Бесплатный фрагмент - Вопреки

---

---

ПОВЕСТИ

ВОПРЕКИ

Часть 1

Москва, 1991 год

Промозглым серым зимним днем Вика шла по длинному подземному переходу в центре Москвы. Этот переход был своеобразным отражением существующей действительности.

Торговки, пожилые тетки, выстроились в ряд, предлагая что попало. Рядом стоял баянист, распевая военные песни. Подвыпившие подростки приставали к прохожим, вымогая деньги. Святой отец призывал к пожертвованию на какой-то храм, а чуть поодаль мерзла группа кришнаитов: видимо, уже напелись к этому моменту. Полусумасшедшие и юродивые распространяли какие-то газеты с призывами. Везде царили грязь, слякоть и зловоние. В конце тоннеля одиноко стояла неопрятного вида женщина, кутая на груди в пальто малюсенького щенка с длинными ушами. Вика на секунду остановилась и спросила, можно ли погладить щеночка, но получила отказ. Погладить можно, только если покупаете, а так — нет, проходите мимо. Вика протянула руку к щенку и погладила его между ушек.

Вся жизнь превратилась в добывание денег. Еще недавно все было как у всех. Ни у кого ничего не было, и никто ничего хорошего не ждал. Зарплаты едва хватало на поддержание примитивного существования.

Стандартное жилье с отечественной или польской мебелью, одинаковые отечественные машины, некачественные продукты, убогая одежда. Пропагандистские фильмы, редкие удачные спектакли, концерты, редкие выставки. Музыка и книги, много книг, дозволенных к прочтению.

В одночасье все переменилось. То, что на протяжении семидесяти лет подвергалось критике — врожденная материальная зависимость, значки долларов в глазах главных врагов, американских капиталистов, — стало и нашим отличием, и нашей устойчивой зависимостью… Пенсионеры еще жили старыми понятиями, что им все должны, но должны им были с каждым днем все меньше и меньше…

У Вики родители ушли друг за другом еще до «великих» перемен, слава богу, им не довелось дожить до всеобщего унижения и нищеты…

Мама и папа были тихими интеллигентными людьми — инженер и преподавательница химии; у них никогда не было ни дачи, ни машины, ни дорогих вещей, денег хватало лишь на продукты и книги. Книг и журналов дома было много, родители не пропускали ни одной новинки; они привили и Вике любовь к чтению.

Вика была единственной и поздней дочерью. Она росла в атмосфере вечного страха, что родители вот-вот умрут, и останется она одна и совсем беспомощная. Родители с детства внушали ей, что рассчитывать ей не на кого, что они уже старые и немощные и помочь могут только умным советом. Она обязана была все уметь и делать все сама.

Сама учиться, сама работать, сама готовить, сама ухаживать за собой, сама поддерживать порядок в доме. Если повезет, то, может быть, ей попадется хороший муж, который возьмет на себя ответственность за семью. Но этого может и не произойти. Завещали беречь для себя и для будущих детей единственную материальную ценность — квартиру. А посему надо было всегда хорошо учиться, помогать дома маме и папе, овладеть каким-либо ремеслом и уметь брать при всех обстоятельствах ответственность на себя. А главное, торопиться жить — надо все в этой жизни успеть!

В детстве Вика изучала иностранные языки, английский и немного французский, ходила в музыкальную школу, каталась на велосипеде, на коньках и на лыжах, играла в настольный теннис, много читала. Позже поступила в технический ВУЗ, а затем и в аспирантуру, защитила диссертацию, на никому теперь не нужную тему.

Устроилась работать в ВУЗ, преподавала студентам. Познакомилась во время отпуска и скоропалительно вышла замуж за парня из города Николаева, весельчака со смешным южным акцентом, родила дочку — Катюшу. Николаевский парень, Валерик, вел себя в первый год совместной жизни вполне прилично, помогал Вике. Ему нравились Москва, ритм ее жизни, Викины друзья. Он легко нашел работу на стройке, но ему очень мешало отсутствие московской прописки. Ему хотелось устроиться на другую работу, более денежную. Он мучил Вику каждый день, просил прописать его. Вика не торопилась и была права.

После рождения дочери Валерик увлекся йогой, потом восточными единоборствами, все его свободное время было посвящено спорту. Вике это не очень нравилось, ей хотелось, чтобы муж был интересным собеседником, читал те же книги, смотрел те же фильмы, что и она, чтобы они могли их одинаково воспринимать, чтобы они вместе воспитывали дочку. Но у Валерика оказались другие интересы, а вскоре появились и новые друзья и подруги, которых он притаскивал чуть ли не каждый день домой.

Это была группа фанатиков-борцов, все разговоры были только о борьбе, гимнастике, о внешнем виде, о белковом питании, о спортивном образе жизни. Вика умирала от тоски.

Когда дочке исполнилось два года, она отдала ее в детский сад, сама вышла на работу и поняла, что сможет воспитать дочь одна, что ее любовь растворилась окончательно. Вика подала на развод.

Валерик явно этого не ожидал, в панике чуть было не применил по отношению к Вике пару приемов из своей изысканной борьбы, наговорил Вике напоследок гадостей и ушел из ее жизни навсегда. Без каких бы то ни было алиментов и помощи; более того, обвинив ее в том, что он остался без квартиры и без работы. Вика легко пережила этот разрыв, так как винила только себя в своей неразборчивости в людях.

Через год она случайно, на остановке автобуса, познакомилась с Ильей. Они долго ждали автобус, разговорились. Ох, какой же это был интересный собеседник, ходячая энциклопедия! Вика опять влюбилась.

Целыми днями Илья просиживал в библиотеках, он нигде не работал. По его версии, в прошлом он был диссидентом, и на работу его не принимали по этой причине. Он собирался отправиться в Израиль на постоянное место жительства.

Илья был на пятнадцать лет старше Вики, биолог по образованию. Вика ему полностью доверилась и, конечно, очень его уважала. Он приходил каждый вечер после «работы» в библиотеке, с жаром рассказывал о прочитанном. Денег у Ильи не было, он был вечно голоден и обижен на всех — на власть, на страну, на друзей. Он был полон планов, связанных с эмиграцией. Приходили его друзья, обсуждали предстоящий отъезд, читали письма знакомых, собирали вещи, продавали ценности. Не умолкали политические споры. Илья важно, сидя дома у Вики на диване, оценивал сложившуюся политическую и экономическую ситуацию в России. Резюме было одно: ехать надо.

Правда, не все были с этим согласны, в воздухе уже витали надежды на скорые перемены. Его, естественно, никто никогда до конца не понимал, кроме Вики, никто не жалел, никто не любил так, как Вика.

К Кате, Викиной дочке, он был равнодушен, но она его не раздражала, и Илья снисходил до чтения Кате детских книг. Вика же была счастлива, и через какое-то время она объявила Илье о своей беременности. Илья хотел ее отговорить от идеи рожать ребенка в России, но Вика жила этим счастьем. Отговорить ее было невозможно, она, как чеховская Душечка, прониклась мыслью об отъезде в Израиль, мечтала о том, что дети будут расти в цивилизованной стране. Стала потихонечку продавать книги, посуду, все, что можно было продать, чтобы накопить немного денег на изучение иврита и всем на отъезд. Вика родила вторую дочку, Машеньку, и была на седьмом небе.

Илья немедленно принял решение, что он первым поедет в Израиль устроится там, снимет жилье и вызовет Вику. Это показалось Вике разумным. Она собрала все свои деньги и отдала их Илье, устроила ему грандиозные проводы, и он улетел.

Вика получила от него первое письмо через месяц, потом второе и последнее, третье, уже через пять месяцев. «Все плохо, ехать нет смысла, много трудностей, нечего искать от добра добра». Он писал, что это не путь для Вики и для детей. Что он по-прежнему несчастен, что эпизод с Викой запомнит на всю жизнь и что он премного ей благодарен. Ни одного слова, ни одного вопроса о детях.

И опять Вика винила только себя за то, что она не сразу поняла его сущность. Под прикрытием диссидентства скрывалась внутренняя несостоятельность, утрата или отсутствие какой-либо квалификации, нежелание работать вообще. Она не хотела верить самой себе, что жила и родила ребенка от альфонса. Катюша и Машка были очаровательными девчонками. «Прорвемся, — решила Вика. — Дура, и сама во всем виновата».

Все это, конечно, непросто ей давалось, на всех этих этапах приходилось много страдать, работать, опять страдать, бороться и побеждать. Шла перестройка, пора надежд и мечтаний. Вика каждый день жадно прочитывала новые публикации, новые «старые», запрещенные ранее книги, открывала для себя страницы мрачного, позорного прошлого своей страны. Впереди, как ей казалось, должна была быть честная справедливая, красивая, многообещающая и свободная жизнь.

Она была уверена, что все теперь зависит только от нее самой, что нет и не будет больше преград для достижения ею всех жизненных целей. Но все, однако, пошло не так, как ей хотелось. Некогда было говорить на иностранных языках, некогда было играть на пианино, некогда читать… Надо было растить детей, платить за все дорожающую жизнь, «крутиться», зарабатывать деньги.

Она устроилась работать на «новых русских» хозяев, занимающихся торговлей всем, что представлялось в тот или иной момент выгодным. От кофе и собачьего корма, факс-модемов до самолетов и яхт. Иногда получалось.

