Бесплатный фрагмент - Воспоминания Олигофрена

Воспоминания Олигофрена

Эта книга писалась всю жизнь. Публиковалась сначала на ХайВее, затем на Прозе.ру. Но остаётся по-прежнему самым моим незаконченным произведением. И мне не хочется уже ничего в ней переставлять. Номера глав остались от публикации на ХайВее. Но читать её можно с любой страницы. С любой строчки. Это реальные попытки бедного автора извлечь из памяти не останавливаемые мгновения. В ожидании Скорого «Свердловск — Севастополь».

АЛОЕ ПОЛЕ. АММОНАЛ

Аммон — Ал!

А… м-м… Он ал!

Он ал!

Ал!

Ал!

Шашка аммонала — это круглый и длинный как знаменитый китайский фонарик цилиндр, обёрнутый ярко красной, практически алой бумагой. Один такой цилиндр взрывчатого вещества весит сто грамм. Их связывают обычно в пачки — по 5 штук (полкило). Необходимое количество шашек снабжают взрывателем к которому тянется разноцветная пара электрических проводов. Провода на катушке растягиваются на километры.

Чем хорош аммонал? Да тем, что он прекрасно чувствует себя в воде. Опускаем такой цилиндр или связочку в ствол пробуренной скважины — отходим метров на двести и жмём на кнопку взрывателя. По проводам бежит ток, взрыватель даёт искру — всё! Взрыв необходимой силы на необходимой глубине получен. На нужном расстоянии от скважины, где взорван аммонал располагаются наши датчики, которые чутко реагируют на любые сотрясения почвы. К датчикам от точки взрыва приходят разнообразные группы волн. Одни идут прямо к датчику, другие распространяются хитрее, летят вглубь, потом отражаются от чего-то там внизу и летят обратно. Потом люди сидят в камералках — чистых и светлых комнатах, и весь год расшифровывают данные, полученные нами при взрыве. И узнают, что там, в земле находится. То ли нефть, то ли газ. То ли какие другие полезные нам ископаемые… Всё это называется одним коротким словом: геофизика.

Моя мама — инженер геофизик, начальник отряда, испытывающего новое портативное геофизическое оборудование. Я — семнадцатилетний рабочий этого отряда. Моя задача проста: бегать по лесу с красным флагом, алым, как пионерский галстук, алым как свежая — свежая кровь. И отпугивать всех, кто идёт в сторону скважины по лесу. Предупреждать и не пускать. А если кто-то особенно непослушный — криком предупреждать своих подрывников, что взрывать пока нельзя.

Каждое утро наш шестьдесят девятый (Газ-69 — на таких в своё время вся милиция ездила) затаривается на складе тридцатью — пятьюдесятью килограммами аммонала. И мы едем «в поле» на живописные склоны гор в окрестностях поселка Светлый, что в Челябинской области. Красивы склоны Уральских гор. Тучные стада облаков пасутся над отрогами Южного Урала. Березовые рощи сменяются ельничками, ельнички соседствуют с осинниками. И вся эта красотища на фоне обширных пространств, покрытых изумрудной травой.

В конце рабочего дня вся не взорванная взрывчатка должна быть по акту уничтожена.

Тут проблем особых нет — выбираем яму в лесу поглубже, складываем всю эту массу взрывчатки — килограмма два-три, а другой раз и все пять — плотненько на дне и расходимся — подрывники в одну сторону, тщательно осматривая местность, я в противоположную. Взрыв. Тяжёлые комья земли и камни летят на сто-двести метров. В воздухе стоит специфический запах. Этот запах нельзя спутать ни с каким другим запахом на земле. Кто хоть раз ощутил — уже не забывает.

И так вот день за днём — всё лето.

А двадцать шестого августа случилось поразительное.

Оставалось восемнадцать килограмм взрывчатки — то ли взрывы были небольшой мощности, то ли что то поломалось в оборудовании, то ли фотобумага в самописцах закончилась… в общем много её осталось — этой алой мерзости цилиндрической формы.

А мы уже распустились все окончательно: всё нам — мастерам нипочём. Вот и сговорились: весь отряд двинулся к посёлку через лесочки — грибочки собирать. А мы с подрывником и водителем решили так: они отъедут взрывать на километр дальше за поле, а я из ямы рвану к ближайшему лесочку — минуты за три убегу уже далеко, естественно осматривая окрестности. Но яму мы выбрали в центре огромного поля, так что там особенно и осматривать было нечего. Пусто кругом. В общем я внизу в яме принимаю эти алые цилиндрики, укладываю их живописными горками так, чтобы надёжно они сдетонировали. А к каждой связке — своё ответвление проводов разноцветных со взрывателями идёт. В общем они подали мне последние две полукилограммовые пачки и говорят:

— Ну, минут через десять рванём. Успеешь?

— А чего тут успевать? Ещё минутка и полечу! — отвечаю я им радостно.

— Ну мы поехали, — говорят они, — поспешай!

И слышу я — завёлась наша славная извозчица и Генка с Витей убыли разматывая катушку моей судьбы.

За минуту разложил я свои сокровища — целая полянка получилась из алых цилиндриков.

Так вот и увидел я его впервые — Алое поле. Ну и рванулся я из ямы наверх, а один из проводков зацепился за мой кед и запутался вокруг моей ноги. Затянулся.

Тут надо сказать об этих проводочках: взрыв их конечно обрывает только так. Но это взрыв. А руками вы их не разорвете. Там проволочка в несколько жилок идёт, стальная. Не шухры-мухры, как говорится. В общем я начал её распутывать, а сам секундочки считаю. И знаю, что у меня этих секундочек никак не больше четырёхсот — ведь ещё и отбежать надо успеть. Вот где математика школьная мне сгодилась. Вот где таблицу умножения, которую я с тётей Роной учил наизусть да Нине Игнатьевне потом на уроках докладывал пришла ко мне на выручку. И ошибаться нельзя, и считать правильно нужно. Через «и». Это я потом узнал, что «и» входит в состав четырёх самых главных слов планеты. А тогда я только точно знал, что так секундочки правильными получаются. Одну ногу я за двести секунд освободил — смотрю — а на второй два узла! И стал я эти узлы потихоньку снимать — да не снимаются. И тогда стал я взрыватели из шашек рвать и в сторону отбрасывать. А их штук тридцать или сорок. Но я быстро их выдёргиваю. А передо мною только поле алое да изумительной красоты мерзость лежит. Мерзость — она всегда всех красивее. Это я на той алой полянке понял. Когда оставалось по моим подсчетам секунд тридцать — заискрились детонаторы, защелкали. Потом — не знаю как скоро, заурчал моторчик. И слышу я над собой голос мамы. И Генка над ямой стоит. И смеется. Смеётся, потому что это у него шок такой. Вторую ногу мне с помощью ножа минуты три освобождали, да и первая правая вновь запуталась. В общем её тоже вырезать из клубка проводов пришлось. А Алое поле мне с тех пор регулярно снится. Огромное поле — а на нём цветы диковинные — цилиндриками и из них тычинки разноцветных проводков торчат.

Там, на этом поле понял я, что смерть она всегда рядом с нами. Только не успеешь сообразить, что сделать, и она тут как тут. Как я тогда понял, что надо эти детонаторы вырывать — уж и не знаю. Но сработала во мне какая-то странная пружина — и открыла мне движение ведущее к жизни.

А мы все на Алом поле живём. Только мало кто эту истину понимает. Пока сам на то поле не попадёт…

Уже много лет спустя ехали мы по Челябинску в троллейбусе — а я в Челябинске часто бывал, да в центр до той поры не попадал ни разу. И не знал. А тут едем мы и водитель в микрофон, как водится, объявляет: «Следующая остановка — Алое Поле». Я как услышал — вздрогнул. И стало мне не по себе. Оказывается это центральная площадь в Челябинске так называется. И вспомнил я тогда другое название: Красная площадь. А ведь тоже по сути — Алое поле! А она и вправду Алая…

Красной площади — тишина…

АЛОЕ ПОЛЕ. УМАНЬ

mm

Аня спрашивает Ваню:

— Что отличает мужчину от женщины?

Ваня не задумываясь отвечает ей:

— Ум, Ань!

mm

Марьяшу и Маньяшу — сестёр — близнецов все окружающие называли не иначе, как «Мани». И если задавался вопрос:

— У кого можно списать решение задачки? — в ответ часто можно было услышать незатейливое:

— У Мань!

mm

Когда тётя забывала что-нибудь вовремя выключить или включить, она самокритично проговаривала:

— Ума — ни!

mm

Вы можете немало раз прочесть, что одно из первых, крайне неприятных окружений советских войск летом 1941 года произошло под Уманью. Но нигде пока я не встретил подробного описания этого окружения

mm

От Киева до Одессы 464 километра. Где-то посередине этой трассы находится город Умань, от которого идет ответвление на Крым…

Умань — это развилка, где можно повернуть и на Севастополь, и на Одессу…

mm

Затумань… затумань…

Затуманились глаза!

Начина, начина

Начинается война.

Разлива… разлива…

Разливается гроза

Ждёт она его три года

Да напрасно ждёт она…

mm

Он дико хотел спать. Ничего больше в этой жизни он не хотел так сильно.

Но спать было нельзя.

Глаза слипались, но он разжимал веки руками, разминал их, тёр…

Он играл текстами, параллельно пытаясь найти выход из окружающей его действительности.

Он смертельно хотел спать.

И если бы смерть не вилась так близко, он бы непременно заснул.

Смерть должна была наступить через четыре часа.

Он сидел запертым в странном здании.

Точнее в одной из комнат этого странноприимного дома.

Он был обязан найти выход и из этого безвыходного положения.

Его милый добрый охранник отправился поспать.

Сначала он долго заводил старый допотопный будильник.

Потом тщательно запирал дверь на ключ и на навесной замок и ещё на какую-то цепь.

Наконец, зевая, посоветовал:

— И ты поспи. А то начнут резать тебе кожу на полоски, а ты ещё и не выспался…

После чего, наконец, удалился на кухню, дверь которой была открыта в этот же самый коридорчик. И вскоре уже сладко похрапывал.

Таким образом представлялся мизерный шанс.

Что-то надо было сделать, но что?

Только теперь он сидел, курил сигарету, и размышлял о путях спасения.

Нужно было или порвать все цепи и разогнуть все решётки, но это могло разбудить охранника, и тогда не миновать больших неприятностей…

Либо прорываться сквозь зарешеченные окна, или сквозь пол, или сквозь потолок…

Впрочем, может быть, стоило поискать выход сквозь стену?

mm

Надвига… Надвига…

Надвигается проста

Наша песня не допета

Вновь за Родину, за Ста….

mm

Занимался рассвет.

Рассвет 21 сентября 1941 года.

Воздух был удивительно чист, прозрачен и свеж.

Всё происходящее казалось Августу Кляйсту просто нереальным.

Над полем боя вращалось в лучах восходящего солнца марево.

И всё это поле, усеянное остовами сгоревших машин и горами мёртвых тел, казалось алым от этого жуткого сочетания солнечного света, моря багровых пятен спекающейся крови и черных вкраплений горелой резины и плоти…

Пирятин… это имя города Август запомнит на всю жизнь…

mm

Теоретически можно было поискать вход в подпол и выход из подпола наружу.

Ещё можно было предположить, что в брусовом устройстве стены есть слабое место — вставочка из бруса, которая держится только мхом и нагель которой либо слишком короток, либо просто уже подгнил.

Он докурил сигарету и медленно двинулся вдоль стены, осторожно надавливая на побеленные брусья ладонями обеих рук. Минут через пятнадцать он обнаружил то, что искал. Вставка была искусно замаскирована. Но мастерам, строившим дом, не удалось обмануть его. Ведь когда-то он и сам строил так дома. Он начал медленно раскачивать вставку. И вдруг она подалась и вывалилась наружу почти без стука. И тут обнаружилось. Что под вставкой есть ещё одна, половинная и над ней — тоже! Это было кем то заботливо приготовленное окно! Небольшое, но достаточное, чтобы пролезть в него. Раздумывать было некогда. К домику в подмосковном лесу подкрадывался рассвет. А с рассветом должны были появиться по его душу Исполнители.

Он выполз наружу. Затем не поленился вставить всё на место аккуратно и тихо. И метнулся в сосняк, рассыпая за собой содержимое остатков в пачке «Бонд»… Через сорок минут он выбрался на оживлённую подмосковную автостраду и стал голосовать. Конечно в этом был некоторый риск — по трассе могли ехать и Исполнители. Но его воодушевляли три надежды: во-первых он надеялся, что они его не знают, а потому и не узнают. Во-вторых по его расчетам они еще не могли появиться, было где-то около четырёх утра. И, в третьих — ему казалось, что это не обязательно та самая трасса, по которой ни вообще должны были появиться. Минут через двадцать около него притормозил какой-то сердобольный автобус и взял до Москвы бесплатно. Едва они отъехали, как навстречу им попался тот самый четыреста шестьдесят девятый уазик с собачками, нарисованным на дверях и капоте. Который так ярко запомнился ему вчера у входа в этот такой приветливый с виду домик. Это ехали за ним!!

mm

И если есть те, что приходят к тебе,

Найдётся и тот, кто придёт за тобой…

(Илья Валерьевич Кормильцев)

mm

Они тебя будут на полоски резать!

А жаль. Хорошие у тебя песни.

Но ты пойми — отпущу я тебя, они порежут меня.

В этом нет ничего личного. Просто у меня выпало такое вот дежурство.

Сначала они дадут собачкам за тобой побегать. А потом потренируются в стрельбе по твоим рукам и ногам. Ну а потом каждый должен будет отрезать от тебя, ещё живого, полоску мяса, чтобы все были замазаны, чтобы все были этим повязаны. Их будет человек семь — восемь… Боевики. Им же надо где-то тренироваться. Вот на таких, как ты, они и упражняются….

mm

Он перебирал и перебирал в памяти все фразы своего незадачливого охранника, и всё ещё не верил своему спасению. Огромный мегаполис наваливался на него как новый день. Но, несмотря на чудовищную усталость, он совершенно не хотел спать. Теперь он хотел только одного. Выжить и отомстить.

mm

«А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,

И когда наши кони устанут под нами скакать,

И когда наши девочки сменят шинели на платьица

Не забыть бы тогда! Не простить бы! И не потерять!»

(Владимир Семёнович Высоцкий)

БУДУ РАДОВАТЬСЯ!

Мне 62! Шестьдесят два с половиной года!

До точно «с половиной» три дня осталось.

16 июня сбудется.

Время самое для меня рискованное — на другой стороне от Солнца.

Я это однажды подробно расписал!

Высоцкий Володя родился 25 января, а умер 25 июля!

Организм наш так устроен, что на другой стороне Солнца он наиболее ослаблен…

А между тем я тут выяснил, что средняя продолжительность жизни в России у мужского пола — 63 года!

