Бесплатный фрагмент - Влага родников

СНЕЖНЫЙ ВИТЯЗЬ

БАЛЛАДА

«Преград у мира больше нет,

Я в сердце зажигаю Свет!»

В. Кремин.

Часть первая

В означенный век из сторон Византии,

Израненный Витязь, сумел забрести.

Он долго стоял под уступом скалы,

Когда-то давно повидавшей дары,

Больших караванов, имевших успех.

И, сбросив гнетущую тяжесть доспех,

Присел, утомленный длинною пути,

Но с раной, готов был в дорогу идти.

Гонимый ветрами, поборник войны,

Уснул, созерцая счастливые сны;

Леса и поляны родной стороны…

Срываясь в полет с иллюзорных высот,

Он скрадывал топи таежных болот,

Крылатого беркута строгий овал,

В небесном кружении узнавал.

Раздолье степи, нрав и удаль коней,

С разметанной гривой летящих по ней.

Лихой детворы у костра хоровод,

Как складывал мирные песни народ.

В полях золотистых, большие стога,

Как мать была к сыну, не в меру, строга,

Как белые пали на землю снега…

Там метили звезды родимых небес,

Пути из Варягов, от северных мест.

Где к Белому морю стелилась тайга,

И алою кровью кропились снега,

Там Викингов путь, пролегал издалека,

В красивые, теплые страны востока.

Колчаны и стрелы… В кольчугах богатых,

С мечом устремляясь в страну Халифата,

Шли рыцари севера, в шлемах и латах.

В мечте, уповая на серебро, злато,

В края, из которых не будет возврата…

Средь Викингов рыцарь — боец величавый;

Он в битвах крещенный и венчаный славой.

Просторы лесов, топь болот, скалы, горы;

То Снежного Витязя мир — Беломорье…

Своею ладьей он к Варягам пристал,

И молвили речь громовые уста:

«О славные Норманны, воины севера!

Искатели мифов и сада бессмертия;

Приветствую Вас и дружину свою,

С великим восторгом я Вам предаю!

Пусть рыцари твердь обретают в строю!..

Однако, ледник бело-главой горы,

Давно уж к подножью истек с той поры.

Там солнце палило, властитель небес,

И рыцарь усталый, в былине воскрес…

Той памятью гор, нам Ильнары любовь,

И гордого рыцаря пролита кровь…

Теперь там лишь старец сидит одиноко,

Мудрец и поэт, и вещатель востока.

Свидетель той были, его борода;

Величье ее; несмотря, что седа —

Словами любовь воспевать иногда…

Он долго вещал мне балладу былую,

В рассказе и песне, устами балуясь.

Пожалуй начну; она станет по праву,

Взглядом иным на тогдашние нравы.

Пусть оду любви, сможет сердце вобрать,

Наполнится грудь эликсиром добра…

И пылкая преданность дивной Ильнары,

Вам искренней скромности образ подарит.

Так вот: у подножья свисающих скал,

Где ветер в ущельях покоя искал,

Хрустальной водою родник истекал…

Тропинка к нему сквозь ущелье вела,

Себя обнажая, лишь таяла мгла.

Где ветры барханы стелили у скал,

Там раненый рыцарь приюта искал…

Лишь строгий утес обогрело светило,

Там к чистой воде Персиянка спустилась.

Горной лани красой, вся шелками блистая,

Оголила и руки, и грудь молодая…

Вздохом трепетной арфы, княжну не тревожа,

К истокам воды, тайный путь был проложен,

И ведом, из века, лишь знатным вельможам…

С искристой волной разыгралась она;

Ее губы — рубины, и кожа бледна.

Взгляды тешит живое движенье руки,

На шелках иноземных, узоры легки.

В лике, к взорам запретном, не сыщешь изъян;

Легка поступь ноги, гибок трепетный стан.

Пышны груди открыты, и шея нежна;

Перед витязем грозным предстала княжна.

Пусть и тайный родник ограждала гряда,

Витязь чуждой земли смог проникнуть сюда,

Гневным стражам дворца, не оставив следа…

Хоть сокрытые тропы и полны сомнений,

Но чем не ночлег; без тревог, опасений.

