Бесплатный фрагмент - Возьми меня замуж!

ВОЗЬМИ МЕНЯ ЗАМУЖ!

Роман

Глава 1

Светло-серое утро пахнуло свежестью. Деревья, почти заглядывавшие в окна квартиры на пятом этаже, недовольно шумели, потрескивая ветками от сильного ветра и перебирая листьями, словно струнами на гитаре. А потом вдруг громыхнуло и свежий ветер ворвался в приоткрытое окно, шторы затрепыхались, словно в них закачали гелий, и вздернулись едва ли не до потолка. Спустя пару минут полил дождь так, словно у небесной хозяйки внезапно прохудилось ведро.

Петр Шумилов открыл глаза, потянулся и глянул в сторону стоявшего на прикроватной тумбочке будильника.

— Ч-черт! Проспали!

— Цветик, просыпайся! Какой-то дурак забыл нажать на кнопку будильника, а он сам по себе звонить не умеет.

Петр надел белый махровый халат.

— И кто же этот дурак? — не открывая глаз, повернувшись на бок и улыбнувшись, спросила девушка.

Сунув ноги в тапочки, Петр повернулся и, увидев, что Светлана и не подумала вставать, стащил с нее одеяло.

— Я не шучу, Цветик! У нас с тобой максимум полчаса на то, чтобы собраться, умыться и позавтракать. Я в туалет и в ванную, а ты давай, поднимайся.

Она все так же лежала на боку, абсолютно обнаженная. Только после того, как с нее стащили одеяло, сильнее сжалась и пыталась рукой нащупать краешек одеяла. Наконец, она открыла глаза, повернулась на спину и потянулась. Пышные густые светлые волосы ее распластались на подушках, высветив слегка оттопыренные уши. Затем начала оглаживать свое тело, снизу (куда хватило рук) до самого лица. При этом чему-то сладко улыбалась. В это время замяукал ее мобильник. Вздохнув, она поднялась, свесила ноги на пол, достала красный шелковый халат, накинула его на себя и подошла к креслу, на котором лежала ее сумочка. Мяуканье телефона продолжалось все то время, пока она искала кармашек, в котором должен был находиться аппарат. Найдя его, глянула на дисплей и слегка поморщилась.

— Алло, да, мамуль.

— У тебя все в порядке? Ты где?

— Я же тебе сказала, я у подруги переночевала?

— И как же зовут этого твоего подруга?

Светлана недовольно хмыкнула.

— Очень остроумно!

— Ладно! Ты не забыла, что я завтра рано утром улетаю, и хотела бы тебя сегодня увидеть?

— После института я приеду домой.

— Надеюсь! Ну, все, пока, целую.

— И я тебя целую.

В это время из ванной вышел Петр, обтираясь полотенцем.

— Интересно, я не успел скрыться в ванной, а ты уже кого-то целуешь?

— Мамуля позвонила, переживает.

— Ну, это вполне логично и предсказуемо. Давай-ка собирайся, Цветик.

Пока Светлана была в ванной, Петр достал из холодильника два йогурта, короткую палку ветчины, и пачку масла. Нарезал хлеб, стал заваривать кофе.

Дождь продолжался. Небо было хмурое, солнце виновато пряталось в тучах, не решаясь показываться на глаза людям.

Петр был чуть выше среднего роста, широкий в плечах, но довольно худой тридцатиоднолетний молодой человек. Лицо немного вытянуто, нос заостренный, словно выточенный на станке, с небольшой горбинкой, как любил шутить сам Шумилов, «как у античных дам». Серые глаза не очень большие и довольно близко расположенные к переносице, слева и справа украшенной широкими, но аккуратными дугами бровей. Маленькая мушкетерская бородка и легкие темноватые усики дополняли его образ.

Допивая кофе в прикуску с овсяным печеньем, Шумилов произнес:

— Цветик, я реально опаздываю. Ты же знаешь, мне в Академию нужно к девяти ноль-ноль. Поэтому, извини, до педа я тебя подбросить не могу.

— Какие проблемы, Петушок, — Светлана, отставив в сторону опустошенную ею упаковку йогурта, придвинула к себе чашечку кофе. — Ты же знаешь, мы люди не гордые, мы и в автобусе, и в метро себя великолепно чувствуем.

Шумилов встал, поставил чашку с тарелкой в раковину, включил воду.

— Оставь, Петя, я провожу мамулю в ее Турцию, заеду к тебе и все перемою.

— Спасибо! Давай, допивай свое кофе, и поехали.

Шумилов ушел в комнату переодеваться, а Светлана недовольно поморщилась.

— Вау, Петя! Ты, преподаватель русского языка, а кофе обозвал средним родом.

Шумилов засмеялся.

— Растешь, Цветик! Я специально оговорился: заметишь ты или проглотишь.

— Как видишь, не проглотила.

Светлана допила кофе и пошла в ванну причесываться и краситься. При этом, дверь оставила открытой.

— Кстати, по поводу кофе. В истории русского языка этот напиток, завезенный из Европы царем Петром, изначально был мужского рода, только писался немного не так — кофей, отсюда и «кофеёк», «кофейку». С тех пор эта традиция (кофе — мужского рода) закрепилась в русском языке. А по нынешнему написанию, он как раз ближе к среднему роду: сравни — кашне, клише, туше. С другой стороны, возможно, небезызвестный тебе певец русского языка, автор справочника по правописанию Дитмар Эльяшевич Розенталь, как-то в буфете своего родного института попросил дать ему одно кофе. А на удивленные возгласы своих сослуживцев и, по большей части, учеников: «Дитмар Эльяшевич, как вы могли произнести слово „кофе“ в среднем роде?» — Розенталь ответил: «Друзья мои, неужели вы дома соблюдаете все нормы русского языка?» Так то же дома, последовал ответ. «А для меня институт — тоже родной дом!» — завершил дискуссию Розенталь. Ну, ты готова?

— Готова! — Светлана повесила сумочку на плечо и поцеловала Шумилова в щеку.

— Тогда поехали! — Шумилов глянул в зеркало и стер со щеки влажной салфеткой след от губной помады.

Светлана в ответ лишь хихикнула.

Глава 2

Доцент Петр Владимирович Шумилов работал сразу в двух вузах — Педагогическом институте и в Академии туризма и гостеприимства. И там, и там преподавал русский язык. Иногда, подменяя коллег, читал лекции по русской литературе ХVIII века, которой интересовался давно. И там, и там, в общем-то, работал с географами: в пединституте преподавал на географическом факультете, а в Академии туризма учились будущие сотрудники турфирм, для которых география была ведущей дисциплиной. А в свободное от преподавания время пописывал стихи (не для печати, для себя) и занимался историей развития русского языка. Исследовательская работа его по-настоящему увлекала, недалекой целью становилась и докторская диссертация, на что ему уже неоднократно намекала завкафедрой:

— Петр Владимирович, не оттягивайте процесс защиты. Еще два-три годика я продержусь, а затем уже и на покой мне пора. А на кого кафедру оставлять? Вы же у меня самый перспективный из молодых.

— А как же ваша подруга, Алла Борисовна? Она ведь моложе Вас, — беседа была один на один, и Шумилов позволял себе некое панибратство, зная, что искренно любившая его Нестерова не обидится.

— Ну, какая Аллуша завкафедрой? Она прекрасный специалист, отличный педагог и достойный человек, но не лидер, не руководитель. Здесь ведь нужна хватка, умение не только навязывать свое мнение, но и зубами защищать на деканате своих педагогов и интересы кафедры. У вас это получится, у других нет.

На том тогда и закончили разговор.

Шумилов хорошо и интересно читал лекции, вследствие чего во время его лекций в аудитории почти не было пустых мест. А после одной лекции для второго курса и вовсе слава о нем пошла гулять по всему институту. Тогда он рассказывал про падежи в русском языке. Казалось бы, что в этом может быть интересного? Со школы ведь всем известно, что в русском языке шесть падежей и точка. И вдруг он сходу спросил:

— Скажите, друзья, как вы думаете, сколько падежей в нашем языке?

И загадочно посмотрел в зал. Кто-то сидел, уткнувшись в смартфоны и айпады, кто-то перешептывался с соседом или соседкой, некоторые, в последних рядах, так и вообще подремывали. Впрочем, хватало и тех, кто сознательно держал в руках ручки и приготовился конспектировать лекцию. А иные, облегчая себе работу, просто включили диктофоны.

— Ну, я жду, друзья!

Теперь к загадочности во взгляде прибавилась еще и надежда на то, что его все-таки слушают. Выручила, как и не раз перед тем, среднего роста светловолосая с волосами чуть ниже плеч, часто улыбающаяся девушка. Как ее имя он не запомнил, да и с фамилией путался: то ли Прокопова, то ли Прокофьева. Он уже несколько раз замечал, что эта девушка всегда на его лекциях садилась в первый ряд и периодически бросала на него исподлобья светящийся от очарования взгляд. Поначалу он не обращал на это внимание: многие студентки неровно дышат к своим преподавателям, а потом, чем ближе к выпуску, дыхание у них становится все ровнее и ровнее.

— В школе нас учили, что в русском языке шесть падежей, — ответила эта светловолосая девушка, — но вы, вероятно, открыли еще несколько.

Сидевшие рядом две ее подружки хихикнули, прикрыв рты кулачками. Кто-то из студентов хотел было еще что-то добавить, но не успел — Шумилов перехватил инициативу.

— Верно! В русском языке есть еще несколько падежей, о которых вам в школе, видимо, ничего не говорили. Но только это не я их открыл, а еще до меня.

— В XVII веке! — вспомнив цитату из знаменитой «Кавказской пленницы», выкрикнул сидевший в третьем ряду длинноволосый, но плохо расчесанный, круглолицый, мускулистый студент со слегка свернутым набок и приплюснутым носом, как у боксера или борца.

— Пожалуй, что и в XVII веке эти падежи уже были, — живо откликнулся Шумилов. — Вот только тогда об этом еще никто не догадывался. Все вы знаете, разумеется, что современная школьная грамматическая традиция выделяет шесть падежей: именительный (на латыни — номинатив), родительный (генитив), дательный (датив), винительный (аккузатив), творительный (аблатив) и предложный (локатив). Однако же, мы с вами уже не школьники, а студенты пединститута, и нам положено знать, что в русском языке, помимо названных, есть еще несколько падежей, а некоторые ученые, например, академик Андрей Анатольевич Зализняк, чей учебник должен быть у каждого из вас в качестве библии, выделяет еще три падежа. И вообще, на мой взгляд, вопрос о падежах в русском языке — один из самых интересных в русской грамматике. Смотрите! К примеру, можно сказать «стоять в снегу», а можно и «думать о снеге». Какой это падеж?

— Предложный! — выкрикнула какая-то девушка из средних рядов.

Шумилов с удовлетворением отметил, что в его вопросы вникало все больше студентов.

— Верно! Если учитывать, что оба слова употреблены с предлогом. Но… Если второй пример («думать о снеге») — типичный предложный, отвечающий на вопрос «о чем?», то с первым примером несколько сложнее. Это, скорее, Местный падеж, или второй предложный — падеж, в котором ставится существительное, означающее место действия. Оригинальная (беспредложная) форма местного падежа практически полностью утрачена и перешла в формы предложного и творительного, однако у некоторых существительных грамматически отличная форма предложного падежа: в лесу, в тени́. А в какой падеж, интересно, вы бы отрядили известное «Люськ, а Люськ!» из кинофильма «Любовь и голуби»?

— Ну, это легко! Это звательный падеж, — парень с третьего ряда даже презрительно хмыкнул. — Этот падеж есть в некоторых славянских языках, например, в украинском и сербском.

— Молодец! Совершенно верно! Но ведь официально в современном русском языке звательного падежа нет. Хотя раньше он был. И остатки средневекового звательного мы используем до сих пор: старче, человече, боже, отче. Этот падеж считался седьмым русским падежом в грамматиках, изданных до 1918 года. Но есть и новый звательный. Та самая «Люськ». Или «Ань», «мам», «пап», «ба», ну и так далее. Даже особое произношение любого имени (Владимир, Ирина) уже интерпретируется, как звательный падеж. Зализняк выделяет еще и ждательный падеж. Он фактически совпадает с родительным, однако выделяется вследствие того, что некоторые слова в той же грамматической форме склоняются по форме винительного. Сравните: ждать (кого? чего?) письма, но ждать (кого? что?) маму. Также: ждать у моря погоды. Превратительный или включительный падеж — отвечает на вопросы подобные винительному падежу (в кого? во что?), но употребляется исключительно в оборотах типа пойти в сварщики, баллотироваться в президенты, взять в зятья и т. п. Счётный падеж — несколько отличная от родительного форма, использующаяся при счете: три часа (не часа), два шага. Или у Пушкина в «Евгении Онегине»: «И после, дома целый день, Один, в расчеты погруженный, Тупым кием вооруженный, Он на бильярде в два шара Играет с самого утра». А с родительным у нас с вами вообще черт-те что творится. Смотрите. Есть Родительный приименный, который имеет следующие значения: 1. Родительный субъекта действия обозначает лицо (субъект), которое производит действие, например: приезд брата. 2. Родительный объекта обозначает объект, на который распространяется действие, например: чтение книги. 3. Родительный носителя признака обозначает лицо или предмет, который обладает каким-либо признаком, например: белизна снега. 4. Родительный принадлежности обозначает лицо, которому что-либо принадлежит, например: дом отца. 5. Родительный определительный обозначает качество лица или предмета, например: человек высокого роста. 6. Родительный отношения называет предмет, к которому имеет отношение лицо или предмет, например: студент пединститута. Наконец, есть второй родительный, его можно назвать родительным части. В этом падеже ставится существительное, означающее целое по отношению к некоторой части, также упоминающейся. Например, как правильно говорить и писать: кусочек сахара или кусочек сахару? — он взял мел, подошел к доске и стал писать. — Головка чеснока или чесноку? Задать жару (не жара), прибавить ходу (не ход). Кто из вас скажет, как правильно писать: стакан чая, или стакан чаю?

Шумилов посмотрел в зал, но аудитория в задумчивости молчала. И вдруг кто-то из последних рядов громко спросил:

— Петр Владимирович, а как правильно писать «стакан коньяка» или «стакан коньяку»?

Шумилов глянул вверх, найдя глазами того, кто спрашивал: это был худощавый очкарик с высоким лбом и легкой небритостью. Шумилов улыбнулся и тут же ответил:

— Молодой человек, коньяк стаканами не пьют.

Зал утонул в громком хохоте. Популярность лекций Шумилова выросла после этого еще больше.

Глава 3

Екатерина Прокофьева припарковала машину на стоянке около офиса, щелкнула брелоком и вошла в здание. Как и положено все уже трудились в поте лица на благо ее турфирмы.

Рыжеволосая большегрудая девушка держала у уха телефонную трубку и, одновременно, водила карандашом по разложенной на столе перед ней схемой. На приветствие Екатерины она лишь кивнула головой и улыбнулась, продолжив разговор с клиентом:

— Да, конечно! Ну, если вы мне подскажете, где в Праге находится первая линия, я с удовольствием забронирую там вам самый лучший номер…

Поздоровавшись с сидевшей за стеклянной перегородкой бухгалтером-экономистом, Екатерина вошла в небольшой отдельный кабинет, который она делила со своим заместителем, сорокапятилетним, плотного сложения и с благородной лысиной на полголовы мужчиной. Он сидел и перелистывал какую-то квадратную книжицу средних размеров.

— Привет, Стас! Чего листаешь?

— О, Кать, здравствуй! Да вот, привез из типографии буклеты по Байкалу и Телецкому озеру. Сижу, изучаю.

— Это интересно!

Она повесила в шкаф бежевого цвета легкий плащ, поправила у зеркала прическу — короткую стрижку густых волос, покрашенных в цвет свежей соломы. Бросив сумочку на стул, она удобно устроилась в кресле, придвинув его к столу. Станислав встал, подошел к двум лежавшим на полу пачкам, вытащил по одному буклету из каждой и положил их перед Екатериной, присев рядом на стул, стараясь не помять сумочку. Екатерина взяла в руки один буклет и с удовольствием стала его листать.

— Сегодня у тебя какие-то новые духи? — принюхиваясь, спросил Станислав.

— Отстань Стас, иди на свое место.

— Как пса гонишь: иди, мол, Тузик, на место.

Она подняла голову и удивленно посмотрела на него.

— Ты сегодня не на ту ногу встал, или с женой с утра поругался?

— Ну, зачем ты так, Катя? — с обидой в голосе произнес Стас и поднялся. — Я же вполне искренне.

— Так и я вполне искренне! — улыбнулась она. — Не надо парковаться в неположенном месте.

— А кем место не положено? — съязвил он, возвратившись на свое место.

— Да ну тебя! — она отложила буклет в сторону. — Ты не забыл, что мне завтра утром лететь в Турцию.

— Как я мог об этом забыть, если сам тебе билеты заказывал?

— Послушай, должны звонить из второго лицея, им нужно перезаказать два билета в Прагу. Там какой-то детский конкурс, а у них два участника заболели, и они должны заменить их.

