубых войлочных подушек для сидения за столом. Этот дом, по всему своему виду, уже давно не знавал заботливой женской руки. Хотя назвать грязнулями его с головой окунувшихся в изучение мира сущего обитателей было нельзя. Скорее неряхами — многочисленные склянки, пробирки и колбы, встречающиеся порой в самых неожиданных местах, открыто выдавали рассеянную безалаберность хозяев лачужки. Тем не менее, по всюду разила сияющая чистота, наведённая старательной рукой старого алхимика и его подмастерья.

Уличная дверь невзрачная, но крепкая, выточена из цельного бревна могучего дуба и украшена покосившейся ручкой. Задняя, укрытая пологом, вела в небольшой дворик, где алхимики выращивали скромный урожай и собирали плоды старой вишни. Там же находилось отхожее место.

Жили ученик с учителем, в основном, продаваемыми старым алхимиком снадобьями от разных недугов, хворей и даже лихорадок. Иногда ему самому приходилось посещать больного, когда какой-нибудь не встающий с постели бедолага взывал о помощи, корчась в муках. Как правило, к нему обращался беднейший люд — разжиревшие богачи предпочитали нанимать повсеместно прославленных лекарей-мастеров, требующих соразмерную своей известности плату. Но приходившие к Мерлину никогда не жалели, что не в состоянии оплатить услуги таких врачевателей. И громко восславляли седобородого чародея по всем дворам Джелома.

Иногда к нему являлись посланники от знатных путешественников из далёких земель. Гости города, попав под влияние какой-нибудь местной заразы и отчаявшись уже отыскать средство её исцеления, спрашивали приставленных служек, нет ли у них какого местного знахаря. И все в один голос называли имя Мерлина. Порою и местные богатеи, уже лишившиеся всякой надежды рисковали к нему обратиться. И великодушный старик помогал всем.

Хотя своими снадобьями и наговорами Мерлин был известен чуть ли не всем и каждому в городе, большинство джеломцев предпочитали держаться от него подальше — изгоев в Джеломе не слишком-то чтили, страшась вызвать королевский гнев без особой нужды. Поэтому мало кто знал его в лицо, хотя имя опального старца частенько произносили шёпотом сидя у печи и обсуждая городские новости.

Дважды заявлялись стражники, тщетно искавшие двоих беглецов по всем домам и хибарам города. Но Мерлин предусмотрительно прятал их в задних сенях, и разочарованные блюстители порядка уходили с пустыми руками. Как оказалось, старик мастерски наводил иллюзии и докучливые посетители попросту не видели выхода ко двору — в их глазах он казался обычной стеной. А быть более назойливыми в отношении чародея и выказывать ему подозрения городские вояки не решались, порядок то он порядок, а вдруг грозному старцу не престанет нарушить его во имя своего спокойствия. Ведь отсутствие в доме выхода на двор ещё не говорит о злом умысле — он мог быть и в горнице. Но проверять это никто не набрался смелости.

Однако высовывать нос из лачужки старика оба пока не решались — Тролль не оставит поисков так скоро и всё ещё грезит жестоким отмщением за оскорбление своей особы.

Старик с радостью разрешил им пожить пока у него, не уставая повторять, что враги городничего — его верные друзья. Хотя и златовласой красавице и верзиле Джеофу было совестно отягчать и без того не слишком богато живущего алхимика своим присутствием, но иного выхода не было. Можно, конечно, попробовать прорваться из города, снося все встречные заставы, но не в правилах Ланс было оставлять за спиной горы мёртвых тел, когда спасаешься бегством. Здоровяк же и не рассчитывал на успех такой решительной попытки. Поэтому оба согласились подождать, пока накалившиеся страсти мало-помалу улягутся, и славная джеломская стража частично утратит свою неусыпную бдительность. Благо, у старика нашлась пара лишних настилов с одеялами и место у печки.

Тем не менее, беглецы понимали, что уходить из Джелома рано или поздно, но придётся. А Ланс так вообще была здесь мимоходом. Слишком уж явно они отличились, что бы надеяться затеряться в шумном людном городе и снова начать полноценную повседневную жизнь. Ссоры с «сильными мира сего» чреваты тяжёлыми последствиями.

Несмотря на весь боевой задор, в котором нарушители порядка грозились стереть заносчивого Тролля в порошок, сидя за стенами уютного домика Мерлина, с первых же попыток выяснить, как можно подступиться к нахальному сынку городничего, оба поняли, что не с их рылом в это соваться. И даже старый чародей, ещё не утративший некоторые прежние связи, о которых толком так и ничего не рассказывал, ничем не мог помочь отчаянным головам, решившимся вот так просто взять и покончить с одним из самых влиятельных людей в Джеломе.

Поэтому оставался единственный путь. Тот самый, который всегда есть в запасе, когда все остальные способы уже перепробованы, но не увенчались успехом. Путь, который и решили избрать двое нерадивых нарушителей порядка — драпать. Но вот когда и куда именно так и повисло вопросом в воздухе…

Два дня спустя, после вечерней трапезы, Ланс осторожно завела назревающий разговор.

— Уходить надо из города…

— То верно, — охотно подхватил Джеоф, — негоже нам сидеть на шее почтенного старца. От всего сердца тебе благодарен, старик, за кров и пищу, за то, что укрыл нас от прихвостней Тролля, будь он неладен. Но пора и честь знать. Думаю, как стемнеет, уйдём на полночь.

Мерлин задумчиво помешивал какое-то варево в широком глиняном горшке, и глядел куда-то вперёд, сквозь весь мир, периодически приподнимая одну бровь. Наблюдательная Пройдоха уже просекла, что это признак глубокого раздумья.

— Рано ещё, — наконец прервал он затянувшуюся паузу, — Вы мне не в тягость, поживите, пока всё не уляжется. Олвин прошлым днём ходил к полуденным вратам, дозор там усилен, не в пример обычному. Видать, поджидают вас, чай тоже не глупые.

— А восходные?

— Уверен, то же самое. Отправлю Олвина проверить, как появится. Выждать вам надо, ребятки, нечего зря рисковать.

Джеоф задумчиво отхлебнул эля из большой деревянной чарки, и резко встал.

— Будь по-твоему, старик. К воротам пока соваться опасно, нюхом чую. Но займи нас хоть делом каким, чтоб нам даром хлеб не есть. Я ж не только драться мастер, руками работать умею. Крышу вон справить могу, а то совсем покосилась уже. Али стены ровнять, дрова колоть, воду носить, на худой конец. А то сидим тут, как птицы в клетке, жрём, да чирикаем изо дня в день!

Ланс непроизвольно улыбнулась. До чего же простодушным выглядел этот здоровяк. Но в чём-то он был прав, сидеть на шее у нищего старика ей и самой было неуютно.

— Окстись! — рявкнул Мерлин, да так, что растерявшийся верзила тут же опустился на место, — Нельзя вам носу показывать на улицу. Соседи увидят кто, вдруг донесут, а тогда и меня с вами заодно загребут, давно уже по игле хожу. Узнает кто, что беглецов укрыл — доживать мне свои дни в дебрях Лесоповала. Это если сразу голову не оттяпают. Так что за дверь ни ногой. Сидите тихо, пока не поуляжется, там будем думать, как вас из города безопасно вывести.

— Это да, не подумал… — промямлил Джеоф.

— Думать — не твоё призвание, — усмехнулась Ланс, — Мерлин прав, увидит нас кто — ему несдобровать. Так что, Громила, сидим и чирикаем, пока наш добрый хозяин не скажет, что всё улеглось.

Ещё полдюжины дней беглецы жили у Мерлина. Днём помогали ему по дому и двору, пололи сорняк, кололи принесённые Олвином брёвна на дрова, даже подправили ограду, подогнав дощечка к дощечке и стянув косыми прутьями для крепости. Громила даже умудрился справить крышу, не высовывая носу наружу, работая из горницы. Олвин помогал сверху, заливая тщательно подогнанные доски какой-то вязкой жижей, быстро затвердевающей и защищающей дом от проливного дождя получше всякой глины.

А вечерами слушали увлекательные рассказы Мерлина о далёких землях, минувших годах, о чарах и об истории Британии. Но о себе самом он рассказывал очень мало. Правда, за это время они узнали, что алхимик, кроме прочего, был ещё и изобретателем, причём, как он, не хвастая, сообщил, довольно известным в высоких кругах. Большинство измышленных им приспособлений остались далеко от Джелома, в земле его молодости, как выразился старик, многие были отписаны королём различным ремесленникам и торговцам, что-то предано запрету и сожжено. Но некоторые, те, что удалось спасти от жадных рук придворных подхалимов, и сооружённые им уже при жизни в бедной лачужке, оставались целы и невредимы.

Был тут, например, агрегат, размягчающий обычные булыжники в вязкую массу, из которой можно было ваять, как из глины, только после затвердения изделия получались прочнее всякого камня. Был и какой-то странный очиститель воды, состоящий из причудливой кастрюльки, извилистых трубочек и колбочек. Откуда-то с задней ниши печи старик вытащил грубоватое сооружение, напоминающее мясорубку, напичканную множеством стёклышек, выдутых в неправильной форме, и непонятного предназначения рукояток. С помощью этого приспособления, гордо заявил Мерлин, можно наблюдать мелкие предметы увеличенными во много раз. Джеоф попробовал посмотреть сквозь этот «мелкозор» на лоскуток отшелушившейся с его ладони кожи, и мрачно пробурчал, что лучше бы старик ошибался.

Было и множество других приспособлений, должных облегчать жизнь тружеников всяких направлений. Малые и большие, простой и сложной конструкции, неимоверно полезные и не очень безопасные, но все гениальные и необыкновенные.

Олвин целыми днями носился по городу, то разнюхивая обстановку для гостей, то выполняя поручения старика, то по насущным домашним делам, и лишь к сумеркам присоединялся к компании за вечерней трапезой и рассказами Мерлина. Порой они оживлённо спорили, углубляясь в изыскания своего дела и обильно разбрасываясь незнакомыми гостям словечками. Порой удалялись в горницу, где тревожно переговаривались вполголоса, так, что временные постояльцы не могли разобрать ни слова.

Ученик алхимика оказался весёлым и общительным юношей. Почтительность к учителю не мешала ему время от времени делать колкие замечания, когда старик ошибался в рассказе или сбивался с мысли. Но шутил он по-доброму, поэтому Мерлин лишь напускал грозный вид и сулил суровые кары за вмешательство в его речь, после чего сам заливался добродушным смехом.

Вечером очередного дня старик, усадив гостей и ученика за стол, поведал им трагичную и невероятную историю своей увлекательной жизни.

Сага Чародея

«Родился я далеко отсюда, на полуночи, в городе под названием Лунное Сияние в низовье Великой Реки. О! Это славный город! Город магов, колдунов и чародеев. Сам воздух в нём насыщен изобилием ню! Там даже беднейший сапожник немного знаком с искусством плетения чар.

С раннего детства, как и все жители нашего славного города, я обучался волшебству. И, скажу, не хвастая, учеником я рос очень способным. Оно и не удивительно — мои родители, почтенные Эйлина и Юлтар, чтились среди величайших чародеев моей родины. Они занимали почётные места в Лунном Собрании, и сам архимаг Магларус внимал им и следовал их совету.

Я так быстро все схватывал, что в дюжину лет уже вступил в права «иллюзиониста», а в полторы — «волшебника». А это, надо сказать, было великим достижением для подростка тех лет. Многие мои сверстники сгорали от зависти и частенько пытались строить мне пакости своими примитивными заклятьями, но мое мастерство и посох волшебника помогли справиться со всеми завистниками.

И вот, наконец, мне исполнилось две дюжины лет — День Второго Взросления — так у нас называется переход подростка в более осознанный возраст. И в тот же день я получал посох мага! Это был мой первый большой успех! На памяти архимага Магларуса не было ни одного мага младше трёх дюжин лет, даже мой почтенный отец достиг этого права лишь четырьмя годами боле. Я заслужил высокое уважение и восхищение своих сограждан. Предо мной открылись широкие возможности искусства Магии, и я старался постичь глубину их до самого дна.

Тогда же я поставил себе цель заслужить право именоваться колдуном. Я старался, как мог, мои изыскания в магии открыли сие явление в новом свете даже многим опытным чародеям, и по сей день новичков обучают так же и по моим трактатам. Я нашёл способ использовать магию в новой, ранее неизученной области и сотворил множество небывалых ранее чар. Я получал признания одно за другим: «маг низкого искусства», «маг приподнятого искусства», «маг срединного искусства» … «маг высокого искусства». И, наконец — «маг вышнего искусства». Мой посох накапливал ню, и мне становились доступны все более и более могущественные чары… но, к сожалению, только сфер Магии, Волшебства и Иллюзии. Допускать к Колдовству меня почему-то не желали…

Время шло, и мои успехи требовали признания, а кто-то наверху очень не хотел, чтобы я его достиг. Моя любезная матушка имела множество врагов в высших кругах, и, вероятно, они препятствовали моему развитию. Наверное, потому придумали особое признание — «маг, достигающий искусства колдуна», которое я незамедлительно получил.

Магия — это, конечно, хорошо. Но только для зелёного сопляка, мечтающего превзойти сверстников своим умением, да покрасоваться впечатляющими стихийными чарами, вроде огненных шаров и водяных плетей. А мне требовалось больше — я не собирался становиться простым магом по найму и в глубине души метил на местечко в Собрании. И я твёрдо собрался доказать этим, наверху, кто бы они не были, что рановато они хоронят моё развитие! Мои почтенные родители тем временем отправились в далёкое путешествие, на поиски одного из величайших чародеев, Яна Нордолина, и пропали без вести. Без их поддержки мне стало очень сложно противостоять сильным мира сего, всё ещё мстящим мне из вражды к моему отцу и матушке.

А началась в ту пору Ледяная Война. Да-да, я жил в то время и еще только-только вступил в Третье Взросление, что начинается в четыре дюжины лет. Жители Лунного Сияния живут гораздо дольше, чем остальные люди… Так вот, началась кровопролитная война с одним из Высших. Союзные силы Британии были обречены на разгром и погибель. Наши войска смогли остановить полчища диких горцев, орков и даже скреперов, но совладать с Ледяной Дружиной не был в силах никто. Множество славных героев погибло, пытаясь покончить с этой напастью. Реки крови заливали густые чащобы Полуночного Леса и чистые улочки Канделлома, принявшего на себя первый удар. В решительном бою на Плато Таригола британцев ждал окончательный разгром… А еще Скалистые… Нынче и ребенок знает, что нужно всего лишь разбить маску на их тупом лице, но тогда…

Мы несли такие грандиозные потери, каких не бывало еще ни разу за всю историю со времён Войны Ветров. Пешие и конные падали под ударами выкованных изо льда и камня мечей и огромных сокрушающих молотов. Наши прославленные нюдеи ничего не могли поделать с крепчайшим заклятием, наложенным на ожившие ледяные изваяния и подобные им порождения из цельного камня скал. Зачарованный лёд не брало даже самое жаркое пламя, сотворённое мастерами стихии огня. Ведь против мощи даже слабейшего из Высших не выстоят все чародеи мира, вместе взятые…

Но случилось так, что три храбрых орка, сражавшиеся на нашей стороне, нашли способ бороться со Скалистыми. Отважные были ребята… Позже удалось найти и слабое место Ледяных… На наше счастье оно оказалось почти тем же, здесь Высшие не отличились богатой фантазией.

Один смельчак в отчаянии ударил ледяного воина копьем в глаз. Не проронив ни звука, тот растаял, успев, к несчастью, прикончить храброго малого. Но начало было положено. Наши войска из глухой и бессмысленной обороны перешли в резкое, активное наступление. Сражение на Плато Таригола вместо окончательного поражения обернулось первой победой. Мы громили врагов повсюду, где только могли догнать, и войска Повелителя Туманов и Льдов спешно отступали, укрываясь от стремительных мечей британских витязей и забиваясь поглубже в свои ущелья в Полуночной Гряде. На подмогу нам явилась доблестная дружина ариев, наконец-то преодолевшая огромное расстояние от Джелома к полуночи Британии. И их появление оказалось вовсе не запоздалым, ибо наши силы были уже на исходе, хотя мы и гнали захватчиков повсюду, не давая им покоя.

И тогда появились Туманные Волки… О-о-о! Это были страшные создания — порождения вечного холода и мрака! В брызжущих свирепой слюной пастях они несли смерть! Долгое время выращивал их Туманный Повелитель в своих мглистых чертогах, долго он держал их в голоде, высвободившимся, наконец, на свободу… В мгновение ока мы были повержены, раздавлены и разбиты… Даже надежда на чудо умерла во многих сердцах…

И пришло наше время — время чар и заклятий! Черный Ястреб — придворный чародей тогдашнего государя Британии — собрал сильнейших нюдеев от каждой из семи основных сфер… оставшиеся он разумно решил не привлекать.

Я, как и все боеспособные маги Лунного Сияния, сражался с другими на поле боя, вкушая ярость схватки и солоноватый вкус собственной крови, струившейся по щекам с рассечённого лба. Меня вырвали прямо из драки, заверив, что в команде Ястреба я окажусь для Британии полезнее целого войска. И вот я был принят в эту славную кампанию представителем Магии.

Сам Ястреб являлся величайшим из всех, кого я знал и о ком когда либо слышал, в сложнейшей и опаснейшей сфере Пси. Нас собралось семеро — сам великий магистр, я, Глорофор от Иллюзии, Элеанор от Чародейства, Борозон — представитель Мистики, Полифой от Волшебства и Хлор от Колдовства. Не вдаваясь в подробности, скажу, что нам удалось состряпать такое заклятие, что Туманные Волки бежали, поджав хвосты и жалобно поскуливая, не внимая велениям своего господина. Но яростный поток нагнал их и развеял по ветру, не оставив даже воспоминания об их существовании! Многие в тот день были отмщены, и многие избежали неминуемой гибели.

Повелитель Туманов и Льдов остался один, но драться с Высшим — все равно, что добровольно спуститься в исподнюю. Мы не могли считать свою победу полной и надеялись только, что на помощь нам придёт кто-нибудь из Высших, не таящих злобной ненависти ко всему людскому роду.

И наши неустанные молитвы и прошения превзошли все ожидания, найдя отклик в сердцах Высших. Повелитель Льдов позорно заперся в своем замке, дрожа от страха и возмущения и скрипя зубами от злости. Больше о нём и по сей день ничего не было слышно.

А мы праздновали громкую победу. Сам Черный Ястреб вручил мне посох колдуна, и никто там, наверху, уже не был в силах чинить мне препятствия. Его же провозгласили главою всех нюдеев Британии — Чудотворцем. Этого воистину почётного признания не получал ни один магистр ещё со времён Войны Ветров.

А Ястреб извинился еще за то, что не смог сделать для меня больше, чем уже сделал — дескать, правила тут даже ему не позволяют.

Но я был счастлив. Какое «больше», думал я, у меня ведь есть посох колдуна, благодаря и мне в том числе Британия была спасена от неминуемой гибели! Многие мои тайные мечты — мечты ещё не очень зрелого пылкого романтика — сбывались, как по мановению прославленной волшебной палочки. Видимо то, что я так долго не мог ничего достичь, оставаясь серым среди серых, отразилось на моём желании добиваться большего. И вплоть до шести дюжин лет без году я наслаждался своими новыми возможностями, разгуливая по вольным землям Британии и повсюду вступая в бой с многочисленной нечистью.

Но после моя радость иссякла, и я снова потянулся к знаниям. Мне были открыты все тайны Колдовства, но совсем недалеко маячила удобная и могущественная Мистика.

В возрасте шести дюжин лет среди жителей Лунного Сияния как раз наступает пора зрелости, когда мужчины уже начинают остепеняться и искать себе спутницу жизни. Я полюбил тогда прекрасную девушку Маглану, увы, оказавшуюся далеко не моим идеалом женщины. Она была молода и красива, ей ещё только исполнилось пять с половиной дюжин (не смейтесь, у нас этот возраст ещё пора ранней зрелости), но, к несчастью, сердце её источил червь алчности и зависти. Она бежала с одним изгнанным мистиком, обокрав и едва не прикончив меня. Я был сильно огорчён её поступком, и с той поры так и не смог найти женщину достойную назваться моей женой. А, может, просто плохо искал… Ведь, чтобы пережить горькое разочарование, я ещё глубже погрузился в изучение мира сущего и освоение его загадок и тайн…

Но неожиданный успех в развитии, и неудачи в личной жизни притупили мою изобретательность, и я не мог придумать ничего стоящего, что бы заслужить право именоваться мистиком. А об успехах на военном поприще нечего было и мечтать — к истреблению укрывшейся по разным уголкам нечисти доблестные британские рыцари и близко не подпускали ни одного нюдея, оставив это занятие своим верным клинкам. Приходилось заниматься учёными изысканиями и наблюдением известных миров. Но как-то получилось, что больше я увлёкся алхимией, загадочным и таинственным искусством, которое прочие нюдеи считали ничтожной пародией, не достойной их высокого внимания. Ещё прежде, когда меня держали в недосягаемости посоха колдуна, я интересовался этой сферой нюдейства, на деле оказавшейся не такой уж сложной и зачастую далёкой от плетения чар.

Однажды я от нечего делать развлекался Иллюзией. И вдруг обратил внимание на очень интересное обстоятельство. Как известно любому нюдею, звук расходится множеством крохотных волночек, бегущих в толще воздуха и стремящихся во все стороны от источника. Взглядом Иллюзии смутно видны эти волночки. Их возбуждение и управление ими как раз и лежит в основе этой сферы. Как оказалось, они вовсе не одинаковы. Одни длиннее, другие короче. Одни имеют больший размер от падения к гребню, другие меньший. И вдруг я заметил, что разные волны, попадая в наши уши, дают различные звуки. Громкость, тембр и прочие свойства звуков, благодаря которым мы различаем их, зависят как раз от длин и размеров этих волночек.

Никто ранее не задумывался над тем, можно ли управлять ими обычным способом, не прибегая к плетению чар. А ведь нашим ушам не нужны никакие заклятия, чтобы слышать их. И тогда в моей рисковой голове родилась любопытная мысль…

Постепенно я увлекался этим всё более и более. Внимательно наблюдая за миром взглядом Иллюзии, я так же заметил, что все предметы отражают часть падающего на них света, который так же расходится волнами от источника, Ока Митры или горящего факела. Но эти волночки ещё крохотнее и суетливее, чем те, с которыми движется звук. А главное — они не просто колышут воздух, сотрясая его малейшие частички, а движутся вместе с очень мелкими, почти незаметными кусочками света. Эти крохам я, как правомерный открыватель, дал название «фаэтон». От фэкторского «фай» — разный и «тон» — цвет. И такое название родилось не из пустого места. Ведь, попадая в наши глаза, маленькие безобразники действительно дают разные цвета! Которые опять же зависят от длины волночек и частоты их колебания. И более того — темнота различных вещей связана с тем, сколько света они поглотили, а сколько отразили вовне! Потому курфил такой тёмный, а аксоний так ярко блестит!

После долгих исследований и разочаровывающих ошибок, я обнаружил, что серебрит курфила с небольшой примесью аксония может запечатлеть образ полученных им фаэтонов. Если направить на предмет яркий свет, а напротив него на мгновение вынуть из полного мрака пластинку из такого сплава, то на этой пластинке останется изображение предмета в искажённом свете! И проведя обратное отображение образа под воздействием света мы снова увидим изначальную картинку! Но это удобно лишь для художников, а для алхимика не более чем первый шаг на пути к величайшему открытию.

Продолжая внимательно наблюдать за волночками, я изучил множество любопытных особенностей их поведения. Узнал, что они способны огибать препятствия или отражаться от них, сочетаться между собой, усиливая или ослабляя друг друга в зависимости от прохождения гребня и дна, изгибаться попадая из воздуха в воду, и даже возбуждать новые волночки в различных веществах, проходя через них. Чем больше я понимал природу нашего зрения и слуха, тем очевиднее для меня становилась возможность создать нечто поистине удивительное!

Не буду утомлять вас скучными подробностями того, как я изучал работу человеческой гортани, прохождение мельчайших сотрясений в разных веществах и порождение ими новых волночек. Как днями и ночами проводил испытания, порою заводящие в тупик, а порой ведущие к весьма неожиданным последствиям. Как тщетно бился над попытками создать волну большой длины, не видимую глазом, но проходящую большие расстояния не затухая и огибая большинство препятствий. Спустя немалое время проб и ошибок я, наконец, научился всему, что было нужно для величайшего моего изобретения.

Немало времени ушло на поиск подходящих материалов, способных воспринять лишь волночки одних длин и пропускать все остальные без сторонних влияний. Не скажу, что это удалось мне легко. Многие кузнецы и ювелиры дивились моим необычным заказам, нередко выполняя их совсем не так, как мне хотелось. Но я знал, к чему стремлюсь, и со временем мои поиски увенчались успехом.

Подобрав нужные материалы, и опытным путём соорудив подходящие агрегаты, мне удалось собрать нечто подобное вот этой пирамиде, которую вы видите у меня на столе. Оставалось найти поверхность, способную перевести полученные волночки обратно в различимый глазу свет. Сперва я пробовал использовать медовую обманку, но ничего хорошего из этого не получилось. В любом кристалле есть много примесей, придающих ему неповторимую окраску, однако очень мешающих моей задумке. Порой посторонние частички столь мелки, что плохо различимы даже взглядом Иллюзии. Но, все-таки, препятствуют выталкиванию фаэтонов под ударом волночек, или искажают их поток, как я не старался этому воспрепятствовать. В конце концов, после тщательной очистки, измельчения и усиления серебром, мне удалось получить нечто подходящее для использования.

Тем временем наши незабвенные подвиги во времена Ледяной Войны вновь напомнили о себе. На великом празднике в честь полугросса лет победы над Повелителем Туманов и Льдов нас — семерых прославленных мастеров чар — чествовали вовсю. И прежде каждый день всяк человек оказывал нам почёт, а теперь и вовсе чуть ли не пятки лобызали. Мне даже смешно стало от этого чудаковатого преклонения перед нами. Но память о годах разрушения и гибели была слишком свежа, и выжившие не забыли своих спасителей и рассказывали потомкам, кому те обязаны рождением. Странно, что прочие храбрецы, отважно сражавшиеся с ордами врага до нашей победы, не стяжали такой славы и почёта. И мне, отчего-то, становилось от этого как-то не по себе. Наверное благодаря тому, я не попал в сети естественной при такой славе звездной болезни.

В тот памятный день произошли поворотные события в моей жизни. Черный Ястреб, наш старший товарищ, позаботился о нашем дальнейшем развитии. Велением Чудотворца четверых его сподвижников приняли в чародеи, Элеанор стал магистром, а я получил посох мистика.

«Я знаю, — говорил мне Черный Ястреб, — что ты способен на большее, нежели обычный мистик. Но наше учение запрещает признавать колдуна, пусть даже способнейшего, чародеем, минуя мистика. И нарушать сей порядок не дозволено даже мне, Чудотворцу. Когда такое могущество резким грузом падает на плечи, существует огромная опасность гибели личности. Всё должно осваиваться постепенно — тогда вместе с силой придёт и мудрость. Поэтому анналы нюдеев и предостерегают обрушивать на страждущих втрое большие знания, чем они способны усвоить. Но ты не отчаивайся! Попользуйся пока посохом мистика, освой возможности и чреватости этой сферы, поупражняйся, и при первом же серьёзном достижении ты заслуженно станешь чародеем!».

Отчаиваться?! Да вы что? Я так долго мечтал стать мистиком, и вот, наконец-то, держу в руках заветный посох! На такую удачу я уже и перестал рассчитывать. Похоже, повторялась та же история, когда меня держали в отдалении от посоха колдуна. Но, вспоминая об этом, я снова испытывал то чувство недостаточности. Человек всегда мечтает получить больше, чем имеет, а нюдей и подавно — ведь он заранее представляет ожидающее его могущество. Наверное, потому учение чародеев и запрещает одновременное признание двух прав, чтобы обретённая сила не ушла во зло.

И радость моя постепенно утихла, гораздо скорее, чем в прошлый раз. Передо мной замаячила возможность получить посох чародея. И я пытался им стать! День за днем я исследовал открывшуюся сферу, а после сидел и тщетно ломал голову над новыми изысками. Но ничего не мог придумать. Казалось, весь мир был уже досконально изучен, а человечество не нуждалось более ни в каком пособничестве чар. Даже открывшиеся возможности Мистики не помогали найти путей к заветному посоху.

Тогда же я, сам того не замечая, вновь углубился в алхимию, и почти совсем забросил чары. И хотя эти искусства тесно связаны, но все же имеют множество различий и противоречий друг другу.

Вскоре я сконструировал приспособление для общения на расстоянии. Конечно же — плод моих испытаний над фаэтонами! Первым образцом была небольшая пластина, встроенная в деревянную дощечку. К тыльной стороне пластинки присоединялся агрегат, устройство которого покажется вам довольно сложным. Не стану пытать вас скучными объяснениями, как превратить одни волны в другие, как возбудить и как выделить нужные. Главное — агрегат улавливал и выбирал те из них, которые были посланы другим похожим агрегатом. После чего отпечатывал на пластинку полученное изображение. С его же помощью я сумел заставить преодолевать огромные расстояния и голос и прочие звуки, на самом деле являющиеся незаметными сотрясениями воздуха. Естественно, пришлось заложить в агрегат и кое-что из арсенала Волшебства — иначе как заставить его работать. Но получилось на славу, и я тут же не замедлил провести более серьёзные испытания на больших расстояниях. Всё-таки, на словах-то оно работает, но надо бы проверить на деле, дабы не осрамиться перед Чудотворцем.

Я собрал два приспособления и подарил один моему большому другу и соратнику Элеанору. Если вы помните, он был одним из нашей семёрки. Мы провели испытания на расстоянии дюжины вёрст, и они оказались успешны. В глубине моей пластины появилось взволнованное лицо Элеанора, скорчившее удивленную гримасу.

«Не может быть! Я тебя вижу!» — раздался голос из моего агрегата, и я понял, что изобрел нечто стоящее. Пластинка оправдала себя и когда мы разъехались на три дюжины вёрст, так же успешно работала и на полугроссе. Я велел Элеанору тут же мчаться в Уэлк, и сам со всех ног, а вернее — со всех копыт моего коня — поспешил туда. Спустя седмицу я, запыхаясь, ввалился в Лунную Башню и, минуя традиционные формы приветствия, показал свое изобретение Черному Ястребу. Мой друг ещё не добрался до замка — он был в дне пути, и Чудотворец мог воочию убедиться в способностях приспособления. Он был в восхищении и никак не мог насладиться полезностью придуманного мной агрегата.

«Вот если бы у каждого нашего разведчика и дозорного был такой, — радостно приговаривал он, — Никакая нечисть и близко бы не подобралась к благословенным землям Британии!»

Он всё силился понять, какими чарами я пользовался для создания этого, воистину, шедевра. Но вдруг лицо его омрачилось, и Чудотворец сурово произнёс: «Это действительно стоящее изобретение, но оценить его проси алхимиков, а не чародеев!». И я, не ожидавший такого поворота событий, спросил его, наивно, как ребёнок: «А разве не в том состоит жизнь чародеев, чтобы исследовать тайны мира и обращать их во благо?» Ястреб отрицательно покачал головой и мрачно ответил: «Многие тайны должны оставаться доступны лишь тем, кто способен понять их. Потому чародеи обучаются так долго, каплю за каплей познавая сущее, чтобы осмыслить все добрые и злые стороны полученных знаний. То, что ты сделал, открывает возможности, последствия которых ты не можешь себе представить! Как ты можешь зваться чародеем, если не подумал об угрозах, которые несут твои исследования?!».

Я не понял, почему он запрещает с виду невинные и безопасные опыты, но когда Чудотворец, едва не дрожа от ярости, вновь сослался на анналы нюдеев, решил с ним не спорить. Всё-таки тогда я имел обо всём этом весьма смутное представление.

Однако, изобретение он посчитал приемлемым и согласился с его полезностью, но строго-настрого запретил распространять моё творение среди людинов и мелкой знати, «во избежание беды». Ему суждено было стать достоянием лишь величайший нюдеев и правителей Британии, чего я и опасался… И я по-прежнему оставался мистиком.

Долгое время я занимался алхимией и прикладными ученьями. И совсем забросил чары.

В один прекрасный день вдруг затрещало моё приспособление, которое, надо сказать, я назвал «ридрэтон» — «видящий цвет». На экране появилось взволнованное лицо Ястреба, велевшего немедленно явиться в Уэлк: «…И поторапливайся! От этого может зависеть твой посох чародея!» Я вскочил на лошадь и галопом помчался в замок. Расстояние в пол-луны пути я преодолел меньше, чем за дюжину дней, загнав не одну кобылу и почти не отдыхая. И, наконец, явился в покои Чудотворца.

Остальные уже собрались. Элеанор с хладнокровным спокойствием взирал на хрустальную статуэтку грифона в амбразуре комнаты, а Полифой, напротив, нервно ёрзал на стуле, бросая на соратников короткие взгляды и что-то бормоча себе под нос. Борозон задумчиво почёсывал бороду, сверля глазами беломраморный пол, Хлор сосредоточено крутил ус, а Глорофор каменным изваянием застыл у стены, отрешённо глядя куда-то в потолок. Поведал ли уже им Ястреб то, что собирался сказать и мне, или каждого из них просто тревожили свои мысли, оставалось неясным. Приходилось ждать в напряжённом молчании, когда Чудотворец закончит корпеть над своими рукописями и обратит на нас внимание. Даже приветствия были быстрыми и короткими, дабы не отвлекать старшего от мыслительной работы.

Наконец отстранившись от своих размышлений, Черный Ястреб сообщил нам очень серьезную и важную новость, повлиявшую в дальнейшем на судьбы всей Британии.

«Я нашёл древний Кодекс, сотворённый некогда неизвестной, но величайшей силой, с которой не сравниться могуществу всех Высших вместе взятых! Вы, возможно, слышали о нём из стародавних преданий, повествующих об изначальных эпохах Британии, когда не было ещё ни Королевства, ни лордов Британиков, ни городов, ни замков, а люди бродили по бескрайнему вечному лесу. Из глубины времён до наших дней дожил Кодекс — трактат об истинной сущности бытия, утраченной людьми множество эпох назад. Он поможет нам обуздать и укротить распространившееся кровавой язвой на теле мира Зло и загнать его обратно во Мрак, из которого оно вылезло! Наша победа в Ледяной Войне была отнюдь не полной — тяжкие времена грядут, попомните моё слово! Зло никогда не уснёт, оно лишь затихает на время, копит силы для новой атаки. И это знание, дарованное когда-то людям, но не сбережённое ими, поможет нам выстоять в наступлении Мрака и сохранить мир для своих потомков!»

Мы дружно молчали, затаив дыхание и медленно переваривая услышанное. Чудотворец тоже остановил свою пылкую речь, давая нам возможность осознать сказанное им. Ему не была свойственная такая напыщенность, даже накануне схватки с одним из Высших он был невозмутим и не позволял себе использовать такие расплывчатые понятия, как Зло или Мрак. Враг всегда был конкретен, несмотря на всё своё могущество. Ястреб не признавал образного Зла или Добра, растворённого в толще мира и проявляющегося разными формами. И когда наш старший внезапно заговорил такими странными фразами мы очень насторожились. Позже я стал подозревать, что он предвидел грядущие события и, возможно, уже тогда знал, как бессильны мы окажемся против них. Но расспросить его так и не успел.

Никто из нас, кроме Элеанора, ничего не знал о Кодексе и о древних силах, да и тот помнил лишь отрывки из немногочисленных сказаний, неизвестно каким чудом дошедших до наших дней. Тем временем, Чудотворец продолжил:

«И явится Аватара — Защитник! — его слова звучали, словно пророчество, а глаза подёрнулись туманной дымкой одержимости, — Он станет покровителем всех созданий на земле, желающих жить в мире и благоденствии. И будет в его эпоху царить покой и благополучие в Британии! А все порождения Мрака будут бежать от него, сломя голову, тщась укрыться в недосягаемых его всевидящему взору норах, но он будет настигать и карать их за злобные деяния, дабы прочие миролюбивые обитатели сущего не боялись за свои жизни и жизни близких! Его мужество, честь и благородство станут примером всем живущим! Он будет любить этот мир, и мир будет любить его! Так говорю я, Чёрный Ястреб, Чудотворец Британии!»

Эта тирада привела нас в ещё большее замешательство, чем прежняя. Но кто мог знать, что он не тронулся рассудком, а глаголил истину — прежде мы никогда не замечали за нашим старшим пророческого дара. Но тут его понесло, и Ястреб уже не дал нам времени осмыслить его слова, а принялся раздавать указания:

«Пусть каждый из вас приложит все силы к открытию Кодекса. Место, где он укрыт, окружено пеленой чар и защитных заклятий невиданной силы. Обнаружить их будет непросто, потребуется высочайшее мастерство Чародейства, поэтому, Элеанор, я поручаю это тебе! Полифой, лишь Волшебство совладает с гневом всех стихий, стерегущих Кодекс! Хлор, твой искусство Колдовства поможет прорубиться сквозь неодолимые завесы на пути к нему! Борозон, тебе доверю собрать и сохранить истинный свет Ока Митры и тусклый блеск обоих ночных светил, ибо любой иной свет гаснет во мраке, окружающем Кодекс! Тебя, Глорофор, попрошу развеять иллюзии, опутавшие древний трактат, ибо не всякая дорога ведёт к нему и не всякий путь верен, даже если лежит в одном направлении с истинным!»

«А что же я?» — осторожно спросил я после воцарившегося напряжённого молчания.

«Ты? — Ястреб сделал вид, будто только что заметил меня, — А-а, Мерлин! Не знаю, понадобится ли нам помощь алхимиков, но, возможно, и тебе найдётся применение».

Звучало это безо всякого сарказма или издёвки, и от того более обидно. Я собрался было развернуться и уйти, но вдруг почувствовал, что меня скрутили стальной хваткой, из которой я не смог бы вырваться, даже истратив все свои силы. А Чудотворец даже не смотрел в мою сторону и невозмутимо объяснял остальным подробности их задач. В тот день я испытал величайшее унижение и ярость бессильного гнева.

Но, когда каждый из моих бывших соратников покинул башню Чудотворца, Ястреб отпустил меня и уже дружелюбным отеческим тоном произнёс.

«На тебя возлагается самое главное поручение… хотя ты и отвлёкся от чар в последнее время, я чувствую, что силы у тебя остались прежние. Мне необходимо, чтобы ты отыскал… истинного Аватару!»