Все крутились, бесконечно кому-то звонили, предлагали все, что только можно, колесили, как коробейники, по всему разрушенному политическими «переменами» теперь уже бывшему Советскому Союзу. Хозяева требовали от работников все больших и больших оборотов, и все работали от зари до зари. Капитализм в действии!

Эти «новые русские» быстро смекнули, что самые активные в бизнесе менеджеры — это матери-одиночки, тем более с двумя детьми. В лепешку разобьются ради детей, всего добьются. Вика как раз таковой и была. Чувство самосохранения своевременно вытолкнуло ее из ВУЗа на «первобытный» рынок. И, надо сказать, она довольно активно поплыла по течению новой жизни. В новой «конторе» она стала очень неплохо зарабатывать, ей предоставили персональное импортное авто с отделанным кожей салоном и водителем, свой кабинет, возможность поездок по всем городам и весям. Дела шли в гору, жизнь менялась к лучшему, и этим Вика вызывала зависть у многих друзей и знакомых. Она, конечно, критически относилась к своей «серой» зарплате, но авантюризм тогда был в самом разгаре.

Как-то раз Вике удалось подписать многотрудный, но крайне выгодный для всех контракт. Ей дали маленькую толику причитающихся ей денег, пообещав остальные отдать позже, но и это была для Вики гигантская сумма. Она никогда не видела такой кучи денег. Ее это раззадорило.

Дети росли в обстановке вечных споров. Приходили многочисленные Викины друзья, спорили о перспективах развития экономики, о политике, о новых книгах, кино. Дом стал местом оживленных дискуссий. Все это было безумно интересно, и Вика была неизменным инициатором и организатором всех этих встреч. Спорили и о том, надо или не надо организовывать свой бизнес, строить или не строить дачи… Мечтали и о путешествиях. В совершенно закрытой в прошлом стране неожиданно открылась возможность путешествовать. О, это счастье открытия новых стран и всего необъятного мира!

Вику еще на четвертом курсе института пригласила к себе в гости подруга, жившая в Венгрии. Подругу выгнали из комсомола за то, что она вышла замуж за венгерского студента. Вику к ней не выпустили, ее вызвали на комиссию из трех пенсионеров-коммунистов, и она не смогла им ответить, кто в тот момент был секретарем Сегедского обкома партии. Не только не выпустили, но и порекомендовали лет пять никуда не выезжать, чтобы как следует подковаться политическими знаниями.

И вот, вдруг, — свобода! Открыли границы, можно ехать куда хочешь, были бы только деньги. Все как на Западе!

Мечты о том, чтобы стать идеальной матерью, пока не реализовывались. Она приходила еле живая с работы, готовила ужин «на автопилоте», быстро проверяла уроки, мыла, стирала и падала, не успевая ни прочитать сказку младшей дочке, ни поболтать со старшей.

«Еще будет время», — думала Вика.

В эти годы шоковых экономических перемен Вика умудрилась «вляпаться» во все существовавшие в стране денежные аферы с весьма «мутными» схемами. Предвидя дальнейший рост цен на недвижимость, она набрала кучу долгов под сумасшедшие проценты в частных левых банках, многоходовыми сделками улучшила свои квартирные условия и приобрела участок земли. На нем сразу же приступила к строительству дачи.

Викины проекты, увы, были не очень удачными. Идиотская советская привычка доверять людям немедленно отразились на их реализации. Только что построенная без контроля с ее стороны дача, не выдержав первой суровой зимы, треснула пополам с самого фасада, превратившись в одночасье в «мертвую» неликвидную недвижимость. Никто из родных ни разу не успел на ней побывать.

Прораб, как водится, скрылся, его фирма тоже испарилась. Ремонт новой квартиры превратился в вечный спор со строителями. Вика хотела делать все по последнему слову техники и моды, а значит, очень дорого, рабочие накручивали цены каждый день, а ремонт делали крайне медленно. Проценты по долгам росли как на дрожжах. А тем временем деньги зарабатывались все труднее, инфляция быстро превращалась в гиперинфляцию. Вика просила «хозяев» вернуть ей оставшуюся часть ее прибыли, но те не спешили отдавать долги. Вика ждала и надеялась. Времени на детей уже совсем не хватало, надо было много работать, чтобы каждый месяц закрывать очередные долги и проценты. Однако ничто не помогало расплатиться с основным долгом, который все увеличивался и увеличивался.

Вика крутилась и перекручивалась. Она знала, что берет деньги в долг потому, что ей самой «хозяева» должны большие деньги, и была уверена, что скоро она эти деньги, наконец, получит. Она же очень ответственный человек.

Вскоре в ее окружении не осталось ни одного знакомого, кому бы Вика не должна была деньги. Она была должна сотрудникам, друзьям и их знакомым, портнихе, соседям по дому и по даче, всем, кто как-то ей доверял. У всех кредиторов была одна легенда — деньги мы даем не свои, увы, проценты огромные, но ответственность за деньги лежит на нас. Вика была признательна и никого не подводила. Занимала у одних, чтобы вовремя отдать другим. Так жили тогда многие. Но ей, с двумя детьми, без чьей-либо поддержки, это давалось очень трудно. Избежать серьезных проблем было невозможно.

А новая жизнь преподносила все новые сюрпризы. Старшая дочь, любимая Катя, красавица, без контроля со стороны Вики стала плохо учиться, ленилась, покуривала. Сдружилась с отвратительными ребятами, начала погуливать с ними, вскоре, похоже, стала покуривать и травку. Никого не хотела слушать. Вечно ей все были должны за ее несчастное детство, за то, что на нее не хватало времени. Вика ее наказывала, лишала карманных денег, то запирала дома, то, наоборот, выгоняла из дома. Ничего не помогало.

Вике действительно не хватало времени, и она, неправильно расставив в своей жизни приоритеты, была уверена, что самое главное — это работа, потом — дети. Думала, что Катя, беря пример с работающей мамы, будет такой же, как она, самостоятельной, целеустремленной, будет изучать иностранные языки, заниматься музыкой. Но, увы! Дочка прогуливала занятия, оставила музыкальную школу, обвешивалась какими-то ужасными украшениями с черепами.

И Вика, и ее друзья неоднократно пыталась говорить с нею, но все было бесполезно; они, со своими разговорами, не могли проникнуть в затуманенный разум девочки и достучаться до ее заблудившегося сердечка. А Вика ничего лучше не придумала, как делать самые глупые и недальновидные поступки: она решила откупаться от Кати модными шмотками, парфюмерией и видеоаппаратурой в надежде, что это отвлечет дочку от ужасного круга ее друзей. Это уже был разврат в чистом виде, и он немедленно принес свои «плоды»: компании у Кати становились все хуже, а аппетиты росли. Кошмар не прекращался.

Беды стали валиться на дочь одна за другой, она сама их провоцировала. Дважды она попала в автомобильные аварии, при этом виновата была сама — была откровенно накурена. Вика, естественно, тут же бросалась ее спасать, искать лучших хирургов, выслушивая очень неприятные слова в адрес Кати. Пришлось давать огромные взятки направо и налево, в том числе и бравой милиции. Как следствие всего этого — больницы, больницы, ужасные травмы и переломы, операции, реабилитации. И снова больницы, больницы…

Дочка теряла веру в себя, комплексы расцветали один за другим, в школе дела шли все хуже, но надо было бороться, выздоравливать, выкарабкиваться. Это стало самым главным в Викиной жизни на годы.

Ее жизнь превратилась в ад: ночью — больница, рано утром — домой, чтобы приготовить обед и ужин, потом — работа, вечером — опять больница. Катя просила только домашней еды, ее мучили страшные боли, она была беспомощна, ее нельзя было оставлять одну даже на ночь. Вика безумно любила своих детей, готова была взять на себя всю Катину боль, но не получалось. Катя страдала. Младшей дочери Маше пришлось нанять воспитательницу.

Вика нашла ее легко — подошла к ближайшему детскому саду, спросила, кто лучший воспитатель, и предложила ей тройной оклад. На следующий день за Машу Вика была уже спокойна, она была под присмотром.

Викина подруга иногда после работы сменяла воспитательницу, гуляла и играла с Машей, которая росла чуткой и нежной девочкой, очень переживала за сестру, безумно всех любила и безоговорочно всех слушала. Бесконечный разбор полетов Кати происходил в ее присутствии. Маша росла совершенно несамостоятельной. За нее сначала все делала вечно торопящаяся мама, потом, отрабатывая свой хлеб, воспитательница. До поры до времени всех это устраивало. Спокойный, читающий ребенок, послушный, без каких-либо капризов и без каких-либо особых фантазий.

Вся эта история, разумеется, отражалась на Викиной работе. Она уже не могла летать по регионам, выполнять свои обязанности на все сто процентов, а значит — пока-пока, прощай, импортное авто с водителем, да и денег она стала получать в разы меньше. На работе ее перестали привлекать к интересным проектам.

Вика не была готова, да и не могла бросить работу ради Кати и младшей дочери, ей казалось, что все наладится и так, но время шло, а ничего не налаживалось, становилось лишь хуже и хуже.

На работе у «хозяев» начались проблемы. Они начали делить свои прибыли, перестали финансировать развивающиеся направления. Им хотелось денег много и сразу. Между акционерами началась внутренняя война, жертвами которой стали все работники. Один заказной наезд на офис за другим напугали всех окончательно. Эта ситуация уже напоминала бандитские разборки. Вике стало ясно, что ее «кидают» и денег никто ей не вернет.

