Бесплатный фрагмент - Вовкино лето

Вовкино лето

Книга посвящается моей семье

С доброй памятью о любимых бабушках Татьяне Игнатьевне и Марии Игнатьевне, и дедушке Григорию Ивановичу

Совсем взрослый

Вовка родился в деревне. Маленькой сибирской деревне, где петухи вместо будильника в шесть утра дружно кричат свое «кукареку»; где стадо коров ещё на рассвете отправляется на пастбище и на вечерней зорьке возвращается домой; где до самого горизонта простираются поля с пшеницей, гречихой и клонятся к солнцу большие головы ярко-жёлтых подсолнухов. Где бабушка и дедушка, а в доме пахнет свежим хлебом и ароматным борщом.

Но когда Вовке исполнилось четыре, а его старшей сестре Наташке шесть, их родители переехали в город, в поисках лучшей жизни. Городская суета, горячий воздух, пропитанный выхлопными газами и раскаленный асфальт — все это не радовало непоседливых детей, которые, в поисках вечных приключений, слонялись по запыленной и скучной улице. Летний городской зной и отсутствие внимания, скукотища и безделие для любознательных брата и сестры были губительны, и поэтому каждое лето родители привозили детей в гости к бабушке и дедушке в деревню, которая манила своими просторами и свободой.

Вот и сегодня машина медленно проезжала по деревенской дороге, объезжая ямки, и сердце Вовки билось в радостном волнении, а грудь наполнялась непонятным, но таким приятным и сладким вкусом счастья.

— Сейчас подъедем, а дедушка Гриша стоит у калитки. Ждёт. Вот откуда он знает, что мы едем? — все время удивлялась мама.

А дедушка действительно стоял и ждал. Он стоял здесь каждый день в каждую свободную минутку и, оперевшись на большую палку, с которой по утрам выгонял коров в стадо, внимательно вглядывался в даль. Он не знал, когда приедет сын с семьёй, «в июне» — так невестка писала в письме и дедушка стоял там вчера и стоял бы завтра. Он скучал и всегда ждал гостей, независимо от времени года, погоды и самочувствия. Ждал всю осень, всю зиму, весну и прихватил немного лета. Но чудо случилось сегодня, в жаркий июньский день.

— Бабка, бабка! Татьяна! Едут! — кричал он, завидев вдалеке белые жигули.

И грузная женщина, вытирая руки о передник, торопилась к калитке. Теперь их было двое. Бабушка плакала, вытирая слезы кончиком платка, что был повязан на ее голове. Она тоже скучала и ждала, но стоять у калитки не успевала, погруженная с головой в ежедневные заботы. Место у калитки было дедовым козырным и сейчас бабушка бежала на его крик.

— Говорил же тебе, что сегодня приедут, а ты завтра, завтра, — ворчал дед, но бабушка не злилась.

И Вовка с Наташкой, выскочив из машины, бежали навстречу, широко раскинув руки. Дедушка, обнимая внуков, трепал по белобрысым головам.

— Худющие-то какие, — говорила бабушка, осматривая их и крепко прижимая к себе.

Вовка был безумно рад. Деревня была его Родиной и вторым домом. Поцеловав бабушку и дедушку, он, взяв за руку сестру, сразу же бежал здороваться с другой бабушкой. Вышагивая по улице как важный гусак, Вовка деловито кивал в знак приветствия всем соседями, отвечая на их вопросы: «Да, на долго», «Конечно, на все лето».

Родители спустя два дня уезжали, а Вовка с сестрой оставались до конца августа. Вовка уже стал совсем взрослым и осенью собирался идти в первый класс, поэтому ему можно было все: пасти уток, кормить молочком маленького теленка Борьку, чесать поросёнка Ваську за ухом, ездить с дедом на рыбалку и с бабушкой по ягоды. Его день был расписан по минутам. «А как же иначе, — говорила бабушка, — Хозяйство — это дело хлопотное и ответственное». Вовка старался успеть все, ведь ему еще нужно было построить в большой луже мост для гусей, сбегать к соседскому парнишке Женьке, чтобы вместе смастерить из палок и кирпичей машину. Он успевал прокатиться пару-тройку кругов на велосипеде, покачаться на качели и даже часик посмотреть мультики. У него получалось все — ведь он уже совсем вырос. Вот только посчитать цыплят он не мог, уж слишком быстрыми и проворными оказались эти маленькие пестрые комочки, которые они с Наташкой охраняли от рыжего кота и коршуна. Коршуна Вовка правды чуть-чуть побаивался, прячась за Наташкину спину, пока та, махая руками кричала: «А ну, лети отсюда, паршивец». Коршун обижался и улетал, а Наташка начинала считать цыплят и это у нее получалось ловко.

