Ко всем вам, мои дорогие сочеловеки.
Ко всем добрым и не столь добрым, с кем довелось таки стать мне знакомым, шагая не совсем ровным путем своей жизни, а также и к тем, с кем встреча еще предстоит.
Бесспорно, есть место быть добру, а также и злу среди нас, ведь, согласитесь, друзья мои дорогие, «стать первым без второго нельзя, так вместе шагают дружно».
Некий созидать послан, другой — крушить, что, по-видимому, и есть, самая элементарная закономерность бытия.
Всех искренне благодарю, ибо без кого-то из вас не сложился бы пасьянс этой, наверное уж, не очень-то веселой истории, что смею повествовать всему миру.
А повесть, она, собственно говоря, о том, что раз уж родился человек, повторюсь, будь он плох или хорош, то, видимо, для некой цели он все-таки был или все еще есть нужен тут, на планете Земля.
Об авторе
На свет, по милости Господней, он появился в середине шестидесятых лет двадцатого века, первым же пронзительным криком смело заявив о своей непростой личности акушерке, матери, а потом и всей многочисленной, но благо относительно интеллигентной семье крестьян среднего достатка.
Дело было на бескрайних просторах Советского Союза, и не станет лишним, если заметить, что при весьма сложных бытовых условиях, но он, несмотря ни на что, благополучно вырос телом и духом, получил сносное среднее образование под громкими лозунгами коммунистов вроде «Будь готов — всегда готов» и прочих в том же духе, которые неустанно раздавались из вечно шипящего репродуктора-радиоточки, в обязательном порядке имеющегося практически повсеместно, так что ему, и понаслышке, и на суровой практике удалось таки испытать все прелести тех, теперь уже в лету канувших и, надо сказать, эпических ныне, времен.
В начале девяностых, когда разыгралась агония, а потом и стихийное бедствие коммунистического безумия и без малого воцарился хаос в бескрайней, по гланды, настрадавшийся стране, началось такое, что и в сказке не рассказать…
Так, давайте не стану трогать старое перо, ни тем более кисть, а обрачусь-ка я к клавиатуре ноутбука, и вот она-то мне и поможет в той немалой работе, что предстоит по пути к изложению мыслей, которые воистину назрели уже до того, что сами, ну попросту просятся на бумагу.
Десятками лет монотонно существовавшее общество билось в предсмертных конвульсиях привычной апатии и корчилось, словно роженица в схватках, мучительно выбираясь из застойных оков советского строя.
Тогда повсюду творилось чудовищное бесправие, выходящее за всякие рамки здравого рассудка, и до такой степени, что на веки будет помнить история, а люди будущего, наверное, аж содрогаться от пересказов кровавых легенд, о той воистину безумной эпохе.
Он к тому времени, будучи уже взрослым мужчиной, разумеется, тоже оказался в круговороте того кошмарного танца.
Те порой шквальные веяния ветров свободы обратили в бегство десятки, нет, сотни тысяч настрадавшихся вдоволь творческих личностей, «граждан-узников страны светлого будущего», с ошеломляющим треском лопнувшего в мелкие клочья мыльного пузыря большевицкого строя.
Вряд ли поддалось бы статистике, сколько же все-таки душ тех или иных социальных групп унесло за кордон той первой волной, отхлынувшей из лагеря разваленного Социализма, но он точно был среди них.
Будучи еще молодым, в те годы конца двадцатого века, ему довелось побывать, аж- нак везде — от востока до запада — и наоборот, и накрест, если вам будет угодно. Трудиться в поте лица, когда была работа, а нет — то даже красть себе хлеба кусок, дабы поесть, набрать сил и заново бросаться в сражение с невзгодами жизни да повидать в ней, похоже, немало, дабы однажды решиться сесть за письменный стол и, не имея особого к этому образования, начать таки писать свою повесть о тех временах, переживаниях народных и личных, повесть, которую вы, мой милый друг, теперь и начали честь.
По вечерам, после работы на «евро-стройках», положив чуть ли не до бритвы стертый свой мастерок в мозолистую руку, он брал авторучку и порой набрасывал на страницы блокнота пару-тройку строк на ум пришедших стихов, некоторые мысли, события дня или нечто из нескладного, но душу теребящего, рассказа коллеги во время обеденного перерыва, такого же бродяги, но с высшим образованием, инженера-механика, потерявшего работу, семью и надежду, да в отчаянии подавшегося куда глаза глядят на поиски новой жизни.
И каких только он не встречал на пути: бывшего милиционера, кто так же убежал от беспредела, или летчика, кто покинул свой лайнер прям на взлетной полосе одного из европейских аэропортов, пожертвовав всем, лишь бы не вернуться в то месиво, что мололо жизни людские. Сбросив китель милиционера, гражданского пилота, военного офицера, человек волею судеб превращался в подмастерья, дабы за мизерную зарплату выполнять физически тяжкую работу вроде «принеси-подай»… а дальше вы сами знаете.
Метаморфоза и только, но на стройке очередного отеля где-то на знойном, солнцем испепеленном побережье Средиземного моря, эти беженцы, искатели лучшей жизни, обретали надежду на выживание, новые профессии и хлеб насущный.
Сквозь годы далеко нелегкой жизни он нет-нет, а писал, создавая нечто подобное рукописи-черновику, и назвал эту работу свою «Весы Правосудия».
Спустя десятилетие с лишним, в конце 2010 года, когда грянул на свет финансовый кризис и работы для мастера попросту не стало, он положил свои инструменты в долгий ящик и, пользуясь временем, всерьез принялся за строительство словом, что, кстати, тоже неплохой, если не лучший, материал для созидания вечного.
Так вот, он сел за компьютер с намерением воплотить таки в жизнь давно уж зачатую мысль.
По ходу работы над книгой, исходя из немалого опыта прожитых лет, вдруг твердо решил, что в названии повести ну не хватает вот одного, но главного слова, а добавив его, получил как раз то, что искал, и, найдя, не колеблясь назвал свою повесть именно так, как, наверно, уж, пожелал сам Господь, дав ему такую идею и убеждение, — «Весы Правосудия Божиего», а потому, милый друг, что только Господний будет праведным суд, и вот он то рассудит нас всех, исключив роковую ошибку…
Конечно, это всего лишь его личная точка зрения, а выбор — разделять ее с ним или нет, — безусловно, друзья, остается за вами.
О книге
Имея возможность путешествовать не только по всей России, а также по Азии и Европе, я всегда старался общаться с людьми, ну и, вы ведь знаете, как оно зачастую бывает, когда уже выпито за знакомство, дорогу и будущее… человек, найдя «свежие уши», чужака слушателя, открывает ему свою душу, дабы случайному спутнику излить все за жизнь накопившееся горе, ибо на подсознательном уровне, все же зная о том, что разделенная с кем-либо боль уже становится меньше, вот он и говорит неустанно, в незыблемой надежде, что незнакомец, выходя на своем полустанке, унесет на себе хоть какую-то часть непомерного груза, его жизненных бед.
Так вот, все накопленные рассказы, плюс мой личный опыт и заставили написать эту повесть то ли роман, решите вы сами…
Имена героев, места, события и времена, разумеется, не соответствуют действительности, а некоторые из них даже полностью мною вымышлены, то есть субреальны, так что любые совпадения с когда-то жившими, нынче живущими людьми или событиями попросту случайны и уж извините за нечаянное сходство с кем-либо из вас, если что…
Базируясь на весьма интересных, а иногда даже невероятных, когда-то слыханных житейских историях и моем, скорей всего, что слишком раскрепощенном мировоззрении, получилось так, что эта книга содержит в себе, наверно уж, разные жанры, бескрайнего поля брани, литературного искусства.
Тут, конечно, присутствует лирическая проза, поэзия, романтика любви и все, что с ней связано, самая малость сарказма, драматические моменты, местами, наверно, робкой сатиры пристук и даже, быть может, похоже порой, что данное чтиво проведет таки вас сквозь гранитные жернова философической мукомольни, но преждевременно беспокоиться вам стоит едва ли — мысли мои не слишком уж тонкого помола и посему полагаю, что будут понятны вам всем.
Ну а если листание этих страниц вам все же доставит некую минутку удовольствия, а еще лучше — если заставит задуматься о мирском или вечном, то значит, что годы беспутной жизни моей были растрачены вовсе не зря.
С уважением,
всегда ваш Лочмелис Андрис
Купить не можешь все на свете, и ты знаешь, да,
Что не подвластна золоту любовь и ни судьба.
Фортуна вне торгов, честь, совесть, ум, здоровье,
Монеты немощны, костлявая когда во изголовье.
Глава 1
Привяжи свои золотые часы на железную цепь, спрячь в самый глубокий карман, выключи, продай, да хоть разбей ты их вообще, а течение Бытия продолжится ведь по-любому, и силой своего потока, хотим мы этого или нет, но оно принесет нам все то, что должны лицезреть наши очи, пережить, получить и, конечно же, не роптая, отдать ему то, что в любом случае у нас заберет, а заберет оно, мой милый друг, наше с тобой время — время нашего пребывания на планете Земля.
Ну ладно, пусть заберет, если уж это впрямь так и неизбежно, но а раз забрав жизни время у нас, куда оно, Бытие, куда оно его денет?
Так, наверно, ведь отдаст кому-то другому, новорожденному, что ли, ну и так вот по кругу, по бесконечному пространству, а бесконечность, к сожалению, не может быть понята человеком, походу, по ней и течет поток нашего времени, а мы с вами, друзья, наши души, всего-то тончайшие волокна, что, переплетаясь друг с другом, и создаем этот бесконечный круговорот, словно пряжу, которая из отдельных ворсинок так сплетена, завита, что нету в ней ни конца и ни края.
Следовательно, образовалась спираль, она закрылась в кольцо, в замкнутое кольцо, кольцо за кольцом, а из колец получился клубок, шар, идеальная форма, по подобию которой как раз и создано все, что кружится во вселенной, и мы заодно со всеми несемся по этим бесконечным кольцам навстречу нам самим, ну никак не известной судьбе…
Да ладно, фантазия и философия — это два параллельных направления мыслей, что не имеет границ, и сравнимы они разве что с необъятной бесконечностью галактик, всю ее, нам, человечкам, не обхватить, как бы мы ни старались, а посему давайте вернемся-ка, мной уважаемый читатель, к нашим героям, у которых еще пока что есть в запасе сколько-то этого драгоценного времени, а вот как они его проведут, это мы как раз и узнаем из содержания за этим наверняка уж вам надоевшим вступлением по ходу вслед идущих страниц.
Глава 2
Маяк на берегу Средиземного моря, буквально в ста метрах от него гранитная стела четырехметровой высоты с надписью, сообщающей о том, что тут проходит нулевой меридиан под названием Greenwich, как раз в начале роскошной набережной, а вдоль ее — ряд ресторанов на любой вкус на протяжении трех километров, фешенебельные отели аж до пяти звездного достоинства.
Пляж, переполненный пестрыми зонтами загорающих туристов, а на море — всевозможные плавсредства, начиная с надувных матрасов до белоснежных яхт с разноцветными парусами и круизных лайнеров, отдающих рыко-подобные гудки вблизи морских ворот порта Малага.
Пальмы почти до самого моря, среди них спальные микрорайончики, состоящие из особняков, что роскошней друг друга, местами выше пальм, выглядывающие высотки, окруженные ухоженными клумбами роз и газонами. Всюду открытые бассейны и теннисные корты, чуть поодаль, метрах в двухстах от линии прибоя, автодорога, а за ней — вся возможная инфраструктура, от супермаркетов всех мастей до аптек, мелких мастерских разного рода и аж в плоть до борделей. Так что любое желание тут на самом деле исполнится в срок…
На первый взгляд, словно в стакане стоячая вода, градусов этак двадцать пять, а то и всех тридцать, плавай — не хочу, акул тут видели вообще-то, но очень нечасто.
«Лучший климат в Европе» — так гласят надписи тут и там, что на первый взгляд, кажется чуть пафосным заявлением, но, пожив тут несколько лет, на самом деле убеждаешься, что это вовсе не пустое бахвальство местной знати, а настоящий факт.
Когда на расстоянии пару десяток километров идут тропические ливни, тут ладно что упадет пару капель грибного дождичка, а то и вовсе солнышко светит, вопреки законам природы.
Скалистые горы, местами подступающие аж до самой воды, тут стоят поодаль, так что имеется место и для аграрного производства. Плоды всех мыслимых фруктов произрастают практически круглый год, вся возможная зелень тут всегда первой свежести, ну и уж не говоря о морепродуктах, коих изобилию удивится даже самый изысканный гурман, стоит только присесть за столик любого из ресторанчиков, буквально подпирающих друг друга в конкуренции на лучший сервис, и умопомрачительность разновидности подаваемых блюд…
Рай на земле и только. Местные, андалузийцы, люди добродушные, размеренный уклад течения дня, так что любой из вас сказал бы, чего же больше ты, человек, желаешь, чтобы спокойно встретить свою старость, и был бы прав.
Так вот, в начале июня 2002 года, благополучно добравшись с Канарских островов до этого сказочного места, наши герои стали мало-помалу обживаться на новом месте. Им повезло: буквально за пару часов удалось решить вопрос жилья — сняли однокомнатную квартирку в только что достроенном доме.
Буквально все новенькое — от вилки до постели. Вид из окна прямо на авиню, что упирается в маяк, разумеется, стоящий на берегу Средиземного моря.
Само собой, чтобы жить, тут надо было работать, ну и как же, ясное дело, на поприще туристической индустрии. Янку сходу приняли в одном из ресторанов трудиться на кухне.
— Вот посудомойкой я еще не работала, ну что же, видимо, и это надо пройти.
— Да уж, ну что, будем надеяться, что это не надолго, и я бы с удовольствием, однако, сама видела, мне не светит.
— Ну да, будь я на месте них тоже вряд ли взяла бы такого верзилу. Ты посмотри на себя, снова побрился он налысо, у тебя ведь голова вся в шрамах, сам двухметрового роста.
Она придирчиво осматривала его.