То есть я как бы уже нажился.

Как бы уже и пора!

Вот и пенсии собираются подтянуть к этому сроку.

Тогда мужики в основном пенсий получать не будут!

Пока оформят, пока то да сё, а там уже и никаких расходов государству:

«Вот она была — и нету!»

Так что не сегодня-завтра закроются мои глазоньки.

Сердечко встрепыхнётся последний раз и останутся только эти мои дурацкие тексты!

Да!

Мне 62!

А ведь жил же десятилетия под почтовым индексом: 620026!!!

Вот и открывается этот знак.

И стал я вспоминать, кого из великих Бог не наградил столь длительным пребыванием на планете.

Их оказалось так много и имена их столь значительны, что мне стало стыдно.

Ничего особенного я не сделал, чтобы вот так долго коптить небо.

Остаётся только одно.

Однажды моя внучка Марина собрала вкруг себя своих родных и близких — а было ей годика три — я сказала всем сесть на пол!

Расселись.

Сидят, молчат.

Она обводит всех внимательным педагогическим взглядом.

Наконец её спрашивают:

— Мариночка! Вот мы все сидим! И что теперь будем делать?

И трехлетняя малышка отвечает:

— Будем радоваться!

Вот и мне остаётся теперь только это: радоваться!

ВЕСНА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО. СВЕРДЛОВСК. ПЛОТИНКА

После каждого нового митинга на Плотинке власти на том месте, где он проводился вместо плиточного покрытия устраивали… клумбы! С надписью «по газонам не ходить».

Поэтому митинги всё время мигрировали по территории Плотинки.

«Мой» митинг

Настал день «моего» митинга. Его решили проводить напротив нового Цирка на том самом месте, где за тридцать лет до митинга я сорвался и вместе со сломанной веткой упал на железобетонное кольцо, каковыми выкладывают строящиеся вновь колодцы. Кольца стояли друг на друге, из ребра каждого вертикально торчала скоба из стального прута, за которую кольцо цепляли крюком подъёмного крана. Дерево было высоким и располагалось среди этих вот штабелей колец. Мы присмотрели себе роскошную толстую ветку и качались на ней над кольцами. В какой-то момент ветка беззвучно отделилась от стола и мы вместе полетели вниз. Я фактически сел на ребро кольца, и мой копчик пришелся на самую высокую часть скобы (благо, что гладкую!). Сначала я просто не мог дышать. Держался руками за шершавое железобетонное ребро и не понимал где я и что со мной. Потом каким-то чудом я спустился с «третьего» «этажа» на «второй», соседнюю пару колец, поставленных друг на друга — всё это абсолютно безмолвно — затем на «первый» «этаж» и, наконец рухнул на песок рядом… Домой метров пятьсот я буквально полз на четвереньках. Младший брат следовал рядом, сопровождаемый еще парочкой «сорвиголов» из нашего двора на улице Карла Маркса 8. Вообще адрес у нас был такой: Карла Маркса 8 кв.8. То есть две восьмёрки присутствовали «пророчески» с самого начала. Я лечился от ушиба позвоночника три месяца. УВЧ, ванночки всякие, массажи, постельный режим… Впрочем режим этот был мне прописан большую часть детства… Еще раньше — в возрасте пяти лет на этом же самом месте я едва не утонул в одном из рукавов Исети, во время коварного весеннего таяния снегов, когда встав вроде бы на безопасный сугроб вдруг вместе с ним оказался в узком, но глубоком и стремительном потоке… Спасла меня осинка, лежавшая поперек рукавчика реки… А близко было!

Вот теперь на этом самом месте и проходил «мой» митинг. Митинг, на котором Виктор Суворов (был такой активист в Свердловске в восемьдесят восьмом году!) предложил мне сказать своё собственное слово. За полтора года до этого в Качканаре, в двух шагах от «своего» 33-его дома в пятом микрорайоне я написал по сути пророческую песню: «Разучившись скакать на конях». Вот её я решил здесь спеть. Собственно полочный фильм «Тайное голосование», частично показанный программой «Взгляд» открывается как раз моим выступлением на этом самом митинге, и пою я именно эту песню. Меня сразу после выступления предупредили о способе, которым меня скорее всего и будут убивать. Этого выступления и этой песни власть мне не простила уже никогда. Меня превратили в объект особой ненависти власти. Особенно отличались свердловские СМИ, которые и к месту и совсем не к месту поминали меня в самом негативном свете. Например в статье про доярок Свердловской области появлялся абзац «Ратушный на митинге сказал то-то, негодяй!» и затем, как ни в чем не бывало, продолжалась речь о надоях.

Первый социальный спектакль

О том, что редакция-постановщик социальных спектаклей находится в нашем дворе в подвале нашего «большого дома» я узнал именно тогда, когда они уже фактически закрылись и перебрались в другое место. А великое было совсем рядом!

Опишу две их наиболее яркие, запомнившиеся мне постановки.

Однажды на Плотинке в Парке камней появилась бригада «строителей» в ярких оранжевых комбинезонах. Они отгородили участок, трактор «Беларусь выкопал мгновенно яму, и началась какая-то строительная возня. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Люди сосредоточенно таскали бетон из небольшой бетономешалки в яму, что-то там делали. Несколько дней. И вот наступил вечер, когда бригада резко убрала строительные щиты, загородки и исчезла. Вечером потрясенные горожане могли наблюдать странное зрелище — нечто вроде театрального представления.

Группа девушек в белых одеяниях, сильно смахивающая на древнегреческих жриц со свечами водила хоровод вокруг ямы, оставленной строителями не зарытой, пела песни и проводила какие-то ритуалы. А затем город молнией облетел слух: «Вчера вечером в центре города похоронена Демократия». Утро следующего дня было ясным, безоблачным. Кавалькада черных «Волг» выстроилась вдоль Парка Камней на Плотинке. Над ямой молча стояла группа людей в черном. Затем они удалились. К яме подкатил другой трактор — тоже «Беларусь» и мигом закопал яму лежавшей рядом кучей земли.

Что открылось глазам руководителей? Всего навсего могила, где был выполнен железобетонный гроб со скульптурой женщины в позе покойницы, в венке, где по гречески было написано «Демократия».

Вечером город облетел еще один слух: «Сегодня утром в центре города власти закопали Демократию.

Второй социальный спектакль

Второй спектакль проходил прямо на центральном мостике «Плотинки» с которого мы в детстве рыбачили. В какой-то момент на этом мостике появился отряд малышей одетых весьма импозантно: в пионерских галстуках, в костюмчиках цвета хаки. В белых рубашечках. Один малыш ехал на автомобильчике, остальные — человек семь — шли строем. Один был с барабаном, один с флагом и еще один с пионерским горном.

Они по-военному прибыли строевым шагом в центр мостика и трубач стал трубить, барабанщик отбивал ритм, флагоносец высоко поднял флаг. Командовал ими малыш в форме офицера, в офицерской фуражке. Мигом собралась толпа вокруг столь необычной процессии. В это время рядом со зданием горно-металлургического техникума — он окаймляет Плотинку со стороны Площади 1905-го года, выстроилась большая серая группа молодых людей в форме десантников с автоматами наперевес. Скорее всего это были всё-таки муляжи.

Тем временем действие на мостике продолжалось. Внезапно командир скомандовал что-то и отрядик тут же замер в торжественном строю. Толпа вокруг не отрывала взглядов от малыша-командира.

— Га! — Закричал он, показывая вытянутой ручонкой в небо. Вся толпа подняла глаза к небу.

— Ага! — закричал «командующий» показывая ручонкой на Исеть. Все обратили взоры к каналу. И тогда от горно-металлургического техникума по склону с криком «уррра-а!!!» вниз к каналу устремилась большая группа десантников, вброд пересекла канал, выбралась на противоположный берег и через исторический парк и вверх по склону бросилась в сторону здания обкома комсомола и растворилась в квартале. В это время малыши с плотинки бесследно исчезли.

Вечером город облетел слух: «Сегодня штурмом форсирована Исеть и взят обком комсомола. В городе смена власти!»

Приложения:

1.

Разучившись скакать на конях и бросаться на шпаги…

…

Нет у нас баррикад! Красный флаг — только вывеска к праздникам!

Только в старом кино пули свищут и кони в галоп!

Но летя на закат мы становимся всё-таки красными!

Красный цвет — цвет сердец и отрубленных наших голов!

Я зову молодых: возводите свои баррикады!

И учитесь опять на скаку пули сердцем ловить

И перчатки швырять, и сражаться за правду — так надо!

А иначе, поверьте, наверно не стоит и жить!

Полный текст песни смотри в сборнике «50 моих самых самых…»

2.

Кустов Борис Валентинович (1950—2013) — российский кинорежиссёр, оператор документального кино.

Окончил Всесоюзный государственный институт кинематографии, операторский факультет (1974). Жил и работал в Екатеринбурге. Член Российской Академии кинематографических искусств «НИКА»

режиссер-оператор

1988 «Тайное голосование», Свердловская киностудия (по данным Википедии)

АРБАТСКАЯ

глава двадцать восьмая АРБАТСКАЯ

Стою на Старом Арбате. Рядом с домиком Пушкина. То есть с домом, который как бы связан с Пушкиным. Сегодня я считаю обращения. Что такое обращение? Это когда кто-либо явно притормозил, а то и вовсе изменил маршрут, чтобы вчитаться в то, что написано у меня на бумажке.

Есть нечего. Пить нечего. Жить не на что. Ну и хрен с ним. Сегодня считаю обращения. Исследую. Пытаюсь понять. Ничего особенного. Работа, как работа. Со своими специфическими рисками. Со своими особенностями и хитростями. Я пытаюсь найти текст, который заставит идущих мимо останавливаться и вставать в очередь. В очередь к моему объявлению. Вот например такой текст: «Продам последнюю рубашку!» Примерно три обращения за тридцать минут. И обязательно взгляд, ощупавающий мою грузную фигуру в неопрятном костюме, грязных ботинках, с позорящим звание гражданина полиэтиленовым, местами надорванным, пакетом. Я — позорище Старого Арбата. Его чернь. Его дно.

Пытаясь объяснить, что немецкая разведка не могла обмануть товарища Сталина, Виктор Суворов рассказал нам наконец, как попался «профессионал» Гиммлер, пытаясь затеряться в необозримых полях военнопленных. У всех одежда рваная, документы потёртые, размытые. А у одного солдатика формочка чистенькая чистенькая, новенькая преновенькая. А документики — новейшие! Новей не бывает: чистенькие, хрустящие, печати яркие отчётливые…

Суворов рассказал о немецком «профессионале», который пытался обмануть самого товарища Сталина. А заодно рассказал обо мне.

У одного не очень известного психолога, позиционирующего себя, как весьма состоятельного человека, ученики на тренингах и за их границами обсуждают планы ограбления «дорогого» «учителя». Мои ученики НИКОГДА и в мыслях не имели меня грабить. Моя нищета общеизвестна. Я настолько нищ, что даже самые нищие из моих учеников искали способ помочь мне: кто гривну находил, кто две…

Стою. Каждые полчаса я меняю свои каракули. Но читают плохо. Обращений мало.

Но я терпелив. «Художественная резьба по вашим мозгам». Обращений мало — три — четыре за полчаса. Меняю текст. Я заметил, что слова «Ваш» и «Ваши» увеличивают число обращений с 1—2 до пяти-шести! Еще бы парочку-троечку таких же слов в союзники… Уже потом, в век Интернета я смогу уверенно сказать: пиарятся совсем на других словах и образах. МаркетГрид специализируется на текстах типа: «Все в шоке!»

Но сейчас 1992-ой год. До стрельб на Центральном Московском полигоне ешё безумно далеко, и никто не знает, что будет дальше. Включаю слово «смерть». «Какой смертью Вы не умрёте в этом году?» Каждый второй тормозит и вчитывается. Смотрят на меня, потом на текст, снова на меня… и бегут дальше. Я прорвался к тексту-ключу!!! Теперь предстоит выработать технологию превращения обращений в заказ.

Рубль — это огромные деньги.

Выйдите на улицу и попробуйте заполучить один рубль с прохожего. Или доллар. Доллар — это фантистически громадная сумма. В 1991-ом году за один доллар я доехал до Свердловска из Перми. Ровно за один доллар!! Несущая способность этой валюты не может не поражать. Велика несущая способность и у рубля. Так что можете проверить: попытайтесь добыть один рубль на улице. Из прохожих. Например попробуйте обмен.

Из четырёх способов обеспечения выживания, обнаруженных дотошными экономистами самодостаточность, отъём, обмен и попрошайничество рекомендую на себе испытать два: попрошайничество и обмен. Подчеркиваю: не обман — рановидность отъёма — а именно ОБМЕН. Предлагайте прохожим купить у вас какую-либо вещь или продукт.

Попрошайки на углах, самых, прошу заметить, «аппетитных» углах центральных кварталов больших городов, хорошо знают, что рубль или гривну бросают предельно редко. Что в основном народ щедр на «серебро» — монетки весом в один и пять граммов — копейка и пять копеек. Порой могут бросить и десятчик — монетку жёлтого цвета. Этот маленький перезвон крошечных круглых слитков металла, эта «капельница» — весьма рискованное предприятие. Если вы без рук или без ног, страдаете очевидными физическими или физиологическими недостатками и ваш реальный внешний вид вызывает ужас — у вас есть небольшой шанс очень недолго «попастись» в этом «оазисе»…Но вскоре вам объяснят, что тут имеются свои «правила» и собственники территории и вам придется львиную долю «выручки» отдавать кому-то с ногами и с руками, а иначе вас вежливо, но уж очень настойчиво попросят. Если же вы пытаетесь что-либо продавать, вас попросят гораздо быстрее и не совсем вежливо, а точнее — совсем не вежливо. Если же вы займётесь тем, чем занимаюсь я — исследованиями — то очень скоро к вам начнут с невинным видом подходить «проверяющие». Помните! Встав в центре города вы попадаете под объективы множества глаз. Вы их не видите, а они вас видят! Они вычисляют вас почти мгновенно. И так как вы вторглись на «чужую территорию» вас начинают вытеснять. Поэтому среди прочих забот первостепенной является задача в максимально сжатые сроки объяснить «хозяевам», что:

а) я им не опасен

б) я не претендую на их доходы

в) я им не конкурент

г) я не от спецслужб

д) я здесь на крайне непродолжительное время и вскоре уйду сам

Если это удаётся, я могу работать спокойно.

Ко мне тут же теряют интерес.

Но если хоть один прохожий вдруг даст мне деньги, мною незамедлительно заинтересуются на полную катушку.

Если я совершил обмен, то я «отнял» тот самый рубль у «них», ибо всё превосходно контролируется, и ни одна копейка не должна пролететь мимо их карманов.

Вот и попробуйте заработать хотя бы один рубль, стоя на улице!

Помню в Перми мне нужно было прорваться в Свердловск, а деньги, как всегда, кончились.

