Непростые отношения с педагогами, физиологический интерес взрослых женщин и регулярные гендерные тестирования превращают малыша в потенциального сексуального раба. Злым гением подростка становится Лиссандра, сластолюбивая, властная и жестокая матрона. Он противится сложившимся отношениям, когда «девочки — все, а мальчики — ничто», и признается недостойным к проживанию в райских условиях Витасферы.

2. Дворец Юношей

Тайные заступники маленького Галлеора, носителя генов интеллекта, позволяют ему перейти на следующую стадию воспитания. Он переводится во «Дворец Юношей», где подростков превращают в обаятельных кавалеров и дамских угодников. Мальчики знакомятся. Галлеор приобретает верных друзей в виде Энрико — потомка королевских кровей и красавчика Даффи — потомка чуть ли не Елены Прекрасной. Ребята совершают ночную вылазку в музей истории Витасферы, где они пытаются найти объяснение загадкам прошлого.

История подземного города изобилует множеством трагических моментов, совпадающих с судьбой человеческой цивилизации.

Середина ХХI века. Атака вирусов и прионов. Бесконечные пандемии, мор, мутации. Человечество проиграло войну. Решено уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших.

Восемь женщин-прародительниц должны в стерильной обстановке сохранить человеческий генофонд. Каждая из них — потомок выдающейся личности прошлого. Каждая должна передать свои элитные гены детям.

Рогранда — потомок Стюартов, хранительница генов лидера.

Верлинда — пра-правнучка Эйнштейна, способная наделить потомков генами интеллекта.

Ланданелла — обладает генами, запечатлевшими стандарт античной красоты и неописуемого обаяния.

У Маргарет — гены плодовитости.

Титанида — потомок двенадцати поколений олимпийских чемпионов, хранит в себе гены непревзойденной силы и выносливости.

Сильвансия — обладает генами долгожителей.

Барбамилла — генами послушания и рабской покорности.

Астрид — генами сверхскоростной мутации.

Регулярная связь с Землей неожиданно прерывается, и Витасфера оказывается в полной изоляции от внешнего мира. Человечеству предстоит начать с ноля.

Между праматерями начинаются распри за генетическое превосходство. Они заканчиваются консолидацией всех против интеллектуалки Верлинды, которую приговаривают к казни.

С целью предотвращения распрей создаются новые незыблемые законы, кланы уничтожаются, дети становятся общими, их воспитание — механизированным, лишенным каких-либо привилегий и материнской нежности.

С этой целью праматери уничтожают генетическую информацию о себе, детопроизводство поручают программе «Алгоритм Любви». Программа проверяет чистоту линий и без участия человека составляет брачные пары.

С целью экономии ресурсов продолжительность жизни мужчин ограничивается тридцатью годами.

3. Лотерея Любви

Отрочество заканчивается, и молодые кавалеры приступают к выполнению главного своего предназначения. Они окунаются в стихию чувств и эротического изобилия.

Не каждому юноше по сердцу мимолетные искусственные связи. Даффи запрещено встречаться с возлюбленной. Юноша взламывает программу, это приводит к массовому инцесту и появлению множества нежизнеспособных младенцев в подземном городе. Начинается вырождение Витасферы, дворцы погружаются в траур.

4. Свобода и Небо!

Человеческую логику трудно обуздать программой. Начинаются конфликты, кавалеры устраивают заговоры и тайные общества. Учащаются публичные казни. Молодых мужчин с редкими генами подвергают смене пола, принуждая к тяжелому вынашиванию детей и родам. Протест против безапелляционности «Лотереи Любви» объединяют кавалеров в оппозиционные группировки.

Галлеор участвует в тайном заговоре, но дело заканчивается предательством и гибелью друзей — заговорщиков.

Самой тяжелой потерей для юноши становится казнь Энрико, верного спутника по лабиринтам Витасферы.

5. Трудная девочка

Галлеору скоро тридцать. Но ученый кавалер пользуется невероятным успехом у дам и получает трудное задание — соблазнить самую упрямую юнитку.

К Лучии не может подступиться ни один кавалер. Но и Галлеор получает отказ. Тогда девочку решают наказать молодые негодяи.

Юнитка берется за оружие, калечит одного из насильников и приговаривается к тяжелому труду на окраине.

6. Последняя фиеста

Верность друзьям, любовь и отчаяние, проносятся перед глазами возмужавшего Галлеора.

Ему открывается страшная участь Даффи, приговоренного к трансвестированию, зачатию и вынашиванию ребенка.

Даффи признается во взломе «Лотереи Любви». Галлеор пытается исправить ошибку, и ему открываются другие тайны Витасферы в том числе и то, что Лучия — его родная дочь.

Девочки — юнитки протестуют против сложившейся ситуации. Избегая рождения мутантов, они массово кончают жизнь самоубийством. Символом протеста становится «Бордовая роза».

Садовника ищут во всех уголках Витасферы. Ведется расследование.

Подаренный цветок обнаруживается у Галлеора, он подвергается аресту, немилосердным пыткам и казни.

7. Страна мерворожденных

Галлеор выживает, вынесенный подземным потоком в карстовые пещеры под Витасферой, где, к своему удивлению, встречается с Энрико, лидером заговорщиков, казненным несколько лет назад.

Галлеор обнаруживает, что нижний ярус обитаем, заселен мутантами, людоедами, стариками, потомками праматери — Верлинды.

Жизнь в пещерах кипит.

Не обходится и без любовного треугольника. Дикарка Чага ревнует мужа к Лучии, у которой неожиданно пробуждаются серьезные чувства к Энрико. Лучия попадает в беду.

Между тем рабы Энрико пробивают шурф к поверхности, но неожиданное наводнение обрывает долгожданный путь к свободе.

8. Возвращение

Повстанцы не отчаиваются и находят другой способ пробиться в Витасферу. Но город затоплен. Вода прибывает.

В последний момент сторонники Энрико, вскрыв саркофаги прародительниц, понимают, что между ними и современными людьми — большая разница.

Обитатели Витасферы, сохранившие человеческую культуру, изменились. Но изменились в лучшую сторону.

Как такое могло случиться? Стерильность Витасферы была нарушена и вирусно-прионная атака преобразовала человеческий генокод. Мутации пошли на пользу.

Суперсущества насмехаются над жалким видом покойных праматерей, пока очередная высокая волна не поглощает их тела.

И все же теплится надежда на спасение удивительных существ, воспитанных по законам верности, порядочности и чести.

В заключительной части оставлен шанс для сиквела о появлении суперсуществ на земле, о конфликте с ними людей, войне и дальнейшем примирении.

I. Город под землей

Где наше будущее?

В этой гигантской могиле?

Разве здесь рай?

Наш подземный убийственный рай?

А мертвые ангелочки, порхающие среди фонарей — хозяева нового мира?

Мы дети тех, кто создал идиллию жизни.

Они верили, что так будет лучше. Надеялись, что уцелевшие уцелеют и глубоко под землей человечество продолжится во времени, произведя на свет таких же благоразумных и предусмотрительных потомков, какими являлись далекие предки.

Они ошиблись.

Из Хроники ученого кавалера Галлеора

1. Нам всем не хватает озона

Легкие силуэты скользят вдоль аллей. Наяды и скоморохи, рыцари и хохочущие феи. Но их оживленность надумана, — эффект голограмм, навязанная радость, отсутствие идей. Реален лишь тремор бледных пальцев над подоконником, за которым вечная ночь, пляс бездушных огней, фейерверк одиночества каждого с каждым в этом мире.

Галлеор вытащил из письменного стола упаковку ампул, обхватил голову руками. Кончики пальцев различили пульс на висках.

Что значит себя убить?

Размазать тело по улицам и площадям?

Оставить часть плоти на стенах и витринах, как нестертую пыль?

Он распахнул окно.

В комнату хлынули волны веселья, звуки легких страданий и ссор:

— Эй, Паулиссимо! Сегодня твой день! Ты слышишь, красавчик?

— Я буду ждать тебя в холле под «Маленьким Эльдорадо».

— В том ресторанчике, где подают славерсы без джейра? Обожаю!

— Поторопись!

— Надеюсь, ты изучил мое резюме?

— У нас с тобой совпадет! Мы получим звание самой сексуальной пары!

— О, да!

Разрывы ракет и россыпи радужных искр оглушили на миг и ослепили. Сквозь ливень конфетти Галлеор разглядел собравшуюся в ожидании праздничной церемонии толпу.

Длинные когти фейерверка вгрызлись в стеклянный купол дворца. Ликование толпы смешалось с шуршанием ажурных рукавов и скрежетом фольги под ногами.

— Иди к нам, Галлеор! — приветливо помахали две дамы в масках.

— Развейся, красавчик! Или тебя уже кто-то выбрал? Тогда поздравляем твою даму!

Он наглухо прикрыл створки окна.

Беспрерывное звучание музыки, примитивной, плоской, чертящей в душе не волны, а дикие зигзаги, опустошало. Одни и те же монотонные ритмы — пытка. Изо дня в день они убивают разум, приучают одинаково мыслить, одинаково чувствовать и дышать. И люди не замечают, что происходящее вокруг мелочно и бессвязно. Прошлое оторвано от будущего, оно провал в пустоту.

Мы катимся в бездну.

Но страдания пар под окном не об этом:

— Вайра, ты поняла, что мы нарушили закон? Я не мог отказать. Ты навязалась, а я всего лишь проявил слабость. Ты сама вовлекла меня в незапланированную близость. Запомни. И повтори это на Совете Матерей.

— Я сделаю это. Не беспокойся.

— Твоя дефлорация не преступление. А мне будет предписано, сама знаешь что.

— Смена пола не для тебя.

— Да. Я не смогу зачать и выносить ребенка. Это выше моих сил! Ты понимаешь, что я рожден мужчиной? И приговорен до конца жизни трахать вас, мелких, мелочных, пакостных самок.

— Это подвиг, да.

— Ты тоже способна проявить характер и хотя бы сознаться в своей вине.

— Вот как? А для чего?

— Хотя бы затем, чтобы спасти меня. Вайра! Слышишь? Разве ты не знаешь, как мало осталось нас, мужчин? Умоляю!

— Завтра на Совете Матерей я скажу все, что ты хочешь. Но вряд ли это тебя спасет.

Если захлопнуть окно, отвратительная музыка просочится сквозь пластик условных стен.

Он вздрогнул, услышав под окном свое имя.

— Галлеор стар! Ему тридцать.

— Через год ему предложат эвтаназию.

— Он тебе не соперник, Диего! Не психуй! Лучия не для него!

Лучия?

Он подошел к окну и заметил две карнавальные маски, две шпаги, плащи на широких плечах.

В этом сезоне в моде романтический стиль. Роскошные шляпы с перьями сменили прошлогодние рейдерские шлемы и закопченные бластеры.

Тяжелые шаги, удаляющихся кавалеров заглушили спор:

— И ты не лезь! Держись от нее подальше…

— Ч-черт! Ненавижу перья! В каких шутов нас вырядят в следующем году?

— Только бы не во фраки!

Юнцам нет дела до настоящих проблем. Но никто не хочет слушать.

Стар?

Могли бы не напоминать.

Пора на тот свет?

Врешь.

Люди и амебы. Между нами нет разницы. Волны вечного удовольствия гнут и корежат организмы в одном беспроигрышном ритме, ни печали, ни сомнений.

Говорят, нам всем не хватает озона.

Его избыток там, где небо и грозовые раскаты.

Но туда нельзя.

2. Под пеплом крематориев

из «Легенд о Начале»

Там, наверху, осталась брошенная планета, залитая морем дезрастворов, выжженная, искореженная напрасной борьбой.

Землю густо усыпал пепел крематориев, где беспрерывно сжигались миллионы окоченевших тел.

Малейший ветерок вздымал из-под ног тучи пепла, закрывая небо от солнечных лучей.

Человечество проиграло войну.

Решено было уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших.

…Толпа собралась у главного терминала.

Слезы текли по щекам провожаюих, все плакали, словно прощались сами с собой.

Люди успели создать спасительный рай. Но он предназначался для избранных.

Восемь женщин вступили на платформу, она через мгновение должна была унести их вниз.

Лица избранниц ловили лучи заходящего солнца, глаза блестели от слез.

