Бесплатный фрагмент - Волчонок

I

Солнце было в зените. Центуриону Квинту Терренцию было приказано дожидаться германского отряда, который вел с собой рабов на продажу в Империю. Центурион уже подумывал дать приказ строиться в походную колонну и возвращаться, ведь встреча была назначена на утро. На рабов и приказ легата ему было наплевать, но отказываться от платы за «эксклюзивный товар», который его центурия тайно переправила из Дуростора, совсем не хотелось. Офицер решил подождать еще немного.

— Опять бородатые опаздывают, — лениво позевывая, сказал легионер Сцений.

— Они варвары. Варвары не могут опоздать, — Филипп, товарищ Сцения по центурии, стоявший в дозоре на стене форта и всматривавшийся в горизонт, говорил, не поворачивая к собеседнику головы.

— Что значит «не могут»? Да они только это и делают! — возмутился Сцений, в душе радуясь назревающему с сослуживцем-греком спору. Стоять молча и без дела у него уже не было сил.

— Вот именно. Опоздать может только тот, кто может прийти вовремя. А германцы не приходят вовремя — они приходят в свое время, — Филипп сделал ударение на предпоследнем слове.

— Какое еще «свое»? Время одно для всех! — возразил Сцений, ковыряя в земле спатой, кавалерийским мечем, который теперь раздавали всем подряд.

— Ошибаешься, мой деревенский иллирийский друг. Когда они придут, спроси, почему они опоздали. Они не будут оправдываться, они даже не поймут вопроса…

Судя по голосу, Филипп высокомерно улыбался, хотя Сцений не видел его лица.

— Полегче, афинская дамочка! Ты говоришь так, как будто «деревенский» — это что-то плохое. А свою греческую болтовню оставь для легата, он у нас ученый, — возразил Сцений.

— Хм, а вот и гости, — Филипп все же был удивлен появлению германцев не меньше Сцения и центуриона. Последние встрепенулись, услышав слова грека.

Поднявшись на стену к Филиппу, центурион увидел нестройную колонну людей. Лишь немногие из них были вооружены. Остальные, шедшие в середине, шли, опустив голову, и держали руки вместе — видимо, они были связаны. Терренций приказал своим людям образовать живой коридор от ворот в глубину территории лагеря. Варвары были непредсказуемы, хоть и малочисленны, и всегда лучше перестраховаться.

— Смотреть за ними в оба! Рубить, если начнут дергаться или чудить! — орал опцион Платор, пока легионеры слаженно выстраивались в шеренги вдоль via Pretoria, одной из двух главных улиц лагеря.

— Открыть ворота! — скомандовал центурион, когда варвары подошли к лагерю.

Толпа германцев и их пленников неспешно просачивалась через проход и текла дальше по образованному легионерскими щитами коридору, в конце которого их уже ждал центурион. Властно уперев руки в бока, он всем видом показывал, что является здесь хозяином положения. Терренций прослужил на Данубии уже немало лет и неплохо знал сразу несколько германских диалектов. Некоторые из его людей тоже не были новичками, но служба не требовала от рядовых знания языков — лишь хорошего владения мечом. Поэтому переговоры, если в них возникала нужда, вел он. Тот из германцев, которого варвары считали за старшего, вышел вперед и, не выказывая страха или раболепия, коротким кивком поприветствовал римлянина. Центурион, ответив тем же, сказал:

— Вижу, ты привел товар. Но свое зерно ты получишь не раньше, чем покажешь мне то, зачем сюда тащился лично я, — Терренций вперил взгляд в германца, ожидая действий. Тот не пошевелился.

— Наши мечи, — только и сказал он.