И тут меня осенило, что я могу сочинять четверостишия и сонеты.

Я быстренько изготовил на обрубке найденной коричневой гофры — останков коробки для продуктов — объявление:

«Хотите поздравить кого-то стихами? Это ко мне!»,

Обрубок прицепил себе на спину и стал прогуливаться по улице — скверу — что напротив вокзала.

Денёк был погожий.

Обращения я всегда считаю.

Их было крайне мало.

А уж заказов не было и в помине.

Но я твёрдо решил отработать так три часа.

Вскоре ко мне подошёл наряд милиции.

Проверили документы — благо с ними всё было в порядке — и задали вопрос:

«Это что ещё такое?»

— «Надо же как-то уехать!» — отвечал я устало и зло.

— А сколько стоит поздравление? — спросил старшой.

— Как раз стоимость билета до Свердловска в общем вагоне!

Он порылся в кармане, извлёк мятый доллар и через пять минут он счастливый уносил сонет для своей возлюбленной, а я стоял в небольшой очереди в кассу.

Теперь, спустя годы я могу уверенно сказать: мне фантастически повезло.

Это был едва ли не единственный случай успешной реализации умения складывать сонеты.

Стоило годы посвятить литературным опытам, чтобы однажды укатить в Свердловск из Перми за доллар!

Но вот, стою на Арбате.

Внутри меня звучит смертельным набатом:

Офонареть! Я снова на Арбате!

Во мне просыпается древний голодный хищник.

Я обязан добыть пищу в отравленном городе, сильно смахивающем на валютную проститутку. Вокруг меня суета сует и томление таки духа. Я — монстр.

Но внешне я совершенно заурядный бомж на грани попрошайничества и обмена. Я обмениваю нематериальные ценности на рубли. То есть на пищу и дорогу. Кроме всего прочего от меня несёт чесноком.

Чеснок — величайшее изобретение человечества. Его главная задача не защита от тьмы весьма опасных тварей, а тотальная защита мужчины от одной единственной твари на свете. От женщины. В отличие от многих я исследовал этот тип хищника и могу уверенно сказать — никого более опасного на свете нет. Поэтому усилим текст Суворова: «вам улыбаются — это опасно!»

Вам улыбается женщина — это смертельно опасно!

Мои тексты направлены в основном в головы женщин. Во-первых мужчины менее платёжеспособны. Во- вторых женщины платят за своё «хочу». А вот мужчины платят за «хочу» своих женщин. Это совершенно разные виды мотивировок. Искусство продажи товара женщине — это искусство разбудить в ней её самое тайное и мощное — «хочу!»

Искусство продажи товара мужчине — это искусство убедить его, что этот товар хочет именно его женщина.

Стою на Арбате. Тепло. До начала зачистки Арбата милиционерами со служебными собаками еще три часа.

Нет денег. Нечего пить и есть. Я исследую тексты на пробивание сознания спешащего мимо человека. У меня есть только секунда на захват внимания. Затем — когда оно уже захвачено — еще секунд пять на превращение любопытства в интерес.

Арбат еще не заставлен дурацкими палатками и ларьками матрёшечников. Здесь много самых разных мастеров, умеющих творить совершенно невероятные вещи. На Арбате с обыденным не удержишься. Требуется максимальная новизна и нетривиальность. Всем этим я обладаю с избытком. Но сегодня я не зарабатываю. Сегодня я изучаю. Свои тексты. Себя. Арбат. Идущих мимо людей. Женщин.

Продолжение будет потом если автор его добудет потом.

БУДУЧИ ЗАЧАТ

Глава двадцать вторая: Будучи Зачат

Будучи зачат в условиях передвижного «театра заключенных», колесившего по лагерям Колымы, с момента зарождения и почти до самых родов я путешествовал. Когда выдавалась свободная минутка мама и отец пели вместе какие-то свои песни. Пели они вместе и в дороге. Я слышал. Много лет потом я не мог понять, почему именно в дороге, в движении рождалось большинство моих песен. Мне было неважно, в чем именно ехать. Но как только вагон или автомобиль трогались, во мне начинался процесс перехода в особое состояние внутренней самоотрешённости и появления в моем сознании текста и музыки.

В утробе моим текстом была мама, а моей музыкой был отец. Композитор, аранжировщик, виртуоз, владевший десятками музыкальных инструментов. Мама уверяла меня, что он свободно играл на любом инструменте. Но особенно любил виолончель.

Впрочем там, в «тюремном театре», он был дирижером и руководителем оркестра. Мама уже тогда писала прекрасные стихи. А ещё больше она читала стихи великих мастеров. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Бальмонт, Анненский, Блок, Маяковский, Есенин, Уткин… У неё была просто феноменальная память на тексты. Когда мне довелось познакомиться с человеком, знавшим наизусть почти всего Маяковского, я не удивился. Мама знала его всего. По крайней мере всего опубликованного. В тюремном театре она как раз и была штатным чтецом, исполнительницей стихотворений. Читала она превосходно. Залы буквально рыдали. Уже в последние годы жизни она вела небольшой курс радиопередач о поэтах на Свердловской радиостудии. Сохранились некоторые передачи. Так что при желании можно будет и послушать её чтение стихотворений.

Удивительно, но лучшие мои песни написаны на два голоса — мужской и женский. Почти не сохранилось таких фонограмм, где я пою песню вдвоем с кем-нибудь. А было!

Но сегодня я о дорогах.

Итак, еще в мамином животике я покатался по Российской «глубинке», по её первородным местам. Холодным летом 1953 года я был перевезщен мамой из Колымского лагеря в Магадан (первый большой город в моей жизни!), затем в порт Ванино, далее — морем же — во Владивосток, и уже из Владивостока поездом (эшелоном с демобилизованными солдатами) в Свердловск. Путешествие длилось полмесяца, или даже чуть больше. И, наконец, я попал в наш дом на Карла Маркса 8. Вообще-то эта улица до революции именовалась Крестовоздвиженской, но узнал я это уже значительно позже. Для меня Карл Маркс с самого раннего детства был конкретным явлением — улицей моего детства. Возможно поэтому я всегда относился к нему с огромным уважением и восторгом. Теперь наступил длительный период в восемь лет относительно «неподвижного» проживания в одном месте. Нарушали это состояние «недалёкие» вылазки в форме поездок в летние и — позднее, в зимние — пионерские лагеря. А именно — в Сухой Лог, в Сысерть. Еще припоминаю поездки на автомашинах в лес за опятами с тётей Роной. В лагерях я проводил четко с шести лет по две-три смены. Еще были поездки с мамой — но непродолжительные и буквально в пригороды.

Через восемь лет в 1961-ом году мы с дядей Мишей сели в самолет Ил-18 и перелетели за четыре часа из Свердловска в Краснодар. В то лето это был не последний перелет. На Ли-2 я был затем отправлен в пионерлагерь под Адлером, где провел дивную смену. А еще мы жили в Варениковской, куда из Краснодара переместились по автотрассе. Осенью мама вернула нас через Москву в Свердловск (Миша уехал намного раньше — он провел отпуск в Адлере). Спустя три года началась эпоха ежелетних поездок в Слюдорудник под Кыштымом в Челябинской области. Но если смотреть правде в глаза, то до 1969-го года я никуда далеко не ездил. Только Слюдорудник и Светлый. То есть между большими переездами был отрезок всё в те же восемь лет. В 1969-ом году я убыл жить в Краснодар.

Надвигалась пора больших потрясений и перемен в моей оседлой — как ни крути — жизни.

В Краснодаре я прожил почти год. Последние четыре месяца — абсолютно самостоятельно. Потом я вернулся в Свердловск и поступил в ССТ. Через год в 1971-ом я съездил на месяц по путевке от ССТ в Анапу. Ехал поездом через Волгоград. В пути вел дневник. Обратно возвращался тем же способом и по той же дороге. Помню, с какой ностальгией я миновал и Краснодар и Кыштым… И еще через год я по собственной инициативе убыл в Вооружённые Силы «отдавать долг»… Это была поездка длиной в девять тысяч километров туда. Через два года я слетал в отпуск (перелет Хабаровск-Свердловск на Ту-104) и далее в самоволку в Архангельск — по студенческому Юры Мещерякова — на три дня (перелет на Ан-24 и туда и обратно через Котлас! — через десять лет в нем я стану офицером и вволю постреляю из Пистолета Макарова!), и, наконец — обратно все тем же Ил-18-тым. А еще через год эшелоном от Владивостока до Свердловска, а затем через Дмитров под Москвою и Москву в Архангельск…

С 1975-го по 1983-ий восемь лет я жил в Архангельске. С 1978-го по 1981-ый я часто бывал в командировках в Москве. Эта дорога — Архангельск — Москва — Архангельск одно время была моей самой частой спутницей. Но кроме этого с 1975-го по 1981-ый дважды в год я неизменно бывал на сессиях в Ленинграде. Причем весной 1981-го года мне довелось там пожить пару преддипломных месяцев. Дорога Архангельск-Ленинград (авиа, а иногда и ЖД через Вологду) стала моей личной «дорогой жизни». С 1978-го года продукты с полок магазинов в Архангельске начали стремительно исчезать. Мяса практически не было. Как, впрочем, и колбасы. Поэтому именно в Ленинграде я систематически затаривался колбасой и мясом — вез себе, друзьям, знакомым… В те дни каждый использовал любую возможность подкормить семью… С 1983-его по 1985-ый я в Фоминском Вилегодского района Архангельской области… Учительствую в местной школе. Летом ездим в Архангельск. А в 1985-ом уезжаю в Свердловск. Откуда перебираюсь на постоянное место жительства в Качканар… В 1986-ом году весь июнь провожу с семьёй в Феодосии… Здесь я проживаю «Поэму о втором отряде»… 1987—88 годы — частые поездки из Качканара в Свердловск, Москву и Ленинград… В 1988-ом году поездка на Игру в Сочи. Летел через Симферополь, и далее в Краснодар через Керченский пролив автобусным рейсом, и там уже полюбившейся железной дорогой…

Накатывались смутные девяностые с множеством поездок по стране. География моих перемещений в 90-е просто невероятная. От Ашхабада до Соловецких островов и от Калининграда до Южно-Сахалинска… По хорде Сурмико мы перемещались от Находки до Ленинграда. Иногда бешеный ритм жизни был таким — ночь в пути — рабочий день в громадном городе — и снова вокзал… И всё время школы, школы, школы… Игры, игры, игры…

Собственно о чём это мы? Да о том, что мне с зарождения присуще подсознательное желание перемещаться в пространстве. При этом именно в моменты перемещений я испытывал максимальный комфорт от пребывания на планете. То есть движение — это то, что мне просто присуще. Не потому ли из всех видов спорта больше всего меня привлекал именно марафонский бег? Многие годы я ежедневно пробегал по десять, пятнадцать, двадцать километров. В 1969-ом году мой годовой набег дошел до семи с половиной тысяч километров. В 1970-ом я приближался к девяти тысячам километров… В общей сложности с 14 до 17 ти с половиной лет я «набегал» половину земного экватора…

При этом я никогда не испытывал дискомфорта от трудностей и рисков, неизбежно сопровождающих походы, пробежки и поездки. В вагонах поездов дальнего следования я провёл так много времени, что это уже можно считать маленькой параллельной жизнью… И вот теперь меня осенило, что я по своему духу — кочевник. Не скотовод, не землепашец, а именно кочевник. Ведь даже деление всех типов образования на два основных — академическое и лицейское (перипатетическое) — это деление на кочевников и оседлых. В моей личной жизни случилось так, что даже когда я готов был жить на одном месте (Фоминский) мне этого не позволили обстоятельства места и времени. Бог видимо хотел, чтобы я путешествовал. Вот из этих бесконечных странствий я и «привёз» больше тысячи своих песен… Собственно это всё, что у меня есть… И ещё воспоминания о фантастически красивых людях, о людях потрясающих, запредельных, почти космических… И я не знаю, как это передать словами… Так скуден мой запас слов, так невыразительна моя речь… Но как истинный Олиго, я буду стараться. Чтобы Вам, дорогой мой читатель, досталась хотя бы доля этих ощущений от себя, от планеты и от века, в котором довелось нам жить…

ВНЕ ТРУДОВОЙ КНИЖКИ

Если считать началом трудовой деятельности ночные дежурства в Музее Горного Института в Свердловске, то я работаю с пяти лет. Если признать за работу разноску почты в течение месяца летом 1964-го года в Слюдоруднике — то я тружусь с одиннадцати лет. Если считать за работу обучение других детей шахматам, то с десятилетнего возраста и по сей день я тружусь непрерывно. Понятно, что в Трудовую Книжку попало далеко не всё. Например Игра в Урае на базе «Золотое Дно» вне Трудовой, но Игра такая была, длилась четыре дня, в ней принял участие весь административно-командный цвет Урая, на ней была выработана и принята официальная Концепция Эксперимента в Урае, и вёл я её как Ведущий Игротехник. Но зачем отражать в Трудовой книжке такие мелочи? Не нашла в ней отражения и Игра на базе пионерлагеря «Северный» под руководством Юрия Васильевича Крупнова, которую он совместно с методологом Дмитриевым успешно мне проиграл. Сейчас на ЮТьюбе выложен небольшой фрагмент той игры — моё на ней выступление. Именно там, на этой Игре Ю. В. Крупнов заявил дословно: «для нас Урай — это Ратушный, а Ратушный — это Урай». Поставив по правую руку от себя В. Белича, а по левую — В. Николина, проведя глубокую «разведку» в логове игротехников на улице Герцена в Москве, проведя недельную штурмовую подготовку педагогического коллектива УПВО к той Игре, на ней я одержал разгромную победу над «цветом игротехнической мысли» Москвы. Той победы москвичи мне не простили уже никогда. Именно из-за этого события они травили меня истошными воплями и глупейшими текстами в самых различных изданиях. Но в Трудовой моей Книжке об этом снова ни словечка. Ни единой запятой!!! На суде в городе Качканаре, когда судья признала наличие у меня «высокого интеллекта» (там в рукописном Решении выданном мне на руки сразу же, так и было сформулировано: «учитывая высокий интеллект ответчика») среди прочих суду было предоставлено письмо-справка от Л. Пауковой — руководителя Департамента Образования ХМАО — о том, что несколько лет я был настолько загружен важной работой для образования округа, что не мог найти пяти минут для контрольного звонка в Качканар! Но Трудовая Книжка не сохранила следов столь высокой занятости. Копию того письма я однажды опубликовал на ХайВее, так что можно и поискать и почитать на досуге. К делу документ был приобщен.

