Бесплатный фрагмент - ВоинГангер Славный Путь

Книга I Часть 1
Глава первая

Мёртвое Озеро

Ударная волна сразу выбила окна! Вздёрнула, замотала, едва не сорвала флаги! Дребезг стекла расколол тишину и утонул через миг в сумасшедшем рёве сирены. Ожило Мёртвое Озеро!

Красный, синий, жёлтый, зелёный, розовый — тревога на всех Постах впервые зажгла яркий свет самых мощных в Мире прожекторов. Цветные лучи в припадке, беспомощно пытались вспороть чёрно-вязкую воду. Но даже солнце не отражалось в ней. Птицы тут не срезали путь и тысячу метров безжизненного пятна огибали за тысячу метров.

Сила удара сморщила Мёртвое Озеро: к рваным его границам разрастались от центра кольца, угрожая захлестнуть везде берег. Снова и снова гладь колебали неведомые толчки, словно под ней колотило гигантское сердце.

«Вха-а-а…» — неясным шёпотом отозвалась тьма. Клубы аморфной непроницаемой массы из воды аномально вытекали струёй и расплывались вверху грозной тучей. Поднимаясь выше и выше, она рассыпала пепел и затмевала чистое рассветное небо над особо охраняемой зоной. Но чем плотнее смыкалась повсюду тьма, тем лишь сильнее сияло в ней яркое солнце!..

— Солнце! Смотри, солнце! Ну чума-а-а! — послышалось во тьме. — Какое яркое! Глаза и правда что слепнут. Папуля таким и описывал, а я себе не так представляла. Оно изменилось за эту тысячу лет?

— Всегда и было такое. Кажется, или сирена звенит?

— Столько маялся в Сумре и не рад снова видеть солнце?

— Твою мать, сирены! сирены! Эй, тревога! Они работают! Всё звенит и пердит повсюду! Мы попали, Малявка, попали!

— Только вылез, уже разнылся. Чё такого, пускай звенят. Чем ты слушал, Война шептала, что волна оглушит солдат.

— Там, там и вон там! Твою мать, тут по всем сторонам! Это чё, смотри, это чё мигает? Нас заметили? Тьма не скрывает?

— Вода, Земля, Небо, Молния и Огонь. Пять Великих Стран. Гегемоны Мира! Их дежурные вышки. Наша красная. Папуля рассказывал, у Огня самый флаг зашибатый. Надо глянуть, пойдём, подойдём.

— Э-е-ей, стой-стой, чего вздумала? Валить надо, сигналка сработала! Сюда точно мчится спецназ! Истребители прилетят — автоматами застреляют!

— Такого добра ту́та нет уже как с тысячу лет. Папуля же всё рассказывал. Холодное только оружие. Здесь Мастерство развивают. Какие, блин, теребители? Они на птицах летают. На ко́нях ездят, верблюдах и на здоровых слонах. Надо глянуть, Ушастый, может, пасутся у вышек. Чур я первой катаюсь!

— Какие на фиг верблюды? А если охрана в порядке? Они же тут Супервоины! Нам точно тогда хана!

— Откуда, балбес, здесь Воины? Ага, в вышках Конги сидят. Тебя не кусал Вонючка? Ты чё-то того, туповат.

— Гангера уже сколько нет? Тринадцать? Пятнадцать лет? Может, крутые друзья забыли давно Ходока? Что Мир спас, войну прекратил и сделку ту заключил. Плевать им, кто его дочь. Если нас не убьют, наверняка запытают!

— С чего ты, балбес, решил, что я выдам кто мой папуля? Ну точно чихнул Вонючка. Конечно, блин, не скажу!

— Как не скажешь? Чё за прикол? Хочешь учиться у Конгов, Воином стать, пройти Славный Путь и промолчать, чья дочка?

— Ясно дело, тупой вопрос. Поражаешь меня, альбинос. Я сама за себя отвечаю! Но ты прав, надо понять, за что стоит их уважать. У меня чумовая идея! Соберём всех Конгов в Атаре. Поглядим, как они поспешат. И такой ли крутой у них взгляд.

— В смысле всех соберём? Твою мать, что ещё за идея?

— Вряд ли тебе понравится. Но сегодня мой день рождения, не испорти мне настроение.

— Э-е-ей, какая идея?

— Сначала в Атар попадём. Посмотрим, чё там почём. Оттуда искать Мразь начнём.

— Как мы туда попадём? Мы уже попали в дерьмо! Куда торопишься, дура?

— Семь лет по сделке, всего-то. Успеть надо Воином стать. На Мир взглянуть, казнить Мразь. Дел, Ушастый, полно. И время уже пошло.

— Демонам нельзя доверять. Война тебя точно обует. Вдруг не отпустит отца? Прикончишь зря его друга, которого и под пыткой он до конца защищал. Сдаётся мне, не для этого Гангер гнал тебя в этот Мир. Он Выбор давно уже сделал и будет всегда с Войной. Пусть телом, зато с тобою — Душой!

— Не смей называть его другом. Уже как пятнадцать лет он всего Чёрная Мразь. Только ради папули казню его в честном бою, когда стану здесь Супервоином, а не просто косой зарублю. Хочу поскорее встретиться и вызов в морду харкнуть! Вот с этого и начну свой Славный Воинский Путь!

Сверкнула дугою вспышка — тьму рассекло в один миг. Возникли и небо, и вышки, а следом — несчастный вскрик. Рёв сирен сквозь возникший просвет раздирал беспощадно воздух. В тени́ босой детской фигуры с острой в руке косой, на воде, зажимая уши, верещал и визжал белый кролик, оглушённый громкой волной. Пепел тьмы осыпал силуэт, что спокойно стоял, обжигаемый ярким солнцем, будто не было — этих Мирных пятнадцати лет…

Глава вторая

Глитч [1]

Страна Великой Молнии: Столица — Ракса; Глава — Кевинкисс Дэнс; прозвище — Хоппер; титул — РаКонг.

Шлепки́ сандалий по пяткам становились громче. Липкий звук доносился из коридора и, упираясь в большую дверь зала собрания, эхом нарастал в пустом холле. Отблески молний, словно уловив беспокойный ритм, стали вспыхивать и угасать в окне чаще. Тени барельефов в этой энергичной динамике света дёргало и затирало, раздваивало и разрывало, будто контуры каменных стен обработали глитч-эффектом. Яростные сражения, жестокие ритуалы, лютые лики существ — высеченные образы Военной Эпохи с каждым разрядом: нападали и защищались, умоляли и умирали, перед тем как застыть неподвижно.

Мгновения короткого покоя озарялись зелёной Гармонией, которую квадратные бра рассеивали по древним стенам. Нежный свет сглаживал резкие элементы и даже беспощадные сцены смягчали свои штрихи. Преображение оттенков, контрастов, чёткости или шумов не меняло главного, что пронизывало всё на Великой Земле и каждого здесь рождённого. Символы, вырезанные на больших деревянных дверях, выражали это веками: невозмутимый слон и вздыбленный оскаленный бабуин смотрели друг другу в глаза в Вечном миге, отделяющем от смертельной битвы; Инь Ян над их головами справедливо уравновешивал шансы.

Звук сандалий вспотевших ног, словно возникнув в прошлом и пролетев сквозь время Истории, ворвался в настоящее. Удар распахнул одну створку. «Дэнс!..» Аквамарин в изящном кольце на пальце застывшей в воздухе руки заиграл переливами в ярком освещении зала.

По круглому большому столу, медленно, к самому краю катился стакан по облитым водой документам. Операторы, журналисты, фотографы и десять сидящих персон увлекли человека с кольцом не настолько. Число глаз имело мало значения, в сравнении с тем — упадёт в итоге он или нет?

В его сверкающей поверхности отражалась чернокожая фигура РаКонга, в зелёном своём домино. Стекло забавно исказило мускулистого Правителя, и вместо скалы, человеку с кольцом он виделся теперь двумя кочками. В меньшей из них, по спортивной причёске узнавалась голова. Сохранились полоски, что тот выстригал на висках. А вот лицо смотрелось моложе прожитых тридцати четырёх Славных лет. Резкие черты, морщины и брутальные скулы как-то округлились. Смотрелось бы это комично, если бы только не взгляд. Карие глаза подавляли мощью, которая — как смекнул человек с кольцом — таки сбросила со стола стакан.

Секретарь опомнилась, подскочила и бросилась к репортёрам. Из её торопливой речи стало понятно, что эфир вёлся самый прямой. Пока Кэрри извинялась, кто-то из делегации воскликнул: «Бумаги, король!»

Момент, когда Секретарь оставила журналистов, человек с кольцом пропустил. Кэрри просто возникла у стола и засуетилась возле старика в дорогом костюме: лепетала то с одной стороны, то с другой — волновалась, не забрызгало ли одежду? Движения тощей фигуры казались внезапными и покадровыми, а бирюзовые волосы сливались в ленту, словно на длинной выдержке. Исчезла она неожиданно и только фраза: «Ма́ка-ка́ка, босс», — помогла заметить её близ РаКонга.

Поза Правителя не изменилась: опираясь о стол татуированными предплечьями с выраженными венами, он держал лист бумаги и смотрел в проём распахнутой двери. Прямой, уже неискажённый стаканом взгляд, выдернул человека с кольцом из оцепенения. Рука, так и висевшая в воздухе, стала медленно опускаться.

— Господа, прошу извинить за помеху, — произнёс РаКонг мощным басом. — Вынужден оставить вас на минуту. Если за это время возникнут вопросы, Кэрри ответит. Она компетентна, она всё знает. — Он положил листок, поднялся и бросил Секретарю: — Воду вытри.

РаКонг обогнул стол и направился к выходу. Осколки стакана хрустели под подошвой начищенных оксфордов. Традиционное титулу домино изящно развевалось, придавая высокой фигуре особенно властный шик. Напряжение в шее, плечах и спине замечалось по кулакам. Верхний свет с каждым шагом тенями менял выражение на суровом лице: сжимались губы, шевелились скулы, брови хмурились сильней и сильней.

Свою траекторию, тихо закрываясь, очерчивала дверь — хозяин её, выходя, коснулся, и та покорно его провожала теперь…

***

— Больно! Плечо сломаешь, пусти!

Магия зелёного света гладила пышное афро кучерявых волос и обливала гибкое тело мулатки, расставляя акценты на округлые формы: разрез лёгкой цветастой юбки открывал стройную ногу; тень РаКонга падала на красивую грудь, надёжно утянутую узорчатым топом.

— Ты под кайфом? — Отблески молний светом и тенью подчеркивали скулы Правителя и ключицы мулатки. — В курсе, куда вломилась? В курсе, что гость король? В курсе, насколько сделка?

— Больно, ма́ка-ка́ка! Пусти, я сказала, руку! — Она дёрнулась, серьги и монисто из монет заиграли блеском.

— Я лишу поста тебя, Биски. — РаКонг разжал плечо, но схватил за челюсть. Покрутил голову, подставляя глаза под свет. — Загремишь обратно в лечебницу. — Он отпустил, грубо толкнув назад, — мулатка ударилась о стену.

— Какого поста, ма́ка-ка́ка? Советника? Или жены? — Она усмехнулась. — Поступай, как считаешь нужным, ты же босс! Только… — Биски посмотрела на свиток в руке. Перевела взгляд на мужа и бросила в него документ. РаКонг, не глядя, поймал. — Читай, ма́ка-ка́ка! С нашей вышки пришло донесение. Этим утром отмечен был инцидент.

РаКонг сжал кулаки. Биски хихикнула.

— Думаешь, не в себе? — Она помахала пальцем. — Бросай обратно. Съем на твоих глазах. Только я читала. Даю Слово, ты из меня не выбьешь!

РаКонг тряхнул рукой — свиток развернулся. Он скользнул по нему сухим взглядом. Напряжение лица расслабилось: глаза вцепились в послание и поползли по строчкам.

— Может, дежурный под кайфом? — усмехнулась Биски. Посмотрела на плечо: след от ладони выступал на коже. Она потёрла его рукой с верёвочными браслетами. — Ма́ка-ка́ка, объяснишь это сыну? Или снова, Гавва — молчать?

РаКонг смотрел на послание, но глаза не двигались — он уже не читал.

Открылась дверь. Зелёную Гармонию разбавило белым светом. В проёме возникла тень.

— Извиняюсь, босс, — прошептала Кэрри. — Король начинает ворчать. Уже дважды спросил — ещё долго? Журналисты шушукаются. Что передать?

Биски лукаво покосилась на мужа. РаКонг сжал свиток. Отблеск молнии попал на тыльную сторону ладони и подсветил забитую на ней «К».

— Встреча окончена. — Он набросил широкий капюшон домино, глаза исчезли под тенью. — У меня в Атаре — Совет.

Биски шагнула к мужу, отодвинула капюшон и прошептала в ухо:

— А Советнику после расскажешь? — Она усмехнулась. — Или кто я теперь тебе, босс?..

[1] От англ. «glitch» — глюк, помеха.

Бада-бум

Страна Великого Неба: Столица — Люмина; Глава — Цукара Соня; прозвище Ласточка; титул — ЦуКонг.

Сердце влюблённой девушки переполнялось чувством: всё в этом Мире ощущалось необыкновенно прекрасным и поистине совершенным.

Тонкая струйка дыма медленно текла вверх, наполняя небольшую комнату чудным ароматом гортензии. Стержень палочки, что её источал, медленно тлел, и дорожка пепла на конце понемногу становилась длиннее. Лёгкий ветерок, согретый паром, робко проникал внутрь через выход к купальне и вносил в сладко-пудренный воздух влажные, свежие нотки. Каждое дуновение нежно гладило юную кожу, придавая объём чистым, трепетным мыслям, от которых тело под халатом покрывалось мурашками, а Душа улетала к звёздам.

Голоса сестриц казались переливчатым щебетом приветливых птах. Милое пение из зоны SPA, минуя соседнюю с комнатой умывальню, приятно ласкало левое ухо. Тихое бурление горячего источника снаружи — это делало с правым. Всё вокруг сливалось в благозвучной Гармонии — в унисон стуку сердца.

Дыхание колыхало огонёк толстой свечи на чайном столике, возле которого с потухшей спичкой сидела на корточках девушка. Она смотрела на глиняную птицу, служившую подставкой для благовоний. Пламя свечи растворяло мягкие полутени, созданные занавесками из прозрачных бус в двух проходах. Свет из купальни и умывальни, проходя сквозь них, преломлялся в красивую гамму и рассеивался на молочные стены, покрытый циновкой пол и молодое лицо, чей взор впитывал окружающее великолепие, желая в нём раствориться, подобно петелькам сладкого дыма.

Пронзительный визг прорезал атмосферу! Девушка подскочила, истлевшая сердцевина палочки рухнула, рассыпалась пеплом!

— Ласточка! Ласточка! — Громкий бас прокатился по бане. Девушка застыла, испуганно глядя на занавеску, отделявшую комнату от умывальни. — Ласточка! Ласточка! — Топот тяжёлых ног, будто землетрясение, всё заставлял дрожать.

— Господин Бруно! Куда вы, куда! Стойте! Там Госпожа! — заголосила сестрица под звонкий визг остальных.

— Ласточка! — Крик заглушал визг. — Ласточка! — Топот сотрясал умывальню. — Ласточка! — Занавеску вздёрнуло, девушка отпрянула, наткнулась на столик — палочка, свеча, птица — всё посыпалось! Словно град, полетело множество бус. Огромная двухметровая фигура потеряла на них равновесие…

Бум! От силы удара подпрыгнули девушка и упавшие бусы. Град снова осыпал пол. И тело, распластанное на нём.

— Святые Небеса! — послышалось в проёме. Четыре сестрицы, ладошками прикрывая рты, испуганно смотрели на тело.

— Святые Небеса!.. — простонал Бруно. — Моя больная спина…

Гортанный, рокочущий смех раздался снаружи — в купальне, окутанной паром, неистово кто-то заржал. Девушка опомнилась.

— Ох, Госпожа! — Она подскочила к проходу, закрыв его стройной фигурой, и крикнула за занавеску: — Тут Бруно Тоф, Госпожа!

— Да я уже поняла. Не бойся, пускай проходит.

— Проходит? Но Госпожа!

— Расслабься, — ответил голос. — Ты там не убился, братец? Вставай, Секретарь, заползай.

— Давайте поможем подняться. — Засуетились сестрицы. — Не упадите, смотрите, рассыпано вон на полу.

— Не надо, я сам… ах! сам могу. — Грузное тело неуклюже зашевелилось и с трудом поднялось. — Прости, Ласточка, это срочно.

Девушка отодвинула занавеску. Секретарь ссутулился и протопал в проход. Она зашла следом.

В окутанной паром купальне большой наземный фонарь окрашивал розовым светом две женские фигуры. Запрокинув на камни голову и согнутые руки, ЦуКонг расслабленно сидела в бурлящем источнике под открытым, усыпанным звёздами небом. Вода скрывала до плеч её обнажённое тело. Сестрица держала в ладонях стопу Великой их Госпожи.

— Я здесь размокаю, жду мужа, который, как привидение, всегда появляется тихо, — и вдруг! — Гортанный хохот снова потряс купальню: широкая улыбка обнажила белоснежные зубы; свёрнутое полотенце едва не свалилось с гогочущей головы и только пучок закрученных чёрных волос помог ему удержаться. — Сначала думала — Лара, взорвал там что-то говнюк. А это ты, оказалось, устроил нам бада-бум.

Бруно грузно стоял, сгибая лордотически спину, сопел, тяжело дышал и смущённо молчал. Казалось невероятным, что этот великан ровесник Госпожи. Кто поверит, что ему тридцать три? Даже сорок девушка дала бы с трудом.

Свет фонаря отражался в капельках пота и, словно звёзды, блестел на бодром лице ЦуКонга. Горячий пар делал выразительные черты контрастнее, а морщинки, возникавшие при улыбке, лишь добавляли очаровательной дерзости.

— Я так бы не удивилась, влети сюда правда Лара. Но чтобы вдруг это ты! — усмехнулась она. — С чего тебе вдруг захотелось взглянуть на мои сисяндры?

Секретарь гакнул возразить, но Госпожа перебила:

— Погоди-ка, братец. — Посмотрев на сестрицу, глазевшую на Бруно, она щёлкнула большим пальцем ноги — девушка вздрогнула. — А ты чего уши развесила? Массируй, давай, продолжай.

— Да, Госпожа, простите. — Нежно и очень умело сестрица стала мять ногу.

— Что прекрати, братишка? Поди, бада-бум в штанах? — Бруно побагровел. Жёлто-янтарные глаза ЦуКонга лукаво заблестели. — Давай позовём Матильду. Шедоу скоро подтянется. Проверим, чья пара круче: под звёздами вчетвером устроим перепихон.

— ЦуКонг!!! — выпалил Секретарь.

Девушка, сестрицы — все ахнули! Госпожа разразилась смехом.

— Такого пока не пробовали, мой Звездочёт шибко робкий. Но всё же бывает впервые? — Она глянула на сестрицу с ногой. — Да, цыпа? — ЦуКонг игриво причмокнула, воздушный послав поцелуй.

— Доклад поступил, доклад! — закричал Бруно, задыхаясь от жара или стыда.

Контур распаренных губ застыл в бесстыжей улыбке.

— Доклад?

Секретарь отёр пот, что обливал курносое лицо и розово-клетчатую рубаху.

— Только что получил, побежал сразу. С вышки, Соня! С Мертвого Озера!

Девушка, сестрицы — все ахнули!

Бруно поднял руку. Слипшийся свиток создал тишину, которую нарушали бурление воды да тяжёлое мужское дыхание.

По смазанной маслом стопе, сверкая, скользнула капля. Облизав изгибы, она повисла на пятке, готовая оторваться, если бы только нога не стала вдруг подниматься. В плавном движении вверх показалось колено. Капля покатилась вниз по чёткой мышце лодыжки, растворяясь на мокрой коже в блестящую звёздную пыль. Нога скрылась в воде.

— Возьми, — сказала сестрице ЦуКонг, держа полотенце: капли стекали с подтянутого плеча к упругой груди, декольте которой появилось из воды, когда Госпожа села ровно.

Сестрица взяла полотенце, освободив ладонь. ЦуКонг махнула пальцем — отдать свиток. Бруно неуклюже бросил, но она ловко поймала над головой. Пальцами той же руки принялась раскручивать бумагу и, ещё разворачивая, уже начала читать. Серьёзное лицо напугало девушку, а пронзительный взгляд, устремлённый в послание, сбросил Душу с небес и пригвоздил к земле. Неужели вернулись демоны? Неужели Прекрасный Мир снова погрязнет в войнах? И во что превратится тогда её влюблённое сердце?..

Тяжёлое дыхание разносилось в удушливой тишине. Одна из сестриц позади предложила воды, заметив, как жадно Бруно глотает воздух.

— Нет, нет, спасибо, порядок… — отмахнулся он.

Послышалось движение в воде. Медленно из кипятка поднималось тело. Струящийся от него пар сгущался в непроницаемое облако вокруг отточенной тренировками фигуры. Фонарь подсвечивал стройный силуэт.

— Когда Шедоу появится, передай… — она улетела, — обратилась к сестрице Госпожа и закрыла глаза. — Бруно! Сообщи в Атар о визите. Да пни Зуну под зад. Пусть захватит домино и скорей догоняет, сама обо всём расскажу. — ЦуКонг открыла глаза и посмотрела на Секретаря. — Ясно?

Огромное, двухметровое тело великана, разрывая кипячёный воздух, пластом падало в бурлящий источник…

Зверь

Страна Великой Воды: Столица — Варса; Глава — Ю Мэй; прозвище — Принц; титул — МиКонг.

На полу просторного кабинета лежал старый лев. Местечко неподалёку от двери он выбрал себе не случайно. Именно через эту точку проходила та середина, что приятно делила пространство на симметричные части.

Длинный переговорный стол из дорогой древесины вытягивался идеально по центру и перпендикулярно упирался в другой — письменный. Рабочее место Мэя. Совершенная Т-образная форма. Аккурат пять стульев с одной и с другой стороны — услада чуткому глазу!

Перегородка сёдзи [2], позади стола, отделявшая кабинет от чайной комнаты, имела потрясающую решётку. Рейки складывались в одинаковые прямоугольники поверх синей бумаги. Особое удовольствие доставляли створки, раздвинутые сейчас на равную длину — пропорциональную той, что создавала внешняя перегородка, открывавшая вид на прекрасный сад, окутанный в лунной тиши сонным туманом. Оттуда, из глубины, то и дело доносился глухой стук бамбука о камень. Частота этих звуков всегда соответствовала точным временным отрезкам и никогда! никогда! не менялась.

В восприятии безупречного интерьера, свет, источаемый двумя фонарями в приватной зоне, играл не последнюю скрипку. Бумага пропускала его в кабинет, создавая во всем синие полутона. Каждый элемент, вписанный в обстановку, украшал её своей тенью и, как в театре, исполнял чётко определённую роль.

Символ Инь Ян, пополам разделённый створками, выделялся на них превосходно и неизбежно привлекал внимание всякого ценителя Гармонии и порядка. Магнитные и энергетические потоки, благодатно стекаясь в это прелестное место, побуждали кошачьи инстинкты расположиться именно здесь. Удивительным совпадением можно назвать то, что белого голубка, сидящего на столе, удобнее было лицезреть тоже-таки с этой самой точки.

Милая птаха с пышным, как веер, хвостом беспокойно взирала в ответ. Неподвижная поза и пристальный взгляд хищника пугали беднягу настолько, что с каждым ударом бамбука она вздрагивала и невольно отшагивала, приближаясь тем ближе и ближе к симметричному центру.

Старый лев давно уже просчитал, сколько осталось раз воде переполнить стебель, прежде чем голубь достигнет середины. Предвкушение этого отвлекало от кожаного кресла Мэя во главе стола. Вопреки стандартному положению прямо, оно стояло сейчас полубоком, досадно раздражая прихотливого зрителя.

Антураж вызывал интерес куда больше, нежели пара актёров, чьи силуэты тенями проявлялись на сёдзи и чьи образы слишком различались, чтобы вписывать их в одни рамки, не нарушая цельности композиции.

— Не понял, тебе плевать? — произнёс с хрипотцой силуэт справа от стола. Лысый, плечистый, с намёками на живот, он стоял, скрестив на груди руки.

— Ты читал послание? Это лишь весть. — Спокойный вибрирующий голос послышался слева. Силуэт сидел на полу: опирался на согнутое колено и перекатывал в пальцах небольшие шарики. — В Атар поеду один. Не говори Миледи. Пока ничего не ясно. Сам сообщу в письме.

— Какого ляда! — Лысый опустил руки, сжал кулаки. Голубь вздрогнул и отшагнул сильнее. Лев фыркнул: разница в три миллиметра предвещала погрешность в конечной точке — птица отклониться от центра. — Меня объяснять оставляешь? Опять? Забыл, что было тогда?

— Это другое.

— Не для меня! — Голубь вздрогнул и отшагнул в другую сторону, восстановив прежнее положение и надежду на идеальный исход. — Думаешь, возьмёт и поверит, если скажу, мол, не в курсе, куда ты свалил и по какой такой — твою мать! — цели? Не бывает бывших МиКонгов. Я для неё — мясо!

— Разве сказал скрывать, где я? Молчать лишь про Озеро. Я не уговариваю, Эл, это приказ.

Лысый хмыкнул и отозвался с сарказмом:

— Так точно, Господин.

— Скажешь — приказано молчать. Я отдаю тебе такой приказ. Она на том успокоится.

— А как же Робин? Она получала послание. Что будет с нею, подумал?

— Робин не знает содержания. Она умная: только получила и передала, через голубя.

— Значит, один я тупой? — усмехнулся Эл.

— Ты мой Советник. Второе лицо в Варсе. И пока меня нет, ты здесь главный.

— Расскажи об этом своей Миледи. Однозначно решит, я тебя покрываю. У твоей жены разговор один — если ты не с ней, значит, конечно со шлюхами!

Силуэт слева стал подниматься. Лев краем глаза видел, как стройная, высокая фигура Мэя выпрямилась и накинула домино на плечи.

— Возьми с собой Санни. — Нота отчаяния улавливалась в голосе с хрипотцой.

— Нет, — спокойно сказал МиКонг. — Он только вернулся с Этапа. Пусть парень отметит с командой свою победу. Это его не касается.

— Тогда сына! — вскрикнул Советник, и голубь вздрогнул, отшагнул, но без погрешности. — Идеально! Это выход!

— Я еду один, — отрезал Мэй. Лысый опустил голову. МиКонг усмехнулся: — Боишься её больше демона.

