Бесплатный фрагмент - Волшебные сказки

ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ

В ночь под Старый Новый Год

В ночь под Старый Новый Год Тимур Яковлевич не ложился спать. Не хотелось. Все домашние Тимура Яковлевича уже давно спали и видели счастливые сны, и только хозяин дома, как тень, бродил по квартире и сожалел.

Он сожалел о прожитой жизни, о том, что так ничего в этой жизни не понял, и ничего от неё хорошего не получил. А ещё он сожалел о том, что за всю свою жизнь ни у кого ничего не просил.

Тимуру Яковлевичу в ноябре исполнилось пятьдесят семь лет, а он всегда и всего добивался сам, не нуждаясь в посторонней помощи. Таков был принцип Тимура Яковлевича, и следовал он ему неукоснительно в течение всей своей жизни.

И вот тут, на тебе! Случилось!

Задумался Тимур Яковлевич о том, что неплохо, наверное, было бы и ему кого-нибудь и о чём-нибудь попросить. Конечно же, когда Тимур Яковлевич думал о том, что кого-то и о чём-то просить, то речь шла не о людях. Впервые Тимур Яковлевич задумался о некой высшей силе, которая, наверное, вполне возможно что и есть.

— Ты что, ещё не ложился? — спросила супруга Тимура Яковлевича, заходя на кухню и видя там своего супруга, стоящим у окна и задумчиво глядящего в ночную мглу.

— Да вот, — ответил Тимур Яковлевич. — Не спится. Смотрю вот в окно и думаю.

— Думаешь? — усмехнулась жена.

Тимур Яковлевич не обратил никакого внимания на скрытую иронию в вопросе жены. Да и его можно понять. Когда человек думает о чём-то, он не замечает за другими людьми ничего худого. Тем более, иронии в свой адрес.

— Смотри, какой красивый снег, — сказал Тимур Яковлевич, — как в кино.

— Давай выключим свет, станет ещё загадочней. Будет больше походить на сказку.

Тимур Яковлевич выключил свет. Супруги стояли у окна и смотрели на падающие снежинки, которые, как тысячи белых мотыльков, кружили в свете уличных фонарей.

— Ты представляешь, а ведь я никогда и никого ни о чём не просил, — задумчиво произнёс Тимур Яковлевич.

— Так в чём дело? — ответила жена. — Ты попроси.

— Ты думаешь? — испугано спросил Тимур Яковлевич. — А не поздно? Ведь, считай, вся жизнь прошла.

— Может, сейчас как раз самое время, — тихо прошептала жена.

— Когда вся жизнь прошла? — спросил Тимур Яковлевич.

— Никогда не поздно начать новую жизнь, — ответила жена, — но бывают случаи, когда это сделать необходимо.

— Начать новую жизнь? — уточнил Тимур Яковлевич.

— Да, — ответила жена.

— И что это за случаи? — спросил Тимур Яковлевич.

— Ну, например, когда старая жизнь подошла к своему концу, — ответила жена. — По-моему, — это самое подходящее время начать жизнь новую.

— Может и так, — задумчиво согласился Тимур Яковлевич.

***

Следующим утром Тимур Яковлевич проснулся, можно сказать, совершенно другим человеком. Тимур Яковлевич решил начать новую жизнь. Это раньше он был человеком, который всего добивался сам и ни у кого ничего не просил, но с этого дня Тимур Яковлевич решил, что с него хватит. В конце концов, имеет он право, или нет? Почему одним — всё, а ему, видите ли, ничего!

И даже когда Тимур Яковлевич чистил зубы, то, глядя на себя в зеркало, он видел, что стал совершенно другим человеком. Какой-то… блеск что ли появился в его глазах. Да и тёмные круги под глазами вроде стали не так заметны.

— Ты себя хорошо чувствуешь, папа? — спросила за завтраком дочка.

— Я чувствую себя как никогда превосходно, — ответил Тимур Яковлевич. — Как заново родился. А почему ты спросила?

— Да так, — ответила дочь, — какой-то ты сегодня не такой. Может, тебе температуру смерить?

Тимур Яковлевич сказал, что ничего ему мерить не надо. После завтрака новорождённый вышел во двор с тем, чтобы прогуляться и исполнить своё намерение. Тимур Яковлевич точно знал, что с этой проблемой надо обращаться не к обычным людям, а к существам, наделёнными определённым могуществом.

В понимании Тимура Яковлевича под эти категории попадали только два вида существ: Боги и Волшебники. И поскольку ни тех ни других Тимур Яковлевич ни разу в жизни не видел, а знал о них исключительно по сказкам, которые ему в детстве рассказывали сперва бабушка, а потом мама, то решил прежде выяснить, где их найти.

С этим вопросом он обратился к своему соседу, Степану Григорьевичу, которого встретил в тот час на улице.

— А что, Степан Григорьевич, как думаешь, Волшебники существуют? — спросил Тимур Яковлевич.

— Известное дело, Тимур Яковлевич, существуют, — уверенно ответил сосед.

— А Боги? — спросил Тимур Яковлевич. — Боги есть?

— И Боги есть, — отвечал сосед. — А тебе на что?

— Да вот, Степан Григорьевич, подумал я, что пришло и моё время их кое о чём попросить, — ответил Тимур Яковлевич. — Я ведь, ты же меня знаешь, никогда и ни у кого ничего не просил. Так почему бы и не попробовать.

— А и в самом деле, Тимур Яковлевич? — заботливо отвечал сосед. — Почему и нет. Попробуй. Тебя не только я, а и все знают, как честного и неглупого человека. Каждый про тебя скажет, что ты никогда и ни у кого ничего не просил. В церковь не ходил, книжек волшебных не читал, а всего добивался сам и без чьей-либо помощи. Ни в посторонней, ни в потусторонней помощи ты не нуждался. Такой твой, стало быть, жизненный принцип. И я тебе вот что, Тимур Яковлевич, скажу. Кому и пробовать-то, как не тебе?

— Ну да, ну да, — тихо и задумчиво соглашался Тимур Яковлевич, — кому, как не мне. Вопрос только в том, где их найти?

— Волшебники, Тимур Яковлевич, наверное, в лесах живут.

— Почему в лесах? — испуганно спросил Тимур Яковлевич.

— Наверное, чтобы быть от людей подальше, — пояснял сосед. — А вот Боги, Тимур Яковлевич, те — ближе.

— Где? — поспешно спросил Тимур Яковлевич.

— В церкви, — уверенно отвечал Степан Григорьевич. — Сам-то я не верю, но люди верующие говорят, что если что насчёт Бога, то надо в церковь идти.

— В церковь? — задумался Тимур Яковлевич. — Что-то мне как-то боязно в церковь-то идти.

— А коли боязно, так ты и не ходи, — заботливо ответил Степан Григорьевич. — Чего же себя пугать-то понапрасну. Если боязно идти в церковь, то можешь в лес прогуляться, к Волшебникам. До леса отсюда недалеко.

— Да мне и в лес-то идти тоже вроде как страшно, — ответил Тимур Яковлевич.

— Да, — согласился Степан Григорьевич, — зимой в лесу какая уж радость. Ничем не лучше, чем в церкви. Страх один. Но я так думаю, что они, Боги эти и Волшебники, специально такие места выбирают, чтобы страшно было.

— Ты думаешь?

— А, то, — уверенно отвечал Степан Григорьевич. — Иначе бы у них отбоя от посетителей не было бы.

— А ведь верно ты говоришь, сосед, — почему-то радостно соглашался Тимур Яковлевич. — Иначе бы и отбоя не было, от желающих-то. А?

— О чём и разговор-то! Знамо дело, что тогда к ним разве что по записи и можно было бы попасть.

— Ну так я пойду тогда, — сказал Тимур Яковлевич.

— К Богу? — уточнил Степан Григорьевич.

— Нет, — немного подумав, ответил Тимур Яковлевич. — Пока что в лес схожу, к Волшебнику.

— А, иди, — согласился Степан Григорьевич.

Они пожали друг другу руки и каждый пошёл в свою сторону.

***

До леса было действительно недалеко, километра полтора. А вот в лесу было идти тяжело. Снега — по пояс. Через час только Тимур Яковлевич дополз до дома Волшебника. Ещё минут десять стучался к нему.

— Вам что надо? — спросил Волшебник, выходя на крыльцо и с интересом разглядывая Тимура Яковлевича.

— Извините, что без приглашения, — ответил Тимур Яковлевич. — Я вот Волшебника ищу. Вы, случайно, не Волшебник будете.

— Я-то? — зевая и оглядываясь по сторонам, спросил Волшебник.

— Вы-то, — ответил Тимур Яковлевич.

— Волшебник.

— Вот хорошо-то, — обрадовался Тимур Яковлевич. — А я хочу желание загадать.

— Желание загадать? — удивился Волшебник.

— Вы не подумайте, — поспешно заговорил Тимур Яковлевич. — Я за всю свою жизнь ни разу никого ни о чём не просил. У кого хотите, спросите.

— У кого же я здесь спрошу-то? — искренно поинтересовался Волшебник, оглядываясь по сторонам.

— Да вот хотя бы у соседа моего, у Степана Григорьевича, — робко ответил Тимур Яковлевич. — Он честный человек, не обманет. Или хоть у жены моей спросите.

— У жены? — удивился Волшебник.

— Да. Она женщина честная, она не соврёт, — ответил Тимур Яковлевич. — Вы же, наверное, жену-то мою знаете?

— Ну, как не знать! — с чувством ответил Волшебник. — Как не знать жену человека, который никогда ни у кого и ничего не просил. Знаем. Хорошая женщина. Квартиру в чистоте содержит, опять же готовит хорошо, — Волшебник огляделся по сторонам, вздохнул глубоко и тяжело и посмотрел на Тимура Яковлевича. — Вот что, мужик. Давай сделаем так. Я тебе верю. Загадывай быстрее желание и я пойду. Честное слово, стоять в одном халате на морозе не очень. Веришь?

— Верю, — ответил Тимур Яковлевич.

— Загадывай.

— Хочу, чтобы у меня и у жены моей, и у детей моих всё было хорошо со здоровьем, — произнёс Тимур Яковлевич. — Как Вам такое желание? Исполните?

Волшебник скорчил кислую физиономию и посмотрел куда-то вдаль, куда-то за спину Тимуру Яковлевичу. Тимур Яковлевич терпеливо ждал ответ Волшебника.

— Нет, друг, — ответил наконец-то Волшебник, глядя прямо в глаза Тимуру Яковлевичу. — Не исполню. Потому как никакое это не желание.

— А что это? — спросил Тимур Яковлевич.

— Что это? — повторил вопрос Волшебник. — Это, друг мой, просьба.

— А просьбу нельзя?

— С просьбой, голубчик, к Богу ступай.

— Ну, а если серьёзно? — спросил Тимур Яковлевич.

— А если серьёзно, — ответил Волшебник, — то ты сейчас просишь не только за себя, а и за других. Понимаешь? А я исполняю только личные желания человека, которые других людей не касаются.

— Даже родных? — удивился Тимур Яковлевич.

— Тем более родных, — ответил Волшебник. — А вдруг твои родные не хотят, чтобы у них всё было нормально со здоровьем?

— Это как же? — удивился Тимур Яковлевич.

— А так, — ответил Волшебник. — Вот дочка твоя, например, курит? Курит! Значит, не хочет быть здоровой. Да и жена… — Волшебник посмотрел куда-то в сторону.

— А что жена? — в голосе Тимура Яковлевича слышалась тревога.

— Переедает, — жалобно произнёс Волшебник, — и спиртным злоупотребляет. Следовательно, тоже здоровой быть не хочет. Понимаешь?

— Понимаю, — грустно согласился Тимур Яковлевич. — А я?

— А что ты? — удивился Волшебник. — Ты тоже водку пьёшь. А значит, не хочешь быть здоровым.

— А можно, чтобы и водку пить, и здоровым быть? — спросил Тимур Яковлевич.

— Нет уж, — ответил Волшебник. — Или водка, или здоровье.

— Тогда, конечно, лучше водка, — сказал Тимур Яковлевич.

Волшебник в ответ на это ещё раз взглянул вдаль, скорчил кислую физиономию и, громко хлопнув дверью, скрылся в своём доме.

***

А Тимуру Яковлевичу, что? Делать нечего, надо идти к Богу. К восьми вечера только дошёл Тимур Яковлевич до церкви. Повезло ему. Бог ещё не ушёл. Он сидел в церкви за столом круглым и чай зелёный пил с лимоном.

— Здравствуй, мил человек, — ласково обратился Тимур Яковлевич к Богу, — можно мне в церкви тут у Вас погреться. Замерз я сильно. Целый день на улице.

— Да грейся, конечно. Садись вот за стол. Чаю горячего с лимоном выпей, — предложил Бог. — Вот только… какой же я тебе мил человек?

— А кто ты? — спросил Тимур Яковлевич, присаживаясь рядом и наливая себе чаю.

— Я? — удивился Бог. — Как кто? Так ведь… это… Бог я. Кто же ещё? А ты разве кого другого думал в церкви встретить?