— Сделаем!

— Двадцать третьего меня пригласил к себе зампред комитета по туризму нашего заксобрания Белицкий. Я его предупредила, что меня не будет и вместо меня будешь ты. Его контакты у тебя есть?

— Конечно! А что у него за проблемы?

— По телефону ничего не стал говорить. Запиши: встреча в 11.00.

— Понятно! Куда-нибудь путевку, да еще со скидкой.

— Вот и выясни, только не очень уступай. Наши депутаты — не самый бедный контингент.

Станислав в ответ только хмыкнул. В этот момент у Екатерины зазвонил телефон. Она сняла трубку.

— Алло! Турфирма «Светлана»!.. Да… Конечно! Что вас интересует: Россия, Турция… Куда? Нет, к сожалению, с Кубой мы пока не работаем… Черногорию, пожалуйста! В какое место? Сколько вас человек? Подороже, подешевле? А вы на нашем сайте ничего не смогли подобрать? Хорошо, оставьте свой контактный телефон, мы подберем тур и вам перезвоним.

Екатерина положила трубку и быстро дописала необходимую информацию.

— Ну и клиент пошел. Нету Кубы, давай хоть Черногорию, — сыронизировал Станислав.

— Да это для разных людей. У них там какие-то две группы, как я поняла.

— Станислав Иванович, вы не подойдете ко мне? — заглянула в кабинет та самая рыжая и большегрудая девушка. — Там клиент пришел и хочет говорить только с вами.

— Интересно, что же это за клиент?

Едва Станислав вышел, в кабинет вошла бухгалтер.

— Кать, если мы июнь не закроем, у нас прибыли почти не будет, — она положила перед Екатериной распечатку расчетов. Та взяла в руки лист бумаги, внимательно пробежала по нему глазами и вздохнула.

— Ты же понимаешь, в стране кризис, денег на развлечения и даже отдых все меньше у народа. К тому же, ты же видишь, что творится в нашем турбизнесе. Многие стали предпочитать путешествовать самостоятельно. Тем не менее, я думаю, что июлем-августом мы все покроем. Я завтра лечу в Турцию смотреть новый маршрут — Каппадокию. Это самая сердцевина Турции — от Черного до Красного моря — четыреста километров, от Стамбула до Анкары тоже неблизко.

— Ты думаешь, это будет интересно клиенту?

— Надеюсь. Во-первых, это познавательно! Во-вторых, там христианские места самые древние. То есть туда можно будет подтянуть паломников.

— Ну, дай бог, как говорится.

Она возвращалась домой уже в сумерках. Сама просила дочь перед отъездом быть дома, а тут задержалась на работе. С другой стороны, ее не будет целую неделю, нужно было дать задание каждому, да и самой подготовиться к поездке.

МКАД местами был свободен, а кое-где создавались едва ли не заторы. Если по утрам Московская кольцевая автодорога стояла в сторону Москвы, то вечерами, наоборот — жители ближнего (а иногда и не совсем ближнего) Подмосковья в большинстве своем работали в столице. Но Екатерина всегда ездила в противоположную сторону — утром в Королёв, где у нее был офис, а вечером назад, в Москву, где она всего пару лет назад купила себе и дочери квартиру. И хоть Ярославское шоссе было довольно своеобразным — пробки там возникали непредсказуемо и в любое время — в этот раз она ехала, что называется, с ветерком. И вдруг, что это? Какой-то непонятный хлопок снаружи, машину тут же повело сначала влево, потом вправо. Она жестко схватилась за руль и резко нажала на педаль тормоза. Машину снова стало заносить, но, благо, ехавший сзади «мерседес» успел вырулить влево, а ей лишь зло посигналил.

Когда ее красное «пежо» остановилось, она включила аварийку и вышла из машины. То, что она увидела, повергло ее в шок: заднее колесо лопнуло и резина ошметками висела на ободе, а большая ее часть осталась на дороге. Ее ведь Стас пару недель назад предупреждал, что с задним правым колесом не все в порядке — резина вся истерлась, она не послушалась, махнула рукой, не стала ехать в автосервис. И что теперь делать? Ч-черт! Это же надо почти перед самым отъездом такому случиться. Она, конечно, вспомнила, что в багажнике есть запасное колесо, но что с ним делать, как снимать это и ставить то, она понятия не имела.

Порывшись в багажнике, она установила метрах в десяти позади машины светоотражательный треугольник. И остановилась в нерешительности. Мимо нее проносились на большой скорости машины, она рискнула кого-то остановить, махнула несколько раз рукой, но у спешивших домой водителей никакой реакции на ее взмахи. Она вытащила мобильник, стала набирать номер Стаса. Но абонент, как назло, оказался недоступен.

И вдруг неожиданно перед ней стала притормаживать фура. Она испугалась. С дальнобойщиками связываться не хотелось. Но из окна фуры высунулась седоватая голова напарника водителя, осмотрела «пежо», затем голова спросила:

— Что случилось, женщина? Помощь не нужна?

— Нет, нет, спасибо! Я позвонила, сейчас муж приедет, — соврала она и для убедительности потрясла перед собой мобильником.

— Ну, как знаете! — ответила голова, скрылась в большой кабине, и фура тяжело сдвинулась с места и постепенно набрала скорость.

Екатерина открыла багажник, подняла прокладку, убедилась, что запаска действительно лежала на самом дне, а внутри нее необходимый инструмент, включая домкрат. Она оперлась о кузов, достала из сумочки пачку тонких дамских сигарет, щелкнула зажигалкой. Курила она редко, одну пачку сигарет могла выкуривать неделю, но в такой ситуации не закурить она не могла. Было бы в сумочке спиртное, наверное, и выпила бы. Кстати, надо подумать и на эту тему. Стекло, конечно, возить не будешь, но фляжку вполне можно. Выбросив окурок, она едва не заплакала. Все больше вечерело, но красивый багровый закат ее нисколько не радовал. Автомобили проносились мимо, не останавливаясь. Она еще раз набрала номер Стаса. На сей раз ей, вроде бы повезло, но он долго не отзывался. Наконец, она услышала его голос.

— Да, Кать, что-то забыла или случилось?

— Случилось, Стас. У меня колесо лопнуло, и я застряла на Ярославке…

В этот момент рядом с ней остановился бежевый КИА Сид.

— Помощь нужна? — спросил водитель.

— Погоди, Стас, — она опустила руку с телефоном вниз и просительно спросила:

— Вы колесо менять умеете?

— Это же мое любимое увлечение. Сейчас!

Водитель проехал немного вперед и съехал на обочину, сдав назад, приблизившись к ее «пежо». А Екатерина в это время снова заговорила в телефонную трубку:

— Слушай, Стас, я тебе перезвоню. Тут, кажется, мне помогут решить проблему.

— Ну, давай! Я буду на связи. Если что, звони.

Из передней машины вышел Шумилов (а это был он) и подошел к Екатерине.

— Что у вас случилось?

— Вы знаете, неожиданно лопнула резина. Слава богу, я успела вырулить на обочину.

Шумилов обошел машину, посмотрел на искореженное колесо и присвистнул.

— Не фига себе! Как же вы ездили?

— Да мне давно уже говорили, что с таким колесом нужно в автосервис. Но все, знаете, как-то времени не было.

— Перчатки у вас есть? — спросил Шумилов.

— Что?

— Перчатки, говорю, есть, чтобы руки не пачкать?

— А, да, да, сейчас. Кажется, впереди на дверце. Сейчас посмотрю.

Пока Екатерина искала перчатки, Шумилов вытащил из багажника домкрат, инструменты и запасное колесо, ударил его несколько раз об асфальт, проверяя на накачанность.

— Вот, вы знаете, нашла, — Екатерина протянула Шумилову белые хлопчатобумажные перчатки, тот надел их и поставил домкрат на асфальт под колесо.

— Никто хоть не пострадал?

— Да нет, я же одна ехала. А другие машины, слава богу, не задела. Иначе здесь бы без ГАИ не обошлось, вы же понимаете.

— Ну да, конечно!

Он ловко открутил болты, снял колесо и положил его в багажник. Тут же начал примеривать запаску.

— Вы знаете, запаска немного меньше, чем основное колесо. Домой вы, конечно, на ней доедете, но завтра рекомендую сразу в автосервис ехать.

— Да я, как назло, завтра улетаю, так что машинке придется недельку подождать.

— А куда, если не секрет?

— Не секрет. В Турцию.

— Что-то вы рано отдыхать собрались. В это время в Турции еще не фонтан, лучше в Египет или куда-нибудь еще на север Африки.

— А я не отдыхать еду, в командировку.

— Правда? Удивительно!

— Что удивительно?

— Так я тоже завтра улетаю в Турцию, и тоже в командировку.

— Поздравляю!

— Спасибо!

Шумилов открутил домкрат, колесо опустилось на асфальт, он подкрутил болты, убрал в багажник инструмент и стал стягивать перчатки.

— Ну вот, кажется и все. Сами-то доедете?

— Конечно! Мне здесь не очень далеко!

— Только аккуратней!

— Да я и так езжу довольно аккуратно. А вам спасибо за помощь, — она открыла переднюю дверцу. — Я вам что-то должна?

— Если только поцелуй! — улыбнулся он, но, увидев озабоченность на ее лице, произнес:

— Шучу, конечно! Меня, кстати, Петром зовут, а вас как?

— А меня Екатериной, Катей.

— Если не поцелуй, то хотя бы пожать вашу руку можно?

— Руку пожать можно! — теперь уже улыбнулась она, протягивая Шумилову руку.

А он взял и поцеловал кончики ее пальцев и тут же скорым шагом пошел к своей машине, на прощание, не оглядываясь, помахав ей.

У нее в этот момент дрожь пошла по всему телу, ноги стали подкашиваться, руки задрожали, сердце почему-то стало рваться наружу и ей казалось, что его стук слышен даже снаружи. А закат, до этого ничем не привлекавший ее, показался удивительно красивым. Екатерина испугалась. Она не понимала, что произошло. Такого с ней за все ее сорок лет еще ни разу не было. Она очнулась лишь тогда, когда услышала сигнал отъезжавшей от нее машины спасителя. Еще раз улыбнувшись, теперь уже самой себе, она села за руль, захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания.

Глава 4

Вадим Лесун, тот самый круглолицый, длинноволосый студент с кривым и приплюснутым носом, в джинсовом костюме с рокерскими шипами на рукавах, быстро перебежал дорогу и перегородил путь Светлане. Та от неожиданности остановилась, едва не уронив телефон, который она держала в руках, выбирая новую мелодию и вставляя в уши наушники.

— Вадим?! Какого черта пугаешь меня.

— А ты какого черта избегаешь меня, на звонки не отвечаешь? На репетиции почему не была? Ты же знаешь, у нас через месяц первые гастроли, концерт…

— Подумаешь, гастроли. Всего-то какая-то Балашиха!

— Ты дура, что ли? Это же первый наш сольник за стенами институтского ДК.

Она сняла наушники, откинула волосы назад, положила телефон в сумочку и медленно пошла вперед. Вадим последовал за ней. Попытался взять ее под руку, она вроде бы и не отдернула руку, но дала понять, что этого не следовало делать. Вадим ее понял и убрал свою руку.

— Я же сказала и тебе, и Феде, что мне это уже не интересно. Рок мне стал не интересен, понятно?

— Не ври! Это все из-за Шумилова, да? Знаешь, я ему при встрече нюх намну так, что мало не покажется.

— Если ты его хоть пальцем тронешь, ко мне даже на пушечный выстрел не подойдешь, понял?

— Любишь его, что ли?

— Да, люблю! Ты и половины его не стоишь.

— Ну ладно, Свет, — примирительно сказал Лесун. — Не сердись! Давай заглянем в какую-нибудь кафешку, перекусим.

Она немного подумала и согласилась. В конце концов, матери дома нет, Шумилов тоже уехал, а ей одной ужинать как-то не очень хочется.

— Но только без последствий, Вадик, ладно? И вино заказывать не надо.

— Ну, хотя бы по рюмочке?

— Я сказала, нет. Или я не пойду в кафе.

— Ладно, пойдем. Не сердись.

Лесун сделал заказ, а в конце попросил принести двести граммов водки.

— Я же сказала, что пить не буду, — Светлана готова была встать и уйти, но Лесун положил свою ладонь на ее руку.

— Это я себе. Я-то могу выпить? — он смотрел на нее своими большими зелеными глазами, и она увидела в них такую боль, такое страдание, что ей стало жутко.

Она понимала, что Вадим любит ее. Он был ее первым парнем, с первого же курса. И она любила его, как ни смешно сейчас звучит это слово. Узнав, что она окончила семилетку музыкальной школы, да еще и хоровое отделение, он привлек ее в свою недавно созданную рок-группу, состоявшую тогда всего из трех человек — из него самого, Вадима, бас-гитариста, ударника и соло-гитариста, он же и клавишник. Пел сам Вадим, низким, хрипловатым баритоном песни собственного сочинения, которые довольно профессионально клал на музыку клавишник и гитарист Федор Кулиш, смазливый длинноволосый блондин с золотой серьгой в левом ухе. Когда же выяснилось, что Светлана еще и хорошо пела, трое ребят уговорили ее быть солисткой. Несмотря на то, что она терпеть не могла рок, ей больше нравился джаз, влюбленная по уши в Лесуна, Светлана согласилась. Теперь уже их группа, которую они назвали «Падший ангел», существовала четвертый год. Появился и гитарист, что позволило Федору полностью переключиться на синтезатор и написание музыки. Их концерты во Дворце культуры института всегда проходили при аншлагах. Причем, ходили на них не только студенты и преподаватели, но и жители ближайших районов. Светлана и в самом деле добавила группе некоего шарма, репертуар стал более разнообразным, а почитателей «падших ангелов» стало еще больше. Институту это тоже добавляло очков и все были довольны. В прошлом году группа впервые съездила на фестиваль «Нашествие», проходившем на большом поле в Конаковском районе Тверской области. И там тоже их ждал успех. Появились какие-то свободные средства, обновили аппаратуру, купили новые инструменты. Ничто, казалось, не предвещало беды.

Но вдруг в судьбе Светланы появился ОН — Петр Шумилов. Точнее, появился-то он еще раньше. С первого курса он читал у них лекции, и уже к концу второго семестра Светлана поняла, что влюбилась. Шумилов не блистал ни особой красотой, ни заметной статью, но не это было главным для нее. Она сама не поняла, как это случилось. Что-то в ней перевернулось. Когда она смотрела на него, мурашки бегали у нее по коже, когда он улыбался (даже не ей, а кому-то другому), у нее от умиления слезы выступали на глазах. И как она переживала, что он не замечает ее влечения к нему, не видит ее чувств. Она постоянно садилась на его лекциях в первый ряд и периодически устремляла на него задумчивый взгляд. Он же лишь искоса иногда обращал на нее взор и продолжал выступать дальше. На зачете в конце второго семестра она, понимая, что не может сосредоточиться из-за всех этих нахлынувших чувств, расплакалась. Одногруппники пытались выяснить, что с ней, а она не могла ничего сказать. Так и села перед ним, немая и заплаканная. А он терпеливо ждал, заполняя зачетку. Потом, не слыша от нее ни слова, поднял на нее глаза и некоторое время смотрел на нее в упор, боясь что-либо спросить, потому что предполагал, что, если он сейчас ее о чем-то спросит, она просто разревется. Он вздохнул, молча поставил в зачетке отметку, расписался и также молча протянул ее ей. Она выскочила в коридор и разревелась.

— У нее что, какие-то неприятности или несчастье? — спросил Шумилов, когда Светлана ушла.

— Мы сами не знаем, — пожимали плечами две ее подруги. — Пытались расспросить ее, но она молчит.

И лишь на репетициях она забывалась, и вся отдавалась музыке. Влюбленный Вадим не замечал никаких изменений у Светланы, зато Федор как-то сказал ему:

— Ты бы последил за Светкой.

— А что?

— Уж не втюрилась ли она в кого? Какая-то странная стала. Иногда ее спрашиваешь, а она отвечает невпопад.

— Да ну? — удивился Вадим, но прислушался к словам друга. Стал чаще присматривать за ней, чаще провожал ее домой, а она все реже оставалась с ним в общежитии.