— Смешно? А мне не очень. Ты же знаешь, ты понимаешь… Она же — зверь!

Плечи МиКонга зашевелились — он тихо посмеялся.

— Всё с тобой будет нормально, Варнар, ни о чём не волнуйся. Ну, может, только о весе, который себе наел. Подсушись, не позорься, Советник.

— Ну прости, не все такие безупречные, как ты. Вернёшься, своё получишь. Не надейся, сухим из воды не выйдешь.

— А ты говорил, мне плевать. — Мэй посмотрел на свиток в руке. — Надолго вряд ли затянется, не думаю, что серьёзное. Быть может, просто прикол. Гангер умел, ты же знаешь?.. — Он замолчал. Постоял недолго и направился в кабинет.

Лев уловил, какой грустью был пропитан вопрос. Но глухой стук бамбука о камень представлял интерес куда больший, потому как с этим ударом положение голубя переменилось: в лакированной тёмной поверхности, как в зеркале, отражалась белая птица — чётко посередине. Положительные эмоции омрачало теперь только кресло. Если бы Мэй, заходя в кабинет, повернул его как положено, радость переросла бы в счастье. Однако МиКонг прошёл мимо и остановился от стола слева.

Зрачки кошачьих глаз расширились. Достоинства интерьера и чары томного сада меркли пред человеком, чьё совершенство лев ощущал во всём. Золотое сечение в идеальных пропорциях облика, Гармония и баланс в каждой безупречной черте. Он выглядел ирреальным, и синий свет усиливал впечатление бесплотности, эфемерности такого прекрасного Образа. Казалось, благодатные потоки положительных энергий перетекли в то место, где он сейчас стоял. Его присутствие в комнате несло только удовольствие, и каждый мог чувствовать трепет, когда на него взирал. Детали неотразимой внешности несли в себе признаки крови — самых разных кровей. Мэй словно был вне породы всех остальных людей!

В чарующем полумраке, разбавленном только светом двух фонарей за сёдзи, невероятно сверкали серебряные глаза! Заворожённый голубь, что вечность МиКонга ждал, не двигался, не дышал, и даже глухой стук бамбука никак его не оживлял. Лев ощущал дикий импульс, ловя на себе этот взгляд, и ясно осознавал, что нет в живом Мире кого-то, кто так же бы восхищал!

Лев не сразу заметил, как появился Советник. Его массивная челюсть, большие уши и нос, глаза болотного цвета, один из которых с прищуром, — всё нарушало симметрию. Лысый череп контрастировал с длинными, собранными в хвост сапфировыми волосами МиКонга. Тридцать семь лет не делало в чём-либо схожими этих столь разных мужчин. Между Варнаром и Мэем лежала бесконечная пропасть!

— Вот кто со мною отправится. — МиКонг сверкнул взглядом на голубя — птица мгновенно взлетела, суетливо захлопав крыльями. Мэй поднял и разжал руку: два ледяных шарика лежали на ладони, быстро таяли и стекали каплями, которые, отрываясь, вмиг превращались в снег. Птица разметала снежинки, когда села на пальцы, и словно обледенела от блеска сверкающих глаз. — Позаботься о Санни.

Советник посмотрел на льва и вздохнул.

— Прямо сейчас собираешься?

— Миледи, думаю, скоро…

Лев вздрогнул и покосился на дверь — хвост предательски выдал волнение.

— Она уже рядом, Варнар.

Эл оцепенел, с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Лев гордо, спокойно поднялся, невозмутимо потянулся, величественно встряхнул седой гривой и незаметно, чуть-чуть ускоряя шаг, последовал за МиКонгом в комнату с видом на сад.

— Желаем удачи, брат!..

[2] Сёдзи — традиционная японская дверь, окно или перегородка из бумаги на решётчатом каркасе.

Вёх [3]

Страна Великой Земли: Столица — Зара; Глава — Наби Рида; прозвище — Ярулла; титул — ЯкКонг.

Во внутреннем дворе, в центре декоративного сада, в окружении пальм, кипарисов и кувшинов самых изысканных форм лежал труп у каменной чаши фонтана.

Покрывало, искусно расшитое золотым орнаментом, прятало тело от многочисленных женских глаз, испуганно блестевших в тенях величественных мозаичных арок. Безжизненная рука с перекошено застывшими пальцами только и виднелась на мраморной плите, украшенной чудесными арабесками. Бархатный свет витых ламп и фонарей отражался в рубиновом перстне, что уже прожимал набухавшую плоть среднего пальца. Разбитый кувшин лежал рядом, в крови, которая растеклась от головы усопшего и начала спекаться. Цветочный узор плиты мутно выдавался в тёмно-багровой луже. Запах смерти разносился вокруг, придавая терпкому, пропитанному маслом пачули воздуху едкую, вонючую ноту. Цветы в ажурных вазонах, источающие сказочный аромат, её пока приглушали.

Дивная музыка из глубины роскошного дворца, способная очаровать самого искушённого слушателя, теряла здесь свой чувственный, сладкий шарм. Тут и там слышался взволнованный шёпот, тут и там кто-то беспокойно вздыхал, тут и там кто-нибудь да искал себе уголок потемнее…

— О Боги!

Голос прокатился эхом в просторе помпезного двора и рассеялся в немой тишине. Женщины в пёстрых платках, что толпились вдоль белых мраморных стен, все как одна, обратились будто бы в камень. Только глаза, устремлённые на мужчину, неведомо как возникшего незаметно, выдавали жизнь в этих застывших статуях.

— Этот перстень… Не может быть!

Коренастая фигура поспешила к фонтану. Чёрный платок, ниспадающий капюшоном, раздувался при шаге и открывал изумлённое лицо. Свет скользил по застёжкам кожаных ремней на жилете и переливался в драгоценных камнях на рукоятке кинжала, что хлопал по штанам, словно подгоняя.

Мужчина остановился у трупа: зленные глаза смотрели ошеломлённо. Он присел и приподнял край покрывала, утратившего гибкость от крови.

— О Боги! — Рука отпустила ткань, мужчина поднялся, в рядах женского сонма испуганно ахнули. Он прикрыл рот тыльной стороной ладони, закрыл глаза и полушёпотом забормотал под нос.

В томительном ожидании женщинам удавалось создать суету, даже не двигаясь. Все напряжённо ждали, когда молитва окончится.

Рука опустилась, и плотные ряды сплотились ещё сильнее. Мужчина открыл глаза, оглядел толпу, особо ни на ком не задерживаясь. Тихий скрежет переключил его внимание на фонтан. Кровавые подтеки темнели снаружи чаши. Он заметил их, когда обернулся, и подошёл.

Вода журчала и вертела по дну два осколка. Они заинтересовали сильнее пятен крови. Мужчина достал один. Взглянул на разбитый кувшин. Снова на осколок. Женщины, затаив дыхание, наблюдали за каждым движением.

— Ясно. — Осколок плюхнулся в воду, толпа вздрогнула, мужчина развернулся. — Кто?! — крикнул он, но переполох у арки его отвлёк.

Сквозь ряды оцепеневших тел, грубо толкаясь локтями, продиралась высокая женщина. Дивная музыка не могла приглушить ядовитую брань, которая высыпалась на каждую у неё на пути. Смятение и ужас выражались во всех глазах, во всех концах — даже самых тёмных углах. Около сотни ртов истово зашептали молитвы.

Мужчина вздохнул.

— О Боги… уже настучали.

Быстрым шагом женщина направилась через двор. Полы длинного платья и полупрозрачной накидки изящно развевались в движении. Точёная фигура словно летела по мраморным плитам. Сверкание золотой вышивки на бордовых тканях роскошного одеяния и шёлковом платке сливалось с блеском драгоценностей в серьгах, браслетах и кольцах. Но это ослепительное великолепие меркло при взгляде в подведённые темные глаза, что наливались кровью и силой подступающего безумия.

— Масаррат, — обратился мужчина в надежде предупредить неизбежное.

Женщина остановилась, однако голос едва ли достиг её. В выпученных остекленевших глазах отражался только перстень руки, раскисающей в бесформенной луже.

Душераздирающий крик пронзил двор и эхом забился среди мраморных стен, мозаичных арок, высоких сводов открытых наружных залов и даже в огромных вазонах зазвенел и задрожал страшный рёв! Женщина бросилась к трупу. Ткани платья заляпала кровь. Уткнувшись в покрывало, она зарыдала громко, скорбно и безутешно. В толпе оживились: одни пытались укрыться за спинами близстоящих, другие платками кутали лицо — никто не молчал, все молились! — и если бы только могли, то эхом бы обратились…

— Масаррат! — вставил мужчина, когда та сделала вдох перед следующим оглушительным выдохом. — Стой!..

— Подлая сука! — Женщина вскинула голову. — Это она! Она! — Брань обезобразила точёное лицо, грязные слова вылетали изо рта со слюнями. — Убью! Закапаю живьём! Сдохнет самой мучительной смертью!

— Васада ни при чём!..

— Молодой! Богатый! Красивый! Она истекла ядом, увидев жениха моей Сары! Знала, своим ящерицам такого не найдёт! Смердящие скупердяи — вот их удел! А мои дочки… — Масаррат уткнулась в покрывало и зарыдала.

— Я знаю, что случилось! Во время пира царевич налегал на вино — осушал бокал за бокалом. Его отец дважды напомнил, что завтра свадьба. Думаю, жениха затошнило. Он вышел во двор. Уверен, где-то здесь его вырвало.

Масаррат продолжала плакать.

— В саду служанка набирала воду в кувшин, а он подошёл умыться.

Плач стал тише.

— Конечно, она предложила помощь.

Напряжённые взгляды сверлили этого невысокого человека. Всхлипы прекратились, слышалась только музыка.

— Да, Масаррат, верно, он начал к ней приставать. — Мужчина развернулся к фонтану и быстро заговорил: — Выронила кувшин — можно ли ожидать? — жених твоей дочери! — завтра свадьба! Вода разлилась. Пьяный царевич повернулся за девушкой, не желая ту упускать. Поскользнулся на гладкой поверхности и ударился виском о фонтан. Видишь кровь? Он разбил голову. Сам! Можешь думать, Васада, но…

— Грязная свинья! — Женщина подскочила. — Чтоб ты вечно кипел в Пекле Урра! — Она плюнула на труп. — Чтобы гули рвали вечно тебя на части! — Плюнула снова. — Чтоб твой труп исклевали стервятники, а кости изгрызли шакалы!

— Прекрати! — крикнул мужчина. Из толпы выбежала молодая служанка. Длинная туника путалась в ногах. — Так значит, ты? Надо же было случиться этому так не вовремя.

Служанка бросилась на колени, схватила за испачканный подол и зарыдала:

— Моя Госпожа! Умоляю! Моя Госпожа!

Масаррат надменно взглянула и крикнула:

— Вставай! Не смей плакать о нём, вставай! Его свинячья Душа никогда не обретёт покой! Я буду проклинать её каждый день! Он никогда не увидит больше Света Великого Яруса! — Она трижды плюнула на труп.

— Замолчи! Поганые слова! Твой язык — ядовитый вёх! Как ты смеешь отравлять Душу мёртвого! Она ещё здесь!

— Не смей затыкать меня, Зия! — Масаррат отдёрнула подол, обогнула труп по кровавой луже и подошла к уступавшему в росте на пол головы мужчине. — Только Ярулла может приказывать мне! Я Первая! Главная! И самая любимая его жена! Я сделаю всё, чтобы эта гниль не познала достойные похороны!

— А я его брат! Не смей…

— Сводный брат! Сын Третьей жены, — много ль чести?

Пощёчина отозвалась эхом ахнувшей толпы. Музыка смолкла. В звенящей тишине дышала мужская фигура. Дышала быстро! Дышала в гневе!

— Да как ты посмела, женщина! — процедил Зия, глядя снизу-вверх.

Даже тыльной стороной ладони удар получился звонкий. Прядь чёрных волос выбилась из-под платка и прилипла к пухлым губам. Масаррат медленно подняла руку, коснулась щеки и процедила:

— Клянусь Богами, ты пожалеешь об этом. Попомни моё ядовитое Слово.

Зия повёл скулами и отшагнул.

— Ярулла и царь уже покинули баню? — обратился он к служанке, но та лишь испуганно поморгала. — Отвечай! — Девушка вздрогнула, замотала головой. Зия фыркнул. Вытащил из-за пояса обвязанный лентой свиток.

Волна немого ужаса прокатилась по рядам: шорох тканей и стуки послышались тут и там — женщины попадали на колени.

В лоске мраморных, расписанных арабесками плит к группе у мертвеца величественно шагал ЯкКонг. Жёлтый халат облегал высокую, худую и мокрую после бани фигуру. Бархатный свет витых ламп и фонарей скользил по выбритому черепу и сверкал в каждой капле, словно алмазная пыль. Коса длинных, цвета вина волос на затылке, качалась за спиной, будто маятник, и блестела золотым кольцом на своём конце. Изогнутые брови и токая бородка вдоль подбородка делали серьёзное лицо многим старше тридцати двух Великих лет. Опустошающий, раскалывающий, суровый взгляд больших изумрудных глаз гипнотизировал и повергал в смятение. Казалось, под этой силой даже мертвец — заново запульсировал!..

— О мой Великий Ярулла! — Масаррат побежала навстречу. Поравнявшись, старалась затем не отстать. Её эмоциональная речь сопровождала его безмолвное шествие. Первая жена возбуждённо жестикулировала, махала на труп и Зию. Слова будто не достигали Правителя: он смотрел на мёртвого и за путь до него ни разу не моргнул. — …Меня! По лицу! Зия оскорбил тебя тем! Воздай! Пусть познает…

Рука ЯкКонга с поднятым указательным пальцем заставила её мгновенно умолкнуть.

— Позволь обратиться, Великий Ярулла! — Зия склонил голову. Не сводя с трупа глаз, ЯкКонг опустил руку. — Мой Господин! Обстоятельства не позволяют говорить о делах, но это важнее царевича. — Он протянул свиток. — Важная весть, Господин! С границы Мёртвого Озера — могилы демона. Наш страж доложил, это стоит внимания.

ЯкКонг выхватил свиток, сорвал ленту, быстро развернул и начал читать.

— Я о́тдал распоряжение: твои приближённые слуги и я готовы идти хоть сейчас. Однако… — Зия покосился на труп. — Смерть царевича грозит международным скандалом. И это, боюсь, в лучшем случае. Любимый, единственный сын. Царь вспыльчив и своеволен. Боюсь, его темперамент может создать проблем. Что если в сердцах нас обвинит в убийстве и объявит войну?

ЯкКонг перечитывал и, казалось, не слушал.

— Прикажи, и я останусь. Клянусь, сделаю всё, чтобы его успокоить. Уверен, мой ум и доводы убедят, что это несчастный случай. На всё Воля Высших Богов! Война — разгневает их сильнее. Война в нашем Мире, уже как пятнадцать лет, страшнее вообще всего!

Ярулла опустил свиток и закрыл глаза.

— Господин! — продолжил Зия, не поднимая головы. — Твоё отсутствие, боюсь, его оскорбит. Но я найду объяснение. Клянусь, он поверит мне! В одном лишь я неуверен: мои слова вряд ли утешат. Ведь я не имею детей. Мне не сознать боль отца, что потерял любимого сына. Быть может, гарем позволит забыться? Гарем, вино и роскошные похороны — сумеем тем откупиться? Бо́льшего не представляю, лишь это по силам нам. Царевича не вернёшь, так было угодно Богам! Отдай приказ, Господин, и — клянусь Богами! — я покорно исполню.

Воцарилась тишина. Служанка и около сотни женщин едва не сливались с полом, как если бы их вовсе не было. Первая жена стояла в оцепенении.

— Ты прав, мой верный Советник, — произнёс Ярулла бесстрастным бархатным голосом. — Война страшнее всего. А потому не гарем, а ты его, Зия, утешишь. Печаль утешишь и скорбь, и боль его — ты утешишь. — Он вздохнул. — На всё Воля Высших Богов.

Зия медленно выпрямился: старший брат возвышался на две головы. Глаза округлились от ужаса. Он сглотнул и выдавил с огромным трудом:

— Я?..

ЯкКонг лишь поднял подбородок.

— О мой Великий Ярулла! — Зия бросился ниц. — О Боги! Молю! Умоляю! Молю! Пощади! Отмени! Свет Яруса осуждает! Страшный, страшный порок! — Он бился в панике лбом. — О Боги, мой Господин! Убей! Я тебя умоляю!

ЯкКонг не взглянул даже вниз. Под злорадный, издевательский хохот Первой жены, не молвив ни слова, он развернулся и невозмутимо, спокойно перешагнул через труп…

[3] Вёх — одно из самых ядовитых растений в мире.

Спирт

Страна Великого Огня: Столица — Атар; Глава — Варнава Фрида; прозвище — Аврора; титул — АрКонг.

— О чём ты думаешь, девочка, глядя на Горящую Башню? Вспоминаешь предшественников? Десять? Двадцать? Сколько было их за века? Ик… Я сбилась со счёта.

Или грустишь о днях, когда жетон Славного Воина Огня заставить мог сдаться армию? Народы сражались, гибли и вырождались — бессмертные Души испепеляла война. Но парадокс! В жаркие времена, когда небеса ревели на все голоса, впитав крики, стоны несчастных, АрКонги взбирались сюда и отрешённо, безмолвно глазели на колокольню, горящую Вечным Огнём. Ик… О чём думали Великие деспоты Прошлого? Ты понимаешь?

Может, ты вычисляешь, сколько верных солдат, имён которых не знаешь, пало за тысячу лет? И про себя сожалеешь, что в их бессмертных рядах, в чью честь горит этот Свет, до сих пор не пылает твой пламенный, памятный след?

Какие сложные мысли рождает в тебе Огонь, что вылетает искрами из древних узких бойниц? Разве с вершины хребта в этой тьме чёрной ночи он здесь не кажется свечкой? Даже не видно колокол. Ик… Или ты всё-таки видишь? И, может быть, его слышишь? А только я — опять совсем ничего…

Красный сигнальный маяк освещал с флагштока плоскую крышу Резиденции и две фигуры на ней.

Холодный ветер трепал лохмотья серого плаща, скрывавшего капюшоном бескровное лицо болезненно тощего тела. Оно сидело у инвалидного кресла, прислоняясь спиной к колесу, и сжимало костлявыми пальцами бутылёк медицинского спирта. Порывы ветра, скользя по горлышку, издавали завывающий свист: то едва уловимый, то резко пронзительный. Фигура хохотнула, обнажив гнилые зубы, и сделала глоток.

— Попробуешь, девочка? Спирт! Видишь, как пью? Потому и живу дольше Конгов. Ик…

Тучное тело в инвалидном кресле опустило на подлокотник руку. Сигара в пальцах мерцала на ветру угольком. Фигура выдула дым и сказала прокуренным голосом:

— Спасибо. Не надо. — Она сбросила пепел, холодный порыв его подцепил вместе с искрами и утащил во тьму. — Я пожила достаточно.

С крыши шестиэтажного здания открывался вид на ночной Атар, ещё до конца не отстроенный за Мирных пятнадцать лет. Огни уличных фонарей, магазинов, лавок и невысоких домов, чьи шпили торчали среди многочисленных сосен, не всюду светились ярко. И полностью пропадали вдали, где цепь крутых гор соединялась со стеной, замыкавшей границы города в неприступное кольцо.

Горящая Башня полыхала на вершине горного хребта, отбрасывая отсвет в небо и на крутой, усыпанный сигнальными маяками склон. Каждый камень, трещина, выступ шевелились на нём призрачными тенями и тем казались живее, чем сильнее Вечное Пламя сопротивлялось тьме.

— Всякая жизнь, даже такая, как у тебя, прекрасна, если она конечна. Ты можешь задыхаться в сигарном дыме, разжираться в бесформенную свинью, можешь срать под себя и после — упиваться осознанием собственной омерзительности. А можешь поехать на этой коляске к краю и сброситься вниз. Уйти на покой. Ты такая счастливица! Ик… Ведь у тебя — есть Выбор!

Тучное тело поднесло сигару ко рту и сказало:

— Спасибо. Не надо.

Фигура в капюшоне хрипло рассмеялась.

— Когда колокол зазвонит по твою Душу, я буду скучать, девочка. Хоть я ничего и не чувствую…

— Госпожа Фрида! Кошмар! Вот вы где! Одна! В такой ветер! Я в шоке! Обыскала всю Резиденцию! — В дверях купольной надстройки появилась женщина: свет изнутри вытянул по крыше стройную тень. Она зацокала каблуками к инвалидному креслу. Ветер подхватил хвост светлых волос и заметал как плёткой. Элегантное офисное платье пронизывало насквозь.

— Не стоило так хлопотать, моя дорогая Инса. Захотелось выкурить сигару на свежем воздухе, и только.

— С ума сошли? — Женщина остановилась. Увидела бутылёк у колеса. — А это что?

— Просто спирт, дорогая.

Кресло задвигалось — тучная фигура начала разворачиваться. Порыв ветра задрал край красного пончо, открыв оплывшее, обтянутое кофтой толстое тело: бесформенная масса вместо груди и огромный живот растекались по ляжкам.

— Спирт?.. — Инса поморгала. — Спирт?!

Сигнальный маяк окрасил в красный измятое морщинами лицо жирной старухи с сигарой во рту. Серебреные коронки в освещении крыши блестели кровавым цветом — АрКонг растекалась в благодушной лыбе.

— Для искры в глазах, — сказала она, глядя сине-выцветшими глазами из-под тяжёлых век. Инса ахнула! АрКонг тихо посмеялась, сотрясаясь массой. — Ну что ты, моя дорога, я конечно шучу. Я больше не пью, ты же знаешь.

— Курить надо тоже бросать. Вам семьдесят, Госпожа, думайте о здоровье. Смотрите, как одеты, а здесь такой хиус, кошмар! Где санитарка? Какая халатность! Уволю!

— Такую старушку где мне ещё найдёшь? Мы с ней Душа в Душу…

— Уволю! Наймём лучше две или три.

— Трём проще поднять мой зад? — АрКонг захохотала. — Ну посмеялись и будет. Что-то мне принесла? — Она посмотрела на листы в руке Секретаря.

— Ах! — опомнилась Инса и затрясла документами. — К нам едут четверо Конгов! Уже! Сейчас! Госпожа! По защищённым каналам вдруг попадало враз! Вы собирали Совет? Как? Почему не знаю? О-о-о, это кошмар!

АрКонг вдавила голову в шею: складки жирного подбородка округлились, словно фаршированные блины. Она озадаченно смотрела в ответ.

— Не знаете?.. — Инса поморгала. — Не знаете про Совет?

АрКонг закрыла глаза. Ветер завывал в тишине. Секретарь напряжённо ждала, иногда убирая хвост, что метался туда и сюда.

— Может, дело в утке? — сказала АрКонг.

— Утке?..

— Наконец Аврора почила. И приписка внизу: «Т.Ч.К.». Не взлетала нигде эта утка?

— Госпожа! — Инса нахмурилась. АрКонг зашлась в страшном смехе: жирное тело тряслось, как желе; с сигары сыпался пепел. Секретарь хлопала глазами, не обращая внимания на хвост, что хлестал по лицу.

— Это Воин Гангер! — выпалила АрКонг. — Послал нам добрую весть!

Ветер вырвал листы — Инса ахнула! Бросилась ловить.

АрКонг довольно улыбнулась, взглянув на красный флаг с Фениксом над купольной надстройкой.

— Ах ты мелкий засранец, всем сказал. Но не нам! Ходок, кто ж ещё, это Воин Гангер! — В глазах заблестели слёзы. В свете сигнального маяка они походили на искры, которые срывал ветер и уносил во тьму.

— Какой кошмар! — Инса подняла листок. — Ходок вернулся? Из Озера?

— Воскрес из пепла!

— Ох, Госпожа! Но демон, а как же демон?

Улыбка сползла с толстого лица. Замерцал уголёк сигары.

— О да, моя дорогая, — спокойно сказала АрКонг, выдыхая дым. — Есть повод сегодня напиться.

Жирная рука вынула изо рта сигару, опустила к бутыльку и стряхнула уголёк. Пламя вспыхнуло и на мгновение тьму осветило вокруг!..

Глава третья

Маска

— Прикончат! Они же тебя прикончат! Nevermore [4]!

— Это Гангер! Гангер! Смог! Он сумел! Он вернулся домой! Я должен увидеть его! Пусть будет последним, что сделаю! Встретиться взглядом и умереть — это всё, чего я хочу, Кара!

— Не смей! Пятнадцать лет! Всегда! Я всегда была рядом! Потому что люблю тебя! Я на всё пойду ради тебя, забыл?

— Плевать! У тебя всегда был Выбор!

— А как же Ян? И на него плевать? Бросишь сына? Он так любит тебя! И ты бросишь его, бросишь?

— Открой ему правду, ты мать, он простит.

— Безумие! Правда у нас общая! Гангер — его Герой! Ты воспитал в нём это! Правда его убьёт! Nevermore!

— Замолчи! Не могу это слышать, хватит!

— Ты Выбрал этот Путь! Жизнь! Ради Гангера! Он хотел — ты знаешь! — хотел, чтобы ты жил! Потому не смей говорить плевать! Совет Конгов — не доказательство! Если Гангер вернулся, ты первый, к кому он придёт! Ни к Авроре, ни к кому из них! К тому, кого боготворит! Он придёт к тебе, Беласко!

— Это я должен!

— Скажи, или пойдём к Конгам вместе. Умрём вместе! Ты знаешь, что будет с Яном — будет страдать как ты! Этого хочешь? Подумай, где он окажется! Что сделают с ним в Приюте!

— Хватит! Ты же мать, как ты можешь?

— Клянусь жизнью нашего сына, если ты умрешь, то вместе со мной!

— Хватит…

— Скажи! Хочу слышать! Скажи мне!

— Nevermore…

— Не-е-ет, я не верю!

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

— Вот так, Любовь моя!..

Крики за приоткрытой дверью позади прилавка прекратились и в укромном магазинчике снова стало тихо. Окно пропускало сюда дневной свет через узкий зазор, под приподнятой занавеской. В эту неширокую щель, словно себя стыдясь, робко подглядывала диковинная белая маска. Она торчала из плетеной корзины поднятым длинным клювом и жадно рассматривала стеклянными глазницами яркий солнечный луч. Чёрный плащ с широким капюшоном небрежно лежал на полу, ловя на кожаных складках толику этого света. Разбитые очки за всем наблюдали с прилавка.

— Заперто. Тот магазин, уверена? Выглядит подозрительно. И название настораживает. Вряд ли на отшибе торгуют чем-то нормальным. А он правда в маске?