— С просьбой я к тебе, — сказал Тимур Яковлевич.

— С просьбой? — удивился Бог. — С какой стати?

— Поскольку я человек, который никогда ничего и ни у кого не просил, а свидетелей тому много, то имею право.

— Согласен, — немного подумав, согласился Бог с доводами Тимура Яковлевича. — Убедил. Проси.

— Хочу, — произнёс Тимур Яковлевич, — чтобы, значит, зарплату мне на заводе прибавили. Цены ведь растут. Сметана уже пятьдесят рублей триста грамм. Сделаешь?

— Нет, — уверенно, без тени сомнения ответил Бог.

— То есть… — воскликнул Тимур Яковлевич, несколько ошалев от такого быстрого и категорического отказа. — Как, нет? Почему, нет?

— Не в моей это компетенции, — отвечал Бог, хлебая с блюдечка чай и макая туда баранку.

— А в чьей это компетенции? — спросил Тимур Яковлевич.

— С этим тебе к Волшебнику нужно идти, — отвечал Бог, мусоля баранку беззубым ртом. — Я, брат, желаниями не занимаюсь. Я, вот хочешь верь, хочешь — нет, занимаюсь исключительно просьбами. Проси! И получишь.

— Так я ведь разве не прошу? — удивился Тимур Яковлевич, вставая из-за стола.

— Нет, друг мой, — отвечал Бог, помогая пожилому человеку выйти из церкви. — Ты желаешь. Вот если бы ты — с просьбой ко мне! Тогда, конечно! Тогда, дело другое! А с желаниями — это не ко мне. С желаниями — это тебе в лес надо, к Волшебнику.

— Ну, а если серьёзно? — спросил Тимур Яковлевич. — Повысь зарплату, а?

— И если серьёзно: не могу, — с пониманием отвечал Бог.

— Почему? — искренно удивился Тимур Яковлевич.

— А вдруг ты разбогатеешь и поглупеешь? А? Начнёшь какие-нибудь глупости совершать? — спросил Бог.

— Какие глупости? — испуганно спросил Тимур Яковлевич.

— Не знаю, какие, — ответил Бог. — Какие-нибудь. Мало что ли глупости на планете нашей, которая так и льнёт туда, где денег больше? Начнёшь, например, сметаны больше, чем тебе надо, есть.

— Клянусь, не начну, — воскликнул Тимур Яковлевич.

— Это ты сейчас так говоришь, — ответил Бог, — когда у тебя денег лишних на сметану нет. А как появятся, то ещё — не известно. И что сметана? Сметана — это ещё так, мелочи. А вдруг ты чего более глупое сотворишь? Машину, например, купишь.

— Разве машина — это глупость? — спросил Тимур Яковлевич.

— Ещё какая глупость, — ответил Бог. — Купишь машину и перестанешь пешком ходить, а это негативно скажется на твоём здоровье. Чем человек становится старше, тем больше он должен двигаться. Понимаешь? — Бог выдержал небольшую паузу, давая возможность Тимуру Яковлевичу обдумать только что услышанное. — Или вдруг ты от жены, например, уйдёшь.

— От жены? — удивился Тимур Яковлевич. — Чего это я от жены-то вдруг уйду?

— С большой-то зарплатой вдруг ты себе покажешься достойным более красивой и молодой женщины? — ответил Бог. — Уйдёшь из семьи, разведёшься, купишь себе в ипотеку новую однокомнатную квартиру, приведёшь туда молодую жену. И кто, спрашивается, будет в этом виноват? Я буду виноват. Скажут, что Бог, вместо того чтобы помочь Тимуру Яковлевичу, только навредил ему, лишил разума.

— Да кто скажет-то? — недоумевал Тимур Яковлевич.

— Да кто угодно, — отвечал Бог, — вот хоть жена твоя и скажет. Или сосед твой.

— Степан Григорьевич что ли? — спросил Тимур Яковлевич.

— Он самый, — ответил Бог.

— А ты уверен, что если мне зарплату прибавят, то я поглупею? — спросил Тимур Яковлевич. — Ты уверен, что я начну сметаны есть больше, чем надо, куплю машину, разведусь и семью брошу?

— Не знаю, — честно признался Бог, — но и рисковать не хочу. Но точно могу тебе сказать, что ещё никто не становился умнее от повышения зарплаты.

— Это точно? — спросил Тимур Яковлевич.

— Точнее не бывает, — ответил Бог.

— А если я зубы вылечу? — спросил Тимур Яковлевич. — У меня половины зубов уже нет, а половина — гнилые. А если ты мне денег прибавишь, то мне будет на что зубы вылечить?

— Зубы гнилые вылечить? — переспросил Бог. — На место выпавших новые вставить? А зачем тебе зубы новые и здоровые? Чтобы ты дрянь продолжал всякую жрать? Так хоть зубная боль, да отсутствие зубов тебя от язвы, да от рака желудка спасает. А вылечи ты зубы, и что?

— И что? — испуганно спросил Тимур Яковлевич.

— Ведь ты же не перестанешь жрать всякую дрянь, — сказал Бог, — наоборот, ещё больше дряни есть будешь.

— Не перестану, это точно, — честно признался Тимур Яковлевич. — Я сейчас, может, сладкое и маринованное, да рыбное и мясное не ем, потому что зубы болят. А будут здоровыми, так, конечно же, наверстаю упущенное, можешь не сомневаться.

— И ты хочешь, чтобы я тебе зарплату прибавил? — спросил Бог. — Чтобы тебя с работы в один прекрасный день с прободенной язвой на скорой увезли?

— Не хочу с язвой, — ответил Тимур Яковлевич.

— Вот и не заикайся больше о зарплате повышенной, если не хочешь, — сказал Бог.

— М-да, — задумчиво произнёс Тимур Яковлевич. — Что-то у меня вроде как и ничего не выходит.

— Что не выходит? — спросил Бог.

— Жить по-новому, — ответил Тимур Яковлевич.

В ответ на это Бог только тяжело и грустно вздохнул, и беспомощно развел руками.

— Ну да и ладно, — уверенно сказал Тимур Яковлевич, — буду жить по-старому.

— Это как же? — спросил Бог.

— А не буду я ни у кого ничего просить, — ответил Тимур Яковлевич. — Оно так будет самое что ни на есть правильное решение. Точно? — Бог было открыл рот, чтобы что-то сказать в ответ, но Тимур Яковлевич его перебил. — Можешь не отвечать. Я и сам знаю. Будь здоров, Бог. Дай себе всего хорошего, а мне от тебя ничего не надо. В общем, не грусти. А мне домой пора. Прощай.

— Прощай, добрый человек, — ответил Бог, с грустью думая о том, что побольше бы таких, как Тимур Яковлевич, вот бы было хорошо.

Тимур Яковлевич пошёл домой, думая про Бога, что Бог он хороший, конечно, но только измученный какой-то и жалко его очень. А Бог ещё долго стоял у входа в церковь и глядел Тимуру Яковлевичу вслед. А когда Тимур Яковлевич оглядывался, Бог приветливо кивал ему головой и махал рукой.

Сказка о том, как Василиса Прекрасная начала своё превращение в Василису Премудрую

1

Василиса перед своим рождением встретилась с Богом. Бог вызвал Василису в свой кабинет, и Василиса, с некоторым волнением, вошла к Нему. Увидев её, Господь радостно вскочил из-за стола, подошёл к ней, пожал её руку, и всё это улыбаясь, пригласил её садиться не на стул, что стоит около рабочего стола и на котором обычно сидят те, с кем Он разговаривает, а на диван, который стоит у стенки кабинета, и на который Он приглашает обычно самых дорогих для себя посетителей.

Усадив Василису на диван, Господь садится рядышком с ней. Василиса конечно же несколько смущена. Она молчит, она ждёт, что скажет Он. А Он только улыбается и ласково продолжает смотреть на неё.

— Вызывали, Ваше Святейшество? — робко спрашивает Василиса, ещё не оправившись от смущения, и поэтому слегка опуская глаза.

— Вызывал?! — восклицает Бог. — Да что Вы, радость моя, побойтесь Меня. Вызывал! Придёт же Вам такое в голову, то есть… на ум я хотел сказать. Приглашал! Именно приглашал, а никак не вызывал. И с нетерпением ждал. Хотел в последний раз перед Вашей дальней дорогой увидеться с Вами, пожелать Вам всего хорошего, ну и… и так далее в таком же роде.

— А-а, — облегчённо выдыхая, говорит Василиса. — Спасибо. И я тоже… попрощаться… Ну и… в таком роде…

Василиса в смущении. Василиса в растерянности. И это понятно. Такое событие, а тут ещё прощальное слово Господа. Разве может быть иначе?

Но вдруг Бог хмурится, поднимается с дивана и, оставляя Василису сидеть на диване в одиночестве, переходит за свой рабочий стол. Сев за стол и одев очки, Господь открывает толстую книгу, что лежит перед ним, и начинает в ней что-то вычитывать, изредка бросая взгляды на Василису поверх своих очков.

От всего этого Василисе становится как-то уж ну совсем не по себе. Василиса начинает волноваться ещё больше. А Бог ничего не говорит, только продолжает своё чтение и редкое поглядывание на Василису поверх своих очков. А она тихо и робко вздыхает, сидя на кожаном диване.

— А зачем Вы, радость моя, собираетесь на Землю? А? — вдруг спрашивает Бог.

Вопрос оказался столь неожиданным для Василисы, что она даже вздрагивает. Василиса даже вопроса-то заданного ей Господом толком не понимает.

— Простите, что? — испуганно переспрашивает Василиса.

— Вы плохо слышите? — равнодушно спрашивает Бог.

— Нет, что Вы… Только, Вы так неожиданно вдруг спросили, — робко оправдывается Василиса, стараясь быть вежливой, опасаясь ненароком хоть чем-то обидеть своего Бога, — я, простите, не расслышала. Если не трудно, ради Вас, повторите, пожалуйста. Если, конечно, Вам не трудно.

— Да мне-то не трудно, — как будто удивляясь чему-то, говорит Бог, громко захлопывая свою толстую книгу. — Повторить, оно, конечно, можно. Другое дело — будет ли от этого толк? А? Как думаете? Толк будет?

— Не знаю. Может, и будет, — отвечает Василиса, пожимая плечами и глупо улыбаясь.

— Я спрашиваю тебя, друг мой, зачем ты, собственно собралась туда? — повторил Бог. — Там таких, как ты, знаешь ли… предостаточно. Ты-то там зачем?

— Ну как зачем, как зачем? — спешит с ответом Василиса, опасаясь, как бы ей не запретили родиться. — Ну это же так просто, и так понятно. Чего же здесь ещё спрашивать?

— И всё-таки, — настаивает Всевышний, — утешь Старика, скажи. Неужели, трудно?

— Нет. Почему. Не трудно, — несколько растерянно отвечает Василиса. — Только всё это… как-то… странно.

— Странно? — удивляется Бог.

— Ну да, — уверенно отвечает Василиса. — Странно. Можно подумать, что для Вас это так важно или Вы без этого не разрешите мне родиться?

Господь поднимает высоко брови, несколько озадачившись тем, что сказала ему Василиса. Он встаёт из-за стола и начинает ходить взад и вперёд по своему кабинету, а Василиса, продолжает сидеть, молча наблюдая за ним. Василисе не очень удобно наблюдать за Богом. Он то вышагивает перед Василисой, то обходит диван сзади и оказывается за её спиной. Василиса даже вынуждена иногда выворачивать голову назад, чтобы видеть его. Но всё это было ей так неудобно, всё это было для неё как-то неестественно. И конечно же всё это заставляет Василису нервничать.

Устав ходить вокруг дивана, Бог решительно идёт в угол своего кабинета, где на маленьком столике стоит радиола.

— Знаешь, что это такое? — спрашивает Бог, показывая глазами на радиолу.

— Я отсюда не вижу, — отвечает Василиса.

— Ты можешь встать, подойти ближе и посмотреть, — предлагает Бог.

— А можно? — робко спрашивает Василиса.

— Можно, — разрешает Бог, — только руками не трогай.

— Я не буду трогать руками, — обещает Василиса, быстро поднимаясь с дивана и подходя к Богу. Подойдя чуть ли не вплотную к Богу, Василиса внимательно на него смотрит.

— Ну что же ты на меня-то смотришь, глупенькая, — интересуется Бог, — ты вон на это смотри, — Бог показывает на радиолу. — Знаешь, что это?

Василиса виновато улыбается и медленно переводит взгляд с Бога на радиолу. Какое-то время Василиса с интересом рассматривает радиолу.

— Нет, — отвечает Василиса, — я не знаю что это. А что это?

— Это радиола, — восторженно отвечает Бог. — Она такая забавная. Сейчас я тебе покажу. Это, с ума сойти, что такое.

Бог достаёт с полки пластинку и ставит её на радиолу. Звучит музыка. На саксофоне играют Бразильскую бахиану.

— Господи! — восклицает Василиса. — Божественно. А как это?

— Понятия не имею, — отвечает Бог. — Это не я. Это люди изобрели.