Центурион пренебрежительно махнул рукой, дав команду одному из легионеров приподнять покров над телегой. В ней лежало около полусотни римских клинков. Германец, кажется, был удовлетворен, хотя никак не показал этого. Он просто вынул из кармана перевязанный тесемкой увесистый мешочек и швырнул его Терренцию. Когда тот развязал его и высыпал содержимое на ладонь, он понял, что день удался. Это был настоящий янтарь с северных берегов — весьма и весьма щедрая плата за пять десятков клинков. Терренций, ошеломленный таким успехом, аж приобнял германца и, хлопнув того по плечу, разрешил ему забрать и повозку с оружием, и казенный груз полагавшегося за рабов зерна. Бородатый варвар поманил рукой своих соплеменников, и вместе с ними к повозке двинулись и связанные пленники.

Опцион, который наблюдал за происходящим куда более внимательно, чем его командир, заподозрил неладное только тогда, когда рабы остановились около повозки — вместо того, чтобы продолжить идти в лагерь римлян. Так или иначе, было уже поздно. В следующее мгновение мнимые рабы неожиданно скинули веревки. Опцион, бывалый иллириец, успел подумать, что веревки изначально были подрезаны. Его соплеменники как-то раз проделывали подобный трюк с римлянами во времена Августа — правда, самого опциона тогда еще и на свете не было. Мысли прервал несущийся на него с топором варвар — он был из тх, что конвоировали псевдорабов. Приняв всю тяжесть удара на щит, Платор коротким колющим ударом пронзил бок варвара ниже селезенки, оттолкнул его и следующим ударом рубанул по незащищенному горлу. Опцион был не единственным объектом нападения. Все вооруженные варвары атаковали римлян. Треть тех, кто не успел вооружиться, пала под ударами римских копий, но остальные быстро разобрали мечи из повозки.

— Режь ублюдков! Не выпускать их из лагеря! — кричал Терренций, отбивая выпад вражеского меча.

Филипп, стоявший на стене, должен был оставаться на посту, но, видя, как его товарищи вступили в бой, поспешил присоединиться. Это же сделали и многие другие, в том числе некоторые из постоянного гарнизона Тигилита. А те постовые, что были в момент атаки на башнях, во все глаза смотрели на избиение, казалось, обреченных диверсантов. Когда из леса показалось несколько сотен бегущих к римскому лагерю германцев, их никто не заметил. Только кавалерийский отряд из трех десятков всадников, на полном скаку врубившийся в свалку пехотинцев, заставил часовых обернуться и громко закричать. На счастье римлян, центурия Терренция была вооружена копьями, и всадникам пришлось туго.

— Закрывайте ворота! Быстрее! — кричал башенный часовой воинам внизу. Копейщики начали оттеснять всадников, и вполне успешно, но в проеме ворот началась такая давка, что закрыть их быстро не представлялось возможным. Расчет германцев оказался верным: сотни клинков и топоров вскоре присоединились к схватке, и у римлян не было ни единого шанса остановить этот поток. Вместе с центурией Терренция в лагере было не больше двухсот человек. Германцев же было около пяти сотен. Будь они по другую сторону лагерных стен, даже большее число не было бы проблемой, но они были внутри.

— Стену щитов! В полукольцо! — центурион Марцелл, командир гарнизона, выскочил из своей палатки полуоблаченным и принялся отдавать воинам команды. Часть воинов спустилась вниз, а другая осталась на постах, чтобы метать в атакующих оставшиеся на стенах дротики. Платор, оказавшийся в самой гуще схватки, сыпал ударами вокруг себя, пока варварское копье не пронзило его бедро. Упав на одно колено, он приготовился принять смерть, но Филипп укрыл опциона его щитом и оттащил с помощью Сцения к державшим оборону легионерам.

— Если выберемся, перестану называть тебя «дамочкой», — ехидно сказал иллириец.

— Ага, если, — ответил грек, не отводя взгляда от толпы варваров, пытающихся прорвать римский строй. Дротики и слаженный натиск легионеров заставили варваров немного отступить. Выкрикивая боевой клич, солдаты щитами отодвигали нападавших к воротам.

— Почему я должен делать за тебя твою работу? — крикнул Марцелл Терренцию.

— Потому что ты тоже в доле, семнадцатый, — последовал ответ.