— Думаешь, придумала?

Девичьи голоса послышались снаружи. Две стройные тени разного роста обрисовались на занавеске.

— Зашторено, ничего не видно.

— Вчера было открыто. Прошла бы мимо, но заметила в окне. Честно, Юнона! Я заходила и говорила с ним. Смотри, кажется, там горит свет.

Лампа на прилавке растворяла полумрак маленького пространства. Переплетенные в шар нити красного абажура тенями создавали на стенах замысловатые кружева, оформляя в причудливую витрину красивые веера. Складные и лепестками, разного размера и цвета — кропотливо оформленные: камушки, стёклышки, монетки, шестерёнки часов — осторожно вклеенные и аккуратно пришитые, — какими только деталями были они не украшены! Очки разбитыми линзами разглядывали их с восхищением.

— Это на стекле блестит солнце, я ничего не вижу. Не верю, что туда заходила. Ты трусиха, Ингрид.

— Я не трусиха!

— Обижалась вчера, подбивала пропустить тренировку — боялась в Приют идти. Обозвала предателем! А кто убедил Старосту тебя не пускать одну и дёрнуть с построения Фила?

— Не надо про Старосту. Больной! Вечно ко мне придирается.

— Намекаешь, что нравишься? Умоляю! Ты красавица, Ингрид, но не значит, что все влюблены. Он ко всем придирается. В другой раз думай, что говоришь.

— Хватит учить! И без Хуффи пошла бы! Этот придурок подцепил принцесску в клоповнике, пока сидела с директоршой, и куда-то исчез. Живая вернулась, как видишь. Мои способности лучше кулаков дураков.

— Это ты обо мне? Зачем позвала, если одной не страшно?

— Ты же не верила. Увидишь маску, тогда…

— Актриса ты так себе. Одна бы сюда не пошла. Купить веер — только предлог, думаешь, не понимаю? Таинственная маска ворона! Такой вежливый, такой приветливый! А как ещё с покупателем? Все продавцы такие. Решила, рыцарь под ней? Знаешь, чья эта маска?

— Белый ворон! Магазин ведь так называется.

— Это Врачеватель чумы.

— Вра… Чего?

— Специализируешься по медицине и не знаешь о Чумных докторах?

— Я не зубрила-очкарик. Начни читать всё и не заметишь, как отрастут очки или прыщи, что превратят лицо в мерзкую Скарабееву рожу.

— Надеюсь, местные вши не донесут Скарабею. У тебя голова не чесалась после бесед с чумной маской? Местечко то ещё! Кто пойдёт покупать сюда веер? Кто здесь будет вести честный бизнес? Даже нету режима работы. Точно запрещёнкой торгует из-под прилавка, образ как раз подходящий.

— Ты слишком подозрительная.

— Я всё учитываю, а ты беспечна. Оглянись! Серые одинаковые дома. Может, в каждом по такому фрику. Может, тут какой-нибудь культ, и они заманивают девственниц, вроде тебя, всякими побрякушками, а потом проводят кровавые обряды и жертвоприношения. Посмотри на дерево! Ночью тебе не снилось? Гвардейцы в Эдил не суются, здесь можно творить хоть что.

— Меня называешь трусихой, а сама…

— Думай, что хочешь, только пошли отсюда.

— Ну уж нет! Кажется, я что-то слышала.

Тени отошли от окна. Очки знали — девицы встали у двери, чтобы разобрать голоса, тихо звучавшие в доме.

— Опоздаешь, Кара. Я же Слово дал, иди скорей к пациентам. Буду дома, испеку морковный пирог, вы же любите с Яном.

— Любовь моя, я тебя так люблю. Ты лучший в Мире отец! Дай минутку пообнимать, плевать на всех пациентов.

— Ян рано должен вернуться, по средам у них посвободнее. Хотя, наверное, снова задержится в библиотеке. Как раз испечётся к приходу.

— Библиотеке?.. О нет!

— В чём дело?

— Во чёрт, очки! Дура, как я забыла!

— Очки?

— Отремонтировать! У Яна разбились очки!

Очки на прилавке обрадовались, что наконец о них вспомнили.

— Вот же дура, куда положила?

— Как так? Ян случайно разбил?

— Ведь в руках же держала, дура!

— Кара, как Ян разбил очки?

— Я не знаю, сказал, так вышло. Ты их точно не видел?

— И ты даже не расспросила, как так вышло? Я с тобой говорю!

Очкам стало не по себе — энергетика в доме портилась.

— Слышу, да, похоже на женский. Твой Ворон там не один, с ним рядом ещё ворона. Кажется, ругаются.

— Может, покупатель? Пришёл назад веер вернуть?

— Что он тогда с ней делает, раз заперся изнутри?

— И правда. Может, воровка?

— Ага, в этой дыре. Очевидно, они знакомы. Бытовой, похоже, конфликт.

Очки растерялись, слушая голоса, то за внутренней дверью…

— Успокойся, ещё посуду начинай давай сейчас бить.

— Помоги лучше, я опаздываю!

— Сказал же, найду! Уходи уже на работу!

— В ремонт надо сегодня отдать! Как без них пойдёт в Академию? Как слепой он будет писать? У него завтра три проверочные!

— Я найду и отремонтирую.

— Линзы треснули, надо менять.

— И ты даже не удосужилась у ребёнка как так узнать?!

…то за входной.

— Про ребёнка что-то, менять…

— Про ребёнка? Аборт! Беременность!

— Погоди ты! Зафантазировала. Поздновато уже. У них сын — курсант Академии. Они, видимо, муж и жена.

— С нами учится в Академии?

И снова из дома…

— Ну скажи, ужасная мать! Ты же это только и думаешь? Раз в Приюте росла, то не знаю! Ну давай! давай! поучай!

— Успокойся! Уйди! Замолчи! Я найду, отнесу в ремонт! Прекрати орать! Я всё сделаю!

— Спятил? Нет! Умоляю, прости!

— Уходи! Разговор окончен.

Хлопок двери на втором этаже и всхлипы из кухни расстроили очки. Если они бы могли, тоже сейчас бы заплакали…

— Они разошлись.

— Разводятся?

— Ну даёшь! Фантазия — космос. Может, книжки тебе писать?

— Ты же глупой меня считаешь.

— Я с иронией. Что это, знаешь?

— Я не дура! Конечно знаю!

— Тихо! Слышишь?.. Кажется… да!

— Что? Кто? Юнона, что?

— Идёт! идёт! Она сюда идёт!

Дверь распахнулась, ударила о стену — один веер слетел на пол. В треснутых линзах мелькнуло худое тело, его топот передался прилавку, абажур задрожал. От стремительного рывка закачались везде веера. Лампа затряслась, тени о́жили: в каждом стёклышке, в каждой монетке зарябил и замерцал свет. В очках мельтешило, болталось, из осколка в осколок переливалось. Единственный штрих различался отчётливо — цвет лохматых огненно-рыжих волос.

Кара прислонилась плечом к входной двери.

— Не смей возвращаться, Гангер! — прошептала сквозь слёзы она. — Я убью тебя, я убью тебя!.. — Маска сверкала глазницами, на неё задирая клюв. — Чёртов демон! Ты! — чёртова! — Кара пнула корзину — маска упала, что-то посыпалось, раскатилось. Замок щёлкнул, дверь открылась и громко захлопнулась.

Ещё долго тряслось, но очки понимали, что так и лежат на прилавке.

— Уж поверь, это Шакко Кара, личный доктор Авроры, подчинённая моей мамы. Приходила однажды к нам. Мама в дом не пустила, говорили на улице. Бли-и-ин, голова у неё всё такая же грязная. Она волосы, что ли, вообще не моет? Зачуханка, а лечит Аврору.

— Тиши, услышит, заметит.

— Уже далеко. Она близорукая, ходит в дешёвых очках.

Голоса звучали тише. Очки догадались — девицы за деревом.

— А ты про неё много знаешь.

— Практика в больнице. Её все врачи презирают. Сначала думала, зависть, будь она красивая. Знаешь ведь, как бывает…

— Нет, прости, я ж не красотка, как ты. Довольна? Значит, в больнице она белая ворона?

— Белая воро?.. Так магазин…

— Ворон и ворона — разные птицы. Не знала, будущий врач?

— Хватит! Надоела! Чего дружишь, если я дура?

— Просто шучу. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Или потому, что я дочка Секретаря Авроры?

— Ещё скажи, потому что красавица. Кто это брякнул? Не сама, точно. Кто? Нос ему разобью.

— Это Бори-урод, разбей ему нос, он меня дико бесит!

— Бори Соф? Полудурок приютский? Получит завтра.

— Из-за его соплей в той дыре оказалась. Ненавижу Старосту! И ему разбей.

— Не подначивай. Плевать, что сын Советника, Старосту не боюсь. Ты сама виновата.

— Я сказала правду!

— Проехали. Значит, она суперврач? А с виду не скажешь. Нервная, вся помятая.

— Ученица Авроры. А Аврора — лучший в Мире врач. Ну, была раньше.

— Ого! Почему? У неё талант?

— Не знаю, она приютская.

— Воин Гангер тоже. Она знала его? Сколько ей, сорок, не меньше?

— Тридцать три. Ровесница мамы. Но мама моложе, конечно.

— Астра Инса — тепличный цветок, нашла сравнение. Кстати, если эта тётка жена продавца, он далеко не мальчик. Знаю, ровесники тебя раздражают, но…

— Юнона! Я просто хочу купить веер!

— Сегодня он не откроется.

— Она выбежала и дверь не закрыла.

— Стой! Куда! Стой! Кто будет сидеть в магазине, в который никто не ходит? Точно наркоторговец. Ингрид!..

Полоска дневного света вытянулась от двери, силуэт затемнил её часть.

— Ох, Юнона!

Девица повыше подскочила к подруге.

— Смотри, лежит на полу. Что она здесь устроила?

— Тебе это понравилось, это? Жуть какая!

— Похожа на птицу. Такая загадочная. Раз она здесь, значит… Он без маски!

— Тиши! Услышит! Уходим.

— Это же магазин, и он открыт, а мы покупатели. Другого шанса не будет!

— А ну стой!

— Ай, больно, ты что! Синяк оставишь!

— Обижайся, туда не пущу.

— Пусти!

— Нет.

— Больно!

— Мы уходим.

— Кара, это ты?..

Очки успокоились, ведь теперь их точно найдут.

[4] Nevermore (англ.) — никогда больше.

Nevermore

— Выйдет, вот увидишь. Слышал голоса, захочет посмотреть.

— Но до сих пор внутри, уже долго прошло.

Юнона и Ингрид стояли в тени большого мёртвого дерева. Оно торчало напротив скромного двухэтажного дома, часть фасада которого оплетало растение с закрытыми бутонами. Кители подруг краснели на фоне коры чёрного ствола, надёжно скрывавшего их от всякого, кто бы ни вышел.

— Может, порядок наводит?

— Если убирается, значит, плевать, кто шумел. Явно затворник. Или фобия. Как там? Клаустра…

— Не знаешь, не умничай. Клаустрофобия это…

Дверь магазина начала открываться, не скрипнув ни одной петлей.

— Выходит, выходит, смотри!

— Тиши ты.

— Ах-юнона-а-а, это он?.. Юнона-а-а… Как так? Это он?..

— Куда, заметит же.

Юнона отдёрнула подругу. Обе стояли лицом к дереву и не двигались.

— Как так, Юнона? Не верю…

— Чего заладила?

— Неужели он муж той с грязной головой? Какой же он привлекательный!

— Кажется, не заметил.

— Рубашка, жилет — ни одной мятой складочки. Брюки чинос! Просто и со вкусом! Только вместо серой рубашки я бы цветную выбрала. Хотя с чёрным всё сочетается и сидит идеально.

— Куда-то пошёл.

— Ботинки сверкают. Нет, в голове не укладывается, как он может быть её мужем? Невозможно! Бли-и-ин, не справедливо. Почему запущенная тётка в браке с таким мачо? А моя мама, умница и красавица, до сих пор без мужчины?

— Для тебя все брюнеты мачо?

— Неужели скажешь, что он урод? Да у тебя с головой тогда не в порядке. Высокий! Стройный! Настоящий мужчина! А походка! Да тут не придраться. Видела глаза? Когда-нибудь видела такие чёрные глаза? Я в шоке! Как зовут, интересно? Так и просится — Флориан. Да, Флориан!

— Шляпу опустил на глаза. Подозрительный тип. Может, в розыске?

— Надо что-то делать, Юнона. Такой мужчина не должен прозябать с тёткой, которая даже голову никогда не моет. Не иначе, загипнотизировала, она же медик. Сам бы такую не выбрал. Держит затворником, прячет под маской, как пленника! Теперь ясно, почему врачиха Авроры живёт в Эдил. В Антарес давно бы прибрали к рукам.

— Прибрали к рукам? Он что веер?

— Сегодня же маму спрошу, почему про него молчала? Давно бы уже увела у этой зачуханной докторши.

— Ушам не верю.

— Куда, интересно? К любовнице? Точно! Выпроводил свою неподмытую истеричку и пошёл к нормальной женщине.

— Ты куда?

— За ним конечно. Узнаю, к кому ходит, и стукну рыжей. Они и так поругались, а так вообще разбегутся.

— Нет! Ты его увидела, теперь возвращаемся.

— Пусти! Попробуй удержать! Перестану подругой считать, поняла? Блин, уже на холме. Пусти, я сказала!

— Ингрид, как так?..

***

Торговые улочки петляли по сторонам. Лавки и мастерские пестрили наружной рекламой. Кафе и столовые грели хвойный воздух запахами жжёного масла, супа и выпечки. Многолюдный рынок, обычно шумный всегда, сейчас не забивал слух: лаяли где-то собаки; топтались, фыркали кони; и недалеко мать утешала дитя. Продавцы, покупатели, возницы и даже пьяницы — народ, что толкался повсюду, дружно вдруг замолчал…

— Сэр, это не мои очки, а ребёнка. Он учится. Без них не сможет ни читать, ни писать, у него миопия. Они обязательно нужны ему завтра. Пожалуйста! Я заплачу достаточно. Или продайте такие же. Левая линза на минус пять и пять, правая на минус шесть диоптрий ровно.

— Сказал же, Nevermore!

— Сэр, не для себя прошу.

— Плевать! Nevermore!

— Сэр, прошу, хотя бы линзы.

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Подруги стояли у фонарного столба, отдельно от группы людей.

— Какого чёрта! Что это за ремонтник? Ужас какой! Я нажалуюсь маме! Эту лавку быстро прикроют!

— Виолетте сейчас только этого не хватало, когда Конги в Атаре. Дома не появляется, а ты хочешь навязать какую-то оптику?

— Урод пожалеет, запомню его палатку. Пошли, нельзя упустить Флориана.

— Может, «Ворон» лучше? Кстати, об этом, назвал магазин «Белый ворон», хотя брюнет и довольно смуглый. Даже глаза чёрные. Если он Ворон, то точно не белый. Переносный, думаю, смысл. Белая ворона — изгой.

— Изгой? Почему?

— У продавца чуть глаза не вылезли, когда к нему подошёл.

— Просто тот пропойца кроме своей мерзкой рожи нормальных лиц никогда не видел. Это ему нужна маска и намордник, чтобы грязную пасть не открывал.

— Он не пьяница, простой лавочник. Должна быть причина его поведения.

— Хамло! Флориан вежливо разговаривал.

— Может, Ворон местный ловелас? Жена лавочника с ним изменила?

— Точно! Этот урод — жалкий рогоносец, вот и бесится.

— Тогда хамство справедливо.

— Если жена гуляет, сам виноват.

— Сомневаюсь, что жена лавочника — суперкрасотка.

— Конечно нет, причём здесь его жена? Спасибо, если Флориан на неё хоть посмотрит.

— А твоему Флориану плевать, с какой в койку? Толстуха, старуха, или ещё какая. Это же не нормально! Разберись сначала, что у него за проблема, а потом уже матери сватай.

— Извращенец? Юнона, это бред. Разве они так выглядят?

— Не суди книжку по обложке, это ещё на Базовом курсе вдалбливают.

— Только не надо лекций. Флориан — не извращенец, даю Слово.

— Слово — не сотрясание воздуха. Настоящий Воин всегда отвечает за свои Слова. Всегда! Отец с детства учил, это кредо!

— Ой, прости, у меня же нет отца, который меня бы учил.

— Ингрид, и в мыслях не было давить на больное. Я же знаю…

— Не знаешь! У тебя же он есть. Флориан будет моим отцом. Ох, где он?..

Подруги растерялись, но быстро сообразили, что надо идти на шум.

— Мэм, всего очки!

— Nevermore!

— У вас тоже дети…

— Не смей говорить о моих детях!

— Простите, я бы не стал, но…

— Вон! Прочь! Nevermore!

— Я понял, мэм, хорошо, я сейчас же уйду.

— Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли в тени кофемата.

— Дай плюну! Пусти! Какая тварь! Какая тварь!

— Так ничего не добьёшься. Да послушай! Лучше спросить, что это значит. И эта баба, и тот лавочник орут одно и то же.

— Эта ведьма не имеет права так говорить с Флорианом!

— С чего ты взяла, ты же не знаешь, что оно значит. Стой здесь, пойду спрошу. Чёрт! Закрылась, вот же!

— Когда услышит, как бью её браковку, сразу вылезет!

— Если ты дочка Секретаря, ещё не значит, что всё можно. Хочешь добавить проблем Виолетте?

— Эту тварь тоже запомню. Ещё будет просить Флориана, лишь бы на кусок заработать. Пошли, а то снова упустим.

— Интересно, почему к нему так относятся? Версию про ловеласа теперь можно забыть. Что это за язык?

— В Мире один язык. Но орут они не по-нашему. Похож на мёртвый.

— Мёртвый язык? Наследие Прошлого? С чего ты взяла?

— Юнона, я латынь изучаю. С первых занятий на специализации. Латинский язык и медицинская терминология — база любого врача.

— И ты изучаешь, эм… то есть, понимаешь?

— «Quidquid latine dictum sit, altum videtur» [5].

— Ого! Ингрид! Круто! Не ожидала. Что это значит?

— Не скажу. Ты же умная. Если интересно, сама найдёшь.

— Ага, сразу прям и запомнила.

— Они орали не на латыни, где эти лавочники и где латынь. Она очень древняя. А этот умер, может, лет тысячу как.

— Думаю, они в курсе, что это значит. Одинаковая реакция. Не удивлюсь, если следующий то же будет кричать.

— Пусть рискнёт! Больше терпеть не стану, как унижают моего Флориана.

— Уже твой?

— Слишком жирно для зачуханки. Пусть найдет под стать себе лавочника.

— У него ещё сын, забыла? Чьи очки по-твоему он носит? Сына любит, очевидно же. Правда думаешь, бросит и переедет к вам?

— Плевать на сына, пусть винит свою немытую мать. Считаешь, Флориан счастлив? В клетке, как узник в маске!

— Виолетта — женщина умная, и Секретарь Авроры. У неё на любого досье. Она знает про докторшу всё, а значит, и мужа тоже. Если до сих пор ничего не сделала, не сделает и потом. Твоя мать не рассматривает его как подходящего мужчину.

— Я точно знаю, Флориан в её вкусе!

— Судишь опять по обложке. Ты ничего не знаешь об этом человеке.

— У мамы спрошу, обязательно!

— Она рассказала про близорукость рыжей, а что муж Врачеватель чумы, вдруг забыла? Эта деталь куда интересней, не так ли?

— То есть это страшная тайна?

— Название магазина, реакция людей — вполне очевидно.

— Звучит будто какой-то чумной. Думаешь, он чем-то болен?

— Ты же врач. Я не знаю. Кстати, докторша тоже белая ворона. Может, из-за мужа? Может, поэтому вместе? Она любит его, несмотря ни на что. Романтично, ты не считаешь?

— Давно ты стала романтиком? Если бы к моему любимому так относились, глаза бы выцарапала. А она под маской прячет, очень романтично. Может, она его заразила? Скорее всего, она же доктор!

— Спроси мать, как зовут её сына. Он же курсант. Найдём, и у него, может, что-то узнаем.

— О! Блестяще! А что если использовать Праксис? Тогда и спрашивать не придётся, всё узнаю сама.

— Сдурела? Ещё думала, когда обмолвишься. Ты не знаешь, какие тайны он скрывает. Вдруг станешь такой же белой вороной? Да ты с ума сошла!

— Хорошо, хорошо.

— Дай Слово!

— Хорошо, хорошо, даю.

— Нормально скажи.

— Даю Слово, что к нему не полезу в голову.

— В чужие тоже! И себя, и мать втянешь в проблемы.

— Поняла, не буду, пусти!

— Если нарушишь Слово, перестану подругой считать, поняла? Не буду никогда доверять, даю Слово! А я за свои Слова — всегда отвечаю!

— Юнона…

— Мы привлекли внимание.

— Нет, слышишь, они шепчутся все… о Вороне!..

Верхом проехал Гвардеец, остановился в толпе. Подруги стояли рядом.

— Правая — минус шесть ди… оптрий. Верно, сэр?

— Да, верно. МР — пятьдесят семь.

— МР?

— Межзрачковое расстояние.

— Мевжзра… Если запишу «МР», он поймёт?

— Да, в рецепте так.

— Готово. Проверьте, пожалуйста. Не хочу наделать ошибок, отец прибьёт!

— Всё правильно, спасибо.

— Вам спасибо, сэр. За вами столько народу, что даже не знаю. И отец отлучился за сигаретами, как назло. Не волнуйтесь, ваши очки изготовят первыми. Он хороший мастер. О, а вот и он! Ты вовремя, пап.

— Ты… ты что делаешь?!

— Пап, очки Господина…

— Почему ты его обслуживаешь?!

— Зачем кричишь? Господин торопится, ко мне обратился. Всё записала, вот.

— Ах, ты дура!

— Пап! Там рецепт! Что ты рвёшь!..

— Заткнись! Прибью!

— Сэр, ваша дочь не виновата.

— Не смей говорить со мной! Вон!

— Пап, да ты что? Так с Господином…

— Заткнись!

— Простите, сэр, я не позволю ударить её на моих глазах.

— Пусти! Убрал руки, гад!

— Ваша дочь не понимает, почему злитесь. Она лишь хотела помочь.

— Ты! Вон! Пошёл вон!

— Отпущу руку и сейчас же уйду, только не бейте дочь, она не виновата.

— Ох, да не волнуйтесь за меня! Отпустите его, отпустите! Заберите деньги!

— Nevermore!

— Что?.. Папа? Что происходит?

Толпа вокруг заголосила. Срывая себе голоса, скандировали одно: «Nevermore! Nevermore! Nevermore!» И даже строгий Гвардеец не возразил ничего.

[5] (лат.) — Что угодно, сказанное на латыни, звучит как мудрость.

Очки

— Четырнадцать? Думала, лет двадцать. Она такая здоровая! Толще Футы, а старше нас только на год.

— Отец крупный, может, и мать тоже.

— Отец у неё полный муд…

— Ингрид! Девочка, которая изучает латынь, не должна материться.

— Других слов нет. И он ей родной. Родной отец! Кошмар! Жалко, что Флориан не врезал ему, так надеялась.

— А мне жалко, что он не сказал даже дочери. Как думаешь, если выкрикнуть невемо на занятии, какая будет реакция учителя?

— Интересно. Но я так делать не буду. Юнона, ты фантазёрка.

— До тебя далеко. Расскажи, что ему написала?

— Что разозлит врачиху, когда переведёт ему. Больше не скажу. Двух зайцев — одним ударом.

— До сих пор не вернулся. Так и ходит? Скоро стемнеет.

— Иди, если хочешь, я дождусь.

— Спятила? Я тебя не оставлю. Подумай, это дерево не самое надёжное укрытие. Заметит — догадается. Эффект будет не тот. А если уйдёшь, сможешь представить какую угодно реакцию.

— А ты права. Думаешь, он будет счастлив? Хоть ненадолго?

— Вот и пофантазируй. У тебя же фантазия — космос!..

***

Тени оформляли причудливыми кружевами маленькое пространство, украшенное веерами. Лампа рассеивала узоры плетёного абажура и тепло заливала прилавок. Свет ложился на записку, распадаясь волнами в радужный спектр от преломлявших луч линз новых очков.

«Si etiam omnes, ego non! [6] PS. Взамен, себе забрала один веер».

[6] (лат.) — Даже если все, то я — нет.

Глава четвёртая

Ретроспектива

«Слишком открыто, коршуны. Ваш протяжный, жалобный стон не заставит взлететь эту стаю неумных городских птиц. Рискнёте ли? Тут, в самом центре, броситься на свою беззащитную дичь? Во времена послевоенного хаоса добыча была здесь другая. Я помню!

Длинный флагшток и простынь, что при ветре изображала флаг с нарисованным символом «Госпиталь», — пункт выдачи угу-манитарной помощи и место встречи неведомо как чудом выживших.

Помню, палатки покидали они неохотно и стекались сюда. За пайкой. И к спискам, что менялись периодически, когда кто-то из медперсонала дополнял их новыми именами опознанных.

К кострищу за полевым госпиталем солдаты никого не пускали, и мирные только смотрели в ту сторону, кашляя от пропитавшего воздух осадка палёной гари. Я помню! Кто-то куда-то всё время передвигался. Тихо. Поодиночке. Но курили они чаще группой. Всё хорошо это помню. Само как-то замечалось, пока терпеливо я ждал, наблюдая с флагштока за ящиками возле военного модуля фельдъегерской почтовой службы и штабной палатки дежурного отряда солдат.

Угу! «Гангер», — бубнили там иногда охрипшие голоса, моё отвлекая внимание. Солдаты постоянно выходили наружу по каким-то своим делам. Кто-нибудь да останавливался и заглядывал в один из четырех моих ящиков. Не заколоченный — ещё не заполненный, как остальные три. Патрульные коршуны продолжали подбрасывать трупы задушенных ими во́ронов. И те лежали на земле, пока кто-нибудь не швырнёт уже в ящик.

Я помню, как раздражала эта вся суета — оттуда, обратно туда — и заставляла нервничать мою осторожную дичь. Крысы! Умные. Хитрые. Проницательные. Охота на них — искусство. Но мне даже очень нравилось, когда в самой точной атаке я в чём-то вдруг ошибался и таки осекался. Я помню! Тот мимолётный взгляд, что ловишь в короткий миг — взгляд упущенной, выжившей дичи.

Вам, коршуны, того не дано понять, и от любого голубя такого бессмысленно ждать».