— Говорила же тебе, не сбривай волосы, без них ты похож на красавца- рецидивиста или бойца, вернувшегося из горячих точек, это в лучшем случае.
— Да, тут ты права, видок у меня и правда не офисного клерка, но ведь говорят, дескать, шрамы украшают мужчин, разве не так?
— Украшают — это для женщин, причем настоящих… дам.
Она обворожительно улыбнулась и прильнула к нему.
— Тебе, мой дорогой, снова придется стоять вышибалой, ни дать и не взять.
— Не могу сказать, что я в восторге от таких перспектив, сама видишь, что из того получается, эта работа связана с риском отбивания голов у пьяных туристов, ну раз уж я не гожусь на мирные профессии, то в таком случае, сегодня же вечером пойду знакомиться со злачными заведениями этого городка, авось, и повезет.
— Даже не сомневаюсь, надеюсь, ты обратил внимание на местных мужиков — коротышки метр с кепкой.
— На мужиков, говоришь, вот как-то не присматривался, а женщины, надо сказать, весьма фигуристые.
— Ах ты подлец, на женщин он смотрел, видите ли.
— Так радуйся, это значит, что у меня с ориентацией еще пока все в порядке.
— Я тебе покажу ориентации…
И они снова завалились на диван…
Глава 3
В следующий же вечер он пошел на поиск работы, ночная жизнь этого уютного городка, как оказалось, не столь-то и бурная. Всего пару дискотек и столько же борделей, где вакансий вышибал не оказалось на данный момент, он было ни с чем побрел уже домой, как вдруг прям перед ним зажглась вывеска очередного бара под названием «Бодэга».
«Ну дай-ка загляну и сюда, чем черт не шутит».
Английское заведение, и явно, что этот бар работал далеко не первый год, классический интерьер в стиле «рустика», обдатый многолетним слоем налета табачно-алкогольных испарений, говорил сам о себе.
Немногочисленные завсегдатаи всяк по-своему тут коротали вечер, некто читал старую газету из специальной побшивки толщиной чуть ли не в полметра, два престарелых англичанина, ну вот впрямь таки никуда не спеша, гоняли бильярдные шары, в углу поскрипывал древний автомат-проигрыватель, издавая еле слышный блюз, видимо, только что некто из клиентов туда закинул очередную монетку. Мужик лет пятидесяти пяти, небольшого роста, хозяин и бармен в одном лице, без спроса уже наливал ему пинту пива.
— Держи, меня зовут Луис, я из Сейшелских островов, уже десяток лет как тут разливаю, а ты, большой человек, какими ветрами?
— Жизнь.
— Так и подумал, ты не похож на зеваку-туриста.
— Что, прям таки не похож?
— Ты похож на русского солдата.
— Ну, по сути, я и есть русский солдат, вот только как ты догадался?
— Да это вовсе не трудно, твой английский, конечно, безупречен, но акцент явно оттуда, проработав у бара полжизни, человек накапливает массу информации, уж поверь мне.
— Охотно верю. Знаешь, друг, раз уж ты так насыщен информацией, то, может быть, в курсе, как я мог бы найти себе какую-то работу на первое время. Вообще-то я, как видишь, профессиональный вышибала, но в этом городке довольно тихо, имею в виду то, что всего пару дискотек тут у вас, и вакансий, похоже, не будет в ближайшем будущем. Чем еще тут можно заняться?
— Ну, работу найти, такому как ты, конечно, не проблема, но надо ехать в город побольше нашего, это пятьдесят километров по побережью на запад, там жизнь кипит. Малага, дальше Беналмадена и целый ряд весьма крупных туристических городов до самой Марбеи.
— Да уж, но на данный момент то я тут, и знаешь, побывал уже от Лондона до Парижа «виа» Канарские острова во всех возможных городах Европы. Признаться, хотелось бы уже остановиться где-то вне суеты, а тут как раз тихо, чуть ли не райский сад.
— Да не романтик ли ты, часом, русский медведь?
В разговор ввязалась до сих пор тихо за стойкой сидевшая дама.
— Знакомьтесь, это моя спутница жизни по имени Деби. — Он учтиво поцеловал протянутую ему кисть англичанки.
— Как знать, может, и романтик, но доводилось всякого рода дел поделывать, даже через не хочу, бывают ведь разные ситуации, в этой… еб… чуть не сказал то, что думал… полной искушений жизни.
Всяк, поняв его шутку в меру своего воображения, дружно посмеялись, а взгляд Деби при этом был явно направлен в область паха ее разволновавшего незнакомца.
— Еще каких ситуаций, а вот например, если я тебе скажу, что есть у меня работа, которая как раз будет тебе по плечу?
— Так в чем вопрос, излагайте, сеньор.
— Ну, это весьма деликатное дело, пойдем поговорим без лишних ушей.
Пытливо заглянув ему в глаза, Луис привычным движением налил опустевшую Бронькину кружку пива, вытер руки в переднике и, заговорщически понизив голос, махнул в сторону двери:
— Пойдем выйдем.
Несмотря на разгар сезона, на улице было безлюдно.
— Не удивляйся, это городок престарелых немцев, и нас, англичан, по набережной еще есть какое-то движение, а тут, в спальном районе, тишина прекрасная.
— Предпочитаю такие места, шумные движения больших городов мне уже оскомину набили, уж поверь.
— Давай-ка к делу, тут тихо, но есть один человек, которого я желал бы видеть в кресле-каталке.
— Даже так…
Бронька неподдельно удивился.
— А тут, по ходу дела, становится веселей.
— Кроме шуток, есть тут один немец, кстати, такой же большой, как ты, так вот он со своим псом, черт знает какой масти, меня уж давненько как вывел из терпения. У него есть большая и устрашающего вида собака, увидишь. Всегда он вместе с ней, куда бы ни шел.
— Чего ж, собака ведь друг человека.
— Согласен, но не такая же монстроподобная. В общем так, хоть я тебя мало знаю, но впечатление ты производишь весьма внушительное, словно Иван Драго. Помнишь тот фильм, где Дольф Лундгрен играет русского солдата. Так вот, ты вылитая копия, и полагаю, что сломать ноги этого выскочки тебе не составит особого труда.
— Ну, как сказать, как сказать, ведь собака говоришь, а ли?
— Послушай, за каждого по тысяче евро, думаю, что бейсбольной битой собаку кончишь с одного удара, а потом немцу ноги переломай, да так, чтобы я его в коляске увидел.
Вот блин, походу Янка права, надо мне прическу отпускать, а то вон, люди с первого взгляда за конченного уголовника принимают, да ну ладно, а и в правду тут становится интересно, надо этому чудику подыграть, деньги обещает мерзавец за вон какие дела. Ну черт же ты во плоти Луис.
Бронька подумал, а ответил совершенно другое:
— Интересно конечно, и деньги-то, по сути, нужны. Фотография есть?
— Нет, нету, да она тебе и не нужна, он такой один тут живет, волосы длинные, хвостом завязаны, почти с тебя ростом, не такой, конечно, чемпион, но тоже очень большой мужик, зовут его Бенито, это по-испански, то ли Биернт, да причем тут имя, его опознаешь среди миллиона, ну очень отвратительный тип. В общем, так, ходит он по этой же улице, а живет за поселком в хижине, не то бомж, не то неформал, лет тридцати. По собаке узнаешь по-любому.
— Ну ладно, посмотрю.
— Вот и нашлась на тебя управа, долбанный немец.
Хозяин харчевни в предвкушении событий аж руками потер.
— Спокойно, сэр, гляну сказал, а там и договоримся.
Бронька совершенно без эмоций допил свое пиво и, даже не задумываясь о том, сколько оно тут стоит, попрощался с явно тоскующей дамой по имени Деби, пожал руку новому знакомому пиво торговцу и, откланявшись завсегдатаям, вышел в сторону моря.
Глава 4
Бросая удивительные блики, солнце садилось за горы в стороне Гибралтарского пролива, умудряясь красить облака в самые невероятные оттенки, небо прямо на глазах менялось с красно-пурпурного до оранжево фиолетовых тонов.
Сбросив одежды, он окунулся в теплое море, даже слишком теплое для русского человека, привыкшего к прохладной Балтике. Пока сплавал до буйка и обратно, солнце зашло и уже почти стемнело. На югах после захода светила сумерек нет, ну или почти нет, а тут же наступает кромешная тьма, но эта ночь сулилась быть не так темной, из-за горизонта поднималась полная луна, простирая свою дорожку по зеркально спокойному морю.
Янке трудится до полуночи, еще час с лишним ждать, так что пройдусь-ка я по линии прибоя, а там и дойду, ее встречу после работы, вот же каторга ей бедолаге, выпала, не позавидуешь, блин буду… и ведь снова я при этом виноват, все благодаря моей бешеной голове. Не так ли, Павол Ердо? Ну черт возьми, тоже мне фамилия нашлась! При первом же случае поменяю, а какая разница, хоть Самоваров, лишь бы на огонь не поставили.
Неся сандалии в руке, он брел по гальке, изредка обдаваемой легким накатом — не море, прям теплая ванна, и в какой-то момент ему показалось, что все в этой жизни в полном порядке, ну или не так-то все плохо.
Хоть не в тюрьме — и то уже удача невероятная, а могло ведь быть и гораздо хуже.
В таких раздумьях, по щиколотку в воде, он двигался вдоль прибоя в сторону того же маяка.
— Все трудишься, старина, все крутишь свой луч, указатель пути кораблям, хотя в наши дни это уже всего лишь аттракцион для туристов, и поддерживаешься в действии только ради глубокого уважения к многовековой давности морских традиций.
Да и благо так, ведь маяк — это нечто большее чем просто архитектурное сооружение, к нему и воистину с незапамятных времен тянулись взоры моряков, возвращающихся из дальних походов на под завязку груженых парусных галеонах аж с другой стороны земного шара, матросы по очереди несли вахту, вцепившись в такелаж высоко на мачте, высматривая заветный луч света, с надеждой достичь родной гавани во время надвигающегося шторма, где их возвращения с надеждой ждали родные, поддерживая огонь маяка ночь за ночью, год за годом.
Смешанные чувства о несбывшийся карьере моряка, преследующих его кознях судьбы и вообще, что ни начни — все рассыпается еще в зачатке, надо уже раз остановится, отдать себя какому-то одному делу, и может тогда чего-нибудь добьюсь…
Он глубоко вдыхал морской, йодом богатый воздух — лекарство настоящее, благо вот уже третий год пошел с тех пор, как бросил курить в мае 2000-го. Ведь двадцать лет, по глупости молодости отданных табачному дыму. Теперь, наверно, столько же надо очищать свое тело от дегтя, что скопился в и так уже нездоровых легких.
В детстве довелось перенести бронхит, в отрочестве у него был диагностирован туберкулез, снова долгое лечение, только было поправился, как схватил двустороннее воспаление легких, сопровождаемое высокими температурами аж до сорока с лишним, так что седьмой класс пришлось заканчивать в больнице под многочисленными уколами пенициллина. Но ведь надо же — выжил.
Теперь по берегу Средиземного моря, наверняка ведь, снова бреду навстречу новым приключениям. Когда же они у меня закончатся, хотелось бы уже спокойно пожить, ну хоть без эксцессов вроде предыдущих.
— Эй, сеньор, осторожно, у нас тут донки заброшены.
Из темноты вдруг окликнули его на испанско-английском месиве языков.
— Пардон, господа, пардон.
Включенный фонарик осветил пару удочек и двое рыболовов с собакой.
— Ну привет, Бенито, кажется, так тебя зовут.
Бронька подал руку колоритному здоровяку.
— Да, я Бенито. Знакомься, это мой приятель Торстен и верный пес Плуто, но вот ты откуда такой будешь, и имя мое, слышу, загодя знаешь, не мусорами ли ты подослан по мою душу?
— Нет, ментом стать я не мечтал, а вот капитаном — другое дело.
В полпути до линии горизонта огнями сверкающий, огромный пассажирский лайнер как раз пересекал лунную дорожку.
Плуто подошел, обнюхал его колени и, повиляв хвостом, вернулся на свое место подле снастей.
— Гляжу, рыбак, он у тебя, хороший пес.
— Пиво будешь?
— Не откажусь. Так как, клюет тут хоть что-то?
Щелкнув петлей открывалки, Бронька отхлебнул из пол-литровой банки.
— Да, в основном скумбрия, но бывает и другие сорта подходят, вчера конгрию на четыре кило выволок на пример, а Плуто со мной уже десятый год, о лучшем друге и мечтать не приходилось.
— Да, вижу, умница он у тебя, даже не понимаю, какого черта Луис на вас обоих жалуется.
— Ах, вот откуда ты осведомлен обо мне. Тот недоносок просто не любит моего пса, в общем, у них двусторонняя неприязнь. Прикинь, он нас в бар не пускает, а у Плуто при виде его холка дыбом становится, не знаю почему, но животное ведь неспроста щетинится, не так ли? Ну вот смотри, тебя видит в первый раз, так ведь и признака агрессии не показал.
— Да. Так оно и есть, собака наверняка видит ауру человека, ну или что-то вроде того.
Пес снова подошел к Броньке, встал на задние лапы, передние положив ему на плечи, животное вытянулось в полный рост, обнюхало его голову и, беспардонно лизнув по щеке, снова опустилось на четвереньки.
— Признаться, серьезный чудак, килограммов сорок — не меньше.
Бронька вытер щеку и погладил собаку по голове, несомненно, пес его принял за своего.
— Сорок семь, мешанец он неизвестных кровей, на улице подобрал, словом, бродяга, но умник каких поискать.
— Вот только Луису не нравится.
— Да пошел он, я-то догадываюсь, в чем тут дело, его женушка Деби на таких, как мы, бросается, а он ревнует, старый баран.
— Ну что делать, раз уж при виде больших мужиков у этой дамы возгорается похоть, так, может, стоит обратить ей внимание, кстати, она вполне ничего, явно моложе своего мужичка лет этак на десяток, а то и всех пятнадцать.