Ворчание барса услышишь едва ли,

Чудовищных грифов разгул торжества,

Снующих шакалов отчаянный плач,

Чьи злобные будни полны неудач…

То раны болели и ныли слегка,

Промытые чистой водой родника,

То снов череда повергала в покой,

И слышался зов, со щемящей тоской;

Где матушка пот вытирала рукой…

Тихой песней ручья улыбалась вода;

Нет волненья в груди, нет тревоги следа.

Видит воина Ильнара, в тени родника,

Его раны саднящей, коснулась рука.

Гордо-строгие черты тешат взоры княжны,

Но навязчивы думы и тревоги полны…

Смотрит рыцарь не сон, несравнимый ни с чем;

Среди жгучих ресниц, взоры нежных очей;

В них пылают зарницы, над покровом снегов,

И бесчисленны орды беспощадных врагов,

Но не слышно ни битвы, ни шума шагов…

Нежный шелк покрывает очертанья лица,

Но амурные стрелы уж летят без конца…

Пробудившийся рыцарь по нраву княжне,

Он представлен «Бессмертным», на лихом скакуне.

Снежным Витязем севера, чуждых ей мест.

Но, едва лишь очнувшись, Витязь смотрит окрест.

Видит черные очи, нежный стан и Чадор,

На котором, изящно завитый узор.

Луч небесный, что лик изумленной княжны;

А манящие чары, вдохновенья полны,

И рубинами губы, и взоры умны…

Боли раны саднящей, врачует княжна;

Нет стеснений, и страха она не полна.

Перед витязем грозным, Богиня востока;

Мила и красива, к врагу не жестока…

Скольким пылким князьям; властителям мест,

Ни за что не сыскать здесь прелестней невест.

И покуда полна, страстной неги душа,

Судьба преисполнена так возвещать:

«Если любишь — ответствуй, пред всевышним одним,

Коль лукавишь, хитришь или мнишь перед ним;

То решаемо долей, и Богом судимо одним…»

Рыцарь страх не внушал, пред очами княжны;

Чисты взоры, и зыбкой надежды полны.

Как бывалых сражений на теле следы,

На сердце любовь оставляет бразды…

И легкость руки незабвенной Ильнары,

И взоры очей, что не брошены даром;

Так чахнет в пустыне от знойной беды,

Лоза молодая без влаги воды…

Раним, но чувствителен Витязя взор;

Шило небо над ними парящий узор,

И княжна, из смущений, прикрыла Чадор.

«Не велено мне без Чадры пред тобой,

О, раненый рыцарь! Ты послан судьбой!..»

Ильнару терзают сомненья и страх;

Как, грозный Витязь оказался в горах?

Здесь много опасностей, всюду беда:

Отважился как, он явиться сюда?

Но сердце томит и зовет, и велит;

Уж разбиты устои о твердый гранит,

Разверзнуты чары и скинут Чадор,

На котором изящно завитый узор,

И не страшен княжне ни укор, ни позор.

«О пылкой любви я устала молить,

Одинокой орлицей кричать со скалы!..

Я душу спросила, в ночи призвала,

К Всевышнему дерзостью снизошла;

Молила услышать, почувствовать, внять,

Чтобы верного суженного обнять…

Пусть здешним князьям и пришлась я по нраву,

Но было бы лучше принятье отравы,

Чем ложе делить с нелюбимым тобою;

Мне б не были милы хладные покои,

Что сердца огонь на века упокоят!..

Лишь ты по душе мне! О, Витязь снегов!

Вдохнови мою душу, прими мою кровь!..»

Словно зыбкий туман, проникая меж скал,

Очарованный рыцарь ответы искал;

И чувства Ильнары, и страсть, и любовь,

Он без сомнения принял бы вновь,

Но зная, что там, на вершине горы,

Отец непреклонный не приемлет дары,

Любви и надежды на славный исход…

Отвергнет души притязанья народ;

Ему Снежный Витязь — «позор на весь род!..»

Ильнара не слышит его опасений,

Любовь ее выше, чем низость спасенья.

И молит; к отцу непременно пойти,

Благословенье у ног его, чтобы найти:

«С тобой я смогу одолеть все преграды!..