А в четвертом семестре, она решила взять быка за рога. Знала, что у них дома в баре есть целая батарея разных бутылок. Долго перебирала, чего бы ей выпить. Остановилась на виски. Хлебнула прямо из бутылки и почувствовала, как ей обожгло горло. На глазах выступили слезы, в носу защекотало. Тем не менее, зажмурив глаза, она сделала еще один глоток, и тепло разлилось по всему ее телу. Лекция Шумилова была на второй паре. Всю перемену она ходила перед его кафедрой туда-сюда, дрожа всем телом. Лицо ее налилось краской, в висках невыносимо больно стучало, кончики пальцев дрожали. Наконец, дверь открылась, и в коридоре появился Шумилов в сопровождении то ли молоденькой преподавательницы, то ли аспирантки. Они о чем-то оживленно переговаривались, и он улыбался своей убивающей ее, Светлану, улыбкой. От этого у нее еще больше взыграла кровь: неужели конкурентка-соперница? Девушка протянула Шумилову папку с файлами, тот приподнял свой портфель, отщелкнул замок и собирался положить эту папку в портфель. Но в это время словно вихрь поднялся в коридоре, словно молния сверкнула в закрытом помещении. Это Светлана на полном ходу втиснулась между Шумиловым и девицей да так резко, что у него из рук выпала не только папка, но и весь портфель. В портфеле, видимо, было что-то тяжелое, и оно сильно звякнуло при падении. Аспирантка от неожиданности только охнула, Шумилов застыл в недоумении, а Светлана неожиданно стальным голосом произнесла:

— Ой, простите, Петр Владимирович! Я все сейчас соберу.

В это время прозвенел звонок. Аспирантка было присела, чтобы помочь собрать хотя бы свою диссертацию. А Светлана уже начала собирать рассыпанные вещи, не давая аспирантке ни к чему даже прикоснуться. Та недоуменно посмотрела на Шумилова и пожала плечами.

— Ничего, Вера. Идите на семинар, а мы вдвоем с девушкой сами справимся.

— Хорошо! — кивнула Вера и удалилась.

Шумилов присел на корточки, но Светлана, к удивлению, быстро, все собрала и уже протянула портфель Шумилову.

— Какой у вас тяжелый портфель, Петр Владимирович, — поднимаясь, сказала она.

— Просто там очень много умных мыслей, — ответил он и улыбнулся своей испепеляющей улыбкой. — Вы, кажется, на втором курсе? Я видел вас на моих лекциях.

— Да, Петр Владимирович. Я всегда сижу в первом ряду.

— Отлично! Тогда идемте, а то лекция уже должна начаться.

Он пошел рядом с ней, а она вся пылала от счастья. Спускаясь по лестнице на первый этаж, она старалась локтем, кончиками пальцев будто бы невзначай дотронуться до него, а потом, уже перед самым входом в аудиторию, она чуть приостановилась и негромким шепотом произнесла:

— Меня Светой зовут. Светланой.

— Отлично! Значит, будем знакомы, — он снова улыбнулся и протянул ей руку.

Открывая дверь аудитории, он тоже как бы ненароком, прикоснулся к ее уху и зашептал:

— А еще я вас хочу попросить, не пейте виски перед тем, как идти на мои лекции.

Летом, на каникулах, узнав его сотовый телефон, она ему позвонила и попросила о встрече. А он в это время был на практике со своими студентами-туристами. Сказал ей, что вернется не раньше, чем через десять дней. Она спросила, может ли она ему перезвонить через десять дней.

— Перезвони! — ответил он, как-то незаметно перейдя на ты.

Светлана вдруг сообразила, что Вадим ей что-то говорил, о чем-то спрашивал, а она как-то невпопад отвечала. Он из-за этого злился и пил все больше.

— Выходи за меня замуж, Свет! — вдруг совершенно трезвым голосом сказал он.

Она в это время смаковала фисташковое мороженое, но, услышав эти слова, она весь этот холодный кусочек и заглотила. Протянула руку, погладила Лесуна по, как всегда, плохо расчесанным волосам, покачала головой.

— Нет, Вадик! Если бы ты об этом попросил меня еще хотя бы полгода назад, я бы подумала, а сейчас нет!

Лесун завыл, со всей силы стукнул своим большим кулаком по столу, так что даже подпрыгнул графин с водкой и тарелки, и оглянулись посетители за соседними столиками. Он налил себе еще водки и выпил, не закусывая. Вскоре его голова потяжелела и завалилась на стол. Светлана сообразила, что Лесун напился вдрызг.

— Черт! Скотина! Вадим, ты опять нажрался, — тормошила она его за плечи. — Специально, что ли? Вставай же! Пойдем!

Это заметил официант и направился к ним.

— У вас проблемы? Помощь нужна?

— Да, вызовите, пожалуйста, такси и помогите мне довести эту скотину до машины.

— Да, конечно! Но сначала оплатите счет.

Официант отошел к кассе, что-то сказал кассирше, а сам достал телефон и начал звонить. Светлана встала, подошла к Лесуну и стала рыться в многочисленных карманах его джинсового костюма.

— Блин! Вадик, где у тебя деньги лежат?

Казалось бы, заснувший Лесун полез в задний карман штанов и достал портмоне. Хотел дать его в руки Светлане, но промахнулся и выронил его на пол. Светлана облегченно вздохнула, подняла портмоне и села на свое место, дожидаясь официанта. А тот не заставил себя долго ждать.

— Пожалуйста, чек! Такси будет минут через пять.

— Спасибо! — Светлана взглянула на чек, порылась в портмоне, достала нужную купюру, протянула официанту. — Сдачу оставьте себе.

— Благодарю!

Подъехало такси. Светлана с трудом поставила Лесуна на ноги, но идти тот не смог — ноги заплетались. Официант кивнул охраннику, тот пришел девушке на помощь. Так, вдвоем, они доволокли могучего парня до такси, с трудом запихнули его на заднее сиденье. Сама Светлана села на переднее сиденье, назвала таксисту адрес Лесуна и машина быстро набрала ход. «Надеюсь, у него дома кто-то есть. Не очень светит мне оставаться с ним одной», — подумала она.

Глава 5

Академия туризма и гостеприимства откликнулась на предложение Союза туриндустрии организовать специальный пресс-тур для российских туроператоров и руководства Академии в Каппадокию — неизвестную для россиян Турцию. Русские ведь привыкли ездить в Турцию, чтобы понежиться на солнечных пляжах Антальи и других средиземноморских курортов, но, оказывается, в этой стране есть и совершенно другой мир — мир одной из древнейших христианских цивилизаций.

Академия наполовину проспонсировала эту поездку, отправив туда ректорат почти в полном составе, а в качестве видеооператора и составителя будущего путеводителя выбрала Петра Шумилова, чему он был весьма рад, хотя и немало удивлен.

Добираться до Кайсери, административного центра Каппадокии, пришлось с пересадкой в Стамбуле на местную авиалинию. Из Кайсери до Гёреме добрались на автобусах довольно быстро. Так потом и ездили: маленький шестнадцатиместный автобус «Мерседес» для «главных» и большой — для всех остальных.

Все были в шоке. Будто попали на иную планету! Настолько здесь были необычны ландшафты: вулканы с заснеженными вершинами, невысокие, отдельно стоящие горы, скальные массивы и благодатные долины с каньонами. Долины Каппадокии носят названия одно другого романтичнее: долина Любви, Розовая, Голубиная… Собственно, эти три долины, расположенные между Учисаром и Чавушином, самые известные из всех и своими потрясающими пейзажами манят массу путешественников, склонных много ходить пешком или много фотографировать. Труднее попасть в долину Ихлара, но дело стоит того: внизу, в ущелье, можно вдоволь налюбоваться извилистой рекой, пышной зеленью и отвесными утесами до самого неба. И, словно растущие из земли, гигантские каменные грибы из лавы и пуфа — следы потухших вулканов. А еще сотни пещер, целые подземные города с десятками храмов и домов, насчитывающие не одну тысячу лет.

Русскоязычный гид живописал все, куда устремлялся взор людей, показывал то, что далеко не всегда показывают обычным туристам.

— А сейчас мы с вами посетим Деринкую — древнейший подземный город недалеко от Невшехира, построенный еще в 8—7 веках до нашей эры. Ранние христиане потом прятались здесь от притеснявших их арабов. Вместе с Каймаклы это два крупнейших подземных города в мире. Деринкую лежит ниже, на целых восемь этажей вниз, зато Каймаклы намного больше по площади, оба эти подземные города соединены девятикилометровым туннелем. Для посещений открыты только верхние четыре этажа, но для вас специально мы откроем еще пятый этаж, там есть кое-что интересное.

Дождавшись, когда водитель припарковался, гид встал и, положив микрофон, произнес:

— Пожалуйста, выходим из автобуса. И большая просьба — держитесь вместе, потому что в пещерах очень легко потеряться.

Екатерина вышла из автобуса, с любопытством оглядываясь по сторонам. Всех приехавших туристов тут же обступили местные торговцы, приглашая в свои палатки и павильончики и просто к прилавкам. Гид пошел оформлять билеты, а некоторые туристы разбрелись, кто куда.

В этот момент подъехал маленький автобус, который сопровождал лично хозяин крупнейшего в Каппадокии туристско-гостиничного холдинга — среднего роста, коренастый черноволосый мужчина с аккуратно подстриженными такими же черными усами. Последним из этого автобуса вышел Шумилов с видеокамерой в руке. Он не спеша водил камерой по сторонам, одновременно наговаривая текст. И вдруг в объективе камеры оказалась женщина со знакомым лицом. Он приблизил ее зумом, пытаясь вспомнить, где он ее видел. Ну, как же! Это же та самая дамочка на красном «пежо», которой он незадолго до отъезда сюда менял колесо.

— Петр! Мы с господином Гюлетом ненадолго уединимся, а вы присоединяйтесь к экскурсии, — обратился к Шумилову ректор Академии.

— Хорошо, Игорь Сергеевич.

Екатерина подошла к прилавку, где торговали самовязанными изделиями из ангорской шерсти. Немолодая уже хозяйка прилавка тут же засуетилась, на ломаном английском предлагая товар.

— Нет, нет, у меня мало времени, — также на английском ответила Екатерина. — Пока только смотрю. Если будет время после экскурсии, я к вам снова подойду.

Продавщица кивнула и продолжила живописать свой товар, правда, уже без прежнего энтузиазма.

— А вот это маленький местный рынок. И мы видим, как турчанка обхаживает потенциальную покупательницу из России.

Шумилов подошел в плотную к Екатерине, выключил камеру и опустил руки. Екатерина обернулась и хотела было выразить недовольство тем, что ее снимают без ее разрешения, но тут же застыла в недоумении: рядом с ней стоял знакомый мужчина и миловидно улыбался. Улыбка была искренняя, на которую невозможно было не ответить. Она улыбнулась в ответ, пытаясь одновременно вспомнить, как же его зовут.

— Не думал, что нам с вами по пути! Здравствуйте, Катя!

— Ой, ну надо же! Тоже не могла подумать, что нам с вами доведется свидеться далеко от Родины.

— Как вы тогда добрались домой?

Они пошли в сторону пещер, где их уже ждал гид-сопровождающий с местным экскурсоводом.

— Вы знаете… нормально. Я даже никому не сказала о происшествии.

Ей было неудобно, но она никак не могла вспомнить его имя. И потому иногда делала между словами паузу, что не ускользнуло мимо внимания Шумилова.

— Да не ломайте вы голову, вспоминая. Ведь вы же не знали, что когда-нибудь еще встретите меня. Петром меня зовут.

Она покраснела от того, что он разгадал ее мысли.

— Но ведь вы же запомнили мое имя.

— У меня это профессиональное.

— Вы что… эфэсбешник или… мент? — она посмотрела на него испуганно.

— Нет, что вы! — засмеялся он. — Я преподаватель, кандидат филологических наук. Знаете, сколько через меня студентов проходит!

— А-а! — она облегченно выдохнула.

— А вы меня, между прочим, обманули, Катя.

— Это как же? — удивленно вскинула она брови.

— Вы же мне сказали, что едете в командировку, а сами в Турцию отдыхать.

— А вот и неправда! — вспыхнула она. — Это именно командировка. Я здесь как хозяйка турфирмы знакомлюсь с новым маршрутом. А вы-то как здесь?

— Да я, вот, фильм снимаю о Каппадокии для Академии туризма, а потом путеводитель буду составлять для Академии.

Они уже вошли внутрь пещеры и переключились на рассказ экскурсовода. Шумилов снова включил свою камеру. Екатерина достала планшет и небольшой фотоаппарат, который повесила на шею. Ходили за экскурсоводом с открытым ртом и широко раскрытыми от удивления глазами — это же до какой степени самосохранения должны были дойти люди, чтобы так вгрызаться в землю. Как-то само собой получилось, что Екатерина держалась рядом с Шумиловым, да и тот не возражал против такого соседства.

Когда они спустились вниз на четвертый этаж, Екатерина вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. В висках застучало, сердце забилось учащенней. Она открыла рот, стараясь всякий раз при вдохе побольше захватывать воздуха. Но лицо стало бледнеть, икры ног — дрожать. Шумилов заметил в одной из ниш несколько человеческих костей и наполовину сохранившийся череп. Засняв это на камеру, он повернулся к Екатерине и хотел было обратить ее внимание на эту подробность, о которой, кстати, экскурсовод ничего не сказал, но заметил, что с ней творится что-то неладное. Он тут же выключил камеру, положил ее в сумку и озабоченно спросил:

— Вам плохо?

Пару секунд она решала, признаться ему или нет, но, почувствовав, что ее начало подташнивать и закружилась голова, жалобно кивнула головой.

— Не знаю, что такое. Голова кружится и тошнит.

— Ну, вот что, пойдемте на воздух, — он решительно взял ее под руку и развернулся назад. — Вам, наверное, воздуха не хватает. Вентиляции-то здесь нет.

— А мы не заблудимся? — послушно шагая за Шумиловым, спросила Екатерина.

— Не заблудимся! — заверил он.

— А как же ваше задание, ваш фильм?

— Послушайте, Катя, говорите поменьше и дышите поглубже! О каком фильме может идти речь, когда рядом человек погибает.

Они поднялись на второй этаж, воздуха стало побольше, дышать стало полегче. И вдруг Екатерина засмеялась. Он удивленно посмотрел на нее: все ли в порядке.

— Да нет! — догадалась она. — Это я вдруг вспомнила, как вы сказали обо мне — человек погибает.

— А! — хмыкнул он и сам хохотнул.

Наконец, они выбрались наружу. Увидели в нескольких метрах выступ из пуфа, который вполне мог служить лавкой. Он подвел ее к этому месту и посадил, одновременно сняв легкую куртку, которую надел, спускаясь в пещеру, и стал им обмахивать Екатерину.

— Ну как, легче вам?

Зевота прекратилась, хотя тошнота никуда не ушла. Но здесь уже она вполне могла держать себя в руках, и, кивнув головой, сказала:

— Да, спасибо! Вы меня в течение одной недели уже второй раз спасаете.

— Ну да! Теперь вы моя вечная должница.

Они оба засмеялись. Он перестал махать курткой, свернул ее, засунув в сумку, и присел рядом.

— Вы не будете возражать? — на всякий случай спросил он. — Я тоже слегка утомился.

— Ну что вы, Петя… Ой! Ничего, что я вас так назвала?

— Но я ведь вас тоже Катей зову.

Он случайно, дернув рукой, прикоснулся к ней, и она почувствовала некий разряд тока, проскочивший между ними. Успокоившийся было пульс, снова застучал в висках. Правда, не так интенсивно, как в пещере.

— Послушайте, Петя, — она даже с каким-то наслаждением снова назвала это имя. — Я хочу вас попросить, когда вы закончите свой фильм, не пришлете ли мне копию?

— А что мне за это будет? — с хитрецой спросил он, но она, чувствуя себя все еще неважно, подвоха не расслышала и потому посмотрела на него с удивлением.

— А сколько вы хотите?

— Да не нужны мне ваши деньги, бог с вами. Мне, слава богу, своих хватает.

— А что тогда? — растерялась она.

— Поцелуй!

— Что?!

— Всего лишь один поцелуй.

— А-а! Вы все за старое? Тогда, у машины, вы сказали, что пошутили.

— Тогда я шутил. Вы тогда, на дороге были такой несчастной.

— А сейчас нет?

— А сейчас вы такая красивая.

Она улыбнулась, чуть склонив на бок голову. Сережка с изумрудом, в мочке слегка оттопыренного уха, заходила из стороны в сторону.

— Ну, хорошо! Давайте я поцелую вас в щеку. Все-таки вы и в самом деле, меня сегодня спасли от неприятностей.

Она собиралась его поцеловать, но он чуть отдернул голову назад, одновременно глядя в упор на Екатерину.

— Лучше в губы.

— Молодой человек, вам никогда не дарили машинку для закатывания губ?

— А что, есть такая? — искренне удивился он и тут же не выдержал, засмеялся.

Вслед за ним засмеялась и она.

— Да, ладно! Я шучу. Если вы мне дадите свою визитку, я вам не только копию фильма пришлю, но и путеводитель.

— Ой, конечно!

Она открыла сумочку, достала в одном из кармашков пачку визиток, одну протянула ему.

— Турфирма «Светлана», директор, — прочитал Шумилов. — А почему «Светлана», а не «Екатерина»?

— А вы где-нибудь встречали фирму с таким не очень благозвучным названием?

— Ну да! «Ромашка лтд» или «Иванушки интернешнл» звучит куда благозвучнее. Есть же, в конце концов «Инна-тур».

— Ну, вот видите, как звучит — «Инна-тур»!

— Я не понял, вам что, не нравится ваше имя?