Два центуриона разили германцев одинаково хорошо. Марцелл, который из доспехов успел надеть лишь шлем, выглядел даже более лихо. Среди нападающих Терренций узнал предводителя тех, кто должен был продать ему рабов, и начал прорубаться к нему, чтобы отплатить за обман. Германец лишь немного повел бровью, увидев это, и сказал спокойно, но достаточно громко, чтобы это услышали все:

— Римляне, пора отрабатывать хлеб.

Терренций удивленно взглянул на вождя… Но центуриону не суждено было узнать, что значат сказанные варваром слова, потому что сталь римской спаты перебила ему шейные позвонки.

II

Гай Ремигий Регул, один из трибунов-ангустиклавиев, был далеко не на самом верху командной лестницы легиона. Легат, префект лагеря, латиклавий — каждый имел право покомандовать им. Вот и сейчас вместо того, чтобы вполне законно отдыхать в своих покоях, он плелся по вызову легионного латиклавия Тита Аметия. Он уже успел надоесть всем высшим офицерам. Времена сенаторского сословия подходили к концу, и все больше всадников занимало посты, ранее предназначенные для сенаторов. Аметий, видимо, чуял скорый конец своего благоденствия, и поэтому был особенно раздражителен, как муха в начале осени. Что же ему понадобилось на этот раз?

— В вашем распоряжении, — Регул отсалютовал латиклавию.

— Давай без церемоний! Садись, мы оба трибуны, — с нетипичным дружелюбием ответил Аметий, приглашая ангустиклавия к столу. Ремигий выпил предложенного вина, ожидая, когда его более высокопоставленный коллега перейдет к делу. Долго ждать не пришлось.

— Регул, в наше время честный командир — редкость. Думаю, тебе известно, какая. В этом вопросе я могу доверять только тебе.

Ангустиклавий не ответил ничего, предпочитая никак не реагировать на льстивые преамбулы.

— Не секрет, что германцы из-за Данубия часто убивают римлян римским же оружием. Не знаю, есть ли легион, который втихую не приторговывает им, — продолжил Аметий.

— XI Клавдиев, конечно же! — торжественно произнес Регул.

— Да ладно тебе, Регул! Даже не смешно! — латиклавий походя, жуя окорок, обвинил свой легион в незаконной торговле. — Мы, наверное, впереди всей Империи по масштабам поставок. Хотя говорят, IX Испанский, что на Рейне…

— Так в чем дело? — не выдержал Ремигий.

— В том, что мне совершенно не хочется быть первым в этом сомнительном соревновании. Недавно со мной расплатились за одну дружескую услугу янтарем. Ты ведь знаешь, как он обычно попадает к нам?

— С севера. От варваров, желающих купить у нас что-нибудь.

— Правильно! Значит, кто-то им что-то продал, и вряд ли это та кислятина, что пьют в тавернах. Это оружие! Я сегодня наведался к оружейнику и понял, что был прав. У него не хватало пятидесяти клинков! Пятидесяти! Загляни я к нему чуть позже, он уже нашел бы способ, как это объяснить. Ты должен будешь с этим разобраться.

Латиклавий в общих чертах изложил план. Он приказал Регулу отправиться вместе с одной центурией в один из соседних гарнизонов, когда там снова понадобится провести товарообмен с варварами. Вообще это должна была сделать другая центурия, но ее дополнят людьми Регула в последний момент. Аметий как раз объяснял, что именно нужно предпринять по прибытии в гарнизон, когда до трибунов донесся шум, внезапно поднявшийся в лагере.

— Пойдем посмотрим, что там, — сказал латиклавий, отхлебнув вина и откусив напоследок большой кусок мяса.

На площади перед преторием гомонила толпа солдат, сгрудившаяся вокруг окровавленного наездника, который пытался прорваться прямо к префекту. Когда трибуны приблизились, всадник увидел их и закричал:

— Тигилит пал! Тигилит пал! Они всех убили!

— Но ты-то живой, — с сомнением оглядывая кавалериста, проговорил Аметий, — никак сбежал?

— Я сражался, господин! Вы же видите! Но кто-то же должен был сообщить о нападении…

— Да неужели? А почему именно ты? Тебе кто-то приказывал оставить сражение?