Когда последняя платформа тяжело и глухо вошла в полость входа, лифт погрузился в густую мертвую темноту. Она свистела в ушах, звенела в костях.

Это продолжалось долго, целую вечность, пока вдруг не вспыхнул ослепительный искусственный свет.

Женщины оглядывались по сторонам, их лица оживали, они увидели сказку:

— Дворцы! Фонтаны!

— Готика! Ампир! Как все удачно сочетается! — восхищались они.

— Орхидеи! Магнолии! Водяные лилии!

— Сад — просто чудо!

— Эти двенадцать лун вполне заменят нам Солнце.

— Наши дети получили в подарок рай.

— Мы должны оправдать затраты человечества на этот рай.

— Пройдет время, и планета очистится от заразы.

— Мы вернемся. И наши дети заново отстроят погибший мир.

— Наша задача в том, чтобы выжить. И мы ее выполним!

А наверху толпа уже напирала на заграждения, повсюду раздавались проклятия и стоны. Кулаки мужчин сотрясали металлические решетки.

Люди кричали:

— Почему — не мы?

Кто-то бил по ограде камнями, арматурой.

Появился сварщик, запахло паленым, посыпались искры.

— Бульдозер! — толпа отхлынула от заграждений, уступая место подоспевшей технике.

— Дави! Вали!

— Там, внизу, мы спасемся!

Появились военные вертолеты, слезоточивые ракеты посыпались с неба на бунтовщиков. Раздалась автоматная очередь.

Это не помогло. И тогда толпу усмирили «Грифы».

Тысячи людей замертво упали возле платформы.

Но счастливые избранницы уже не слышали отчаянных воплей:

— Будьте вы прокляты!

Глухо захлопнулись люки.

Толща бетона запечатала выход.

Опустевшую площадку разутюжили тяжелые катки.

Глубоко под землей образовалась гигантская, выпеченная ядерным взрывом сферообразная полость, в которой больное человечество решило сохранить свой вид и вырастить детей.

Здесь было все, как наверху: проложены дороги, размечены парки и аллеи.

Лучшие архитекторы планеты в малом объеме воссоздали копию погибшей цивилизации.

Заботливое человечество внесло в повседневность жителей Витасферы штрихи всех архитектурных стилей.

Не экономили на рациональном кубизме, избежали двухмерных плоскостей.

Витиеватый сквозной ампир, устремленный в зеркальную высь, не отрицал тяжелой поступи романских построек с таинственной сетью подземелий, складов и застенков.

А золото и аметисты Ренессанса рационально соседствовали с убогим пластиком окраин.

Первые градостроители дотошно исследовали каждый уголок образованной под землей сферы и обнаружили подземные реки, озера и ущелья, уходящие круто вниз.

Бурный ледяной поток, который перечеркнул ландшафт, был заключен в стальные оковы и стал невидимой жизненной необходимостью подземного убежища.

Вокруг него были построены мосты, великолепные набережные и каналы.

Ярусы центральных дворцов подпирали хрустальными куполами искусственное небо, с которого улыбались двенадцать ослепительных лун.

Высокие башни и колонны не затеняли прекрасных садов и оранжерей. Грандиозные фонтаны в стиле рококо оживляли нежным звучанием глухую тишину подземного города.

По сути, это был гигантский ковчег, предназначенный сохранить в первозданном виде все достижения погибающей цивилизации.

Маленький кусочек живого мира со всей его флорой и фауной был надежно скрыт от разгулявшейся на планете пандемии.

Главным было обеспечение абсолютной стерильности. Ее создал испепеляющий огонь подземного взрыва и беспроигрышная радиация, которая, разложив базальт на атомы, словно из кирпичиков, заново сложила обновленный мир.

Восемь избранниц, которых эскалатор унес под землю, отличались широкими бедрами и отменным здоровьем. Им доверили важную миссию: продолжить род, продержаться и сохранить под землей элитный генофонд человечества.

Каждая избранница получила отдельный инкубатор, оснащенный самой совершенной техникой. Каждая прародительница должна была проконтролировать рождение двадцати своих потомков — пробирочников.

Ежедневные тесты и анализы доводили до полного опустошения. Но избранницы не позволяли себе расслабиться. Они понимали, что их контракт стал началом эры новой цивилизации.

Связь с землей была регулярной, женщины отчитывались о проделанной работе. Прислушивались к советам «Центра», вносили прогрессивные поправки в проект.

До запуска программы воспроизводства оставались считанные дни, как вдруг связь с «Центром» прервалась.

Постепенно, теряя один канал трансляции за другим, Витасфера оказалась в полной изоляции от внешнего мира.

— Связи нет. Наверху все погибли, — сказала Рогранда, статная полногрудая красавица с гордо посаженной головой и необыкновенной твердостью в голосе.

Она решительно поднялась из-за стола.

— Теперь я должна принять полномочия.

— А почему ты? — удивилась Маргарет, откинув несвежие пряди со лба.

— У меня королевская кровь. — Рогранда гордо тряхнула головой и выпрямила спину. — Об этом вы все проинформированы.

— Зато у меня двенадцать ветвей! По генам, я самая плодовитая. Не твоя, а моя линия должна получить преимущества! — заявила Маргарет, комкая подгузник в руках.

— Замолчите вы обе! — вступила в спор красавица Ланданелла, и золоченые пружинки ее волос разом пришли в движение. — Хочу напомнить, что у меня гены Мисс Вселенной и Мистера Звезд. Будущее человечество должно быть прекрасно. Красота — главное. Всю жизнь люди стремились к идеальной любви. Гармония — условие прогресса. Мой клан должен получить преимущества.

— О каких преимуществах вы говорите? — поднялась из-за стола Верлинда, нахмурив высокий лоб, словно пыталась выцедить из его бездны что-то недоступное остальным. — Не надо споров! Не надо войны! Мы должны выбрать самую мудрую из нас.

— Тогда в чем дело? — Рогранда гордо взметнула голову. — Мои гены тестированы на честность и благородство. Мой предок — испанский король Хуан Третий. Только я смогу вас всех объединить и сплотить. Почему не я?

— Потому что мы выбираем не королеву. Мудрость — вот идеальное качество власти. Нам необходимо спокойствие и умение решать сложные проблемы.

— Ты лучше скажи: умение решать задачки! — хихикнула красавица Ланданелла. — Верлинда, как ловко ты нас уводишь от главного! Но ученые звания не улучшат качества твоих яйцеклеток!

Маргарет поддержала:

— Ученая дама пытается доказать нам, что она, как потомок великого Дарвина и Эйнштейна, ценнее прочих. Но для чего нам здесь под землей гены известных хлюпиков и коротышек? Нашим детям не обязательно думать о скорости света. Когда появятся младенцы, мы будем озабочены только их здоровьем. Главное — в короткие сроки восстановить численность населения на Земле. Образование при таких скоростях второстепенно.

— К тому же гениям не свойственна внешняя привлекательность, — добавила красавица Ланданелла. — Это общеизвестный факт! А дети будущего должны быть прекрасны!

Остальные поддержали:

— Потомки гениальных личностей никогда не блистали здоровьем.

— Да-да, и я где-то слышала, что гениальность сжигает плоть. Если к власти придут хилые и слабые интеллектуалы, мы выродимся. Постепенно превратимся в мозги на малюсеньких ножках.

— Разумеется, мы должны выбрать Старшую. Но это будет не магистр Верлинда. Ее достославный предок Эйнштейн тоже не смог бы объединить кланы. Во все века умные были на службе у властных, а не наоборот, — сказала Рогранда.

— Властократы без мудрецов — ничто, — возразила Верлинда. — Вспомним хотя бы Аристотеля и его знаменитого ученика. Кем стал бы юный Александр Македонский без автора «Органона»? Кем стал бы Нерон без Сенеки? Но мудрость всегда за кадром.

— За кадром? Ты сама определила свое место, — произнесла с чувством превосходства Рогранда и отвернулась от конкурентки.

Ландонелла присела перед Рограндой в реверансе, насмешливо глядя на Верлинду.

Над столом поднялось тяжелое тело Титаниды. Она расправила широкие плечи, праматери задрали головы вверх, но разглядеть выражения глаз черной великанши не смогли.

— Так и быть, я постараюсь справиться, — раздался ее низкий простуженный голос. — Мои потомки будут выносливы, подвижны, а главное — сильны. В моей родословной имена тринадцати олимпийских чемпионов. Я выведу нашу команду в финал.

Женщины за Круглым столом потупились. Первой опомнилась и нарушила молчание Ланданелла:

— Мы не имели в виду тебя, Титанида.

Ее поддержали остальные:

— В инкубаторах не нужна сила и тем более скорость!

— Чтобы долго жить и размножаться, нужны иные качества!

— Атлеты не долгожители! Мы не хотим рисковать!

— Значит — я? — из-за стола нерешительно поднялась крошка Сильвансия. — Мои гены обладают завидными качествами здоровья и продолжительности жизни. Двести лет для моих потомков не предел.

— Уж лучше бы ты не встревала! — сказала Ланданелла.

— Но почему?

— Твое потомство энергетически ослаблено, — объяснила Рогранда. — Мы знаем, за счет чего ставятся рекорды по продолжительности жизни. Твои клетки постоянно голодают. И даже на стадии зародыша.

— У клана Сильвансии врожденная резекция желудка! Вот в чем секрет продолжительности, — добавила Маргарет. — Считаю, что чрезмерная продолжительность жизни — мутация. Дети будущего не должны страдать от голода.

— Нет необходимости экономить на объеме. В Витасфере хватит места и большим и маленьким. Мы не в космосе.

— Только не Сильвансия! Она переживет не только всех нас, но и не одно поколение наших детей. Долговластие хуже монархии, — сказала Рогранда.

— Да, это так.

— Тогда кто?

— У нас осталась Барбамилла. Но, похоже, она чем-то занята.

Рогранда возмутилась:

— Барбамиллу — нельзя. Ни в коем случае. У нее гены рабов. Психогенетический анализ выявил ослабленность волевых ресурсов, следовательно, и порядочности от ее потомства мы тоже не дождемся.

— Порядочности? Но почему же? — из-за стола приподнялась Барбамилла, не отрывая взгляда от вязанья.

Ее крючок, ни на минуту не останавливаясь, ловко нанизывал петли рюрикса на разноцветную пряжу. Она продолжила:

— Извините, я не расслышала: чем не угодили мои гены? — повторила она, внимательно разглядывая половинку чепчика.

— Какая прелесть! — бросилась к связанной вещице Ланданелла. — Но почему не из натуральной пряжи? Фи! Разве ты не в курсе, что триалон вызывает потертость?

Кулак Рогранды громко ударил по столу:

— Я тоже в этом уверена! Отсутствие волевых качеств — регресс! Предотвратим снижение духовности! Плебеи во власти — это зависимость от обстоятельств. Это коррупция и беспринципность! И… триалон вместо натурпона!

— Привыкшие к нищете лишат наших потомков беззаботной радости и удовольствий, — поддержала Ланданелла. — Я тоже считаю, что Барбамиллу — нельзя!

— Итак, свое мнение по поводу выборов Старшей Матери, не высказала одна Астрид. Она почему-то молчит. Что скажешь, Астрид? — обратилась к ней Верлинда.

Астрид резко повернула голову, и ее зеленые волосы затрещали, рассыпав по сторонам сноп искр. Она подождала, пока разбушевавшийся нимб вокруг головы не утих, и сказала:

— Я жду, когда вы все, наконец, заметите, что во мне гены самого нормального современного человека. Их качества — компиляция ваших. А значит, именно они самые совершенные и необходимые для человека будущего. Они способны быстро мутировать и, тем самым, не позволят мельчайшим слишком быстро прогрессировать по сравнению с нами.

При слове «мутировать» женщины зашумели:

— Мутации — враги наследственности!

— Мы потеряем достигнутые результаты селекции!

— Мутации непредвиденны! Где гарантии стабильности?

— Вы слышите, как трещат зеленые волосы Астрид? А если ее младенца погладить по голове? Выживет ли крошка после разряда? Или останется на всю жизнь дурачком? Не стоит рисковать.

— Современные способности человека не оправдали себя. Из-за них мы здесь. Астрид нам не подходит.

— Если Старшей Матерью станет она, то мутанты получат преимущества, а элитные качества остальных детей пропадут!

— Все кланы должны быть равноправны!

— Только не Астрид!