Ответить она не успела — появился ректор Академии с господином Гюлетом и ректор, увидев Шумилова, тут же позвал его:

— Петр, поехали!

Шумилов поднялся, но уходить не спешил. Наконец, решился спросить:

— Кать, вы в какой гостинице остановились?

— «Göreme House».

— Отлично! Я тоже там же. А какой этаж?

— Третий.

— Значит, соседи. Можно, я к вам вечерком загляну?

— Можно, — кивнула она.

Глава 6

Но в тот вечер Шумилову заглянуть к Екатерине не удалось: ректор забрал его с собой на переговоры. Гюлет решил открыть курсы русского языка для своих гидов и кто, как не Шумилов, мог лучше всего подсказать, как это сделать. Более того, в конце переговоров турок даже пытался уговорить ректора Академии туризма, чтобы эти курсы, хотя бы на первых порах, возглавил Шумилов.

— Этот вопрос вполне обсуждается, — согласился ректор. — Покажите ваши условия господину Шумилову и возможности для его работы. По возвращению в России мы их обсудим. Ты же не будешь возражать против того, чтобы поработать в Турции, Петр Владимирович?

— Все может быть, — неопределенно ответил Шумилов.

Переводчик даже не успел перевести эту фразу, его жестом руки остановил Гюлет.

— Окэй! Договорьилис? — по-русски спросил он и протянул руку Шумилову.

---

Тот руку пожал, но в ответ улыбнулся:

— Пока еще не совсем окэй? Условий-то я не услышал.

Дождавшись окончания перевода, Гюлет засмеялся. Вслед за ним засмеялся и ректор.

— Ждем ваших предложений, господин Гюлет.

Зато следующий вечер, а это был предпоследний день поездки, ничто не помешало Шумилову провести вместе с Екатериной.

— Господин Гюлет обещал завтра, на прощание, если, конечно, погода позволит, устроить полеты на воздушных шарах над Каппадокией. Я не знаю, хотите вы или не хотите посмотреть на все с высоты, но я вас записал на экскурсию.

Они ужинали вместе, сидя за одним столом.

— Если это в качестве извинения за мой вчерашний пустой вечер, то я это принимаю, — сказала она.

Он улыбнулся.

— Увы! Я не всегда властен здесь над своим временем. Но в качестве извинения я бы все-таки предложил нечто другое.

— Что же?

— Выпить на брудершафт.

— Да вы нахал, Петя. К тому же, мне не очень нравятся здешние турецкие вина.

— Что же делать, если других здесь нет… Хотя постойте!

Он встал и подошел к барной стойке. О чем-то долго говорил с барменом по-английски. Тот сначала качал головой, но потом согласился и ушел в служебное помещение. Шумилов вернулся к своему столу.

— Куда вы его послали?

— Я спросил, есть ли у них французские или итальянские вина. Он сначала отнекивался, потом сказал, что хозяин запрещает подавать иностранные марки. Но я его все-таки уговорил, он обещал принести что-то итальянское. Такое вино вас устроит?

— Я смотрю, вы умеете добиваться своего. Жена, наверное, вас за это особенно ценит.

— У меня нет жены, если вас это интересует. А вообще, умение добиваться своей цели — одна из важнейших черт любого человека. Человек без цели, как роза без шипов — вроде бы и пахнет так же, и красива так же, но — не то, потому как не колется.

Бармен принес пузатую бутылку «кьянти» с черным петухом на горлышке и два тюльпанообразных бокала, поставил бокалы на стол, наполнил их вином, снял с рукава белоснежную салфетку, поклонился и ушел.

Шумилов поднял бокал, посмотрел, как на свету переливается темно-красный цвет вина, меняя окрас, в зависимости от угла наклона. Затем поднес бокал к носу, провел рукой справа налево, удовлетворенно кивнул. Екатерина зачарованно следила за всем этим действом. Она чувствовала в себе какую-то перемену, но какую, и в чем она заключается, понять пока не могла.

Наконец, Шумилов произнес, глядя прямо в глаза женщине:

— Надеюсь, теперь вы не откажетесь от своего слова и выпьете со мной на брудершафт?

— А я разве давала такое слово?

— Конечно! — решительно произнес Шумилов, чем заставил Екатерину засомневаться в самой себе.

— Ну, раз я обещала, то я готова.

Они перекрестили руки и пригубили бокалы. При этом он внимательно следил за ней, а она, смутившись, прикрыла глаза.

— Ну, вот! — сказал он, ставя бокал на стол. — Ты уже знаешь, что у меня нет жены. А ты замужем?

— Не рановато ли вы… ты начал устраивать допрос? — деланно возмутилась она.

— Почему, допрос? — пожал он плечами. — Всего лишь праздное любопытство. Мы же на отдыхе, а на отдыхе принято праздно любопытствовать.

Она хмыкнула, прикрыв рот рукой, он в ответ улыбнулся.

— На отдыхе принято и курортные романы заводить. Уж не хочешь ли ты и этим заняться?

Он снова наполнил вином оба бокала, взял свой в руку и замер в ожидании. Екатерине ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

— Споить меня хочешь?

— Одной бутылкой вина на двоих? Смешно!

Они чокнулись и выпили. Он наколол вилкой оливку и положил ее в рот. Вытирая губы салфеткой, произнес:

— И что касается нашего курортного романа — тоже смешно.

— Почему это? — пережевывая кусочек киви, спросила она.

— Курортный роман бывает где?

— Где?

— На курорте. Правильно? А мы с тобой где?

— Где?

— В служебной командировке! Поэтому, если у нас и роман, то никак не курортный, а, скорее, служебный, — он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, а она не смогла удержаться и засмеялась.

Он снова наполнил бокалы, опустошив бутылку. Но теперь уже она взяла инициативу в свои руки.

— Петя! Я не могу, как ты, высокопарно выражаться, поэтому скажу прямо: мне было приятно с тобой познакомиться поближе, приятно, что ты скрасил здесь, в Турции, мой досуг. Видимо, богу было угодно, чтобы мы с тобой встретились. И тогда, в Москве, и сейчас, здесь.

— Взаимно!

Их взгляды встретились, они, казалось, целую вечность смотрели друг на друга. Губы их задрожали, сердце защемило в сладостной истоме, повлажневшие глаза подернулись легкой дымкой печали. Их лица стали приближаться друг к другу, но Екатерина, подняв свой бокал, остановила это движение и начала жадно, будто долго мучимая жаждой, пить сладкое, вкусное вино. Голова у нее от выпитого слегка закружилась, глаза стали слегка косить.

— Пойдем ко мне в номер? — зашептал ей в самое ухо Шумилов.

— Лучше ко мне, — так же шепотом ответила она.

Они встали и, взявшись за руки, вышли на улицу. Свежий воздух и теплый, но настойчивый ветер немного привел ее в чувство. Легкое опьянение начало проходить. И пока они поднимались по лестнице на третий этаж, Екатерина уже взяла себя в руки. У нее закралось сомнение на счет Шумилова: не такой же ли он ловелас, как тысячи других мужиков? Сначала обаяет женщину, добьется своего, а потом она ему станет не интересна. И потом, она его совершенно не знает. Даже то, что у него нет жены, еще не факт. Нет жены, так есть любовница. А она не хочет быть второй. Чувства, как и вино, требуют выдержки. С этой решимостью она и открыла дверь своего номера и впустила Шумилова в номер.

А он вдруг остановился посреди комнаты в нерешительности.

— Что-то не так? — удивилась она.

— Не так. Что ж я, пришел в гости к женщине и с пустыми руками?

— О боже! Да мы же с тобой только что из ресторана. Присаживайся в кресло, а я ненадолго загляну в ванную.

Она закрыла дверь ванной комнаты, подошла к зеркалу, долго и внимательно смотрела на себя, словно изучала, искала какие-то изъяны на лице, считала неглубокие и нисколько не портящие ее морщинки у глаз и у краешков губ. «Интересно, сколько ему лет? Вроде бы уже не мальчик, но и не ровесник мне. Да, кстати, а сколько лет он бы мне дал?» Она улыбнулась своим мыслям. Облокотилась о ванну, достала из сумочки расческу, провела по своим коротким, но достаточно густым волосам, затем вытащила губную помаду, провела ею по губам, пожевала немного, открыла кран, сполоснула руки. Вздохнула и вышла.

Шумилов сидел в кресле, листая какой-то турецкий журнал, лежавший на столе. Когда она вышла, он поднял на нее глаза.

— А ты красивая.

— Спасибо! — улыбнулась она.

— Расскажи немного о себе, — попросил он.

— Знаешь, Петя… Ну, в общем, я такой человек… Я же понимаю, к чему все идет у нас. А я так не могу.

— К чему идет? Как так?

— Да все ты понимаешь, — зарделась она от волнения. — Ты мне нравишься, не буду скрывать. Но я не могу вот так сразу. Давай, вернемся в Москву и подумаем.

Она вдруг села ему на колени и стала оглаживать его волосы, при этом старалась не заглядывать в его глаза. Он оказался в какой-то задумчивости. Потом взял руку, гладившую его, поднес к своим губам, стал целовать кончики пальцев. Затем взял вторую руку и стал целовать обе, поднимая их все выше, пока не довел до уровня подбородка. И только теперь она заставила себя заглянуть в его глаза. И прочитала в них какую-то странную печаль. Не удержалась, сама прижала свои губы к его губам. Они долго и сладко целовались и чувствовали, как из одного тела в другое перебегают кровяные тельца, сближая два организма.

И вдруг резко поднялась, улыбаясь, вытерла рукой переметнувшуюся на его сторону губную помаду. Взяла его за руки и подняла.

— Давай на этом сегодня и завершим нашу встречу.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Хорошо! Но завтра с утра мы с тобой летаем на воздушных шарах. Ты не забыла?

— Не забыла.

В последний день, после полета на шарах, всем дали свободное время. При этом предложили желающих отвезти в Кайсери на крытый базар Капали Карси. Гид объяснил, что этому базару уже больше полутора веков и славится он сейчас продажей золотых и серебряных украшений. Разумеется, все согласились. Турецкие ювелирные изделия хоть и уступали индийским в цене, все же были намного дешевле отечественных.

Шумилов долго выбирал для себя кольцо — ему больше нравилось серебро, и продавец предложил ему широкий серебряный перстень с красивым голубым ляписом, обрамленным точечками циркония. Поторговавшись в цене, он вытащил из кармана несколько долларовых купюр. И вдруг его внимание привлек более легкий, явно женский серебряный перстень с вделанным в сердцевину крупным черным опалом. Здесь он даже особо торговаться не стал.

— Я беру эти два перстня! — сказал он продавцу на английском.

Тот понимающе кивнул и достал красивые, отделанные темно-вишневым бархатом коробочки.

— Я думаю, жене твое кольцо понравится, — подошла к нему Екатерина.

Укладывая покупки в сумку, Шумилов спокойно ответил:

— Я уже тебе говорил, что я не женат.

— Но колечко-то для женщины?

— Разумеется, для женщины. Авось, кому-нибудь пригодится, — он улыбнулся. — Ты-то себе что-нибудь купила?

— Посмотри, мне идет эта цепочка?

Он окинул ее оценивающим взглядом и одобрительно кивнул.

— Хорошо! Нет, правда, хорошо!

В самолете он сидел рядом с ней. Своевременно договорился с коллегой по академии поменяться местами. Для Екатерины это стало неожиданностью, но неожиданностью приятной. Она улыбалась, глядя на него, затем, когда самолет уже был в воздухе, она слегка дрожавшими пальцами прикоснулась к его руке, он обнял ее ладонь, она положила обе руки (свою и его) себе на колени. И все продолжала счастливо улыбаться. Она поняла, что не ошиблась в нем.

— Ты знаешь, а я ведь случайно занялась турбизнесом, — заговорила она. — Я ведь юрист по образованию.

— Да ну? — удивился Шумилов.

— Ну да! — кивнула она. — Ты, наверное, в курсе, что в последние годы самыми востребованными профессиями были юристы да экономисты. Вот все и хлынули за этими корочками. И теперь их, как собак нерезаных. Вот и маются многие, перепрофилируются. А некоторые, как я, и вовсе занялись совершенно другим делом.

Шумилов понял, что ей нужно выговориться. Он откинулся на спинку кресла, чуть опустил его, так, чтобы мог видеть ее лицо, и прикрыл глаза.

— Ты меня слушаешь, Петя?

Он молча кивнул, улыбнувшись. Он, казалось, в этот момент тоже испытывал полное блаженство.

Глава 7

Лесун уже рукой махнул на возможность вернуть в группу Светлану и от бессилия стал больше пить. Но Федор оказался более настойчивым, он решил еще раз встретиться с девушкой и поговорить с ней по душам.

— Бесполезная ситуация! — махнул рукой Лесун, прикладывая к губам банку пива. — Дурная трата времени. Мне проще отмутузить этого мудака препода, из-за которого Светка нас предала, чем уговаривать ее.

— Ты не забывай, что у нас через две недели сольник в Балашихе. И я, как руководитель группы, не позволю сорвать концерт. Администратор сказал, что уже билеты продаются, а ты знаешь, во что нам выльется отказ? Одна неустойка похоронит нас насовсем.

— И ты думаешь, что это теперь волнует Светку? Ее теперь волнует один лишь преподский хрен: будет ли он стоять, и сколько он будет стоять, — Лесун хмыкнул, допил пиво и бросил пустую банку в корзину для мусора.

— Посмотрим!

Федор был настроен решительно, но Светлану он нашел не сразу. На телефонные звонки она не отвечала, в институте ее в тот день тоже никто не видел. Она появилась лишь на следующий день. Вся сияющая, она вышла из машины Шумилова и, пока тот парковался, побежала в здание института. В холле она и столкнулась с Федором.

— Привет, Свет!

— Ой, Федя! — она слегка растерялась и стала глазами шарить по сторонам, затем улыбнулась и показала ему правую ладонь с кольцом на безымянном пальцем. — Глянь-ка, что мне подарили.

— Опал? — безошибочно определил Федор.

— Точно!

— Балует тебя твой Шумилов. Впрочем, не о нем сейчас речь, а о тебе. Разговор к тебе есть. Отойдем в сторонку?

— Ой, Федь, давай после. Скоро звонок будет.

— Ничего! Звонков будет еще полно, надоест даже.

Он довольно бесцеремонно взял ее под руку и отвел подальше от входа. А она все поворачивала голову, ожидая, когда же войдет Шумилов. Но вот и он. Она хотела позвать его, но, скользнув взглядом по решительному лицу Федора, поняла, что лучше дать ему выговориться. Это, конечно, не психопат Вадим — Федор более интеллигентен. Тем не менее, и он умел сердиться так, что мало не покажется. Тем временем Шумилов прошел, не заметив ее, зато встретив своего коллегу преподавателя. Поздоровавшись, они сразу же направились к лифту.

— Ты мне можешь внятно объяснить, почему ты решила забить на ребят, на всю нашу группу? Или тебе запретил заниматься музыкой твой Шумилов.

— Ничего он мне не запрещал, — вспыхнула Светлана. — Я сама так решила.

— Послушай, давай так договоримся: мы сыграем концерт в Балашихе, и ты можешь быть свободна. Мы же не можем найти солистку за неделю и сделать так, чтобы она выучила весь репертуар.

Прозвенел звонок. Светлана было дернулась, но Федор удержал ее за руку.

— Ты не понимаешь, что из-за твоей подставы, мы сорвем концерт, налетим на неустойку — а это, поверь мне, большая куча бабок? И, между прочим, с тебя это тоже причтется, поскольку официально пока еще ты член группы. Кстати, можешь пригласить на концерт и своего Шумилова.

Последний аргумент подействовал на Светлану. Она вздохнула.

— Хорошо! Я согласна продолжить работу с вами только до Балашихи, но…

Федор облегченно вздохнул, но Светлана приложила палец к его губам.

— Но ты предупреди Вадима, что, если он хоть пальцем тронет Шумилова, я к вам ко всем и близко не подойду. И вообще, объясни ему, что я его… Впрочем, ничего не надо объяснять. Можно я пойду уже, а?

— Если поклянешься, что сегодня вечером придешь на репетицию.

— Но сказала же, что приду.

Глава 8

Сотрудники турфирмы не могли понять, что произошло с их директрисой после возвращения из Турции: она не то, чтобы посвежела лицом, она посветлела, в глазах зажглись веселые огоньки, общение с ней стало более дружелюбным. Секрет этих изменений попыталась раскрыть бухгалтер Тамара:

— Не влюбилась ли в кого наша Екатерина Вячеславовна?

— Да ты что, Том? Не в Турции же, за какую-то неделю, — возразила ей рыжая и большегрудая.

— Ой, не знаю, девчонки.

Вошедший в это время Ракицкий нахмурился и строго спросил:

— Это что за собрание вы устроили? Вы знаете, что власти запретили больше трех человек собираться в несанкционированных местах? Давайте работать!

— Во-первых, только с вашим приходом нас стало больше трех, — возразила бухгалтер. — Во-вторых, если мы собрались в одном месте, это вовсе не означает, что мы не работаем.