И точно — фирма лопнула. Офис закрыли, хозяева, обманув абсолютно всех работников, а особенно Вику, нагло смылись за границу. Сначала Викины мечты о надежном муже и благосостоянии, потом Викины амбиции, позже бесконечные больницы, увеличивающаяся глубина пропасти с «воронкой» долгов — все это не позволяло ей сосредоточиться ни на детях, ни на себе. Она очень старалась, но не получалось. В итоге Вика осталась без работы, одна, без помощи, с двумя детьми, с развалившейся дачей, с незаконченным ремонтом, с кучей долгов. Она уже месяц как просыпалась в четыре часа утра, что было следствием сильнейшего стресса, и спрашивала себя, как это все могло с ней приключиться. Как она допустила, что ее любимая Катя стала такой несчастной, обожаемые девочки остались без отцов? Ее ведь совсем не так воспитывали. Зачем ей понадобились эта чертова дача, этот ремонт? А эти долги, ее доверчивость? А мужья?

Кем они были для нее, для семьи — друзьями, отцами, любовниками или просто случайными попутчиками?

Вопросов к себе было много. Ответы тоже были.

Вике после перестройки захотелось, как всем, перемен, захватывающей и приносящей достаток деятельности, дачи для себя и для детей, построенной по своему вкусу и утопающей в цветах, и красивой уютной квартиры, где могли бы собираться близкие друзья, а Вика готовила бы всем расчудесные блюда.

А как хотелось путешествовать… Да, ответ был таков: главным оказались для нее не мужья, не семья и дети, а погоня за материальными благами. Она брала пример с окружающих ее мужчин, у которых были именно такие цели, и забывала про их жен, которые представляли для них надежный тыл. А у Вики не было надежного тыла. Может, он и был, но она его не заметила. Вот Викина жизнь и превратилась в заколачивание денег. Она не узнавала себя. Что толку в ее гордости и самостоятельности? Теперь она пожинала плоды своей независимости.

Стресс развивался и усиливался. Она пыталась делиться своими несчастьями с друзьями, подругами, но это приводило лишь к обратному результату. Как только Вика говорила о величине своего долга, у подруг и их мужей округлялись глаза, они начинали сомневаться, правда ли все, о чем говорит Вика. Жалости в их глазах не было. Только осуждение.

Вокруг нее формировался вакуум. Дети не могли до конца понять, что произошло. Все еще катилось по инерции, но куда… Никто не знал. Слава богу, что Катюшу выписали из очередной больницы, она наконец вернулась в школу.

Под Новый год Вика в подземном переходе купила с рук двухнедельного щенка, ушастого кокера, явно не очень здорового, но очень симпатичного. Песика назвали Маком, сокращенно от Маккартни. Вика думала, что это порадует девочек. Радость у дочек длилась пару дней, Мак требовал постоянного ухода — так у Вики появился третий проблемный ребенок. Каждое утро в четыре часа к Вике подбегал маленький Мак, волоча по полу свои длинные уши, начинал скулить и проситься к ней в кровать. Вика брала мягкий шелковистый комочек к себе, раскладывала его ушки, начинала их гладить, и песик, уткнувшись в Викин теплый бок, крепко засыпал, посапывал и улыбался так, как могут улыбаться собачки.

В конце года надо было отдавать очередные долги, кучу денег. У Вики их не было, брать тоже было уже не у кого. Чтобы реально не убили, пришлось продавать квартиру, больше ничего не было. Это была половина суммы, которая требовалась. Интересно, кто из друзей пустит ее с детьми и щенком на временное житье? Трудно было найти выход из этой ситуации. Вика поместила объявления о продаже квартиры и земельного участка в риэлторских конторах. Было предчувствие чего-то непоправимого и ужасного. Она сидела дома и со страхом ожидала звонков от риэлторов.

Раздался телефонный звонок. Вика перед уходом с работы оставила свой домашний телефон всем заказчикам и партнерам, тогда было принято работать круглосуточно, на работе и дома. Звонил Сергей, компьютерный гений, он помогал Вике продавать факс-модемы. Вика рассказала ему, что «конторы» больше нет, что она без работы. Сергей как-то вяло посочувствовал, его, видимо, тоже «кинули» хозяева, предложил встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию. Вика пригласила его на следующий день к себе домой.

Сергей, щуплый низкорослый мужчина сорока лет, время от времени притаскивал в «контору» каких-то своих клиентов, заранее с ними обо всем договорившись. Сразу же подписывали большие контракты, позже он возвращался за своими деньгами. Знали о нем мало, он всегда появлялся в одном и том же сером вязаном свитере и джинсах, в старой и не очень чистой обуви. От него исходил какой-то кислый запах дешевых сигарет и пота. Неухоженный, с вечно грязными прямыми тусклыми волосами, он производил впечатление не совсем нормального математика, поглощенного исключительно своими математическими проблемами. Секретарши отводили носы, когда он проходил мимо, но «хозяева» были ему всегда рады: Сергей не тратил свое время на пустопорожние встречи.

На следующий день в условное время Сергей приехал к Вике. С бутылкой ликера и с букетом белых гвоздик. В том же свитере и с тем же запахом. Он не обращал внимания на свой внешний вид.

Вика приготовила вкусный обед, пригласила Сергея к столу, Катя была в школе, Маша на прогулке. Можно было спокойно поговорить. Сергей выслушал Вику, ни разу не перебив и быстро опустошая тарелку.

— Так, так, ну и какая же вы, Вика, Виктория, победительница? Совсем скисли? — начал Сергей. — Доверьтесь мне, я вас знаю с очень хорошей стороны, наслышан про вашу активность. У вас, похоже, очень сильный стресс, и вам надо срочно из него выкарабкиваться. Вы ведь сейчас свободны, вот и давайте мы завтра вместе поедем в мою клинику, к моему другу. Я сам не очень здоров, вложил деньги в этот проект, сам буду когда-нибудь там лечиться. Так вот, потом, когда вас обследуют, поедем на рынок за продуктами для вас, где-нибудь пообедаем и поедем ко мне. Завтра — мой день рассказывать вам истории. Да, забыл сказать, вы должны быть готовы утром рано и натощак. Спасибо за обед, вкусный, а сейчас должен идти, извините, у меня встреча.

Через пять минут его уже не было.

«Странный товарищ. Ну что ж, пойду завтра с ним к психиатру, видимо, уже бросается в глаза моя депрессия», — подытожила Вика, открывая форточку для проветривания квартиры от навязчивого запаха.

На следующий день Сергей подъехал за ней на машине. Машина была дорогая, но в таком же запущенном состоянии, как и сам хозяин. Клиника была недалеко от Викиного дома. Их уже ждал настоящий доктор Айболит, словно срисованный с иллюстрации Сутеева к одноименной книжке. Сергей поприветствовал друга, передал Вику в его руки и сказал, что подъедет за ней через три часа.

У Вики взяли всевозможные анализы, провели по всем специалистам, сделали снимки, еще много чего проверили, и, наконец, она оказалась в кабинете доктора Айболита. Он улыбнулся и сказал, что в целом ничего ужасного у Вики нет, надо только мобилизовать свои силы. Как у всех, накопившаяся усталость, несколько избыточный вес и, напротив, дефицит положительных эмоций… Показано плавание, прогулки, путешествия. Вика приподняла брови, ухмыльнулась и спросила у доктора, давно ли он знает Сергея.

— Конечно, давно, мы близкие друзья со студенческой поры, познакомились в какой-то общей компании. Сергей, единственный владелец этой клиники, приглашал работать только врачей с хорошей репутацией. Наши семьи вздохнули после открытия этой частной клиники, совсем другие заработки. Сергей сделал ремонт и оснастил ее аппаратурой за собственные деньги, пашет с утра до ночи. Вообще, он очень хороший человек.

Вика опустила глаза и сказала, что сейчас у нее не хватает средств, чтобы расплатиться за все услуги, но потом она обязательно заплатит. Доктор Айболит укоризненно покачал, как в сказке, головой и сказал, что близкие Сергею люди обслуживаются бесплатно.

— Близких ему людей очень мало, так что клиника не разорится. А вам, кстати, положен курс восстановительной терапии, расслабляющий массаж, ванны и гимнастика — все тоже бесплатно, время вы выберете сами.

Вика была заинтригована. Давненько никто не предлагал ей никаких бесплатных услуг. Что будет дальше?

А дальше были магазин и рынок, полный багажник дефицитных продуктов, потом обед в одном из первых кооперативных ресторанов, после чего они поехали к Сергею.

Он жил в однокомнатной квартире, с более чем скромной обстановкой, беспорядок был везде. Зато на письменном столе красовались сразу два новейших компьютера. Сергей буквально локтем смахнул пыль с журнального столика, принес чайник, сахарницу, две кружки, какие-то конфеты. Вика боялась до чего-либо дотрагиваться, брезгливо оглядываясь. Сергей начал говорить и сразу приковал к себе внимание. Его стального цвета глаза загорелись. Они перешли на «ты».

— Вот ты говоришь, у тебя трагедия. Нет, милая, это совсем не трагедия — все живы, а вот дочку необходимо подлечить, мы ее и подлечим. У тебя есть крыша над головой. Ты молода и красива, как выяснилось, здорова. Так что это не трагедия. Деньги важны, но не это самое главное, поверь мне. Тебе одиноко, обидно за себя. Понимаю. Но и это не так уж тяжело — пройдет, все еще впереди.