Белые стены пятиэтажной больницы окрасились в алые полутона в лучах закатного солнца. На куполе крыши вот-вот зажжется подсветка, и пылающую чашу в объятьях змеи хорошо будет видно на флаге даже тем, кто не рождён убивать во тьме. Время идёт, хоть и незаметно. Наблюдая за коршунами из окна, старый филин чутко ощущал это, ведь уже тринадцать минут, как он пропускает кормёжку.

Внутри кабинета Советника изменилось несильно: лишь стали острее тени да отодвинутый тюль колыхался рядом живее. Он понял это, развернув голову на сто восемьдесят градусов. Время здесь словно остановилось: Астра Инса так и сидела с закатанными глазами в кожаном кресле Господина, а солдат, напротив неё, обвисал на стуле в той же безжизненной позе с открытым ртом. Толстый бумажный свёрток с красной печатью «Сокрыть» лежал на столе между ними, на том же месте. Ни намёка, что бы указывал на скорое окончание встречи, отчего напряжение плеча, на котором сидел филин, стало передаваться и ему понемногу.

Мах Авест повернул голову на Советника. Уго Бланка стоял у окна со скрещенными руками и ногами, прислонившись к подоконнику. Глаза были закрыты, а бледные губы сжаты. Прядь серых длинных волос, схваченных в хвост всегда аккуратно, сейчас выбивалась за ухом. Он думал о чём-то эти полтора часа. Однако белая дымка ауры, защищавшая дорогой костюм и тело под ним от когтей, сохраняла первосортную энергетическую плотность. Господин не терял концентрации и знал — на него смотрят.

Крики коршунов за окном и тиканье брендовых наручных часов «Тикирон», — что чуткий слух улавливал превосходно, — только и нарушали статичную тишину. Мах Авест повернул голову и взглянул на стол. Стакан с недопитой водой, который солдат отставил, когда в кабинет ворвалась Виолетта, привлёк внимание.

Вариант, где он, перелетая на присаду возле рабочего места Господина, невольно касается стакана маховым пером — показался неплохим способом напомнить Советнику о себе. Однако идея неожиданно упёрлась в солдата. Грязная форма и обветренное, изнурённое лицо говорили о длинном пути, а пересохший рот, открытый полтора часа, — о явном желании пить. Лишить беднягу этих несчастных глотков будет не иначе как подлость.

Мах Авест взглянул на жетон, свисающий на цепочке с шеи солдата. Прочитал номер. Повернул голову и под монотонное тиканье даже решил вздремнуть, когда хрип и кашель вдруг вырвали кабинет из временно́го застоя.

Советник открыл бледно-серые глаза и синхронно с филином посмотрел на оживших: Секретарь потирала виски, а солдат уже жадно глотал свою воду.

— Можно воды? воды… — обратился он.

Мах Авест взлетел. Сделал круг под потолком и спланировал на присаду. Ещё в полёте заметил, как Господин взял графин из буфета рядом с окном и зашагал к столу. Острые глаза не могли поверить: Советник отдал солдату графин и ничего не сказал, когда тот стал хлебать из горла. Очнувшись от дум, очевидно, Бланка отнюдь не расслабился. Пытливый взгляд на Виолетту служил тому доказательством.

Солдат громко глотал, забыв, кажется, обо всём на свете. Астра Инса поморщилась и подняла глаза на Советника.

— Да, Уго, он сказал правду. Этому предшествовала энергетическая волна. Постовых отключило сразу. Что было в этот кусок, я, понятно, не видела. Очнулся четвёртым. Кроме Неба, остальные стояли у Озера. Только кролик, Уго, никого больше. Белый, розовоглазый — он альбинос. С виду обычный. Ещё с берега пытались установить: человек это, животное или демон. Один или нет. Не смогли, паниковали, сенсоры не распознали, что от него исходит.

Советник глянул на свёрток.

— Вместе пошли в центр Озера. Кролик так и не сдвинулся: держал в зубах вымпел и только дрожал. Когда постовые приблизились, в розовых глазках я увидела полный кошмар. Поиски ничего не дали. Вокруг Озера — голая равнина, даже трава не растёт. Вышки осмотрели. Никого.

— Кто тогда разрубил нашу станцию? — Советник нахмурился, морщина между бровями стала заметней.

— Может, Гангер? Его шутки? Лишил вышку связи с Центром. Только нашу вывел из строя. Вспомни лица Конгов, когда Аврора сказала, что мы не в теме. Выставил дураками! Напрасно Ярулла тревожился, что Война испепелит Ходоку Душу и превратит не понятно в кого. Как по мне, он такой же придурок.

— Рассёк титаносплав, закалённый аурой? Для шутки ущерб не смешной.

— Я в шоке! Он спас Мир, а ты уже посчитал, во сколько обойдётся ему диверсия.

— Это на него не похоже. Гангер никогда ничего не разрушал.

— Намекаешь, не он? Я видела сообщение, уж поверь, это Ходок, сто процентов. Кролик — обычный питомец. Ты же знаешь, он с ума сходил по зверям. Любил больше людей.

— Не обобщай. Ради двух пожертвовал и мечтой, и свободой. Для меня очевидно, кому подарил он Мир.

— Эй ты! Может, хватит! — крикнула Виолетта солдату, про которого, казалось, забыли.

Солдат поперхнулся, закашлялся. Прежде чем Секретарь успела отстегнуть замечание, его громкая отрыжка потрясла кабинет. Лицо Виолетты исказилось брезгливой гримасой.

— Уго! — Она с негодованием посмотрела на Советника.

— Простите, — стушевался солдат.

Персон у стола обдало ветерком от бесшумного маха крыльев — Мах Авест издал низкое энергичное хохотание: «Угу-гу-гу-у!» Виолетта закатила глаза. Бланка вздохнул, коснулся солдата и сказал:

— Иди к Альфа. Прими душ, поешь, поспи. Понадобишься, разбудят. Даю тебе завтра увал.

— Надеюсь, он не болтает во сне? — бросила Секретарь, глядя на свои красивые ногти. Солдат хотел ответить, но Уго выражением лица дал понять, что не стоит.

Солдат поблагодарил, ещё раз извинился и вышел. Как только закрылась дверь, Виолетта сказала:

— Второй развод, по ребёнку от каждого брака, половина доходов уходит на алименты. Даже на вышку к Озеру, куда обычно не рвутся, дежурить вызвался сам, лишь бы подальше от бывших. Он полный неудачник! Хотя как солдат, исполнительный.

— Я не люблю копаться в чужом белье, Виолетта.

— Ты же у нас святой. Настолько же, насколько и скучный.

— Оливия пока не жаловалась.

— Твоя жена тоже святая. Я дочке ваше семейство, бывает, ставлю в пример. Ах, да! Что ещё за история, Брюс Ингрид отправил в Приют? Он у тебя нормальный? Ингрид звонила, довёл её просто до слёз! Толком не расспросила, решала вопрос с санитаркой. Кем мнит себя твой сынок? Он просто Староста курса, а думает, что АрКонг? Я в шоке! Никого из Бланка нельзя допускать до власти.

— Твоей дочери давно пора свои проблемы решать без тебя. А мне и подавно нет дела, из-за чего плачет Ингрид.

— Когда Аврора умрёт и ты полезешь на Пост, мой голос ты не получишь. Поддержки тоже не жди. Тебе же нет до нас дела.

— Совет через час, решила меня разозлить? Сама им хочешь докладывать?

— Могу кое-что доложить. ЦуКонг лишена всякой совести. Я убедилась вчера, когда зашла по протоколу. Открыла мне в одних стрингах, считай, вообще голышом. Я в шоке! Сто процентов, у ней с Ходоком что-то было. Недаром Страну представляет, где обитал демон Блуд.

— Не брякни об этом дочери.

— У меня голова в порядке, в отличие от жёнушки Хоппера. Похоже, его кучерявая опять на что-то подсела. Никак не могла достучаться. Особо и не хотела — мечтает завалить меня в койку. Вчера даже встретить не встал. В постели лежал и рэп свой дерьмовый слушал. Наушник снял и на дежурный вопрос сказал ничего не нужно.

Бланка взял графин и направился к буфету.

— Хоть не пришлось идти к Мэю, заселился в отеле. Знаешь ведь, без свидетелей лучше к нему не соваться. Видать, у Миледи климакс. Не удивлюсь, если и к Авроре ревнует.

Советник поставил графин на полку и сухо спросил:

— И про Яруллу? — Он открыл дверцу тумбы, Мах Авест повернул голову.

— О-о-о, это вообще история! Они с Авророй курили, слышала краем уха, свадьба его старшей дочки так и не состоялась. Из-за чего, не ясно — он на меня покосился, сразу же отошла. Четырнадцать лет девчонке, всего на год старше Ингрид, а уже мужа толкают. Нет, это полный кошмар! Жених сбежал, сто процентов. Там ещё то гнездо. У Наби не все точно дома — снова жену завёл! Две первые — хуже змей. Ненавидят друг друга, а он к ним третью привёл. Ещё молодую, к тому же. Посмотрим, как долго она проживёт.

Бланка подошёл к присаде с металлической банкой. Цыплёнка на крышке филин сразу узнал.

— И это меня, Мах Авест, она называет святым. — Советник открыл банку и вывалил мясо в кормушку. — Мне до тебя далеко, Виолетта.

— Чувство юмора — не сильная твоя сторона.

— Стоило заикнуться о Вороне, и ты сразу решила запудрить меня болтовней? Думала, не замечу?

Виолетта открыла рот, но промолчала, закрыла и нахмурилась. Бланка отошёл к окну, поставил на подоконник банку и сцепил за спиной руки.

— Если Гангер теперь разрезает стратегические объекты, то, надеюсь, и на своего бесценного друга тоже смотрит иначе. Такому прощения нет.

— А рыжая тварь не при чём? — вспылила Виолетта. — Всё могла изменить, но ничего не сделала! Надеюсь, Ходок в неё плюнет. Кошмар! Как мог он такую любить?

— Сначала надо понять, где он. Конги примчались только ради него.

— Всегда хотела узнать, какой болтовнёй он смог их зачаровать. Хотя, о чем это я, ведь безродного приютского пацана полюбила даже Глава Великого клана.

Мах Авест выронил кусочек мяса. Советник оглянулся и сдвинул брови.

— Не смей перемывать кости покойной моей Госпожи! Хочешь уязвить? Только не этим, Астра! Душа её была во власти Уныния, она ничего чувствовала — демоны не способны любить!

— Хорошо, хорошо. — Виолетта опустила глаза на ногти. — Хорошо, что твой филин не умеет говорить. Спорить не буду. Сейчас важнее, что докторша узнала про Совет. Аврора строго сказала, чтоб та пока не появлялась. Я подписала отгулы, но тварь сегодня припёрлась. Мы завтракали с Авророй. Ведь знаешь, как она ест — вокруг ничего не видит. Обычно с ней санитарка, но ту я вчера уволила, поэтому пришлось мне. — Секретарь брезгливо прикрыла рот тыльной стороной ладони. — Я никого не видела, поверь, было не до того. Заметила в полном шоке! Она сама заявила, что Конгам не попадалась. Как эта дура узнала? Кто тут у нас ей стучит?

— Видимо, Ингрид. Меня сын вчера тоже спрашивал. Уже весь Атар гудит. Зачем ты сказала дочери?

Виолетта ахнула.

— А как я должна объяснить, что мать не ночует дома? Она бы себе напридумывала! Секретности дано не было.

— Застать Гангера на завтраке? Логично. С чего ещё Конгам собираться в Атаре. — Советник зашагал к столу. — Уверен, и Ворон знает. Их сын в одной группе с Ингрид. Надо усилить охрану, Беласко может явиться!

Уго потянулся к телефону, но Виолетта схватила его со стола.

— Хочешь арестовать? Что ему сделают Альфа? Забыл, кто такой Чёрный Ворон? Кто на первом Этапе надрал этим трём Конгам зад? А если они узнают? Не надо шума! Отправь в дозор Мах Авеста. Заметит — подаст сигнал. Ниллу есть, что терять. Любит своего выродка, не будет рисковать.

— Детей хоть не обзывай. — Советник убрал руку и посмотрел на филина. Сдвинул брови, снова повернул голову и усмехнулся: — Ты назвала его «Нилл»?

Инса растерянно поморгала. Вдруг нахмурилась.

— Мне плевать на Ворона, что бы ты там не думал! Если вломиться и его здесь прикончат, я лично сообщу о том докторше! А тебе предоставлю честь заколотить в какой-нибудь ящик и сбросить с Восточной стены в Разлом, откуда в Атар лезут гады! Не прощу! Никогда! У него был Выбор!

Она бросила телефон на стол и резко поднялась, отчего из глаз слетело, сверкнув, по слезе.

Сумерки

— Душераздирающее зрелище… эти дети.

Уго Бланка с закрытыми глазами сидел в кресле. Белое свечение ауры в центре лба бросало отблеск на лакированный стол и казалось звездой в полумраке кабинета, что постепенно погружался в сумерки.

— Думаешь, на суде Аврора сказала искренне, что от живо́й твари больше пользы? Не верю. Она любила её как дочь, и даже после предательства не смогла вырвать из сердца.

Виолетта стояла у окна со крещенными на груди руками и наблюдала за колыханием флага больницы, чей купол опоясывала красная подсветка. Легкий ветерок цеплял аромат её цветочных духов и с хвойной свежестью Атара заполнял кабинет букетом нежных запахов. Облака медленно наплывали на вечернее солнце, и алые лучи вытягивали тень Секретаря, разрезая пространство.

— Ответить могут матери, что смотрят, как она лечит их покалеченных демонами детей и детей, рождённых из-за демонов инвалидами. Сжимают ли её Душу эти безмолвные взгляды?

— Я тебя умоляю! Она счастлива, Уго. На что жаловаться? Работает по профессии, получает прилично, живёт с любимым любовником. Надеюсь, помнишь, он ей не муж? И никогда не станет. Его больше нет, даже на бумаге.

— Их связь многим прочнее официальных уз. Они всегда будут вместе, пока не умрут в один день. Она родила ему сына и спасла Душу. Не веришь, что Ворон мог её полюбить?

— Никогда! — Виолетта обернулась. — Вина это всё, чем может тварь подавиться! И даже эту кость ей подкинул Гангер, что пожелал им счастья, а Ворон хотя бы тем решил перед ним искупиться! Знает она? Конечно! И глубоко плевать. С Беласко быть — такой не могло и присниться! — Тень скрыла половину лица, в освещённом глазу задрожала слеза. — И поделом! Унылое Nevermore с низкосортной любовницей да ущербным сыном — страшнее любой из пыток. И смерть не спишет того. Душе его ни тут, ни там не отмыться! — Она быстро отошла от окна и исчезла в темноте.

Растянутые по небу облака неоднородно впитывали алый свет последнего дня сентября. Смыкающий кабинет полумрак понемногу лишался следов уходящего солнца. Бланка открыл залитые аурой глаза. В сумерках кабинета сияло теперь три звезды.

— Демоны так и шепчут. Любой из семи — Начало заложено в нас. Когда в Душе слышу подобный шепот, повторяю слова Авроры, после оглашения им приговора: «Ходок не сможет больше ни в чём меня упрекнуть». — Свечение на лбу медленно угасло, глаза перестали сиять, фигура Советника слилась с темнотой. — У них дома на кухне и в спальнях горит свет. Он и сын там.

Щёлкнул выключатель, на потолке зажглась лампа.

— Уверен? — Секретарь отошла от двери.

— Мах Авест, не смотря на солидный двухсотлетний возраст, видит остро. Шакко Кара в больнице и не кажется подозрительной. Потеряла очки. Однако даже ребёнок в инвалидном кресле не удивлён, что доктор их забыла на лбу.

Виолетта звонко расхохоталась.

— Но нельзя расслабляться, речь о Беласко, — спокойно продолжил Советник. Инса притихла. — Пусть он на себя давно плюнул, и эти пятнадцать лет оттачивал Мастерство на веерах да кухне, потомком Великого клана, однако, быть не перестал. Красноглазый Осириус — сильнейший родовой Праксис, что даже ауру демона способен замкнуть на цепь. И разомкнуть…

— Дух его мёртв, он не Воин! Не Славный Ворон, а падальщик, что под покровом ночи подбирает в Зелёном Терминале свидетельства своего Nevermore.

— Даже такой Дух демоны обратили пеплом. Однако сейчас если и сожалеть о чём-то, так это забвении. Мирное поколение обязано знать о его роли в Истории, которую Аврора потёрла. — Уго взглянул на часы. — Совет через полчаса, нам нечего предъявить. Сообщение обещает присутствие. Гангер всегда отвечал за Слова. Мы его пропустили?

— Дозор на Стене круглосуточно. Через врата — только по документам, даже багаж досматривают. За четыре дня подозрительных не выявлялось. Может, ещё не дошёл? Или заблудился? Мы же не знаем, в каком состоянии он вылез из Озера, вдруг он полуживой?

— На станцию сил хватило. Какой смысл ставить на уши всех, если не способен на такой путь? — Уго сдвинул брови. — Я уверен, он не один, Виолетта.

— И с кем? — Секретарь села на стул: глаза округлила тревога. — С демоном?

— Ходок не привёл бы Войну, он больше всех ценил Мир.

— Вытащил непонятного альбиноса, которого даже не идентифицировали как животное. Какую тварь мог привести ещё? С оружием, способным резать суперпрочный металл как масло. О-о-о, это кошмар!

— Возможно, оружие — не все достоинства, какими обладает его загадочный спутник, и скорость — тоже одно из них. — Уго взглянул на окно. — Инцидент произошёл на рассвете. Солдаты очнулись перед сумерками. Сообщение о визите Конгов поступило ещё позже. Целый день до того, как в Атаре был введён режим: «Перехват на Ходока». Гангер был ловок на выдумки, куда только не проникал, будь то дворец, Резиденция или та же тюрьма. Что-то всегда придумывал. Даже в Эдил, к моей Госпоже…

— Какой тогда скоростью должна обладать эта тварь, если до вечера оттуда добралась сюда? Силой ещё и выносливостью! Ведь ей пришлось бы тащить его на себе. Даже Хоппер потратил бы дня, может, два, а в скорости кто с ним сравнится? Мне не по себе, что в Атаре ходит неведомая сущность со сверхъестественными возможностями. — Инса нахмурилась. — Наш неудачник — тупица! Через союзников мог доложить про связь!

— Он выложился на полную, нёс это четыре дня. — Уго посмотрел на свёрток. — Дежурство на Озере — всегда стресс. Даже после спецподготовки, любой, заступая на пост, неизбежно подвергается воздействию совокупности факторов, испытывающих физическое, психологическое и психическое равновесие на прочность. Среда, где одно лицо несёт ответственность за решение целого ряда задач, постепенно провоцирует целый спектр расстройств. Прежде всего, депрессивных.

Виолетта достала из кармана пиджака мобильный и, как в зеркале, стала в экране разглядывать лицо.

— Мёртвое Озеро катализирует рефлексию до мрачной формы, — монотонно продолжал Уго, — создавая иллюзию бессилия перед непостижимой силой. Цикличность подобных мыслей влечёт проявление негативных реакций, сопровождающихся длительным, а после и хроническим перенапряжением. Сочетание с другими факторами, такими как, снижение количества, качества сна, или, как в случае с нашим солдатом — конфликтом на фоне разводов, — ускоряет переход к фазе морального истощения. Время, в течение которого сохраняется способность противостоять таким механизмам — сокращается. Состояние усталости, подавленности, беспокойства — закрепляется. Что, в свою очередь, приводит к снижению иммунитета, развитию заболеваний, а при отсутствии помощи, к тяжелым патологиям и, в конце концов, к смерти.

Секретарь подносила и отводила телефон, поворачивая голову.

— Дежурил почти восемь месяцев и, будучи уже в нестабильном состоянии, пережил ещё больший стресс. Осознание масштаба инцидента, вкупе с отсутствием связи с командным Центром и минимальным сроком на принятие решения о действиях — не способствуют внимательной или адекватной оценке деталей. Другими словами, ошибки возможны, Виолетта.

Секретарь, поглаживая пальцем кожу под глазом, спокойно сказала:

— Обожаю, когда разглагольствуешь в занудной манере. В такие моменты, чем бы бессмысленным я не занималась, сохраняется сопричастность к чему-то преочень умному. — Она посмотрела на Уго. — Я лучше неудачника знаю, что значит стресс. Дочь не вижу который день! Лишь раз приносила одежду! Да крема, без которых некие рыжие вообще не пойму, как обходятся. Ингрид — ребёнок ещё! А я одну оставляю, когда рядом непонятные альбиносы. Утешает, что Юнона ночует. Стресс? Да один завтрак с Авророй — уже стресс! — Она положила телефон. — Ходок мог сам превратиться в демона. Твоя Госпожа стала воплощением Уныния, а Война — это семь таких! Кто такой Гангер? Простой человек! Он ни Солдат, ни Боец и ни Мастер!

— Он Воин!

— Сам сказал, и сильнейший Дух демоны обратят в пепел! — Лицо Советника побелело, в глазах застыло изумление. Виолетта подметила перемену. — В чём дело? — Бланка встал, быстро прошёл к середине кабинета. — Уго, что с тобой?

— Он у Ворона, — процедил Советник и развернулся: глаза остекленели.

— Гангер у Беласко?.. — опешила Секретарь.

Бланка сжал кулаки, затрясся, забормотал:

— Как ты мог, к нему в дом! Прикончу Беласко! У тебя на глазах!..

Виолетта подскочила.

— Ты что?! — воскликнула она. — Прикончишь Беласко? — Плечи вздымались в дыхании. — Совет, Уго! Иди в зал! Такое нельзя без Конгов! А как же его сынишка? Убьёшь на его глазах? Бедный ребёнок! За отцом потеряет и мать — та не смерится, вздёрнется! Мальчишка наткнётся на труп! Останется сиротой, Приют его станет домом, а дети там полный кошмар! Что говорил? Стресс-фактор? Развитие депрессивных расстройств? Долго ли Ян протянет? — Она закатила глаза. — И этого человека я считала святым! Семью этого человека ставила дочке в пример! Ни ты ли говорил, что демоны так и шепчут?

— Достаточно! Ты смогла меня убедить. — Уго подошёл к столу, схватил свёрток. — Что до сих пор любишь Ворона. — Виолетта раскрыла рот. — Отправляйся туда сама. Приведи Ходока любым способом!

— Что-о-о?! — Секретарь отшатнулась.

— Это приказ.

— Заставляешь, зная, чего мне стоит? Теперь понятно, в кого пошел твой сынок. Кошмар! Никаких Бланка нельзя допускать до власти!

Уго открыл дверь и сказал:

— Передай Гангеру — скормлю альбиноса филину, останься он там хоть минуту. Даю Слово!

Глава пятая

Букет

— Виолетта столько хлопотала с этим букетом. Извела флориста придирками: то гортензии слишком синие, то вдруг яркая желтизна подавляет красные розочки; то бутоны какой-то кошмар, то у зелени листья вычурные. Проверяла всё, вымеряла — даже радиус у стола! Не хотела, чтобы букет в его центре смотрелся маленьким. Основательно занималась. Разве он не символ добра? Тогда почему уборщицы перенесли сюда?

Солдат поднял на нос балаклаву и понюхал цветы. Изящный букет на фуршетном столе заливал ароматом длинное фойе у входа в «Зал Собрания».

— Вместо охраны дверей пялишься на Виолетту, — сказал второй солдат, чьё лицо, кроме глаз, чёрная шерстяная маска отряда Альфа закрывала полностью.

— Одно другому не мешает. Обидно, что её труд оказался бессмысленным.

— Собственно, как и наш. Зачем охранять Конгов? В Мире они сильнейшие. Но слышал, охрану усилили. Дёрнули даже солдат, что стерегут Академию. Кто-то может напасть?

— Никто сюда не проникнет. — Альфа вдохнул аппетитный запах стола, заставленного закуской. — Совет впервые в Атаре. Начальству, видимо, хочется себя ощущать на равных.

— Они дотируют нашу экономику и пятнадцать лет шлют гуманитарную помощь. О каком равенстве речь? Авроре плевать на гордость, она берёт для Страны, ведь кроме неё ничего не имеет. Уверен, что-то серьёзное. Почему встреча в Атаре? Даже бюджетная организация стоит нелишних эра.

— АрКонг на своей коляске дальше Резиденции не выезжает. Видимо, везти её в другую Страну ещё дороже. — Солдат посмеялся. — Может, не так всё плохо? Одна сигара Авроры стоит больше, чем еда на этом столе. Я уж молчу про часы Советника. И Виолетта на себе экономит вряд ли.

— Чего ноешь? Жалование меньше моего? Не дают за Задачи премий? Мало денег — иди на Этап. Получишь ранг Бойца, может, купишь часы. Забыл, что они Мастера? И Ветераны боевых действий? У них пенсия, льготы — всё! Разве мало работают? Ты не знал, что наш Секретарь сейчас даже домой не ходит? Сам же видел, насколько она основательно к делу подходит.

— Ты прав. Они участвовали в обороне Атара. Мать упрекает тоже. Говорит, мне повезло. Я был мал и не помню ужаса, что она хватила с лихвой. С трёх лет вместо сказок слушаю, как тут было всё уничтожено: люди, дома, книги, архивы — всё! Стена да Горящая Башня только и уцелели. Вонь от мёртвых, крики живых — демоны устроили месиво, что снится ей каждую ночь. Разрушенный, обескровленный и полностью деморализованный Атар, не успев отойти от шока, получает донесение о наступлении трёх Великих Армий — со всех сторон! Но наши Воины пали, защищая людей от демонов. Страна и Столица оказались открыты. Молния, Небо, Вода — их внезапный союз тогда означал одно — наш конец. Ужас ожидания неизбежного штурма врага Превосходящей Силы, паника среди выживших, затмевавшая скорбь по погибшим близким, осознание неминуемой и жестокой смерти от захватчиков, ослеплённых ненавистью, — сводили с ума даже тех, кто ещё сохранял рассудок. Огонь веками считался ведущей военной силой на Мировой арене и был для всех словно Карфаген для Рима. Вот он — единственный шанс! Спалить! Скрошить! Стереть! И посыпать солью! Чтобы Феникс никогда не воскрес из пепла! Надежды на милосердие, жалость, пощаду не ждал даже самый наивный праведник.

Без объявления войны, согласованно, враги обрушились на наши границы, и только мужество солдат, охранявших их, дало Атару сутки на оборону. Как агрессоры точно выбрали время? Шпионы задолго сообщали о внезапном усилении войск и последующем затишье. Армии словно ждали, а старые Конги знали, что в Столице Огня скоро случится беда. Как они предвидели, что два демона вырвутся из оков? Ведь один из них, Чревоугодие, демон самой Авроры.