Я, недоумевая, уставился на Чудотворца и в очередной раз подивился его умению находить общий язык с людьми. Ещё мгновенье назад во мне царила уверенность, что отныне я ненавижу этого человека и никогда не прощу ему нанесённого оскорбления, но вот уже об этом позабыл. Тем временем мой старший товарищ продолжил:

«Скажу тебе, не тая, Мерлин — надеюсь, я могу рассчитывать на твоё молчание? — я давно уже нашёл Кодекс, несмотря на все препятствия и скудность сведений. Это я сковал его сложнейшими чарами и окутал заклятиями, дабы уберечь Кодекс от недобрых рук. Труды наших друзей нужны для испытания, пройти которое сможет только истинный Аватара, ибо лишь достойнейший из обычных людей сможет прочесть и понять Кодекс! Остальным я солгал потому, что никто не должен знать о его находке, иначе могут приключиться страшные бедствия. Я, как и ты, полностью уверен в наших друзьях, но есть нечто, что сильнее человека, пусть даже чародея… верней — тем более чародея! И я не хочу давать им лишний повод испытать свою совесть».

«А почему ты доверился мне?» — спросил я с подозрением.

«Это не важно… но у меня были на то причины…».

«Но если ты прочёл Кодекс, почему сам не стал Аватарой? Разве где-то сказано, что чародей не может им быть?»

«Не сказано… К стыду своему, я просто не понял его. Видимо сердце моё не столь чисто и достойно…»

И я не стал задавать лишних вопросов. Чудотворцу виднее его дела и помыслы. Но я был горд оказанным доверием… Хотя…

Так появились на свет Руны…

Прошло девять лун, и мы снова собрались у Ястреба. К той поре его пророчества о пробуждавшемся зле начали сбываться. Это не было какое-то размытое, общее зло, незримо витающее в воздухе, а вполне реальные его проявления в виде выползающих отовсюду чудовищ, появлении новых захватчиков, набегов диких племён на земли Британии, собственных кровавых заговоров и усобиц, мора и даже природных бедствий. С ними успешно боролись доблестные защитники государства, мечами и чарами отражая любые напасти. Но с каждым разом делать это становилось сложнее, противник оказывался сильней, порой неприятности возникали в самых неожиданных местах. Поползи даже слухи о пробуждении могущественных демонов, запертых в недрах земли ещё во времена, когда Высшие творили мир. И хотя никакого крупного нападения на Британию, никакой общей войны не было и в помине, времена наступили тяжёлые и опасные…

Каждый представил соратникам произведения своего искусства, должные оказать поддержку и помощь истинному Аватаре в открытии Кодекса. Сам Чудотворец явил нашему обозрению Колокол Мужества, Свечу Любви и Книгу Правды, способные открыть сам Кодекс, запертый замками тишины, темноты и морока, а так же указать его нахождение. Элеанор, к нашему общему удивлению, сотворил музыкальный инструмент, лиру, способную раскачать тончайшие струны чар, приводя их в унисон звучащей мелодии и обнаруживая в материальную плотность, доступную обычному взору. Однако, требовалась гармоничная игра, что нимало не смущало нашего друга, считавшего музыкальный дар обязательной чертой такого героя, как расписанный нашим старшим Аватара. Глорофор продемонстрировал нам Компас, указывающий верное направление сквозь все видения, способные встать на пути, и даже Ястреб признал, что не справился бы лучше. Хрустальный Канделябр Борозона тоже носил простенькое название, но превосходно справлялся со своей задачей, и в свете наступающих сумерек мы с благоговением увидели мерцание огней Лун на крайних свечах и яркий животворный блеск Ока Митры на средней. Творением Полифоя оказался Белый Камень, сделанный, как он утверждал, из осколка глыбы, упавшей с неба. Он и на самом деле выглядел как-то неестественно — вроде бы и обычный булыжник на ощупь, ничего сверхъестественного, кроме, разве что, привычного течения ню, заложенной его создателем. Но его чистый, ослепляюще-белый цвет казался отблеском далёкого небесного Айдара, где, как говорят, обитает Светлоокий Митра. О диске Хлора я знаю мало что — он не рассказывал подробно, но сотканную нами из ткани мира линзу успешно разбил, когда создатель с пятой попытки умудрился в неё попасть. Хотя такие препятствия обычно непреодолимы для любого оружия и чар.

И, наконец, мое творение, восемь Рун: Славы, Доблести, Духовности, Справедливости, Смирения, Честности, Жертвенности и Сострадания. В них я заложил первоосновы этих качеств, которыми, на мой взгляд, должен был обладать будущий герой и защитник Британии. Об этом я рассказывать не буду, иначе говорить придется не один день, и ваши уши устанут меня слушать.

Но, сделав это, я вернул своё нюдейское достоинство и получил посох чародея, на что уже почти перестал рассчитывать. А Борозон с Полифоем обрели высокое право магистров, о котором я не смел даже и мечтать.

И вскоре мир увидел первого и единственного Аватару…

Им стал некий рыцарь отсюда же, из Джелома, фаворит короля Роланда, тогдашнего властителя Соединённого Королевства. Лорд Дарен Британик не хотел допускать его к состязанию, проведённому, по настоянию Ястреба, для определения истинно достойного прочесть Кодекс и получить его силу. Но более дальновидный Чудотворец убедил правителя, что в нём должны участвовать все желающие, независимо от роду и племени.

А было оно, надо сказать, не из простых и резко отличалось от обычных праздничных турниров. Длилось, как мне помнится, не менее трёх лет, и за это время его участники изрядно сократили численность разнообразной нечисти, густо заселявшей земли Британии. А победителя определял ни правитель, ни Ястреб и ни кто-либо ещё, а, в основном, мои Руны и прочие творения нашей дружной кампании, нарочно разбросанные по миру так, чтобы найти достойного. Лишь один храбрец, отец того самого сэра Дэвида — Родерик Светлый Крестоносец, смог преодолеть все испытания и добраться до Кодекса… Что ему там открылось, никому из живущих, кроме, может быть, Чёрного Ястреба, неизвестно. Но это наделило его небывалой силой, которая очень скоро пригодилась.

Оказалось, что бродившие слухи о демонах не были так пусты, как мы думали. Пока Аватара с дружиной соратников крушил выползающих из пещер Пограничников чудищ на далёком полудне, только входя в свою силу, на Уэлк со стороны Нанта выступила невесть откуда взявшаяся орда кошмарных тварей. Британия никогда не воевала с Нантом, они вообще живут затворниками и стараются не участвовать в судьбах мира. Поэтому мы не были готовы к столь внезапному нападению с полуночи. Как оказалось позже, побережный Нант никак не был связан с этими жуткими отродьями и ему тоже от них прилично досталось.

Откуда они взялись — до сих пор неизвестно, возможно выползли из глубоких недр через какой-то разлом земли на Холодном Берегу, а того гляди и вовсе на морском дне. Но силы там собрались немалые. Орды свирепых человекоподобных жаб, названных позже слаадами. И это далеко не те жабы, которые нам известны как квакши, намного сильнее и умелее их в бою, стойкие к огненным чарам и к самым умелым иллюзиям. Гвоздилы, которых сегодня мы знаем, как довольно мирных обитателей Холодного Берега, тогда были смертоносной вражеской силой, незримо пробирающейся в ночи мимо всех дозорных и охранных заклятий и наносящей удар в самое сердце наших войск. Тифлинги, загадочные дивы, устраивавшие засады в самых неожиданных местах и успевавшие скрыться до того, как кто-то наводил порядок в порождённой их внезапной атакой сумятице. Но даже лучшие из них не могли сравниться с их предводителем, настоящим демоном, порождением глубинных недр, барлогом Гумталагом…

Лишь отчаянное сопротивление Нанта заставило тварей рассредоточиться и дало нам время призвать Аватару к защите Уэлка. К его прибытию замок был в глубокой осаде, даже мы, Великая Семёрка, сумевшая разогнать могущественные творения Высшего, ничего не могли поделать с демоном. Его силы были далеко за пределами нашего понимания и, возможно, даже ближе к Высшим.

В историю эти события не вошли, как война. Орда не стремилась к захвату Британии, по неизвестной нам причине демон жаждал уничтожить только Уэлк. Никто из его воинства даже не пытался атаковать уходящие на полдень караваны бегущих от злой участи торговцев, женщин и детей. Но никогда прежде мы не были так близки к поражению, как в ту пору…

Аватара подоспел как раз вовремя — слаады уже ломали ворота замка и малочисленные выжившие лучники скупо отстреливались со стен, не в силах остановить их нашествие. Его дружина с наскока врезалась в осаждающие орды, прорвалась к воротам и позволила нашим защитникам выйти навстречу врагу. С новыми силами мы мощно ударили по тварям, оттеснив их от замка и обратив в бегство. Воины сразу воспрянули духом, ведь Аватара, защитник всех страждущих мира, был среди них!

Дальше были другие битвы. Прибывшие ещё не успели толком передохнуть с дороги, как началась новая атака. Но дружина Аватары состояла из его бывших соперников, в ней каждый воин стоил дюжины, да и барлог не спешил показываться, видимо, почуяв угрозу. Нашим доблестным воинам при поддержке умелых магов удавалось раз за разом одерживать победу.

Мы так и не узнали, почему демон отступил. Ожидался решающий бой и, несмотря на приподнятый боевой дух, мало кто из нас верил, что Аватара сможет одолеть это порождение мрака, оказавшееся не по зубам даже нашей Великой Семёрке. Но Гумталаг предпочёл избежать боя. Как оказалось, пока шла осада он успел отстроить крепость на закате полуночи Рохлэнда.

Какие невероятные усилия или чары были вложены в это строительство непонятно, но цитадель казалась непреступной, в пору тягаться с самим Уэлком. Разумеется, лорд Британик собирался её сокрушить и добить поганого демона и его отродья, но подступиться к ней казалось невозможным. Гумталаг наглухо запечатался изнутри, укрепив стены защитными заклятиями, да такими, что все наши чары не оставляли в них даже трещины. Всё, что мы смогли сделать — запечатать эту крепость снаружи, чтобы укрывшийся внутри демон не смог выбраться, когда ему вздумается. Так она и стоит там до сих пор, с виду безжизненная, но наводящая ужас. Землю в десятке вёрст кругом больше не пашут, и постоянный дозор несёт неусыпную стражу.

Многие из орды не успели укрыться в крепости барлога и бежали на полночь. Дружина Уэлка и Аватара с соратниками преследовали их до самого Холодного Моря. Слаадов большей частью побили, но некоторых можно встретить в тех местах до сих пор. Тифлинги и прочие дивы рассыпались по лесам, а гвоздилы запросили мира, сославшись на то, что демон заставил их воевать под страхом полного истребления племени. Великодушный правитель разрешил им поселиться на пустынных землях Холодного Берега и настрого заказал когда-либо появляться в Британии.

Много добрых дел свершил Аватара с тех пор, но, дюжину лет спустя неожиданно бесследно исчез. Ни его мёртвого тела, ни какой-либо весточки о нём так и не удалось найти, и, в конце-концов, его сочли погибшим. Весь мир засуетился и затревожился, ожидая сокрушительного нашествия Мрака, от которого некому будет его защитить, но Светлый Крестоносец напрочь искоренил все серьёзные угрозы, а другие демоны не спешили появляться на свет.

Так что, пережив свои страхи и опасения, люди и прочие народы Британии решили, что в новом Аватаре нет острой надобности, и продолжали жить, не тревожась за свою судьбу. Совет Старших, в который входили мы семеро, лорд Британик, король Роланд, альвийский ярл Денелор и барон славных тангаров Сэн Дварг согласились с этим и раздумали устраивать новое состязание.

А тем временем Элеанор добился верховенства в Лунном Собрании, где мы все до сих пор были хоть и уважаемыми, но рядовыми участниками. По этому поводу готовился большой праздник, и всё Лунное Сияние с трепетом ожидало провозглашения своего нового правителя. Но накануне посвящения мой друг вдруг бесследно исчез, и до сих пор никому не известно, где он ныне.

Сперва в происшествии обвинили старика Магларуса, который, понятное дело, не хотел лишаться почётного местечка архимага Лунного Сияния. Но Чёрный Ястреб, в мгновение ока примчавшийся из Британии, оправдал бывшего правителя зачарованного города и устремился на поиски нашего пропавшего соратника. Я, как мог, старался содействовать Чудотворцу — ведь Элеанор был моим лучшим другом, почти что братом.

Но приключилась ещё одна беда — старина Гэйвин Магларус, оскорбившись, отказался вернуться к обязанностям архимага, и город решил заменить его на Полифоя. Однако за два дня до принятия власти его нашли мертвым в своем поместье.

Это убийство было для нас настоящим шоком. Мы так привыкли ощущать нерушимость и всесильность нашего союза Семерых, что не могли и подумать о потере кого-то из верных друзей и надёжных соратников. Даже после исчезновения Элеанора мы ни на миг не допускали его гибели и уверились в том, что он жив и блуждает где-то в неведомых краях, или, на худой конец, томится в заточении.

Черный Ястреб сразу сообразил, что кто-то старается уничтожить задержавшихся на этом свете героев Ледяной Войны. Но тогда он ошибся, приняв суматоху вокруг тёплого местечка архимага простым совпадением. Сообщив нам, что отправляется на поиски злодея, Чудотворец исчез, и больше мы о нём ничего не слышали.

С того дня я начал ощущать, что кто-то преследует меня. Я навестил Борозона, его одолевали те же страхи и сомнения. Тогда я, Борозон, Глорофор и Хлор собрались в Обзорной башне и держали совет, как последние оставшиеся из Великой Семёрки. Я предложил организовать собственные поиски убийцы Полифоя, но Хлор воспротивился, утверждая, что нам лучше дождаться возвращения Ястреба. Толком ничего не решив, мы разошлись по своим покоям.

В полночь я вдруг проснулся, разбуженный ужасным криком. Оказалось, что Хлор, наш старый испытанный друг, подло предал нас и тайком провел в башню Гулов — чудовищных созданий Мрака, которых, говорят, опасаются даже Высшие. Они безжалостно убили Борозона, но нам с Глорофором удалось их прогнать, и Хлор бежал с ними. Для нас так и осталось загадкой, что послужило причиной для такого мерзкого и чёрного предательства, но решающим толчком к нему стало избрание Элеанора новым архимагом, на место которого Хлор давно метил сам. Тогда для меня всё происходило, как в страшном сне. Я очень долго не мог поверить в злодеяние, свершённое нашим бывшим соратником, и искал ему всяческие оправдания, не в силах с этим смириться.

Нас все чаще и усерднее стали преследовать лихие твари, чёрные призраки ночи, бороться с которыми становилось сложнее и сложнее, и вскоре мы вынуждены были бежать, дабы не привлечь лихо Хлора на головы ни в чём не повинных жителей Лунного Сияния. Увы, справиться с Гулами было не под силу всем чародеям нашего города, вместе взятым, ибо твари эти слишком хитры, чтобы выходить против такой мощи в открытую. И обладают небывалой силой, способной справиться с любым чародеем в отдельности. Не погибнуть вместе с Борозоном нам помогла только накопленная гроссами лет колоссальная мощь Обзорной Башни. Но не могли же мы укрываться там вечно — рано или поздно Гулы нашли бы способ расправиться с нами.

На счастье, у Глорофора оказалось моё видящее приспособление, подаренное ему, как и остальным соратникам. Мы бежали порознь, дабы, если погоня настигнет одного, другой смог уйти. Глорофор подался на восход, я же ушёл к полудню. Мы постоянно связывались друг с другом, и один всегда знал, что второй жив и здоров. Но вдруг мы сообразили, что Хлор, у которого тоже был ридрэтон, может подслушивать наши разговоры и легко выйти на наш след, если уже не сделал этого. Тогда мы решили прекратить постоянное общение и связываться лишь тогда, когда одному из нас будет грозить серьёзная опасность. Так мы окончательно потеряли друг друга из виду, а я вспомнил слова Ястреба, который когда-то предупреждал меня, что моё творение может обернуться во зло…

Долго я скитался по полуденным землям. Там я повстречал Мердия и Клондра, повидал много интересного и небывалого. И вот, наконец, добрался до Джелома…

В то время королем здешних мест был Артур, отец нынешнего короля Артура. Мы с ним очень сдружились, и я стал при нём тайным советником. Ему одному я рассказывал до вас подлинную историю моей жизни.

После смерти доблестного правителя — жаль арии живут не так долго, как тайа — власть лорда Британика распространилась и на эти земли. Гордое и независимое государство превратилось в небольшую провинцию грозной Британии. Но тогда это объединение было необходимо, так же, как единство нужно и ныне. Радует, что обошлось без крови, и Круглый Стол настоял на подписании договора о слиянии двух держав. Правда, на унизительных для ариев условиях.

Сыну моего друга — тоже Артуру — такое положение дел очень не нравилось, и он постоянно стремился вернуть самодержавие Соединённого Королевства Ариев. Но после прислушался к моим советам и понял, что на деле Джелом остался таким же свободным, каким и был, лишь в замке Уэлк его горделиво называли провинцией Британии. Но здесь по прежнему чтили свои порядки и правил свой король. А о каких-то податях и оброках не было и речи — лорд Британик не на столько глуп, чтобы разжигать кровопролитную войну с такой могучей державой ради лишних монет. Он нуждался только в единстве рубежей и дозоров, чтобы укрепить оборону государства и снизить купеческие облоги, сильно затрудняющие торговлю. Я убедил Артура, что такой союз его ни к чему не обязывает, а только выгоден для ариев. К тому же непочтительно нарушать последний завет своего отца, давно мечтавшего о создании единого государства для всех людей. Правда, сердцем такого слияния он видел своё королевство.

Мало-помалу арии смирились с тем, что теперь они — часть Британии, перестали считать себя оскорблёнными и даже понемногу начали радоваться единству стольких людей, хотя, как и прежде, держались обособленно. А поскольку разубеждать их никто не пытался — ведь пергамент есть пергамент, а люди есть люди — все недовольства окончательно утихли. Так и до сей поры в Уэлке Джелом считают британской провинцией, а здесь продолжают говорить о себе, как о самодержавном королевстве.

Долго я жил и при новом короле, но вот и у него подрос сын, в котором он души не чает. Проказник Гарольд всегда был слишком избалован и постоянно меня недолюбливал. И в один прекрасный день ему удалось избавиться от советника своего отца и деда. Злые языки, вряд ли без его участия, оклеветали меня перед Артуром, назвав черным малефиком, замышляющим злое дело против Гарольда. Кроме того, обо мне говорили, что я лазутчик, засланный лордом Британиком для отравления воли светлейшего государя. Кричали, что я двойник советника, созданный злыми некромантами, что настоящий Мерлин уже давно мёртв, что люди не живут так долго. Пытались даже обвинить в пособничестве врагу в последней войне. Артур старался поддерживать меня и пресекать глупые слухи. Но всё же внял лживым речам прихвостней своего сыночка, тревожась за его жизнь и здоровье, которым я, с их слов, угрожал. Гарольд подтвердил их слова, он частенько пытался напакостить строгому советнику, хотя и не со зла, а по юношеской дурости, чем и воспользовались лихие люди. Основательно здесь руку приложил городничий Джелома, сэр Эрберт, и ещё несколько его подельников, к великому позору сего убранства восседающих за Круглым Столом. Эти лизоблюды давненько подбирались поближе к трону, а я стоял на их пути. И им, наконец, удалось одурманить принца лестью, да лживыми наговорами.

Так я был гоним и запятнан. Король не решился меня убить — не смог перешагнуть через порог долгой дружбы — но навеки запретил мне показываться ему на глаза и отнял все титулы и земли, подаренные старшим Артуром.

Я долго слонялся по Джелому, не в силах поверить, что сын моего верного друга способен был так поступить со мной. Я спал, где придется, ел, что попадало под руку, не решаясь покинуть этот ставший мне родным город и вновь пуститься в далёкое странствие. Дважды я уже обманулся в друзьях и первый раз спасся бегством, но во второй решил бороться до конца.

Но вот однажды, ошиваясь по городу, словно последний нищий, я увидел, как лихие люди напали на семью одного бедного старьёвщика и убили всех, кроме их маленького сына.

Я долго замышлял планы мести подлым клеветникам, сбросившим меня на дно общества, и готовился покарать их за свершённые злодеяния… Но, поселившись в этой лачужке и взяв на воспитание осиротевшего Олвина, оставил все мысли о возмездии. Я занялся обычной мирской жизнью, которая, надо сказать, подарила мне добрый отдых и умиротворение после стольких напряжённых лет.

Теперь я живу спокойно, возможно, что и счастливо. Сорванец Олвин уже подрос, помогает мне варить мои снадобья, набирается познаний в алхимии. Я решил не учить его чарам — слишком уж тяжёлая это судьба. Даже для урождённого нюдея, не говоря уж об обычном человеке. Вот и живём мы с ним вдвоём, готовим зелья и продаём их мелким лавочникам да прочим горожанам. Не шибко бедно, хотя далеко и не богато, но нам хватает. Никто нас не трогает, и мы никому не причиняем вреда. А что ещё нужно старику, готовящемуся вскоре уйти в Долину Скорби? Только мир и покой.

Так вот и заканчивается моя история».

Мерлин тяжело вздохнул и, сложив руки на груди, задремал. Спускались сумерки, и вскоре в окружающей тишине раздалось тихое стариковское посапывание, почти тут же приглушённое громким могучим храпом из-под печки.

Толстый Джек

Минула дюжина дней с той поры, как Ланс и Джеоф поселились у бывшего королевского советника. Верзила даже не смог побывать в своём собственном доме на другой окраине Джелома. Там день и ночь дежурили по трое дюжих воинов — Тролль не прощал обидчиков. А остававшиеся у него деньги достались теперь городским попрошайкам и бродягам — свой мешочек с серебром он потерял где-то в дворовых переулочках, во время сумасшедшего бегства с рыночной площади.

Правда, его подруга по несчастью сберегла небольшой запас серебра, но большую его часть потратили ещё в первые дни: новая одежда, одеяла, ножи, кресало и прочее походное снаряжение. Ведь её собственные скудные пожитки так же остались на постоялом дворе, куда опытная пройдоха не решалась совать нос. Друзья не собирались надолго оставаться в городе, задерживали только настойчивые уговоры Мерлина.

Но чародей был себе на уме, и «подельники», как их, шутя, называл старик, не ломали головы над тем, зачем они ему понадобились, а попытались заняться поисками хоть какой-нибудь работы.

Однако, дело сие оказалось не таким простым, хотя они и наловчились незаметно выбираться из дома старика через подворья и возвращаться обратно. На улицах богатых дворов показываться нельзя — городская стража несла неусыпный дозор, а узнать Джеофа по описанию легче лёгкого — слишком уж приметной обладал он внешностью. Да и помнили ещё многие бывалые вояки героев той памятной войны. Оставалось искать только по нищим окраинам. Но мелкие лавочники и ремесленники сами едва сводили концы с концами, потому наотрез отказывались брать лишних работников, которым придётся платить лишние деньги.

Потому беглецы отплачивали за пищу и кров тем, что изо дня в день брали работу по дому: уборку, хождение за водой, наколку дров. Только готовкой Мерлин всегда занимался сам и к кухне близко никого не подпускал. А на все попытки завести разговор о нахлебничестве, постоянно отвечал обоим, что они ничуть ему не в тягость. Напротив — он рад, что у него живут такие замечательные люди. Хотя почему он так быстро причислил их к «замечательным» никогда не объяснял. Но старец мудр — ему виднее. К тому ж не даром чародей.

Все четверо, весело переговариваясь, завтракали свежим хлебом с бодрящим травяным отваром, когда вдруг раздался негромкий стук в дверь. К старому чародею уже давно никто не заходил, даже с покупателями его разнообразных порошков и зелий алхимик сообщался исключительно посредством Олвина. Поэтому визит неизвестного раннего гостя показался довольно странным.

Стук повторился, уже гораздо громче. Вернее всего, явились стражники, незнамо как проведавшие, где скрываются двое беглецов. Они уже заходили несколько дней назад — запоздало проверяли каждую лачужку на этой тихой улочке. Как и тогда, Мерлин спрятал гостей в задних сенях, укрытых иллюзией, а сам, не спеша, подошёл к двери и медленно отодвинул массивный засов, недавно слаженный Джеофом. Своей нерасторопностью он как бы выказывал невеликое уважение к городничьим воякам, что осмелились тревожить покой опального старца, мирно доживающего свой век.

— Отправляйся к зорнам, шелудивый пёс! — крик Мерлина разнёсся, наверное, по всем окрестным дворам. Сидевшие в тесных сенях беглецы от неожиданности вздрогнули, — и передай этому жирному борову, что от меня он не получит ни медяшки!

За дверью стоял вовсе не городской стражник с гордой эмблемой ягуара на груди, а какой-то худощавый сутулый парень, двух дюжин лет, в замызганных старых брюках, сшитых из плохо выделанной кожи, и такой же куртке — типичное одеяние бродячих головорезов породы далеко не самых бывалых. Его слегка раскосые испуганные глаза опасливо глядели на чародея из-под спадающих на лоб смолисто-чёрных волос. Дрожащие огрубелые руки нервно тянулись к висящему на поясе кинжалу. Из-за спины высовывался край небольшого серого самострела на кожаном ремне. Несмотря на молодость гостя, его сурово осунувшееся лицо отчётливо говорило, что в случае чего он не преминет пустить оружие в ход и хладнокровно убить старика. На левом запястье незваного гостя красовалась искусная татуировка в виде перекрещенных ножа и стрелы на круглом щите. Именно она вызвала столь бурные эмоции старца.

— Где это слыхано, что бы Мерлин Молниеносец платил дань какому-то ничтожному душегубу!

— Зря ты артачишься, старик, — процедил сквозь зубы незнакомец, сумевший, наконец, приглушить свой страх, — И до тебя доберёмся как-нибудь!

Сказав так, парень быстрым, почти бегущим шагом поспешил убраться. Видимо малый был слишком напуган рассказами о седовласом чародее, и благоразумно решил не затевать с ним свару.

Старец же, проводив гостя сердитым взглядом, громко захлопнул дверь и принялся задумчиво расхаживать по комнате, бормоча что-то себе под нос. И даже не обращал внимания на замерших в тревоге гостей, словно напрочь позабыв о них. Если бы не Олвин, напомнивший учителю о своём присутствии, слушали бы его ворчание до самого вечера.

— Да-а, плоховаты дела… — рассеянно протянул Мерлин, глядя пустым взглядом в потолок, — Да будь я при своём прежнем положении, они бы и сунуться ко мне не посмели!

— Кто это был? И что ему нужно? — отряхиваясь от дворовой пыли, спросила Ланс.

— Это… это плохие люди… очень плохие, — рассеянно ответил старик, — Они называют себя Правителями Ночи, но, по сути, это всего лишь шайка головорезов, выбивающих деньги из честных джеломцев. Во главе их стоит очень коварный и хитрый человек. Его имя — Толстый Джек. Вернее так прозвали его за… в общем, было за что.

— Толстяк! — воскликнул Джеоф, — Когда я ещё служил у государя, мне доводилось слышать о Толстяке Джеке. Но мы всегда считали его выдумкой горожан! Мало ль кто какие байки травит, лишь бы не платить в казну…

— Болваны! Да если бы наш городничий постарался извести эту заразу, многие охотно согласились бы платить подати вдвое больше нынешних!

Мерлин сердито ударил кулаком по столу, заставив Джеофа покраснеть от стыда за всю славную королевскую дружину.

— А-а, что теперь говорить! — махнул рукой Мерлин, — Все, кто набрался храбрости пожаловать к вам в поисках защиты, теперь мертвы! Правители Ночи держат в страхе весь город!

Старик, похоже, уже забыл, что Джеоф давно имеет несколько другое отношение к стражам порядка. Однако, верзиле всё равно хотелось сгореть от сжигающего его стыда. Он понуро опустил голову и тихонько отошёл в угол, стараясь скрыться от укоряющего взора старца. Но чародей не стал увлекаться упрёками, а только продолжал напряжённо расхаживать взад-вперёд.

— Он очень силён, его разбойничья братия способна разнести в щепки половину города, хотя им, конечно, не выстоять против всей джеломской стражи. Но в случае чего, Толстяк может вызвать подмогу из Ю — крупнейшего разбойничьего логова всей Британии. Хотя он и не властен ни над воровским братством, ни над Теневой Гильдией, но ведёт с ними крупные дела, поэтому юрам очень не выгодно терять такого подельника.

— Но неужели и ты, могущественный чародей, опасаешься какого-то разбойника, — удивилась Ланс, имевшая весьма смутное представление о положении дел в этом загадочном для неё государстве. И, тем паче, о каких-то братствах и гильдиях, — ведь ты вполне способен изничтожить всю его шайку!

— Боюсь я не его, а того, кто может обо мне прознать, если дело дойдёт до юров, — Мерлин недовольно тряхнул головой, как бы отгоняя нахлынувшие воспоминания, — За ними приглядывает сам Повелитель Тьмы, покровитель разбойников и воров, а у меня с ним давние счёты!

Этого Джеоф понять не мог. Такой, с виду бывалый и мудрый старик, так рассудительно толковавший о государственных делах, да к тому же ещё и колдун не из слабых, боится какого-то сказочного Высшего! Глаза верзилы сильно округлились, в упор уставившись на Мерлина. И в них читалось сомнение — а не выжил ли этот старец из ума?

— Мне так знаком этот взгляд, — заметив изумление верзилы, печально произнёс Мерлин, — Ты не веришь в существование Высших?

— Конечно! Это же сказка, вымысел, которому поклоняется кучка обезумевших глупцов! Как в неё можно верить!

— Эх, темнота… Видимо невнимательно ты слушал мой рассказ о Ледяной Войне!

— Ужели и ты, мудрый кудесник, погряз в бестолковой религии?

Чародей наградил Джеофа суровым взглядом, заставившим того чуть ли не вжаться в стену. Он строго покачал головой и глубоко вздохнул. В этот момент Мерлин походил на старого учителя, пытающегося объяснить своему ученику нечто такое простое и естественное, что никак не входило в его юную голову. Хотя юным верзилу двух с четвертью дюжин лет назвать никак нельзя.

— Как я могу не верить в то, что видел собственными глазами! — в голосе Мерлина появилась звучная нотка раздражённости, — Ты глубоко заблуждаешься, Джеоф. И когда-нибудь ты осознаешь своё невежество, а нынче я не буду тебя переубеждать! У меня есть дела и поважнее!

Круто развернувшись, старик поднялся в горницу, оскорблёно бормоча себе под нос что-то очень недоброе в адрес «остолопов неверующих». Ланс укорительно покачала головой и тихо вздохнула.

— Зря ты так… По-моему, этот милый старик обиделся.

— Да я только…

— Ты только дал ему понять, что не очень-то веришь его рассказу… а, кто знает, может он и прав…

Верзила что-то раздражённо буркнул и, громко хлопнув дверью, покинул дом. Уже с улицы донесся его басистый голос:

— Ну вот, и ты туда же!

Красавица задумчиво глядела ему вслед. Он разъярился и может натворить кучу бед. Но она надеялась, что это уж как-нибудь обойдётся, чай не маленький. И знала, что вскоре он вернётся назад.

На следующий день Ланс и Джеоф мирно беседовали в гостевой, похлёбывая густой наваристый отвар из больших деревянных кружек. День ото дня сдружившиеся «подельники» всё более чувствовали недостаток доброго эля, какой подавали в «Круглом Столе», сходить куда не было ни денег, ни возможности. Им ещё повезло, что никто не доложил стражникам после его вчерашней выходки, и пытать судьбу, светясь на глазах множества людей, никто из них не спешил.

Мерлин, тихо насвистывая старую мелодичную песенку, помешивал какое-то варево в большом медном котле. От него приятно тянуло сладковато цветочным ароматом — чародей не любил, что бы его снадобья дурно пахли, и всегда примешивал тончайший запах благовоний.

В дверь опять, как вчера, постучали. Только на этот раз незваный гость вёл себя куда как невежливо, громоподобным грохотом ломясь в крепкий цельный дуб.

— Снова! — вставая, воскликнул Джеоф, — Ну, я кому-то…

Что он «кому-то» сделает, верзила сказать не успел. Старик, быстрее молнии метнувшийся от печи, резко отстранил его и сам бросился открывать, на ходу плетя морщинистыми руками какое-то боевое заклятие.

— Я сам с ними разберусь! Там, наверняка, целая толпа стрелков!

Ланс уже тоже была на ногах, явно не собираясь отпускать старца одного против своры предполагаемых недругов. Она прежде него встала перед входом, загородив его собой.

— А может лучше им не открывать? Вряд ли у них найдётся надёжный таран, способный выбить такую дверь.

— Ты сомневаешься в моих силах? Если там шайка этих оборванцев, именующих себя Правителями Ночи, я превращу их в такую мелкую пыль, что даже ветру нечего будет развеивать!

Он властным жестом велел укрыться своим гостям в привычных задних сенях. Нельзя было исключать и того, что Джеофа всё же заметили и, наконец, пожаловали городничьи вояки. Снова раздался грохочущий стук в дверь, будто ломились тяжеленным, закованным в железо бревном. Здоровяк Джеоф хотел было отодвинуть старика в сторону и выйти по душам побеседовать с мерзавцами, но блеснувшая на кончиках пальцев Мерлина молния убедила его, что не стоит лезть прежде старших. Громила жаждал боя, но всё же смирился и с недовольным видом отправился в укрытие, где уже напряжённо ожидала Ланс.

Чародей с испугом заметил, что в доме не хватает его ученика, но тут же вспомнил, что ещё утром отправил того по одному важному делу.

После третьего навязчивого стука старец, наконец, отворил дверь.

Мерлин ожидал совсем не этого. Он уже приготовился отразить с дюжину калёных стрел, безжалостной рукою направленных в его грудь, и столкнуться лицом к лицу с каким-нибудь здоровенным головорезом, вооружённым пудовым мечом. Или, на худой конец, проворным коротышкой с острым отравленным кинжалом, бьющим без промаха. Но никак не предполагал увидеть этого человека…

Сперва взгляд чародея упёрся в неимоверно огромный, сильно выступающий вперёд живот, занявший почти всё пространство перед дверью. Поднявшись выше, удивлённый взор старца столкнулся с раздутыми рыхлыми щеками и жирным прыщавым носом. Широкие мясистые губы сложились в отвратительной ухмылке. На круглой, почти лысой макушке торчали несколько чёрных маслянистых волосинок. Короткие пухлые руки забавно устроились на толстом брюхе. Локтей на них, казалось, и вовсе не было — они сливались с общей студёнистой массой.

Развалистой походкой незваный гость ввалился в сени, не спрашивая на то разрешения у хозяина. Мерлин отнёсся к нахальному вторжению на удивление спокойно. Он хладнокровно отступил в сторону, освобождая пространство плывущей горе жира и мяса. Только вот, ширина прохода рассчитывалась на средних людей, и толстяку, что бы в него протиснуться, пришлось до упора стянуть всё своё тулово. Тем не менее, дверные косяки затрещали и даже немного надтреснули, как бы нехотя впуская рыхлую тушу.

Мерлин выжидал молча. Мудрый старец прекрасно понимал, что Толстяк явился поговорить, иначе обязательно вперёд себя запустил бы шайку головорезов. Не мог же он так просто рискнуть своим бесценным салом.

Противней всего в его облике были глаза Толстяка. Маленькие, сощуренные, будто бы сжатые неимоверной силой, коварные глазки блестели отрадной злобой. Даже уродливая ухмылка казалась милой улыбкой в сравнении с жуткой ненавистью этих узких щёлок на рябом лице гостя. Но его ехидный прожигающий взор разбился о ледяное хладнокровие хозяина дома.

— С чем явился, Величество Уличное? — без тени сарказма осведомился чародей.

— Огорчён я очень… — глухим басом ухнул Толстяк, пропустивший мимо ушей тонкую издёвку старика и поплывший в гостевую, — Одна Паскудная Крыса в моём королевстве отказывается платить дань на содержание моей пышной особы… Эх!

Старец был непревзойдённым мастером по части оскорблений, потому что умел произносить их совершенно ровным тоном. Поэтому Толстый Джек решил не унижать себя глупой руганью, а вторить чародею в этом замысловатом ремесле. Только Толстяку, как он ни старался, не удавалось скрыть издёвки в своём голосе.

— Премного опечален несчастьями твоего государства, — продолжил Мерлин. Он говорил так, будто действительно был утящённым повседневными заботами правителем, ведшим светскую беседу с другим таким же высоким государем, — Но в нашем королевстве Хлопот-Полон-Рот и своих забот хватает. Так что, наижирнейший мой сударь, ничем не в силах тебе помочь.

— Надеюсь я, милорд Маг-Почти-Мертвяк не слишком оскорбится, ежели узнает, что он и есть та Паскудная Крыса? — Толстяку удалось таки выровнять голос, и он стал слащавым, отчего ещё более отвратительным.

Ланс и Джеоф, незримыми выглядывавшие из задних сеней, сразу сообразили, что за человек появился в доме старца. Но решили до поры, до времени не высовываться, а молча наблюдать.

— Хватит! — голос Мерлина резко изменился, посуровев и став подобным грому, — Я уже говорил твоим псам, что от меня им лучше держаться подальше! Проваливай отсюда, а не-то придётся тебе плакать о своей драгоценной туше в Долине Скорби!

— Ай-яй-яй! — жирдяй, похоже, крепко вжился в роль, — Как не хорошо пугать такими глупыми угрозами Хозяина Улиц! Или тебе не известно, что эта дань также зовётся платой за право жить?

— Как думаешь, что мне мешает сей же миг прикончить тебя и освободить миру то огромное пространство, что ты занимаешь? — старик изобразил злорадную ухмылку, передразнивая Толстяка. В его поднятых руках уже давно теплилось обжигающее руки смертоносное заклятие.

— Твоё благородство, колдун, твоё распроклятое благородство.

Жирдяй, казалось, ничуть не опасался могучего чародея. И даже не повысил голос и не окрикнул своих натасканных головорезов, без сомнения, скрывающихся где-нибудь во дворе и на улице. Он только молча подплыл к оставленной на столе недопитой кружке и от души из неё хлебнул.

— Тьфу! — сальные губы разомкнулись, выплёвывая коричневатую жидкость, — У тебя, старик, что ж, даже и выпивки не найдётся?

— Проваливай, боров! И не мути своим нечистым рылом мои добротные чарки. В лучшие времена мне из них ещё эль пить!