Я скажу тебе, что значит действительно тяжело. Тяжело — это когда живешь в глухой деревне без названия на севере страны, без света, без радио, без телевидения и кино. Тяжело, когда уже в пять лет у тебя нет ни родителей, ни братьев, ни сестер, а есть старый дед-алкоголик и парализованная бабка. Тяжело, когда нечего жрать, нет лекарств, когда надо вставать в пять утра и в любую погоду приносить два ведра воды, а потом бежать семь километров по непролазной грязи в единственную школу, а после уроков срочно бежать обратно домой подмывать бабку. Вечно копаться в огороде в борьбе за пару ведер картошки. Тяжело видеть из окна своего убогого дома могилы своих родителей. Сразу за грядками. Тяжело, когда у тебя уже в детстве скрытая форма туберкулеза, ревмокардит и язва желудка, когда тебя жалеют соседи и из жалости дают краюху хлеба, кружку молока и пару яиц. Тяжело вырасти в такой обстановке, вырваться из этой жизни, не спиться, не отчаяться, не озлобиться. Вот что действительно тяжело.

Сергей отпил глоток чаю и продолжил:

— Тяжело, когда ты, похоронив деда и бабку и продав за билет в один конец свой дом, попадаешь в чужой большой город, где тебя никто не ждет. Живешь на вокзале, там же зубришь замасленный учебник, зарабатываешь лишь на чай с булкой, но при этом не перестаешь мечтать об учебе на математическом факультете и, наконец, с третьей попытки, поступаешь. А дальше? Дальше — счастье.

Ты говоришь, что тебе не повезло с мужьями? Еще повезет, если не будешь наступать на те же грабли. Ругалась со строителями из-за цены на окна и кафель. Да плюнь ты на это — разве это в жизни главное?

А вот что дети без отца — это действительно ужасно! Мне Бог не дал детей, я был женат, жена ушла от меня — влюбилась в нашего соседа, психолога. Я сам этому нечаянно поспособствовал.

Устроил им бизнес на дому, они и сблизились. Живут этажом ниже, в моей трехкомнатной квартире — я отдал ее им. А здесь я временно живу, в моей новой квартире идет ремонт. Они меня долго обманывали, пока им самим не стало стыдно. А я, как и ты, все работал, зарабатывал деньги, ничего не замечая.

Я запустил себя, потерял интерес в жизни. Но вдруг, два месяца назад, увидел я на улице мальчишку лет пяти, бродяжку, грязного, голодного, больного, и решил его усыновить. Процесс долгий, очень непросто оформить документы, пока лечим его в моей клинике, откармливаем; он маленький, дикий, но мне уже родной. Я ведь стал очень богатым человеком, у меня все есть: деньги, квартиры, солидный бизнес. А счастье пришло, только когда подобрал этого пацана. Я, когда услышал твою историю, захотел и тебе помочь. Я не всем помогаю, к сожалению, не всем хочется помогать. Очень уж много сейчас корыстных людей. Ладно, давай поговорим о том, что тебе надо делать.

Вика слушала Сергея, раскрыв рот.

— Первое и самое главное — здоровье дочери. Будем ее лечить, пока не поправится окончательно, потом отправим ее в кибуц, в Израиль, на трудотерапию. Она будет окружена нормальными здоровыми ребятами, будет работать, уставать, вся дурь уйдет из головы, заодно и английский язык подучит. Еще захочет в институт поступать, вот увидишь.

Второе. У тебя есть какие-нибудь деньги в левых банках? Забирай срочно завтра, плюнь на все проценты — банки эти со дня на день лопнут, это финансовые аферы. Собери все эти деньги и заплати досрочно, что сможешь, тем людям, которые дали тебе самые маленькие суммы. Они, в случае крайней необходимости, в другой раз дадут тебе большие суммы и под более низкие проценты.

Третье. Дачу, которая треснула, продать не удастся, ее надо отдать в виде взятки за что-то очень стоящее, надо подумать, какие представятся в дальнейшем возможности. Дареному коню в зубы не смотрят. Ремонт в квартире тоже заморозь, поживи пока так. Не так уж у тебя и плохо, жить можно.

Четвертое. «Дядю Ваню» Чехова помнишь? Помнишь. Работать надо, тетя Вика, работать. Вот тебе телефон моего приятеля, звони ему завтра утром, договаривайся о встрече, может, он тебе поможет.

Пятое. Вика, ты ведь много училась, защитила диссертацию, тебе надо работать по своей специальности, это в перспективе обязательно даст хороший результат. Это тебе план до конца недели, завтра я улетаю в Ташкент, там сейчас мой главный бизнес. Прилечу, посмотришь, что произойдет. Помни: ты — Виктория, а значит — победительница! Ну-ка, держи нос «морковкой»! Все, уже поздно, дети тебя ждут. Поедем, я отвезу тебя домой.

На следующее утро Вика проснулась в шесть часов и в боевом настроении. Все теперь будет хорошо. Она подружится с умным и правильным Сергеем. Отогреет его, отмоет, откормит, очистит, оденет в красивый костюм, они усыновят мальчика, будут жить во имя детей и когда-нибудь смогут полюбить друг друга.

Поверить в эту идиллию было практически невозможно, но Вика уже представляла себя сильной и могучей победительницей. Она побежала в банк вытаскивать свои последние деньги, тяжело в душе переживая потерю процентов, на которые она так рассчитывала. И дальше она сделала так, как советовал ей Сергей: позвонила его другу, договорилась с ним о встрече на следующей неделе. Однако встреча состоялась раньше.

В субботу Вике позвонил друг Сергея.

— Вика, я счел необходимым вам позвонить. Уж очень хлопотал за вас Сергей. Я не знаю, какие у вас с ним отношения. Но случилось ужасное горе, произошла трагедия. Сергей внезапно умер в Ташкенте. Похоже, что это криминальный случай. Скорее всего, его убрали конкуренты по его хлопковому бизнесу, подсыпав в самолете в воду какое-то сильнодействующее вещество. Врачи пытались его спасти, но спасти не удалось.

Наступила пауза.

— Приходите, похороны во вторник.

На столе, в вазе, еще по-прежнему стояли белые гвоздики, подаренные Сергеем. Теперь они воспринимались как кладбищенские цветы.

— Вот и все, — тихо сказала сама себе Вика. — О господи, как же все в этой жизни хрупко… И что же мне дальше делать?..

---

Часть 2

Вика пришла на отпевание Сергея в маленькую церковь на краю Москвы, тихо прижалась к колонне. Она была чужой на этих похоронах, людей было немного, ее никто не заметил, к ней никто не подошел. Друга Сергея, Алика, она не знала в лицо. Вика подошла прощаться к покойнику, увидела в гробу совсем чужого, спящего Сергея…

На улице было промозгло и холодно, Вика направилась к остановке автобуса. Совсем близко притормозила машина, из нее выглянула женщина и поманила Вику рукой.

— Вы тоже не идете на поминки? Вы что, меня не помните? Я — Людмила. Садитесь, мы вас подвезем. Куда вам надо?

Вика автоматически села в машину, стала сбоку присматриваться к Людмиле. Вспомнила. Эта женщина приходила к ним в «контору», устраивала какие-то дешевые кредиты. Внешность у нее была не совсем обычная. Маленькая, щуплая, с большой головой и большими руками, неопределенного возраста. Все лицо было покрыто грубыми мимическими морщинами и как-то искусственно блестело. Она обладала командным громким голосом, не свойственным женщине такого маленького роста. Но глаза — голубые, искрящиеся! Она была похожа на карикатуру какой-то очень известной актрисы, имя которой Вика не могла вспомнить. При этом Людмила была стильной женщиной, приходила всегда в окружении молодых людей, моложе ее лет на десять, которые внимали каждому ее слову.

— Жуткая история! — начала Людмила. — Убили такого хорошего парня. Вот гады! Сейчас это сплошь и рядом. Я решила: не пойду на поминки — их устраивает его бывшая жена со своим любовником, там будет пошло. Мы сами Сергея помянем, поехали с нами, я замерзла — хочется тепла.

Вике было все равно. Она согласилась. Сидя в ресторане, она рассматривала мальчиков Людмилы. Они выглядели и вели себя, как ее пажи. Чем она их привораживала? Помянули Сергея.

— А что у вас с ним было? — спросила Людмила.

Вика попыталась рассказать о двух днях знакомства с Сергеем, и сколько с этим у нее было связано надежд.

— Да, грустная история. Ладно, ребятки, помолимся еще раз за Сергея, пусть ему будет покойно там. Выпьем в память о нем и — по домам. Завезем сначала Вику, потом — меня.

Напоследок женщины обменялись номерами телефонов. Дома Вика убеждала себя: «Есть дела поправимые и непоправимые. У меня сейчас неприятности, но они поправимы. Это не горе. Самое главное, что Катюша дома; ужасные больницы позади, и все как-то устроится».

Через пару дней, утром, позвонили в дверь. Вика открыла и увидела одного из двух молодых людей Людмилы. У него в руках была огромная картонная коробка.

— Это вам от Людмилы. С наступающим Новым годом! Куда вам поставить коробку? — вежливо произнес молодой человек, занес коробку и быстро ретировался.

Содержимое коробки было неожиданным. Вика вынимала из нее предметы нижнего белья необыкновенного изящества и красоты, прелестного цвета. Все это было упаковано в чудные пакетики с тонкой цветной и шуршащей папиросной бумагой.