Тебе мое солнце!.. С тобой буду рядом!

До злого иль доброго, но до конца,

Иного для нас я не мыслю венца!..»

И пусть в сердце отца разразится война,

Снежному Витязю боль не страшна,

Что ядом к любимой обращена!..

Часть вторая

В ночь тропу у скалы осветила луна,

Княжна смутной тревоги и счастья полна.

Воротилась в покои… Ей всю ночь, напролет,

Ангел прочил любовь, Дьявол — наоборот…

В волнении, решилась признаться отцу;

Юной деве о суженном говорить не к лицу.

От томленья услады нет сомнений в душе,

И делить она рада: «С милым Рай в шалаше…».

Так вещала пустыня всю ночь, говорят;

Томным звуком песков, звоном певчих цикад,

О любви, что рождается раз — на века!..

Среди звездной ночи разбудило видение,

То от матушки Витязю, благословение.

Явилось как милость, как запахи рук,

Как памятных душ замыкающий круг.

И молвила, родная, сыну слова;

Чтобы впредь уцелела его голова,

Чтобы помнил заветы священной земли,

Где воины в славе былой полегли…

Вновь снились поляны, леса и луга,

Где мать была к сыну не в меру строга,

Где белые пали на землю снега…

Под утро, как в давность, не пала роса,

Лишь тени немые, барханы бросали,

Там, с песнями ветра, гудел саксаул,

И плакал шакалом забытый аул…

Витязь Бога молил, но видел в ответ,

Лишь хладной Гюрзы исчезающий след…

Только время ночи миновало, и вот;

Непрошенный рыцарь стоит у ворот.

Взоры гневные стражей; к дворцу не пройти,

Не Ильнару окликнуть, ни князя найти.

Чужеземцу законом закрыты пути…

Где чужая земля; не земля, а песок,

Где обычаи гор, голос там не высок…

И не Витязь снегов, не принесший дары,

А избранник Ильнары предстал, до поры.

И какой не была бы учтивою речь,

Чужеземному гостю, в пору слово беречь…

Но не свойственно воину в строгом строю,

Отступить или выказать слабость свою!

Гордому рыцарю северных мест,

Тушеваться ли, прятаться — неуместно;

Он намерен не красть, а лишь сватать невесту!..

Молвил Витязь снегов, не смутившись ничуть:

«К князю гор, я уж долго держу этот путь.

Отросла без ухода моя борода,

И от злобной вражды не осталось следа.

Я колено свое преклонить не смущусь,

Если милостью князя, приют отыщу.

От того моя просьба; принять ко дворцу,

Не без добрых вестей я явился к отцу!..»

Дерзость слов поразила визирей и знать;

Проще было бы Витязя стражам изгнать,

Чем правителю рода иноземца признать…

«Кто смел через меру иль низменный вор,

Способен чинить дерзновенно позор…

Священному роду, царю и отцу;

Хранителю славы — терпеть не к лицу!..

Так пусть же воздастся за то подлецу,

Что смел без зазрений явиться к крыльцу!

Кто в низменной просьбе, к стопам припадает,

Коль попрана честь — пусть обидчик страдает!.. —

Такие слова произнес повелитель,

Глава и хранитель и рода спаситель. —

Княжне, будет избран иной покровитель!..»

Темницы и склепы — удел храбрецов,

Кто смел пренебречь гордой волей отцов!

Отныне Ильнара не станет перечить,

Его выбор падет на надежные плечи;

Отважного воина из окруженья,

Став наказаньем, княгине в отмщенье.

Пусть станет строптивая дочь искушеньем,

Для трех храбрецов, что с большим уваженьем

Поклонятся, дар поднесут для порядка,

И князь обольстителя ставит в тот ряд;

Любовь свою в битве пусть все отстоят!..

«Смелый вызов мне ясен, о воин снегов,

И выбор твой сделан — ты в стане врагов!

В темнице морить не к лицу мне обоих;

Пусть битва решит, кто Ильнары достоин.

Лелея надежду до скорого срока,

Хочу, чтоб узнал ты всю силу востока.

Пусть долго по свету блуждает молва,

Как «Снежная» срублена голова!..