Зазвонил телефон. Рыжая сняла трубку.

— Алло! Турфирма «Светлана». Вас слушают!

— Вот видите, — негромко произнесла Тамара, кивнув в сторону телефона.

Ракицкий ничего не сказал, ушел к себе в кабинет, а третья сотрудница, уткнувшись в оказавшийся под рукой буклет, хихикнула. Бухгалтер также пошла на свое место.

Ракицкий после возвращения Екатерины из командировки тоже заметил изменения в ней. Поэтому и хмурился, сердился на нее, понимая, что у нее кто-то появился, но не он. Хотя и нелепо было ему, женатому на другой, ревновать начальницу к другому мужчине, но подспудно он осознавал, что это именно была ревность. Он имел на нее какие-то свои виды, хотел войти в долю — турфирма хорошо развивалась, и иметь проценты от прибыли было бы неплохо. А какой способ лучше всего сработает для того, чтобы войти в долю к женщине? Разумеется, постель.

Екатерина и в самом деле всю неделю после возвращения из Турции чувствовала себя необычайно легкой и счастливой. Вот и сегодня она вошла в офис с улыбкой на лице.

— Привет, девчонки! У нас все нормально? Дела идут? — задорно произнесла она и, не останавливаясь, проследовала в свой кабинет, который, впрочем, она делила с Ракицким.

— Все нормально, Екатерина Вячеславовна, — ответила рыжая и переглянулась с напарницей, которая в это время разговаривала по телефону с очередным клиентом, при этом обе улыбнулись.

— Здравствуй, Стас! Есть какие-либо новости?

Она бросила сумочку на стоявший рядом с ее креслом стул, подошла к зеркалу, висевшему посередине стены, между ее и Ракицкого столами. Поправила прическу, слегка припудрилась.

— Ты знаешь, как ни странно, был первый звонок по Каппадокии, спрашивали о возможности организовать паломнический тур.

Екатерина улыбнулась и вернулась на свое место.

— И что же здесь странного? Я ведь не зря туда ездила, и мы уже неделю назад выложили на сайте информацию об этом.

— Да, но это же не одиночные туристы, а целая группа. Чтобы так сразу среагировать.

— Ну, значит, мы с тобой хорошо работаем, не так ли, Стас?

Ракицкий впервые за эту неделю позволил себе скривить губы в улыбке. В данном случае, ему понравилось, что Екатерина сказала «мы», а не «я», чем она прежде не раз грешила.

Зазвонил телефон у Ракицкого.

— Алло!.. А, да, да, да! Я вас внимательно слушаю…

Екатерина больше уже не могла терпеть. Если он сегодня ей не позвонит, она пошлет к черту свою гордость, и сама напомнит ему о себе. Он ведь обещал позвонить ей дня через три, а прошла уже целая неделя. Неужели и он такой же, как все? Ей не хотелось в это верить. Ведь там, в самолете, она почти раскрыла ему свою душу… Она, конечно, может понять всю его занятость: работа одновременно в двух вузах, докторская диссертация, научная работа, но все же, хоть пару минут мог бы найти.

Ее мысли прервала рыжая большегрудая Настя.

— Екатерина Вячеславовна, тут вас какой-то мужчина спрашивает.

— Кто? — вскинула она голову и сердце ее непроизвольно затрепетало: ей почудилось, что он на расстоянии прочитал ее мысли.

— Не знаю, говорит, что знакомый…

— Это я, Екатерина Вячеславовна, — отодвигая рыжую в сторону, в кабинет вошел Шумилов.

— А, Петр Владимирович, здравствуйте! Рада вас видеть!

Она встала, пошла ему навстречу. Голос ее внезапно дрогнул и лицо стало покрываться краской. И не только Ракицкому, но и рыжей девушке сразу все стало понятно. Она махнула своей большой грудью, разворачиваясь, и тут же бросилась в кабинет бухгалтера, заговорщически громко зашептав:

— Томка, он пришел!

— Кто — он? — отрываясь от компьютера, спросила Тамара.

— Ну, нашей Катьки ухажер или хахаль, не знаю точно.

— Да ты что?

— Сама глянь!

Бухгалтер встала, порыскала по столу в поисках подходящей бумаги, нашла какие-то расчеты и пошла к начальству.

А Екатерина в это время продолжала стоять.

— Чем обязана вашему визиту?

— Вот, как я и обещал, принес сидюк с фильмом по Каппадокии, — он протянул ей диск. — С путеводителем придется немного подождать. Сами понимаете, книжки пишутся дольше, чем снимаются фильмы.

— Ну да, конечно! — она взяла диск и вернулась к своему столу. — Ой, чего же вы стоите? Присядьте, а я пока диск посмотрю. Кстати, Стас, это вот тот самый человек, который, как я тебе говорила, даст нам копию фильма, который он снимал в Каппадокии для Академии туризма, но и я попросила ему сделать копию для нас.

— Очень приятно! — Ракицкий привстал и протянул Шумилову руку. — Станислав.

— Петр!

— Это мой заместитель, — представила Ракицкого Екатерина.

— Я так и подумал.

В этот момент в кабинет вошла бухгалтер. Глянув на Шумилова и тут же скосив глаза на Екатерину, она все переиграла.

— Станислав, у меня есть к вам пару вопросов по расчетам, — она потрясла перед собой бумагами. — Не могли бы вы ко мне зайти?

— Что?! — не сразу среагировал Ракицкий, но тут же сообразил. — А, да-да, сейчас.

— Боже мой! Ты не давал о себе знать целую вечность, — горячо зашептала она, оставшись с ним наедине и устремив взгляд повлажневших глаз на Шумилова. — А у меня, видишь, даже кабинета отдельного нет, экономим все.

— Причем здесь кабинет, — так же шепотом ответил он. — Кабинеты ведь существуют не для свиданий, а для деловых встреч, не так ли?

— Так! — немного подумав, ответила она и засмеялась.

— У меня было работы под завязку. А тут еще ректор контракт готовит для меня, хочет в Турцию на полгода меня отправить.

— Как в Турцию, зачем? — испугалась Екатерина.

— Господин Гюлет хочет организовать для своих гидов курсы русского языка, а ректор взял и рекомендовал меня.

— И… скоро ты уедешь?

— Я думаю, что еще не скоро. Большой сезон-то уже в разгаре. Если только зимой, к следующему лету.

— А ты не можешь… отказаться?

— Но это же хорошие деньги, Катя? Кто в наше нелегкое время от этого отказывается?

— Ну да, да! Это я так… Сама не знаю.

Вернулся Ракицкий, опять мрачнее тучи. Шумилов поднялся.

— Ну, ладно! Я свою миссию выполнил и с вашего позволения, пойду. Мне еще в институт на лекцию нужно успеть.

— До свидания! — обратился он к вернувшемуся в кабинет Ракицкому.

— Всего хорошего!

— Погодите, Петр Владимирович, я вас провожу.

Екатерина вышла из-за стола, пошла вслед за вышедшим Шумиловым.

— Стас, если есть желание, посмотри диск, который принес Петр Владимирович. Получишь удовольствие.

Они вышли на улицу. Не спеша пошли вдоль здания. Она держала его под руку, то и дело бросая на него влюбленный взгляд. Турфирма снимала трехкомнатный офис на первом этаже жилого, двенадцатиэтажного дома. Вход, правда, был не со двора, а с улицы.

— У тебя сегодня вечером какие планы? — спросил он.

— Я в твоем распоряжении, — она зарделась, будто девчонка, которой впервые в жизни назначают свидание.

— Вот и отлично! Приглашаю тебя в ресторан.

— Где и когда?

— Я заеду за тобой часов в восемь. Не очень поздно?

— Я буду ждать.

Они подошли к его машине, остановились.

— Кстати, хотел спросить. Ты живешь, насколько я знаю, в Москве. А офис у тебя почему в Королёве?

— Так я в Москву с дочкой всего три года как переехала, квартиру купила. А так родилась и жила здесь, в Королёве, по-старому в Подлипках. И потом, в Москве столько турфирм, такая конкуренция. А здесь нас раз-два и обчелся.

— У тебя и дочка есть? Ты не говорила.

— Да-а… Большая уже, студентка.

Она вдруг испугалась, что он сейчас удивится дочери-студентке и спросит, сколько ей лет. Но его этот вопрос совершенно не интересовал и спросил он совершенно о другом.

— А что со здешней квартирой?

— Сдаю, не очень дорого, правда, все-таки двухкомнатная. А деньги дочери отдаю. Кстати, ты же видел мою квартирантку. Рыжую такую.

— А, это вот с такими сиськами? — он согнул обе руки в локтях и поднял их.

— Ага! — она захохотала, прижавшись к нему. — Она живет там с мужем и с сыном.

— Ну, можно сказать, что мы с тобой соседи. Я же в Мытищах живу, так что по Ярославке здесь всего ничего.

— Правда? Ой, как хорошо!

— Извини, Катя, я и в самом деле уже опаздываю. А вечером заеду. Кстати, вам должна позвонить группа паломников из взрослой воскресной школы в Каппадокию. Я терпеть не могу этих попов, но бизнес есть бизнес.

— Так это ты их на нас навел?

— Да, наш ректор часто общается с благочинным, как это у них называется — окормляется. И этот самый благочинный, узнав о нашем вояже в Каппадокию, хотел через Академию тур для своей паствы заказать, ректор кивнул на меня, хорошо я оказался в тот момент рядом, а я уж предложил твою фирму.

— Вот спасибо! А то Стас все удивлялся, откуда на нас вышли эти паломники.

Он взялся за ручку автомобильной дверцы. Но Екатерина придержала его. Он повернулся к ней, и они долго смотрели друг на друга, будто собирались запомнить черты лица перед долгим расставанием. Потом ее губы задрожали, и она крепко прижалась к нему. Поцелуй был долгим и сладким. Их тела будто слились в одно. И плевать им было на прохожих.

Вечером он заехал за ней, как и обещал. Она оставалась в офисе одна, на месте ей не сиделось и она, от нечего делать, затеяла уборку помещения. Наконец, раздался звонок в дверь. Глянув на видеомонитор, она вся задрожала. Тут же нажала на кнопку, запипикал замок, Шумилов открыл дверь и вошел. В руках у него был большой букет желтых орхидей.

— Ты одна?

— Одна! Мы же до семи работаем.

Они поцеловались.

— Вот, это тебе!

Он вручил ей цветы.

— Спасибо! Я оставлю их здесь! Все равно все уже догадались, кто ты. И цветы на моем столе не вызовут у них удивления.

Она взяла стоявшую на одном из стеллажей пустую вазу, пошла в туалет, набрала воды, установила туда букет, насыщаясь ароматом цветов.

— Всё! Я готова!

— Тогда поехали.

— Стой, Петя, а как быть с моей машиной?

— Можем поехать каждый на своей, а можешь ее оставить здесь, а завтра я тебя сюда привезу.

— Второй вариант меня больше устраивает, — улыбнулась она.

Они вышли, закрыли офис, поставили его на сигнализацию. Уже сидя в машине, он сказал:

— Слушай, Кать, у меня для тебя есть еще один второй вариант, — он включил зажигание.

— Не поняла.

— Я тебе предлагаю вместо ресторана, поехать ко мне домой. Как ты на это смотришь? — он повернул к ней лицо.

— Я согласна, — после очень короткой паузы еле слышно произнесла она.

Он выключил свет, горел один ночник. Шторы были плотно задернуты, окно открыто. Он лежал в кровати и ждал ее. Она была в душе. Холодная струя освежала все ее тело, но она дрожала не от этого, а от сладкого предчувствия…

Вытершись насухо, она не стала надевать длинную рубашку-поло, выданную ей Шумиловым вместо ночнушки, а в каком была виде вышла из ванной и вошла в комнату. Неяркий свет ночника, тем не менее, отбрасывал ее тень на стену. Шумилов даже приподнялся на локте, любуясь и оценивая ее фигуру. Она не была худой, но плотно сбитое ухоженное тело четко разделялось талией на две части — верхнюю и нижнюю. Будто случайно, она повернулась кругом, давая возможность ему оценить ее со всех сторон. Наконец, она присела на край кровати и заглянула в его глаза, ожидая оценки.

— Ты красивая, ты в самом деле красивая. И тело у тебя красивое.

— Спасибо, дорогой! Золото мое, клад! — она крепко обняла его и прижала к своему обнаженному телу. — Как я счастлива, что судьба свела меня с тобой. Никому в жизни я не говорила еще такие слова. Ты веришь мне?

— Верю! — сказал он тихо и медленно стал опускаться на спину.

Она оказалась сверху. Сначала целовала его. В лоб. В глаза. В щеки. В губы. Затем опускалась все ниже. Целовала шею, грудь, живот, а рука в это время гладила то самое место. Гладила до тех пор, пока туда не дошли ее губы. Потом он, обхватив ее за талию, перевернул и теперь уже она оказалась на спине. Настал черед его ласк. Она лишь тихо, сладостно постанывала. Когда же он вдруг оказался внутри нее, она даже вскрикнула. Не от боли, от наслаждения.

В изнеможении откинувшись на спину, он тяжело дышал. Но ему было очень хорошо. И поймал вдруг себя на том, что со Светланой он такого удовольствия не испытывал. Ему стало от этого не очень здорово, но, положившая ему голову на плечо Екатерина, отвлекла его от грустных мыслей. Она сначала лежала молча, поглаживая рукой редкие волосы на его груди.

Потом, не меняя позы, заговорила:

— Хочу тебе признаться, Петушок, у меня года три ни одного мужика не было… Хотя тот же Стас, я знаю, был бы не против. Я же еще молодая, организм иногда просит. Но я без серьезных отношений не могу, хотя знаю, что некоторые мои подруги этим не гнушаются, и меня хотели подложить… — потом спохватилась, приподняла голову. — Я глупая, да? Зачем я тебе все это говорю? Ты не будешь смеяться надо мной?

Он лишь молча покачал головой, повернулся к ней и закрыл ей рот долгим поцелуем.

Глава 9

Шумилову позвонила сестра Валя. У отца открылась язва, он плохо себя чувствует, еле уговорили его лечь больницу. Мама тяжело переносит болезнь отца, почти все время проводит с ним в больнице. Совсем обессилела, и уже второй день не выходит из дома.

— Ты бы приехал, Петь. И отец тебя все время вспоминал, и мама тоже. Боюсь, как бы они не того.

— Да ты брось это! С язвой можно еще сто лет прожить, а им под шестьдесят только. Лучше скажи, лекарства какие нужны?

— Да все, что нужно, мы уже купили.

— Хорошо, я сегодня приеду.

Он хоть и одергивал сестру, чтобы «не каркала», но сам начал волноваться. У отца ведь, помимо язвы, еще и почки периодически отказывают, а у матери гипертония. А лет-то им не так уж и много. Мать всего год назад ушла из школы на пенсию, отцу и вовсе еще работать и работать.

Увидев мать, Шумилов испугался: за те полгода, которые они не виделись (лишь созванивались по телефону), она сильно изменилась — морщин стало гораздо больше, а волосы совсем поседели, точнее, уйдя на пенсию, она совсем перестала их подкрашивать, а болезнь отца даже сгорбила ее, отчего худоба казалась не такой явной.

— Петруша, как хорошо, что ты приехал, — мать впервые за последнюю неделю улыбнулась и поцеловала сына в щеку.

— Прости, что из-за этой чертовой работы реже стал к вам наведываться.

— Да я же понимаю все.

— Зато смотри, что я вам из Турции привез.

Он расстегнул прозрачный пакет и положил на пол небольшой коврик полтора на два метра ручной работы со строгим турецким орнаментом.

— Ух ты! — Валентина присела и сразу стала щупать шерсть.

— Он, в принципе, двусторонний, — объяснял Шумилов. — Можно его и этой стороной положить, и другой. Вам к дивану как раз хорошо.

Мать погладила ковер, аккуратно положила его перед диваном, стала на него босыми ногами.

— И правда, хорошо. Теплый. Дорогой, наверное?

— Ручная работа всегда дорогая, — сказала Валентина.

— Ерунда! Мне, кстати, если все срастется, контракт предложили в Турции — курсы русского языка для тамошних гидов.

— Класс! — неслышно похлопала в ладоши Валентина.

— Я рада за тебя, сынок. И отцу, я уверена, будет приятно. Я ему обязательно скажу эту новость.

— Как он, кстати?

— Да уже получше. Я потому и оставить его там могла со спокойной душой. А то был совсем плох… Ой, ты же, наверное, голоден? Пойду на кухню.

— Лежи ты, мам, что я сама не приготовлю, что ли?

— Ничего, ничего, ты лучше с братом поговори. А я себя лучше чувствую, когда что-нибудь делаю, чем когда лежу.

Мать ушла на кухню, а Петр с Валентиной пошли в ее комнату.

— Ну, а у тебя как дела, Валь? Замуж еще не собралась?

— Смеешься? Надо сначала найти вторую половинку.

— А ты ищешь?

— Да ну тебя! Сам-то чего не женишься?

— У меня, по крайней мере, уже выбор есть, — улыбнулся он.