— Так именно поэтому-то я и захаживаю в тот самый бар, вот только Луис, заметив неладное, стал возмущаться, и, заметь, не на меня, на Плуто наехал дурак. Дескать, вон из бара животное, ну а пес к такому обращению не привык, мы за всегда вместе с ним пиво пили, а тут какой то чудак захотел изменить наши привычки, ну вот и понеслась. Псу стоило только рыкнуть, как у Луиса по штанам потекло, да сам виноват, разве не видит, с кем дело имеет, идиот, взялся полотенцем размахивать. Видел бы ты, как Плуто это полотенце у него отобрал.
Словно подтверждая сказанное, пес дал громогласный голос.
— Да, Плуто, так оно и было.
Бенито почухал своего питомца по приподнятой холке.
— На, хлебни пивка.
Немец подлил собаке в его опустевшую миску.
— Прикольно, собака пиво лакает, но полезно ли?
— Любит, ну как приятелю в пиве откажешь? И потом, ему уже по-любому недолго осталось, со мной, поди, десять лет, а был уже не малышом, когда мы встретились, так что, сам понимаешь, пусть повеселится старина, я ему ни в чем не отказываю.
— Ясно, брат, рад знакомству, поверь. Курьоз и только, мне о тебе с собакой совсем другую картину только что рисовали.
— Луис, не удивляюсь.
— Да он мне твои ноги с полчаса назад продал. И заметь, совсем недорого.
— Вот это да! Не ожидал, что меня по частям однажды будут русским продавать, видимо, и правда, что дед мой был грешным, во время той войны наверняка нашкодил подлец. Он не вернулся.
— Да уж, и мой как раз так же.
— Интересно, что бы они сказали, увидев нас с тобой, пивко распивая.
— Трудно представить, но я полагаю, что присоединились бы к нам, ведь не солдаты войну разыграли, даю сто против одного, что ни тот, ни другой из наших дедов на фронт по своей воле не пошли.
— Да кто их знает, ведь были другие времена, патриотизм был на высоте.
— Согласен. Так что, ноги свои не жалко?
— Жалко, конечно.
— Слушай меня внимательно, друг, Луис хочет найти киллера, кто был бы согласен за две тысячи евриков убить твоего пса, а тебе переломать ноги так, чтобы ты оказался на инвалидной каталке. Понял, к чему тут ведется базар? Так что тебе, друг, очень повезло, что этим киллером выбрал он именно меня.
— Час от часу веселей. Так, и что дальше?
— Ну, впрочем, я имею шанс с легкостью заработать две тысячи. Но не стану этого делать, и не по тому, что не способен на такое, не то проделывал, доводилось, вроде и деньги не помешали бы, однако тут дело в том, что ему самому надо бы кости поломать, ведь, судя по всему, это тварь еще та, блин буду.
— Будем друзьями.
Немец первым протянул ему руку.
— Так не вопрос, я всегда только за, как некто изрек, «не имей сто рублей, а имей сто друзей».
— Садись, по пару банок на брата, у нас еще осталось.
Спустя пять минут после знакомства с помощью банки пива и хорошо набитого косого, эти люди стали чуть ли не друзьями и в последствии нет-нет, а встречались за кружечкой светлого, и всякий раз Бронька не забывал справиться у Бенито о состоянии его ног.
— Ну как твои проданные ноги?
— Благодаря тебе все еще на месте, — звучал веселый ответ.
Луиса с Деби они не трогали, и те, вскоре после того, уехали восвояси, говорят, что вернулись в старую добрую Англию, а может быть, и на родные Сейшелы.
Тот бар, «Бодега», до сих пор передают из рук в руки, но остается он все же английским, и эта история тоже живет вместе с ним, по мере пересказов обрастая все новыми подробностями. Дескать, те два чудака таки сговорились и, где-то раздобыв кресло-каталку, с легкостью разыграли сцену избитого немца с загипсованными ногами, проезжающего мимо бара «Бодега», этим театром срубив с глупого Луиса две тысячи евриков, «да не две, а всех восемь» и так далее…
Вот с такого курьёза началась его новая жизнь на лазурном берегу.
Пришлось Брониславу потрудиться в том самом ресторане, где работала Янка, помощником повара, но недолго…
Нагрузку, что свалил на их плечи алчный хозяин процветающего заведения, выдержал бы наверно лишь зомби: по тринадцать, а то и пятнадцать часов в раскаленной кухне за мизерную зарплату. Да и за большие деньги человек не в силах столько трудиться.
Так, в один прекрасный день Бронька в разгаре вечера, когда ресторан был переполнен, взял Янку за руку и, показав безымянным пальцем всем известный жест, вышел из кухни, превращенной в преисподнюю.
Зажравшийся деспот не ожидал столь радикального поступка от мнимых рабов, но и не преследовал, ибо к такого размера чудаку, как Бронька, редкий безумец стал бы приставать с предъявлениями.
— Говорил я ему, слышь, Мигель, тебе бы пару человек подобрать на подмогу, такую нагрузку мы с Янкой долго не выдержим, а он лишь отмахнулся, дескать, где я возьму специалистов, да вы ведь неплохо справляетесь.
— Да пошел он, конченый жлоб, за пару евриков, что заплатил бы еще одному рабочему-посудомойке, готов позориться перед людьми. Это рабство мне уже с первого дня поперек горла стоит.
— Не говори, Янка, ты же сама все видела, поначалу, пока мы учились вытворять все чудеса ихней кулинарии, повар еще хоть что-то делал, ну а теперь, чертило, пиво попивает, а мы с тобой разрываемся в четыре руки до последнего клиента, а потом еще и гору посуды надо перемыть.
— Даже не предполагал, что есть на свете такого рода безмозглость.
— Ладно, забудь.
— Вот пусть теперь повкалывают хозяин с поваром на пару, полный зал, заказов сорок, веселая ночка их ожидает.
— Похоже, ждет нас тут нелегкая жизнь, дорогая.
— Да будь что будет, не пропали до сих пор. И впредь наверняка ведь выживем, только ты больше не бей никого по голове, а то будет как на Канарах.
— Не обещаю, но надеюсь, что более не представится такая возможность.
— Вот сформулировать-то ты мастер.
— Об этом мне стало известно уже лет этак тридцать пять назад, миленькая. Что обещать или не обещать — человек может только полагать.
— Да ты фаталист.
— Ну почему же так радикально? Но пусть. Однако все же романтик.
— Вот поэтому я тебя и люблю, мой русский медведь, даже странно, как в такой брутальной оболочке может быть скрыта столь тонкая душа.
— Да ладно! А как в столь фигуристой особи могут присутствовать еще и мозги? Редкий случай на уровне генетической ошибки.
— С тобой не скучно, Бронислав, то есть Павол Ердо.
— Он же Павол, он же Бронька… словно в советском кино.
Хоть только что оба заодно ушли с работы, и вроде не до веселья, они, сами того не сознавая, были счастливы.
Прогуливаясь по набережной, чувствовали себя совершенно свободными. Хотя бы на то недолгое время, ничем не обремененные души словно парили над нескончаемой проблемой, что называют реальностью жизни.
— Похоже, тут и остановимся на остаток наших дней, ведь хватит, дело прошлое, за морями побывали, чего через воду за водой стремится? Занятие, не беспокойся, само собой найдется, было бы желание и нужда, а так как это главные двигатели прогресса, то скучно не будет.
— Мне нравится твой энтузиазм, Бронислав.
— А куда деться? Тут мы уже есть, и другого выбора не видно.
И как это можно, бродяга я сам,
А то потому, что нужен ты там,
Точно там, а не где-то на свете еще,
Где бывал ты уже, или не был еще.
Глава 5
Да, было бы желание трудиться, а занятие, несомненно, найдется.
Бронька нашел себе работу, впрочем, как всегда, стоял вышибалой по концам недель на дискотеках, а Янка пристроилась в туристическом агентстве уборщицей, тут работы было непочатый край в разгар сезона, приходилось обслуживать более сотни квартир, что сдавались на краткосрочный найм отдыхающим.
Престижа, конечно, немного, однако и ответственность небольшая.
В течение недели трудились вместе, разделив обязанности: он чистил окна и мыл полы, она занималась постельным бельем и вытирала пыль.
Однажды случайное знакомство свело его со строителями, и он с энтузиазмом взялся и за эту, до сель незнакомую ему работу. Оказалось, что у него редкий дар мастера, так что с первого дня, попробовав себя на этом поприще, понял, что может вполне нормально зарабатывать, укладывая кирпич и так далее.
За что он ни взялся, все получалось с первого раза, так что спустя пару лет Бронька уже слыл редким мастером, открыл небольшую, но свою строительную фирму, накупил всевозможные инструменты и свой любимый джип «Тойота Хайлукс» для работы, а вскоре на него трудилось уже до двадцати человек.
Тем временем Янкина дочка окончила среднюю школу и из Болгарии переехала к ним.
Удивительно смышленая девчонка, сначала работала вместе с матерью, за пару лет изучила испанский и с первой попытки поступила в университет на факультет права.
Следующие пять лет пролетели как один год, студентка более чем успешно окончила вуз и стала адвокатом.
Бронькины дети тоже выросли к тому времени, первым приехал сын, как оказалось, он был одарен талантом художника, а дочка выучилась зубным техником — творческая личность, и тоже навестила отца.
Минуло почти двадцать лет, так что их встреча, разумеется, была более чем выстрадана.
Выросли без него, но удивительно, что чувства их друг к другу не отстыли, а как раз наоборот, они били через край, видимо, их мать, воспитывая детей в одиночестве, без какой-либо связи с отцом, все-таки постаралась, чтобы дети не утеряли любовь к своему родителю.
Сложилось так, что каждый из них жил в разных странах. Сын, еще не женат, приехал к нему с Кипра, его носило по миру: то в Норвегии он колол татуировку очередному клиенту, снова на родине выполнял заказ по декорации интерьера скейтклуба в стиле граффити, то у самого мэра города в кабинете писал картину на всю стену.
Дочь замужем за однокурсником — оба зубные техники, имели свою лабораторию и трудились в Италии, к тому времени успели родить сына, так что наш герой Бронька, сам того не ведая, стал уже дедушкой.
Судя по всему, жизнь состоялась, и теперь уже оставалось лишь смирно встречать старость, но Бронислава все не оставляло в покое незаконченное дело, ведь за Уралом уже более двадцати лет лежал его клад.
Все чаще он вспоминал братьев и приятелей — тех, кого уже не видел почти четверть века.
Ностальгия — это то чувство, которое с годами не то что притупляется, а как раз наоборот, оно растет с каждым днем, не оставляя в покое истерзанную душу бродяги.
Мать умерла уже лет десять назад, кстати как раз на его день рождения позвонил младший брат, Бронька предвкушал услышать поздравление, а вместо того ему сообщили, что мама скоропостижно скончалась от инфаркта, так и не дождавшись его домой.
Тогда он не рискнул поехать на похороны, но теперь уж наверняка о нем позабыли. Ну как же, ведь целое поколение выросло, вон уже внук родился, пора… пора закончить это дело, заодно повидать старых друзей. Как знать, удастся ли встретить кого-то из них? Да были бы живы…
Давай начинай, на это есть у тебя компьютер и интернет, может, не всех, но хоть кого-нибудь найти все же удастся.
В конце концов, хватит жить под чужими именами Павол Ердо, не пора ли вам, сударь, вернуть свое настоящее имя, ну хоть под старость-то уладить все долги с прошлым, старика отца навестить, на могилку матери, в церковь сходить бы причаститься напоследок и отойти в мир иной со спокойной душой.
— Нет, ну это я уже совсем гусей погнал, в мир иной… не рано ли я себя хороню?
Он словно проснулся, возвращаясь в реальность из бездны тяжелых раздумий.
— Так, значит, первое. Надо вспомнить имена и фамилии пацанов, которых хотелось бы повидать, вернувшись на родину, попробовать, что ли, искать в интернете, ведь теперь уже каждая себя уважающая бабушка, пусть не блогер, но как минимум в «Одноклассниках», то ли в фейсбуке, а зарегистрирована.
Виталик, бывший журналист и ценитель ворованной живописи, тот, быть может, что, скорее всего, отсидев свой срок, урезонился и еще преуспел на поприще папарацци, как знать.
Гриша, профессиональный старатель, пути судьбы этого сорта искателей фортуны зачастую оканчиваются где-то на просторах бескрайней тайги, и даже если он живой, то все равно неизвестно, в каких широтах копает да моет золотишко в недосягаемости связи, так что вероятность встречи с ним минимальна, ну разве что остепенился и живет в цивилизации.
Егор, тогда гангстер в самом рассвете сил, мечтавший о побеге при первом удобном случае, а потом, дескать, Лас-Вегас… Как знать, а может, и удалось ему осуществить свой дерзкий замысел. Вероятность, конечно, мала, но чем черт не шутит.
Андрюха, торговец оружием, ну его пути-то по-любому ведут по коммерческой линии, хоть огурцами, но торгует и по сей день, разумеется, если все с ним в порядке.
Да, был еще и охотник… как же его звали? Ну-ка, ну-ка, шевели мозгами, старина.
Погоняло Снайпер, и больше ничего. Да, охотник из уссурийской тайги.
Да уж, с такой информацией далеко не уйдешь, фамилий вообще не помню, при перекличках, конечно же, выкрикивались подлинные имена и так далее, но общались-то они по погонялам в основном или по именам, да и знакомы-то были всего ничего, и если не тот бой, то вряд ли они стали бы столь близкими друзьями. В смертном бою люди узнают друг друга иногда за доли секунды, ведь там вмиг всяк покажет, кто есть кто, а эти ребята тогда стояли насмерть в беспредельной резне, и каждый из них собственноручно отправил на тот свет по подонку, некий даже по два, а то и больше…
Вот же были времена…
Любопытно, как сложились их судьбы?
Ну что, пора приступать. Бронька решительно взялся за дело.
Нынешний обыватель уже не представляет жизни без интернета. И право без него никуда. Благодаря современным технологиям, Виталик был обнаружен уже спустя пару часов поисков.
Как и предполагалось — жив, здоров.
Отсидел всего три года и, навсегда завязав с воровством, вновь занялся любимым делом.
— Радио кормит меня и по сей день, а тебя-то куда занесло?