Когда шум затих, прозвучал голос Верлинды:

— Итак, никто не избран. А «никто» значит — все. Управлять Витасферой должен Совет Матерей.

Матери задумались:

— А почему бы нет?

— Обойдемся без Старшей!

— Кто за Совет Матерей? Кто за равенство кланов? Единогласно!

С этой легенды начинается история той далекой эпохи, когда матери в шутку называли себя Матерями Круглого Стола.

3. Где-то рядом с адом

Галлеор с детства мог видеть незримое.

Упругая соска, раздвигающая беззубые десны и впрыскивающая в рот молочные струи, давала повод спроецировать взгляд в то место, откуда эта благодать явилась. Он мог различить в темноте неровную шероховатость, которая периодически распахивалась и вместе со сквозняком впускала пленительные ароматы другого мира.

Неизвестность завораживала и манила.

Его взгляд избегал разноцветных бликов, развешенных перед носом, и был всегда устремлен в сторону пленительной тайны.

Он ждал. Он обожал. И был благодарен.

Но ни разу никого не увидел там, за холодной стеной.

Нежность к тому, кто кормит и заботится о нем, с каждым днем становилась безысходнее.

— Мама! — первое слово было обращено в пустоту.

Он не нашел ее ни глазами, ни детскими ладошками.

Что нужно матери?

Чтобы ребенок был сыт, здоров, благополучен, чтобы звонкий смех переполнял залы и туманные углы садов, чтобы сон его был долог и глубок, а на губах роился шепот колыбельных песен.

На свете нет ничего краше спящего младенца, ослепительного бутона, мирно растущего, туго спеленатого, нереализованного до поры.

Время каждой матери остановлено в момент рождения ее божества.

Она не знает и не поверит никому, что ее драгоценность однажды вырвется из рук, убежит и не оглянется.

Для нее он всегда беспомощный. Он же ее малыш!

Его голова не больше ее груди, а пальчики на руках такие крохотные, что его так легко спутать с куклой и бросить ради других неотложных дел.

Но дети растут, становятся непослушными и опасными для своих неопытных тел.

Нежных и заботливых мамочек вокруг малышей всегда было предостаточно. Они качали на руках своих питомцев, тискали их и тормошили. С мальчиками они катали машинки, а с девочками баюкали кукол.

Каждый день мамочки сменяли друг друга, то, куда-то исчезая, то, появляясь вновь.

Разноголосый детский гомон оглушал. Дети сосредоточенно копошились в подогретом песке, строили замки, плескались в бассейнах, вертелись на тренажерах.

Однажды к Галлеору подошла малышка Тенсия, которая постоянно расчесывала пушистые концы кос, достающие до колен.

— Какой ты смешной! — сказала она, погружая свой колючий гребешок в его густую шевелюру. — У тебя ресницы длинные, как у девочки. И волосы не торчат, а вьются колечками. Может быть, ты девочка наполовину?

Он резко отвернулся и пошел прочь.

— Глупый! Я сделала тебе комплимент! — закричала она вслед. — Девочки ценнее мальчиков, значит мальчик, который наполовину девочка, лучше целого мальчика. Это каждому понятно!

Он задумался.

Да, главными в жизни были девочки.

Значит, он лучше мальчиков?

Ну, нет! Никакой он не «девочка»!

Девочки — глупые, у них не бывает тайн.

— Ты умеешь так? — спросил он Тенсию, заткнув указательными пальцами свои уши.

Она повторила жест.

— Ты что-нибудь слышишь?

— Нет.

— Что-нибудь изменилось в мире?

— Да. Стало плохо слышно.

— У тебя нет мозга! — Галлеор убежал от подруги.

На следующий день они встретились снова.

Она увлеченно ковырялась в носу, но, заметив Галлеора, тут же переключилась на вчерашнюю тему:

— Ты не прав! У меня тоже есть мозг. Перед сном в постели я заткнула уши и долго слушала и слушала и, наконец, услышала. Сначала я удивилась: почему стали не нужны слова и язык? А потом я вспомнила, что мамочка Лиссандра зря меня при всех отругала за описанные колготки. И я подумала, что буду ее ненавидеть за это всю жизнь. А ведь это нельзя, потому что она мамочка. Я поняла, когда неслышно песенок, становится грустно. И как же тут быть? Когда из моих глаз побежали ручейки, я испугалась, перестала зажимать уши и заснула. И ты никогда не отключайся. Если не будешь спать — не вырастешь.

Он демонстративно зажал уши и отвернулся от девочки.

— Ты меня снова обидел! — Тенсия побежала жаловаться.

Вскоре она вернулась с мамочкой Лиссандрой.

— Немедленно вытащи пальцы из ушей! — мамочка схватила его за упрямые вырывающиеся кулаки. — Ты должен постоянно слушать музыку! Ты должен быть в курсе наших указаний! Сегодня мы все учили песенку про правильного зайчика. А ты почему не выучил? Ты должен петь хором вместе со всеми!

— Я хочу думать. Когда тихо, я слышу свои мысли.

— Какие такие мысли у тебя могут быть? Ты же не калькулятор! Мальчик должен думать только о девочках, и о том, как оказать им любезность.

— А почему все девочки глупые? Потому что — главные? Или наоборот?

— Не смей плохо думать о девочках! Девочки — будущие мамочки. Они родят еще девочек, они спасут человеческий род от вымирания. И никаких мыслей они от тебя никогда не потребуют. И чтоб я никогда больше не видела, как ты затыкаешь уши! Ты знаешь, что бывает с непослушными?

Он знал.

Непослушные мальчики проходят тестирование.

А это очень скучное и неприятное дело, когда нужно долго стоять на одной ноге, уметь закрывать глаза по одному, нажимать на кнопку после свистка и прочая неинтересная ерунда, растянутая на целый день. И еще при этом мамочки будут долго измерять ядрышки, а это самое противное дело.

На следующий день все дети на площадке знали о том, что мальчик Галлеор «не получился», и его скоро отправят в Ад.

Как только он появился на площадке, девочки начали скакать, извивая длинные мокрые языки:

— Бе-бе-бе!

— Катись в ад!

— Мы не для тебя!

Он снова заткнул уши. А Тенсия побежала к мамочке Лиссандре жаловаться:

— Мальчик Галлеор опять не послушался!

Повторное тестирование считалось позорным. Выйти незапятнанным из страшного кабинета было почти невозможно. Здесь решалось, кто прав: ребенок или мамочка, приведшая его сюда?

Как правило, побеждал взрослый.

— Проходи! Садись в кресло! — раздался нежный электронный голос.

Галлеор остался один в белоснежном кабинете.

Ослепительно белели стены, пол и потолок. Их грани слились, мир стал беспределен, опора под ногами исчезла, и мальчик завис в пространстве.

Лишь три разноцветные кнопки перед носом напоминали о том, что он еще жив.

— Перед тобой три розы.

Красная означает: «Я — хороший».

Черная означает: «Я — плохой».

Завядшая коричневая роза означает:

«Я — мертвый».

Ты должен выбрать!

Он выбрал красную.

— Перед тобой три дома.

Один с открытой дверью.

Другой с открытым окном

А третий — без окон и дверей.

Он выбирал и выбирал, напряженно следя за экраном.

Он не хотел стать мертвым и попасть в Ад.

У него ужасно устала спина, и он отсидел попку, но ничего не просил, только тер кулачком глаза и напряженно вглядывался в экран.

Он с ужасом ожидал очередного каверзного вопроса. Но страшнее всего было дождаться окончания поединка с невидимой программой.

— Перед тобой три девочки.

Одна — в пятнышках.

Другая — без ручек.

А третья — без головы.

Ты должен выбрать.

Выбирай!

Время пошло!

Он смотрел на три картинки, но решить задачки не мог.

Он представил лицо Тенсии — в пятнышках, а тело — без ручек.

Потом — без головы.

Пустой желудок начал резко сокращаться.

«Жду ответа!» — требовал голос.

Галлеора стошнило кислым воздухом.

Таймер тикал с устрашающей скоростью.

«Жду ответа… Жду ответа…», — барабанило во всем теле.

Мозг отказывался повиноваться.

Противные ябеды!

Гадкие обзывалы!

Лучше бы они все были в пятнышках!

И для чего им руки?

Они так любят швырять песком в глаза!

Девочки — глупые! Значит, им и головы не нужны?

«БЕЗ ГОЛОВЫ», — обреченно хотел выбрать он и уже потянулся к третьей кнопке, как вдруг услышал:

«Ты свободен!»

Перед ним со скрежетом распахнулась дверь.

Он вышел в коридор.

Где-то совсем близко спорили из-за него мамочки.

Голос Лиссандры звучал приглушенно, она оправдывалась:

— Пора изменить программу тестов! Самый аномальный мальчик избежал отсева!

— Но он сидел там два дня подряд! Сколько можно мучить ребенка! — возражал другой голос.

— Мальчиков нужно отбирать строже!

— Но их и без этого мало!

— Чем меньше — тем лучше! Содержание кавалеров обходится очень дорого! Я снова собираюсь вынести этот вопрос на обсуждение в Совете Матерей.

— Разве ты не знаешь, что у малыша редкие гены?

— Да, я помню твои причитания: «Иссякли гены Мудрой Верлинды». И все такое. Но я, например, заказываю для себя только белокурых с античным профилем и без всякой арифметики в голове.

Галлеор уже не в состоянии был понять, о чем спор.

О его ли неидеальных ушах, или о новой программе для выявления плохих мальчиков?

Тело малыша обмякло, спина заскользила по стене, голова свесилась на грудь, и он заснул прямо возле страшной двери в камеру тестирования.

Он не заметил, как чьи-то ласковые руки подняли и унесли его в постель.

Проспал он долго. Наверно, сто дней.

Его не будили.

Однажды на прогулке к нему подбежала малышка Лизетта, но на ее бледном личике он не обнаружил насмешек.

В то время, когда другие девчонки задирались и корчили рожи, эта смотрела на него теплыми песочными глазами с неподдельным сочувствием.

Она перехватила его взгляд, но дразнить не стала, а только таинственно зашептала:

— Я тоже необыкновенная! Только никому не рассказывай. Я могу делать так, — она пальцами зажала свой нос, при этом щеки ее надулись, как шары, а сжатые губы побелели. Она терпела, пока не раскраснелась, как малиновый джем:

— Ты пробовал так? Ты умеешь умирать, как я?

— Разве ты умеешь умирать?

— Когда не дышу — я мертвая.

— Это не смерть. Это пауза. Из смерти вернуться нельзя.

— Нет, я по-настоящему умираю, по-настоящему не дышу!

— Если бы ты умерла, тебя навсегда бы отправили в ад.

— Откуда ты знаешь?

— Один мальчик сунул другому палкой в лицо. С тех пор оба пропали. А мамочки сказали, что они никогда не вернутся.

— Почему?

— Потому что один — опасный, а другой — слепой. Они оба в аду. Иначе где им быть? Все неправильные там.

Рядом раздалось громкое улюлюканье. К ним незаметно подкралась орава девчонок:

— А мы слышали!

— И всем расскажем, что Лизетта — зомба!

— А Галлеор — непослушный! Мамочки сказали, что у тебя редкие гены! Но ты все равно — неправильный!

— Неправильный!

4. Костер на столе

из «Легенд о Начале»

Праматери не любили собираться в холодном зале экстренных заседаний.

Круглый стол обычно пустовал. Но в этот день все пришли, чтобы выслушать важное сообщение Мудрой Верлинды.

Она окинула быстрым взглядом собравшихся и начала:

— На прошлом совещании мы решили, что у нас не будет главы нашего маленького подземного государства.

— Именно так, — подтвердила Рогранда и кивнула головой. — Для чего мы собрались в этот раз?

— Нам нужно решить важный вопрос, имеющий отношение к благополучию наших будущих детей. Вы все принесли свои генетические сертификаты? Да? Тогда приступим!

С этими словами Верлинда разорвала и бросила свой сертификат на середину Круглого Стола. Подруги повторили то же самое.

Когда на столе набралась приличная куча мусора, Верлинда щелкнула зажигалкой, и пламя осторожно лизнуло бумагу. Разгорелся яркий костер. Отблески пламени плясали на лицах праматерей.

