Девочка и мальчик, которым на двоих было всего двадцать с небольшим лет, стояли возле подъезда четырехэтажного кирпичного дома, расположившегося в очень красивом, живописном месте, почти в самом центре города. К тому же местоположение дома имело очень примечательную особенность. Дом располагался на довольно значительной возвышенности, и сейчас находясь в его тени можно было любоваться очень красивым видом на старую городскую площадь, на исторические улицы, на примыкающие к ним переулки, на спешивших по делам людей, тротуары, изящные лавочки и фонари.

Жаль, что в силу своего возраста всё это не волновало разговаривающих ребят, и их разговор готовился перейти в куда более важную для них плоскость, от этого мальчик по имени Никита не выпускал из рук своего новенького телефона. Сам он был невысок ростом, сантиметров пять в этом уступал своей подруге Алине. Но если бы ему захотелось, то он мог бы похвастать перед ней длинной своих ресниц, которые отлично сочетались с выразительными серыми глазами. Только нет ничего более естественного чём то, что мальчишка десяти лет никогда об этом и не вспомнит. Да и девочка выглядела очень хорошо. Светлые волосы спускались ниже плеч, под стать им были голубые глаза, которые периодически блестели, стоило девчонке улыбнуться, обнажив красивые белоснежные зубки. Аккуратным, не имеющим права ничего испортить, выглядел её прямой нос, не уступали ему в равномерности губы, не подкачал и подбородок.

— Смотри — произнес Никита, протягивая Алине свой телефон.

— Что это? — спросила Алина, взяв в руки телефон Никиты.

— Маслов несколько дней назад снял видео. Там ужасное существо, в жутком заброшенном доме. Просто ужас. Смотри, не бойся — пояснил Никита и сам подстроился ближе к Алине, чтобы вместе с ней еще раз посмотреть любительское видео.

— Интересно — прошептала Алина.

— Смотри сколько просмотров, сколько лайков — обратил внимание Алины Никита.

— Обалдеть — вновь прошептала Алина, уже не отрываясь от просмотра.

— Мама! — закричала Алина, когда на экране появилась тень непонятного и страшного существа.

— Не бойся, Маслов успеет убежать — забегая вперед, озвучил Никита, чтобы успокоить Алину.

Через две минуты просмотр был закончен.

— Вот это да, где он мог такое увидеть. Неужели и вправду этот монстр существует, еще маленько, и он бы сожрал Маслова. Он тебе рассказывал, где он его сумел снять? — еще не отойдя от шока, изумленно, не имея возможности скрыть испуга, говорила Алина.

— Думаешь он скажет — усмехнулся Никита.

Дети продолжали оставаться на прежнем месте, возле крайнего с левой стороны подъезда. Держались они обособленно, хотя рядом с ними находилась небольшая компания их сверстников, которые пока лишь присматривались к незнакомым ребятам.

Алина была одета в голубые джинсы и легкую светлую курточку. Одежда Никиты своим набором ничем не отличалась от того, что было на Алине. Темные джинсы, спортивная куртка, а на ногах обоих были модные, современные кроссовки.

— Только я и без Маслова знаю, где он снял это видео — гордо произнес Никита.

Алина с интересом ожидала продолжения, но Никита молчал.

— Хочешь сам туда пойти, чтобы снять ролик? — спросила Алина, стараясь прочитать мысли друга.

— Можем вместе — предложил Никита, ответив на вопрос Алины.

— Нет, я не пойду. Мало ли что может случиться — не согласилась Алина.

— Нечего переживать, если Маслов сумел снять видео, то мы всяко лучше сделаем. Но если не хочешь, я пойду один — в свою очередь возразил Никита.

— А что Маслов скажет? — несколько сменив направление, спросила Алина.

— А что он может сказать? Кто хочет, тот и снимает — с деловой интонацией в голосе, ответил Никита.

— Откуда знаешь, где это страшное место? — не унималась Алина.

— Секрет — ответил Никита.

— Так не пойдет — обиженно отреагировала Алина.

— Я вчера за Масловым проследил. Он меня не заметил — вынужден был рассказать Никита.

— Он второй ролик ходил туда снимать — сделала вывод Алина.

— Только не снял ничего. Сунулся он внутрь дома и тут же дёрнул оттуда со всех ног. Я всегда говорил: он трусливый — засмеялся, довольный собой Никита.

— Видимо, что-то еще более страшное увидел — предположила Алина.

— Брось ты, он и в первый раз снял видео лишь от страха — оборвал Алину Никита и тут же продолжил: — Ну, что ты едешь со мной?

— А если родители узнают — произнесла Алина, вспомнив о том, что родители категорически запретили им уходить со двора.

Тем более и этот самый двор был для них совершенно чужим. Оказались они здесь всего два дня назад. Поселились двумя семьями в одной квартире, играя в какую-то непонятную игру, смысла которой ни мама, ни папа, Алине объяснить не хотели. То же самое касалось и Никиты, родители которого следовали примеру предков Алины. Но после того, как он сначала увидел ролик Маслова, а затем и самого автора, который жил неподалеку, Никита уже не хотел думать о том, что происходит, и почему они вместе с соседями, друзьями родителей оставили свои квартиры, перебравшись в одну на две семьи.

— Откуда они узнают, с ними самими неизвестно что происходит — ответил Никита, и этого оказалось достаточно.

— Пойдем, если недалеко — согласилась Алина.

— Две остановки — сосредоточенным голосом сказал Никита.

Может Никита правильно определил расстояние, а может не совсем. Потому что по маршруту их следования общественный транспорт не ходил, но в районе старого моста они оказались довольно быстро. Перейдя его, они остановились на несколько секунд, чтобы пропустить двигающийся в перпендикулярном направлении грузовик с длинным прицепом, когда последний оставил в покое узкий переулок, ребята продолжали стоять на прежнем месте.

— Вон этот дом, четвертый отсюда — произнес Никита, рукой указав на необходимое им строение.

— Выглядит хорошо — произнесла Алина, стараясь получше разглядеть загадочный дом.

— Только издали, давай смелее — засмеялся Никита.

Следующие пятьдесят метров они прошли молча, а когда между ними и домом осталось всего одно строение, Алина очень тихо произнесла: — Посмотри назад, там жуткая старуха. Она за нами от самого моста идет.

Никита осторожно оглянулся.

— Видишь, уже сейчас началось — произнес он тоном заговорщика.

— Сними её на телефон — неожиданно предложила Алина.

— Нет, как-то неудобно — не согласился Никита — Если б как-нибудь со стороны — оправдываясь, добавил он.

Алина не стала настаивать на своём, да и к тому же они уже находились напротив мрачного, брошенного дома, который был огражден высоким забором, но сразу, не напрягая внимания, ребята увидели два отверстия в заборе.

— Старуха остановилась и смотрит в нашу сторону — прошептала Алина.

— Наверное, свой родной дом охраняет. Они точно ровесники — улыбнулся Никита.

— А если они и вправду связаны — предположила Алина, еще раз украдкой обернувшись, осмотрев скрюченную фигуру страшной старухи.

— Давай, чего застыла — одернул Алину Никита, и они в одно мгновение скрылись внутри огороженной территории.

— Когда Маслов снимал, темно было — произнесла Алина, посмотрев сначала на Никиту, а затем на незнакомый, но уже в эти секунды враждебный дом.

— Пока осмотримся, а внутри и сейчас темно — уверенно заявил Никита, и ребята, преодолев начинающее окончательно дряхлеть крыльцо, оказались внутри брошенного дома.

Зловещий коридор и необъяснимый запах встретили гостей, как только они преодолели несколько метров. Никита не ошибся. Сразу стало темнее, а дальше освещение начало пропадать буквально с каждой секундой.

— Что происходит? — испугано спросила Алина, взяв Никиту за руку.

— Отпусти, мешаешь мне.

Никита высвободил свою левую руку, а в правой руке у него находился телефон, который уже делал то, зачем они оказались здесь.

— Совсем темно стало — еще раз напомнила Алина, но Никита ответил не сразу, а только после того, как половина коридора, в правую от входа сторону осталась за их спинами.

— Сама же говорила о том, что Маслов в темноте снимал — пробурчал Никита, и в этот момент позади них с огромной силой хлопнула входная дверь.

— Ветер? — спросила Алина.

— Не было никакого ветра — ответил Никита.

А следом за его словами появился ужасающий озноб, который, пролетев насквозь ребятишек, уперся в стену, что заканчивала коридор, и тут же вернулся к ним обратно, опутывая собой, заставляя напряжено и через раз дышать.

— Пойдем отсюда — громко произнесла Алина и во второй раз взяла Никиту за руку.

— Сейчас — еле слышно прошептал Никита, а в объектив его камеры уже попал невысокого роста мужчина в сером длинном плаще, в странных резиновых сапогах.

Профиль лица незнакомца выглядел зловеще. Небольшая острая бородка, лишь дополняла маленькие, хищные глазки, которые сверкали чем-то красноватым, тем чего нельзя наблюдать в глазах нормального человека.

— Пойдем — немея от ужаса, тихо и медленно, прошептала Алина, а странный человек прямо на их глазах начал менять свой облик.

В один миг у него удлинились руки. Он становился ниже ростом, расплывалось лицо. Еще секунда, и пропали злобные глазки. Вместо них камера телефона снимала пустые впадины, на том, что еще несколько мгновений назад было лицом, а теперь даже отдалено нельзя было использовать это слово. Следующая секунда, и отвратительная тварь двинулась в сторону Никиты и Алины.

Движение монстра прекратило видеосъемку, она превратилась в бессмысленное мельтешение темных оттенков и загнанное, испуганное дыхание ребятишек.

— Сюда! — закричал Никита, в тот момент, когда случилось окончательно непоправимое, и что-то напоминающее тень, но четко осязаемое, перегородило им дорогу к выходу.

Мгновение не успело стать реальностью, как ребята оказались в давно брошенной людьми квартире, сейчас напоминающей помойку. На полу было побросано множество разного мусора. Не было стекол в окнах. И, несмотря на полностью сгустившуюся темноту, еще можно было заметить, что кто-то выломал добрую часть половых досок в большой комнате, а вместе с ними и перегородку между бывшими квартирами.

— В окно! — закричал Никита, и они тут же оказались возле оконного проема.

Оставалось спрыгнуть, пусть было высоковато, но это лучше чем…

Только то, что открылось за окном, мгновенно охладило стремление ребят. Там был совершенно незнакомый им мир, состоящий из мрачного пустыря перед домом, из страшных черно-белых построек на расстоянии полсотни метров. Вдобавок ко всему этому явилась поздняя осень, сумевшая самым невероятным образом опередить нормальное течение времени. Сплошное месиво холодной грязи, что стало подъездной дорогой. Колючие, мелкие снежинки, которые гонял еще более неприветливый ветер.

— Нет, что это? — произнесла Алина.

— Не знаю — ответил Никита, смотря то на Алину, то на обман собственного зрения.

Послышался шипящий звук. Ребята синхронно обернулись и увидели, что в комнату очень медленно входит тот самый невзрачный мужчина в сером плаще, у которого не было человеческих глаз. Вместо них, сейчас, горели две красные точки, на посиневшем, наполовину разложившемся лице.

Какая сила явилась тогда? Чему суждено было случиться в этот зловещий момент? Но очнувшись от ступора, Никита резко закричал.

— Бежим!

И они бросились в комнату, что была рядом, затем в ту, что следовала за ней.

— Сюда! — задыхаясь, говорил Никита, открывая деревянную крышку в подполье, которого по своей природе не должно было существовать в таком доме, но было. И ребята быстро оказались в довольно просторном, но жутко затхлом подвале.

Им было хорошо видно, как в комнате появился их преследователь, как он медленно, заторможено огляделся вокруг, и как он подобно зверю, опустившись на четвереньки, начал нюхать воздух, приближаясь к ним. Через несколько секунд он их обнаружил, но от чего-то не пробовал открыть крышку странного подвала, не пытался их вытащить, а лишь издавал ужасные звуки, похожие на шипение, продолжая втягивать носом воздух, сверкая красными зрачками…

…Если бы всего год назад кто-нибудь сказал мне, что они существуют. Поверил бы я этому человеку? Не сомневайтесь, ответ был бы однозначным и звучал сдержанным отрицанием. Конечно, я не стал бы кричать и крутить пальцем у виска, разговаривая со своим собеседником. Но не поверил бы ему точно, и дело не в том, что я в свои сорок лет превратился в рационального материалиста — нет. Дело в том, что я к этому времени уже прожил свои сорок с лишним лет, в условиях нормального, хорошо нам всем привычного мира. И не буду кривить душой, если скажу вам, что на протяжении этих лет я имел возможность встречаться с отголосками странных явлений. Неоднократно с интересом слушал разные истории, обсуждал что-то необъяснимое, но опять же, я каждый раз имел возможность вернуться в свой хорошо объяснимый мир, где всё находилось на своих местах, где никому не было особого дела до старого городского кладбища, что находилось неподалеку не только от меня, но и от многих моих друзей и знакомых.

Ничем себя не проявляло. Ничем о себе не напоминало. Да и сейчас, когда бесповоротно изменился весь мой мир, я частенько ловлю себя на мысли: что всё это бред, что нет никакого мистера Полночь, что никогда не встречался я с господином Вышерядовым, и что ветер, шумящий над крышей моего дома, всего лишь ветер, а не странная энергия нереализованных воспоминаний, которые оказались нашими товарищами, которые так сильно нам помогли.

В полутьме, машинально, почти наощупь, набираю на клавиатуре ноутбука окончание этой странной, даже для меня необычной книги. Чтобы не касаться моих глаз, малость в стороне горит настольная лампа. А я, нет и нет, но ощущаю, что мой взгляд раз за разом тянется к темному прямоугольнику окна, боясь увидеть там кого-то из них.

Если бы кто-то сказал мне: что они существуют? Сейчас уже поздно, а если в детстве, когда мне было всего девять лет и так сильно поразила моё воображение история о мальчике Вадиме, который убежал из дома, после того как мама наказала его за невыученные уроки и плохое поведение в школе, и он пошел искать папу.

Я не знаю, о чем он думал. Я не знаю, понимал ли он, но он пошел к папе, который семь последних лет находился неподалеку, на старом городском кладбище. Был осенний вечер и уже быстро темнело. Вадим больше домой не вернулся. Никто его так и не нашел.

Вот и сейчас, оторвавшись от клавиатуры, я представляю, как движется он среди страшных оградок и крестов. Как впились в его щуплую фигуру своими черно-белыми зрачками стертые от времени фотографии. Как волна панического страха, став одним единственным мгновением, пробралась в его невинную душу. Как не может он вспомнить, где могилка папы, и как сильно захотелось ему вернуться назад. Но нет, уже поздно. Обратной дороги нет.

Противные мурашки покрывают моё тело. Рука тянется к кружке с уже остывшим кофе. В одно целое сливаются темные кладбищенские дорожки, исчезают проходы, появляются надгробия, которых не увидеть в дневное время. И я сам, не стесняясь и не боясь предъявить собственный страх, хочу бежать. Хочу схватить Вадима за руку. Рвануться что есть сил по одному из узких спасительных проходов, которые вновь подарил мне бледный лик ночного светила. Бежать как можно быстрее, надеясь, что и на этот раз не подведет нас, мой друг Сергей Владимирович.

Только всё не то, и я ничем не смогу помочь Вадиму. А если нам надлежит встретиться, то нам с Сергеем придется убить мальчишку вновь, чтобы избавить его душу от того, кто убил его до нас. Давно, очень давно.

Вам не верится? Тогда пойдите туда на границе между уходящим октябрьским днем и плотной завесой наступающего сумрака. Пройдите вглубь, еще и еще дальше. Не останавливайтесь, оставьте за спиной хотя бы двести метров. Можете не сворачивать в сторону. Оставайтесь там, дольше, еще дольше. Не буду продолжать.

Не ходите туда. Даже не думайте об этом, упаси вас бог.

В тот год лето было непривычно жарким, можно сказать, что особенным. Потому что три предыдущих года не было и намека на что-то подобное, а напротив, серостью угнетало небо и слишком частым гостем являлся на головы и зонты горожан то мелкий, то сильный дождь. Всё это сопровождалось порывами северного ветра, а граждане, не имея объяснения немилостям природы, склонялись к размышлениям о глобальном климатическом переустройстве. Конечно, надеялись на то, что следующая неделя обязательно разродится долгожданным теплом, но этого не происходило, а редкие погожие денечки, лишь иногда объединялись в пары, чаще выпадая одиночно.

Затем незаметно пришла осень, отпали за ненадобностью размышления о непогоде. Осень в отличие от лета не предложив чего-то необычного, быстро пролетела, уступив место ранней зиме, которая первый месяц и вовсе радовала необычным теплом, пока не вернулась к привычному, но было это на самом исходе года, а новый сразу предложил иную программу. Месяц стояли лютые морозы, казалось, от них не будет спасения. Они зацепили первую декаду февраля, потом резко исчезли, уступив место сильной оттепели, которая незаметно перешла в весну, а та тоже захотела удивить, жаль, что для этого предъявила слякотную программу с обилием холодных осадков. И тогда все, включая меня, подумали, что повторения пройденного не избежать, но погода обманула вновь. Во второй половине мая установилась жара, и она не торопилась покидать наши пределы, наконец-то подарив то, о чем мы так тщетно мечтали на протяжении трех предыдущих летних сезонов.

Я, по большой части, находился в своем деревянном доме, раз за разом игнорируя, куда более удобную и комфортную жилплощадь в неподалёку расположенной многоэтажке. Вполне возможно, что в этом была виновата погода, хотя и без нее у меня было достаточно оснований, чтобы быстрее попытаться обжить, недавно доставшуюся мне в наследство недвижимость. Дело это было непростым не только в плане отсутствия элементарных коммунальных благ, но и в плане моих внутренних ощущений. Слишком огромным был контраст, слишком непривычной виделась странная тишина, слишком необычными казались запахи, слишком сильно замедлялось и само время — это и было самым необычным, что иногда перехватывало дух от застывшего в вечерней тишине воздуха. Он висел, он не двигался, а вместе с ним не двигался и я. Так и стояли, так и сидели, пока какой-нибудь посторонний звук все же не нарушал нашу странную идиллию. Обрывалось напряжение, сильнее чувствовалась стоящая на самом пороге темнота, и я мог лишь передохнуть, чтобы в очередной раз задуматься о том, что здесь всё не так, пусть близко, пусть почти рукой подать, но нет — другое, совсем другое.

Нужно добавить, что сам дом был старенький, с низкими потолками и изрядно подгнившим основанием. Давно почернели бревна сруба, облупилась многослойная краска на простеньких наличниках. На шиферной крыше можно было наблюдать зеленые островки странной растительности, напоминающей мох. Неказистой, и держащейся на честном слове, выглядела дымовая труба. Внутри дома, мало чем отличалась от неё печка. Низкие двери, неровные стены и нуждающийся в обновлении тусклый свет, от грязных, впитавших в себя всю возможную пыль, плафонов.

Еще тоскливей выглядело месторасположение моего наследства. Соседний участок был только с одной стороны, напротив стоял заброшенный дом с таким же неухоженным огородом, за моим же забором, живописно располагалась теплотрасса, за ней было кладбище.

Видимо, всё это накладывало особый антураж, проникало чем-то своим, иногда нехорошим, иногда странным, но если честно признаться, то я не старался вбирать в свою голову лишнего, по крайней мере, до поры, до времени. Конечно, частенько размышлял, что-то сопоставлял, но в течение первых трех месяцев ни разу не заглянул за трубы огромного диаметра и не захотел посетить старое городское кладбище через центральный вход, хотя и до него мне было совсем недалеко, можно сказать, что рукой подать.

Я старательно обживал дом, наводил порядок во дворе, что-то перекладывал, что-то выкидывал, бывало, что-то откладывал. Затем старательно обновлял покраску, ремонтировал забор, с ним и ворота, и часто сильно уставал. Чувствуя, что моя усталость, подобна заслуженной истоме, и ничего кроме удовольствия принести не может. Она и не приносила — она была на моей стороне, и не один раз, сидя на крыльце, я понимал, что странным образом, чем-то непонятным, но я счастлив здесь и сейчас, сидя напротив чужого брошенного дома. Видя снующих туда-сюда бродячих дворняг и слушая, как о чем-то своем, непонятном мне, завывает временами ветер в пределах давно уснувшего, притаившегося старого городского кладбища…

…Его закрыли давно, пяти лет не хватало до полувекового юбилея, с того времени. Об этом я узнал гораздо раньше, чем впервые решился посетить само кладбище. Виновницей моего просвещения стала соседка, бабушка Мария, которая частенько ожидала меня возле нашего общего, немного кривоватого забора, чтобы хоть с кем-то поговорить. Рассказать она могла многое, а я к своему стыду, был совсем не против, узнать что-то интересное и не стеснялся задавать вопросы, которые казались необходимыми для составления куда более объемной картины. Впрочем, как уже понятно из написанного выше, бабушка была только рада подобному развитию событий, потому что давно жила одна и уже редко позволяла себе отправиться в гости к своим подругам старушкам, которых у неё оставалось двое, и которые жили в нашем же районе, но в силу почтенного возраста уже не могли просто, как во времена ушедшей молодости, взять и прийти в гости. То же самое касалось и моей соседки, и хоть выглядела она для своих девяносто лет очень хорошо, но расстояние в полкилометра уже не выглядело легкой, беззаботной прогулкой, от того мой интерес к давно забытым историям, был для бабушки Марии если не манной небесной, то своеобразной отдушиной точно. Я же просто впитывал в себя объем новой, незнакомой информации, которая касалось очень уж многого, уходила глубоко в толщу лет, затем возвращалась к более знакомому времени и частенько находила общий знаменатель в виде все того же старого городского кладбища.

