Бесплатный фрагмент - Во всем виноваты шахматы

Душа у женщины легка

и вечна склонна к укоризне:

то нету в жизни мужика,

то есть мужик, но нету жизни.

/И. Губерман/

1

Играть в шахматы отец научил меня раньше, чем сестра читать.

У бати был друг Иван Митрофанов — тоже заядлый рыбак и охотник. И шахматист… Долгими зимними вечерами в отсутствии телевизора они собирались то у нас, то у Митрофановых и пластались меж собой. Я сидел рядом и наблюдал. Мне легко было представить отцовы фигуры македонской фалангой, а дяди Ванины — персидскими полчищами. Болел за наших… Изучив фигуры, их возможности и основы игры, я начал биться сначала с отцом, а как поднаторел немного в игре, то вставал в очередь в поединках навылет с мужчинами. Когда сражались мы с батей в гостях у Митрофановых, его жена выговаривала хозяину:

— Ваня, ты с них аренду бери — ишь повадились: своих что ли нету?

Ей не понять мужских правил.

Школьником записался в шахматный кружок в Доме пионеров. Но вскоре бросил эти занятия: играть было не с кем — руководитель кружка не в пень колода, одно название; а Логачев Витя, более-менее сносный игрок, ходил нерегулярно.

На первом курсе инженерно-строительного факультета ЧПИ на уборке картофеля в совхозе «Лазурный» играл с самим Свешниковым. Он выиграл, не глядя на доску, а для меня память на всю оставшуюся жизнь — это же надо: Евгений Свешников согласился со мной сыграть!

В Анапе, проходя службу в ОУОМСе (отдельный учебный отряд морских специалистов погранвойск), благодаря шахматам объелся халвы. Одну задачку мне в электричке как-то подкинули ребята. На вид простенькая, а попробуй реши! Я сейчас расскажу диспозицию, а вы попытайте-ка счастья на досуге…

Значит, так… Три черных пешки на краю доски на исходных позициях начала партии. Три белых пешки в одном шаге напротив стоят. Короли по той же горизонтали на другом краю доски — каждый в линии своих пешек. Белые начинают и должны выиграть. Я играл черными и не проигрывал. За неудачную попытку сто грамм халвы. Она продавалась в чипке на территории части по рубль тридцать за кило. Сто грамм — тринадцать копеек. Ох, и побегали же ребята! Ох, и поел же я халвы!

На Ханке со своим старшиной Колей Сосненко сыграли партию двое на двое со второразрядниками (так они утверждали) с малых катеров. Удивительно и очень сложно играть в шахматы парами — не советуясь, обдумывая свои ходы и разгадывая задумки партнера. Мы выиграли банку сгущенки, а второразрядники разругались и слили концовку партии заведомо проигрышными ходами — цугцванг называется.

Институт и завод ничего не дали древнеиндийской игре. А вот после переезда в Увелку первым делом отнял шахматную корону редакции газеты «Ленинское знамя» у заведующей отделом писем Нины Михайловны Плотниковой, которая беззастенчиво обыгрывала весь коллектив, не щадя и мужчин.

Работая в РК КПСС, однажды успешно выступил за Увельский район в турнире по шахматам на приз райкома профсоюза работников сельского хозяйства. Прознав об этом, шеф мой Пал Иваныч Кожевников прямо на аппаратном совещании предложил всем желающим принять участие в сеансах одновременной игры на нескольких досках — после работы, конечно. Желающих оказалось достаточно, а вот победителем всех баталий неизменно оставался ваш покорный слуга.

В учебном авиационном полку, где работал техником по регламенту самолетов, мои шахматные способности начальство заметило и однажды отправило во главе сборной полка на турнир в ЧВВАКУШ (Челябинское высшее военное авиационно-командное училище штурманов) — нашу головную организацию. Игроков было двое — солдат срочной службы (перворазрядник) и курсант училища (врун и дезертир). Не знаю, умел ли будущий штурман вообще двигать фигуры, но как только мы прибыли в Челябинск, он тут же удрал к своей невесте — только его и видели. Он не явился к началу турнира, и ничего не оставалось, как мне играть вместо него. Солдатик решил схитрить.

— Анатолий Егорович, — он говорит, — играйте на первой доске: вам все равно ничего не светит. А я на второй доске, где народ послабее, попробую выиграть личное первенство.

Так и сделали. Только из пяти партий на первой доске я принес команде три очка, а служивый на второй — полтора.

— Ну как? — самодовольно спросил его в электричке на обратном пути в часть.

На похвалу рассчитывал, а он сказал:

— Одни хитрецы кругом. Не прокатило, блин…

Когда с Советским Союзом было покончено, новые люди пришли к власти. Главой района стал Скобин Василий Петрович, а его правой рукой Виктор Григорьевич Шумаков — большой любитель шахмат. С его подачи в нашем районе процветали шахматные турниры в форме клубных собраний. На двух из них по любезному приглашению первого заместителя Главы района я побывал.

В поселке Нагорный в Доме Культуры в тот день собрались самые заядлые любители шахмат. Сначала, как настоящие спортсмены, мы что-то там расчертили, кого-то с кем-то поделили (посеяли, как говорят в большом теннисе) и даже сыграли пару-тройку партий. Потом гостеприимные хозяева пригласили всех участников пообедать. Стол был богатый. Мы как накирялись… вернулись к шахматам, и пошла заруба — только часы спортивные злобно клацали: играли все блиц.

Другой турнир с застольем и выпивкой провел у себя директор Песчанской школы Борис Николаевич Извеков. Шахматист он отличный, а хозяин хлебосольный. Повторился Нагорненский блиц-турнир. И я там был…

С победой на выборах Главы района Литовченко Анатолия Григорьевича ежегодно стали проводиться спартакиады между сельскими территориями по многим видам спорта — в том числе, шахматам. На первую такую в селе Кичигино Глава Увельского сельского поселения пригласил в команду шахматистами меня и учителя первой школы Пасечника. И ничего мы там с Петром Трофимовичем выдающегося не показали.

В Увелке немало замечательных шахматистов — это и Мирасов Роман Андреевич, и Проскуряков Виктор Афанасьевич… Но первый где-то затерялся, выйдя на пенсию, а второго практически на все турниры приглашали судьей.

А между тем, в Песчанке сложилась своя шахматная элита — реально равные по силе игроки: Шумаков Виктор Григорьевич, Ногинов Владимир Егорович, Извеков Борис Николаевич, Жижилев (не помню имя и отчество), Женя Гец…

В Каменке тоже богатыри-гроссмейстеры — заводила, конечно, Зайков из Администрации, но был еще и перворазрядник: он-то и поддерживал знамя каменских шахматистов довольно высоко.

В Рождественке сам Глава поселения Гришау играл и собирал команду. Но почему-то забыли самого мощного игрока — Бобылева Александра…

Вобщем, такой расклад.

Увидев, что настрой Главы района проводить подобные спартакиады ежегодно серьезный — уже был назван следующий хозяин спортивных игр: Хуторское сельское поселение — местные главы зачесали затылки: хочешь-не-хочешь, а надо создавать команды, надо организовывать тренировки…

И тогда в поселке Увельский был создан шахматный клуб.

Встречает меня ветеран стадиона Александр Петрович Шушуков.

— Анатолий, приходи в воскресенье к десяти часам и всех шахматистов, кого увидишь, приглашай — мы создаем шахматный клуб.

С десяток человек собралось. Инвентарь нашелся — несколько досок с набором фигур, шахматные столики с соответствующими… как их назвать-то, чтобы не повторяться? И начали мы играть… Играли-играли… Играли… Каждое воскресенье с десяти до упаду… Как известно, каждая капля воды камень точит, а каждая сыгранная партия в шахматы прибавляла нам опыта и мастерства.

Однажды на стадион приплелся очень больной с похмелья корреспондент районной газеты Азамат Аиткулов. Мы с ним знакомы еще по «Вире!» Комитета по строительству и архитектуре Администрации Увельского района. Когда Клипа закрыл газету, Азамат перебрался в «Настроение» и с настроением трудился пять дней в неделю. В субботу вдрызг напивался и спал в подъезде неразделившей его чувств дамы. Однажды приплелся к нам в воскресенье…

Уловив его настроение, я предложил:

— Азамат, похмелиться хочешь? А давай сговоримся — я тебе каждое воскресенье бутылочку пива, а ты в газете «заметку про наших мальчиков» — то есть шахматный клуб и его участников. Чтобы, во-первых, в ней прозвучало — где и когда мы собираемся и всех желающих приглашаем. Во-вторых, побольше пафоса: фамилий и достижений — чтобы люди видели себя на страницах газеты, а родственники ими гордились, а не ругались за отсутствие в выходной.

И ведь сработало! Азамат был неплохим журналистом. Его заметки к нам притянули не только любителей шахмат из других поселений, но и южноуральцы стали наведываться. В первое воскресенье Нового Года в клубе собралось человек двадцать… Уму непостижимо — какая однако популярность!

Настойчиво игнорировали нас метры древнеиндийской игры — песчанцы, каменцы и рождественцы… Из Кичигино, помнится, кто-то был.

Ну и доигнорировались. На конец зимы председатель райспорткомитета Боровинский объявил районный лично-командный турнир по шахматам на базе Увельского клуба. Ему надо было отобрать сильнейших игроков в сборную для областных соревнований, которые намечались на начало весны.

Женщина, кандидатка в сборную района, у Сергея Васильевича уже была. Переехала из Магнитогорска, купив в Увельском поселке дом, и появилась в нашем клубе Елена (по-моему, мастер спорта по этой самой игре). Других женщин в клубе не было. Она ходила одна, и редко кто из мужчин мог сыграть с ней наравных. Лена была выдержанной и приветливой по характеру женщиной. А её покойный отец — известным в области шахматистом.

Итак, прежде, чем выставить команду на районные соревнования, мы провели турнир внутри клуба. Причем, иногородних предупредили, что в случае победы, место в команде им не светит. Но увы, все лавры достались увельчанам. Право защищать честь района в бескомпромиссной борьбе заслужили Сергей Маненков — лошадка темная, Виктор Афанасьевич Проскуряков — наш ветеран, который ради такого случая совмещал участие с судейством, и я.

Собрались все команды на районный турнир. Провели жеребьевку. Пошла в ход швейцарская система — от игры к игре все сложнее соперник.

Чемпионом района стал я — скромно так и со вкусом. В последней партии обыграл перворазрядника из Каменки. Ситуация была драматическая — он играл белыми и пытался навязать свой стиль игры. Я упорно оборонялся. Перворазрядник, не получив преимущества к эндшпилю, разменял две ладьи на ферзя. Это его и доконало: на чистом пространстве две ладьи в связке сильнее любой королевы.