— Нет, но я… центурионов почти сразу убили, и я решил… — испуганно залопотал всадник.

— Он лишь выполнял свой долг патрульного. Они должны докладывать. Оставьте его, господин, — вмешался Регул.

— Хорошо, надо доложить префекту Кратору, — Аметий, неохотно признав правоту ангустиклавия, двинулся в преторию вместе с Регулом.

Префект, конечно, был огорчен известием — не в последнюю очередь потому, что оно заставило его оторваться от возлияний в компании трех трибунов, примипила и нескольких офицеров рангом пониже. Зато не пришлось созывать их на совет — и так все в сборе. Легат вместе с единственным отсутствующим в лагере ангустиклавием отбыл инспектировать дальние гарнизоны, поэтому вся полнота власти сейчас была у префекта. Ему и предстояло решать, какие принять меры. Префекту было недосуг разбираться в том, какое именно племя атаковало лагерь и воины каких общин участвовали в налете. Регулу было приказано провести карательную акцию против ближайшей германской деревни. Даже если жители не участвовали в рейде, они пропустили атакующих через свои земли — во всяком случае, так думал Кратор. Ни Регул, ни даже латиклавий не были в восторге от такого решения, так как знали, что маленькая приграничная община не могла решиться на налет. Аметий даже попытался возразить, думая, что его должность еще в почете, но префект от души посоветовал «сенаторскому сынку» заткнуться.

Из претория и латиклавий, и Регул вышли раздосадованными. Трубачи уже играли общий сбор.

— Возможно, это твой шанс разобраться в темных делишках с продажей клинков. По моим данным, центурия, которая сегодня отправилась в Тигилит, везла туда очередную партию на продажу, — Аметий все еще надеялся извлечь пользу из сложившейся ситуации.

— Возможно. Только спросу с мертвых уже никакого, — ответил Регул.

***

Дуросторская канаба давно перестала быть чем-то второстепенным по отношению к лагерю, да и сам Дуростор сильно изменился. На месте палаток и временных деревянных бараков теперь стояли капитальные каменные здания, крытые черепицей с клеймом XI Клавдиева легиона. А канаба из полузаконного поселения легионерских подружек и их ублюдков превратилась в полноценный небольшой город, в котором можно было найти все атрибуты цивилизации — термы, лупанарий, трактиры и даже небольшую деревянную сцену с выставленными полукругом скамейками, имитирующими амфитеатр. В одной из таверн, предназначенной для легионеров, за столом собралась шумная компания — Канут, один из опытных деканов, праздновал двадцатипятилетие. Заплатив центуриону за самоволку, он с сослуживцами выбрался в канабу, чтобы напиться и, если повезет, немного подраться. Конечно, за это можно было угодить в карцер, но кого это волновало? Неизвестно, какую по счету чашу неразбавленного вина они выпили, но все официальные тосты — за императора Галлиена, за легион и центурию, за легата — уже остались позади, или о них просто забыли. Попойка переходила в ту стадию, когда начинают перебирать всю родню до седьмого колена, вспоминать самые нелепые сплетни друг о друге или любым другим способом пытаются задеть собеседника, чтобы вызвать его на «разговор» за дверьми таверны. Или не за дверьми — в этот раз терпения для того, чтобы выйти из заведения, явно не хватало.

— Закрой рот, помойная псина! — орал Дией, иллириец из контуберния Канута.

— Последний раз говорю — проси прощения, или снесу твою голову! — Фритгерн, германец, был сдержаннее и потому опаснее.

— Что, обиделся? У-тю-тю, прям и козлобородым назвать нельзя, — издевался иллириец.

Рука Фритгерна выскользнула из хватки потерявшего бдительность товарища, и молниеносный удар свалил Диея на пол. Компания одобрительно заулюлюкала, и не успел Дией подняться, как все уже выпили за отличный удар. Поверженный хотел было что-то сказать, но его мигом усадили за стол, многозначительными взглядами дав понять, что продолжения никто не хочет.