Ничего подобного она никогда не видела. Это были какие-то дефицитные импортные вещи, никогда ранее не водившиеся на территории Советского Союза. Далее было несколько пар шелковистых колготок, какие-то неизвестные туалетные принадлежности, незнакомая французская косметика, огромные красивые бутыли с непонятным содержимым. Чудеса, да и только… Вика с Катей рассматривали эти чудные дамские штучки и не могли оторвать от них глаз.

— Мамочка, тебе это ведь совершенно не нужно, а я… Можно я примерю?

Вика еще только пыталась представить себя в этом красивом белье. А Катя уже красовалась в нем перед зеркалом. Она выросла, стала настоящей барышней. Как красиво на ней все это смотрелось!

— Бери, пожалуйста, носи с удовольствием, но учти, что оно очень дорогое, береги его.

Вика увидела хитрющие и довольные Катины глазки.

«Надо как-то отблагодарить эту Люду. Интересно, за что это она подарила мне такие дорогие вещи?» — подумала Вика. И в тот же момент позвонила Люда и опять пригласила Вику в ресторан.

Вика опять подчинилась. Ей было совсем не до этих обедов, надо было искать работу, отдавать долги. Но сначала она позвонила Алику, другу Сергея, договорилась с ним и приехала к нему в офис. Еще раз поговорили об ужасной трагедии…

Алик расспросил Вику, какая у нее специальность, чем она занималась последние годы, говорит ли она на иностранных языках. Вика откровенно сказала, что знания, полученные в институте и в аспирантуре, вряд ли кому-то сейчас могут пригодиться, они утратили свою актуальность, а иностранный язык — увы, в пассиве.

Алик, тем не менее, предложил Вике стать представителем торговой иностранной фирмы, которой владел его друг. Деятельность фирмы в России на нуле, надо ее развивать. Предложил начать работать сразу же после новогодних каникул.

Вика немедленно согласилась.

Она забежала домой, похвасталась домашним, что у нее будет новая работа, привела себя в порядок, в первый раз за последнее время улыбнулась сама себе в зеркале и побежала на встречу к Людмиле.

На Таганке, в кооперативном ресторане, кипела своя жизнь.

К столикам то и дело подходили то цыгане, то фокусники, то фольклорные артисты, то певцы, то какие-то доморощенные скрипачи. Все хотели заработать. Меж столов услужливо сновали официанты.

Людмила вновь была в окружении своих мальчиков. На столе красовались тарелки с закусками. Она предложила выпить вина, но Вика наотрез отказалась и начала благодарить за чудесные подарки. Затем полюбопытствовала, в чем, собственно, причина столь теплого к ней отношения.

— Все очень просто, я подыскиваю себе надежного партнера или партнершу, присматриваюсь и прислушиваюсь к разным людям. Я почти никому не доверяю. Работаю с банками, имею дело с большими деньгами, с большими рисками. Мои мальчики, они, конечно, меня не спасут, если что, но чем-нибудь да помогут. Они ко мне хорошо относятся. А вот ты, Вика, пошла бы ко мне работать?

— Кем я могу пойти к вам работать? Я не финансист и не бухгалтер. И, потом, вы что, мне уже всецело доверяете? Я вам, конечно, готова помочь чем смогу. Что мне надо будет делать?

— О, это процесс! Необходимо учиться и переучиваться. Забыть навсегда советские нормы и правила деловых отношений. Фанатично верить в успех сделок, не бояться рисков, моментально реагировать и решать задачи любой сложности — стать полководцем в работе… И все. Больше ничего на этом этапе. Ну что, готова? — Люда явно красовалась перед Викой и мальчиками. Последние уплетали все, что стояло на столе.

— Люда, сегодня Алик, друг Сергея, предложил мне работу, и я согласилась. Я еще толком не поняла, что это за работа, и честно вам признаюсь, что я в некотором замешательстве. Я вам уже говорила о своих проблемах. Вы только не подумайте, что я у вас что-то прошу. Просто, пока я буду учиться, мои дети останутся без крыши над головой!

«И нисколько мы с тобой не постарели, — заливался приторным голосом ресторанный певец, — только волосы немного побелели…»

— Даже если бы ты и попросила, — довольно жестко сказала Людмила, — я никогда просто так никому не даю в долг, тем более матери-одиночке, с которой я шапочно знакома и которая наверняка вляпалась в сомнительные проекты.

Вика широко раскрыла глаза, с удивлением и настороженностью посмотрела на Людмилу. «Что этой женщине от меня, в конце концов, надо?» Уловив этот взгляд, Людмила продолжила:

— Мы еще мало знакомы, пока ты мне просто симпатична, предлагаю на первом этапе стать подругами, а то мне мои мальчики поднадоели. Хочешь работать — иди! Я не знаю твоего Алика, но уверена, что он тебя тащит в «иммигрантский бизнес», будешь ишачить на какого-нибудь бывшего соотечественника из города Одессы, улучшать его материальное благосостояние, тебя опять кинут, вот увидишь. Я бы не согласилась. Тебе надо держаться других людей. Ну, впрочем, делай, как знаешь… А просто так дружить со мной будешь?

Вика ответила:

— Да, конечно, буду дружить. Только я погрязла в домашних хлопотах, я ведь одна да дети. Плюс песик, которого скоро надо будет дважды в день выгуливать… Но если надо и если у меня получится, я готова всему учиться.

— Вот только не надо никаких «только», «если»… Я все нормально воспринимаю. И у меня есть моя любимая мамочка за восемьдесят, с ее слепой любовью к единственной дочери, с маразмом, с аритмией, гипертонией и букетом прочих болезней. Я тоже занимаюсь добычей лекарств и ее любимых продуктов. Но, Вика, прости меня, дорогая, посмотри ты на себя со стороны, похоже, жизнь-то проходит мимо тебя. Все эти заботы не могут не отражаться на твоей внешности. Годы неумолимо летят… Кстати, как тебе белье, подошло по размеру?

Вика взорвалась:

— Спасибо вам еще раз. Все подошло. Шикарные вещи. Не хочется вас погружать в свои проблемы, но мы с вами живем в разных системах координат. Я кручусь, как могу. Да, я не обращаю на себя внимания, да, я сейчас не могу сосредоточиться ни на чем. У меня в голове гвоздем торчит один-единственный вопрос: как мне отдавать долги? Я растеряла по дороге жизни отцов своих двух чад, не досмотрела за старшей дочерью, в результате чего провела с ней несколько лет в наших убогих больницах, где ее, слава богу, спасли и поставили на ноги во второй раз в жизни. Наделала кучу глупостей, возможно, продолжаю делать их сейчас. Но вот такая моя жизнь. Когда я читаю книгу, то не вижу текста, не понимаю смысла. Я тихо схожу с ума. А у вас совсем другая — шикарная жизнь! Успешная работа, связи, рестораны, мальчики какие-то, костюмы, прически… Я не могу соответствовать вам. Я вас не знаю, я вам не завидую, но кто я вам? Мы с вами очень разные.

Вика почувствовала себя неловко, раздражение все нарастало. После минутной паузы, взяв себя в руки, уже не так возбужденно, она продолжила:

— Я сейчас не очень интересный друг.

Она выпила стакан воды и встала из-за стола, чтобы еще раз поблагодарить Людмилу и попрощаться.

— Подожди ты, успокойся, не беги, сейчас тебя отвезут, лучше скажи мне, что ты со своими детьми планируешь делать на каникулах.

— Какие там, к черту, каникулы?! Я не знаю, как мне быть. Вы меня, видимо, не слышите и не понимаете. Осталось всего несколько дней до Нового года, буду умолять всех своих знакомых, что одолжили мне деньги, чтобы они продлили мне сроки возврата!

— Слушай меня внимательно, Вика. Не переживай ты так, все эти люди не только тебе помогают, но и прилично на тебе наживаются. Увидишь, они и сроки перенесут, и продлят, и потерпят! И говорим мы с тобой на одном языке. Так вот, слушай, что я хочу тебе предложить. Мне пора менять машину, лучший способ ее купить — в Швеции, в Стокгольме. Мальчики ее пригонят. Мы поедем сначала на поезде в Питер, потом на пароме «Ильич» в Стокгольм. Ребята будут три дня озабочены покупкой машины, а мы с тобой и твоими детьми могли бы прошвырнуться по европейскому городу за мой счет. Ты как, не против? У тебя есть загранпаспорт?

Совершенно обескураженная и заколдованная Людмилой, Вика неожиданно для себя ответила:

— Да, есть.

Вернувшись домой, Вика себя корила, но не очень строго: «Какая же я легкомысленная, на что я подписалась?» При этом Вика мечтала хоть одним глазком увидеть настоящий новогодний европейский город! Мечта… И сразу капиталистическая страна — Швеция!

Не какая-то там Польша или Венгрия! Вика так ни разу и не смогла осуществить свою мечту выехать за границу, хоть куда-нибудь.

Назавтра Вика позвонила своим кредиторам, рассказала, что у нее новая перспективная работа и что она просит немного подождать с возвратом денег. Все как один кредиторы пожурили Вику, но приняли ее условия отложить возврат денег на несколько месяцев.

Вика глубоко и свободно вздохнула, вспомнив Людмилу хорошим словом, и побежала доставать на последние деньги продукты и подарки детям к Новому году.