— Не поверишь, да за пару строк и не изложить. Далеко, в Испании я, но вот собираюсь на родину, двадцать пять годков пролетели стрелой.
— Представь, я скоро дедом буду.
— Молодец, а я уже дед. Знаешь, хотелось бы наших ребят собрать, кого возможно, меня тогда оправдали, впрочем, как ты, Виталь, и предсказывал, так что я, соскочив, вскоре уехал за границу, и совершенно ничего не знаю за ваши судьбы. С тех пор не был дома, представляешь, тоски накопилось до не могу, вот и решил вернуться хотя бы погостить, родных повидать, ну вот и вас, пацаны, заодно, хотелось бы обнять.
— Какая радость, Бронька, конечно, возвращайся, встретим тебя по полной программе. Только о судьбе Егора ничего не известно пока, он рванул таки, как и грозился, ушел, это доподлинно, о нем легенды ходили, может, и до Америки добрался, кто знает, а с остальными связь поддерживается до сих пор. Тебя тогда первым выдернули, а мы-то еще побыли на казенных харчах. С тех пор тоже не встречались, но где кого искать, я в курсе, на днях поинтересуюсь.
— Здорово, даже не верится, старики-разбойники, неужели я вас еще раз встречу.
— Считай, что уже встретил.
— Ну, в таком случае, вот что, под весну я появлюсь на ваших широтах, господа каторжане, и будет прекрасным тот день, когда мы вновь соберемся вместе. Кстати, есть у меня на уме одна авантюра, без криминала, но адреналин обещаю, хочу на Тайменя съездить, за Урал.
— Вот так, ну надо же, Бронислав Климов на горизонте, а мы и не чаялись тебя видеть, как на суд увезли, так и с концами. Разумеется, предполагалось, что тебя оправдают, но ведь оно так редко бывает, что почти невероятно.
— Однако бывает и такое.
— О тебе можно книгу написать.
— Начинай, а я при встрече тебе о своих приключениях изложу, не поверишь, сеньор папарацци.
— И право, надо задуматься.
— В общем, мы теперь уже на связи, Виталь, ты пацанам приветы передавай, вот будет здорово вас встретить.
— Не переживай, все будут рады, обещаю, соберемся.
Первый шаг в сторону родины был сделан, разумеется, однажды ему надо было вернуться, тем более что было зачем, маловероятно, что на его тайник за Уралом мог набрести случайный охотник. Да в тот каньон вряд ли кто с кондачка пойдет спускаться. И с какой это стати? Ну пусть даже спустится, так еще надо наткнуться на нужную расщелину, а наткнувшись, догадаться, что там под булыжниками лежит немалая кучка алмазов.
Один к тысячам, что камушки так и лежат на своем месте.
Не алчность его погнала на эту авантюру, просто дело то надо было довести до какого-то разумного финала, и в конце концов, с той суммой, что можно выручить при успешной продаже алмазов, взять да реализовать некий коммерческий проект, то ли Богу угодное дело, что ли.
Может, какой из храмов отреставрировать, ведь их до сих пор немало стоят в руинах после победы красной революции с последующим триумфом большевизма.
Ну надо же было разрушить столько святынь да миллионы невинных человек сгноить в лагерях. Светлое будущее строили на костях убиенных, умники, мать их, да так, что аж столетие спустя стоят полуразрушенные святыни — безмолвные свидетели величайшего безумия на планете.
Где из зеркальной глади водохранилищ до сих пор торчат купола, нет — так в зерносклад превращенная церковь служит народу, а то и в скотобойню, глядишь, переоборудовали храм священный. А что, видимо, народу и партии угодно то было, ведь все для народа старались…
«Прости их, Господи, ибо они не знают, что творят». А творили такую жуть, что даже удивительно, как все-таки выжил этот народ.
Есть у россиян одна, да нет, не только одна, отличительная черта, какой не обнаруживается у других народов. Это умение оправдать себя даже после таких изуверств, как отречение от веры с последующим уничтожением священников и церквей, «да чаго уж там, ляпи»…
«Нет, мы тут ни при чем, это большевики с коммунистами». Дескать, не наши отцы и деды гордились тем, что расстреливали попов, взрывали храмы, в Сибирь вывезли практически всю интеллигенцию, и не будем говорить уж о тех, кого попросту поставили к стенке без суда и следствия, миллионы.
Люди, вы даже представить не в силах, в какой чудо-стране могли бы жить, не разрушай мы сами ее. Богатая Россия говорим. Да уж, да вы пойдите и гляньте, в какой развитой стране мира сего есть такой бардак, как у нас.
Почему наши старики живут за чертой мизерии, так что и смотреть то на них стыдно и даже больно, беззубые, в лохмотьях, бредут по бездорожью за несколько километров к автолавке, что приезжает раз в месяц и то не до каждой деревни. С пенсией в кармане, которой хватает разве что на элементарные продукты пропитания, и не будем уже говорить о лечении.
Мы, страна, победившая в революции, одолевшая фашизм, строившая коммунизм, расщепившая атом, покорившая космос, затем снова перестроившаяся на демократию, а все живем, как будто не мы победили, как раз наоборот, будто у нас ни хрена нету — ни в земле, ни в мозгах.
Почему одни те, у кого есть средства лечиться, едут в побежденную Германию за баснословные деньги, а у бедного старичка, да хоть отечественного производства, и зубов-то во рту нет.
Странно, мы гордимся собою, а в то же время заграничные товары у нас в цене и уважении, все мы зависим от экспорта сырья, а не изделий.
Почему у нас в двадцать первом-то веке нет дорог? Что, нефти да камней не хватает? Техники нет? При космических технологиях! Или рабочих рук дефицит?
Да ладно, наверно, после нас все же станет мир лучше, будем надеяться, но для этого надо хотя бы камень на камень поставить научиться и оставить за собой стройку так, чтобы чисто и прибрано было, а не руины церквей да бурьян, что по пояс, вместо пшеницы на плодородных угодьях.
Он сам не заметил, как умудрился улететь в своих размышлениях на дальнюю орбиту информационного поля и бродить там в поисках ответа на вечный вопрос, а почему, дескать, все оно так, а не этак?
Ну как же, решение само нашлось: в далекой молодости они на службе в армии напевали неизвестного, но явно гениального автора слова — «ведь первым быть без второго нельзя, так вместе шагают дружно». Подразумевалась армейская жизнь, где зачастую, стоя в строю, приходится на «первый-второй» рассчитаться.
Ну да, а в жизни, по-видимому, тоже, хоть совершенно иначе, но так оно есть, первые те, у кого дороги без ям, и старики при пенсиях таких, что на лайнерах круизных, где «все включено» путешествуют по миру да в ус не дуют.
Ну а вторые — это мы, весь постсоветский союз и его сателлиты, ни дорог, ни пенсий и близко сравнимых со стоимостью кругосветных суперлюксов…
Закономерность
Тем, кто желает первыми быть,
Непременно нужны вторые,
Да и вторым без первых не слыть,
Но права вторых другие.
На первых ровняясь, в ногу шагать
Стараются страстно вторые.
Двигатель вечный, право сказать,
У первых на рабстве вторые.
Да уж, так оно и есть на этом свете, вон, единица, она и правда прямая стоит, вроде как смотрит вперед, а двойка согнулась, словно копает, поразительное сходство с первым и вторым. Не так ли, мой друг?
Вернувшись в реальность после полета в бесконечном пространстве размышлений, Бронька был уже полностью уверен, что при положительном исходе бриллиантового предприятия, полученные средства он потратит на благое дело, в точности на какое — это пусть подскажет время, случай или новая мысль.
Решение было принято, оставалось только действовать, и да поможет Господь, ибо благое дело задумано.
Отчет он себе отдавал, не просто все будет…
Во-первых, надо пойти в посольство и заявить о своей пропавшей персоне получить некий документ, с которым мог бы вернуться на родину.
А может, разумней будет обратиться к Виталику, пусть он как профессиональный папарацци или с помощью адвоката разузнает, что да как насчет моей персоны, наверняка ведь считаюсь без вести пропавшим или вообще причислен уже к лику святых. Шутки в сторону, на этот раз все серьезно, гражданин Климов.
Хочу ли я снова стать гражданином своей родины? Глупый вопрос, конечно же да! И не только им стать, но и доказать, что не зря же рожала меня моя мать.
Вот я молодец: двадцать пять лет спустя вдруг появился, разыскал Виталика, беспардонно дал ему задание найти остальных пацанов с целью встречи, а сам нахожусь в Испании под вымышленным именем, даже не догадываясь, как же выбраться из своей застоявшейся ситуации.
Адвокат, адвокат… так есть же у меня адвокат, дочка Янки, чего же искать на стороне, раз есть прямо тут, под рукой, да ведь дочка она моя по сути и наверняка поможет разобраться в хитросплетениях законодательства.
Было пару весьма курьёзных случаев сразу после ее приезда в Испанию.
Девчонка семнадцати лет, только что закончив языковой колледж, приезжает к своей маме, которая после развода с ее отцом спустя пару лет встретилась, полюбила и живет с другим мужчиной, Бронькой.
В аэропорту ее встретили, привезли домой, ну и после нескольких дней акклиматизации, по рекомендации Янки, дескать, хватит на пляже валяться, пора и делом заняться, маленькая сама вышла на поиски работы и тут же устроилась на работу в ближайший ресторан мыть стаканы.
Как оказалось, в тот самый, в котором они с Янкой вместе трудились и заодно ушли оттуда в один прекрасный вечер, показав палец алчному толстопузу.
Пару дней отработав смену, она приходила, как и положено тинэйджеру, не показывала особых эмоций, а надев наушники, удалялась в свою комнату, не распространяясь впечатлениями о новой жизни.
По ее поведению, разумеется, было заметно, конечно, что молодая особа не очень довольна происходящим вокруг ее персоны, но до конфликта не доходило, а посему никто и не настаивал на детальном отчете о ее впечатлениях.
Попробуй ты, взрослый человек, общаться с семнадцати летней дамой, причем в ситуации, какая была у них.
У мамы вдруг совершенно чужой мужчина, они между собой общаются на русском, в стране, где говорят на ей непонятном испанском языке, вмиг разлучена со всеми друзьями и находится за тридевять земель от всего привычного… это поймет только тот, кто сам пережил подобное.
На третий день, случайно проходя мимо ресторана, где работала его новая дочь, Броньке вдруг дернуло зайти да глянуть, как обстоят дела у маленькой на работе.
Одетое в черно-белую спецодежду дитя стояло за барной, стойкой салфеткой вытирая большой винный бокал.
Бедолага и глаз не поднимала, продолжая свою работу, а когда Бронька поздоровался…
— Добрый день, не плеснете ли джентльмену пинту светлого?
Маленькая подняла заплаканные глаза.
Момент истины, ее лицо озарилось радостью и надеждой, единственной надеждой на спасение.
Вдруг на чисто русском языке, дитя произнесло незабываемую фразу:
— Забери меня отсюда, забери меня отсюда, — она вдруг по детски, затопала ножками.
Гордая тинэйджерка вдруг превратилась в маленькую беззащитную девушку, которую надо обнять и погладить по головке.
— Иди сюда, маленькая.
Его душу без спроса переполнили чувства неподдельной радости, оказывается, она меня признала, видит во мне защитника и явно по-своему любит.
В глазах у маленькой можно было читать радость, гордость за своего заступника и глубокую благодарность одновременно.
— Что они с тобой тут делают, раз ты так разволнована?
Но маленькая не смогла внятно ответить сквозь слезы.
— Ну суки.
— Где ваш хозяин, мать его так, быстро сюда!
Он не спрашивал, а громогласно, весьма серьезно приказывал, в глубине души, готов разнести всю эту харчевню в две секунды.
Вдруг вся за годы накопившееся злость была готова излиться в долю секунды, и благо никто не усугубил ситуацию.
Чуть ли не бегом прискакал хозяин заведения, он, конечно же, узнал своего бывшего «поваренка».
— Быстро заплати девчонке то, что должен, я ее забираю отсюда, ты понял меня мразь толстопузая?
Бронька был на грани нервного срыва, но все же не дал рукам своим волю.
— Да, да, нет проблем. Прошу вас, господин, сколько я ей должен?
С перепугу потерявшийся толстяк дрожащими руками выгребал из кассы банкноты.
— Нам лишнего не надо, зарплату за те три дня, что ребенок отработал, и смотри мне, не дай Бог, чтобы открылось нечто неприличное, ведь не зря же девушка в слезах. Ты что с ней делал, тварь конченная?
— Да поверьте, не трогал ее никто, ну разве что коллеги по работе нагружали, может быть, излишне, это сначала так кажется, научится — привыкнет, а потом как войдет в ритм…
— Показал бы я тебе ритм, молись своему Богу, что я сегодня добрый, потомок конквистадоров. Блин буду. И не забудь, с русскими дело имеешь, мать твою так.
Бронька находился невдалеке от высшей точки гнева, однако совладал собой, ведь дел натворить недолго, а потом расхлебывать, может быть, придется весь остаток жизни, благо опыт на этот счет у него уже скопился немалый.
Так, не начавшись, и закончилась трудовая деятельность посудомойки Пепеляшки, как он назвал свою падчерицу в тот же момент.
«Пепеляшка» в переводе с болгарского означает «Золушка».
С тех пор и по сей день он ее так и называет. Да право: из посудомойки девчонка выросла в адвоката, но Пепеляшкой так и осталась. Нет-нет, а в семейном кругу они все до сих пор подшучивают: «забери меня отсюда, забери меня отсюда».
В тот же вечер, они втроем — Янка, бедолага-Пепеляшка и Бронька — вышли, чтобы развеяться и стаканчиком пива отметить чудесное спасение маленькой из рук злого чудища, рабовладельца и конченного жлоба, как она весьма творчески нашлась описать своего, теперь уже бывшего работодателя.
Все в том же английском баре «Бодега» они попали на караоке-вечеринку. Маленькая, всех удивив, на хорошем английском спела: «I’m big big girl in the big big world». Заказали выпивки, Пепеляшка захотела попробовать «Тинто де верано» — это красное вино, наполовину разбавленное лимонадом.