— Без обид, Канут: к тебе лично никаких претензий, но твоему Диею надо отвечать за слова, — Марк Лигн, командир Фритгерна, ждал реакции именинника и командира Диея.

— Да не вопрос. Фрит, Дией, вы закончили?

— Да какого… — Дией снова попытался подняться со стула, но германец во второй раз заставил его сесть.

— Пей давай, — добродушно пробасил варвар, протягивая чашу с вином.

После того, как иллириец принял чашу (еще бы он отказался от выпивки!), всё, казалось, пошло своим чередом. Легионеры, отмечающие Канутовы именины, как ни в чем ни бывало вернулись к безобидным шуткам и разговорам ни о чем, а бывшие драчуны вспоминали, как когда-то вместе участвовали в отражении вражеского налета. В тот момент, когда Дией хвастался тем, как лихо он зарубил подскочившего со спины варвара, в таверну вошла большая компания германцев-ауксилариев, прибывших из-за Данубия. Празднующие лишь на мгновение повернули к ним свои головы и тут же вернулись к беседе. Через несколько минут один из германцев, проходя мимо Фритгерна, сильно хлопнул его по плечу и со словами «правильно, вали иллирийских свиней» двинулся к соседнему столику, где уже разместились его сослуживцы и соплеменники. Все иллирийцы из компании Канута встали из-за стола и двинулись за ним — и не только иллирийцы. Германец оглянулся и, заметив группу легионеров, удивленно уставился на Фритгерна, бывшего среди них:

— Ты что, уже с ними за одно? Вот это да! Значит, бывают и овцы в волчьей шкуре.

Фритгерн, поняв, что обращаются к нему, опередил остальных:

— Мы с иллирийцем решили свои проблемы. Твоего мнения не спрашивали.

— А меня не нужно спрашивать. Я говорю то, что думаю.

— Тем хуже для тебя, — отвечал Фритгерн.

Ауксилариев было около двух десятков, а иллирийцев вместе с Фритгерном — шестеро. Через минуту к ним присоединились и остальные из компании Канута, включая его самого, так что число удвоилось. Но все равно перевес был на стороне солдат вспомогательных войск, к тому же трезвых. Один из ауксилариев, судя по всему, вожак, предложил:

— Негоже мешать людям отдыхать. Пойдем поговорим на воздухе?

Ни говоря ни слова, обе компании вышли из таверны, но «разговору» не суждено было начаться. Стоило им выйти на улицы канабы, как они услышали звук легионных труб, игравших общий сбор.

***

Всем легионерам было приказано находиться в своих казармах, а всем командирам не ниже центуриона — явиться в преторию. Префект объявил о случившемся и зачитал приказ о выступлении за Данубий. В поход отправлялись две когорты и одна кавалерийская турма; для уничтожения одной деревни этого было более чем достаточно. Когда все было сказано, Кратор передал слово Регулу, которому предоставил право самому выбрать когорты. Он выбрал третью и четвертую, а также выпросил разрешение взять с собой подразделение ауксилариев-германцев и германскую же кавалерийскую турму. Регул приказал командирам выбранных подразделений подготовить свои части к выступлению в течение получаса. Трибун хотел направиться к себе, чтобы собрать вещи, но тут кто-то тронул его за плечо сзади. Обернувшись, он увидел лицо молодого, но уже опытного в боях воина. Это был грек с густыми темными волосами, небольшой ухоженной бородкой и глазами, в которых читались боль и отчаяние.

— Ксантипп? Чего тебе? — Регул узнал в греке декуриона регулярной турмы, набранной преимущественно из фессалийцев.

— Это ведь Терренций командовал центурией в Тигилите? — спросил грек, внимательно смотря Регулу прямо в глаза.

— Да, декурион, — ответил тот.

Ксантипп опустил взгляд и почти сразу поднял глаза. Теперь они смотрели на Регула с мольбой:

— Возьмите мою турму. У Терренция служил Филипп, мой младший брат.