В его пределах продолжали существовать давно ушедшие отсюда люди. Там обитали все воспоминания о них, там они проводили дни, там они коротали ночи, и лишь изредка пересекали отведенную черту — границу, чтобы удовлетворить любопытство кого-то вроде меня, на меня похожего. Затем воспоминания старались как можно быстрее вернуться назад, спрятаться между деревьями, затаиться в густых зарослях высокой травы, которая местами была в два раза выше старых, давно некрашеных оградок, и снова ждать…

…Когда их вновь позовут на свободу. Они же, не ощущая ни малейшего сопротивления, в одно мгновение оставят позади себя черту — границу, пролетят старенькие ворота, белую каменную беседку, вырвутся на простор, помчатся туда, где их кто-то ждет. Жаль, что все реже эти кто-то в них нуждаются, и очень уж редко воспоминаниям удается быть необходимыми, и все чаще и чаще остается им обитать в пределах отведенной для них территории. Шептаться друг с другом, иногда с тем самым ветром, который по ночам налетает со стороны железной дороги, которая почти все время остается пустой, и этим похожа на смешанный лес, который находится прямо за ней, а он частенько о чем-то своем разговаривает с кладбищем, с помощью уже хорошо знакомого ветра. А иногда помогают птицы, но не вороны, что облюбовали кладбищенские деревья, а маленькие, юркие снующие то туда, то сюда. Еще ночные, от того редкие, всегда пугающие своим голосом тех, кто по совершенной случайности оказался в поздний час, если не на кладбище, то где-то рядом, хотя бы возле моего дома, который граничил, что с кладбищем, что с ветром, что с лесом, что и с воспоминаниями, которые виделись мне прямо на поверхности огромных труб. Они смотрели на меня, они от чего-то мне сочувствовали и, без всякого сомнения, хотели, чтобы и я не забывал о них, смотрел на них, думал о них, засыпая в любую из ночей, когда они неспешно и очень осторожно спускались с труб теплотрассы, подходили к забору, затем к дому и к окнам, после и к моей кровати. Но они не будили меня, они лишь хотели, чтобы я всегда оставался их благодарным почитателем…

…Только вот не все из них, но об этом позже. А пока о моем первом визите на соседнюю территорию, и о странной встрече…

Намного позже я пытался отыскать причину, мотив, по которому в тот обычный вечер, ничем не отличающийся от своих собратьев, которые имели место всю прошедшую неделю, решил отправиться на старое кладбище. Получалось так, что мотива не было, зато точно помню, что было воскресенье, и завтра с утра мне предстояло совершенно привычным образом отправиться на работу. Кажется, что об этом я думал, куда больше, чем о цели своего ознакомительного похода. Вроде на работе предстояло что-то важное, но оказалось, что по-настоящему важное ждало меня в другом месте, в том месте, о котором я старался не думать вовсе, а лишь хотел посмотреть, хотел убить редкое свободное время и совершенно не представлял, что делаю первый шаг к тому, что очень скоро изменит всю мою жизнь раз и навсегда.

Но обо всем по порядку.

Чтобы попасть на кладбище, мне было нужно сделать небольшой крюк или лезть через хорошо знакомые трубы. Естественно, что я выбрал первый вариант и спустя три-четыре минуты подошел к центральному входу. Какой-либо вывески или обозначения на входе, как я и предполагал, мне обнаружить не удалось. Зато весь путепровод, избавляющий дорогу от тех же магистральных сетей отопления, был завешан кустарными проспектами рекламы. Из которых можно было узнать, где рядом и недорого можно помыть автомобиль, поменять на нем же аккумулятор, следом обзавестись новыми стойками. Необычным показалось, что всё здесь касалось лишь автомобильной тематики, как будто и не существовало других тем, впрочем, следующей мыслью я похоронил эти размышления, какая в конце концов разница.

А вывеска или план-схема всё же была, но значительно глубже, уже внутри территории, возле каменной беседки, которая по счастливому стечению обстоятельств, сохранила в своем периметре деревянную лавочку. Только с лавочки схему было не видно, зато можно было хорошо разглядеть металлические ворота, и от чего-то при их покосившемся виде в голове настойчиво рождалось странное, неоспоримое утверждение: если кому-нибудь, когда-нибудь, в сознание постучится диковинная мысль, — закрыть эти самые ворота, то из этого ровным счётом ничего не выйдет. Слишком сильно покрылись ржавчиной петли, ничем не отличались от них столбы, непролазная трава, смешанная с незаконной свалкой мусора, перекрыла одну воротину на добрую половину метра.

А вывеска-схема была изготовлена недавно, и этим она совершенно не вписывалась в общую обстановку, нарушала устоявшийся колорит. Но все же только на ней можно было изучить нехитрые маршруты трех кладбищенских дорог и увидеть два имеющихся перекрестка. Было напоминание о том, что здесь нашли свой последний приют несколько героев Советского Союза, несколько академиков.

Я же потратил на изучение маршрутов от силы минуту. Принял решение, что мне будет достаточно пройти по крайней, правой дороге, а затем с её же помощью вернуться назад. После этого я двинулся дальше и сразу отметил нескрываемое запустение. Только первые могилки на небольшом по площади пятачке находились в приличном состоянии, хотя и это не могло меня особо обмануть, потому что, оказавшись возле них, я сразу понял, что без труда нашел место захоронение героев, академиков, заслуженных деятелей науки и искусства. Только что будет далее, если даже здесь обволакивающим облаком витает что-то брошенное, несмотря на произведенную уборку, неухоженное, лишенное человеческого внимания, в нормальном смысле этого слова. Мертвым ведь могилы не нужны, им нет до них никакого дела. Им все равно, как выглядят эти: памятники, оградки, столики, фотографии — всё это нужно живым. Это их вотчина, их дело. Но живые успели превратиться в мертвых, нашли свое пристанище в другом месте, от этого окончательно умерли те, кто не имея возможности что-то изменить, оставался здесь, а может всё же…

…Мне стало не по себе, я уже видел, что ожидает меня здесь, и дальше шло мрачное предсказуемое запустение. Высокая трава скрывала оградки, покосились памятники, некоторые и вовсе валялись на земле. Почти сразу мой взгляд уперся в две провалившиеся могилы, за ними две кучи мусора, и удобное место для разворота автомобилей, которые и привозили сюда этот мусор. Я же наступил на картонную коробку из-под сока, чуть не потерял равновесие, после этого еще более ощущая себе незваным гостем, и не спрашивая разрешения у хозяев, закурил. Табачный дым помог мне вновь почувствовать некоторую реальность, но дурманящий привкус ушедшего уже не хотел отпускать меня из своих объятий. Хорошо, что еще ласково заигрывал с горизонтом летний закат, было достаточно света и совсем не смущала абсолютная тишина, не чувствовалось вакуумное одиночество, и еще неохота было обращать внимание на подходящие с восточной стороны мрачные тяжелые тучи, которые стремительно старались заузить вечер, сделать старое городское кладбище куда более естественным, чтобы я мог в полном объёме почувствовать весь местный колорит.

Я же продолжал не торопясь следовать дальше. Через минут пять почувствовал, что начал обреченно свыкаться с кольцом окружившей меня обстановкой города мертвых, а в какой-то момент заметил, что происходит нечто интересное. Я ловил на себе взгляды. Останавливался, не понимая, откуда это? Пока догадка, ознобом ни проползла по моей коже. Фотографии, на меня смотрят фотографии, они стараются, чтобы я ответил, чтобы я остановился возле них, и сейчас я до ощущения холода в крови, боялся, что одна из них вот-вот попытается со мной заговорить. Мне не хотелось этого, да и что себя обманывать, принять данную мысль я не мог, но она настойчиво просилась в мою голову, просто давила мне на виски, — и я был вынужден остановиться. Напротив меня была довольно заметная могила с высокой и лишь малость осевшей оградкой. Искусно вписывались между прутьями чем-то веселые якоря, от которых отходили ленточки, взятые с бескозырки, которая и сейчас украшала фотографию, с которой на меня беззаботно смотрел улыбающийся молодой матрос. Смотрел мне прямо в глаза, и шестьдесят с лишним лет исчезали в одно мгновение, за ними следовало еще какое-то время, отодвигая мрачную, конечную дату под фотографией, и мне казалось, что матрос никогда и не умирал, что он через секунду появится на дороге, пойдет в мою сторону, чтобы сообщить что-то важное. Но нет, я ощутил, что показалось. Огромная черная туча помогла мне, прогнав странную иллюзию. Я оценил её усилия, посмотрев вверх, а далее у меня в руках вновь оказалась сигарета, пополз белесый дымок. Я неуклюже покачнулся, сделал шаг и меня вновь накрыло туманное облако. Теперь я отчетливо видел картину, в которой были двое — мужчина и женщина. Довольно пожилые, двигались они не торопясь, о чем-то разговаривали, в руках женщины была сумка, мужчина нёс самодельные грабли с короткой рукояткой. Не замечая меня, они оказались внутри оградки и сразу занялись уборкой. Делали это молча, почти не смотрели друг на друга, а небо не обращая внимания на мои мистические видения, темнело буквально с каждой секундой. Я докурил сигарету, лишь один раз повернулся в другую сторону, но когда мой взгляд вернулся, то родителей матроса уже не было. Передо мною оставалась лишь женщина, и она сильно постарела, но продолжала заниматься все той же уборкой, иногда тяжело вздыхала, иногда присаживалась на деревянную лавочку, возле которой стоял крохотный столик, и по-прежнему не замечала моего присутствия. А я сделал два шага в сторону от могилы моряка, затем осознанно остановился, уже точно полагая, что время обгонит меня в только ему доступной прогрессии. Я не ошибся, теперь я видел сгорбленную старуху, которая и не пыталась чего-то делать. Она просто сидела, она смотрела в мою сторону и так же, как и прежде, не видела моего присутствия, не чувствовала его, зато я хорошо видел какой тяжелой скорбью были наполнены её глаза. Я чувствовал, что мне не менее тяжело и поэтому сделал еще два шага прочь, сделал их спиной вперед и видел, как старушка растворилась прямо на моих глазах, а следом за ней стремительно начала менять свой облик могилка — она догоняла меня, она принимала в себя настоящее время. Секунды приравнивались к годам — это было жутко. Стиралась, блекла фотография, мистически, в один момент, росла выше и выше вездесущая сорная трава, ржавел металл, а когда начала оседать земля, — я не выдержал, я отвернулся и постарался покинуть это место быстрее.

Остановился я только когда достиг первого скрещения дорог. Стало совсем темно, легкий ветерок начинал вторгаться в засыпающую тишь, он же заставил меня ощутить приближение ночной прохлады, от того я прибавил ходу. С обеих сторон на меня продолжали смотреть застывшие навечно фотографии, но я не отвечал им взаимностью, мне сейчас хотелось поскорее их покинуть: мужчин и женщин, стариков и молодых, красивых и не особо — их всех, тех, кто уже не сможет мне рассказать что-то важное для них, а от этого куда более важное для меня, то, что мне хотелось бы знать, то, что само просилось стать моим, лечь строчками на бумагу, воскреснуть, сбежать от умиротворения погоста, и снова, пусть ненадолго, но стать живым. И я в эти секунды, в эти несколько минут, понимал их, но всё одно хотел уйти, мог лишь обещать, без обмана, но и без осознания твердости, просто так, чтобы успокоить. У меня получилось, ноги принесли меня к выходу, где на дороге, в отдалении, уже зажглись фонари, где встречая меня, желтым теплом горели окна первого дома слева от меня, за ним был второй по счету, дальше поворот, и прямая дорога домой.

Нельзя сказать, что я испытывал даже подобие страха, нет, этого не было. Скорее что-то неуютное было в моих ощущениях, что-то навязчивое, меловым осадком застывающее во мне. Хотелось скорее сбросить с себя всё это, оставить за спиной, чтобы обдумать и переварить после, в другой день, в другой вечер, но точно не сегодня. А сейчас обязательно переключиться на другую тематику, вспомнить о чем-то куда более веселом, более приближенном к жизни.

С такими мыслями я и оказался возле калитки собственного дома. Темнота мешала мне и я умудрился перепутать ключи, от этого открыть дверь сразу не получилось, а когда замок сдался на милость победителя, я почувствовал, что за моей спиной кто-то есть. Волной по моей коже прокатились предательские мурашки, в одно мгновение в моей голове появились слишком уж прямые ассоциации с только что покинутым кладбищем и я от чего-то почти был уверен, что если я сейчас обернусь то увижу перед собою того самого матроса, который не удержался, пошел следом за мной, чтобы спросить: зачем я приходил? зачем я так долго был возле его могилы?

Но, славу богу, я ошибся, а тот, кто находился за моей спиной, заговорил, не дожидаясь, когда я к нему повернусь.

— Извините, не хотел вас напугать.

Мужской голос, явившийся из темноты, прозвучал довольно мягко, можно сказать, что дружелюбно, и, повернувшись, я мог рассмотреть высокого мужчину примерно моих лет. У него была короткая стрижка, на нем была одета легкая спортивная куртка и черные, сливающиеся с пространством, джинсы, сам же он улыбался совершенно открытой, располагающей к себе улыбкой, что даже всё более сгущающаяся темнота не могла помешать мне, разглядеть его приятельские, добрые намерения.

— Да, я, собственно — пробурчал я, ещё не зная, как правильно реагировать на неожиданную встречу.

— Сергей Владимирович Бондаренко — представился незнакомец и протянул мне руку.

— Андрей Александрович Прокофьев — ответил я, уже всё с большим интересом ожидая продолжения.

— Я видел вас на выходе с кладбища, но не решился вас окликнуть или подойти. Решил, что лучше будет возле вашего дома, — как-то не очень уверенно начал Сергей Владимирович.

— Так это была ваша белая Хонда — ответил я, вспомнив автомобиль, который стоял сразу за путепроводом, на который я лишь мельком обратил своё внимание.

— Да — ответил мне Сергей Владимирович и жестом указал на своё авто, в качестве необходимого подтверждения.

— Можно было и там — произнес я, потому что нужно было что-то сказать.

— Наверное, сути не меняет, мне все равно нужно было вас увидеть Андрей Александрович, чтобы переговорить. Только, кажется, я опять оплошал, выбрав не очень подходящее время — Сергей Владимирович демонстративно посмотрел вверх, затем вправо, чтобы убедиться в том, что он и так знал.

— Быстро темнеть начинает, а вы дом мой тоже, как я понимаю, уже знаете — произнес я, сначала поддержав своего собеседника, а затем задав пришедший в голову вопрос.

— Извините, я уже два раза был здесь. Один раз видел вас, но вы очень куда-то торопились, поэтому я не стал вас беспокоить. Знаете, вы сильно похожи на своего старшего брата.

— А вы хорошо знакомы с моим братом? — малость удивился я.

— Нет, не очень хорошо, но точно определил, что вы — это вы — с улыбкой на лице пояснил Сергей Владимирович.

— Ну, дело, видимо, важное. Давайте ко мне в дом, там и продолжим — предложил я и тут же извлек из кармана рубашки пачку сигарет, жестом предложил Сергею Владимировичу.

— Нет, я курю только свои, точнее всегда одну марку сигарет — отказался Сергей Владимирович.

— Пойдемте, чего стоять, не видно уже ничего — повторил я предложение и сразу последовал внутрь двора, подавая пример своему гостю.

— Не знаю с чего начать. Дело очень необычное, боюсь, что вы Андрей Александрович неправильно меня поймете — Сергей Владимирович говорил мне в спину, наверное, ему так было удобнее.

А я и вправду мало пока чего мог понять, да и не пытался этого делать, резонно рассудив, что лучше дождаться пояснения от Сергея Владимировича.

— Не пугайтесь, у меня здесь не самая уютная обстановка, но все же лучше, чем оставаться на улице — я говорил именно то, что и было у меня в голове.

— Да, у вас возле дома совсем темно, видимо, давно не горит фонарь, который напротив — поддержал меня Сергей Владимирович.

Мы уже оказались на моей маленькой кухоньке. Я сразу включил электрический чайник и пододвинул к Сергею Владимировичу табуретку.

— Сколько я здесь, столько и не работает, а тот, что работает, положения не спасает — пояснил я, вспомнив о фонаре, который исправно горел каждую ночь, но моим владениям его света не хватало.

— Нужно позвонить в горсети — просто предложил мой гость.

— Еще во дворе прожектор повесить. У меня здесь дел по горлу, капитальный ремонт просто необходим, только он пока лишь в планах.

Я поставил перед Сергеем Владимировичем кружку с горячим чаем, пододвинул ближе пакет с печеньем.

— На всё это когда-нибудь найдется время, главное, что есть дом, участок — с некоторым опозданием отреагировал на мои слова Сергей Владимирович.

— Первое время думал продать всё это наследство, к чертовой матери. Даже объявление разместил на сайтах, но никто особого интереса не проявил, точнее, была одна семейная пара, но они хотели, чтобы я существенно снизил цену. Только я и без того просил самый минимум, так что сделка не состоялась — здесь я сообщил чистую правду, правда сам не знал, зачем это сделал.

— Может и хорошо, что не состоялась ваша сделка. Мне, кажется, что здесь можно создать очень уютную атмосферу. Использовать как дачу или жить постоянно. Не знаю как вы, а я люблю такие места. Конечно, не хотелось бы буйных соседей или им подобных — выразил своё мнение Сергей Владимирович.

— Здесь соседей, считай, и нет. Только с одной стороны бабушка Мария, ей девяносто лет. С другой стороны кладбище, и его обитатели, на мой взгляд, не имеют буйного нрава, а напротив брошенный дом.

— Ну, это еще как посмотреть, я насчет соседей с кладбища — засмеялся Сергей Владимирович и отхлебнул большой глоток чая.

— Вы верите в живых мертвецов? — попытался пошутить я.

— Нет, что вы — вновь улыбнулся Сергей Владимирович.

— Возьмите печенья, очень вкусное — предложил я.

— Не откажусь — просто ответил Сергей Владимирович.

— Тогда о чём вы? — я вернулся к соседям с кладбища, чувствуя, что между нами довольно быстро возникла спокойная, дружеская атмосфера.

— Я о том, что и привело меня к вам Андрей Александрович. Я о вас узнал от одной очень странной старухи. Понимаете, я недавно, а если точнее, то год назад приехал в ваш город. Предложили хорошую работу. Я с женой развелся, уже как три года назад, дети взрослые. В общем, ничего меня не держало, квартирку свою продал. Купил квартиру здесь, причем больше и лучше. Радовался сильно. Хорошая квартира, хоть и в старом доме, но в самом центре и в очень красивом месте. Улица Крылова, знаете? — в словах Сергея Владимировича звучал искренняя гордость.

— Там же деревянные дома? — не совсем понимая, попытался уточнить я.

— Нет у меня квартира в четырех этажном доме, на горке. Вид на старую площадь шикарный — пояснил мне Сергей Владимирович и уже хотел продолжить, как я его перебил, потому что мне хорошо было знакомо место, о котором он говорил.

— Понял, действительно, чудесное место, к тому же и чем-то родное.

— Я по этому поводу здесь, собственно, и нахожусь — медленно, но верно подбирался к необходимому Сергей Владимирович.

— Продолжайте, что там с вашей квартирой. В этом доме когда-то жила моя бабушка, правда тогда она еще училась в школе. Поэтому и знаком мне этот дом, мама неоднократно рассказывала — я выложил всё, что имелось у меня по этому поводу, а внутри ощущал всё большее предвкушение интриги.

— Так получилось, что я купил как раз квартиру, в которой и жила когда-то ваша бабушка. Хотя, что в этом такого, но всё не так просто — Сергей Владимирович не сумел без паузы перейти к главному, а я старался предположить: что и от чего.

— Вы Сергей Владимирович, как я понимаю, увлекаетесь историей — я попробовал нащупать нить разговора.

— Не совсем Андрей Александрович. История, конечно, штука интересная, но поверьте, я бы не появился у вас ради истории собственной квартиры.

— Тогда что? — я решил укоротить прелюдию.

— А вас не удивило то обстоятельство, что я рассказал в начале нашей беседы? — вопросом на вопрос ответил Сергей Владимирович.

— Не могу припомнить — честно ответил я.

— Ну, я говорил: не решился вас окликнуть на выходе с кладбища.

— Действительно, было.

— Знаете, мне после того как я переехал на новый адрес, стали сниться не совсем обычные сны, иногда и вовсе видения наяву, что мурашки по телу. Всё это связанно с квартирой, до этого ничего подобного со мной никогда не происходило. Конечно, я думал о визите к психиатру, думал и простым способом, — взять и избавиться от этой жилплощади. Но совсем недавно ко мне подошла древняя старушка, и у нас состоялся очень необычный разговор.

Сергей Владимирович аккуратно отхлебнул уже остывшего чая, не торопясь попробовал печенье, а я с нетерпением ждал продолжения: дом в котором жили мои предки, вероятно, что их же квартира, в ней Сергей Владимирович, трудно объяснимые сны, видения наяву.

… — У тебя внучок фамилия Бондаренко? — спросила старушка.

— Да — просто ответил Сергей Владимирович.

— В семнадцатой квартире живешь?

— Да, только не совсем понимаю — изумился Сергей Владимирович.

— Сны тебя беспокоят нехорошие, галлюцинации ещё. Ты этого не бойся, там это бывает, а лучше найди кого из них. Видения от этого может и не пропадут, только смысл иной точно тогда будет.

— Я совсем не понимаю, о чём вы говорите. Кого из них? — плохо соображая, спросил Сергей Владимирович.

— Ну, Бондаренко потомков, что здесь понимать — с некоторым раздражением пояснила старушка.

— Я тоже Бондаренко — сам не зная для чего, уточнил Сергей Владимирович.

— Знаю об этом, но это лишь необходимое совпадение. Крови общей у тебя с ними нет совсем, вы просто однофамильцы.

— Думаю, лучше будет переехать, и дело с концом — сокровенное озвучил Сергей Владимирович.