Верлинда протянула руки к огню, согрела пальцы в горячих струях и глухо произнесла:

— В этом костре мы навсегда уничтожили рознь между нашими детьми. Теперь наши потомки не будут напрасно тратить драгоценное время на ссоры о власти и генетических преимуществах.

— И чем же они будут заняты всю жизнь? Неужели и поспорить нельзя? — послышался сдавленный смех красавицы Ланданеллы.

— Они будут писать картины, создавать грандиозные проекты. Их головы должны сохранить интеллектуальные достижения человечества. Им придется заново отстроить города, навсегда покончить с болезнями. Если бы головы мальчиков не были с детства забиты стратегиями, мы не оказались бы здесь в столь плачевном положении.

— Нам не хватает мужчин, — вздохнула Ланданелла, переглянувшись с Титанидой.

Остальные подхватили:

— Без мужчин мы сдохнем!

— Мужчины сразу нашли бы выход!

— Глупости! — возмутилась Верлинда. — Мужчины сразу бы затеяли войну. И я уверена, они перебили бы друг друга до появления первых младенцев.

— Довольно о мужчинах! Только женщины у власти способствуют прогрессу! — поддержала Рогранда.

— Девочки, мы отвлеклись. Пусть Верлинда скажет, что еще нужно сделать, чтобы наконец-то отдохнуть от совещаний. Осточертела постоянная нервотрепка. У меня ПМС, и я должна срочно принять реокс, — закапризничала Ланданелла.

— Постойте, не расходитесь! — воскликнула Верлинда. — Мы должны решить еще один вопрос.

— Что за вопрос?

Верлинда выдержала паузу, подождала, пока шум не утих, и сказала:

— Мы должны смешать весь генетический материал.

— Как смешать? Для чего?

— Для того чтобы наши дети стали общими, — объяснила она.

— Правильно! Все нужно разделить поровну! — откликнулась Барбамилла, не отрываясь от вязания. — Всем — все! Или никому — ничего! Всех детей нужно воспитывать, кормить и одевать одинаково. И тогда не будет никаких ссор. Никаких различий, никаких разногласий.

— Позвольте, мы увлеклись политикой. Монархия или демократия? Для чего нам эти сложности? Главное — дети. Лишь бы они были счастливы! — воскликнула Маргарет.

Завязался спор. Каждая пыталась перекричать каждую.

— Власть — вот что в основе стратегии любого, даже стадного общества, — резонно заключила Рогранда.

— Ты хочешь сказать, что мы стадные?

Обстановка накалялась, и Верлинда решила на этом закончить.

— Итак, главный вопрос о будущих наших детях решен. Девиз нашего маленького государства: «Все дети — наши!»

— Да! — подхватили остальные.

— ВСЕ ДЕТИ НАШИ!

5. «Мы рождены, чтобы родить других!»

«Хлопай ручками, топай ножками!»

«Мы рождены, чтобы родить других!» — эти песни звучали на детской площадке с утра и до утра.

Каждый ребенок их знал и, едва проснувшись, присоединялся к общему хору.

О тишине приходилось только догадываться. Ее не существовало в этом мире, как и блаженного одиночества. Оно тоже было под запретом.

Под запретом были все возникающие из ниоткуда мысли и беспричинное желание ухватиться за них, чтобы распутать странный клубок навороченных тайн.

Но Галлеор научился отключать бравурную какофонию.

Когда дети укладывались спать, он в глубине спасительного одеяла слушал собственные мысли.

«Я знаю, как скрыться от пристального наблюдения мамочек. Но и они знают, как найти меня. Они заблуждаются, искренне веря, что одиночество — это отчаянье и заброшенность. Они думают, что от него нужно лечить и спасать. Нет! Оставьте меня себе. Не надо мне музыки, чтобы дергаться в одном ритме со всеми».

Со временем странные мысли стали его врагами. Они преследовали его по ночам и превращались в жутких советчиков, которые предлагали ужасные скверные дела.

«Я знаю, что нужно сделать. Где-то есть место, откуда не возвращаются.

Ад?

Почему бы нет?

Им пугают. Его боятся.

Почему бы мамочкам не посмотреть друг другу в глаза?

Разве они живые?

Разве он сам живой?

А музыка не с наших, давно состоявшихся похорон?

Мелодия никогда не меняется.

Определи ее, попробуй, выдели в ней такты, миноры и диминуэндо. Она звучит, как одна сплошная, растянутая нота…»

Мамочка Лиссандра первая заметила, что Галлеор изменился.

— Галлеор! Объясни, пожалуйста, куда ты все время смотришь? Ты за мной подглядываешь!

— Я не подглядываю.

— Но я же видела, как резко ты отвел взгляд от моей груди!

— Я думал, что это Вам не понравится.

— А почему ты так подумал? Отвечай!

— Потому что я не античный.

— Ты хочешь меня разозлить? Ты подслушиваешь разговоры мамочек? Ты снова стал непослушным? Ты забыл, куда мы отправляем таких, как ты? Учти! Третий раз — последний! И запомни: я за тобой буду следить!

Однажды одеяло над Галлеором взлетело высоко вверх.

Тело обдало сквозняком.

Он услышал хихиканье мамочки Лиссандры:

— Я же говорила! Вот и пятна!

— Бедняжка! Это может остановить его рост! Он может замкнуться! — сокрушалась добрая мамочка Лута.

— Это аномально! Он кандидат на вылет! И не жалко! Нужно очень строго отбирать кавалеров!

— Посмотри на него! Он красавчик! Я заметила: некоторые девочки к нему неравнодушны.

— Он не годен! Какой из него кавалер? Я об этом докладывала! Но непонятно: каким образом, ему постоянно удается обойти программу? Я вынуждена снова обратиться в Совет Матерей.

Галлеор не подозревал о существовании взрослых мужчин.

Он никогда их раньше не видел ни на детской площадке, ни в зрительном зале. Вид взрослого кавалера его ошеломил.

Доктор Бернард был необыкновенно высок и широкоплеч. Его лицо украшала ухоженная рельефная растительность. Тонированные платиной волосы были высоко зачесаны и открывали приветливое лицо.

Блестящие внимательные глаза глядели на мальчика с нескрываемым сочувствием. От него пахло изысканными духами торжественно-мажорных оттенков.

Галлеор потянул носом незнакомый аромат.

— Тебе нравится мой лосьон? — улыбнулся врач. — У тебя хороший вкус. Запах размороженных желез янтарных мух доводит женщин до апогея чувствительности. Подожди, вырастешь, и я научу тебя комбинировать ароматы. У тебя найдутся влиятельные покровительницы среди матерей… Ну, давай приступим. Не стесняйся, я должен хорошенько тебя размять… Рассказывай, что ты снова натворил? За что тебя не любит мамочка Лиссандра?

— Я не белокурый.

— Посмотри на меня: и я не блондин. Но меня она любит. И тебе есть чем гордиться. У тебя особые, редкие гены.

— Но мамочка Лиссандра сказала, что я неподходящий.

— Забудь. Все должны быть разными. Разные мамочки, разные детки и, тем более кавалеры. Привыкай! Ты же знаешь, что нет минуса без плюса? И наоборот. Никогда не называй женщин глупыми. Они этого не прощают.

— Но они же на самом деле без мозгов! Если бы у них были мозги…

— Я же сказал тебе: все — разные! Даже сейчас у тебя есть покровительницы и враги… А ты знаешь легенду о том, как перессорились все наши первые матери? Мы должны помнить наши легенды. Они объясняют причину всех наших современных проблем. Скоро ты все узнаешь. Но помни, что если появились враги, появятся и друзья.

Доктор долго мял и выворачивал худое тело мальчика, дергал, просил наклониться, показать, собрать в пробирку, подуть в трубку, что-то протоколировал, изучал инструкции, тяжело вздыхал при этом и, наконец, сказал:

— Поздравляю! Из тебя получится отличный кавалер. Все в тебе гармонично и высшего качества. Попробую доказать мамочкам, что у тебя будет высококачественное потомство, умные, красивые, сильные и здоровые дети. Совет Матерей одобрил твой перевод из детского сектора в юношеский. Там тебя научат другим дисциплинам. Главным для тебя.

II. Дворец Юношей

Мы варимся в этом правильном и стерильном мире, словно оправдываем чей-то проверенный веками рецепт странного бальзама, которому надлежит исцелить человечество от ошибок прошлого.

Из Хроники ученого кавалера Галлеора

6. Чьи в тебе гены?

Едва Галлеор переступил порог Дворца Юношей, к нему подскочил незнакомый мальчик в грубой спартанской тоге с рыжим ежиком волос.

Он ткнул в грудь новичка длинным рыцарским мечом:

— Отвечай! Как ты, мелюзга, к нам попал?

— Меня сюда рекомендовали, — по-взрослому ответил Галлеор, ощущая значительный перевес противника не только в мускульной силе.

— Меня зовут Энрико. Я здесь самый главный, — с этими словами жесткие щеточки бровей спартанца соединились, не допуская возражений. — Это не все. Ты должен называть меня: «Сэр Энрико». У меня королевская кровь. И это легко доказать. А ты кто такой?

— Я кавалер Галлеор.

— Чьи в тебе гены?

— Я не понял вопроса.

— Я спрашиваю: которая из праматерей — твой предок?

— Не знаю.

— Не знают, когда гены плохие.

— Я, действительно, не знаю.

— Может быть, ты из рабов?

— Не знаю.

— Ты и не должен знать. Информация о происхождении строго засекречена. Но я могу определить каждого с первого взгляда.

— Это невозможно.

— Я сразу отличу раба и дурака. По наклонностям. По привычкам… Даже по жестам. Ты же знаешь, что прародительниц было восемь?

— Но все гены спутаны.

— Гены спутать невозможно. Как невозможно спутать цвет глаз. Глаза бывают либо темные, либо светлые. Пополам не бывает. Посмотри на тех ребят, — Энрико указал мечом в сторону небольшой, затретированной группы. — Что ты можешь о них сказать? Кто они? Слуги или короли?

— Не знаю.

— Ты ненаблюдателен. Но я тебе точно скажу. У них неблагородная кровь.

— Почему ты так думаешь?

— Они избегают центра. Жмутся по углам. Их много, но они стараются держаться вместе. Слабые всегда объединяются. Прячутся друг за друга. Это у них в крови. Такие нам не пара.

«Нам»? — Галлеор поймал себя на мысли, что и ему хочется куда-нибудь спрятаться от «короля», а значит и он «не пара», но король продолжал внимательно разглядывать его со всех сторон:

— Я сразу заметил, что ты не лезешь в угол, но постоянно оглядываешься. Ты рассчитываешь каждый свой шаг. Ты не уверен, зато умен. Осторожность — признак ума. И, кроме того, ты постоянно морщишь лоб и щуришь глаза. Я думаю, что ты книжник.

— Я люблю читать.

— Так я и знал! Будешь моим личным жрецом, врачевателем и хранителем древних знаний.

7. «Во всем виновата Верлинда!»

из «Легенд о Начале»

Праматери снова собрались за Круглым Столом.

Глаза сверкали от гнева, щеки пылали.

Маргарет нетерпеливо постукивала остывшей молочной бутылочкой о край стола.

Ланданелла нервно крутила пустышку на пальце.

Вязальные крючки Барбамиллы с остервенением вгрызались в петли.

Клацанье металла в надменном голосе Рогранды не предвещало ничего хорошего:

— Кое-кто был против моего главенства за Круглым Столом. Теперь вы видите — что получилось?

— Мы поддались на провокацию! Перемешав детей, мы потеряли их навсегда! — поддержала ее возмущение Маргарет. — Проект «Мудрой» Верлинды с треском провалился!

— «Общие» дети не могут заменить «своих»! Мы не просто ошиблись или проиграли! Мы потеряли все! — присоединилась к спору красавица Ланданелла.

— Усреднение детей оказалось выгодно только слабым и нечестным! — продолжала Рогранда. — Например, Барбамилла ищет в каждом ребенке признаки своих генов и старается тайно от всех отличить их особым вниманием.

— Все заметили, что «своих» она подкармливает дополнительным протеином, обрекая остальных на неконкурентоспособность! — крикнула Маргарет.

— Объясни, Барбамилла!

— Пусть объяснит! — зашумели все.

Барбамилла ничуть не смутилась. Выслушав предъявленные обвинения, она с вызовом ответила:

— Никого я не различаю! А только даю дополнительную порцию тем, кто просит добавки.