За два дня до Нового года к Вике нежданно-негаданно приехала дальняя родственница из Новосибирска. Тетя, директор детского сада, с необычным именем Зоря, в последний раз была в Москве еще при жизни родителей, которые ее очень любили. Теперь ее детсад закрыли, работы больше не было, жить стало не на что. И все ее неотложные дела в Москве были связаны с ее старым, тоже одиноким другом — доктором, который давно звал ее жить совместно. Двадцать лет у них продолжался роман по переписке, что стало семейной легендой. И вот наступил момент, когда выбирать уже не приходилось, и тетя Зоря с волнением ожидала перемен в своей жизни. Для начала она решила пожить месяц у Вики.

Вика проболтала с тетей всю ночь, рассказала ей обо всех своих душевных травмах и сразу же почувствовала родственное тепло. Тетя изо всех сил пыталась ее понять, но до конца так и не смогла: она жила по другим жизненным законам. Детей у нее не было, про семейные проблемы она знала лишь от родителей своих воспитанников, из книг и из кинофильмов. Прочувствовать ситуацию до конца она, увы, не смогла, как искренне ни пыталась это сделать…

В канун Нового года тетя Зоря развернула бурную деятельность на кухне, захотела удивить всех сибирскими пельменями. С девочками она моментально установила доверительные отношения. Оставшись с Викой наедине, тетя сказала:

— Знаешь что, Викуся, я вот подумала: зачем тебе детей тащить в Стокгольм? Скажи им, что у тебя первая деловая командировка за границу. Машенька маленькая, долго по городу гулять не сможет, да и погода неизвестно какая будет. Катя тоже тебя замучает: долго ли сможет она оставаться на ногах? Характер у нее дерзкий, возраст — сложный. Зачем тебе демонстрировать свои проблемы чужой женщине? С девочками я посижу: поиграю с Машенькой, погуляю с Маком, всех покормлю. Петр Семенович мой, если ты не возражаешь, приедет, мы вместе прекрасно справимся. А Катя, поверь уж мне, бывшему директору детского сада, будет со мной считаться и меня слушаться. Что такое несколько дней твоего отсутствия? Мгновение! Не волнуйся, не чужая ведь я тебе. Поезжай-ка ты лучше одна, развейся. Еще неизвестно, быть может, поездка эта приведет тебя к чему-нибудь важному в жизни.

Тетя была абсолютно права. Катя, конечно, тоже не отказалась бы прокатиться по заснеженному, как представлялось Вике, Стокгольму, но за все должна была платить Людмила, и это уже был бы полный перебор.

«Одно дело — общая каюта со свободным местом, а другое — две каюты. Решено: поеду одна!» — рассудила Вика.

Наступил Новый год.

Всю ночь в поезде до Питера Вика протряслась без сна. Целый день она пробродила по выстуженному Невскому проспекту, по почти безлюдным площадям и набережным города. Колючий, пронизывающий морской ветер, метель, хмурая, промозглая погода превращали этот город в совсем чужой и неприютный. Ощущение было такое, что даже в центре города никто не убирал несколько лет. Повсюду носились грязные обрывки бумаги и газет. Во дворы было страшно заглядывать. Что стало с одним из красивейших городов бывшего Советского Союза? В любимых кафе «Север» и «Нева» было пусто: никого и ничего…

Вика отстояла очередь в Эрмитаж, прошлась любимыми залами и к вечеру, совершенно без сил, добралась до порта. С Людмилой они договорились встретиться на борту парома. Совершенно остолбеневшая, под бравурный марш Штрауса, Вика входила на борт огромного многопалубного парома «Ильич». Она ни разу в жизни не плавала ни на кораблях, ни тем более на паромах. Она запаслась таблетками от морской болезни и заблаговременно, как положено, приняла их, готовясь к мучительной качке. Паром в ее понимании был грузовым паромом. Оделась она просто и по-спортивному. А тут…

Шикарный корабль, музыка, вся команда во фрунт… В парадных мундирах… Гостеприимно встречают ее и всех других пассажиров, почти как королевских особ. Ее провели к каюте, где она оставила свои вещи и проследовала в лифте на другую палубу, в ресторан, где ее уже ждала Людмила в окружении своих пажей.

Все сидели за столами в вечерних нарядах, атмосфера была не то чтобы праздничная, а совершенно незнакомая, как в зарубежном кино. Вазочки с цветами на белоснежных накрахмаленных скатертях, белые тарелки, безупречно чистые приборы: по три вилки и по три ножа с каждой стороны и еще две ложки, чайная и столовая. Несколько хрустальных фужеров и стаканов различного размера и формы.

Подошла симпатичная официантка. Сладким голосом она поприветствовала сидевших за столом гостей, обратила их внимание на «шведский стол» с закусками и попросила отметить в меню, что каждый из них желает в качестве основного блюда. Наконец, со словами «Приятного вам аппетита!» она грациозно удалилась.

— Добрый, вышколенный работник КГБ, приятно, — сыронизировала Людмила. — Здесь, на пароме, весь обслуживающий персонал — это крайне любезные, прошедшие спец подготовку, работники наших славных органов. Они ведь всегда на передовом фронте — за рубежом!

Один из мальчиков спросил у Людмилы, будет ли количество блюд соответствовать количеству приборов — вилок и ложек.

— Будет, и даже более чем, — ответила Людмила. — Все включено в стоимость круиза, так что можно отрываться.

Вика выглядела за столом довольно жалко в своем спортивном свитере и в зимних сапогах, но гордо делала вид, что так и было задумано.

Она огляделась по сторонам. В основном здесь были иностранцы. Русских было мало. Как Людмиле удалось попасть на этот корабль? Вика отогрелась, отведала вкуснейших и незнакомых ей блюд и даже позволила себе выпить немного вина. Жаль, конечно, что дети не поехали, но, с другой стороны, на корабле не было ни одного ребенка.

После ужина все спустились в главный салон, где играла музыка и пела солистка ансамбля на русском и английском языках. Мальчики сидели за отдельным столом, потягивая за счет Людмилы какие-то красные напитки.

— Давай и мы выпьем по коктейлю. Попробуем для начала «Кампари» с джином? — предложила Людмила.

Вике захотелось быть похожей на всех присутствующих в этом зале, попивать коктейль, закусывая орешками, слушать музыку, болтать о том о сем.

К их столику подсели два пожилых шведа. Тоже заказали себе напитки. Расспрашивали на английском о Горбачеве, о перестройке, о переменах в советском обществе. Вика, с трудом подбирая английские слова, старалась принимать участие в беседе. Люда посматривала на нее со стороны с явной симпатией. Вике тоже хотелось расположить Люду к себе. Она раскраснелась, щеки ее, после многочасовой прогулки на ветру, горели, глаза сияли. Она с жаром критиковала сложившуюся в России ситуацию, почувствовав неожиданную свободу. Пожилые шведы и Люда внимательно слушали Вику.

Заиграла танцевальная музыка, шведы пригласили женщин танцевать. В последний раз Вика танцевала на своей первой свадьбе. Голова закружилась, все было как в кино…

Далеко за полночь довольные женщины вернулись в каюту. Вика рухнула на кровать, еле успев произнести: «Спокойной ночи, спасибо за все». И тут же провалилась в глубокий сон.

Утром, когда она проснулась, Люда уже ждала ее, чтобы идти на завтрак: в полной готовности, в красивом костюме, модно причесанная и накрашенная.

До Стокгольма было еще плыть и плыть, времени на женские откровения хватало. После завтрака Люда начала медленно рассказывать Вике про себя:

— Папа умер рано, он был профессор-востоковед, знал несколько древних языков, но я его почти не помню — была маленькой девочкой. Воспитывали меня тетки — сестры отца. Мама никогда не работала, избалованная красивая женщина, она вечно лежала на диване с книгой — «в образе», — всегда прикидывалась больной и беспомощной. Я думаю, это ее пожизненная роль. Я окончила финансовый институт, по большому блату попала в Министерство финансов, оттуда и связи в настоящий момент. Вот и вся история. Должна содержать себя и маму. Личная жизнь не сложилась, мне все время попадались только придурки. Я не красавица, но и нынешних советских мужчин не терплю. Либо беспринципные карьеристы, либо жулики и воры, либо нищие неудачники. Но их объединяет одно: все как один очень жадные, полное отсутствие воспитания, книг не читают, пьют, интересуются главным образом наживой, даже скрыть этого не могут. Никому из них не верю. Женам своим изменяют, наговаривают на них всякие нелепицы, изменяют ради любопытства, ради денег или от скуки. На подвиги не готовы, красивые жесты им не свойственны, забыты ими навсегда и оставлены в далеком прошлом. В общем, все очень прозаично, я уже давно потеряла всякую надежду обрести семью. Со свойственными мне требовательностью и ответственностью мучаю мужиков главным образом на работе. Я уже побывала во многих европейских странах, там другая жизнь, скоро увидишь. Сама тоже собираюсь когда-нибудь куда-нибудь вырваться насовсем, но, во-первых, маму больную не могу оставить, а во-вторых, не с кем.

Вика рассказала о своих злоключениях, опять погрустнела, вспомнив о Катюше, Машеньке и своих бесчисленных проблемах.

— Вот завтра пойдем в центр, зайдем в банк, возьмем деньги, погуляем, посетим магазинчики, посидим в кафе, — Люда подмигнула Вике.