— Ай-яй-яй! — вновь запричитал незваный гость. Поворачиваясь, он зацепился брюхом за столик, тут же опрокинув его, — Такой высоко начитанный, высоко мудрый человек! Бывший советник светлейшего величества! А ведёт себя, как последний сапожник — ругается, угрожает! Ох, не хорошо!

— Не уберёшься сам, я выкину тебя силой… на тот свет!

— Эх, колдун, колдун, — Толстяк хитро прищурил и без того невероятно суженые глаза, — Не позволит ведь тебе совесть твоя убить безоружного человека.

— Убить не убью — тут ты прав… но покалечу!

Мерлин вытянул правую руку вперёд, готовясь выпустить до боли обжигающую ню в это жирное тело, всерьёз вознамериваясь перекрошить кости незваному гостю, но тот, как бы не замечая, подплыл к окну и заметил, вдыхая уличный воздух.

— Душно у тебя, колдун, ох душно.

Из-за распахнутых ставен выглянули два лихих стрелка, мигом взявшие старика на прицел.

— Ты столь глуп, что считаешь стрелы своих душегубов быстрее моих чар? — усмехнулся Мерлин, глядя в лицо обернувшегося Толстяка.

— Эх, старик, а я ведь надеялся, что мы сумеем договориться. Два разумных человека… Даже подумывал сохранить тебе жизнь… Но ты слишком упрям!

Поздно чародей заметил, что за его спиной уже занёс меч жилистый парень, а в сенях толпятся не менее полудюжины его подельников, вооружённые кто чем, лишь бы тяжёлым и острым. Он скорее почувствовал, чем увидел широкое лезвие опускающегося на его шею клинка.

Ланс и Джеоф, весь обзор которых занимала нижняя часть спины Джека, непонятно как вообще протиснувшаяся в дом, тоже ничего этого не увидели, иначе тут же кинулись бы на помощь старцу…

Но для чародеев не бывает слишком поздно, когда они имеют дело с простыми смертными. Часть рвущейся на волю ню Мерлин в последний момент успел бросить на свою защиту, получше всякой там брони отразившей летящие в него стрелы и клинки. И уже в следующий миг накопленная им мощь пронеслась по дому, круша всё на своём пути, сотрясая стены и ломая, выкручивая кости запоздавшим головорезам. Дикий крик боли разнёсся по всей округе, заставляя матерей покрепче прижимать к груди свои чада, а их мужей запирать плотнее двери и хвататься за оружие, имевшееся в каждом доме.

Бешеный поток, управляемый Мерлином, перемолов кости ворвавшимся в лачугу разбойникам, устремился через распахнутую дверь дальше на улицу, калеча их столпившихся снаружи подельников. Страшные переломы выдирали из их глоток жуткие крики, а разорванные раны обильно оросили высохшую землю дымящейся алой кровью. Жертвы чудовищных чар старика не умирали, но невыносимые муки боли заставляли их жалеть о том, что чародей не прикончил их сразу. Не менее дюжины бывалых, закалённых вояк дёргались в агонии на равнодушной к их страданиям земле. За всю свою лихую жизнь, полную отчаянных драк, им не приходилось получать столь кошмарных ранений, вырывающих дикий вопль даже у этих хладнокровных и привыкших к боли мужчин. Они словно бы попали под огромный камень, сминающий их, как жухлую травинку, вставшую на его пути с обрыва. Но даже сильно изломанная травинка оставалась жить до тех пор, пока из разорванного стебля не вытечет весь сок, несущий в ней жизнь. Так и чары Мерлина жутко увечили свои жертвы, обрекая разбойников на медленную смерть от застилающей разум боли и потери крови…

Мощным толчком ноги в зад Джеоф опрокинул жирдяя, выскакивая из укрытия, и рванул ко входу, по пути запустив ведром в голову одного из стрелков за окном. Бедняга глухо вскрикнул и свалился без памяти. В другой руке здоровяка была мотыга, которой он легко отразил меч первого появившегося разбойника. Тот явно не ожидал встретить здесь такого противника и на мгновенье растерялся, но этого верзиле хватило, чтобы вогнать кирку ему в ключицу. Брызнувший фонтан крови ударил в лицо следующего душегуба, заставив его отшатнуться. Заминка позволила Громиле выхватить меч из ослабшей руки поверженного и, отпихнув его ногой, занять удобное место для обороны в сенях. Будь лачужка попросторнее, головорезы вломились бы всем скопом, но из-за тесноты и корчащихся на полу товарищей им приходилось толпиться, мешая друг дружке.

Тем временем Ланс длинным прыжком сиганула в окно и, перекатившись через себя, вскочила на ноги перед изумлённым её появлением стрелком, торопливо перезаряжавшим свой самострел. Резкий удар открытой ладонью по горлу заставил его захрипеть и осесть. Третий стрелок, карабкавшийся на крышу, сперва вообще не увидел златовласку. А когда обернулся на стон подельника, Ланс уже выкручивала его пяту. С громкими воплями ругательств свалившись на землю, он попытался выхватить нож. Но удар ноги в пах сорвал эти намерения, вызвав приступ острой боли, а следующий, в подбородок навсегда прекратил его мучения, сломав шею.

Когда Ланс перемахнула через ограду на улицу, то застала там и Джеофа, уже вытеснившего своих противников из сеней и теперь вовсю орудующего мечом, держа менее дюжины растерявшихся головорезов на почтительном расстоянии. Большинство из них истекало кровью — видать решили навалиться кучей на здоровяка, не ожидая от того военной выучки. На земле корчились в муках невероятно изломанные и изогнутые тела нескольких ободранцев, бывших, по-видимому, ещё недавно умелыми воинами. Этим не повезло попасть под удар Мерлина.

— Сперва я убью тебя, — златовласка ткнула пальцем в ближайшего головореза, быстро разобравшись в положении. Если эти вояки хоть чего-то стоят, то даже вдвоём будет сложно выстоять, оставалось брать на испуг.

Отмеченный красавицей высокий жилистый парень удивлённо вытаращил на неё глаза и раскрыл рот, собираясь что-то ответить. Но не успел — Ланс вдруг прыгнула на него выставленной ногой, ударившей тому ровно в грудь. Поднявшись под хохот подельников, растяпа с проклятием бросился на странницу, но вместо молодого нежного тела его рука схватила воздух. А в следующий момент он почувствовал, как твёрдые, словно окаменевший дуб, пальцы вонзаются в его горло и, крюком обхватывают его через вспотевшую кожу. Удар раскрытой ладонью в скулу вдавил глотку несчастного в его собственную челюсть. Хрипя, он вяло попытался взмахнуть мечом, но хрупкий с виду локоть, прилетевший в нос разбойника снизу, опрокинул его на землю, оставив изрыгать кровь из порванного горла в предсмертных судорогах.

— Теперь ты, — Ланс указала на следующего оторопевшего разбойника.

Джеоф, не давая потрясённым противникам опомниться, резво метнулся к одному из них, сметая его запоздалую попытку отмахнуться. Лёгкий для руки здоровяка меч свободно вошёл между рёбер бедняги по самую рукоятку. Ближайший вояка оказался не так растерян и неопытен и даже попытался, воспользовавшись случаем, достать верзилу цепом. Лишь неимоверным усилием удалось Джеофу бросить падающее тело на встречу грозному оружию, а самому отклониться назад, потеряв равновесие. Второй груз просвистел над самым лицом здоровяка во время падения.

Но уловка Ланс сработала, выбранный ей разбойник метнулся подальше от неё, ломая ровное окружение, за ним засуетились остальные. Это помешало большинству из них атаковать упавшего Джеофа, а от удара цепа он легко уклонился, тут же перехватив его за цепь и дёрнув нерадивого вояку на себя. Падая, тот всё же успел развернуться и ударить встающего Громилу локтем в живот. Но здоровяк в ответ отпустил цепь и резко схватил недруга за лицо, так сильно сжав его пальцами, что у него помутнело в глазах. Двое подельников хотели было броситься на помощь, но остальные, торопливо пятившиеся от Ланс, столкнулись с ними, позволив Джеофу завершить дело мощным ударом кулака.

Не медля, здоровяк подхватил цеп и резво вскочил на ноги, на ходу замахиваясь в гущу сбившихся кучей разбойников. Заметившие его удар попытались уклониться, не заметившие дёрнулись от ложного выпада Ланс, внося ещё большую сумятицу. Оба груза шумно врезались в толпу, проломив чей-то череп и чьи-то рёбра и посбивав с ног нерадивых вояк. Трое способных бежать, тут же рванули наутёк, остальных Громила со всей дури отходил цепом несколько раз, пока не затихли все вскрики.

Недавние беглецы разочарованно глядели на поверженные тела. Их руки ещё чесались в предвкушении драки, ведь только-только успели разогреться — опешивших головорезов едва хватило обоим. Это избиение даже и дракой-то язык не повернулся назвать — оба не получили ни единой царапины. Огорчённо вздохнув, друзья вернулись в дом.

— Ну чё, Толстый, — шутливо произнёс Джеоф, подходя к Хозяину Улиц вплотную, — Чего с тобой делать-то будем? Избавим тебя от лишнего веса? Скажем, если отрезать шмат побольше от твоего пуза…

Верзила мечтательно поигрывал чьим-то подобранным на улице клинком, бросая полные жуткой свирепости взгляды на замершего в оцепенении Толстяка. Говорил он так серьёзно и обыденно, будто занимался подобными пытками всю свою сознательную жизнь. Во всяком случае, Толстый Джек не усомнился в искренности его намерений и постарался отодвинуть подальше своё дражайшее брюхо. За что тут же получил от Джеофа мощный тычок в бок, отдавшийся жуткой болью на его и без того перекошенной морде.

— Уже и наёмничков найти успел? — злобно прошипел толстяк, обращаясь к Мерлину, — где только денежки на таких взял?

— А это не наёмники, — гордо ответил старик, — Это мои друзья, если ты понимаешь, что значит это слово!

— Хороши же у тебя дружки, ничего не скажешь, — затравленно оглядываясь на невозмутимо поглаживающего лезвие меча Джеофа, фыркнул Толстяк, — Мои кровопийцы и те отреклись бы от оружия, встретившись с твоими чудовищами.

— Куда! — рявкнул верзила так, что жирдяй чуть не подпрыгнул, только вот вес тела не позволял, — Стоять!

Толстяк, медленно перетекавший, локоть за локтем к распахнутой настежь двери, покорно остановился.

— Я запомнил тебя, паскудник, — попытался припугнуть он того, кого уже считал своим палачом, — Ты ответишь, ох ответишь!

Голос его сделался таким злобным и жутким, что в сердце Джеофа на мгновение и взаправду закрался подленький страх лютой мести. Но здоровяк тут же сумел его подавить.

— Может быть и отвечу… Когда мы встретимся в Долине Скорби. Ты то уж точно попадёшь туда раньше меня! — и легонько ткнул дряблое брюхо острием клинка, проводя по нему какую-то фигурную, оставляющую кровавый след линию.

Вся гора сала заходила ходуном и затряслась. Только опытный наблюдатель смог бы понять, что Толстый Джек попросту дрожал от ужаса. Нанося визит чародею, он никак не ожидал наткнуться здесь на безжалостного изувера. Иначе бы и за версту не приблизился к лачужке Мерлина.

— Прекрати! — сурово сказал старик, — а то этот боров и впрямь решит, что ты какой-то кровожадный палач. Пытать его не будем, хотя он того заслужил. Но и в живых Толстяка оставлять нельзя, иначе не раз ещё нагадит, да так, что и в сто лопат не вычистишь.

Очухавшийся от удара ведром стрелок метился то в одного, то в другого, то в третьего, так и не решив, кого нужно стрелять в первую очередь и вопросительно поглядывал на атамана, считая, что тот один его заметил. Но, к разочарованию Толстяка, незаметно приблизившаяся на расстояние грамотного рывка Ланс вдруг метнулась к окну, рукой ухватила спрятавшегося разбойника за ворот рубахи, а другой, что было мочи, стукнула его ставнем. Услышав хруст позвонков, жирдяй понуро опустил голову. Но после, словно о чём-то вспомнив, резко оживился.

— А вот убить то вы меня и не сможете, — злорадно просипел Хозяин Улиц, — Думаешь, у меня за поясом запасного ножа нету? Я ж не такой болван, что бы так рисковать, надеясь только на своих недотёп… У меня ещё подлянка для тебя есть, колдун! Если тебе только интересно…

— Что он несёт? — проворчал Джеоф, — Убить его, видите ли, не могут! Я вот, например, очень даже могу… Даже не утруждаясь… Снести ему голову, да и пёс с ним! Мир только вздохнёт с облегчением от такой потери!

— Погоди, — осадил его чародей, — прежде надо было голову рубить, когда право на то имел. А теперь мне оставь думать! Давай, Толстяк, выкладывай!

Тот хитровато ухмыльнулся, глядя на свирепую физиономию верзилы. Осознав, что ему пока ничего не угрожает, Толстяк повернул игру к своим правилам. Очень жалея, что сразу не предвидел появление этих двоих, хотя предугадать его и не было возможным.

— То-то же! Эт совсем другое дело! — к нему понемногу стала возвращаться его обычная надменность и слащавый голос, вытесненные страхом смерти, — Будем, значит, говорить? Отлично, отлично! Вы дружка вашего, кстати, не потеряли? А? Сопляка такого канапатого? Или не знаете такого? Хе, хе, зна-аете! По глазам вижу, что знаете! Так я вот его нашёл случайно, бедняга в совсем незнакомые окрестности забрёл, заблудился… ну, я ему помочь и решил по старой дружбе с отцом его…

— Чем ты можешь помочь, Толстый?! — хмыкнул Джеоф, — Горло перерезать, да в канаве утопить?

— Нее, ну я же не дикарь! И не кровожадный убийца! Я просто парню подсобить хотел… ну, конечно на кое-каких условиях…

— Говори, — Мерлин ни на миг не утратил своего хладнокровия. И ничем не показал волнения за жизнь Олвина, хотя на самом деле старика охватила бурная тревога, но только прозорливая Ланс сумела заметить краткую вспышку беспокойства в ледяном взоре старца.

— Так уже лучше! Я знал, чем можно тебя пронять! Понимаешь, колдун, — здесь Толстяк сделал выжидательную паузу, — мне вообще-то твоё серебро богатства не принесёт, даже всё, что накопилось за тобой за дюжины лун… Да я, поначалу, и не хотел с тобой связываться… Мало ли чего от вас, колдунов, ожидать можно — себе дороже станет… Но дело не только в деньгах. Ты своим нехорошим поведением сеешь смуту. На тебя смотрят и говорят «Он не платит, так почему бы и нам не перестать платить? Ему то Толстяк ничего сделать не может, глядишь, мы постараемся, и нас оставит в покое!». Видишь, старик, одни от тебя убытки. Всё больше олухов отказываются платить, всё больше их идёт к городничему. И он уже начинает прислушиваться!

— Твоей власти скоро наступит конец, — безо всякой злобы ответил Мерлин, — Ты лишь дёргаешься в предсмертных судорогах, но тебя все равно глубже затягивает на дно. Таков удел всякого, кто вступает в болото! А ты в нём завяз по самые уши. Или у тебя их уже щёки отдавили? Ну, тогда по самые щёки.

— Это не мой удел! — вспылил Толстый Джек, — Правители Ночи непобедимы! Я, конечно, пока отправлял всех непокорных, куда и следовало — в Долину Скорби! Но если так пойдёт и дальше, кто же останется? Кто будет платить? Так что, колдун, смирись лучше и подай хороший пример другим! Смирение есть благодетель — так ведь вас Высшие учили? Клянусь, никто из моих людей тебя не тронет, если ты будешь исправно платить!

Голос Джека сделался громче и воинственнее. Вся слащавость и злобность куда-то исчезли, остался лишь пылкий гнев.

— А чего стоит слово такого душегуба? — презрительно хмыкнула Ланс.

— Я не головорез с большой дороги! Я господин! Я Хозяин Улиц! Моё слово — кремень!

— Но откуда я могу знать, что Олвин у тебя? А вдруг ты брешешь?

Толстяк попытался зло пнуть перевёрнутый стол, но коротенькие пухлые ножки до него не дотянулись, и его туша закачалась, теряя равновесие, едва не рухнув на пол.

— Фух! — выдохнул жирдяй, выравниваясь, — Слушай, колдун, завтра в зените встречаемся на Третьей Улице Литейщиков, у кузни старого Харта. Я приведу твоего сопляка, но при тебе должно быть серебро! Так и быть — всей суммы тебе всё равно не достать, будем считать, твой долг начинается с этой луны. Хоть душу зорнам продай, но дюжину монет чтоб принёс! И можешь с собой эту парочку прихватить, если боишься подвоха!

Сказав так, вернее не сказав, а прохрипев, Толстяк сердито покатился к дверям. Никто не попытался его задержать.

Однако же Мерлин, погружённый в какие-то свои глубокие думы, нашёл момент, дабы отвлечься и пропихнуть Толстяка в слишком узкую для него дверь. Сделал он это не самым добрым способом — просто направил незримый толчок в зад жирдяя, отчего тот не просто свободно, как намасленный, прошёл в дверной проём, но ещё и, пролетев три сажени, шумно грохнулся на землю, чуть не вызвав при этом мировое потрясение.

Поднимаясь, что было для него неимоверно сложно, и отряхивая с себя пыль, Джек тихо просипел себе под нос:

— Ну всё, колдун, тебе конец!

И потом, как бы вспомнив о двух его случайных друзьях, добавил:

— И вам, ублюдки, тоже!

Пошмыгивая и потирая ушибленные места, толстяк развалистой походкой двинулся прочь от лачуги чародея. По пути не забывая подпинывать стонущих в смертельных муках подельников. Большую часть нынешнего провала жирдяй списал на них.

А в дверях лачуги стояла высокая седовласая фигура и смотрела вслед уходящему Хозяину Улиц. Простой человек не мог бы расслышать злобные, но тихие слова атамана. Даже простой волшебник. Но Мерлин не был ни простым человеком, ни простым волшебником.

Смерть чародея

Ближе к вечеру нагрянула славная стража Джелома. Им, разумеется, сразу стало известно, кто учинил такое массовое побоище на захудалой улочке окраины города, но потребовалось время, что бы найти смельчаков, отважившихся сунуться к разгневанному чародею.

Ими оказались пятеро самых отчаянных головорезов, настоящих старых вояк, которым уже многое было нипочём. Они, конечно, боялись всякой волшбы не меньше прочих своих соратников, но старались ничем не показать этого. И унять дрожь в предательских коленках.

— У-уважаемый господин чародей, — начал старший из них, осмелившийся подать голос первым, — Нам стало известно, что… что ты я-являешься виновником… гибели и… э-э-э увечья порядочных жителей города…

Эти слова дались ему с превеликим трудом, но товарищи смотрели на него не с презрением, а напротив — с большим уважением.

— Эти-то — порядочные? — усмехнулся Мерлин и кинул на стражника такой взгляд, что тому сразу захотелось спрятаться куда-нибудь подальше, — А кто тогда я?

На это стражу порядка не нашлось, что ответить. Вернее найти-то нашлось, да почему-то никак не вылезало из предательской глотки. Поэтому Мерлин, видя замешательство стражников, продолжил:

— А известно ли тебе, доблестный страж, что эти наглецы осмелились напасть на меня минувшим утром? И нахально вломиться в мой дом, угрожая мне расправой!

Судя по всему, страже ничего не было известно о присутствии в драке двоих разыскиваемых беглецов. А раз обвинения в укрывательстве не грозили, Мерлин решил строить из себя невинную жертву.

— П-пусть сударь чародей уведомит об этом командира Рохтара, ответственного за порядок в городе. Я у-уверен, он во всём сможет разобраться и… и наказать виновно… виновных!

Джеоф, сидевший, по привычке, в задних сенях, прекрасно знал этого командира. Тот был властолюбив и своенравен, но, тем не менее, почитал разумным не связываться с большими людьми. Конечно, он, ради своей же выгоды, предпочтёт принять сторону Мерлина. Всё-таки, как никак, бывший советник самого короля, хотя и опальный. Но кто его знает — сегодня опальный, а завтра, может, одарённый милостью. Естественно, далеко неглупый Рохтар не станет сомневаться в покушении на жизнь старика. По крайней мере, открыто.

— А где же ваш командир? — улыбнулся старик. Он прекрасно знал, что Рохтар отсиживается где-нибудь в безопасности, — Я охотно с ним поговорю!

— Он… он не смог прийти сам… много дел… М-мы проводим тебя к нему… — стражник позеленел от страха. Он каждый миг ожидал какой-нибудь вспышки молнии, что разорвёт его на части, — На… на заставу…

Мерлин резко взмахнул рукой, откидывая со лба густую прядь седых волос. Все пятеро тут же бросились врассыпную.

— Идёте? — просто спросил старик, как бы и не заметив паники среди трясущихся от страха воинов.

Тот, который заговорил с ним, очухался первым. Молча выпрямившись и деланно отряхнувшись, он сухо произнёс, теперь уже без тени испуга.

— Да, идём.

Видимо, гордость таки преодолела страх перед волшбой. Конвойные Мерлина хотя бы смогли шагать ровно, не дрожа, и скорчить гримасы суровости. Правда, вид их все равно показался бы нелепым тем, кто не знал, что за старец шагал под их конвоем.

Прячущаяся в привычном укрытии Ланс услышала какой-то отдалённый голос старика, прозвучавший, вернее всего, в её сознании: «Готовьтесь к уходу!». Странница не поняла, показалось ей это, или было на самом деле, но решила вторить совету. Приведя своего здоровенного друга в полное замешательство — он то покидать город пока не собирался.

Вернулся чародей следующим утром. По его опухшим глазам и нервно трясущейся верхней губе, друзья поняли, что старику пришлось провести бессонную ночь в обществе назойливых бумагомарателей.

— Как у вас, всё готово? — спросил он ещё с порога.

— Ты о дороге… Да, хоть сей миг можно выступать, — Ланс очень не понравился странноватый блеск в ярко-зелёных глазах старца, — Только стоит ли…

— Стоит, — не терпящим возражения голосом ответил он, — ЭТО уже близко! Нужно забирать Олвина и уходить!

Оба так и застыли с поднятыми мешками, широко распахнутыми глазами глядя на старца.

— Что? Кто-то угрожает нам?

— ЭТО… Пришло, — в туманном взоре старца не было ни страха, ни печали, ни гнева, просто какая-то отчужденность, — За мной!

— Толстяк ухитрился наворожить какую-то дрянь? — Джеоф в сердцах сплюнул на пол, выражая степень своего почтения к поименованной персоне.

— Толстый Джек здесь уже не причём, — скривил иссохшие губы старик, — Хотя это его стараниями моему врагу удалось выследить меня.

Джеоф, сколь не был упрям в своём невежестве, однако понял, что Мерлин нарочно не упомянул имени этого врага. Не хотел устраивать новых разногласий? Но теперь верзила не сомневался, что тот, кто скрывается под именем Повелителя Тьмы, пришёл не из стариковских фантазий, а существует на самом деле. Слишком уж серьёзно чародей отнёсся к появлению ЭТОГО, чем бы оно не было…

— Мерлин, мы ещё повоюем с этой падалью! Слишком уж легко он вчера отделался! И никакие чудища его не спасут! — Джеоф, конечно, ни на миг в этом не сомневался, — Так что, готовь свои чары, а мой меч, хоть и не ахти что, всегда готов к горячей схватке!

Если всё было бы так просто! — усмехнулся про себя Мерлин. Если бы можно было выйти против этого врага с простым мечом и сразить его! И не приходилось бы вновь пускаться в тяжёлую опасную дорогу. Видимо, ему, великому чародею, на роду написано обрести покой только в Долине Скорби. И нигде, нигде во всём мире, нет такого местечка, где он мог бы укрыться и дожить свой век в очищающем умиротворении. Придётся до конца своих несчётных дней слоняться по необъятным просторам Британии, не в состоянии бросить вызов своим врагам, сразиться с которыми в одиночку ему не по силам.

— Сегодня, когда встретимся с Толстяком, сразу хватайте Олвина и драпаем, что б только пятки сверкали. И не надо геройств — у нас и так времени в обрез! Главное успеть до появления ЭТОГО! А там — рванём в Темницу Змей, и дальше, к полудню. Где живут мои хорошие друзья.

— Ты думаешь, Толстяк будет играть честно, зная, что за спиной у него сила, которой испугался сам Мерлин Молниеносец?! — с иронией спросила Ланс, — Кстати, ты не хочешь поведать нам, что ЭТО такое?

Чародей глубоко вздохнул. Ему было неприятно, что кто-то, а тем более его новые друзья, уверовали, будто ему, победителю Туманных Волков, Ледяных Воинов, да и, что таить, самого Повелителя Туманов и Льдов, свойственна обычная человеческая боязнь смерти. Но они были правы — им овладел страх. Страх, неподдающийся описанию, но страх не столько за собственную жизнь — нет, смерть он приветствовал, как старую знакомую — а страх за жизни многих, что окажутся на пути у его беспощадных преследователей. И страх уйти, так и не завершив свои дела в Британии — старый алхимик был одним из немногих, кто осознавал ужасную беду, движущуюся на мир. И он, возможно, мог ему помочь вырваться из лап того всепоглощающего хаоса, что с каждым мгновением становился всё ближе и ближе…

— Толстяк, несомненно, явится, — просто ответил Мерлин, — Твари, о которых вам лучше не знать, ещё не в Джеломе, и ему ничего не известно об их приближении. Появятся они, самое скорое, с завтрашней зарёй. Поэтому нам нужно забрать Олвина и сразу валить из города. Но и Джека-Жирдяя не стоит не принимать всерьёз. Он вполне способен добавить хлопот, а того и сорвать все наши намерения. Будьте начеку!

— Да на что способен этот мешок отходов? — Джеоф почесал подбородок, изображая задумчивость, чем очень развеселил златовласую подругу.

— Толстяк далеко не дурак, — отозвался старец, — Как вы видели, он не отличается силой или военной выучкой, но всё же смог сплотить вокруг себя стольких отъявленных головорезов. Его коварство и хитрость опасней всякого меча или стрелы. Наш пухлый друг вполне способен устроить неприятный сюрприз, в котором даже все мои чары могут оказаться бесполезными. Как видите, сильно ему припеклась моя несговорчивость…

— Ты так и не поведал, кто тебя преследует, — напомнила Ланс отвлёкшемуся чародею.

— Я и сам точно не знаю, — отмахнулся Мерлин, — Может это Проклятые, а может и какие страшилища покошмарней, хотя я не могу себе таких даже представить!

Похоже, старику это серьёзно запало, думал Джеоф. Видимо слишком перестарался он со своими зельями. Или же этот Повелитель Тьмы, какой бы там проходимец не скрывался под его именем, сумел втемяшить старцу в голову, что он и есть всемогущий Высший. Вернее всего, так оно и было. А раз кто-то смог убедить в этом такого чародея, отнюдь не из слабых, то значит, и сам он не плохо в ворожбе разбирался. А раз так, то худы нынче дела у простого джеломского вояки и случайно повстречавшейся ему странноватой пройдохи. Не говоря уж о самом Мерлине и, возможно, его юном ученике. Верзила прикинул в руке вес подобранного им клинка и, недовольно поморщившись, вынул из-за печки ещё один, припрятанный на всякий случай. Меч, конечно, тоже был так себе, хотя и местной, несомненно, эриданнской работы. Но всё-таки поувесистее той сабельки. Подумав, Джеоф вышел во двор и, покопавшись в аккуратно уложенной поленнице, вынул на свет здоровенный кистень, напоминавший нечто среднее между повсеместно известной «утренней звездой» и массивным осадным цепом.

— Вот это как раз по мне! — вслух подумал верзила.

И вдруг ему припомнились когда-то очень давно слышанные им слова, произнесённые ещё до осмысления им сознательной жизни: «Идя в бой в одиночку, оружия бери на целое войско!». И тот же миг в памяти всплыло давно забытое лицо. Вернее, не целиком лицо, а только растянувшиеся в суровой улыбке потрескавшиеся губы, над которыми выступали густые смолисто-чёрные усы и глаза… тёмно-зелёные, широкие, как и у него самого, глаза. Строгий, но с тем же добродушный голос повторил: «Идя в бой в одиночку, оружия бери на целое войско!». Туманное воспоминание тут же исчезло, оставив Джеофа задумчиво стоять с поднятым кистенем в руках. Он знал, что эти слова пригодятся ему. Может не сегодня, и не здесь. Но он обязательно ещё раз вспомнит их. И ещё он вспомнит того, чьи уста произнесли их… Ведь за всю сознательную жизнь он никогда не видел своего отца…

— Что-то не так? — мягкое прикосновение златовласки к его руке заставило верзилу резко вздрогнуть. Как она подкралась так незаметно!

— Нет-нет, всё в порядке, — Джеоф неумело попытался изобразить подобие добродушной улыбки, — Вот выбираю, чем запастись на случай драки. С одной стороны рука привыкла более к мечам, хотя и не таким легковесным. Но с другой — от этого врагу придётся гораздо солонее… при хорошем ударе!

Здоровяк, примериваясь, переложил кистень из руки в руку, любуясь острыми, как новый гвоздь шипами, украшавшими оба увесистых шара на длинной стальной цепи. Он даже не заметил туманного взгляда и какой-то странной улыбки подельницы.

— Выбираешь, значит? — тон, которым она это проронила, выказывал полнейшее безразличие к его выбору, — Возьми то, к чему склонится рука.

Но это простое правило здоровяк знал и без её совета. Беда в том, что руки одинаково хотели и не хотели принимать как то, так и другое оружие. Шагнув в дом вслед за странницей, он спросил.

— А тебе что дать?

— До сих пор во всех драках меня спасали собственные руки и — в особенности — ноги.

— Вот помогут ли они тебе против вооружённого, в полном доспехе, рыцаря?

— Я встречалась кое-с кем и пострашнее латников, — холодно ответила Ланс.

— Ладно, ладно, дело твоё. А я, пожалуй, доверюсь-ка больше оружию в своих кулаках, чем им же пустым, — и, желая сгладить обиду, добавил, — А ты, кстати, здорово машешь ногами! Сколько живу, а такой прыти век не видывал!

— Может, если будешь вести себя хорошо, и тебя научу, — отшутилась красавица.

Но Джеоф только выразительно хмыкнул и снова примерил к руке тяжёлый цеп.

— И вообще, мы очень устали, — догадался рассеять всеобщее напряжение Мерлин, — Давайте-ка, лучше обсудим так называемые мелочи нашего пути, без которых, увы, никак нельзя.

И принялся рассказывать о долгой дороге, которой им предстоит пройти, не забывая о малейших подробностях. Будто старый алхимик опасался, что идти-то им придётся одним, а ему вряд ли удастся живым спастись от погони. Хотя вслух он этого ни разу не произнёс, бывалая странница сразу поняла, куда клонит старец. А Джеоф же молча слушал, стараясь вобрать в себя каждое слово седовласого чародея и как можно точнее представить описываемую им дорогу.

— На закате, сразу за Великой Рекой простирается узкая полоска обжитых земель называемая Эриданном, — повествовал чародей, — эта довольно-таки вольная провинция всё же входит в Королевство Ариев, то есть, в подданстве славному нашему королю Артуру. Но там мы можем чувствовать себя в относительной безопасности. По крайней мере, от ищеек Толстого Джека. Туда мы поднимемся водой, по Эриданке, левому притоку Великой Реки. С лодочником я договорился — он будет ждать нас на закате в рыбацком квартале. За Эриданном начинается Эр-Липоф — свободная земля, где живут неуловимые кочевники, давно отравляющие сон великодушному государю Британии, ибо раззявил он свою неизмеримо огромную пасть на их неприкосновенное обиталище. В основном этот край укрыт густыми непроходимыми лесами, но меж ними лежит и широкая степь, поперечностью дюжины вёрст, где и странствует этот покорный лишь сам себе народ. Ещё дальше на закат, уже минуя Водопой, расположился Эр-Монтон, уваженный дивными лугами и обширными пастбищами. Земля там плодородная — с лихвой прокормила бы при должном обращении половину Британии — но монтоны отчего-то предпочитают жить грабежом и разбоями. Не чураются, конечно, и теневого сплава товаров в крупные города, вроде Минока или Магинции. Если волей судьбы нам придётся разминуться, остерегайтесь встреч с этим тёмным народом. Между их обиталищем и последующими обжитыми землями тянется обширная равнина, не обделённая никакими мыслимыми красотами. Лишь изредка туда забредают небольшие вольницы кломаков или шорлдов, идущих караванами от полудня к полуночи и на восход. Встретить там человека — редкостная удача, на протяжении океана колышущейся степи вовсе несложно разминуться нечастым путникам.

Мерлин глубоко вздохнул, давая передышку своим лёгким, и взглянул, произвёл ли его рассказ впечатление на слушателей. На него самого нахлынули волны далёких воспоминаний об увиденном однажды великолепном крае, заставляющем подолгу лишь просто смотреть на него, затаив дыхание, и любоваться красотами этой нетронутой временем и страшной проказой, называющей себя людьми, земли. Она, как будто, была вечно молода и вечно прекрасна. Звала, звала к себе и манила, наполняя соком первозданной жизни всякого, имевшего счастье посетить её. Как хорошо, что побывать там довелось немногим, а степные номады, водившие караваны по её обширным равнинам, довольствовались своею землёй и старались никому не разглашать об этих чудесных просторах. Родившиеся в лоне мягкой вечнозелёной травы, умели ценить цветущую прелесть, созданную самой природой. Ведь, приди туда люди, от древней, не тронутой страшными потрясениями, первообретённой красоты не осталось бы и следа. Всё в скором времени было бы уничтожено, выжжено, выкошено — остались бы лишь жалкие ростинки, оставленные для поддержания хоть какого-то внешнего разнообразия. Зато образовалось бы «государство»! Как просто и как громко! Но там всё так цвело и пело! Поэтому все полудикие народы, живущие по берегам зелёного моря Эльвандии, настойчиво препятствовали любой попытке заселения в ней. И не только они…

— А что дальше, Мерлин? — старика настойчиво вырвали из красочных воспоминаний и мечтательной забывчивости. Как может интересовать, то, что дальше, когда тут такое… такое… и оно великолепно!

Но всё же чародей нашёл в себе силы прервать грёзы и продолжить рассказ. Ведь он специально не рассказывал друзьям о прелести, небесной чистоте Долины, что бы они, когда увидят своими глазами, встретили это неподготовленными, и их души воспряли, а разум отказывался верить в то, что лежит перед взором. Хотя, как бы они не готовились, все равно красота этой воистину благословенной земли превзойдёт все самые смелые их ожидания.

— А дальше, за перелеском Кэр Гозана, уже на подступах к Темнице Змей, начинается Этинхэйм… — и при этих словах все настороженно замолчали.

— Да, об этих землях идёт дурная слава, — осторожно откашлялся Джеоф, — Даже в рядах стражников Камелота, где я служил, слышали о кошмарных тварях, обитающих там…

— И то правда, — огорчённо подтвердил Мерлин, — только вот большинство слухов, дошедших до Джелома, наврано и перенаврано… но не в этом дело. За Этинхэймом начинаются обширные поля и пастбища, прилегающие к Темнице Змей. Там, в своей неприступной цитадели живёт лорд Д’Онрик, достойный правитель и отважный рыцарь. В стенах его замка вы найдёте надёжное укрытие — Серебряный Витязь, как называют правителя его подданные, обожает гостей и защитит всякого, кто обратится к нему с просьбой о помощи. К нему не дотянутся руки отродий Повелителя Тьмы, и уж тем более Толстяка Джека.

— Умно ли соваться к этинам? — недовольно поморщился верзила, — Слыхал я, эти твари в бою опаснее всякой нечисти… Может, как-то обойти их земли?

— Да, там будет опасно, — согласился старец, — Но миновать этот край можно лишь через лес на полудне, обитатели которого вас не пропустят…

— Одно мне не нравится в твоём рассказе, — перебила Ланс, — Ты говоришь: «Вы найдёте там надёжное укрытие…», «Вас не пропустят…». А сам-то ты не собираешься идти с нами?

Старик понял что попался на слове и рассеянно посмотрел в потолок. Он пока не собирался сообщать друзьям о своих намерениях, но как-то выходило, что надо бы объясниться.

— Хм, да… некоторое время я, конечно, буду с вами. Но потом придётся нам проститься. Думаю, наши дороги лежат в разные стороны…

— Но почему? — воскликнул Джеоф, — Мне, например, все равно, куда бежать, лишь бы подальше от этого проклятого города! Скажем, если ты пойдёшь на полночь, почему бы и нам туда не податься — вместе-то оно надёжней и веселее!

— Если вам к полуночи, то мне к полудню, — с улыбкой ответил старец, — А если вы пойдёте на закат, то я на восход — наши пути лежат в противоположных направлениях. За мной идёт охота, так что более опасного спутника вам вряд ли где удастся найти. Кто пойдёт со мной –обречён на гибель. Так что, любезный Громила, нам с тобой не по пути.

— Да к зорнам всё! Глядишь, где ты своими чарами не справишься, там мой меч проложит дорогу! А красотка-то наша златокудрая, видал как ногами машет! Вместе не пропадём!

Ланс смущённо улыбнулась, не зная, стоит ли ей обидеться. Но Джеоф, казалось, сам не заметил, что осмелился назвать её «красоткой». Хотя голубоглазка действительно дала бы сто очков вперёд первым джеломским красавицам, но такое прозвание давали обычно разнузданным девкам из борделей и весёлых домов. Так что Ланс предпочла лукаво усмехнуться, предполагая, что её могучий друг всё-таки не хотел ляпнуть дурного.

— Нет, я не позволю подвергать ваши жизни такой опасности. Вам не под силу бороться с ней… да и вряд ли кому под силу. К тому же у меня есть к вам просьба, — тут старик сделал какую-то натянутую паузу, будто не решался сказать то, что хотел, — Я не даром доверился вам ещё с первых дней нашего знакомства. Я разглядел в вас честных и мужественных людей, способных постоять за себя и сдержать своё слово… Поберегите Олвина. Юноша он, конечно, не простой, даже, более сказать, талантливый. Но совсем не умеет драться и в бою вряд ли выстоит против одного противника, а в дальней дороге их будет множество. Мой ученик мне дороже всего на свете, поэтому я не могу взять его с собой, обрекая тем на гибель. Возможно, со временем он сам научится сражаться за свою жизнь, но пока ему не выжить вдали от города, там, где опасность подстерегает на каждом шагу. Сберегите его и доставьте живым до Темницы Змей, где он сможет жить и учиться, не страшась скорой гибели. Я верю в вас и прошу вашей помощи…

— Ты спас наши шкуры! — прохрипел верзила, — За нами крупный должок. Я ни одну мразь и близко не подпущу к Олвину — можешь быть за него спокоен!