— Не делай этого — пробурчала старушка.

— Умру, что ли?

— Зачем тебе умирать, покою просто не будет.

— Ничего понять не могу, если дело в стенах и потолках, почему мне покою не будет? — не унимался Сергей Владимирович.

— Говорю: совпадение необходимое — пояснила старушка — Прощай Сережа, может, увидимся ещё — добавила она и, опираясь на палочку, медленно двинулась в сторону соседнего дома.

— Подождите, скажите, где искать потомков?

— Этого точно не знаю, но кто-то из них обязательно в городе, иначе не вышло бы ничего.

— Чего не вышло? — уже сам у себя спросил Сергей Владимирович, потому что старушка скрылась из его вида быстрее, чем он мог предположить…

… — Всё это очень интересно, но хотелось бы узнать, что вообще у вас там происходит, и самое главное: каково моё место в этом? — спросил я.

— Я вас неоднократно видел в пределах кладбища. Думаю, если бы этого не было, то мне труднее было бы вас найти Андрей Александрович — снова непонятно ответил Сергей Владимирович.

— Но я был сегодня там в первый раз — удивился я, не ожидая столь странного поворота.

— Не знаю, не могу пока объяснить, но говорю чистую правду — таким образом, отреагировал Сергей Владимирович.

— Действительно, странно — пробубнил я и вытащил из пачки сигарету.

— Конечно, я навел кое-какие справки и уже трижды приезжал к вам на квартиру. Вас не было, соседи ничего не знают. Вы Андрей Александрович, пожалуйста, меня извините.

— У меня еще есть младший брат — добавил я, чтобы расширить картину связанную с потомками.

— Я видел вашего младшего брата и старшего тоже, но быстро понял: нужны мне вы. Понимайте, в нескольких повторяющихся снах, я видел вас рядом с собой и с этим заброшенным кладбищем. Еще ваше литературное увлечение, прямо дополняет картину.

— Вы и об этом знаете — не скрывая улыбки, произнес я.

— Да, и все из того же странного мира, которому нам вместе придется дать наименование — отреагировал Сергей Владимирович, не забыв добавить к этому улыбку.

— Здесь странного мира не требуется. Я публикую свои работы на разных ресурсах свободного доступа, хотя и недавно. Для меня всё это, можно сказать, хобби, хорошее дополнение к повседневной обыденности — честно высказался я.

— Хорошее хобби, я пытался писать небольшие рассказы, но из этого ничего не вышло, и все мои творения превратились в мелкие клочки бумаги — Сергей Владимирович не уступил мне в откровенности.

— Ну, хорошо, мистика имеет место быть. Всё странное и необъяснимое часть нашего мира и все мы как-то с этим связаны, но вот применение? — я перешел к следующему шагу.

— Давайте встретимся на днях, желательно в среду. Есть одна очень необычная история, в которой мы должны быть. Я именно там увидел нас вместе, а затем появилась старушка. Я приглашаю вас к себе домой, там и обсудим. Сейчас всё же поздно — Сергей Владимирович поднялся на ноги и протянул мне руку.

— С огромным интересом, давайте в среду — согласился я и тут же стал записывать на листочке свой номер телефона (листочки лежали у меня на столе, почти всегда, там же была и авторучка)

Сергей Владимирович утвердительно мне кивнул, записал для меня свой номер телефона. После этого я проводил гостя, чтобы встретиться через несколько дней и непосредственно окунуться в наше первое дело об одинаковых людях.

Нужно ли говорить, что я испытывал довольно трудно объяснимые чувства, стоя напротив того самого дома, где очень давно проживала моя бабушка со своими родителями и моими же прадедами, и где сейчас проживает мой новый товарищ Сергей Владимирович, который ждет меня в той самой квартире, откуда моя бабуля будучи школьницей спешила на занятия, а её родители на работу. На дворе царствовало начало тридцатых годов прошлого века, и с полной уверенностью, можно сказать, что, то время не имело никакого понятия о том, что спустя полвека станет оно самым страшным из всех когда-то прожитых лет. Мне частенько кажется, что и сейчас ушедшее время тех самых тридцатых, не может до конца понять: почему так? Разве не было других мрачных отрезков, разве не проливались реки крови в начале суматошного двадцатого века, разве лучше было в девятнадцатом веке, когда голод и холера убивали сотнями тысяч. Наверное, время может размышлять, но его наполнение придумывают люди, они его раскрашивают, они творцы любой истерики, они обожают мешать кривду с правдой с особой отчаянностью. Только стоит ли их принимать всерьез? Конечно, нет, короток их век, безумно мизерный отрезок им отведен. Так стоит ли обращать на них внимание, — однозначно нет, а начало тридцатых годов звучало патефоном из окна второго этажа, смеялось детскими голосами возле первого подъезда. Светило ярким утренним солнцем, которое в те дни умело радовать просто так, без всяких особенных причин…

…Жаль, но всё это ненужное, бесполезное отступление, так слово за слово. Может в другой раз, более обстоятельно, и уж точно с другим настроением, я вернусь в это время…

…А сейчас я просто остановился, чтобы выкурить сигарету на свежем воздухе. Не хотел чего-то представлять, но делал именно это, пока моя сигарета обреченно превращалась в дым и пепел, а после я просто открыл дверь и оказался в самом обычном, и к тому же недавно отремонтированном подъезде. Не торопясь преодолел я лестничные марши, сделал коротенькую паузу, стоя возле новой металлической двери с номером семнадцать, после чего самым обыденным образом нажал на кнопку электрического звонка.

Я был уверен, что ждать долго не придется, но Сергей Владимирович то ли не расслышал звонок, то ли не мог оторваться от чего-то важного в сию минуту, поэтому я вновь попал в неизбежные объятия странной игры со временем. Я увидел, что вокруг меня изменилась обстановка. Я стряхнул голову, сделал резкое движение, но ничего не изменилось, — подъезд был не тот. Несмотря на это я повторил вызов, только звук тоже изменился. Он куда-то проваливался, не доходил до логического завершения как положено, а обретал своё продолжение в другой части моей головы. Не через слух, как-то иначе, от этого стало не по себе. А когда следующая секунда разродилась в моем сознании логичным объяснением: Сергей Владимирович и не слышит мой звонок, тот звенит в другом пространстве. Мне стало совсем плохо, но в это же время я четко понимал: всё, о чем говорил Сергей Владимирович не вымысел, а странные ощущения, которые заставляли меня поверить, что сейчас дверь откроет не Сергей Владимирович, а кто-то из моих предков, нужно было отбросить до следующего раза как можно быстрее. Для этого я нажал на кнопку в третий раз. Звонок, согласившись с моими доводами, не стал меня подводить, — прозвучав четко и громко, следом я расслышал, как начала открываться входная дверь, окончательно прогнав короткое наваждение.

Сергей Владимирович не хотел скрывать насколько рад он меня видеть. С его лица ни сходила добродушная улыбка, она же подчеркивала, что настроение моего друга находится на том же уровне, а его голос старался одним разом разрушить любые сомнения и опасения, которые лишь гипотетически могли образоваться в моей голове, хотя нельзя отбрасывать тех странностей, с которыми я столкнулся еще не переступив порог квартиры. Вероятно, что Сергей Владимирович мог иметь об этом некоторые представления. Может, всё это показалось мне, когда я отвечал на теплое рукопожатие друга и еще только готовился ответить на его приветствие, в котором помимо радости все же чувствовался чуть заметный признак тревоги.

— Ну, наконец-то, очень рад и уже самую малость начал волноваться.

— Чего волноваться, я же позвонил — просто отреагировал я и, не дожидаясь разрешения, начал внимательно разглядывать стены, полы, потолки, окна квартиры Сергея Владимировича, потому что внутреннее убранство меня не волновало вовсе, не могло оно сохраниться со времен интересных мне, а если что и есть, то лучше доверить рассказ об этом хозяину квартиры.

— Мало ли что может случиться — не согласился со мной Сергей Владимирович.

— Если вы о мистических событиях, то они уже тут как тут, а если об обычном, то точно сегодня не тот день, и никакая машина не была намерена раздавить меня, спешащего к вам навстречу — рассмеялся я и в это же время старался в своей голове воссоздать облик, который бы соответствовал началу тридцатых годов. Планировка квартиры пыталась мне помочь и вроде что-то начало получаться, но в один момент всё сбилось, заменилось чем-то более современным, и я оставил попытку на потом, приплюсовав в помощь этому Сергея Владимировича. Он точно знает и видел куда более моего.

— И кирпич сегодня упадет на голову кому-то другому — засмеялся в ответ Сергей Владимирович.

— Точно, но не тот день. Прямо на поверхности лежит это ощущение — уверенно добавил я.

— А что о мистическом? — не меняя непринужденного тона, спросил Сергей Владимирович.

— Временная аномалия, иначе не скажешь. Звоню, а вы не открываете. Понять не могу, затем обернулся, а там почти девяносто лет, как ветром сдуло — весело, насколько можно, попытался объяснить я.

— С первого раза, интересно. Но теперь я точно знаю, что не ошибся, да и не мог, что я собираю — запутался в словах мой собеседник, но при этом на его лице было написано, что он доволен моим коротким рассказом. Теперь ему не нужно будет тратить лишних слов, даже если он и оставлял что-либо про запас.

— Давайте Сергей Владимирович, я вас так последний раз назову, и вы меня по имени отчеству тоже. Перейдем на более доверительную форму — предложил я в тот момент, когда мы оказались в зальной комнате, пространство которой не превышало восемнадцати квадратных метров, с выходом на небольшой балкончик, имевший ограждения в виде кованых старомодных прутьев, и незастекленный, несмотря на обширную практику в этом вопросе.

— Хорошее предложение, сам хотел, но как-то — Сергей Владимирович не стал продолжать и без того было ясно, что он хотел сказать, куда важнее было, что после этих слов, Сергей Владимирович превратился в просто Сергея, а Андрей Александрович сократился до обычного Андрея.

— Стараюсь представить то, что видел на лестничной площадке, но пока как-то не идет — озвучил я то, о чём думал именно в эту минуту.

— Оно как бы само по себе, не всегда поймешь, когда нагрянет. Да и не в этом собственно смысл. Все эти ассоциации, по своей сути, странным образом, не несут в себе чего-то враждебного, и я частенько не понимаю, с какой стороны нужно всё воспринимать. Только вот привыкнуть всё одно не могу, но это так отступление.

По выражению лица и голосу Сергея можно было сделать один единственный вывод: он говорит чистую правду, он действительно не может до конца понять происходящего и он совсем не против, чтобы я хоть как-то помог ему в этом.

— Мы еще вернемся ко всему этому, и я думаю, что не один раз. Сейчас же хочу рассказать несколько другую историю, точнее сон и его странное продолжение. Давай покурим на балконе, и я начну, — в этот момент Сергей не мог скрыть хоть легкого, но все же ощутимого волнения.

Я же просто утвердительно кивнул головой, а мой взгляд впился в старый комод, стоящий в углу. На нём находилась настольная лампа, рядом две аккуратные стопки каких-то журналов, что-то еще. Под всем этим белая старомодная накидка с кружевами по краям, точно отправляющая комод в довоенные времена, или мне просто хотелось этого.

— Этот комод был здесь, но когда ты… — спросил я, когда мы оказались на маленьком балкончике, и Сергей любезно предложил мне огонёк своей зажигалки.

— Да, еще один шкаф и небольшой сервант — просто ответил Сергей.

— Какого времени эти вещи, как думаешь.

— Уверен, что тех лет, но когда здесь жили твои предки — совершенно серьезным тоном поддержал мои еще не озвученные мысли Сергей.

— Ладно, с этим позже — произнес я, помня о том, что Сергей намеревался рассказать о чем-то более важном.

— Встретился я за несколько дней до знакомства с тобой Андрей с одной женщиной возрастом на лет десять младше нашего. Сначала во сне её видел. Сон ярким был, повторялся несколько раз. Что-то жуткое так и сквозило из-за всех щелей, нечеловеческое что-то, а всё тропинки ведут к хорошо знакомому кладбищу. Сообразить ничего не могу, сопоставить не менее трудно. Тебя Андрей, уже в какой раз вижу, женщину эту, с ней еще трое, затем дети мертвые, а в окончании неприятный тип. Трудно объяснить, но у него два лица. Одно нормальное, пришибленное малость, ну как будто не хватает у него малость, а другое страшное. В нем-то и живет нечеловеческая сущность, она и возвращается с каждым разом на старое кладбище. Всегда в сумерках, на границе между полной темнотой и еще с трудом различимыми бликами, которые почти туман, как марево. Останавливается этот монстр, подолгу стоит, ждет чего-то. Только нет никого, совсем никого нет, а он ждет. Страх могильный меня до костей пробрал: меня он чувствует, как зверь хищный воздух нюхает, не нравится ему это. А в тоже время тебя вижу, другой ореол с тобой рядом, — чувствую свой, но ты эту нежить не видишь. Зато он тебя очень хорошо чувствует. Все бы ничего и может быть прошло всё, так мне думалась, но в одну ночь увидел я совсем неприятное и решил, что откладывать нельзя. Сначала очередной сон. В нем твой дом, рядом трубы, на них тени какие-то, — Сергей сделал паузу для того, чтобы прикурить еще одну сигарету.

— Видел я эти тени. Я их называю воспоминаниями, нет в них ничего страшного — чувствуя всё более сильное напряжение, произнес я.

— В них нет, но в ту ночь на трубах появился он. Тени мгновенно исчезли, а этот тип встал во весь рост и долго смотрел на твой уснувший дом. У меня сердце в пятки ушло, думаю, еще немного, чуть-чуть, и он спустится к самому дому, но он не пошел. Так и стоял, а в какой-то момент развернулся и в одно мгновение исчез в полной темноте.

— И как я сегодня буду спать? — я постарался произнести эту фразу веселее, но сам понимал, что из этого мало что получилось, и скрыть волнение за нотками иронии мне не удалось.

— Нет, он не может. Пока точно не может. Объяснить не могу, но знаю стопроцентно — попытался меня успокоить Сергей.

— Дальше что было? — на этот раз я и не пытался шутить.

— А дальше я встретил ту самую женщину. Сначала не поверил своим глазам. Думаю, но не может такого быть, наваждение какое-то. Только спустя минуту, понял — не наваждение. Всё это из одной оперы, что во снах, что и наяву. Не скажу, что я сразу решился с ней заговорить. Стоял, размышлял, хорошо, что она никуда не торопилась, а просто сидела на лавочке прямо напротив меня. Мы находились в центральном парке. Погода была хорошая, время часов шесть вечера. Не выдержал я в итоге бешеного искушения, хотя не знал с чего начать. Сильно боялся, что она примет меня за сумасшедшего, но этого не случилось, а разговор наш выглядел примерно так…

… — Здравствуйте, извините меня, пожалуйста, но мы с вами совсем недавно встречались — произнес я.

— Встречались, может быть, в последнее время для меня это не удивительно — спокойно и даже улыбнувшись, ответила она.

— Я видел вас в компании странного человека. Он был одет в какой-то несуразный плащ и на ногах были резиновые сапоги. Вы попросили меня вам помочь, вы хотели, чтобы этот человек оставил вас в покое.

Я говорил и боялся собственных слов. Они звучали неестественно, ненормально и не могли быть приняты на полном серьезе, так казалось мне с полной очевидностью, поэтому я с беспокойством старался увидеть на лице женщины признаки законного раздражения или удивления, но этого не было. Напротив она вздрогнула, когда я описывал человека в плаще. А когда я замолчал, то она спросила.

— Вы знакомы с этим странным человеком?

— Как бы лучше сказать — замялся я.

— Это он вас попросил со мной поговорить? — этот вопрос проявил испуг, который женщина не имела возможности скрыть и в одно мгновение сжалась, стала на один размер меньше.

— Нет, не бойтесь. Я не имею к нему никакого отношения, если так можно сказать.

— Я не знаю, почему мне пришло это в голову, извините меня.

— Это я должен извиняться — произнес я.

— Вам этого не нужно делать. Я если честно признаться сама хотела к вам подойти, но не могла решиться. Странная встреча, я просто решила посидеть, подышать свежим воздухом. Согласитесь, что сегодня изумительная погода, такой романтический вечер. Извините, еще раз, я сама не знаю, что собирает мой язык, но ваше появление. Оно неожиданно и как бы закономерно, только от этой закономерности мне совершенно не по себе.

— Вы тоже помните меня, скажите мне — это очень важно — я не ожидал подобного оборота, немного напрягся, но следом ощутил, что такой вариант для меня настоящий подарок.

— Да, я хорошо вас запомнила. И вижу, что вас совсем не удивляет, что речь идет о сновидениях или обычных видениях похожих на наркотический бред. Мне хочется закричать со всей силой, чтобы моя голова выбросила из себя всё это одним разом и я наконец-то облегченно вздохнула. Кстати, меня зовут Анна — неожиданно мягко закончила свои слова Анна, при этом вновь смущенно улыбнулась.

Только сейчас до меня дошло, что она очень хороша. Почти такая, о какой я мечтал. Нет не сегодня, не вчера, а до этого, немного раньше. Может её я видел в тот день на остановке возле университета. Нет, та женщина была куда увереннее в себе, кажется, выше ростом, чем-то напомнившая мне мою бывшую жену. Только сейчас со мной рядом была Анна, и я как-то постыдно забыл, что тема нашей беседы совсем ни о её красоте, ни о комплиментах, которые так и просились наружу, что было не удивительным, — Анна действительно привлекала моё сознание. Мне хотелось стать ближе, конечно, не в той форме, о которой некоторые поспешили сразу подумать, но Анна выглядела очень хорошо, особенно глаза… Я очнулся от вечернего наваждения, напоследок подумал: это её слова, о вечере и романтике, это не я, может закат, может…

… — Сергей Владимирович, можно просто Сергей — с некоторым опозданием представился я.

— Лучше просто Сергей, — то ли для меня, то ли для самой себя произнесла Анна.

— Вы мне не сказали, когда вы видели меня? — я вернулся к главному.

— Прошлой ночью, меньше суток назад, и вы были не один. С вами был еще один мужчина, кажется, ваш хороший друг — Анна ответила мне, и сейчас, ожидая от меня следующего вопроса, смотрела на меня, не отводя своих выразительных глаз, а я вновь сбиваясь в другую плоскость, мысленно старался определить цвет, оттенок её взгляда.

— Там был этот человек? — это всё, что пришло мне в голову на коротком отрезке, за время которого я так и не смог для себя определить цвет глаз Анны.

— Да, там были мы всё. Только я хотела уточнить, спросить у вас. Знаете ли вы, что их двое, и они разные, хотя может один в двух воплощениях. Я не знаю, но тот невзрачный, что бродит неподалеку от нас всё время, — он не опасен, или как. Опасен тот другой, похожий на этого. Я вновь запуталась, вы вероятно меня не можете понять.

Я всё прекрасно понимал, я всё еще лучше знал, но при этом я видел: насколько это важно для моей новой знакомой.

— Я не знаю деталей этой истории, но я отлично знаю, что эти люди, или этот человек существуют. Так же знаю, что вам грозит настоящая опасность, и что это дело нельзя оставлять без внимания ни в коем случае — я говорил настолько серьезно, насколько это было возможно, сам заметил, как мой голос приобрел тяжелые, где-то мрачные нотки, и, конечно, видел насколько внимательно Анна воспринимала мои слова.

— Вы сможете нам помочь? — просто спросила Анна, и я чувствовал, что не имею права дать отрицательный ответ, не имею права даже начать говорить что-то усредненное, должно быть однозначное — да. И я, несколько не сомневаясь, озвучил это: — Да

Анна выдохнула с облегчением, посмотрела вверх, затем на меня, открыла рот, чтобы спросить еще о чем-то, но я её опередил.

— Только нам нужно знать всё обстоятельства дела, хотя нам кое-что уже известно, но это касается лишь личности странного человека в двух лицах.

— Конечно, но это длинная история и очень непростая — лицо Анны вновь обрело признаки тревоги.

— Когда вы сможете с нами встретиться? — спросил я и мой голос настоятельно требовал, чтобы наше свидание состоялось как можно быстрее.

— Давайте в среду на следующей неделе, встретимся на этом же месте, а затем решим, что дальше. Раньше я не смогу — уверенно произнесла Анна.

— Договорились — четко проговорил я и начал подниматься с лавочки.

— Скажите Сергей, вы всё время говорили мы, это вы о том человеке, вашем друге? — спросила Анна, когда и сама поднялась на ноги.

— Думаю, что да — ответил я, и в этот же момент подумал: это могла быть она, мне показалось, что Аня ниже ростом, чем та незнакомка так сильно мне понравившаяся.

Попрощались мы просто, без особых изысков. Я по-мужски протянул Анне руку, она ответила мне, Наше прикосновение было чуть ощутимым, но я еще какое-то время чувствовал её скромное, стеснительное тепло…

— Я так понимаю, что сегодня нам нужно встретиться с Анной — произнес я.

— Да, через час, чуть больше, идти пять-семь минут — подтвердил мои слова Сергей.

Когда мы оказались на месте, Анна уже ждала нас. Она вновь была одна, и об этом в первую очередь спросил Сергей, но, конечно, после того, как я представился Анне, а она мне.

— Аня, я думал вы придете с кем-то из своих друзей.

— Нет, я пока не стала ничего говорить мужу, чтобы не вызвать излишних эмоций — ответила Анна.

— Зря, не нужно ничего откладывать — голосом похожим на медицинского работника произнес Сергей, и я подумал: почему как? Сергей и есть врач, пусть и не по душевным недугам.

— Я сегодня постараюсь поговорить с мужем — неуверенно произнесла Анна.

— Вы, наверное, прямо с работы? Вчера не видели возле дома этого человека? — уже куда мягче спросил Сергей, а я украдкой рассматривал Анну, хотелось убедиться в оценке Сергея, и нужно признаться, что я был с ним согласен, если не на все сто процентов, то на девяносто как минимум.