Тем временем началась викторина квиз.
На первый же вопрос, кто изобрел первый компьютер, Пепеляшка смело ответила, что это был болгарин, и в приз получила овации.
С целью экономии совершенно расчувствовавшийся бармен наложил полный стакан-трубу кусками льда, так что напитка как такового там было всего ничего.
Будущая адвокатка, кстати, имеющая такой же крутой, натуральный, заметьте, маникюр, как и у своей матери, стала ногтями доставать цилиндрической формы куски льда из цилиндрического же стакана, дескать, глянем, сколько же там напитка останется.
Ясное дело, осталось бы ни хрена, бармен походу успешно продавал практически один лед.
— In England never.
Дескать, в Англии бы никогда, прозвучало с соседнего столика.
Бронька заметил скептика.
— То есть в Англии девчонка пальчиками этого никогда бы не проделала.
— А как у вас в центре Лондона недожраные птицы и хлеб по улицам валяется после полуночи, если бы не убрать, помойка была бы по крыши, а то я в Англии не был! Слушай, да пошел бы ты, джентльмен.
Англичанин не посмел возникать, ибо его весовая категория явно не соответствовала с этим русским медведем, и группы поддержки у него не наблюдалось.
Так родилась очередная семейная поговорка: «In England never».
Да, у меня ведь есть свой адвокат, надо посоветоваться.
Пепеляшка к тому времени, будучи принятой в гильдию адвокатов, уже три с лишним года практиковала в Марбее и, само собой, крутилась в высшем обществе курортного города, ее успеху в карьере и самостоятельности можно было только позавидовать, было ясно давно, что эта девчонка в жизни многого добьется, ну умница, красавица и гордость семьи.
— Да нет проблем, тебе надо обратиться в посольство, там все уладят, гражданства тебя ведь никто не лишал.
— Точно так думал и я.
— Вот и молодец, давно бы так.
— Всему свой срок, Пепеляшка.
— Бесспорно, ну а чуть что, позвони, все уладим прям по телефону.
Их дружеские отношения сложились практически с первого дня знакомства, конечно, не обошлось и без трений, но разум победил, а теперь по прошествии более чем десяти лет они уже попросту уважали друг друга.
Ничего нового не будет сказано тем, что информатика не то что великое дело, постигнутое человечеством, она за считанные годы радикально изменила весь мир, разогнав события вплоть до скорости света.
Если еще в конце двадцатого века люди писали друг другу классические письма, отсылали по почте, а потом с трепетом ждали нескорого ответа, то в наши дни это происходит за считанные секунды, где бы ни находились оппоненты. Впрочем тем, кто не застал ту романтическую эпоху, даже не представить себе, что значит ждать весточки от друга неделями и месяцами.
Вот Виталик уже слал приветствие по скайпу.
— А ты, старина, вроде и не постарел.
— Ну так ведь живу то в лучшем климате Европы, витамины прям под ногами, апельсины, авокадо, бананы, гранаты, да куда там, все не перечислить.
— Короче, старик, жди гостей, мы едем к тебе всей толпой, там и заценим твои витамины.
— Так без проблем, это будет самый лучший день за последнюю четверть века. Ты сказал всей толпой, так, значит, удалось собрать пацанов?
— Обижаешь, в эпоху интернета и нана-технологий, грех даже предполагать, что могло быть иначе, ну Егор не на связи пока, но это, предполагаю, временно.
— Вот здорово, ну так давай, организуйте, вас встречу по высшему разряду.
— Не так все просто, жены, дети, у некоторых внуки и так далее. В общем, время уйдет, пока сможем собраться, но недолгое, надо согласовать со всеми, купить полет, да ладно, всего-то делов.
— Да нет проблем, главное, все живы, здоровы и в тюрьмах, благо, не сидят.
— Так мы ведь не конченные уголовники, чтобы вечно на казенных харчах тусоваться.
— Ну да, как я мог такое даже в мыслях допустить, ведь все мы честные каторжане, кто только по стечению неладных обстоятельств, то есть чисто случайно, на киче познакомились, а так примерные ребята и только.
— Разве не так? Мы просто жертвы эпохи крутых перемен, вон тебя взять на пример, не виновен, не так ли?
— Так судом было решено, не виновен, что было, то было, вот только мне оттого легче не стало. Может, не поверишь, а я всю жизнь с тех пор сожалею о том, что натворил, ведь мог и не стрелять.
— Ну вот теперь, во-первых, ты и на самом деле был признан не виновным, а во-вторых, нечего прошлое ворошить, что было, то было, прошло, жизнь ведь продолжается, не так ли, мой друг?
— Так оно так, но без прошлого, говорят, нету будущего, да и вообще, разве такое можно забыть? Поверь, Кирила, я и сегодня, как слышишь, вспоминаю, видимо, это и есть то наказание, которого я якобы избежал, но от себя то никуда не деться.
— Ну с тобой все ясно, ты самоед, но, смотри, не переусердствуй, а то под старость, глядишь, и в монастырь отправишься.
— Как знать, а мысль такая, признаться, посещает.
— Каждому свое, Бронислав Юревичь, кажется, так вас по батюшке?
— Кажется так, хотя на данный момент я откликаюсь на имя Павла Ердова.
— Так ты брат и до сих пор того — в не закона?
— Да, так получается, но вот помышляю пойти да сдаться в посольство, поднадоело тут, ностальжи… хочу на родину вернуться, хотя, по большому счету, у меня там нет ничего, ни коня, ни папахи…
— Жена давно замужем за другим, так это и нормально, какой человек будет двадцать пять лет жить в одиночестве. Дети приезжали, молодцы оба, а Инке, их матери, то и вообще, будь моя воля, я ей орден мужества первой степени учредил бы и присвоил. Ведь одна двоих вырастила и, заметь, воспитала людьми с большой буквой, не подвиг ли это?
— Ну, русская баба, ведь сам знаешь, и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет.
— Да уж, походу, так оно и есть.
— Так вот, Андрюха наш, представь, продюсером стал, криминальные сериалы штампует.
— Надо к нему в артисты записаться, может, нужны престарелые гангстера с большим опытом бродяжничества…
— Может, и нужны, но об этом вы поговорите при встрече.
— На самом деле удивил, он ведь оружием торговал.
— Так вот, наторговал, видимо, вовремя остановился, а теперь он уважаемый человек, понимаете ли, бизнесменом был, им же и остался.
— Да, нет слов, молодец и только. Ну а Гришку-то как ты нашел? Он ведь все по тайге с медведями и тиграми тусовалсяи да золотишко добывал.
— Так и нашел, у Гришки теперь ювелирная мастерская в Якутске.
— Ну значит, не врал он тогда за свою золотую жилу, ай чемпион.
— Походу, не врал, но и не распространялся, человек теперь он успешный.
— Вот вы, братцы, даете! Что ни бывший каторжанин, то капиталист, ну надо же, фартовые ребята.
— Да не все, Снайпер так и бродит по просторам своих угодий, пушнину добывает, благо его москвичка с лесником таки упорхнула, пока он срок тянул, а то раскрутился бы чудак по новой, не ровен час и исполнил бы свои угрозы. Помнишь?
— А то! Хотел на лесника охоту устроить, но, полагаю, это он фильмов насмотрелся, иначе наш снайпер ведь добродушный человек.
— Представь, повезло мне тем, что теперь весна, охотничий сезон на пушнину закрыт, иначе его ищи-свищи, где он по тайге бродит.
— Все как в сказке, даже не верится, значит, только Егора и не хватает.
— К сожалению, пока тишина, да был бы жив, найдется, ведь не мальчик уже, он самый младший из нас, но и у него тоже полтинник уже должен быть за плечами.
— У меня на два года больше, да мы с тобой почти ровесники, Виталь, не так ли?
— Так оно и есть, Снайперу должно быть пятьдесят пять, а Гришка — тот у нас старожил, шестой десяток пошел, но держится молодцом.
— Что ему будет, всю жизнь свежий воздух, золотишко, ягоды, грибочки…
— Тюрьмы, зоны, побеги… вот он повидал.
— Да уж, и право, каждому свое… но благо под старость остепенился, ювелиром стал, говоришь. В общем, все ок. Как говорят англичане, до скорого.
— Договорились, на связи.
— Жду новостей, бродяги.
Эмоций, что переполняли его душу, вряд ли возможно передать способом прозы, ведь четверть века прошло с тех пор, как он был вынужден покинуть родину, и не ради туристического интереса.
Довелось, повидал… от кухни до стройплощадки, скитаний по разным странам без паспорта и порой без копейки в кармане.
Да не так все плохо, ведь и ему фортуна улыбалась: нет-нет, а удавалось даже подзаработать. Вон, фирма строительная в наличии, инструменты, машина серьезная есть, вот только вдруг работы не стало, кризис, мать его. Мир сошел сума, большие дяди начали воевать, блин, идиоты, на самом деле, а думают как раз наоборот.
Безумие человека безгранично, стремление к власти… а ее получив, забываем про ближнего и даже о том, что век наш не долог.
Да и Бог с ними, нам, простым смертным, этот мир не изменить, как ни старайся, а посему надо хотя бы о своих душах задуматься, чтоб ближнего возлюбить…
Глава 6
Волю собрав воедино, он отправился в российское посольство.
— Так, говорите, что вы паспорт потеряли двадцать пять лет назад и с тех пор прожили без документов?
— Как видите, вот он я, Бронислав Климов Юревич, год рождения и дата, хочу на родину вернуться.
— Вот, смотрите, вас давно как уж нет среди живых. — Высокомерный служитель закона тыкал пальцем в монитор компьютера. — Как раз двадцать пять лет миновало с тех пор, как ваша смерть была зарегистрирована, вы мертвы, господин Климов, вы некто другой, а выдаете себя за давно умершего человека. Кстати именно так. Вы, скорее всего, не тот, за кого себя выдаете, и ваша манера разговора, поведение и акцент мне кажутся весьма странными, не русскими, что ли.
Тираду вроде этой он где-то уже слышал, ах да, во Франции, еще в начале двухтысячного года, когда его приняли за кражу еды из супермаркета, тоже возили в посольство, чтобы расписался под заявлением о репатриации, тогда он отказался. Ну да, одна школа, все работнички наших посольств ведь из того же института международных отношений, тогда в Париже, теперь в Мадриде.
— Знаете, тут не хватает только самого малого: чтобы вы для красного словца добавили фразу классика «Кто вы такой». Да за четверть века прожитых среди англо-латинскоговорящих вовсе не удивительно, что мог измениться мой интеллект заодно с менталитетом, если хотите, и появится пристук некого акцента, этого вы не допускаете. Готов пройти любые тесты, да хоть на детекторе лжи, если угодно, с законом у меня все в порядке, смею предполагать. Так что будьте добры предоставьте мне шанс вернуться на родину.
— Редкий случай, чтобы вот так воскресали из мертвых.
— Ну вот, вам как раз представился тот самый редкий случай, а то можно ведь жизнь прожить, но так и не познать этого драйва…
Молодой еще клерк, явно по знакомству устроенный на блатную работу в российское посольство, почесывал затылок, видимо, его опыта или допуска все же не хватало, чтобы решать такие щекотливые вопросы.
— Да живой я живой, может, справку от врача прикажете принести, уважаемый? Чего далеко ходить, возьмите мои отпечатки пальцев, они есть в картотеке Российской полиции, судим, пардон, довелось, однако был оправдан, но пальчики-то остались.
К вышесказанному его так и подмывало добавить «и еще многих стран, куда меня нелегкая заносила», но он благоразумно промолчал.
Да уж, Россия-матушка, походу, не меняешься ты ни при каких властях, господа чиновники все еще высокомерны и наверняка уж никогда не откажутся от взятки… ну, чтобы, так сказать, смягчить отношения с клиентом.
Ты велика, моя страна,
И велики твои страдания.
Немало вопросов возникло к его персоне по ходу дела, пришлось писать объяснительную, сдавать отпечатки и пройти интервью у самого посла, однако не прошло и пары недель, как паспорт Броньке все-таки выдали.
И снова эмоции, сравнимые разве что со снежной лавиной… он даже не пытался совладать с чувствами, слезы текли сами собой… у него снова в руках был паспорт гражданина России с визой на возвращение на родину.
— В таком духе я долго не выдержу, ну или, наоборот, благодаря регулярным дозам адреналина, жить буду вечно.
Перед глазами промелькнули воспоминания из недавнего прошлого, как он встречал сына на железнодорожном вокзале.
Молодой человек, год прожив на Кипре, прилетел до Мадрида, а оттуда уже поездом до Малаги.
Помнил его он мальчиком девяти лет, а тут по перрону, выйдя из дальнего вагона, из-за высокого роста, легко заметный в толпе пассажиров, шел мужчина, копия его самого в возрасте около тридцати.
Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди, но он справился.
— Вырос.
— А ты располнел.
Они обнялись в центре зала ожидания, словно два атланта, окруженные невысокими испанцами, бодро семенящими кто куда.
Года два спустя его навестила дочка, этот раз в аэропорту, опять же Малаги, оставив первоклассницей, теперь он встретил молодую женщину ослепительной красоты.
Пожилой мужчина с букетом в руках спешил к выходу прибывших пассажиров, но встреча не получилась такой, какой вы ее представляете, он с ней не променялся в толпе, было иначе, ее самолет прилетел раньше предполагаемого времени, как оказалось потом.
Дойдя до турникета, человек встал в ожидание, пассажирский поток не иссекал, время вышло, приземлялись все новые рейсы, а она все не выходила.
Благо мобильники спасли ситуацию. Решил он ей позвонить, дочь тут же ответила. Она, оказывается, уже с полчаса спокойно сидела на скамеечке сразу за выходом из зала ожидания, не решаясь позвонить ему первой, до этого они всего пару раз обменялись эсэмэсками, а теперь, как в ее далеком детстве, поцеловались с дочкой в губы.
— Какая же ты красавица, — смог вымолвить отец, спустя четверть века обнимая свое дитя.
Удивительно, но годы не могут стереть детскую и отцовскую любовь, кажется, она только растет.