— Вот видите: она сказала: «Кто просит добавки»! А мои дети, например, никогда ничего не просят, — надменный взгляд Рогранды скрестился с простодушным взглядом Барбамиллы.

— И как же тогда твои дети просятся на горшок? — искренне удивилась та.

— Они его не просят, а требуют!

— Мои тоже требуют!

— Твои не должны требовать! У них нет чувства меры. И разве не понятно — почему?

— Почему же? — подбоченилась Барбамилла.

— Потому что не способны вести себя достойно! Представьте себе, ее любимчик Смальди был замечен в воровстве! Он украл у Сильвии пустышку и спрятал ее в памперсе! Он, трехмесячный, уже может прятать! И красть! Что будет с ним дальше?

— Просто мой ребенок — смышленый!

— У твоего любимчика дурные манеры! — оборвала ее Рогранда.

— Не забывайте, что мы не делим детей на «своих» и «чужих»! Они все наши! — призвала к порядку Верлинда.

Но шум невозможно было перекричать. У каждой матери накопилось множество претензий друг к другу, и они решили именно сейчас во всем досконально разобраться:

— Определить родство невозможно!

— Еще как! Крупных детей Титаниды видно издалека!

— Я заметила, что их избегает кормить Ланданелла.

— Как ты их различаешь, Ландонелла?

— Мои дети самые пропорциональные, и не самые голенастые.

— А ты лучше определи их по глупости! Где хуже успеваемость — там твои, — посоветовала Астрид. — Даже пустышки они выбирают не с теми буквами!

— Вы забываете, что у нас нет глупых детей! Все дети развиваются одинаково! У всех одинаковые нагрузки!

— Но тогда почему Верлинда их ругает? Я сама слышала! Она сказала, что не каждому из них дано божественное призвание думать и делать выводы, — возмутилась Ланданелла.

— А я слышала, как она упрекнула Мирсиса в том, что он целый день играет в мяч. Она назвала его «Отшибленным мозгом!» — добавила Барбамилла.

— Она так сказала? — Титанида грозно расправила плечи и приподняла широкую левую бровь. — Ты, проклятая ученая тварь, из-за которой мы перепутали своих детей, назвала Мирсиса «Отшибленным мозгом?»

— Ничего подобного я не говорила! — ответила с достоинством Верлинда. — Я запретила бить головой по мячу, так как любое сотрясение пагубно влияет на умственные способности. Или вы не знаете, что мозг — нежнейший коллодий, и если его постоянно взбалтывать…

— Взбалтывать?! Ты и меня пытаешься задеть? Это я учу детей отбивать головой!

— Мозги надо беречь! После удара мячом простым синяком на лбу никто не отделается! Если встряхнуть, как следует яйцо, получится бизе…

— Все слышали? Она сказала: «Бизе»! — обратилась Титанида за помощью к притихшим женщинам. Но Верлинда не сдавалась:

— Предостережение не оскорбление! Мирсис также «твой», как и «мой»!

— Но ты же прекрасно видишь, что у Мирсиса атлетическое сложение! Он самый крупный малыш! У него, безусловно, не твои гены! — с гордостью подчеркнула Титанида.

— Что вы все заладили: гены, гены… А ты уверена, что у него они твои? Предки Барбамиллы тоже проходили отбор по силе, выносливости и прожорливости! Когда–то хороший раб узнавался по аппетиту!

— Снова о рабах? — очнулась Барбамилла. — При чем тут рабы? Где нет рабства — там нет рабов!

— Девочки, давайте без оскорблений! — пыталась всех примирить Астрид. Волосы на голове у нее уже поднялись дыбом и жутко трещали. — Обстановка слишком наэлектризована! Давайте не будем ссориться! Наше настроение отражается на воспитании детей!

— Ты презираешь силу? — продолжала Титанида, вперившись тяжелым взглядом в Верлинду, ее накаченные мышцы напряглись в ожидании ответа.

— Я презираю пену вместо мозгов! — ответила она и отвернулась.

Все кроме Титаниды расхохотались. В ее голосе прозвучала угроза:

— У кого «пена вместо мозгов»? У моего Мирсиса!? Он не чета твоим!

Верлинда попыталась смягчить напряжение:

— В таком случае, покажи мне моих. Из восьмидесяти наших первенцев, которые — мои?

— Во всяком случае, не первые красавчики! — влезла в спор Ланданелла.

— И не особые храбрецы! — поддержала ее Рогранда, переглянувшись с Титанидой.

— Детей, действительно, не определить, так как мы уничтожили сертификаты. Но заморышей сразу видно! — добавила Титанида.

— Заморышей? — вдруг возмутилась всегда молчаливая Сильвансия. — Мои дети — крохи, да! Но вы же знаете, что продолжительность жизни прямо пропорциональна весу!

— Кстати, малый вес не всегда задается генами, он следствие искусственного вскармливания, а также замкнутого пространства, — добавила Верлинда. — Кто первый начнет делить детей? Кто отдаст своих в чужие руки?

— Вот что. Если мы не сможем отделить твоих выродков от своих, — грозно заявила Титанида, — поступим очень просто: прекратим доступ твоих яйцеклеток в инкубатор. И наши потомки постепенно очистятся от потенциальной шизофрении.

— Да! Мы накажем тебя! — поддержала Ланданелла.

— Как вы накажете?

— Мы тебя стерилизуем!

— Я не соглашусь!

— В таком случае мы применим силу, — добавила Титанида, — ту самую, которую ты презираешь!

— Выбирай: будешь подвергнута жесткому облучению, или мы удалим твои яичники хирургическим путем! — с этими словами Ланданелла продемонстрировала подругам идеальный прикус, ее улыбка была обворожительна.

— А еще лучше удалить ей лишние мозги! Причем через нос, предварительно превратив их в пену, как это делали когда-то фараоны Египта. Мозгов у всех тоже должно быть поровну. А то одним — читать, а другим — вкалывать, — сказала Барбамилла.

Все расхохотались.

— И ты, Барбамилла? — изумилась Верлинда. — За что вы возненавидели меня?

— За то, что из-за тебя наши дети осиротели. Вместо любящих родных матерей, они получили свору подозрительных нянек! — к общему стону присоединились вопли Маргарет.

— К тому же нам не нужны точные науки! — всех громче звенел голос Ланданеллы. — Подземным детям не обязательно знать формулы! Они для них — пытка!

— Эта ученая тварь только что пыталась нам доказать, что мы все питекантропы! — вторила Титанида.

— Мои дети не должны прислуживать остальным! — надрывалась Барбамилла.

— Девочки, а может быть, она специально уговорила смешать гены, чтобы дать фору своему клану? — взвизгнула Маргарет. — Все умные — ее, а все дураки — наши?

— Интеллект задается не генами. Он результат воспитания. Среда развивает мозг… — пыталась объяснить Верлинда, но ее грубо оборвала Ланданелла:

— Хватит нам заумных лекций! Так и быть, мы оставим тебе жизнь ради создания среды. Но лишим тебя права на воспроизводство, чтобы в будущем никто никого не подавлял суперинтеллектом. Шапочка магистра не пропуск в рай! Дай-ка мне ее сюда! Я из нее сделаю маску Бармалея! Когда младенцам страшно, они быстрее опустошают бутылочки… Дай сюда, говорю, тварь!

Матери обступили Верлинду плотным кольцом. Их глаза сверкали, а мимика оживилась. Астрид почувствовала недоброе:

— Отстаньте от нее! Ланданелла, Барбамилла, отойдите! — она встала рядом с Верлиндой, прикрыла ее собой, но Титанида легко ее отстранила накаченным стальным бедром:

— Лучше не встревай!

8. Беспокойный ученик

Громоздкое тело ученого кавалера Петролеуса было накачано до такой степени, что напоминало груду перепутанной железной арматуры.

За качеством своих трицепсов и квадратов он следил ежеминутно.

К этому же приучал учеников. После урока раздавался его бодрый раскатистый бас:

— Разминка! Всем! Жимы! Наклоны! Хуки! Еки! Я сделаю из вас настоящих мужчин! Я накачаю ваши мышцы металлом! Вы будете звенеть и вибрировать от малейшего щипка ваших дам! Повторим, какие качества характеризуют настоящего кавалера:

В ответ раздался дружный хор:

— Сила!

— Бесстрашие!

— Выносливость!

— Деликатность!

— Послушание!

— Востребованность!

Душа юного Галлеора ликовала.

Ему разрешили читать, ему открылся доступ ко всем библиофайлам подземного архива. Он погрузился в море книг.

Генетику, микробиологию и гистологию он проглотил залпом. Мальчик словно исчез из этого мира. Его душа была занята одним. Он наслаждался бездонным океаном информации.

Он словно вырвался из глухого подземелья на свободу, где столько тысяч лет творил и правил миром интеллект. Он полюбил человечество. Он начал гордиться собой.

Боже! Как совершенен человеческий мозг! Его мозг!

Сколько было открытий сделано всего за несколько веков!

Сколько достижений в гистохимии и микрохирургии!

А нанотехнология, робототехника и астрономия так и остались не доведенными до высшей степени совершенства.

Он понял, что человеческий разум никогда не пасовал и достойно отвечал на каждую атаку мельчайших. Что угодно, только не биологическая слабость человеческого мозга стала причиной поражения в затяжной войне.

Перед ним раскрылись тайны тысяч изобретений и грандиозных проектов, которые странным образом зачахли в самом начале разработок. Закулисные академические дрязги и мелкий надзор за каждым ученым завели науку в тупик. Словно кто-то специально притормаживал гениальные разработки или направлял изыскания ученых по ложному пути.

Однажды Галлеора заинтересовала одна заброшенная в глубокие архивы статья доктора Лоньи, в которой доказывалось, что мутации вирусов не случайное, а запрограммированное природой явление.

Галлеор побежал с этой статьей к учителю:

— Из этого следует, что мы напрасно скрываемся здесь. Наши полезные бифидобактерии скоро мутируют и превратятся либо в холеру, либо в туберкулез.

Петролеус всегда внимательно относился к вдумчивости своих учеников и не поленился досконально изучить статью доктора Лоньи, чтобы ответить на каверзный вопрос.

Галлеор был самым загадочным из его учеников. Он обладал прекрасной памятью, основой гениальности, но кроме всего прочего в нем таилась кощунственная сила рассматривать каждый постулат под умопомрачительным углом подозрительности.

Этот ученик не доверял никаким авторитетам. Он всегда искал и находил опровержения незыблемым истинам и не ленился тратить время драгоценных снов на пустое погружение в хаос научных разногласий.

Но на этот раз Петролеуса особо встревожили предположения доктора Лоньи.

Он хорошо помнил те прекрасные времена, когда клубника, оставленная на столе, соблазняла своей свежестью и месяц, и два…

А его любимые гортензии?

Было время, когда срезанные цветы не вяли.

Размышления Петролеуса снова прервал голос ученика:

— Учитель, я сделал анализ гнили с томатов.

— И что же?

— Бактерии, которые портят еду, оказались мутированными кишечными палочками.

— Не отчаивайся! Скоро кондиционеры отремонтируют, и воздух снова станет стерильным. И больше не пугай никого этими палочками.

Но Галлеор так просто не сдавался. Он искал ответы на все непростые вопросы в архивах и не находил. Ученого кавалера он замучил чрезмерным любопытством — признаком болезненной инфантильности:

— Учитель, почему нельзя выйти наверх?

— Достаточно вопросов, юный кавалер Галлеор! Не ломай голову. Подумай лучше о равенстве линий своих бровей. Я вижу: они сегодня недостаточно симметричны. И не надо морщить лоб! Иначе придется делать слишком раннюю подтяжку, а это умаляет генетические достоинства в глазах дам.

— Я не думаю о дамах.

— Дамы и дамы! Вот для кого, и ради кого мы должны постоянно заботиться о красоте своего тела. Чем раньше накачаешь его, тем больше у тебя шансов победить, а потом и удержаться во Дворце Любви.

— Я не люблю тренажеры.

— Мускулатура — это все! Остальное за пределами внимания наших богинь, наших мудрых матерей, нашего всего.

Галлеор знал, что выглядит хорошо, но не отлично.

Он старался не морщить лоб, постоянно одергивал плечи. Но в его голове все время теснились мысли о смутной опасности, которая отсчитывала секунды до чего-то ужасного и неизбежного.