— А у Вас это откуда? — спрашивает Василиса.

— Откуда! — восторженно передразнивает Василису Бог. — Оттуда! Это мне серафимы, самые близкие ко мне ангелы, на Новый Год подарили. Сказали, что это уже давно на Земле. Я обожаю музыку людей. Ангельское пение стало меня утомлять, а на музыкальных инструментах ангелы не играют. А люди играют. И поют куда лучше ангелов. А кроме того, научились даже на пластинки своё пение и свою игру на музыкальных инструментах записывать.

— Люди поют лучше ангелов? — удивляется Василиса.

— Лучше, — уверенно отвечает Бог.

— А кто же это… изобрёл? — спрашивает Василиса, показывая на радиолу.

— Не знаю. Да и какая разница, — отмахивается Бог. — Ты мне лучше ответь на вопрос, зачем ты на Землю собралась? Если радиолу изобретать, петь или играть на саксофоне, я так думаю, ради этого, наверное, не стоит. Или как? Может, ты думаешь по-другому?

— Думаю, что и ради этого тоже стоит, — отвечает Василиса. — Впрочем, радиолу изобретать я не собираюсь, а вот… Петь! Петь, пожалуй, я бы хотела научиться.

— Петь? — переспрашивает Бог.

— Ну да, — отвечает Василиса. — Петь. А что Вы переспрашиваете, плохо слышите?

Бог с изумлением смотрит на Василису и возвращается на своё рабочее кресло.

— Выйду замуж, — продолжает мечтать Василиса, возвращаясь на диван. — Нарожаю детей. Буду любить своего мужа и буду счастлива. Петь научусь. Буду пластинки записывать, а Вы их слушать будете.

— Скажи честно, а чего бы ты хотела больше всего? — спрашивает Бог. — А кстати, как тебя будут звать?

— Василисой, — отвечает Василиса.

— Очень приятно, — говорит Бог. — Я запомню тебя и твоё имя. Ну так, а чего бы ты хотела больше всего?

— Я очень хочу быть богатой, — отвечает Василиса. — Но не только. Ещё я хочу быть очень красивой, такой красивой, чтобы меня любили все мужчины, чтобы я всем нравилась, и все, кто глядел на меня, говорили бы, что вот она — очень, очень красивая.

— Ты хочешь стать Василисой прекрасной? — спрашивает Бог.

— Да, — немного подумав, отвечает Василиса. — А ещё, — тут же добавляет она, — я хочу, чтобы меня полюбил один очень красивый и умный, и смелый, и богатый, но не жадный, верный и честный мужчина, которого полюблю и я. Хочу, чтобы он был чуть старше меня. Лучше всего, если он влюбится в меня, когда мне будет восемнадцать лет, а ему будет двадцать три года. Хочу, чтобы он был очень богатым, а я ему нарожаю детей и мы будем счастливы. Я закончу консерваторию, научусь петь и Вы будете слушать меня тихими осенними вечерами, сидя у камина, вспоминая эту нашу встречу.

2

Прошло лет восемьдесят.

— Здравствуй, — говорит Бог. — Как отдохнула?

— Слишком долгим оказалось путешествие, — грустно отвечает Василиса. — Я устала.

— Я исполнил всё, о чём ты просила, — сказал Бог. — Ты была самой красивой, и в тебя влюблялись все мужчины. Ты вышла замуж в девятнадцать лет по любви за умного, верного, богатого, честного, не жадного и очень красивого мужчину. Правда, он был на год старше, чем ты хотела, но во всём остальном, согласись, он был идеален. Ты родила ему двоих детей. Я часто слушал твоё пение тихими осенними вечерами, сидя у камина. У тебя был изумительный голос. Ты была счастлива?

— Была… — грустно, не то отвечает, не то спрашивает Василиса. — Но это было очень давно.

— Давно? — переспросил Бог.

— Оказывается, красота не вечна, — тихо и грустно произносит Василиса. — Каждый год на Земле рождаются новые красавицы. В сорок лет я сдалась. А двадцать пять лет назад умер мой муж, — Василиса задумалась. — И… с тех пор я не пою. Моё путешествие запросто можно было завершить тогда же. Или нет, — спешит исправиться Василиса, — даже можно было и раньше.

— Раньше? — ужасается Бог.

— Да! Раньше! — уверенно отвечает Василиса. — Сорок лет — вполне достаточный срок. В сорок лет любая красота умирает. Всё остальное… Не более чем жалкая попытка спастись от старения.

— А дети?

— Дети? — испуганно восклицает Василиса. — А что дети?

— Я не знаю, — говорит Бог, — но ты так хотела детей, поэтому я и спрашиваю.

— С детьми всё оказалось намного прозаичней, — сухо отвечает Василиса. — Дети перестают быть детьми уже лет так в одиннадцать. И вообще… В следующий раз я ещё подумаю, прежде чем… заводить детей.

— В следующий раз? — спрашивает Бог. — Ты снова собираешься туда? Когда?

— Не знаю ещё, — отвечает Василиса, язвительно усмехаясь, — нужно о многом подумать. Слишком много осталось неясным. Но прежде чем я снова решусь на это путешествие, я всё-таки хорошенько подумаю над тем, зачем мне снова идти на Землю. Одной красотой сыта не будешь. Замужество? Я тебе честно скажу, что мой умный и красивый, а также богатый и верный муж опостылел мне на десятый год нашей совместной жизни. И более всего меня тошнило от его честности. Оставшееся время мы мучились друг другом, сохраняя друг другу верность, тратя большую часть своей жизни на своих так рано повзрослевших детей. Кстати, почему ты мне не сказал, что став родителями, мы слегка подвинемся рассудком?

— Не хотел тебя пугать, — отвечает Бог, — опасался, что ты не захотела бы стать матерью, если бы узнала, что роды снижают на какое-то время умственные способности отцов и матерей. А к некоторым эти способности так и не возвращаются.

— И правильно опасался, — говорит Василиса. — И я, и мой муж мы оба действительно сошли с ума, как только родился наш первый ребёнок. Свихнулись, в прямом смысле слова. И если бы я знала, что всё так будет, то… — Василиса снова задумывается. — Что касается моего мужа, то в конце концов мы настолько привыкли друг к другу, что уже не мыслили друг без друга своего существования… Мы называли это любовью. И вообще… Мужчинам легче, они умирают намного раньше нас…

— Если хочешь, можешь вообще больше не появляться на Земле, — предлагает Бог.

— Нет-нет, — уверенно отвечает Василиса. — Не следует впадать в крайность. Там есть, чем заняться, и кроме детей… Надо только прежде всё хорошенько обдумать.

— Обдумать? — спрашивает Бог. — Что именно?

— Во-первых, дети и замужество, — отвечает Василиса. — Во-вторых, не всё ясно в отношениях с собственными родителями. А в-третьих, я полагаю, не стоит быть очень уж красивой, чтобы в тебя прямо-таки все влюблялись.

— Не стоит? — удивляется Бог. — Почему?

— Слишком уж это отвлекает от жизни, — отвечает Василиса. — Всё хорошо — в меру, а тем более, это касается красоты и таланта.

— Красота и талант доставляют неудобства? — спрашивает Бог.

— Ещё какие, — отвечает Василиса. — Каждый хочет тебя оплодотворить, каждый хочет тобой насладиться и именно с твоей помощью продолжить свою генетическую ветвь.

— Это плохо? — спрашивает Бог.

— Когда не думаешь, то нет, не плохо, — отвечает Василиса. — Даже нравится. К тому же, это приносит много денег. И талант, и красивая внешность приносят хороший доход, славу и власть. Но когда задумаешься, то это раздражает. Впрочем, думать приходится редко. Красивая внешность и шикарный голос слишком мешают думать. Поначалу это нравится, но когда понимаешь, что с каждым годом ты делаешься всё глупее и глупее… становится страшно. Моя внешность увела меня далеко в сторону от того, что мне действительно было нужно. А мой шикарный голос прославил меня и дал мне много денег, и тем самым окончательно убил во мне всё доброе, всё хорошее, что было во мне. Сейчас я даже скорее склоняюсь к мысли, чтобы в следующий раз вообще не привлекать к себе никакого внимания, чем привлекать всеобщее. Оказывается, что ничто так пагубно не действует на душу, как всеобщее восхищение. Но в целом: путешествие было нескучным, хотя и… глупым.

— Ты уже уходишь? — удивляется Бог.

— Да, — уверенно отвечает Василиса. — Пора снова на Землю. Уверена, что если не буду слишком зацикливаться на мужиках и на смысле жизни своих детей, а больше думать о себе и о своём смысле жизни, и не буду свою жизнь подчинять своим чувствам, то всё у меня будет замечательно. До свидания!

— До свидания, — растерянно отвечает Бог, глядя на дверь, через которую только что решительным шагом вышла Василиса.

Богу стало вдруг очень и очень грустно. Почему грустно? Богу вдруг подумалось, что, скорее всего, они с Василисой уже никогда больше не встретятся.

Женский день. Сказка

Раз в десять лет во Вселенной проводится творческий съезд Волшебников. Съезд волшебников Вселенной, как правило, проводится на планете самого высокого уровня развития и длится пять месяцев. Эта история началась в последний день Вселенского съезда Волшебников, сразу после его завершения.

По традиции завершал съезд главный Волшебник Вселенной — Великий Ко.

— И в заключение, — сказал Великий Ко, — хочу ещё раз напомнить всем, что следующий съезд состоится ровно через десять лет. Большая просьба ко всем Волшебникам — не опаздывать. Особенно это касается Вас, Аф Фабр.

— Всему причиной перевод времени у нас на планете, — оправдывался Аф Фабр. — То на час вперёд, то на час назад.

— Дикари, — пошутил кто-то с задних рядов.

— Почему, сразу дикари, — ответил Аф Фабр, — хотя… надо признать, что-то дикое в этом есть.

— Не стоит смеяться над недоразвитыми, — серьёзно сказал главный Волшебник, — все мы когда-то были такими же и так же переводили время, то вперёд, то назад, пытаясь таким образом решать какие-то проблемы. Аф Фабр, напомните, с какой Вы планеты?

— С Земли, — грустно вздыхая, ответил Аф Фабр.

— Земля, Земля, Земля? — вспоминал Великий Ко, — Нет. Не помню. Это где?

— Это там, — Аф Фабр махнул рукой куда-то назад, — на первом уровне.

— А-а, — с пониманием произнёс Великий Ко, — первый уровень. Да-да. Первый уровень — это всё объясняет. Первый уровень — это всё очень и очень не просто, и перевод часов у вас, я думаю, не самое страшное.

— Не самое, — согласился Аф Фабр.

— У вас, наверное, — продолжал интересоваться Великий Ко, — до сих пор существует государственное деление населения.

— Существует, — ответил Аф Фабр, — И не только государственное. У нас ещё существуют деления национальные, религиозные, языковые, расовые и эти, как их… — вспоминал Аф Фабр, — по престижности работы.

— Ну да, ну да, — задумчиво кивал головой Великий Ко. — Вот видите, как всё у них там не просто.

— И плюс к тому ещё и каждый год время переводят, — жаловался Аф Фабр, — то на час вперёд, то на час назад.

— Да-да, я сейчас вспомнил, — сказал Великий Ко, — что когда и я был на первом уровне, то у нас тоже время переводили, но не на час, а на неделю. И тоже было не просто. Я надеюсь, к следующему семинару земляне поймут всю глупость перевода часов.

Аф Фабр задумался. Он сомневался в том, что землянам, чтобы понять всю глупость перевода часов взад и вперёд, хватит и сто лет.

— Хотя, — подумав добавил Великий Ко, — вряд ли за десять лет успеете. — Глупость, связанная с переводом часов, основывается на более ранней глупости, которая основывается на вот том самом разнообразном делении населения Вашей планеты по разным признакам. И всё равно, постарайтесь не опаздывать.

— Я постараюсь, — ответил Аф Фабр.

— На этом съезд завершает свою работу, — сказал Великий Ко. — Все свободны, все могут возвращаться на свои планеты.

Аф Фабр уже собирался было покинуть столицу Вселенной, но Великий Ко остановил его.

— Я бы Вам посоветовал, Аф Фабр, поговорить с Магнусом. Он хоть и Волшебник с планеты второго уровня развития и вскоре его планета перейдёт на третий, но Вам есть о чём с ним поговорить.

— Магнус? — спросил Аф Фабр.

— Это тот, кто назвал Вас дикарями, — уточнил Великий Ко. — Поговорите с ним. Его планета очень, очень долго не могла преодолеть первый уровень именно по причине государственного и национального деления.

Сказав это, Великий Ко растворился в воздухе, а Аф Фабр пошёл искать Магнуса.

— Надо поговорить, — сказал Аф Фабр, когда после длительного блуждания по столице, он нашёл наконец-то Магнуса.

— А-а! — радостно воскликнул Магнус, — Первобытные люди! Рад снова с Вами встретиться. Скажите, коллега, а на Земле до сих пор на скалах или на стенах пещер рисуют, или вы уже овладели более совершенным методом отображать и излагать прекрасное?