На фотографиях можно видеть меня преподающим шахматы в шахматном кружке в Доме Культуры Соломбальского ЛДК в 1975-ом году. Об этом Трудовая Книжка не сообщает ни слова. А рядом фото того, как мы с Павлом Михайловичем Зарубиным даем шахматный сеанс одновременной игры в Зоне (исправительно-трудовой колонии общего режима) именуемой в народе «Конвейер», в Архангельске. Можно ли считать работой культурное мероприятие для заключенных? Мне кажется: да! Но Трудовая вновь не отражает ничего!

И таких эпизодов и моментов в моей жизни — море! Преподавал год в Архангельском мединституте — вел семинары, в Трудовой не записано!

Работал в две смены на СЛДК и СЦБК одновременно — Трудовая ни гу-гу!

Так и прошла жизнь. Так и получил я главное доказательство собственной олигофрении. Надо ж было быть таким идиотиком, чтобы отработав непрерывно пол столетия иметь менее 25 лет трудового стажа!!!

Ну вот: пишу это и многое другое, набрал на Хайвее 1947 топов при двух с половиной тысячах публикаций а в Трудовой Книжке вновь ни денечка! Напишите две тысячи материалов и тогда поймёте, сколько времени это занимает на самом деле. Пришла пора пенсии и тут я выяснил, что оказывается самый главный труд — это записи в Трудовую вносить своевременно и только тогда может быть пенсию назначат. Мне начислили 19 лет стажа и дали самую мизерную — тысяча гривен — то есть четыре тысячи рублей. Вот на это и живут две мои крохотули, впрочем скоро обещают урезать (чуть ли не по требованию МВФ!!!) и это! А всё просто: не ожидал я, что доживу до пенсии. Столь долгая жизнь мною не предусматривалась и не проектировалась. Что еще раз говорит объективно о моих реальных умственных способностях…

ВОКЗАЛЫ

КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ

Мы всей семьёй едем из Архангельска домой. Вся семья — это Люба, Володя, Светлана и я. Происходит это летом 1989 года. Свете — 11 лет, Володе уже 13. Мы прибыли к камерам хранения минут за пятьдесят до отправления поезда. И вот тут всё и началось. Ячейка не открывается. Наша, самая надежная ячейка в нашей самой надежной в мире камере хранения не открывается. Мы в прохладном подземелье, вокруг нас стоят стеллажи таких же точно ячеек. У всех они открываются, а у нас — нет. И у администратора какой-то странный перерыв. В общем мы провозились с этой непокрной ячейкой минут тридцать. Наконец все открыто. Поезд уже должен быть подан. Поезд Казанский вокзал Москвы — Свердловск. С кучей вещей мы вчетвером бежим по ступеням вверх, вверх… Наконец мы наверху, на площади перед перронами во внутренней части вокзала. Я тащу самые большие кульки и сумки, штук пять, по паре тащат Люба и Володя. Светланка тащит две небольшие. Опережаю своих. Бегу. Оглядываюсь: все бегут друг за другом в таком порядке: Володя, Люба, Светланка. Наш поезд похоже самый крайний. Минуем один перрон, уходящий перпендикулярно нашему маршруту вглубь, второй, третий…

Вот и наш состав. Бежать далеко не надо — наш вагон второй от хвоста поезда. А поезд и стоит к нам хвостом. Подбегаю. Рывком выхватываю одной рукой билеты и сую проводнику. Хватаю свою ношу и в вагон, в пятое купе… За мной протискивается Люба, за ней — Володя… Садимся. Закидывая вещи под нижние полки и наверх… И тут до меня доплывает: Светланки нет!!!

— Где Света?

— За мной бежала, — отвечает Люба.

Выскакиваю на перрон. До отправления минут пять- семь. Светланы нет!

Мчусь по перрону к вокзалу. Площадь. Море людей. Туда-сюда, многие спешат, бегут, торопятся. Светланы нигде нет!!

Возвращаюсь к вагону.

— Не прибегала? — спрашиваю у вышедшей наружу Любы. Она растерянно мотает головой.

— Куда она делась?

— Ты чего такой бледный, — спрашивает она.

В отличие от неё я этот вокзал знаю не понаслышке. Как и множество других железнодорожных вокзалов России. Московские бандитские вокзалы — самые бандитские из всех бандитских вокзалов. Пощадь трех вокзалов в Москве — это сосредоточие криминала со всей страны. Здесь все вымазано соплями и спермой криминалитета. Здесь каждый метр обильно полит слезами ограбленных и обманутых, кровью избитых, блевотиной перепивших. Здесь нельзя зайти в туалет не рискуя головой в прямом и переносном смысле. Здесь запросто могут украсть человека.

Оттого я и побледнел. Только что моя дочь была с нами, а теперь перед нами огромный, битком набитый народом вокзал, где смешались в кучу языки и народы мира, и он забрал мою дочь себе…

И тут я очнулся — поезд тронулся.

И тогда я запрыгнул в вагон и решительно оторвал ручку стоп-крана… Поезд встал.

Я знал, что после срыва стоп-крана минут десять будут проверять, кто, что, как и зачем…

Состав запустить — это целое дело. Это и проверки и осмотр подвагонного пространства и масса других важных и обязательных движений. Это доклады диспетчерам, это режим стрелок, это перекрытие путей другому подвижному составу… И поэтому я стремительно рванулся обратно к вокзалу. Вот где пригодилась моя марафонская подготовка. Вылетев на площадь, объединяющую перрроны, я стремительно пронесся по нашему пути, влетел в одни открытые двери вокзала, вылетел в другие и пошел прочесывать перроны… И тут вокзал смилостивился надо мной! Она стояла на втором от нас перроне, растерянная и подавленная. Я схватил её за руку и мы бегом пустились к составу… Через три минуты он, наконец, тронулся. И потом было всё! Расспросы, уточнения, пояснительные, ответы… Ко мне приходил бригадир, мы писали длинные протоколы, я давал пояснения милиции прямо в поезде… Но мы ехали все вместе. Самый страшный вокзал в моей жизни разжал челюсти и отпустил мое сокровище, мою Светочку в семью… А мог бы и не отпустить. С тех пор я всегда двигаюсь по вокзалам последним. Чтобы всех своих контролировать. Потому что второй раз такой фантастической удачи точно не будет…

СВЕРДЛОВСКИЙ

1985-ый год. Конец лета. Я везу в Качканар громадный цветной телевизор. Именно громадный и именно цветной. Много чего я возил по железным дорогам. Но такой громадный телевизор везу впервые. Дотащил его в троллейбусе. Потом с передышками, поднимая и отпуская пёр к вагону. Вокзал в Свердловске простой. По подземному переходу до нужного перрона. А потом вдоль вагонов до нужного. Тут я всё знаю. Дотащил. Проводнику подмигнул: сейчас поставлю в купе — и предъхявлю билетик. А то уж больно громоздко всё. И в вагон. Дотащил до седьмого купе. Это я так пишу — купе. На самом деле это плацкарт, но седьмая полукабинка все равно именуется нами так: купе.

Смотрю на часы (у меня тогда были часы!!!) — до отправления минут пятнадцать. Сую руку в карман и с меня начинает сочиться испарина ужаса. Карман пуст! Билета в нём явно нет. А билетик заметный: такая конкретная коричневая картоночка с дырочками. С красной буковкой П и с наименованием состава, вагона, пункта назначения. Билетик не простой. И, самое страшное, у меня нет денег на другой билет. Какие-то копейки остались на подачку проводнику за ненормированный багаж, благо поезд не очень и дальнего следования. А в Качканаре меня встречают друзья с машиной… А билета нет!!!

Не показывая проводнику вида, что я чем-то расстроен, выскакиваю из вагона и бегом по перрону осматривая свой путь. Билета не видно. По лестнице в туннель под землей. Билета не видно. По туннелю с восьмого пути до выхода в город — билета нет, не валяется! А здесь уже толпятся люди… но не мог же я его здесь выронить. К месту остановки троллейбуса, вдоль всего фасада вокзала…. И о, чудо! Под второй аркой лежит новенький чей-то билетик… Поднимаю и не верю собственным глазам: Он!!!!

Бегом назад, к вагону. Состав уже трогается, но я набегая влетаю в свою дверь….Едем!!!

ПОЛУСТАНОК ПО ФОРМУЛЕ

Вообще-то это вокзал. То ли Половинка, то ли Зима… Мы не знаем. 1972-ой год. Май. Призыв. Мы в эшелоне. Нас везут матросы в черных бушлатах. Куда — военная тайна. Этот состав идет «по формуле», то есть никто толком не знает, где и как… Около нашего вагона, битком забитого призывниками (я сплю на третьей верхней полке сбоку — тут не дует) целуется молодой офицер в форме и его девушка. Целуются уже второй час. Просто стоят и целуются. Прощаются. Вокруг почти никого. Нас выпустили «на перекур», но отпускают порциями по пятерке на десять минут… Я не курю, но «на перекур» выползаю охотно… Они целуются… Состав стоит давно. И когда пойдёт — никто не знает… Никто над ними не подшучивают… все, как тот кондуктор, понимают… На этом перегоне наш состав переехал уже четвёрку лошадей… зрелище жуткое — разваленные кони… Постояли над ними полчаса и понеслись дальше. Теперь вот стоим тут… наконец команда: «В вагон!» — мы запрыгиваем… и тут поезд начинает мягкое движение… о этот упоительный набор скорости и вдруг крик ужаса перекрывает все звуки вокруг и резкое торможение не успевшего толком тронуться состава… мы выскакиваем… под колесами лежит наш офицер… его нога перерезана… он смертельно бледен и закрыл лицо рукой… из обрубка сквозь ткань хлещет кровь…

Прошло сорок лет. Этот офицер всё лежит и лежит у меня перед глазами… Железная дорога…

В ПОИСКАХ СЛОВА

Усаживайтесь поудобнее! Именно так! Именно так начал свою знаменитую лекцию о международном положении выдающийся лектор Ни Ли. Нет, не Геннадий, что песни пишет. Великий Ни Ли, который в 1971-ом году читал лекцию в Свердловском ДК им. Свердлова. О, тогда всё там было как здесь сейчас: в Свердловской области, в городе Свердловске, неподалеку от улицы Свердлова, совсем рядом с памятником Свердлову в ДК имени Свердлова… Ни Ли был превосходным лектором, свободно владевшим цифирью и фактажем, чувствовавшим аудиторию и умело руководившим её — аудитории — поведением. И он начал именно так: «Усаживайтесь поудобнее! Я буду читать долго, так что не надо скрипеть креслами…» Зал заулыбался. Есть такие люди с таким голосом, что начинают говорить, а там какая-то составляющая вибрирует так, что невольно проникаешься доверием к человеку и начинаешь доверчиво, как младенец, улыбаться. Эта составляющая в голосе — назовём её «аппельконте» — присутствует у всех выдающихся чтецов и юмористов. Совершенно особая она у Жванецкого. О, об аппельконте Жванецкого можно рассуждать долго! Меня просто белая зависть душит ко всем обладателям удачной аппельконте. У меня аппельконте нет. И потому меня не слушают. Не любят слушать. А мне так хочется, чтобы послушали! Мне так много хочется сказать! Но аппельконте нет! Иногда меня из вежливости слушают целых две минуты. Две минуты — это очень много! За две минуты я успеваю набраться смелости и даже открыть пасть. Свою старческую беззубую пасть. Но как только первые слова выкатываются из моего неустроенного горла — слушатели начинают разбегаться.

А мне часто снится мой единственный концерт в огромном зале. Мой заключительный концерт. Концерт, к которому я готовился всю жизнь. И вот теперь я знаю, как он будет называться на громадных афишах: «В поисках Слова…» Операторы подретушируют звучание моего голоса, зал затихнет. Я соберусь с мыслями и произнесу с восемнадцати лет заготовленное начало: «Усаживайтесь поудобнее!» Какая глубокая, какая правильная, какая своевременная мысль!!! И зал, услышав урчание моего искусственного аппельконте, заулыбается. И тогда я спою ему самые свои грустные и весёлые песни, и почитаю самые лучшие стихи других поэтов. Начиная со «Среди миров, в мерцании светил…» Иннокентия Анненского, до «Я устал от двадцатого века, от его окровавленных рек…» Бориса Соколова. И завершу лучшим из Вениамина Блаженного «И блуждает по небу огонь моих плачущих глаз»… А потом концерт закончится и я, как Александр Вертинский когда-то, сразу по его окончании умру…

Ах! Как я мечтал о таком концерте… Всю жизнь… А пока мечта остаётся несбыточной мечтой, я даю сегодня Вам маленький осколок этого концерта в Интернете. Так что: усаживайтесь поудобнее!… я буду сегодня читать без аппельконте — Вашим — Вашим!!! — внутренним голосом. Надеюсь, он Вам будет приятен.

Рождён, ни к чему не готовый,

По миру брожу много лет.

Вся жизнь моя — в поисках Слова,

Которого, вроде бы, нет

О Боге напомнишь мне снова:

Вот в нас пробуждается Свет!

Но Бог тоже в поисках Слова,

Которого, вроде бы, нет.

Учёные ищут по Свету

Систему, где жизнь есть опять.

Свою не находят планету!

Не могут себя отыскать!

Вся эта «наука» — полова!

Её достижения — бред!

Всё тщетно при поисках Слова,

Которого, вроде бы нет!

Война — вот всему основа!

Источник желаний и бед.

А мир — это поиски Слова,

Которого, вроде бы нет!

Вот Будда разрушил оковы

Цветок указавший в ответ!

Цветок так походит на Слово,

Которого, вроде бы нет!

Таинственны эти покровы!

Любви первосозданный цвет!

Вселенная в поисках Слова,

Которого, вроде бы нет!

Любви и Надежды! Их зовом,

И Верой живу столько лет…

А вдруг я — то самое Слово?

Которого, вроде бы, нет?

А вдруг Ты — то самое Слово?

Которого, вроде бы, нет?

А вдруг Мы — то самое Слово?

Которого, вроде бы, нет?

ВОСПОМИНАНИЯ ОЛИГОФРЕНА. ВСТУПЛЕНИЕ

Ну вот и выдалась свободная минутка для записи моих скромных воспоминаний о грядущем.

Что греха таить — люблю вспоминать! Благо есть кого и о ком. Люблю вспоминать себя, свои собственные мысли и свои личные ощущения. В моих воспоминаниях нет ни одного слова правды, ни одной сколько-нибудь стоящей мысли, ни одной сколько-нибудь значимой истины.

Всё предельно и запредельно субъективно, размазано, размыто.

Что Вы от меня хотите? Олигофрен! Не олигофренд, а именно олигофрен! Недоумок!

Недоучка! Выскочка и урод лишённый хотя бы намёка на присутствие интеллекта!

Не устаю удивляться умничкам женщинам!

Вот Дарья Донцова!

Как пишет!!!

Я даже читал несколько раз одну её книжку. Какую именно — не помню!

Но помню свои ощущения! Супер!!!

Мне бы так научиться!

Но у меня по русскому языку было твердое «три с длинным минусом». И не случайно!