Ах, эти проклятые концовки партий! Никогда они мне не давались. Но в той я был на высоте.

Отходя от стола, каменский перворазрядник сказал с обидой и пренебрежительно в мой адрес:

— Ничего не показал мудреного, но и не совершил ни единой ошибки.

— Главное — результат! — вступился за меня Шушуков.

Второе место в турнире занял Проскуряков. Третье — Сергей Маненков, молодой, но быстро прогрессирующий шахматист. Общекомандное первое место тоже, конечно, у нас — хотя для Елены соперниц совсем не нашлось.

Шахматные монстры просто дивились (давились от зависти?) нашим результатам. Виктор Григорьевич Шумаков, наверное с расстройства, умудрился проиграть шахматисту заведомо слабее его — моему однокашнику Михаилу Андрееву, который на турнире выступал за команду «Злак». Миша в самом начале пожертвовал слона за пешку, прикрывавшую короля, и зашаховал песчанского гроссмейстера до матового состояния.

— Играть надо, ребята, — сказал я им на прощание. — Приезжайте к нам в клуб: всегда рады.

Сборная района на областные соревнования была составлена исключительно из участников Увельского шахматного клуба. И, как видите, это заслуженно…

В начале весны Боровинский на своей машине повез нас в село Миасское — центр Красноармейского района. Высадил у дворца (РДК?), где должны состояться соревнования, и уехал, пообещав вернуться за нами через два дня.

Мы нашли учредителей турнира, сдали заявку. Все ждали еще кого-то… Ждали-ждали… Наконец, главный судья встаёт и заявляет:

— А ну их нах… чемпионов долбанных!

И тут, как только в кино бывает, дверь открывается, и вваливаются словно персонажи комедии четверо пьяных участников из Троицкого района. Ну, очень было похоже на сцену из кинофильма, над которым хочешь-не-хочешь, а обхохочешься.

Да, забыл сказать… Соревнования-то областные, но среди сельских районов. И пьяные чудики, опоздавшие к регистрации, не были собраны со всех степных весей юга области, а компактно проживали в селе Бобровка Троицкого района. Так бывает. Сложился клуб шахматистов в одном селе и поколение за поколением клепает чемпионов…

Главный судья не обрадовался вновь прибывшим, не сказал им: «Наконец-то… а мы вас заждались». Он брови нахмурил и объявил:

— За опоздание на регистрацию мы вас не допускаем на турнир.

Два пьяных парня и такая же женщина изумленно выпучили глаза. Один пробормотал нечто, похожее на ругательство: «Вот б…, влипли». И все… Но третий, и по-моему самый юный из них, повел себя совсем по-другому — он тоже изумился, но не стал молчать:

— Кого не допускаете — нас? Вы посмотрите — кто перед вами…

Он стал тыкать пальцем в собутыльников и называть фамилии, дополняя заслуженными ими титулами:

— А… ий — чемпион области, чемпион России.

— Б… ов — чемпион области, чемпион России.

Запомнилась овощная фамилия:

— Пастернак — чемпион области, чемпион России.

Оказывается эти ребята, выиграв областной турнир, после взяли и первенство России.

А выпивший малый продолжал:

— Нас не допустите, с кем поедите? С этими…?

Он пренебрежительным жестом обвел всех невыпивших.

Однако, у парня амбиции… Дать ему в рыло для начала не помешало бы.

Ну, ладно. Конфликт замяли, бобровцев приняли… Пошли мы места в гостинице получать. Потом ужинать. После ужина Лена купила бутылку вина и пришла в нашу комнату угощать. Я не стал пить, потому что серьезно настраивался на турнир. Серега не стал, потому что не пил. А Афанасьич пропустил стаканчик. И затеяли они с Еленой блиц-турнир…

Заходит пьяный троицкий чемпион с овощной фамилией. Вежливо пальчиком постучал по шахматным часам и спросил:

— Можно мне на победителя?

Проиграв, Елена уступила ему место. Фигуры расставили. Пастернак, взглянув на сединой убеленного Проскурякова, убрал с поля своего ферзя. Афанасьич ответил тем же. И началась заруба блицоров — мелькали руки, глухо стучали фигуры, клацали кнопки часов… Пастернак проиграл.

Начали новую партию, ферзей не снимая с доски. Когда чемпион области и России проиграл в третий раз подряд, он улыбнулся, пожал Проскурякову руку и удалился, сказав:

— Кажется, я недоперепил.

В его голосе не прозвучало и тени иронии.

А наутро начались соревнования. Сыграли три партии — две до обеда и одну после. Я первую выиграл, вторую вничью свел, третью проиграл. Лена взяла два очка. Виктор Афанасьевич и Серега по одному.

Ладно, первый день соревнований закончился, пошли отдыхать…

И что тут началось… Боже мой! Я думал в гостиницах такого не бывает — потому что в принципе не должно быть. Это в общагах по праздникам все шатаются туда-сюда — ходят в гости и угощают, пьют, поют, танцуют и обжимаются…

Мы закрылись, но к нам стучались то и дело, долго не давая уснуть. Наверное, кому-то худо бывает от того, что другие не пьют.

Утром приходим в ДК — мать босая! Вчерашних гроссмейстеров не узнать — рожи опухшие, глаза красные, перегаром воняют: ну, как с такими играть?

Еще вчера положил глаз на одну красотку — её мне Елена показала, заявив: «Чемпионкой будет». Ну, и пусть! Мне она статями больше понравилась — блондиночка среднего роста, личико миленькое, фигурка фигуристая, ножки под короткой юбчонкой — глаз не оторвать. И к тому же главная кандидатка в чемпионки — скажите, как в такую не влюбиться?

Еще вчера она была жизнерадостной, активной, веселой и… потрясающе красивой. А сегодня… Движения замедленные, как у зомби. Лицо и шея до покойницкой бледности запудрены тщательно… Потом, когда пошла игра и прошла, видимо, потом пудру смыло, или платочком смахнула невзначай, и предстала Белокурая Жаззи (так я её окрестил) со всеми последствиями минувшей ночи, сама того не замечая, публично — на шее и даже скулах просто багровые пятна засосов. Вот будет подарок мужу!

Да ладно, если любит, простит…

Я в четвертой партии на турнире немного прижал противника — чувствую: должен добить… Только бы не разозлиться — от него перегаром воняет, как от помойки, а на лице прямо-таки написано страдание.

Он сделал ход:

— Пойду, покурю.

— Я ждать не буду, — говорю. — Ход сделаю и время твое включу.

— А сам не хочешь покурить?

— Увы, не страдаю такой зависимостью.

— А может, ничью?

— Чего ради?

— Ну-ну…

Он ушел и не вернулся. Я дождался, когда флажок его рухнул, и пошел к судье.

Пятый мой соперник вообще не явился. Да я, наверное, чемпион?! Но, увы, безнадега. Очков, конечно заработал много, даже больше Елены, но увы… Впрочем, общекомандным местом в турнире Боровинский остался доволен. Кажется, все…

Нет, стоп! Еще айн фрагмент. Я без пары оставшись, Афанасьевич отыгравши — подошли мы к Маненкову в его финальной партии. Позиция у Сереги имела некоторые преимущества, но он в цейтнот попал и продолжал сидеть и думать, не замечая, что стрелка уже начала поднимать флажок, чтобы обрушить поражением. Мы подходим, отходим, психуем и шепчемся — блин, подсказывать-то нельзя: мигом часы остановят и влепят баранку Сергею. Наконец, измотав наши нервы, Маненков делает ход. Противник, ему отвечая, уже улыбается — он-то заметил критическое положения флажка. Еще два стремительных хода увельского игрока, и противник, остановив часы, жмет ему руку, поздравляя — мат получил!

Как это мы с Афанасьевичем не разгадали позиции? А Маненков — молодец! Честь и хвала…

И даже после областного турнира соревнования в нашем шахматном клубе продолжались. Правда, из спортивного зала нас попросили — передали в пользование соседний барак, который раньше использовался как склад или пункт проката. И кстати, его мне некогда под квартиру прочил покойный Пашков.

Помещение теплое и, можно сказать, уютное, но тесное. Как здесь усадить десять играющих пар, которые собирались зимой, трудно представить. Но беда подстерегала не в том. Маненков после областных соревнований набирал шахматное мастерство как сказочный богатырь — не по дням, а по часам — того и гляди: о потолок башкой треснется. Проскуряков был всегда азартным игроком. И вот схлестнулись они меж собой играть блиц на деньги. Даже в клуб перестали ходить…

Точнее, случилось так — собираемся мы в воскресенье, как обычно к десяти часам в нашу бендежку, а там два очумелых блицора сидят: как с вечера сели, так до сих пор. Ключ от замка на двери знали где лежит — вошли и погнали. Теперь собрались домой отсыпаться. Ну да, как же, как же… великие люди.

А как же наш клуб? Смотрю на их лица — недовольные оба: играют на деньги, но в долг. Проскуряков недоволен, что сумма, которую он стремится отыграть, растет с каждой партией. А Маненков недоволен тем, что Афанасьевич никогда ему непосильный долг не сможет отдать.

Где же выход из ситуации?

Попробовал я Боровинского уговорить — вмешаться и растащить этот клинч. Только не знаю — беседовал с ними Сергей Васильевич или нет.

Сам наехал, потому что подумал — если я чемпион района еще пока, то должен руководить событиями в клубе: заставлять их случаться. К этому меня обязывает мое звание. И говорю блицорам:

— Вы что творите? Вы же клуб наш губите. Я надеялся, через год-два засунуть пастернаков бобровских куда-нибудь подальше, а вы тут такую гадость чинить удумали.

Проскуряков хмурится и молчит, ему явно нечего сказать — ну, понятно: влип. Ответил мне Маненков:

— А ты, Егорыч, к нам присоединяйся — втроем веселее будет. Или боишься за свой карман? Похоже, теперь ты не так крепко в седле сидишь, как раньше, а?

— Ты считаешь, что на глупые вопросы мне следует отвечать, да?

— Ну, а если вздумаете меня выгнать — буду ездить в Южноуральск: там ребята играют по-взрослому.

Вот даже как! Ну-ну, никогда просто так не болтай…

Последовала продолжительная пауза — два лидера Увельского шахматного клуба схлестнулись друг с другом характерами. Но если существуют разные мнения, всегда есть возможность договориться — так диктуют правила компромисса. И я попробовал:

— Знаешь, что я заметил — чем лучше ты играешь, тем хуже твои манеры. К чему бы это?