— А вот с этого места давай поподробней, — она так же улыбнулась в ответ.

— Погоди немного, скоро все узнаешь. Расскажи лучше, что в школе?

— В школе, как в школе. Больше писанины, чем подготовки к урокам. Отчеты, отчеты, каждую неделю, а тут еще и электронный дневник добавился. Учителю некогда ни учебой, ни воспитанием заниматься. Отбарабанил урок и быстрее в учительскую писать. А потом удивляются, почему школьники тупеют и деградируют. Мать почему и ушла на пенсию, могла бы еще поработать, но не выдержала этой административщины. Да и с электронным дневником ей трудновато было.

— Ну, помогла бы ей.

— Так я и так помогала. За нее практически его и заполняла. Вроде бы и не старая она еще у нас, а с компьютером у нее что-то те пошло.

— Ну, это либо дано человеку, либо не дано. Я знаю людей, которые и в восемьдесят лет с компом на одном языке калякают. А ученики как?

— Ученики, как ученики: пятый класс, восьмой, девятый… А, слушай, Петь, что буквально неделю назад случилось, — она тронула брата за плечо и рассмеялась. — Мы проходили Пушкина, учили «Руслана и Людмилу», и знаешь, что у меня один пятиклассник, Юзефович, спросил? Причем, прямо на уроке. «Валентина Владимировна, говорит, а кто такой Епи?» Я не врубаюсь, в чем дело, спрашиваю, какой «епи», что за «епи»? Где ты нашел у Пушкина это слово? А он мне: «Ну, как же! Вот, смотрите, ткнул в хрестоматию пальцем и читает: «И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Ну, говорю, и где же ты тут увидел «епи». А он опять: «Неужели вы сами не видите: здесь же черным по-белому написано: «Всё ходит Поц Епи кругом». Класс весь уже ржет, за животы держится, а я все никак не врублюсь. А он, негодяй, продолжает: «Кто такой Поц, я знаю, а вот кто такой Епи понятия не имею». Я опешила, первый раз не нашлась, что ответить. Домой пришла, в интернете нашла этого самого поца… Надо же, такой жибздик, а уже такими словечками орудует. Да еще и по школе растрезвонили об этом.

— Юзефович, говоришь?

— Ну да!

— Это его либо сионисты, либо антисемиты научили.

— Да ну тебя, Петь!

Шумилов захохотал. Засмеялась и Валентина, но потом спросила:

— Тебе смешно, а мне как быть? Эти шибздики теперь про этого поца только и рассуждают. Я уже и с завучем советовалась, она мне просто сказала, чтобы я предупредила, что, если еще раз услышу это слово из чьих-нибудь уст, вызову родителей.

— Ну и что! Ну, вызовешь ты родителей. Кто-то из них тоже, как и ты до недавнего времени, про этого поца ничего не слышал, а кто-то просто посмеется, при этом, сквозь смех, нащелкает сыну по заднице.

— А что же делать? Посоветуй.

— Как сказал бы Шерлок Холмс: «Элементарно, Ватсон!» Ты, если еще раз зайдет об этом речь, скажи примерно так: «Ребята, у меня для вас есть хорошая новость! Я не только узнала, кто такой Епи, но даже и лично с ним познакомилась».

Валентина заинтригованно посмотрела на брата, а тот улыбался, выдерживая театральную паузу.

— Именно так, Валь, как я сказал. После этих слов помолчи. Если им станет интересно, а им станет интересно, это же дети, они тебя обязательно попросят о нем рассказать.

— И кто же это? — нетерпеливо спросила Валентина.

— Новый русский.

— Не поняла.

— А что тут непонятного. Александр Сергеевич сам же о нем и написал: «Златая цепь на дубе том».

Почти минуту понадобилось Валентине, чтобы до нее дошел смысл сказанного. Поняв же, она захохотала еще громче, упершись головой в грудь брату. Шумилов тоже смеялся, нежно постукивая Валентину по спине.

— Ребята, идемте есть! — позвала с кухни мать.

— Мне бы и в голову такое не пришло, Петь!

— Ну, так не зря же говорят: одна голова хорошо, а две лучше. Пойдем, мама зовет.

— Слушай, Валь, а ты сама им вопрос по Пушкину задай, — по дороге на кухню продолжил разговор Шумилов.

— Это какой же?

— А ты спроси у них, кто такие русалки?

— Ну и? — не поняла сестра.

— Опять тупишь, сестричка. В нашем восприятии русалки живут где?

— В воде!

— Правильно! А у Пушкина они почему-то на ветвях сидят. Кстати, и у Гоголя русалки тоже по лесу бегают. Вот и дай им задание выяснить, что это за лесные русалки. Пусть твой Юзефович подергается.

— Класс! Точно спрошу!

Анна Ивановна, мать обоих, слушала их разговор и улыбалась. Давно за одним столом их семья не собиралась… Правда, отца, вот, не хватает. Сын с дочерью замолчали на некоторое время, дружно работая ложками и вилками. Матери сначала взгрустнулось, а потом она вдруг улыбнулась, на что сразу обратила внимание Валентина.

— Ты чего, мам?

— Да вот вы тут про Пушкина говорили, и я вдруг вспомнила. У меня же тоже был один такой случай…

— Что за случай? — заинтересовался Петр.

— Года три назад вела я класс, ну ты, Валь, наверное, его знаешь — Вова Семенов.

— Ну, знаю! Хороший мальчик.

— Так вот проходили мы «Капитанскую дочку», я задала пересказ одной главы. Для практики, чтобы научить детей складно разговаривать. Да, так вот вызвала я этого хорошего мальчика, он встал у доски и начал пересказывать главу, где Гринев со своим дядькой Савельичем в буран попали и заблудились. Рассказывает хорошо, довольно близко к тексту, я сижу, киваю: мол, молодец. И вдруг он говорит: тут они встретили гея, но он оказался добрым человеком и показал им путь… — Петр с Валентиной, заулыбались. — Я даже не сразу сообразила. Наконец, до меня дошло: причем тут гей? И у него это спрашиваю, а он мне: ну как же, Анна Ивановна, у Пушкина так и написано: «Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. — Скажи, не знаешь ли, где дорога?»

Веселый смех разнесся по всей квартире.

Глава 10

Через несколько дней начиналась летняя сессия. У Шумилова в это время появлялось больше свободного времени, он мог больше заниматься наукой. Вот и сегодня он с утра час провел в библиотеке, работая над темой докторской диссертации «Влияние новейших заимствований на структуру современного русского языка».

Эпиграфом для диссертации лучше всего сделать высказывание первого русского академика Михайлы Ломоносова о русском языке. Шумилов помнил эту фразу наизусть, но, поскольку речь все-таки шла о научной работе, он заглянул в свой цитатник, помещенный в отдельной папке в компьютере. Ну, конечно, он не ошибся. Он скопировал текст и вставил в самое начало:

«Повелитель многих языков, язык российский, не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе. Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему, трудов прилагали. Но кто, не упрежденный великими о других мнениями, прострет в него разум и с прилежанием вникнет, со мною согласится. Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, италиянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка…»

Из письма М. В. Ломоносова Пресветлейшему государю, великому князю Павлу Петровичу, герцогу голстейн-шлезвигскому, стормарнскому и дитмарсенскому, графу олденбургскому и делменгорстскому и прочая, милостивейшему государю.

Далее для начала следовало разобраться в причинах и факторах проникновения иностранных (в первую очередь, английских) слов в современный русский язык. Это как раз самое простое, но вокруг этого и будет строиться вся работа. Главными среди причин проникновения англоязычных заимствований в русский язык Шумилов определил три следующие: 1. Отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора. В словарь делового человека 1990-х годов вошли такие англицизмы, как бэдж, классификатор, ноутбук. 2. Отсутствие соответствующего (добавим — более точного) наименования (или его «проигрыш» в конкуренции с заимствованием) в русском языке — около 15% новейших англицизмов — топ-модель, виртуальный, инвестор, спонсор, франчайзинг. Последнее слово вообще интересное в своем описании, ибо в переводе на русский язык также иллюстрируется иноязычными понятиями — коммерческая концессия. 3. Среди носителей русского языка распространено представление о том, что иностранные технологии являются более прогрессивными по сравнению с российскими, иностранные банки более надежны, иностранные товары — более высокого качества.

К факторам же, влияющим на интенсивный процесс заимствования английских слов, относятся: интенсивные информационные потоки; появление и развитие сети интернет; развитие международных отношений; интенсивное развитие торговых отношений; участие в различных фестивалях, конкурсах, спортивных соревнованиях…

Шумилов подъехал к институту за полчаса до начала зачета у третьекурсников. Взяв портфель, он направился к входу, но вдруг дорогу ему преградил высокий Лесун. В зубах у него была тонкая сигаретка, а изо рта попахивало выпитым спиртным.

— Здравствуйте, Петр Владимирович! С вами можно переговорить накоротке?

— У вас что-то срочное, Лесун? Через полчаса начинаются зачеты. Если хотите, можем переговорить на ходу, — Шумилов хотел было обойти Лесуна, но тот снова встал на его пути.

— Нет! Хотелось бы переговорить тет-а-тет.

— В чем дело? Только быстро!

— Слушай, оставь в покое Светку, а то у меня уже кулаки чешутся тебе нюх намять.

— Вы с ума, что ли сошли, Лесун? Такие вопросы не решаются с бухты-барахты.

— А я не с бухты-барахты. Я люблю Светлану и так просто ее тебе не отдам.

— А ты у нее спроси, позволит она тебе себя не отдать. Третий, как известно, лишний, но кто этот лишний пусть решает сама Светлана. Простите, мне некогда, меня студенты ждут. И между прочим, Лесун, у вас сегодня тоже зачет по моему предмету.

Свою агрессию Лесун уже практически не контролировал, Шумилов это понял, и готов был уже ретироваться, но неожиданно для себя получил удар в глаз. Звезды вспыхнули и мгновенно погасли, а глаз поплыл в неизвестном пока направлении. Портфель упал на землю прямо у ног Лесуна. Тот хотел было на него наступить, но в последний момент все-таки остановился.

— А это мой зачет! Надеюсь, ты его запомнишь надолго, — Лесун двумя пальцами левой руки обвел пересохшие губы, а правая по-прежнему была сжата в кулак. — Если не отстанешь от Светки, я тебя еще и проэкзаменую. Понял?

Лесун повернулся и пошел прочь от института. А на крыльце стояло несколько человек и следило за развитием событий. Одна из девушек кому-то названивала по мобильнику. Когда Лесун ушел, крыльцо тоже почти мгновенно опустело, и только звонившая девушка стояла на том же месте. И тут выскочила из здания Светлана. Это именно ей звонила девушка. Крикнув ей на ходу:

— Спасибо, Люб, — она помчалась вдогонку за Лесуном.

Но тот уже исчез в неизвестном направлении, и Светлана остановилась, тяжело дыша. Она в этот момент была похожа на львицу, готовую разодрать свою жертву на мелкие части. Вот только жертва успела скрыться. Она развернулась и побежала в обратную сторону. Теперь ей нужен был Шумилов, но он также куда-то ушел. Взгляд ее случайно упал на знакомую машину, и она поняла, что Шумилов уже сидел в машине. Он любовался на себя в зеркало заднего вида. Сейчас бы что-нибудь холодное приложить, но где его взять в такую жару.

Светлана подбежала к машине, рыдая, уселась на переднее кресло и обняла Шумилова за шею, пытаясь поцеловать его в щеки. Шумилов поморщился от боли и убрал руки Светланы.

— Прости меня, миленький! Тебе больно?

— Больно, конечно! Но больнее всего морально: как я в таком виде заявлюсь в аудиторию и буду принимать зачет.

— Я убью этого ублюдка! Я ему говорила, если он тебя хоть пальцем тронет…

Она размазывала слезы и жидкость из носа по щекам, достала платок, стала утираться. Вдруг перестала плакать.

— Посиди здесь, Петушок. Я сбегаю в аптечный киоск, здесь в здании. Есть такая мазь, «Синяк-off» называется, я тебе синяк замажу, никто ничего и не увидит.

— Ну, во-первых, уже, наверное, весь институт знает, что произошло, а, во-вторых, синяк-то ты, может и замажешь, а куда припухлость деть?

— Может очки темные?

— Это идея. По-моему, в бардачке какие-то лежат, — он открыл бардачок и стал в нем рыться. — Чего здесь только нет, — хмыкнул он. — Надо бы его почистить.

Она выскочила из машины и побежала в институт, на крыльце ее по-прежнему ждала подруга.

— Люб, мазь нужна против синяка. Я в аптеку!

— Я с тобой.

У Шумилова зазвонил мобильник. Сняв очки, он глянул на высветившийся номер. Звонила Катя. Он грустно улыбнулся, но ответил на звонок.

— Привет, дорогой! Как дела?

— Привет! Да вот сегодня звезды считал.

— Не поняла!

— Один идиот мне в глаз дал, представляешь? А мне через несколько минут зачеты принимать.

— За что? Что случилось? — встревожилась Екатерина.

— Какие-то у него счеты со мной.

— Тебе больно?

— Скорее, стыдно! Как я теперь предстану перед студентами? Что они обо мне подумают? А коллеги?

— Бедняжка! А я хотела сегодня заехать к тебе.

— Давай лучше завтра. Я хоть немного в себя приду.

— Хорошо! Пока! Целую!

— И я тебя.

Шумилов вздохнул, еще раз полюбовался на себя в зеркало и хотел было уже выйти из машины, но увидел несущуюся к нему Светлану.

— Вот! — она еле дышала от быстрого бега. — Сейчас, минуточку, отдышусь и наведу тебе полный марафет.

— Ай-яй-яй, Прокофьева, это что за жаргон такой. Уж не наркоманка ли вы? — улыбнулся Шумилов.

— Не поймаете, Петр Владимирович! — она достала из сумочки тюбик с мазью и осторожно начала водить пальцем по припухлости, Шумилов лишь морщился. — Наркоманы уже давно этот термин не употребляют. Зато француженки не жалеют средств на косметику и наводят себе полный марафет.

— Ладно, ладно, сдаюсь. Давайте зачетку! — засмеялся Шумилов.

— Не дергайтесь, Петр Владимирович, а то вместо синяка, я вам нос намажу… Ну, вот и все, — она чмокнула его в губы. — Как огурчик.

Он посмотрел на себя в зеркало, вздохнул, надел темные очки и вышел из машины.

— Я с тобой! — сказала она.

— Зачем? Я же тебе уже поставил зачет. В зачетке потом распишусь.

— Ладно! Спасибо. Ты только Любку Афанасьеву не обижай. Это она мне позвонила, когда Лесун с тобой драться начал.

— А вот это уже злоупотребление своим положением.

Он улыбнулся и пошел в институт. Она же решила позвонить Федору.

— Алло, Федь! Привет, это я!

— Здравствуй, Светик! Как дела?

— Федя, этот урод рядом с тобой?

— Ты про кого?

— Не притворяйся! Ты все понял. Так вот, Федя, я просила тебя переговорить с ним, чтобы он и на пушечный выстрел не подходил к Шумилову. Но только что он просто избил его…

— Погоди, Свет, кто кого избил?

— Короче! Подробности узнаешь у этого ублюдка, а про меня забудьте. Никакие репетиции, никакие концерты меня теперь не волнуют. Понял? Ты такой же козел, как и он! Я тебя просила с ним поговорить. Ты поговорил?

— Свет, Свет, успокойся! Сейчас мы все решим!

— Да пошли вы!.. Я уже все сама решила! И больше мне не звони, я на твои звонки отвечать не буду!

Она отключила телефон и снова заплакала. Идти было некуда и она просто решила прогуляться по городу. Благо, накрапывавший с утра дождь прекратился и из-за туч проглянуло солнце. Становилось даже душно.

Глава 11

Федор потребовал от Лесуна немедленно извиниться перед Шумиловым. Они сидели в студии вдвоем.

— Ты мудак, Вадька, понял! Какого хера ты полез драться с этим несчастным преподом, зная, что у нас на носу концерт и что Светка без ума от своего Шумилова?

— Бес попутал, Федяка. Прости! Да и лишнего я тогда хватил, сам не понимал, что делал.

— Это ты перед нашим продюсером будешь извиняться, а я посмотрю на его реакцию. И по поводу выпивок твоих… Ты знаешь, я и сам любитель этого дела, но с твоей стороны это уже перебор.

— Слушай, а на кой хрен я буду извиняться перед Шумиловым? Ты унизить меня хочешь?

— Ну ты, блин, и вправду дурак! Я же не прошу, чтобы ты извинился в присутствии всех. Один на один, понял! Если Шумилов примет твои извинения, мы через него воздействуем на Светку…

— А если не примет?

— Так ты извиняйся так, чтоб принял. А потом я сам с ним поговорю.

Лесун закурил, долго молчал, почесывая загривок. Потом взял в руки бас-гитару, поводил пальцами по струнам. Наконец, выдавил из себя:

— А где я его сейчас найду?

— В полдвенадцатого ночи ты его, конечно, не найдешь. А завтра с утра поедем в институт. Только прошу тебя, не пей пока.