— Он вчера был. Я видела его, когда шла с работы. Только он бродил ближе к церкви, как бы между ней и нашими домами. Я затем смотрела из окна, но к дому он близко не подходил, держался в отдалении, а потом ушел — ответила на вопрос Анна.

— Знать бы, когда они меняются местами, когда второй оставляет первого и отправляется к себе домой — нервно произнес Сергей, достал сигарету и жестом спросил у Анны разрешения закурить.

— Ты всё же думаешь, что это один и тот же человек? — настала моя очередь задать вопрос.

— Почти уверен в этом — глухо, между затяжками, ответил Сергей.

— Один из них живет в брошенном доме, вы, наверное, не знаете об этом, а другой в соседнем, только в обычной квартире, это тот, ну ненормальный — вмешалась Анна.

— Деревянный, старый, купеческий дом возле городской речки — отвлеченно произнес Сергей.

Анна кивнула головой, для неё, в отличие от меня, это не было открытием, а мне предстояло узнать еще много интересного, многое должно было попасть на листочки бумаги, моим быстрым и корявым почерком. Хотя и сейчас я не расставался со своим блокнотом и подаренной другом авторучкой, с наименованием города курорта.

— Возле него брошенный дом, точная копия того — напомнила о уже сказанном Анна.

— Нет, Аня, всё не так просто, хотя о какой простоте может идти речь вообще, только тот второй обитает в другом месте — не согласился с Анной Сергей.

— Но Алексей говорил: он живет в доме номер восемь, а призрак появился из дома номер шесть — неуверенно твердила своё Анна.

Не знаю почему, но в этот момент мне показалось, что Сергей не озвучит пристанища, так называемого призрака, но я ошибся.

— Он лишь появляется в доме номер шесть, обитает он только в одном месте, на старом городском кладбище — мрачно произнес Сергей.

Анна в течение минуты старательно переваривала услышанное. Я бы не сказал, что её лицо накрыла пелена какого-то первозданного ужаса, нет, этого не было. Она просто взяла необходимую паузу, она смотрела себе под ноги, подбирая нужные слова, а мы терпеливо ждали, понимая: сейчас не стоит продолжать, пусть примет эту информацию.

— Я ждала чего-то подобного. Только всё равно звучит жутко, холод по коже так и ползет. Одно дело дом, улица, сон, а совсем другое кладбище — Анна говорила тише, чем до этого.

— Серьезный товарищ — сам не знаю как, и зачем, я произнес не очень уместное определение.

— Всё же я не пойму, но тот же вроде живет обычной жизнью. Наверное, они разные люди, просто похожи. Что тот второй не является человеком, я поняла с первого раза, еще тогда давно, в том самом доме номер шесть. Только тогда их было двое, значит, они всё же разные люди — вслух размышляла Анна.

— Вполне может быть. Точно мы пока не знаем, можем предполагать, домысливать — неохотно постарался согласиться с Анной Сергей.

— Действительно, нам всего на всего нужно установить это, и пока мы этого не сделаем, то и вряд ли доберемся до моего соседа с кладбища — вставил своё и я.

— Вы проживаете возле кладбища? — теперь Анна никуда не смогла деть выражение ужаса, что в голосе, что и в мимике лица.

— Ничего страшного. Мне куда интереснее дом номер шесть. Я ведь хорошо знаю это странное место — произнес я…

…Слишком много лет пролетело с того момента, когда я познакомился со странным домом в тихом, почти благословенном уголке, неподалеку от самого центра города. Шум и гам, движение и суета находились всего лишь за одним поворотом, может в сотне метров. Но и этого хватало, чтобы преодолев это расстояние, оказаться в другой реальности. Нет, конечно, в центре тоже многое отсылает воображение к старине, вторгается историческими параллелями, но это иное, смешанное с современностью, ею поглощенное, а здесь другой мир. И чёрт бы меня побрал, если не именно это закралось в мою душу тем далеким отсюда летом.

Уверен, что каждый чувствовал то же самое, попав сюда. Ну, может окромя местных, привыкших к особенному колориту. А так, один шаг, одна мимолетная ассоциация, и ты уже оказался в прошлом. Не заметил, как сотня лет испарилась прямо на глазах, пронеслась серой ненадежной паутиной, не обратив на тебя никакого внимания, как будто и нет тебя здесь вовсе. Да что там тебя, не заметила метаморфоза ничего, забыла заглянуть за поворот, где продолжает шуметь современный мир, а остановилась только здесь на прямой широкой улице, которая утопает в зелени высоких тополей, где в июне месяце образно наступает подобие зимы, потому что тополиный пух покрывает собою всё вокруг. Издалека его легко принять за снег, но лишь до того времени пока ни обрушится на город сильный ливень, принесенный чернотой неба, накрывающей собою буквально всё без разбора, и центр, и тихие улочки, и старые тупиковые проулки, которые так хорошо умеют скрывать манящую поступь минувшего. А вместе с проулками утонут в разозлившейся непогоде ленты асфальтированных дорог, дома, люди, зонты, за всеми ними незаметно исчезнет и тополиный пух, так и не сумевший стать снегом. Перестанет он издавать трескучий звук под ногами, дальше исчезнет вовсе, не оставив о себе никакого следа. Не обратят на это внимания немногочисленные прохожие. Не заметит и само лето, ему нужно двигаться дальше. Менять жару на дождливую прохладу, шуметь ветром, благоухать несказанной красотой поздних вечеров. Иногда замирать, чтобы остановившийся человек, мог почувствовать само лето, стать его частью, не допуская в себя чего-то постороннего, а затем вновь тронуться в путь, чтобы в очередной раз забыть, и не остановиться во второй раз, дойдя до двухэтажного дома, который портил всю улицу своей абсолютной безжизненностью, хотя был по-прежнему статен, этим не уступал соседям. Превосходил тех, что были напротив. Только пустотой смотрели его глазницы. От движения воздуха, издавая скрипучий зов, открывался его рот — дверь, и никто уже очень давно не видел в его внутренностях огонька. Давно ушло тепло, исчезла жизнь, а он остался, он продолжал стоять.

Это было в те дни, когда я, замерев на месте, стоял напротив, когда я читал странные надписи, что белой краской были нанесены на черные старые бревна статного сруба, но не в одном месте, а в какой-то необъяснимой последовательности, то выше, то ниже. Сами слова тоже не имели одинакового размера. Ниже они были меньше, выше были больше. Да и сообщали они совершенную чушь, в виде ругательства, обращенного к неизвестному мне человеку: “ Гирляйн — сучий потрох». Кто был этот Гирляйн, кому он так сильно пришелся не по душе, что сделал? Естественно, что знать об этом я не мог. Не мог и не хотел даже представить, и вполне возможно, быстро бы выкинул всё это из своей головы, если бы ни одно но. Я видел эти надписи в течение целого месяца, буквально каждый день. Рядом были гаражи одной государственной структуры, а в них работал большой друг и собутыльник моего отца. И там, в тот год, мы были заняты ремонтом отцовского автомобиля. Заменой старого кузова на абсолютно новый.

Поэтому запомнились надписи. Вкралась в сознание тихая улица, и естественным несоответствием остался в моей голове сам дом. Впрочем, дело было не только в созерцании, еще был интерес. Его я озвучивал, когда в нашей компании появлялся кто-нибудь из местных. Первым делом в разговоре всплывали надписи и на эту тему я получал довольно неоднозначные ответы. Хотя, нужно признаться, что их смысл был одинаковым, а вот реакция, ассоциации, совершенно разными.

Надписи появились недавно, в одну ночь, и никому не могло прийти в голову: кто это мог сделать. По поводу самого Гирляйна и были основные разногласия. Пару человек, так же как и я, ничего не знали о существовании данного индивида, но большая часть собеседников, все же была знакома с этим человеком. Их рассказы были различны, отношение тоже, но и здесь имелся некий общий знаменатель. Все они определяли Гирляйна, как недоделанного, тихого безобидного дурачка, который проживает в соседнем доме на первом этаже и в последнее время встречается редко, так как всё время пропадает возле неподалеку расположенной церкви.

За совместным поглощением водки мы приходили к единственному выводу: надписи были сделаны детьми, которым зачастую в голову приходит самое несуразное, ничего с этим нельзя поделать.

Только во второй половине сентября надписи исчезли. Мы еще не окончили свою работу, хотя оставалось совсем немного. Уже по-настоящему чувствовалась власть пришедшей осени. Порывы сильного ветра освобождали деревья от успевшей пожелтеть листвы. Та засыпала собою газоны вдоль дороги, скапливалась во дворах. Совсем холодными становились вечера, мало чем от них отличались утренние часы, а надписей на брошенном доме не было. Не было и следов, разводов, которые могли бы свидетельствовать о том, что кто-то старательно избавил здание от настенного творчества. Получалось совсем уж нехорошо, — надписи просто исчезли, и это никак не могло уместиться в моем рациональном сознании, но не бывает так, хоть тресни. Только было так, как будто и не было ничего никогда. Я несколько раз, абсолютно осознанно, подходил к стенам. Трогал пальцами почерневшие от времени бревна. И ничего не понимая, продолжал стоять в полном недоумение. Местные жители были удивлены не меньше моего, на этом, в принципе, всё тогда и закончилось.

Прошло не меньше пяти лет. Я снова был в том районе. Случайно встретил человека, с которым когда-то имел знакомство. Я вероятно бы его не узнал, не вспомнил, но странным образом, он вспомнил меня, да и к тому же ему сильно хотелось выпить и не хватало денег на бутылку самого дешевого самопала. Я помог, и мы вновь разговорились.

Поначалу я чувствовал скованность. Общих тем вроде не было, вспомнить чего-то общего тоже было нечего, от того хотелось поскорее допить бутылку и расстаться с нечаянным знакомым. Только в какой-то момент мой взгляд уперся в довольно свежий забор, за которым находился тот самый брошенный дом. Я не заметил каких-то изменений, не почувствовал их точно, просто забор наполовину закрывал окна первого этажа, в которых пропали последние рамы, или это мне показалось, и их не было и несколько лет назад. Главное, что тема для разговора появилась. Теперь нам было о чём поговорить с человеком, имени которого я так и не вспомнил. Не вспомнил моего имени и он, и естественным стало, что нам пришлось познакомиться снова. Сделали это мы по дороге в близлежащий магазинчик (я уговорил моего собутыльника отказаться от принятия внутрь самопала и предложил купить какой-либо настойки, поскольку от водки он неожиданно отказался) Поход в магазин закончился быстро. Покупка была удачной, и бутылка тридцати градусной настойки разместилась между нами, усевшихся возле одного из двух двухэтажных домов, чем-то похожих, чем-то различных.

— Давно этот забор поставили — спросил я, наполнив настойкой два белых пластиковых стаканчика.

— Прошлым летом дело было — ответил мой товарищ.

— Интересный дом, внутри окажешься сразу чувствуешь что-то нехорошее. Раз пять-шесть я туда заходил и всё время одни и те же ощущения. Один раз и вовсе испугался, потянуло чем-то настолько неприятным, так как будто я на похоронах. Причем не просто на похоронах, а на тех самых, когда я впервые испугался, когда застыл от ужаса, пытаясь переварить, принять в себя то, что никоим образом не хотело во мне помещаться. С большим трудом залазило в меня, а прямо на улице стоял гроб. Возле него было много народу, играла эта жуткая музыка, — играла настолько громко, что у меня закладывало уши. Казалось, что этот звук поглотил в себя всё вокруг. Что ничего больше нет, кроме этих похорон, этого гроба, в котором лежал достаточно молодой мужчина. Не старше моего отца, может от этого я и не мог на него смотреть. Только сейчас понимаю, что дело было не в этом, а в том, что я первый раз ощутил: смерть рядом, она ощутимо близко, и я не являюсь хоть каким-то исключением, для неё я такой же, как и этот незнакомый мужчина — это пространное отступление было произнесено мною вслух, хотя, по большей части, было предназначено не моему собеседнику, а мне самому.

— Я туда старался не ходить. Слишком много нехороших слухов ходило по нашей округе, с того момента как расселили дом.

Валерий (так звали моего собеседника) хотел продолжить, но я сам того нехотя, а как-то непроизвольно его перебил.

— А зачем его расселили?

— Ну, это совсем просто. Дело в том, что хотели сделать капитальный ремонт, сначала в этом доме, затем в соседнем доме — Валерий сделал жест рукой в сторону дома близнеца.

— Тогда понятно — промямлил я.

— Людей расселили, а дальше дело не пошло, по всем известным причинам — тяжело вздохнул Валерий.

На этот раз я решил не вставлять свои умозаключения, и Валерий закурив сигарету, продолжил.

— С того момента всё и началось, то одно, то другое. Каких только легенд ни ходило по округе. Вроде и не убили там никого, да и вообще ничего криминального не было, но вот атмосфера. В одно лето у всех желающих что-то оттуда стащить, это самое желание и пропало.

— Видели там, что страшное? — я поставил вопрос конкретнее и во второй раз наполнил, начавшие было скучать, пластмассовые стаканчики настойкой.

— Видеть, конечно, видели. Много об этом говорили, но опять же, одни домыслы, и насколько помню ничего общего. Одна старуха одно говорит, вторая другое. Тени, голоса, запахи, ощущения — вот весь основной набор.

— Бывает и этого достаточно — совершенно серьезно произнес я, вспомнив свои ощущения при посещении брошенного дома.

— Я всего пару раз там был. Один раз доски мне нужны были, вот я и добыл там кое-что. А во второй раз, появился я там с более важной миссией. Дурадилов старший, мне сказал: там на втором этаже, комод хороший есть, хотел его себе забрать, да мать говорит; куда его ставить будешь, так что сходи, посмотри, хорошая вещь. Ну, я и отправился комод посмотреть.

Хорош был комод, и непонятно было, как его до сих пор никто к рукам не прибрал. Настроение у меня в любом случае поднялось. Назад пошёл, думаю кого позвать, чтобы комод вытащить. Здесь мне и попался на глаза Виталик Гирляйн. Окликнул я его, он в одной из комнат, то ли что-то искал, то ли от кого прятался. Только он меня испугался. Причем сильно, — рванулся, этим и мне испуг передал. Понять ничего еще не могу, только ощущение что кто-то за спиной. Пьяный я был, но не стал оборачиваться. Тихо, как бы ничего не замечая, пошел к выходу, в голове ведь всё одно крутятся разговорчики о нечистой силе. Об этом и думал, ей богу, как сейчас помню. Комод мне так и не достался. Хотел на следующий день, с Гришкой Васильевым вытащить его все-таки, но встретил другого соседа Тольку, он мне гордо сказал: мы с братом этот комод добыли, бабке Васильевне за литр спирта продали.

— Постой, так это же тот самый, ну надписи были на стене дома. До сих пор помню: Гирляйн — сучий потрох.

— Да, он.

— Эти надписи затем исчезли, так же внезапно и загадочно, как и появились — добавил я, точно зная, что Валерий просто обязан подтвердить мои слова, и не ошибся в этом.

— Много об этом разговоров было. Бабка Севостьяниха еще говорила: попа нужно пригласить, слишком нехорошее место. Вроде и до постройки домов на этом месте что-то не так было.

— Классика мистического жанра — отвлеченно произнес я и при этом ни на йоту не слукавил.

— Сами дома были построены в начале века, не такие уж старые — уточнил информацию Валерий.

— А сам этот Гирляйн, он вроде сумасшедший? — спросил я после коротенькой паузы в разговоре.

— Я бы так не сказал, но может немножко того. Впрочем, безобидный человек, можно сказать, несчастный. Хотя не мне судить об этом. Пенсию получает, ходит целыми днями из угла в угол. Сам по себе, как бы это сказать.

— Он и сейчас здесь живет? — я постарался расширить тему.

— Да, куда ему деваться. В этом доме на первом этаже…

— И все же Сергей, интересно было бы послушать историю об одинаковых людях целиком. Ты обещал мне, когда мы разговаривали по телефону — эти слова были произнесены мною сразу после того, как мы проводили Анну до подъезда её дома и не торопясь, осматриваясь по сторонам, хотели увидеть Гирляйна, который со слов Анны, и видений Сергея, появлялся здесь очень часто.

— Ты вроде всё уже знаешь, мы разобрали основы столь странного дела — ответил Сергей.

— Ты хотел рассказать о встрече в парке, с неизвестным гражданином — не уступал я.

— Странная история, дело в том, что самой встречи не было. Это была очередная игра моего воображения с периметром моей неспокойной квартиры — с явной иронией в голосе ответил Сергей, а к тому времени мы уже покинули пределы многоэтажных домов, перед нами во всей красе открылась знатная церковь.

— Здесь он тоже часто бывает — произнес Сергей.

— Благо недалеко — согласился я.

— И все же странное несоответствие, одного и другого — Сергей остановился, обернулся назад, стараясь оценить расстояние между церковью и хорошо обозримыми отсюда многоэтажками.

— Не совсем пойму, о чём ты, мне кажется, что никакой связи нет — не согласился я.

— Какая-то должна быть — твердил Сергей.

— Так что с той историей — я никак не хотел оставить недосказанное в покое.

— Собственно, историю об одинаковых людях я целиком не знаю, еще предстоит узнать, так обозначение — Сергей жестом предложил мне сесть на лавочку, прямо напротив центрального входа в церковный двор.

— Что есть — заранее согласился я.

— Легенда появилась в моем сознании непрошено. Стоит ли говорить, что нет смысла полностью верить во всё, что рассказывал мне довольно необычный человек, который сам напросился на разговор, проникнув в моё воображение — начал рассказ Сергей, но неожиданно замолчал.

— Там возле покосившегося дома — очень тихо прошептал он.

Я тут же перевел свой взгляд в обозначенную сторону.

— Нет, показалось, не он — громче произнес Сергей.

— Я его еще и не видел — я озвучил своё.

— Увидишь, причем скоро — не очень обрадовал меня Сергей.

— Кого из них? — не удержался я от дополнения.

— Лучше того, что добрый, хотя и встречи со вторым нам не миновать — в голосе Сергея звучали обреченно философские нотки.

— Так что тот человек? — спросил я, видя, что мой друг прекратил наблюдение за покосившимся на один бок домом.

— Там всё перепуталось. Этот человек от чего-то принял меня за тебя — задумчиво, вновь внимательно вглядываясь во всё более сгущающийся сумрак, начал Сергей.

— Точно голова может лопнуть. Нужен блокнот, пока сносно видно, — так отреагировал я и достал свой переносной блокнот, за ним извлек на свет божий авторучку.

— Ну, если готов, то начнем коротенькую историю — улыбнулся, посмотрев на меня Сергей.

— Начнем — согласился я, и вот что вышло на бумаге, в моей переработке…

…Сидели мы на обыкновенной лавочке в самом центре. Вокруг шумела праздная суета. Красками горели яркие вывески, сообщающие о долгожданном дне города. Какой-то шустрый массовик затейник, веселым голосом настраивал людей на абсолютно безразличный мне конкурс. С другой стороны от него играла музыка, сливаясь с движением народа и начинающим садиться солнцем, а мой собеседник, ежась от незримого, несуществующего холода, постоянно поглядывал на меня. Я же не понимал: зачем он завел этот разговор, чем я ему приглянулся, и без того странностей хоть отбавляй.

Но поскольку я никуда не торопился, с утра был в самом добродушном настроении, то просто не мог отказать ему в разговоре, когда он, взяв у меня сигарету, произнес.

— Можно с вами посидеть?

— Конечно, садитесь — ответил я.

— Я редко бываю в центральном парке, но сегодня меня прям потянуло сюда — начал говорить незнакомец.

— Я тоже здесь бываю нечасто — просто ответил я.

— Мне сон приснился. Сегодня придет человек, будет сидеть один, вот ему и нужно рассказать историю об одинаковых людях.

— Этот человек я? — в немалой степени удивившись, спросил я.

— Да, я точно видел вас и эту лавочку — уверенно ответил мой неожиданный собеседник.

— Интересно получается — это всё, что пришло мне в голову.

— Собственно, ничего интересного — не согласился со мной мой собеседник.

— Похожих людей много и не только внешне — произнес я, вспомнив то, о чем совсем недавно говорил незнакомец.

— Нет, напротив, их очень мало. Можно сказать, что их считанные единицы — снова не согласился со мной странный человек, имени которого я не знал и не пытался это выяснить.

Выглядел он болезненно. Кожа была слишком бледной. Седая аккуратная бородка выглядела слегка осунувшейся. Узкие чуточку азиатские глаза смотрели на меня с нескрываемой меланхолией. Одежда упорно стремилась к чему-то старомодному, давно вышедшему из обихода. Было в ней что-то странно отжившее, просто бледное, отчасти блеклое, от того тусклое, нагоняющее на меня целый ряд не самых приятных ассоциаций, которые стремились притянуть меня к миру, которого нет. Не просто ушедшему и не так уж несовременному, как неестественному, чужому здесь и сейчас, в этом парке, на этой лавочке.

— Конечно, полных двойников не так много — начал я.

— Они не двойники, они полностью одинаковые люди. Только время может быть их отличием и больше ничего. В нем собственно всё дело. Они никогда не должны встречаться в одном времени, и еще хуже, если они появятся в одном месте, где-то рядом.

— Пока мало что понимаю, но всё же, что будет, если они встретятся? — спокойно спросил я, думая: у моего нечаянного друга не все дома или у меня?

— Им особо ничего, в какой-то момент им всё одно придется разойтись, только, чтобы это сделать, им необходимо набрать какое-то количество смертей.

— Чьих смертей? — спросил я, сделав глоток холодного чая из бутылочки, с этикеткой одной известной фирмы.

— Тех, кто видел их вместе — беззаботным голосом ответил незнакомец.

— А если этих людей будет много, но скажем в людном месте, на празднике, ну как сегодня?