— Хорошо, Мерлин, — не так уверенно ответила Ланс, не в её привычках было отвечать за чью-либо жизнь, кроме собственной. Но Громила был прав, они в долгу перед стариком, а долг платежом красен, — Даю тебе слово, что как только мы вернём его, я буду беречь паренька как зеницу ока. Мне он тоже приглянулся — славный малый — не сомневайся, я позабочусь о его жизни!

— Я уверен, жизнь моего мальчика в надёжных руках! — улыбнулся чародей, — Надеюсь, вам будет сопутствовать успех!

После все трое долго ещё сидели в гостиной, попивая крепкий отвар, постоянно подогреваемый Мерлином, и спорили о том, что лучше бы идти всем дружно. Старец стоял на своём, напрочь отказываясь рисковать жизнями своего ученика и друзей. Засидевшись до полуночи, им так и не удалось ни к чему прийти — решили только, что город они покинут вместе и, по крайней мере до закатных рубежей Эриданна, не будут расходиться.

К середине следующего дня, Толстый Джек, со сворой прихвостней, как и обещался, явился на Третью Улицу Литейщиков менять Олвина на несчастное серебро. Естественно, старик и двое его гостей ожидали подвоха и были, что говорится, во всеоружии. Джеоф, даже не скрываясь, ощетинился на разряженных разбойников двумя остро заточенными мечами, подобранными с мёртвых тел их же соратников. Те тоже вели себя отнюдь не приличным образом — чувствовали силу. Все-таки, как-никак, их было две дюжины рубак, и держались они уверенно, считая одинокого воина, дряхлого старца и молоденькую женщину слабыми противниками. Конечно, отъявленные головорезы побаивались губительных чар Мерлина, но пока его сопливый ученик был у них, ощущали себя в безопасности.

— Принёс деньги? — не отвлекаясь на формальный обмен оскорблениями, сразу спросил Толстяк.

— Здесь всё, — позвякивая небольшим мешочком в руке, ответил чародей, — Пусть Олвин сперва подойдёт ко мне.

— Погоди, колдун, — усмехнулся бандит, — Ещё не все собрались. Мне нужно, чтобы твоё смирение лицезрело как можно больше народу. Не хочу, чтоб говорили, будто Толстый Джек зря бахвалится!

Друзья заметили, что вокруг них начинает стягиваться плотное кольцо людей, внимательно ловивших каждое слово или движение, как упрямого старика, так и неимоверно толстого душегуба. Все они старались держаться на расстоянии и не привлекать к себе внимание прихвостней Толстяка. Но вскоре не заметить их пристальные взгляды было уже невозможно — всю улицу в полугроссе шагов за спинами друзей и перед ними запрудила молчаливая толпа сапожников, литейщиков, ткачей, пекарей, мясников и прочего городского люда, платившего дань разбойничьей шайке. Глядя на них, Джеоф искренне жалел этих людинов — до сего момента у них оставался герой, в которого они верили и которым восхищались. Только благодаря этому они находили в себе силы вести собственную борьбу. Но нынче, когда они узрят его падение, тоже оставят сопротивление натиску наглых головорезов, отбирающих у них честно заработанные деньги. Все они решат, что бороться бессмысленно и будут молча платить дань этой жирной свинье, не решаясь восстать против Хозяина Улиц.

Мерлина, конечно, тоже грызли эти мрачные думы, но больше всего его нынче заботила судьба ученика, ставшего ему приёмным сыном, или, вернее сказать, внуком. Олвин даже называл седовласого чародея не учителем, а дедушкой, и был старику, наверное, ближе всех на свете. Судьбы многих были для него ничто, в сравнении с судьбой Олвина, и он не мог рисковать его жизнью, продолжая упорствовать перед Толстяком.

— Забирай своего парня и не забудь отдать мне деньги. Дань нужно платить вовремя, — пухлые губы бандита растянулись в отвратительной улыбке, — тогда и проблем никаких не будет!

Ученик и учитель, вновь обретя друг друга, бросились в теплые объятия, на которые Ланс смотрела с довольным умилением, а Толстяк с нескрываемой брезгливостью.

— Ты получил, что хотел? — бросил ему Мерлин, убедившись, что с Олвином всё в порядке, — Показал всем этим несчастным людям, что все смиряются перед тобой! Мы можем быть свободны?

— Колдун уже начинает спрашивать моего разрешения? — с деланным удивлением засмеялся жирдяй, — Я вижу, ты и впрямь смирился. Что ж, тебя я не задерживаю, можешь топать со своим сопляком хоть на все четыре стороны.

— Это не смирение, — злобно процедил старец, — а лишь временное отступление. А на твоё соизволение мне плевать, я волен в своих поступках и не преклоняюсь ни перед кем.

— Смелое, очень смелое заявление! — ещё противнее захохотал Толстяк, — Особенно, под прицелом самострелов.

По взмаху его руки стрелки подняли своё грозное оружие, ехидно наставив наконечники болтов в строну четверых друзей.

— Оставь это! — мрачно буркнул Мерлин, взмахивая рукой.

Самострелы, к невыразимому изумлению своих хозяев, развалились прямо у них в руках, будто все мастерские, надёжные крепления в них никогда и не существовали, а ещё миг назад свежее, прочное дерево стало вдруг трухлявым и гнилым.

— Ладно, колдун, топай своей дорогой и не забывай, что нам предстоит ещё не одна встреча! — дряблое лицо атамана повернулось к Джеофу, — А вы, ублюдки, не торопитесь. По-моему у нас есть кое-какие счёты…

Но прозвучало это не так грозно, как хотел того Джек. Наверное потому, что его слова так и не подкрепились обнажёнными мечами его головорезов. Толи потому, что все их клинки разом заржавели в ножнах, толи просто сплавились с ними, став одним целым, но скорей всего и по той и по другой причине одновременно. Мерлин довольно улыбался, глядя, как бывалые вояки силятся справиться со своим оружием. В этот момент они выглядели глупее некуда, и из окружающей их толпы уже начали раздаваться редкие смешки. Похоже, всё выходило не совсем так, как полагал жирдяй, и его торжество превращалось в его посмешище.

— Они уйдут со мной, — просто бросил старец покрасневшему до самой плешивой макушки Джеку, — Думаю, им не о чем с тобой разговаривать.

— Забавляешься, колдун! — злобно прошипел Толстяк, в этот миг он был похож на распухшую от ненависти жабу или, скорее, на очень толстого рака, — Что ж, веселись, пока ещё есть время! Тебе всё равно конец!

Что произошло дальше, ни Джеоф, ни Ланс, никто из прихвостней Толстяка или окружающих зрителей, сразу понять не смог. Один только Мерлин сообразил, что к чему, но не успел… В двух шагах от него вдруг появилось небольшое дымное облачко, которое тут же начало стремительно разрастаться и сгущаться. И уже через несколько мгновений в воздухе перед самым лицом чародея парило нечто, похожее на человека. Его голова была совершенно лысой, ни намёка на присутствие хотя бы одной волосинки, безбровоё лицо застыло, как маска, в выражении извечной безумной ярости. Тонкие, поджатые губы скривились в свирепой ухмылке. Широкие идеально круглые глаза горели красным огнём, делая и без того жуткий облик существа ещё более зловещим. Огромным буграм мускулов на его широких плечах и длинных руках позавидовал бы даже Джеоф. Такие же бураны мышц теснились на здоровенной груди, плавно переходящей в… ничто! Ниже пояса у этой твари ничего не было — только клубился густой сероватый туман, постепенно растворявшийся в воздухе.

Его появление было таким неожиданным и невероятным, что верзила Джеоф и его златокудрая подруга смогли опомниться только когда существо железной хваткой вцепилось Мерлину в горло и, приподняв над землёй, что было дури швырнуло его о стену ближайшего дома, предварительно стукнув по голове свободным кулачищем.

— Ты, мразь!!! — яростно воскликнул Громила, бросаясь на парящего демона.

Но тот, даже не оборачиваясь в его сторону, легонько двинул локтем вправо, отчего бедняга Джеоф быстро полетел назад, не понимая, чем же вызвана нестерпимая боль в скуле.

— Я Эхо Логолло! — громко провозгласило существо, не задумываясь, интересует ли кого-нибудь его имя, — Эхо Логолло исполнил свою часть уговора!

Последние слова были обращены уже к Толстому Джеку. Демон, несомненно, явился именно по его просьбе и теперь ожидал обещанной награды за выполненное поручение.

— А ты уверен, что убил его? — просто спросил жирдяй, как будто осведомлялся у лавочника о качестве товара.

— Ты сомневаешься в моей силе? — недовольно прогудело существо, — Хочешь испытать на себе?

Толстяк явно не хотел и предпочёл поверить чудовищу на слово. К тому же увиденное не оставляло в нём сомнения, что его враг ушёл в Долину Скорби — такого удара не выдержал бы никто.

— Можешь забрать их, — кивнул Толстяк в сторону своих головорезов, — Ровно две дюжины. И каждый, как и договаривались, без принуждения принёс кровавую клятву, дающую мне право распоряжаться их жизнью.

Воздух прорезался дикими воплями преданных атаманом разбойников, внезапно загоревшихся жарким огнём, в считанные мгновения обратившим их в пепел. Но ещё прежде раздался другой вопль, крик юношеского, почти что детского голоса:

— Дедушка!!!

Олвин жалостно склонился над телом старика, не веря в его гибель и тщетно пытаясь привести его в сознание.

— Дедушка!!! — в его голосе звучала неимоверная боль и обречённость, — Дедушка! Очнись, дедуля! Очнись, пожалуйста, очнись!

Но старец лежал не двигаясь и не дыша. Его голова неестественно запрокинулась назад, правая рука выгнулась так, будто бы он был заправским гимнастом. Большие ярко-зелёные глаза широко открыты, но в них не было выражения страха, только гордое презрение к своему врагу и ещё капелька тихого умиротворения.

— А-а-а! Убью, паскуда! — пронзил замерший над роковой улицей воздух голос Джеофа.

На этот раз обратно он летел уже не один. Рядом задумчиво просвистела Ланс, атаковавшая демона одновременно с могучим другом. На её счастье, тварь не ударила странницу, а просто отпихнула, отмахнувшись от неё, как от назойливой мухи. Настоящего удара такого чудовища хрупкому телу красавицы было б не выдержать. Хотя, падение стоило ей не только кучи синяков и ушибов, но и потери сознания.

Джеоф же, даже не обратив внимания на страшный удар о землю, тут же вскочил на ноги и снова бросился на тварь… Упади он на локоть дальше, грохнулся бы прямо на лежащую без памяти подругу, которая тут же и отправилась бы гулять по Долине Скорби.

— Две дюжины, — довольно потёр ладони демон, — Хозяин будет доволен!

— Получишь ещё столько же, если разделаешься с этой парочкой, — пообещал Толстяк, кивая в сторону распростёртых на земле Ланс и Джеофа.

— Уговор был только на старика, а с простыми смертными разбирайся сам! — Эхо Логолло наклонился почти вплотную к лицу жирдяя, обдав его жарким дыханием.

— Ты слышал, две дюжины! За каждого! Нет, три, только убей их!

— Женщину мне веленно не трогать. Она зачем-то нужна господину. А этот кабан…

Но закончить он не успел. Джеоф, разбежавшись, всей своей массой рухнул на демона. Три болезненных падения его кое-чему научили, и он оставил попытки дотянуться до твари кулаками или мечом. Удар был настолько силён, что Эхо Логолло, пролетев две сажени, шумно рухнул на землю. Его свирепое лицо искосила гримаса неподдельного ужаса и боли. В страхе он отпрянул от земли, вновь взмывая в воздух, но резво подскочивший Джеоф сокрушительным ударом кулака заставил его вернуться в согретую лучами Яркого Ока Митры высохшую грязь улицы. С изумлением все, лицезревшие кошмарную драму на Третьей Улице Литейщиков, увидели, как растворяется в воздухе правая рука, плечо и часть туловища демона. Земля не могла терпеть это порождение Мрака, и каждое прикосновение к ней было губительно для твари.

Но одолеть чудовище оказалось не так просто, как показалось Джеофу. Воспарив, Эхо Логолло ухватил оставшейся рукой своего противника за глотку и сжал её так, что позвонки под толстым слоем мяса дружно хрустнули, возвещая о своей беззащитности. Благо, шея у Громилы была на зависть любому быку. И демону, не смотря на всю свою силищу не удалось сломать её сразу, как он рассчитывал.

Джеоф понимал, что вот-вот умрёт и изо всех сил пытался разжать стальную хватку выродка из исподней. Но его стальные пальцы сжимались так крепко, что остановить их могла только смерть своего владельца, хотя какая там смерть у демона!

Вдруг кто-то запрыгнул твари на спину, пронзая её острым стальным кинжалом. Конечно, такое оружие не могло принести вреда созданию Мрака, но боль он почему-то чувствовал так же, как и простые смертные. Когда демон встряхнул плечами, чтобы сбросить с себя назойливого паренька, резво коловшего его спину, хватка на мгновение ослабла. Но этого мига Джеофу вполне хватило, чтобы обхватить его обеими руками и что есть силы шарахнуть о землю.

Яростный вопль едва не разорвал уши верзилы и заставил в ужасе разбежаться внимательно следивших за схваткой зевак. Демон начал стремительно укорачиваться и таять, но, растворившись до плеч, мгновенно обратился в серую дымку и бесследно исчез. И вместе с тем исчезла стальная хватка на горле Джеофа, уже начавшего терять сознание от нехватки воздуха.

— У-у-ублюдок! — прохрипел верзила, шумно наполняя свои лёгкие.

— Ты справился с ним! — воскликнул Олвин, — Ты победил его!

— Он сбежал… А где… Толстяк?

Но главаря разбойничьей шайки давно и след простыл. Он предпочитал всегда держаться подальше от места битвы, ведь никогда не знаешь, чем она может закончиться.

— Сдаётся мне, мы с ним ещё встретимся, — окончательно отдышавшись, пробормотал Джеоф, — Эта сволочь ещё попортит нам кровь.

И Олвин молча кивнул, соглашаясь. Но теперь ему не было дела до Толстого Джека. Тело Мерлина начинало остывать, и душа юноши наполнилась печальной пустотой и невыразимой болью, описывать которую — значит издеваться над человеком, вновь испытавшим горечь утраты, пронзившей безжалостным клинком его сердце. Олвин молча обнимал седую голову приёмного дедушки и гладил ладонью его белые, как снег, волосы. По щекам его катились крупные слёзы, но плакал он беззвучно, не рыдая и не всхлипывая. Джеоф тихо отошёл в сторону, стараясь его не тревожить. Кроме старого волшебника у парня не было ни одной близкой души. И верзила поклялся сам себе, что будет отныне защищать его, как собственного сына, ибо каждый должен иметь в этом мире кого-то, кто может позаботиться о нём.

Мерлин умер, нахлынувший порыв мести, взорвавшийся в Олвине, угас и осталась только немая тоска, превратившая весёлого жизнерадостного паренька в угрюмого и мрачного истукана. Друзья надеялись, что он скоро оправится от этого потрясения, хотя болезненной грусти никогда не оставить его сердце.

*******************************************************

Огонь занимался вовсю. Перепуганные соседи истошно вопили, кто-то даже пытался таскать вёдра с водой, но мало кто из жителей окраин держал в доме достаточные запасы, чтобы потушить такой пожар. Павел в сердцах ругнулся, едва удерживая заклятие влажности над домом, грозившее вот-вот обрушиться под натиском пламени.

— Болваны! Они даже не подумали, что могут спалить так весь город!

Прятавшийся вместе с ним на заднем дворе лачуги учитель только строго покачал головой.

— А мы тут на что? Давай, не робей, справишься. Дони, куда ты там пропал?

Из дома ответил задорный голос третьего участника маленькой шайки.

— Несу уже, ох и тяжёлый же он…

Наконец, из сеней показалась полноватая фигура второго ученика мастера Грэя, запыхаясь от удушья и жара тащившего завёрнутое саваном тело.

— Едва успел, — вытащив старца наружу, остановился передохнуть Дони, — хорошо им хватило ума положить старика на полати и жечь снизу, иначе остались бы только обугленные кости.

Юнец показательно вытер пот со лба, всем видом показывая, насколько трудно ему было вытаскивать тело из горящего дома.

— Можно уже заливать? — нетерпеливо спросил мастера Павел.

— Рано пока, — отрезал тот и выглянул в разбитую прорешь ограды.

— Всё-таки я не понимаю, зачем нам это мёртвое тело? — задумчиво пробормотал Дони, — я думал, он жив ещё…

— Нет, — перебил мастер, — Старик совершенно точно умер.

— Тогда зачем?

— Много будешь знать — скоро состаришься. Бери тело, ступай за мной. Дальше придётся лезть через ограды, нужно торопиться, пока суматоха выгнала соседей на улицу.

Дони нехотя взвалил бездыханного старца на плечо и двинулся за мастером.

— А мне-то что делать? — напомнил о себе Павел, — Не стоять же здесь, пока не догорит?!

— Заливай осторожно по самому краю, — уже с другого огорода ответил учитель, — Ровно, чтобы сдержать распространение пламени к другим лачугам. Здесь всё должно выгореть дотла, чтоб ни у кого и мысли не возникало проверять и копаться в пепле. Как закончишь, догоняй нас, ночь будет длинной.

Павел снова ругнулся, но не вслух. Всё-таки, Грэй За Тулан всегда точно знал что делает, и ученик не сомневался в поступках мастера. Но иногда ему тоже хотелось немного больше понимать, чем именно они занимаются. Только, в отличие от простодушного весельчака Дони, он умел держать несвоевременные вопросы при себе. Их можно задать позже, когда дело будет завершено и появится время для отдыха и беседы.

А пока, глубоко вздохнув, Павел принялся сосредоточенно плести чары.

Клинки

Смеркалось. Тихие улочки Джелома готовились ко сну, и окружающий покой нарушали только редкие голоса запоздалых ремесленников да осторожное поцокивание копыт — последний обход городских стражников. Изредка из какой-нибудь подворотни раздавался заливчатый лай собаки, тут же смолкавший, будто разошедшееся животное понимало, что не стоит тревожить покой засыпающего города. Откуда-то доносилось дружное пение, вероятно очень громкое на окраине, но до центральных улиц добирался лишь жалкий отзвук, похожий, скорее, на стон.

Сумеречную тишину разорвал громкий топот трёх пар бегущих ног. Вернее топотом можно было назвать лишь одну из них, две другие скорее походили на лёгкое постукивание, если не шелест.

На улицах Джелома, как правило, царил железный порядок, и если кто-то бежал — значит спасался бегством от вездесущей стражи. Даже воры старались пробираться бесшумно по подворотням и переулочкам, чтобы не привлечь к себе излишнего внимания. Но погони на сей раз видно не было — толи доблестные служители порядка изрядно отстали, толи их вовсе не было, и трое беглецов неслись со всех ног по другой причине. Но выглядывая из низеньких окошек своих лачуг, горожане сразу же узнавали своих героев и встречали их шумным одобрением.

В планы друзей это не входило — они рассчитывали добраться до городских ворот тихо и незаметно, а оказалось их знали уже повсюду. Странно ещё, что никто пока не надоумился привлечь к ним внимание стражников, тщетно искавших беглецов по всем переулочкам добрую дюжину дней с гаком.

— Там передохнём, — кивнула Ланс в сторону приближающегося шелеста голосов. Несомненно это была таверна, где засидевшиеся любители выпивки вели негромкую беседу, стараясь вести себя как можно тише — бдительная стража заставляла горожан уважать ночной покой Джелома.

Трактирчик расположился в старом потрёпанном здании, знавшем, наверное, ещё эпоху прадедушки нынешнего короля. И с тех пор в нём, судя по всему, никто и не задумался провести ремонт или, хотя бы, поправить выцветшую вывеску на полусгнившей доске над входом: «Зуб Дракона».

Внутреннее убранство забегаловки отнюдь не соответствовало её гордому названию. Потрескавшиеся, покосившиеся столы, ободранные стулья, скрипящие под ногами иссохшие доски пола — всё говорило о давешнем запустении и неряшливости хозяев дома. Несомненно, это был притон — один из многих, где собираются самые отъявленные негодяи и закоренелые пьяницы, промотавшие всё до последней нитки. Но друзья не боялись встретиться тут с кем-нибудь из шайки Толстого Джека. Его-то люди, уж наверняка, пируют в местах намного приличнее этого и брезгуют общаться с такими отбросами общества.

Джеоф звёздной манией не страдал и сразу же нашёл себе собеседников, угостивших его хоть и второсортным, но вполне терпимым элем. Эта компания отъявленных мерзавцев, похоже, взяла сегодня приличный куш и теперь с упоением пропивала добытые денежки, не жалея выпивки для себя и случайных соседей за столом.

Ланс тихо сидела возле верзилы, слегка прижавшись к нему плечом и молча потягивая свой эль. Она прекрасно знала, что в такой компании женщине лучше не раскрывать рта и держаться мужчины. Жадные взгляды стремились к ней со всех сторон, но справедливо оценив могучую фигуру Громилы, никто из завсегдатаев трактира не рискнул попытать счастья.

Как выяснилось, эти ребята сами недолюбливали как городскую стражу, так и Толстяка, благодаря которым большинство из них и оказалось на этом дне жизни. За годы своего никчёмного существования они обозлились на весь мир, и сердца их сильно ожесточились. Со слов их казалось, что им не хватает только решительного толчка, чтобы броситься зубами перегрызать глотки закованным в доспехи стражникам и более удачливым, чем они сами разбойникам. Но странница чувствовала за этими речами угнетающее отчаяние, давно сломившее волю с виду праздных бездельников.

Ненавидели они всех, даже друг дружку. В любой момент каждый из них мог всадить нож в спину своему же подельнику, чтобы приграбастать и его добычу. И рассказывали они об этом, не стесняясь, никто не стыдился и не считал себя лучше прочих. Каждый из этих негодяев знал, что сосед напротив такой же мерзавец, как и он сам.

Но таверна старого Хогана — так звали её дряхлого, но хитроумного хозяина — считалась у этих людей святым местом. Здесь были строго-настрого запрещены любые свары и склоки, никто не смел выяснять здесь отношения и устраивать пьяные драки. Таков был установлен порядок — их собственный порядок улиц — и все ему безропотно подчинялись.

Наверное, благодаря ему сборищу отбросов ещё удавалось как-то держаться. Любой мог укрыться здесь и избежать ножа подельника, если не видел в себе сил справиться с ним. А друг друга они не преследовали — быстро забывали обо всём. Когда ненавидишь всех, редко думаешь об отдельных людях.

Олвин разболтался с одним из посетителей за стойкой, незаметно для спутников оставив их за столом удачливых ныне разбойников. Когда Джеоф заметил отсутствие парня, тут же взглядом нашёл его и бросился на помощь, но оказалось, что тот лишь тихо беседует с мрачным типом, вероятно, рассчитывавшим на бесплатную чарку эля. Подошедшему верзиле он представился Одрингом и попытался начать разговор.

— Я был вчера на Третей Улице Литейщиков, — как бы между прочим заявил тип, — лихо ты его приложил…

— Не понимаю, о чём ты, — попытался отвертеться Джеоф, — И мне нет никакого дела до того, где ты был вчера!

— Редко увидишь такое, — продолжал Одринг, — Мало кому удалось бы справиться с ним… Я уж думал — гулять тебе по Долине Скорби.

Пьянчуга бросил загадочный взгляд на верзилу. В тусклом свете лампадки Джеоф заметил, что в его хитрых, немного косоватых глазах не было и тени охмеления. Он смотрел лукаво, но совершенно трезво.

— Я всего лишь хотел выказать уважение такой доблести, — помолчав, продолжил Одринг, — Не каждый отважится схватиться с демоном.

— Таких демонов я каждый день штук по пять ем на ужин, — здоровяк осклабился зловещей ухмылкой, — а вот всякой швали, вроде тебя, не менее дюжины на закуску! Надеюсь, ты понял?

— Глядишь, а вдруг и я тебе чем пригожусь? Поосторожнее, Джеоф, поосторожнее!

Громила не успел раскрыть рот от удивления, когда этот косоглазый пропойца назвал его по имени, как тот вдруг мгновенно испарился. Верзила ещё некоторое время посидел за стойкой с Олвином, задумчиво глядя в свою кружку, потом громко ударил по столу и разом опрокинул её содержимое. Но паренёк так и не удосужился объяснить, что это был за тип, и здоровяк решил его не расспрашивать.

Отдышавшись и выпив эля, друзья поспешили покинуть пристанище законченных негодяев и направились к полуденным воротам Джелома, которые должны были быть открытыми ещё до полуночи. Естественно там их ожидали не менее дюжины хорошо вооружённых стражей, но друзья пока старались не думать об этом. Ланс больше тревожила простота, с которой Олвин общался с теми мерзавцами. Не меньше половины из них он знал лично, как быстро догадалась его спутница, и они тоже приветствовали его достаточно тепло, хотя ничем и не выдали своего знакомства. Пройдоха и прежде подозревала, что старик Мерлин имел связи в разбойном мире, а теперь у неё не осталось в этом сомнений.

Странница вспомнила старика и её сердце тронула какая-то непонятная грусть. Он был единственным, кто за долгое время её странствий оказал ей помощь совершенно бескорыстно, просто так — из добрых чувств. Даже простодушные полуденные селяне давали ей ночлег и кров только за звонкую монету. А чтобы пробраться через Веспер, ей пришлось приставить нож к горлу одного из местных дикарей. А этот дряхлый чародей не просил ничего взамен, разве что защитить его мальчика… Но это было уже потом, и он обратился к ним как к друзьям, а не как к должникам. Славный был человек…

Они не стали хоронить его, как принято в Джеломе, а предали его тело очищающему огню, по древней традиции Лунного Сияния, как сказал Олвин. Дедушка часто повторял ему, что после смерти следует поступить с его останками именно так. Правда тогда юноша не думал и в самых мрачных мыслях, что ему придётся так скоро застать гибель учителя.

Друзья оставили старика в доме, на ложе, ставшем ему посмертным одром. Хилая лачуга, бывшая его пристанищем много лет, вспыхнула моментально, стирая и саму память о себе с лица земли.

Олвин больше не плакал. Теперь, наверное, он никогда больше не будет плакать, ибо нельзя представить для него горе сильнее, чем смерть единственного близкого ему человека. Но он выживет. Будет жить, продолжая дело учителя и храня память о нём…

Первые звёзды, появившиеся на тёмном небе, осветили суровые лица стражников, охранявших полуденные врата Джелома. Дневная жара к ночи сменилась освежающей прохладой, и лёгкий ветер трепал их развевающиеся до плеч волосы. Двое воинов резко перекрыли выход из массивных створок ворот длинными копьями.

— Стой! Куда направляетесь в эту тихую ночь? Это не время для странников, только для воров и беглых батраков!

— Возможно ты и прав, — ответила молодая женщина ослепительной улыбкой, — Но я предпочитаю путешествовать ночью, когда только звёзды озаряют мой путь и все разбойники дрыхнут в своих берлогах.

— Опасно такой хрупкой барышне в одиночку бродить по нашим дорогам во тьме. Ведь, кроме разбойников, есть ещё дикие звери и разные твари.

— В сытое время зверь человека не тронет, если его не обидеть, — отмахнулась Ланс, — И я не одна. Со мной идёт друг, замечательный юноша, тоже предпочитающий блеск лун яркому свету Ока Митры.

Из тени вышел Олвин, пронзивший охранника презрительным взглядом карих глаз. Он очень недолюбливал стражей, особенно теперь, после смерти дедушки Мерлина, в которой частично винил и их. Парень так и не смог сыграть отведённую ему роль простоватого подростка, глупого и наивного. Ненависть так и читалась на его лице.

Но охранники, похоже не заподозрили подвоха, равно как и не собирались выпускать ночных странников из города. Попасть в Джелом было значительно проще, чем покинуть его. Тем более теперь, когда вся стража чуть ли не на ушах стояла, разыскивая «осквернителей городничьей особы».

Атака Джеофа была стремительна и неожиданна. В тот момент, когда первый охранник толкал златовласке в руки кипу каких-то бумаг, объясняющих, почему она не может покинуть город, здоровенный верзила выпрыгнул слева из темноты ночи и одним ударом снёс второго. Бедняга так и не понял, что это вписалось ему в голову, едва не отправив в Долину Скорби. Другой стражник, всё ещё о чём-то спорящий с Ланс, обернулся на вскрик соратника, но слишком поздно — голубоглазая красавица ударом в затылок послала его в небытие. Выход из города был свободен, но трое друзей не верили, что всё получилось так легко и настороженно озирались по сторонам, ожидая подкрепления стражи.

Оно не заставило себя долго ждать. Как и предполагал Джеоф, полуденные врата стерегли не менее дюжины рослых воинов, только и дожидавшихся их появления. Но организация в их рядах, похоже, подкачала, и вместо того, чтобы бдительно охранять пост, доблестные стражи порядка азартно резались в кости в караульне, услащая свою смену немереным количеством теневого эля.

— Да, — презрительно сплюнул Джеоф, глядя на едва стоящих на ногах от поглощённого хмеля стражников, — Служи я у его светлости городничего, быстренько навёл бы тут порядок! Эй! Ну-ка стройно! Животы подтянуть, смотреть прямо, руки по швам!

Стражники, видимо, не сразу поняли, кто перед ними стоит и поспешили выполнить команды верзилы, приняв его за проверяющего командира. Но их замешательство длилось недолго. Все-таки, беглецов они ждали и готовились к встрече. Несмотря на выпитый эль, на ногах стражи порядка стояли более-менее твёрдо, да и вмиг обнажённые мечи отнюдь не валились из их рук.

Но верзиле Джеофу приходилось бывать в переделках намного похлеще боя с дюжиной пьяных стражей. И боевое искусство Ланс не подкачало, к удивлению горе-вояк, вообще не бравших её в расчёт. Одним ударом опрокинув ближайшего стражника, Громила ловко увернулся от просвистевшего клинка второго, на ходу вынимая из ножен свой, и лёгким толчком локтя сшиб с ног третьего, угодив тому в скулу. Бедняга мгновенно затих, не успев даже понять, что произошло.

Странница, как обычно, предпочла рукопашный бой любому оружию. Высоко подпрыгнув, она махом ноги вырубила ещё одного нерадивого охранника врат, и, опустившись на землю, тут же быстро присела, подсекая следующего. Обернувшись вокруг, Ланс двинула пяткой в живот третьего, уронив наземь, и лёгким касанием носка угодила в висок четвёртого, отправив несчастного в небытие.

Дюжина умелых, но недостаточно натасканных стражников не представили для троих друзей никакой угрозы. Бой не успел ещё начаться, а зияющий выход ворот уже был свободен. Бедолаги в суматохе даже не успели опустить решётку.

— Вперёд! — кинулась странница к спасительной арке, — Скоро здесь, наверняка, появится не меньше дюжины их дружков!

— Поздно, милая барышня, поздно! — с наружной стороны ворот появилась фигура могучего воина в богатом латном доспехе, улыбающегося во весь свой широкий рот, — Мне рассказывали о невероятной ловкости прекрасной златовласки, недавно объявившейся в нашем городе, но я не верил этим слухам, пока воочию не убедился, что они не лгут! Ты великолепно сражалась! Только не женское это дело…

Ланс, не останавливаясь, бежала прямо на рыцаря, довольно ухмыляющегося и медленно, как бы нехотя, поднимающего огромный двуручный меч. Но когда до него оставалось не более двух саженей, красавица вдруг проделала трюк, которого никак не ожидал здоровенный воин, считавший, что победа уже в его руках.

Она прыгнула, бросая своё хрупкое тело вперёд и выкидывая выпрямленную поднятую ногу. Твёрдая подошва дорожного сапога пяткой врезалось в скривившееся в удивлении лицо рыцаря. Он рухнул наземь, как подкошенный, теряя сознание, не успев даже ухватиться за повреждённую челюсть. А проворная ловкачка стрелой пронеслась дальше, ловко приземляясь позади него. Джеоф, со всех ног бежавший следом, едва не потерял равновесия, не встречая сопротивления вытянутой мускулистой руке, которой он надеялся «зашибить насмерть» ухмыляющегося воина.

…И с громкими проклятиями резко остановился, едва не налетев на выглянувшие из темноты ворот острия пик. Одно даже слегка задело его, оцарапав плечо. Медленно, один за другим, из тени выступали ощерившиеся копьями воины. Как и опасались беглецы, им приготовили нехитрую ловушку, в которую они с наивной глупостью попались…

— Неразумно, Джеоф, очень неразумно недооценивать противника, — усмехнулся наглый воин, облачённый в дорогие узорные доспехи, видимо командир, — Помнится мне, ты когда-то был неплохим тактиком… похоже совсем заржавел с той поры, когда служил у Его Величества!

— Гай? — присмотрелся верзила к говорившему, — Ха! Всё ещё ловишь мелких жуликов? И не надоело тебе это занятие?

— Ошибаешься, Джеоф… ныне я возглавляю братство Клинков, о котором ты, думаю, наслышан. Но когда охота пошла за тобой, не мог же я сам не принять в ней участие! — воин, названный Гаем, расхохотался, — Вам хватило глупости дважды устроить заварушки на глазах многих людей, да ещё и открыто бегать по улицам. Странно, что только мы вас выследили, я слышал, есть много желающих отправить Джеофа из Джелома на тот свет… Надеюсь ты достаточно разумен, чтобы не подвергать опасности свою подружку и этого щенка и оставить всякие мысли о сопротивлении?

Верзила понуро опустил меч и тихо произнёс.

— Надеюсь ты тоже не так глуп, чтобы связываться со мной, Гай! Нынче вас слишком много… но ты ведь знаешь, что мы ещё встретимся… наедине!

— Вряд ли, я в ближайшие три дюжины лет не собираюсь посещать дебри Лесоповала, куда ты, несомненно, отправишься! Пойдём, у меня ещё куча других дел, хватит точить лясы.

Копейщики, тем временем, продолжали выходить из ворот и окружать нерадивых беглецов, осторожно метясь в них пиками. Джеоф молча сделал шаг вперёд, но Ланс движением руки остановила друга.

— Стой, Громила! Ты же не собираешься сдаваться?!

— Придётся, нынче они сильнее. Мы ничего не сможем сделать!

— Назад, бежим! — крикнула Пройдоха, дёргая за руку растерявшегося Олвина и увлекая его за собой.

Но её попытку предупредили не менее дюжины стрел, просвистевших в какой-то пяди от златовласой головки и вонзившихся в сухую землю в паре шагов от неё. На стенах у врат укрылись едва различимые в поздних сумерках стрелки.

— Бесполезно, — развёл руками Джеоф, — лучники Калриджа славятся своей меткостью на всё Королевство… и, не сомневаюсь, другие прячутся в подворотнях и на крышах.

— Ты прав, боец, я прекрасно знаю, на что ты способен, — усмехнулся командир отряда, — И подготовился тщательно! Брось-ка, кстати, на землю свой арсенал, а то, гляди, ещё поцарапаешь моих ребят!

— Храни их аккуратно, — велел верзила, кидая меч на землю и отцепляя от пояса тяжёлый цеп, — Они мне вскоре понадобятся!

— Сомневаюсь. Не забудь ещё те две погремушки, что болтаются у тебя за спиной!

Один из окруживших друзей воинов метился прямо в грудь Олвина. Командир бросил на него раздражённый взгляд и сказал.

— Ну чего ты делаешь? Пацан может идти домой, нам нужны только эти двое.

— Разумно ли, Гай… — начал было вояка, но был тут же перебит.

— Ты что, испугался ребёнка?

Командир расхохотался, и соратники его дружно подхватили.

— Хотя, если он машет ногами так же, как эта прелестная барышня… А, пацан, ногами машешь?

— Брось это, — презрительно оборвал его Джеоф, — Парень вам не угроза, да и за наши дела он не в ответе.

— Вот и я так думаю, — согласился Гай, — Давай, парнишка, ступай домой.

— Мой дом сгорел… — голос Олвина был тихим и отстранённым.

— Тебе же хуже. Хочешь присоединиться к дружкам?

— Олвин, не глупи, ступай отсюда, — подтолкнула юношу Ланс, — Мерлин не хотел бы, чтобы ты сгнил в темнице.

— Но…

Однако, выражение лица Пройдохи не терпело возражений, да и Джеоф поддержал одобрительным кивком. Олвин нехотя попятился мимо отступившего воина, потом вдруг хитро улыбнулся, подмигнул Ланс и, обернувшись, бросился наутёк во тьму улицы.

— Вот и хорошо, теперь пошли.

Разоружённые, друзья проследовали за отрядом Гая Анденуса, главы Клинков, одного из самых влиятельных в Джеломе братств. Как и следовало ожидать, пленников повели вовсе не в городскую темницу, где томилось множество второсортных жуликов и разбойников, а в личную ставку братства — наверняка, их намеривались продать подороже сынку городничего.

Особняк Клинков находился неподалёку от врат, на восходе полуночи. Их застенки резко отличались от обычных помещений для узников своей роскошью и удобством. Собственно, это и не было темницей, а, наверное, постоялой комнатой для собратьев. Окна здесь не были зарешёчены, что, однако, не давало повода для бегства, так как внизу постоянно дежурили наёмники из Калриджа, и даже протиснувшись в невысокое оконце пленники не смогли бы уйти далеко. Выломать обычную дощатую дверь для Громилы не составило бы особого труда, но сперва предстояло как-то освободиться от тяжёлых железных оков, которыми сковали руки друзей. Столкновение с гарнизоном братства без возможности отбиваться не сулило им ничего хорошего. Поэтому злополучным беглецам оставалось только смирно сидеть и выжидать подходящего момента. Естественно, сдаваться на суд Тролля они никак не собирались.

— Кто такой этот рыцарь? — спросила Ланс своего могучего друга, едва захлопнулась дверь их роскошной темницы, — И вообще, есть в этом городе влиятельные люди, с которыми ты ещё не успел поссориться?