— На скалах уже не пишем, — ответил Аф Фабр, — этот этап в своём развитии мы уже преодолели.

— Как быстро время летит, — понимающе произнёс Магнус. — И сегодня, скорее всего, всё то, что вы раньше рисовали на скалах и на стенах своих пещер, вы рисуете на стенах лифтов?

— Я слышал, что ваша планета в этом столетии переходит на третий уровень? — спросил Аф Фабр, не обращая внимания на едкие вопросы Магнуса.

— Переходит, — восторженно ответил Магнус.

— Здорово! — восторженно произнёс Аф Фабр. — Теперь Вселенная откроет перед вами все границы и сделает доступными любые технологии. Счастливые!

— Счастливые? — задумчиво переспросил Магнус, — Наверное, да. Но мы так долго к этому шли, что были уже к этому готовы и особой радости не испытываем. Большинство на планете воспринимает это как само собой разумеющееся. Ты не поверишь, Аф, но очень многие жители нашей планеты были уверены, что мы уже давно на третьем уровне. Но ты не расстраивайся, — успокаивал Магнус. — Придёт время, и вы подниметесь, и вам откроют все границы и тайны. Ты думаешь у нас часы не переводили? Ещё как переводили. И не как у вас, два раза в год, а каждый месяц.

— Каждый месяц? — ужаснулся Аф Фабр. — Это как это?

— А вот так это, — ответил Магнус. — Всё энергию экономили. А про деления людей я вообще молчу.

— Деления? — как бы удивился Аф Фабр. — Неужели и у вас на планете разделяли людей?

— Ещё как разделяли, — ответил Магнус, — и чем только не разделяли.

— И чем же? — поинтересовался Аф Фабр.

— И государствами, и национальностями, и религией и прочей дрянью, — ответил Магнус. — Сейчас, вспоминая те далёкие дни, даже не верится, что такое было в истории нашей планеты.

— Счастливые, — сказал Аф Фабр, — вы уже знаете историю своей планеты. — А у нас до сих пор история планеты — одна сплошная ложь.

— История стала наукой у нас сразу, как только мы перестали врать, — сказал Магнус. — До этого тоже одно враньё было. И всё по причине разделения людей.

— Да-да, — с пониманием произнёс Аф Фабр, думая, как бы ему поделикатнее задать интересующий его вопрос.

— Ну, ты сейчас куда? — спросил Магнус, глядя на часы, — домой?

— Домой, — ответил Аф Фабр, беспокоясь, что так и не выяснил главное. — А ты?

— И я домой, — ответил Магнус. — Будь здоров! — Магнус протянул на прощание руку.

— Нет, — решительно ответил Аф Фабр, пряча свои руки за спиной.

— Что нет? — удивился Магнус.

— Не будь здоров, — ответил Аф Фабр.

— Не будь здоров? — удивился Магнус. — Это как понимать?

— Прежде чем мы с тобой по-доброму простимся, Магнус, скажи мне, как вам удалось справиться с делением людей по разной ерунде? — решительно произнёс Аф Фабр.

— Мы ввели на планете ежедневный женский день, — ответил Магнус. — У вас на планете праздники ещё существуют?

— Конечно существуют, — ответил Аф Фабр.

— Праздники — это мерзость, и на второй уровень вы не подниметесь, пока не устанете от них, — напомнил Магнус.

— Я знаю, — ответил Аф Фабр. — Но сейчас нам не до того, чтобы устать от праздников. Сейчас мы решаем другие проблемы. Но праздники — да, праздники — это мерзость. Так что ты говорил насчёт ежедневного женского дня?

— С помощью введения на планете ежедневного женского дня мы решили очень многие свои проблемы, — ответил Магнус. — В том числе и проблемы с переводом часов и разделением людей.

— Как это? — удивился Аф Фабр.

— Это оказалось проще, чем ты думаешь, — ответил Магнус. — У вас есть на планете праздник, посвящённый женщинам? — спросил Магнус.

— Есть, — ответил Аф Фабр. — Он отмечается восьмого марта.

— Расскажи про ваш праздник, — попросил Магнус.

— Этот день полностью посвящён женщине, — ответил Аф Фабр, — Женщин в этот день все поздравляют, женщинами восхищаются, к женщинам проявляют внимание, женщинам дарят цветы, дарят подарки, их приглашают в кафе и рестораны, водят в кино, выполняют все их желания.

— И в этот день у вас, наверное, все женщины счастливы? — спросил Магнус. — Так?

— Конечно! — ответил Аф Фабр. — Если хочешь, мы можем сейчас перенестись к нам на планету, и ты сам увидишь, что более счастливых женщин во Вселенной, чем женщины планеты Земля в этот день, просто не существует.

— Верю, — сказал Магнус, — верю, потому что всё это когда-то было и у нас. И вот в какой-то момент мы задумались, вернее не так… В какой-то момент мы обратили внимание на то, что когда большинство женщин планеты счастливы, вся глупость на планете исчезает.

— Да ну? — удивился Магнус.

— Ну да, — ответил Магнус.

— Так уж и вся? — спросил Аф Фабр.

— Я тебе говорю, — отвечал Магнус. — Мы даже, когда это заметили, сами сразу и не поверили. Думали, что совпадение.

— И что? — спросил Аф Фабр.

— А что, — ответил Магнус, — стали проводить эксперименты.

— Эксперименты? — спросил Аф Фабр.

— Сделали два раза в году женский день, — ответил Магнус.

— И?

— Глупости стало меньше.

— А потом?

— Потом сделали три раза в году.

— Так, — с пониманием интересовался Аф Фабр. — А в результате?

— Глупости стало ещё меньше, — ответил Магнус. — А когда мы ввели на планете ежедневный женский день, глупость вообще исчезла с планеты.

— И чем это объясняют ваши учёные? — спросил Аф Фабр.

— Тем, что женщины счастливы, — ответил Магнус. — Оказывается, когда женщины счастливы, они обладают очень, очень, очень сильной творческой энергией. И эта их энергия обладает свойством уничтожать глупость. С того момента, как только на нашей планете женщины чувствовали себя счастливыми каждый день, с нашей планеты стала исчезать вся глупость, в том числе исчезли все признаки, по каким можно было делить людей, и мы перестали переводить стрелки часов туда-сюда. А самое хорошее во всём этом, что нет ничего сложного в том, чтобы сделать женщину счастливой. Для этого всего-навсего надо быть к ней постоянно внимательным, постоянно дарить ей цветы и подарки, водить её в кино, в кафе или в театр, и говорить ей, какая она красивая, какая она умная и замечательная.

— И глупость с планеты исчезает? — спросил Аф Фабр.

— Там, где женщины счастливы, там нет места глупости, — ответил Магнус. — Это же первый закон отсутствия глупости во Вселенной.

— Но это, наверное, очень хлопотно, — сказал Аф Фабр. — Каждый день — подарки, каждый день — цветы и прочее.

— Нисколько не хлопотно, — ответил Магнус, — во-первых, потому что исчезает глупость, и остаётся много времени и сил на другое. А во-вторых, самое главное в женском дне — внимание к женщине. Внимание — это не обязательно цветы и подарки, не обязательно кафе и театры. Не все женщины так уж сильно нуждаются в цветах и подарках. Внимание — это забота, внимание — это интерес к её жизни, к тому, что является смыслом её жизни. Каждый день интересоваться тем, что интересно ей — вот что такое внимание.

— Неужели такое возможно? — спросил Аф Фабр.

— Хочешь посмотреть? — спросил Магнус.

— Интересно было бы поглядеть, — ответил Аф Фабр.

— Приглашаю тебя к нам в гости, — сказал Магнус.

— Я с радостью, — ответил Аф Фабр.

— С одним условием, — сказал Магнус, — ты будешь гостить у нас один год.

Фабр согласился. Через мгновение Фабр и Магнус были на планете Магнуса.

Год, проведённый на планете, где нет глупости, среди ежедневно любимых, мудрых, счастливых, окружённых постоянной заботой женщин и любящих их мудрых мужчин, пролетел очень быстро.

Взрослые люди

(Страшная сказка для действительно взрослых людей, не для тех, кто считает себя взрослым, а для тех, кто взрослым является на самом деле.)

Пролог

Александр Сергеевич работает заместителем директора по производству на одном успешном машиностроительном заводе. Наталья Николаевна возглавляет отделение крупного банка. Александр Сергеевич и Наталья Николаевна — муж и жена. А ещё у них есть ребёнок — мальчик Серёжа. Александр Сергеевич считает себя взрослым человеком. Наталья Николаевна так же уверена в том, что и она взрослый человек. Серёжа — ребёнок, и на этот счёт у него пока нет никаких сомнений.

Глава первая

Александр Сергеевич и Наталья Николаевна пили кофе на кухне и разговаривали. Было семь часов утра. Их шестилетний сын Серёжа ещё спал.

— Наташа, — серьёзно сказал Александр Сергеевич, — по-моему, пришло время поговорить с Серёжей о его будущем.

— Не рано ли? — засомневалась Наталья Николаевна. — Мальчику всего шесть лет.

— Не рано, — глубокомысленно ответил Александр Сергеевич. — Сходи за ним.

— Так ведь… спит ещё ребёнок, — испуганно произнесла Наталья Николаевна, — жалко будить-то.

— Думаешь, мне… не жалко? — Александр Сергеевич криво ухмыльнулся. — Думаешь, у меня сердца нет?

Наталья Николаевна отрицательно повертела головой, из чего не было ясно, что именно думает она: что у Александра Сергеевича всё же есть сердце? Или, что сердца у него всё-таки нет?

— Я всё понимаю, Наташа, — смягчаясь, произнёс Александр Сергеевич, пытаясь утешить жену, — но и ты… должна понять. Мальчику уже шесть лет! Если не сегодня с ним поговорить, то… когда?

— Может, через неделю? — спросила Наталья Николаевна.

— Что изменится через неделю? — серьёзно спросил Александр Сергеевич, и в ответ Наталья Николаевна снова невнятно повертела головой.

— Вот то-то и оно, — сказал Александр Сергеевич. — Иди, буди его и веди сюда.

Тяжело вздыхая, Наталья Николаевна вышла из кухни. Минут через пятнадцать она вернулась, ведя за собой маленького Серёжу.

— Послушай, Сергей, — Александр Сергеевич старался говорить как можно более серьёзно, — такое дело… Да ты садись, не стой. Вон стул, бери его, садись и… поговорим… как взрослые люди, — тихо и, скорее для себя самого, нежели для сына, произнёс он это последнее «как взрослые люди». Когда Серёжа сел на стул, Александр Сергеевич продолжил: — Ты уже достаточно взрослый человек, Серёжа, и, наверное, правильно поймёшь меня… — Александр Сергеевич замялся, не зная, как продолжить.

— Ты что-то хочешь спросить у меня, папа? — сонно поинтересовался Серёжа, протирая кулачками заспанные глаза.

— Да, сын, — ответил отец, — тебе уже скоро семь лет и… этой осенью ты пойдёшь в школу…

— Я знаю, — сказал Серёжа, — что с того? Школа — это естественный этап развития любого человека в детстве и отрочестве и… Не понимаю, что здесь обсуждать?

— Но ни я, ни мама до сих пор не знаем, кем ты хочешь быть, — ответил Александр Сергеевич.

— Да, сынок, — мама старалась говорить как можно более ласково, — пришло время определиться.

— Определиться с чем? — равнодушно спросил Серёжа.

— С твоим будущим, — ответил Александр Сергеевич.

Глава вторая

— Вас интересует, если я правильно понял, кем я буду, когда вырасту? — спросил Серёжа.

Родители молча кивнули в ответ.

— Даже не знаю, что и сказать, — ответил Серёжа, — если честно, то… вопрос «кем быть?» передо мной не вставал.

— Я понимаю, — сказал Александр Сергеевич, — но и ты, Серёжа, должен понять нас с мамой.

— Нам необходимо знать, кем ты будешь, когда вырастешь, — сказала мама.

— А зачем вам это знать? — искренно удивился Серёжа. — С чего вдруг, вы решили сунуть свои любопытные носы в мои дела? А кроме того, странно то уже, что вы так серьёзно думаете о будущем того, кто ещё и думать-то по-настоящему не умеет. Вы меня удивляете, родители. Впрочем… Может, из ваших объяснений я и пойму что-нибудь? Хотя… вряд ли. Но я вас внимательно слушаю, дорогие родители, слушаю. Продолжайте.

Наталья Николаевна тяжело посмотрела на мужа и тяжело вздохнула.

— Дело в том, сынок, — сказал Александр Сергеевич, вдохновлённый тяжёлым взглядом и тяжёлым вздохом жены, — что ты — смысл наших жизней. Согласись, что… мы с мамой не можем не совать свои, как ты их назвал, любопытные носы в то, что касается нашего смысла? Ты — смысл и моей жизни, Серёжа, и маминой жизни ты так же являешься смыслом.

— Я? — ужаснулся Серёжа.

— Ты, — спокойно ответил Александр Сергеевич.

Серёжа посмотрел на маму, та молча кивнула головой. Серёжа снова посмотрел на отца.