Маненков прищурился, пытаясь играть роль крутого. Плечи расправил, вздохнул глубоко — вдруг поможет? Нет, тупее обычного тупого может быть только тупой, корчащий из себя крутого. Он даже жалость вызывает. То, что Сергей теперь играет в шахматы лучше меня, никакого значения не имело в плане простых мужских отношений.

— Придираешься — значит завидуешь, — сделал вывод Сергей и упрекнул. — А еще друг называется.

— Я тебе не друг. И все мы тут не друзья на пикничке, а участники большого и серьезного дела, которое вы с Афанасичем вздумали развалить.

Вот тут-то меня осенило — а почему бы и нет?

— Послушайте, мужики, мы ведь с вами на одной улице, только с разных её сторон говорим — почти кричим друг другу и не слышим. Почему бы нам не сойтись вместе и не осудить общие проблемы?

— Я тебе все сказал, — пожал Маненков плечами. — Скучно становится тут: не с кем играть. Один только Афанасьич в блиц сопротивляется.

Еще один Пастернак! Ладно, проглотим для пользы делу.

— Частично ты прав.

— А может быть, в основном?

— Но у меня есть задумка, как вернуть некоторым зазвездившимся стимул к игре.

— Колись, мы послушаем — вдруг сработает. Чем прельщать думаешь?

— Хорошо, — говорю, — прельщу. Хотите играть на деньги? Будет вам игра на деньги. Но для начала давайте проведем квалификационный турнир, где каждый сыграет с каждым.

Заинтригованный Маненков, а за ним Афанасьич мне уступили.

За два или три воскресенья мы турнир провели, я итоги подвел.

И вот учредительное собрание участников клуба. С докладом «О переходе игры в шахматы на деньги» выступаю я.

— Вот, — говорю, — итоговая таблица квалификационного турнира. Сейчас озвучу, а кто не расслышит, подойдет и прочтет — я к стене его потом присобачу. Маненков первое, Агарков второе, Проскуряков третье…

И так далее… Кроме мест в таблице я озвучил и показатель качества игры впрочем, он-то и расставил всех участников клуба по местам своим — это частное от деления количества набранных баллов на сумму игр.

— Давайте, — говорю, — за базовую ставку в игре возьмем сто рублей. Никто не против?

Все согласились, даже не зная, что я дальше скажу.

— Тот, кто у нас на первом месте в рейтинговой таблице на любую игру, с кем бы ни свела его жеребьевка, ставит базовую ставку — сто рублей. Кто на втором месте — в два раза меньше, то есть пятьдесят рублей. На третьем — в три… И так далее. К примеру, игрок двенадцатой позиции ставит на игру восемь рублей. Смысл понятен?

Вот тут начались обсуждения. Сначала горячие…

Маненков кричал:

— Егорыч, где справедливость?

— Все правильно, Сергей Олегович, ты ведь доказал, что сильнее здесь всех. На равных с тобой никто и не сядет, а рискнуть суммой, соответствующей качеству его игры, захочет каждый, чтобы выиграть твои сто рублей. Если между нами, к примеру, случится ничья, мы делим поставленную сумму пополам. Я забираю твою четвертную. Так что, никакой расслабухи — на каждую партию, как на финал: иначе проиграл.

В конце концов, все признали, что Положение об игре на деньги, предложенное мной, справедливо, разумно и имеет место быть.

— И заметьте, после каждого игрового дня качественный показатель игры корректируется — добавляются игры и набранные очки, все это снова делится и результат заносится в таблицу в порядке убывания.

По-другому и проще — выигрываешь деньги, повышаешь свое место в квалификационной таблице, и, стало быть, увеличивается твоя денежная ставка на игру и риск проиграть её. Закономерно обратное.

Кто-то спросил:

— А как быть с вновь поступившим участником — в середину таблицы, и пусть бултыхается?

— Нет. Зачем? — отвечаю. — Ставим на последнее место с нулевым квалификационным показателем. Пусть это место будет тринадцатое и сумма ставки его — семь рублей. Пусть он игроком будет сильным, а попали ему в жеребьевке слабачки — в трех партиях набрал три очка… ну и выигрыш в карман положил. Такого показателя нет даже у Маненкова. Стало быть, в следующее воскресенье новичок на первом месте и его ставка на партию — сто рублей. А уж дальше — как повезет…

Как не крути, Положение наше о новых правилах игры в шахматы на деньги справедливое и стимулирующее — никто не позволит себе играть спустя рукава: мол, настроения нет или соперник не стоит упорства. Когда на кону стоят твои кровные, хочешь-не-хочешь будешь играть с полной отдачей.

И заиграли мы с новым настроем. В шахматах это возможно — никого не жалеть и пленных не брать. Думал — через год, через два пипец Бобровке: падут чемпионы под копытами наших коней. И как горько было осознать, что всем этим честолюбивым мечтам, пришел конец — увы, закрыли наш клуб. Вернее отобрали помещение (кому-то под что-то понадобился сей барак), а нам сказали — где хотите играйте.

А где играть?

Предлагал Петр Трофимович подвал в первой школе, но туда никто не пошел.

Распался Увельский шахматный клуб… Будто какие-то неведомые злые силы отняли у него блестящее будущее. А жаль…

Господи, как же это печально, когда хорошие начинания губит чиновничье равнодушие. Такая вот правда жизни!

Немного позже шахматный клуб попытались реанимировать в спортивном комплексе «Злак». Я появлялся там пару раз, но понял, что это уже не то. Той обстановки бескомпромиссной борьбы и азарта, что были у нас, там никогда не создать, а потому не привлечь и не воспитать выдающихся мастеров.

Когда предложил ввести денежный стимул по моей системе, меня высмеяли:

— Ты не туда пришел.

Я ушел и больше не появлялся. А почему — Бог весть…

Спросите — где Маненков теперь, самое талантливое детище Увельского шахматного клуба? Кто-то как-то открыл почти в центре Увелки зал игральных автоматов. Вот там я Сергея однажды застукал, зайдя из любопытства. Маненков испытывал на практике собственную программу обыгрыша «одноруких бандитов», которая, по его заявлению, поможет изменить ему его жизнь.

Его собственное оригинальное изобретение! Этот парень знает, что делает. Он поставил перед собой цель — если не выйдет стать настоящим гроссмейстером, взять свое в качестве профессионального игрока… ну, скажем, казино. Потом в диалоге со мной он так и сказал: «Если я не стану знаменитым, то, по крайней мере, разбогатею».

Расстроенным он не выглядел. Глаза, правда, усталые, но исполненные надежд. А вот взгляд очень даже неприветливый. Голова у парня по-прежнему «варила» неплохо, только разговорчивость его куда-то вдруг подевалась.

Сцена что надо — верно? Целый ряд «одноруких бандитов» и Сергей Маненков — один-разъединственный игрок в пустом зале игровых автоматов.

— Привет! Какие люди! Похоже, мы времени даром не теряем.

— Ты имеешь в виду, что я здесь делаю?

— Если хочешь, начни об этом.

Маненков заявил, что в поединках с «однорукими бандитами» чувствует подъем похлеще, чем от игры в шахматы — пусть даже и с денежным стимулом. Еще Серега сказал, что не верит в приметы — потому как это полная пурга, но гороскоп свой читает каждый день. Я заметил — характер его беспокойный нагрелся еще на несколько градусов.

— Тебе надо компьютер приобрести и дома играть в Интернете — там пруд пруди всякой игровой муры. К тому же можно играть круглые сутки, не выходя за порог.

— Это второй этап — пока здесь. Программу вот отшлифую…

— Бабки в карманах уносишь или, может быть, тачку тебе подогнать? Ты только скажи — я сбегаю.

— Вообще-то, давай… И еще мне нужен личный бухгалтер-счетовод.

— Вот даже как! Не боишься игроманом стать? Это, говорят, болезнь однако…

— Нет. Я смогу остановиться. Я ведь тут деньги ищу, а не удовольствий себе.

— Шахматы бросил? — спросил я его.

— Ну их нах… — ответил прежде никогда не сквернословивший молодой человек.

— А кто же в области за район играет?

— Нашли какого-то Коляду… в Казахстане что ли. Вот он и шпарит. Новый председатель райспорткомитета не хочет в Увелке физкультуру и спорт развивать — из Казахстана теперь привозит подставных спортсменов. Так, наверное, дешевле выходит казне.

— Не он ли наш клуб закрыл?

— А кто же еще? Он туда кого-то из беженцев поселил.

Ну, что тут скажешь? Благое дело — не за что даже критиковать.

Спросил Серегу:

— Что будешь делать с деньгами, когда «обуешь» всех «бандитов»?

— Куплю машину.

— Предел мечтаний?

— Потом подумаю.

Пожелал я ему совершенствоваться и дальше в обыгрыше «одноруких бандитов». Бедный парень спит и видит себя богатым. Сергею всегда хотелось большего, чем предлагала ему Судьба.

От двери, оглянувшись, посмотрел на бывшего лидера нашего шахматного клуба. Маненков, придвинувшись к игральному автомату, вперил в его экран свой взгляд — серьезный и непонятный. К шахматам возврата нет. Я, конечно, разочарован был, но не так уж и удивлен. Есть в нем эта хищническая жилка — необходимая, чтобы куда-то пробиться.

Уходя, сказал:

— В любой азартной игре на деньги есть правило: когда очень нужно выиграть, обязательно проиграешь. Это знает каждый пацан. И ты учти…

— Иди-иди, — отмахнулся Сергей. — Я стараюсь играть так, чтобы мне всегда везло, потому что в приметы не верю, а почитываю гороскоп…

М-да… азартные игры, азартные игры…

Мужик мне один рассказывал на «Станкомаше». На участке он у меня работал пескоструйщиком, а еще раньше экскаваторщиком на вскрыше Коркинского угольного разреза. И сам жил в Коркино — этаком Лас-Вегасе Челябинской области. Однажды отправила его жена ковер выкупить в магазине — уже выбрала, отложила, но денег рассчитаться сразу не хватило. Вернулась домой, дала мужу деньги и отправила за ковром.

Идет пескоструйщик мой через парк городской. А там в выходные дни собирались азартные игроки в карты на деньги. И играли по-крупному.

Птички поют, солнышко светит… Дорогой он купил и выпил бутылочку пива. Хорошо на душе! Мой день — решил пескоструйщик и подсел к игрокам — должно повезти. Главное — ничего не бояться. Иначе — какой смысл жить в Коркино и хоть раз не сыграть по-крупному?