— Уверен, Ярулла знает, ведь с сестрой прибыл вскоре после атаки демонов и сообщил, что война неизбежна. Наби Рида сверг в Заре брата, захватил власть и отменил приказ о нападении. Войска Земли остались в своих границах. ЯкКонг выступал на нашей стороне как самостоятельная боевая единица. Его роль в Истории Огня невозможно переоценить.

— Он защищал Гангера. Умри Ходок от пыток, неизвестно, чтобы сделал Ярулла.

— Смерть Гангера лишила бы Атар шанса на спасение. Его Мастерство приняло штурмовой удар. Поразительно! Он не был даже солдатом, никогда не участвовал в военных операциях, и та — его единственная. Что и стала началом Мира!

— В одиночку бы не смог. Если бы не Аврора, сразу бы погиб. Невероятно, она сумела контролировать ауру после того, как тело, потеряв демона, стало стремительно нагонять возраст и изменяться. В тех условиях, в отчаянной ситуации взять себя в руки. Настоящий Воин!

— Не стоит забывать о заслуге Советника Барклая. Он оформил идею Гангера в военный план, разработав стратегию обороны. Как и наших Бойцах: Бланка, Астра, Скарабей, Хуффи, Нариман, и тех немногих солдат, выживших после кровавой бойни.

— Столько раз перечитывал «Хроники Обороны Атара». Немыслимая битва! Невероятный Дух! Это самая Славная страница нашей Истории!

— Ты в курсе, что эта книга появилась благодаря Виолетте? Именно Праксис Великого клана Астра позволил вырвать из памяти очевидцев события и задокументировать их. Только представь, сколько раз ей пришлось возвращаться в тот день и проживать кошмар, который куча людей до сих пор заливают выпивкой. А ты говоришь о каких-то деньгах.

— Потрачу всё жалование и куплю ей букет самых красивых роз! Думаешь, есть у меня шанс покорить холодное сердце неприступной вдовы?

— Докину сверху своё, если правда сделаешь это.

— Новому поколению, как мы, не понять в той мере людей, чья жизнь разделена на две Эпохи: Мирную и Военную. Таких, как Виолетта или моя мать.

— Остаётся радоваться, что Великие гегемоны, веками утопавшие в крови друг друга, больше не тратятся на войну и свято чтят Мир. Выступают его гарантами. И неплохо на том зарабатывают, разрешая острые политические вопросы и защищая интересы иных государств на Международной арене. Боюсь представить, сколько стоят услуги таких адвокатов. Дипломатия и торг высшего уровня! Разумный, профессиональный подход. Раздирая Мир тысячу лет на части, они нашли оптимальный вариант сосуществования, не утратив при этом Величия своего статуса. Конги хорошо понимают ценность Новой Эпохи и война — последнее, на чём остановят Выбор.

Мелким Странам война нужна меньше всего. Развивают туризм и торговлю. Доходы многих превосходят наши. Неизвестно, сколько пройдёт времени, прежде чем экономика Огня оправится от масштабного краха. Особенно, если учесть численность населения, что пятнадцать лет назад уменьшилась в пять, а то и шесть раз. Дееспособных — ещё меньше. Если бы Конги не оказывали Атару помощь, возродился бы Феникс из пепла?

— О состоянии дел можно судить по Этапу, что недавно закончился в Заре. Огонь наконец участвовал, и Мир ожидал куда большего, чем мы смогли показать. Я так наделся, что Маршалл там всех порвёт.

— Клоун МиКонга — просто имба. Потрясающая победа! Маршалл взвесила шансы и не стала позориться. Поступила умно́, ведь иначе разочарование Мира оказалось бы полным.

— Хоть увидела Зару. Ярулла всё проводит с размахом. Эх, побывать бы там! Встретить красавицу, как из сказок «Тысяча и одной ночи». А может и не одну!

— Хочешь походить по Миру, как Ходок?

— Сомневаюсь, что поживу в каждой Стране, у меня же нет его Мастерства.

— Простой приютский пацан, даже не курсант, как-то раздвинул границы возможностей, настолько, что в пятнадцать лет спас Мир. Что с тобою не так?

— Когда слышу, каким обыкновенным он был, думаю — а так ли? В учебниках пишут, мечта о Прекрасном Мире возникла после Музея. Сотрудники Приюта организовали выход детей в рамках плановой учебной программы. Рассказывали о Великом Наследии Прошлого — знаниях, что сохранились, спустя тысячу лет, как демон Война уничтожила десять миллиардов людей и изменила Мир до неузнаваемости. Архитектура, традиции, произведения искусства — Ходок слышал впервые про эти сокровища, оставленные тем человечеством, которое и породило бесконечными войнами Непобедимое Зло. Невероятная! Утопическая! Сумасшедшая мечта о Прекрасном Мире! Где процветают народы, поражающие воображение самобытностью и природой. Прекратить Эпоху войн и сделать Мир таким, путешествовать по нему и наслаждаться жизнью! Почему из толпы детей только в одной Душе зажглась такая мечта?

— Может, ответил, если бы видел Гангера на фотографии. Но их нет. Остаётся судить по словам тех, кто знал его, кто общался. Никто не описывал Ходока каким-то невероятным. Плохого в нём было не меньше, чем и хорошего. Подчёркивают одно — он ловко умел присесть на уши. Думаю, Гангер смотрел шире, чем остальные. Ни один из семи демонов Войны не сумел его искусить. Он видел больше и глубже, чем недовольные люди, и осознавал ценность своей единственной и конечной жизни. В его мыслях, желаниях и поступках доминировало созидательное начало. Возможно, потенциал такой светлой Души угас бы со временем, не раздвинь он кругозор. Что доказывает, насколько важно Просвещение. Невежество — главный враг Гармонии нашего Мира!

— Ставлю сотню, что это слова Амиго!

— Но я с ним во всём согласен.

— Даже в том, что Ходок — перерождение Великого безымянного Героя?

— Нет, это чушь. Амиго ослеплён фанатичной любовью, его иногда заносит. Воин, сохранивший тысячу лет назад остатки Мира, заключил с Войной сделку и разделил её ауру на семь разлагающих демонов. Они испепелили его Душу, от неё ничего не осталось, переродиться она не могла. По легенде, даже тело Героя стало пеплом, не способным умереть или жить. Он обречён на вечное существование. На войне многие солдаты, будучи на грани жизни и смерти, видели мрачную фигуру, наблюдавшую за умирающими. Может, это Герой? Нет точных описаний, но в легенде говорят, как о женщине. Выжившими тысячу лет назад были дети, разной расы и возраста. Возможно, она, словно мать, пожертвовала собой, желая спасти эти светлые Души?

— Образ Героя собирательный и не привязан к полу, поэтому выбран Инь Ян в качестве Символа. Гармоничное Начало, с которым рождается каждый.

— Его почитают везде. В какой-то мере объединяет, согласен?

— Главное, чтобы это ощущали Правители. Конги, что направляют сегодня Мировую политику, не бессмертны. Дружба с Гангером делает их союз прочным. Как знать, может, завтра их место займут тираны. — Альфа вдохнул аромат цветов и опустил балаклаву. — И демон Война снова начнёт шептать…

Conscientia [7]

— Свёрток у Авроры.

— Святые Небеса! Надеюсь, она не съест кролика.

— Соня, тиши, тут охрана.

Альфа смирно стояли по сторонам от двухстворчатой двери и устремляли невидящий взгляд мимо фигур, шагающих по фойе.

— В лаборатории Кубика малыш протянет подольше. — Лёгкая походка изящно развевала домино, брюки и рубашка облегали стройное тело. — Честер наклонирует сотню, пусть этого только отдаст. Вряд ли она устоит от моего блестящего предложения: твой муж лично замаринует тушки и даже с нею отужинает. Ты же не против?

— Очень смешно.

Пронзительный смех Цукары прокатился среди филенчатых стен. Солдаты не шелохнулись. Зуна Ламберт лизнула накрашенные ярко-розовой помадой губы. В мармите на фуршетном столе скользнуло искажённое отражение её плоской фигуры в белой вискозной блузке.

— Гляди-ка. — Цукара остановилась и кивнула на порционные тарелочки. Подошла и взяла меню с ленточкой. — Суп: сырный, грибной; бутерброды с сёмгой; салат «Восток»; десерт «Орешки»; мясное канапе с маслинами; морс брусничный; блины фаршированные творогом; фрукты; мёд; чай листовой; кофе; вода негаз. «Кристалл». Святые Небеса! Надеюсь, Ярулла помолится всем Богам, и АрКонг не прихватит стол с собой в зал. — Она хмыкнула. — Виолетта всегда на высоте, как оформила, умочка! — всё в цветочках. Давно к нам хочу вербонуть. Вот проводим Аврору к ангелам, так и займусь этим сразу.

— ЦуКонг! — Зуна выхватила меню и криво улыбнулась. — Ребят, она не всерьёз.

Альфа не проявили реакции.

— Деферт с орефками — ничего, пофробуй.

— Сыпется, салфетку возьми, что о тебе подумают?

— Видела, как ест Аврора? — ЦуКонг хохотнула, крошки прыснули на каре Зуны. — Чревоугодие, словно цепень, годами томил её голодом, но та соблюдала диету, даже постилась. Была некурящей трезвенницей. Зато теперь, Святые Небеса!

— Посмотрим, как зачавкаешь в семьдесят.

— Сколько бы продержалась, засунь в тебя того демона? Я бы плюнула сразу, мела бы как пылесос. На меня не надо надеяться.

— Меняйся тело, и вечность бы продержалась. Твоё ПП [8] и демон бы соблюдал. Авроре повезло, что подселили в двадцать. До старости прожила молодой фитоняшей.

— Чревоугодие никогда бы не сунула. Если выбирать из семи, то, конечно… — Зуна заткнула рот канапе. — Фу! Оливка! Как Линда от них балдеет? Она у тебя извращенка. — Цукара заметила, что Альфа косится на Советника, и спросила, жуя: — В чём дело, малой? — Солдат перевёл на неё дежурный взгляд. — Тоже любишь оливки?

— Никак нет, Госпожа ЦуКонг, — отчеканил Альфа.

Цукара взяла со стола канапе и повертела за шпажку.

— Обращайся, солдатик, разрешаю. О чём задумался?

Альфа медлил. Цукара нахмурилась, и он таки заговорил:

— Простите, Госпожа, я не должен, но услышал, Госпожа АрКонг, до того, как вырвались демоны…

— Извини, малой, если хочешь знать, как спали цепи, сразу пошлю тебя… — Она улыбнулась. — …к Авроре, конечно. Может, расскажет, согласись ты с нею отужинать.

— Дай ты закончить, раз прицепилась.

— Прости-прости.

Во взгляде солдата витало явное сожаление, что не удалось отмолчаться.

— Госпожу видел только такой, фотографий нет, всё уничтожили демоны. Она Великий Воин, но сегодня её внешность так диссонирует с Образом…

— Святые Небеса! Зуна, слышала? Она диссонирует! Скажи, малой, кто такой Воин? Не понравится ответ, пошлю тебя…

Солдат потупил глаза.

— Госпожа, раз задали этот вопрос, боюсь, уже не ответил. Разрешите промолчать, не хочу позориться…

— Ловко выкрутился! Держи оливку. — Она протянула канапе. Альфа сконфужено взял. — Глотка, что не ведает меры, обречена на муки. Аврора отличается тем, что обжирается по собственной Воле. Это плевок в морду Чревоугодия. Кто тридцать пять лет сохранял вид под гнётом демона, но не менял Душу вопреки ему, что ни на есть идеальный Образ, солдатик. — ЦуКонг похлопала его по плечу, открыла дверь и зашла в зал. Зуна прошагала следом.

Дверь закрылась, в фойе повисла тишина. Второй Альфа за время беседы не шелохнулся, словно не слышал, о чём говорили рядом. Первый солдат застыл, глядя на канапе. Спустя минуту, приподнял маску и засунул угощение в рот.

— Ты полный кретин, — не удержался неподвижный Альфа, не изменив позы.

Приглушённые голоса в коридоре заставили проглотить ещё непрожёванное и опустить маску. Шпажка выпала из рук, но солдат торопился и не заметил.

— Аврора не согласится. Даже в памяти, демон для Виолетты — кошмар. Мозги кролика…

— Здесь тоже солдаты.

— Ма́ка-ка́ка, какого хера везде наставила уши!

Бра с красно-матовыми плафонами, что окутывали фойе тёплой гаммой, нервно замигали.

— Может, залетит Чёрный гость? — шепнул ЯкКонг.

— Не такой уже, слышал, и чёрный.

Бра перестали мигать. Два Конга шли по фойе: свет лоснился по гладким домино. Они остановились у стола, когда одна створка приоткрылась и показалась Зуна: её тень растянулась до них по паркету; яркий проём озарил лица обоих.

— Да, моя Госпожа, вы правы, не случайно мигал. Господин Кевинкисс действительно в фойе. Господин Наби тоже.

— Зуна, давай поздоровайся и тащи скорее тарелку.

— Так точно, моя Госпожа, сейчас метнусь. — Зуна вышла, шагнула к столу и вскользь бросила: — Добрый вечер, Господа.

— Захвати морсик! — донеслось с эхом из зала.

— Будет сделано!

Смешок Цукары отозвался в фойе.

Зуна налила из графина морс. В одну руку взяла стакан, в другую — тарелку с десертом, повернулась. Замерла. Развернулась обратно. Разведя в стороны руки, наклонилась. Из контейнера с ленточкой вытащила трубочку ртом. Выпрямилась. Опустила её в стакан, оставив след от помады. Прошагала к двери и, подцепив ногой, захлопнула за собой. Свет исчез с лиц наблюдавших Правителей. Замигали бра.

— «Многие женщины являются на спектакли только для того, чтобы самим обратиться в зрелище» [9], — сказал Ярулла.

РаКонг усмехнулся, свет успокоился.

— Цукара никогда не отличалась терпением. — Он посмотрел на солдат. — Парни, сделайте одолжение, свалите в зал, посторожите флаги.

Альфа переглянулись.

— Эм, флаги?.. — переспросил один, но другой ему кивнул.

Альфа скрылись за дверью. РаКонг подошёл к столу.

— Праксис Виолетты выяснит, кто прибыл оттуда, с ноги выбив дверь, пока все лежали в отрубе. Узнаем мотивы, кто этот зверь, узнаем, что выдумал наш Гангер. — РаКонг взял бутылку воды, открутил крышку. — Возможно, узнаем, как жил он по ту от нас тёмную сторону. — Он сделал глоток.

— Надо убедить не Аврору, а Виолетту, — сказал ЯкКонг, перебирая костяные чётки с золотой привеской. — Пятнадцать лет назад она переступила через страх и увидела в памяти филина, как Беласко убил Сирин Бланка. Описала, как драл на куски, ломал руки и ноги; оторвал язык, а глаза… скормил мёртвому демону-ворону. Упокой её Душу Боги! — Он сжал чётки и поднёс ко рту: золотая привеска блестела, крутясь по оси.

— Ма́ка-ка́ка, немыслимо, что умерла. За двести лет с демоном, Сирин стала с ним одним целым и сгубила много людей, доведя речами до смерти. Воплощение Уныния! Никакие в Мире молитвы не спасут уже эту Душу.

— Разве гибель бессмертного тела не доказывает обратное? Её чувство к нашему другу — есть спасение несчастной Души. Любви под силу даже демона обратить в человека.

— А ненависти — человека — в демона. — РаКонг отёр кулаком губы. — Скормить глаза — та ещё метаморфоза. Никогда не пойму, ма́ка-ка́ка, почему Ходок оставался до конца ему предан.

— Он единственный, кто не менялся. Душа, Дух, его Воля и Выбор. С ним никто не сравнится. Верю, что он всё тот же. Я за это буду молиться.

Снова открылась дверь. В светлом проёме возник силуэт Цукары со стаканом в руке.

— Парни, извините, что отвлекаю, но зачем пацанам приказали пофапать [10] на флаги? Они нас с Зуной смущают, принимайте ребят обратно. — Она кивнула через плечо. Солдаты вышли и встали по местам. — Закрыть или захо́дите? — ЦуКонг громко втянула остатки морса со дна стакана.

Ярулла вздохнул и сказал:

— Воистину, Люмина — обитель Блуда. — Он зашагал к двери.

— Цукара, ты когда повзрослеешь? — РаКонг глотнул воды и под закатистый смех ЦуКонга направился в зал.

Спустя пять минут один солдат не выдержал:

— Ты это слышал?

— Нет, далеко ещё были, не понял, про что говорили.

— Я про флаги. Она сказала…

— Нашёл, блин. Ярулла шепнул: «Залетит». По губам разобрал. Вряд ли филин. В зале никого не заметил? Я что-то не то ощущал. Похоже, там кто-то лишний.

— Бред. Вход под охраной которые сутки. Окон нет, стол да колонны. Мимо Альфа никто не проникнет.

— Не похоже, что человек, я бы понял.

— Окажись там кто — всем постам попадёт. Сообщи командиру, он доложит Советнику и направит наряд. Прочешите и обыщите, найдёте, где спрятался гад.

Солдат задумался, но отвлёкся, заметив шпажку. Наклонился и поднял.

— Да, это бред, согласен. Может, ЦуКонг сбила с толку? Аура — просто бомба! — Альфа покрутил шпажку. — Потому и её не почувствовал…

Голос из коридора заставил солдат застыть по стойке.

Сменяя Эпохи, рождается Тьма.

Вдыхает пепел её следов Мир,

В цепях Войны. За ними Чума

Свистит ворон на голодный пир.

Сменяя Эпохи, рождается Тьма… [11]

АрКонг появилась на коляске в сопровождении Советника и Ю Мэя.

— И так по кругу, МиКонг. Твой Боец хорошо себя показал. Но шоу ради шоу отнюдь не большая ценность. Столь суровые соревнования должны нести юному поколению Великий смысл. Ибо им суждено сохранить наш Прекрасный Мир. Или его разрушить. — Они остановились недалеко от стола. Аврора засунула в рот сигару, Бланка чиркнул зажигалкой и поднёс огонь. — Погляди, МиКонг, какие у меня растут мо́лодцы, — раскурив, сказала она, глядя на Альфа. — Мои детки скоро всем зададут там жару. — АрКонг выпустила петлю дыма, похожую на птицу. — Может, ещё доживу до следующего Этапа…

[7] (лат.) — осведомлённость, сообщники, соглашение.

[8] Правильное питание.

[9] Публий Овидий Назон, древнеримский поэт.

[10] (жарг.) — мастурбировать.

[11] Автор — Фортуна Геза.

Глава шестая

Вопросы

Просторный зал впитывал запах табака с острым оттенком корицы. Подвижные формы дыма наслаивались одна на другую, лениво поднимались и обволакивали большую многоярусную люстру. Её сверкающие подвески создавали на потолке удивительный узор яркого света.

Ряды колонн обрамляли полукруглый интерьер, отбрасывая на тёмно-вишнёвый паркет и панели одинаковые бледные тени. Симметричные части колоннады разделяла открытая стена. Символ Инь Ян украшал её середину. Флаги Пяти Великих Стран выстраивались под ним ровной линией, подчёркивая официальный статус собрания.

Лакированная поверхность круглого стола отражала люстру ярким пятном, в центре которого вместо цветов лежал свёрток с красной печатью «Сокрыть». Шесть сидящих персон обращали к нему внимание, когда Уго Бланка прерывал речь за кафедрой, чтобы откашляться. И чем плотнее стягивал воздух дым, тем чаще он это делал.

— Кхм!.. Следует подчеркнуть, что животное подавляло страх: не пыталось сбежать и не выпускало сообщение. Солдаты дозора не сумели извлечь вымпел из пасти. Кролик проявлял беспокойство, и более активные меры могли привести к царапинам и заражению действующих лиц. Появление существа из безжизненной среды отвечает подобным рискам.

Кхм!.. Вопреки инстинктам, побуждающим избегать контактов в стрессовых ситуациях, кролик послушно исполнял роль приманки. Подобное поведение демонстрирует проведение с ним подготовительной работы третьими неустановленными лицами. Следовательно, действия наших сторон заранее были просчитаны.

Кхм!.. Логика событий указывает на наличие у визитёра чёткой цели, которую мы условно обозначили как «Внимание». Вместе с тем, можно наблюдать и алогичность действий, в частности, ликвидацию станции связи. О характере повреждений упоминалось выше.

Кхм!.. Стоит отметить, что за шестьдесят четыре часа признаков слежки замечено не было, как самим солдатом, так и Мастером, проводившим анализ событий посредством проницания в разум. За семьдесят восемь часов с момента инцидента неустановленных лиц, прибывших в Атар, не выявлялось. Пограничные и гражданские службы Огня были переведены в «Красный режим», кодовое — «Перехват на Ходока». Поиски в зоне «Зелёного Терминала», с Юго-востока до Юго-запада за Стеной, результатов не дали — отряд Сенсоров проверил лес уже дважды. Крайний раз непосредственно после прибытия солдата в Атар.

Кхм!.. Обследованы склоны, от подошвы до вершины по линии гор с Запада до Северо-востока, и Разлом на Востоке. По всем направлениям доклада об обнаружении людей не поступало.

Кхм!.. Оснований полагать, что лицо, совершившее акт порчи станции связи, находится в Атаре или на прилегающей территории, у нашей стороны… Кхм! Кхм! Кхм!.. — Бланка глотнул воды из стакана. — …не имеется. Благодарю за внимание.

Звенящая тишина повисла в зале.

Толстая сигара с каждой тягой высасывала Душу тлеющего табака. Обугливаясь, мерцающая граница навсегда меняла положение и отмечала пеплом пройденный путь. Танец Души с острым оттенком корицы источался из приоткрытого рта. Подвижный фантом поднимался мимо левого глаза и растворялся в пространстве.

— Мои дорогие гости, на правах председателя принимающей стороны предлагаю перейти к вопросам. — Прокуренный голос эхом отозвался вокруг. АрКонг улыбнулась, обнажив серебряные коронки. Она расплывалась в инвалидном кресле внушительной жирной массой.

— А где Виолетта? — От мощного баса РаКонга люстра, казалось, вздрогнула. Мускулистое тело удобно располагалось в кресле: правая рука опиралась на подлокотник и кулаком утыкалась в скулу.

Бланка собрался ответить, но АрКонг подняла палец.

— Вопреки желанию присутствовать на Совете, я отпустила её домой. Моя Инса хорошо работала эти четыре дня: выполняла текущую работу и занималась организацией встречи, выделяя на это личное время, которое посвящает семье. Конечно, учла я и работу с солдатом, проведённую с полной самоотдачей. Физические и психологические нагрузки неизбежны после такого сеанса.

— Опрометчиво. Ранг Мастера и должность Секретаря допускает подобное. Особенно, если оно форс-мажорное. Её присутствие могло устранить главные неопределённости.

— Каким образом?

— Таким. Проникнув в разум участника событий. Я говорю о кролике. Его память содержит информацию обо всём, что случилось. Извлечь её и озвучить — очевидное, что следует сделать.

Аврора задумчиво втянула дым.

— Поддерживаю, — сказал ЯкКонг. Он величественно сидел в кресле, разложив на подлокотники руки с намотанными чётками на правой кисте; золотая привеска блестела в свете люстры. — С каких пор усталость, нагрузки и семья несут такое значение? Причина находиться здесь недостаточно важная? Речь идёт о Гангере.

Аврора выдохнула дым.

— Использовать Праксис Виолетты на зверёныше из Мёртвого Озера? — ЦуКонг припустила бровь. Она расслабленно утопала в кресле, откинувшись на спинку. Зуна занимала место справа от неё. — Будь у меня подобная сила, лазить в это я бы не стала. — Цукара посмотрела на Яруллу. — Даже если речь о Гангере. — Она взглянула на свёрток. — Внешний вид и поведение кролика указывают на явную особенность особи. Я уж молчу, что он вылез из тьмы, не отражающей солнца. И в голову этого создания предлагаете засунуть Виолетту? Капе-е-ец. Не имея представления о природе этого существа, о его роли по ту сторону — выдвигать подобные предложения просто безжалостно. Мой подданный, знаменитый доктор Кубик, так поступает с мышами. Которых потом утилизирует в качестве биоотходов. Сомнительный эксперимент на Виолетте может поставить крест. — Цукара покосилась на ЯкКонга. — Семья, Ярулла, имеет значение. Это у тебя — три жены и четыре дочки, с кучей нянек в придачу, а Виолетта, напомню, у своей Ингрид — одна единственная. Если после Праксиса с кроликом у неё потечёт кукуха, заменить её, как мышь из вивария, будет, увы, невозможно.

Окончание речи сопроводил звук льющейся воды. РаКонг поставил бутылку и взял стакан.

— Проникновенно, ма́ка-ка́ка, однако не без изъяна. Жаль, что Чес не сидит от тебя сейчас слева. Он бы напомнил, что данный способ извлечения информации — контролируемый. Опытный Астра, коим и является Виолетта, попадая в мозги, самостоятельно фильтрует, что подсмотреть, а что лучше не трогать. Если бы это было не так, то, копаясь в памяти филина, вместо части, где Беласко истязает Сирин Бланка, ей пришлось бы лицезреть птичьи будни с момента вылупления из яйца.

АрКонг поперхнулась дымом, глянула на Уго. Тот побледнел, как мертвец.

— Воспоминания можно ограничить конкретными эпизодами, — невозмутимо продолжил РаКонг. — Какими, и так понятно. События по ту сторону — сугубо вопрос любопытства. Коим, кстати, Виолетта, сказать надо, славится. Уверен, она первая подумала про Праксис, и только отсутствие приказа руководства лишает её решимости действовать.

— Я помолюсь о её здоровье и попрошу Богов послать ей хорошего мужа, — добавил ЯкКонг.

АрКонг задумчиво улыбнулась и сделала тягу. Уго Бланка стоял за кафедрой с закрытыми глазами и, казалось, думал о своём.

— Что-нибудь спросишь, Мэй? — Аврора выпустила дым.

МиКонг смотрел на свёрток, перекатывая в руке ледяные шарики.

— А как на счёт неба?

— Неба?

МиКонг сверкнул на Аврору серебряными глазами.

— Пограничные службы и охрана следили за небом?

Бланка очнулся и посмотрел на него.

— Вышел кролик, почему не выйти и птице? По небу путь легче, короче. Прибывший мог и сам обратиться. Коршуном, например.

— На то у нас свои коршуны, — ответила АрКонг. — Они чужака встретят сразу и дадут о том знать. Ночью дежурят совы, небо у нас закрыто, но ход мысли мне нравится.

— Гангер таким не владел, — вставил Уго.