— Я — смысл жизни каждого из вас? — спросил Серёжа.

«Уж не сошли ли они с ума? — подумал Серёжа про себя. — А почему, нет? Я слышал, что такое частенько случается с родителями. Особенно это распространено среди тех, кто стал мамой и папой в раннем возрасте, не достигнув тридцати лет. Ах, как это было бы скверно. Жить с психически ненормальными? Брррр. Жуть какая-то. Сюжет для фильма ужасов. Родители, смысл жизни которых стал их единственный ребёнок? Хичкок отдыхает.»

— Я — смысл? — ещё раз спросил Серёжа, в надежде, что он что-то не так услышал или не так понял.

— Он самый, — вдохновенно ответил Александр Сергеевич, счастливо жмуря при этом глаза. — Смысл! И поэтому, Серёжа, нам уже сейчас небезразлично, кем ты будешь, когда вырастешь. Это первое, что нас интересует.

— Есть ещё и второе? — осторожно спросил Серёжа.

«Что может быть ещё? — лихорадочно размышлял ребёнок, стараясь казаться спокойным. — Если так и дальше пойдёт, то, чего доброго, они сейчас решат войти в моё тело и пожить в нём вместо меня?»

— Конечно же, — ответила Наталья Николаевна, — нам также важно знать, кто будет твоей женой.

— Я не собираюсь жениться, — в ужасе воскликнул Серёжа.

— Об этом пока говорить рано, — сказал Александр Сергеевич и строго поглядел на жену, — с этим вопросом, конечно же, мама… поторопилась.

— Об этом говорить никогда не рано, — уверенно сказала Наталья Николаевна, и в голосе её слышалось раздражение.

— И всё же, — сухо и твёрдо настаивал Александр Сергеевич, — мы поговорим об этом позже. Не сейчас.

— Когда? — строго спросила Наталья Николаевна.

— Не сейчас, дорогая, — чуть повысив голос, ответил Александр Сергеевич и, смягчаясь, добавил, — несколько позже. Сегодня мы ищем ответ на вопрос «Кем нам быть?». Когда ответим на этот вопрос, перейдём к следующему вопросу «С кем жить?». От этого вопроса, Серёжа, а вернее от ответа, который ты на него дашь, ответа на вопрос «Кем нам быть?» зависит и то, каким ты будешь. Понимаешь?

— То есть, — уточнил Серёжа, — вы хотите сказать, что в зависимости от того, кем я захочу быть, зависит и мой внутренний образ?

— Какой умный ребёнок, — восхищённо произнесла Наталья Николаевна.

— Сейчас не об этом, — перебил её Александр Сергеевич. — Пойми, Серёжа, что и я когда-то, когда был вот таким же, как и ты, был чьим-то смыслом.

Глава третья

— А чьим, папа, ты был смыслом жизни? — спросил Серёжа?

— Я был смыслом жизни моего папы, твоего дедушки, — ответил Александр Сергеевич, — он, в свою очередь, осмысливал жизнь своего отца, а тот — своего, и так до бесконечности.

«Так вот оно в чём дело? — воскликнул про себя Серёжа. — Психические отклонения в моей семье — это на генетическом уровне! Передаётся по наследству по линии папы! Какой кошмар. Интересно, а у мамы так же обстояли дела?»

— А ты, мама? — спросил Серёжа. — У тебя всё было точно так же, как и у папы?

— Разумеется, — ответила Наталья Николаевна. — Я и сейчас являюсь смыслом жизни твоей бабушки, моей, стало быть, мамы, поскольку она до сих пор жива.

«Какой ужас, — обречённо подумал Серёжа. — И угораздило же меня родиться в такой семье!»

— А бабушка, стало быть, осмысливала жизнь прабабушки? — уже вслух размышлял Серёжа, — и так далее до бесконечности?

— Видишь, как ты всё хорошо понял, — обрадовалась Наталья Николаевна.

— Так-так-так, — задумчиво проговорил Серёжа, — Если я правильно вас понимаю, то… о смысле моей жизни говорить ещё рано?

— О смысле твоей жизни, сынок, говорить вообще не стоит, — радостно, в один голос, воскликнули родители.

— Чего о нём говорить-то, сынок, — продолжал уже один Александр Сергеевич. — Твой смысл жизни сам у тебя появится, когда ты станешь отцом.

«Не прошло и часа, как мы разговариваем, а я уже чувствую, что поглупел года на два, — подумал Серёжа. — Интересно, что будет дальше, если уже сейчас я обречён своими сумасшедшими родителями на бессмысленное существование в течение… лет так двадцати, а может, и больше?»

— А когда вы предполагаете сделать меня отцом? — спросил Серёжа.

— Серёжа! — укоризненно произнесла Наталья Николаевна. — Разве так можно?

— Всё нормально, Наташа, — перебил её Александр Сергеевич, — ребёнок задаёт правильные вопросы. С этим делом, сынок, лучше не спешить. Мы тебе скажем, когда придёт время.

— Не спешить — это понятно, — задумчиво произнёс Серёжа. — Придёт время и вы скажете. Понимаю. А до тех пор? Получается, что моя жизнь будет бессмысленной? Так что ли?

— Само собой разумеется, Серёжа, что твоя жизнь, пока ты не станешь отцом, будет бессмысленной, — ответила Наталья Николаевна.

— Но, бессмысленная — не значит безрадостная, — сказал Александр Сергеевич. — Здесь важно понять, Серёжа, одну простую вещь.

Глава четвертая

«Не всё так грустно, как мне казалось, — радостно подумал Серёжа. — Жизнь предстоит бессмысленная, но… не лишённая радостей в случае, если понять одну простую вещь.»

— Какую вещь? — возбуждённо спросил Серёжа, потирая ладонями рук, в предвкушении чего-то грандиозного.

— Чем дольше ты живёшь бессмысленно, тем больше радости необходимо уметь доставлять себе, — ответил Александр Сергеевич. — Сейчас, когда ты ещё совсем ребёнок, тебе способно доставить радость очень и очень многое. Тебя радует поход в кино, в парк, в театр. Тебя радуют даже качели и карусели, на которых ты катаешься в парке. Да что там качели и карусели, когда даже простая песочница, где ты лепишь куличи из песка с другими детишками, способна доставить тебе радость. Ведь так?

— Так, — согласился Серёжа. — Куличики — это действительно радостно, тем более, что вчера вы мне купили новые замысловатые формочки. Но, отец, давай ближе к делу. Ведь ты хотел сказать что-то важное? Не так ли? Отвлекись от песочницы и формочек для куличиков.

— Но с возрастом, Серёжа, неизвестного в твоей жизни будет становиться всё меньше и меньше, — сказал Александр Сергеевич. — Рано или поздно, но куличики в песочнице, как и замысловатые формочки для них, тебя перестанут радовать. С каждым днём, Серёжа, число этих куличей и формочек, которые уже не будут тебя радовать, будет расти. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Серёжа. — Куличи — это метафора?

— Это метафора, сынок, — ответил отец. — Под куличами я понимаю все те вещи, которые, в силу своей притягательности и при этом неизвестности, тебе способны доставлять радость. Но неизвестного, доставляющего тебе радость, с каждым днём будет всё меньше и меньше. А чем меньше в твоей жизни будет неизвестного, тем меньше радости ты будешь испытывать от жизни.

— Почему? — спросил Серёжа.

— Как почему? — в один голос удивились родители.

— Мы же тебе уже сказали, — продолжила уже одна Наталья Николаевна, — потому что твоя жизнь не будет иметь смысла. Бессмысленная жизнь тогда только и может доставить радость, когда в ней есть что-то, чего не знаешь.

— Что же делать? — спросил Серёжа. — Как сделать радостней свою бессмысленную жизнь?

— Тебе, Серёжа, сейчас не о своей радости думать надо, — сказал Александр Сергеевич, — тебе сейчас о нашей радости следует подумать. Это не ты заскучал, а мы с мамой заскучали. Если бы дело касалось твоей радости, Серёжа, то разве стали бы мы тебя будить в такую рань? Ну? Сам подумай?

— В самом деле, — ответил Серёжа, — я и то подумал, чего это вы меня в такую рань вдруг подняли. Уж думаю, может, сердце моей матери в камень обратилось, что она без всякого сожаления подняла меня с тёплой постельки ни свет, ни заря.

— Да что же ты такое говоришь-то, Серёжа? — испугано воскликнула Наталья Николаевна.

— Сергей, ты не прав! — строго сказал Александр Сергеевич. — Мы с мамой очень…

— Шучу, — быстро перебил отца Серёжа. — Что, шуток уже не понимаете? Это я проверял на вас один из способов так называемого детского манипулирования взрослыми. Я сейчас книгу одну очень интересную читаю, так там сказано, что, начиная с пяти лет, дети становятся способными манипулировать своими родителями. А мне уже шесть. В книге даны примеры манипуляций, ну вот я на вас и потренировался.

— Это жестоко, Серёжа, — сказала Наталья Николаевна.

— Ах, мама, оставь, — резко ответил Серёжа. — Ничего жестокого здесь нет. Такова жизнь, мама. Дети постоянно манипулируют своими родителями, хотят те того или нет. И не соглашаться с этим или не признавать это — глупо. Что плохого, что я манипулирую вами, осознавая это?

— И всё равно, Серёжа, — настаивала Наталья Николаевна, — это жестоко. Манипулируй нами, мы не против. Но зачем тебе сообщать нам о том, что ты нами манипулируешь? Ведь ты же не садист.

— Не садист, — с усмешкой согласился Серёжа. — А сообщать об этом не более жестоко, чем с помощью детей своих осмысливать свою жизнь, — серьёзно продолжил он. — Но я ведь не жалуюсь. Более того, я согласен даже играть с вами в ваши игры. Так почему вы мне запрещаете играть в мои? Сами говорите, что жизнь моя бессмысленна, и надо стараться внести в неё хоть какую-то радость. Я же вижу, что вы несколько повредились рассудком в отношении меня, так почему бы мне этим не воспользоваться? Тем более, что мне это доставляет радость. И я ведь честно вам в этом признался. Более того, я обещаю, что буду манипулировать вами до самой вашей смерти.

— Почему ты так жесток с нами, Серёжа? — спросил Александр Сергеевич.

— Да потому что я есть смысл вашей жизни, — ответил Серёжа, — чего здесь непонятного-то? По-моему, так ничего удивительного в том нет, что тот, кого вы считаете смыслом своей жизни, в какие-то моменты этой самой жизни вдруг начинает вами манипулировать. Вы не согласны? А разве сами вы не так же поступали? Вот ты, папа, разве ты не манипулировал своим папой? А ты, мама? Чего молчишь? Думаешь, я слепой, думаешь, я ничего не вижу, ничего не слышу?

— Чего ты видишь, сынок? — испуганно спросила Наталья Николаевна.

— Как ты манипулируешь своей мамой, моей бабушкой, — ответил Серёжа. — Так что, дорогие родители, давайте обойдёмся без… вот этих ваших истерик. Я даю вам то, что хотите вы, а вы, взамен, позволяете мне пользоваться своим привилегированным положением. Договорились? — родители молча посмотрели друг на друга. — Ну, говорите, чего вы там от меня хотите? Кем, по-вашему, я должен быть? В какие вы там игры не наигрались? Чего не дополучили, по причине той, что сами осмысливали чью-то жизнь? Говорите, не стесняйтесь. А главное, не бойтесь за меня. Позже я отыграюсь на своих детях. И они заплатят мне сполна за все ваши фантазии. Сполна! А моё поведение нынешнее можете рассматривать как нечто, что также доставляет мне радость в моей бессмысленной жизни.

— Ой, сынок, — Наталья Николаевна даже застеснялась, — ты так смело называешь вещи своими именами, что мне даже как-то неловко делается.

— Всё нормально, Наташа, — вмешался Александр Николаевич, — ребёнок всё правильно понял. Значит так…

Глава пятая

Часа два родители взахлёб, перебивая друг друга, восторженно рассказывали Серёже, кем они хотели бы, чтобы он стал. Серёжа внимательно слушал, а когда родители закончили, он спросил:

— Это всё?

— Всё, — в один голос ответили родители.

— Замечательно, — ответил Серёжа, — ну что же… Задачи поставлены серьёзные и… Вижу, что в своё время ваши родители очень серьёзно заставили и вас поработать над своими мечтами и фантазиями.

— Справишься ли, сынок? — спросила Наталья Николаевна.

— Постараюсь, — ответил Серёжа.

«Но будут жертвы, — про себя подумал он. — Возможно, даже большие жертвы и, возможно, даже людские. А как же обойтись без людских жертв, когда вынужден жить без смысла? Люди, которые будут иметь со мной, человеком бессмысленным, но ищущим радости в этой своей бессмысленности, какие-либо дела, безусловно очень рискуют. Им, когда они будут иметь со мной какие-нибудь дела, надо быть очень осторожными и предельно внимательными.»

— Это не ответ, — строго заметил Александр Сергеевич, — нам нужно точно знать. Как-никак, а… речь о нашем смысле жизни.