***

Когорты выстроились в походную колонну за воротами лагеря. Колонна уже давно должна была отправиться, но в одной из центурий четвертой когорты не хватало сразу двух десятков человек. Никто не удивлялся — покрывательство младшими командирами солдатских самоволок давно вошло в систему и стало чуть ли не легальной практикой. Но в таких ситуациях, как сегодня, все командиры вдруг резко начинали страдать забывчивостью, делая вид, что не знают, куда делись два контуберния.

— Ксантипп! Пошли всадника в канабу! Если найдет там этих разгильдяев, пусть передаст от меня привет и скачет сюда. Если не найдет, тоже пусть скачет сюда. Пойдем без них, — приказал Гай Ремигий.

— А если они найдутся уже после того, как мы выступим, господин?

— Я попрошу латиклавия распять их! — гневно сказал Регул.

— Едва ли он рискнет сделать это, — Ксантипп, ухмыльнувшись, поскакал к своей турме. Всадник вернулся весьма быстро и доложил, что оба контуберния были обнаружены им у таверны в тот момент, когда они собирались начать потасовку с подразделением ауксилариев, и в настоящий момент направляются в лагерь.

— Мы и так навряд ли успели бы в Тигилит затемно, — сказал Ксантипп, успокаивая Регула, нервно разъезжающего взад-вперед вдоль колонны.

— Благодаря им мы и к утру можем не успеть. Мало того, что я стою на месте с войском на потеху лагерю и префекту из-за нескольких пьяниц, так еще и придется разбивать лагерь ночью, имея только две когорты под рукой.

К счастью для римлян, погода была ясная. Если бы пошел дождь, то злой и мокрый Регул запросто мог приказать отправить опаздавших в карцер после хорошей порки. Вместо этого трибун решил ограничиться несколькими ударами виноградных лоз, когда легионеры будут спешить в свои казармы за оружием и доспехами — несколько центурионов уже дежурило у ворот со своими жезлами, ожидая провинившихся. Когда они появились, но уже с другой стороны ворот, выходя из лагеря (и уже в полном облачении), Ксантипп еле сдержал смешок, хотя настроение от последних новостей у него было поганое. Видимо, посланный им всадник предупредил несчастных, сказав, с какой стороны лагеря стоит колонна с разгневанным ангустиклавием во главе. Центурионы подгоняли солдат палками, правда, уже только для виду — ведь те уже были в доспехах и спешили занять места в строю. Регул проехал вдоль колонны, задержав взгляд на центурии опоздавших:

— Разберемся с самоволками, когда вернемся, — многообещающе сказал он и повел легионеров на северо-запад.

III

Колонна легионеров маршировала уже несколько часов. Становилось ясно, что к наступлению темноты отряд будет еще далеко от разгромленного гарнизона. Регул, ехавший верхом, был мрачнее тучи, несмотря на то, что в отличие от рядовых солдат его ноги не кровоточили от мозолей.

Так вышло, что с самого момента сбора Ксантипп всегда был рядом, и трибун уже привык к его постоянному присутствию. Грек был значительно ниже рангом, но ангустиклавий и до этого знал его, так как фессалиец был вхож в компанию высокопоставленных офицеров благодаря хорошо подвешенному языку, образованности и навыку рассказчика. Регул сочувствовал его потере, хотя сам Ксантипп еще надеялся найти брата живым.

— Как получилось, что вы с Филиппом оказались в разных подразделениях? — спросил Регул.

— Из-за возраста, разумеется. Он поступил на службу на несколько лет позже меня. Решил доказать, что такие, как он, не трусливее таких, как я.

— Такие, как он? — переспросил трибун.

— Ну да, идеалисты, верящие в Единого, Логос, Беспредельное и всякую подобную чушь. Он даже хотел сбежать из дома в Италию к чудаку Плотину, чтобы жить в его городе философов. Наверное, жаль, что у него не получилось.

— Возможно, он жив и в плену, — Регул попытался поддержать в декурионе надежду.

— Если так, может, он хоть поймет, что война сильно отличается от философских сказок про «стражей», — с горечью ответил грек.