— Теперь очевидно, тьма обитаема, — сказал МиКонг. — Вместе с кроликом мог быть кто-то ещё. Не демон, но, может, страж, что охраняет Гангера. Война отпустила бы просто? Думаю, все понимают, шанс, что Ходок такой же, каким его вспоминаем, не высок.

Каждый спрятал унылое, гнетущее чувство по-своему: отпил воды; куснул губы; сжал чётки; выпустил дым…

— На счёт Виолетты. Не буду из себя что-то строить, мне всё равно. АрКонг пусть сама решает, что делать, кого привлекать. Добавлю только, мы пятеро — гаранты этого Мира. Ответственность за него — тогда возложили сами, а значит, если и рисковать, то нам, а не подчинённым. Такая моя позиция.

Окончание речи некоторые проводили с видом, что не расслышали.

Пепел сигары осыпался. АрКонг выпустила клуб дыма и спросила:

— Мои дорогие гости, надеюсь, никто не против, что я так нагло курю? — Она расплылась в довольной лыбе и добавила: — Есть и другой вопрос. Что если Гангер — сам обратился в кролика?..

Гость

Хлопок встряхнул эхом зал, когда Бланка сорвал печать. Белая дымка возникла в центре стола. Объект, сжатый в размере прежде, вернул свою форму и превратился в субъект, чей силуэт обрисовался в исчезающем флёре. Пристальные, самые жадные взгляды с разных концов стола вгрызлись в гостя.

Возвращение из вакуума времени и пространства несло очевидный след: белое тельце с плюшевой шкуркой не шелохнулось, когда Уго хрустнул печатью, сжав невольно кулак. Кролик сидел, съёжившись в той же позе, в какой постовой Огня накрыл его Мастерством несколько дней назад. Глазки оставались зажмуренными, но острый запах корицы оживил влажный носик. Короткие вдохи участились, сигарный дым стал первым его впечатлением.

Вторым — прокуренный голос, разрезавший эхом зал:

— «Пиридам вам привет в Атари», — прочитала АрКонг корявое сообщение на треугольном вымпеле, шнурок которого зверёк зажимал в зубах. Криво нарисованное солнышко с милой улыбкой чуть-чуть заходило на текст.

Прокуренный хохот потряс пространство вокруг. Кролик вздрогнул, поднял ушки и приоткрыл глаза.

Бесформенная масса сотрясалась от смеха, изрыгая клубы дыма из пасти. Сигара, зажатая серебряными зубами, качалась в унисон с жиром и осыпала пепел на потную, покрасневшую кожу нескольких подбородков. В свете люстры, оплывшее, изъеденное морщинами лицо уродовали резкие тени, превращая его в лютую гротескную морду.

Вымпел спланировал на стол, кролик оцепенел с широко распахнутым ртом.

— Какая чудная попка. Определённо, сверхъестественное создание. В нашем Мире просто не существует настолько премилых задниц. Уверена, Кубик с радостью изучил бы её. Впрочем, как и все остальные части. Предлагаю передать его Люмене. Раз уж Атар не желает копаться в этих пушистых мозгах, у нас это сделают с неприкрытым энтузиазмом.

— ЦуКонг, — буркнула Зуна.

— Ходок превратился в это? Чё за бред, ма́ка-ка́ка? Он так дрожит, что скоро, поди, обоссытся.

— Великое Наследие Прошлого сохранило письмена, где кролик выступал символом самопожертвования. Легенда гласит: «Желая испытать животных, Бог явился в виде бедного странника и попросил пищи. Все принесли. Кроме кролика, что не отыскал ничего. „Съешь меня!“ — сказал он, прыгнул в костёр и поджарился. Восхищённый Великой жертвой, Бог перенес его в своё царство» [12]. Принести себя в жертву — на Гангера похоже, но я не верю, что это он.

Легенда вызвала громкое бурчание в толстом пузе АрКонга. Розовые глазки округлились сильнее, а белая шкурка стала будто белее.

— А я читала письмена, где кролик выступал символом порока и похоти [13]. Они чрезмерно плодовиты — шпилят всё, что шевелится…

— ЦуКонг…

— На Гангера совсем не похоже, зато похоже на демона. Похоть, распутство, прелюбодеяние. Страна Великого Неба веками обуздывала развратного искусителя. Мы сможем с ним разобраться. Кубик посвятил много времени изучению разлагающего воздействия Блуда на Душу. У нас есть материалы, что определят демоническое Начало ещё в зародыше. Как знать, может то, что ты громко зовешь сейчас жертвой, на деле не что иное, как растлитель Мирового масштаба с милой пушистой попкой. Угроза Миру! — ни больше ни меньше. Рубить надо на корню.

— Рубить, ма́ка-ка́ка? Не в письменах, но из уст в уста ходит старая легенда о Bunnyman [14] — Человеке-кролике. «Когда-то, чёрт знает когда, в одном городе, что ныне не существует, из психушки сбежал псих. Раздобыл костюм кролика и пошёл кошмарить жителей, потроша топором в кишки всех на своём пути». Эта история может служить основанием, что альбинос не Блуд, как ты задвигаешь, а демон по имени Гнев, обитавший веками в Раксе?

— Он лишь цветом отличается от тех, что мой лев съедает по паре. Это не Ходок, сразу видно по взгляду. Однако, может быть, страж. Приспешник Войны, её слуга или раб.

— Мои дорогие гости, можете разделить его поровну, как только… — АрКонг выпустила кольцо дыма в кролика. — …Гангер на то даст добро. Всё, что меня заботит, так это, когда воскреснет мой Феникс? — Она повернула голову к Уго. — Подай мне вымпел, голубчик.

Бланка лишь миг замешкал, но ЦуКонг поймала сомнение в бледно-серых глазах.

— Не переживай, Уго, если малыш оцарапает, и ты подцепишь инфекцию — доктор Кубик к твоим услугам.

— ЦуКонг, — буркнула Зуна, Цукара засмеялась.

Советник сдвинул брови и протянул руку к вымпелу. Кролик заторможено таращился на тучное тело, ничего более не замечая.

Хлопок оглушил эхом зал! Визг, звон стекла, падение стульев отозвались в хрустальных подвесках, бешено замигал свет! Волна ауры кольцом обдала Конгов, отпрянувших вмиг назад. Белое облако затянуло стол и окутало люстру.

МиКонг стоял к бою готовый: рука, катавшая шарики, держала ледяной меч.

РаКонг сжимал кулаки: они сияли изнутри, просвечивая до костей; стакан, что он раздавил, застигнутый силой момента, поранил ладонь — вода облила штаны.

ЯкКонг наступил на чётки, слетевшие на пол с запястья. От кресла, что он занимал, осталась одна труха.

— Зуна! — рявкнула ЦуКонг, стоя в боевой стойке. Визг прекратился. Советник лежала на полу, отброшенная от Госпожи.

Сигара тлела на жирной ляжке, прожигая до мяса плоть. Запах подпаленной кожи перебивал корицу, однако АрКонг сидела неподвижно. Уго Бланка держался за ручку кресла и словно не верил распахнутым бледно-серым глазам.

В звенящей немой тишине по паркету в сторону флагов тихо катились два шарика, оставляя за собой талый след.

В свете затянутой люстры, в плотном облаке ауры, в центре стола уверенно стояла фигура. Заливистый смех раскатился по залу.

— Всем привет!..

[12] Легенда о Лунном кролике в Южно-Азиатском фольклоре.

[13] В античной культуре.

[14] Городская легенда США.

Образ

Флаги Пяти Великих Стран, строго расправленные по протоколу, после рывка Конгов хаотично свисали с флагштоков. Ледяной шарик стукнул об основание одного из них и остановился.

Плотная пелена медленно проявляла Образ, потрясающий до глубины Души. Детский силуэт пробил на испарину каждого, кто смотрел на его демонические рога, огибавшие голову. Инстинкты до предела натянули рефлексы — любое колебание, шорох могли толкнуть Воинов в атаку и только Воля укротила нервы, когда второй шарик стукнулся о флагшток.

Выдержка сковала тонусом мышцы. Белая дымка растворилась с иллюзией: длинные золотистые волосы, схваченные на макушке какими-то проводками, по плечам свисали хвостами. В остекленевших глазах отражалась босая девчонка в красной майке и чёрных шортах. Изумление сменилось заторможенным фокусом на деталях: каждый штрих стройной детской фигуры намекал на физподготовку, а твёрдая стойка и прямая осанка просто кричали о том. Притупление быстро перешло в осознание риска. Энергетика зала пропиталась Духом коллективного боевого состояния, отчего на коже гостьи поднялись все волоски.

АрКонг не поймала в дымке испепеляющий взгляд, однако почувствовала голодное возбуждение, словно не гостья, а она перед ней на столе. «Демон!..»

Фигура плавно повернулась к ЯкКонгу. Он увидел лицо — Аврора догадалась, заметив, как изменились глаза.

«Суровый Правитель песков, что обратил народ в самый послушный скот, бесстрашный Воин, что никого не боится, кроме своих Богов — ЯкКонг! Какой отравил тебя яд, коль так смягчился твой взгляд?..»

Второй оборот стал загадкой.

«Дерзкая Владыка Неба, что смеётся врагам в лицо, радикальный Воин, кто на зло ответит лишь злом и кто чмо назовёт просто чмом — ЦуКонг! Не может быть, чтобы так обмяк внезапно твой взгляд!..»

Третий оборот загадку превращал в тайну.

«Грозный Повелитель Молний, слабые пред которым забывают слова, могучий Воин, чья энергия мощью поражает даже меня — РаКонг! Что за сильный заряд вдруг поменял твой взгляд?..»

Аврора посмотрела на Мэя, прежде чем повернулась гостья. Он уже увидел лицо в полуанфас и взгляд не поменялся. Однако меч будто бы растворялся.

«Ледяной Принц Туманных Вод, чей серебряный взор ослепляет, дурманит разум, доблестный Воин, кто к любому бою готов — МиКонг! Правда ли, что никак не оттаял твой взгляд?..»

Полное потрясение звучало в тишине немым эхом. Каждый, кто заглянул в глаза демона — оцепенел. Аврора буквально слышала, как сбился ритм сердец, и обоняла, как пот охладил их кожу. Сама же почти не дышала и в Душе повторяла: «Это конец?..»

Ужас прошлого вспыхнул воспоминанием: стоны, крики, демонический шёпот — Атар опять полыхал и теперь окончательно вместе с ней погибал. АрКонг закрыла глаза, и всеми клетками тела теперь одного хотела — больше не открывать. В хаосе собственных мыслей, в смятении страшных чувств, она уловила, что рядом кто-то в том же отчаянии. И открыла глаза.

Кролик таращился на неё, дрожал, взгляд хорошо отражал, как безнадежно он себя ощущал. Вдруг импульс огромной силы пронзил тело насквозь — босые стопы развернулись — гостья закончила оборот. Демон пристально смотрел и терпеливо ждал, когда АрКонг поднимет свои глаза. И она подняла…

Злобная ухмылка, с какой шептал Чревоугодие, и чистый взгляд небесно-голубых глаз, узнать в которых можно один лишь Образ. «Воин Гангер!.. в отражении демона…»

АрКонг не заметила, как прошептала: «Гангер…» На знакомом до боли лице злобная ухмылка обратилась в добрую улыбку. Следов демона как не бывало, Аврора даже забыла, что сейчас ужасало, — она обомлела до глубины Души!

Только кролик сохранял прежнее состояние. Розовый носик учуял палёную плоть. Гостья успела едва открыть рот, как тишину зала внезапно разорвало:

— Это дочка Гангера! Пощадите! Прошу! Умоляю! Добрый, добрый ребёнок! Невинное дитя! Самое чистое в Мире!

Кроме Авроры, лица изменились у всех: четверо Конгов, оба Советника уставились на говорящее животное. Гостья взглянула последняя: улыбка исчезла, глаза округлились. Казалось, крик только её и застиг врасплох. Она схватила зверька за уши и бессовестно стала материться. Все, кто был у стола, даже Аврора, вскинули брови. Ругань разлеталась по залу, и если бы эхо могло фильтровать, то кроме ты не звучало бы ничего.

— …Ты… ты! Всё растрепал, всё!..

— Пошла ты, дура! Говорил тебе! Пусти! Больно!

— Было ясно — молчать! Загрызу!

— Эта туша! Смотри на тушу! — Лапка махнула на АрКонга.

Люстра звенела. В оглушающей какофонии вдруг раздался вскрик:

— Госпожа! — Бланка наконец учуял палёный запах. — Нога, нога, Госпожа! — Он схватил сигару, бросил, затоптал, дёрнулся. — Воды!

— Отставить! — скомандовала Аврора, Уго остановился.

— Но как же? Нога, Госпожа!

— Не беда, стоит ли так полошиться?

Паузу, что вызвало происшествие, заполнил звонкий смех.

— Ну чума-а! Говорила же, они нечто! — Кролик рухнул на стол. Гостья села на корточки, скрестив на коленях руки. — Бабуля, это ты Аврора? Папуля не так описывал. — Она улыбнулась. — Я Алиса, приятно познакомиться. — Повертела головой и добавила: — Со всеми!

АрКонг молча смотрела в глаза.

— Где твой отец? — спросил МиКонг.

Алиса нахмурилась, щёлкнула кролика и, не вставая, повернулась.

— Ю Мэй, прозвище — Принц. Ты и правда красивый. А где твой деревянный меч? — Она посмотрела на руку, с которой стекали капли.

— Святые Небеса! Кого отымел Гангер в Мёртвом Озере?

Алиса развернулась к ЦуКонгу. Зуна так и сидела на полу, блуждая взглядом с гостьи на кролика и обратно.

— Цукара Соня! Ты Ласточка. Папуля так и описывал, но я не так представляла. — Она улыбнулась. — Можно мне полетать на птицах?

— Отвечай на вопрос, ма́ка-ка́ка!

Кролик треснул головою о стол и закрыл уши лапками. Алиса повернулась.

— Ма́ка-ка́ка, Хоппер, Кей-Кей! — Она посмотрела на татуированные кулаки, на мокрые штаны и взглянула в глаза. — Какой вопрос? Второй или первый? — Кролик пихнул лапой. — Спросишь сам у папули, когда вернётся.

— Ты вышла одна?

Кролик хотел возмутиться, но передумал, взглянув на ЯкКонга. Алиса развернулась.

— Наби Рида! Первый сын Первой жены. Папуля сказал, ты Ярулла. И у тебя есть верблюды. В твоей Стране правда самое яркое солнце?

ЯкКонг кивнул. Алиса улыбнулась.

— Папуля в Сумре. Я здесь, чтобы его вернуть. Это моя цель. Он вернётся через семь лет, даю Слово! — Она встала. — Я пришла с Миром.

Новость, что Гангера нет, отразилась на лицах Конгов.

— Почему не сейчас? — спросил МиКонг.

— У меня на семь лет сделка с демоном. Пройду Славный Путь, стану Воином. Папуля вернётся и я вернусь, вот такое условие.

Воцарилась тишина, ненадолго.

— Ты разрубила станцию? — не удержался Уго. — Где оружие?

Хлопок! Все вздрогнули. Правую руку гостьи скрыла чёрная дымка, которая обратилась в пепел. Свет люстры скользнул по острому лезвию.

— Это не оружие. — Алиса положила на плечо косу. — Это артефакт. Могу разрубить что угодно.

Пепел засыпал стол. Изумление застыло во взглядах.

— Ма́ка-ка́ка!

— Святые небеса! Аура демона!

Кролик ударил лбом — пепел слетел со шкурки. Он шёпотом стал материться.

— Просто тьма. В Сумре она повсюду. — Алиса покрутила рукоятку, лезвие завертелось за спиной как вентилятор — пепел раздуло на Конгов. — Я разрубила! Моя идея! Обратилась в вымпел и попала сюда. Хотела познакомиться.

— Как ты превратилась в неодушевлённый предмет, ма́ка-ка́ка? Мастерства такого не существует.

— У всего есть Душа! А у знамя, РаКонг, и подавно. — Она кивнула на флаги.

— Что такое Сумра?

Алиса посмотрела на ЯкКонга.

— Слой Мёртвого Мира. Мне о нём сильно нельзя, папуля взял с меня Слово. Сам увидишь, когда помрёшь.

— Святые Небеса! Ангелы там вместе с демоном?

Алиса усмехнулась, показав белоснежные зубы.

— Сколько тебе лет? — спросил МиКонг.

— Уже одиннадцать! — гордо ответила гостья.

— Так ты, детка, у нас нефилим? Какому ангелу Ходок потрепал между крыльев?

Алиса взглянула на кролика.

— Кто такой «нифифим»?

Зверёк вздёрнул ушками и посмотрел на Цукару.

— Э-ей, что за вопросы? К ребёнку! Чистый невинный ангел! Болтать на такие темы…

— Кстати, да, а ты кто такой? Говорящий зверёк-альбинос, надо же! Тоже артефакт, не иначе.

— Я опекун! — оскорбился кролик. — Попрошу уважи…

— Кто обучал Мастерству? — перебил МиКонг. — Что ещё умеешь?

— Ну грамматике — точно Гангер. Сто ошибок в одном только слове, — усмехнулась ЦуКонг. — Материться тоже умеет, язык точно в ней не от ангела.

— У меня просвещённые учителя. Папуля и ещё кое-кто.

— Много знаешь о нашем Мире?

— Каком именно Мире, МиКонг? До папули, или о Мире после? — Алиса улыбнулась. — Я знаю понемногу о многом.

— Хочешь остаться в Атаре? — спросил ЯкКонг.

— Святые Небеса! Вздумал позвать её замуж? — Цукара обернулась на Зуну, что таки поднялась. — Вербовка восьмидесятого уровня!

— У меня семь лет, чтобы увидеть Мир. Прекрасный Мир, о котором мечтал папуля. Столько рассказывал! Хочу походить по Странам, понять, почему так любит. Наполнить жизнь яркими впечатлениями! И в Сумре потом вспоминать. Семь лет проживать под солнцем — тысячи-тысячи раз! — Добрая улыбка осветила лицо, согрев взгляды стоящих Конгов.

— Предлагаю начать с Небес. Хочешь порхать как птица? У нас целый парк развлечений. Даю Слово, тебе понравится. Но сначала медицинский осмотр. Добрый доктор и тебя, и зверька послушает да всего-то горло посмотрит.

— Папуля про парк не рассказывал.

— Построен лет десять как.

Алиса задумалась. Кролик шлёпнул по лодыжке.

— Это ловушка! ловушка!

— Если нужны карусели, в Заре их быстро построят, — сказал ЯкКонг.

— Ма́ка-ка́ка! Ещё поругайтесь.

ЦуКонг рассмеялась.

— Зачем демону направлять тебя на Путь Воина? — спросил Бланка. — Уклоняешься от ответов. Что скрываешь? Выкладывай!

Алиса нахмурилась.

— Ты Уго Бланка? — холодно спросила она. — Мне шепнули, это ты папулю пытал. — Гостья задумалась на секунду. — А руку ты отрубил?

— Нет, — отрезал Уго.

— А кто, не подскажешь?

Бланка медлил с ответом.

— Не подскажу, — процедил он.

Хлопок снова заставил вздрогнуть — коса исчезла, дымка осыпалась пеплом.

— И я тебе ничего не скажу, — бросила Алиса и отвернулась.

Уго сдвинул брови.

— Если не станешь Воином, Гангер останется там? — спросил МиКонг.

— Путь Воина — мой Выбор. Я дала Слово папуле.

— Кто такой Воин? — спросила Цукара. — Разглагольствуешь с важным видом. Может, просто не знаешь, на что задираешь нос?

Алиса посмотрела на неё и спокойно сказала:

— Это состояние Духа. Дух, что нельзя победить!

ЦуКонг улыбнулась.

— Твоё Слово весит едва ли больше, чем этот пепел, — сказал МиКонг.

— Я за Слова отвечаю! — Она оглянулась. — Как доказать? Если смогу, учить будешь? Все вы, Великие Конги! Не за папулино Имя! Хочу, чтобы личный был Выбор. Я сама за себя — только так!

Воцарилась тишина: четыре Конга смотрели с полуулыбкой.

— Если смогу уважать не меньше, чем Ходока, согласен. Даю Слово! — сказал МиКонг. — Через пару лет покажи себя на Этапе.

— Этапе?

— Международная баталия, где Страны мерятся пиписьками своих удальцов.

— ЦуКонг! — буркнула за спиной Зуна.

— Раз в год в сентябре в одной из Великих Стран проводится этот турнир. Недавно закончился в Заре. Следующий состоится в моей Стране. Ты не подходишь по возрасту и не сможешь участвовать. Допускаются лица не младше тринадцати лет и только по направлению от Академии если несовершеннолетние, — сказал МиКонг. — Пользуясь правом, могу отменить Этап, дабы у тебя не сложилось о нём представления. Дай Слово, что не станешь смотреть прошлые записи, иначе всё будет напрасно. Обещаешь?

— Ну чума! Конечно! Конечно да! Я даю тебе Слово! Обещаю! — Алиса пихнула кролика. — Слыхал, Ушастый, чего у них тут! — Блеск в голубых глазах усилил бурный ответ.

— Через два года Этап будет в Раксе. Если мой сын захочет принять участие, встретитесь там, а может, сразитесь, — сказал МиКонг. — Он очень сильный противник, не хуже меня понимает, что такое Дух Настоящего Воина.

— Каждый старикан свою плешь хвалит, — усмехнулась ЦуКонг. — Расписал своего сынулю. Ему бы с моим познакомиться.

— Если Огонь заявит тебя на Этапе, — сказал ЯкКонг, — я буду там. Мои старшие дочери, если не выйдут замуж, примут участие. Если Боги сведут вас в бою, станет понятно, чего ты действительно стоишь.

Возбуждённая улыбка Алисы стала шире, а глаза заблестели сильней.

— Хочу познакомиться с вашими крутыми детьми! Хочу со всеми сразиться! Я обязательно буду участвовать! Даю Слово!

— Э-е-ей, притормози, Малявка! Во что тебя втягивают? У них дети явно не лохи. Порвут! Я категорически против подобных игрищ!

— Заткнись, трус! — сказала Алиса. — Через два года посмотрим, кто и кому что порвёт.

Феникс

Алиса закрыла глаза и повернулась к АрКонгу. За время расспросов, та не проронила ни слова. Пристально лишь наблюдала. Благосклонно? Или враждебно? Казалось, старуха всё знает и только подсчитывает, сколько ещё гостья полуответит или полупреврёт. Это ощущение заставляло избегать встречи глазами, но даже спиной Алиса чувствовала её внимательный взгляд.

Чем отличается от остальных? Почему молчит? Что не нравится? Алиса пожалела, что заткнула Бланку. Его недоверие могло разговорить АрКонга, начни повышать он голос. Любая фраза помогла бы сложить впечатление о её настроении и как-то уже подстроиться.

«Здесь родился папуля, это его дом. Часть Души! Земля ту́та пропитана его кровью! Остаться — сейчас важнее всего! В Атаре судили Мразь, приговорили к жизни — он, может, недалеко! Расположить к себе бабку, понравиться любым способом! Нельзя допустить закрыть для меня Огонь!»

Капля пота стекла по виску. Алиса открыла глаза.

Туша АрКонга расплывалась в бесформенной позе. Запах подпаленной ляжки ел нос, вместе с табачной корицей и вонью жирного вспотевшего тела. Морщины блестели под люстрой. Домино на плечах выглядело полусырым. Сине-выцветшие глаза пожирали осмысленным взглядом. Слёзы текли по старым щекам…

Совсем не это Алиса себе представляла.

Советник наклонился и прошептал:

— Госпожа, позвольте объявить перерыв? Ваша нога…

Шёпот вырвал старуху из глубин сознания. Аврора закрыла глаза: две слезы скатились с ресниц. Она медленно подняла руку и покачала пальцем. Бланка выпрямился и холодно посмотрел на гостью. Что это значит?..

Алиса напряжённо сглотнула, сердце забилось чаще — что это значит, блин?!

— Господа! Позвольте сразу сказать… — вдруг заговорил кролик.

— Заткнись, Шим, — процедила сквозь зубы Алиса. — АрКонг!.. — обратилась она, но замолчала, не придумав продолжения.

И колокол, в который час,

Объявит каждому из нас,

Что плоть из пепла возродится,

Пока Огонь здесь не погас.

И Феникс снова окрылится!.. [15]

Прокуренный голос отзвонил эхом.

Чего?.. Алиса, ошарашенная услышанным, таращилась на АрКонга.

Аврора открыла глаза.

— Добро пожаловать, Феникс! — сказала она и расплылась в широкой лыбе.

В каше размешанных мыслей сквозило понимание, что надо чем-то ответить. Идей не возникло, поэтому Алиса только улыбнулась. Но вышло как-то не очень.

***

Ледяной шарик всё время качался на полу возле флагов. Но этого никто не заметил. Как и того, кто двигал его…

[15] Автор — Фортуна Геза.

Глава седьмая

Посетитель

Свет в окне первого этажа падал на приподнятую занавеску и, пробиваясь наружу через узкий зазор, растворялся во тьме. Жалкая доля, что ложилась на каменистую землю, размазывалась бледным пятном.

Скромные черты невзрачного фасада затушёвывал нежный запах луноцвета, чьи бутоны, раскрываясь после заката, источали сладкий аромат прекрасного очарования ночи. Сердцевидные листья с белыми большими цветами тянулись из ведра на земле по стене и завивались вокруг одного из двух окон второго этажа. Осенний ветерок хвойным дыханием оживлял душистый орнамент.

Тонкая полоска света между закрытыми ставнями робкими штрихами очерчивала во тьме левое окно. Мотыльки мелькали возле него энергичными тенями — сладостный зов луноцвета и эта лучистая щель являли собой средоточие их заветных желаний. Суетливый трепет сопровождался стрекотом одинокого сверчка, всё ещё отрицавшего как и они окончание лета.

Временами, где-то невдалеке, лай охрипшей собаки, пьяная ругань и хохот уродовали уютную мелодию маленькой скрипки и возвращали посетителя из созерцания — в мрачную реальность.

Уже четверть часа некая персона топталась у дерева и тщетно искала любой повод не стучать в закрытую дверь. Пару раз посетитель подходил к ней и осторожно прикладывался ухом. Трижды подсматривал под занавеску. Но как ни присаживался, как ни нагибался, кроме плетеной корзины увидеть больше не получалось. Оставалось полагаться на слух, но он только отметил, что серенада сверчка прерывалась с каждым подходом к двери.

Посетитель, стоя сейчас у дерева, всерьёз рассматривал вариант — забраться на него и разглядеть в полоске между ставнями какую-то жизнь внутри.