Не повезло! Все просадил, домой возвращается, говорит жене:

— Жена, ковер я не купил, деньги просадил в карты… Дай еще — пойду отыграюсь.

Она дает ему новую сумму…

Скажите — так не бывает? Бывает в татарских семьях — если муж татарин, жена татарка… Знаете, какие они послушные — не чета нашим русским стервам.

Пошел, отыгрался да еще сверху приличную сумму огреб. Жене все деньги вернул, ковер на выигрыш приобрел, да еще друзей угостить хватило. Вот как бывает, когда не о деньгах думаешь, а об игре. Согласно его философии — чтобы однажды много выиграть, надо прежде прилично проиграть, но никогда не сдаваться и не отступать…

По-моему, неплохой подход к риску — не хуже других. Впрочем, может быть, и наврал пескоструйщик с моего участка.

И кстати, об игромании…

Не похожи ли мои ночные бдения на азарт игрока? Тут как-то однокашник Михаил Андреев поинтересовался — когда же, наконец, литературные изыски мои начнут приносить реальный доход? Я ответил:

— Не знаю. Может быть, никогда. Может, неверный я выбрал жанр…

— А какой литературный жанр сейчас наиболее доходен — фантастика? детективы? женские любовные романы?

И знаете, что я ему ответил?

— Долговые расписки, Михаил Иванович — самый доходный литературный жанр.

Но жизнь продолжается, и мы не станем рядиться в траур, вопить и падать без чувств — она слишком коротка для такой фигни. Как тут не вспомнить другого, более известного Пастернака, и его перевод знаменитой трагедии: «Гораций, много в мире есть такого, что вашей философии не снилось».

Я к чему это говорю? Ведите добродетельную жизнь, играйте в шахматы и не посещайте казино, а все дерьмо исчезнет само собой. Ведь именно это имел в виду герой Шекспира принц датский, говоря своему другу, вышеупомянутую фразу.

А вы в это верите? Или скажите — так жить пресно. Надо добавить жару, чтобы руки потели. И кто мешает? Играйте с азартом! В шахматы — это тебе не на рояле: там надо ноты знать. А за шахматной доской ты — Бог и царь, и полководец… Пришла в голову мысль — делай ход и ничего не бойся: иные ошибки ведут к победам.

Признаться, нам в Увельском шахматном клубе чуточку не хватило времени… всего чуть-чуть. Я видел азарт игроков и блеск игры. Оригинальные решения тех, кто на них в принципе был не способен. Главное — стимул появился, а внутренние резервы каждого человека (в данном случае игрока) неисчерпаемы…

Нам только чуточку не хватило… немного времени и парочку добрых турниров, чтобы слава об участниках Увельского шахматного клуба пошла по земле Уральской и затмила Бобровских чемпионов.

Я люблю шахматы. И очень хотел, чтобы в Увелке имел место быть настоящий шахматный клуб, клепающий мастеров и гроссмейстеров. И дело мне не казалось слишком уж сложным — экономический стимул для азартной игры я нашел: он безупречный и справедливый. И идеи подобные постоянно приходят в голову.

К примеру, на День Физкультурника в Увельском районе уговорил Маненкова дать сеанс одновременной игры со всеми желающими на десяти досках. Сам же пошел к нему в секунданты — зазывал азартных и едва успевал фигуры расставлять, а Сергей мочил всех, кто ни подходил испытать счастья на клеточном поле.

Я уже всерьез задумывался над карьерой продюсера Увельского шахматного клуба, но нам (ему — клубу) немного не хватило времени. Мы могли бы играть на (за?) деньги с другими подобными формированиями. Могло бы и получиться — здесь предсказывать нельзя. Могли бы ездить и гастролировать. Могли бы всему миру предложить с нами играть — через Интернет, конечно. Многое могли, но мало, что сумели.

И если бы какой-нибудь сукин сын из газеты (имею ввиду — корреспондент) интервьюируя меня как продюсера шахматного клуба, спросил: «Что вы вложили в это дело?» Я бы ответил: «Самого себя». И это не хвастовство, а внутренняя уверенность. В любом случае в шахматах я разбираюсь, в людях, слава Богу, тоже. С сильными мира сего говорю без робости. Так кому же как не мне быть продюсером Увельского шахматного клуба?

Вся беда в том, что клуба у нас никого нет.

2

Стадион «Олимпийский» в поселке Увельский — это не только место массовых состязаний и индивидуальных тренировок, но еще очень зеленый, чистый и порой уединенный уголок, где можно услышать ход собственных мыслей в голове. А иногда здесь можно встретить старых товарищей по спортивной команде с выражением тоски на лицах.

На этот раз увидел сияющего Маненкова.

— О, Егорыч! — воскликнул он. — На ловца и зверь бежит. А я спрашивал у Шушукова — может, знает твой телефон. Ты, говорят, магазин в Южноуральске открыл? Настоящим бизнесменом стал. Поздравляю!

Я совсем не обиделся на его слова, увидев с каким уважением он это говорил.

— Зачем тебе мой телефон?

— Глава поселка поручил мне собрать команду шахматистов на Хуторскую спартакиаду. Нужны два мужика и женщина. Лена, понятно, вне конкуренции. А вот кто из вас двоих — ты или Афанасьич — надо решить.

— Это ничего, что я еще действующий чемпион района?

— Когда это было! Столько воды утекло. Ну, так что?

— А какие тебе в голову мысли приходят?

— Да мне-то без разницы: вы — равносильные. Можете жребий бросить.

Так просто.

— А Виктор Афанасьевич судить не собирается?

— Играть, говорит, больше хочется.

— Ну, тогда лучше нам сыграть, чтобы выяснить, кто сильнее.

— Тогда сиди и жди — он обещал сегодня прийти. Или… хочешь, пойдем сыграем?

— Пойдем, но учти — шахматист ты сильный, но корчить из себя крутого тебе не стоит: больше на смех нарываешься.

— Ты че обиделся?

— Ничуть. Тебя хочу разозлить, чтобы вывести из равновесия и обыграть.

Мы взяли шахматы в спортивном зале и сели играть на скамейке трибуны болельщиков возле футбольного поля. Я знал — если поймаю кураж, то могу Маненкова наказать, потому не зажимался: играл раскованно и рискованно. Пока неплохо получалось…

Вдруг Сергей вскинул голову и на кого-то посмотрел за моей спиной. Я обернулся и увидел Виктора Афанасьевича. Это был он, Проскуряков — мой соперник за место в команде на спартакиаду. Он шел по тартановой дорожке, эллипсом окаймлявшей футбольное поле. Еще издали высоко поднял руку, приветствуя нас.

— Салют, шахматистам!

Мы лишь кивнули в ответ и вновь углубились в игру.

Когда Афанасьич подошел, поздоровался рукопожатием и присел, разглядывая расположение фигур на доске, Маненков встал.

— Ладно, Егорыч, перед ответственным поединком не буду тебя утомлять и обижать — предлагаю ничью, — и пересел, уступая место возле доски моему сопернику.

Я не стал возражать, хотя имел некоторое игровое преимущество.

Мы вновь расставили фигуры, и в этот момент Сергей объявил:

— Четыре партии по полчаса. Если по итогам будет ничья, тогда блиц до преимущества в три очка.

Уже в игре с Маненковым чувствовал себя раскованно. Впрочем, это еще не говорит о том, что пришел кураж — но он где-то был на подходе.

Виктор Афанасьевич человек интеллектуальный — с ним можно играть и говорить о высоких материях. Вот прямо сейчас он нам рассказал то ли байку, а то ли анекдот, как освистанный зрителями актер прервал свою роль и со сцены заявил: «Эй, а я-то здесь причем? Я что ли написал эту хренотень? Все претензии Шекспиру»

Я слушал, улыбался и играл, тесня черные фигуры Проскурякова.

Маненков сидел рядом и активно переживал, но не за кого-то из нас, а за игру — он всегда был на стороне побеждающего.

— Сергей, ты никогда не улыбаешься? — спросил Виктор Афанасьевич.

— Улыбаюсь, если слышу или вижу что-нибудь смешное. Вот сейчас, например… скажи, Егорыч, дедушке Вите: «Ну все, ты — мой, засранец седой».

— Я таких слов не знаю, Сергей Олегович, — посетовал я, объявляя противнику «шах».

Лидер наш не унимался:

— Тогда ты, Афанасьич, скажи: «Чего ты, мать твою, к моему королю прикопался?»

— Не дождетесь, сударь, — ответил Проскуряков. — Я буду проявлять полное равнодушие и сведу партию на ничью.

— Это вряд ли, — усомнился я, усиливая натиск.

— Вот гавнюк, — сказал Маненков.

— Это ты о ком? — поинтересовался мой противник.

— Я про белого коня, который забрался в твои тылы и ничем его оттуда не выдавишь. Сливай воду, Афанасьич — белыми отыграешься.

Проскуряков внял совету, и мы затеяли вторую партию. Он начал как-то по-новому, и я ответил, не понимая, куда это меня заведет — но ситуация уже сложилась на шахматном поле, и надо было играть. Меня понесло — я забыл скромность, играя черными. Похоже такого прессинга в самом начале партии Виктор Афанасьевич не ожидал. Взгляд его стал подозрительным. Возможно, ему следовало подумать. Но я делал стремительные ходы, и ему хотелось соответствовать: Проскурякову самолюбие не позволяло тянуть время. Вторую партию он тоже слил.

Начали третью игру. На этот раз седой ветеран заставил-таки себя остановиться и принялся подолгу размышлять над каждым ходом.

— Вы сейчас что играете? — спросил я его по поводу шахматной классики.

Но ответил мне Маненков:

— Мы сейчас притворяемся, что играем. Похоже, Афанасьич седня не в духе. Ты не расстраивайся — будешь судить и нам подсуживать.

— М-да, — Проскуряков широко улыбнулся. — Похоже, что так. Как давно мы с тобой не играли, Анатолий — я забыл твою манеру игры. Великолепно сыграно. Нет, правда, ты так искусно меня обставил… Я восхищен.

— Это вас блицы подкосили. Там ведь думать не надо — как в онанизме: кто быстрее стрелку опустит…

— Эй, вы че разболтались? — встревожился Маненков. — Играть-то будете?

— Предлагаю ничью, — предложил я.

— Какая ничья? — удивился Сергей. — Тут еще далеко не все ясно.

— Но я все равно не проиграю.

— А встречу выиграешь?

— А встречу практически выиграл и поеду в Хуторку вторым номером.

Виктор Афанасьевич протянул мне руку для пожатия, соглашаясь.