— Но учтите, у меня могут быть срывы, — предупредил Серёжа. — Осмысливать чужую жизнь психологически очень трудно. Можно и надорваться. Будете ли вы прощать мне эти мои срывы?

— Смотря что ты называешь срывами, — сказал Александр Сергеевич.

Серёжа криво усмехнулся.

— Хм… Что я называю срывами? — задумчиво произнёс он. — Да многое что. Сейчас разве точно угадаешь. Очень многие девушки, которых я буду совращать, дабы украсить свою бессмысленную жизнь, будут делать аборты, например. Могу пьяницей стать или извращенцем. Могу пристраститься к наркотикам. Когда живёшь чужой жизнью, случиться может всякое. От тюрьмы меня отмажете, когда я в пьяном виде или в наркотическом бреду сяду за руль автомобиля и задавлю… насмерть… какого-нибудь человека? По телевизору каждый день показывают, как спятившие с ума от бессмысленной жизни люди калечат и убивают других людей. Вряд ли я буду исключением из правил. Уж, наверное, совершу что-нибудь жуткое, что-нибудь настолько жестокое, от чего у любого нормального человека в жилах кровь застынет. Нет?

— Серёжа, возвращайся в свою комнату и ложись спать, — строго сказал Александр Сергеевич. — Считай, что никакого разговора у нас не было.

— А то, если хотите, я ещё чего-нибудь придумаю, — сказал Серёжа. — Не исключено, что когда я сойду с ума, а такое запросто может быть, если жить без смысла, то я, например, ради наследства, спроважу вас раньше времени на тот свет…

— Не надо, — в один голос воскликнули родители.

— Мы всё поняли, — сказала Наталья Николаевна. — Пойдём, сынок, я тебя спать положу.

Наталья Николаевна увела сына и вскоре вернулась на кухню.

— Спит? — спросил Александр Сергеевич.

— Уснул сразу, как только лёг, — ответила Наталья Николаевна.

— Наверное… это… Поторопились мы со смыслом-то своей жизни, а? — спросил Александр Сергеевич.

— Пусть живёт, как сам хочет, — ответила Наталья Николаевна, — лишь бы только с ума не сошёл от бессмысленной жизни, как мы с тобой.

Они ещё долго сидели на кухне и разговаривали. Часов в двенадцать дня на кухню вбежал Серёжа.

— Папа, мама, — радостно орал он, — я есть хочу. А мне такой сон страшный приснился, как будто вы разбудили меня ни свет, ни заря, посадили в тёмной кухне и стали учить тому, как жить, чтобы с ума сойти. А ещё мне приснилось, что я уже взрослый и управляю автомобилем в нетрезвом виде, и всех, кто мне попадается на пути, я давлю насмерть. А ещё мне приснилось, что…

«Может быть, — подумал Александр Сергеевич, — мы ещё не совсем спятили от своей бессмысленности, если позволили ребёнку самому выбирать своё будущее?»

«Когда вырастет, — подумала Наталья Николаевна, — пусть женится на ком сам хочет. Слова не скажу.»

Эпилог

Самое страшное в этой сказке то, что Александру Сергеевичу двадцать восемь лет, а Наталья Николаевна младше его двумя годами.

Переходный возраст

(сказка не только для взрослых)

1

Заседание Высшего Совета Вселенной (ВСВ) подходило к концу, когда вдруг ответственный за развитие Вселенной, Вячеслав Михайлович Нонов, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

— Вот чёрт!

Все с удивлением посмотрели на Вячеслава Михайловича.

— Вячеслав Михайлович, — укоризненно произнёс председатель ВСВ, Тонов Вячеслав Васильевич, — Вам, как ответственному за развитие Вселенной, не пристало ссылаться и поминать в разговоре любые абсолюты и их противоположности.

— Извините, друзья мои, — ответил Нонов, — не сдержался. Последнее время очень много работал с планетами первого уровня развития, ну и… вырвалось. Ещё раз прошу прощения.

— Что Вы хотели сказать, Вячеслав Михайлович? — спросила ответственная за безопасность Вселенной, Фаина Георгиевна Иванова. — Опять что-нибудь на планете Земля?

— Вы как в воду смотрите, Фаина Георгиевна, — радостно ответил Нонов.

— Я смотрю на Вас, Вячеслав Михайлович, а не в воду, — ответила Иванова.

— Это так говорится, Фаина Георгиевна, — объяснял Нонов. — На планете Земля так говорят, когда…

— Я знаю, Вячеслав Михайлович, где и в каких случаях так говорят, — перебила его Иванова.

— Да? — удивился Нонов.

— Да, — ответила Иванова.

— Откуда Вы это знаете, Фаина Георгиевна? — удивился Нонов. — Насколько мне известно, вопросы ранней антропологии Вас мало интересовали.

— Последняя командировка Фаины Георгиевны была на Землю, Вячеслав Михайлович, — пояснил главный врач Вселенной, Баров Георгий Иванович. — По-видимому, оттуда и её познания из области пословиц и поговорок Земли. Фразеологизмы, Вячеслав Михайлович, — Баров улыбнулся и пожал плечами, дескать, что с этим поделать.

— Ах вот как! — радостно воскликнул Нонов. — Так Вы были на Земле, Фаина Георгиевна! Как это замечательно. В таком случае, я уверен, что Вы меня поймёте.

— Ближе к делу, Вячеслав Михайлович, — настоятельно попросила Иванова и посмотрела на часы. — Что там опять случилось с планетой Земля?

— Ну почему, опять, Фаина Георгиевна, — обиделся Нонов. — И почему случилось?

В ответ на это Иванова только многозначительно кивнула головой и мило улыбнулась.

— Фаина Георгиевна права, — вмешался в разговор ответственный за СМИ Вселенной, Сонин Иннокентий Михайлович. — Последние сто лет от Вас только и слышно, что Земля, земляне, проблемы Земли и их решения.

— Иннокентий Михайлович, давайте, каждый будет заниматься своим делом, — попросил Нонов. — Вы, если я ничего не путаю, занимаетесь средствами массовой информацией?

Сонин презрительно ухмыльнулся.

— Ну вот и занимайтесь, — продолжал Нонов. — А мне позвольте заниматься своим делом.

— Хм, делом, — тихо и, язвительно ухмыляясь, ворчал Сонин. — Таскаетесь с этой Землёй, как, простите, курица с яйцом.

— Иннокентий Михайлович тоже недавно с Земли, — тихо пояснил главный врач Вселенной председателю Высшего совета.

— Фразеологизмы? — тихо поинтересовался Тонов.

— Они, — кивнул головой Баров.

— Понимаю, — тихо ответил Баров.

— А по-Вашему, Иннокентий Михайлович, проблема развития Вселенной это неважно? — воскликнул Нонов. — Ну конечно! Куда важнее проблемы увеличения тиража какой-нибудь столичной газеты или рейтинг какого-нибудь центрального канала, на котором Вы рекламируете очередной здоровый образ жизни, модный во Вселенной в этом сезоне.

— Скажите пожалуйста, — возмущённо воскликнул в ответ Сонин, — реклама здорового образа жизни, видите ли, ему не нравится. Тоже мне, величайший знаток переходов от обезьяны к человеку и от человека к творцу.

— Это я-то величайший знаток переходов от обезьяны к человеку!? — услышав такое про себя, возмутился Нонов.

— Вы, Вы, — усмехнулся в ответ Сонин, — кто же ещё.

— В таком случае Вы, Иннокентий Михайлович, знаете кто? — воскликнул Нонов.

— Ну кто? — равнодушно поинтересовался ответственный за СМИ Вселенной.

— Журналист, — с вызовом ответил Нонов. — Вот Вы кто! — с гордостью добавил он.

— Я? Журналист? — возмутился Сонин. — А Вы в таком случае…

— Не ссорьтесь, друзья мои, — успокаивал членов Высшего Совета Тонов, — все мы, в том числе и журналисты, и специалисты по обезьянам, все занимаемся нужным и… как его?… полезным делом. Вячеслав Михайлович, что Вы хотели нам сказать?

— Планета Земля готова пожертвовать своим счастьем во имя вечных материальных ценностей, — ответил Нонов. — Они делают очередной шаг вверх.

— Вот как? — удивился Тонов. — А это точно? Точно, вверх, а не вниз?

— Точно, — уверял Нонов.

— Ну что же, — задумчиво произнёс Тонов. — Это уже что-то. По крайней мере, они уже задумались о том, что счастье и вечные материальные ценности, как то: вечная молодость, вечная красота и вечное …, — здесь Тонов посмотрел на Барова.

— Здоровье, — договорил за председателя главный врач Вселенной.

— И вечное здоровье, — продолжил Тонов, — спасибо, Георгий Иванович. Что всё это не одно и то же, и что одно с другим никак не связано. Конечно, было бы лучше, если бы они предпочли счастье вечным материальным ценностям, но… Нет, так нет. С худой, как говорится, овцы…

— Хоть шерсти клок, — закончил физиолог высшего уровня развития, Янов Олег Иванович.

Теперь уже все с удивлением посмотрели на Янова.

— Я тоже недавно с Земли, — объяснил Янов своё поведение. — Вы же знаете, я специализируюсь именно на переходных периодах развития цивилизаций, а планета Земля сейчас находится именно на таком периоде в своём развитии. Не сегодня завтра они-таки поднимутся в своём творческом развитии на ступеньку выше и я, как физиолог, не могу пропустить это событие. Кстати, я сегодня же снова возвращаюсь на Землю. — Янов посмотрел на часы. — Через час планетолёт на Землю, так что, уважаемые члены Высшего совета Вселенной, давайте-ка закругляться.

— Если я правильно Вас понимаю, Вячеслав Михайлович, — сказал Тонов, — Вы хотите дать жителям планеты Земли вечную красоту, вечную молодость и вечное здоровье?

— Да, Вячеслав Васильевич, — ответил Нонов, — всё так. Вы правильно меня поняли.

— Ну, если ни у кого нет возражений, — задумчиво произнёс Тонов, — по законам развития Вселенной мы не вправе мешать цивилизациям проводить заведомо неудачные эксперименты на самих себе, если эксперименты не угрожают самой этой цивилизации и всей Вселенной в целом, но необходимы для развития творческих способностей, как негативный опыт.

Председатель ВСВ обратился к главному врачу Вселенной:

— Георгий Иванович?

— Слушаю Вас, Вячеслав Васильевич, — охотно откликнулся Баров.

— Берите всё необходимое и вместе с Вячеславом Михайловичем и Фаиной Георгиевной дайте землянам всё, о чём они мечтают, и заберите у них всё лишнее, — сказал Тонов. — На этом заседание Высшего Совета Вселенной объявляю закрытым.

2

Земляне не сразу предпочли счастью вечную молодость, вечное здоровье и вечную красоту. Вначале, когда только на Земле вообще встал вопрос о выборе, земляне остановились на счастье. Надо также сказать, что в самом начале земляне хотели и того, и другого: чтобы и счастливыми быть, и при этом вечно красивыми, вечно молодыми и вечно здоровыми. Но, когда им дали понять, что это невозможно и что необходимо выбирать, то вначале жители Земли выбрали конечно же счастье. И то не сразу. Прежде чем выбрать счастье, они долго разговаривали с главным специалистом по развитию Вселенной. И вот на одном из таких разговоров и зашла речь о счастье.

— Вы, собственно, к чему стремитесь-то, земляне, — интересовался главный специалист по развитию Вселенной. — А то, я как не посмотрю, вы всё время со злом каким-нибудь боретесь.

— К счастью, конечно, — отвечали жители планеты Земля в один голос, — к чему же ещё? Мы ведь потому и со злом боремся, что хотим счастливыми быть. А Вы сомневаетесь?

— Я не сомневаюсь, — отвечал Нонов, — но… судя по вашему поведению, по вашим поступкам и их последствиям, как-то не сразу и сообразишь, что всё это исключительно ради счастья.

— Вячеслав Михайлович, голубчик, — объясняли земляне, — поймите и Вы нас. Мы ведь недавно вышли на прямой контакт с Вселенной высшего уровня развития. Естественно, глядя на вас, у нас ум за разум заходит.

— Я имел в виду ваше поведение до того, как вы вышли на прямой диалог с нами, — ответил Нонов.

— Ах, Вы об этом! — с некоторым раздражением в голосе воскликнули земляне, вспоминая все неблаговидные свои поступки. — Так это ведь мы только в борьбе со злом.

— Откуда у вас вообще эта идея — бороться со злом? — спросил Нонов.

— А всё оттуда, Вячеслав Михайлович, — от стремления к счастью. Очень мы хотим, знаете ли, чтобы все люди на Земле счастливы были. А какое же может быть счастье, пока на Земле зло не искоренено?

— Давайте честно, земляне, — предложил Нонов.

— Давайте, — охотно согласились земляне.

— Что вы хотите? — спросил Нонов. — Я имею в виду, что вы хотите иметь и ради чего искореняете разнообразное зло у себя на планете?

— А можно просить, что угодно? — поинтересовались земляне.