Где-то невдалеке, пошлую брань разрезал звон разбившейся бутылки. Пока собака задыхалась в лае, посетитель, уже присмотревший подходящий сук, начал вдруг колебаться. Он поднял голову. На фоне тёмного неба, как по трафарету, вырисовывался облик мрачного истукана с сухими, кривыми и переломанными ветвями. Чёрный ворон сидел на одной из них и шуршал, зловеще махая крыльями.

Внезапный свидетель заставил посетителя медленно отступить на шаг. Потом ещё на один. Собираясь сделать и третий, он остановился. Слух узнал природу жуткого шума: рваный целлофановый пакет шелестел на ветру среди веток. Неожиданная оплошность побудила вдруг пересмотреть планы на дерево.

Где-то невдалеке, под злобный лай кого-то громко рвало. Гнилая какофония стала сигналом к действию. Посетитель быстро направился к двери. Одинокий сверчок бдительно умолк и, возможно, задумался: «Фальшивит ли скрипка, если уже третий раз столь беспардонно меня прерывают?..»

Посетитель стучал, но за дверью оставалось тихо. Полагая, что приличия соблюдены, он настроился проникнуть внутрь, минуя эти формальности, но заметил звонок и досадно вздохнул.

Старомодный колокольчик, желая, должно быть, доказать, что и он пригодился, зазвенел, стараясь изо всех сил. Посетитель, однако, невысоко оценил выступление и оборвал его кислым, неблагодарным: «Чёрт!..»

На втором этаже открылось окно. Мотыльки закружились в энергичном танце. Яркое пятно разрезало тьму и растянулось до дерева. Обглоданный червями ствол показал сверхъестественный облик, отмеченный скорбной печатью смерти. Словно монстр, он зловеще нависал над хрупкой детской тенью, упавшей к уродливым корням.

Худенький силуэт мальчика обрисовался в окне. Посетитель поднял голову и растерянно уставился на хозяина.

— Добрый вечер, мэм. Вы заблудились?

Развитие событий в подобном ключе посетитель не предусматривал и даже вздрогнул, услышав нежный голос.

— Добрый вечер… — поздоровалась посетитель, уже стимулируя мысль, что данная ситуация — лучшая из всех непридуманных. Персона вышла на свет с любезной улыбкой. — Мальчик, ты дома один? — спросила она, но осеклась, поняв, что вопрос в такой форме звучит подозрительно. — Это дом доктора?

— Да, мэм, моя мама доктор. Вы пришли к ней?

Посетитель кивнула.

— Мне жаль, мэм, она ещё на работе. Хотите что-нибудь передать?

Посетитель задумалась.

— Помоги, мальчик! Я проделала долгий путь, чтобы найти вас. Меня убедили, что добрый доктор принимает дома и консультирует. Это место пугает, но страшнее — ошибиться в людях, что по секрету сказали об одном посетителе. Твоя милосердная мама дала ему приют. Пожалуйста, позови его. Хочу убедиться, что рисковала не зря. Эдил опасное место. Сердце сжимается, как подумаю, что кроется во тьме. Это кошмар! — Она прикрыла рот и тихонько всхлипнула.

— Мэм, здесь какая-то ошибка! — заволновался мальчик. — Мама не лечит дома. Она принимает в больнице, работает с ребятишками, она невролог. После приёма старается отдохнуть, всегда приходит измотанная.

— Мне жаль твою маму, мальчик. Я тоже много работаю, я понимаю. Выходит, меня обдурили? Считала их святыми людьми, и такая подлость.

— Мэм, я говорю правду. Чем я могу помочь?

— Какой ты добрый. Прямо, как мама. Я тебе верю. Но если ты ошибаешься? Мама могла спрятать посетителя, чтобы ты вдруг не заразился. В какой-нибудь дальней комнате, в которую не заходишь.

— Поверьте, мэм, мама бы рассказала. Да и прятаться негде, дом небольшой: на втором этаже моя комната и спальня родителей, а на первом — кухня с гостиной даже стенкой не отделяются. Ещё темнушка под лестницей, но она заставлена книгами. Чердака нет, а подвал давно заколочен. Если там кто и живёт, то только сверчок. — Мальчик простодушно засмеялся. — Может, ваши люди перепутали дома? В Эдил они похожи. Папа, мама да я — вот и всё, никого больше. К нам никто не приходит. Хотя, возможно, кто-нибудь заходил в магазин? Давайте спросим у папы. Он всегда дома, он подтвердит, он честный человек.

— Нет-нет-нет! Я верю. Такой честный мальчик не станет обманывать.

— Спасибо, мэм. Всё же подумайте. Папа сможет помочь. Подождёте маму, посмотрите магазин. Папа продаёт веера. Сам мастерит. Много трудится, чтобы создать даже один. Вкладывает всю Душу! Они очень красивые, Честное Слово!

— В другой раз, мальчик. — Посетитель любезно улыбнулась. — Честное Слово — многого стоит. Уверена, в твоём — та же Великая сила, как если бы дал его Воин.

— Ох, мэм! Я, конечно, не Воин, но мечтаю им стать. Я учусь в Академии!

— Да-а? Тогда знаешь, что Настоящий Воин отвечает за свои Слова. Всегда! И лучше умрёт, чем нарушит Слово. Давай ты подпишешься своим Словом, что в доме никто не прячется, и я спокойно уйду.

Мальчик упёрся в подоконник ладонями, подался вперёд и с воодушевлением произнёс:

— Даю Слово…

— Что в нашем доме никто не прячется.

— Да, мэм! Я даю Слово, что в нашем доме никто не прячется! Слово будущего Воина!

Любезная улыбка изменилась на удовлетворённую.

— Вот и отлично, мальчик. Если это ложь, то Воином ты никогда не станешь, — холодно сказала посетитель.

Не столько слова, сколько тон остудил восторженный детский порыв.

— С кем ты разговариваешь, Ян?..

Догадка

Догадки, почему отец не слышал звонок, сменяли одна другую на протяжении беседы. Спектр вариантов, предложенных разумом, оказался широк.

Первой вспыхнула версия, что папаша шарится по помойкам, собирая хлам для своих безделушек. Но заморыш сказал, что тот дома, и её затмила вторая, где Беласко в панике прячет Ходока в шкаф, за плащом и уродливой маской. Однако простодушие ребёнка, отрицавшего чужака, вынуждало признать эту правду.

Тошнотная пьянка, где-то невдалеке, заполнила мысленный вакуум мнением, что отец просто-напросто пьян. Этот вариант даже оброс деталями, за счёт которых папаша выступал не только собутыльником в той же грязной попойке, но и прямым инициатором. Ведь даже пьяницы прогнали бы прочь, появись он вдруг перед ними. Подкупил выпивкой и с ними же там надрался, а после приполз домой и лёг спать. Уверенность в этом какое-то время составляла сто процентов, но предложение позвать папу заставляло расписаться в ошибке.

Исправил её логический вывод, где отец, проявляя банальное равнодушие вообще ко всему вокруг, просто проигнорировал короткий звонок и продолжил смотреть телевизор с банкой пива в руке. Определив такой вариант как уже окончательный, визитёр сосредоточилась на способе, при котором можно покинуть данное место с чувством выполненного долга, а достигнув и этой цели, уже настроилась было откланяться, но… «С кем ты разговариваешь, Ян?» — роковым образом обрубило пути к отступлению.

Мужчина, опоясанный полотенцем, появился в окне. В ярком освещении замечался пар, исходящий от голого торса. И хоть торс был совершенно обычный, у посетителя застучало левое ухо и пересохло во рту.

— Вы кто? — спросил мужчина, положив руку на плечо ребёнка.

На фоне света, даже под маской тени визитёр ощущала пронзительный, настороженный взгляд. Твёрдый тон обнулял шансы выдавить из себя ответ.

— Папа, мэм пришла к маме. Ей сказали, мама принимает дома. Они видели, что к нам приходил кто-то в гости.

Молчание после комментария мальчика заставило застучать и второе ухо. Посетитель стояла неподвижно, оглушённая стуком собственного сердца. Однако вздрогнула, когда снова к ней обратились:

— Не уходите, — сказал мужчина уже спокойно. Он нежно развернул ребёнка и начал закрывать ставни, не сводя с визитёра взгляда.

Двор погрузился во тьму, соперничать с которой мог только мрак беспорядочных мыслей. Посетитель вцепилась в волосы.

«Бежать! — От него невозможно. — Кричать! — Здесь одни алкоголики. — Реветь! — Скрутит, заткнёт тебе рот. — О, это кошмар!..» Эмоциональный калейдоскоп пересыпался в сознании, разрывая его на части. Визитёр в панике топталась на месте. Хриплый лай и мокротный хохот казались теперь спасением: броситься даже туда, лишь бы только отсюда! Решимость действовать взлетела до ста процентов, и гостья настроилась на побег, однако ватные ноги смогли довести лишь до дерева.

Высокий силуэт проявился в окне первого этажа. Он до конца опустил занавеску — пятно света исчезло с земли, двор погрузился во мрак.

Посетитель вспомнила о сцепленных на голове руках, когда щёлкнул замок. Она быстро опустила их за спину, дабы не выдать дрожь, и приготовилась встретить мужчину — с бледным, потным, но прагматично туповатым лицом.

Дверь открылась, показался хозяин в чёрном халате. Взгляд, что выворачивал наизнанку Душу, был хладнокровен, серьёзен и строг. Оцепеневшее тело отозвалось мурашками в каждом своём сантиметре. Сжатые в замок пальцы впились ногтями в кожу, всё внутри словно перекрутилось. «Надо было опрокинуть хотя бы пива. Запах перегара заставил бы его отнестись снисходительно…» — последнее, о чём подумала посетитель.

— Давайте поговорим внутри.

— О, спасибо, сэр! — сказала гостья, вложив неестественно много радости. Хозяин это подметил и нахмурился, но молча освободил проход.

Посетитель тронулась, но через шаг осознала, что тело действует автономно: вместо походки ноги чеканили марш. Досадный дефект сбился только в проёме — визитёр пролетела мимо хозяина и застыла у прилавка, словно манекен.

Лампа мягко освещала магазин, но когда дверь закрылась, левый глаз ослепило светом, а в правом тени плетёного абажура запестрили чёрными перьями.

Хозяин бесшумно прошёл рядом — лампа продрожала движение. Обогнул прилавок и встал напротив. Запах свежести лосьона после бритья протянулся за ним, пропитав воздух и сознание посетителя. Эффект воздействия превзошёл даже тот результат, какой гостья рассчитывала получить, махнув пива. Перья поплыли, размазываясь в бесформенные пятна. Риск, при котором уже сознание начнёт функционировать автономно, взлетел до ста процентов!

— Это вы принесли очки? — спросил мужчина, глядя в глаза.

Гостья, снова и снова мысленно повторяя вопрос, так и не расшифровала, о чём спросили. Туповатое выражение лица усилилось дурковатой улыбкой. Хозяин задержал на ней взгляд. Вздохнул. Положил на прилавок кулак: свет лампы скользнул по кольцу на безымянном пальце.

— Возьмите. — Он разжал руку. Три банкноты и две монеты были вложены в согнутую бумажку. — Здесь триста двадцать эра. Это все мои деньги. Веер оставьте себе. Спасибо за помощь, юная леди, но на поводу каких бы чувств вы не пошли на это, забирайте деньги и никогда больше не приближайтесь к моему дому. Я позвоню в Гвардию, если увижу вас здесь. Вы меня поняли?

— Да, сэр! — отчеканила гостья, не шелохнувшись.

Хозяин нахмурился и сухо произнёс:

— Всего доброго.

Только тогда смысл сказанного достиг сознания.

— Спасибо! — выпалила посетитель, не понимая зачем. Дрожащая рука смяла с прилавка свой выход. Бестолковая улыбка стала шире, но подбородок предательски смялся, а в глазах проступила боль.

Второпях, дверь за собой она захлопнула громко: вздрогнули цветы и сердцевидные листья. Одинокий сверчок хоть и был возмущён такой грубостью, но как настоящий джентльмен решил вежливо проводить невоспитанную и затянул на прощание свою лунную серенаду. Оценить её гостья, увы, не успела, потому как под хриплый лай и пьяную ругань, где-то невдалеке, сразу скрылась во тьме…

Кукла

Загаженная мухами лампочка тускло желтила свет по дешёвым обоям. Гул снаружи создавал объёмное впечатление о соседях: за стенкой слева матерились и спорили двое — не могли поделить чьи-то деньги; где-то рядом кого-то не хотели впускать — посылали куда подальше; пара девиц напротив угрожали третьей слить сразу видео в «Клаппер», если им не заплатит; барышня справа сыпала проклятьями и орала, чтобы вокруг все заткнулись.

Среди хаоса злобы и ужаса, среди бардака и засаленной мебели, словно переломанная кукла, качаясь и болтаясь, медленно и одиноко шагала Виолетта. Пол уныло скрипел под каблуками брендовых «БагираБудур».

Сорок минут, как вернулось сознание, но голова запрокидывалась назад и неестественно свисала, будто шейные позвонки были перемолоты. Тело восстанавливалось дольше обычного: полчаса Инса растирала онемевшие мышцы; виски и затылок сжимало как от похмелья. Однако сейчас ломаные движения сдерживали кошмар куда большей силы: с момента пробуждения — и ни на минуту! — она не переставала плакать…

Три стука в дверь — сигнал хозяйки. Виолетта остановилась у окна с прокуренной занавеской. Опёршись плечом о стену, прислонила голову. Тёмное стекло, освещённое лампочкой, отражало, как зеркало, комнату. Два оборота ключа — заскрипели петли.

«Срать я хотела, где будешь спать, точно не у меня, овца! Вали к пацанам, может, пустят, если отсосёшь всему корпусу», — зазвенел в ушах голос за дверью. Под чьё-то громкое: «Сука!» — вошла худая бледная девушка.

Инса смотрела на мешки и доски, сваленные во дворе у забора. Свет окон, выходящих на эту сторону, слабо ложился на них.

— Заждались, Госпожа? — Девушка заперла за собой. — У нас тут курят некоторые, уж извините за вонь.

— Ты долго.

— Сами чёрт куда заблудили, прежде чем отпустили.

— Избегала пьяниц.

— Что есть, то есть. — Девушка плюхнулась на койку, под матрасом скрипнула сетка. — А тот Господин — ничего. — Она закинула на постель обутые ноги и удобно села. — Не знала, что в Эдил водятся такие жеребцы. Кто такой? Не видела раньше. Что-то говорил про очки. Проигрался в карты?

— Не твоё дело, не суйся.

— Да-да, я могила, не бойтесь. Можно оставлю деньги? — Девушка вытянула руку с бумажкой.

— Оставляй.

— О, спасибо! Какая вы, Госпожа! Тащусь от вас! Красивая, влиятельная, ни в чём не нуждаетесь. Небось, от таких мачо отбоя нет? — Она хихикнула. — Классное Мастерство! В любого вселиться можете? Во бы мне так! Выбрала бы папенькину дочку из Антарес и жила бы припеваючи.

— Жаль, недолго. Без сознания тело — кусок мяса с костями. Кому-то надо обслуживать, иначе протухнет. — Инса тяжело вздохнула.

— Вам плохо? — Девушка присмотрелась. — Плакали, что ли?

— Чихала. Аллергия на пыль. И голова кругом от твоих соседей. Это кошмар.

Девушка хихикнула и откинулась на стену, заслонив выцарапанную надпись: «Хлоя — пердунья».

— Я дала Слово поднять тебя в очереди. Ты получишь дом как сирота.

— Какой район? Антарес?

— Дом в деревне Гимад, это на Юге. Сельскохозяйственный район Страны.

— Деревня?! — Девушка отклонилась от стены. — Чё за фигня? Я не хочу…

— Не ори! — Виолетта поморщилась.

— Но Госпожа!

— Забудь про Столицу, тут жильё не получишь. У тебя только среднее образование на базе Приюта, низкий выходной бал. С таким уровнем в Атаре не поступишь, даже как сирота.

— Я не виновата, что демоны убили родителей! У них был нормальный дом! А теперь я должна…

— Заткнись. — Болезненная гримаса исказила красивое лицо. — Сначала дослушай, потом возмущайся.

Девушка надулась, скрестила руки и откинулась на стену.

— Во-первых, Гимад — в красивой долине. Бо́льшая часть занята посевами, но есть и луга, и речка, и рощи. Сельский чудный пейзаж, я была там и знаю. В сравнении с тем, в чём проживаешь сейчас, там просто Рай. Во-вторых, Гимад — место производства муки в нашей Стране. Качество высокое, поставки идут на экспорт. Это не забытая глушь, а торгово-производственный пункт с развитой системой дорог. Туда приезжают дельцы разных мастей, скучно точно не будет.

— И чё мне там делать, мешки таскать?

— Советую поступить в сельхозтехникум на целевое. Бесплатно получишь образование. Окончишь, будешь работать по специальности.

— Всю жизнь мечтала муку месить.

— Есть ещё вариант, как встать на ноги. Выйти замуж за сына мельника или торговца. Подходящие есть, заинтересуешься — запишу имена. Солдаты бывают. В семи километрах — застава, в увольнение ходят в деревню. Но не советую, солдаты за сорок, у одного даже внуки. В разводе, но в серьёзных отношениях заинтересованы вряд ли. Сосредоточься лучше на местных. Потрать эти деньги на стрижку. Столичная девица привлечёт внимание деревенских холостяков. Ты молодая, мужа быстро найдёшь.

Девушка внимательно слушала.

— Из состоятельных выбирай того, кто понравится больше. Если никто, тогда, кто богаче. Только не скупого! Не сталкивай лбами, если женихов окажется несколько. Будь последовательна, репутация порядочной девушки — тоже капитал. Не спи с женихом до свадьбы. — Инса покосилась. — Надеюсь, опыта нет?

Девушка хмыкнула.

— Как знать, Госпожа.

— Кошмар. — Виолетта закатила глаза. — Тогда тем более. — Она перевела взгляд на окно. — Будешь любить мужа или нет, используй его средства на своё развитие. Прежде всего — образование. Сегодня ты жена, а завтра уже не жена. Так часто бывает в среде денег. Лови любую возможность создать отходную базу: не отказывайся от работы, если только та не вредит здоровью. Не ленись. Будет образование и опыт в каком-то деле, не пропадёшь.

— А в Резиденцию можно? Буду вашей помощницей, сделаю, что прикажите. Шакко Кара как-то залезла, хотя тоже из нашей дыры.

— Ты не врач. Врачи те же солдаты, они не работают, а служат. Ценные кадры, особенно, если уровень высок. А ты… — Виолетта взглянула на девушку. — Ты — никто. Обижайся, но это правда. Ты никто. Кусок мяса с костями, без знаний, умений и цели. Можешь сколько угодно оправдывать убогость существования гибелью родителей и ныть о несчастной судьбе, считая, что кто-то тебе что-то должен. Но на деле, ты просто не хочешь ничего делать сама.

Девушка нахмурилась.

— Или думаешь, что единственная, в чьей жизни демоны провели черту? Ты не помнишь родителей, они для тебя — всего Образ. В отличие от тех, кто прочувствовал ужас утраты.

Девушка нервно заморгала.

— Дом, который тебе предлагают, принадлежал женщине, чьи пятеро детей с семьями погибли в Атаре страшной смертью. Пятнадцать лет после она жила в одиночестве воспоминаниями. Как тебе такая черта?

Глаза девушки увлажнились.

— Ты не способна вообразить эту боль! этот ужас! — когда всё есть, а вот — никого нет, и живи с этим… — Виолетта нахмурилась. — В отличие от той несчастной, ты чистый лист. Если ждала фею, — то это я! Если ждала шанса изменить жизнь, — то это я! Я даю тебе Выбор!

У девушки скатилась слеза.

— Мне плевать, что решишь. Я дала Слово, я Слово сдержу. Согласишься — не обрадуюсь, откажешься — живи и дальше в клоаке. Я забуду тебя, когда выйду за эту дверь.

— Хватит! Хватит опускать! — Девушка истерично задрожала. — Так я кусок мяса, да? Никто, да? Грязь под ногтями, да, Госпожа? Мёртвую бабку жалко? У вас было всё от рождения, потому вы такая успешная и блестящая. Вас любили! А меня… Никогда! Ведь я мясо! Протухшее мясо! Да пошло всё! Подавитесь своими домами! — Она швырнула бумажку с деньгами.

Две монеты покатились по полу. Виолетта равнодушно за тем наблюдала.

— Приют — та же война! Каждый день бой! Тут слабых ломают! Втаптывают в грязь! Размазывают в дерьмо! Не нравятся соседи? Ещё цветочки! — Она замолчала, когда Виолетта наклонилась и протянула руку в место, куда приземлились деньги. — Забирайте-забирайте!.. — эмоционально, но уже тише сказала девушка.

Инса подняла листок, что приземлился сообщением вверх. Девушка, подметив, что деньги не тронуты, втянула сопли и притихла. Напряжение на красивом лице её испугало.

— Госпожа… — виновато прошептала она.

Виолетта взяла с подоконника роскошное фиолетовое пальто и направилась к двери, наступив по пути на банкноту. Хозяйка провожала растерянным и очень печальным взглядом…

***

Астра Инса покинула здание никем не замеченная и вышла во двор. Она шагала во тьме, не слыша ничего, что бы в иной раз заставило оглянуться. Сиротский Приют смотрел вслед глазами тусклых окон. Ветер посвистывал во мраке и, вбирая в себя вопли, крики, грязную брань детей из враждебных стен, закручивал по земле воронками вперемешку с сухими листьями. У ворот Виолетта остановилась.

Между прутьев решётки торчала кукла, без глаз и с треснутым телом, с клоками редких волос. Какое-то время Секретарь смотрела в пустые глазницы.

— Тебе нет прощенья, Беласко… — Ветер смахнул с ресниц пару слёз. Инса протянула руку к кукле, но вдруг раздалось: «Угу-гу-у-у!..» Она подняла голову.

Мах Авест сидел на воротах, зажимая в когтях свёрток с печатью Советника. Глаза сверкали во тьме. Послание упало. Виолетта подняла, развернула и прочитала: «Возвращайся. Приказ АрКонга».

Глава восьмая

Тварь

Жжёный, вяжущий запах дегтярного мыла продирал до самой Души! Образ медсестры, чьё имя Кара не знала, вспыхнул воспоминанием.

«Первый раз тогда и почуяла, подцепила когда отит. Точно так у неё пахли руки — аж хотелось их укусить!»

Чёрное мыло вертелось в ладонях, вспениваясь под тёплой водой.

«В тот же вечер его стащила, замок был там самый плохой. Странно так, медкабинет с лекарствами запирался хуже, чем сортир на ремонте».

Мыльница, накопив за день жижу, заполнилась до краёв, когда обмылок плюхнул обратно. Размякшая дегтярная корка сползла слизью на раковину.

«И таблетки. Активированный уголь в ящике стола. Проглотила сразу стандарт. Нет, не сразу — Гангер придолбался: «Почему у тебя чёрный рот?» Поделилась одной — отплевался, и взбесил, что сказал: «Отстой!»

Капли забрызгали манжеты белого халата.

«Как балдела тогда я в душе! Не могла надышаться! А чувырлы рядом бухтели: „Фу, воняет! Чё за говно?“ От самих несло вечно ссаниной. Надо мыло забить было в рот».

Кара выключила воду. Поднесла ладони к лицу и от удовольствия закрыла глаза: «Вот оно! Из-за него стала доктором. Пахни так кухарка приютская, до сих пор бы кастрюли ворочала. Но мой ты идеал, медсестра! Хоть давно ты уже погибла, но, как видишь, я помню тебя…»

Доктор вытерлась полотенцем, осыревшим к концу дня. Сняла очки.

«Надо успеть в банк, узнать остаток. Заложить дом и досрочно закрыть кредит. Биллюр наконец будет нашим. Новая жизнь! У кристального озера! Среди гор! лесов! Только я — и Любовь моя!»

Кара протёрла очки полотенцем.

«Проверну сделку, пока стерва занята Конгами. Если отследит, всё сорвётся. Надо убедить Нилла, что Яну пора в Общежитие. В Академии — охрана, курсанты. Может, найдёт друзей. У него сильный балл, стипендия, и жильё предоставят нормальное. Весной стукнет уже тринадцать. Пора, Любовь моя! Надо, надо его отпустить!..»

Кара надела очки, взглянула на настенные часы. Сорок минут до закрытия! Заторопилась, расстегнула пуговицы, сняла халат, не стала возиться с вешалкой и бросила на стул у мойки.

— К чёрту! — Металл звякнул о пол. — Твою мать! — Глаза забегали по пёстрому линолеуму. — Где оно, где? — Доктор упала на четвереньки, заводила руками. — Ну куда, куда закатилось? Дура! Тупица!

— Согласна, — раздалось у входа. Кара вздрогнула. В дверях стояла Главврач: пышные формы занимали проём. — Ты опоздала!

— Мэм, простите, я… Можно всё в объясни…

— Люди ждали! С детьми! Инвалидами! Как орали! Напугали детей! Один мальчик зашёлся в припадке! Эпилепсия! Твой пациент!

— Виновата, мэм, вы… вы правы… п-п-простите…

— Скандал! Жалоба! Напишут АрКонгу! Не надейся, не запылится — Астра Инса всегда отвечает!

Кара скривила рот.

— Выговор! Объяснительную завтра на стол! Дисциплинарным не ограничишься!

— Нет, прошу! Не лишайте премии! У меня огромный платёж!..

— Заткнись! Мне плевать на твои проблемы! Плевать, ясно?

Кара закивала.

— Эм, простите, позже зайти? — послышалось из коридора. Стояла уборщица.

— Нет, мы закончили, начинайте уборку.

— Стойте! — воскликнула Кара. Женщины недовольно на неё посмотрели. — Мэм, я обронила кольцо. Моё кольцо, обручальное! Я сама… помою сама!

— Каждый исполняет свои обязанности и за то получает деньги. У нас строгий порядок. Не нравится, увольняйся! — Главврач развернулась и зацокала по коридору. Уборщица проводила робким взглядом и зашла.

— Обручальное? — Она усмехнулась. — Не хочешь, чтобы я мыла пол? Намекаешь, найду — прикарманю?

Сплав неистовых чувств проявился на коже доктора красными пятнами.

«Эта тварь тоже приютская. Ведь специально искать теперь будет. Где же, где ты, колечко? Умоляю, ну покажись!»