— Нет, так не будет, не может этого быть — двойное отрицание прозвучало из уст моего собеседника категорично.

— Тогда получается, что одинаковые люди сами устраивают необходимые им встречи.

— Точно не знаю, но думаю, что в этом есть рациональное зерно — впервые согласился со мной незнакомец.

— Хорошо, но какой смысл, в любом деле должен быть смысл.

Я сам не заметил, как заинтересовался этой, на первый взгляд, полной галиматьей.

— Нет никакого смысла. Просто они не должны были встретиться в одно время, но иногда происходит ошибка, её необходимо исправить. Жертвами этого и становятся совершенно посторонние вроде бы люди.

— Почему вроде бы? — я уже начал цепляться к словам, пытаясь понять как можно больше.

— Точно не знаю, связь может быть, а может и нет.

— Одного не пойму, зачем вы мне всё это рассказываете? — я озвучил вопрос, который всё время находился в моей голове, ждал свой очереди, нужного момента.

— Вы же сами хотели узнать эту историю — этими словами незнакомец удивил меня.

— Я, когда? Не могу вспомнить, может, вы меня с кем-то путаете?

— Вы меня удивляете. Первым делом вы интересовались событиями на старом городском кладбище и даже стали писать об этом книгу, но затем, к огромному сожалению, её забросили. Но, а затем история с загадочным, брошенным домом. Неужели не помните?

— Нет, вы точно меня с кем-то путаете. Хотя история с книгой (с большим трудом в моем сознании пытались связаться разные отрывки, в которых был ты Андрей, был я, был набор других необъяснимых странностей), но причем здесь легенда об одинаковых людях.

— Как причем? Здесь самая прямая связь. Всё это дела одного ряда, что об одинаковых людях, что о разрытых могилах. Кстати, может, поэтому второе дело так и осталось нераскрытым, несмотря на все старания милиции.

— Я вас огорчу, но я действительно в первый раз слышу обо всём этом — произнес я, одновременно чувствуя, как интерес, так и необъяснимое раздражение, связанное с тем, что я действительно ничего до конца не могу понять.

— Жаль, но со всем этим, помимо общих фраз, есть еще ровно восемь смертей. Две уже случились, шесть еще состоятся.

— Слушайте, вы говорите абсолютно жуткие вещи, делаете это спокойно. Кто вы, ответьте мне?

— Не думайте об этом, я и так поведал вам немало, поверьте мне.

— Вы ведь знаете, кто убил тех людей, кто собирается убить остальных?

— Его зовут Виталий Гирляйн.

Я несколько раз повторил эти инициалы, но не вслух, а про себя. Незнакомец ничего не сказав, поднялся на ноги. Я не стал ему что-то говорить. Он тоже не произнес слов, а просто пошел в сторону от меня. Я в течение пары минут наблюдал его сутулую спину, удаляющуюся от меня всё дальше и дальше. На улице сгущался сумрак. Давно пропали посторонние голоса, а вместе с ними скрылся мой неожиданный собеседник.

… — Все же не совсем понятно, что за чем следует, какое-то нагромождение информации — я честно озвучил свое мнение, и не только по поводу услышанного, а как бы в общем.

— Знаешь, я с тобой полностью согласен. Но при этом я чувствую себя хорошо. Мы с тобой встретились, нашли общий язык, а это очень важно. С остальным потихоньку разберемся. Впрочем, уже сейчас можно подвести промежуточные итоги, хотя мы еще толком не приступали к делу — голос Сергея и вправду внушал уверенный оптимизм.

— Не согласен, что мы не приступили. Если мы здесь, мы виделись с Анной, значит, уже приступили к делу.

— Ты прав, я высказался, как бы обобщенно. Получается что? Мы знаем о существовании некого Виталия Гирляйна, знаем, что у него есть странный и очень опасный двойник. Который обитает на старом городском кладбище, он, что уже понятно, не является человеком. Странная легенда о похожих людях подтверждает слова Анны на все сто процентов.

— Механизм их взаимодействия, вот главный критерий — произнес я то, что считал необходимым в первую очередь.

— Совершенно верно, только этот механизм невозможно установить, если мы ничего не узнаем об общей истории Гирляйна и Анны, её друзей.

— Думаю все же, сначала нам нужен сам Гирляйн, всё с ним связанное. Ну, и конечно, Анна и её знакомые, а уже затем наш друг со старого городского кладбища — я попытался озвучить примерный алгоритм действий.

— Согласен, чтобы выйти на гостя с кладбища, нужен Виталий. И всё же мне кажется: может быть один Виталий, может, и нет никакого двойника? А если есть, то какова технология их взаимодействия? Виталий, по всей видимости, пациент психиатрической клиники, так что может и он один — Сергей размышлял вслух, искал у меня поддержки, и я не собирался с ним спорить.

— Вполне возможно, история доктора Джекила и мистера Хайда.

— Да, такое исключать нельзя.

— Тогда с какой стороны приписать кладбище?

— Не знаю, если он просто псих, то кладбище получается лишним.

— Ладно, пойдем.

Я поднялся с лавочки, хорошо ощущалась прохлада позднего вечера. Хотелось непроизвольно съежиться, что я и проделал, только спустя десять метров вниз по улице.

Часть вторая.

Виталий (вечер, половина ночи)

Народу было совсем немного. Способствовала этому крайне противная погода, которая уже третьи сутки не давала горожанам повода хоть к какому-то улучшению настроения. Конечно, кто-то не обращая внимания на климатические капризы, оставался в этом самом хорошем настроении, но нужно сказать, что большинство, без всякого сомнения, имели склонность, к так называемой метеозависимости. От этого сидели они по домам. Смотрели телевизор, путешествовали на просторах интернета. Наверное, была у них еще масса самых неотложных занятий, может, что не было их и вовсе, но улицы города опустели даже в самом центре. Что уже говорить о тех, что спрятались в отдалении. Там и вовсе от громко сказанного слова, могло образоваться эхо, смешанное с противным непрекращающимся дождем, подхваченное холодным ветром и упавшее в разливы грязной воды, которые непроходимыми ручьями стремились вниз. Пенились и пузырились, издавая странный звук, который мало кто слышал, потому что пустота дополняла непогоду. Потому что давно было нужно зажечь два высоких уличных фонаря, и если не было бы проклятой экономии электроэнергии, то это без сомнения должно было случиться, а так было темно, было холодно, возле настежь открытых ворот храма «Богоявления».

Попрошайки хорошо понимая, что ловить сегодня нечего (как и вчера), давно покинули свои посты. Оставался только один дед Демьян и нес он вахту не от того, что был наиболее стойким из всех своих собратьев, а от того, что уже хорошенько набрался спиртного. Было ему от этого хорошо, совсем не мешала непогода, да и к тому же Виталий, который щедро угощал Демьяна, давая присосаться к горлышку бутылки с вином, никуда не собирался уходить. Кажется, его и вовсе не смущала непогода. Потому что он частенько покидал площадь импровизированного навеса, под которым они с Демьяном прятались от дождя.

Демьяна же терзали сомнения. В какой-то момент он даже поднялся с места, собираясь податься до дому, который настойчиво привлекал его светом окна на первом этаже полусгнившего двухэтажного дома. Только искушение поесть горячих блинов, которые каждый выходной жарила его бабка Клавдия, затмевалось тем, что поначалу придется выслушать её старческое брюзжание. Стерпеть эту пытку, не ответив ни разу, ибо если ответить, то ворчание многократно увеличится в объеме, продлится во времени. Так что лучше промолчать, не подбрасывать в огонь очередного повода, а то до самой ночи пламя не потухнет. Поэтому взвесив все за и против, Демьян решил подождать. Процедура всё одно состоится, так стоит ли торопиться, еще и Виталий, к сущему искусу, показал пятисотенную купюру, а перед таким номиналом не могла устоять никакая непогода, нестрашна такой купюре никакая бабка Клавдия.

— «И всё же нужно уже зажечь фонари» — думал Демьян, когда Виталий в очередной раз щедро протянул ему бутылку с дешевой бормотухой.

— Ты что домой не идешь? — прохрипел Демьян.

— Прямо и сам не знаю. Хотел сразу до дому податься. Думаю, зайду свечку за упокой матушки любимой поставлю и быстро назад.

— Так что не пошел?

— Не знаю, говорю тебе. Что-то стукнуло в голову. Туда прошел, обратно вернулся. Погода гадкая, а что-то приковывает меня.

— Но тебя частенько что-то, то приковывает, то спотыкает — засмеялся Демьян.

— Не смешно, думаю еще вина нам с тобою взять.

— Дело хорошее. Только как ты до дому доползешь. Еще где упадешь в канаву, как в прошлый раз было.

— Это когда я руку сломал?

— Нет, уже после этого.

— Не помню.

— Да ладно, бог с ним. Так что пойдем до магазина или как?

Было неудивительно, что к этому времени Демьян основательно загорелся желанием продолжить употребление спиртного с Виталием, отбросив все имеющиеся сомнения и стараясь не смотреть в сторону дома, он первым поднялся на ноги. Взял в руки свои костыли и, не дожидаясь ответа от Виталия, быстрыми движениями взял курс в сторону маленького магазинчика, который находился совсем неподалеку, и с места нахождения Демьяна и Виталия был виден уголок скромной вывески с надписью «Продукты».

— За тобой дед не угнаться — в спину Демьяна произнес Виталий.

Сам Виталий был невысок ростом. Болезненно худощав, в добавок чем-то основательно помят. Голову он держал к низу, сильно сутулился, и со спины, уж точно, походил на старика, хотя в период описываемого времени, ему еще не было и пятидесяти лет. Старый темно-серый плащ спускался ниже колен, черные резиновые сапоги были обуты на ноги Виталия. Капюшон смахивал на старомодный башлык, а лицо Виталия напоминало хищного зверька. Маленькие, темные глазки. Такой же маленький рот, острый подбородок. А бороденка была больше похожа на запущенную щетину.

— Ты Виталий на той неделе, кажется, и вовсе не приходил — произнес Демьян, когда они вышли из магазинчика, совершив необходимую покупку.

— Дело у меня есть, даже два дела — уклончиво и как-то неохотно ответил Виталий.

— Какие, мать твою, у тебя могут быть дела — нервно отреагировал Демьян.

Виталий не ответил. Они шли в обратном направлении. Дождь не собирался успокаиваться, и лишь немного сбавив интенсивность, по-прежнему орошал землю и им же пролитую воду, на которой он оставлял огромное множество маленьких кружочков, от каждой своей холодной капли. Зато наконец-то зажглись два фонаря. Сделали они обстановку уютнее. Каменная ограда, побеленная слишком давно, отражала желтый свет. Мокрые тополя вперемешку с кленами стали в одно мгновение ближе, а Демьян остановился возле своего места, приставив костыли к каменной стене ограды храма.

— Совсем никого нет, а сейчас самое время. Вечер всегда заработать дает — пробурчал Демьян, в очередной раз, недовольным взглядом оценив туманную влажность вокруг себя.

— Утром народу больше бывает — не согласился с Демьяном Виталий.

— Это когда как, только что об этом. Сегодня толку нет, вчера тоже не было. Ты давай бутылку открывай, не томи мне душу. Откуда у тебя деньги, не пойму. Пенсия вроде через неделю.

— Человек один мне помог — ответил Виталий, открывая пластиковую бутылку.

— Какой еще человек? Смотри, попадешь в какую секту. Одним махом квартиру твою заберут, и пойдешь по миру, как Сергей Львович. Помнишь его?

— А он здесь бывает, жив еще?

— В том-то и дело, что пропал, а в домишке его чужие люди живут. Вроде обыкновенные: купили, говорят дом. Да и зачем им врать. Злодеи у Сергея Львовича дом отняли, а затем и продали. Так что те люди не причем.

— Может он сам продал.

— Вряд ли, сильно он запивался последнее время — Демьян от разочарования даже махнул рукой.

— Так что за человек? — повторил свой вопрос Демьян.

— Хороший он, на меня похож, сильно похож. Я думал, что у меня брат объявился, но нет. Он сказал: мы не братья.

— Это он тебе денег дал что ли?

— Нет, он мне денег совсем не давал.

— Так что ты собираешь. Голову мне морочишь.

— Он мне сказал, где деньги лежат.

— Ничего не понимаю — Демьян с откровенным наслаждением заглотил пару больших глотка бормотухи и передал бутылку Виталию, тот тоже сделал два глотка, но они по сумме равнялись одному из тех, что сделал Демьян.

— Маменька, когда умерла, то денег мне совсем не оставила. Я ведь знал, что у неё деньги есть. Она с пенсии совсем мало тратила. Скупая была моя любимая маменька.

— Да знаю я, какая была Ирина Федоровна, царствие ей небесное — Демьян перекрестился, повернув голову в сторону храма.

Несмотря на заунывную непогоду, храм всё равно поражал воображение. Даже спрятавшись в тени высоких тополей, в серой пелене мелкого дождя, белые стены выглядели величественно. Позолоченные купола вступали в единоборство с мрачностью недоброго сегодня неба. Кресты несли свою вахту, пронзая низко опустившиеся тучи. В окошках арочной формы мягко по-домашнему горел свет, отдавая чуточку тепла Демьяну и топтавшемуся возле него Виталию.

— Так что маменька? — подал голос Демьян, думая, что Виталий забыл, о чём только что начал рассказывать.

— Маменька, когда умерла, я денег не нашел. Всё облазил, всё перевернул. Стыдно было перед тетками. Хотел хоть часть денег вернуть. Они ведь все расходы по похоронам маменьки на себя взяли.

— Это ты Виталий молодец, а то я подумал: хотел ты всё пропить со своей Галиной.

— Выпили бы конечно. Только денег я не нашел и как-то смирился с этим. Считай полгода прошло, а тут человек на меня похожий, тайник маменьки мне выдал — произнеся эти слова Виталий улыбнулся странной улыбкой, и если бы с ним разговаривал незнакомый человек, то он бы не сомневаясь решил, что у Виталия не все дома, и, по всей видимости, эти не все отсутствуют уже достаточно давно, может быть со времени безоблачного, счастливого детства Виталия.

— Это еще как? — изумился Демьян.

Виталий открыл рот, чтобы ответь, но Демьян сказал не всё что желал и поэтому продолжил.

— Как чужой человек мог знать, где тайник? Значит, он бывал у вас в доме Виталий и маменьку твою Ирину Федоровну хорошо знал.

— Нет, он не был. Я всех людей, которые у нас бывали, знал. Помню даже тех, кто к маменьке ходил, когда я еще ребенком был. Ох и злился я, когда маменька меня к бабе Зине отправляла.

— Оно понятно — улыбнулся Демьян и протянул руку за бутылкой, которую всё это время в руках держал Виталий.

— Человек похожий на меня, мне тогда сказал, где деньги. Они оказывается в старой книге были, с рецептами и конвертами. Я после смерти маменьки книги все переворошил, а вот письма не открывал. Пришел домой, проверил, и вот тебе подарок от усопшей маменьки. Целых сорок семь тысяч рублей.

— Так ты Виталя теперь богач — произнес Демьян, сделав еще пару крупных глотков вина.

После озвученной суммы в голове Демьяна окончательно утвердилась мысль о продолжении банкета у Виталия дома. Конечно, бабка Клавдия будет страшно недовольна, но ничего, не первый раз замужем.

— Так все же, что за человек. Может и вправду твой брат? Всякое в жизни случается. Расскажи о нём, интересно стало на ночь глядя.

— Какая ночь, еще вечер толком не наступил.

— Это я к слову, Виталя.

— Он сегодня здесь был, и я с ним хотел поговорить, но он от чего-то ушел. Махнул мне рукой, сделал жест, мол, жди. Я его жду, а он так и не появляется. Думаю, что сегодня он уже не придет.

— Никого я не видел, похожего на тебя. Я сегодня всех запомнил, кто в ограду входил — возмутился Демьян.

— Прям так и всех, может, кого пропустил — не сдавался Виталий.

— Ну, может и не всех. Если говоришь, что был здесь твой знакомец, то я, пожалуй, спорить не буду — Демьян осознанно подыграл Виталию, рассчитывая на скорое продолжение удачно складывающихся обстоятельств.

В этот момент к воротам храма подъехала синяя иномарка. Остановилась и в течение нескольких минут из неё никто не выходил. Демьян видел, что за рулем сидит мужчина средних лет, рядом с ним женщина. Они что-то импульсивно обсуждают.

Прошла еще минута, только после этого из автомобиля вышла женщина. Она была одета в легкое светлое платье, что совершенно не сочеталось с погодными условиями. Хорошо, что она не забыла о зонте, который открылся сразу после того, как она довольно громко захлопнула дверцу автомобиля. Виталий с Демьяном не отводили от неё своих глаз, может от того, она посмотрела в их сторону и быстро двинулась внутрь церковного двора.

Её стройная фигура, с довольно заметной и красивой грудью, не отпускала от себя взгляда Виталия, даже тогда, когда она миновала распахнутые ворота. Он продолжал мысленно сопровождать её, когда она быстро шагала по асфальтированной дорожке в сторону центрального входа в храм. Вероятно, что она чувствовала его пристальный взгляд, поэтому перед тем как открыть входную дверь обернулась в направлении Виталия и Демьяна. Демьян же уже несколько раз показательно прокашлялся, чтобы отвлечь Виталия от столь наглого созерцания незнакомки. Наконец-то женщина скрылась из виду. Демьян, не вытерпев, дернул Виталия за рукав плаща, тот сконфуженно замялся, опустил глаза в землю, и только после этого Демьян поучительно произнес.

— Хороша Маша, да не наша.

Ясно было, что означала данная реплика. Может Демьяну и понравилась незнакомка, которая годилась ему как минимум в дочери, но все же главное заключалось в слишком уж вожделенном взоре Виталия.

— Красивая она — очень тихо, как бы самому себе, прошептал Виталий и вновь повернулся к входу в церковь.

— Все они одинаковые, поверь старику.

Виталий отвечать не стал. Демьян заговорил вновь.

— Может, продолжим, что-то раззадорил ты Виталик старика.

Виталий и сейчас ничего не ответил. Он продолжал гипнотизировать входную дверь, явно ожидая, когда из неё появится женщина в легком платье, чуточку не доходящим до колен. С красивой, подчеркнутой грудью. Волосами едва касающимися плеч, с красивыми глазами, со столь же привлекательными длинными ресницами — всем тем, что Виталий видел уже не один раз и даже хорошо знал, как зовут, незнакомую старику Демьяну, женщину.

Прошло две-три минуты. Демьян решил подождать, пока наваждение оставит Виталия в покое. Женщина появилась, быстро двигаясь в обратном направлении. Она на этот раз даже не раскрыла зонт, не посмотрела в сторону Виталия и Демьяна. Зато также громко хлопнула дверцей, и автомобиль почти сразу покинул место своей стоянки. Виталий проводил его взглядом, а когда тот исчез за поворотом, произнес.

— Да, время у нас еще есть.

— Вот и славно, только пойдем к тебе. Хватит уже на улице мерзнуть — быстро согласился Демьян и начал подниматься.

— Пойдем — произнес Виталий, стоя напротив Демьяна.

— Сначала в магазин, а затем к тебе. Далековато, конечно, для меня хромоногого, но пока двигаться могу, доковыляю.

Демьян опёрся на свои костыли, хотел сделать стартовый шаг, но Виталий его неожиданно остановил.

— Подожди, дед.

К ограде подъехал еще один автомобиль. Размером он был больше предыдущего, отличался цветом. В его салоне было значительно многолюдней. За рулем, не нарушая традиции, находился мужчина. Рядом с ним была женщина, а сзади бесились, стараясь оказаться друг у друга на головах, двое ребятишек. То, что это брат и сестра можно было догадаться сразу. Они были сильно похожи, хотя волосы девочки все же были темнее. Об этом подумал Демьян, а Виталий вновь всё свое внимание сосредоточил на женщине.

Она не была похожа на ту женщину, которую рассматривал Виталий совсем недавно. Первая имела светлые волосы, а эта была брюнеткой. У первой женщины были открытые славянские глаза, а у второй они были более узкие, имеющие в себе что-то азиатское, но от этого не менее красивые. Зато обе женщины имели стройную фигуру, наверное, вторая из них была выше ростом, может это казалось, потому что она была в джинсах. Ниже которых были изящные туфли на небольшом каблучке. В её руках появился зонт чем-то напоминающий тот, что был в руках первой женщины. Только она, не удостоила вниманием ни Виталия, ни Демьяна, очень быстро, почти бегом, оказавшись в пределах двора храма, и пока Демьян наблюдал за выражением лица своего спутника Виталия, скрылась внутри величественного здания.

Немного странным было то, что женщина так же, как и её предшественница, направилась в храм одна. Еще нужно отметить, что обе женщины были примерно одного возраста. Об этом как-то неохотно, но все же подумал Демьян, после чего посмотрев на застывшего на месте Виталия, произнес.

— Пойдем что ли.

— Сейчас уедут — прошептал Виталий, не отводя глаз от асфальтированной дорожки, на которой вот-вот должна была появиться женщина.

— Ты что им пропуска выдаешь — недовольным голосом отреагировал Демьян и, подняв голову к верху отметил, что дождь прекратился.

Только Демьян хотел поведать об этом Виталию, как в его обозрении появилась незнакомка. Она шла неторопливо, смотрела себе под ноги, но и это не мешало по достоинству оценить грациозность её походки — это пришлось отметить Демьяну, этим, еще в большей степени, занимался Виталий. Он просто пожирал её глазами. Хорошо, что она этого не видела, что не видел этого мужчина, оставшийся в автомобиле. Зато это отлично видел Демьян, и когда привлекательная особа оказалась возле автомобиля, Демьян не выдержал.