Но, горьким осадком не ляжет вина мне,

Судьбой падет выбор, что в небе луна,

Отныне, знатная княжна, покоем гор защищена!»

О!.. если к любви прикоснулись сердца,

Течение жизни для них — без конца.

Но строгие нравы степного народа,

Традиции гор и обычаи рода,

Княжну погружали в печаль иногда;

Ей вторило небо, шептала вода,

Сегодня ли, завтра ли грянет беда,

Что строгий отец не простит никогда.

И пусть смертна арена любви состязаний,

Ничто не изменит ее притязаний;

Она с воином снегов, вопреки назиданий!..

К замку, что слит со стеною горы,

От знати востока стекались дары.

К отцу и кумиру великого рода,

Шли рыцари — воины, шли из народа;

Как бронзовый Сандж, округа звенела,

В садах виноград и хурма сладко зрела,

И Чанга звучала, и пилось вино,

Разлитое предками очень давно.

На пышном пиру, князь свой род прославлял;

Звучали Куссабы, их Даф прерывал,

Лишь в знойной степи бедуин изнывал…

Свадебный пир возвещали гонцы;

Пусть будут воины и удальцы,

Достойны стать избранными Ильнары;

Княжне величавой отец ищет пару!..

Наследников родов, удачей гонимых,

Певцов и поэтов высокочтимых,

Отважных и слабых не счесть состязаний,

В надеждах, имеющих дух притязаний…

Но выбор отца двое лишь утолят;

Витязь снегов встанет третьим в их ряд:

«Чтобы свадьбы княжны не увидеть обряд!..»

Воинственность пылкого нрава отца,

В униженном сердце не знала конца:

«Пусть медные кубки наполнит вино,

Разлитое предками очень давно!

Чтоб дерзкого воина видел народ,

Он меч обнажит у священных ворот!

Пусть карой великою смерть снизойдет;

Из рыцарей трех, в дом один лишь войдет!..

И кубок с вином пусть возвысит того,

Кто славою венчан! Победа его,

Станет наградой для рода всего!..»

В ночи и глаз не сомкнула княжна,

Ее речи невнятны, грудь тревоги полна.

Пояс бисером вышит на одеждах в шелках,

И отец уж готовит праздник свадьбы — «Никах».

Ей иного обряда, не увидеть венца,

Как не ведать смирений и благословений отца.

Устремленье Ильнары, для князя — позор;

Не приклонен и важен его царственный взор.

Но свободное сердце хочет лишь одного;

Быть обласканной милым, а не тенью его,

Несравнимым с дарами даже мира всего.

«Ну что ж, если так, то послушай, отец;

Любовь усмиряет гордыню сердец!..

Или может быть нет ее в сердце суровом,

Что дочери смерть вместо счастья готовит!?

И станет утехой всей свите двора,

С возлюбленною парой, прощанья пора!..

Придворных поэтов опишет глава,

Как вдруг поседела твоя голова!..

Коль Снежного Витязя гибель милей,

Коль значима столь она в душах царей,

То лучше уж яду, княгине налей!..

Снежный Витязь одною судьбою мне дан…

И пусть в сердце моем ты увидел изъян,

Через верность, я гибель приму без зазрений,

Смерть, жизни потомков лишит поколенья…

Коль род твой иссякнет, не станет князей,

К ногам твоим бросит песок суховей…

Такое пророчил ты счастье Ильнаре,

Любимой княжне уготовил подарок?..

Традиций дороже, любовь много крат,

Не сравним будет с ней бриллиант в сто карат,

И много весомее — жизнь всех утрат!..»

Часть третья

Где грифы с надеждой на древа садились,

Там рыцари в схватке великой сходились.

У троп янычары, всюду стражи, народ,

Их несметное множество у дворцовых ворот.

Там Османцы и воины южных кровей,

Скифы степей, что Монголов ловчей.

Их отвага и доблесть не ждет послаблений,

В тягостный миг обреченных в сражениях.

Лишь умельцам, кто ров уловчится пройти,

Трех славных «Бессмертных» сумев превзойти,

Открытыми станут к Ильнаре пути…

В преддверии празднества, бродит хитро молва,

Что княжне не по нраву разгул торжества.