— Граф Гай Анденус. Он когда-то возглавлял гросс, в который входила и моя дюжина. Ещё с той поры мы недолюбливаем друг друга… это по его ошибке отряд сэра Генри угодил в болото, из которого мне потом довелось их вытащить. И именно его гросс позже возглавил я… тогда-то между нами и началась вражда. Потом его сослали в ряды джеломской стражи, что, конечно, унизило его сиятельство. Как он умудрился возглавить Клинков, я не знаю… но при таком положении дел эта вражда выйдет нам боком.

За окном что-то зашебуршало. Обернувшиеся вместе друзья увидели мрачную физиономию, перекошенную уродливым шрамом через всё лицо.

— Тихо, — зашипел незнакомец, яростным взглядом зыркая на пленников из-под серого капюшона, — у меня подарочек для вас от вашего приятеля.

С этими словами мрачный человек протянул в окно руку с зажатой в ладони бутылью.

— Это огнеяд, смотрите не пролейте на руки…

— Ты кто такой? — хмуро спросил Джеоф, — И как этот твой яд нам поможет?

— Не знаю, парнишка сказал — он поможет избавиться вам от оков, если они будут. Как я вижу, они есть, значит не зря принёс.

— Олвин?! — хором воскликнули оба.

— Да тише вы! — зашипел на них незнакомец, — Там снаружи знаете сколько стражи ходит? В любой момент могут заметить!

— Да-да, ты прав, — согласилась Ланс, сбавляя голос, — Это Олвин попросил тебя прийти? Как он?

— Да всё с ним в порядке. Пацан молодец, раз решился вытаскивать вас из такого места. Я кое-что должен его деду, вот и согласился помочь.

Незнакомец, обернувшись, внезапно скрылся. Некоторое время всё было тихо, потом в окне вновь появилось его изувеченное лицо.

— Стража… Так вот, этот парень сварил какую-то гадость в трактире старика Хогана, назвал её огнеядом и просил передать её двум пленникам, мужику и девчонке, в ставке Клинков. Вы одни тут в оковах, значит вам.

Джеоф одобрительно кивнул.

— Ага, значит нам. Давай сюда.

Незнакомец осторожно передал бутыль в протянутые руки Джеофа.

— Осторожней с этой гадостью, пацан велел руками не трогать, иначе худо будет.

— Где нам его искать? — спросила подошедшая Ланс.

— Не знаю, он сказал, что сам вас найдёт. К Хогану не суйтесь, вы когда там гостили, непонятные люди вокруг ошивались, видать по вашу душу.

Сказав так, незнакомец исчез, оставив пленников думать, что делать со странной бутылью.

— А может её того, на оковы выплеснуть? — предположил Джеоф.

— А может на стражей? — засомневалась Ланс, — Огнеяд… Огнеяд… Не слышала я прежде такого слова, но раз яд — значит должен травить. Может через кожу травит, от того Олвин и предупреждал его не касаться?

Громила откупорил бутыль и тщательно принюхался к плескавшейся в ней желтоватой жидкости.

— Ну и вонища… — недовольно проворчал он, — таким даже травить не надо, достаточно дать понюхать.

Ланс наклонилась к открытой бутыли и осторожно вдохнула.

— Да уж, совсем не похоже на снадобья Мерлина. Старик всегда добавлял благовоний.

Громила бесцеремонно ухватил цепь на оковах подруги и потащил её к стоящему в углу столу.

— Ну-ка, проверим!

Положив цепь на стол, он осторожно плеснул на неё из бутыли. С цепью ничего не случилось, но попадая на стол, капли странной жидкости начинали бурно шипеть и на глазах у удивлённых друзей проедать небольшие отверстия в сухой древесине.

— Бррр, — недовольно проворчал Джеоф, — Видимо ты была права. Попади эта гадость на кожу, мало не покажется…

— Нет, погоди, — перебила его Ланс, внимательно разглядывающая цепь, — Глянь, совсем чуть-чуть, но железу тоже досталось.

И правда — на поверхности цепи появились маленькая рябая сыпь, напоминающая ржавчину.

— Так мы не скоро избавимся от них, — потряс Джеоф своими оковами, — Давай-ка по-другому!

С этими словами он резко ударил горлышком бутыли о край стола, разбивая его, разумно вытянув руки вперёд, чтобы случайные капли не плеснули на грудь.

— Вот, теперь должно быть быстрее, — верзила поставил бутыль на стол и опустил в неё свою цепь.

Долго друзья стояли, погрузив цепи в странную жидкость. Даже у Джеофа начали затекать руки, не говоря о Ланс, не имевшей таких развитых мускулов. Да и дурной запах, сочившийся из разбитой бутыли, давал в голову.

— Нет, так мы до утра можем ждать и не дождаться, — разочарованно вздохнула Пройдоха, — Наверняка, Олвин понимал, что времени у нас немного и придумал более быстрое средство. Что-то мы делаем не так.

— А может, ты просто слишком многого ждёшь от парня? — возразил Джеоф, — Гадость-то эта, смотри, действует. Цепи уже заметно подъело.

— Если это зелье называется огнеядом, может ему нужен огонь? — вдруг предположила Ланс, — Давай попробуем его поджечь.

— А если не так? — засомневался верзила, — Тогда мы просто спалим эту штуку и останемся в цепях.

— Да, ты прав… Погодь-ка, есть одна догадка…

Странница осторожно вынула свою цепь из бутыли, стараясь не брызгать по сторонам, и направилась к своему мешку. Благо, их пленители не додумались забрать скудные пожитки и заперли беглецов вместе с ними. С третьей попытки Ланс удалось разжечь лучину и, захватив ещё несколько, она вернулась к столу.

— Попробуем так, — лукаво подмигнув верзиле, она осторожно закрепила горящую щепку возле бутыли, подложив под неё кремень, так, чтобы языки пламени робко ласкали стенку сосуда снаружи. После чего вновь погрузила цепь в огнеяд.

— Смотри-ка, помогает, — восхитился Джеоф, когда догорала уже третья лучина, — ещё немного и я смогу порвать эту цепь.

Откуда-то из глубины особняка донеслись крики. Заслышался топот множества бегущих ног.

— Немного может и не быть, — насторожилась златовласка, — Что-то там творится неладное.

— Как бы Гай не объявился прежде времени. Он, конечно же, постарается не упустить возможность отомстить мне.

— Конечно не упущу, — замок на двери лязгнул и в комнату величавой походкой вошёл Гай Анденус, пропустив вперёд себя двоих ощерившихся копьями конвоиров, — много ты мне насолил, Джеоф, пришла пора свести счёты!

Спина Ланс загораживала обзор от двери, и вошедшие не видели, чем занимаются их пленники, заметив лишь тихо потрескивающий огонёк лучины.

— Собираешься сдать нас Троллю? — усмехнулся верзила, — Что ж, удачи. Ты очень глуп, если думаешь, что меня удержат деревянные стены Лесоповала!

— Зачем же? Конечно я не выдам вас этому нерадивому отпрыску Его Милости! У меня заготовлено нечто получше — поприветствуйте своего старого знакомого, который очень мечтал о встрече с вами!

Фигура этого человека ещё не показалась на пороге, а друзья уже знали, кто явился за ними. Только его огромное тулово могло вызывать такой скрип досок под ногами. Только он так тяжело дышал при ходьбе, потому что каждый шаг был ему в тягость — весьма непросто тащить такую массу плотного жира. И только он мог умудриться застрять в проходе, в который протиснуться двое нормальных мужчин, иди они рядом.

— Теперь понятно, как они узнали где и когда готовить засаду, — поморщилась Ланс, — А мне всё покоя не давала нелепость такого случая.

— Вы и без того неплохо наследили, — отмахнулся Гай, — Толстяк лишь немного подсказал ваши планы.

— Вот мы и встретились! — рыхлую физиономию Толстого Джека, как всегда, искажала ехидная ухмылка, от которой кровь стыла в жилах, — собрались уходить, даже не попрощавшись со старым другом.

— Ну, Гай, ты никогда не был чистюлей, — покачал головой Джеоф, — Но знаться со свиньями должно быть постыдно даже тебе!

— Смейтесь, смейтесь, — прошипел Толстяк, — смеяться-то вам не долго осталось! А чем это у вас так воняет, обгадились что ли?

Жирдяй расхохотался своей шутке и оба конвоира его подхватили. Однако никого так и не насторожил странный запах. Видать, этот огнеяд в Джеломе не был широко известен.

Снаружи послышались шаги. В комнату ввалился рослый воин, тащивший за шиворот упирающегося Олвина.

— Гай! Этот сопляк швырял в окна тлеющие тряпки, — вояка бесцеремонно втолкнул юношу вглубь комнаты, наподдав ему под зад, — Огня вроде нет, зато дыма валит… Братья, кто надышался, упали без памяти. Нужно быстро выводить всех наружу, пока эта дрянь не застигла оставшихся.

— А я тебе говорил, что мальца отпускать было глупо, — проворчал Толстый Джек, — Сгубит тебя твоё милосердие, Гай, как-нибудь точно сгубит.

— Ерунда, — отмахнулся тот, а потом обратился к воину, — Собирай там всех, закончу тут — тоже выйду.

Вояка послушно испарился.

— А ты молодец, сопляк, — похвалил Толстяк молодого алхимика, — работал бы на меня, беды бы не знал. Жаль, что теперь ты мне не простишь старика… Ладно, и мне пора, не хочу проверять, чем там травятся твои растяпы. Сколько за них?

Последний вопрос явно был обращён к главе Клинков, и Анденус невозмутимо, будто речь шла об упряжке породистых лошадей, ответил:

— Как договаривались, полгросса за каждого.

— Надеюсь золотом? — иронически поинтересовалась Ланс, — Недорого же ценятся наши жизни!

— Действительно, надо бы набить цену, — Джеоф незаметно кивнул подруге и она осторожно вынула цепь из бутыли…

Его прыжок был столь стремительным, что даже Ланс, сама бывшая тренированным бойцом, вздрогнула от неожиданности. Швырнув бутыль с огнеядом в одного копейщика, он, на ходу разорвав подъеденную цепь, обрушился на второго, ударом плеча сбив его с ног. Гай запоздало потянулся к мечу, но массивный кулак Джеофа опередил его, врезавшись в защищённый железной пластиной живот и заставив согнуться. Короткой заминки верзиле хватило, чтобы сжать широченной ладонью его глотку.

— Как на счёт убийства доблестного рыцаря, графа Анденуса, главы братства Клинков? — ухмыльнулся Джеоф, — Надеюсь, тогда наши жизни станут стоить дороже!

Олвин подхватил выпавшее из рук ошпаренного огнеядом вояки копьё и безжалостно вжал его в шею попятившегося Толстяка. А подоспевшая Ланс ударом ноги прекратила мучения корчащегося бедолаги.

— Не думай, что я плохо дерусь, — мрачно предостерёг юноша атамана разбойников, — Ты-то уж явно не лучше. Дёрнешься, отправишься следом за дедушкой!

— Тебе все равно не выбраться отсюда, болван! — захрипел граф, глядя в глаза сдавившему его горло Джеофу, — Ты и двух шагов сделать не успеешь, как отправишься в Долину Скорби!

— Но ты же выведешь нас, верно? А то у меня рука затекла, могу нечаянно двинуть вот так, — верзила продемонстрировал как именно, и Гай Анденус судорожно вцепился в могучую руку на своей шее, — А могу и посильнее…

— Вас истычут стрелами, лишь только вы выйдите на улицу! — голос графа уже стал хриплым от недостатка воздуха.

— А у нас есть надёжное прикрытие! — Ланс сбила с ног трусливо дрожащего Толстяка, — такую массу жира вряд ли прострелят! Олвин, присмотри за его сиятельством, Громиле нужно освободить меня, а эта туша никуда не денется.

Юноша согласно кивнул и нацелил копьё в лицо брошенного на пол графа. С лёгкостью разорвав ослабленные огнеядом оковы подруги, Джеоф схватил главу Клинков за шкирку и приставил к шее отобранный у него же меч.

— Эх, Гай, Гай! Как ты только докатился до соратничества с этой пухлой скотиной? Продался? Чтобы сказал городничий, узнав о твоих тайных связях?

— Вы болваны! — Прошипел Толстяк, — Вам не скрыться от меня и моего покровителя!

— Да, наслышан, — отмахнулся Джеоф, — Повелитель Тьмы, кажется? Только вряд ли он помешает мне свернуть тебе шею. Хотя, наш пацан имеет большее право покончить с тобой. Испугался? Правильно, боятся надо живых людей, а не мифических Высших! Поднимайтесь оба, теперь мы проверим, как вас ценят ваши люди.

В этот миг очухавшийся вояка резво вскочил на ноги и ухватил неосторожно приблизившегося к нему Олвина за плечо. Копьё он потерял при ударе, но выхваченный кинжал быстро приставил к горлу юноши.

— А ну отпустили командира! — почти срываясь на крик потребовал он, — И это… существо тоже отпустите!

Видать, в полумраке напуганный происходящим парень ещё не осознал, что существо было человеком, только неимоверно заплывшим жиром, над шуткой которого он ещё недавно смеялся.

— Спокойно, мужик, — осторожно ответил Джеоф, опуская меч, но сильно сжав второй рукой шею графа, — Ты же не такой, как эти… Не станешь убивать безоружного ребёнка?

— Я брат Клинков! — воин сам был очень молод и явно сомневался, его голос немного подрагивал, — Отпустите командира и никто не умрёт!

Вдруг Джеоф заметил, что Олвин ему подмигнул. В глазах паренька была хладнокровная решимость. Его пальцы осторожно развязали мешочек на поясе, куда он быстро запустил ладонь и, сжав содержимое в кулак, медленно поднял руки к груди, словно сжимаясь в страхе, как свойственно пугливым людинам в таких обстоятельствах.

— Убери лезвие от горла парня, — сурово, но спокойно сказал Громила, — гляди, я своё опустил. Мы же не хотим, чтобы кто-то случайно погиб.

— Хорошо, — воин, заметно дрожа, опустил руку с кинжалом и немного подтолкнул Олвина вперёд, крепко держа его за ключицу, — Теперь давай командира сюда…

А в следующий миг ученик алхимика бросил через плечо горстку красноватого порошка, прямо в лицо пленившему его вояке.

Тот закричал, глаза, ноздри и кожа загорелись обжигающей болью, словно его ткнули лицом в огонь. Олвин рванулся к друзьям, легко высвободившись из ослабшей хватки. Тем временем Джеоф мощным толчком швырнул графа вперёд, на защищавшего его конвоира. Когда глава клинков резво перекатился через спину, верзила был уже рядом и наступающим ударом ломал сустав ноги его собрату.

Граф тоже попытался рвануться к спасительной двери, на ходу поднимаясь, но метко брошенное Пройдохой копьё вновь сбило его с ног. А через мгновенье Джеоф уже снова поднимал его за шкирку, приставив к горлу меч.

— Молодец, парень! — похвалил юношу Джеоф, — что за дрянью ты его окатил?

— Порошок жгучего перца, — тихо ответил Олвин, — неплохая специя, но попадая на кожу сильно жжётся.

Поражённый вояка, даже не обращая внимания на сломанную ногу, яростно тёр лицо и стонал. Ланс, всё ещё державшая ногу на горле съёжившегося на полу Толстяка, внезапно спросила.

— А твою ладонь он не жжёт?

Юноша, сохраняя полное хладнокровие на лице, спокойно ответил.

— Очень жжёт.

Молча перекинувшись тревожным взглядом с верзилой, странница велела подниматься своему пленнику.

— Гай, болван, где твои растяпы? — злобно шипел Толстяк, поднимаясь, — бедолага дал им достаточно времени, чтобы всадить по стреле в каждого из этих ублюдков!

— Это от того, что наш Олвин ловкач, — ответил за графа Джеоф, усмехаясь, — Добрый ты переполох тут устроил, молодчина. Да и с огнеядом очень помог! Только надо было ещё сказать, чё с ним делать. Мы едва головы не сломали, пока дотямкали.

Олвин едва заметно улыбнулся.

— Да, в следующий раз расскажу. Нужно выбираться отсюда, пока сизая дурь ещё действует. Скоро они очухаются.

— Какая дурь?

— Это то, чем я задымил особняк, смесь разных ядов.

Молодой воин с переломанной ногой тихонько скулил на полу, не прекращая почёсывать лицо.

— Она ненадолго вводит в беспамятство и вызывает видения, — Олвин подобрал второе копьё, — сварить что-то посильнее у меня не было ни времени ни нужных вещиц.

— Ты здорово справился, парень, — похвалил Джеоф юношу, — Хорошо, идём. И смотрите, без выкрутасов, а то я плохо спал накануне, могу и прикончить сгоряча.

Последние слова предназначались уже пленникам, которых бесцеремонно толкнули вперёд, предварительно заставив графа снять латы. Ланс и Олвин ступали следом, приставив копья к их поясницам, а Джеоф с обнажённым полуторником Гая замыкал шествие.

Конечно, вооружённые до зубов собратья графа могли создать кучу осложнений, если б не дрыхли, отравленные сизой дурью Олвина. Выбраться вовремя успели немногие, но караулившие снаружи лучники быстро присоединились к ним, увидев своего командира в плену. Однако, освободить его на открытом пространстве было сложно, поэтому друзья без приключений вернулись обратно к полуденным вратам, где уже стояла утренняя смена, весьма удивившаяся такой компании.

Небольшой отряд нарушителей порядка с их пленниками сопровождал внушительный конвой братства Клинков, державшихся на почтительном расстоянии. Но кроме них, прячась за углами и влачась по подворотням, за шествием следовали головорезы Толстого Джека, тоже выжидающие момента для освобождения своего атамана.

А момент представился, когда Ланс, неустанно подталкивавшая жирдяя острием копья, отвлеклась на преградивших дорогу стражей ворот. Болт самострела, пущенный с крыши ближайшего дома, едва не вонзился ей в ногу, но красавица успела вовремя спрятаться за массивной тушей Толстяка, и второй со свистом врезался тому в бедро.

Джек взвыл так, что, наверное, поднял на ноги всю округу, ещё мирно дремавшую в сей предрассветный миг. Его крик заглушил лязг мечей — на караул заступили воины братства Оруженосцев. А им не было никакого дела до жизни Гая Анденуса. Поэтому Джеофу пришлось вежливо попросить графа велеть своим братьям расчистить путь.

Но, стоило объёмной туше Толстяка свалиться на мощёную камнем дорогу, как из-за всех окрестных домов повыскакивали вооружённые кто чем люди — подданные Короля Улиц. Ланс с сожалением поняла, что не успеет прикончить жирдяя раньше, чем множество метивших в неё самострелов пронзят её тело болтами.

— Вот и всё, — усмехнулся Толстый Джек, отползая подальше, — Закончились ваши геройства! Хи-хи-хи! Думаю, ты отпустишь моего доброго друга, сопляк, иначе мне придётся отправить на тот свет твою милую подружку и этого ублюдочного увальня!

Олвин молча опустил копьё и пнул графа под зад, отправляя его в толпу собратьев. Джеоф, прикрывая алхимика, затравленно озирался по сторонам, готовясь разрубить пополам первого, кто посмеет подойти на расстояние удара. Но граф, быстро остановив бой своих людей с Оруженосцами, под страхом стрел потребовал его опустить меч.

— Кажется, это моё, — кивнул он на добротный полуторный клинок в руке Джеофа.

— Да забирай, на здоровье, — презрительно хмыкнул верзила, швыряя клинок под ноги своего заклятого врага.

Толстяк ехидно ухмыльнувшись, подплыл к верзиле и что было силы двинул своей пухлой ручищей ему в лицо. Вряд ли Джеоф заметил этот удар, но вот подельники жирдяя встретили его одобрительным гоготом.

— Думаю, нет смысла тянуть, — прохрипел Толстяк, — суд свершим прямо здесь… И казнь тоже!

Оруженосцы уже укрылись в сторожке, разумно решив не вмешиваться в чужие дела. Присутствие братства Клинков и лично графа, а возможно просто подавляющее численное превосходство, убедили стражей, что порядок славного Джелома ничем не нарушен.

— Ты прав, приятель, — Анденус дружески хлопнул Короля Улиц по плечу, — Не зачем тянуть с расплатой.

Прохладная летняя ночь наблюдала за миром миллионами звёздочек-глаз, и даже приятный легкий ветерок на время стих, дабы не отвлекать её от событий возле врат Джелома, одного из полуденных городов Британии. Аверс уже скрылся за виднокраем, унеся с собой свой бледный свет и оставив эту сложную работу своей желтоватой сестре. На небе ни облачка, и в тусклом сиянии Еверс хорошо различались силуэты собравшейся у врат толпы вооружённых людей, окруживших могучего воина, прекрасную златокудрую красавицу и худенького паренька со смешной растрёпанной огненно-рыжей шевелюрой.

Но даже в такую светлую ночь мало кто смог бы различить притаившиеся на крышах соседних домов фигуры, внимательно следившие за каждым движением и словом людей внизу.

— Итак, — нарочно растянуто начал Толстый Джек, — сегодня мы собрались, дабы судить и приговорить к смертной казни троих отъявленных негодяев, доставивших так много хлопот нашему мирному городу. Для тех, кто ещё не знает их, представлю: Джеоф, бывший гроссовик королевской дружины, изгнанный за преступление против Его Светлости Кэлара Джеломского; Олвин, ученик и подельник всем известного предателя и злого малефика Мерлина… и Ланс, кажется? Девица, свалившаяся нам на головы неизвестно откуда, дабы сеять смуту в нашем дружном и тихом городе!

— Если б ты меньше болтал, уже много раз успел бы меня прикончить, — мрачно пробурчал Джеоф, — Язык твой — враг твой.

— Не переживай, — расхохотался в ответ Толстяк, — На сей раз ты уже никуда не денешься, можно и поболтать. Ты ведь не торопишься? Хе-хе! Хорошо, продолжим. Этим троим мерзавцам…

— Погоди, — раздался неизвестный голос откуда-то из темноты ночи, — ты забыл представить главного героя сегодняшнего суда!

— Кто это? Выйди во свет, покажись нам!

Толстяк испуганно обернулся, пытаясь взглядом вырвать из темноты нового участника расправы. Его люди, как и люди графа Анденуса, враз схватились за оружие, затравленно озираясь по сторонам. Сам глава Клинков не подал и виду, что встревожен, однако внимательно вглядывался в темноту.

— Итак, главный участник сегодняшнего представления, — продолжил незнакомец, — Его Величество Толстый Джек, возомнивший себя королём улиц! Известен также, как первый мерзавец в нашем городе и первый претендент на виселицу. Суд этот мы будем вершить именно над ним!

— Кто ты? — голос Толстяка сорвался на визг, — Покажись, ты, трусливая мразь!

— Тем, кто желает остаться в живых, я предлагаю покинуть это место немедленно! Считаю до пяти, если кто-то не успеет… что ж. Потом уже будет поздно.

Естественно никто и не шелохнулся. Клинки только поплотнее сомкнули строй, а стрелки Джека выпустили несколько болтов в темноту. На освещённом привратными факелами месте они были открыты, как на ладони, для скрывавшихся в ночи неизвестных.

— …Пять! Я вижу здесь собрались лишь одни смельчаки! Это хорошо, что в нашем городе так много храбрых людей, и плохо, что придётся с ними сегодня покончить.

Ночную тишину разрезал нахальный свист стрел и болтов. Дико крича, собратья Анденуса падали один за другим, вслед за людьми Толстяка. Фонтаны алой крови враз оросили сухие камни улицы, придавая им зловещий оттенок в тусклом свете Еверс. После первого залпа в живых осталось меньше половины собравшихся на площади перед вратами — незримые судьи стреляли очень метко.

— Для тех, кто не понял, повторю — вы всё ещё можете уйти, — голос звучал спокойно и размеренно, — Э, не! А вот эту тушу, зовущую себя Королём Улиц, я попрошу остаться!

— Кто ты? — у Толстяка начиналась истерика, — Кто ты? Зорн тебя подери! Что тебе нужно?

— Тихо, приятель, — Гай Анденус, напротив, сохранял ледяное спокойствие, — Тихо, я, кажется, понял, где он.

Тем временем Джеоф и Ланс, не теряя времени даром, принялись активно разбрасывать растерявшихся противников. К счастью, они, похоже и думать забыли о пленниках, озираясь по сторонам в ожидании смертоносной стрелы.

— Повторяю, вы можете быть свободны! Не бойтесь возмездия жирного борова и своего продажного графа! Им сегодня все равно не уйти живыми!

— Эй, ты! — воскликнул глава Клинков, — Кто бы ты ни был, выходи, сразимся с тобой один на один, слышишь!

Граф уверенно направился к одной из отходящих от площади улиц. Но дюжина стрел, ударивших в пяди от него о мостовой камень, заставили Гая остановиться.

— Скажи своим, что б не стреляли! Я хочу драться с тобой, ублюдок, и только с тобой! Или ты струсил?

— Я не стану драться с тобой, Гай, ты слабак и мне будет скучно. Да и вряд ли старина Джеоф позволит мне набить твою морду прежде него!

Громила как раз, расшвыряв дружинников Анденуса, пробился к самому графу и, опрокинув двумя ударами, вновь отобрал его меч.

— Не повезло тебе нынче, Гай, — усмехнулся верзила и обратился уже к незнакомцу, — Кто бы ты ни был, благодарю тебя! Вовремя ты пришёл на выручку! За мной не заржавеет если тебе пригодится помощь!

— Не сомневаюсь! Что ты собираешься делать с почтенным графом?

— Он нам поможет спокойно убраться из города и уйти от погони! А там посмотрим!

— Успеха! Идите быстрее, не задерживайтесь! Мы тут дальше сами разберёмся!

Тёмные фигуры, спустившиеся с крыш, уже вязали остатки дружины Клинков и шалопаев Толстяка. Сам Король Улиц потерянно глядел в темноту, ожидая чудесного спасения своей драгоценной туши.

А оно не заставило себя ждать. Толстый Джек всегда готовил запасные пути, и на сей раз его люди не подвели. Бригада стрелков выжидала во тьме, и когда неизвестные вышли на свет, вмиг окружили толпу на площади.

Но жирдяй тоже был не дурак, и понимал, что на крышах всё ещё остаются незримые недруги, готовые в любой момент прошить его драгоценное брюхо.

— Никому не стрелять, — гаркнул он своим, — Пущай валят, от меня им далеко не скрыться! Отходим!

Ланс с сожалением смотрела, как Толстый Джек в сопровождении своего отребья скрывается за поворотом. Однако лучники на крышах не сделали ни единого выстрела. А из темноты, наконец, появился их главарь.

— Пусть уходит. Мы с ним ещё разберёмся. А нынче я не хочу терять своих людей.

Губы незнакомца растянулись в дружеской улыбке. Он протянул руку Джеофу, и верзила с удивлением узнал мрачного типа из трактира.

— Одринг? Так ты…

— Я же говорил, что ещё пригожусь тебе! — в его раскосых глазах играла весёлая усмешка, — Вот и пригодился. Надеюсь, ты тоже когда-нибудь сможешь выручить меня.

— Почему ты помог нам? — спросила подошедшая странница.

— Там, на Третей Улице Литейщиков, вы дали людям надежду, вы показали, что можно бороться с этой напастью… я восхищаюсь вашей отвагой! Да и свои счёты есть с Толстяком…

— Но без Мерлина мы вряд ли смогли бы что сделать.

— Да, жаль старика, хороший был человек… Но демона ты одолел без его помощи.

— Хватит паясничать, твой долг закрыт, — хмуро кивнул Одрингу юный алхимик.

Мрачный главарь неизвестных спасителей принялся шуточно оправдываться.

— Да я и без долга помог бы такой славной компании! — потом, посерьёзнев, добавил, — Приглядывайте за сорванцом, он добрый малый. Старик его очень любил.

— Да кто ты, раз так много знаешь? — вновь удивился верзила.

— Я? Зовите меня Одринг. Этого будет достаточно. А теперь валите быстрее из города, пока здесь не появились люди городничего. Я уж позабочусь как-нибудь об остальных!

Пожав на прощанье руку ободранца из нищего притона, беглецы поспешили убраться из Джелома. Благо, заступившие на врата Оруженосцы решили даром не рисковать и молча выпустили их. Близился рассвет, и им надо было успеть найти лодочника, ждущего их невдалеке от города, если тот странный парнишка, с которым Олвин разболтался в таверне, их не обманул. Да теперь ещё к их недругам прибавилось братство Клинков, которое не отдаст так просто своего предводителя.

— Жаль, что мы упустили Толстого Джека, — досадовала Ланс, когда друзья уже гребли во все вёсла вверх по Великой Реке, — Чувствуется мне, эта туша ещё доставит нам хлопот!

— Ладно, пёс с ним! — весело ответил Джеоф, пиная графа Анденуса, смиренно грёбшего под приставленным к спине лезвием меча в руках красавицы — зато эта продажная сволочь с нами. Не сомневаюсь, что его братство организует за нами погоню. И, уж конечно, ни Толстяк, ни Тролль не останутся позади!

Светало. Вновь подул прохладный ветер. На виднокрае показался первый луч Яркого Ока Митры.

Эриданн

Погожим летним вечером четверо усталых путников остановились на постоялом дворе Мэнриджа, деревеньки к восходу от замка Эриданн. В саму крепость беглецы соваться не решались, тем более с пленником, судьбу которого они пока ещё не определили. Здесь Джеофу удачно удалось разжиться лошадьми в дальнейший путь и снять недорогие, но уютные комнатки на ночь.

Тяжело вздыхая, Ланс подсчитывала оставшиеся серебряники погибшего чародея, которых с большим натягом должно было бы хватить до следующего известного поселения, в доброй луне пути от этого. Волей-неволей, пришлось подтягивать животы и ограничиться весьма скудным ужином.

Утром, наспех позавтракав, друзья вновь собрались в дорогу, но уже в самых дверях их застал гонец местного правителя, сэра Эваллера Гиммона.

— Какая приятная встреча! — восхитился он, радостно приветствуя друзей.

— Ты нас знаешь? — подозрительно отстранилась Ланс.

— Нет. Зато прекрасно знаю вашего пленника, — гонец бросил торжествующий взгляд на графа, — Уверен, мой господин будет рад видеть вас в своём замке! Какая удача встретить здесь столь отважных людей, сумевших пленить этого проходимца! Вся славная дружина Эриданна захочет вас поприветствовать лично и посмотреть на таких смельчаков!

Опешивший Джеоф хотел было ответить, что он не картина, чтобы на него смотреть, когда его спутница осторожно произнесла:

— Вряд ли наш визит будет уместен. Ведь за нами гонится половина Джелома, если того не более!

— Ещё бы! Уверен, за графа дадут хороший выкуп, — гонец ехидно усмехнулся, не сводя глаз с Гая, — но в землях моего господина властвует только его воля, и даже Его Величество много раз подумает, прежде чем тревожить хозяина Эриданна такими пустяками! А если вы опасаетесь за свою свободу, то напрасно — не в наших обычаях выдавать гостей недругам. И, честно говоря, сэр Гиммон давно жаждет встречи с этим подлецом! Те, кто его приведёт, будут одарены милостью!

— Хорошо, — мягко улыбнулась Пройдоха, — Мы подумаем.

— Так что мне передать господину?

— Передай сэру Гиммону наш пламенный привет! Скажи, что трое беглецов из Джелома, возможно, скоро явятся к нему в гости и приведут на привязи самого графа Анденуса, главу братства Клинков, о котором он, несомненно, наслышан!

Лицо гонца сразу просияло от радости. Похоже, местные разногласия с графом и впрямь были серьёзными.

— Мой господин будет очень рад такому подарку!

Посланник испарился, словно его и не было, а трое друзей уселись обдумывать произошедшее. Разумеется, мнения графа никто и не спрашивал.

— Пахнет ловушкой, — недовольно пробурчал Джеоф, — Не нравится мне это! Вряд ли хозяин одной из провинциальных, к тому же ещё и окраинных земель пойдёт против государя. Конечно, здесь царят свои порядки, но ссориться со столицей для них будет поистине глупо!

— Я тоже не очень-то доверяю местным правителям, но не похоже, чтобы этот парень нарочно нас искал, — предположила Ланс, — он явно был удивлён, встретив графа и его восторг выглядел очень искренне. А вдруг там пополнят наши котомки, помогут укрыться от погони или, хотя бы, просто избавят нас от этой обузы!

Под словом «обуза» подразумевался светлейший граф Анденус. Благодаря ему всё братство Клинков висело у них на хвосте, тесня дружинников Кэлара и головорезов Толстого Джека. От него необходимо было срочно избавиться, да так, чтобы скинуть погоню. Отдать его местному правителю казалось весьма занятным, тогда братству придётся забыть о троих беглецах и думать о том, как спасать графа из плена.

— Рискнём? — предложила Ланс, — в конце — концов, из каких только передряг мы не выпутывались!

— Мы то выпутались, а вот старина Мерлин нет… ты уверена, что и на сей раз повезёт всем, а не одному или двоим?

— А что скажешь ты? — Ланс вопросительно посмотрела на пленного графа, — Стоит ли нам соваться к правителю Эриданна?

— Спрашиваете моего совета? — Гай Анденус окинул своих пленителей ехидным взглядом, — Что ж, я скажу! Мне-то, конечно, там делать нечего. Если сэр Гиммон и рад будет меня видеть, то я его не очень. А что касается вас… я бы на вашем месте не доверял всем и каждому, а особенно этому эриданнскому выскочке! Но это ваше дело — хотите лезть в пекло — лезьте, не буду вам указывать…

— В этом ты прав — не тебе нам указывать! — рявкнул Джеоф, — Ладно, там посмотрим. Будем мимо проезжать, так отчего бы и не заглянуть на огонёк!

Но рассуждать долго не пришлось. Как друзья ни старались обвести погоню вокруг пальца, она всё же настигла. И первыми, естественно, вездесущие люди Толстого Джека…

Около дюжины молодых парней шумно ввалились в таверну, тут же заметив троих беглецов и их пленника. Возможно, Ланс и Джеоф расшвыряли бы их в мгновение ока, не будь у незваных гостей небольших, но смертоносных самострелов, без промаха бьющих на таком близком расстоянии.

— Встать! — приказал здоровенный бугай с красно-чёрной повязкой на лбу, видимо старший, — руки по швам, оружие на пол! Попытаетесь драться — пристрелим, как кроликов!

Джеоф медленно поднялся, угрожающе вынимая меч из ножен:

— Давай один на один, ты, ублюдок!

— Лепесток на пол, я сказал! — парень поднял маленький самострел, — Я ещё не выжил из ума, чтобы драться с тобой, Джеоф из Джелома!

Трактирщика уже и след простыл, мелкая торговая братия всегда старалась держаться на почтительном расстоянии ото всех потасовок. И словно нюхом чуяла их приближение. Теперь он с любопытством поглядывал в дверную щель задней каморки, наблюдая за происходящим оттуда. Кроме троих друзей и графа Анденуса в таверне находились только два посетителя: какой-то закоренелый пропойца, уже в это раннее время бесчувственно валявшийся на полу возле одного из столиков, и странный человек в сером капюшоне, почти полностью скрывавшем его лицо, так что нельзя было определить ни его возраст, ни даже пол. Незнакомец спокойненько потягивал второсортное брэнди из высокого бокала, будто ничто вокруг его не касалось. Когда следом за головорезами Толстяка ввалились городничьи дружинники, он даже не повернул головы в их сторону, сосредоточив всё внимание на напитке.

— Вы задержали беглецов? — обратился старший к главарю разбойников, — Молодцы! Городничий Джелома будет вами доволен! Это опаснейшие нарушители порядка, и за их голову назначена высокая награда!

— Знаем, — просто ответил бугай в повязке. По его недовольному лицу было видно, что он не собирается отдавать пленников.

По сигналу главаря, все стрелки разрядили самострелы в дружинников, враз сократив их численное превосходство. Те, похоже, не ожидали такого поворота событий, и, очухавшись, остались на равных с соперниками в погоне за такой знатной добычей.

А друзья, решив воспользоваться моментом, быстро скрылись в каморке трактирщика, до смерти напугав самого хозяина заведения.

— Только не убивайте! — возопил он, — Возьмите всё, только не убивайте!

— Да угомонись ты! — Джеоф грубо тряханул перепуганного трактирщика за плечи, — Ничего мы тебе не сделаем! Где здесь второй выход?

Хозяин явно хотел что-то ответить, но подкативший к горлу страх не давал ему открыть рот.

— Ладно, пёс с тобой! — махнул рукой верзила, — теперь в твоём домишке появится запасная дверь!

Громила церемониально отстегнул от пояса болтавшуюся там без дела палицу, отобранную у кого-то в последней схватке у ворот Джелома, и, что было дури, зарядил ей по тонкой деревянной стенке. После четвёртого удара проход стал достаточно широк, чтобы беглецы в него могли протиснуться. Яростный звон мечей в гостиной заглушил осторожную поступь удирающих друзей.

Преимущество явно складывалось на стороне разбойников. Несмотря на то, что дружинники сэра Эрберта лучше вооружены и обучены, драться в тесном пространстве они не привыкли, в отличие от умело орудующих кинжалами головорезов. К тому же, стражи порядка не ожидали нападения и растерялись. Внезапность сыграла на руку душегубам Толстяка, сумевшим быстро атаковать и расправиться с соперниками.

Не теряя времени они бросились в погоню за беглецами, оставив перепуганного трактирщика и злобно посмеивающегося главу братства Клинков считать убитых. Как ожидалось, сам городничий отпрыск почему-то не явился.

Но, когда шайка разбойников опрометью вылетела из таверны, троих друзей уже и след простыл. А гонятся за ними по прилежащему лесу бандиты не отважились — мало ли что происходит с такими горе-охотниками в мрачных дебрях.

— Вроде оторвались, — везучая троица отсиживалась в кустах, где-то в полуверсте от таверны и шумно переводила дыхание, — Ух, как только нас пронесло! Я уж думала, что на сей раз мы попались!

— Не-а, этим недомеркам нас не взять, — усмехнулся Джеоф, — руки коротки. Надо бы вернуться, когда всё поуляжется.

— Зачем, — неожиданно спросил Олвин, — не лучше ли делать отсюда ноги, пока эти ребята не пошли по горячим следам?

— Вряд ли они будут искать нас там, — попытался объяснить Джеоф, — А вот наши пожитки и кони нам пригодятся — недаром же мы угрохали на них столько денег!

— Да, надо вернуться, — поддержала верзилу Ланс, — пешими нам всё равно далеко не уйти. Но только позже, а теперь я предлагаю всем дружно поспать — вечер будет нелёгким, да и грядущая ночь, думаю, тоже…

День тянулся невыносимо долго. Несмотря на все попытки уснуть, Ланс и Олвин не могли сомкнуть глаз, глядя пустым взором в ясное летнее небо, и только Джеоф мирно храпел на мягкой зелёной траве — ночь он провёл в тревожном полусне, опасаясь внезапного появления преследователей.