— Давай пошли. Что на тебя нашло. Не время, да и не дело тебе на чужих баб пялиться. Своя у тебя есть, может не такая красивая, но у неё там всё то же самое. Я трижды был женат, не считая случайных дел, так что можешь мне поверить. Ох и было же времечко, и на моем веку. Пошли уже — Демьян бесцеремонно дернул Виталия за рукав, таким образом выведя того из странного ступора.

— Пойдем ко мне? — спросил Виталий.

— Договорились вроде, конечно, к тебе. У меня Клавдия дома. Если заявимся, то обоих сковородкой по башке угостит. Не посмотрит на твою инвалидность умственную. У неё самой с этим делом проблемы. Нет, да закатит концерт на ровном месте. Смотришь и думаешь: чего старая карга собирает, что только у неё в мозгах творится.

— Пойдем тогда. У меня тепло, сухо. Только нужно купить съестного, а то у меня только картошка и пять штук яиц.

— Деньги у тебя есть. Значит, купим все, что пожелаешь.

— Я хочу конфет и мороженого.

— Купим этого добра. Только этим сыт не будешь, нужно чего-то более существенного. Да, и я уже проголодался, как волк.

Демьян опережал Виталия на целый корпус, несмотря на то, что тот шел на двух ногах, а Демьян прыгал с помощью своих костылей, имея вместо левой ноги обрубок длиной не более тридцати сантиметров.

На протяжении долгих лет Виталий постоянно крутился возле храма «Богоявления»», знали его здесь хорошо не только нищие побирушки, но и жильцы окрестных домов. Знал его и батюшка Илларион, человек пожилой, доброго нрава, который в течение последних двадцати лет и управлял духовным приходом.

И зимой, и летом, и весной, и тоскливой мрачной осенью, бывал здесь Виталий. Не помешал этому обстоятельству переезд Виталия с маменькой Ириной Федоровной на новое место жительства, что состоялся уже много лет назад. До этого они жили в доме, который находился через дорогу, прямо напротив центрального входа. Квартира была на втором этаже. Кособокая и узкая лестница, на которой темно в любое время суток и года. Летом воняет чем-то затхлым и старым, зимой холодно и скользко. Но через все три окна их квартирки всегда открывался потрясающий вид на храм. Частенько Виталий подолгу не мог оторвать свой взор от странного великолепия старой архитектуры, от таинственной сущности, которая даже в неокрепшем сознании Виталия умела создать что-то своё, плохо объяснимое, но настолько хорошо ощутимое, что Виталий даже и не пытался хоть как-то это обдумать, — он просто принимал, он просто знал. От этого никогда не удивлялся, наблюдая, сколько народу в воскресное утро, приходят сюда. Сколько их уходят отсюда, и совсем не казалось ему странным, что среди посетителей много людей средних лет, есть молодые, есть и те, кто пришел сюда с детьми. И в такие моменты Виталий напрочь забывал о том, что слышал много отрицательного о храмах и церквях в школе, что то же самое говорил дед Василий, который все время сидел на старой деревянной скамейке и, принимая внутрь очередную дозу вина, сильно ругал божий храм и всё с ним связанное.

Незаметно пролетали дни, за ними меняли свои названия месяцы, менялись крайние цифры в обозначении прожитых лет. С ними вместе менялся и сам Виталий, а в самом конце восьмидесятых годов он и его маменька Ирина Федоровна покинули маленькую квартирку возле храма «Богоявления», переехав в более просторную и ухоженную квартиру, которая досталась им от отца Виталия — Сергея Филипповича. Сам Сергей Филиппович как-то тихо и по-будничному умер от чрезмерного употребления спиртного, а если точнее, то от цирроза печени, который и пожаловал к Сергею Филипповичу вместе со злополучным употреблением спиртосодержащих жидкостей. Претендентов на его жилье, кроме бывшей жены и единственного сына, не было. Так Виталий оказался на полкилометра ниже храма «Богоявления», на улице, которая почти упирается, примыкает к самому центру города. Нужно только преодолеть крутой изгиб автомобильной дороги, и за ним откроется совсем иная картина.

А если не преодолевать? То патриархальная тишина, так и останется с тобой. Может от этого Виталий и не любил ходить в левую сторону, где вечерними огнями горел центр, а тянулся в правую сторону, подальше от этих самых огней, подальше от шума. Тянулся туда, где пройдя двести метров по прямой, вдоль старых купеческих особняков, начнется первый небольшой подъем. За ним мост, под ним тихая речка. Дальше дорога пойдет вверх. Намного круче, от этого участится дыхание, сразу почувствуют нагрузку ноги. Не доходя до окончания подъема, нужно будет свернуть вправо и здесь снова вверх, и вновь вправо. Вот тогда в полной тишине и чарующем великолепии откроется взору храм «Богоявления», за ним детским трепетом встретит давно покинутый дом. Там прежние три окна их бывшей квартиры, которую одно время занимала тетка Лариса Федоровна, но затем продала квартиру детства Виталия незнакомым людям. Сама уехала из города, в город куда меньший по размеру. За это сильно ругала сестру маменька Ирина Федоровна, естественно, что происходило это в то время, когда маменька была жива здорова и очень любила по вечерам согреться небольшой порцией сухого вина, в компании своей соседки Натальи Викторовны, которая с особым усердием хотела выдать маменьку Ирину Федоровну замуж, за другого соседа — старика Анатолия Георгиевича.

— Так ты Виталий мне и не ответил толком, что не приходишь? Раньше постоянно бывал у нас в окрестностях.

Демьян сбавил ход, заметно подустав. Виталий догнал Демьяна, и теперь они шли рядом.

— Говорю же: дело у меня.

— Так расскажи, что за дело?

— Мой новый друг, мне его поручил.

— Опять этот новый друг. Он что рядом с тобой живет?

— И да, и нет. Он иногда бывает в старом доме, ну в этом расселенном. Там мы и встречаемся, но иногда бывает.

— Ох и не нравится мне всё это. Я же тебя с малых лет знаю. Ты мне почти, как сын родной.

Виталий ничего не ответил на душевные переживания старика. Он шел, опустив глаза в землю, лишь изредка поднимая голову, чтобы ответить Демьяну.

— Дело какое, ты так и не сказал — продолжил своеобразный допрос Демьян.

— Не могу я сказать — ответил Виталий, но на этот раз не поднял глаз в сторону Демьяна.

— Что новый знакомый не велит? А ты у врача давно был?

— Мне сейчас нет нужды. Я хорошо себя чувствую.

Демьян не стал больше спрашивать. Еще несколько минут они шли молча. Пока не подошли к дому, где проживал Виталий.

Перед ними был статный, можно сказать, образцовый двухэтажный дом. Довольно большой в своем размере, если учесть время его постройки, которое датировалось началом прошлого века.

Каменный фундамент помог дому пережить время. Обветшалые рамы окон и их наличники заменили во времена подготовки к юбилею города. То же самое сделали с крышей, с крыльцом, и теперь снаружи дом обрел новый импульс жизни. Но это было еще не всё, потому что внутри тоже было кое-что сделано; поменяли трубы водопровода, заменили старую канализацию, и даже целиком сменили систему отопления. Не добрались только до электропроводки, хотя обещали и не один раз. Впрочем, Виталию до всего этого дела не было никакой заботы, и его квартира на первом этаже только и могла похвастать тем, что сделали власти на безвозмездной основе. Всё остальное в черте его места обитания представляло из себя полное запустение и упадок, начиная с порога, дальше и повсеместно. Вольготно чувствовали себя многочисленные тараканы. Не обращал на них никакого внимания кот Вениамин. Слава богу, что пользуясь своим природным дарованием, Вениамин помогал Виталию избавляться от то и дело появляющихся мышей. Только изничтожить их всех от чего-то не получалось, хотя возможно, что Вениамин и не хотел этого делать или оставлял часть мышиной популяции, чтобы затем ему было чем заняться. Так что мыши то пропадали, то появлялись вновь. Но и на них Виталий не обращал особого внимания, всецело доверив это дело Вениамину.

Тараканы же оставались бесхозными. Так же как и гора немытой посуды в старой грязной раковине. Желтые обои с сероватым оттенком были здесь и в тот день, когда Виталий с маменькой Ириной Федоровной заняли квартиру отца и бывшего мужа. Предметы мебели тоже остались по наследству, только изрядно износились, потеряли даже тот облик, который имели в те уже далекие отсюда годы. В общем, время, хоть и частично, но сумело обмануть само себя, остановившись в квартире Виталия на срок куда больший, чем обычно это принято. И если бы не городские власти, которые, не спросив разрешения Виталия, влезли сюда со своей заменой окон и труб, то давно покойный батюшка Сергей Филиппович мог бы хоть сегодня вернуться в знакомую обстановку. Сесть на кухне за всё тот же стол, откупорить бутылку со спиртом, и, наверное, многозначительно вздохнуть, глядя на обнаглевших тараканов, которых в бытность его хозяйствования всё же не было. Впрочем, не было и Вениамина, не было гражданской жены Галины, да и сам Виталий бывал у папеньки крайне редко.

Происходило это по самой что ни на есть банальной причине. Виталию, как и всем остальным гражданам, иногда требовались деньги, вот он и наведывался к Сергею Филипповичу. Случалось это не так уж и часто, может пару раз в месяц, а после того, как Сергей Филиппович вышел на заслуженный отдых, то визиты стали совсем уж редким явлением, но были. Жаль, что денег в карманах папеньки стало мало, от того материальная помощь заметно потеряла в объеме, и это, естественным образом, не нравилось Виталию. Правда собственное негодование приходилось держать при себе, и не от того, что Виталий был наполнен подобием сыновей любви. Конечно нет. Причина была проще. Обретя массу свободного времени с копеечной пенсией в придачу, Сергей Филиппович почти всегда находился навеселе, а в этом состоянии бывал он очень крут и очень скор на расправу.

Собственно из-за этого и не сложилась семейная жизнь маменьки Ирины Федоровны с папенькой Сергеем Филипповичем. В один прекрасный день маменька Ирина Федоровна просто убежала от папеньки, после очередных побоев, которые случались довольно часто, и, по мнению самого Сергея Филипповича, происходили от большой и яркой любви, которую испытывал он к своей жене Ирине. Она терпела насыщенную тумаками и матом любовь почти десять лет, но, как известно, всё имеет свой предел.

Виталий хорошо помнил тот летний день, когда маменька тащила его за руку, а в другой руке у неё была сумка с вещами. Еще она изливала на весь божий свет огромное количество ругательств. Папенька запомнился тоже, только в тот день он остался валяться на полу их благоустроенной квартиры. Да, в те годы они жили в кирпичной пятиэтажке, занимая хорошую двухкомнатную квартиру, с балконом на третьем этаже, и к этому самому балкону подходили верхушки деревьев. Частенько маменька переживала, что Виталий однажды потянется за веточкой, да и выпадет с балкона. Но, слава богу, этого не случилось.

А папенька так и остался лежать пьяный на полу, и после этого Виталий не видел его несколько месяцев. Затем он появился, и Виталию казалось, что их семья снова станет полноценной. Маменька и папенька тогда разговаривали. Не было и намёка на крик и ругань. Папенька был совершенно трезв, подарил Виталику небольшую машинку. Но откуда было знать Виталию, что процесс зашел слишком далеко, и время, которое отложилось в его голове, как мирное и идущее к объединению семьи, было лишь временем размена квартиры. Хотя до этого, какой-то период, папенька всё же пытался сделать то, о чем думал Виталий. Он упрашивал маменьку, он ей угрожал. Этого Виталий не помнил, видимо, из-за того, что в моменты выяснения отношений, маменька выгоняла его на улицу.

В общем, что было, то было. Сейчас уже нет маменьки Ирины Федоровны, нет и папеньки Сергея Филипповича. Осталась квартира, в ней тараканы, Вениамин, соседка, она же сожительница. Женщина распущенная, почти всегда выпившая, к тому же немного старше Виталия и значительно опытнее.

Демьян по-хозяйски расположился на крохотной кухне Виталия, немного поворчал на того, за повсеместный беспорядок. Виталий не стал хоть как-то оспаривать замечания в свой адрес, а просто смотрел, как Демьян с деловым видом занялся мытьем кружек, которые служили универсальной тарой, как для чая, так и для куда более крепких напитков. Когда-то имели они белый цвет, по бокам были изображены красивые, красные розы. Сейчас все выглядело иначе, и напрасно старался Демьян. Отмыть многолетний налет грязи ему все равно было не суждено, но он зачем-то делал это, сопровождая своё странное занятие еще более неуместным брюзжанием.

— Не пойму тебя Виталий, посуду помыть, что не можешь?

— Иногда, когда чистой нет — спокойно ответил Виталий, не понимая, что нашло на старика и какая ему разница: мыта или не мыта посуда, вместе с этими кружками.

Наконец-то Демьян поставил отмытые кружки на стол. Вениамин терся своей полосатой шкурой об единственную ногу Демьяна. Периодически и как-то своеобразно мяукал. Виталий в течение минуты наблюдал за этим, затем решил прогнать Вениамина, но Демьян заступился за божью тварь, произнеся.

— Ты что кота совсем не кормишь? Не вижу я кошачьей миски нигде.

— Галина ему на газете дает пожрать.

— Он у тебя ест только, когда Галина приходит?

— Да, я его не кормлю. Он у меня ничего и не просит никогда.

— Бедный кот, не позавидуешь.

— Он голодный не бывает. Галина каждый день у меня бывает — как бы оправдываясь, произнес Виталий.

— А сейчас она где? Хотел я на неё посмотреть, а то бабы наши говорят разное, а я её и не видел ни разу.

— Что на неё смотреть, баба как баба.

— Пьет сильно?

— Не откажется, если нальешь.

— Ладно, что теперь. Сейчас жизнь такая, хочешь, не хочешь, а как говорится куда деваться.

Виталий не стал комментировать слова Демьяна. Ему не хотелось продолжать разговор, связанный с Галиной. Да и Демьян выяснил всё, что хотел. Поэтому больше ничего не спрашивал, а занялся наполнением кружек вином.

— Меньше мне — произнес Виталий, чувствуя, что оказавшись в тепле, стал быстро пьянеть.

— Слабый ты Виталик, ну да ладно.

— Тебе больше достанется — добродушно, насколько это было возможно, произнес Виталий.

Такая позиция собутыльника понравилась Демьяну и он даже прокряхтел с довольным видом.

— Поесть хотел, чего ничего не берешь? — спросил Демьян.

На грязном столе лежали их продуктовые покупки. Виталий, послушавшись Демьяна, взял из пакета одну конфету, положил её в рот и стал с полным безразличием смотреть, как Демьян отрезав несколько кусков колбасы, начал ублажать Вениамина. Тот был готов запрыгнуть старику на голову, но ограничился лишь коленом здоровой ноги.

— А этот знакомый твой, в гости заходит или как? — вновь вернулся к интересующей теме Демьян, который, по своей природе, был склонен к излишней болтовне, особенно, когда дело имело под собой основу в виде спиртосодержащего зелья.

— Один раз он приходил, но долго не был — спокойно ответил Виталий.

— Видимо, ты его не очень любезно встретил, вот он и не хочет к тебе заходить — попытался пошутить Демьян.

— Нет, он сам мне сказал: что хочет просто посмотреть, как я живу.

— Ну и что, понравилось ему.

— Не знаю, он посмотрел и ушел к себе.

— Он, как я понимаю, рядом живет.

— В соседнем доме.

— Постой, это где? У тебя соседний дом давно брошенный стоит.

— Там он и живет.

— Ты Виталя ерунду не собирай, как он там жить может.

— Я точно не знаю, но он всегда там бывает.

— Пойдем тогда, посмотрим. Заодно и познакомлюсь с ним.

— Он не выйдет, если кто со мной будет. Не любит он этого. Я один раз хотел его с Галей познакомить, но он не вышел, а потом мне сказал: не нужно этого, сейчас не нужно.

— То есть не понравилась ему твоя Галина.

— Я не знаю, может он её и не видел.

Прошло какое-то время. Несмотря на то, что Виталий уменьшил свою дозу, он первым отключился, попав в объятия пьяной дремоты, которая еще не была сном, и случалась с Виталием довольно часто, от того, что пил он слишком много, делал это всё более настойчиво. И совсем неудивительно, что спиртное раз за разом требовало от Виталия своего, надежно подстраивая под себя все физиологические процессы. Демьян в пьяном виде спал и вовсе не более часа, и то этот час случался только на первоначальном этапе пьяного заплыва. Если Демьян употреблял не первый день, то двадцати минут ему хватало с лихвой. Затем он поднимался, жадно курил, принимал внутрь еще один стакан. После чего в течение пяти минут разговаривал сам с собой, но если никого не было рядом. Затем повторял процедуру с курением и приемом спиртного, но после второго акта отключался на очередные двадцать минут. Так по кругу, на несколько суток. Пока не замкнут в голове контакты самосохранения, и Демьян ни начнет болезненно перестраиваться, уменьшая дозу, проклиная всё видимое и воображаемое одновременно.

Сейчас Демьян только закусил удила, поэтому проспав свой полный час, он вернулся к столу, где его ожидал спящий Виталий, который спал своим обычным образом, уронив голову на стол, точнее, на руки, лежавшие на столе.

— Вот и поспали. Всё от того, что на улице битый час толклись — громко произнес Демьян, не обратив внимания на позу Виталия.

— Нужно было сразу сюда идти. Туго соображаешь ты Виталя — продолжил Демьян, так как будто знал, что Виталий уже не спит и сразу отреагирует на слова.

Демьян оказался прав. Виталий приподнял голову и с явной заторможенностью произнес.

— Я-то что. Я и не думал даже.

— Где твоя Галина. Время уже почти полночь, а её всё нет.

Виталий не знал, как правильно ответить Демьяну. Дело в том, что он не переживал и не думал об отсутствии Галины. Он просто не мог правильно подобрать необходимые слова. Галина частенько занималась своими делами, которые не касались Виталия, и он воспринимал это спокойно. Отлично зная, что Галина может загулять у Спиридоновых, может у Кайдаловых. Совсем не против она схлестнуться с Серегой Фомой, но и то, что с этим Фомой дело одной пьянкой не закончится, не сильно волновало Виталия. В их отношениях это было нормально. Что здесь еще можно сказать: что Галина тоже не спрашивает, где бывает Виталий, с кем он проводит много времени, кого ждет часами, уходит, так ни с кем и не встретившись.

— Может придет, она как раз в это время часто появляется.

— Поздновато, но дело хозяйское. Вам виднее, давай наливай, а то сохнуть в глотке начало.

Виталий налил. Демьян, пользуясь только ему известным побуждением включил стоявший в комнате старенький кинескопный телевизор, который хорошо был виден из кухни. Не произнося тостов и вообще ничего не говоря, они выпили налитое. После смачного комментария, выраженного непонятным междометием, Демьян мысленно оценил запасы спиртного и тут же застолбил за собою место в комнате, с включенным в эту минуту телевизором, где он недавно отдыхал на узкой односпальной кровати, немного устав от противостояния с зеленым змием.

Вениамин не появлялся. Испытывая некомфортную обстановку, покинули свои привычные тропы тараканы, и лишь вездесущие разведчики, прощупывая пространство антеннами усов, выглядывали, то из-под раковины, то из-под холодильника. Но информация для них была не самая утешительная. Спокойной ночи им сегодня увидеть вряд ли удастся, зато есть надежда на обильное угощение, что сейчас находится на поверхности стола и вряд ли будет в полной мере оттуда эвакуировано, когда возмутители спокойствия примут долгожданное горизонтальное положение.

Виталий и Демьян выпили еще, еще закурили. Только Виталий хотел что-то сказать по поводу вещающего из комнаты телевизора, как в дверь раздался звонок. Был он неприятно дребезжащим, каким-то чересчур громким, что заявив о себе, испугал Демьяна и тот чуть не подавился куском копченной курицы.

— Галя припёрлась — просто отреагировал Виталий, поднимаясь из-за стола.

Его сильно пошатывало, и было абсолютно очевидно, что если не случится перемены обстановки или нервной встряски, то следующая порция вина, снова заставит Виталия заснуть прямо за столом в своей излюбленной позе, положив голову себе на руки.

Только это была не Галина.

Демьян, продолжая находиться на кухне, сразу понял, что озвученное им желание встретиться с необычным товарищем Виталия, по всей видимости, очень скоро состоится. Слишком необычно и приглушенно говорил Виталий, еще более глухо отвечал тот, кто явился в гости сразу после наступления полуночи. Демьян, как раз в этот момент, сам того не понимая, вспомнил о времени, посмотрел на довольно изношенные настенные часы. Стрелки даже успокоили. Находились они в районе половины первого ночи, а возле входа продолжалось странное шуршание, смешанное с шепотом Виталия, и низким, почти неразличимым голосом гостя. Демьян подумал, что тот так и не пройдет дальше. От того поднялся со стула, используя рядом стоявший костыль, но тут же вернулся на свое место, с открытым от изумления ртом. Виталий раздвоился.

Перед Демьяном было ровно два Виталия. При этом Демьян понимал, что он вполне отчетливо и даже очень хорошо соображает, несмотря на изрядное количество выпитого.

— Знакомьтесь — произнес Виталий, который был справа, и перед тем, как пожать руку второму Виталию, Демьян сообразил: тот, что справа настоящий Виталий, поскольку он, как хозяин, предложил Демьяну познакомиться со своим гостем, тем Виталием, что был слева. Только он оказался совсем не Виталием.

— Вышерядов Афанасий Захарович — произнес гость, подойдя к Демьяну почти вплотную.

Демьяну захотелось переспросить фамилию нового или старого знакомого, поскольку он не смог с первого раза запомнить столь странное сочетание звуков в фамилии Вышерядов, поскольку он, в какой-то момент, отвлекся и тут же потерял до этого обозначенного Виталия, и теперь они вновь стали одним и тем же лицом.

Естественно, что Демьян не решился переспросить, не стал и уточнять, кто есть кто, а лишь представился сам.

— Демьян Карпов.