— Да ладно! Я и так чувствую, что спиваться начинаю. Это все из-за Светки. Понимаешь, мы же с ней уже о свадьбе думали. И тут вдруг этот… Что она в нем нашла?

— А в тебе что? — хмыкнул Федор. — Здоровый торс, да кривой нос? Шумилов, предполагаю, ее интеллектом задавил. Светка ведь девушка любознательная.

— Интеллектом, говоришь? А ты знаешь, что я ей даже стихи посвятил.

— Ну-ка, ну-ка! Давненько не слыхал от тебя любовной лирики.

— Да, в общем-то, стихи — это громко сказано, — смутился Лесун. — Так, четверостишие. Но от души.

— Ну, так процитируй!

— Пришла! Очаровала! Победила!

И душу всю перевернула враз!

И в сердце, что доселе не любило,

Надежды маленькая искорка зажглась!

Когда Лесун это читал, в его глазах Федор заметил даже блеск огоньков, трудно было от него ожидать такой нежности.

— Хорошо! Жалко только, что мало! — похвалил Федор.

— Мало! — теперь уже хмыкнул Лесун. — Это ж ты у нас сочинитель, а я только так, на подхвате.

— Ладно, Вадька, поехали по домам, а завтра утром встречаемся у института. И не вздумай отлынить!

— Ну, сказал же, что буду. Блин, ты что, мне не веришь?

На следующий день Лесун подъехал к институту даже раньше, чем Федор, и стоял у входа, ждал друга. Когда Федор оказался рядом, то сразу спросил:

— Ну, нашел Шумилова?

— Я бы хотел, чтобы это сделал ты, Федь. Чо-то мне не копенгаген.

— Ну-ка, дыхни!

— Да нет, я не пил! Просто чего-то струхнул. Понимаешь, он может не пойти на контакт со мной. Вдруг подумает, что я опять пришел это… — он сжал правую ладонь в кулак и покачал им в воздухе.

Федор улыбнулся.

— Ага! В глаз бить препода смелости хватило, а извиняться — струхнул. Ладно, пошли.

Они поднялись на третий этаж, подошли к кафедре русского языка, Федор слегка приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. В кабинете находилось несколько человек. Двое тихо о чем-то переговаривались, аспирантка Вера, стоя у зеркала, приводила в порядок свое лицо с помощью пудры и губной помады. Секретарь кафедры, немолодая, полноватая женщина, работала за компьютером. А в самом углу кабинета, у крайнего от окна стола сидел Шумилов, спрятавшись за раскрытый ноутбук, и быстро перебирал пальцами по клавиатуре. Ему казалось, что таким образом он будет меньше светить своим подбитым глазом, хотя, благодаря купленной Светланой мази, синяка и в самом деле почти не было видно, хотя припухлость под глазом оставалась. Федор оглянулся на Лесуна.

— Он там. Ну что, я его зову?

— Зови! — махнул рукой Лесун и повернул голову в другую сторону.

Федор открыл дверь, вошел в кабинет, негромко, но вежливо поздоровавшись, чем и привлек к себе на пару секунд внимание. Только Шумилов продолжал общаться со своим ноутбуком, то ли не услышав вошедшего, то ли не пожелав услышать. Впрочем, он ни разу Федора не видел, поэтому и никак на него не среагировал. Тем временем Федор подошел к нему и, слегка склонившись перед ним, произнес:

— Здравствуйте, Петр Владимирович! Можно Вас на минуточку отвлечь?

— Добрый день! В чем дело?

Шумилов нажал на кнопку «сохранить» и поднял голову.

— Можно Вас попросить выйти в коридор? У меня к Вам есть одна просьба и мне бы не хотелось обсуждать ее при всех.

Тут снова все разговоры на секунду прекратились и взоры устремились на вошедшего. Вера закончила макияж и подошла к своему столу, пряча в сумочку косметику. Шумилов пожал плечами и поднялся.

— Ну, пойдемте! А вы, собственно, кто? Я вас что-то на своих лекциях не видел.

— Да я уже закончил институт, а зовут меня Федором. Кулиш фамилия.

Они вышли в коридор и тут же наткнулись на Лесуна. Шумилов вздрогнул и побледнел.

— Я не понял! Это что, провокация? — он взялся за ручку двери, но Федор его успокоил.

— Не волнуйтесь, Петр Владимирович, никакая это не провокация. Я друг вот этого вот раздолбая, и хочу, чтобы он перед вами извинился за вчерашнее.

Лесун стоял в позе нашкодившего первоклассника, потупив взор, лишь после слов Федора бросив косой взгляд на Шумилова.

— Мне не нужны его извинения! Пусть он оставит их при себе.

Шумилов вновь взялся за ручку двери, но Федор слегка придержал его за локоть. В этот момент к кафедре подошел еще один преподаватель, молча протянувший руку Шумилову для приветствия. Пожав руку коллеги, Шумилов посторонился, пропуская того в кабинет.

— Я понимаю ваши чувства, Петр Владимирович, но это нужно сделать ради Светы и ради нашего концерта.

Шумилов удивленно посмотрел на Федора и на несколько шагов отошел от двери.

— Я не понял, при чем здесь Света и, тем более, какой-то ваш концерт.

Федор открыл было рот, чтобы все объяснить, но Лесун остановил его жестом.

— Погоди, Федяка, я сам. Во-первых, все-таки я хочу извиниться перед Вами, Петр Владимирович, за свой весьма необдуманный поступок. Знаете, есть такая песня одного парня, Михея Крутикова, покончившего с собой, «Сука-любовь»? Это все она, проклятая. Я понимаю, что я потерял Светку, но мне с этим трудно смириться. А тут еще и выпил изрядно. В общем, говно я, простите меня. И зачет мне, к тому же, еще вам сдавать нужно.

— Не нужно! Я вам и так поставлю зачет, автоматом. Считайте, что я принял ваши извинения. А теперь по поводу связи Светланы и какого-то вашего концерта.

— Видимо, Света вам не говорила, что является солисткой нашей рок-группы…

— Чего, чего? Какой группы?

— В нашем институте уже три года есть рок-группа «Падший ангел», — перехватил эстафету у Лесуна Федор. — Двух ее участников вы видите перед собой, еще двое отсутствуют. В их числе и Светлана, наша солистка.

— То есть, вы хотите сказать, что Светлана является солисткой рок-группы? — у Шумилова на лбу даже морщины образовались.

— Именно! — кивнул Федор. — Но после ее знакомства с вами, она стала капризничать, пропускала репетиции, ссылаясь на якобы ваш запрет. У нас через несколько дней первый сольник в другом городе, в Балашихе, но Света после… этого инцидента с вами, — Федор кивнул в сторону Лесуна и тот снова опустил глаза, — она заявила, что больше работать с нами не будет. Но вы же понимаете — концерт серьезный, профессиональный, билеты уже давно продаются, и, если мы его сорвем, причем, по нашей вине, нам придется заплатить такую неустойку, что мало не покажется. Поэтому я, как художественный руководитель группы, очень хочу попросить вас сообщить Свете, что инцидент исчерпан, и что вы не возражаете против ее участия в концерте… Вы ведь не возражаете?

Федор замолчал и глянул на Шумилова, а тот несколько минут еще переваривал услышанное. Надо же! Светлана солистка рок-группы. И об этом ему за полтора года ни разу не обмолвилась. Да он просто не знал, что она поет! Федор между тем молчал, ожидая ответа. С надеждой на него смотрел и Лесун.

Шумилов едва усмехнулся. Он вспомнил, как во времена своей студенческой молодости сам увлекался роком, и даже несколько текстов песен написал.

— Петр Владимирович, так вы не возражаете? — настаивал на ответе Федор.

— Вы какой рок играете?

— Нечто среднее между дэт-метал и блэк-метал. Стремимся к стилю группы «Слайер». Между прочим, две премии «Грэмми» имеет.

— Постойте, но «Убийцы» — это, скорее, трэш-метал, чем дэт и блэк.

Этим ответом Шумилов вогнал в шок обоих рокеров. Они некоторое время смотрели на него, словно только что увидели, а он им улыбался.

— Я в свою студенческую бытность тоже увлекался роком. Даже кое-какие тексты пописывал.

Опомнившись, Лесун стал возражать Шумилову:

— Ну да, они как раз и были родоначальниками трэша. Тем не менее, сейчас они не совсем трэшевые, как скажем, «Металлика» или «Антракс», а больше как раз уходят в дэт-метал.

— Петр Владимирович, в таком случае, я хочу вас пригласить на наш концерт. Вот вам контрамарка, — Федор вынул из кармана и протянул Шумилову билет. — И, в таком случае, умоляю вас уговорить Светлану не срывать концерт. Кстати, две наши песни вы можете найти в ютубе. Давайте я вам прямо на контрамарке напишу, где нас искать в ютубе.

— Я вас понял, ребята. Я постараюсь. Но, вы же сами понимаете, женщины — существа непредсказуемые. Она может пообещать одно, а сделать совершенно другое.

Шумилов решил немного схитрить. Еще до разговора с рокерами он договорился со Светланой встретиться у него дома. Он, разумеется, нашел в ютубе записи «Падших ангелов». И внимательно вслушивался в женский голос. Если бы не знал, кто это поет, ни за что не догадался бы — певческий голос у Светланы разительно отличался от обычного. Он прослушал и вторую песню, улыбнулся, свернул окно, не закрывая, и лег на диван. Ему стало и в самом деле смешно, что так получилось. Воспоминания о студенческих годах нахлынули на него. И вдруг он почувствовал, что под эти мысли стал засыпать. Глянул на настенные часы, вскочил: Светлана должна была прийти с минуты на минуту. У нее был свой ключ, и она могла войти тихо и незаметно. Шумилов сел за стол и стал прислушиваться. Наконец, услышал звук открываемого замка, он тут же вошел на ютуб и, немного промотав запись вперед, нажал на кнопку мышки, включив запись.

— Петушок, это я! — крикнула она, едва захлопнув за собой дверь, и вдруг застыла в недоумении: из комнаты раздавалась песня ее группы.

Затем она скинула босоножки и прошла в комнату. Шумилов сидел перед компьютером в кресле и раскачивался в такт музыке. Она подошла сзади, обняла его, поцеловала в щеку. Он глянул на нее снизу вверх, хитро улыбаясь, но она, все еще пребывая в недоумении, не заметила этой хитринки.

— Петя, что это? Ты что, слушаешь рок?

Он чуть приглушил звук и, обняв ее, посадил себе на колени, чмокнув в губы.

— Привет, Цветик! Вот, случайно в ютубе нашел. Неизвестная мне рок-группа, музыка так себе, но мне понравился голос солистки — не очень сильный, но выразительный, с необычным таким тембром.

— Ты что, любишь рок? — спросила она, а лицо при этом покрылось красной краской.

— Тебя это удивляет? — хмыкнул Шумилов. — Я в студенческие годы увлекался роком, ходил на концерты разных групп, особенно импортных, типа «Металлики». У меня даже была целая фонотека из кассет с записями рок-музыкантов.

— И где же она сейчас?

— Да-а! — он начал подниматься с кресла, и Светлана встала первой. — Выбросил несколько лет назад. Решил, что я теперь уже взрослый дядя, целый доцент, и негоже мне рок слушать. А теперь об этом жалею.

Он закрыл ютуб, свернул поисковик.

— Чайку попьем? Я тортик купил.

— Попьем, кивнула она, — прикрывая ладонями щеки, боясь, что ее краску увидит Шумилов.

А он внимательно следил за ней и, разумеется, от него не ускользнуло ее поведение.

Они пошли на кухню, он включил электрочайник, достал из холодильника небольшой торт, снял крышку и вручил Светлане нож.

— Давай, хозяйничай.

— Кстати, а ты-то как относишься к року, Цветик?

— Я?! — она едва не поперхнулась горячим чаем, и теперь уже вполне могла сказать Шумилову, если вдруг спросит, что это она покраснела от кипятка.

Она не знала, как ей поступить: признаться или отказаться? Шутит ли он, что любит рок, или на самом деле? И потом, она же понимала, что случайно наткнуться на старую запись в ютубе весьма сложно…

— Чего молчишь? — снова спросил он.

— Да, так! Чай горячий, чуть не обожглась.

— А ты разбавь холодной водичкой. Вон, в кувшине кипяченая, ты же знаешь.

Она отвечать не спешила, чайной ложечкой отломила кусочек торта, начала его жевать. Прожевав и сделав глоток чаю, все же решилась.

— Знаешь, как зовут ту солистку?

— Какую ту? — искренне удивился Шумилов.

— Ну, ту, у которой голос не очень сильный, но с необычным тембром.

— А! Скажи, и буду знать.

Она сглотнула подкатившую к самому верху слюну и негромко произнесла:

— Это я!

— Кто-о?! Ты шутишь? Ты хочешь сказать, что ты солистка рок-группы?

— Тебе это неприятно, да? Я упала в твоих глазах?

— Нет, почему! Я же сказал, что еще лет восемь назад сам увлекался роком. Просто я тебе не верю.

— Хорошо! Пойдем!

Она взяла его за руку, подвела к компьютеру, кивнула в его сторону:

— Включай запись!

Когда прошли первые аккорды, она подхватила мелодию и негромко запела. Шумилов, откинувшись в кресле, прикрыв глаза, умиленно слушал ее пение. Допев до конца, она стояла все в той же позе, ожидая реакции Шумилова.

— Значит, они меня не обманули, — наконец сказал он, повернувшись в кресле в ее сторону.

— Кто они?

— Ну, эти, твои, Лесун и, как его, Кулиш.

— Ты что, с ними встречался?

— Ну да, они просили меня, чтобы я уговорил тебя не срывать концерт в Балашихе, и я им это обещал.

У нее глаза сначала округлились, а потом повлажнели.

— То есть… значит… Ты меня что? Разыгрывал?

— Почему разыгрывал? Просто хотел на самом деле убедиться, что это ты! — улыбнулся он.

— А как же Вадим? Ты что, его простил?

— Ну да! Он передо мной извинился, и мы посчитали инцидент исчерпанным.

— Дурак! Сволочь! А я раскудахталась перед ним, как курица!

Она набросилась на него с кулаками, он смеялся, пытаясь увернуться от ее ударов и встать. Но она колотила его без устали. И все же ему удалось подняться, он обхватил ее за талию, прижал к себе, закрыл губы долгим поцелуем, при этом начиная раздевать ее. Она успокоилась и сама стала стягивать с него тенниску. Обнажившись, они, наконец, добрались до кровати. Она толкнула его и сама тут же прыгнула на него сверху.

— Значит, ты не против моих занятий музыкой?

— Глупая! Конечно же, нет! Более того, мне твой Федор дал контрамарку, и я очень хочу пойти на концерт рок-группы «Падшие ангелы».

Она хихикнула, прилегла, положив руку ему на то самое место, а губы, свернув трубочкой, подставила под его поцелуй.

Глава 12

Была суббота. Светлана проснулась в самом прекрасном расположении духа. В унисон ее настроению оказалась и погода — солнце единолично царствовало на своем небесном троне, с помощью своего брата-ветра разогнав все облака, и даже в такую рань на улице уже чувствовалась духота.

Она сладко потянулась, встала, накинув халатик, побежала в ванную.

— Ты на завтрак йогурт съешь или тебе сделать омлет? — крикнула из кухни мать.

— Сделай, пожалуйста, омлетик. Он у тебя очень хорошо получается, — прикрутив кран, крикнула из ванной Светлана.

Позавтракав, она чмокнула мать в щеку.

— Пойду собираться. У нас сегодня концерт в Балашихе. Нужно пораньше туда приехать.

— Давай, давай, — моя посуду, ответила мать.

Светлана надела черную кожаную юбку, застегнув такой же кожаный, но украшенный металлическими ромбиками ремень, сверху — розовую полупрозрачную блузку на выпуск. Взяла из хохломской шкатулки большие серебряные сережки, украшенные небольшими шестигранными сапфирами (подарок матери на ее совершеннолетие), начала перебирать кольца, остановилась на серебряном с большим вставленным опалом черного цвета, который ей привез из Турции Шумилов. Осталось только нанести макияж, конечно же, черного, агрессивного цвета тени — и всё! Она вышла в прихожую, начала обуваться. Услышав это, мать спросила:

— Тебя сегодня ждать, или опять у подруга заночуешь?

— Мам, вообще-то мне уже двадцать лет! И я, наверное, сама могу распоряжаться своей судьбой.

— Можешь, можешь, только потом ко мне жаловаться на эту самую судьбу не приходи.

— Не приду, не беспокойся!

Светлана улыбнулась, обняла мать, поцеловала ее в щеку. И тут мать обратила внимание на ее кольцо, лицо у нее слегка вытянулось. Она взяла ладонь дочери в свою руку, разглядывая кольцо.

— Откуда у тебя это кольцо? Раньше я его не видела.

— Недавно один человек подарил.

— И что за человек?

— Помнишь, ты мне в детстве в таких случаях всегда говорила: любопытной Варваре нос оторвали.