Лето проходило интересно, за важными делами и веселыми играми Вовка не успевал нарадоваться своему отпуску. Но за беззаботными днями, он скрывал в душе одну большую и важную для него проблему, которая казалась неразрешимой — Вовка еще ни разу не был на сенокосе. Дедушка говорил — мал ещё. А спорить с дедом Вовка не решался. Вовке очень уж хотелось ранним утром, когда солнечные лучи еще не начали греть землю со всей силы, а в воздухе витала летняя прохлада, прокатиться с дедом на мотоцикле к дальнему перелеску, где на поляне росла сочная молодая трава. По утрам, выгнав корову на пастбище, дедушка брал в сумочку скромный провиант: два вареных яйца, кусочек хлебушка, сало, свежий огурчик, наливал в бутылку колодезной воды и на своем стареньком мотоцикле, прицепив большую телегу, ехал на сенокос. А Вовка грустил и ждал, заняв дедово место у калитки, когда ровно в полдень дедушка вернется и Вовка будет помогать разгружать вкусно пахнущую траву.

Вовка выбирал среди травы яркие полевые цветочки и дарил бабушке ароматный пестрый букетик. Бабушка ставила цветы в баночку, украдкой вытирала слезы и думала — какое короткое лето.

В тот вечер, Вовка сидя на толстой жердине, как всегда. ждал парного молочка. Наташка приплясывала рядом, с любопытством наблюдая, как бабушка доит корову Зорьку.

— Баб, а скажи деду, пусть завтра меня с собой возьмёт. Я буду помогать, — Вовка умоляюще посмотрел на бабушку.

— Сынок, — отвечала та, — дед говорит, там оводы. И жара невыносимая. Ты устанешь.

— Бабулечка, родненькая, я взрослый уже. Мужик настоящий. Честное-пречестное я ее буду хныкать, — Вовка сложил ладошки лодочкой и поднес перед собой, — умоляю.

— Баб, поверь ему, — вступилась в разговор Наташка, — он даже гусей не испугался, когда мы от бабы Нюры возвращались.

Вовка закивал, но почему-то покраснел. Он вспомнил как они с Наташкой бежали, взявшись за руки. Наташка громко кричала «А-а-а», а он бежал молча. Вовка молчал не потому, что не боялся, а потому, что от страха во рту пересохло и язык прилип к зубам. В тот день он еще долго молчал и искоса поглядывал за ворота. Но об этом сейчас ни слова — это был его секрет.

Бабушка подумала, что -то тихо поворчала, но согласилась поговорить с дедом.

Всю ночь Вовка не спал. Боялся проспать. В темноте ему мерещились гуси, он зажмуривался и не шевелился, но сон, как назло, не шел.

Набравшись смелости, Вовка на цыпочках подошел к окну, держась за стену, чтобы было не так страшно и выглянул на улицу. Луна ярко освещала двор. Вокруг стояла тишина, и только где-то тихонько пел сверчок. Никаких гусей во дворе не было, и Вовка почти смело вернулся в кровать. Успокоившись, он засопел.

Утром Вовка проснулся от тихого шепота на веранде.

— Ты чего, старуха, мал он еще. Будет ныть и мне никакой работы — стараясь чтобы никто, кроме бабушки не услышал, строго говорил дед.

— Один раз можно, — не сдавалась бабушка, — пусть посмотрит и сам потом больше не поедет.

— Пусть одевается, — сказал дед, — Ох, и маята мне будет.

Дед еще немного поворчал, но внука взять согласился.

Вовка с замиранием сердца слушал, чем закончится разговор. Обрадованный, он наспех натянул штаны и рубашку, и, выглянув из комнаты, услышал, как пастух поскакал на лошади, подгоняя коров. Успел — радовался Вовка. Успел. Он влетел вихрем на кухню и плюхнулся на табурет завтракать. Дед ждать не будет. Засунув в рот свежего хлеба, Вовка запил его парным молоком. Готов. Дед выгонял мотоцикл, и Вовка бежал к нему на помощь.

— Ну смотри, малец, захнычешь — пешком домой пойдешь, — предупредил дедушка, усаживая внука в люльку, пристегивая брезентовой накрывашкой.

И Вовка обещал — ни слезинки. Бабушка несла сумочку с едой и кофтенку с кепкой для внука.

Вовка был на седьмом небе от счастья. Всю дорогу он рассматривал поля и березовую рощу, на всякий случай запоминая дорогу. Он был уверен в себе, но чем дальше дедушка отъезжал от деревни, тем уверенность его куда-то улетучивалась.

— Приехали, — дед заглушил мотоцикл на поляне под старой берёзой, — далеко не отходи. Заблудишься, — предупредил он.