Когда стемнело, вся троица уже была на ногах, неслышным шорохом крадясь обратно к постоялому двору. Лошади, обычно громко ржавшие при появлении незнакомцев, ничем не выдали их присутствия, однако, настороженное пофыркивание и топтание дали понять, что благородные животные их заметили.

В таверне стоял громкий шум и в ярком свете лампад мелькали многочисленные фигуры. Нынешним вечером кто-то затеял большой кутёж, а значит приходилось быть крайне осторожными — весть о троих «весьма опасных разбойниках», наверняка, уже распространилась по всей округе, а за их головы назначили приличные награды.

Бледный свет Аверса освещал густые заросли травы, в которых отсиживались трое друзей, беззвучно наблюдающие за трактиром. Судя по громким пьяным крикам, на постоялом дворе гуляли именно их преследователи, решившие отметить свои последние дни, потому что Толстяк, наверняка, шкуру с них спустит за то, что им так и не удалось поймать отчаянных беглецов. В том, что это были именно люди Джека, затаившиеся нарушители порядка не сомневались. Вряд ли дружинники городничего или братья Клинков стали бы носить такие немудрёные кожаные отрепья.

В привычном к покою Мэнридже в этот вечер царила суетливая настороженность. Жизнь местных жителей не отличалась полнотой событий, поэтому никто не пытался уснуть, а, наоборот, местный люд собрался в таверне, пытаясь понять происходящее из пьяных криков незваных гостей.

Периодически кого-нибудь выбрасывали за дверь, но вряд ли в этом проявлялась отвага хозяина трактира, скорее охмелевшие головорезы сводили счёты друг с другом. Сколько их там выжило после схватки с дружинниками, беглецы понятия не имели. Те, от кого им удалось удрать утром, вполне могли быть лишь авангардом. Вряд ли Толстяк мог послать в погоню лишь дюжину стрелков.

Как бы то ни было, трое затаившихся в кустах друзей решили рискнуть. Гуляки захмелели вусмерть, и подобраться к ним незаметно не составило великого труда. Первым появился Джеоф. Вовсю гулявшие головорезы Толстого Джека никак не ожидали увидеть его так скоро. Они, похоже и не сомневались, что беглая троица уже приближается к рубежам Эриданна. Первые трое даже не успели удивиться, когда Громила аккуратными взмахами кулаков снёс их с ног, отправив в долгий, если не вечный, сон.

Несколько их подельников тут же вскочили на ноги. Похоже, друзья переоценили охмеление шайки. Но вошедшая через невысокое окно Ланс быстро пресекла всякие попытки к сопротивлению.

Хозяин, ещё не определивший, чью сторону выгодней принять, поспешил испариться, якобы за элем. Только, видимо, впопыхах перепутал дверь в погреб с проломанным Джеофом отверстием наружу.

— Эй, трактирщик, твою мать! — громогласно крикнул верзила, — Вернись, никого мы здесь не тронем. Только подай нам лошадей, за которых мы заплатили утром и помоги избавиться от этого мусора.

Под мусором Громила понимал скорчившихся на полу в беспамятстве людей Толстяка.

— Что-то уж слишком просто всё получается, — Ланс недоверчиво озиралась по сторонам, — Хотя мы на то и рассчитывали… но всё же…

Гая Анденуса и след простыл. Не то толстяковские головорезы отпустили приятеля своего атамана, не то хозяин помог бедолаге выбраться, когда всё утихло. Но как бы то ни было, граф поспешил убраться восвояси, а значит в скором времени его следовало ожидать с толпой вооружённых до зубов собратьев. Поэтому друзья торопились убраться отсюда как можно быстрее, и даже отказались от любезно предложенного вернувшимся трактирщиком ужина.

Ночь отличилась небывалой ясностью и свежестью. Спустившийся с небес лёгкий закатный ветерок ласково трепал гривы лошадей и златокудрые волосы голубоглазой красавицы. Бледный свет Аверса дружелюбным лучиком освещал широкую пыльную дорогу. И, казалось, сама природа благоприятствует троим усталым, но довольным собой путникам. Даже в ночном шорохе травы и далёком уханье сов слышалось что-то торжественное и радостное.

Друзья тихо перешёптывались между собой, стараясь не потревожить эту прекрасную и уютную красоту ночи.

— Куда отправляемся дальше? — Джеоф вопросительно посмотрел на спутницу.

— Почему бы нам не принять приглашение сэра Гиммона?

— Не очень-то мудро… А вдруг там ожидает засада?

— Засада может быть где угодно. Так есть ли тогда смысл отказываться от предложенной помощи?

— А они помогут? — засомневался Джеоф, — графа-то мы упустили…

Олвин молча смотрел вперёд. Старшие опять решали судьбу их небольшой компании, и его судьбу в том числе. Но ему не было до того никакого дела. Он с грустью вспоминал уютную лачужку, грязные окраины Джелома, приятно пахнущие снадобья Мерлина… и, конечно, с виду счастливую, но где-то в глубине, в уголках рта очень печальную улыбку дедушки. Теперь он начинал понимать, что постоянно тревожило душу единственного близкого и дорогого человека, заменившего ему погибших отца и мать… Мерлин пережил боль утраты целой родины, наверное множества дорогих ему людей и обжитых мест… И вот ему, ученику великого чародея, начинающему алхимику предстояло пройти по тому же пути, что и его наставнику… А он ведь всего лишь простой паренёк с окраины людного города…

Джеоф внезапно остановил коня и оглянулся, туманным взглядом всмотревшись назад, туда, где остался покинутый им Джелом.

— Эх, а ведь я тоже вырос в этом городе, — он дружески хлопнул по плечу остановившегося рядом юношу, — Надо же, только недавно назвал его проклятым… Погорячился, наверное…

Резко обернувшись, он пришпорил коня и, уже не оглядываясь, поспешил прочь. Спутники последовали его примеру.

— Стойте! — всадников стремительно нагоняла серая тень, машущая им рукой, — Стойте, говорю!

Свист стрелы. И радостный Аверс скрылся за тучей. Ещё одна оперённая дарительница смерти, пущенная умелой рукой. И сама ночь притихла, не смея отвлечь навостривших внимание путников. Опять стрела!

— Засада! — закричал нагоняющий всадник, — с дороги, быстро!

Величавая вороная кобыла под странницей свирепо взбрыкнула, невольно сбрасывая седока наземь, и понеслась галопом вперёд. Её могучую грудь пробила злосчастная стрела. Через миг животное скрылось в наступающей чащобе леса, но ещё долгое время доносилось её агрессивное и вместе с тем жалобное ржание.

А в следующее мгновение Джеоф уже спрыгнул со своего скакуна, на ходу сбивая юнца, и несколько грубо приткнул его и спутницу к истоптанной копытами земле. И вовремя — последовавший град стрел мог изрешетить их так, что от друзей остались бы одни лишь дыры да сапоги.

Волоком перекатываясь по широкой открытой дороге трое попавших таки в засаду беглецов дружно нырнули на обочину, и дальше — в придорожные кусты. Краем глаза Громила подметил, что неизвестный преследователь тоже на ходу спрыгнул с коня и кубарем скатился с дороги. Убегать, похоже, было поздно — из тёмного леса вынырнули стрелявшие в них преследователи. Блеклый свет Аверса осветил их озлобленные долгим ожиданием лица. Но одно из них светилось неподдельной радостью и торжеством, лицо, которое Джеоф узнал бы за версту, суровое и обветренное лицо графа Гая Анденуса, главы братства Клинков.

— Выходи, здоровяк! — с усмешкой пробасил их недавний пленник, — Тебе дальше некуда бежать! Выходи и сразись! Прими свою смерть, как мужчина!

Могучее тело Громилы рванулось вперёд, но жёсткое прикосновение Ланс остановило его.

— Лежи смирно! Лежи и не рыпайся!

Откуда-то сзади стремительно приближался лёгкий шорох. Джеоф обнажил меч, вглядываясь в темноту.

— Опля! — выдохнул их преследователь, едва не налетев на вытянутый клинок, — осторожней с этим!

— Ты кто такой? — прошипела Ланс ему в самое ухо, бесцеремонно сжимая глотку незваного гостя тонкими пальцами.

— И это вместо благодарности? — улыбнулся тот в ответ, уверено глядя в глаза странницы, — Подойди вы к ним ближе, вас сразили бы первые стрелы. Свезло, что его сиятельство засуетился и поспешил…

Джеоф, внимательно вглядывавшийся в лицо незнакомца, вдруг опустил меч.

— Ба! Да это же Капюшон из таверны! Допил своё брэнди?

— Вообще-то, Флеск, — недовольно поморщился он, деловито отряхивая свою хламиду, — Я слышал, как эти ребята собирались устроить засаду по дороге на замок. Их вожак, отчего-то, был уверен, что вы вернётесь за пожитками, а потом пойдёте по ней.

Несколько стрел вонзились в землю невдалеке от затаившихся в кустах путников. Все дружно припали к земле.

— Он опасался, что в деревне вы сумеете выбраться, — продолжал шептать Флеск, — И не хотел связываться с другими, которые оборванцы. Я сперва посмеялся в душе наивности местных охотников за головами. Но, когда вечером вернулся в таверну, узнал, что вам действительно хватило глупости появиться там снова…

— Нам нужно было забрать лошадей и пожитки, — грубо перебила Ланс. Ей очень не нравилось, когда кто-то считал её глупой.

— Жизнь стоит большего, — мудро заметил любитель брэнди, — Я понадеялся спасти ваши. Но, видать, припоздал… Что делать будете?

Шаги преследователей раздавались уже близко, стрелять перестали, толи опасаясь задеть своих, толи просто стрелы берегли.

— Ну что же ты, Джеоф, опять отсиживаешься в кустах? — вновь подал голос Гай Анденус, — Давай, выходи, не трать попусту время! Тут деваться некуда! Если выйдешь сей миг, я даже оставлю в живых сопляка и твою белобрысую подружку!

Терпение здоровяка перешло всякие грани. Он быстро вскочил на ноги и бросив Флеску краткое «уводи их!», рванулся к ненавистному врагу с отобранным у него же полуторным мечом наизготовку. В этот миг Джеоф сожалел лишь о том, что массивная палица осталась пристёгнутой к луке седла.

— Ну что, Гай, вот мы и встретились снова! Ты назвал меня трусом? Так готов ли ты драться со мной один на один?

Но опытный Анденус лишь злорадно усмехнулся в ответ.

— Размечтался! Я не рискую без надобности, в отличие от тебя, тупоголовый верзила! И не признаю пустого бахвальства! Ребята, окружаем его! Осторожнее, Джеоф из Джелома опасный противник!

Делать было нечего, и здоровяк приготовился к неравной схватке, надеясь дать как можно больше времени друзьям. Но вдруг рядом с ним появилась Ланс, грубоватым ударом отрубив заходившего за спину Громилы противника.

— Болван, — сердито огрызнулась она, — Всегда думаешь опосля! Хоть бы кусты догадался поджечь!

За спиной начинал потрескивать разгорающийся огонь.

— Ага, девчонка решила встрять в разговор мужчин! — усмехнулся граф, — Желаешь разделить участь дружка? А ведь он так героически попытался тебя спасти!

Клинки не торопились бросаться в атаку. Хотя указ командира ценился меж ними выше чести и благородства боя, многие хорошо знали Джеофа и понимали, что наскоком его не взять, можно лишь понапрасну сложить голову. Стараясь не попасть под поваливший от кустов разъедающий глаза дым, они осторожно обходили верзилу сбоку, в то время, как он, ощерившись клинком графа и сверля его яростным взглядом, пятился к горящим кустам, прикрывающим спину от полного окружения. Странница, плечом к плечу прикрывавшая могучего друга справа, держалась рядом с ним.

— Сэр Ланнель, — внезапно отвесил шутливый поклон одному из наступающих противников Джеоф, — И ты здесь!

В тот же миг слева ударило копьё, которое верзила легко отразил незаметным движением клинка и, улыбнувшись атаковавшему, произнёс:

— Ильмерт! Помню тебя под Раковкой, всё никак не научишься владеть этой штукой?

Сэр Ланнель, сделав быстрый шаг вперёд, обрушил свой меч на голову здоровяка, почти одновременно с ним с другой стороны ударил ещё один мечник. Однако, Громила легко отразил оба удара и, резко шагнув к Ильмерту, ухватил его копьё, резким движением вырвал из руки и бросил под ноги наступавшего на Ланс рослого воина в тяжёлой кольчуге. Тот инстинктивно отскочил назад, вызвав усмешку здоровяка.

— Маррем, до сих пор своей тени боишься? — укоризненно покачал головой верзила, — Эдак ты меня до дня гнева убивать будешь!

Сэр Ланнель вновь провёл стремительную атаку, но на этот раз, столкнувшись с клинком Джеофа, не отступил, а, ловко развернув руку, продолжил наносить удары. В тоже время справа Маррем и ещё один воин попытались отпугнуть Ланс фальшивыми выпадами, но ловкачка даже не шелохнулась.

Ильмерт выхватил из ножен меч и отступил назад. Его сменил другой копейщик. Джеоф продолжал отбиваться от рыцаря.

— Назад, в кусты! — внезапно крикнула Ланс, видя, что долго им не устоять против одновременного напора нескольких воинов.

Верзиле дважды повторять не требовалось. Отразив очередной выпад Ланнеля, он резким рывком прыгнул влево, вонзив свой клинок в лицо растерявшемуся копейщику, после чего тут же подался назад, за спасительно горящий куст. Ловкачка, парой метких ударов опрокинувшая обоих соперников, уже была там.

С воплями проклятий, Клинки устремились за ними, но первый же высочивший из-за куста попал под смертоносный удар Джеофа, снёсший бедолаге голову, а рванувшийся за ним сэр Ланнель едва успел податься в сторону от следующего стремительного выпада.

Ланс же присела и встретила погнавшегося за ней вояку ударом в колено. Тот, ругнувшись, свалился наземь. А ловкачка, тем временем, прыгнула на его товарища, торопившегося следом, ударом колена в грудь. Рослый воин удержался на ногах, но отшатнулся, позволив красавице вывернуть из его руки длинное копьё, едва не сломав ему кисть. Упавший развернулся, пытаясь подняться, однако метко вошедшее в горло острие не дало ему этого сделать.

Джеоф, скрестивший мечи с сэром Ланнелем, отступал дальше в кусты, успешно отражая его яростные атаки. Со всех сторон заходили другие Клинки, но распространяющийся огонь и плотные заросли мешали им подобраться близко. Оттолкнув рыцаря ногой, здоровяк метнулся в сторону и столкнулся лицом к лицу с высоким коренастым Ильмертом, тут же попытавшемся пронзить ему грудь своим длинным мечом. Но верзила не растерялся, а ловко уйдя от удара, лишь едва оцарапавшего плечо, сам что было дури рубанул сбоку, пробив кольчугу и распоров нерадивому противнику живот. Спешивший за ним воин был вынужден подхватить падающего товарища и дал Громиле время скрыться в кустах.

— Окружайте его! — раздался откуда-то сзади голос графа, — Никуда он отсюда не денется! И девчонку воспринимайте всерьёз!

Назвать этот бой жестоким — значит не сказать о нём ничего. Редко когда люди с такой яростью стремятся убить друг друга. И виной тому была вовсе не взаимная ненависть бывшего королевского дружинника и заносчивого графа. Нет, то была борьба за жизнь. Гай Анденус бросал своих людей против непосильного им противника. Клинкам оставалось лишь сражаться со всей яростью, на которую те были способны. Густой едкий дым мешал нападающим сомкнуть окружение, затрудняя дыхание и застилая глаза, и защищал двоих отчаянно сражающихся беглецов от стрел лучников. Но, в тоже время, вынуждал их самих постоянно перемещаться и пробивал жгучие слезы. Напади недруги разом, Громила и его златовласая подруга вряд ли продержались бы долго, но, скрываясь за кустами и дымом, они сталкивались только с одним-двумя противниками, раз за разом успешно избегая смертельных ударов.

Пройдоха, ловко выбив уколом в ладонь меч из руки Маррема, быстро приблизилась к осторожному воину вплотную и вонзила прямую, твёрдую, словно камень, ладонь ему в горло. Он, задыхаясь, попытался ухватить ловкачку левой рукой, но резким поворотом пальцев Ланс окончательно разорвала глотку недруга и поспешила исчезнуть за очередным кустом.

Двоим людям, как бы сильны и умелы они не были, редко когда по силам выстоять против превосходящего числом в полторы дюжины раз недруга. Очень скоро руки и грудь Джеофа покрылись кровавыми пятнами многочисленных ран, а от толстой рубахи остались подранные лохмотья. Но здоровяк, не обращая на них внимания, с прежней прытью метался меж спасительных кустов, сталкиваясь то с одним, то с другим противником. Кого-то удавалось сразить, от кого-то приходилось уходить в спешке, иногда получая новые порезы и ушибы. Ни разу меч не дрогнул в его руке, а на лезвии вскоре уже не осталось места, где тусклый блеск стали не скрывался бы ярко-багровой жижей, от которой дурманился разум, заставляя вновь поднимать и опускать смертоносный клинок на головы недругов.

Ланс сражалась с ледяным хладнокровием. Отобранное копьё служило обычно лишь для отвода глаз. В тонких и нежных пальцах, изящных стройных ножках, худых и с виду хрупких ручках скрывалась не менее убийственная мощь, чем в остром клинке её друга. И если тот с ног до головы перепачкался своей и чужой кровью, то на страннице не было и царапины. Но с горьким сожалением она чувствовала, что силы её на исходе… Если вначале боя златокудрой красавице вполне хватало одного точного удара, чтобы дотянуться до горла бросавшегося на неё бугая, то теперь её движения замедлялись и мужчинам в тяжёлых кольчугах и латах всё чаще удавалось уклониться от смертоносных атак. Она уже сама с трудом отражала удары и изворачивалась от выпадов.

Известно, чем бы закончилась такая неравная битва, не приди друзьям на выручку неожиданная помощь. В бой вмешались двое неизвестно откуда взявшихся латников с дюжиной копейщиков, а так же внезапно вернулся Флеск. Правда нынче на нём никакого капюшона в помине не было, осталась лишь серая дорожная хламида с длинным плащом, да простоватый с виду посох, безо всяческих украшений и нарезок. Но дорожная палка, какими пользуются большинство пеших странников, в умелых руках служила неплохим оружием. Ланс даже подумала бы, что он обучался искусству айд-эго, не знай она наверняка, что сиды и близко не подпустят ни одного человека к своей Академии. Или почти ни одного…

Подмога пришла весьма своевременно. Двое отчаянно защищавшихся друзей уже начинали сдавать, и совсем немного оставалось людям Анденуса до кровавой победы. Но два эриданнских воина, ураганом обрушившиеся на задние ряды, в мгновение ока их разметали, а сражавшиеся дружным строем копейщики довершили разгром собратьев графа, усеяв обочину дороги телами Клинков. Загадочный странник в сером плаще ринулся в самую гущу сражения, подобно вечернему шторму на Холодном Море сметая снующих меж кустами вояк, тщетно пытавшихся окружить Джеофа. Будь доблестные собратья Гая свежи и полны сил, могли бы запросто справиться с налетевшим из ниоткуда стихийным бедствием. Но и они тоже выдохлись и держались уже на одном только долге, надеясь лишь на слабость истекающего кровью противника.

Обозлённый граф привёл если и не половину, то уж точно треть передового состава братства. Надолго ещё Клинки запомнят это сражение, в котором погибла не только их честь, но и многие отважные воины, к несчастью своему связанные клятвой своему предводителю. К вящему сожалению Джеофа, сэр Ланнель так же лежал среди убитых, острый клинок одного из латников вошёл ему ровно под скулу. Верзила помнил его, как достойного рыцаря и храброго воина, с которым ему доводилось сражаться бок о бок в трудные для королевства времена.

Самому Гаю Анденусу удалось уцелеть. Его правая рука безвольно повисла, из глубокой раны ниже плеча обильно струилась кровь. Но он продолжал стоять на ногах и сжимать новый клинок левой. Его прикрывала пара собратьев, затравленно ощерившихся копьями на беглецов и их внезапных соратников. Глава братства никак не ожидал появления незнакомцев, в один миг спутавших все торжественные планы. И, сообразив, что сражение проиграно, граф велел выжившим отступать под прикрытие лучников.

Но прикрытия не было. Оказалось, что Флеск, когда бой начался, даже не думал бежать с упирающимся Олвином, а рысью рванулся во тьму к скрывающимся в засаде стрелкам. И лишь обезвредив их одного за другим, поспешил на помощь отчаянно сражающимся за жизнь беглецам.

Анденус далеко уйти не успел. Опрометью бросившись в лес с оставшимися на ногах собратьями он внезапно упал. Скрученные толстым ремнём ноги перебили два острых камня. И уже теряя сознание от потерянной крови Гай успел заметить в сажени от себя веснушчатого мальчишку, занёсшего для броска булыжник.

— Моё имя Горлонд, — представился один из вовремя пришедших на помощь воинов, — А это мой брат, Коварик! Мы оба из дружины сэра Гиммона, правителя здешних земель.

Братья со своими людьми нагнали выстоявших Клинков и под копьями привели их к отдыхающей среди поверженных тел компании.

— Правитель узнал, что граф Анденус находится в Эриданне плененным отважными странниками, идущими к нему с визитом, и отправил нас на встречу, — продолжил второй брат.

— Вы вовремя вмешались, — тяжело дышащий Джеоф стирал со лба пот, перемешанный с кровью, — за мной должок!

— Ерунда, — отмахнулся Горлонд, связывая пленников, — мы просто оказались рядом. Я больше удивлён, почему этот добрый странник пришёл вам на помощь.

— Потому что они в ней нуждались, — просто ответил Флеск.

Ланс, перевязывающая раны верзилы, осторожно заметила.

— Мало кто сочтёт это достаточной причиной рисковать своей жизнью ради незнакомых людей.

— Значит я мало кто, — усмехнулся загадочный странник, — Не ты ли сама не так давно делала то же самое?

Пройдоха насторожилась, но лукавая улыбка Флеска остановила назревающие вопросы.

Тем временем Олвин, бродивший по ратному полю в поисках выживших, притащил последнего за ноги и тоже устало присел.

— Где ты так научился метать боло? — с любопытством спросил Флеск, — Не похож ты на охотника, парень.

Как оказалось, граф Анденус был далеко не единственным, кто пострадал от меткой руки юноши. Держась поодаль от рукопашной, никем не замеченный Олвин умудрился вывести из боя нескольких недругов бросками камней в голову. А для ненавистного главы Клинков он даже не поленился сплести нехитрое оружие из ремня со своей сумы.

— Играли мы мальчишками в детстве в нечто подобное, — ответил молодой алхимик, а Ланс с тревогой отметила, как повзрослел этот бывший ещё недавно беззаботным весёлым пареньком юноша.

— Видать, ты был хорошим игроком, — одобрительно хлопнул его по плечу поднимающийся Джеоф.

Здоровяк признательно протянул давно ставшую багровой руку нежданным спасителем и от всего сердца сказал.

— Благодарю, мужики! Не знаю, что побудило этого парня броситься нам на помощь, но я в долгу не останусь! Запомните, Джеоф из Джелома обязан вам жизнью!

Странник в сером плаще ответил крепким рукопожатием и Джеоф поочерёдно подал широченную ладонь братьям. Его лицо было рассечено от брови ко лбу, а тело превратились в сплошную сеть порезов, но верзила довольно улыбался во весь белозубый рот, не обращая на это внимания.

— Чему так радуешься, — упрекнула его спутница, — Смотри, чудом выжил. Если б не эти добрые люди, лежал бы нынче вместе с этими…

— А как же не радоваться? — ответил простодушный верзила, — Они лежат, а мы стоим! Значит всё здорово! Ты глянь-ка лучше, какую дичь поймал наш пацан!

Граф, постанывая, что-то бредил в беспамятстве. Его рану так же перевязали. Как бы не хотелось победителям оставить его подыхать от потери крови, совесть взяла верх.

— Что будем с этим дерьмом делать? — Ланс совсем не хотелось снова тащить главу клинков на поводке, но и убивать беззащитных не входило в число её пороков.

— Повесить его на суку, да и пёс с ним! — Джеоф наподдал Гаю по рёбрам. Одно или два, похоже, сломались.

— Мы заберём его в замок, на справедливый суд сэра Гиммона, — предложил Коварик, — Вместе с остальными выжившими.

— Не пойдёт, — запротестовал Джеоф, — Он скажет, что преследовал опасных нарушителей порядка и городничий Джелома это подтвердит. Суд ему не страшен.

— Нет, — возразил Горлонд, — его будут судить за былые дела. Поверьте, он успел их натворить и просто чудо, что наконец-то попался нам в руки. А так же за дурь и заносчивость, позволившую беглецам ускользнуть. Ведь он не отправил гонца к сэру Гиммону, а сам взялся хозяйничать в чужих землях и потерпел поражение.

Братья хитро переглянулись, соглашаясь друг с другом. Их люди поддержали своих командиров одобрительными кивками.

— Да-да, — подтвердил Коварик, — граф по своей бездумной кичливости упустил нарушителей порядка. Его в лучшем случае ожидает Лесоповал, а в худшем… о худшем ему думать не стоит.

Выслушав это, Джеоф и Ланс согласились с братьями. Только верзиле не нравилось одно.

— А что грозит вам за помощь таким беглецам?

— Каким беглецам? — искренне удивился Горлонд, — Мы вмешались в неравный бой, нас с братом ждёт, скорее, не наказание, а милость правителя. Сэр Гиммон признаёт высшими порядки чести!

— Именно, — вновь согласился его брат, — А кто тут с кем дрался, мы понятия не имеем. Ведь граф забыл уведомить правителя о своём деле в его землях. Откуда ж нам было знать, что его люди охотятся здесь за нарушителями порядка, а не напали на безвинных путников, как это прежде бывало?

— Отлично, тогда доверяю этого ублюдка вам. Уверен, он, наконец-то, получит своё! Я сам разодрал бы его голыми руками, если бы это собачье дерьмо согласилось вступить со мной в поединок!

— Всё сделаем в лучшем виде! — заверил Горлонд, — Считайте, что больше его не встретите, если только случай не занесёт вас на Лесоповал.

— А почему бы вам не переночевать в замке? — вдруг предложил Коварик, — Я могу провести вас тайком, отдохнёте, наберётесь сил. А на утро отправитесь дальше до того, как мы престанем перед правителем и узнаем, что вы опасные беглецы.

— Лучше отправимся дальше, пока ночь темна и свет обеих лун освещает нам путь, — отказалась Ланс, — Неизвестно, где будет ждать следующая засада. Пока наши преследователи остались далеко позади нужно отрываться и путать след.

— Хорошо, дело ваше. Тогда вам лучше перейти реку, в версте на закат есть брод, а эта дорога ведёт к Эриданну. Мы расскажем сэру Гиммону о случившемся. Возможно, он постарается замолвить за вас словечко перед Его Величеством.

— А я разболтаю в Мэнридже, что вы остались гостить в замке, — заверил Флеск, — Глядишь, даст вам какое-то лишнее время.

Пожав на прощание спасителям руки путники отправились в дорогу. Предстояло ещё отыскать лошадей, с которыми остались и все их пожитки. Кони Клинков, наверняка, спрятаны где-то в лесу, и искать их в потёмках друзья не решились, предпочтя догонять своих.

— Прощайте! И помните — у вас два должника, обязанных жизнью!

— Три, — добавил Олвин под одобрительным взглядом друзей.

Уже отойдя на полгросса шагов, беглецы услышали голос Флеска.

— Слишком уж много врагов для троих людей!

И одна только Ланс, встретившаяся с ним взглядом, поняла, что он имеет ввиду. А на тёмном небосклоне восходил матово-бледный диск Еверс…

Часть II: Степь

На хвосте висит погоня,

Впереди засада ждёт…

Не поймают, не догонят,

Если друг не подведёт!

Вранги

Ещё один день изнурительного пути. Насколько хватало глаз видна одна только трава, колышущаяся в нежном дыхании полуденного лёгкого ветерка. Жаркое дневное светило нещадно палило, обжигая кожу и заставляя пересохшее горло стонать от жажды. Как водится летом в полуденных землях Британии, дни выдавались сухими и знойными, а ночи, напротив, прохладными и влажными, словно природа заставляла путников из дальних уголков мира в очередной раз удивляться её переменчивости.

Ближе к вечеру на виднокрае показалась тёмная полоска леса. Приближались владения вольных липофов, а значит предстояло быть на стороже — местные кочевники ревностно хранили свои земли.

Пару раз Ланс мерещились какие-то странные звуки, очень похожие на волчий вой, но странница решила, что это лишь плоды усталости и жажды, и ничего не сообщила спутникам. Да и съеденные на заре незнакомые ягоды никто, кроме неё, так и не решился отведать.

На ночлег устроились прямо в поле, под открытым небом, как и полагается уважающим себя странникам. Олвину такая постель не очень-то нравилась, но, за неимением лучшего, он согласился довольствоваться мягкой зелёной травой и походным мешком в роли подушки. Джеофу же, казалось, все равно где и как спать, хотя бы стоя под дождём. Несмотря на толком незажившие раны и изодранную в клочья рубаху, здоровяк оставался бодр и полон сил. Он добровольно вызвался караулить первым, но только его спина коснулась нагретой за день земли, верзила мигом забыл обо всём и вскоре дрых без задних ног, однако, резво вскакивая каждый раз при приближении очередного сверчка или мыши-полёвки, посмевших своим громким топотом нарушить покой бдительного стража.

Эту ночь, как и две предыдущих, друзья провели без приключений, если не считать громового храпа Джеофа, заставлявшего его несчастных спутников, а так же прочих обитателей степи непрерывно вздрагивать и ворочаться с боку на бок.

Погоня либо далеко отстала, либо сбилась со следа, что было как нельзя кстати на руку троим беглецам. В густой траве совсем неплохо спать — словно на мягкой перине, если умело подмять её под себя. Но спрятаться от погони в открытой степи было почти и негде.

К следующему полудню друзья заметили вдалеке тоненькую струйку дыма, навевавшую мысль о жарком камине, в котором готовилось что-то наверняка вкусненькое и ароматное. Но, поскольку ветер дул с восхода полудня, странники не могли услышать запах серых облачков пара и им оставалось только мечтать, представляя своему воображению самые аппетитные блюда из кухни старика Мерлина.

Как бы то ни было, путники решили повернуть к нему. Холодная солонина с сухариками, на которую ушли последние сбережения странников, успели быстро приесться, да к тому же, осталось их всего дня на три, не более. Потому беглецы понадеялись на лучшее, приняв дымок не за чей-нибудь незаурядный костерок (кому понадобится разводить огонь в степи в такую жару?), а хотя бы за небольшое селеньице или стоянку пусть даже тех же липофов. И трое друзей смело направились на закат полудня.

Смеркалось. До слуха златовласки вновь донёсся протяжный и тоскливый вой, звучавший уже немного отчётливей.

— Вы тоже это слышали? — спросила она друзей, ловя насторожившиеся взгляды.

— Да, похоже на волчий, — Джеоф инстинктивно погладил рукоять меча, — Но откуда б им здесь взяться?

— Может это из того леса? — предположил юный алхимик.

— Не думаю, по-моему значительно ближе… версты две, — после продолжительной паузы Громила добавил, — Да, здесь становится опасно.

— А если волки нас почуют, можно избежать встречи с ними?

— Когда они сыты надежда есть, — губы Пройдохи расплылись в очаровательной улыбке, — Но ты не беспокойся, Олвин. Если мы поймём, что обречены, прикончим тебя раньше, чем это сделают свирепые хищники.

— Угу, утешила, — взгляд Олвина сделался каким-то отрешённым, ещё более, чем обычно. Он нервно схватился за небольшую суму на поясе и крепко сжал кулаки, — Лучше нам поторопиться.

Не сговариваясь, путники дружно ускорили шаг.

К счастью, к ночи друзьям удалось добраться до перелеска, маячившего на закате полудня. Обложив лагерь костром из местного лапника и прошлогоднего хвороста, странники почувствовали себя в относительной безопасности — звери, как известно, до смерти боятся огня.

Ужинали молча, стараясь производить как можно меньше шума, дабы, упаси Высшие, не привлечь внимания кровожадных хищников. Вообще-то, лето для них пора довольно сытная, но всё же не худо бы лишний раз охраниться.

Мало-помалу тревожное оцепенение спало, уступив место оживлённой беседе у тёплого костра. Люди порой ведут себя очень противоречиво. И если поначалу трое уставших путников считали лучшей своей защитой тишину безмолвия, то раз её нарушив, принялись болтать безумолку, в надежде отпугнуть громкими в наступающей ночи голосами всякого, кто дерзнёт посягнуть на их жизни.

Говорили обо всём: о жизни, о дороге, о погоде в степи. И, конечно, о погибшем Мерлине, так и не отправившемся с ними в путь. Обо всём, кроме волков. Никто не хотел тревожить сумеречную неизвестность, тёмной пеленой окружившую лагерь. В узком круге костров царило радостное, а порой и грустное оживление и вдохновляющая гармония с природой. А за ним начиналась Ночь, мрачная и опасная, творящая свои коварные замыслы где-то в глубине неопределённости. И ощущение её близости заставляло одушевлять саму Темноту, укрывшуюся даже от дерзких лучей Аверса, и с благоговением вдыхать её первозданную свежесть, принесённую осторожным ветром откуда-то издалека, из-за весело потрескивающих бликов огня.

Но поутру наваждение спало, вокруг вновь раскинулась бескрайняя степь, да небольшой лесок, оказавшийся на деле лишь отростком великого Полуденного Леса, когда-то простиравшегося на многие версты к закату, восходу и к полуночи отсюда, и почти сливавшегося с не менее громадным Полуночным Лесом. Но те времена давно прошли, и ныне на месте суровых дебрей красовались обширные пастбища, распаханные поля и просто девственные долины, вытеснившие из своих владений как лес, так и людей.

Яркий свет Ока Митры осветил уставшие лица Ланс и Джеофа — ночь они провели из рук вон плохо. Посменно оберегая сон молодого алхимика, оба не раз слышали протяжное завывание совсем недалеко, в версте от уютного костерка. Но ближе звери подойти так и не решились. Пока…

Олвин, напротив, выглядел бодрым и отдохнувшим, хотя бы этим порадовав бдительных друзей.

Наскоро позавтракав, беглецы снова двинулись в путь. Хищники вроде бы ничем не выдавали своего присутствия, разве что отдельными жуткими завываниями как бы и вдалеке, но в тоже время и совсем близко. Возможно, это был лишь обман слуха — после такой зловещей и тревожной ночи всякое могло померещиться.

Дальше шли по опушке. Если добраться до источника замеченного вчера дыма за день не удастся, то на ночлег лучше останавливаться там, где без труда можно добыть сушняк для костра. К тому же так они не сильно-то отклонялись с пути. Впервые путники засомневались, не стоило ли подольше поискать потерянных лошадей.

Дымок куда-то внезапно пропал, но развитое за годы службы умение Джеофа запоминать направления помогло друзьям не сбиться с дороги. Где-то около полудня странница сбросила походный мешок с усталых плеч и изнеможенно рухнула на мягкий травяной ковёр.

— Нужно передохнуть. Ноги у нас, без сомнения, выносливые, но вот желудкам точно требуется усиленная тренировка.

— Я бы предпочёл остаться без обеда, чем самому стать обедом, — недовольно проворчал Джеоф.

— Ах, оставь, — с безразличным видом отмахнулась Ланс, но по спине её пробежала предательская дрожь, — Волки слишком трусливые создания, чтобы осмелиться нападать днём, в чистом поле. К тому же нам необходим отдых — слабые ноги далеко не унесут!

Здоровяку, хоть и с неохотой, пришлось с ней согласиться. Что касается его собственных ног — они могли прошагать ещё много вёрст безо всякой устали. Но при взгляде на Олвина, непривыкшего к долгой ходьбе, верзила понял, что привал им просто необходим. Да и златовласая красавица выглядела не намного лучше, хотя о скрытых в её с виду хрупком теле возможностях оставалось только догадываться.

Надолго не задержались. Слегка перекусив и дав передышку натруженным мускулам, друзья двинулись в дальнейший путь. Шли опять молча. Каждый думал о своём, но все вместе — о приближающейся опасности. Присутствие волков уже стало слишком явным, что бы пытаться не обращать на него внимания. Пока что они старались держаться в безопасном удалении, но беглецы твёрдо знали — стоит лишь спуститься на землю предательским сумеркам, как вся свирепая стая набросится на них с хищной яростью, стараясь разорвать на куски ароматно дымящуюся сытную плоть.

Но наступления темноты дожидаться хищники почему-то не стали. Вскоре на виднокрае показалось стремительно увеличивающееся чёрное облачко, а протяжный заунывный вой становился всё громче и отчётливей.

Вместе с тем звери, преследовавшие их небольшой отряд ещё с самого утра, внезапно испарились, и даже след их простыл. Не то решили убраться с дороги более сильной и многочисленной стаи, что мало походило на это свирепое племя, не то по каким-то ещё причинам. Но из прежних преследователей вокруг не осталось ни единого волка.

Вскоре облачко превратилось в ораву огромных свирепых зверей, неутомимо приближающихся к почти что отчаявшимся путникам. Их было слишком много, что бы справиться со всеми, а спасаться бегством не имело смысла — всякому известно, что охотящийся волк непременно догонит человека, как бы быстро тот ни бежал.

Впервые спутники увидели в руках подруги её необычное оружие, припрятанное прежде в голенищах сапог. Оно походило на обычный пест, которым толкли свои травы алхимики, только более тонкий и сделанный из металла, а вместо плоского навершия с обеих сторон венчался заострённым выступом длиной в полпальца. Два таких «когтя», как назвала их Ланс, блеснули в её сжатых ладонях.

Беглецы остановились. Все трое понимали, что далеко им не уйти, а значит лучше поберечь силы для боя.

Дикая стая замерла в дюжине шагов от приготовившихся к смерти друзей. Не менее гросса огромных, свирепых, брызжущих голодной слюной волков смотрели на них с ожесточённой злобой. Но было в их кровожадных глазах что-то такое, что сразу насторожило Ланс. Ярость, не та, что присуща каждому хищнику, а какая-то особая, человеческая ярость. Их взгляд был осмысленным взглядом воинов, а не охотящихся за добычей зверей.