Взор невесты печален, непреклонен отец;

Его дочь лишь один поведет под венец!

Славный воин востока и народа кумир,

Царь спокоен и знает; им станет Отмир!..

Он и князем любим и пророчим молвой,

Пусть же «Снежной», заплатят за то головой!..

Любовь в сердце Ильнары не порушит молва,

В нем и радость победы и надежда жива,

Что не попраны рыцарей величавых права…

Князя тронута гордость и порушена честь;

На отцовском лице сможет каждый прочесть.

Трех «Бессмертных» к тропе он неистово шлет;

Кто, их силу и славу на пути превзойдет!?

В ожидании знать, перед замком народ,

Ждут трех рыцарей славных, кто брод перейдет.

Янычары крепки и в сраженьях ловки,

Не сдержали, однако, тяжелой руки,

Молодого Отмира, кто славу сберечь,

Вышел к сводам ворот, обнаживши свой меч.

Чтоб соперников двух к неудаче обречь…

Следом двинул, сразив янычара стрелой,

Рыцарь ловкий, отважный и молодой.

Страж далекого юга, славной Ганги реки;

Устремленные очи его и движения легки.

Молвил речь перед троном, князю в ноги упал,

Откровения клятву изрек: «Он Ильнару искал!..»

Что княгиня в мечтах его буйных жила,

И сиянье зори красотой превзошла!..

Тут увидело небо, словно смерч, ураган;

Как под натиском Витязя, пал из рук ятаган,

Янычара последнего, кто бой предлагал…

Перед крепостью тройка отважных бойцов,

Все храбры и горды верной славой отцов.

Видит царь, что все трое достойны княжны;

И решимости полны, и духом сильны.

Их отвагу и доблесть не забудет народ,

И «Бессмертных», что пали у дворцовых ворот.

Всех, прославит степных аксакалов молва;

Их величие опишет поэтов глава!..

Бой до смерти отныне предстоит на весь мир;

Не приклонен отец!.. Жаждет битвы Отмир!..

И покой не находит Ильнары кумир!..

Лишь закат обагрил даль высоких небес,

Не унять хитрых мыслей, что дарованы бесом;

Сделать зятем Отмира, воля князя сильней,

И желанье победы стало чести важней.

Бледен лик и лукавая мысль у отца,

Его боль, и заботу не понять мудрецам…

Царь в глубокой ночи не находит покоя;

Как Снежного Витязя пыл успокоить?..

Гонца неприметно он шлет; нужен лучник,

Какой, пусть лишь только минуту улучит,

Его волю исполнит и награду получит…

Как звенели цикады в «изогнутый рог»,

Не опишет поэт, не предвидит пророк,

Не сумеют в кружении радужных строк;

Своей одой о славе потешить восток.

Где отмщенье лукавой лозою взошло,

Нет любви; там возмездие все превзошло.

И покуда, в мечтах князя, дерзость жива;

Под угрозою Витязя Снежного голова…

Где поругана честь, там нечестен и ход,

Там стремление к цели порой превзойдет,

Горечь терпких обид, что пятном на весь род.

Болью раны саднящей, думой в утро объят,

Витязь белых снегов почивал у ручья.

Ход тяжелых раздумий, духу тяжек и чужд,

Нет и мыслей важнее, и насущнее нужд.

Без Ильнары любви, что при тусклой луне;

Нет покоя, и сердце тревожно в двойне…

Без рубина очей и без трепета уст,

Что кувшин без вина, он никчемен, и пуст…

Там, где звезды водили немой хоровод,

Словно связанной птицы, над бездной полет,

И княжна изнывала всю ночь напролет…

Были струи чисты у воды родника,

Когда влагой живою омывалась рука.

В отраженьях ручья воссияли глаза,

Стали мягки уста, что в надежде лоза…

Что печаль, коли в сердце ликует любовь!..

Будет тверже удар и кипучее кровь!..

Когда сердце спокойно лишь думой о ней;

Среди буйных лесов, средь ковыльных полей.