Ну, а потом снова блицорный клинч — их невозможно было остановить: не из-за меня же одного Серега пришел сегодня на стадион. Хотя, конечно, в пятиминутной игре столько эмоций, авантюризма, милитаризма… да пусть даже романтизма, если угодно.

Но мне, похоже, пора домой. Я встал.

— Уже уходишь, да? — спросил Маненков, не переставая тарабанить по часам и фигурами по доске.

— Хотел спросить — когда едем?

— В субботу — автобус с командой в восемь часов отправляется от Администрации поселка.

Когда в субботу пришел в указанное место, там было полно народу — вся команда спортсменов Увельского сельского поселения в сборе. Оптимисты уже подсчитывали количество призовых мест. Пессимисты гадали — не уступим ли мы в этот раз общекомандного первого места? Потом подошел большой автобус. Все уселись, и покатили мы в Хуторку. Несмолкаемый треп пассажиров свидетельствовал о прекрасном настроении сборной поселка Увельского.

Автобус припарковался на шоссе, не доезжая села. По команде встречающего отправились через поле к лесной поляне, где стоял флагшток и было намечено общее построение для открытия спартакиады. Никто не догадался скосить траву или хотя бы расчистить дорогу бульдозером. Бредя по высокой и росной растительности все парни промокли по самые… ну, а девушки по пояс.

Когда спортсмены выстроились в колонны, Глава Хуторской территории дал команду «Смирно!» и отправился, печатая шаг, докладывать Главе района, что толпа для… простите… участники соревнований построены на открытие спартакиады. Тот произнес приветственную речь — всех поздравил и приказал: «Флаг соревнований поднять!» Завершая открытие спартакиады, её участники колоннами прошлись по периметру поляны.

Я гляжу: к спартакиаде в Хуторке немало построили новых спортивных объектов — футбольное поле, волейбольное, городошный корт… Возможно, все это пригодится в последствии местной молодежи — возможно, и нет. Вот что точно не пригодится, так это два новых дощатых туалета, воздвигнутых в разных концах широкого поля. Ну да, в селе ничего не пропадает зазря — в понедельник растащат на доски санитарные помещения общего пользования местные обитатели.

Вот чего не хватает спартакиаде, так это рекламы — кроме спортсменов и чиновников свиты Главы района никаких зрителей. Спорт ради спорта? Мероприятие ради галочки? Неужто во всей Администрации не нашлось ни одного деловара, умеющего подать и продать любое событие, как это делается в развитых странах?

Шахматные соревнования должны были состояться в столовой хуторской школы. Там уже были расставлены столы, доски, фигуры и шахматные часы. За свободным и крайним в углу восседал Проскуряков, принимая заявки от прибывающих команд. Мы с Маненковым толпились подле, рассматривая и обсуждая вновь прибывающих.

Перебрасывались репликами. Сергей заскулил по поводу того, что прошлый раз в Кичигино деньги, предназначенные спортсменам, на руки не выдали, а набрали водки с закуской и устроили массовую пьянку, отмечая общекомандное первое место. Неужто так будет и ныне? Я плечами пожал:

— Подойди и скажи Увельскому Главе, что ты непьющий.

Сам между тем наблюдал за вновь вошедшей командой — впереди двух здоровенных мужиков шла симпатичная девушка в мини-юбке. Мисс спартакиада — иначе не скажешь.

— Посмотри, Серега: вон та красотка — не чемпионка челябинская? Помнишь, весной в Миасском… которую затрахали до синяков.

Где? — Маненков повернул голову резко — до легкого хруста в позвонках шейных. — Нет… да ты че? Та блондинкой была.

— Какая разница? Они же красятся. Я на ножки смотрю.

— А по ногам-то как можно баб различать?

— Да очень просто! Бывают стройные, привлекательные… А бывают кривые, худые, толстые и волосатые… К таким даже взглядом прикоснуться тошно, не то что рукой.

— Успокойся, Анатолий — это не та красотка.

Но я продолжал смотреть на неё и вдруг задумался над такой мыслью — что чувствует женщина в постели с мужчиной, с которым она никогда и не думала там очутиться? Пока не возникло ощущение — будто спортивный костюм мне жмет…

Команда оказалась из Красноселки.

На этом, можно сказать, первый день соревнований и закончился. Потому как соперничество по шахматам, по большому счету, шло между мной и Маненковым. Играть нам друг с другом не придется: мы ведь из одной команды. Вопрос стоял — кто больше наберет очков: я — еще действующий чемпион или Маненков — нынешний некоронованный лидер. И весь день мы с ним наперегонки мочили всех, кого к нам подсаживал жребий.

Первый день никому не дал перевеса. По сложившейся традиции сыграли три партии — две до обеда и одну после. Мы с Серегой все выиграли. Что будет завтра?

На другой день первый же мой соперник, Ногинов В. Е. из Песчанки, пришел с бодуна и уже поддатый. Из нутра его несло перегаром, а рот выдавал свежий сивушный запах. Увидев меня, он обрадовался:

— Анатолий, какая встреча! А ну их нах… эти шахматы, пойдем выпьем. Я угощаю. Проставишься, когда сможешь. Как звучит?

— Ты серьезно? Может, сыграем для начала?

— Я уступаю тебе без боя — ты же ведь чемпион.

Закончив трепаться, Ногинов сделал ход. Руки у него подрагивали. Под ногтями чернел перегной. Можно подумать — пришел из сада, где полол сорняки руками. Или у них так принято: руки не мыть от бани до бани — жителей Песчанки, «пескарей»?

Мы играли, конечно, и прежде. И общались достаточно часто. Сегодня он разговаривал иначе, чем всегда. Не уговорив меня выпить, Владимир Егорович сменил настрой — сказал, что надерет мне задницу; что я хоть и чемпион, но он еще «о-хо-хо»…

Мне не хотелось с ним общаться — я просто играл, и партия шла к моей победе.

Почувствовав это, Ногинов еще раз предложил выпить. Я промолчал, и тогда пошел откровенный наезд со стороны недоперепившего «пескаря».

— Ты что, даже разговаривать со мною гребуешь? (гребуешь — брезгуешь, местный говор).

Я молчал. Вокруг нашего стола уже собралась толпа зевак.

— Может, ты и чемпион, но мужик дерьмовый, — наверное для слушателей заявил мой соперник.

Это уже было оскорблением и действием против правил игры.

— Судья! — окликнул я. — Тут партнер меня оскорбляет.

Подошел Проскуряков:

— В чем дело?

Ногинов склонил голову к шахматной доске.

— Мы играем… — сказал мой соперник и сделал ход.

Я ответил, не думая, и тут же услышал за спиной чей-то шепот:

— Боже мой, сейчас будет мат.

Оглянулся — глаза красносельской красотки, так вчера поразившей меня, полны были ужаса. Видать, за меня болеет, а я… Что же я натворил на доске? Вернул взор шахматной партии. Присмотрелся — точно, последним ходом я перекрыл единственную свободную клетку отхода королю… И сейчас, если противник увидит… Действительно, Боже мой! Цена непродуманного хода. Этот пьянчуга Ногинов лишил меня выдержки и осторожности, а с ними — успеха в партии и желанной победы над Маненковым.

Но пьяный «пескарь» смотрел не на доску. Проскуряков уже отошел, а мой противник вновь сверлил меня взглядом и цедил сквозь зубы:

— Предлагаю ничью. А если не согласишься, морду набью.

Это уже полный абсурд!

В сложившейся ситуации лучший выход для меня — отказаться от партии, сославшись на оскорбления противника, свидетелями которым были с десяток человек. А я почему-то сидел и ждал своей участи — сделает Ногинов победный ход или бросится в рукопашную?

Не дождавшись ответа, противник сделал нейтральный ход — матовой ситуации не увидел. Я спас короля, потом партию, и…

Ногинов, остановив часы, тяжело поднялся — человек он грузный — сказал, уходя:

— Я жду тебя в школьном дворе, чемпион.

Говорят, «пескари», когда крепко напьются, жестоко дерутся — топорами, цепями, кольями… Какое оружие предпочитает Ногинов? Наверное, кулаками — они у него не от грязи пудовые.

Я поднялся, помахал Афанасьевичу:

— Сделано. Запиши мне очко.

Повернулся к выходу. Мисс спартакиады коснулась моей руки:

— Не ходите. Не надо связываться с мужиком пьяным.

Я улыбнулся её вниманию:

— Я хоть и трезвый, но тоже мужик.

Ногинов на школьном дворе бил копытом от нетерпения.

— Агарков, сука, я тебя мочить сейчас буду.

— Полегче, а? — предупредил я его, стараясь чтобы голос прозвучал спокойно, но уже понимая, что впутываюсь в историю.

Ногинов поднял свой кулак и для пущей убедительности выставил из него указательный палец.

— Тебе давно надо хайло набить. Ты человеческого языка не понимаешь. И я тебя сейчас по стенке размажу, будешь мне тут яйца крутить, сукин ты сын недоношенный.

Пьяный урод. По глазам вижу — когда выпьет, все человеческое теряет. И при этом здоровенный, черт — его ручищами не в шахматы играть, а сваи на стройке забивать.

— Вот даже как? А все говорят, что шахматы — самый безопасный вид спорта.

— Выходит не так. Ты будешь первым страдальцем…

Я размышлял над ситуацией. Пьяный разобиженный «пескарь» ждет от меня привычной реакции — от оскорблений, угроз и прочего я либо струшу и убегу, либо в драку кинусь, и тогда он меня с полным на то основанием отметелит за милую душу.

Это он так думает…

— М-да… — я покачал головой. — Водка она такая — любого интеллектуала козлом сделает в два стакана.

Ногинов мялся — и хочется ему, и колется почесать кулаки, но лучше для него будет, если драку начну я.

— А ты себя мнишь интеллектуалом? Ну, получишь разок по башке — что теряешь?

— А я знаю, почему ты бесишься. Каждому овощу свое время — ты уже выдохся, как игрок, ну а мне вот в затылок дышит Маненков…

Или уже я ему?

— Вы, увельские — все педарасы!

— Чтобы такое утверждать, надо знать. Ты сменил ориентацию?

Ногинов сжал кулаки и сделал шаг ко мне.

Ну что ж, если драки не избежать… Я нашел цель для правой ноги — промежность придурка. Сейчас он у меня загнется и в пыль рухнет, хрюкая…

— Я решил, что тебе пора валить домой: нечего делать на нашей территории, — заключил Ногинов.

— Как бы еще не время, — сказал я.