По неизвестной причине Демьян не произнес собственного отчества, но ни один из двух Виталиев не стал на этом настаивать. Или они оба знали отчество Демьяна или оба не имели к этому интереса, хотя один точно знал и неоднократно звал старика Дмитриевич. Было непонятно с одной стороны, а с другой было и вовсе дурно, от чего собственная недосказанность вернулась в голову, да еще требует от несчастного сознания какого-то объяснения.

— Проходите к столу Афанасий Захарович — прошептал один из Виталиев, и теперь Демьян вновь мог определить, кто из них есть кто.

Афанасий не стал сопротивляться, сел на свободный стул. Демьян же спросил первое, что пришло в голову, глядя на абсолютно одинаковых людей.

— Вы, что так и называете друг друга по имени отчеству.

Афанасий внимательно посмотрел на Виталия, затем на Демьяна, и только после того ответил довольно напряженным голосом.

— Ну, что ты Демьян. Виталик иногда меня так называет, это он сам себе придумывает. Я ему об этом неоднократно говорил.

Голос был не тот. Похож, сильно похож, но не тот. Это мгновенно отметил Демьян: “ Внутри они не одинаковые, только внешне, а внутри нет, они разные, между ними есть что-то их разделяющее» От этого открытия по коже Демьяна проползли ледяные мурашки, сдавило в горле, и от чего-то хотелось, чтобы этого ни в коем случае не заметил тот, кто представился Афанасием, но на самом деле был Виталием. Провалиться через половые доски в подвал, если это не так, если есть какой-то Афанасий. Старика не обмануть. Жаль, что нет объяснения, один туман, все более густой и мрачный.

Но внешне, они одинаковы, абсолютно одинаковы. Демьян старательно, хоть и украдкой, старался найти хоть незначительные отличия, но их не было. Одинаковыми были глаза, вместе с ними все остальные черты лица. Ничем не отличались движения, даже мимолётная мимика и та не оставляла вопросов. Точная, до ощущения ужаса в потрохах, точная копия. Не может этого быть, но есть. Прямо перед глазами, и напрасно старается вызвать толику сомнения выпитое вино, у него ничего не выйдет, если бы только не этот сумрак. Что он говорил возле храма, что дополнял, когда шли сюда. Кто из них говорил? Нет, тогда был один из них, и был тот, кто Виталий.

Демьян сумел на секунду избавиться от водоворота собственных измышлений. Как нестранно помогло ему в этом вино, именно оно притянуло взгляд старика, а следом за этим на какую-то секундочку слетело с него туманное наваждение. Демьян потянулся к бутылке, рядом спал, положив голову на руки Виталий. Не было рядом никакого Афанасия. Зато пробудился Вениамин, он широко зевнул, подходя к Демьяну. После что-то произнес на своем языке и усевшись рядом с Демьяном, стал гипнотизировать того взглядом, надеясь получить со стола что-нибудь вкусное.

— Ну, Вениамин, где Афанасий, куда он подевался? — обратился к Вениамину Демьян, а Виталий в этот момент что-то промычал, не прерывая забытья.

— Нет, его Вениамин, нет никакого Афанасия — ответил сам себе Демьян.

Виталий вновь издал несколько неразборных звуков. Услышав его, напомнил о себе Вениамин, а Демьян покончив с вином, закурил сигарету. Густой дым заволок всё пространство вокруг, вызвал у Демьяна болезненный кашель.

— Что за чёрт — раздался голос Демьяна, а левая рука интенсивно старалась разогнать необычную дымовую завесу от самой обычной сигареты, при этом у Демьяна начали слезиться глаза.

— Что это, мать твою, чертовщина — уточнил первоначальное утверждение Демьян.

Вполне возможно, что слова самым непостижимым образом достигли адресата, или это вновь показалось Демьяну, но за столом, как ни в чём небывало, появился Афанасий. Он сидел молча, не поворачивая головы в сторону Демьяна. Он внимательно, не отрывая взгляда, рассматривал фигуру спящего и продолжающего издавать странные звуки, не прерывая сна, Виталия. Ничего не выражали глаза Афанасия. Пустота — это всё, что мог увидеть Демьян. Может от того ему не хотелось верить самому себе, не хотелось видеть эту бесконечно черную бездну перед собой, и всё меньше и меньше его сознание справлялось с тусклым светом на ночной кухоньке, все сильнее хотелось закрыть глаза, чтобы самому провалиться куда-нибудь подальше отсюда, туда, где сейчас находится настоящий Виталий, а не одинаковый с ним человек, который сидит рядом и хищными глазами смотрит на него, не обращая никакого внимания на присутствие Демьяна.

Демьяну хотелось, но вместо этого он произнес.

— Выпей со мной Афанасий.

Демьян протянул Афанасию полстакана вина, но тот наотрез отказался.

— Нет, я совсем не пью.

— Зря ты это. Я вот люблю выпить. Если выпивки бы не было, то однозначно пришлось бы удавиться. Страшно представить: какая жизнь была бы у старика без возможности выпить.

Вполне вероятно, что Демьян мог бы и дальше пуститься в рассказ о собственных переживаниях, но Афанасий, довольно мрачным тоном, перебил Демьяна.

— Раньше я тоже любил выпить. Еще как любил, но всему своё время.

— Ну, как хочешь — риторически изрек Демьян и одним махом осушил полстакана вина.

Виталий же продолжал спать, прямо за столом. Вениамин, всё же дождавшись своего счастья, с помощью щедрого на угощение Демьяна, снова отправился к алюминиевой батарее.

— Хорошо бывает, душевно — странно и как-то отстраненно проговорил Афанасий.

Демьян повернул голову в его сторону. В глазах двоилось, теперь окончательно трудно было понять, кто произнес эти слова Виталий или Афанасий. К тому же Виталий, именно в этот момент, очнулся и тут же вступил в разговор, обратившись к Афанасию (или к самому себе, того вновь не мог понять Демьян)

— Я вчера тебя ждал. Думал, придешь на своё место. Не дождался, домой ушёл.

— Дождь сильный был, сам знаешь. Да и дела еще имелись — один и тот же голос прозвучал дважды.

— На какое своё место? — коверкая слова, вмешался в странный диалог своим вопросом Демьян, налил себе еще дозу вина, постарался жестом предложить Виталию сделать то же самое.

Виталий никак не отреагировал. Афанасий уже мало отличимый от тени, не проявил интереса к происходящему, и тогда Демьян, не стесняясь, предложил самому себе полный стакан вина. Когда содержимое пропало внутри, Демьян уже не мог различить ни Виталия, ни Афанасия. Лишь сдавливающий сумрак, от этого он проскрипел, обращаясь к пустоте.

— Пойду я лягу, вы не против?

Часы показывали, что время ровно час ночи. Виталий вновь сидел в одиночестве, опустив голову вниз. Демьян, оказавшись на кровати, мгновенно отключился, но проспал совсем недолго. Очнувшись, Демьян не почувствовал прояснения. В голове сильно кружилось, то опускалось вниз, то подымалось вверх. Еще очень тихо слышался голос Виталия, который, в данный момент, разговаривал сам с собой. Что-что, а в этом, в данный момент, Демьян не сомневался, также в том, что он сейчас лежит на левом боку и пытается понять неожиданно разбушевавшегося демона по имени алкоголь. Над головой слишком напряженно тикали часы. Болезненно плясал в глазах тусклый отсвет лампочки.

— Ты видел их сегодня?

— Да, и вчера видел. Только сегодня, как ты и сказал, возле церкви, а вчера возле их дома.

— Они ведь нравятся тебе?

— Да, они красивые. Ты Афанасий толк знаешь.

— Еще бы.

Последняя фраза, произнесенная Виталием, буквально отпечаталась в сознании Демьяна.

«Странный, какой разговор, о чем это он» — судорожно носилось в воспаленном сознании Демьяна.

Правда, услышать продолжение, Демьяну было не суждено. Резко открылось пространство огромного чёрного колодца. Демьян полетел туда с огромной скоростью.

Дом, в котором проживал Виталий, имел порядковый номер восемь, по улице Песочной, которая из-за нейтральности названия (ни Купеческая и ни Миллионная) сохранила свое историческое наименование. Вполне возможно, что не было всё настолько радужно, и на это повлиял обычный недосмотр властей, или у них просто не дошли до этого руки, но факт остался фактом. Улица не получила нового названия, в виде Революционной или имени кого-либо видного участника тех самых событий. Осталась она, как и была Песочной. Номера домов тоже не менялись, поскольку в этом нужды уж точно не было. Восьмой остался восьмым, а рядом с ним стоял все тот же шестой, который был практически однояйцевым близнецом восьмого. Да и построены они были одним и тем же купцом Васильковым и одним и тем же подрядчиком по фамилии Скупихвостов, который несмотря на свою странную фамилию, был, несомненно, человеком талантливым и, вероятнее всего, ответственным. Поскольку дома получились на славу, что внешне, что и внутренне. Только вот было это слишком давно.

Васильков исчез бесследно в годы революционных потрясений. Остались многочисленные родственники. Два родных и взрослых сына, с женами и детьми. Жена Ирина Карповна, впридачу к ней теща Серафима Сергеевна, которой к тому времени уже исполнилось девяносто лет. Братья, сестры, племянники — вот только сам Васильков Петр Андреевич исчез. Растворился, так как будто его никогда и не было. Утром был. В обед видели. И вроде жив, и вроде здоров, в свои полные семьдесят лет, и год девятнадцатый тогда подошел к своему завершению. А вечером не появился к ужину и всё. Впрочем, данное отступление ни к восьмому дому, ни к шестому дому, особого отношения не имеет, так для справки.

Хотя Петра Андреевича, что естественно искали. И даже участвовали в этом товарищи из чрезвычайной комиссии. Они же на полном серьезе уверяли: что отношения к пропаже Василькова не имеют. Пришлось сыновьям поверить. Только Петра Андреевича так и не нашли.

А вот Скупихвостов в те дни никуда не пропадал. Был он значительно моложе Петра Андреевича и еще почти двадцать лет прожил на самой центральной городской улице, в красивом каменном доме, возле которого вечером ярко горели два фонаря уличного освещения. За это время он состарился. Возрастом догнал давно пропавшего купца Василькова. Осенью тридцать седьмого года ему тоже стукнуло семьдесят и после он пропал, уподобившись Петру Андреевичу. Только вот направление его исчезновения не стало тайной для родных. Было оно довольно избитым клише, и совсем неудивительно, что никто этому особо не удивлялся, а лишь вздыхал и шептал недобрым тоном, но в сторонке, но более тайком. И зачем иначе? Посторонним с глаз долой, да и забыли. А свои поплакали, попричитали, успокоились, да и много ли их тогда было? Честно не знаю. Для меня эта история на этом и закончилась, а впрочем, что же с домом, имеющим порядковый номер шесть.

Простоял он долго. Как уже понятно, с избытком пережил первого хозяина. Следом не заметил исчезновения своего архитектора. Да и тех, кто приложил к возведению дома свои руки, пережил, без всякого сомнения. Одних быстро, других значительно позже, но пережил точно. Потому что в конце восьмидесятых годов, когда его внутреннее убранство покинули люди, он стоял, не покосившись и нисколько не осев. Просто готовился к заслуженной реставрации, которой так и не случилось. Но в те дни, когда я с ним познакомился, он еще сохранял оконные рамы, большинство стекол, межкомнатных дверей, полов, свою единственную лестницу. Наверное, еще надеялся на обещанную реставрацию, и может, не знал о том, что подобные надежды тщетны, так как было в это время не до этого и куда более важные проблемы игнорировались новой властью без особых сожалений, несмотря на многочисленные обещания.

Естественно, что время потихоньку делало своё дело. Неумолимо ветшал дом, терял с годами выработанную гордость, с ней испарялась его внешняя стать, и хотя не нарушалась геометрия, что-то незримое всё больше обволакивало строение паутиной безысходности. Трудно это объяснить, куда легче почувствовать, стоя напротив. Сливаясь с холодным ветром, который безнаказанно гулял по комнатам, влетая в одни пустые проемы окон, вылетая через другие. Поднимая пыль и создавая гулкое свистящее эхо своего движения. Еще запах. Его тоже нужно ощутить. Нет, я не о запахе пристанища бродяг, который тоже имел место на первом этаже. Я о запахе старости, о запахе нежилого. Того, что точно знает, — жизнь сюда не вернется. Никогда не вернется, и остается лишь дождаться, когда пробьет неминуемый час исхода. Тогда возле дома появятся люди, с ними будет техника, голоса, смех. Но через несколько дней не станет самого дома.

Но пока он еще стоял. Вызывая у граждан много вопросов. Почему не реставрируют? Почему медлят со сносом строения, если не имеет он исторической ценности? Ответа, лежащего на поверхности, не было. Его нужно было искать, нужно было обратиться в администрацию. Но ясно, что праздное любопытство никогда не идёт далее самого любопытства, и вопрос, как правило, умирает, не дождавшись ответа, спустя десять метров в сторону. Поэтому всё оставалось на своих местах. Продолжал стоять брошенный дом, продолжал свистеть ветер. Всё более накапливалась ветхость, всё меньше оставалось половых досок и всё большее количество мусора скапливалось внутри, хотя вроде никто специально туда его не выкидывал.

Виталий был уверен, что видел Афанасия до того, как они познакомились. Было это в тот год, когда они с маменькой Ириной Федоровной переехали на новое место жительство, и соседний дом сразу бросился Виталию в глаза. Он просто притягивал к себе всё возможное внимание, не выходил из головы, и уже на третью ночь приснился Виталию во сне. Выглядел он во время сновидения так же, как и в натуральном виде. Был кошмарно старым. Отсутствовали входные двери, не было в окнах ни одного стекла, а передвигаться внутри было и вовсе опасно. Окрестные жители поживились многими рамами, досками, брусками, которые пошли на обогрев их скудных домишек, которые располагались на соседней улице. Виталий лично видел неприятного мужика с черной курчавой бородой, который страстно, не обращая ни на кого внимания, вытаскивал доски, что-то напевая себе под нос. Виталий тогда сделал ему замечание и даже пригрозил, что позовет людей. Но мужик лишь рассмеялся, странно улыбнулся и еще более загадочно произнес.

— Так нет никого, кого ты позовешь.

Виталий обернулся, и действительно, вокруг было совершенно пусто. Лишь низкие тучи, лишь холодный ветер, а рядом с ним только этот мужик с черной кучерявой бородой, да брошенный страшный дом. Виталий развернулся, побежал. А когда остановился, то мужика не было. Оставался дом, но и он от чего-то показался более приветливым.

Еще была кособокая лестница, по которой с большой осторожностью, но можно было подняться на второй этаж. Еще кругом валялся мусор. Много бутылок и пакетов, пачки из-под сигарет, засохшие человеческие экскременты. Зачем говорить об обычной грязи и пыли, о разбитом стекле? Что вспоминать об постоянно мелькающих возле бывшего дома купца Василькова бродягах? И зачем было слушать маменьку Ирину Федоровну, которая говорила откровенную чушь: дом будут реставрировать, он отлично сохранился, выглядит почти новым, и поэтому не стоит там шататься. Наверное, маменька не могла хорошо рассмотреть, как выглядит дом. Да и остальные тоже не могли этого сделать, потому, что странным образом с маменькой соглашались. А от чего так? Об этом Виталий старался не задумываться. Если они все хотят видеть дом иным, то пусть видят. Зачем обманывать его Виталия, вот это не совсем понятно. Хотя стоит ли об этом особо. Виталий, сопоставляя свои ощущения, как-то быстро решил: не стоит.

Правда, нужно признаться, что имелось во всем этом непонятном разнообразии еще одна важная особенность. Не совсем понятная Виталию, она распространялась по всем близлежащим окрестностям нехорошим слухом, вслед за которым рождались домыслы, а за ними, как и полагается, появлялись легенды.

Когда на улице опускалась темнота, когда затихала и без того спокойная проезжая часть, а вместе с ней исчезали человеческие голоса, то дом номер шесть погружался в только ему известную дрему. Это начинали чувствовать все, и тогда никто из местных, и даже малость осведомленных бродяг, не посещали дома с номером шесть.

Были тени, были слухи. Никого вроде не убили, но и без этого было не по себе, и что-то навязчиво передавалось людям. Они же делали свои выводы, распространяли их дальше, и через какое-то время только незнающий, совершенно чужой человек, мог отважиться обследовать руины былой жизни в бывшем доме купца Василькова. Естественно, что всё это доходило до Виталия, и не один раз он хотел спросить обо всем этом у Афанасия, еще о том, что он тогда делал в доме номер шесть, когда Виталий в первый раз увидел его. Только было это несколько позже, а до этого Виталий много раз выслушивал предупреждения маменьки Ирины Федоровны: ходить в брошенный дом опасно, оттуда можно и не вернуться. Виталий каждый раз утвердительно кивал головой, но маменьке не верил. И может она бы и не настаивала на своих нотациях, если бы однажды не поймала Виталия за не самым пристойным занятием, в этом самом доме. История эта была для Виталия совсем уж неприятной, и она не была связана с призраками или прочими суевериями. Всё было куда проще, и затем было очень стыдно слушать маменьку, которая неожиданно или намерено, застукала Виталия за самым банальным подглядыванием.

Дело в том, что в то время Виталий еще не имел половой связи с особами противоположного пола. Не имел её он и далее, пока жива была маменька. Только после смерти маменьки, Галина живущая этажом выше, то ли подарила Виталию неизведанное до этого наслаждение, то ли просто совратила неискушенного Виталия, чтобы впоследствии спокойно пропивать его и без того небольшую пенсию, по состоянию здоровья.

А тогда еще нет. Да и не было это дело чем-то постоянным. Просто случалось, и внезапно подкарауленная удача была сильным удовольствием, от которого невозможно было отказаться. В общем, через бывшую парадную дверь (была еще со стороны двора) иногда заходили люди, чтобы естественным образом справить малую нужду. Чаще это были мужчины, но иногда появлялись и женщины. Редко были они по одной, как правило, по двое, даже трое. Старательно они оглядывались во все возможные стороны, иногда смеялись, иногда громко разговаривали, но никогда не видели Виталия. Принимали естественную позу, приподняв платья или юбки. Освобождались от нижнего белья, а Виталий в это время находился в соседнем помещении и даже не в нем самом, а в необычном углублении, которое раньше было то ли подполом, то ли подвалом. Зато видно было ему всё очень уж хорошо, поскольку его глаза находились на одном уровне с тем, что и хотел страстно лицезреть Виталий. Ни одна из женщин его не заметила, ни одна его даже не почувствовала.

Он же больше всего на свете боялся братьев Дурадиловых, а поймала его собственная маменька. Еще хорошо, что в тот самый момент маменька дождалась, пока справят свою естественную нужды две пьяные бабёнки, и только затем состоялся этот постыдный разговор. Точнее, в большей степени, монолог, который озвучивала маменька, а Виталий и сегодня хорошо помнил почти каждое ею произнесенное слово. Помнил, что клялся больше здесь не бывать, и еще лучше запомнил, что после такого конфуза нужно быть осторожнее. И теперь уже не сидел возле заброшенного дома, но когда удача сама шла к нему в руки, то не мог удержаться. Затем еще более жёстко каялся, но маменька его больше не ловила. Может, поверила ему на слово, а может, просто смирилась с извращенным желанием сыночка, которое исходило из вполне нормальной, но по многим факторам нереализованной потребности противоположного пола.

— Гирляйн! Гирляйн! Гирляйн! Сучий потрох, чего опять там лазаешь! — кричал Дурадилов младший, сильно пугая Виталия.

Хорошо, что он еще не знал, для чего Виталий (он же Гирляйн — это его фамилия) там лазил. Тому просто не нравилось, что Виталий часто попадается на глаза, а так как братья Дурадиловы жили в доме напротив (небольшой, куда более скромный, хоть и в два этажа дом, внутри двора), и все время сидели на лавочке, возле своего деревянного гаража, в изрядном алкогольном опьянении, то Виталий частенько и попадался в их поле зрения. Слава богу, что они его не трогали, и лишь один раз Дурадилов старший, который затем самым непостижимым образом стал помощником депутата с польской фамилией Ворованский, всадил Виталию в задницу сильный пинок. Случилось это, когда Виталий сам не заметил Дурадилова, идущего следом на узкой тропинке, образованной в условиях недельного снегопада. Виталий отлетел в сторону, лицо оказалось в снегу. Кажется, долго от обиды текли из глаз слезы, а Дурадилов старший, еще не подозревая о карьере помощника депутата Ворованского, и сильно воняя выпитым самопалом, проследовал по снежной тропинке далее, держа курс в квартиру сестер Галины и Тони, чтобы получить доступное удовлетворение, которого тогда еще не имел Виталий, да и Галина в те дни не обращала на него никакого внимания. Все будет несколько позже, впрочем, мы вновь достаточно отвлеклись…

…Виталий слышал, что в дальней от него стороне здания кто-то ходит. Сразу представился бродяга, врасплох застигнутый наступившей ночью. Не имея иного пристанища, решил он устроиться здесь на ночлег, — и вот сейчас почти бесшумно появится он Виталий. Без всякого сомнения, сильно испугает нечаянного незнакомца, а затем зловещим голосом попытается объяснить ему, что лучше покинуть этот дом. Тот, конечно, не согласится, поняв: Виталий для него опасности не представляет. Виталий спокойно уйдет и будет на улице ожидать, когда бродяга по собственной воле вылетит из дома. С вылупленными глазами бросится наутек, а Виталий, слегка затаив дыхание, вновь войдет в дом, чтобы в очередной раз там не обнаружить чего-то, что могло до смерти напугать несчастного бедолагу.

Это была игра с порядковым номером два. Первая со справляющими малую нужду женщинами была значительно интереснее, но и вторая Виталию нравилась.

Только задуманного не случилось.