И, к невыразимому изумлению путников, самый здоровенный и могучий волк, видимо вожак стаи, вышел шагов на пять вперёд, злобно оскалил морду и самой, что ни есть настоящей человеческой речью прорычал:

— Вы, у-у-у, вторрррглись в земли свободного наррррода, вау-у-у! В наказание вас сожру-у-ут!

Вся стая разом заскандировала:

— Нгвау-у-у!

Вожак обернулся и яростно рыкнул на них, заставив притихнуть даже самые звучные голоса в этом неестественном сброде.

— Мы, у-у-у, — продолжил волк, — отпу-устим взррррослых, в-вау-у, но отду-увайте детё-уныша без дрррраки!

В небесно-голубых глазах Ланс застыло выражение неподдельного ужаса, как будто она увидела и узнала свою смерть, размахивающую неуклюжей, но меткой косой. Олвин со страхом смотрел на спутников, ожидая их действий. А Джеоф, как-то быстро оправившийся от естественного потрясения, молча взвесив в руке полуторник графа, угрожающе выступил вперёд, прикрывая могучей фигурой женщину и ребёнка.

— Ещё посмотрим, кого сожру-у-ут! — яростно бросил он вожаку.

— Я, гррр, дав-ав-ал в-вам у-у-уйти! В-вы, р-рау-у, упу-у-устили…

Олвин понял, что пришёл его черёд решительно действовать. Пусть его спутники и превосходные бойцы, но против свирепой, кровожадной стаи говорящих волков им не выстоять. Юноша быстро вытащил из-за пазухи что-то, напоминающее узкий металлический сосуд, с торчащей из плотно закупоренной пробки промасленной верёвкой, затем извлёк из котомки огниво и со второй попытки подпалил коротенький шнур.

— Лягай! — крикнул он, бросая сосуд в самую гущу хищников и опрокидывая с ног обоих друзей.

Не успели они дружно рухнуть на землю, как раздался оглушающе громкий удар, эхом разлетевшийся по всей округе и скрывшийся где-то вдали, за виднокраем. Следом за ним последовал второй, потом третий, и так раз шесть-семь. Громоподобные звуки сразу смешались с истошными воплями волков и громким треском занявшегося огня.

Люди ощутили крепкий удар, вжавший их в сырую, но тёплую землю. Когда очухались, пожар уже полыхал вовсю, а оставшиеся в живых хищники стремительно уносились прочь, поджав хвосты и жалобно поскуливая.

Сквозь плотную пелену удушающего дыма друзья увидели искорёженные тела зверей, разбросанные повсюду части их тел и внутренностей и взвившийся до небес огонь, хрустящий как-то обнадёживающе и успокаивающе. Земля повсюду оросилась кровью, в воздухе пахло её густым металлическим запахом и палёным мясом. Хаос вокруг царил такой, словно пламя Судного Дня рухнуло на греховную землю как раз в этом месте.

— Бежим, скорее, — одёрнула Ланс завороженных спутников, — пока не сгорели в этой пылающей исподней!

Все трое разом бросились бежать. Огонь полыхал повсюду, и густая серая завеса дыма мрачным крылом опускалась на землю, стараясь прижать к ней отчаянных беглецов, пробраться вовнутрь и острым ножом распороть их маленькие тела так, что бы даже ветру нечего было развеивать.

Друзья уже думали, что не выберутся, что им конец, ещё более зловещий и страшный, чем от стаи свирепых хищников… Но вдруг оказались на обочине пожираемого огнём участка степи. Полной грудью вдохнув свежего воздуха и немного восстановив израсходованные силы, путники втрое ускорили бег, всё дальше и дальше уходя от смертельного, жуткого пожара. И хотя пламя распространялось довольно быстро, им, всё же, удалось спастись.

Уже остановившись и переведя дыхание, друзья оглянулись назад и увидели несущихся в противоположную сторону немногих чудом уцелевших волков. Подпаленные хвосты и ободранные шкуры враз избавили полноправных хозяев степи от показного величия.

— Вот и всё… конец! — радостно провозгласил Олвин, — Мы их побили!

Но звучало это так, будто победил именно он, что было чистейшей правдой. Ни могучему здоровяку Джеофу, ни быстроногой ловкачке Ланс не удалось бы справиться с целой стаей свирепых хищников. Только молодому алхимику, обычно избегавшему драки, кучка дикого зверья оказалась по зубам.

— Нет, — задумчиво ответила Пройдоха, — Мы всё ещё находимся в огромной опасности. Возможно теперь даже в большей, чем прежде. Нескольким врангам удалось уйти, а значит они вернуться. И приведут подмогу…

— Пусть возвращаются! — весело воскликнул конопатый юноша, — «Серый айвенго» справится с кем угодно!

— Что это было, Олвин, — Ланс шумно опустилась на высокую траву, — Чем ты умудрился вызвать такое потрясение? Я не заметила хоть какого-либо, даже слабенького всплеска ню.

— Да, парень! — добавил Джеоф, — Что это за волшба, которой ты распугал целую свору хищников и спас наши шкуры? Если б не ты, лежать бы нашим останкам нынче в их вонючих утробах!

Олвин, явно нехотя, вынул из заплечной сумы ещё один сосуд, оказавшийся сделанным из глины, но обитый множеством мелких пластинок из серебристого металла.

— Дедушка просил никому про них не рассказывать. Как бы не привело к великому злу, окажись они в руках плохих людей. Но, похоже, пришла пора раскрыться, и я надеюсь только на ваше молчание.

— Не беспокойся, — уверила Ланс, — хранить тайны я умею, думаю наш большой друг тоже. Раз уж мы идём вместе, то должны знать возможности друг друга. Путь не близкий, и кто знает с чем нам ещё придётся столкнуться в дороге…

За очень недолгое, но весьма насыщенное событиями время их знакомства, Олвин успел довериться друзьям настолько, что ни мгновения не сомневался в их слове. И юноша начал:

— Смотрите, — он вытащил пробку, обнажая содержимое сосуда. Посреди него уходила ко дну деревянная трубка, заполненная дурно пахнущим маслом, а между ней и стенками сосуда всё заполнял тёмно-серый порошок, — это «серый айвенго» — чудесный порошок, который, загораясь, с громовым треском разлетается вокруг, поражая всё на своём пути. Его приготовили где-то в далёких землях на восходе полуночи. Когда дедушка путешествовал по миру, он познакомился с одним мудрым гремлином, открывшим ему тайну этой убийственной пыли. В Джеломе он много работал с ним и ему удалось многократно усилить смертоносную мощь порошка. Но дедушка не стал открывать эти знания Королевству, тревожась, что люди ещё не готовы к такой страшной силе.

Друзья слушали раскрыв рты. Ланс прежде считала, что такая разрушительная мощь доступна только всесильной магии, а Джеоф не верил даже в неё.

— Я об этом страшном оружии знаю немного, — продолжал тем временем юноша, — значительно меньше дедушки. Думаю, тайна его приготовления так и ушла с ним в Долину Скорби, лишив людей навсегда самой мощной не волшебной силы, но, вместе с тем, и оградив от неё. Хотя гремлины его, наверняка, ещё помнят…

Олвин молча перевёл дух и вынул из котомки ещё по одному сосуду, которые отдал обоим друзьям.

— Возьмите, но используйте их лишь в крайней необходимости. У меня осталось только пять… но на стаю волков, как вы видели, вполне хватает одного. Просто подожгите шнур и кидайте в самую гущу врагов.

Теперь пришла пора Ланс удивить своих друзей. Она медленно поднялась, огляделась вокруг и мрачно сказала:

— Нет. Второй раз они так не попадутся. Эти твари слишком уж быстро учатся избегать опасности. Так что лучше нам делать отсюда ноги, и чем быстрее, тем лучше!

— Остынь, — махнул рукой Джеоф, — Ты же видела, как они бросились наутёк. Неужели ты думаешь, что другой раз на них будет трёхслойная драконова шкура или обмотка из прочной стали?

— Вполне возможно, — без тени улыбки ответила златовласка, — Хотя, вернее всего, они просто пойдут вразнобой. Пока они ещё боятся, но скоро вернуться за нами — их сердца полны гнева и жажды мщения.

— Ланс, — Олвин несмело положил руку на её плечо, — Если кто-то научил этих тварей говорить по-человечьи, это вовсе не значит, что они думают и чувствуют как люди.

— Ты не прав, значит! Вы оба ошибаетесь, думая, что это были волки. От волчьего в них остался только внешний облик.

— Не волки? А кто тогда? Оборотни? Волкодлаки? — усмехнулся верзила, — Не спорю, они крупнее и жилистей прочих волков, но это всего лишь порода. Их проклятые глотки даже толком не могут выговорить людские слова!

— Эти твари намного страшнее обычных волков, — Ланс махнула рукой, говоря, что пора двигаться, — Издревле они слыли прославленными тактиками и знатоками военного ремесла. Я расскажу вам о них в дороге, топтаться на одном месте слишком опасно… Они способны мыслить, как люди, сражаться организованно, выискивать слабости противника и… вынашивать планы мести! Даже их годовалые детёныши сильнее, выносливее и искуснее в бою многих людей. Это раса закоренелых воинов. В месте, откуда они родом, их называют «вранги»!

История волков

«Когда-то, давным-давно, далеко к полудню, люди решили сделать казавшееся невозможным — приручить волка. Домашние псы с незапамятных времён были верными помощниками людей. Они вместе охотились, стерегли жилище, находили разбойников по следам и защищали хозяина в бою. Но пёс обычно не слишком силён и в настоящем сражении от него мало проку. Поэтому люди Созарии взялись за это на вид непосильное дело. Очень уж им хотелось иметь такое подспорье в частых в то время войнах со всеми соседями.

Диких созданий природы откармливали, ухаживали за ними, обучали и, в конце концов, созарийцам удалось вывести новую породу кровожадных хищников, а скорее даже нового зверя — «вранга».

Они выросли в полтора раза здоровее обычных волков и намного сильнее. Вранги отличались исключительной чернотой шерсти, а так же проворством, подвижностью, выносливостью, а главное разумом, способным мыслить людскими мерками. Люди Созарии научили их думать, оценивать ситуации и принимать групповые решения. Так случилось, что наибольших успехов вранги достигли в военном ремесле. «Новые волки» быстро освоили организацию, тактику, разведку и даже научились переговорному искусству. Со временем им удалось освоить общение на языке людей. Вранги всё более и более приспосабливались к жизни подле человека и им находили всё широчайшее применение.

Много лет созарийцы жили бок о бок с врангами в союзе и благоденствии. Они стали незаменимыми помощниками, отличными воинами и верными друзьями. Но однажды случилось так, что в уже тихую и мирную к тому времени Созарию явился некий воитель по имени Кратор. К своей беде жители Созарии сочли его другом и приняли с теплом. Он выглядел странноватым, мало общался с людьми, но как-то быстро нашёл общий язык с бесхитростным и воинственным племенем врангов. Кратор использовал их честность и верность, чтобы подчинить этот гордый народ себе. Слишком поздно Созария обнаружила в своих рядах ядовитое семя раздора…

Всё больше и больше времени проводили вранги со своим новым «соратником», несущим им «освобождение» от рабской доли слуг людей, совсем забросили все дела и обязанности. Когда же люди потребовали от врангов вернуться к работе, очеловеченные звери подняли восстание, возглавленное Кратором. Он понимал, что незабытая дружба и чувство благодарности людям не позволит им жестоко расправиться со своими прежними хозяевами, поэтому предатель увёл их с собой на полночь, в надежде дождаться следующего поколения врангов и воспитать из них преданных только ему убийц. Мёртвые тела родителей этого племени еще долгое время спустя находили в созарийских лесах. А позже люди узнали, что принятый ими одинокий странник, коварный предатель Кратор — один из бессмертных, блуждающих по свету в исполнении своих неведомых целей и замыслов.

За несколько поколений ему удалось собрать огромную армию вновь одичавших врангов. Но дикость их стала иной — не хищный инстинкт охотника, а кровожадная злоба закоренелых убийц, беспощадных и равнодушных ко всему, что осмелиться встать на их пути. Опираясь на этих свирепых воинов, Кратор напал на Созарию, возжелав безграничной власти над прекрасным древним мирком…

Но под тяжёлым ударом общего врага, люди и их давние заклятые недруги, гоблины, объединили силы и наголову разгромили чёрные полчища свирепых тварей, взращённых под тёплым и уютным крылом Созарии.

К несчастью, самому Кратору удалось бежать. Много лет он бился над тем, как побороть непреклонную честность врангов, но тщетно. Использованное им когда-то, казалось, совершенное оружие, теперь обернулось против него самого. Вранги ушли, поняв, что люди не простят свершённые ими кровавые злодеяния и не примут обратно. Но вместе с тем служить неудачнику дальше они не желали — в этом свирепом племени прежде всего признаются сила и умение побеждать. А павших владык они не терпят. Кратору ещё повезло, что бывшие соратники не посмели на него напасть — иначе даже его бессмертие не помогло бы злобному лиходею. А об ушедших на полночь люди Созарии никогда больше не слышали — они затерялись в безвестности.

Прошло много лет, прежде чем Кратору удалось собрать другую орду и теперь уже не врангов, а новых, ещё более сильных и свирепых чудовищ — волоруков. Он вывел эту породу из немногочисленных оставшихся с ним врангов, потомков первого племени очеловеченных волков. Но в них уже не было той неизменной честности и верности, граничащей с благородством, так как хозяин и создатель обучал их только тем сторонам людской природы, которых сами люди чураются и стараются подавить в своих изменчивых сердцах. Коварство, злоба, ненависть, жадность и похоть — вот что стало залогом человечности нового племени четвероногих убийц.

Множество поколений спустя, когда кратко-живущие уже и думать забыли о страшных побоищах у берегов Магены или в Закатной Лощине, Кратор, все эти годы таивший злобу и копивший небывалую мощь, вновь пошёл войной на Созарию. И не одни лишь волоруки и вранги стояли в рядах его бессметного войска. Были там также и восходные орки, и тролли, и созданные им с помощью чар ужасные чудовища — орфы, двуглавые вранги и беры, отличавшиеся особой кровожадностью и яростью в схватке.

Но вновь надежды злодея не оправдались, ибо коварство его созданий обернулось против него же, как прежде благородство и верность врангов. Волоруки предали своего господина, бросив его на поле боя в тот миг, когда прочие захватчики гибли на длинных копьях рыцарей Созарии и под ятаганами отважных гоблинов.

Потерпев второе поражение Кратор осознал, что ему никогда не покорить земли Созарии, и бежал на полночь, захватив с собой немногочисленных уцелевших врангов. Но что стало с этими тварями, ведомо лишь Высшим, в чьих руках все миры и судьбы! Я думаю, что мы столкнулись как раз с потомками тех древних воителей, перемешавшихся с обычными волками в раздолье британских земель…»

— А что сталось с волоруками? — спросил заинтригованный юноша.

— Они разбрелись по всему миру. И, скорее всего, передохли поодиночке или выродились в подрастающих поколениях.

— А где это, Созария? — задал наивный вопрос Джеоф.

— Неужели непонятно, — просто ответила Ланс, — Это название существовало много лет назад, когда не было ещё никаких городов и лордов Британии. Я прочла это в древних рукописях!

Звучало убедительно, но было в глазах Пройдохи что-то странное, что-то, чего никак не мог уловить Джеоф. Он едва удержался от вопроса о том, где и когда она прочла эти самые рукописи, но только молча потупил взгляд и, после продолжительной паузы, буркнул:

— Значит мы столкнулись именно с врангами?

— Я в этом уверенна. И, если мы хотим остаться в живых, нам лучше поторопиться и поскорее делать ноги, благо, вроде есть куда!

Ближе к вечеру беглецы опять услышали заунывный жуткий вой. И снова появился озорной дымок, манивший к себе и как бы говоривший: «Давайте быстрее, поторапливайтесь! Ужин уже стынет на столе!».

Оказалось до него оставалась всего верста-две, и вскоре друзья уже стояли на пороге большого, но какого-то несчастного в одиночестве этой обширной степи, дома. Казалось странным, что вдруг здесь, в глухой дали от людских селений, потеряло это отнюдь не заброшенное жилище. Какой неведомый хозяин решил поселиться в окружении лишь густой травы и диких зверей. И кто считал себя достаточно храбрым, чтобы не бояться свободно разгуливающей в этих краях стаи свирепых врангов.

Сперва долго никто не открывал, но потом, когда Джеоф от злости пнул со всей дури ногой в дубовую, выдержавшую бы и мощный таран дверь, она, наконец отворилась. Послышалось грозное недовольное ворчание — похоже, хозяин только что проснулся, и на порог тяжёлой поступью вышел…

Клифорд

…Хозяин дома!

Прежде Олвин слыхал о подобном только в красочных историях Мерлина и, возможно, ещё давным-давно в вечерних сказках матери, которую парень почти не помнил. Джеофу и Ланс уже приходилось сталкиваться с подобными… но не столь невероятными созданиями.

Кожа, а вернее сказать шкура одинокого жителя степи блестела тёмно-зелёным, болотным и вместе с тем изумрудным лоском. В лиловых, изогнутых глазах светилась искорка простодушного веселья, остановившая друзей от сиюминутного нападения на странное существо. Широкий рот, из которого торчали два крепких острых клыка, растянулся в приветливой улыбке. Большой нос-картошка, с раздутыми темными провалами ноздрей служил отличным дополнением его внешности. Хозяин дома оказался невероятно мускулистым и, кроме того, имел широченную крепкую грудь, а так же защитный чешуйчатый покров на высокой шее и гордо расправленных плечах, тускло поблескивающий всеми цветами радуги в лучах заходящего Ока Митры.

Но более всего бросались в глаза два мясистых отростка, неизвестно для чего торчащие из чётко выдающихся вперёд скул и гармонично подрагивающие в такт дыханию чудища. А так же выпирающие из локтевых суставов оголённые кости, покрытые серым хитином, чем-то напоминающие когти хищного зверя. Выглядели они как-то неуклюже, но друзья не сомневались, что в случае необходимости они окажутся страшным смертоносным оружием.

Да, природа создала это существо надёжно приспособленным к жёстким условиям выживания. Такой не пропадёт ни в холодных лесах дикой полуночи, ни в горячих вулканах Проклятых Гор, ни, даже, на загадочных и смертельно-опасных утёсах Полуночной Гряды. Он, как будто специально был создан для того, чтобы пройти все эти испытания и с грохотом рухнуть на мир, поразив всех своей мощью и крепостью духа, читающейся на его суровом лице.

Облачилось это невероятное создание лишь в грубые потёртые портки, почти сливавшиеся с кожей, да кроваво-алые повязки на руках и ногах, одетые, скорее, лишь для красоты или различия.

Не растерялась только Ланс. Смело приблизившись к существу, она протянула ему руку и быстро произнесла на неизвестном, скрипучем языке:

— А гра Ланс! О гра ва вхарек. У сэйтре ара!

— А гра Клифорд! Ы стриктре ог тахр, — прохрипело в ответ чудище, взглянув на странницу удивлёнными глазами.

Зеленокожее существо повернулось боком и сделало приглашающий жест мускулистой рукой. Олвин и недоверчивый Джеоф вопросительно переглянулись, ожидая разъяснений от спутницы.

— Его зовут Клифорд, — Ланс мило улыбнулась, показывая друзьям, что доверяет этому чуду природы, — И он приглашает нас в свой дом.

— Да, а на обед сегодня будем мы под мышиным соусом? — опасливо взглянув на хозяина дома поинтересовался Джеоф.

— Думаю, в его жилище мы будем в безопасности. Проходите, Клифорд никого из нас не обидит.

Громила недоверчиво посмотрел на чудовище. Ещё мгновение назад казавшийся могучим непобедимым воином, он уже превратился в сутулого хиленького уродца, склонённого к земле не только годами, но и суровым жарким климатом, к которому он явно не был приспособлен. Да, вряд ли такой сможет чем-нибудь обидеть здоровяка Джеофа, способного отправить его в путешествие по Долине Скорби одним крепким ударом.

Хозяин дома попытался улыбнуться, от чего его клыкастая пасть стала казаться ещё омерзительнее. Но в малиновых глазах искрились благодушие и доброжелательность, поэтому верзила, хотя и с большой неохотой, проследовал в дом за спутницей и юным алхимиком.

— Пусть только он держится от меня подальше, — предупредил он Ланс, — Ты только взгляни на его кровожадную пасть!

Хижина оказалась на редкость уютной, хотя ей было далеко до ставшей родным домом лачужки Мерлина, но всё же троим друзьям она понравилась.

Страх Олвина перед зеленокожим капризом природы быстро сменился на дружелюбие, особенно после сытного ужина, от которого Джеоф не отказался только по суровому настоянию Ланс. Сытная мясная похлёбка с овощами и ломти ароматного свежего хлеба очень порадовали верзилу. Но, несмотря на проявленное хозяином гостеприимство и постоянную ужасную улыбку, он продолжал поглядывать на Клифорда с опаской, каждый миг ожидая какой-нибудь подлой выходки.

За ужином златовласая красавица завела с хозяином долгую беседу на незнакомом языке. Откуда она его знала, друзьям было неведомо — их голубоглазая спутница хранила немало тайн. Позже она перешла на британский, видимо, чтобы Олвин и Джеоф не чувствовали себя лишними.

— Здесь много опасно, — Клифорду британский давался с трудом, но из вежливости он все-таки подхватил беседу на нём, — Клифорд могу дать вас помощь.

— А почему мы должны доверять тебе? — в голосе Джеофа звучала не просто подозрительность, а даже скрытая угроза.

— Клифорд рассказав себя, Клифорд взяв гости в дом, Клифорд не знав зла большой человек! И Клифорд ждав доверять!

Джеоф смущённо потупил взгляд, нервно покручивая в руках ореховую ложку. Чудище было право — кроме отталкивающего облика в хозяине дома не было ничего, вызывающего подозрения. Верзила молча кивнул головой, не решаясь посмотреть в глаза Ланс, укоряющий взгляд которой прожигал его насквозь.

— Позволь я расскажу, — перебила чудовище Пройдоха, — мне проще изъяснятся на британском, я попытаюсь передать своим друзьям то, что ты поведал мне. Клифорд — гоблин. Да, теперь они выглядят совсем иначе. Но нынешние гоблины, потомки его рода, когда-то основавшего это племя, сильно изменились. Очень давно они выглядели именно так. Как гласит легенда, один из Высших, Туманный Лис, забрёл на Мглистый Перешеек, куда редко заглядывает Око Митры и где царит извечный полумрак, и создал там первого гоблина, великого Зульджина, прародителя всех гренгов, как называли их люди Созарии… а также первого орка и тролля, основателей двух других доживших доныне рас. Землепашцы тролли мало изменились за многие лета, да и орки несильно отличаются от своих далёких предков… и гоблины были бы ныне такими, как Клифорд, не случись на то воля судьбы, уничтожившая весь его род! Гренги славились искусными ремесленниками, одними их лучших в мире, но вряд ли кто из этого племени дожил до наших дней. Рангары и файны, нолды и твирты — все, кого ныне относят к гоблинам, родились от союза трёх первых Туманных Племён и прочих народов. Но другого истинного гоблина вам вряд ли когда доведётся встретить во всём мире.

Ланс лукаво взглянула на спутников, как бы спрашивая: «Как вам история?». Да, если она начинала разговор о временах дальних, то обязательно говорила возвышенно, подражая сказателям саг и легенд. Возможно, это было ещё одной её загадкой, но друзья привыкли, что когда беседа заходит о древних летах, придётся выслушать длинный рассказ в духе «Когда-то, давным-давно…». Поэтому Джеоф пропустил мимо ушей всю ерунду про Высших и прародителей гоблинов и спросил только:

— А кто постарался очистить мир от этих самых гренгов?

— Народ Клифорда истребила кровожадная орда Кратора… и лишь его родителям удалось спастись…

— Кратора? Но ты рассказывала, что эта война была так давно…

— Давно… Отец и мать Клифорда тогда только-только вышли из младенчества… поэтому и смогли удрать от кровавой расправы.

— Сколько же лет живут эти твари? — верзила, казалось бы, совсем забыл, что гостит нынче у одной из них.

Ланс бросила на него сердитый взгляд, заставив замереть с раскрытым ртом и чувством изничтожающего стыда.

— Неужели больше никто не выжил? — осторожно спросил юноша.

— Народ Клифорд любив сидеть дома, — пояснил гоблин, стараясь скрыть за весёлой улыбкой нахлынувшую грусть, — Клифорд не как все… странный.

— Всё племя гренгов жило вместе, по соседству, несколькими большими селениями, — Ланс дружески хлопнула гоблина по плечу, — Сочувствую твоей утрате, Клифорд, но ушедшего не вернуть…

Джеоф молча продолжил ужин. Гнетущее чувство вины вызывало лёгкое смущение. В конце концов, если на время забыть об отталкивающем облике гоблина, он казался вполне дружелюбным. Верзила в глубине души даже сочувствовал ему, ведь он и сам никогда не знал своих родичей, а этот зеленорожий уродец навеки потерял их всех.

Здоровяк ощутил на себе мимолётный взгляд Олвина. Парнишка, похоже, тоже укорял его за проявленную неприязнь к добродушному хозяину дома. Тем не менее, никто ничего не сказал, и, закончив трапезу, друзья тут же улеглись спать. Ланс и Олвин возле очага на любезно предоставленных Клифордом циновках, а Джеоф с не меньшим удовольствием растянулся на полу ближе к порогу. Сам хозяин дома устроился у дальней стены. Громила ещё долго слушал его негромкое сопение, потом быстро уснул и сам захрапел на всю округу, пугая всё ещё разыскивающих их врангов.

Ночью Ланс проснулась от какого-то странного недоброго предчувствия. Джеоф уже давно перестал храпеть и теперь мирно дремал, неслышно и бесчувственно, как бревно.

Златовласка тихо поднялась, набросила на плечи серую накидку и осторожно, словно мышь, прошмыгнула к двери. Неподалёку от домика раздавались странные звуки, похожие на заунывный вой. Иной человек принял бы их за невинные игры ветра в ночи, а невнятное бормотанье назвал бы шелестом колышущейся листвы на опушке Полуденного Леса. Но опытную странницу не так-то легко провести. Её тонкий слух и неизменно верное предчувствие беды подсказали близость угрозы. Не иначе, как вранги напали на след и теперь подбираются к уютному жилищу дружелюбного гоблина. Но появиться внезапно у них вряд ли получится!

Пройдоха шагнула назад, решив, что надо разбудить друзей, но вдруг щёлкнуло что-то внутри неё, и Ланс, резким рывком распахнув дверь, вынырнула на улицу. Холодный свет заходящего Аверса тускло пробивался сквозь плотную завесу серых туч. Похоже, завтра колышущаяся степь отдохнёт от нестерпимой жары и природа даст волю разыграющемуся дождю. А нынешняя ночь оказалась темнее тёмного, но осторожно пробирающейся в высокой траве разведчице окружающий мрак был нипочём. Она, почти как кошка, прекрасно различала всё вокруг — высокий ольшаник, тенистый борей, нежные лепестки незабудок и диких роз… и чёрные силуэты приближающихся врангов!

Ланс затаила дыхание, прячась в плотной завесе густой травы. Стае оставался до неё ещё гросс шагов, но трепетный полуночный ветерок уже доносил до слуха странницы их недовольный рык. И голос…

— Стойте! Я повелеваю вам остановиться!

Златовласка с удивлением узнала созарийскую речь, а, высунувшись повыше, увидела невдалеке сутулую фигурку Клифорда.

— Р-р-р! Это ты, Стррранник! Уйди с доррроги и не мешай нам!

Вранг ответил на том же языке, почему-то без обычных «у-у-у».

— Ты знаешь, кто встал на твоём пути? — в голосе гоблина звучала угроза.

— Да, Стррранник, я слышал о тебе. Стая не хочет ссоррриться с тобой!

— Зачем вы преследуете этих людей?

— Это наша охота, и мы не должны отвечать тебе, Стррранник! — в голосе вранга звучало лёгкое изумление и… страх.

— В моей земле я решаю, кому охотиться, а кому нет! Против моей воли никто не смеет убивать здесь! Так сказал я, Странник!

— Ты не ведаешь, кого берррежёшь от заслуженной гибели! С ними идёт великое лихо!

— Я не позволю напасть на моих гостей! Пусть вперёд выйдет тот, кто осмелится оспорить моё право решать здесь!

Вранги свирепо рычали, глядя на сгорбленного гоблина злобными, но трусливыми глазами. Никто из них не решился выступить, а некоторые даже медленно попятились назад. Но вожак и бровью не повёл, остался стоять на месте, смело глядя в глаза Клифорду.

— Уйди, Стррранник! Я не хочу смерррти моих бррратьев, но если ты встанешь у нас на пути, мы будем сррражаться. Пусть погибнут многие, но этот щенок должен умеррреть! И даже тебе, Стррранник, не одолеть всех, кто жаждет его смерррти!

— Это ты говоришь мне?! — в глазах Клифорда полыхнул огонёк боевой ярости. В его руках не было никакого оружия, но Ланс, почему-то, уверилась, что маленький сутулый гоблин без труда справится со всей этой свирепой, брызжущей злобной слюной сворой.

Вранги осторожно, всё ещё боясь Клифорда, которого они, почему-то, звали Странником, взяли его в кольцо, готовясь к смертельной схватке. Вожак грозно прорычал, немигающим взглядом уставившись в глаза гоблина:

— Даю тебе последний ррраз уйти с нашей доррроги. Иначе здесь пррррольётся много крррови!

В этот момент в глазах у Ланс потемнело, разум затуманили какие-то давние и странные воспоминания. Сама не осознавая, что делает, странница выскочила из своего укрытия и медленной величавой походкой приблизилась к невозмутимому Клифорду.

— Как ты, в порядке? — спросила она на созарийском.

— Да, я справлюсь. Мои гости могут спать спокойно, этой своре тявкающих шавок не одолеть меня.

Вожак оскорблёно оскалил зубы и угрожающе сделал шаг вперёд.

— Ты забываешься, Стррранник! Стая не воюет со Спасителем Степи, но ты сам бррросил нам вызов!

— А ну молчать! — рявкнула Ланс, да так, что вранг во страхе отшатнулся назад, — Как ты смеешь угрожать в моём присутствии тому, кто дал мне ночлег и пищу в пути?! Ты, жалкое отродье дворовой шавки и облезлого волка! Как ты посмел оказаться под моими ногами!

Слова эти звучали с таким презрением и царственной уверенностью в силе, что Пройдоха даже сама не узнавала себя. Она стала похожа на деву битвы из древних сказаний, на всесильную королеву воинов, державшей когда-то во страхе земли далёкой и древней Созарии. Небесно-голубые глаза полыхали огнём праведного гнева, золотистые волосы развивались по ветру, делая хрупкую красавицу похожей на прекрасную, но злобную ведьму. Тонкие нежные пальцы до боли сжались в кулак, и разъярённая Ланс почувствовала могучий приток крови к готовой ударить руке.

— Т-т-т-ты? — взгляд вранга уже не скрывал охватившего его страха, к которому прибавилось немалое удивление и растерянность, — Владычица..! Прррости, что сррразу не узнал тебя!

— Ты, тварь! На брюхо! — гордый и свирепый вожак безвольно покорился хрупкой женщине, — Лежать, собака! Лежать, как подобает вашему предательскому отродью! Отвечай на мои вопросы, быстро! Кому служит твоё паршивое племя?

— Прррости, Владычица, мы не знали… Вррранги не служат никому, мы вольный нарррод! У нас один хозяин — рррок. Мы охотимся по своей воле…

— Лжёшь, тварь! Отвечай, кто твой хозяин!

Остальная стая уже давно упала на брюхо, стараясь не гневить ещё более разбушевавшуюся Ланс. Никто из них не проронил не звука, лишь один, самый смелый хищник решил поддержать вожака.

— У стаи нет иных господ, кррроме тебя, Владычица!

— Заткнись, паршивая шавка! — златовласка махнула рукой в сторону наглеца, и с кончиков её пальцев сорвалась серебристо-голубая молния, ударившая выскочку. Зверь тут же сгорел на месте, не успев даже взвыть на прощание.

— Клянусь мы не лжём, — залепетал вожак, — Мы почуяли на челе мальчишки, что идёт с тобой, печать беды, великой беды! Его необходимо убить!

— Кто дал вам право решать судьбу того, кто идёт со мной! Или ты думаешь, что я не знаю, кто этот парень?!

Вранг трусливо пополз назад. На него было жалко смотреть — из могучего вожака стаи он превратился в забитую шавку, дрожащую при виде сердитого хозяина.

— Мы не знали, что он идёт с тобой… Прррости нас, Владычица, нарррод врррангов впррредь не повторррит такой ошибки!

— Проваливай! Исчезни с глаз моих, паршивый пёс! И запомни: как только я тебя увижу вновь — убью на месте, как назойливую муху! Так же, как и любого из вашего трусливого племени предателей!

Вранг резким скачком впрыгнул на все четыре лапы и, что было силы, задал стрекача, стараясь удрать как можно быстрее, пока «Владычица» не передумала и не пустила ему вдогон смертоносную молнию. Вся стая таким же стремительным дёром рванула за ним. Но Ланс, ещё в запале ярости, всё же прикончила двух самых медлительных хищников, от страха лишившихся прыти.

Из высокой травы, в полутора дюжине шагов от странницы, показалась кудрявая голова Олвина. Следом за ним всунулся и Джеоф. Вид у обоих был более, чем изумлённый. Глаза, ещё слипавшиеся от сладкого сна, так бесцеремонно нарушенного появлением незваных гостей, увеличились до размера полновесных серебряников.

— Кто ты? — здоровяк смущённо приблизился и, потупив взгляд, смотрел куда-то в сторону, не в силах встретиться глазами с разъярённой и величественной воительницей, которой сей миг казалась Ланс.

Но рассвирепевшая красавица уже, похоже, очухалась и теперь только отстранёно поглядывала вслед удирающим хищникам. От жгучего яростного гнева, охватившего недавно всё её существо, не осталось и следа. Теперь в её глазах читалась лишь уверенность и чувство лёгкого недоумения.

— Почему они назвали тебя «Владычицей»? — на лице молодого алхимика отражалось подозрение.

— Да, объясни нам, какого зорна эти бестии припустили во весь пыл при одном твоём слове?

— Не знаю… Это… вырвалось само. Я не понимаю, что это вдруг на меня нашло и сама удивлена не меньше вашего… Но одно можно сказать точно — больше они нас не потревожат!

— Ещё бы! Эти лохматые твари драпали так, что и трава не успевала пригибаться под их лапами! — Джеоф явно был в восторге от увиденного и решил не требовать лишних объяснений, — Мы проснулись, когда ты выходила из дому, и отправились следом. Но, как вижу, могли бы спокойно дрыхнуть дальше!

— Пойдёмте досыпать эту ночь, чувствуется мне — завтра предстоит тяжёлый день, — Ланс как-то странно посмотрела на Клифорда, — Благодарю, Странник, одна бы я не решилась.

— Ты очень храбрый для женщина, — отдал должное голубоглазой красавице гоблин. И, уже проходя мимо Ланс, тихо добавил на созарийском, — Я твой верный друг, Владычица!

Ночь проводила четвёрку до домика Клифорда, нагло ухмыльнувшись вослед, и продолжила творить свои тёмные дела, ведомые, наверное, лишь Высшим.

Утро пробилось в окно назойливым радостным светом. Чёрные тучки на виднокрае говорили о приближении дождя, но над скромным жилищем гоблина небо было ясным и доброжелательным. Яркое Око Митры довольно улыбаясь, взошло над миром, весело подмигнуло просыпающимся жителям степи и вдруг, заметив троих бессовестно дрыхнущих друзей, нагло вломилось в ставни, расталкивая и распинывая уставших людей.

Рассвет казался таким трепетно воодушевляющим, и как будто ничто не напоминало о событиях минувшей ночи, превратившейся в мыслях в дурной, навязчивый сон. Какой-нибудь магинцийский художник, наверное, тут же бросился бы писать картину, расписывая всё ярко-голубыми и нежно-зелёными тонами, но троим не выспавшимся, постоянно опасающимся погони путникам было не до того. Они бы с радостью плюнули на восходящее утро и провалялись в кровати до полудня, если бы не появление Клифорда, покинувшего дом ещё далеко до рассвета.

— Вставав! Вставав! Спав нельзя! — суетился гоблин, расталкивая своих гостей, — Опасно ходив здесь! Быв плохо! Время уходив!

— В чём дело, Клифорд, — недовольно перевернулась с боку на бок Ланс, — Неужели нельзя нормально выспаться! Вранги больше не помеха, так почему б не отдохнуть, как следует…

Хозяин дома бесцеремонно вылил на голову гостьи чан холодной, бодрящей воды и неугомонно продолжил:

— Опасно! Смерть быстро ходив здесь! Смерть искав вы! Клифорд спасав от смерть, если три лентяй не спать!

Тут же весь небольшой отряд оказался на ногах. Олвин ещё протирал заспанные глаза, а в руке Джеофа уже лежала рукоять клинка. Другой он искал массивную палицу, видимо, забыв, что потерял её ещё в Эриданне.

— Что случилось, Клифорд? — Ланс тоже не нужно было повторять дважды. Спрашивая гоблина, златовласка на скорую руку собирала походный мешок, — Вранги? Клинки? Толстый Джек?

— Смерть… страшнее Жирный Джек! Берсеркеры… этины!

Олвин сел. Странница выронила из рук пухлую котомку. Ладонь верзилы крепче, до боли в костяшках, сжалась на рукояти меча.

— Зорн! — Ланс в сердцах выругалась, — Эти-то откуда взялись?!

— Хейдер говорив — этины прислав в погони. Он видев пара дюжины в восемь-девять дюжин вёрст на полночь.

Никому даже не пришло в голову спросить, кто такой Хейдер. Ланс молча завязала суму, перебросила её через плечо и двинулась к выходу. Джеоф, тоже готовый, поспешил за ней. Последним подорвался юный алхимик, всё ещё смутно понимающий, что происходит.

— Давав на закат полудня, — предложил гоблин, закрывая дверь, — Клифорд знав хороший прятать там.

— Ты идёшь с нами? — Ланс удивлённо воззрилась на хозяина дома. Зачем ему рисковать своей шкурой — ведь охотникам, если неизвестный Хейдер не ошибся, нужны были трое друзей, а вовсе не сутулый гоблин-отшельник, живущий вдали ото всех, в степи.