Но пьяный пескарь меня не слушал, продолжая свою мысль:

— Забирай с собой кривоглазого, и …здуйте отсюда пока целы!

Маненков действительно здорово косил взглядом.

— Как скажешь, уважаемый, — пожал я плечами и направился в школу. Для меня это был действительно выход — бескровный и почти бесконфликтный.

Наверное, все, кто был в столовой (шахматном зале), наблюдали за нами, облепив окна. Кто-то знал, что происходит, остальные интересовались друг у друга — что случилось? Проскуряков спросил меня, вошедшего:

— Что за шум между вами?

— Я хочу подать жалобу в райспорткомитет о полной дисквалификации Владимира Егоровича Ногинова как шахматиста с запретом участия его в районных соревнованиях за недостойное спортсмена поведение. Ты подпишешь эту бумагу как судья?

Все было видно в окна, тем не менее Виктор Афанасьевич спросил:

— Он ударил тебя?

— Еще чего не хватало! Черт возьми, разве пьяного бреда оскорблениями не достаточно для подобной меры?

Проскуряков смотрел на меня так, словно обдумывал мое предложение, словно оценивая меня… И похоже у него был выбор.

— Причем тут райспорткомитет? Решение о дисквалификации принимает районная федерация шахмат. А у нас её нет.

— Да? Ну, тогда я в последний раз играю в этом дребанном районе.

Главный судья шахматного турнира пожал плечами:

— Тебе решать, Анатолий. И я не знаю, увижу ли я тебя когда-нибудь еще.

Да они что — все сговорились, чтобы отстранить меня от районных турниров? Тогда черт с ними — могу прямо сейчас нафик свалить, чтобы никогда больше не садится за шахматную доску в этих спартакиадах. Подумал даже — на чем бы уехать? Но увы, раньше чем окончатся соревнования, было не на чем. Придется ждать, но играть я больше не буду. Потом передумал — сыграю последнюю партию и все…

Сел, сделал ход и часы включил — весь в расстроенных чувствах. Но судьба на этот раз повторила миасский сюжет: мой соперник не явился на пятую партию. И это лишило меня первого места в личном зачете. У нас с Маненковым по пять очков — но у него они все с игры, а у меня одно — ввиду неявки противника. Проскуряков объявил Маненкова победителем в личном зачете и подписал протокол.

К тому времени практически завершились соревнования по остальным видам спорта, заявленным в спартакиаде. Остался самый главный и популярный — перетягивание каната. Потом вновь торжественное построение, оглашение итогов второй районной спартакиады, спуск флага и, наконец — концерт художественной самодеятельности силами участников спортивных баталий.

Отстрелявшиеся спортсмены еще метались по спортивным площадкам, пытаясь досмотреть то, что еще не закончилось, а я в это время сидел на лавочке в одиночестве — всеми забытый и угрюмый. Думал думу о том, как мне разобраться с этим «пескарем» Ногиновым — вовсе не собирался ему хамства прощать. Как всегда, самой привлекательной мыслью была самая простая — натравить бандитов на мудака, и все дела. Да что такое вообще происходит? Второй раз в жизни у меня возникли проблемы с деревенскими дебилами — и оба они из Песчанки.

Тут меня нашел сосед Женька Пилат. Ему уже хорошо за тридцать, послужил в милиции, работал таксистом — сейчас в ведомственной охране выставляет мускулы на показ и демонстрирует силушку, не выпуская изо рта спичку, используемую вместо зубочистки. За богатырский вес и доблести призван в сборную поселка по перетягиванию каната. И не просто так он меня искал — у него была просьба:

— Анатолий, покорми меня — ты же всегда при деньгах.

Действительно, бугаю такому совхозный комплексный обед — так себе, на один зуб. А ведь ему сейчас канат тянуть — сила нужна богатырская. Как бывший мент, Женька к тому же был хитроват. Он не попросил — сосед займи денег: их же потом отдавать придется. Он обратился к земляку и товарищу по команде — покорми, мол, меня: сила нужна, а уж я потом всех порву…

— Пошли, — говорю, — покормлю.

Подошли к торговым рядам — тут же на общей площадке в тени деревьев.

— Выбирай, что хочешь — я оплачу.

Женька встал в очередь за беляшами. Неподалеку за пластиковыми столами и на таких же стульях расположились любители выпить. За одним — четверо мне знакомых «пескарей», и Ногинов среди них.

— Эй, чемпион, — окликнул он. — Иди сюда. Выпьем, помиримся…

Вот он шахматный Армагеддон! Да будет известно вам, в словаре это звучит так — заключительная, решающая партия матча в случае ничейного исхода как основной части матча, так и тай-брейка. На меня разом накинулись вдохновение и кураж.

Я повернулся к «пескарям» и сказал достаточно громко и убедительно, чтобы меня все услышали:

— С козлами не пью.

Женька Пилат встрепенулся:

— Где козлы? Кто козел?

И вскинул орлиный взор, ноздри раздул, расправил богатырские плечи. Ему ведь хочется отработать беляши, не отходя далеко от очереди.

— Вон туда посмотри, — кивнул я на столик четырех «пескарей». — Вот кто из них сейчас встанет, тот и козел.

Пилат хищно сдвинул брови, вглядываясь в оторопевших мужиков — ну?

Никто не поднялся. Ногинов проглотил дерьмо, которое я ему сунул прямо в пасть, и убедил меня окончательно, что он либо слишком тупой, либо напрочь чокнутый, особенно когда выпивший. А остальные с беспокойством поглядывали то на него, то на меня…

Замечательное окончание партии!

Но это была не последняя радость того дня. Во время концерта художественной самодеятельности меня разыскала красносельская мисс шахматы, а может, и всей спартакиады. Опять этот милый взгляд, полный интереса, говорящий о том, что я девушке любопытен.

Она представилась Оксаной Сусловой и поведала, что очень хочет поднять свой уровень игры в шахматы — не смогу ли я ей в этом помочь?

— Наша Лена из команды увельской играет здорово.

Девушка пожала плечами:

— Я подходила к ней. Она что-то буркнула и отвернулась.

— А Маненков, победитель турнира?

— Я познакомилась с ним, телефон записала. Вы не дадите мне свой?

Все верно — чем больше вариантов, тем больше шансов.

— Запишите домашний.

Оксана достала блокнотик из дамской сумочки и присела на лавочку — я рядом. Её глаза потеряли приятный блеск, стали серьезными — так мне показалось. Записав мой номер телефона, мисс спартакиады задумчиво проговорила:

— А вы бы смогли меня обучать по телефону?

— Что вы хотите узнать? Честно признаться, я не изучал шахматы как науку — просто много играл. Я могу быть только партнером на партию и вряд ли смогу обучить вас каким-нибудь новым премудростям. Читайте книжки — всему научитесь и мне расскажите

Она снова удивленно посмотрела на меня:

— Вы это серьезно?

— Да. У меня до шахматных книг руки никогда не доходили. А вот Маненков читает и штудирует известные партии чемпионов. И смотрите как преуспел — за неполный год из грязи в князи выбился.

— А вы, стало быть, ему уступили, — заметила Оксана. — Не жалко короны чемпиона?

— Конечно, жалко. Только пришел я к выводу — тот, кто изучает опыт других, ничего не придумает сам.

— А вы хотите что-то открыть или изобрести? — она поднялась с лавочки и встала напротив меня. Показалось, что она хочет дотронуться до моего лица. А я взгляда не мог оторвать от стройных, приятной полноты ног и прикидывал на сколько выше колен край её юбки — пять сантиметров? десять? пятнадцать? … и забыл офицерский этикет — нельзя сидеть в присутствии стоящей дамы.

— Готова поспорить, что у вас уже есть какие-то открытия, — сказала она, глядя на меня сверху вниз.

— Несколько, — признался я.

— Не поделитесь?

— Конечно, но как-нибудь в другой раз.

— Заинтриговали. Я вам обязательно позвоню.

— Буду ждать.

Пока все идет неплохо. Только мне надо время, чтобы разобраться с потоком бурлящих мыслей. Возможно, в жизни моей появилась новая девушка…

Она позвонила на следующий день. Но к тому времени в голове моей уже был полный порядок и план совращения.

— Здравствуйте, Оксана! Как приятно слышать ваш голос.

Она, наверное, была не прочь поболтать на эту тему, но ей не терпелось сообщить последние новости:

— Позвонила Маненкову, но тот отказывается быть моим тренером — говорит не чувствует в себе педагогических наклонностей. Вы что скажите?

— Все, что прикажите. Должен признаться, со вчерашнего дня только о вас и думаю. Считайте меня вашим поклонником.

— Вы что, влюбились в меня?

— Сказано мелко — я обожаю вас.

Ей понравилось мое признание, но она затеяла игру в капризную девочку:

— Ну, почему меня все только обожают? Хоть бы кто-нибудь, ну, хоть раз — влюбился по-настоящему.

— Хорошо. Как прикажите — я люблю вас, Оксана.

— Ну, не знаю. А как же шахматы?

— Одно другому не помешает.

— Все так хорошо, и никаких забот, — усмехнулась она в трубку неведомо чему.

Потом мы закончили разговор. Она пообещала назавтра приехать в Увелку, я — её встретить и быть к услугам. Оксана работала библиотекарем в Каменском сельском доме культуры. А за Красноселку играла в шахматы потому, что прописана — там у неё есть комната в общежитии, а еще сын, мама и бабушка.

Я ничего не рассказывал ей о себе. Слушал новую знакомую и понимал — ну ладно, шахматы это одно, но есть что-то еще, что влечет меня к ней, а её, возможно, ко мне. Думаю, это не просто желание перепихнуться, все гораздо глубже. Быть может, мы уже полюбили друг друга? И уважительные нотки в диалоге, это не просто продукт воспитания — это позывы наших душ. Понимаете, что я имею в виду?

Я так истосковался по большому и настоящему чувству к женщине, что прямо сейчас готов был любить — носить на руках, дарить цветы, говорить и делать всякие глупости. Мне даже страшно становится от того, насколько я этого хочу. Господи, вразуми раба своего в конце пятого десятилетия жизни! Иначе он… то есть, я сойду с ума.

У Оксаны были дела служебные в конторе Увельской ЦБС (кажется, так называется сия канитель). Я встретил её на улице, и мы отправились на стадион. Она хотела сыграть со мной в шахматы, а я мечтал с ней переспать — любовь высокая любовью, но куда деться от плотских желаний?

— Вы расскажете о своих открытиях? — спросила она.

— О, это целые романы и практически по каждому случаю. Как-нибудь на досуге, а сейчас времени мало и хочется слушать вас.