Виталий, не используя какую-либо подсветку, оказался в непосредственной близости от предполагаемого бродяги. Заглянул за угол, — и готов был сам выскочить из дома, сшибая на своем пути любые препятствия, как до него это делали те самые незадачливые посетители. Чего он так испугался? Пройдет совсем немного времени, и Виталий не сможет дать на это какой-то вразумительный ответ, но в тот момент что-то нечеловеческое схватило его изнутри, сильно сдавило и пыталось во что бы не стало задушить. Хотя его туманному взору открылся всего лишь человек, точнее, что-то более похожее на силуэт, облаченный в одежду явно несоответствующую дню сегодняшнему. Но главное глаза, именно они душили Виталия. Они сделали его неподвижным, они же давали ему очевидный сигнал — бежать. Бежать на все четыре стороны одновременно, забыв обо всем на свете, включая братьев Дурадиловых и даже собственную маменьку Ирину Федоровну.

Но неподвижность взяла верх. Виталий бежал лишь мысленно, а страшный человек смотрел на него с расстояния пары метров. Желудок Виталия обрел пристанище рядом с мочевым пузырем, сделав неподвижность еще более основательной. Появилась противная капля пота на лбу. После этого незнакомец, все же мало похожий на человека, произнес всего лишь одну фразу, которая запомнилась Виталию на всю оставшуюся жизнь.

— А это ты.

Получалось, что этот монстр непросто знал Виталия, а, без всякого сомнения, принимал его за своего, но почти своего…

…Виталий тогда ничего не ответил. Он просто не мог. Язык подвел его, последовав примеру желудка, да и насколько всё это было реально, до конца в голове не укладывалось. Но в тот миг Виталий ждал от нечаянного визави каких-либо действий, но тот ничего не сделав, вышел в соседнею комнату, которая была тупиковой (Виталий хорошо знал об этом), и после этого пространство мгновенно прострелила тишина. В ней Виталий провел пять минут, никак не меньше, и только после этого, почувствовав возвращение желудка на место и очевидную реанимацию языка, Виталий решил заглянуть в ту комнату, где скрылся человек-тень. Как нетрудно догадаться, там никого не было.

…Затем прошло еще какое-то время. Сменились, обычным образом, и кажется не один раз времена года. Так же стоял брошенный дом, так же гудел в его внутренностях холодный ветер. Никуда не делись любимые развлечения Виталия. На своем месте остались его размышления: что и здесь когда-то была самая обычная жизнь, может куда более нормальная, чем у него. Но ко всему этому как-то незримо и уже основательно добавилось то странное воспоминание, в котором был, и не был тот мрачный субъект, произнесший еще более таинственную фразу: — А это ты, которая ко всему нехорошему и несправедливому, часто проявлялась в совершенно мирных сновидениях Виталия, где Виталий не мог ничего произнести, не мог сдвинуться с места, а незнакомец еще пристальнее смотрел на него и иногда менял своё изречение, и оно, незначительно дополнившись, звучало: — А это ты, снова здесь. Лишние слова врезались в голову. Виталий уже и сам хотел стать неодушевленным предметом, и было совсем неважно, что чаще всего человек-тень заставал Виталия в самый интересный момент, когда женщина с объемной грудью и такими же крупными бедрами, приподняв вверх легкое летнее платье, медленно снимала тонкие, почти невесомые, трусики. И хорошо, что это был лишь сон, что этого не было в действительности, а вместо страшного субъекта была лишь маменька Ирина Федоровна, и так ничего не узнавшие братья Дурадиловы.

Весной, в её первый месяц, бывают удивительно теплые дни. Конечно, подобное происходит, по большей части, в самом конце первого месяца календарно пришедшей весны, и что совершенно естественно, случается чудесное тепло, по давно заведённому обычаю, в дневные часы, когда над головой ярко светит солнце, отсутствует любая мысль о непогоде. Да и морозный вечер в такие моменты уже не имеет возможности никого испугать, он слабеет, он становится мягким, а иногда и вовсе забывает о том, что ему положено поддерживать уходящую зиму, охранять её спешащие к закату арьергарды. От этого вечер можно спутать с днем, и пусть нельзя увидеть солнца, зато как освежает пьянящая чистота недвижимой прохлады. Навылет стреляют с высоты бездонного неба, еще по-прежнему холодные звезды, но это не мешает отчетливо ощущать, что стоит подпрыгнуть и ты в один миг прикоснешься к самой низкой из них. А значит, не зря ровно и сильно стучит сердце, не зря расширились легкие, но и в таком состоянии они не в силах вместить в себя весь необходимый объем вечерней безмятежности — очень тихой, очень статной, но совсем неодинокой, а потому теплым и особенно своим выглядит почерневший снег. Совсем не страшит тонкий и ненадежный лёд, успевший затянуть дневные проталины, которые лишь на какое-то время сдались слабеющему дыханию зимы, а мысль о том, что не всё кончено, остается лишь мыслью. И пусть совсем скоро налетит сильная метель, ослепит собою всё вокруг, побесится, потешится, позлится и обреченно уберется восвояси. Снова солнце переборет тусклость, и снова днем закапает, знакомая с детства, капель. Быстро пропадет наледь, в один миг вернутся лужи, еще больше размякнет, осядет снег. А затем наступит еще один вечер и будет он, как две капли воды похож на тот, в котором ты уже был. Стоял и думал о чем-то далеком, не имеющим отношения ни к времени года, ни к свету неожиданно низко опустившихся звезд. А может было всё наоборот. И не было у тебя никаких мыслей помимо этого вечера. Не волновали тебя веселые или скучные обстоятельства, а был только этот момент, в нём ты, всецело поглощенный ощущением самого себя под куполом вечернего неба, чистого воздуха. И перед тобою сейчас склонилась, замерла вся красота и очарование вступившей в свои права, еще ранней, но всё же трогательно целующей тебя, весны…

…Наверное, что-то подобное ощущал и Виталий, стоя в полном одиночестве возле брошенного дома с номером шесть. Видимо, в какой-то момент, всё же остановилось время, и неизвестно о чём думал Виталий, но абсолютно точно, что он не почувствовал, не заметил, как рядом с ним оказался человек, а когда оцепенение все же пропустило через себя импульс чужого движения, то Виталий застыл, не веря своим глазам. Они видели копию его самого, точную от и до. Без помощи предмета именуемого в народе зеркалом.

Часть третья.

Две семьи, сны, реальность, воспоминания.

Неудивительно, что мне потребовалось больше недели, чтобы привести в порядок, упорядочить те не совсем обычные рассказы, которые мы услышали от наших новых знакомых, как по отдельности, так и всех вместе. Хотя именно совместная процедура обсуждения ничего толкового не дала совсем. Наши гости не просто стеснялись друг друга. Они ревновали, они не хотели говорить чего-то лишнего, да и просто терялись. От того картина не складывалась. Напротив более усложнялась, и не могли нам помочь вопросы, которые очень умело и обстоятельно задавал Сергей Владимирович. Тогда и было решено говорить по отдельности, а уже потом мне предстояло попробовать составить из этого цельную палитру, причем хотелось не упустить ни одной детали. Самым необычным, почти непостижимым было то, что всем им было суждено оказаться вместе. Сделать это намного позже тех событий, которые и были основой всего. Что говорить о том, что они не могли воспринять всё это в нормальной реальности. Не могло подобное уместиться в их головах. Что угодно, пусть будет совпадение, пусть случайность. Но только не злой умысел, не предначертание чужой, совсем недоброй силы. Да и опасность, не выглядела близкой, терялась в предчувствиях, суевериях, странных ощущениях. Конечно, пролазила внутрь теми самыми воспоминаниями, но не более, поэтому и было нам трудно найти общую почву под ногами, от того, как бы ужасно это не звучало, нам был необходим следующий ход со стороны, так называемых, одинаковых людей. Только все же вернемся к Анне и Виктору, Варваре и Алексею, ко всему, что связывало их, к тому, что их разъединяло…

…Виктор видел страшный сон. Никаких монстров, кровавых сцен, мистических, темных призраков в нем не было. Напротив была обычная обстановка, были знакомые лица. Только находились они, и он с ними, на совершенно чужой, незнакомой территории, которая самым непостижимым образом старалась проникнуть в сознание Виктора, одной единственной мыслью: всё не чужое, а наоборот, всё это твоё, всё это принадлежит тебе, твоей семье.

Неказистый домик, окрашенный темно синим. Два окна, с белыми наличниками и рамами. Темный и старый шифер сверху. Скрипучая калитка, которая никак не хотела садиться на свое место. Выше пасмурное небо, и тучи всей своей тяжестью согнувшие к земле две невысокие черемухи.

Грязь на их листьях запомнилась Виктору особо отчетливо, а в соседней ограде без перерыва тявкала маленькая собачонка. Близко была дорога, по ней на большой скорости пролетали автомобили. И если бы Виктор сам себе выбирал жилье, то он никогда бы не купил этот домишко. Начавшись с описания, первая часть сна закончилась выводом, который был лишь вступлением, а страшное случилось позже.

Внутри незнакомый домик оказался на удивление просторным. Кажется, в несколько раз, может и больше, потому что помещения уходили куда-то вглубь, превращались в две очень просторные комнаты с множеством мебели в виде стеллажей. Горел тусклый свет, и кто-то разделил первую комнату на две части. Хотя перегородки не было, отсутствовала и какая-либо ширма. Только в голове Виктора обозначилась тонкая красная линия, она делила комнату, за ней находился голос Анны, а в нем было что-то не то, что-то непривычное, что и позвало за собой самую первую мысль Виктора — тревожную, но непреодолимую, и Виктор двинулся навстречу голосу любимой женщины. Сердце с каждым шагом стучало сильнее. Предвкушение уже наполнилось страхом, а голос Анны уже звенел приятными нотками, в нем была кокетливая распущенность, в нем чувствовалась незнакомая Виктору игра. Следующие два шага ничего не изменили, зато, когда перед Виктором оказались две небольшие ступеньки вниз, он услышал мужской голос.

— Зачем ты продолжаешь меня мучить?

Низкий, но приятно мягкий баритон не скрывая желания, заигрывал с Анной. Она же отвечала взаимностью, она поддерживала тональность. И в этот момент Виктор понял, что погружается в пространство самого страшного в своей жизни кошмара — без монстров, без мертвецов, без крови, без падения с высоты, а всего лишь с изменой Анны, всего лишь с тем, что она может быть с другим, может любить другого.

— Мы же Сережа обо всем договорились — смеялась Анна.

По слуху Виктора сильно резануло чужое имя, он еще не видел их, а голос Анны продолжил.

— Не злись, ты же знаешь, что я с тобой и ни с кем больше.

Виктор, плохо ощущая себя, сделал еще два маленьких шажочка вперед. Теперь он мог видеть Анну. Она стояла, прижав к себе какую-то тряпку, или, что, скорее всего, это была тонкая кофточка. Одета Аня была в темное платье, её волосы, изменив привычному, тоже имели темный оттенок. Слегка коричневатый, малость переливающийся от падающего света, а может это сверкали серьги. Незнакомые, которых Виктор не видел у своей жены, также как и эти туфли на высоком каблуке. Но насколько всё это шло Анне, как сильно подчеркивало её красоту, делало стройнее, кратно привлекательнее, что у Виктора начала кружиться голова, что-то замелькало в глазах. А возле Анны был мужчина среднего роста. Он был моложе Виктора. Десять лет, никак не меньше лежало между ними. Может от этого глаза незнакомца так вожделенно блестели. Может от того они обладали женой Виктора прямо сейчас, не замечая ничего вокруг ни самого Виктора, ни этого отвратительного полумрака, который сгущался всё сильнее и сильнее.

— Аня я очень сильно соскучился, разве ты не помнишь об этом. Вспомни, сколько минуло лет, и всё это время я ждал. Бесконечность пустое слово по сравнению с моими мучениями. Пожалуйста, прекрати меня изводить. Не прогоняй прочь нашу счастливую возможность быть близко вновь, не делай этого, не откладывай даже на один вечер.

— Сергей не надо. Я прошу тебя. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, один вечер пролетит быстро, очень быстро. И я вновь буду твоей, всё будет так, как ты захочешь.

— Ты же знаешь, у меня нет никакого терпения. Больше уже нет, невыносима эта пытка, Аня.

Голос того, кого Анна называла Сергеем, звучал жалобно, слишком откровенно. Виктор в одно мгновение почувствовал противный привкус во рту, но Анне, похоже, эти слова сильно нравились. Она тихо кокетливо рассмеялась, затем томно, глубоко произнесла, сделав шаг навстречу Сергею.

— Потерпи, всего один день.

Теперь их разделяли считанные сантиметры, а в следующую секунду Сергей сильно прижал Аню к себе. Жадно сплелись их горячие, вожделенные губы. Он прижимал её все сильнее, стараясь превратить страстный поцелуй во что-то куда большее, но на счастье Виктора, Анна неожиданно отстранила от себя Сергея. Сделала она это без всякого раздражения, напротив, игриво, дразня его, выталкивая за последний барьер, за тонкую ниточку. Он же с трудом дышал, он не мог и не хотел скрыть бушующего желания, и если бы она сделала хоть один жест, если бы произнесла хоть одно слово, то он бы тут же начал срывать с себя одежду, а спустя пару секунд не пожалел бы и её стильного одеяния.

Виктор наконец-то сумел открыть рот. Громко насколько мог, выкрикнул имя жены, но не услышал собственного голоса. Попытался снова, и вновь повторилось то же самое. Крик оставался внутри него, не находя выхода наружу. Тогда Виктор смело двинулся вперед, но и здесь его ждало разочарование. Анна и Сергей удалились от него ровно на то расстояние, которое он преодолел. Виктор попробовал еще раз, но все повторилось вновь, и тогда Виктор сквозь сон ощутил, что ему необходимо проснуться. Только сделать этого он не мог, а еще через мгновение он переместился в другое место, где сильно шумели станки, пахло свежей древесиной. Теперь он видел своего старого друга Андрея, тот смеялся каким-то идиотическим смехом, неотрывно смотрел на Виктора и при этом крутил с бешеной скоростью колесо, которое находилось с правого бока станка. Виктор же пытался подойти к другу ближе, он сам того не понимая, хотел рассказать другу о своём. Тот не слышал, продолжал крутить колесо, и Виктор перешел на крик.

— Моя жена мне изменяет. Она любит другого человека. Я не хочу в это верить, но я только что видел её с ним.

Только Андрей не слышал. Всё сильнее крутилось колесо. Через несколько секунд оно начало увеличиваться в размере, заполнило весь объем сна, и только после этого Виктор проснулся, ощущая сильное сердцебиение.

Старый будильник, звенящий противным треском, еще не сработал, хотя был поставлен всего на один час вперед, а это означало, что Виктор проспал совсем немного. Оборудование работало в обычном режиме, сигнализационные табло показывали полный порядок, но Виктору было не до этого. Даже если бы он очнулся от громкого сигнала «авария», то исправляя ситуацию, он бы все равно думал только о своём странном и неожиданном сне.

Аварии не было, и Виктор лишь поменял своё местонахождение, заменив самодельный топчан на рабочее кресло за столом, затем закурил, понимая, что не может просто так выкинуть из головы обыкновенное сновидение. Но раз за разом старался сделать именно это, только не шло, что-то не связывалось. Новое резало на части голову, до этого ведь не было ничего подобного. Но откуда, но почему? Как всё это стало возможным? Почему он верит в это, может просто бред, может какой-то скрытый страх, взял и вылез наружу. Сделал своё дело, не спросив разрешения, но тогда от чего так сильно сжимается внутри и доказывает: что нет, всё не просто так, а напротив, первый шаг, зацепка к новому, только обозначившемуся.

Дальше Виктор напрасно напрягал память, пытаясь добиться того, чего не было на самом деле. Когда он видел что-то странное в поведении своей жены? Когда он мог задуматься, но сделал этого? Ничего не приходило в голову, лишь тикал на столе старенький будильник, да, сильно, привычно гудело за дверью.

«Нет смысла себя накручивать. Это всего лишь сон и не более этого». А время на круглом циферблате подошло к шести утра.

И зимнее утро никогда не торопится расстаться с ночью. От этого темнота за большим окном виделась совсем непроглядной. На потолке, чуточку мигая, горела большая люминесцентная лампа, а Аня выглядела совершенно другой, нечаянно увиденной со стороны, благодаря этому куда более привлекательной. И пусть у неё никогда не было такого роскошного платья, пусть вымышленными казались соблазнительные серьги, с их безумным блеском. Но Виктору хотелось представлять её такой, несмотря на то, что кошмарный сон незаметно, но уверенно смешался с темнотой за окном. Вместе с ним исчез образ незнакомого соперника, пропал его возбужденный голос — осталась Аня. Стрелки же отмотали еще один круг, за ним еще один круг, и холодный воздух улицы окончательно похоронил не самый хороший временной отрезок.

Была остановка общественного транспорта, еще на прежнем месте какое-то время оставалась новая Аня, пока грязный автобус с номером семь ни отворил перед Виктором своё неприглядное нутро. Хорошо, что там имелись свободные места. Хуже, что быстро начали мерзнуть ноги, и очень медленно менялись привычные окрестности.

Через сорок минут Виктор оказался в своей квартире. Быстро разделся и, изменив многолетней привычке, первым делом оказаться на кухне, прошёл в спальню. Анна спала, почти так же, как он мысленно предполагал: на правом боку с распущенными волосами, с наполовину потерянным одеялом, так что оголенным было левое плечо, а на нем виднелась тонкая кремовая полоска её ночной рубашки.

Теперь можно было выдохнуть свободнее, но тут же поймать себя на мысли, что если он Виктор хотел увидеть в постели с женой того самого мужчину из сна, то это будет, по меньшей мере, глупо, а если копнуть глубже, то полным идиотизмом, но мыслям трудно запретить реагировать на образы и ассоциации. Тогда лучше их отогнать, и Виктор через полминуты оказался на кухне, где тут же загудел чайник с голубоватой подсветкой, зашумела микроволновка с тарелкой куриного супа. Сам же Виктор уставился в окно, хотя там не было ничего интересного. Микроволновка звякнула. Виктор обернулся и увидел входящую на кухню Анну.

— Доброе утро, давно пришел, — сказала она.

— Нет, только что — ответил Виктор.

— Что-то не так? — спросила Анна, с некоторым недоумением наблюдая за странным и чересчур внимательным выражением на лице мужа.

— Нормально всё, с чего ты взяла — неуверенно произнес Виктор.

— Взгляд у тебя какой-то не такой. Не помню, чтобы ты так на меня смотрел в последнее время — Анна постаралась улыбнуться, подошла ближе к Виктору, который по-прежнему стоял с кружкой чая в руках.

— Не замечаешь меня, что здесь еще сказать — Виктор намеренно изобразил что-то издалека похожее на обиду, а на самом деле больше похожее на заигрывание.

— Правда? У меня совсем иное мнение — Аня своим тоном подыграла Виктору.

Она была одета в шелковый халат. Хорошо, забыв о стеснительности, выделялась, натягивая ткань, привлекательная грудь. Распущенные, светлые волосы спадали ниже плеч. Красивые серые глаза смотрели на Виктора, не скрывая откровенной нежности, и их взгляды пересеклись. Анна приблизилась к Виктору на расстояние одного короткого вдоха. Он сразу почувствовал исходящее от неё манящее, обольстительное тепло, которое неудержимым желанием окружало всю её стройную фигуру. Виктор не удержался, он прижал Анну к себе. Начал искать её губы, но она притворно сопротивлялась.

— Ты чего, что с тобой?

— Соскучился по тебе — чуть слышно прошептал Виктор.

— Правда? — игриво произнесла Анна.

— Очень сильно, прям нет терпения — уже громче произнес Виктор, а у самого в голове мгновенно всплыли слова Анны, обращенные не к нему, но совсем недавно «потерпи, еще один день».

Хорошо, что сон оставался в поглотившей его ночной мгле. Находился где-то высоко, наверное, блуждал между большим количеством холодных и далеких отсюда звезд. Может был ближе, но помешать точно не мог, потому что близкая и очень теплая Анна произнесла томно вздохнув.

— Не ожидала от тебя, с утра пораньше.

Виктор ничего не произнес. Он вновь прижал Анну к себе и на этот раз их губы быстро нашли друг друга. Руки не уступали губам, дыхание участилось.

— Пойдем в спальню — прошептала Анна.

Виктор же её испугал, неожиданно приподняв, а через секунду она оказалась у него на руках.

— Десять лет такого не было, что с тобой всё же случилось — ласково шептала Анна Виктору на ушко, пока он вместе с ней преодолевал такое нестерпимое расстояние до их общей кровати.

В одно мгновение испарился халат Анны, где-то рядом с ним нашли себе пристанище её трусики. Чуть в стороне, но недалеко можно было увидеть наспех брошенные вещи Виктора, и самую малость скрипела кровать, хотя они в эту секунду лишь продолжили прерванный поцелуй. Который, поддавшись их страсти, впитал в себя всё чары сексуальной обнаженности, он же сократил до неприличия прелюдию, но они не стали этому противиться, и через пару минут Виктор и Аня слились в одно целое. Вот тогда сильнее заскрипела кровать, ей помогал обоюдный стон, но время не спешило закончить блаженство быстро, от этого с каждой секундой повышалась температура, от этого были неразличимы слова, которые пыталась шептать Аня, уже сейчас чувствуя, что такого не было давно, может всё те же десять лет, с того дня, когда Виктор так же, как и сегодня, не имея сил сдержать бурлящее желание, поднимал её на руки. А страсть устремилась к финалу напролом, за этим пропало ощущение реальности, а когда усилия достигли вершины, то реальность вернулась, но была она робкая, по-настоящему счастливая, хоть и лишенная всякой стеснительности.

Они еще долго лежали обнаженные, иногда смотрели друг другу в глаза, но при этом молчали, боясь спугнуть посетившее их счастливое откровение.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.