— Не дерзи! Мать может так сказать дочери, а дочь матери нет!

— Придет время, все узнаешь, мамуль. Не надо портить мне настроение в этот день. Все-таки мне сегодня много выступать.

Она схватила сумочку, открыла дверь и уже на ходу крикнула:

— Пока, мамуль!

— Пока, пока, — задумчиво ответила мать, стоя у двери до тех пор, пока лифт со Светланой не закрылся.

Зал во Дворце культуры был заполнен на две трети. Естественно, практически все — молодые люди, хотя были и уже вполне зрелые. Для дебютного концерта малоизвестной группы — совсем неплохо. Федор выглянул в зал из-за занавеса и облегченно выдохнул: главное, чтобы теперь у нас не сорвалось. Едва он отошел за кулисы, оттуда же посмотрела в зал и Светлана: ей было проще — она искала определенного человека. И Шумилов, словно почувствовав это, махнул ей рукой со своего второго ряда и улыбнулся. Она окончательно успокоилась.

— Ну что, готовы? Можем начинать? — спросил директор.

— Да! Можно приглушать свет и давать занавес.

Они вышли на сцену все вместе. Все в черных кожаных штанах (Светлана, правда, в юбке), а сверху — свободного покроя черные рубашки, на которых по всей груди красной краской было выведено — «Падший ангел» и под надписью, сложив окровавленные крылья, стоял на коленях согбенный человек.

— Привет, Балашиха! Мы начинаем! — крикнул в микрофон Федор и в ответ из зала прозвучало уханье, свист, аплодисменты. — С вами весь вечер будут «Падшие ангелы», и только с вашей помощью мы сможем подняться с колен.

Снова свист, одобрительный гул. Не дожидаясь его окончания, по сигналу Федора, загремела тяжелая, сдобренная металлом музыка. Лесун готов был разорвать струны своей бас-гитары, сердито топая ногой по полу в такт и тряся головой, отбрасывая со лба непослушные длинные волосы.

Лесун запел неожиданно сильным, низким баритоном с легкой хрипотцой. Его голос поразил Шумилова, он такого не ожидал.

— Новые искры зажгутся в глазах,

Тени кругом уползут!

Ты хочешь богиней быть на небесах,

Но небеса упадут.

Рухнувшим вниз, не подняться опять,

Удел их ползти по земле.

Снова ты будешь о небе мечтать,

Но небо исчезнет во мгле.

К краю сцены подошла Светлана. Для нее зал не существовал, она пела только для одного человека:

— Падшие ангелы в пропасть летят,

В бездну, как камни с горы.

Крылья у ангелов, как пух, горят,

Принося себя бесам в дары.

Падшие ангелы в пропасть летят,

Никому их теперь не поймать!

Крылья у ангелов, как пух, горят,

И не смогут они вновь летать!

Второй куплет с припевом они пели вдвоем: Светлана и Лесун, при этом Федор в нужный момент что-то мычал в микрофон.

— Адское пламя охватит тебя,

И ты демоном стала теперь.

Ты теперь лишь преисподней раба

Твою душу забрал черный зверь.

Черные тени упавших с небес,

Превратятся в могильную пыль.

Сердце твое пожирает злой бес,

Не понять — это сон или быль!

Падшие ангелы в пропасть летят,

В бездну, как камни с горы.

Крылья у ангелов, как пух, горят,

Принося себя бесам в дары.

Падшие ангелы в пропасть летят,

Никому их теперь не поймать!

Крылья у ангелов, как пух, горят,

И не смогут они вновь летать!

Зал аплодировал. Песня понравилась, исполнители тоже. Хлопал, улыбался и кивал головой и Шумилов. Светлана отправила залу воздушный поцелуй, но сделала это так, что он долетел только до него одного. Лесун перехватил ее порыв и глаза его заблестели недобрым блеском. Чтобы немного успокоиться, он заорал в микрофон:

— Спасибо, Балашиха! Мы вас любим!

В это время свет в зале совсем погас, осталось лишь два небольших софита темно-красного цвета освещавших сцену. И из темноты выступила девичья фигура, тоже вся в черном, словно ангел ада.

Светлана запела:

— Вечная жизнь погрузилась во тьму,

Крики и стоны больных.

Так города повстречали чуму,

Не ждали прихода чужих.

Черную мессу безумный старик

Сыграет по вам в этот день!

Тысячи жертв приносил каждый миг,

Трупы сжигать уже лень!

Припев подхватили Федор с Лесуном:

— Проклятый ангел разбил на земле

Свое бесовское гнездо.

Грешные души исчезнут в золе,

Страшней суда не было до…

…после, быть может, свершится приход,

ангела в скорбный наш мир.

И будет от страха дрожать весь народ,

Приход обозначит вампир!

И снова не сильный, но запоминающийся своим необычном тембром голос Светланы:

— Волки придут в этот город пустой,

Летучие мыши придут.

Ада владыку ведя за собой,

На суд души павших зовут.

Душам умерших уже не помочь,

Живым еще можно спастись.

Только не медли, беги скорей прочь!

Из города мертвых беги!

Концерт удался. Публика была довольна. Долго не отпускала музыкантов. Светлане вручили несколько больших, красивых букетов, один такой же достался даже Федору. И Шумилов пожалел, что не догадался купить цветы. Он сидел на своем месте, дожидаясь, пока все зрители покинут зал, после чего поднялся на сцену.

— Вы куда, гражданин? — перекрыл ему путь директор.

— Пусти его, Лёха, это наш человек, — крикнул Федор из-за кулис.

И тут же навстречу Шумилову выскочила, успевшая снять свой черный балахон и снова облачиться в розовую блузку Светлана. Она обняла его, поцеловала в обе щеки и зашептала в ухо:

— Ну как?

— Во! — он поднял вверх большой палец. — Честно, честно! Это превзошло мои ожидания.

— Оставайтесь на фуршет, Петр Владимирович, — предложил Федор.

— Ну, ежели это будет для вас не накладным, с удовольствием.

— Не накладным, не накладным! — затараторила Светлана, довольная похвалой Шумилова. — Спасибо, Федя.

Уже было довольно поздно, Шумилов засобирался домой, но перед этим подошел к Кулишу.

— Федор! Искренне благодарю вас за то, что позволили мне вернуться лет, этак, на восемь-десять назад.

— Пожалуйста! Нам не жалко! — усмехнулся тот.

— И я вот что хотел спросить. Помните, при нашей с вами встрече, там, у кафедры, я говорил, что раньше даже тексты для рок-песен писал. Так вот, постараюсь их найти и принести на ваш суд. Может быть, что-то вам подойдет. Я подберу под ваш стиль.

— Буду весьма признателен за это. Репертуар обновить нам не мешало бы.

Они пожали друг другу руки.

— Цветик! Я уезжаю, ты поедешь со мной или еще останешься? — спросил Шумилов.

Светлана растерянно переводила взгляд с Шумилова на Федора. Наконец, тот махнул рукой.

— Можешь ехать! Даю день отдыха, а потом не забудь приехать на репетицию. Будем готовиться к «Нашествию».

— Спасибо, Федя!

Она чмокнула его в щеку, затем подошла к Лесуну и поцеловала также его, причем, на сей раз в губы.

— Ты все же оказался лучше, чем я о тебе думала, — шепнула она ему на ухо.

— Да пошла ты! — буркнул он и отвернулся.

На душе у Лесуна стало так тоскливо. Ему захотелось все вокруг ломать и крушить. Он вынул из пачки, лежавшей на пюпитре, сигарету, размял ее пальцами, щелкнул зажигалкой. Сделав несколько затяжек, положил ее сверху на сигаретную пачку и стал бросать исподлобья взгляды на окружавшие его предметы. Глаз зацепился за шестиструнную гитару, которую Кулиш зачем-то всегда возил с собой (говорил, что это его талисман). Лесун схватил гитару за гриф так, что слегка скрипнули, как от боли, струны, приподнял ее, но этот жест увидел Федор и понял, что сейчас он может лишиться своего талисмана. Как можно спокойнее, Федор произнес:

— Э-эй, струны не порви!

Спокойный тон друга отрезвил Лесуна. Он глянул на него, скривил губы в грустной улыбке, еще раз затянулся сигаретой, положил ее на то же место, поднял ногу на стул, положил на поднятую ногу гитару и из его сердца полились экспромтом слова:

— Печаль-тоска меня заела:

Ну почему, ну почему?

Кому ко мне какое дело,

Я не пойму, я не пойму.

Летит над миром звук набата,

Церковный звон, церковный звон;

Мы пред тобой не виноваты —

Ни я, ни он, ни я, ни он.

Когда была со мною рядом

Однажды ты, однажды ты,

красуясь утренним нарядом,

цвели цветы, цвели цветы…

Федор удивился этому порыву друга — за более чем пятилетнее знакомство, с Лесуном случилось такое впервые. Подошедший директор хотел было о чем-то спросить Федора, но тот решительно замахал руками и приложил указательный палец к губам. Присоединились и двое других участников группы. Все стояли молча и слушали неожиданно тихий и проникновенный голос, без привычной хрипотцы, своего бас-гитариста. А Лесун пел, глядя в пол, ни на кого не обращая внимания.

— И птицы жалобно не пели,

Летя на юг, летя на юг.

Моих забыла неужели

Касанья рук, касанья рук?

Печаль-тоска меня заела

Не в добрый час, не в добрый час.

Я не могу, чтоб так смотрела

Судьба на нас, судьба на нас.

Изменит все ж свое обличье

Суровый рок, жестокий рок,

Всё будет вновь у нас отлично,

Дай только срок, дай только срок.

Глава 13

Шумилов ехал не спеша. По городу он никогда не ездил быстро, старался не нарушать правила дорожного движения. Когда-то, когда он только начинал ездить на машине, с ним случилось неприятность — он тогда любил гонять, как заправский гонщик, не обращая внимания на «зебры» и пешеходов, переходящих дорогу в неустановленных местах, и однажды на мокрой дороге не смог справиться с управлением и, увидев в нескольких метрах от себя, как потом оказалось, пьяного мужика, медленно, пошатываясь, да еще и по диагонали, пересекавшего мостовую, резко нажал на педаль тормоза и вывернул руль вправо, стараясь его объехать. Но машина не послушалась и выскочила на тротуар рядом со столбом освещения. К счастью, никого из пешеходов не задел, но крыло прилично помял. Когда опомнился, выскочил из машины и, прежде чем звонить в ГИБДД, схватил за шиворот мужика, дотащил его, барахтающегося, до машины и швырнул в салон на заднее сиденье, дожидаться приезда гаишников. Тогда он, что называется, отделался легким испугом, зато взял себе за правило ездить по городу не больше семидесяти километров. Конечно, он понимал, что и семьдесят — не шестьдесят, но, во-первых, за это не штрафуют, во-вторых, на этой скорости машина вполне управляема.

Он прямо из Академии туризма ехал к Екатерине, которая впервые пригласила его к себе домой, объяснив, что дочери два дня не будет — на выходные уехала на какой-то фестиваль в Тверскую область (уж не на рок-фестиваль ли «Нашествие», почему-то подумалось Шумилову). Купив пышный букет роз, бутылку своего любимого розового шампанского и фруктов, Шумилов думал о том, как быть — он совсем запутался. Он искренне любил Светлану, еще наивную, но преданную ему девушку, которая ради него даже готова была отказаться от рок-карьеры. Особенно, после разборок с ним Лесуна с Федором. Но и к Екатерине он привязался всей душой. Эта уже опытная, повидавшая многое женщина, состоявшаяся бизнес-вумен, родила в нем совершенно новые чувства. Он чувствовал, что их связало нечто большее, чем Шумилова со Светланой, но как именно описать это чувство, он не знал. Он даже пытался обнаружить в обеих женщинах что-то общее, роднящее их, ему казалось, что так ему станет легче. Как ни странно, сходство он нашел в слегка оттопыренных ушах обеих. Но это у него вызывало лишь саркастическую улыбку. Он понимал, что вечно так продолжаться не может, ему нужно будет сделать выбор. (На одной жениться, другую оставить в качестве любовницы — хмыкнул он. — А еще лучше начать жить шведской семьей.)

Вдруг буквально перед машиной проскочил какой-то мальчишка. Шумилов ударил по тормозам, машину слегка занесло, два широких черных следа остались позади, а тормоза визжали так, будто их резали по живому. Было только слышно истеричное материнское:

— Ваня-я!

Шумилов едва не ударился головой в лобовое стекло — ремень безопасности выдержал удар. На его счастье, дорога была пустой — все-таки до часа пик было еще далековато. Он глянул направо, где у самой обочины застыл семи-восьмилетний светловолосый мальчишка, вытянув от испуга лицо и нервно почесывая макушку. Затем посмотрел на противоположную сторону дороги. Там стояла женщина, прикрыв лицо ладонями, а рядом с ней девочка лет десяти-одиннадцати, с таким же вытянутым от испуга, как и у ее брата, лицом. У Шумилова пересохло в горле. Он хотел громко выругаться, но не смог произнести ни слова. Он взял, стоявшую под рукой, пластиковую бутылку, открыл крышку и сделал пару глотков. И только после этого открыл дверцу, вышел на дорогу и в сердцах прокричал:

— Что ж это ты, корова, за ребенком не следишь! Ты понимаешь, что он бросился под колеса, и я бы уже ничего не смог… — и вдруг он осекся, не договорив.

— Простите! — опустив руки, жалобно пропищала женщина. — Я сама не поняла, что произошло.

— Он стоял, стоял, и вдруг ка-ак побежит, — девочка тоже уже пришла в себя.

Но, увидев, как дядя смотрит на мать, она и сама подняла голову: мать побледнела, рот беззвучно издавал какие-то звуки.

— Ты-ы?! — наконец, произнес Шумилов.

— Я! — кивнула женщина. — Здравствуй, Петя!

— Так это твой? — он кивнул на продолжавшего стоять и чесать макушку мальчишку.

— Мой, — кивнула она.

По встречной полосе проехала машина. Шумилов чуть отступил назад, чтобы не мешать движению. После этого женщина с недоумевающей дочерью перешла на другую сторону улицы и взяла сына за руку, затем снова повернулась лицом к Шумилову.

— Что ж ты не следишь за детьми. Тоже мне мать.

— Не оскорбляй меня. Я же тебе говорю, он стоял рядом и бежать никуда не собирался, пока не было машин. Мы ждали зеленого светофора. И вдруг словно с цепи сорвался. Так что, извини и спасибо, что вовремя затормозил.

И тут она заметила, что Шумилов как-то странно смотрит на девочку. Она была не высокого для своего возраста роста, с короткой стрижкой чуть темноватых волос, лицо немного вытянутое, большие зеленые глаза и остроконечный нос с едва заметной горбинкой. Женщина занервничала. Раздумывала, сказать или не сказать. В это время он снова спросил:

— И это тоже твоя?

— Моя, — также кивнула она. — И…

Но договаривать не стала, развернулась, держа обоих детей за руки, и пошла прочь. Шумилов еще долго стоял и смотрел им вслед. Словно почувствовав это, девочка обернулась и встретилась глазами с Шумиловым. Будто маленькое, но острое копье вонзилось в его сердце. Он громко выдохнул и вернулся в машину.

— Кто это был, мама? — недоуменно спросила девочка.

— Да так! Один мой давний знакомый, — дрожащим голосом ответила она.

— Мам, а я ничуть не испугался! — не понимая в чем дело, но желая подбодрить мать, сказал мальчишка.

— Дурак, Ванька! Ты мог легко попасть под машину и дядю из-за тебя могли в тюрьму посадить, — вместо матери строго прикрикнула сестра.

Когда Екатерина открыла дверь, она даже не сразу узнала Шумилова — он был бледный, с немного перекошенным лицом и взъерошенными волосами.

— Боже мой! Что с тобой, Петя? — пропуская Шумилова и закрывая за ним дверь, встревоженно спросила Екатерина.

И только тут он сообразил, что все свои подарки забыл в машине.

— Тьфу ты, черт! Кать! Совсем крыша съехала. Я же в машине кое-что оставил.

Он взялся за ручку двери, но она придержала его за руку.

— С тобой все нормально?

— Давай я вернусь и все расскажу.

Екатерина налила в вазу воды и с любовью устраивала там букет, затем поставила шампанское в холодильник, а фрукты (виноград, сливы и персики) помыла и положила в вазу. Затем достала из духовки запеченного с яблоком гуся, поставила посреди стола, сняла фартук, обняла Шумилова, поцеловала его в губы и сказала:

— Ну, так рассказывай, что у тебя случилось.

— Пойдем, сядем где-нибудь.

— Пожалуй! Можем здесь, на кухне, а то в комнату пойдем, на диван.

— Пойдем на диван. Там удобнее.

Они сели рядышком, он обнял ее за шею.

— Представляешь, еду я к тебе, думаю обо всем хорошем и вдруг, прямо передо мной через дорогу сиганул какой-то пацан лет семи. Я еле успел по тормозам ударить.

— О боже! Жив хоть, мальчишка?