— Почему только меня? Расскажите, чем вы живете… Чем занимаетесь?

— Да вобщем-то ничего романтического — пытаюсь как-нибудь заработать деньги и остаться при этом в живых.

— Вы бандит?

— Да Боже меня сохрани!

— Почему вы не побоялись выйти с этим пьяным мужиком, ведь он такой здоровенный?

— Потому что знал, что он просто выкаблучивается и на серьезный поступок не отважится.

— А вы бы могли?

— Я что, похож на драчуна?

Мы притопали на стадион, но там не оказалось никого, кто мог бы нам дать шахматы. Пошли обратно. Оксана взяла меня под руку, и мы двигались в унисон. Ну и черт с ним, что сыграть не пришлось — нам хорошо было вдвоем. Взгляд её был мечтательным и почему-то задумчивым. Мне показалось, что она постоянно анализирует свои поступки и следит за мной, чтобы понять, как действует на меня. Чисто шахматный подход к ситуации.

Оксана вдруг вспомнила, что скоро день рождения её матери, и она хотела подыскать кассету с соответствующей музыкой:

— Я исполню на мамином юбилее кубинский танец — ведь торжество будет в Доме Культуры с большой интересной программой.

Танцевать — призналась Оксана — она любит, и танцует практически профессионально.

Ну, замечательно — мы пошли в универмаг покопаться на витрине музыкальных кассет. Ничего подходящего не нашли, и тогда я вспомнил, что тесть моего племянника ими торгует. Отправились к «папе Миши» домой. Оксана объяснила, что ей надо, и тот скоренько подыскал нужное. Потом поехали в Южноуральск, где на автовокзале поджидали её автобус в Каменку. Купив билет, присели на лавочку. Я угостил девушку мороженым.

— Я наблюдала за вами весь день, — призналась она.

— Я заметил.

— Из вас мог бы получиться неплохой муж. Почему же вы холосты?

— Я женат.

— Но ведь вы уже много лет не живете вместе.

— Вы уже все знаете?

— Вы популярная личность в Увелке — о вас знают все и всё.

Мы помолчали.

— Вы у меня в гостях, а я вас даже не покормил. Сейчас успеем?

— Уже не успеем — скоро автобус.

— Ну, тогда кофе с шоколадкой?

Пошли в киоск горячего питания на автовокзале.

Я предложил:

— А что если нам в воскресенье смотаться в Челябинск — погулять, сходить в кафе. У вас выходной?

— У меня выходной, но я поеду в Красноселку — всю неделю не вижу сына: соскучилась.

— Большой мальчик?

— Девять лет.

— Отец разбился, испытывая самолет?

— Жив и здоров, живет с новой женой на станции Красноселка, работает железнодорожником. А служил десантником — мог бы разбиться…

Помолчав, добавила:

— Ненавижу десантников.

— Ну а я, слава Богу, служил во флоте. Слушайте — берите парня в город с собой. Ему там тоже развлечений найдется… и с мамой будет, и вы с ним. Как?

— Звучит заманчиво. Наверное, соглашусь. Давайте я вам в субботу вечером из Красноселки позвоню.

— Мальчик ваш чем увлекается?

— В смысле?

— В смысле подарка. Что ему подарить при знакомстве?

— У детей этого возраста сейчас одно увлечение — игра…

Оксана сказала, но я уже не помню названия этой западной муры — там шлепают картонными кружочками друг о друга и забирают перевернувшиеся.

— Уяснил, — говорю, — будет ему…

Оксана лукаво улыбнулась:

— А что вам подарить?

Можно, конечно, поцелуй попросить. Пошляк, наверное, так бы и сделал. Но я ведь интеллектуал с двумя высшими образованиями, мнящий себя писателем…

— Вы ведь библиотекарь?

Она кивнула:

— Старший.

— Есть и младший еще?

— А как же!

— Ух, ты! Поздравляю! Так вот… Если вам не накладно и не повредит карьере вашей, подарите мне книгу Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Пусть даже с библиотечным вензелем…

— Ну, это запросто! Ничего, если будет потрепанной?

— В этом весь шарм! Неинтересные книги никто не берет, потому они всегда новые. Самые замечательные книги всегда потрепанные… Вы заметили?

— А почему «Робинзон Крузо»?

— Есть причина. В тексте он все время называет себя «бедный Робин»… А на самом деле прожил счастливую жизнь — один, на природе, со своими мыслями, чувствами и мечтами. И, заметьте, никто не мешал — я завидую ему и хотел бы так жить, чтобы меня не доставали…

— Человек должен делать то, что делает, а не прятаться на необитаемых островах, — строго сказала Оксана.

— С ума сходить, например?

— Если с пользой для дела, почему бы и нет? Я бы хотела стать танцовщицей.

— Как на счет экзотических танцев на тропическом острове?

— Вы ведь кажется были на Кубе?

— Может, вместе когда-нибудь съездим…

Девушка улыбнулась очень естественно и мило: красивая она и знает себе цену — но не слишком ли молода для меня? Впрочем, некоторые утверждают, что мужчины в любом возрасте сохраняют притягательность для юных дам — ведь самая сексуальная вещь мужская это ум.

Заметив романтический блеск в глазах Оксаны, удовлетворенно вздохнул — мне удалось пробудить её интерес к совместным планам. И далее мне надо просто набраться терпения — пусть все идет само собой.

3

Оксана позвонила в субботу вечером.

— Как дела? — спросил я.

— Не так хорошо, как хотелось бы.

— Что не так?

— А-а… это личное. У вас как?

— Весь в ожидании вашего звонка и решения по поводу завтрашнего мероприятия.

— Я решила — мы едем…

Назавтра сел в электричку, как и условились — во второй вагон с хвоста. Выбрал его, зная из многолетней практики, что под ним не бывает компрессора — значит не будет дополнительной тряски и лишнего шума. Но не учел, что посадочная платформа в Красноселке короткая, и Оксане с мальчиком пришлось карабкаться на ступени электрички из гравия. Вот здесь и случилось оказия — порвалась застежка её босоножки. Кое-как подлатав, подумал — первым делом в Челябинске купим туфли: хороший будет подарок для девушки.

Чеботаря, искоса поглядывал на неё, любуясь профилем. Её короткие юбки, её прекрасные ножки всегда сбивали мои глаза и мысли не туда, где можно было увидеть душу и интеллект. Это уже пятая по счету наша встреча — точно пятая, считая за три хуторские дни. А я все от ног оторваться не мог. Теперь рассматривал её немного странную, но чем-то понравившуюся мне прическу. Всегда любил длинные женские волосы, а тут — взбитые локоны по бокам головы, словно воплощение бурлящей в ней энергии. Перевел взгляд на нежный изгиб шеи, на одинокие пряди на фоне белой кожи. Эта прическа превращала Оксану в маленькую девочку.

М-да… конечно же, хороша… но молода, черт возьми! Лет на двадцать моложе меня, а то и больше.

Чем-то напоминает французскую певицу Мирей Матье, чей портрет из журнала два с половиной года висел на дверце моего рундука ПСКА-269. Я объяснил морякам, что эта дама — мой эталон женской красоты. Может Оксана Суслова и не обладала вокальными данными Мирей Матье, но какое-то, чисто внешнее, сходство между ними было. И это казалось мне знамением.

А голосок у неё легкий, звонкий — ненапряженный и ненапрягающий.

Надев Оксане босоножку, обратился к мальчику.

— Я так понял, мы будем друзьями? Анатолий…

Он по-взрослому пожал протянутую руку и представился:

— Костя.

— Ну, раз Костя, значит это тебе, — я протянул ему коробку с игрой.

Поблагодарив, мальчик тут же принялся её потрошить. А я пересел к Оксане, освобождая для него всю лавочку. Тем временем его мама извлекла из сумочки потрепанную книгу «Робинзон Крузо» в замечательном пересказе Корнея Чуковского (сам Дефо довольно нудный и бездарный писатель — уж поверьте на слово, читать невозможно без авторского перевода им написанную муть) и вручила мне.

— А это вам. Как просили…

Дарственная надпись гласила: «На долгую память лучшему читателю Каменской библиотеки. 13 июня (пятница) 2001 г.»

— Спасибо. То, что надо! Как говорится — на всю жизнь подарок, который украсит любую библиотеку. Говорят, у писателя должно быть две-три любимых книги на полке. У меня одна, и это вы подарили её.

— Вы мечтаете стать знаменитым писателем?

— Почему бы и нет?

— А вы всегда знаете, к чему стремитесь, да?

— Так это основа любой жизни — иметь свою цель.

— Сколько же у вас достоинств!

— Наверное достаточно, чтобы полюбить такого?

Оксана приложила пальчик к очаровательным губкам и взглядом указала на сына — тот увлеченно шлепал картонками, не замечая, что его маму кадрят прямо в электричке.

Помедлив, она всмотрелась в меня и проговорила очень медленно, но легко и неназойливо:

— А вы правда были на Кубе? И что же вы делали там?

— Длинная история. Когда-нибудь расскажу, коли будет вам интересно. Впрочем, если кратко до тезисов — я там влюбился…

— В негритянку? — живо спросила она и улыбнулась, представляя картину.

— Ну да… Здоровущая такая и черная-черная… до синевы…

Она посмотрела на меня с некоторым недоумением.

— Да вы шутите…

— Мне тогда было не до шуток, — покаялся я.

— У вас было в жизни много женщин? — поинтересовалась она и посмотрела в упор слегка высокомерным взглядом.

— Я про всех забыл, когда встретил вас.

И снова предупреждающий о молчании жест.

Прибыв в Челябинск мы отправились в зоопарк — таково было желание Константина. Оксана рассказывала сыну о животных и птицах в клетках. А я наблюдал за нею и находил, что на фоне райских птиц она стала ещё привлекательней, чем была. Потом взяли мальчику детский автомобиль напрокат и сели на лавочку бедром к бедру. Я склонился к ней, наполняя свои легкие ароматом её духов.

— Не потеряется?

— Он у меня бойкий.

Рассказывал Оксане о зоопарке Гаваны, а она превратилась в любезного и прекрасного слушателя. Впрочем, что ей еще оставалось, раз я завел свою пластинку? Ну, а я-то нынче как распустил свой хвост! Твердо вознамерился рассказать девушке о всех виданных-перевиданных чудесах и красотах мира, чтобы окончательно покорить её сердце…

Когда Костя досыта накатался, мы поиграли в беспроигрышную экспресс-лотерею и выиграли кучу призов — необходимых ему безделушек. Потом пообедали и отправились в Центральный парк культуры и отдыха имени Гагарина.