— Просите, что хотите, — разрешил Нонов. — Вы, как недоразвитая планета первого творческого уровня развития, переходите на более высокую ступеньку и вправе просить у Вселенной высшего уровня развития всё, что угодно.

— А не боитесь, что наши желания Вам окажутся не под силу? — серьёзно спросили земляне. — Вы так уверены в своих возможностях?

— Дело в том, земляне, — ответил главный специалист по развитию Вселенной, — что в своих даже самых смелых мечтах вы не поднимаетесь выше своего первого творческого уровня развития. И любое ваше желание способен исполнить даже ребёнок, живущий на втором творческом уровне развития. Не говоря уже о третьем уровне.

— То есть, — ещё раз уточнили земляне, — мы можем просить, что угодно?

— Просите, что хотите, — разрешил Нонов. — Главное, чтобы ваши желания не противоречили друг другу. При всём нашем могуществе мы не можем одновременно воплощать в реальность взаимоисключающее.

— Ну это понятно, — ответили земляне.

Земляне задумались.

«Что бы такое у них попросить? — думали земляне, бросая косые и недоверчивые взгляды на главного специалиста по развитию Вселенной. — Что бы такое попросить?»

— Не можете определиться? — спросил Нонов.

— Нет-нет, — быстро отвечали земляне, — можем! Просто… как-то не сразу и сообразишь, что выбрать. Столько всего хочется.

— Вы же говорили, что все ваши мысли и дела направлены на счастье человека, — уточнял Нонов.

— Говорили, — настороженно согласились земляне. — И что с того?

— Ну вот и просите то, что позволит вам быть счастливыми и не придумывать себе какое-нибудь зло, с которым вам надо будет бороться.

— А вы можете сделать нас вечно здоровыми? — земляне решили переменить тему.

— Можем, — ответил Нонов.

— А вечно молодыми можете?

— Можем и вечно молодыми, — ответил Нонов.

— А вечно красивыми? — спрашивали земляне.

— И вечно красивыми тоже можем, — ответил Нонов.

— И всё это одновременно? — интересовались земляне.

— Поскольку вечная молодость, вечная красота и вечное здоровье не являются взаимоисключающими понятиями, то можем и одновременно, — ответил Нонов. — Но, надеюсь, земляне, вы понимаете, что «вечное» в данных случаях, будет носить условный характер и ограничиваться средней продолжительностью вашей жизни?

— Это мы понимаем, — ответили земляне.

— В таком случае, вы всё это получите, — сказал Нонов. — Но только какое это имеет отношение к счастью, не понимаю? Вселенная высшего уровня развития может сделать вас людьми, в жизни которых не будет зла, а вы просите какую-то ерунду.

Здесь землянам стало как-то не по себе. С одной стороны им конечно же хотелось выглядеть в глазах Вселенной высшего уровня развития лучше, чем они были на самом деле, а с этой стороны они должны были согласиться с главным специалистом по развитию Вселенной. Но с другой стороны… Землянам очень хотелось обрести, во-первых, вечную молодость. Кроме этого им хотелось быть очень красивыми и здоровыми. Но самое главное, что хотелось землянам, чтобы и красота, и здоровье, и молодость не увядали на протяжении всей их жизни. Вот тогда и был задан вопрос о возможности и того, и другого, и третьего одновременно. Узнав, что можно быть и вечно молодыми, и вечно здоровыми, и вечно красивыми, земляне забыли обо всём на свете.

— А можно… — попытались было земляне задать очередной вопрос.

— Нет, — перебил их Нонов, — это невозможно.

— Но мы же ещё ничего не спросили, — воскликнули земляне.

— Ваш вопрос отразился на ваших лицах, земляне, — ответил Нонов. — К счастью, невозможно быть одновременно счастливыми и обладать вечными материальными ценностями.

— Вечными материальными ценностями? — переспросили земляне.

— Вселенная высшего уровня развития именно так называет вечную молодость, вечную красоту и вечное здоровье, — ответил Нонов.

— Как же быть-то? — вопрошали земляне. — Вячеслав Михайлович, может, Вы чего посоветуете?

— Здесь я вам не советчик, — ответил Нонов. — Но, что бы вы не выбрали, в любом случае это будет шаг вперёд.

— Ну тогда, — земляне грустно вздохнули, — мы выбираем счастье.

— Почему так грустно, земляне? — удивился Нонов.

— Ну как же не грустно-то, а? — воскликнули в ответ земляне. — Ведь какую жертву приносим.

— Какую жертву? — не понял Нонов.

— Отказываемся от вечных материальных ценностей во имя счастья. — Ответили земляне. — Кстати, а нам памятник за это не положен?

— Памятник? — удивился Нонов.

— У нас на планете принято всё выдающееся увековечивать в памятниках, — пояснили земляне. — Как-никак, а много ли Вы найдёте планет во Вселенной, где бы во имя счастья отказались от вечных материальных благ?

— Памятник — это можно, — ответил Нонов. — Памятник не противоречит вашему стремлению к счастью. Будет вам памятник, земляне.

— В центре Вселенной? — спросили земляне.

— Нет-нет, — ответил Нонов. — Вселенная высшего уровня памятников никому не ставит. Мы вам можем поставить памятник на планете, которая находится по своему уровню творческого развития ниже, чем вы. Согласны?

— Согласны, — ответили земляне, не понимая, как это вообще возможно отказываться от памятников.

Главный специалист уже собирался покидать Землю и думал о том, как на заседании Высшего совета Вселенной он обо всём доложит, когда к нему прибежал уполномоченный от землян.

3

— Такое дело, Вячеслав Михайлович, — запыхавшись от быстрого бега, задыхаясь и тяжело дыша, сказал уполномоченный, — думал, что не успею. Боялся, что Вы уже улетели.

— Что случилось, друг мой, — весело поинтересовался Нонов, завязывая перед зеркалом галстук.

— Мы передумали, — ответил уполномоченный.

— Передумали? — весело переспросил Нонов. — Вот как?

— Да, — тяжело дыша, ответил уполномоченный.

— Что передумали? — спросил Нонов.

— Передумали отказываться от вечных материальных ценностей во имя счастья, — ответил уполномоченный. — Решили предпочесть счастью вечные материальные ценности. Чёрт с ним, с памятником.

— Ах вот значит как, — нисколько не удивившись, произнёс Нонов, — не хотите быть счастливыми, а хотите быть красивыми, молодыми и здоровыми.

— Вечно молодыми, — уточнил уполномоченный, — вечно красивыми и вечно здоровыми.

— Вечно, вечно, — смеясь, соглашался Нонов. — Я помню.

В ответ на это уполномоченный только устало и грустно вздохнул.

— Чего же это вы от счастья-то отказались? — спросил Нонов.

— Так уж вышло, Вячеслав Михайлович, — виновато ответил уполномоченный, — Вы уж не сердитесь на нас.

— Да я и не сержусь, — ответил Нонов. — А что касается памятника, то и этот ваш поступок, по-моему, не менее достоин того, чтобы его увековечить. Например, в бронзе?

— Вы серьёзно? — удивился уполномоченный.

— Конечно, серьёзно, — ответил Нонов. — Планеты начального уровня развития нуждаются в подобной демонстрации глупости, то есть, я хотел сказать в демонстрации подобных подвигов.

— Вы считаете это подвигом? — удивился уполномоченный.

— Отказаться от счастья во имя вечных материальных ценностей? — переспросил Нонов. — Это ли не подвиг? И что тогда можно назвать подвигом, как не это? А?

— Скажу нашим, вот они обрадуются, — тихо сказал уполномоченный, — особенно их обрадует памятник в бронзе.

— Скажи, голубчик, скажи. Обрадуй своих, — разрешил Нонов и покинул Землю.

***

С тех пор как на планете Земля все стали вечно красивыми, вечно молодыми и вечно здоровыми, прошло лет двести. Ну, в условном смысле, разумеется.

4

Заседание Высшего Совета Вселенной подходило к концу, когда вдруг ответственный за развитие Вселенной Вячеслав Михайлович Нонов, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

— Вот чёрт!

Все снова с удивлением посмотрели на Вячеслава Михайловича.

— Вячеслав Михайлович, — укоризненно произнёс председатель ВСВ Тонов Вячеслав Васильевич, — ну как с Вами быть? Ну сколько раз Вам говорить, что Вам, как ответственному за развитие Вселенной, не пристало…

— Извините, друзья мои, — ответил Нонов, — не сдержался. Последнее время очень я много работал с планетами первого уровня развития, ну и… вырвалось. Ещё раз прошу прощения.

— Что Вы хотели сказать, Вячеслав Михайлович? — спросила ответственная за безопасность Вселенной, Фаина Георгиевна Иванова. — Опять что-нибудь на планете Земля? Только не говорите, что Ваши любимцы устали от вечных материальных ценностей, устали всю жизнь быть здоровыми, красивыми и молодыми, и захотели чего-то другого?

— Фаина Георгиевна, Вы как…

— В воду смотрю? — перебила его Иванова, — это я уже слышала. Что Вы хотели сказать, Вячеслав Михайлович?

— Земляне переходят на следующую ступеньку и отказываются от вечных материальных благ, радостно сообщил Нонов. — Я так рад за них, так рад. Вот верите, я даже так не радовался, когда создавал свою первую планету.

— Вы как ребёнок, Вячеслав Михайлович, честное слово, — сказала Иванова. — И чего они хотят на этот раз?

— На этот раз они хотят стать способными не желать никому зла, — ответил Нонов.

— Вот как? — удивилась Иванова. — Интересно, а как же им удавалось сохранять вечную красоту, вечное здоровье и вечную молодость, если они этого не умели?

— Как и положено на первом уровне развития, Фаина Георгиевна, — ответил Нонов, — с помощью медикаментов, пластической хирургии и прочего… научно технического хлама, то есть, я хотел сказать, прогресса.

— Ах да, — воскликнула Иванова, — всё время забываю, что Земля — это всего-навсего первый уровень развития.

— Ну что же, друзья мои, — слово взял председатель Высшего Совета Вселенной, — если ни у кого нет возражений, то… — Тонов задумался, — по законам развития Вселенной мы не вправе мешать цивилизациям проводить заведомо неудачные эксперименты на самих себе, если эти эксперименты не угрожают самой этой цивилизации и Вселенной в целом, но необходимы для развития творческих способностей, как негативный опыт. — Председатель ВСВ обратился к главному врачу Вселенной: — Георгий Иванович…

— Слушаю Вас, Вячеслав Васильевич, — охотно откликнулся Баров.

— Берите всё необходимое и вместе с Вячеславом Михайловичем и Фаиной Георгиевной отправляйтесь на Землю и дайте землянам всё, о чём они мечтают, и заберите у них всё лишнее, — сказал Тонов. — На этом очередное заседание Высшего Совета Вселенной объявляю закрытым.

Когда снятся кошмары

(Предновогодняя сказка)

Когда снятся кошмары, необходимо проснуться. Иного выхода, иного способа избавиться от кошмаров, которые приносят сны, нет. Только тогда, когда мы проснулись, когда мы больше не спим, мы начинаем понимать всю ничтожность того, что нам снилось.

Но когда человек не спит? Когда кошмары, преследующие его, — не сон, а реальность? В таком случае как поступить?

В таком случае я настоятельно советую всё происходящее воспринимать не иначе как Новогоднюю Сказку.

Именно так поступил один мой знакомый, Антон Павлович Серов, когда его жизнь превратилась в один сплошной кошмар.

Итак, сказка начинается…

1

Что мы знаем о кошмарах? Что нам известно о тех проблемах, с которыми мы сталкиваемся в жизни и которые называем кошмарами? Можно ли прожить свою жизнь так, чтобы в ней не случилось ни одного кошмара? Антон Павлович Серов — доктор философии. Он преподаёт философию в университете, считает себя очень умным и кое-что понимающим в жизни человеком. Он уверен, что все неприятности человека связаны только с самим человеком и зависят только от самого человека. По его мнению, человек сам своим неправильным поведением приводит к тому, что в его жизни случаются те самые крупные неприятности, которые называются кошмарами.

Став философом, Антон Павлович создал свою теорию правильной жизни и правильного поведения, и жил, руководствуясь исключительно своей теорией правильной жизни, делая всё возможное, чтобы в его жизни кошмаров вообще не было. И до определённого момента ему это удавалось. Антон Павлович был уверен, что за свою благополучную жизнь он вправе благодарить исключительно только себя, свою философию жизни и то, что он всегда придерживался определённых правил, которые сам же для себя и придумал.

Но Жизнь… Жизни безразлично, что именно думает Антон Павлович о ней и о тех законах, по которым она протекает. А ещё Жизни плевать на то, что кто-то там придумывает какую-то свою теорию жизни и какие-то там правила поведения, говорящие о том, как нужно правильно жить, чтобы всё было в порядке и никаких кошмаров не было. Жизнь ведь так устроена, что без кошмаров не может. И дело не в принципе, не в скверном её характере, а в том, что если человек хочет получить пользу от Жизни и что-то понять, он должен испытать на себе не один, не два, не три, а очень и очень много больших неприятностей, очень много разнообразных кошмаров. И никакая философия, никакая теория, никакие законы и правила, какие постоянно придумывает и создаёт человек, особенно философы, дабы обмануть Жизнь, не помогут тому, который решил Жить. Закон неумолим: ЖИЗНЬ — ЭТО ОДИН СПЛОШНОЙ КОШМАР.