Теперь ему осталось еще раз собраться силами, чтобы вернуться и шагнуть на родную землю.
Виза на три месяца, так что спешки нет, ведь ребята решили приехать к нему, пусть приедут, отогреют старые кости на солнечном берегу, а там и посмотрим, что ожидалось четверть века, может, и еще пару месяцев повременить, пусть слегка устаканится, а то слишком уж перенасыщен умопомрачительными событиями был последний месяц зимы.
Наверно, самой загадочной среди времен года можно считать весну.
Спросите почему? Ну хотя бы потому, что ведь всякий романтик от грядущего лета ожидает разных сюрпризов.
Дети мечтают о летних каникулах, страсть любви предвкушает молодежь, надеются на успех в делах взрослые люди, пробуждается природа, в конце концов, а была тогда, как раз ранняя весна.
Что может быть еще интересней, чем встреча старых друзей, спустя два с половиной десятка лет?
Лайнер с гордой надписью «Пулково» на борту произвел посадку в аэропорту лазурного берега средиземного моря, принеся в своем чреве около двухсот пассажиров, среди коих было три пожилых господина в бледно-серых костюмах спортивного покроя и пестрых бейсболках с российской символикой. Обуты тоже были все трое одинаково: в мокасины терракотового цвета.
— Бронька, да ты прям повзрослел.
— Нет, ни черта, глянь, он кожу поменял, а был белым человеком.
— Ничего, через пару дней и вы почернеете, бледнолицые мои. «Buenwenidos al mejor clima de Europa». Для экзотических иностранцев перевожу: добро пожаловать в лучший климат Европы, господа каторжане, а клифты-то, прикиды прям с иголочки.
Они хлопали друг друга по плечам и со всей дури пожимали руки, таким образом передавая восхищение, неподдельную радость встречи и невольно убеждаясь в физической силе друг друга.
— Чистый лен, Андрюха постарался, у него стилисты высшего покроя, ведь надо же было нам хоть чем-то отличится.
Виталик спешил пояснить.
— Удалось, удивили, да теперь все Малагеньи ваши, пацаны, вы словно вышли из кино.
— А то, из рук кинопродюсера, если точней. Ну, показывай свою Испанию. Неплохо устроился. И как тебя сюда занесло?
— Ну, братцы, это не минутный рассказ, пошли, нам еще с полста миль придется прокатиться на машине до моей пещеры, однако по живописному побережью, для полного фарша, так сказать.
— Жара-то какая.
— Это теперь с утречка, да прохладно пока, чуть позже почувствуете полную прелесть андалузского солнышка, тут после обеда бывает до пятидесяти в тени.
Гришка вытирал пот.
— Да блин, из Якутска в Андалузию… в мои-то годы.
— Ничего, сейчас с ветерком прокатимся, попустит, а там пивка для рывка… Снайпер что, не захотел участвовать в блестяще организованном путешествии?
— Не смог выбраться из дебрей сказочной тайги, но приглашает к себе на сафари, ты же что-то о рыбалке на тайменя говорил.
— Да, Виталь, есть такая идея, посмотрим, Бог даст, съездим. А пока вы, мои гости, братва, престарелые гангстера. Да знали бы вы, как я вам рад.
— Наш настоящий гангстер, Егор, где-то запропастился, но поиски продолжаются, всякий момент должен найтись, если не сидит на данное время, ведь с тех пор, как ушел в бега, о нем слышно не было. А ты что, Бронька, всех нас собрать решил с какой-то целью или просто, личного удовольствия ради?
— Смею предположить, что удовольствие получают все присутствующие, не так ли?
— Так ясный пень, чего же мы за тридевять земель к тебе в гости подались! Кстати, вот ваш фундаментальный подарок сеньор.
Гришка протянул ему увесистую, граммов сто навскидку, золотую цепь с православным крестом.
— Вот Бронислав Юревич, прими сей незатейливый подарок моего собственноручного производства, от нас троих вместе собравшихся.
— Серьезная вещь, да вы, господа, походу, неплохо стоите.
— Жалоб на радио не поступало.
Виталик с гордостью о друзьях кинул реплику папарацци.
— Рад видеть вас, ребята, в здравии, а деньги — это дело наживное и, по опыту знаю, проходящее.
Бронька, надев подаренную цепь на шею, всем подряд пожал руки.
— Спасибо, братва, а я до сих пор золота так и не нажил, как видите, так, жил да был мал-помалу, ну ладно, вон моя зверюга стоит, садитесь, поехали.
Они как раз подходили к его пикапу, Toyota Hilux.
— Не мерин, конечно, но для моего рода деятельности как раз подходит, да вы в курсе, стал ваш покорный слуга честным строителем.
— Мы слышали, главное, что честным. Да не может быть, чтобы бывший каторжанин хоть что-нибудь да не подрезал со строечки то, а ли Бронислав?
— Вы, господа, кажется, путаете Советский Союз с Евросоюзом, тут, видите ли, процветает частное предпринимательство и демократо-капитализм.
— А времена были славные, все воровали кому не лень.
— Смотрю, братва, вы совсем не изменились, какая все-таки радость, что все мы собрались.
Так, болтая ни о чем, они выехали на автобан.
— Живописная натура тут у тебя, кино только и снимать, дорога что столешница, горы, море лазурное.
Андрей глазом специалиста оценивал пейзажи.
— Что есть, то есть, понимаю, для вас экзотика, вот только о наших равнинах, лесах да озерах душа стосковалась, теперь весной тут хоть какая-то зелень еще есть, к чему глаз привязать, а летом все выгорает под палящим солнцем, и этот ландшафт обретает весьма унылые очертания. Бывает, годами нету ни капли дождя, одной искры хватит, чтобы все это вспыхнуло страшным пожаром. Не вздумайте окурок выбросить, не трава — порох, и вообще, эта жара… да к ней привыкнуть, кажется, невозможно.
— Да уж, братуха, похоже, и вправду ты по родине стосковался.
— Не то слово, братцы, вот и решил под старость собираться с этих мест восвояси.
— Люди деньги немалые платят, чтобы сюда на пару дней выбраться, а его, видите ли, на родину тянет.
— Человек, Гриша, такая тварь, что ему завсегда чего-то не хватает, хоть в рай посели, так и там недовольство проявится, а родина — она одна, и неудивительно, что ее человек не в силах позабыть. Вам, братцы, наверно, не понять, а я вот как раз тот, кто этого заграничного колорита хлебнул аж по самое не балуйся. Не могу сказать, что все прям таки плохо, вовсе нет, и люди тут как бы добрые, и кажется, что даже собаки тебе улыбаются, но чтобы остаться навсегда… нет и нет. Поверьте прожженному бродяге, кто за четверть века вполне убедился, что человек должен жить там, где родился, и не иначе, уж и по их разговариваю свободно, есть и приятели, бизнес, какой-никакой, но все же чужой я среди них, и все тут. В лицо улыбаются, а только отвернись, как снова ты для них станешь «гири» — это общее погоняло всех белокожих иностранцев.
— Да ясное дело, у нас то же самое, не так ли? Ведь иностранец никогда своим не станет, а тем более теперь, когда Советский Союз канул в небытие. Все раньше в одной стране жившие пятнадцать республик вдруг стали чужими: границы, визы, языки и политика у всех разные, а в этой Европе что творится! Каша настоящая.
— Виталик, ты, походу, мог бы трещать без остановки.
— Профессиональное.
— Скорее, генетическое, папарацци не становятся, скорее рождаются.
Это Андрей, платком пот вытирая, пытался сдвинуть разговор в другое русло.
— Ладно, пацаны, не политику гонять мы тут собрались, давай уже начнем отдыхать по-человечьи. Где тут можно пивком освежиться?
— Да без проблем, братва, на следующем съезде свернем с автобана, и все прелести жизни нам станут доступны в одночасье. Тут, куда ни ткни рестораны, пляжи и не только, а хотите, выйдем в море? Тут как раз яхтовый порт, хороший знакомый, француз Жан-Пьер, нас с удовольствием покатает.
— Не слишком ли насыщенным окажется путешествие — с самолета на яхту?
— Да ладно, Гриш, никак ты постарел! На яхте имеется все, что уважающему путешественнику необходимо для достойного отдыха после перелета через Европу.
— Если бы только через Европу, так еще и Азию, путь неблизкий проделан.
Все согласились без особых прений, пусть и уставшие после полета, но все же с самолета пересесть прямо на яхту им еще не доводилось.
Жан-Пьер их встретил и с удовольствием согласился выйти в море.
— Начало весьма впечатлительно, не так ли, братва? Оказывается, наш иностранец живет намного лучше, чем нам оно представлялось.
— То ли еще будет.
Бронька, многозначительно улыбаясь, промолчал. «Знали бы вы, братцы, о чем я собираюсь вам вскоре сообщить, вот только стоит ли спешить, ведь, хоть мы и знакомы, давным-давно, но спустя столько времени, ребята, можно ли вам доверять».
Несомненно, он понимал, что в одиночку с алмазным делом ему не справиться, ведь не только забрать их надо из тайника за Уралом, а еще предстоит и такой непростой этап, как реализация, что, не имея доступа к каналам этого весьма и весьма серьезного бизнеса, не представляется возможным, кем бы ты ни был.
Ну не зря же как раз эти ребята и подобрались, не судьба ли свела их тогда, в начале девяностых, в центральную тюрьму.
Друзья, вольготно рассевшись в роскошных креслах верхней палубы моторной яхты, баловались холодным пивом, даже не предвкушая, о чем это Бронька задумался.
Тянуть резину не стоит, а то ребята поймут его неправильно или заподозрят в недоверии, а ведь не дураки, понимают, что просто так он их не искал бы, но вопросов не задают — такое в этом обществе не принято, не мусора же, чтоб интересоваться. Да они еще и под впечатлением от путешествия, акклиматизация, опять же, в общем, не до глупых вопросов.
Жан-Пер вел яхту прямо в открытое море, они договорились о прогулке на пару-тройку часов, конечно же, порусски он не понимал, да и стоял за штурвалом на нижней палубе, так что подслушать их разговор даже при всем желании не мог бы.
Интересно, какое впечатление произведет на друзей его сообщение. Бронька предвкушал весьма эмоциональный разговор.
— Вы, пацаны, наверняка догадываетесь, что неспроста я решил вас разыскать.
— Да ясный пень, Бронислав, не на ностальгию же чтобы пожаловаться. Давай уже на чистоту, что ты задумал?
— Братцы, выйдя из тюрьмы в тот далекий год, я тут же попал в разработку весьма занятной организации, подробности расскажу по ходу дела, а теперь, друзья, чтобы не водить кругом да около, должен вам сказать, что по воле случая сумка с кучей алмазов оказалась в моих руках, но пришлось мне ее оставить там, на месте, за Уралом, а самому унести ноги. С тех пор довелось, повидал, минуло немало лет, и считаю, что время пришло, когда это добришко пора вытащить на свет.
Мужики без особых эмоций восприняли информацию, и, что самое странное, никто не сказал ни слова.
Бронька, внимательно осмотрев их лица, продолжил:
— Так вот, братцы, мне нужна ваша помощь. И ведь словно провидение, что судьба нас еще в девяносто третьем свела в центральной тюрьме. У меня, как вы понимаете, в России нету напрочь никаких других концов и посему надеюсь только на вас. Там лежит весьма серьезный груз сырья, камни надо обработать, ну и, конечно же, реализовать. Продать негранеными, полагаю, что было бы глупо, ведь среди нас есть ювелир.
Его внимательно слушали, даже Виталик, прирожденный папарацци не смел проронить ни слова.
— Вижу, мое признание ошеломило аудиторию, мало того, сейчас я вас удивлю еще больше. Вырученные средства, я хочу потратить на благие деяния, а точнее, задумана мной реставрация храма и строительство дома престарелых. По самым скромным подсчетам, друзья мои, в той сумке должно быть алмазов на миллиона два с половиной. Насколько я помню, там, среди многих других, были и весьма внушительных размеров кусочки сего минерала, аж до четырнадцати карат, вы только представьте себе. Так что, конечно, в зависимости от его величества, случая, мастерства огранщика, ну и многих других факторов, как выработка изделий, конъюнктура рынка и так далее, эта сумма может вырасти в разы. Конечно, заранее обольщаться не стоит, ибо дело в том, что при огранке могут выявиться некие изъяны камней, но может быть и наоборот, а именно — достоинства, как вы, надеюсь, понимаете. Разумеется, что пирогом придется делиться, но мы уже далеко не дети, а посему и надеюсь, с этим разберемся так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным, по принципу — каждому по заслугам, как сказал некий философ.
Только гул двигателей и шум носом яхты разрезаемых волн. Все молчали минут еще пять.
Гришка на правах ювелира заговорил первым.
— Вот тут ты дал, Бронислав Юревич. Ну что сказать, я согласен с тобой, камни надо огранить, это первое, а там и посмотрим. Ну что насчет рынка сбыта, то я могу поинтересоваться.
Андрюха несомненно был в деле.
— Боюсь, что радио тут бессильно.
Виталик безнадежно развел руками.
— Ну почему же? С помощью радио ты сможешь собрать немало волонтеров для помощи в строительстве, а может, и пожертвований на восстановление храма, как знать, подумай, папарацци. И тем более ты по-любому в деле. Будет масса работы и даже проблем, что решать, друзья мои. Во-первых, алмазы еще не подняты на свет Божий, а посему нам предстоит увлекательное путешествие за Урал. Во-вторых, третьих, пятых и десятых, мы даже не представляем пока, через какие круги ада придется еще пройти до того, пока эти камни превратим в денежные знаки, причем нам надо найти пути, как их отмыть, чтобы заявить о нашем намерении обществу. Вот, дескать, мы такие-то и на вот такие-то средства желаем восстановить тот-то храм, а до него еще и дом престарелых бандитов построить с целью замаливания грешков молодости. Ну как вам это? Готовы ли вы дать согласие на сотрудничество?
— Бронька двадцать пять лет жизни потратил, чтобы под занавес своих дней таки создать нечто стоящее, да ты молодец, что еще сказать, я готов.
Гришка первым встал и подал ему руку.