Усадив мальчика на карусель, задал Оксане давно мучавший меня вопрос — почему она, такая красивая, до сих пор незамужем.

— Неужто не было никого?

Признаться ждал классического ответа: «Тебя ждала» — и было бы здорово в тему. Я, может, с тем умыслом и задал его. Но она ответила так:

— Да были, конечно. И сватали даже… Только от бабушки я унаследовала одно замечательное качество — в любой траве змею разгляжу.

Вы поняли о чем это она? Я — да! И сильно сказано. А про качество бабушкино… как бы расспросить её поподробнее: меня всегда подобные вещи интересовали.

Впрочем, Оксана тут же добавила:

— Я всегда знаю, что у кого на уме.

И мне стало стыдно за мои грешные мысли. Но, может быть, они не пугали её?

— Не страшно все знать?

— Смотрите на вещи проще, — предложила она. — У меня никогда не бывает проблем с мужчинами, потому что я не заигрываю с ними. Я не кокетка и уже достаточно большая девочка, чтобы разбираться — что к чему.

Потом мы втроем на Колесе Обозрения поднялись над городом, чтобы обозреть его весь. Но Челябинск оказался необозрим — терялись его окраины где-то в дымке у горизонта. А Оксана похвасталась, что является победителем областного смотра-конкурса библиотекарей. У неё сохранилась видеокассета с того триумфа. Пообещала при случае показать.

И здесь, на высоте облаков, где ничто не отвлекает, снова почувствовал на себе её внимательный взгляд. Она рассказывала про конкурс библиотекарей и поглядывала на меня, изучая мою реакцию на события её жизни.

Хорошо, что мы сюда поднялись… Тут я решил, что девушка мне нравится не только внешне. Всего за пять коротких встреч, она словно превратилась в моего старого друга.

Спустились с Колеса Обозрения.

— Вы устали?

— Не очень.

— Пойдемте прогуляемся. В этом парке прошла моя студенческая молодость. Это здорово — вспомнить те годы!

Но Костя захотел прокатиться на Детской Железной Дороге. Купили на станции билеты и сели в вагон. Мальчику хотелось все посмотреть — он улизнул от нас.

— Мне нравится ваша короткая стрижка, — сказал я, любуясь Оксаной.

— Правда? Или вы говорите любезности?

— Нет, в самом деле. Вы с такой очень похожи на Мирей Матье.

— А кто она вам?

— Была мечтой. Но теперь все больше кажется — воплощенной.

Она отвернулась к окну.

— Хорошо тут. Я рада, что вы пригласили нас в эту поездку.

И тут я выпалил вопрос, не дав себе времени его обдумать:

— Сколько по-вашему мне лет?

— Ну-ка, ну-ка… — прикинула Оксана, озирая меня. — Выглядите вы неплохо. Я бы сказала лет на сорок.

— Сорок семь, — поправил я. — А сколько вам?

— Разве девушке задают подобные вопросы?

— Лет двадцать?

— С девятилетним-то сыном? Хотели, наверное, польстить, а оскорбили.

— Ну, хорошо, тридцать…

— Ближе к истине. Но чтобы вам не гадать, скажу так — я родилась в 1973 году.

Боже мой! Двадцать восемь лет. Разница в девятнадцать. Однако…

— Вас что-то смущает?

— Да нет… Но выглядите вы на двадцать пять и ни днем старше.

И тогда на меня нахлынуло странное ощущение времени. Сколько же мне было, когда я впервые появился в этом парке? Лет восемнадцать? А ей теперь двадцать восемь. Если бы мы встретились — я тогдашний, и она теперешняя — смог бы в неё влюбиться: в это лицо, её ножки…? Наверное, да. Ведь у меня же были любовницы старше меня…

Оксана повернула ко мне голову и слегка улыбнулась. Она привыкла к тому, что ею любуются. А у меня что-то екнуло в груди — вот я сижу в обществе очень молодой и потрясающе красивой женщины, и она мне улыбается. Как же это называется?

Так увлекся временной депортацией, что едва не пропустил её вопроса:

— А что вы видите, когда смотрите на меня?

Я начал было отвечать — но едва открыл рот, прикусил язык. В этой ситуации ничего не надо говорить — надо действовать. Я взял её руку в свои ладони и прильнул губами. А когда оторвался, заметил — Оксана сидит с закрытыми глазами. Она приняла мой жест обожания за стопроцентный поцелуй.

Мне хотелось сказать ей: «Если бы мы встретились, когда мне исполнилось девятнадцать, а вам как сейчас, я бы все равно влюбился в вас». Но что-то уберегло меня от такого признания. Должно быть интуиция — этим я рисковал все испортить. И все же, когда человек полон предвкушения счастья, когда его переносит на четверть века назад, практически невозможно не удивляться тому, насколько невероятно все происходящее — потрясающе и романтично. Господи, где мои девятнадцать лет!

И потом, когда поезд поехал обратно, а Костик вернулся к нам, Оксана загадочно поглядывала на меня и улыбалась краешком губ. Были ли у неё тайны? Может быть, она как Лялька, живет по принципу ветреницы — с этим прощаюсь, с этим гуляю, на того посматриваю. Ну, не верю я, черт возьми, что такая молодая и потрясающе красивая женщина не имеет кавалеров.

Но не об этом хотелось думать. О чувствах, которые она во мне вызывает. В общем и целом Оксана мне нравится. Мне хорошо с ней. Да, конечно, она необыкновенно красивая — но при этом она таки женщина. Вполне обычная — не кинозвезда, не балерина… Самая обыкновенная библиотекарша сельского дома культуры. Впрочем, с высшим образованием.

Потом мы катались на электромобилях по автодрому — у каждого свой — и Оксана задорно смеялась, гоняясь за Костиком.

В электричке мальчик уснул — умаялся за день бедолага. И я, воспользовавшись моментом, признался его маме:

— Мне кажется, вы — лучшее, что может быть в моей жизни.

— Увидимся через пару дней, да? — ответила она, улыбнувшись моему комплименту.

И только приехав домой, вспомнил — туфли девушке я так и не купил. Думал-думал и позабыл… Нехорошо получилось.

Оксана снова приехала в Увелку во вторник. Мы снова встретились и снова отправились на стадион с надеждой сыграть в шахматы.

По дороге она спросила:

— И все-таки, чем же вы занимаетесь?

— В каком смысле — чем занимаюсь? Торгую сантехникой, стройматериалами… Деньги делаю, как и все. Одни торгуют, другие воруют — все как всегда в капиталистическом обществе…

— А мне не хочется верить, что это с нами происходит, — с грустью сказала она.

«Одни торгуют, другие воруют…» — я будто слышал эхо своих слов. Выбрал верную интонацию, не сгущая краски, потому что полагал — Оксане не к чему знать в подробностях, как я зарабатываю свои капиталы. Не женского ума это дело.

Нам опять не повезло — снова на стадионе не нашлось человека, который знал бы меня в лицо и выдал нам шахматную доску под честное слово.

Оксана расстроилась:

— У вас дома нет что ли шахмат? Взяли доску с собой: сейчас бы сели и поиграли — смотрите, как здесь хорошо.

— Нет у меня дома шахмат, потому что не с кем играть — не с мамой же совсем старенькой. А у вас есть?

— Конечно.

— Так поехали к вам и сыграем.

Оксана даже споткнулась на мое предложение. Остановилась, серьезно на меня посмотрела и сказала:

— Ну, поехали…

Нельзя сказать, что она говорила ледяным тоном, но и теплым он не был. И лаской выражение её лица отнюдь не светилось.

И вот мы в Южноуральске на автовокзале. Приобрели билеты на автобус до Каменки. Купили кофе с булочками и уселись на лавочке, поджидать время «ч». Мы ели, болтали, смотрели в глаза, склоняясь друг к другу все ближе и ближе, и уже ощущали свежесть дыхания и аромат возбуждения и чувствовали, что стоим на пороге новых открытий…

Как хорошо! А скоро будет совсем хорошо…

— Вы нужны мне, — шепнул я.

Это её тронуло. Она кивнула согласно:

— А вы мне.

И не было ничего дурного в наших мыслях и желаниях.

В автобусе было душно и тесно. Оксане нашлось сидячее место, ну а я стоял в проходе, притиснутый чреслами к боку какой-то женщины — как говорится, ни вздохнуть, ни… поворотиться. Иногда в открытый на крыше люк врывался свежий ветерок и обдувал вспотевшее лицо — это было приятно. Неприятно было то, что глядя на девушку и представляя, что с нами будет через час-другой-третий, я возбуждался… и, кажется, угнетал гражданку, к которой меня притиснули. Она оглянулась на меня пару раз тревожно. Боже, что она обо мне думает!

Чтобы снять напряжение плоти, старался не смотреть на Оксану, но куда же деваться от грешных мыслей? А автобус качается, а народ теснит и толкается…

Мысли грешные, муки телесные… Господи, когда же это все кончится!

С автобусной остановки мы отправились в дом культуры — Оксане не терпелось сыграть со мной в шахматы.

— Кроме шахмат я хотела бы у вас научиться правильно жить.

— Вы мне льстите, Оксана.

— Нет, правда. Вы же сказали, что уже сделали несколько замечательных открытий. Я так думаю, они — о правилах жизни?

— Совершенно верно, — удивился я проницательности столь юной дамы. — И первое, может быть, самое главное правило жизни, из мною открытых, звучит так — чтобы счастливым быть, не обязательно быть богатым или знаменитым, надо просто уметь решать повседневные проблемы: ведь только они и мешают нам жить с удовольствием.

— Хорошо сказано. Я подумаю и, возможно, возьму за правило.

— Проще звучит так — не надо ничего усложнять и гоняться, сломя голову, за деньгами: счастье не в них.

— Да я поняла, — сказала она и после этого примолкла.

В тот момент она почти не болтала. Я тоже был напряжен и немного нервничал, хотя хотелось держаться естественно — нам ведь еще предстоит избавление от заученных в детстве понятий о приличиях: то есть раздеться и лечь в постель вместе. Признаться, ожидал, что Оксана начнет заигрывать, исполняя роль ласковой хозяйки. А она отнюдь не полезла из кожи вон. Видимо решила — либо ЭТО случится само собой, либо вообще ничего не случится.

Мы пришли на её рабочее место — в библиотеку клуба. Там уже никого не было, и Оксана открыла дверь своим ключом. Шахматная доска с фигурами на ней и столе была в читальном зале — видимо любители приходят и играют. И не убирают за собой…