Это мои педагоги в школе мне натягивали до позитива, чтобы я поскорей покинул их не омрачаемую другими идиотиками школу.

Вот так тихой сапой под шумок школьных звонков, издеваясь над преподавателями я и перебрался в разряд условно обученных.

Год отдыхал от столь тяжелого полуумственного труда. Оклемался и нырнул в Свердловский строительный техникум. Ну здесь, ясное дело — недоучился и сбежал прикрываясь призывом на действительную военную службу. В части меня мигом раскусили и к серьезным вещам не подпускали. Еще нажму на что-нибудь не так!

Оружие запирали на три ключа, патроны держали на особо охраняемом складе. И всё же один раз я пострелял на учениях. Командир стоял рядом и обеими руками держал меня под руки, чтобы в случае чего сразу отнять игрушку. Но я всегда был паинькой и потому только чуть-чуть промахнулся. Дырку на локте мне быстро залечили, а в графе «стрельбы» поставили плюс. Больше к автомату Калашникова меня не подпускали. Потому я больше отирался на кухне и в библиотеке, где стирал пыль с полок и полочек.

Там, в библиотеке, я впервые увидел «Воспоминания…» маршала Жукова о войне. Как сейчас помню, книжечка была толстенькая. Такую мне бы года три читать — не перечитать. Но главное я уловил: надо писать свои «Воспоминания…» о чем взбредёт в головушку. Пролезет всё! И не придерёшься: ведь это просто воспоминания никого и ни о ком!!!

Вот с тех пор я их и крапаю.

Правда сколько всего написал — не упомню.

Но ведь это и не входит в мои обязанности.

Моя задача писать!

Строчить!

А вы читайте! Или не читайте! Дело ваше!

ДВА ПОСЕЙДОНА

Раз уж не довелось стать Доном, я дважды превращался в Посейдона!

Вообще вся моя жизнь совершенно мистическим образом связана с Тигром. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что Посейдоном я становился в годы Тигра! В 1974-ом и 1986-ом годах.

Большое и вправду видится на расстоянии!

Теперь, когда минуло многое, я могу хладнокровно рассмотреть эти два пребывания в высшей морской должности бесстрастно и даже беспристрастно, как два уникально связанных между собой события.

Первый раз дело было в день ВМФ в период службы моей на Тихоокеанском флоте. Тихоокеанский флот, это такое учреждение, где матрос окружен совсем молодыми матросами, то бишь лицами мужескаго полу. То есть первый раз я был Посейдоном в абсолютно мужском коллективе.

В 1986-ом году я стал Посейдоном в своём Втором отряде, песня которого гласила: «Мальчишек не берём!» И здесь мой пост я занял в абсолютно девичьем коллективе. Таким образом обнаружилась первая оппозиция: мужское-женское в этих, якобы никак не взаимосвязанных событиях!

Вторая парадоксальная оппозиция заключалась в наличии и отсутствии моря как такового во владениях морского царя. Казалось бы именно на Тихоокеанском флоте море должно было наличествовать как таковое. А вот в отряде Уральских девчонок наличие оного совершенно не предполагалось, но вышло всё с точностью до наоборот. Море при девушках имело место быть, а вот Тихоокеанский флот выделил нам в Уссурийской тайге небольшой деревянными бортиками обнесенный бассейн с речною водою!!! Да и речушка-то была понарошечная — милый такой ручеёчек.

Вспоминая оба этих фантастических случая не могу с удовлетворением не признать, что именно эта роль — Посейдона — удалась мне больше всего в жизни. В частности оттого, что по сценарию и там и там я должен был скромно помалкивать! Вот так, не раскрывая своего говорливого рта я и вошел в историю своей жизни безмолвным, но грозным повелителем морей и океанов — Посейдоном. И оттого мне есть теперь, что вспомнить!

ЖЕНЩИНАМ НЕ ЧИТАТЬ!

Продолжение главы Двадцать восьмой ВОСПОМИНАНИЙ ОЛИГО

Арбат еще не заставлен дурацкими палатками и ларьками матрёшечников. Здесь много самых разных мастеров, умеющих творить совершенно невероятные вещи. На Арбате с обыденным не удержишься. Требуется максимальная новизна и нетривиальность. Всем этим я обладаю с избытком. Но сегодня я не зарабатываю. Сегодня я изучаю. Свои тексты. Себя. Арбат. Идущих мимо людей. Женщин.

Женщины!

Здесь на Арбате я окончательно разобрался с их взглядом!

Мы, мужчины, не понимаем, как женщина смотрит на мир.

Это фантастическая мощь зрения. Это потусторонняя наблюдательность.

Это самый стремительный сканер в мире. Вы написали на бумажке карандашом слово.

Встали в сторонке и бумажку положили рядом у ног. Вам с высоты не видно толком, что там нацарапано. В пятидесяти метрах от вас идет женщина. Она даже головы не повернула в вашу сторону. НО то, что там нацарапано она прочла! Она уже сфотографировала вас до пикселя. Вы уже в её картотеке файлов. Её мозг уже сделал главное. Вы маркированы, вы отмечены, на вас повешен ярлычёк: годен — не годен. Уже исследован ваш безымянный на правой руке. Отмечены помятые брюки и пятно на курточке. Уже оценено всё! Но головы она к вам не повернула. Прошла мимо, захваченная своими мыслями. На гигантских рынках женщины идут с большой скоростью и тем не менее они прекрасно видят каждый товар и сразу определяют для себя его нужность или не нужность. Мужчинам с их трехсотпиксельными объективами и тридцатикилобайтным ОЗУ (оперативным запоминающим устройством) никогда не понять женщин с их милиарднопиксельными телеобъективами, ультразвуковыми сонарами и устройством для определения запаха, соперничающим с собачьим носом. Куда нам с нашим 286-ым процессором до их четырёхядерного с частотой 50 гигагерц!

Женщины — это совершенные люди. Мужчины — это племя уродцев, на которых щедрая мать-природа ставит разнообразнейшие эксперименты.

Женщины с годика исследуют мужчин (пап и дедушек, гостей, друзей) и ставят на них свои опыты по управлению. Никто лучше дочки не манипулирует папой. Разве что мама. Девочка двух лет просто издевается над мальчиками, предлагая им все новые и новые тесты. В пять лет девочка уже уверенно управляет любой особью мужского пола.

Конечно им потом трудно с нами, несчастными. Приходится мириться с несовершенствами и жестокостью мира. Мужики, как медведи. В интернете и по ТВ был показан потрясающий случай, когда ручной медведь прямо на глазах у операторов во время записи передачи загрыз бедную женщину севшую рядом. Ярость его была внезапной. Таковы и мужики. Ручной, покладистый, безвольный, смешной. А потом мгновенный бросок — и перегрыз горло.

Мужчины — главная проблема женщин. Опасный, глупый, не различающий запахов домашний зверь. И ведь сколько сил тратится на то, чтобы его приручить!

Женщина обречена на одиночество рядом с мужчиной. Это как с собакой. И выдрессировала, и помыла, и причесала. И украсила. А пёс в кусты, в грязь и потом всеми лапами на чистую простынку!

ЖЕНЩИНАМ О МУЖЧИНАХ

Глава шестая ЖЕНЩИНАМ О МУЖЧИНАХ

Главная ошибка женщин в поиске равенства.

Мужчина и женщина не равны.

Женщины наделяют мужчин собственными качествами, каковыми несчастные в действительности не обладают.

Во первых женщины полагают, что у мужчин есть ум. Более того, они всерьёз надеются встретить умного мужчину. Напрасный труд! Если мужчина умён, значит это — женщина!

Отсутствие ума у мужчины имеет вполне объяснимую физиологическую природу. Ум мужчине в принципе не нужен. Не нужен он ему и во всех остальных местах вне принципа. Мужчине требуется смекалка. Но ум и смекалка различны по своей природе. Смекалка — это самая нужная мужчине особь женского пола, дабы смекнуть вовремя, что, к чему и почему. Ум — это самая верная особь мужского пола, принадлежащая исключительно женщине. Иногда полагают, опять же ошибочно, что мужчина, как и женщина, наделён интеллектом. Не скрою, гипотеза эта проверялась нами тщательно. Мы обследовали десять тысяч мужчин разного возраста. Искали у них интеллект и ум. Вот краткий перечень того, что мы у них обнаружили: сигареты, спички, зажигалки, табак, бутылки пива, бутылки водки, одну бутылку с коньяком, папиросы, две сигары, купюры разного достоинства и монеты разного калибра, платки носовые, пакетики со странными резиновыми вложениями, один доллар (настоящий!), один динар (проверитть подлинность не удалось), десять франков, визитницы, салатница одна, бумажки с номерами телефонов… Как видите сами, искомое обнаружено не было. Нами были разработаны специальные тесты на наличие или отсутствие ума и интеллекта. Ни один из испытуемых с ними не справился. Включая и нас самих.

Вопрос: почему мужчина может часами смотреть на любимую женщину?

Ответ: буфер памяти у него маленький. Он сканирует лицо женщины, тщетно пытаясь его запомнить целиком. Но вмещается только треть лица. Поскольку ничего другого делать рядом с ней он всё равно не умеет, он добросовестно сканирует и сканирует, то лоб, то глаза, то нос и щеки. Наконец губы и подбородок… а лоб и глаза уже забылись… он по новой…

Вопрос: мой мужчина знает моё имя. Что это означает?

Ответ: Он полностью поглощён вами. Ни на что другое памяти уже нет. Если он опознает вас на фоне двух других женщин и называет ваше имя правильно, значит вы хозяйка его души. Рассчитывать на большее с вашей стороны было бы крайне опрометчиво.

Вопрос: Никак не приучу его выносить мусор. В чем дело?

Ответ: Несмотря на крайне слабую рассудочную деятельность мужчина всё же при правильном подходе к делу поддаётся дрессировке. Во-первых: говорите с ним на доступном его пониманию языке простых команд. Текст «пойди и вынеси мусор» слишком сложен для него и такая команда вряд ли будет выполнена. Постарайтесь в одно и то же время суток на протяжении двух-трёх месяцев проводить с ним такое упражнение (предположим вы живёте на пятом этаже и мусоропровод доступен при спуске на полэтажа вниз по лестничной клетке): «Иди сюда (вы на кухне около ведра с мусором)! –подошёл — Возьми ведро (указать на ведро и его приподнятую ручку) — выйди из квартиры (вместе выходите на лестничную клетку) — За мной вниз! — спускаетесь к мусоропроводу — Открой (указываете на лючок мусоропровода) (открывает) — высыпай мусор сюда! — Закрой! — за мной наверх! Входим домой! — ведро на место!

Если слов больше трех — он уже не справляется и сильно комплексует по этому поводу.

При должном терпении через три месяца он сможет в целом выполнять эту операцию самостоятельно.

Вопрос: как посылать его в магазин за продуктами?

Ответ: ни в коем случае не говорить «пойди и купи нам чего-нибудь съестного». Деньги он возьмёт. Из дома выйдет. И растеряется.

Основа основ здесь — список! Всегда пишите список продуктов с указанием их ориентировочных цен, мест приобретения и в порядке предполагаемого обхода. Не забудьте раз десять провести его по предполагаемым местам будущих покупок. Не стесняйтесь отчетливо, внятно, громко объявлять ему наименования посещённых объектов: «наш Рынок!», «наш Перекрёсток!»… Деньги давайте строго под расчёт, мелкими купюрами в отдельных конвертиках с надписями: «на масло», «на хлеб», «на яблоки»… Помните: мужчина глупее собаки. Он, как и собачка, рвётся из дому на улицу. Как и собачка, он не знает, что ему там нужно, но собачка знает дорогу назад, а он — не помнит! И может легко заблудиться. Поэтому нарисуйте ему схему возвращения домой и всегда проверяйте, выпуская за покупками, чтобы она была у него в кармане. Плюс записка для женщин, которые могут случайно подобрать заблудившегося: «Нашедшую этого кобеля суку прошу вернуть по адресу… иначе тебе не жить!»

Вопрос: а мне казалось, что они бывают очень умные.

Ответ: мужчины работают по признакам ситуаций с картотеками, которыми они запасаются к двадцати трем годам. На вопрос: «пятью пять?» он ответит «двадцать пять» не потому, что сосчитал, а потому что это ситуация записанная у него в блоке постоянной памяти. (Женщины у него в блоке оперативной — крайне скудной — памяти.) Видя женщину он автоматически вытаскивает из постоянной памяти карточку и, улыбаясь, произносит заученное: «Здравствуйте! Как Вас зовут?» Иллюзия ума возникает полная.

Далее он прокручивает плёнку «знакомство». Если Вы сравните его тексты при знакомствах с разными женщинами, будете потрясены: это калька! Но с подписью «живой звук!». Но подробнее об этом в другой раз.

ЖИТЬ НЕГДЕ И НЕ НА ЧТО

Глава вторая: КАК ЖИТЬ ЕСЛИ ЖИТЬ НЕГДЕ И НЕ НА ЧТО

Виктор Суворов очень живописно рисует своё состояние в момент перехода на сторону англичан. В кармане у него отвёртка. Он готов дорого продать свою жизнь. Первому, кто подойдёт, он всадит отвёртку в горло. А ваообще задача у него сложнейшая. Не попасться. Не попасть в поле зрения родных спецслужб. Сутки он болтается как кишка в проруби в столице иноземного государства. Наконец звонит бывшим врагам. А они его уже ждут с распростёртыми объятьями. Сутки жизнь человека висела на волоске! Целые сутки! Это же надо столько натерпеться!

При этом он очень чётко знает некоторые вещи.

Например то, что после первой же встречи со «своими» у него (видимо после первого же спец укола) «вдруг» начнёт обильно течь слюна, и уже любой психиатр мира признает его душевнобольным.

К сожалению во всей этой талантливой картине недостаёт нескольких, пусть и грубоватых мазков. События в станице Кущевская Краснодарского края обнажили наконец реальное устройство Рассеи-матушки. Оказалось, что вся страна поделена между местными сложноорганизованными бандами, частично узаконенными. То, что знают практически все жители страны наконец начинает проступать всё ярче и ярче. И потому хочется задать такой вопрос известнейшему перебежчику: «А несколько лет подряд не пробовали?» И это без денег, без знания охотящихся на вас структур, без документов, без крыши над головой, без знания иностранных языков. Пробовали жить под непосредственной угрозой немедленного физического уничтожения десятки лет?

Попробуйте три года не попасться на дороге ни одному милиционеру. Вообще ни одному!

Попробуйте прожить двадцать лет не имея официального места работы, зарплаты, отпускных, жилья, телефонов и автомобилей. Попробуйте без копейки выйдя из дому проехать всю Россию вдоль и при этом нигде не задерживаться подолгу. Узнайте, что это такое — «вписка». Попробуйте знакомиться с людьми на улице так, чтобы вас кормили и поили и укладывали спать. И всё это при крайне скудном умишке. Точнее при фактическом отсутствии оного. Без ума и без документов. Без денег и без точек опоры. Много лет.