И пусть жаждет сраженья в нетерпении народ;

Рыцарь северных мест и себя превзойдет,

Коль для свиты, двора он — «позор на весь род…»

Всех волнений души не унять, не сокрыть,

Рядом с Витязем Снежным, Деве хочется быть.

Волей синих небес, птицей взмыть не дано,

И лишь бесы украдкой «разливают вино…»

Ей неведом ни лучник, что в укрытии сидит,

Ни стрела роковая, мысли что упредит;

В нужный миг, обретая и смысл, и цель

Для того, кто когда-то качал колыбель,

И, лелея любил, своевольную дочь,

Наставленьем и нравом стараясь помочь,

И беду отвести, и желания, прочь…

Словно бросило Белое море на брег,

Витязю Снежному свой оберег:

В ночь привиделся сон; в зиму лютую, мать,

Все пытается сына родного обнять…

Но мешает метель; прячет стылой рукой,

Его образ забытый, но желанный такой…

Ведь для матери сын, словно к Богу пути;

Не пройти напрямик, но и не обойти…

Материнской любовью крещенный в завет,

Он лишь видел пургой, заметающий след,

Уходящую мать, и ни слова в ответ…

В звездном небе восторгом, воспрянула ночь

Нет покоя отцу, и княжне не помочь…

Сердцу рода, что многие помнит века,

Как прощения нет, так и кладь не легка…

Скоро утро, Ильнару тревожит оно,

И в томлении грудь, на распашку окно…

Не находит княжна утешительных мест,

На душе, словно в бурю, неуемный протест.

И коль скоро судьбою дано испытание,

Пусть и тягостно время его ожидания,

Станет воля отца для нее воздаянием!..

Часть четвертая

Где под аркой моста простирается ров,

Собрался ожидая, в ликовании народ.

Решением князя, утром бой предстоит;

На невесту и трон, притязать всем троим…

Честный жребий решит; кому первыми быть

Станет третьему легче авангард победить…

Чтобы участь решить, вышел храбрый Отмир,

И отца обожатель и народа кумир.

На сражение царь с балюстрады глядит,

Близ, в томительной неге, Ильнара сидит,

И в тревожной печали глазами следит…

Станет третьим Отмир!.. И ликует народ;

Ему легче сражаться у царских ворот.

Князь доволен вполне, но лицом удручен,

На поклон вышел Витязь с Варяжским мечом.

Весь доспехом блистая, многих пыл укротил,

И вопрос на арене; а хватит ли сил?

У великого воина, что с Ганги реки;

Булава его грозна и движенья легки.

Воин Ганги открыт, изворотлив как змей,

Как защиту его одолеть, и посметь,

На колени кумира поставить суметь?..

Пусть не ясен исход, воины славой сильны,

Но все чаще удары, что силы полны.

С громким клекотом в небо сорвались орлы,

Что видели бой с прилегавшей скалы.

Звоном, птиц испугала булатная сталь,

Где уж бить булавою сын Ганги устал…

Тревожила схватка у входа дворца,

Княжну молодую и князя — отца…

Кто прочил приверженцу юга успех,

Видел, как выбит был грозный доспех,

Что стало большим сожаленьем для всех!..

В смятении царь; Витязь чуждых земель

Готов был к сраженью с отважным Отмиром.

Он меч обнажил, словно бы не устал,

И молвили речь громовые уста:

«О, воин великий, пустыней рожденный,

Любовью ли, славою вдохновленный!?

Так знай же; Ильнара, царица востока,

Дарована Богом мне!.. В битве жестокой,

Будь то в северном, милом от роду, краю!..

Я жизнь сохраню, не погибну в бою,

Пусть славу отдам, но любовь отстою!..»

К мосту, что над пропастью, вышел Отмир.

Воин знатного рода, и народа кумир.

Обнажив пред великим царем острый меч,

Поклонился учтиво, молвил гордую речь:

«О, Витязь снегов, инородной земли!

Пусть Боги иль нужды тебя привели;

Мне дара не нужно! Я славу свою,

Как доблестный воин — добываю в бою!..

Но знай; за любовь величавой княжны,

Мне жизни не жалко; мой меч от войны!..

Мы, люди востока и клятвой сильны!..»

Два воина сходились в смертельном бою

Их волю к победе во всем узнают.