— Вот бы еще и толкового дизайнера ювелирных изделий, тут ведь придется не просто цепи паять, как предполагаю, колье, браслеты, броши, серьги, кольца. Имея ювелирный заводик, я все же не могу похвастать особым даром в этом искусстве, уж лучше признаться на берегу, чем во время шторма, на меня, ребята, как на художника не рассчитывайте. Так, по мелочи кое-что творю, но шедевров обещать не смею. Те пару-тройку ювелиров, кто работают на меня, вынужден заметить, так же, заурядные трудяги, да и все дела. В общем, так, на особые шедевры надеяться не приходится.
— Благодарю за откровенность, братуха. Был у меня один близко знакомый художник-ювелир, вот только где его искать на данный момент? Расстались мы в городе Кадис, кстати, не так далеко отсюда, но лет этак около двадцати миновало с тех пор, а знаете, мы ведь можем метнуться до туда, как знать, может, и повезет. Можно морем дойти, но станет в копеечку, эта яхта жрет столько солярки, что раз в двадцать выгодней будет отправиться туда на машине. Так что завтра же, братцы, нам предстоит познавательная поездка в исторический город пятитысячной давности, ведь его на берегу Атлантики обосновали еще финикийцы.
— Все красиво, вот только один вопрос: я не мент, но, Бронька, ту сумку с алмазами ты ведь у кого-то все-таки увел?
— Ну разумеется, Андрюха, не появилась же она от Святого Духа.
— Так вот, оно и есть самое важное, ведь нам надо знать, с кем дело имеем, поверь, даже спустя четверть века нам всем головы посрывают, неровен час найдется хозяин добришка.
— Брюлики собраны полунелегально, на российской земле, и на ней же они останутся, но в виде храма. У кого я их увел? Да, увел, но не таким путем, как предполагается в классике жанра, я их не крал, а как и говорил вам в самом начале, они мне достались при весьма особенных обстоятельствах, полную историю по ходу дела вам изложу в деталях. Ну а у кого, так вот слушайте. Жил-был господин Светловский… но уже тогда ему было здорово за шестьдесят, плюс двадцать пять. Ну братцы, даже если он и до сих пор жив, то уж от дел отошел по-любому. Да и в конце то концов, мы ведь не собираемся фарцевать брюликами у всех на виду, стоя на базаре, или выставлять их историю на обозрение в интернет, в любом случае, дело надо провести на полном серьезе дискретно, так чтобы и комар носа не подточил, налоговая и прочие бандитские организации должны работать на нас, а не наоборот, иначе провал.
— Ну ясно, жили-были мы спокойно себе, но время пришло, Бронька объявился и перевернул эту идиллию с ног на голову. Ох, и придется таки нам мозгами пошевелить, дабы волки были сыты и овцы целы остались.
— Вот тебе, Виталик, безграничное поле действий, мозгами шевелить, а говоришь, что радио делу нашему ничем помочь не способно.
— Понял, теперь понял, нам надо разработать схему отмывания денег, потом по инстанции с проектом протолкнуться, а дальше больше. Благотворительный фонд надо бы организовать, что ли, и под тот самый шумок… Ох, братцы, тут надо время, чтобы поразмыслить.
— Время у нас есть, не менее года, а то и два, три пройдет, пока брюлики ограняться, вставятся в изделия и продадутся. Вам это говорю как профессионал, Гришка со всей ответственностью заявил.
— Вот и здорово, спешка нужна при охоте на блох, а при спокойствии в действии, все проблемы помалу решатся, ведь не зря же мы тут собрались.
Всем по очереди пожимая руки, Бронька еще раз каждому посмотрел в глаза и остался доволен, он не рассмотрел в них алчного блеска, тут были умудренные опытом жизни, отдающие себе отчет пожилые люди.
— Добро, давай, значит, делаем, а потом ведь на святое дело идем, и да поможет нам Бог.
Так был заключен договор среди этих четверых авантюристов.
Вдоволь налюбовавшись прелестями морской волны, искупавшись в открытом море, путешественники продолжили праздновать встречу у Броньки на фазенде.
Несколько лет назад он арендовал небольшой участок земли в четырех километрах от побережья.
Практически заново отстроив старинный домик, что стоял в очень выгодном ракурсе повернутым к морю, он создал свой оазис вокруг его.
Фруктовый сад, виноградник и столярная мастерская — ну что еще надо тебе, человек, чтобы спокойно встретить старость, как он сам подшучивал над собой.
— Да тут у тебя, блин, рай на земле Бронька, какие брюлики, храмы и дома престарелых, живи и радуйся, оба на…
Виталик был в восторге.
— Старое, чуть не тысячелетнее оливковое дерево, которое давало столько оливок, что за год в пищу употребить их невозможно, три миндалевых дерева, апельсины, мандарины, лимоны, манго, инжир, абрикосы, персики, виноград и даже конопля в саду — чего еще хочет твоя душа, человек.
Андрей, дегустируя красное вино, аж зажмуривал глаза.
— Свое вино у него, чача бочками стоит, курицы, коты, собака.
— Имеются даже пчелки, представьте себе, сами прилетели, в первый же день, как я тут поселился. Смотрю, рой на ветке миндаля висит, организовал им улей по-быстрому, благо был знакомый пчеловод, помог поначалу, с тех пор они у меня живут и размножаются. Представьте себе, перед вами пчеловод и не просто любитель. Я, братцы, их воспринимаю как Божий посыл, ибо они сами в день моего поселения тут появились, и частенько пользуюсь их укусами в качестве медицинском. Не поверите, а с тех пор как стал прикладывать пчел к своим варикозным ногам, чувствую себя намного лучше, даже не так, я просто позабыл об дискомфорте в кровотоке.
— А хозяйка какая.
— Да ты фартовый брат в натуре.
Они знакомились с Янкой, которая встречала гостей у накрытого стола в тени миндалевого дерева.
— Да, нам повезло с ней встретиться, и не где-нибудь, а на Канарах, вот представьте себе.
— Ну что, в таком случае за ваше счастье, друзья.
— И это все ты создал сам своими руками, да мастер и художник.
Друг через друга гости восхищались вновь и вновь, и неудивительно: для них, приехавших из северных областей России, все это, бесспорно, было экзотикой.
— Да уж, ребятки, хороша Маша но не наша, земля эта не моя и даже не продается, было дело, снял я тут пустырь за мизерные деньги, ну и договорились с хозяином, что могу строить при желании, жить сколько угодно, но купить сей участок не представляется возможным, дескать, это родовое гнездо его семьи. Да как бы не так, заброшенная древняя хижина тут была, все есть на цифре зафиксировано, потом ознакомлю. Гнездо его семейное, понты корявые. Даже дороги досюда не было, ни воды, ни канализации, ни электричества. Тогда не располагал средствами, а где-то обосноваться ведь было надо. Мал по малу видите сами, что тут сотворилось, и деньги уж не малые вложены.
— Да не в деньгах дело, душа твоя тут вложена, вот в чем дело, брат, годы твоей жизни, это место надо бы выкупить, ведь что не купить за деньги, то можно приобрести за большие деньги.
В Андрее проснулся бизнесмен.
— Признаться, есть такая мысля, вот дело провернем, приедем и выкупим, будет у нас дачка на берегу Средиземного моря, где под старость кости погреть и витаминами подзарядится, согласны?
— А то.
Гришка, выпив стопочку, запивал домашним яичком.
— Такого и в раю вряд ли предложат. Самогоночка, братуха, у тебя знатная.
— Так какие мастера, тут хочешь не хочешь, а приходится производить, фруктов море, есть медовая, абрикосовая, виноградная, инжировая, кактусная, блин, и даже взял из манго в этом году литров тридцать дистиллировал.
— Закрадывается предчувствие, что сегодня мы наверняка надегустируемся этих шедевров, из Бронькин дистиллятов, братки уважаемые мои, а ну плесни-ка нам той, что из манго, стало быть, экзотика прям полнейшая.
— А виды, виды какие дивные, слева — горы, справа — море, дорога серпантином просматривается, и тишина. Смотрите, это что, внатуре орлы.
— Их целое семейство, частенько тут кружат, во где полнейшая свобода, казалось бы, весь мир под крылом, а живут на родине.
— А ты что, не чувствуешься свободным, вон в каком раю обитаешь.
Виталик фотографировал пейзажи.
— Оно вам так кажется, великое слово «свобода», братцы, в душе она должна быть эта свобода и только тогда почувствуешь себя в раю, а так — не жизнь, сплошная агония, вот где я жил все эти годы. Под вымышленными именами, без возможности путешествовать по-человечески, под постоянным чувством стрема, куда бы ни пошел. Да разве это жизнь. Вот теперь, когда у меня снова есть настоящий паспорт в кармане, вы, мои друзья, в конце концов, рядом, и есть цель к чему стремиться, сейчас я и правда счастлив, спасибо, ребята за то, что вы есть.
— Да мы и не сомневались, что встреча будет именно такой, разве не помнишь, как тебя на этап провожали. Всей хатой свободы желали, а Виталик аж стихи накропал в твою честь. «Как можно осудить такого мужика, чей честь столь велика».
— Кажется, вроде того.
Автор продекламировал отрывок из оды, посвященной Брониславу.
— И ведь сбылось.
— Как видите, сбылось, однако прожить четверть века в эмиграции мне все же было суждено.
— Ну, брат, не сравнивай, вон на пяти языках говоришь, переводчиком, и не абы где, а в судах работаешь, ты, брат, равносильно что пару университетов за это время закончил, плюс, судя по всему, постоянно созидал, сколько домов людям построил, деревьев насажал, детей настрогал. Чего еще хочешь, бродяга?
Это Гриша, пару стопочек пропустив, на правах старшего решил дать оценку жизни приятеля.
— Вашему красноречию, братцы, нету границ, лестно, конечно, но все же боюсь, что вы меня слишком превозносите, еще масса дел впереди, а там и посмотрим, чего мы стоили в этой жизни. А теперь, когда всех угощений уже отведали, господа каторжане, посмею предложить вам по чашечке чаю, по старой памяти, нарды и, конечно же, трубку мира с травкой из моего огорода, заметьте, тут в Испании, это не преследуется законом столь жестко, как у нас. Даже позволяется пару растений иметь в своем огороде, дескать, для личного пользования, ну а где пару — там и тройку, чтоб не переводилась, так сказать.
— Знатно, знатно, тащи. Сейчас заценим, под этим делом, может, и мыслишка какая прорежется, как знать.
Толковали они долго. И надо сказать, ведь было о чем.
— Какое же удивительное утро, даже голова не болит, дегустация прошла без жертв, можно сказать.
— Так особо и не увлекались, лишней не употребили, вот и результат.
— Это все благо травке, а то мы еще не только по лишней пропустили бы…
— Раскумариться все-таки надо по-любому, плесни-ка нам абрикосовой, чисто по одной, не помешает, она, походу, самая знатная среди всех других.
— Не спешите три-четыре, ну кроме что по оной, нам ведь ехать не близкий свет.
— А может, не спешить, отдохнем по-человечьи, а там и посмотрим.
Так, потолковав, мужики решили, постановили: горячего не хлебать, а взять день отдыха у жизни.
— Да, старики-разбойники, сегодня, значит, ре-дегустация и морские процедуры, поедем до воды, вон, глянь, что в стакане стоит.
— Ваше решение для меня закон.
Бронька тоже с удовольствием согласился с друзьями, ему все же за руль садиться, а до Кадиса чуть ли не три сотни верст.
— Значит, культурная программа «руссо туристо облико морале»… чистое зависание с кружками пива у воды, а какую сардинку тут пекут, сказка братцы и только. Мы с Янкой когда прилетели сюда в первый раз, пошли гулять по набережной ну и, конечно же, присели в одной из харчевен прямо у воды, не передать, это особые воспоминания. Заказали всего один шампур, на нем семь сардинок и бутылочку белого вина — на большее денег не хватало бы, но и с той малости такой катарсис испытали, до сегодняшнего дня вспоминается.
— Ну вот и отведаем.
— Тут, ребята, не все так просто, во-первых надо настроиться, должен быть поздний вечер, испытуемые на самом деле голодными, одетыми в белую одежду ну и, разумеется, влюбленными, это главный критерий.
Янка вступила в непринужденную беседу.
— Ну, вряд ли удастся нам исполнить все вышеупомянутые требования, но пробовать все-таки будем.
— Рекомендуется.
— После такого рассказа от дегустации сардинок воздержится разве что себя совершенно не уважающий турист.
Весь тот день вряд ли возможно передать и стоит ли, но средиземноморских сардинок, печенных на углях оливковых дров, после заката они все-таки откушали.
— Да, сказка не жизнь, а мы покинуть этот рай собираемся.
— Так есть ведь замысел вернуться, двадцать первый век, успеет всюду человек.
Это Виталика снова на стихи потянуло.
— Так и прав ведь папарацци.
Глава 7
Кадис, об этом еще финикийцами строенном городе, можно рассказывать бесконечно, ибо его история уходит в глубь аж пяти тысячелетий, тех, что документально подтверждаются, а там, как знать, может, и дольше, именно к нашей истории это вряд ли имеет особое отношение, но при возможности посетите сей древнейший из портов на берегу Атлантики, что вверх по карте, невдалеке от Гибралтарского пролива.
Говорят, из этого порта еще египетским фараонам поставлялись иберийские быки и вина, как знать…
Наверно, странно прозвучит, но старого художника они нашли в том же кафе, где около двадцати лет назад Бронька видел его в последний раз.
Не прямо в кафе за столиком, а благодаря хозяину заведения, который, разумеется, знал все о своем завсегдатае.
— Так, безусловно, заходит, но по утрам, пьет кафе и стакан холодной воды, его постоянству можно возвести памятник.
— Значит, живет он где-то неподалеку?
— Где живет, я не в курсе, так заходите завтра с утра, господа.
— Кажется, знаю, пошли, предлагаю вам, друзья мои, обзор этого чудо-города.
Бронька, конечно же, помнил ту лавочку, где маэстро выставлял на продажу свои полотна.