С виду мальчик казался обычным подростком. Но за внешней непроницаемостью скрывалось безумие. Галлеору постоянно казалось, что он вот-вот доберется до главного и выяснит, в чем причина позорного проигрыша мельчайшим.

Он сидел за архивом днями и ночами, перебрал тысячи файлов, искал и отслеживал следы чего-то хрупкого, уничтоженного, навсегда утраченного для человечества. Но он уже предчувствовал, что тайна г скоро прошелестит среди вороха перевернутых страниц.

Убогие знания, которые преподавались в классе, не могли удовлетворить его любопытства.

Нужная информация была уничтожена, как причина роковых последствий. Но эволюция живого, как программа, всегда сохраняет ошибки, чтобы предотвратить их повторение.

В них скрытая опасность и неразгаданная тайна.

Где-то в архивах должен храниться полный список уничтоженного.

Закрытые проекты — закодированные тайные знания, куда путь человеку надолго закрыт. И стоит только нарушить запрет, как из множества ошибок найдется одна, которую можно исправить. И как бы ни были опасны поиски, правильное решение рано или поздно бывает найдено.

Он чувствовал это внутренним даром предвиденья. Вдохновение, как наваждение и предчувствие скорых перемен, заливало румянцем лицо и шевелило корни волос. Горячие губы вслух повторяли прочитанные строки, жар опалял разум.

Память социума…

Память мельчайших…

Структура их памяти…

Нейроны и тончайшие компоненты языковых алгоритмов…

Дипольные колебания… Отклонения полюсов… Дрожание нейронов… Память кристалла…

Кристаллические белки… Вечность и стабильность…

Структура самовоспроизводящего кристалла…

Протеин — живой кристалл…

Сверхпрочный материал самосохранения каждого в каждом… Мельчайшего в мельчайшем… Бесконечно малые величины — это и есть память…

Самосохранение…

Противостояние мегатоннам вселенского взрыва…

Тайная сила эволюции…

Движение вперед от нестойких форм.

— И все-таки, матрона Лиссандра права, — иногда задумывался учитель, отчаявшись оторвать мальчика от замысловатых формул на экране.

Его рука так и тянулась подписать заключение о непригодности юного кавалера. Но доктор Бернард был его близким другом. И он был категорически против.

— Разномнений быть не может. Галлеор, когда-нибудь оправдает все наши надежды, — горестно вздыхал учитель.

Однажды на плечо Галлеора, погруженного в тяжкие раздумья об утраченных знаниях человечества, легла жесткая рука Энрико.

— Я должен наказать тебя.

— За что?

— Ты избегаешь своего короля. Ты не явился на тайное собрание.

— Вчера я надолго застрял в библиофайлах.

— О чем ты все время читаешь?

— Я интересуюсь историей Виасферы.

— Разве это важнее долга быть рядом со мной?

— Я случайно наткнулся на интересную работу по вирусологии. Она доказывает, что мы все подвергаемся страшной опасности.

— Продолжай.

— Ты знаешь, что происходит наверху? Нам говорят, что умерли птицы, завяли цветы, отравлен океан.

— Да. Там нет жизни. Там не осталось ничего.

— Но если нет ничего, значит, нет и среды для микробов.

— Продолжай. Это интересно.

— Мельчайшим необходим белковый суррогат. Расчет мой верен. Наверху можно жить.

— И что?

— А здесь, под землей, скоро начнутся эпидемии.

— Докажи!

— Прогноз основан на том, что людей со времен праматерей стало намного больше. Несмотря на то, что Витасфера чиста от микробов, эта стерильность условна. Каждый человек хранит в себе животворный коктейль. Бифидобактерии — труженики наших жизненных канализаций. Но они постоянно мутируют. И может быть, в ком–то из нас уже зародилась новая пандемия. Если пропустим этот момент, мы все погибнем. Вымрем, как все больное человечество.

— Ну, ты и сказал! Вымрем! Ты один до этого додумался? Неужели больше никому в голову не пришло этой глупости?

— Да. Я первый, кто открыл архивы по вирусологии.

— А как же учитель?

— Он читает другие книги. В основном это учебники для маленьких детей. Он выбирает для нас только то, что понятно шестилеткам

— Ты хочешь сказать, что у меня в голове всего лишь учебник для мелюзги?

— К счастью, ты способен понять, что наше положение нестабильно.

— Что нужно делать?

— Надо выбираться наверх.

— Но разве это возможно?

— Если имеются люки, которые когда-то могли открываться…

— Стоп. Об этом нельзя говорить открыто.

— Понятно.

— Я так и знал, что взрослые от нас многое скрывают. Постоянные запреты и табу доказывают, что они сами чего-то боятся. Все эти легенды о праматерях, даже в их точном электронном воспроизведении, осточертели. Я всегда подозревал, что Совет Матерей, которым пугают с пеленок, на самом деле — тайная оргия или что-то в этом роде.

— Не оргия. Старшие матери, как прежде, собираются за Круглым Столом и решают важные вопросы.

— Как они решают? Кто кого перекричит? Или кто у кого больше волос из головы надерет?

— Это не смешно. Только старшие матери могут открыть входные люки.

— Короче, я тебе даю задание: изучить трудности насчет люков. И доложить своему королю.

9. Что в черном овале?

Ночью Галлеор проснулся, оттого что кто-то тряс его за плечи:

— Вставай! — ухо щекотали губы Энрико. — Быстрее! — повторил он шепотом. — Мы сегодня проникнем в запретную зону.

— Куда? — переспросил Галлеор.

— Мы увидим то, чего никому видеть не полагается. Помнишь экскурсию в Музей Цивилизаций?

— Это было удивительно!

— И ты, конечно, слышал, что сказал Петролеус?

— Он сказал: «Вам рано знать, что в Музее есть места, куда заходить никому нельзя».

— Вот именно. Значит, есть тайны!

— Они возрастные.

— Нет. Они связаны с тайнами праматерей, — со знанием дела заключил Энрико.

— Откуда ты знаешь?

— Помнишь, я спросил у Петролеуса: «И когда же мы узнаем все?», он ответил: «К сожалению, даже мне обо всем знать не положено».

— И что же это значит?

— Это значит, что ему об этом знать не положено, а нам — никто не запретил! Мы сегодня пойдем и все выясним!

— Но у нас нет ключей и кодов.

— Вчера не было, а сегодня — есть. Гляди, — Энрико раскрутил на пальце длинную золотую цепочку с печатью.

— Это печать Петролеуса!

— Она самая. Во время разминки он ее всегда небрежно бросает на стол. Теперь все двери для нас открыты. И не смотри на меня так. Ключи украл Эргиус. Он раб. А рабам свойственно воровать. Не расстраивайся, наш Эргиус — особенный раб. Он верный и на все пойдет ради меня. Таким рабам нет цены. После дела я его посвящу в рыцари.

— Почему ученый кавалер не ищет свою печать?

— Это самое главное. Он страшно боится, что его обвинят.

— Разве он виноват?

— Ученый кавалер не должен терять бдительности. Его накажут.

— Чем?

— Предложат реокс. И правильно сделают. Он стар. Старперов нельзя подпускать к обучению кавалеров.

— Чем он плох?

— Мужчины — воины. Это главное для нас. А Петролеус вечно жмется, словно ждет удара. Заискивает перед матронами. Ему не место среди кавалеров.

— Но он до сих пор не выдал нас.

— Это не признак благородства и жалости к нам. Он плебей.

— Все гены смешаны. И кто есть кто неизвестно.

— Неизвестно только рабам и хитрецам, тем, кто хочет прожить за счет других.

— Но кто будет преподавать вместо него?

— Он и будет. Никто не собирается его менять. Он нам нужен со всей его трусостью. Иногда трусы полезнее умников.

— Это будет шантаж?

— Это будет политика. И разве ты не хочешь спасти народ Витасферы?

— Его пытаются спасти уже триста лет. Только вариантов слишком много.

— Короче, ты идешь с нами. Ты сам сказал, что учителя врут. Мы сейчас все проверим. Главное — доказательства! И мы их добудем!

Над картой Витасферы склонились четыре любопытных мальчишеских лица. Энрико водил указательным пальцем по схеме и объяснял:

— Сначала надо пройти Дворец Юных Дам. Потом Дворец Новорожденных. Внутри — заброшенный первобытный инкубатор, а дальше закрытая для всех зона. Что в черном овале неизвестно. Кстати, должен предупредить, что первые матроны были заражены. Они явились сверху, где бушевали эпидемии. Они знали, что рано или поздно им предстоит погибнуть. Поэтому работали по программе, которая заменяла детям родителей. Было предусмотрено все: вынашивание, роды, кормление, воспитание и обучение. Но у праматерей никогда не было контакта с потомством. Они сами находились в герметичном отсеке и бесконтактно контролировали инкубацию. После отладки проекта первые матери самоустранились. Они подвергли себя кремации, тем самым, обеспечив полную стерильность Витасферы.

Галлеор заглянул через плечо. Ноготь Энрико застыл на затушеванном пятне в середине карты и напрасно пытался выскрести из него ценную информацию.

— Кстати, существует версия, — сказал он, — что вместо праматерей нами управлял алгоритм. Неподвластный человеческим эмоциям. Также не исключено, что проектом управляли с поверхности.

— А где вход в закрытую зону?

— Двери не обозначены. Но логично, что после зоны новорожденных последует инкубатор, потом зона оплодотворения.

— Тогда почему Дворец Кавалеров находится снаружи?

— Легенда ничего не говорит о праотцах. Мужчины появились только во втором поколении.

— Значит, все мы потомки пробирочников?

— Именно так. Все происходило внутри ядра, куда нам до сих пор нет хода. Там находится главный инкубатор. Он воссоздал генетический материал. Дети были выношены в специальных кюветах, воспитаны голограммами и выброшены на второй уровень, во Дворец Детства. Оттуда после воспитания по строго заданному алгоритму их выпихнули на следующий уровень, подготовительный этап к нормальной половой жизни. Но предположение еще не доказательство. Мы должны все увидеть своими глазами. Туда! Выходим по — одному. Галлеор пойдет рядом со мной. Он, как самый умный, понесет карту. Даффи и Эргиус будут прикрывать сзади, — командовал Энрико.

Четверо юнцов продвигались по запутанным коридорам уверено и бесстрашно. Дежурный свет мягко скрадывал резкие тени. Ноги, предусмотрительно обутые в бальные туфли, не шумели.

Изредка тишину пустотелых коридоров вспарывал свист королевского меча.

Мальчики уже прошли зоны Юных Дам и Новорожденных, где предполагалась охрана.

Вокруг было тихо и спокойно, лишь мрамор под ногами отражал осторожные прикосновения ног.

Даффи шел, придерживая черную маску на лице. Эргиус сжимал в руке золотую цепь с декодером. Галлеор каждый поворот сверял с чертежом.

Двери открывались легко и бесшумно. Ребята проходили один демонстрационный зал за другим.

Здесь были сосредоточены самые ненужные предметы домашнего обихода. Дежурного света недоставало, и фонарик Даффи то и дело выхватывал из темноты неожиданные экспонаты.

Свет скользил по вымершим бронтозаврам, бегемотам, всевозможным бабочкам и попугаям. Лесные пейзажи сменились панорамами вымерших городов.

Мальчики с удивлением разглядывали панораму мертвых городов, брошенные поезда, самолеты, небоскребы и метро.

— Странно, что нигде нет вымерших людей. Города пусты. На улицах ни одного человека. Но хотя бы в летящем вертолете должен сидеть пилот? Смотрите: в окне подъемного крана затушевано чье-то лицо, — удивился Энрико, и его меч принялся отскребать краску. — Почему закрашены лица людей?

— Я где-то читал, — сказал Галлеор, — что люди боялись своих отражений в зеркале, поэтому никогда не снимали маски. Их лица были покрыты язвами, из глаз вытекала гниль, они были так ужасны, что могли бы травмировать нашу психику. Я думаю, что людей закрасил родительский контроль, чтобы детей не мучили кошмары.

Энрико протер острием меча дыру в полотне:

— Хотел бы я взглянуть на физиономии этих слабаков! Что ж, в другой раз — непременно! А сейчас пора! Нужно успеть сделать главное.

В следующем зале мальчики остановились перед странными экспонатами.

— А это что такое?