— Собралась мешать мне работать? Может, тоже нажаловаться? — Уборщица направилась к раковине. Кара ползала на четвереньках, пропуская всё мимо ушей. Вскрик и грохот ведра! Доктор вздрогнула, обернулась. — Чё за дерьмо? — Уборщица указала на мыльницу, раковина под которой была перепачкана слизью. — Фу, а вонь! Я не буду мыть это, ясно!

— Уходи! Скажу — помыла, — умоляла Кара.

— Пошла ты! Выговоры мне не нужны, и так получаю мизер, в отличие от некоторых. — Она усмехнулась. — Попроси за меня Виолетту, может, сразу найдётся кольцо? В Резиденции и дерьмо убирать согласна.

«Вот же тварь!» — сокрушалась Кара. Мысли выразил взгляд. Уборщица то уловила и ухмылку сменил оскал. Доктор решила — лучше её не злить. Посмотрела на часы — тридцать минут!

«Дать Слово, а потом сказать — отказали. Найдёт, но вернёт ли тогда? Банк закроется, не успею. Сколько Конги будут в Атаре? Ведь сегодня уже Совет!»

На полу всё пестрило, сливалось. Кара вздохнула, собралась обещать, но зазвонил телефон. Пронзительное эхо отзывалось в коридоре. Сердце сжалось.

— Ответишь, нет? — проворчала уборщица, зажимая уши.

Кара таращилась на стол. Пятна сменила бледность.

«Чую сердцем, это Гангер!..»

Уборщица схватила трубку и гаркнула: «Алло!» Кара опомнилась.

— Нет, не доктор, приём окончен! Время видели? Чё надо? Я тут дерьмо убираю… за некоторыми.

«С кем так нагло она разговаривает, не фильтруя совсем базар? Это точно не Виолетта. Неужели правда, Гангер?..»

В глазах уборщицы застыл ужас.

— Да, Господин, она здесь, Господин, п-п-простите! Я?.. Я никто, уборщица. Простите, простите! — Начала даже кланяться. — Да, поняла, передам! Д-до свида… — Она положила трубку, едва не выронив. Посмотрела на Кару, сглотнула. — Господин Советник приказывает вам немедленно явиться в Резиденцию, эм… доктор.

«Бланка? — опешила Кара и поняла, что сердце не врёт. — Почему звонит Уго Бланка, я в подчинении стервы, все вопросы решает она. Что случилось? Мне же туда нельзя. Это связано точно с Гангером. Он вернулся. Не может быть!..»

Уборщица подошла, села на корточки, коснулась плеча.

— Я нагрубила ему. Меня не уволят? Пожалуйста, передайте, что мне жаль, умоляю, у меня дети! — В глазах задрожали слёзы. — Я найду кольцо! Положу на стол, даю Слово! Только скажите, как очень и очень жаль! — Она закрыла руками лицо и заплакала.

Кара заторможено посмотрела на неё. Взглянула на часы. Фыркнула, дёрнула плечом, поднялась и ледяным тоном произнесла:

— Кем себя возомнила, раз решила, что ему до тебя есть дело? Ты просто жалкая тварь. Но даю Слово! Если завтра не увижу кольца, я замолвлю ему за тебя. Потеряешь работу, клянусь! И поверь, мне плевать на твои проблемы. И на твоих детей.

Нервы

— Докладывает Альфа-Один. Пост: КПП-Один. Приём.

— Это Бланка. Докладывай.

— Вижу Астра Инсу и Шакко Кару. От поста в пятнадцати метрах.

— …Вас понял, Один. Конец связи.

В контрольно-пропускной зал молча вошли две женщины. Турникет пропищал «стрелку» первой и поставил «крест» на второй. Астра Инса, чинно прошагав, задержалась у стойки охраны. Шакко Кара осталась за турникетом: ворчала под нос, пыталась пройти, однако тот упрямо не читал пропуск.

— Кого-то сопроводили, Альфа? — спросила Виолетта, не выказывая внимания на возню позади.

— Не понял, Госпожа Секретарь, — отчеканил Альфа.

— Сенсоры заводили сюда человека, чего непонятного?

— Никак нет, Госпожа Секретарь.

— Никого? — удивилась Виолетта. — Давно на посту?

— Заступил в двенадцать часов.

— Значит, пропускал солдата с вышки. Никто больше не проходил?

— Никак нет, Госпожа Секретарь.

Турникет продолжал пищать, стойко держа оборону, и с солдатской выдержкой невозмутимо сносил оскорбления.

«Дело в кролике? — Виолетта прикусила губу. — Совет решил использовать Праксис? Аврора поэтому позвала? Знает, какой это риск, знает, что будет, если увижу демона. Свистнула рыжую дуру. Тварь последняя, кто хочет мне помогать, и первая, кто откроет шампанское, превратись я в слюнявый овощ. Не ожидала, АрКонг. Конги оказали давление? Угрожают прикрыть Огню помощь? Сто процентов! Им есть, чем напугать.

До сих пор зависим от медикаментов Люмины. После падения Атара они монополисты на рынке фармакологии. Раньше конкурировали только в косметологии, и у Неба — всегда была лучше. Что ещё? Глина? Мы восстановили добычу, но оборудование и большинство специалистов — от них. Объёмы упадут, Огонь не сможет нормально строиться, людей в этой сфере мало: оплата сдельная, работают больше осужденные, другие туда не рвутся. ЦуКонг циничная сука! Наверняка, инициатива её, давно на меня косо смотрит. Случись припадок, Цукара только поржёт.

РаКонг пусть и надеется затащить в койку, но тоже за. Ракса держит Атар за горло поставками металлов. Наша разрушенная энергетика завязана крепко на них. Для восстановления нужны те же металлы и электрооборудование, в производстве которых они — номер один.

Солнечные электростанции Земли могли бы восполнить потребности, но вопрос о диверсификации навсегда завис в воздухе: буферные Государства хотят за транзит кошмарные суммы. Даже Аврора при всём желании — хапнуть Огню побольше — понимает, насколько нерационально Ярулле заключать такие контракты. Собственную энергетику Огонь получит только через пять лет. Строительство встанет. У нас не хватит обученных людей и ресурсов, чтобы закончить такие масштабные проекты. Международная помощь необходима, без электричества производство замрёт, Огню будет нечем подкреплять валюту. Это экономический крах!

Рида в сговоре? Сто процентов! Речь о Ходоке, колебаться не станет, Наби плевать, что случится со мной.

Только Мэй может выступить против. Такой подход претит его принципам Чести. Будь на Совете Миледи, Огонь лишился бы судов, переданных Водой безвозмездно. Морские пути, торговля, рыбная промышленность — она бы всё перекрыла. На ряд продуктов взлетели бы цены, многие бы исчезли. Хорошо, что её Эра — в прошлом.

Двое против трёх. Если Конги отбросили дипломатию и перешли к шантажу, значит, Гангер не найден. Не вышел из Озера? Кто тогда? Демон? Уго сказал, филин в то утро нервничал. Животные чувствуют деструктивную ауру. Нет! Это волна, она взбудоражила. Вернись Война — все бы сошли с ума. О-о-о, это кошмар! Мой Праксис — единственный способ узнать, кто проник в Мир. Аврора прикажет, у неё нет Выбора. И у меня тоже…» Виолетта сдавила губу. Возня позади привлекла наконец внимание.

Кара стояла там же, махала пропуском и хамила охраннику. Солдат уже шёл к ней, но рация задержала, что вызвало в докторе бурю негодования.

— Альфа-Один, они прошли?

— На посту возникли проблемы. У доктора размагнитился пропуск.

— Пропускай!

— Так точно, — отчеканил солдат, когда Кара неуклюже полезла через турникет. Альфа поспешил на помощь, но доктор отмахнулась и обругала его.

«И эта дура должна меня спасать? — Виолетта закатила глаза. — Кошмар!» Она зацокала к лифту.

Пока кабина спускалась, доктор, разрешив-таки проблемы на входе, преодолела фойе и встала позади. Двери открылись, противно проскрипев. Инса зашла первой, Кара следом.

Лифт ожидал команды закрыться. Пассажирки одновременно устремили к кнопке по пальцу, но, определив намерения друг друга, сразу отдёрнули их. Миг неловкой заминки продлился микродолю, однако того оказалось достаточно, чтобы Виолетта уловила отсутствие не только маникюра на шершавых руках подчинённой, но и кольца! Кольца, что та, вопреки невозможности официально зарегистрировать брак, в обход традиционных правил бессовестно таскала на безымянном пальце.

Двери, прождав, зашаркали. Виолетта спокойно нажала кнопку.

«Объяснение этому только одно, — подумала она, — у Беласко появилась любовница!»

Порывистый старт и механический звук движения кабины не могли соперничать с энергией мысли, разрастающейся со скоростью света.

«Не старше двадцати, ведь не знает о чёрном прошлом. Блондинка! Брюнетов возбуждают блондинки. Тварь ведёт интернатуру, девка, должно быть, курсантка. Зашла домой за консультацией и наткнулась на Ворона».

Шум лебёдки и двигателя из шахты оседал в обшитой панелями кабине, освещённой парой бра. Хромированные двери матовыми силуэтами отражали неподвижные фигуры.

«Сразу поняла — что-то у твари не так. Всегда корчит вид, будто нервы — стальные канаты, сносит колкости невозмутимо. Но я-то знаю! Внутри её всю перемешивает. Столкнувшись у входа, дура истерично закатила глаза и сжала кулаки. Видать, сегодня застукала. Запёрлась на завтрак, убедилась — Гангера нет, и вернулась сказать любовнику».

Движение кабины разбавлялось вибрацией туговато скользящих в шахте по направляющим рельсам металлических башмаков, отчего красно-матовые плафоны подрагивали.

«Хорошо устроилась, тварь! Думала, высидела наследника, и дело в шляпе? Как бы ни так! Даже кольцо, уверена, таскает, чтобы ты, истеричная дура, не плавила мозги. Дешёвый фарс только подчёркивает ничтожность. За отсутствием настоящих чувств, готова довольствоваться бутафорией? Кого надеешься одурачить? Меня? Ты просто убожество!»

Стрелка циферблата над дверями переползла к «3». Напряжённый взгляд рыжей пассажирки скользнул по ней уже дважды.

«В кого Беласко был по-твоему влюблён? Думаешь, после смерти родителей в его сердце осталось место лишь скорби? Размечталась! Решила, демарш из богатого дома Великого клана в стены убогого тараканника, где обитала ты, — сигнал мне, что ему ничего не нужно? Я последняя, кто бы смерилась, что лучший курсант променял Академию на третьесортную приютскую школу. Кошмар! В этом я убедилась, переступив порог вонючего бичёвника. Жаль, поняла многим после, что вошь, подсматривавшая в замочную скважину его комнаты и не заметившая меня за спиной, была ты. Даже не помня твоей чумазой рожи и ничего, что выделяло бы тебя на фоне паршивых стен, — я уловила запах! По сей день, как сейчас, ощущая его стоя рядом, вспоминаю тот миг и сожалею, что не растоптала тогда эту вошь, пропади которая, никто бы и не заметил!»

Алые тона приглушённого плафонами света позади пассажирок обрамляли их силуэты на двери. Стрелка циферблата сонно подползала к «4».

«Любовница, которую он наконец завёл — какая бы ни была! — лучше тебя на сто процентов. Пожелай они оформить брак — даю Слово! — я бы придумала способ. И ткнула бы свидетельство в твою мышиную рожу. Надеюсь, девка понимает, рыжее ничтожество не отцепится просто. Родить — первое, что следует сделать. Тогда весы перевесят. Хотя не удивлюсь, если тварь предложит огромные алименты, в обмен на Слово оставить Беласко в покое. Не-е-ет! Скорее падла начнёт его шантажировать своей смертью, манипулируя чувствами к сыну. Память о собственном горе не оставит Ворону Выбора. Он не уйдёт и до конца дней не позволит себе никогда никого полюбить!..»

Свет накалял пространство душной атмосферой, сравниться с которой могло только Инферно.

«Итак. Эта растоптанная докторша, от которой скоро может зависеть моё здоровье, а то и жизнь, корчит из себя что-то твёрдое. Качество рено-ауры и возможность использовать медицинское Мастерство определяются состоянием врача. Позорище на КПП — жалкая толика истинного масштаба. Тварь на грани нервного срыва. Хватит искры, чтобы напускная стойкость полетела к чертям. Что же Выбрать? Удовлетворить своё эго и уязвить дуру, рискуя оказаться без помощи? Или не лить масло в огонь и оставить шанс настроиться на работу?..»

Кара уже пристально наблюдала за стрелкой, чьё положение в бесконечном промежутке между «5» и «6» указывало — ещё чуть-чуть. Кабина остановилась, но доктор не выдержала и повернула голову. Секретарь смотрела на неё и загадочно улыбалась.

«Я обязательно выясню, что это за чума, которую он врачует».

Двери открылись, но к Каре обратились:

— Как дела, доктор? — любезно спросила Виолетта, и с удовольствием наблюдала, как на микромиг исказилось у твари лицо, а глаза передёрнуло тиком. Но этого вполне оказалось достаточно.

Жесть

Астра Инса вышла из лифта и зацокала в один из трёх коридоров.

— Стой, — раздался позади голос Советника.

Виолетта остановилась. Лента воспоминаний за вечер прокрутилась моментально. Удовлетворённое выражение лица изменилось: красивые черты огрубели, в глазах загорелась ярость. Она обернулась.

Уго Бланка стоял справа от лифта, прислонившись к стене, скрестив руки и ноги. Он не выказал эмоций, поймав на себе гневный взгляд, и спокойно повернул голову, когда появилась доктор. Шакко Кара настороженно на него посмотрела. Советник сдвинул брови и сказал:

— Ты…

Виолетта подлетела в два стремительных шага, затрясла пальцем у его носа и затараторила:

— Так и знай, Уго, я подниму вопрос о твоём сыночке! Статус «Старосты» не будет греть ему мозг. Я собью тиранскую спесь с вашей семейки и вложу в это дело всю Душу! Глава Академии найдёт во мне навсегда врага, если не примет во внимание доводы и не снимет твоего сына с поста, раздувающего его Эго до вселенских масштабов! — Она почти тыкала пальцем в лицо. — Найду также время на разговор с Оливией. Предложу твоей жене погулять с дочкой в приютских окрестностях, насладиться видами и познакомиться с тамошними ребятишками. Уверена, такой эпизод надолго запомнится малышке Еве. Никогда не забуду, на что сегодня ты подписал меня. Не прощу! И припомню при первом случае, даю Слово! — забрызгав слюной Советника, Виолетта на том успокоилась, развернулась и зацокала прочь.

Уго обтёр лицо и обратился к доктору:

— АрКонг обожгла ногу. Тебя позвали поэтому. Готова работать? Мне доложили, ты кричала внизу. — Кара ссутулилась. — Жди, когда позовут. — Бланка отслонился от стены и пошёл в коридор, в котором удалялось цоканье. Он окликнул Виолетту, но та ускорила шаг.

***

Пустой стол у стены возле кабинета АрКонга задержал внимание. На красной скатерти одиноко стоял букет.

«Фуршетный стол? — удивилась Виолетта. — Да, точно. Скатерть сама заказывала. И чёртов букет. Почему это здесь?..»

Она постучала в дверь.

— Госпожа Фрида, разрешите войти? — Аметистовые глаза вдруг остекленели. — О нет, не может быть…

— Входи, моя дорогая, — послышалось за дверью.

Плёнка памяти пролистала кадры кошмарного завтрака, что Секретарь думала — станет её последним. Постучав, она лишила себя Выбора и теперь могла только войти.

Уго подоспел, когда дверь уже закрывалась. Он остался снаружи.

Первое, что сделала внутри Виолетта, — зажмурилась. Но успела заметить, что Аврора сидит ко входу спиной за сервировочной тележкой, приставленной к рабочему столу. Чавканье, что услышала Инса, открыв дверь, стихло, как только она зашла. Однако смачные звуки встряхнули воспоминания.

«Глотка, забитая несочетаемым! Сладкое толкает с солёным! Жует лимоны, запивает молоком! Рыбу пихает с мороженным! Заливает майонезом десерт! О-о-о, это кошмар!..» Она прикрыла ладонью рот.

— Моя дорогая, всё ли хорошо? — Скрип инвалидного кресла подсказал — оно разворачивалось. — Мах Авест с трудом тебя отыскал. Мы начали волноваться.

Виолетта, подавив тошноту, пробубнила:

— Всё хорошо. Гангера там нет, Госпо… — Закончить помешало что-то жидкое, что громко затягивалось и вдруг притихло.

«Нет, вот что это?.. Как и утром, всё течёт, липнет? Капает в тарелку с уже пережёванным? — Вспыхнули сочные кадры. — Обмасленные руки! ложки! нож! А крошки в стакане! Какие там крошки — размокшие в хлопья куски! Поласкает рот и глотает это!» Виолетту передёрнуло; гладкая, без единого волоска кожа покрылась мурашками.

— Знаем.

Скрежет ложки о тарелку свёл зубы.

«Невыносимо! Мама! Кошмар! — Дыхание перехватило. — Утром ещё и отрыгивала. Надо бежать в уборную!»

— Моя дорогая, ты много работаешь и мало ешь. Сегодня не притронулась к завтраку. Уверена, ты голодна. Присядь, отужинай с нами.

— Госпожа!.. — всё, что успела вымолвить Виолетта.

Светлые стены просторного кабинета, отделанные понизу филёнчатыми панелями из вишнёвой древесины, с момента, как их воздвигли, и последующие Мирные пятнадцать лет были свидетелями всякого. Однако ещё ни разу им не довелось наблюдать, чтобы тут кого-то вдруг начало рвать. Особенно в шоке пребывала дверная ручка, потому как именно она оказалась в центре внимания: Секретарь, сжимаясь в истошных рефлексах и кашляя с каждым из них, беспощадно пачкала несчастную.

Хвойный ветерок, проветривающий через приоткрытое окно наполненный запахами еды кабинет, теперь не справлялся с задачей. Перед рвотным амбре отступали все ароматы, царившие тут недавно. Звуки вечернего Атара и цвирканье летучих мышей в его небе слышались между порывами.

«Что это?..» — озадачился Советник за забрызганной дверью, стыдливо скрывавшей от него все подробности в тайне.

— Же-е-есть… — протянул чей-то незнакомый голос, после того, как Секретарь наконец закончила.

— Это чё?.. Что это нахрен такое? — прозвучал второй. — Твою мать! Как теперь жрать? Как жрать?!

— И так налопался. Тоже фонтан пустить хочешь? — Первый голос под длинное «Фу-у» второго звонко засмеялся.

Незнакомые голоса заморозили Виолетту в полусогнутой позе. Мысли, что за столом чужаки, незамеченные в спешке, — остановили сердце. Воображение, в искусстве создания картин с которым соперничать могла разве что её дочь, крупными мазками уже рисовало «Кошмар».

— Моя дорогая, присядь. Уго доложил, пришла доктор. Давай её позовём.

— Нет! Не нужно, всё хорошо.

— Ты и перед тем как блевать, сказала — всё хорошо, а мне теперь кусок в горло не лезет, — сказал второй незнакомый голос, чем вызвал хохот у первого.

Образы иностранных персон, уже оформленные в сознании, разлетелись в клочья. «Чины не могут так разговаривать. Кто это?..» Загадка затмила чувство позора. Даже не отеревшись, Виолетта развернулась.

Девка с вымазанными мёдом губами и шпажкой в зубах не задержала внимания. «Кролик?.. — опешила Секретарь. — Альбинос из памяти неудачника. Он разговаривает?..»

— Присядь, моя дорогая, ты бледная.

Виолетта машинально зашагала к дивану. Кролик сидел на сервировочной тележке, напротив девки, Аврора — с края, между ними. Распахнутый мармит с кучей тарелок стоял на рабочем столе, вторая куча возвышалась между гостями.

— Так что на счёт Академии, Госпожа Бабуля? — Шпажка переместилась в уголок испачканного рта. Девка, чьё лицо теперь Виолетта не видела, находясь позади, сидела на стуле с босыми ногами.

— Стоп-стоп! Типа, ничего не случилось? Болтаем как ни в чём не бывало?

— Кончай ныть, хлебай свой суп, не мешай разговаривать.

— Нет, спасибо, как-то не хочется, пропал аппетит.

— Тогда заткнись, бесишь!

— Моя дорогая, точно не надо врача? — Виолетта таращилась на кролика. Машинально помотала головой. — Возьми салфетку. — АрКонг кивнула на журнальный столик у дивана. Секретарь опомнилась: вытянула салфетку из бокса и вытерлась.

Кресло с толстым телом развернулось к тележке.

— Значит, хочешь в Академию?

— Так точно, Госпожа Бабуля!

— У меня несколько вопросов, девочка. Ты позволишь?

— Вы тут главная.

— Искусство боя, которым, ты сказала, владеешь, имеет значение. Приёмная комиссия учтёт это при вынесении решения о зачислении. Конечно, проверив Слова на практике.

— Я всегда отвечаю за Слова! Кому надрать надо зад, чтобы попасть в Академию?

Внимание переключилось на девку, дерзость которой вызвала недоумение.

— Вопросы поступления — не первое, что должно волновать тебя, девочка.

— Почему?

— Во-первых, обучение платное. Цена зависит от курса. Таких в Академии три: Базовый, Углубленный и Квалификационный. Каждый длится три года. К зачислению допускаются дети от семи лет. Возрастные категории разделяются по курсам на: семь — десять, десять — тринадцать и тринадцать — шестнадцать лет. — АрКонг повернула голову. — Моя дорогая, напомни цену за полугодие?

Виолетта растерянно на неё посмотрела. Болтаясь в сумбуре мыслей, она сначала замешкалась. Однако профессионализм, отточенный на высоком посту, помог собраться и не ударить в грязь лицом перед начальством.

— Пятьсот, тысяча и три тысячи эра, Госпожа.

— Благодарю. — АрКонг отвернулась. — Я правильно помню, тебе одиннадцать? Это соответствует второму году Углубленного курса и цене в тысячу эра за полугодие. При зачислении, оплату внести нужно сразу. Высокий вступительный балл не является условием бюджетного обучения. Только отличные оценки по итогу экзаменов дают основание для перевода с платной основы. Сколько у тебя с собой денег?

— Тысяча эра? — гостья задумчиво взглянула на кролика.

— Эра, эра — них-эра! Не смотри на меня, такой валюты никогда не держал.

— Как и думала, денег у тебя нет. Во-вторых, где ты собираешься жить? Ты же не надеялась поселиться бесплатно здесь?

— Что значит, не надеялась? — возмутился кролик. — Эй, Госпожа Главная! Пинком под зад — и на улицу?

— Заткнись, Ушастый!

— При Академии есть Общежитие. Там живут курсанты, иногородние и иностранцы, кто не может позволить себе снимать в Атаре жильё. Проживание, разумеется, платное. Цена зависит от корпуса и вносится каждый месяц. Тоже сразу. Распределение производится: в Младший, Средний и Старший, в соответствии с курсом. Моя дорогая, какова сейчас плата за комнату в Среднем корпусе?

— Триста пятьдесят, — уже не мешкая, ответила Виолетта.

— Благодарю. Напомню, что это в месяц, без питания. Едой каждый себя обеспечивает сам. Судя по тому, как ест Господин Опекун, стоить тебе это будет немало. Если станешь курсантом, придётся потратиться и на форму.

— Форму?

— Так точно. Уставная форма: красный китель, белая рубаха, чёрные брюки или юбка — обязательные атрибуты курсанта. Посещать занятия можно только в такой форме. У каждой группы свои нашивки. Шьётся всё на заказ, индивидуально. Моя дорогая, во сколько Ингрид обошлась форма в этом году?

— Три с половиной тысячи, Госпожа.

Ответ вызвал вдох изумления у гостей. АрКонг улыбнулась и сказала:

— Ингрид, знаю, очень разборчива. Вероятно, ткани не из дешевых.

— Конечно! Я не позволю дочке нацепить ширпотреб.

— Во сколько может обойтись стандартная форма на эту девочку? В таком вопросе, моя дорогая, ты настоящий эксперт.

Виолетта окинула гостью взглядом.

— В тысячу уложится, думаю. Если постараться, и дешевле можно, но качество будет ноль.

— Благодарю. Тысяча эра за форму. Прибавь к тому обувь, которая не входит в комплект и колеблется в районе от пятисот эра. Позволь спросить, где ты оставила свой багаж, девочка?

— Багаж?..

— Твои вещи, где они? Если то, что сейчас на тебе, это всё, то огорчу. Сентябрь у нас сухой и тёплый. Но с октября, который, напомню, начинается завтра, дожди и ветра доведётся наблюдать чаще солнца. Я уж молчу о зиме. За свои семьдесят лет не встречала пока человека, кто бы отважился зимовать в шортах и майке, да ещё босиком. Может быть, это ты?

Гостья молча смотрела в ответ. Кролик что-то бубнил под нос.

— Итак, девочка. Ты спросила на счёт Академии. И я не против. Точнее, моё разрешение в этом вопросе не требуется. Я не вхожу в приёмную комиссию. Подавай документы, проходи вступительный экзамен и учись на здоровье. Кстати, о документах. Они при тебе?

— Какие документы? — Гостья нахмурилась.

— Какие-нибудь. Хоть что-то должно ведь быть?

Громко хлопнуло! Виолетта вздрогнула. Коса с чёрной аурой повергла в шок! Секретарь завизжала, вспрыгнула на диван, вжалась в стену, впилась ногтями! Рухнули три картины: стекло одной рассыпалось на осколки. Кролик сшиб стопку тарелок, забился в мармит — посуда попадала на пол: звон! треск! грохот! Душераздирающий визг услышал Советник: дверь распахнулась, Уго рванул вперёд, но поскользнулся на рвоте.

— Демон! — крикнула Виолетта.

— Отставить! — рявкнула АрКонг.

Сразу стихло. Только ультразвуки летучих мышей за окном и стон Советника на полу нарушали тишину. Гостья, стоя на стуле, обвела взглядом вокруг и протянула:

— Же-е-есть…

— Зачем ты её достала? Посмотри, что наделала! — Аврора повернула голову. — Уго, что там с тобой?

— Госпожа… поскользнулся, простите.

Звонкий, заливистый смех раскатился по кабинету.

— Не-е, ну вообще! Эй, Ушастый! — Гостья постучала лезвием по мармиту. — Выходи, балбес, посмотри на это.

— Замолчи! — строго сказала АрКонг.

Гостья положила косу на плечо.

— Вот мой багаж! И все документы! Плевать на холод, и так позимую! А голодной я не останусь. — Она лукаво улыбнулась. — Я охотница очень хорошая.

Распахнулась крышка мармита.

— Инса, сядь! — крикнула АрКонг.