Луч света попал на некрасивое Людино лицо, осветив ее голубые искрящиеся глаза.

Прибыли в Стокгольм морозным солнечным утром по петляющему среди множества обитаемых и необитаемых островков фарватеру Стокгольмского архипелага. Вика с удовольствием рассматривала с борта парома живописные зимние островки с расположенными на них виллами.

Несколько предприимчивых русских пар побежали обменивать на кроны икру и водку, их уже встречали шведские перекупщики.

Люда дала указания ребятам на день, а сама вместе с Викой отправилась гулять.

Сначала не торопясь пошли по главной фешенебельной улице города, набережной Страндвеген, напоминающей променад, с обрамлением из красивых особняков строгого вида и ухоженных, по-зимнему без листьев, деревьев. Они двигались, поглядывая на сверкающую солнечными бликами воду, на немногочисленные, ввиду зимнего времени, кораблики и суденышки, расположенные вдоль набережной — почти на всем ее протяжении.

Затем побежали смотреть смену игрушечного караула, по дороге повстречали королевский оркестр, исполняющий знакомую песенку из репертуара группы «АBBА», который своей живой музыкой создавал ощущение праздника. Вика была в полном восторге.

Счастливая Вика не могла пропустить ни одной достопримечательности, ее волновало и интересовало все в городе, архитектура городской Ратуши и Королевского дворца, старого города Гамла Стана, интерьер шведского парламента Риксдага.

Они гуляли по старинным улочкам города, по их каменным мостовым, заглядывали в сказочные крошечные уголки с их сказочными крошечными средневековыми постройками, где размещались многочисленные магазинчики и кафе. Часто встречали наших бывших соотечественников, которые торговали матрешками, палехскими шкатулками и значками.

— Смотрите, смотрите, Люда! Санта-Клаус в витрине — лежит и похрапывает! Ой, какая ведьма висит!.. Смотрите, какая узкая улочка!.. Смотрите, смотрите, какая красота!..

Люда с улыбкой поглядывала на Вику и вспоминала себя в детстве, когда они вместе с тетей отдыхали в Крыму, на море:

— Смотри, смотри, тетя, как я умею плавать, смотри, смотри, как я ныряю!..

Они кружили по городу, побывали на острове Юргорден и в этнографическом центре Скансен.

К вечеру, безумно уставшие, возвращались ужинать на паром.

В последний день Люда потащила Вику в магазин за покупками.

Вике на границе было разрешено поменять на кроны лишь двадцать четыре рубля, этих денег могло хватить только на мелочи и сувениры.

Из-за смущения и безденежья Вика договорилась встретиться с Людой в кафе огромного универмага через пару часов. Она гуляла по универмагу, битком набитому красивыми вещами, стараясь не обращать на них внимания. Наконец она натолкнулась на рождественские украшения, продававшиеся после Нового года с большой скидкой, не удержалась, накупила всякой ерунды, сувениров, мягкого мишку Маше, необычные розовые зимние кроссовки Кате и, заказав на последние деньги чашку чаю, стала ждать Люду в кафе.

Люда появилась в сопровождении двух продавцов, буквально увешанных пакетами с покупками. Сели в такси, добрались до корабля. Мальчики доложили Люде о приобретенном автомобиле, побежали смотреть, как машину загружают на паром.

Покидая Стокгольм, за ужином обменивались впечатлениями.

Мальчишки успели посетить секс-шопы и наперебой, умирая от смеха, рассказывали о том, что там видели. Поделились, как, по приглашению продавца машины, попали на гулянку в ночной бар, и как много было там пьяных шведов.

Вика тоже пыталась рассказать о своих впечатлениях: о седовласых старушках, разъезжающих на велосипедах, о неработающих мужчинах с детьми в колясках, о детях, одетых в носки, а не в колготки, в тоненькие шапочки и без шарфиков зимой, о непонятном шведском социализме, о многом другом, так поразившем ее за эти несколько дней.

Мальчишки направились в сауну с маленьким бассейном, чтобы расслабиться после трехдневных хлопот. Вика тоже не отказалась бы пойти, но ей даже в голову не пришло взять с собой купальник. Люда, опять угадав ее мысли, сказала, что шведы, мужчины и женщины, парятся голыми, у них так принято, и что, если ей хочется, она может легко составить им компанию.

К таким подвигам Вика не была готова.

Они сидели с Людой в баре, пили другие коктейли, танцевали уже с новыми шведами и финнами, которых прибавилось после Стокгольма. Вика оторвалась от своей действительности, отогнала все грустные мысли и наслаждалась сегодняшним днем.

Люда наблюдала за ней. Они постепенно сближались, привыкали друг к другу. Поздно вечером, возвращаясь из бара, Люда сказала Вике:

— Пойдем, посмотрим, что я купила.

Около кровати лежали пакеты с покупками.

— Вот это я купила тебе. Это белье, два свитера, платье и пальто… А эти туфли и сапоги прошу тебя срочно примерить. Я их взяла, подсмотрев размер на твоих старых сапогах, боюсь, не ошиблась ли я. Эта сумка — к туфлям, а вот еще шарфик и перчатки. Ты должна выйти на новую работу во всем новом. Это твоим детям, я их совсем не знаю: решила взять игрушки и конфеты, а это — от меня маленький сувенир. Здесь, в Швеции, особый дизайн ювелирных изделий, это кольцо тебе на память от меня. Размер можно отрегулировать. Не вздумай отказываться и не надо смущаться, у меня достаточно средств, чтобы позволить себе сделать что-то приятное своей подруге. Мне доставляет особое удовольствие подарить тебе эти вещи, ты очень теплый человек и ты мне очень нравишься. Не надо рассыпаться в благодарностях, лучше давай все быстро мерить, а то я умираю — хочу спать!

Вика обняла Людмилу, глупо, по-детски, расплакалась и тепло ее расцеловала.

— Спасибо вам большое! Вы на эти дни сделали меня счастливой женщиной, как мне повезло, что я вас встретила! Сергей перед смертью оставил мне шанс работы у Алика и шанс дружбы с вами. Люда! Вы так много потратили на меня денег! Я расплачусь с вами за все, все, все, за всю вашу теплоту. Вот увидите!

— Вика, пока мы с тобой гуляли по Стокгольму, мне пришла в голову идея, как помочь тебе с деньгами. Я хочу, чтобы ты жила спокойно, чтобы ты могла сосредоточиться на детях, да и на себе тоже. Я оформлю в своем банке беспроцентную ссуду на тебя. Мы оформим эту ссуду как благотворительную помощь безработной матери-одиночке с двумя детьми, матери, которую банк берет под свою опеку. Это пригодится тебе и в дальнейшем, даже когда ты станешь вполне кредитоспособной. По документам ты лишь раз пройдешь как мать-одиночка. Банку это тоже выгодно.

— Люда! Так ведь не бывает? — Вика продолжала утирать все еще текущие слезы.

— У нас все бывает, если надо, то еще как все бывает! Надень поскорее это платье, нет, давай сначала туфли и сапоги, а потом… Потом вот это платье надень. Посмотри в зеркало, как здорово на тебе все сидит! Какая ты красавица! И перестань плакать: это счастье, когда ты можешь сделать счастливым другого человека! — Люда поправляла поясок на платье, радуясь, что все купленное и без примерки так точно подошло Вике.

Это была их последняя совместная ночь на пароме. Женщины сидели в ночных рубашках, хохотали, вспоминали разные курьезные моменты своего путешествия. В какой-то момент Люда приблизилась к Вике и прошептала ей на ухо:

— Ты для меня — глоток чистейшей воды, которым я утолила жажду своего долгого одиночества, оставив себе на память ощущение свежей утренней росы на губах и на щеках. Ты — счастливое теплое дуновение, внезапно ворвавшееся в мою суровую заиндевевшую душу! Не бросай, пожалуйста, меня! Будь со мной! Нам не нужны эти грубые животные — мужланы.

Вика не сразу поняла, о чем это Людмила говорит. Она еще находилась в состоянии полной эйфории от поездки.

— Конечно, я вас не брошу, я так привязалась к вам, я так вам обязана, я так ценю вашу помощь!

— Вот и хорошо! Ложись спать, завтра утром мы прибываем в Питер.

Вика пыталась заснуть, обдумывая то, что сказала Люда. Нет, ей это просто показалось. Не может быть…

Рано утром Вика проснулась оттого, что Люда, уже одетая и накрашенная, по-матерински нежно своими большими некрасивыми руками гладила ее по голове, пытаясь осторожно разбудить. В глазах ее была тоска расставания.

— Я напугала тебя ночью, не вовремя я это сделала, поторопилась, — Люда со слабой надеждой тихо почти шепотом, выдохнула из себя эту фразу.

Сейчас она не производила впечатления сильной и уверенной в себе дамы, руководителя и патрона. Перед Викой сидела маленькая, слабая, некрасивая и уже не очень молодая женщина, бесконечно одинокая и несчастная. Вика внезапно ощутила чувство щемящей, пронзительной жалости к ней. Они долго молча смотрели друг другу в глаза.

Сказка заканчивалась…

Люда и Вика старались не разговаривать в это последнее короткое утро. Расстались в порту, как только покинули паром. Вика уезжала налегке. Люда, отправляющаяся в Москву в своей новой машине, настояла на том, что она сама привезет все покупки.