— Это они, мельчайшие, — определил Галлеор по надписям, выуживая из памяти слабую латынь. Он здорово пожалел, что предпочел ее изучению шумерских текстов.

Экспонаты поражали. Перед глазами ребят извивались мелкие цепочки прионов, закручивались яркие змейки герпеса, скалились пружинистые зубья оспы, дрожали, накаченные ядом вирусы энцефалита, двоились и множились клубочки, пузыри и колбочки стафилококков, анаэробов и какого-то хламидейтрона.

Ребята разглядывали гигантские макеты, и в памяти оживал дикий интуитивный страх.

— Рассказывай, книжник, что ты про них знаешь! — приказал Энрико.

Галлеор знал все.

— Это смерть. Мелкие безмозглые твари, с которых началась жизнь на Земле… Они — кирпичики, из которых сложен организм каждого высокоорганизованного существа. Они наша печень, сердце, глаза и мозг.

— Ты в своем уме? Мы — из них?

— Невозможно найти то начало, которое заставило мельчайший белок вооружиться, создать вокруг себя систему вакуолей, митохондрий и цитоплазмы, а потом специализироваться в сложнейший разумный биосоциум.

— Ты хочешь сказать, что главный в эволюции не гомо сапиенс, а то, из чего он слеплен?

— Да.

— И кто же тогда хозяин планеты? Мы? Или они?

— По сей день в социуме человека, застроившего планету, создавшего искусственный интеллект и покорившего космос, главными остаются невидимые первородные субстанции. Мельчайшие и самые примитивные структуры не только определяют биохимические процессы внутри организмов, но и являются движущей силой эволюции.

— Говори проще! И не строй из себя ученого кавалера! — недовольно прервал Энрико. — Кто хозяин планеты? Мы или они?

— Мы оставили Землю. Мы ушли.

— Значит, они победили? Не было там меня! Дальше!

— Мельчайшие управляют Вселенной. Они тайные механизмы регуляции плотности населения, зачинщики всех печально известных мировых пандемий. Они же причина великих открытий и вековых заблуждений, ересь, инквизиция, все то невидимое, что определяет поступки толпы и вдохновение гения. Они причина мутаций и выживания видов. Они страдание, и они причина страдания. Они старость, и они смерть.

— Объясни, как мельчайшие могут быть старостью?

— Старость — еще одно изменение первоначального алгоритма всего живого. Оно возникло в результате мутаций. А мутации — результат внутригенных перетасовок. Внедренный в ядро вирион добавляет свои звенья в цепочку ДНК, и получается новый вид. Природе остается только одобрить или выбраковать предложенный вариант. Прогрессивные гены старости и неизбежной смерти победили.

Мальчуганы слушали Галлеора, затаив дыхание.

— Ты говоришь, как поэт. Но мы и сами знаем, что сидим под землей не по собственной воле. Есть ли способ их победить?

— Жестокие болезни опустошали прекрасные города. Миллиарды людей погибли. А исцеление все время находилось у каждого под носом. Стоило только протянуть руку, положить в рот зеленоватый испорченный плесенью кусок хлеба…

— Испорченный хлеб мог бы всех спасти?

— Точнее — не хлеб, а то, что было на нем.

— А что было на нем?

— Тысячи лет кто-то отводил глаза человека от главного целителя на Земле, а он не прятался. Лежал на виду. Он сплошь покрывал каждую пещеру. Его называли плесенью. Она, словно специально, вырастала на самых лакомых кусках и переползала за человеком из пещеры в пещеру, из дома в дом. Не побрезгуй, съешь — и будешь здоров. Но человек не замечал самого простого. Древние обитатели пещер почему-то не догадывались соскрести плесень со стен и приложить к смертельным ранам. Прославленные жрецы Древнего Египта умели оживлять мертвых, но почему-то не могли помочь живым. Фараоны умирали на их руках в ранней юности от обычного туберкулеза.

— Цена древним знаниям — ноль, если забыли то, что было известно даже грызунам, — сказал Энрико.

— Самое странное в этой истории то, что пенициллин, спасший жизнь миллионов людей был открыт одновременно с изобретением атомной бомбы, которая призвана была уничтожить миллионы людей.

— Неужели пенициллин до этого времени не был целебен и всесилен?

— Да. Не был. Кто-то хотел спасти человечество и специально изменил гены.

— Его или наши?

— Если б мы это знали, не возникло бы споров о богах, которые хранят свои тайны.

— Ты хочешь сказать, что боги — тоже они?

— Если бог — это эволюция, то…

— Глупости!

— Но они и есть тот невидимый фактор, с поиска которого началось отделение человека от мира животных.

— Ты меня совсем запутал. Но я знаю только одно. Побеждает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто действительно этого захочет. Постарайся напрячься и ответить на другой вопрос: почему нам запрещено все это знать?

— Я думаю, кто-то считает, что у нас другие задачи.

— Какие?

— От нас не требуется противостояния мельчайшим. Считается, что их нет в Витасфере.

— Но они есть. Ты сам так сказал. И мы должны с ними покончить!

— Наша тактика другая.

— Какая?

— Не вступать с ними в контакт.

— По-твоему, нас здесь замариновали, как позорных трусов?

— Мы должны выиграть время. Наш анабиоз временный. Вирусы истребят на Земле протеин и сами вымрут.

— Ты веришь в это? Ты только что сказал, что они в нас. Значит, они живы.

— Да. Но я сказал, что нам нужно выйти на поверхность.

— Чем там лучше?

— Здесь нет свободы. Мы воины, сидящие в клетке.

Ребята пошли дальше. Каждый думал о своем, и мысли удручали.

Внезапно стены расступились, и отважная четверка очутилась внутри просторного куполообразного зала, свод которого круто вздымался вверх. Открылось великолепие нижнего яруса, где среди лепной позолоты радиально выступали гранитные саркофаги.

— Здесь покоятся праматери.

— Смотрите — один саркофаг пуст. О гибели восьмой мы ничего не знаем.

— Значит, она не умерла?

— Она жива? Триста лет?

— Ты сошел с ума! Она давно бы истлела!

— Возможно, она где-то скрывается и наблюдает за нами.

— Здесь? — ребята в ужасе замерли, к чему-то напряженно прислушиваясь.

— Давайте посмотрим, кого не хватает, — предложил Энрико, стряхивая пыль с барельефа. — Здесь написано: «Прародительница Рогранда». Я знаю! Она родоначальница нашего клана! — сказал он и почтительно опустился на одно колено, воздавая почести достославному предку.

Он встал, прервав минуту молчания, подошел к следующему саркофагу, провел пальцем по вензелю из нефрита:

— «Прародительница Астрид». У этой были непрочные гены. Мутантка. Она была самая опасная для нас.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Даффи.

— Меня интересует происхождение наших кланов. Генеалогия — мой конек. Без нее невозможны прогнозы развития государства.

Он смахнул пыль со следующего саркофага:

— А здесь, глядите, Барбамилла! Вот он, грязный ошметок, непонятным образом попавший в Витасферу! Я до сих пор не понимаю, кому пришло в голову впутать в наш генофонд главную причину упадка и деградации, — Энрико с отвращением плюнул на гробовую плиту.

— Не надо, Энрико, — запротестовали мальчики.

— Если бы не она…

Эргиус бросился на него с кулаками:

— Не смей оскорблять мой клан!

Завязалась драка, ребята покатились, отчаянно тузя друг друга.

Энрико, превосходивший противника в силе, вскоре оседлал и надавал рабу неделикатных подзатыльников:

— Ты должен отречься от нее! Она самая коварная! Она погубила Рогранду! Вздумала обойти нашу порядочность коварной хитростью и подлостью!

— Глядите, какой громадный саркофаг! — крик Даффи отвлек Энрико от продолжения экзекуции.

— «Прародительница Титанида», — прочитал он. — Эта праматерь была великаншей и потомком олимпийских богов. К сожалению, в Витасфере все гиганты становились желтыми колпаками и постепенно выродились. Современные стражники тоже сильны, глупы, но гигантами их не назовешь. Таких мы бы не прокормили… А вот смотрите: «Прародительница Маргарет»! У этой рождалось сразу по двенадцать младенцев. Как у грызуна! А здесь еще одна рекордсменка Гиннеса: «Прародительница Сильвансия». У нее были гены долгожителей. Триста лет для них, как для нас тридцать. Она, пожалуй, запросто дотянула бы до наших дней. Но ее саркофаг полон костей… А вот и Ланданелла Прекрасная… Красивая, но дура. По легендам, у нее были золотые кудри, волосы до пят, синие глаза.

— Сейчас таких дур мало! — мечтательно вздохнул подошедший Эргиус.

— Мало? Да сколько угодно! Посмотрите на Даффи! Кстати, наш красавчик снова обкорнал свои золотяшки. Не красней, Даффи! Твой родич — Мистер Звезд! — съехидничал Энрико.

— Да пошел ты! — огрызнулся Даффи.

— Ты точно попадешь во Дворец Любви, не переживай! — не унимался Энрико. — У нас все знают, что красота — сказочный сон природы. Пока гляжу на тебя, природа спит.

Теперь и Даффи намеревался броситься на Энрико с кулаками, но тот вовремя сменил тему:

— Ну что, посчитали? Кого не хватает?

— Здесь нет праха Мудрой Верлинды, — сказал Галлеор. — Так ее называют в легендах. Она была самая умная, магистр точных наук, лауреат Нобелевской премии, одна из разработчиков проекта.

— Уверен, она твоя пра-пра-бабка, сказал Энрико. — Никаких сомнений. Среди ребят я не встречал похожих на нашего книжника. А уж он, точно, потомок уничтоженного клана Мудрых.

— Но почему саркофаг пуст?

— Умных не любят. Даже мертвых, — пожал плечами Энрико. — И в наше время на них нет спроса. Блондинов много, а Галлеор — один. Кстати, кто-нибудь из вас догадался, где находится прах Мудрой Верлинды?

— Кто-то перенес его в другое место, — предположил Даффи.

— Но для чего?

Все в раздумье замолчали и посмотрели на Галлеора.

— Галлеор, какие у тебя идеи? Если знаешь — выкладывай! — приказал Энрико. — Где твоя прародительница? Почему не со всеми?

— По легенде, Титанида слегка ее задела и…

— Неловко двинула плечом? Отправила на тот свет! Я так и знал. Все эти навороченные тайны — всего лишь выдумки сентиментальных дам. Мы же знаем, что такое: «случайно задеть»! Рассказывай, Галлеор, что здесь произошло.

10. Война Праматерей

из «Легенд о Начале»

Прародительницы в ужасе разглядывали распростертое на полу тело.

В их глазах метался испуг.

— Вы убийцы! — первая закричала Астрид, хватаясь за голову.

— Заткнись! — огрызнулась Титанида. — Это получилось случайно!

— Да, случайно! — подхватила Ланданелла. — Мы только хотели ее вежливо попросить, чтобы не превращала Витасферу в подземную академию. Кто бы мог подумать, что девушки с помпонами магистров такие хрупкие!

— Титанида ударила ее! Все видели! — не унималась Астрид.

— Я была уверена, что она успеет сделать блокировку, — оправдывалась великанша. — Вместо этого, она раскрылась справа и…

— У тебя сплошные блокировки в голове! Мало ли кто не ошибался! Вы разрядились на Верлинде, потому что проект в тупике. Она должна была возглавить Витасферу. Это было бы справедливо. Она довела бы дело до конца.

— Из-за нее мы уничтожили сертификаты.

— Вы не позволили ей продолжить. Почему?

— Боялись новых тестов.

— Вы убили конкурентку. Кто следующий? Если хотите знать, мы все такие разные, потому что наши различия — суть эксперимента. Но вместо того, чтобы объединиться, мы разодрались, как стая разнопородных кур! Я уверена, что здесь скоро снова разыграется трагедия!

— Разве не из-за нее мы ссорились?

— Из-за нее мы изменили планы разработчиков проекта!

— Верлинда сама была одним из разработчиков и нашла бы выход, — сказала Астрид.

— Ты слишком поздно об этом нам сообщила, — подала голос Маргарет. — Я всегда подозревала, что Верлинда намеренно вклинила своих детей в наши кланы. Она была носителем заразы и боялась, что мы заметим.