Попробуйте выживать, когда на вас объявлена охота. Когда любой выход из любого помещения это практически выход в смерть. Любой вход в любую квартиру — это фактически вход в ловушку.

Ну и самое главное: попробуйте всё это именно в России. В стране, которая построена именно так, чтобы моментально ловить людей.

Страна, где оружие «продается» с целью схватить «купившего» и дать ему тут же срок!

Страна, где на одного работающего пять стукачей.

Страна, которой абсолютно не нужны изобретатели, ученые, гении. И которая тем не менее непрерывно их «ищет»! Так писалось: «Алло! Мы ищем таланты!» И ведь немало «талантов» ловилось таким образом и исчезало навсегда.

Страна, в которой нет второго выхода ни из квартиры, ни из подъезда.

Страна, где нормальное движение парализуют сами «органы», оставляя в городе несколько точек, миновать которые на автомобиле практически невозможно.

Страна, в которой есть города, где для разворота нужно проехать парочку-троечку Люксембургов.

Страна, где начальники зон через своих «заключенных» сначала «тайно» продают водку намеченным к наказанию, а потом устраивают «облаву» и таки «наказывают» «виновных».

Страна, в которой можно годами жить в лесу без дома, потому что «документы ещё не готовы».

Страна, в которой людей годами держат в тюрьмах без суда и следствия.

Страна!

Австрия, это наверняка весьма хорошо просматриваемая спецслужбами держава. Маленькая. Спрятаться негде. А вы попробуйте спрятаться в России!

Вот только что один мажорик рванул в Россию из Украины. Прятаться. И не прошло и суток, а он уже сидит в СИЗО! Наивный!! Лучше бы он рванул на остров Пасхи. Там спрятаться куда реальнее. А у нас здесь 17 075 400 квадратных километров. Где ж это ты, сынок, прятаться то собрался? Чай не иголка в стоге сена! Здесь тебя, голубок ты наш сизый, в два счета отыщут! Здесь такие люди в бега пускались и в большинстве своём на том и сгорали. Если пустился в бега, то запомни: нет теперь у тебя ни родных, ни близких. Всё! Один звонок маме — и ты в когтях у самого страшного хищника на планете — в лапах у власти. А дальше по Солженицыну. Вся жизнь твоя разделилась на две части: всё что было ДО ареста, и всё, что случится ПОСЛЕ. Не звонил маме? И другу лучшему не звонил? А зачем сунулся в город, где уже был однажды? Не только снаряд два раза в одну воронку не должен попадать. И тебе, раз уж ты в бегах, нельзя дважды в одну реку. И на один мост — нельзя!

Не вздумай поездами ехать. Там ловят за семь минут.

Не садись и в автобусы. Там ловят за час.

На каждом вокзале, на каждой станции метро есть для тебя закуток с решеткой. Помни об этом.

Во многих местах ты под незаметным тебе видеонаблюдением ходишь.

В официальные места вообще не суйся.

Если с тобой на троллейбусной остановке старичок ласково заговорил — не расслабляйся. Это вполне может быть очередной секретный сотрудник. Таких полно и на транспорте, и в столичных подворьях. Ты забыл переодеться? Тебя уже засекли, милейший! Ты поднял руку и остановил такси? А теперь смотри: тебя привезли к дверям ведущим в службу безопасности… Водитель «на минуточку» вышел? — Беги!!! У тебя не более шестидесяти секунд. Скорее нет и тридцати. Не знаешь этот город? Тогда есть микрошансы. Впервые в этой деревне? У тебя хорошее чутьё. И никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не говори правды о себе. Больше всего здесь не любят именно правду. И именно её все и ищут. Сказал правду? Ты пойман!!! А завет народный здесь такой: не верь ворам и ментам! Ты спросишь, любезный, а что ж это ты сам то тут расписался, калека?

А я улыбнусь в ответ ласково: так ведь я же того, скуден на умишко-то, мне уже всё равно помирать пора пришла… Да и где ты видишь правду-то обо мне, мил человек? Нету её! Нету!! И никогда её не было — ни тут, ни в любом другом месте…

ЗАГАДКИ СВИДЕТЕЛЯ РОЖДЕНИЯ

Вот и выдалась минутка поразбираться в этом вопросе.

Присмотримся к основополагающему документу моей жизни — Свидетельству о Рождении.

Сначала присмотримся к изложенным в этом документе фактам.

Во-первых обратим внимание на серию документа и его номер:

ЮО №384967

Поскольку в 2004 году мне удалось путём полного перебора вариантов доказать наличие трёхсот восьмидесяти четырёх магических квадратов четвертого порядка имеющих константу по минимум сорока измерениям, то первые три цифры в номере нельзя не признать пророческими. Три последние цифры дают в сумме двадцать два то есть четвёрку.

Признаем это забавным наблюдением и перейдем к пристальному разглядыванию дат, содержащихся в документе. Нельзя не удивляться тому, что они расположены в порядке возрастания.

Дата моего рождения прописана четко: 16 декабря 1952 года.

Далее сообщается:

«о чем в книге записи актов гражданского состояния о рождении 1953 года марта месяца 23 числа произведена соответствующая за №198».

Наконец в самом конце дается дата выдачи самого этого документа:

«Дата выдачи 29 июля 1954 года»

Возникает вопрос: почему так долго малютка ждала свидетельство о своём рождении. Почему полтора года новорожденное дитя обреталось без Свидетельства о рождении?

Легко видеть, что в середине лета текущего года этому Свидетельству исполнится ровно шестьдесят лет! Юбилей, однако!

Но вот два любопытнейших момента: Свидетельство свидетельствует о рождении малютки в поселке Агробаза Средне-Колымского района Хабаровского края. А выдано оно ЗАГСом города Свердловска.

Посмотрим на карту СССР тех лет. Поселок Агробаза — это лагерь ГУЛАГа на реке Колыма рядом с другим известнейшим лагерем — поселком Дусканья. А Свердловск (ныне — Екатеринбург!) — это на границе Среднего Урала и Западной Сибири на реке Исеть.

Расстояние порядка четырех с половиной тысяч километров (по прямой!).

И вот возникает вопрос о Свидетеле: что же это за Свидетель такой, что свидетельствует о событии произошедшем за полтора года до появления самого свидетельства и на расстоянии в седьмую часть земной параллели от места его собственного формирования. Из двух априорных категорий Канта — Пространства и Времени ни одна не выдерживает критики. Если же посмотреть на дело с точки зрения квантовой механики, то и тут нет ясности ни со спином, ни с координатой.

Далее — свидетельство сообщает о потрясающем феномене — рождении ребёночка женщиной без какого-бы то ни было участия отца!!! Женщина есть — означена, поименована! А мужчины нет!!! нет его ни в самом тексте Свидетельства ни за пределами оного!

Начну с пророчеств: 23 марта родилась моя гражданская жена, мать моей второй дочери.

25 июля родилась Маша. 29 июля я написал «Майдан Незалежности» и начал прорыв в Россию. 24 июля зарегистрирован мой первый брак, причем дело было ровно через двадцать лет после выдачи этого свидетельства!

Перейдем к другим пророчествам:

Агробаза содержит в явном виде РОБА — я служил на флоте и носили мы именно робу. Содержит оно в двусложном виде и агРОбаЗА — РОЗА! Роза не только мой любимый цветок, но и герой многих моих песен и баллад. про ГРОБ как пророчества распространяться не стану — само собой понятно. ГРОЗА — тоже понятно без лишних. БОРЗ — да, по жизни таким именно и был.

Любопытен СРедне-Колымский район. Несколько лет я трудился на СРК (содово-регенерационный котел). Хабаровский край — место моих самых дальних перемещений.

свердловск стал главным городом моей жизни.

Ещё немного о датах. Мне довелось показать, как из числа 16 возникает число 12. Родился же я 16-го 12-го!!!

И последнее стартовое наблюдение: когда я родился, Сталин был жив. А запись о моем рождении была сделана, когда Сталин уже восемнадцать дней был мёртв.

И здесь еще один парадокс: когда делали запись, я был еще ТАМ на Колыме, в Агробазе. А свидетельство об этой записи почему-то выдано в Свердловске!

Загадки! Их я постараюсь начать распутывать в следующем материале.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Глава шестнадцатая: об Игоре Спехине замолвите слово

Треска

Архангельск в 1978-ом году был колоритнейшим городом России. На рынках продавалась треска. Крупная. И не дорогая. Треска — один из символов Архангельска. Два других — доска и тоска. Эх, знать бы нам тогда, что скоро полки магазинов окончательно опустеют и повсюду будет только одна рыбка — мойва. В 1980-ом году мне довелось съездить по делам в Запорожье. И здесь я увидел на рынке треску!!!! Я вёз треску в Архангельск так же, как возил с сессий колбасу (Ленинград-Вологда-Архангельск — был такой поезд!)

У мороженщиц я выпросил сухого льда, закутал оный в тряпочки и обложил им две тушки трески. Это было сокровище! И я её довёз! Так Архангельск для меня в 1980-ом на несколько дней вновь стал «тоска — доска — треска».

Доска

О досках пока скажу только вкратце. Мне посчастливилось трудиться на Соломбальском лесопильно-деревообрабатывающем комбинате рабочим на поштучной выдаче досок. На четвёртой торцовке второго цеха. Торцовка — это огромный длинный стол, по бокам которого расположены торцовочные пилы. Доска лежит поперёк стола и специальными длинными цепями с зубцами, чтобы доска шла ровно, перемещается вдоль стола. В двух местах на столе расположены ряды вращающихся валиков (рольганги), которые перемещают доску поперек стола в двух направлениях. За каждым рядом рольгангов перед торцовочной пилой стоит хрупкая женщина с крючком, которая решает вопрос о том, где именно пила должна отсечь обапол — сужающийся кусок доски с корой, чтобы доска вышла чистая и ровная. Обапол летит на ленту транспортера, которая тащит обрезки к рубительной машине. Собственно, когда всё идет нормально, для внешнего наблюдателя всё происходит как-то само собой, легко и просто. Цепи ползут, доски летают туда-сюда, торцовочные пилы мгновенно отсекают лишнее… Зубцы на цепях идут с интервалом в полторы секунды. Моя задача — подавать доски из завала на верхнем столе на нижний торцовочный стол. С интервалом в эти самые полторы секунды. Хороший податчик досок — это — если смотреть со стороны — человек легко подающий доски. Впечателение такое — словно пирожки печет. Доска за доской так и мелькают в ладошках. А на самом деле за полторы секунды надо: высмотреть следующую доску, попасть в её торец крючком, подцепить её и поднять — шестиметровую — в воздух, перевернуть, как надо и положить на стол. Работают все группы мышц. Часть работы выполняется правильными поворотами корпуса… За смену податчик подает 10—12 тысяч досок. Вот той самой рукой, которой я набираю этот текст сейчас, я подал за годы работы на СЛДК около одиннадцати миллионов досок. И написал небольшое эссе — по сей день не опубликованное — «Гибель четвёртой торцовки». Кстати. именно на той самой торцовке я и открыл мерцающие шахматы. И вот на этот самый стол и вскочил, не зная как выплеснуть охватившее меня волнение, когда понял. э что добрался до новой супер Игры. Да, именно здесь испытал я то, что испытал Архимед, когда выпрыгнул из ванны с криком «Нашёл!» (Эврика!!!). Но пока о досках всё…

Нет не всё. Среди множества самых разнообразных досок есть один вид досок, к которому мы сейчас и перейдём. Это — шахматные доски.

Среди множества самых разнообразных партий есть и такой вид, как шахматная партия.

Был однажды в СССР опубликован крайне рискованный по тем временам рисунок. За пустым столом сидит грустный человек. Вокруг разбросаны шахматные фигурки. На его голову, точнее — на его шею! — надета шахматная доска с проломом там, где прошла голова. Видно, что доска именно с проломом надета на шею несчастного и доска окружает его голову со всех сторон. Подпись под рисунком тянула лет на пятнадцать для автора: «Партия!!!» К сожалению имя автора я не помню. Похоже его там и не было. Если кто знает — подскажите!

Тоска

Мы переходим к третьему пункту описания Архангельска тех лет — тоске.

Зимний город, город приполярных сиянийи арктических морозов. Город, где по Северной Двине плавают тюлени. Стоишь на берегу, любуешься рекой — а там тюлень! И жмурится так сладенько! Тоска!!!! Тоска по кораблям, уходящим в плавание. Тоска по теплу южных широт. Тоска!! И оттого наверное так ценится там простое и понятное всем русское слово и простой и доступный всем русский напиток.

Когда я организовывал (под чутким руководством Льва Михайловича Фильчагина) Архангельский областной шахматно-шашечный клуб (на улице Энгельса, в двух шагах от железнодорожного вокзала), на первом этаже тринадцатиэтажного дома, прямо рядом с кафе «Рыбное» и напротив того самого «Пингвина», где ежедневно снимал девушек Третьяков — нет не первый секретарь обкома КПСС, а однофамилец хозяина области… ну вы конечно помните! Он снимал девушек, вёл в свою квартиру, заводил в ванную, резал, свежевал тушку, головы складывал в сундук, на котором ночевала бабушка, а мясо обрабатвал — разрезал на мелкие порции, аккуратно выкладывал, замораживал в холодильнике, в шесть утра рабочим поездом отправлялся на последнюю перед городом станцию, где садился на московский скорый и в восемь утра прибывал на железнодоррожный вокзал, выходил из поезда, приодетый должным образом и с треноги из дипломата продавал горожанам мясо «из Москвы, свежее»…

Ну вот, похоже тему тоски в том числе и в связи с отсутствием в городе тррески, и вообще — мяса (бройлерных цыплят кормили рыбной мукой с Фактории. Мы покупали цыплят, а вкус был рыбный!) вроде бы раскрыл. По мере сил, и ни в коем случае не претендуя на полноту! Так с тех пор и пишу в проектах авторефератов диссертаций: «не претендуя на полноту», а сам, сволочь однако! — толстый! То бишь «полный». И теперь только о водке, шахматах и великом Игоре Александровиче Спехине.

Игорь Александрович Спехин

Он появился на пятый день.

— Моя задача — превратить шахматный клуб в клуб алкоголиков!