Дома Вику ждали радостные дети и прыгающий Мак. Тетя Зоря с честью выполнила задание, но, увидев Вику на пороге, была искренне рада.

Через несколько дней один из «пажей» привез Вике вещи и записку от Люды.

«Дорогая Вика! Я не смогу тебе объяснить, что произошло в моем банке за этот короткий период. Его полностью выкупил монстр — «Инкомбанк». Моя позиция в нем еще не определена. В первый раз я не могу сдержать слово, которое дала. Подождем немного. Извини.

Позвони мне, если почувствуешь необходимость. Людмила».

---

Часть 3

Заканчивалась долгая холодная зима, и начиналась весна. Вика работала с новым партнером, Борисом, который жил в США, в Нью-Йорке. Пока они были знакомы только заочно: по переписке и по телефонным разговорам. Борис пригласил Вику приехать к нему на неделю с тем, чтобы обговорить детали совместной работы. В связи с поездкой вновь была срочно вызвана тетя Зоря, чтобы девочки не оставались без присмотра. Рассчитывать на Катюшу было нельзя, она опять демонстрировала свой характер, опять начались проблемы в школе, прогулы… Вечерами она приходила поздно, проследить за ней было невозможно, запретов она не слушала.

С Машенькой сидела милейшая воспитательница, которая научила ее бегло читать, ходила с ней в зоопарк, в театр, в музеи, но с Катей справиться она не могла.

Тетя Зоря оказалась верным другом, она тут же приехала и приняла вахту. В ее личной жизни происходили весьма тревожные события.

Жили они с Петром Семеновичем в Перово, в маленькой двухкомнатной квартирке, где кроме книг ничего не было, жили скромно и вполне счастливо, он продолжал работать, она — ухаживать за ним.

А вот его племянница с мужем ревниво относились к их отношениям, они были главными претендентами на квартиру Петра Семеновича. Очень боялись, что теперь квартира может перейти к тете Зоре. С утра до ночи они оговаривали тетю Зорю, пытаясь скомпрометировать ее в глазах мужа. Петр Семенович не обращал на них внимания, но решил предпринять определенные шаги, чтобы защитить свою «Зореньку».

— Викуся! Петр Семенович сегодня привезет тебе деньги, которые он скопил за всю свою жизнь… В долг, но надолго и без всяких процентов. Все равно они быстро обесцениваются. Тебе они сейчас необходимы, распорядись ими, как считаешь нужным, а он будет спокоен, что они не достанутся его милым родственникам. Единственное, рубли надо поменять на доллары, так будет Петру Семеновичу спокойнее.

Тетя Зоря прониклась все-таки Викиными проблемами. Вот чудо!.. Вика обняла тетю, расцеловала ее и заверила, что все до копеечки вернет, как только заработает.

В прекрасном настроении Вика отправилась в Нью-Йорк, предвкушая массу интересных встреч и впечатлений в Новом Свете.

В аэропорту ее встретил водитель и отвез в отель. Вика ущипнула себя за щеку: не мерещится ли ей, что она в Нью-Йорке? Усталая, после длительного перелета, она приняла душ и буквально провалилась в глубокий сон на уютной кровати какой-то неимоверной величины.

Утром в гостиничном окне, с высоты двадцать седьмого этажа, перед Викой предстал величественный город, с небоскребами, Гудзоном, с зелеными парками, прямыми улицами и множеством желтых машин-такси. Вика почувствовала себя героиней какого-то американского кино.

За ней заехал тот же водитель и отвез ее в офис Бориса. В шикарном кабинете нью-йоркского небоскреба сидел хмурый мужчина в инвалидной коляске. Это и был Борис. Теперь было ясно, почему он сам не смог приехать в Москву. Борис оказался жестким собеседником, чувствовалось, что он человек нервный и что сработаться с ним будет сложно. А кроме работы его ничего не интересовало.

Борис был уверен, что и у остальных сотрудников не должно быть других забот, кроме работы. Планов у него было много, но он попросил ни с кем ими не делиться. Секрет. В перспективе он обещал финансирование проектов, но пока просил использовать знакомых с их наработанными связями, вознаграждения готов был платить лишь минимальные. Объяснил это тем, что сначала надо научиться работать и зарабатывать, а уж потом претендовать на высокую зарплату. Офис в Москве тоже пока не нужен. Его партнеры поставят факс и компьютер прямо у Вики дома. Связываться они будут по телефону. Телефонные переговоры будут оплачиваться.

Борис пообещал Вике проценты от прибыли. Алику просил ни слова не говорить о направлении деятельности, и вообще в его офисе Вике делать нечего. Вика вспомнила, о чем ее предупреждала Люда, и почувствовала, что, скорее всего, она влипла.

Секретарша, тоже из бывших русских, предложила чай, кофе.

Принесла бутерброды. Борис отвлекся на какое-то время от темы работы, рассказал, что он инвалид от рождения, родители сделали все, чтобы он получил высшее образование и стал независимым, вывезли его в США, теперь настала его очередь позаботиться о них.

Их встреча закончилась. Борис выдал Вике пятьсот долларов, пожелал хорошо провести время в городе и мягкой посадки в Москве.

«Этот Борис — злой и несчастный. Как я с ним буду работать?» — подумала Вика. Однако впереди ее ждал Нью-Йорк. «Ну и ладно, как-нибудь да сработаемся…»

Вика взяла адрес отеля и попросила водителя высадить ее в самом центре Манхэттена. «С ума сойти! Я в Нью-Йорке, на Бродвее! Кому скажи — не поверят!»

Целыми днями Вика кружила по городу: сплавала на пароходике к статуе Свободы, съездила в Рокфеллер-центр, поднялась на Эмпайр-стейт-билдинг… Посетила музей Метрополитен, прошлась по Центральному парку, поражаясь множеству бегающих трусцой людей, поблуждала по Чайна-тауну, Гринвич-Виллиджу, Литтл Итали — да где только она не побывала!

Что за чудесный город! Какие приветливые люди! В Музее современного искусства Вика познакомилась с семьей из Греции. Они живо интересовались ситуацией в России, расспрашивали про Горбачева и Ельцина, пригласили Вику в кафе при музее, угостили обедом.

Вика с радостью и благодарностью приняла это неожиданное предложение со стороны новых знакомых. Она экономила каждый цент, не позволяя себе за день съесть и выпить ничего, кроме банки пепси, каких-то кренделей и хот-догов, продающихся на каждом углу. Надо ведь было что-то привезти девочкам, тете Зоре и Петру Семеновичу.

В магазинах Вика увидела такое изобилие и такое малое количество покупателей, что долго не могла освободиться от мысли «и куда все эти продукты и одежда деваются?». Невозможно ведь все это съесть, невозможно сносить всю эту одежду…

«И как это они тут смогли добиться такого благосостояния? Откуда все эти бесценные картины, скульптуры, книги в этой заокеанской стране? Как умудрились американцы создать такую Конституцию, что она смогла всех устроить? Как случилось, что недавние иммигранты стали вдруг столь ревностными патриотами этой страны?»

Вика, конечно, знала ответы на эти вопросы, но ей было обидно, что в такой большой России, с такой историей, даже близко не было подобного патриотизма. Слишком долго здесь травили лучших людей, сажали, расстреливали, мучили… Запугали и унизили народ окончательно, превратили в рабов бессловесных…

Вика высоко оценила щедрый жест Бориса — дать ей шанс познакомиться с этим величественным городом, осознать всю его красоту и мощь…

При этом каждый вечер, по возвращении в отель, Вике становилось немного грустно: «Как же так, я одна в этом замечательном городе, а мой будущий партнер даже и не интересуется, где я и как я. Неужели он не понимает, что я здесь, чтобы как можно больше узнать о нем, о работе… Вот ведь сухарь какой…»

Интересных встреч тоже практически не было: в Нью-Йорке, да и вообще в Америке у Вики не было ни друзей, ни даже просто знакомых. Борис так и не позвонил ей. Водитель проводил Вику в аэропорт, и вскоре она снова была в Москве. Три дня без перерыва она рассказывала своим близким об Америке, о Нью-Йорке, о своей очарованности этим миром.

Друзья Бориса сразу по возвращении Вики действительно установили у нее дома компьютер и факс. Вика обрадовалась, что теперь она будет больше дома, а значит, сможет быть ближе к девочкам.

Борис заваливал ее своими идеями и поручениями, работы становилось все больше, и Вика висела целыми днями на телефоне.

Катю это очень раздражало, у нее были свои виды на телефон. Но работа шла, а вскоре Вика вымучила и первый контракт, вполне прибыльный. Борис сухо похвалил ее и сообщил, что отныне компьютер и факс принадлежат Вике. Вика, не подписав в Нью-Йорке ни одной деловой бумаги с Борисом, поняла, что больше ей пока ничего не светит, да и в дальнейшем, похоже, тоже ожидать особо хорошего нечего. Лишний раз вспомнила Людмилу. Тем не менее, она решила продолжать работу, приобретая ценный практический опыт.

Весенним утром Вика подошла к залежавшейся в кровати Кате. Девочка выглядела ужасно, была очень бледная.

— Что с тобой, котик?

— Мама, я хотела тебе сказать, что вышло так, что я беременна, чувствую себя ужасно, меня тошнит, говорить не могу и не хочу, прошу тебя договориться с врачом по поводу аборта. И не надо на меня с таким ужасом смотреть, и не надо на меня орать — ничего особенного не произошло.

Вика была в отчаянии.