— Вот в чем дело! — закричала Ланданелла. — Мои несчастные крошки заражены? Мы не сможем восстановить родственные линии, но мы должны подумать о будущем. Мы должны немедленно выявить потомство Верлинды и отделить их от остальных детей!

— Как ты их будешь выявлять? Документов нет! — сказала Маргарет.

— Я своих сразу узнаю!

— Не ошибись! — усмехнулась Астрид.

— Вот главное отличие детей Верлинды: параметры их тел не идеальны. У нее были проблемы и с грудью, и с ногами. Особенно с носом, — Ланданелла вытерла слезы.

— Тебе напомнить, что хорошие носы — признак хорошего мозга? — не выдержала Астрид. — Мощным процессорам нужна мощная вентиляция. Итак, по носам выявим интеллектуалов? И приступим? Через пару поколений появится раса людей с воробьиными клювиками, но боюсь, что и мозги в таких головах тоже будут чирикать!

Ланданелла, прикрыв глаза, продолжала что-то подсчитывать в уме. Она сбилась несколько раз и, наконец, сдалась:

— Неидеальных носов получилось гораздо больше, чем первых наследников Верлинды. Как жаль! Из ста шестидесяти — их сто восемь!

— Носы — это все! Хорошие носы нужны и спортсменам, и рабам для тяжелой работы, — торжествовала Астрид. — А что скажете о Смальди? Он любимчик Барбамиллы, а носик у него, как у мистера Звезд?

— Не отдам Смальди! — возмутилась Барбамилла. — Посмотрите на разрез его глаз!

— Несомненно, он — ее ребенок! Если только не с признаками даунизма, — не удержалась вставить слово Рогранда.

— Ты оскорбляешь моего мальчика? — глаза Барбамиллы исторгли убийственный свет. Она ощетинилась, как дикая кошка, готовая броситься на каждого, кто покусится на детеныша.

— Спокойно! — продолжила спор Астрид. — Глаза и носы не главное. За многие тысячи лет человеческие расы утратили внешние признаки. Было время, когда четыре расы имели четыре разные группы крови. Но сейчас внешность и кровь — пустые фишки в естественном отборе. Четыре психотипа — вот что формирует социум.

— Боже! — взмолилась Ланданелла. — Еще одна лекция!

— Развитие брюшной полости тормозит развитие головы и мускулатуры, — продолжала объяснять Астрид. — Красавцы мускулотоники — результат самоселекции древних рас. Но ни арийцы, ни длинноногие африканцы не смогли заселить всю планету…

— Кто же стал победителем?

— Мощный всесильный организм. Социум! — со знанием дела подхватила Рогранда. — Все генотипы в нем разместились по иерархии, хватило работы и мускулотоникам, и красавцам арийцам. Белым и черным, узкоглазым и голубоглазым, — каждому отведено свое почетное место. Наши гены отобраны по этому принципу. Но необходимо разумно управлять гигантским организмом. Для этого здесь представлены мои, королевские гены. И я повторяю снова: я должна возглавить Совет Матерей. Я настаиваю на этом.

— Ты, Рогранда, опять гребешь под себя! Ты только что определила мое потомство, как расу безмозглых рабов. И предлагаешь поддержать твою кандидатуру? — глаза Барбамиллы с ненавистью пожирали королевский профиль.

— Все не так! Я не смогу выделить из восьмидесяти младенцев тех, кто прямее других держит спинку или тех, кто никогда не ответит на пощечину. Мы не можем их сейчас различить. Разве не так?

— Заткнитесь! Споры — ерунда! Нам просто нужно уничтожить всех и начать с нуля!

— Кто это сказал?

— Ланданелла?

— Да! Я сказала! Среди этих детей я не могу признать ни одного своего! Они все отвратительны! Я не могу на них смотреть!

— Как ты смеешь? Ты не мать! — праматери хором возмутились.

— Наши малыши — красавчики! — воскликнула Астрид.

— У Ланданеллы ослаблен материнский инстинкт. Это тоже вредная мутация, — сказала Маргарет.

— Мы должны пойти на жертву! — голос Ланданеллы перешел на крик. — Дети не получились! Посмотрите на них! Начнем сначала! Продезинфицируем инкубаторы! Тонизируем яичники! Соберем яйцеклетки! Мы опоздаем всего лишь на полгода! Зато Витасфера обойдется без умников.

Праматери затаили дыхание. Маргарет в гневе закричала:

— Ты приговорила только своих? Или наших тоже имела в виду?

— Посмотри на локоны Дарлинга и Психеи! А синие глаза Эммы и Юлии? Разве у них не твои глаза? Неужели ты подпишешь им смертный приговор? — пропищала всегда молчаливая крошка Сильвансия.

— У Ланданеллы явно выраженный психоз! — сказала Астрид. — Я не удивлюсь, если тесты выявят у нее серьезную патологию. Нам остается только радоваться, что ее психомутоз проявился в самом начале проекта.

— Предлагаю освободить Ланданеллу от участия в воспроизводстве. Таким женщинам не место среди нас! — прозвучал уверенный голос Рогранды.

11. Тревога!

Энрико потрогал свой нос и остался весьма им доволен:

— У меня с горбинкой, нормальный. А вот у Даффи — высший сорт, загогулька. Ну что, Даффи, будем драться? Что с тобой? Да ты в шоке от этой истории!

— Неужели Ланданелла Прекрасная предложила уничтожить всех младенцев? — пролепетал чувствительный Даффи.

— В этой истории много непонятного. Я знаю только то, что клан Ланданеллы со временем получил значительное преимущество. Захватив власть и став Старшей Матерью, она заменила «Кодекс Чести и Благородства», созданный королевой Рограндой, на «Кодекс Любви и Правильного Интима».

— Слышите? Что это? — насторожился Эргиус.

Тишину зала прорезал резкий звук сирены. Раздался топот тяжелых ног.

— Тревога! Нас заметили! Бежим! — Энрико потащил Галлеора к выходу. Даффи и Эргиус бросились вслед за ними, но яркая вспышка опередила тени, и на полу забилось перерезанное пополам тело, разбрызгивая во все стороны кипящую кровь.

Энрико упал, прикрывая собой Галлеора, и тот услышал, как отчаянный крик оглушил сонные этажи.

— Эргиус мертв! Галлеор, поднимайся! — Энрико подхватил его под мышки, поставил на расквашенные от страха ноги. — Включи мозги, умник! Без паники! Бежим! Скорее!

…Только в своей постели Галлеор осознал до конца, что произошло.

Эргиус погиб! Глупо и страшно. Погиб ни за что.

Он всегда был молчалив, но спокойные черные глаза воспламенялись отчаянным огнем, когда Галлеор рассказывал о чистоте неба наверху.

Однажды он сказал:

«Я жизнь отдам, чтобы хоть раз увидеть настоящее Солнце!»

На следующий день Энрико, как ни в чем не бывало, подошел к Галлеору, поднес к его носу кулак и приглушенно произнес:

— Витасфера потеряла храброго воина. Мы будем вечно помнить о нем. А ты, умник, поклянись, что никому не расскажешь!

III. Лотерея Любви

…Хрустальная сфера бокала, висящая на полупрозрачных гибких пальцах среди сумрака окоченевшей спальни наводит порядок в логике странных поступков и грез.

Густые ароматы полипептидов и легковесных фенолов, ударяют в анализаторы обоняния, щекочут, заполняя пузырьками пьянящего газа полости лба и пазух носа.

Гормональные коктейли — не на них ли все держится?

Порноэтапы разве не подарок, которым нас балует судьба?

И сочные аккорды зрелых оргазмов, и сладкозвучное дыхание девственниц.

И скабрезный смак мужских задымленных тусовок, где так приятно делиться опытом нескромных побед.

Из Хроники ученого кавалера Галлеора

12. Уроки галантности

Магистр Галантности сэр Робертус был высок, сухопар, отличался благородной осанкой и, хотя у него на висках уже пробилась седина, не растерял ни одной из своих поклонниц.

Дамы ценили Магистра Галантности не ради отличной фигуры и правильной осанки. Сэр Робертус обладал редким даром природных качеств, которым невозможно научиться. Его привлекательность определялась не только шириной плеч и массивностью подбородка, но и особенным происхождением.

Говорили, что в его жилах течет кровь правителей древней Каталонии.

Уроки страсти преображали Старшего Кавалера. Он становился на голову выше, глаза наполнялись мечтательным блеском.

Он не был особо строг к ученикам, и казалось, его главной задачей было пробудить в них чувство достоинства и благородства, нежели научить логарифмированию и каллиграфии.

А также он отличался удивительной неторопливостью и никогда не укладывался во времени.

Свои уроки магистр галантности проводил ненавязчиво, никогда не повышал голоса, не досаждал оценками, но ученики слушали его очень внимательно и ценили каждое замечание, хотя на переменах постоянно вышучивали вычурную манеру старика опираться на вечную спутницу, витую трость с серебряным набалдашником в виде головы Афродиты.

Прокашлявшись, он поражал учеников необыкновенно теплым басом:

— Здесь вас обучат обходительности, настойчивости, а также всем изыскам и тонкостям гармоничного контакта с противоположным полом. Вы кавалеры. Вас не так уж много. Но вы являетесь праотцами будущего поколения. Ваши гены будут продолжены во времени и расширены в пространстве. Вы должны ценить свое предназначение и быть благодарны Совету Матерей за высокую честь избрания вас «адамами» грядущего стерильного будущего.

Иногда вдохновенные речи Магистра Галантности прерывались репликами учеников:

— Совет Матерей слишком много берет на себя!

Но магистр позволял каждому высказывать любое мнение, чтобы тут же корректно исправить заблуждение. Истина рождается в споре, да. Но правильный путь шлифуют пороги ошибок.

Среди его учеников лишь один требовал особого подхода.

— Кавалер Энрико! Ведите себя достойно. Вы мешаете юным кавалерам воспринимать содержание урока.

Надлежащая строгость не помогала усмирить взволнованный гул в классе.

Молодой кавалер, словно проверяя выдержку Магистра Галантности, продолжал хамить:

— Почему Совет Матерей все решает за нас? Мы не зверушки из зоопарка. Хотел бы я посмотреть на этот Совет. Мы же не знаем, кто в нем! А может быть, нам с этим советом придется кувыркаться в одних постелях?

Поговаривали, что сэр Робертус был генетическим отцом Энрико, и поэтому юному цинику слишком многое дозволялось.

Но на этот раз грубость шокировала учителя. Пальцы Старшего Кавалера, сжимающие головку Афродиты, побелели, голос дрогнул, но он продолжил урок:

— Самое главное — уловить взгляд женщины. Они порой надменны, высокомерны и безразличны к проблеме полов, особенно юные, только-только выпущенные в залы Дворца Любви первогодки. Они непредсказуемы, да. Но нужно помнить, что природа создала женщину такой. Не мужчина — главная для нее страсть, а то, что вокруг него. Он может располагать многими благами, он может быть силен и красив, но рано или поздно соперники превзойдут его во всем. Женщина помышляет о месте в этом мире, где комфортно будет не ей, а ее потомству. И не надо ее судить за это. Обаяние мужчины должно состоять из надежности его отношений, его устойчивого положения в обществе, а также его происхождения, которое раскрывается манерами и уровнем благосостояния, о чем свидетельствует модная одежда, ухоженные волосы и особенно аромат духов. Но каждый из вас должен помнить, что самый главный аромат для мужчины — это запах чистоты.

— Унизительно быть самцом и не знать своих родных детей. А еще больший идиотизм — спариваться по спланированному графику, — снова раздался уверенный голос Энрико.

Но ученый кавалер игнорировал непродуманные выпады юнца и ровным тоном продолжал:

— Доисторическая женщина не выбирала партнера. Ее — выбирали. Параметры привлекательности сильного и воинственного партнера закрепились естественным отбором. Ширина плеч, массивность подбородка, пышность шевелюры, пропорциональное сложение костяка — эти первобытные характеристики легли в основу генотипа кавалеров, которые позволяют произвести на свет здоровое, сильное и жизнеспособное потомство. Вы, как основа генофонда, отобраны по этим параметрам. Современный мужчина создан жениной, господа.

— А дамы? Почему к ним не предъявляется никаких требований? Почему их не тестируют на знание точных наук? Не из-за них ли ежегодно снижается умственный потенциал будущей цивилизации? — снова раздался голос Энрико.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.