— Клифорд друг, — его откровенный чистый взгляд встретился со взглядом Пройдохи.

— Тогда пошли! Надеюсь, мы успеем добраться до твоего убежища раньше…

Выступили сей же миг. Несмотря на одолевавший всех сон и утреннюю вялость, друзья смогли преодолеть разжиженное состояние и двинуться в путь бодрячком, будто бы со свежими силами. Конечно, всем до смерти хотелось спать, но жгучее чувство опасности, разыгравшееся в крови, как-то мгновенно придало сил и упорства усталым ногам.

Вчерашних туч и след простыл, словно их вовсе не бывало. День выдался жарким, пот в три струи катился с изнеможённых тел троих людей, не говоря уж о толстокожем гоблине, которому летний полуденный зной казался кошмарнее всех мучений, способных родиться в его сознании.

После зенита с полуночи повеяло лёгкой прохладой, и друзья с радостью вознесли хвалу Повелителю Ветров за оказанную благосклонность. Но не прекращавшая терзать их жара всё же сказалась на скорости продвижения. Ноги будто бы сделались ватными, и четверо беглецов плелись, как в подвязке обоза, не в силах выжать из себя большего. Ланс, однако, заметила, что широкоплечему Джеофу давящий зной вроде и нипочём, но здоровяк старался поддерживать общий подавленный вид и даже умудрился скорчить мученическую физиономию в тон запыхающемуся Олвину.

Парню пришлось туже прочих. Хотя он и был уроженцем этих жарких мест, ему не приходилось прежде много путешествовать, а за время недолгого странствия ноги молодого алхимика ещё не успели окрепнуть и смириться с предоставленной участью.

— И за что нам такой почёт? — возмущался Джеоф, — Кому мы успели так насолить, что нас травят этинами?

— Наверняка, это Толстяк! — уверенно ответила Ланс, — Тролль и любезный граф Анденус, если ему и удалось выбраться, слишком мелки для такого. Скорее всего, наш жирный друг обратился к своим друзьям из разбойничьего логова!

Клифорд только молча хмыкнул. У него было совершенно иное предположение.

Ближе к вечеру объявился Хейдер. Огромный орёл, гордый хозяин гор, неизвестно каким капризом судьбы заброшенный в полуденные равнинные степи. Под одним крылом этого воистину господина неба могли свободно укрыться от палящих лучей Ока Митры пять-шесть человек. Мощным, аршинным клювом он мог, несомненно, без труда раздробить толстую каменную стену, а крепкие, острые, как сабли, когти разорвали бы на части кого угодно. Ко всем прочим достоинствам, благородный хозяин поднебесья был невероятно сообразителен для птицы, как описал его Клифорд, и даже имел собственную речь, понятную, однако, одному гоблину.

— Хейдер говорив Клифорд, этины попав в дождь и потеряв след время, — перевёл зеленокожий спутник пронзительный крик орла, — Но быстро снова набросившись на наша путь.

— Хейдер, — обратилась Ланс к великолепной птице, глядя в её умные ярко-коричневые глаза, — Далеко они? Скоро нас нагонят?

Гордый хозяин неба ответил звонким, режущим уши криком. Оказалось, он прекрасно понимал и людскую речь.

— Хейдер говорив, этина далеко, ходив быстро. Два день и два ночь они догнав.

— Двое суток… До Темницы Змей не менее полутора лун, — Ланс внезапно остановилась и рухнула на траву, — А как далеко до твоего укрытия, Клифорд?

— Больше пол-луны дорога.

Джеоф, не понимая, почему остановилась его спутница, тоже растянулся на тёплой земле.

— Ясно. Бежать дальше нет смысла. Лучше отдохнуть и набраться сил перед схваткой.

— Пол-луны, — растерянно пробормотал Олвин, — Пол-луны…

— Клифорд, — Ланс выговаривала каждое слово по слогам, — Есть где-нибудь поблизости, не далее, чем в двух днях пути, надёжное убежище, где этины до нас не дотянутся?

— Клифорд не знав такое место… — гоблин растерянно посмотрел на орла, — Может знав Хейдер?

Гордая птица, расправив крылья и угрожающе раскрыв клюв, громко гаркнула в ответ.

— Хейдер знать, в лесу есть спрятать люди и Клифорд. Но много приятно столкнуться с этина, а не с жизнь леса. Лес страшна, много страшна, чем этина.

Орёл сделал ещё круг над остановившимися странниками и вновь что-то прокричал.

— Хейдер говорив, он дравшись, — перевёл гоблин, — Хейдер умев убивать этина, когда их немного. Клифорд тоже дравшись и убивав проклятый этина!

— Драться с ними бессмысленно. По-моему, лучше укрыться в лесу, — предложила странница, — Там, хотя бы, неизвестно, что нас ждёт. А вступив в схватку, мы обречены на погибель.

— Хейдер говорив, лес опасна и Клифорд соглашавшись. Демона лесу разорвав мы на части и вкусно поужинав. Друины взяв рабом наша души и мы творив много зло. Клифорд знав, лес опасней этина.

— Что за бред ты несёшь, Клифорд, — хмыкнул Джеоф, — Демоны, друины — бабушкины сказки. Видал я одного демона, так тот во все лопатки улепётывал, аж ветер свистел! Я, конечно, не из робкой дюжины, но против такого большого отряда этинов нам не выстоять. С демонами как-нибудь справимся, а вот с этими отродьями исподней… навряд ли. Давайте лучше рванём в лес, там, как-никак, поспокойнее.

— Клифорд умев дравшись. Много хорошо этина. Клифорд надо много этина убив его.

Джеоф недоверчиво посмотрел на сутулого гоблина. Ему вспомнился тот внушительный мужественный облик, когда он увидел его впервые. Но это казалось наваждением, созданным, скорее всего, обманчивым рассудком, отказывавшимся принимать такой каприз природы. Но когда верзила постепенно обвыкся с гоблином, он привык к его слабому, тщедушному облику, и поверить, что он сражается лучше легендарных этинов, казалось просто невозможным.

— Клифорд дравшись и бив этина, если большой человек помогав хорошо.

— Нет, вдвоём, — Джеоф взглянул на спутницу и кружащего над их головами орла, — Даже вчетвером нам не одолеть такую ватагу этих отродий. Я прежде с ними не сталкивался, но слышал, что каждый этин способен сразить не менее дюжины лучших воинов. К тому же, ты безоружен, и вряд ли тебе окажется под стать мой меч.

Здоровяк хотел сказать, что у гоблина просто не хватит силёнок сражаться таким оружием. Но тот лишь гордо ухмыльнулся и сказал.

— Клифорд имев свой оружие!

Что случилось дальше, до конца никто так и не понял. Гоблин снял с пояса тяжёлую боевую палицу. Джеоф, как и остальные, готов был поклясться, что мгновение назад её там в помине не было. Рукоятку, сделанную из неизвестного хорошего, крепкого дерева, сковывала двойная шипованная окольцовка. Один конец венчал стальной шар с такими же, острыми как жало шмеля, шипами. Другой украшал инкрустированный тремя переливчатыми, неимоверной красоты камнями металлический набалдашник с цепочкой для крепления к руке. Чудесное оружие появилось как будто бы из воздуха. И слабо прощупывалось исходящее от него такое знакомое Ланс давление ню.

— Волшба! — ошарашено пробормотал Джеоф, — Чур меня!

Но по-настоящему удивилась только Пройдоха. Ей-то хорошо было известно, что гоблины от природы лишены всяческих способностей к чарам. Они просто не способны чувствовать ню и никак не могут колдовать.

А Клифорд невозмутимо поднял чудесную палицу над головой и воскликнул так громко, как только позволяли его легкие, в надежде, что эхо его гласа докатится до преследующих их маленький отряд этинов:

— Эхр торонго молдер Этор!

Облик Клифорда вмиг изменился, вновь сделав его похожим на могучего воина, какого друзья видели при первой встрече. Теперь на месте дохленького горбатого гоблина стоял доблестный витязь, исполненный силы и мужества. Выпрямившись во весь свой немалый рост, он стал похож на героя древних сказаний и мифов. Ланс даже сказала бы, что пред ней вылитый Зульджин — великий прародитель рода гоблинов.

И при взгляде на этого зеленокожего богатыря у троих людей неожиданно стало так спокойно на сердце от ощущения того, что он не даст их в обиду. Джеоф даже усмехнулся про себя: ведь ещё совсем недавно он мог бы поклясться, что пришибёт этого хилого гоблина одним ударом кулака. Но теперь от преобразившегося Клифорда исходило ощущение великой, несокрушимой силы.

Ласковый луч Ока Митры отразился от блестящей головки палицы, вырывая спутников гоблина из оцепенения, и, смеясь, устремился в закатном направлении, нарушая все порядки природы, следуя которым он должен был исчезнуть в поднебесной выси.

— Этор говорив, мы ходив на закат.

Внезапно иллюзия пропала, Клифорд вновь превратился в сгорбленного гоблина, руки его опустились и будто бы стали короче, плечи ссутулились, голова поникла и весь его облик стал тщедушным и дохленьким. Спутники долго ещё гадали, привиделся им могучий воин из древней сказки, или это преображение случалось на самом деле.

Однако одно не оставляло сомнений в реальности. Загадочная палица в руке Клифорда никуда не исчезла, гоблин всё ещё продолжал сжимать её в опущенной ладони.

Клифорд, заметив изумление спутников, не стал дожидаться вопросов, а сам поспешил объяснить.

— Мой оружие звав палица Этор. Этор быв великий герой, его палица ковав большой маг. Этот хорошее палица быв на мой пояс, вы не можно видев его. Таков чары палица.

— Откуда она у тебя? — Ланс немного обрадовалась, узнав что не ошиблась относительно чаротворческих способностей гоблинов.

— Я заслужив этот палица в честный драться!

В памяти гоблина вновь всплыл тот страшный бой, тёмное подземелье, разящее могильным смрадом… Потрошитель, укутанный в тряпки мертвец, явившийся из Долины Скорби за сердцем смельчака, отважившегося нарушить священный покой гробницы Этора. Кошмарная битва, в которой Клифорд едва не погиб от руки проклятого отродья, если бы не чудесное и ужасное воскрешение бренных останков Этора… О! Этого он не забудет никогда! Смертельный бой во мраке подземелья… Обыкновенный, заплутавший гоблин против кровожадного бессмертного демона! И из широкого нетленного гроба невозмутимым, полным ледяного спокойствия взглядом мёртвых глазниц на них взирало полусгнившее тело великого воителя. Потрошитель почти одолел его и уже приготовился праздновать победу, когда гоблин изловчился зашвырнуть противника в гроб… Где демон навсегда остался лежать в крепких объятиях мертвеца… Да-а, Клифорд тогда бежал так, как никогда прежде не бегал. И остановился лишь у самого подножия воистину Проклятых Гор.

— Этор? Ты говоришь эта палица принадлежала раньше ему? — вопросительно взглянула Ланс на зеленокожего спутника, вырывая его из глубин воспоминаний, — А кто такой Этор? Никогда прежде не слышала этого имени…

— О-о! Ладан Этор, великий герой! Победитель Гудбек Лэгис и Комада Рэсис…

Но новые имена также ничего не сказали никому из троих людей. Олвину вспомнился отголосок какого-то давнего рассказа Мерлина, о котором он почти забыл. В нём пару раз появлялось имя Рэсис, но юноша решил не терзать свою память понапрасну. Что за герои и что за злодеи — значения не имеет. Одни из многочисленных великих людей, так и не вошедших в историю Британии, или забытые за пологом лет, не так важно. Главное — Клифорд завладел, похоже, каким-то мощным артефактом прошлого. Возможно, сам гоблин даже и не догадывается, какая сила волей судьбы оказалась в его руках. Ну ничего, подумала Ланс, разберёмся. А нынче нужно скорее решать, что делать с уверенно идущими по их следу этинами. И открывшаяся тайна Клифорда пока только давала надежду на лучшее.

Ещё немного поспорив, друзья всё-таки решили продолжить путь в степи и попытаться оторваться от этинов. В дороге Клифорд много рассказывал о сражении с Потрошителем, о странствиях Ладана Этора, о злодействах Рэсиса и многом другом, случившемся неизвестно где и когда. Хотя гоблин повествовал об этом так, будто бы присутствовал при всех этих событиях лично, однако, не отрицая, что все они произошли очень давно, когда его родителей ещё не существовало и в замыслах.

Путники так увлеклись рассказами Клифорда, что даже не заметили, когда их покинул Хейдер, долго ещё круживший над их головами.

Постепенно с восхода надвинулась ночь и беглецы устроили привал. Благо, в домике гоблина нашлось чем запастись, и походные мешки путников ломились от еды и питья.

Наутро люди с ужасом обнаружили исчезновение Клифорда. Наверное, невозможно описать чувства, обуявшие Джеофа, который и прежде не очень доверял зеленокожему проводнику, а теперь уверился, что гоблин всё же струсил и поспешил убраться, оставив троих друзей на растерзание этинам.

Однако Ланс и Олвин думали иначе. Уверившись, что Клифорд отправился в разведку, они преспокойненько сели его дожидаться, ничуть не волнуясь за судьбу гоблина. Но прошло время, а проводник всё не спешил возвращаться. Яркое Око Митры уже высоко поднялось над виднокраем, возвещая, что четверть пути им уже пройдено, а Клифорд так и не объявился. Наконец друзья приняли решение отправиться в путь без него. Если он жив и здоров, то с помощью Хейдера без труда сможет найти их в степи. А о том, что он мог броситься на встречу этинам, или столкнуться с кем пострашнее, беглецы предпочли не думать. Кроме того, Джеоф продолжал стоять на своём:

— Говорю вам, этот зеленорожий сдрейфил и поспешил сделать ноги! Сразу он мне не понравился, но эти его фокусы с палицей притупили мою бдительность!

— По-моему, притупился твой рассудок, — оборвала Ланс бурные потоки словоизлияния спутника, — Если он хотел нас покинуть, то зачем вообще отправился с нами в это безумное путешествие. Мог бы спокойно остаться в своём уютном домишке, где ему никто и ничто не угрожало. Так что, Громила, заткнись и прибавь ходу, парнишка и тот вон драпает бодрее тебя!

День снова выдался невыносимо жарким и душным. Маячившая на полудне гроза, похоже, приближаться не спешила, а дождевые тучи, как будто назло, обходили их стороной. Порою дул невыносимый сухой ветер, несущий вместо свежей прохлады густой летний зной и облака пыли. Ланс прежде и не представляла, что лето может быть столь отвратительным и неприятным. Хотя, может быть, сказался безумный темп ходьбы и тяжёлый груз за плечами. Вдобавок к тому, покрытая пылью и пропитанная потом одежда источала столь неприятные запахи, что нестерпимо хотелось искупаться, хотя бы и в каплях дождя.

А в голой бескрайней степи даже негде было укрыться от палящих лучей безжалостного Ока Митры. Даже мелкие полевые животные, всякие пташки и грызуны, попрятались по своим уютным норкам и в тенистых гущах шелестящей зелёной травы. Насколько хватало глаз, был виден лишь изумрудный колышущийся ковёр, ставший неотъемлемой частью жизни троих беглецов в последние дни. Казалось, в мире более нет ничего, кроме этой бескрайней зелёной равнины, уже ставшей сниться друзьям по ночам. И даже могла бы создаться иллюзия, что вся их прежняя жизнь — только красочный сон, если бы не две туманных полоски лесных опушек на полудне и полночи, разбивавших этот мираж вдребезги.

День близился к вечеру, а Клифорд так и не появлялся. Пару раз высоко в небе промелькнул тёмный силуэт, но был ли то Хейдер, или другая птица оставалось загадкой.

На следующее утро наконец-то захлестал долгожданный дождь. Неизвестно откуда взявшаяся тучка, будто специально остановилась над головами странников. Огромные невидимые руки выжали её до нитки, излив потоки свежей, прохладной воды на головы троих обрадованных беглецов. Промокшие, озябшие, но очень довольные путники радостно прыгали под летним ливнем, как дети, не задумываясь над тем, что выглядят в этот момент очень смешно и глупо. Даже Ланс, прежде и в мыслях не допускавшая подобной забавы, прыгала вместе с друзьями, предаваясь всеобщему праздному веселью.

Но дождь закончился, и снова вылезло палящее, безжалостное Око Митры, быстро иссушившее одежду и волосы путников. Вернулась тягостная реальность, ощущение близкой погони и смерти. Иллюзия беззаботности и благополучия растаяла, как туманная дымка на заре, и все текущие неприятности тяжким грузом вновь рухнули на плечи беглецов, заставив их взять руки в ноги и делать ходу, что есть сил.

Дневное светило уже проползло две трети пути по чистому голубому небосклону, когда беглецы заметили неутомимых преследователей. Они появились так неожиданно, что трое друзей тут же невольно ускорили бег, в тщетной попытке оторваться.

Судя по всему, этины старались подобраться незаметно, сгибаясь в три погибели и прячась в невысокой траве. Но долго бежать в таком положении оказалось не под силу даже этим выносливым воинам, и время от времени они разгибались, переводя дух, чтобы потом снова спрятаться.

Всего в какой-то версте от бежавших во всю прыть путников, преследователи поняли, что их заметили и, выпрямившись во весь свой немалый, с косую сажень Джеофа рост, разом ускорили бег. Впервые все трое увидели этина вживую во всей красе. Огромные плечи, не поддающиеся описанию мускулы, широченная грудь. Шеи не было в помине, казалось, сплющенная, совершенно лысая голова бирюзового цвета утопала в бугристых плечах. Узкие щелочки глаз придавали безносому лицу довольно жутковатый вид, а безгубый узенький рот делал его ещё кошмарнее. Тёмно-розовая кожа, создававшая резкий контраст с головой, оставляла загадкой, почему этинов относят к народу зеленокожих троллей. Крепкие руки, венчавшиеся массивными кулаками, сжимали тяжёлые шипованные джаги. Тренированные, похожие на столбы ноги неутомимо несли своих хозяев вперёд, всё увеличивая темпы бега.

Охотники быстро настигали дичь.

Поляне

— Ланс, — Джеоф внезапно остановился, шумно переводя дыхание, — Ланс, я попытаюсь задержать этих уродцев! У вас будет время оторваться!

— И не вздумай! — странница тоже прекратила безумное бегство, — Спасаемся все вместе, или все вместе примем бой!

— Сегодня не до геройств, — верзила уже опирался на меч. Калёная сталь тускло играла в беззаботных лучах Ока Митры, — Вспомни, мы обещали Мерлину сберечь его ученика. Так что, давайте руки в ноги, а я постараюсь дать вам побольше времени…

Да, её спутник был немного простоват, но храбрости ему не занимать. Порой, в такие моменты, какой наступил ныне, Ланс не могла не восхищаться им. Рядом с этим добродушным могучим здоровяком можно было чувствовать себя в полнейшей безопасности. Мало кто из людей мог тягаться с ним в силе и умении сражаться. Но то из людей, а этины…

— Джеоф, не дури, ты попросту погубишь себя! Нам в любом случае не оторваться, и твоя смерть лишь чуть-чуть отодвинет нашу! Так что придётся драться…

Олвин, похоже, умудрился заснуть на бегу. Юноша давно потерял контроль над своим обессилившим телом. Ноги безрассудно продолжали нести его вперёд, всё равно куда, лишь бы подальше от надвигающейся, дышащей в затылок смерти.

— У нас ведь ещё есть «серый айвенго»! — внезапно вспомнил Громила, — Не всё ещё пропало, и, пёс подери, кому-то нынче придётся солоно!

Преследователи заметив, что жертвы остановились, тоже замерли в полуверсте от них, о чём-то совещаясь и оживлённо споря.

— Никак почуяли западню, уроды, — Джеоф приготовил свой разрывной сосуд и теперь мучился с огнивом, — Подойдите поближе, посмотрим кто кого…

— Олвин? — Ланс пыталась поднять свалившегося-таки юношу, — Олвин, очнись! Мы хотим воспользоваться твоим порошком!

Юноша стонал, пытаясь что-то сказать, но из пересохшего горла вырывался лишь сдавленный хрип.

Этины, наконец, закончили разговор и снова бросились к изнеможённым погоней беглецам, продвигаясь уже не так быстро и более настороженно, несомненно, ожидая подвоха. Джеофу, наконец, удалось справиться с кремнем и в его руке затеплилась горящая лучина. Верзила молча выжидал.

Пройдоха всё же сообразила влить в иссушённое горло Олвина прохладной, бодрящей воды. И юноша, немного придя в себя, скомкано пробормотал:

— Не надо… «Айвенго»… Не причинит… вреда…

— Это мы ещё посмотрим, — воскликнул Джеоф, поджигая шнур, — Получайте, гады!

Смертоносный сосуд, брошенный умелой рукой Громилы, устремился навстречу этинам, тут же бросившимся врассыпную… Громкий грохот, чьи-то дикие крики, треск занимающейся огнём травы… Ожидающие в страхе беглецы ещё плотнее прижались к земле.

Мощный взрыв, казалось, никак не затронул преследователей. Из густого, плотного дыма одна за другой вынырнули фигуры неодолимых воинов. Двоим всё же не посчастливилось попасть в самый центр разразившегося хаоса, и теперь их могучие тела, исковерканные и изломанные нечеловеческой силой, распростёрлись на полыхающей жарким пламенем земле. Остальные же отделались царапинами и ушибами и только более рассвирепели от тщетной попытки людей расправиться с ними.

Джеоф поднял меч и приготовился к смертельной схватке. Рядом ощерилась своими «когтями» Ланс…

— Смотрите, — воскликнул Олвин, когда этинам оставалось до друзей несколько дюжин шагов, — Орёл!

Пронзительный крик и хлопанье крыльев над головой возвестило о прибытии Хейдера. Великолепная птица, гордый хозяин небесных просторов, плавно кружа, опускался к земле. Его появление принесло с собой и надежду. Несмотря на изнеможённость дорогой, друзья внезапно ощутили прилив сил. Клифорд всё-таки их не бросил и, наверняка, скрывается где-то поблизости, готовя неожиданный сюрприз неугомонным преследователям. Все трое тут же воспрянули духом, ожидая если и не счастливого, то по крайней мере достойного конца своих приключений…

Что случилось дальше, ожесточившиеся, приготовившиеся к смерти путники сразу не смогли разобрать. Казалось, сама степь встрепенулась и обрушилась на их преследователей всей своей небывалой мощью. Трава колыхалась так, словно в гуще её вольно разгуливал бойкий ветер. Один за другим этины падали наземь, сбиваемые, как показалось беглецам, длинными и острыми, как ножи, стебельками травы. Упавшие тут же утопали в движущейся зелёной массе полевых растений, так и оставаясь лежать там, в густой, полной ароматной свежести траве.

Продолжал потрескивать занявшийся пожар, теснимый и прижимаемый живой зелёной гущей. К резкому запаху гари добавился плотный, режущий ноздри вкус свежей крови, обильно орошающей тёплую землю. Оставшиеся в живых этины яростно отбивались от свирепо атакующих изумрудных потоков. Внезапно сорвавшимся камнем с неба ударил Хейдер, огромным крепким клювом размозживший бирюзовую голову одного несчастливца и опрокинувший его наземь могучими лапами. Тут же орёл развернулся и устремился ввысь заходя на новый удар.

Присмотревшись внимательней, друзья различили снующих в густой траве людей, с ног до головы облачённых в зелёные одежды. Они будто бы вырастали из земли, так хорошо сливаясь с окружающей степью. Дюжины отважных воинов бросались в смертельную схватку с безумными, свирепыми этинами. И среди этой буйствующей массы зелёных людей мелькала так хорошо знакомая фигура Клифорда…

Последнего этина точным рубящим ударом сразил подоспевший Джеоф. Всё было кончено, в живых не осталось никого из кошмарных преследователей. Плотная туманная завеса над степью уже почти улетучилась, а разыгравшееся пламя совсем угасло стараниями странных зелёных людей. Победу одержали неизвестные друзья Клифорда, так вовремя пришедшие беглецам на помощь. Но каких жертв она стоила! Повсюду, вперемешку с остывающими этинами, валялись исковерканные тела степных жителей. Сломанные кости, разбитые черепа, раздробленные останки и кровь… реки багровой крови, дурманящие своим запахом, заставляющие прикрывать ладонью нос и отводить взгляд, дабы не впасть в безумие, навеваемое этим кошмарным зрелищем.

Непривыкший к таким жутким картинам Олвин поспешил убраться подальше от места кровавого побоища и опорожнить желудок. Впервые в жизни ему стало дурно от запаха крови и вида мёртвых, искорёженных тел. Никогда прежде юному алхимику не доводилось видеть, чтоб старуха Смерть приходила к своим жертвам в таком ужасном, жутком обличие. Нет, легенды не преувеличивали силу беспощадных тварей. Несмотря на огромное численное превосходство людей, каждый этин унёс с собой в Долину Скорби по нескольку жизней.

Клифорд, поговорив о чём-то с одним из зелёных людей, подошёл к Джеофу и Ланс, всё ещё переваривающим последствия случившейся трагедии.

— Сегодня поляне теряв много жизни, — в голосе гоблина звучала ярко выраженная нотка сочувствия, — Этина сильный враг и победа тяжёлый.

— Кто эти люди? Откуда они взялись?

— Племя поляне приходив на помощь бегущий от этина, ибо так велев люди из леса.

— Люди из леса? — чем больше Ланс хотела узнать, тем меньше она понимала.

— Люди из леса всегда прав. Они дав волю поляне искать вы, спасав от любой угроза и приводив к люди из леса.

— Кто они такие?

— Белая человека много спрашивав и мало понимав, — прервал гоблин дальнейшие расспросы, — Время приходив и вы всё узнав.

— Хм, коротко и ясно, — хмыкнул Джеоф.

Клифорд задумчиво смотрел на распростёртые на земле тела. Разум его вновь захлестнула волна воспоминаний.

— Давно, давно народ этина дравшись за Клифорд…

— Ты сражался вместе с этинами? — удивился Джеоф

— Этина быв мой лучший воин! Я брав неприступная крепость с три дюжина этина… жив не оставшись никто враг!

Беглецам возразить на это было нечего — они видели этинов в бою. Клифорд мрачно ухмыльнулся и пошёл прочь, помогать полянам искать раненных и собирать тела погибших.

— Ну, Громила, — усмехнулась Ланс, — ничего не хочешь сказать?

— Хм, — верзила виновато потупил взгляд, — похоже я был не прав в отношении этого гоблина.

— Благодаря Клифорду мы всё ещё живы, — подвела итог Пройдоха, — Признайся, тебе не по себе от сознания того, что ты обязан своей шкурой зеленорожему уродцу, которого ты счёл трусом?

— Да… я в нём ошибся… Похоже, этот малый заслуживает доверия…

Ланс одарила могучего спутника премилой улыбкой и, изящно развернувшись на кончиках носков, лёгкой походкой зашагала к суетящимся полянам.

Путь до деревни степного народа занял довольно много времени. Дважды устраивались на ночлег под открытым небом, прежде чем вся компания добралась до небольшого, разбитого на самой опушке леса, селения.

В Охице их встретили только женщины и почти грудные младенцы, всё мужское население, и стар и млад, отправились спасать троих беглецов. С прибытием отряда деревню огласили дикие стоны и плач причитающих матерей, дочерей и жён. Слишком много мужчин вернулись домой на щитах и слишком многие потеряли в этом бою своих близких.

На следующий же день устроили общинные похороны, изрядно расширившие старое кладбище в двух верстах от селения. Воины отдали честь погибшим товарищам гордым молчанием и только редкие печальные возгласы женщин нарушали воцарившуюся тишину.

Ланс не могла назвать полян гостеприимным народом, но нечего было ожидать радушия и дружелюбия тем, ради кого племя лишилось стольких доблестных мужей. Повсюду их встречали сухим равнодушием и молчанием. И только чудом выживший вождь, Элион Эк Бёрн, позволял себе краткий обмен словами со спасёнными племенем людьми.

Позже Клифорд объяснил, что поляне сами никогда не ринулись бы в такой страшный бой. Племя исполняло данное ему поручение людей леса, которым степные люди во всём подчинялись и чтили их, почти как Высших. От Хейдера гоблин узнал, что люди Эк Бёрна рыщут в степи неподалёку. Он поспешил им на встречу, дабы попытаться уговорить их спрятать беглецов в лесу, пока позволяло время, хотя и не верил в успех такой затеи. Но оказалось, они уже разыскивали троих путников и были готовы вступить за них в бой с кем угодно, даже с жуткими этинами — такова была «просьба» лесного народа. С помощью Хейдера им удалось подготовить засаду, в которую безжалостные преследователи так удачно попали. «Серый айвенго» едва не спутал все планы, благо Джеоф метнул смертоносный сосуд во много шагов в сторону от укрывшихся в траве воинов, иначе жертв могло быть намного больше.

Друзья чувствовали, что бесцеремонно и нагло вторгаются в размеренную жизнь полян. Их приняли, дали им приют, отдых и пищу, а Джеоф впервые за много дней смог соскрести изрядно проросшую щетину и сменить изодранные лохмотья на потёртую волчовку мехом наружу, подаренную вдовой одного из павших воинов. Но за версту чувствовалось холодное отношение к ним, так и давившее на плечи троих путников. Хмурые взгляды мужчин и откровенно обвиняющие женщин ясно говорили о том, что случайным гостям здесь не рады. Однако, никто не осмелился сказать ни единого грубого слова. Видать, указ загадочных людей леса и вправду чтился меж этими людьми высоко.

Ланс попыталась поговорить с вождём, выразить сочувствие гибели его соплеменников. Но вечно угрюмый, суровый Эк Бёрн лишь загадочно ответил:

— На всё воля Высших. Мы поклоняемся Повелителю Света, Светлоокому Митре, дарящему нам свет и тепло. Возносим мольбы Повелителю Туч, орошающему наши поля и пастбища потоками живительной влаги, почитаем Отайру-Лучницу, помогающую нам прокормиться в тяжёлые времена неурожая и засухи. И исполняем священную волю людей леса, защищающих нас от лиха глухих дебрей и позволяющих охотиться в своих владениях. Смерть моих братьев печальна, но она не пропала даром. Все когда-нибудь уходят за Серый Предел. И в Сером Чертоге Высшие судят умерших. Милуют тех, кто жил правильно и карают лихих и трусливых людей. Мы молимся за души наших погибших и верим, что им будет дарована беспечная жизнь за Долиной Скорби, ибо не дрогнули они в бою и смогли защитить своё племя!

Выслушав тираду, странница поняла, что вождь слепо верит в загробную жизнь и справедливый суд Высших. Что ж, наверное, оно и к лучшему. Поляне, как и многие дикие народы, принимали смерть, как событие печальное, но неизбежное. Возможно потому и не боялись её, как жители больших городов и замков. Их философия оставалась до боли смешной и первобытной, но было в ней нечто такое, что помогало им выжить. Смерть, свершившаяся «во благо» племени воспринималась, как подвиг, и было в этом что-то схожее с безрассудной храбростью и верностью долгу рыцарей Королевства. С той только разницей, что поляне, тем не менее, равно оплакивали как погибших в бою, так и сражённых болезнью и старостью, а арии воздавали почести лишь «доблестно павшим». Однако, почему спасение незнакомых странников они считали защитой своего племени — для задумавшейся Пройдохи осталось неясным. Возможно эти люди леса, кем бы они ни были, не только помогали полянам, но и сурово карали за ослушание. Настолько сурово, что гордые степняки были готовы пасть в неравном бою, но выполнить их наказ.

Клифорд, как выяснилось, и отдалённо не был другом полян. Они восхищались Странником, уважительно относились к его силе и мужеству, почти преклонялись перед его умением драться, но другом его не считали. Скорее хорошим знакомым, от которого лучше держаться подальше, а если уж он здесь, оказывать ему должный почёт. Несмотря на то, что гоблин нередко помогал этому племени и даже порою сражался на их стороне.

Особенно Ланс поразило то, что поляне отдавали должное мудрости Клифорда и нередко обращались к нему за советом. Странница и предположить не могла, что их зеленокожий спутник отличается ещё и великой рассудительностью, хотя, конечно, жизненного опыта ему было не занимать. Но облик простоватого гоблина сильно расходился с тем седовласым старцем, которого рисует фантазия большинства людей при слове «мудрец».

Олвин все дни, которые трое друзей прожили у полян, шатался по деревне, не в силах найти себе занятие. Юношеская неугомонность не давала спокойно сидеть без дела. Чтобы не было совсем уж скучно, молодой алхимик пытался загрузить расспросами Клифорда, и гоблину невольно приходилось избегать бдительного взора любопытного мальчугана. В конце концов он нашёл себе увлечение в том, что привязался к местному травнику, которому, хотя и с большой неохотой, пришлось поделиться своими знаниями с настойчивым юношей. Олвин же всё схватывал на лету, и вскоре невольный учитель не мог нарадоваться на нового ученика. За три четверти дюжины дней он успел освоить больше, чем иные не за одну луну. И по истечении этого срока измотанный травник с гордостью сказал:

— Вот перед вами будущий знахарь! Хотя обучению его ещё длиться и длиться, он уже знает достаточно, чтобы не дать умереть раненному или немощному, пока к нему не приведут опытного целителя!

Ланс же старалась не тратить время впустую, и пыталась разговорить-таки жителей Охицы. Однако те постоянно отвечали на её вопросы уклончиво и зачастую вовсе уходили от разговора. И тем не менее Пройдоха старательно стремилась удовлетворить своё любопытство. Поэтому доставалось опять же Клифорду.

Джеофу повезло больше других. Несмотря на холод и недружелюбие, которым его встретили в деревне, поляне отнеслись с уважением к его огромной силе и особенно отметили в нём умение не задавать лишних вопросов. А на второй день после похорон верзила предложил свою помощь местному кузнецу. Тот сперва отказался, но после настойчивых уговоров Джеофа, всё-таки дал ему в руки молот. Выяснилось, что здоровяк далеко не из последних в кузнечном деле, и старый деревенский оружейник глухим одобрительным ворчанием признал его работу. Джеоф принялся чинить всё подряд, от металлических инструментов и различных креплений до поломанного оружия воинов. Работал в три пота, с утра до вечера, отвлекаясь только на обед. А местный кузнечных дел мастер продолжал одобрительно ворчать и радоваться, с каким усердием выполняется его работа.

Таким образом неутомимый Джеоф оказался единственным из троих друзей, кто заслужил хоть какое-то признание полян. И кроме того, единственным, по их мнению, от кого может быть хоть какой-либо толк.

В благодарность за помощь кузнец позволил своему временному подмастерью воспользоваться его кузней, чтобы выковать оружие для себя. Клинок графа изрядно надтреснул, когда он рассёк его лезвием огромную тушу этина. А лёгкая сабелька не представлялась Джеофу серьёзным оружием, скорее так, игрушкой про запас, которую можно использовать в бою только в крайних случаях.

Работа отняла у верзилы весь последний день, зато клинок вышел на славу. Грубоватый, обоюдоострый полуторник, возможно, тяжёлый для среднего человека, но вполне приемлемый Джеофом. Таким, в случае чего, и надвое перерубить можно, и череп проломить, если потребуется. Конечно, не совсем то, чего хотелось бы верзиле — всё-таки времени в обрез, да и железа путёвого у деревенского кузнеца не нашлось, пришлось ограничиться переплавкой сломанного меча графа и сабельки, благо оба клинка были сделаны из добротной эриданнской стали. Но, всё-таки, оружие по руке у Громилы вновь было.

Кузнец тоже остался вполне доволен: большой человек не только выполнил огромную работу в столь малый срок, но ещё и справил новую наковальню, которую он давно собирался заменить, да никак руки не доходили.

Ланс уже порядком наскучило сидеть в тихой деревне, где за хлеб не приходилось драться. В отличие от Олвина, Джеофа и Клифорда, ей приходилось днями напролёт бесцельно слоняться по окрестностям, искать пятый угол и допытывать жителей Охицы своими надоедливыми расспросами.

Из обрывочных сведений, с большим трудом добытых ею, странница поняла, что племя полян, одно из немногочисленной народности липофов, живёт в этой степной глуши уже без малого два гросса лет. Во времена Ледяной Войны предку нынешнего вождя, Эману Эк Бёрну посчастливилось натолкнуться на поселение загадочного лесного народа, который милостиво согласился встать на защиту малочисленного племени и укрыть его в непроходимых лесных чащобах. Позже лесные люди научили кочевников возделывать землю и собирать пчелиный мёд. Так они и стали полянами, поселившись на опушке под присмотром таинственных покровителей и со временем отстроив здесь селение, ставшее богатым базаром между степными народами, а так же торговцами с восхода и полуночи. Постепенно привязанность степняков к своим учителям и защитникам переросла едва ли не в поклонение, и нынешние собратья Эк Бёрна безоговорочно выполняли все «просьбы» загадочных жителей леса. В целом — жизнь в Охице мирно текла своим чередом, за исключением редких набегов лесных дикарей, которых местные называли просто «псами». Но тем никогда не удавалось одержать победы над гордыми отважными полянами и их неизвестными, но, судя по всему, очень могущественными покровителями. Частые когда-то стычки с кочевниками давно прекратились, когда Клифорд, которого здесь так же величали Странником, установил свои порядки в этой части степи. Хотя, как одинокому гоблину удалось заставить своенравных степняков признать его право указывать — тоже оставалось загадкой. Охотники добывали дичь с милостивого разрешения лесного народа, пахари взращивали хлеб и рис на обширных полях, пастухи выгуливали стада овец и коз, а пасечники добывали мёд. Иногда торговали с редкими в этих местах караванами или другими племенами. Жили в достатке и сытности, и редко когда в этой благодатной земле случались голодные времена. Хотя, как говорили, купцов становилось всё меньше, а последние лета и вовсе почти не стало, видать, закатные кочевники вновь принялись безобразничать. Только с восхода, из Королевства продолжали ходить в Охицу за мёдом и шерстью, в обмен на железо, глиняную посуду и украшения для женщин.

Нынешняя битва стала для полян серьёзным ударом. Подобных сражений они не видали со времён Ледяной Войны, и даже самые жестокие схватки с соседями или псами венчались потерей не более полутора дюжин воинов. Поэтому женщины племени почти открыто перешёптывались о страшном знамении, о грядущих плохих временах, о скорых кровавых битвах. Тогда как мужчины старались об этом умалчивать, хотя тоже видели в кошмарном сражении с этинами предвестье недобрых времён.