В связи со столь ясно заявленной позицией я был вынужден поинтересоваться личностью заявителя у него самого, и его ближайшего окружения. Начну с того, что это был действительно гений. Великий шахматный гений. Леонид Штейн его очень уважал. Они подружились быстро и навсегда. Уважать Игоря Александровича было за что. Он играл почти как Бог. Именно ему принадлежит идея, авторство и разработка того варианта Испанской партии (шахматный дебют номер один!), который так и называется: архангельский. Идея этого дебюта состоит в том, что черные фианкеттируют белопольного слона на ферзевом фланге и делают длинную рокировку, развивая мощнейшее давление на центр белых. В партии, признанной самой красивой партией Сочинского международного турнира 1981-го года игравший черными архангельский мастер Павел Зарубин буквально расплющил позицию игравшего белыми челябинского гроссмейстера Семёна Двойриса (может он тогда еще и не был гроссом? — ах, память, память! Не хватает уже мозгов… Ах, как Семен разгромил тогда белыми Льва Полугаевского! Лев потом комментировал этот эпизод следующим образом: «Перегрелся на пляже. Сижу. Вижу: же шесть ходить нельзя! Смотрю другое. Всё не нравится. Хочется сходить же шесть. Вижу: точно нельзя! Но перегрелся. И сходил-таки же шесть!» После ответа Семёна он сдался). Будет время, познакомлю вас с этой вечной красотой.

Так вот, всю мощь этого построения выявил и ввёл в практику именно Игорь Александрович. За это ему должны были бы в Архангельске воздвигнуть памятник. Пока не воздвигли. А жаль.

Но к водке. «Нормой мастера я перепилил себе ногу!» — рассказывал мне сам Игорь Александрович.

— Как это? — удивлялся я.

— А вот как. Я шел на выполнение нормы, имелась отложенная партия с хорошей позицией. Но в день игры я пилил циркуляркой дрова и попал под пилу и в больницу с надпиленной костью на ноге… И мне засчитали за неявку поражение.

Рассказ этот соответствует действительности. Играл он в силу приличного гроссмейстера, но в те времена в России в гроссмейстеры было не пробиться. Да и в мастера тоже. Как мудро заметил новосибрский маэстро (а потом и гросс) Вайсер: «звание мастера ФИДЕ — оскорбление для советского мастера».

Ратмир Холмов вспоминал в Свердловском дворце шахмат, как имел в довоенные годы первый разряд и варился в Архангельском «котле»… А вот вышел в люди и на тебе — гроссмейстер. Архангельская шахматная школа среди прочего обеспечивалась тем, что другого способа унять тоску не предлагалось. Разве что водка.

Игорь Александрович спивался. Вот финальная сцена его пребывания на посту директора Архангельского шахматного клуба (городского!), рассказанная мне им самолично.

В горком партии стали поступать жалобы от жильцов пятиэтажного дома, в полуподвале которого размещался шахматный клуб. Мол в клубе процветает пьянство. Сначала наветам не верили. Но потом решили-таки проверить сигналы трудящихся и создали авторитетную комиссию из трех человек. При открытиии в клуб были завезены столыв, стулья, зеркала, шахматы, шахматные часы, демонстрационные доски и протчая, протчая, протчая. Что же обнаружила комиссия? Когда они подошли к дверям полуподвала, они обнаружили груду ящиков из под бутылок. Этими ящиками было заставлено и всё внутри клуба. Помещение было длинными комиссия шла по узкому коридору, оставленному пустыми ящиками. Наконец, в самом дальнем конце они обнаружили одну горящую лампочку, под которой на небольшом пустом пространстве на ящиках, изображавших стулья, сидели два совершенно пьяных человека. На ящиках же, изображавших стол, размещалась недопитая бутылка водки, последняя в клубе шахматная доска, а на ней — последние в клубе шахматные фигурки, частично разбросанные по полу, и, рядом, последние в клубе шахматные часы. Всё остальное было надёжно пропито.

Так созрело решение о закрытии клуба и увольнении Спехина.

Сам он поведал мне всё это с большим чувством юмора. К сожалению слабенький мозг мой не позволяет мне подняться до уровня Игоря Алксандровича, который был величайшим рассказчиком.

А вот ещё один эпизод из его бурной шахматной жизни..

Игрался какой-то турнир. Игорь Александрович будучи на сильном подпитии заснул прямо за доской. Партнер сделал свой ход, пустил часы Игоря Александровича и подозвал судью турнира. Судья разбудил спящего, сделал ему замечание. Игорь Александрович сделал ход, пустил часы партнёра и пошёл погулять по турнирному залу, чтобы снова не заснуть. Его партнёр сделал свой ход, пустил часы и отправился покурить на крылечке клуба. И тут выяснилось, что Игорь Александрович забыл, где он сидит! Он обратился к судье, тот подвёл его к своему столику (но не стулику!!!) и отправился в другой конец зала. Игорь Александрович сел на место своего партнера, орлиным взглядом схватил позицию. Моментально сделал ход (за партнера!!), записал его в бланке партнера и, нажав кнопку перевода часов, вновь пошел погулять по залу. Партнер вернулся и видит издали — его часы стоят (значит противник еще не сходил!). Он погулял немного, смотрит — часы стоят. А Игорь Александрович рядом. Гуляет!

— Ваш ход, Игорь Александрович!

— Я уже сходил!

Партнер приблизился к доске, сел на свой стул и онемел. На доске творилось что-то невероятное. И только тут он обнаружил запись хода в своем бланке… И смешно, и грустно.

В игре на ставку Игорь Александрович был гением.

А если ставкой была бутылка…

И всё-таки он заслуживает большой человеческой благодарности. И как великий шахматист-аналитик, и как замечательный игрок. Он не спаивал Россию. Это она его спаивала. А точнее те в ней, кто и создавал отсутствие мяса и рыбы, пестовал Третьяковых, убивал леса… А Игорь Александрович был талантливейшем человеком и несчастной жертвой… одной из миллионов жертв…

Превратить Архангельский шахматно-шашечный клуб в клуб алкоголиков я ему не позволил. Но и забывать о его шахматном подвиге тоже не разрешу. Поклонимся русскому гению, навсегда уснувшему в вечных снегах русского Севера. И замолвим о нём доброе слово.

И ЕЩЁ РАЗ О ШКОЛАХ

Глава десятая: кое-что о школах и образовании

Дневник — документ фиксирующий недоверие между родителями, учащимся и преподавателями.

Дети сумчатых не могут ходить в школу без сумок.

Ребёнок не должен.

Нестабильное расписание занятий в школе порождает нестабильных детей.

Языкознание и литература несовместимы.

В дореволюционных гимназиях древнегреческий и латынь использовали для постановки дисциплины мышления. В современных общеобразовательных школах живой язык преподают так, как раньше преподавали мёртвые языки. Между тем дисциплина мышления гораздо быстрее ставится на шахматном материале.

Если преподаватель преподаёт и русский язык и литературу, то ребёнок не знает ни того, ни другого.

Классическая филология как и классическая математика в общеобразовательной школе нужны лишь самыми основами.

Я спрашивал учителей русского о звательном падеже. Им такой неизвестен.

Четыре голода человека:

— сенсорный

— сексуальный

— информационный

— амбициозный

Четыре топа образования:

— родительский

— тренерский

— преподавательский

— учительский

Позиции учителя, тренера, преподавателя и родителя несовместимы.

Исключения только подтверждают это правило.

Сенсорный голод снимается тренером.

Сексуальный голод снимается родителями.

Информационный голод снимается преподавателем.

Амбициозный голод снимается учителем (сен-сеем, гуру, мастером).

Четыре типа школ:

Родительская (семейная)

Мастерская

Частная

Государственная

Семейные школы погибают в связи с тем, что невозможно нейтрализовать сексуальный план общения родителей.

Мастерские школы погибают в связи с тем, что жизнь реального мастера очень коротка и нестабильна.

Частные школы погибают на том, что они не в состоянии противостоять разнообразным системным и несистемным агрессиям внешнего мира.

Государственные школы нейтрализуют сексуальный план общения родителей (не допускают его), не ограничены жизнью конкретного человека, способны противостоять массе системных и несистемных агрессий мира. Однако они нивелируют личность и поэтому должнгы быть серьезно ограничены в пространственно-временном вторжении в становление ребенка.

Построение образовательной системы таким образом сводится к нахождению достижимых реально пропорций в структуре времени на образование ребенка путем организации многоуровневой системы, включающей в себя по возможности все четыре типа школ. В исследованной в Урае структуре государственная школа претендовала на 18 часов в бюджете времени ребенка в неделю. Частные школы претендовали на обучение ребенка с первого по четвертый класс и на 60 часов в неделю в бюджете времени ребёнка.

Мастерские школы формировавшиеся во внешкольном секторе претендовали на 8—12 часов в бюджете времени ребенка в неделю. Родительская школа претендовала на 24—36 часов в бюджете времени школьника в неделю.

Два типа образования: академическое (задан Академией Платона) и лицейское (перпатетическое — задан Ликеем Аристотеля и Теофрастом).

Остаётся большим вопросом сочетание обоих типов в бюджете времени ребенка и взрослого. Если туристический поход — типично лицейский тип образования, то классическая школа — явно академический тип.

Сложившаяся практика даёт соотношение золотого сечения между временем на академку и перипатетикой. Восемь месяцев — классическая школа и четыре месяца — классический лицей. Но исследования в этом направлении необходимо дополнять громадным статистическим материалом.

Что такое кружок кройки и шитья? Это типичная мастерская школа.

Что такое автошкола?

Это типичная мастерская школа (от слова «мастер» в значении «умелец, в совершенстве владеющий своей профессией).

В городе Урае в рамках локального эксперимента на базе школы №4 (директор — Александр Иванович Уфимцев, завуч Ирина Александровна Трубина) было показано, что:

— педагоги могут успешно решать задачи в рамках 35-минутного урока и работать по графику — не более четырех дней в неделю;

— дети могут ходить в школу без дневников и портфелей;

— в школе реализуемы модели реально стабильного расписания занятий (в первую четверть было сорвано 700 уроков, во вторую — экспериментальную четверть было сорвано ДВА урока);

— педагогический коллектив школы может успешно питаться в условиях близких к хорошему кафе (была организована учительская кают-компания)

— в нормально работающей школе стоит ТИШИНА.

Эксперимент «модульная школа» был прекращен вопреки мнению педагогического коллектива школы волевым решением администратора сверху, считавшего успешное развитие эксперимента слишком рискованным для своей личной карьеры.

Практики Урая еще ждут своих исследователей и с течением времени их значение будет возрастать.

Так мне кажется.

ИНФАРКТ 2005

Случилось так, что мы — ровесники. Ваш покорный слуга, автор стихотворения «Днепр-Вепрь!» и ХайВей. Мы все родились в 2005 году. Автор этих строк — заново. Автор стихотворения «Днепр-Вепрь!» впервые, как и ХайВей. Тогда же родились и ещё кое-какие вещи — но сейчас мы повспоминаем мой инфаркт. Многое пережила Порфи, киевлянка, превратившаяся волею судеб в уральскую поэтессу. Но 2004-ый год мы встречали вдвоём. И мама сказала — это не наш год, Алёша! Мы родились в високосных годах. Те, кто родился в високосном, в високосном не умирают!

Большую часть года я провёл в Киеве. В конце августа приехал сюда и Саша Шорин. Мы гуляли с ним по Нагорной, по местам, где росла когда-то Порфи. 31-го утром он уехал в Екатеринбург. А вечером мне позвонили и сообщили, что у мамы — «тот самый» инфаркт. И я отправился к ней, вслед за только что уехавшим Шориным. Пока мама лежала в кардиологическом центре, я оберегал квартиру и двадцать её кошек.

В конце сентября она пошла -таки на поэтический марафон.

Когда-то, давным давно, в почти позабытом 1967-ом году (год 50- летия Советской Власти и Великой Октябрьской Социалистической революции!!!) мы с ней вместе пришли на улицу Авиационную и оттуда, считая столбы (других ориентиров не было!) я пробежал туда и обратно десять километров в сторону Химмаша. Фактически я тогда добежал до того самого роддома, в котором спустя жалких 38 лет родится автор строк «Днепр-Вепрь!». С тех пор мама всегда олицетворяла для меня старт моей легкоатлетической марафонской карьеры. И вот теперь, через тридцать семь лет мы с ней вместе приняли участие в поэтическом марафоне, что нашло хорошее отражение на страницах поэтического «марафонского» сборника. А 21-го октября 2004-го года она навсегда покинула эту весёлую планету. На меня упали все организационные заботы о захоронении мамы. Среди множества прочих обязательств я должен был сберечь жизни и хорошо устроить двадцать одно животное, включая сюда и маминого единственного пса Бобика. И всё у меня до Новогодних событий оказалось плотнейшим образом расписано. Приготовления. Похороны. Третий день. Девятый день. Сороковой день. Работа с обществами спасения кошек и собак. Смотрины кошек. Масса побочных мероприятий (например отражение наездов незваных гостей).

И тут из Киева грянули известия о начале Оранжевой революции.

Мама пережила последовательно (по мере поступления) год великого перешиба, голодомор, просто голод, высылку семьи на Урал, арест и пропажу отца, войну, включая сюда новый голод, арест по репрессивному Указу, Колыму, третий голод, войну воров и сук, гибель тирана… и далее — по списку, вплоть до 2004-го года…

Но Оранжевую революцию она не пережила. Она умерла в самом её начале. И с момента её смерти и вплоть до 2 февраля во мне накапливалось чудовищное внутреннее перенапряжение. 15 января приехала Марина с Машенькой и на шестом месяце беременности. Дом я худо-бедно — подготовил. Но по приезде они немедленно легли в больницу — у Машеньки было под сорок. Я в предынфарктном состоянии оказался в соседнем корпусе той же самой было больницы. Но сбежал, так как кто-то должен был обеспечивать их лечение. В районе 27—28 января у меня разыгралось чудовищное жжение в груди. Я думал, что это поджелудочная железа напоминает мне о своих проблемах. Врач скорой был склонен считать, что это идёт от сердца. В ночь с первого на второе февраля очередная скорая убедила меня, что пора ложиться «на обследование». «Обследовать» меня увезли в кардиологический центр Екатеринбурга, в отделение реанимации. Что это именно реанимация я узнал только после выхода оттуда в палату общей терапии.

2

Ну вот и выдалась свободная минутка рассказать о своём инфаркте миокарда подробнее.

Во-первых что значит «мелкоочаговый»? Это означает, что лопаются мельчайшие сосудики. Капилляры.

К сожалению мало кто из людей, с медициной не связанных, понимает, что это такое — капилляры.

Капилляр — это очень, очень тонкий сосуд. Тончайшая трубочка.

И когда она лопается в сердце, возникает крошечный синячок. Рядом лопается второй капилляр. Еще один синячок. Процесс образования синячков набирает силу. Их лопается всё больше и больше. И сердечная мышца с одного из боков постепенно превращается в большой синяк.

Когда лопается достаточно большое число капилляров, здоровая часть сердечной мышцы при сокращении может окончательно разорвать поврежденный уже участок сердца. Тогда и говорят о разрыве сердца.

Лечится это дело тремя общими факторами: холодом, голодом и покоем. Ну и плюс там всякие лекарства и иные процедуры. Первым делом разжижают кровь, чтобы остановить процесс образования синячков — то есть разрывов капилляров. Подают кислород в ноздри, чтобы сердечная ткань быстрее насыщалась кислородом, а само сердце не слишком мощно качало кровь в легкие. Ну и так далее.

