Бесплатный фрагмент - Волшебнер

Введение

Вы никогда не задумывались, почему в наших сказках давным-давно остановился технический прогресс? Емеля на печи ездил. Баба-яга в ступе летала. И что дальше? Где печь Емели с путеискателем и на чистом топливе из воздуха? Где ступа с глушителем и системой самопокидания? Их нет. Сказочный мир застыл. Он превратился в музей имени самого себя, где по кругу катаются одни и те же, не меняющиеся столетиями волшебные устройства.

И не надо думать, что это просто забавное наблюдение за фольклором. Это не совпадение. Застой в сказочном мире — первый, самый верный признак грядущего застоя в мире реальном. Потому что воображение народа — это мышца. И если её перестают тренировать на сказочных, «безопасных» тренажёрах, она атрофируется. А без этой мышцы невозможно создать ничего нового и в настоящей жизни. Умение придумать самодвижущуюся печь и умение сконструировать беспилотный автомобиль рождаются в одном и том же месте головы. Если засыхает первая ветка, скоро перестанет плодоносить и вторая. Когда народ перестаёт изобретать в сказках, он скоро перестанет изобретать и наяву.

Есть ответы, которые останавливают воображение.

Ребёнок задаёт вопрос: «Папа, а почему тень за мной бегает, но её нельзя поймать?». И в этот самый миг, когда в маленькой голове рождается целая вселенная, где тени — живые и пугливые существа, взрослый, налитый знанием, как индюк крупой, выносит приговор: «Это просто отсутствие света, сынок. Объект перекрывает лучи, вот и получается тень».

Всё.

Вселенная живых теней закрыта гранитной плитой авторитетного мнения. Искра, которая могла бы разжечь костёр целого мира, затоптана тяжёлым сапогом унылой действительности. Мы так гордимся тем, что даём детям «знания». А на деле — протягиваем им готовые, пережёванные кем-то факты, отучая от главного — от самой работы мысли. Вся соль жизни, всё её чародейство — в умении изобретать.

И вот дети вырастают. С головами, полными чужих мыслей и зацементированных определений. Они могут рассчитать траекторию полёта спутника, но вопрос «А куда улетают сны по утрам?» вызывает у них лишь снисходительную усмешку. Мы получаем прекрасных исполнителей. И теряем творцов.

Меня зовут Алексей Щинников. Я долго вожусь с логикой, с алгоритмами, с попытками разложить творчество на понятные, внятные шаги. И утверждаю: самое страшное, что можно сделать с человеческим умом, — это запереть его в клетке авторитетных мнений.

Я помню, как в детстве разобрал дедовский паяльник. Старый, с деревянной ручкой, пахнущий канифолью так, что в носу щекотало. Я хотел понять, как эта штука делает олово жидким. Дед, увидев россыпь деталей на полу, не стал кричать. Он сел рядом, посмотрел на всё это и спросил: «Ну что, понял? А теперь собери. И придумай, что ещё эта штука могла бы делать, если бы вместо электричества в ней жила, ну, скажем, капля солнечного света». Тогда я ничего толком не придумал, но этот вопрос запомнил на всю жизнь. Он не убил мой интерес, а подкинул в него дров.

Так, из этого запаха канифоли и дедовского вопроса, спустя много лет и вырос «Волшебнер». Это, если хотите, отмычка. Способ запустить заржавевший двигатель воображения. Способ взять любую привычную вещь — ложку, ботинок, дверной ключ — и вывернуть её наизнанку, чтобы посмотреть, а какие чудеса прячутся у неё внутри.

Название метода, «Волшебнер», представляет собой авторский неологизм, полученный слиянием двух слов. В его основе лежат русское слово «волшебник» и заимствованное примерно в 17 веке из западноевропейских языков слово «инженер». Буквально «Волшебнер» можно расшифровать как «волшебный инженер». Такой выбор неслучаен и подчёркивает ключевую идею метода: с одной стороны — творческий, иррациональный подход, связанный с миром сказок и чудес («волшебник»), а с другой — строгий, системный анализ и конструирование, свойственные инженерной деятельности («инженер»). Таким образом, само название метода отражает его двойственную природу, соединяя сказочную традицию с системностью инженерной мысли.

С помощью этой книги вы не убежите из действительности в сказку. Наоборот. Она поможет построить мост из сказки в настоящее. Мы будем учиться разбирать естественный мир на части не для того, чтобы просто знать, из чего он состоит, а для того, чтобы собрать из этих же частей нечто совершенно новое и небывалое.

Если вы готовы показать своему ребёнку, что мир — это огромная, захватывающая дух мастерская, — тогда добро пожаловать. Начнём изобретать волшебные устройства.

Глава 1. Заколдованный мир готовых вещей

Самое страшное проклятие, которое только можно наложить на человека, — это знание.

Не спешите хмурить брови. Говорю я не о том знании, что добыто собственным потом, набитыми шишками и бессонными ночами. Я говорю о знании готовом. Упакованном. Разжёванном. О том, что вливают в детские головы, как сироп от кашля, — вроде бы с благой целью, а на деле — чтобы убить всякий вкус к самостоятельному поиску. Это проклятие превращает живой, дышащий, полный загадок мир в скучный склад с пронумерованными ящиками. На этом ящике написано «стул», и сиди на нём. На этом — «молоток», и забивай им гвозди. Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству, карается снисходительной усмешкой взрослого.