Вовка слез с мотоцикла и остолбенел. Такой красоты он ещё не видел: березовая роща, где молодые стройные березки нежно качают листочками, будто играя с легким летним ветерком и бескрайнее зеленое поле, с рассыпанными на нем мелкими цветочками: розовым клевером, белыми ромашками и нежно-голубыми васильками. Он оказался словно в другом мире. Мире простирающегося до горизонта простора, где зелень плавно перетекает в голубое безоблачное небо, где высоко — высоко летают ласточки. Он стоял как завороженный и прислушивался: кузнечики с еле слышным стрекотанием, жаворонки с чудесной песней, и кукушка с пронзительным «ку-ку». Свежий ветерок небрежно обдувал белокурые волосы Вовки, разнося по июньским полям ароматы цветов. Белобокая сорока примостилась на сухую ветку и стала с любопытством рассматривать незваного гостя. Вовке не понравилась эта вредина, нарушающая его покой, и Вовка показал ей язык. Сорока обиделась и улетела. Ну и пусть летит. Вовка улыбнулся и пошел по зелёной траве в поисках цветов для бабушки. Раз цветочек желтенький, два цветочек красненький, три цветочек синенький. Вовка не заметил, как ушел в противоположном направлении от деда. Четыре — ещё синенький. Пять… Из-под ног Вовки что — то выскочило. Большое и ушастое. Вовка от неожиданности сел на попу.

Ух ты! Зайчата! Маленькие, серенькие, с длинными ушками. Они испугались Вовку, сбились в кучку и прижались друг к другу

— Дедушка, — закричал Вовка из травы, — зайцы, зайцы!

— Не шуми, — остерег его дед, — иди тихонько сюда, не распугай малышей.

Вовке было жаль покидать насиженное место, очень уж хотелось взять одного с собой. Он нехотя послушал дедушку и осторожно попятился назад.

— Деда, а давай хоть одного возьмём, ну пожалуйста — уговаривал Вовка.

— Нет. Там их мамка-зайчиха, там их дом. Нельзя губить зайку. Нельзя, — построжился дед и Вовка понял, что заячий домик разрушать не будет.

Он с любопытством наблюдал издалека, как мамка зайчиха заботится о сереньких малышах. Ему очень хотелось показать свою ушастую находку Наташке и бабушке. Вовка думал, что обязательно попросит дедушку взять его с собой ещё раз, его и Наташку.

Домой Вовка возвращался в приподнятом настроении. Он всю дорогу, как сорока, трещал о зайчиках, рассказывая деду какие они миленькие. И дед кивал.

А вечером они с бабушкой рисовали синим карандашом зайчонка и писали письмо маме с папой. Про Вовку — героя, про пушистых жителей лесной опушки, про обидчивую сороку и кукушку, что накуковала Вовке много лет счастливой жизни.

Подарок

День рождение — это особенный день. Особенный и важный. А особенным он является еще и потому, что это день рождение любимой бабушки.

Вовке сильно повезло, ведь бабушек у него было не как у всех обычных детей — две, у него было три бабушки. На одну бабушку больше! А это значит больше любви и сказок на ночь, больше заботы и нежности, больше пирогов и других вкусняшек. Одна бабушка была городская, важная и умная. Она любила учить и жила по правилам. А ещё она жила с ними и Вовка видел ее каждый день. А две другие бабушки жили здесь, в деревне. И по ним он сильно скучал, писал короткие письма, подписывал открытки на праздники и ждал встречи.

Его бабушки были родные сестры: папина мама и его тетка. Ее звали Маруся, но все почему-то называли ее «баба Муха». Она была одинокая, мужа похоронила рано, а детей у нее не было, но она была самая что ни на есть родная и любимая. Самая — самая — других слов Вовка не мог подобрать. Просто «самая лучшая Муха».

Вообще-то у Вовки была ещё одна бабушка, третья сестра родной бабушки Тани и бабы Мухи — баба Нюра. Но Вовка ее побаивался, и вообще это уже другая история.

Все бабушки у Вовки были разные. Полная противоположность друг друга. Таня — грузная женщина с длинной черной косой ниже пояса. Она заплетала волосы, скручивала на голове тяжелую косу и закалывала шпильками. Поверх всегда одевала платок, который менялся в зависимости от дня недели и праздника: в выходные это был светлый платок с бледно розовыми цветочками, на праздник бабушка завязывала зеленый шелковый платок с яркими маками, а в будни — темно бордовый ситцевый. Всю жизнь она работала в колхозе на тракторе и была женщина волевая, все всегда делала сама и помощи не просила, привыкла тащить на своих широких плечах груз забот и житейских проблем.

Бабушка Маруся была ее полной противоположностью — высокая и худая, с короткой стрижкой, и пронзительными голубыми глазами. Вместо платочка, зимой и летом она носила вязаную шапочку с завязочками на шее. Очень мнительная и ранимая, всю жизнь прожив одна, она боялась лишнего звука и шороха. Интеллигентная и образованная, бабушка всю жизнь работала учительницей начальных классов, любила детей, писала в тетрадку загадки и стихи для них, наклеивала в эту тетрадку детские картинки, которые вырезала из журналов. У нее была большая коллекция открыток, которые лежали в картонном чемоданчике, и хранились бережно и аккуратно.

Вовка не знал, и даже никогда не задумывался какую бабушку он любит больше. Он любил обеих. Разные по внешности и характеру, они были настоящими бабушками со своими сказками и пирожками.

И опять же все у них было разное: Танины пирожки — большие, размером с ладошку, сытные и душевные, а Марусины — маленькие, аккуратные, будто купленные в магазине.