Холод — это я ощутил сразу. Меня тупо раздели до гола и положили на каталку прикрыв одной простынкой. Первые два часа меня бил чудовищный озноб. А потом я начал привыкать. Насчет голода проблем не возникло. К этому состоянию (нет еды) я привык с детства. А вот покой… Но постепенно я успокоился. Решил отдаться во власть родной постсоветской медицины.

Осознание того, что могу в любую секунду откинуть копыта пришло постепенно. Но пришло.

Я заметил, что медицинский персонал не вступает со мной ни в какие разговоры. Подошла медсестра, воткнула укол. Упорхнула. Подошла другая, поставила капельницу. Исчезла. И в какой-то момент я осознал. Они не разговаривают, потому что просто ждут: застыну или не застыну.

Таких они видят постоянно. Одни застывают, другие — нет.

Происходит всё как-то буднично и нелепо. Вот уже после реанимации. Один пошел на свидание с женой на первый этаж. И застыл в лифте. Другой потужился в туалете — и застыл. Третий застыл прямо в палате, разговаривая по телефону… В общем застывает народ регулярно.

Коварная это штука — инфаркт. Вроде уже оклемался — ан нет!

На третьей неделе я стал делать гимнастику. Одна нога очень медленно приподнимается и кладется поверх другой ноги. Потом медленно снимется. И так — поочередно — пять-шесть раз.

Аккурат во время моего пребывания в палате общей терапии проходил чемпионат мира по биатлону. Напротив меня в палате лежал интересный мужчина, который попал на шунтирование сердца в Челябинске, а теперь подлечивался здесь. Мы с ним весьма азартно следили за событиями на лыжне и стрельбище. Опишу его опыт немного подробнее. Перед операцией шунтирования он, как и остальные в его серии, подписал специальную бумагу о том, что всю ответственность за исход берет на себя. В день его операции в опыт пошли четыре. Двое вернулись, а двое — нет. Особое впечатление на меня произвела его нога, на которой вместо привычных вен были глубокие точные кровоточащие углубления. Вены были вынуты и использованы, как протезы в его изношенной сердечной мышце.

Маленький дивертисмент. 5 августа 2005-го года я с Мариной катал наших красунь в колясках по улице Чайковского. Это был ежевечерний обязательный моцион. Ляли спали. А я с огромным удовольствием катил их неспешно по тротуару. И тут раздался звонок. Из Архангельска.

Звонил один из самых первых моих учеников и друзей — Алексей. Вообще звонили они с Павлом. Но то, что я запомнил, сказал именно Алексей:

— Старик! Иди на шунтирование сердца! Будешь как новенький!!

Сам Алексей уже перенес два инфаркта. И прошел это самое шунтирование. В 2007-ом году его не стало. Они ушли почти одновременно с Ильёй.

мало кто понимал Илью так, как Алексей. Но мне так и не удалось их познакомить.

Но вернёмся в палату. Мы смотрели чемпионат мира по биатлону. И совершенно не интересовались политикой. В реанимации я в основном четко вспоминал, что я не успел сделать в этой жизни. Список был внушительный. Собственно именно он и определил мою деятельность в последующие после инфаркта годы. От момента инфаркта до моей встречи с ХайВеем оставалась ровно одна Олимпиада, то есть четыре года.

3

Пришла добрая женщина и принесла с собой явно портативное УЗИ.

Вообще мы здесь лежим каждый у своей стеночки, затылком к окну. Ногами к общему коридору. Над нами висят мониторы. Наши тела опутаны проводами. Похоже за нами наблюдают по показаниям приборов. Что на мониторе у соседа — я вижу. Около нас стоят капельницы, подведены трубки с кислородом. Когда кислород подают прямо в ноздри это заметно облегчает дыхание. Главное для меня в этом состоянии — просто дышать.

При инфарктах у одних сильная боль. а другие просто не могут вдохнуть. Я из тех, кому не удается сделать полный вдох. Задыхаюсь. Теперь я хорошо знаю это состояние. Раз задыхаюсь, значит миокарду не хватает кислорода. Ишемия. Где-то сосуды перехвачены жировыми осколками холестерина. Просвет сужен. Крови насыщеной кислородом мало. Вот и начинается вакханалия. Хочу вдохнуть глубоко и не могу. Когда кислород поступает в больших дозах, кровь насыщается интенсивнее и я могу продышаться.

Итак, я вижу показатели соседа, свои не вижу.

На схеме я постарался изобразить то, как устроена реанимация в Свердловском кардиоцентре.

Создавал его среди прочих в своё время Феликс Адольфович. Работала группа, но Феликс был одним из главных вдохновителей и организаторов процесса. С моей мамой они были в хороших отношениях. Иногда она подрабатывала у него, перепечатывая на пишущей машинке длиннющие эпикризы. В эпикризах мама разбиралась получше иных докторов, и частенько при перепечатке обнаруживала серьёзные ошибки и описки. Она всё это подчеркивала, созванивалась с больницей и правила. За эту проникновенность в работе её ценили и поэтому заказы шли и шли. Вообще это у нас в крови: вникать в мельчайшие детали своей работы. Другой бы просто перепечатал с ошибками. Мне довелось в своё время подрабатывать перепечаткой текстов Щедровицкого. Автор сложный, интересный, глубокий. Не то что последующие пустышки, пытавшиеся ему подражать, но безуспешно. Из последователей Г.П. могу выделить буквально десяток-полтора стоящих авторов. Но школа эта в силу неустранимости стартовых дефектов понемногу вырождается в секту. На мой взгляд. Так или иначе, но при перепечатке нашел массу нестыковок, пришлось вникать (даром что попал во ВНИК Днепрова Э. Д.) … Так и мама. Раз эпикризы, то формулу крови неплохо бы знать не понаслышке.

Маленький дивертисмент. Однажды к Лене Егоровой приехала скорая по поводу приступа. Юный доктор присел к больной на край кровати и задумчиво произнёс: «Напомните мне пожалуйста формулу крови»…

Но мы отвлеклись. Феликс Адольфович пару раз консультировал меня из уважения к моей маме.

Так что в кардиоцентре я бывал ещё задолго до своего инфаркта. Когда этот центр только-только возникал.

Однажды к нам приехали американцы. Их, среди прочего, повели по нашему кардиоцентру.. Гордо.

Мне доподлинно известно, что они сказали друг другу после этого осмотра:

«Ну и что? У нас тоже есть больницы для бедных».

Так что моё описание Кардио Центра это описание от того самого бедного, для которого сей центр и создавался. Мне там спасли жизнь. И я очень рад, что попал в этот центр во время своего весёленького инфаркта.

Но вернёмся к началу. Пришла добрая женщина и принесла с собой явно портативное УЗИ.

Она стала слушать моё сердце и я чётко слышал всё, что слышала она. А слышал я всплески! Словно на море. Явственные всплески волн. И так меня захватил этот процесс прослушивания всплесков в своём собственном сердце! Не передать словами. Ощущение просто космическое!!! Сердце билось и кровь плескалась в нём так, как плещется море!!!

ИСКУССТВО СДАВАТЬ ЭКЗАМЕН

Глава девятая ИСКУССТВО СДАВАТЬ ЭКЗАМЕНЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЯ

Дельный совет дал мне Володя Лисицын, когда я отправился на первую зимнюю сесии в ЛГУ имени А. А. Жданова в Ленинград.

— Хватай экзамены и зачёты!

Какой короткий, но ёмкий и продуктивный текст!

Благодаря ему я четко усвоил правило номер один в вузе: зачет и экзамен должны быть сданы! Не важно — на тройку или на четвёрку. Важно — сданы! Всё остальное в вузе подчиняется именно этому золотому правилу. Хватай! Хватай зачёты и экзамены!! Именно хватай!!! Не стесняйся! Здесь все по сути своей голые: голее не бывает.

Преподаватель превосходно знает, что ты не готов. Здесь никто не готов. Здесь теоретически нельзя быть готовым. Система создает воровские места на производствах и гарантированный комплекс вины студентам. Студент не может быть готов. Даже если он трижды кандидат наук по этой дисциплине. Он всё равно не готов. Даже если наизусть выучил все лекции принимающего преподавателя. Это не поможет. Хороший экзамен — это игра в одни ворота. В ваши ворота. Вам кажется, что вы хорошо подготовились? Ваши шансы на неуд резко возрастают. Вы уверены, что можете получить пять? Мне вас искренне жаль. Экзамен в университете — это торжество личного террора преподавателя против абсолютно бесправного студента.

Вот вам ситуация навскидочку: вы идёте по улице и вам встречается патруль из трех людей при погонах. Они сильно смахивают на наряд полиции.

— Паспорт!

— Вы извлекаете из кармана и предъявляете им свой паспорт.

— Минуточку, позвольте, позвольте — проговавривает тот, кто похож на старшего у них, и листает ваш паспорт. Затем хмыкает удовлетворенно и прячет его в свой внутренний карман.

— Паспорт!

— Но я же Вам его отдал…

Они переглядываются недоуменно: «Когда?»

— Да только что…

— Так, задумчиво говорит сам себе старший, клевещете… А вот мы вас сейчас задержим до выяснения личности…

Ситуация понятна?

А теперь вопрос на засыпку: вы понимаете, что при таком развитии сценария вы абсолютно беззащитны? Если понимаете, то можете читать дальше. Если не понимаете, то дальнейшее написано точно не для вас. А вас мы искренне благодарим за внимание и потраченное на нас время. И желаем вам всяческих успехов!

Студент в ситуации один на один с преподавателем точно также беззащитен и бесправен.

Как впрочем и больной беззащитен и бесправен перед врачом. Здесь, в качестве заметки на полях укажем лишь на то, что есть одно отличие педагогов (в народе: «педиков») от медицинских работников (медиков) и полицейских. Социальные работники, медики и полиция работают (по статусу) с отклонениями от «нормы», тогда как педагоги в основном рабортают именно с «нормой», а общеобразовательная школа это в первую очередь нормозадающее учреждение и потому консерватизм — одна из основных внутренне присущих ей черт или характеристик. Говоря простым языком консерватизм — одно из четырёх основных эмерджентных свойств имманентных школе. Именно в силу нормозадающего характера всей этой институции. Построим для иллюстрации сказанного схему тетраэдра управления обществом.

(схема1)

ШКОЛА

I I I

СОБЕС — ПОЛИКЛИНИКА — ПОЛИЦИЯ

Теперь мы можем рассмотреть сначала набор частных оппозиций:

Гражданин — полицейский

Ученик — учитель

Больной — врач

Пенсионер — социальный работник

В каждой личность в левой части формулы беззащитна и целиком зависима от личности в правой её части. Теперь мы можем дать общую методологически точную оппозицию:

Гражданин — Чиновник.

Гражданин абсолютно беззащитен и бесправен перед чиновником. Но прежде чем мы разберём пути самозащиты в этом изначально безнадежном для нас противостоянии, мы рассмотрим частный случай искусства сдачи экзамена при абсолютном незнании предмета. В качестве вступления укажу на случай, имевший место в реальности, когда девочка, никогда не читавшая Некрасова, выиграла первое место во Всесоюзном конкурсе на лучшее сочинение по теме произведений этого поэта. Именно участие в качестве технического члена областного жюри в одном из литературных конкурсов показало мне оборотную сторону бесправия студента против преподавателя. Где-то году так в 1984-ом (тут я могу ошибаться) мне предложили проверить пять тысяч конкурсных сочинений школьников по теме «Письмо Татьяны Онегину». Сочинения были небольшие — по пять-шесть страничек тетрадного формата, написанные весьма аккуратно и разборчивым почерком (точнее почерками — пять тысяч почерков!). На эту работу мне была дана одна неделя. Будучи полным, как я теперь это понимаю, идиотом, я приступил к добросовестному чтению. Не скрою, первые двадцать работ я прочёл полностью. Вы понимаете, что такое пять тысяч работ? В техническом плане это комната, а в ней аккуратными стопками сложены они — труды. И во всех одни и те же цитаты, одни и те же обороты речи, одни и те же идеи… Позднее я узнал от Евгения Андреевича Васюкова блестящий метод для такого рода ситуаций. Но тогда я вдруг начал понимать, что не дойдя и до половины, да что там — половины — трети я рехнусь. Утешала только одна слабая надежда, что я уже давным-давно рехнулся и теперь мне уже ничего не страшно.

Я решил читать панорамно. Перелистывал труд и обратившее на себя чем-либо произведение откладывал в сторону. Со мной рядом трудились другие членши жюри. И они, прочтя первые полсотни работ начинали быстрее шуршать страницами. Работать в такой обстановке было сложно. Среди прочего я натурально боялся чихнуть или кашлянуть. Как назло, именно в такой ситуации носоглотка и бронхи ведут себя противу всяких правил. А еще предательски крутило живот. Бледнея от ужаса я на цыпочках вымётывался «на перекур» где откашливался, отчихивался и всё остальное. В общем к концу недели сотня сочинений была отобрана. Пересмотрена ещё раз. Победители были определены. Несколько лет я не мог даже смотреть в сторону произведений великого классика. Далеко по большой дуге обходил я памятники автору бессмертного творения. И только благодаря этому чудесному опыту до меня дошло, почему мне удавалось ничего не зная сдавать по десятку экзаменов за день. Я лично нравился преподавателям. Как молодой весёлый жизнерадостный жизнеутверждающий индивид, лёгкий в общении, прекрасно владеющий языками разнообразного общения. На мне, убогом, отдыхал их измученный взгляд. Сейчас я всё острее ощущаю это состояние. Сидишь порою на экзамене, а мимо проходит сотня студентов. Когда они открывают рот, хочется солёненького огурчика. Лучше выпить стакан неразбавленного спирту, чем слышать такое. И вдруг появляется один на тысячу. Весёлый, лёгкий, озорной. Понятно, что ничего не знает. Но просто свет в окошке, лучик света в тёмном царстве. Вот тебе дружочек от меня аванс. Иди, играй с Богом!

Но это я так, к слову. По-стариковски. А теперь по сути тематизма в заголовке главы.

Приведу пример из собственных практик.

На четвёртом курсе наша группа шла сдавать один экзамен по западным философским школам. Преподавателя я в глаза не видел. Лекций не посещал. Учебников и пособий по теме в руках не держал. Короче был тотально не готов. А потому решил идти сдавать с группой. Ибо с группой можно и проскочить незамеченным. Каким по счёту идти? Не в первой пятёрке — преподаватель вначале зело зол и придирчив. Не в третьей — он уже притомился от олигофренов типа меня и будет снижать, а мне снижать просто некуда. Потому решил пробиваться во вторую пятёрку. Это было тем проще, что народ, в отличие от меня толкавшийся в коридорах по этой теме, знал о суровости препода и не спешил попасть в неудачники.