Кошмары в Жизни человека есть вещь неизбежная и неотвратимая. Это первый и главный закон Жизни. Но, по-видимому, Антон Павлович, будучи доктором философии, плохо учился Жизни и не знал главного закона Жизни. Антон Павлович больше разбирался в философии, чем в Жизни. Он не знал, что Жизнь — это один сплошной кошмар и его преодоление. Он не знал, что Жизнь и существует для того, чтобы получить возможность встать на путь к своему счастью; этот путь тернист и весь состоит из кошмаров; чтобы, преодолевая кошмары, становиться более сильным, более выносливым на пути к счастью.

Не дойдя до счастья, Антон Павлович уже считал себя счастливым человеком. Но всё резко изменилось, когда Антону Павловичу исполнилось пятьдесят лет. Сам Антон Павлович решил, ведь он был философом, что это не кто иной, как его судьба, решила нанести по нему свой удар; и когда Антону Павловичу исполнилось пятьдесят лет, она обрушила на него все кошмары сразу. Все кошмары, какие только существуют в Жизни, все разом обрушились на Антона Павловича Серого.

Как такое случилось? Почему? Мы обязательно об этом узнаем, ведь эта сказка для того и создавалась, чтобы дать ответ на этот вопрос.

У обычных, у нормальных людей, удары судьбы случаются равномерно в течение всей жизни. И положенные каждому человеку кошмары на обычных людей обрушиваются не все сразу, а постепенно. С Антоном Павловичем произошло иначе. Кто-то там Наверху, то ли не доглядел, то ли проглядел, а может и нарочно всё так подстроил, что все кошмары обрушились на Антона Павловича разом, в очень короткий промежуток времени. Всё произошло за одну неделю.

Кошмары, по сути своей, у всех людей одинаковы. Предательства, измены, обманы, потери финансовые и утраты близких и любимых, разочарования, проблемы со здоровьем, крупные неприятности на работе и дома, проблемы с детьми и так далее и тому подобное, перечислять можно бесконечно, потому как кошмаров всевозможных очень и очень много; так вот, все они случаются с нами, с обыкновенными людьми, в течение всей жизни равномерно, и мы справляемся с ними по мере их поступления, имея возможность передохнуть. Обычно кошмары сваливаются на нормального человека по мере того, как этот самый нормальный человек справляется с ними. Справится нормальный человек с каким-нибудь одним кошмаром, решит какую-нибудь одну проблему, так сразу ему даётся немного времени отдохнуть. Но недолго. Обычно уже через полгода нормальному человеку посылается его судьбой новый кошмар и так далее, без конца, в течение всей жизни.

И все к этому привыкли, и уже никто особо не обращает на это внимание, а только все философски замечают: что есть, дескать, у жизни полоса белая и полоса черная. И полосы эти чередуются. И если сегодня всё замечательно, то это не значит, что так будет всегда. Придёт время и всё снова станет плохо. И наоборот. И так до бесконечности. Жизнь есть бесконечная череда кошмаров и их переживание.

Вот тогда Антон Павлович и решил, что всё происходящее с ним, если и не кошмарный сон, то всего-навсего Новогодняя Сказка. Антон Павлович вспомнил, что не всё зависит только от человека, что наверняка в судьбу его вмешиваются и силы потустороннего характера. Например, ангелы.

Из курса богословия Антон Павлович знал, что некая духовная субстанция, прежде чем быть притянутой к телу и стать человеком, должна пройти подготовку в образе ангела: научиться радоваться и ненавидеть; узнать, что такое предательство; осознать пагубность страсти и выгоду от честного образа мыслей; и многое-многое другое, включая страх.

В ангельском мире существует своя небесная иерархия и все ангелы различаются между собой по чинам и статусам. Всего чинов девять: младшие — ангелы-хранители; за ними следуют архангелы; над архангелами стоят начала; затем идут власти; над властью — сила; выше — господство; над господством — престолы; выше престолов стоят херувимы; а над херувимами, да и над всеми ангельскими чинами, стоят серафимы.

Каждый чин имеет двенадцать степеней. Ангелы мужского рода, которые в последствие станут мужчинами, различаются по чинам и степеням уверенности в себе. Ангелы женского рода, которые в будущем станут женщинами, также различаются по чинам, но не по степеням уверенности в себе, а по степени привлекательности к себе. Только достигнув уровня серафима двенадцатой степени уверенности в себе, если ты будущий мужчина, или двенадцатой степени привлекательности к себе, если речь идёт о будущей женщине, ангел мог стать человеком.

2

Дежурный по кошмарам Антона Павловича, ангел-хранитель пятой степени уверенности в себе, Иван, просто-напросто проспал. Да-да, именно проспал. Пятьдесят лет он дрыхнул и не следил за очередностью и постепенностью падений кошмаров на голову Антона Павловича. А когда проснулся и увидел, сколько кошмаров до сих пор не свалилось на голову Антона Павловича, сильно испугался.

— Как быть? — думал Иван. — По имеющейся информации Антону Павловичу осталось не более тридцати лет. Если я сейчас начну сваливать на него кошмары по утвержденной инструкции и установленным правилам, то основная нагрузка придётся на возраст, когда Антон Павлович будет уже старым и вряд ли сможет справиться с ними.

Иван не знал, как ему поступить, и решил посоветоваться со своим непосредственным начальником, архангелом шестой степени уверенности в себе, Сидором. Иван очень уважал своего непосредственного начальника, можно сказать, что он его просто боготворил, а потому боялся.

Когда Иван всё рассказал Сидору, тот пришёл в ярость.

— Ты понимаешь, скотина ты этакая, что ты всех нас подвёл! — орал на своего незадачливого подчинённого Сидор. — Конец года! Все к празднику готовятся! Ёлки наряжают! Мне завтра надо идти к шефу с докладом о проделанной работе, а ты такое тут устроил?

— Ваше благородие, господин архангел шестой степени уверенности в себе, а что если я начну сейчас вываливать на Антона Павловича все положенные ему кошмары? — предлагал Иван.

— Идиот! — орал в ответ Сидор. — Как ты не понимаешь, что все кошмары разделены на степени ужасности, что степени ужасности рассчитаны на определённые возрастные возможности человека. И как ты думаешь, Ваня, сможет ли твой подопечный стойко снести кошмары, которые не соответствуют его возрасту? В пятьдесят лет он вынужден будет принять на себя нагрузки, какие должен был вынести с десяти до двадцати лет. К шестидесяти на него выпадут все те неприятности, какие должны были быть до тридцати. В семьдесят он столкнётся с кошмарами среднего возраста. А в восемьдесят на него обрушатся кошмары пятидесятилетнего человека. Сможет ли он их выдержать? Я сомневаюсь. А что если он впадёт в отчаяние и повесится? Или, что ещё хуже, застрелится?

— А чем это хуже, Ваше благородие? — испуганно спрашивал Иван.

— Господи! — восклицал Сидор. — И он ещё спрашивает!

Сидор тяжело вздохнул, налил себе стакан божественного нектара, выпил и сурово посмотрел на Ивана.

— В общем так, друг любезный, — уже спокойно сказал Сидор. — На праздновании Нового Года мне должны были вручить крылья архангела седьмой степени уверенности в себе. Если этого не случится, дорогой мой Иван, я сниму тебя с твоей должности и переведу в отдел ненужных коробок для посылок. И будешь ты, Иван, все последующие восемьдесят миллионов лет, работать в секции приёма и хранения ненужных ящиков для посылок. И ты практически утратишь возможность стать человеком. Во всяком случае я об этом позабочусь. Понял?

— Понял, — мрачно ответил Иван. — Я постараюсь исправить ситуацию. А что если мне для этого понадобится спуститься на Землю?

— Ступай, Иван, — сказал Сидор. — Получай направление, спускайся на Землю, если понадобится. В общем, начинай работать. Как ты будешь выпутываться из ситуации, я не знаю. Но до Нового Года осталось не так уж много. Советую тебе что-нибудь придумать.

3

Иван решил действовать. В его ангельской голове созрел смелый план. Он решил вывалить на Антона Павловича половину всех причитающихся ему кошмаров разом. Но! Для осуществления своего грандиозного плана ему необходимо было получить необходимые кошмары в специальном отделе.

Отдел хранения и выдачи кошмаров работал круглосуточно, без выходных и перерывов на обед. Заведующей секцией выдачи кошмаров в этом отделе работала хорошая знакомая Ивана, очаровательный архангел первой степени привлекательности, Елена. Между Еленой и Иваном, как думал Иван, зрело то самое, как его ещё называют, настоящее чувство, которое рано или поздно переросло бы в отношение высшего уровня, то есть в любовь. Во всяком случае, именно так думал Иван. Пока же они только слегка симпатизировали друг другу.

Решительным шагом Иван вошёл в секцию выдачи кошмаров.

— Иван! — воскликнула Елена. — Как давно тебя не было видно. Ты где пропадал?

— Ленка, выручай, — воскликнул Иван. — Я проспал.

— Выдачу кошмаров? — испуганно прошептала Елена.

— Её самую, — мрачно ответил Иван. — И ведь как всё странно случилось… — Иван грустно вздохнул и огляделся по сторонам. — Прилёг, казалось бы, на минуточку, а проснулся… Пятидесяти лет, как не бывало.

— Ой горе-то какое! — сочувственно воскликнула Елена. — Что же теперь будет-то?

— А что будет, — обречённо вздохнув, промолвил Иван, — сошлют меня в отдел хранения ненужных ящиков для посылок и не увидимся мы, любимая моя, больше никогда.

— Ну так уж и никогда, — недоверчиво сказала Елена, морщась от того, что Иван считал её своей любимой. — Каких-нибудь несколько сотен миллионов лет, максимум. Впрочем, и это много. Но ведь можно что-то придумать?

Иван очень серьёзно посмотрел на Елену, тем самым как бы подготавливая её к… должностному преступлению.

— У тебя есть какой-то план? — испуганно спросила Елена.

— Есть, — загадочно ответил Иван.

— Какой? — робко поинтересовалась архангел первой степени привлекательности.

Иван снова очень серьёзно посмотрел на свою возлюбленную.

— Ты меня пугаешь, Иван, — решительно сказала Елена. — По твоей хитрой физиономии я вижу, что ты хочешь толкнуть меня на должностное преступление. Сразу предупреждаю, что ни на какие правонарушения я не пойду.

— Ну, Лена, — умолял Иван. — Ну выдай мне, пожалуйста, хотя бы половину всех причитающихся ему за это время кошмаров. Он — философ, он справится.

— Ты с ума сошёл? — воскликнула Елена. — Ты хочешь, чтобы я лишилась всей своей привлекательности, и начинала всё сначала? В отделе химических карандашей для маркировки ненужных ящиков для посылок ангелом-хранителем без хранимого? Ты этого хочешь?

— Так ведь никто не узнает, Леночка, — уверял Иван, — только я и ты.

— Да! Никто не узнает! — возмущалась Елена. — А если твой хранимый не вынесет всех кошмаров, что ты разом хочешь на него вывалить? Если он повесится в осиновой роще на закате дня? Тогда что? Подумаешь, философ. Можно подумать, что философы не кончают жизнь самоубийством.

— Тогда, конечно, — обречённо ответил Иван, — тогда ты — в секцию химических карандашей, а я — в отдел хранения ненужных никому ящиков.

— А помнишь, Иван, как мы познакомились? — воскликнула радостно Елена. — Я ведь как раз тогда работала в секции химических карандашей в ожидании своего первого хранимого.

— Помню, — грустно отвечал Иван. — Я пришёл к тебе тогда за карандашом. Мне нужно было оприходовать новый ящик.

— Ты ещё сказал тогда, что у меня все губы синие, — весело, захлёбываясь от счастливых воспоминаний, вспоминала Елена.

— Ты тогда очень красивая была, — сказал Иван, глядя на Елену влюбленными глазами.

— А сейчас!? — гордо воскликнула Елена. — Сейчас, по твоему, я уже не такая красивая!?

— Сейчас ты ещё красивее, Ленка, — сказал Иван. — На тебя даже глядеть страшно. Твоя привлекательность растёт с каждым тысячелетием. Вот, не знай я, что у тебя первая степень, то решил бы, что ты вообще…

Иван вдруг резко умолк и потупил взор.

— Что вообще? — лукаво спросила Елена, как бы между прочим поглядев на себя в зеркало.

— Решил бы, что ты из отделения управления, — пробурчал Иван.

— Скажешь тоже, — смущённо прошептала Елена.

Елене было очень приятно слышать, что её привлекательность поставили на один уровень с привлекательностью престолов, херувимов и серафимов.

— Да нет, — смущённо продолжал Иван, — так и есть.

— В отделении управления нет привлекательности выше уровня престола, — сказала Елена, глядя прямо в глаза Ивану.