Помню, как-то наблюдал за соседским мальчишкой на даче, ему лет пять было. Он нашёл в траве старую деревянную прищепку, из тех, что пружинкой скрипят. Сначала эта прищепка, зажатая в кулачке, была у него человечком, который шагал по его коленке и смешно щёлкал «ртом». Потом этот человечек превратился в самолёт, который с гудением полетел к песочнице, оставляя за собой невидимый след. А приземлившись, он стал свирепым крокодилом, который подкарауливал в траве муравья.

И вот в эту самую секунду, когда ребёнок видел в этой жалкой щепке с пружинкой целый мир, полный говорящих человечков и свирепых крокодилов, из дома вышел его отец. Человек правильный, основательный. Он посмотрел на сына и сказал ту самую, убийственную фразу: «Петя, отдай. Это не игрушка, это прищепка. Мама бельё вешать будет».

Всё.

Он не просто поправил. Он заколдовал прищепку: произнёс страшное заклинание, которое сняло с предмета все его чудесные обличья и оставило только одно, уныло-полезное, — служить мокрому белью на верёвке. Одним махом превратил вселенную в быт. И это происходит каждый день, в каждом доме. Мы — могущественные злые чародеи, которые ходят по миру и превращают волшебные палочки обратно в скучные ветки.

Это проклятие готовых вещей, эта «функциональная закреплённость», как её называют умные люди в очках, — худшая тюрьма для мысли. Взрослый человек, закованный в эти цепи, видит молоток и думает только о гвоздях. А ребёнок, ещё свободный, может решить, что этим молотком можно отбивать ритм для песенки или использовать его как якорь для игрушечного корабля. Наша миссия — не заковать его в такие же кандалы, объясняя, «как правильно». Мы обязаны помочь ему остаться свободным как можно дольше.

Посмотрите на старые сказки. Почему там остановилось развитие? Почему мы до сих пор летаем на ковре-самолёте первой модели, без подогрева и встроенного самовара? Почему ступа у Бабы-яги до сих пор работает на неясной тяге и не обзавелась, скажем, удобной навигацией по звёздам? Да потому что сказочники, творцы тех миров, сами попали под это проклятие. Они создали гениальные вещи, а потом успокоились и превратили их в готовые предметы из каталога. Они перестали задавать себе вопрос: «А что, если?..». Их волшебный мир превратился в музей имени самого себя.

Так вот, чтобы наш мир не превратился в такой же пыльный музей, дело родителя — стать соучастником. Когда ребёнок говорит, что кирпич — это телефон, нужно не поправлять, а спросить: «И кому это мы звоним? Великану?». Войти в его игру, в его мир, и помочь ему достроить его до конца.

Быть родителем — значит быть расколдователем. Снимать с вещей бирки с ценниками и названиями, соскребать с них лак привычки и показывать ребёнку их живую, трепещущую, многоликую суть. Иначе и он однажды, увидев в руках своего сына обычную прищепку, скажет ту самую страшную фразу. И ещё один изобретатель исчезнет…

Глава 2. «Волшебнер» как тренажёр для ума

Воображение — это не птица, которую нужно выпустить из клетки и смотреть, как она красиво летает. Воображение — это мышца. Упрямая, часто ленивая мышца, которая без постоянной, осмысленной нагрузки дряхлеет и атрофируется. И большинство современных «творческих методик» похожи на советы помахать ручками в воздухе — вроде и движение есть, а толку никакого.

Чтобы мышца росла, ей нужен вес. Нужен упор. Нужно сопротивление. И «Волшебнер» как раз и даёт в руки набор хороших, надёжных инструментов для такой вот вдумчивой тренировки.

Суть метода проста: мы берём кусок настоящей, осязаемой действительности, разбираем его на части, понимаем, как он работает, а потом заменяем один, самый главный его узел на откровенное чародейство. И смотрим, что получится.

Мне было лет четырнадцать, и я вскрыл старый дедов будильник «Слава». Он перестал ходить, и я решил его починить. Конечно, через пять минут передо мной на клеёнке лежала россыпь латунных шестерёнок, пружинок и винтиков, а немой циферблат смотрел на меня с укором. Я ничего не починил, но кое-что понял: одна тугая пружина, раскручиваясь, толкает то одно колёсико, то — другое, а то, в свою очередь, через целую систему передач заставляет двигаться стрелки. Я увидел механику чуда под названием «время».

Так вот, «Волшебнер» предлагает сделать то же самое, но пойти на один шаг дальше. Мы берём устройство мира, как я тогда взял тот будильник. Разбираем. Видим главную пружину — закон физики, химическую реакцию, экономический принцип. А теперь представьте, что мы заменяем эту пружину на что-то совершенно невозможное. На пойманный в банку солнечный зайчик. На каплю чистого упрямства. На сгусток тишины. И тут же начинаем думать: а как теперь будет работать весь остальной механизм? Если наш будильник теперь заводит солнечный зайчик, значит ли это, что он остановится ночью? Или в пасмурный день будет идти медленнее?

В этом и вся соль. В этой нашей чародейной мастерской нельзя ошибиться. Если ребёнок, превращая обычный фонарик в волшебный, скажет, что тот светит не от батарейки, а от добрых слов, — это не ошибка. Это новое правило игры. И тут же возникает следующий вопрос: а какие слова считать добрыми? А если сказать злое слово, фонарик погаснет или, может, начнёт светить чёрным светом, сгущающим тени?