Буквально пять минут ходу по узким улочкам, и они уже рассматривали витрину магазинчика.
— А вот и сюрреализмы моего старого друга.
Старина не изменился ни на йоту, вон его картина под названием «Время», интересно, сколько же копий ее за эти годы, он успел написать и продать не иссекающей толпе туристов. Наверно, уж во всех сторонах света висят его картины.
Бронькина мысли вслух вдруг прервал до боли знакомый голос.
— Нет, не «наверно», а точно во всех.
Это старый маэстро незаметно подошел к нему со спины.
— Ну что, бродяга, все еще живой, и какую же аферу ты задумал на этот раз?
Радость встречи они отмечали в том же кафе.
— Маэстро, да ты практически не изменился, ну разве что поседел.
— Чего бы я не сказал о тебе, где мой ученик, я созерцаю зрелого мужчину, ну наконец-то ты повзрослел, мой друг, и твои товарищи на сей раз, вижу, не наркоманы, надеюсь, ты им рассказывал о нашем последнем приключении.
— Да как-то не успел, но времени у нас хватит, так что успеется, всему свое время, а ты, старина, да просто удивительно, что вообще нашелся.
— Когда камень катится, от него сыпется, надеюсь, сею пословицу тебе мама говорила.
— Говорила покойная, уже лет с десяток будет, как отошла.
— Так вот, я же говорил, что ищи меня тут, а чем плохо это место, чтобы спокойно встретить старость. Туристы тут круглый год, а значит, и хлеб у художника не иссякает, куда бежать от добра, такого города, как Кадис на свете не сыщешь.
— Согласен, так ты тут не ради туриста остался, насколько я помню, была дама сердца, не так ли?
— Она и до сих пор еще есть.
— Прям как в сказке, а с ювелиркой как дела обстоят, практикуешь ли?
— А то, это и есть мое основное занятие, с одних картин я бы не выжил, в наше время живопись мало кого интересует, впрочем, как и во все времена, художники были и есть полу голодными.
— Так сытый художник вряд ли будет творить, тут, как говорят, все оно взаимосвязано.
— И то правда, сытый художник больше думает о натурщицах, чем об живописи.
— Ты, маэстро, неисправим.
— Что делать, художник — и вообще мужчина, — в любом возрасте не прочь развлечься с молодой особой, это придает творческих сил, как ты знаешь.
— Если мне уже пятьдесят.
— То у меня семьдесят, мой мальчик, но ни одной юбки я еще не пропускал.
— Охотно верю, вот только где те юбки, что будут вешаться на шею престарелому маэстро.
— Знаешь, хвастать не буду, конечно, но пистолет еще держу заряженным, на всякий случай, и заметь, редкая девица не мечтает побыть натурщицей у опытного мастера.
— Рад за тебя, старый развратник, а теперь шутки в сторону. Маэстро, я раньше не трогал эту тему, чтобы зря не ворошить, но дело прошлое. За Уралом в начале девяностых мне довелось прикопать весьма увесистую сумку с алмазами, вот почему мы все здесь собрались.
Ни один мускул не дрогнул на лице художника.
— А ты, Бронислав Юревич, молодец, ценю. И знаешь за что? За то, что при нашем предыдущем общении ты даже намека не дал на эту тему, ну надо же.
— Маэстро, а какой толк был тогда об этом говорить? Как не представлялось возможным вернуться туда.
— Да уж, значит, это можно назвать делом твоей жизни.
— Так получается.
— Ну ладно. И что думаешь делать с теми каменьями, раз уж уверен, что они до сих пор тебя верно ждут на том же месте.
— Уверен, что ждут, живых свидетелей не осталось.
— Никак закон клада?
— Почти что так, но в деталях расскажу как-нибудь за чашечкой чая, весьма долгая история.
— Да уж, за каждым состоянием, ведь недаром говорят, стоят криминальные действа.
— Ну, не совсем так, и вообще, полагаю, что это к делу не относится, ты лучше скажи, участвуешь ли, дело предстоит немалое.
— Вряд ли есть такой ювелир, который бы отказался от алмазного дела.
— Ну вот и хорошо, я знал, что так оно и будет, а значит, пусть официант нам принесет по бокалу местного хереса, обмоем это дело.
— Да, херес тут знатный, рукой подать, соседняя область.
— Пусть этот раз нам повезет, ведь благое дело начинаем, а помнишь, как закончилась наша последняя вылазка, ох уж эти наркоманы, слышал ли что-нибудь о них?
— Еще на Канарах расстались, и были они тогда снова подшофе героина, лет уже восемнадцать назад. Да их судьбы, походу дела, уже давно как определились на погостах… кроме что, может быть, Димона, у них с Лидой ведь дочка родилась, говорил, как будто на стройке начал работать, как знать, да кто против, дай Бог им удачи да здоровья.
— Уж есть как есть, наркота редко из своих лап отпускает.
— Ну значит, как раз я и есть тот редкий, горжусь, соскочил.
— Да ты и не был уж слишком фанатичным.
— Был ли, не был ли, но пару месяцев кости ломило так, что век не забуду, такой отходняк поймал, аж по самые не балуйся, врагу не пожелаю.
— Так что же, ближе к телу, как сказал некто из классиков, что же будешь делать с брюликами, раз уж начат разговор.
— Ну конечно же, продам, а на вырученные средства, есть мечта, заметьте, хочу реставрировать храм в своей волости, ну и если останется что-то, построить дом престарелых подле него, на родине дома нету в наличии, и к чему мне он под самую старость, а так, богадельню построю, ну и себе келью забронирую на правах хозяина. Как-то так.
— Прям святой человек, даже не верится.
— Ладно, ну а вот ты, маэстро, ведь старше всех нас, разве не задумываешься о вечном? И неужто нет желания на родину вернуться хотя бы перед смертью, в родной земле свои кости чтоб бросить.
— Да есть такое дело, и тоже, как ты, своего угла там не имею.
— Так в чем вопрос? Устроим и тебе апартамент для предсмертного общения с Богом, дом престарелых гангстеров получится, нечто между монастырем и воровской малиной, вон, пятеро потенциальных жильцов уже в списке.
— Смех, смехом, но, похоже, идея твоя не без здравого смысла, да и вообще, ты Бронька, всегда отличался оригинальностью.
— Именно что оригинальностью, но пока особого ничего не добился, вот кроме что теперь, даст если Бог, то что-то, может, и получится путного из жизни моей.
— Значит так, братва, раз уж пошла такая пьянка… надо отправляться за теми алмазами, а там и посмотрим, во-первых, чего они из себя представляют плюс, минус, огранить, и только потом мы узнаем, что с ними можно делать дальше. Продать ли как бриллианты, толи вработать в некие оправы. Ведь всякому камню нужна достойная оправа, надеюсь, вы согласны со мною, господа?
— Именно так, маэстро, ведь только поэтому мы и приехали за вами, уважаемый, вся надежда на вашу творческую натуру.
— Ну ладно, ты, Бронька, все же не меняешься, все-то тебя на шуточки тянет, за что и ценю. Разумеется, есть некоторый опыт, в творчестве, я имею в виду, да и ты сам не бездарная личность, предполагаю, что твои друзья тоже не просто случайные люди в этом деле.
— Несомненно, этих ребят пригласил я вовсе неспроста, знакомы мы еще с мест не столь отдаленных. В начале девяностых вместе хлеб ломали и даже в смертном бою проверены все как один, вот я и вспомнил о ни, перед тем как заняться этим делом. Теперь все они люди состоявшиеся, не миллионеры, но каждый при своем деле, семьи, дети, все как у людей, хоть и отбывали, было дело.
— Да, вижу, что все вы люди серьезные, но это надо же, словно в кино получается, храм восстанавливать, да братки, а вы как раз подоспели.
— Семьдесят уже стукнуло, и правда, о родине все чаще задумываюсь. То, что тут имею — так, не особо, ну есть мастерская, закуток там же в магазине картин. Не так чтобы часто, но, бывает, колечко, серьги принесут, спаяю, так больше для души, чем дохода, да и ремесло практикуется, а без практики профессионал пропадает.
— Ну вот теперь тебе будет практика, искусство и шампанское, коль пожелаешь.
— Братцы, я сделаю все что смогу, вы не знаете, что такое искушение к творческому процессу, это панацея, лекарство от всех болезней. Давайте уже начинать, я готов и жажду видеть ту сумку с материалом.
— Да помню, как ты, маэстро, еще тогда говорил, мол, смотри на золото не как на драгоценность, а как на материал.
— Так правильно, для ювелира что золото, что бриллианты — это материал, из которого при желании и таланте возможно создать драгоценное изделие. Кстати, огранку мы предположительно сможем сделать во Франции, был у меня один знакомый мастер этого дела в городе Бордо.
— Ну да как раз там мы и встретились с маэстро.
— О как давно это было, двадцать лет, не меньше, с тех пор пролетело, словно стрела.
— Ты, если не сдает моя память, писал тогда картину под названием…
— «Время». Это моя любимая, она и кормит меня до сих пор, сотни я ее копий написал, правда, в отличие от других, самая успешная по продажам, так что мое «Время» и правда есть во всех сторонах света.
Остальные мужики только слушали, смотрели да удивлялись встрече старых друзей, которые видимо не одну собаку съели скитаясь в изгнании.
— А помнишь, как нас в аквалангах в этом же порту выудили из воды, когда мы с тобой в Америку собрались.
— Ну братцы, вот вы даете, вы что, в аквалангах до Америки доплыть собирались?
Викалик папарацци в недоумении задал вопрос, этим вызвав общее веселье.
— Да, а что… мы, брат, плыли к контейнеровозу, который должен был вскоре отправиться по маршруту Колумба. Мысль была такая: под покровом ночи втихоря забраться на борт и вместе с ним таки отчалить навстречу приключениям. Да не тут-то было, но стражи порядка были очень удивлены, когда мы изложили им свой дерзкий план. Кстати, вполне реализуем он был, если бы только нас не засекли эти бездельники.
— Ну и благо, что не удалось, а то мало ли чего в той далекой Америке с вами могло случиться, и не веселились бы мы тут за бокалами хереса…
— Надо посмотреть в интернете, может, Егор объявился.
Виталик раскрыл свой планшетник.
— И скажите, что интуиции нет как таковой, вот он, оставил сообщение. В России, в самой столице, бродяга, и, разумеется, будет рад нашей встречи.
— Ну так забивай стрелку недели через две. Я полагаю, к тому времени мы уже доберемся до Санкт-Петербурга, хотелось бы проделать примерно тот же путь, что и тогда.
— В смысле?
— В смысле таком, что будем стартовать из Питера.
— На днях ведь по-любому отправляемся, но до того «Тойотку» набьем моими инструментами, их я никак не могу тут оставить, пригодятся при реставрации храма, да и вообще, «русские ведь своих не бросают», а они не просто неодушевленные железки, это, мои дорогие друзья, нечто большее, чем бездушные железки, я вместе с ними свой хлеб долгие годы зарабатывал, так что пошлем их контейнером. «Тойота Хайлукс» — лучший рабочий джип в мире, и поверьте, она нам еще очень пригодится в России. Сами долетев до Питера, дожидаясь контейнера, сможем спокойно провести подготовительные работы, хотя поначалу ничего особенного предпринимать не стоит, в смысле пока брюлики не в руках. Как знать, все ли пройдет как по маслу, говорят ведь, что «если хочешь рассмешить Бога, ты расскажи ему свои планы». Так что будем действовать без спешки, господа.
Все были с ним полностью согласны, кроме художника. Затылок почесав, решил таки внести некоторые изменения во всеми одобренном проекте дела.
— С вами, ребята, я согласен, но в мои годы срываться с места уже не так-то просто, вы езжайте, добудьте камушки, а когда они уже будут у вас в руках, там и посмотрим, и даже не так, вам по-любому приодеться их перевезти во Францию на огранку. В общем так, на связи будем и то.
— Без проблем, старина, как скажешь, ну а родину повидать не желаешь, что ли? Не беспокойся, дорожные расходы концессия берет на себя.
Бронька в стиле классика продекламировал.
— Ну если расходы не предстоят, то, конечно же, за компанию было бы грех не поехать, ведь и я не был там с тех пор, как улетел в начале девяностых.
— Вот и хорошо, только не заехать бы нам в Бордо к твоему знакомому огранщику, так сказать, для уверенности в том, что он возьмется за это дело, ведь, поди, тоже не молодой.
— Резонно, а потом мы можем вылететь из Франции, какая разница.
— Да никакой. В общем так, мои престарелые гангстера, отправимся мы по местам боевой славы.
— Словно в кино, я обязательно опишу наш вояж, господа.
Виталик, словно уже музу за талию обняв, с огоньком творчества в глазах заявил с нотой оптимизма в голосе.
— Эти папарацци неисправимы, ты что, никак на мусоров шпилить стал, брат?
Гриша почти серьезно вставил старую зековскую шутку. Ведь тот, кто пишет, в тех местах не столь отдаленных невольно попадает под подозрение, дескать, «кумовьям малявы строчет».
— Знаете, братцы, а ведь Гришка не так-то и далек от истины, дельце наше не совсем сходится с его величеством законом, а мало ли его записи попадут куда нам не надо?
Андрюха, умом коммерсанта быстро проанализировав ситуацию, выдал черновик бизнес-плана.
— Так пусть пишет, но в виде произведения искусства, книгу пусть пишет, дескать, фикция, а там смотришь — и фильм получиться.
— Да тут, смотрю, далеко не дураки собрались, Бронислав Юревич.
Маэстро вдохновенно произнес, всем подряд заглядывая в глаза.
— Не обижайтесь за мой пристальный осмотр ваших лиц, друзья, просто вижу вас в первый раз, и столько вдруг разношерстной информации. Ведь знающий глаз может много прочитать с лица оппонента, а я еще и художник.
— Никаких обид, маэстро, разглядывай, сколько угодно, но на этих лицах проказы ты не рассмотришь. Эти ребята проверены в бою…
Бронька не преминул еще раз порекомендовать своих старых друзей.
— Да не проказу ищу я, ребята, это профессиональное, понимаете, художнику, чтобы написать хороший портрет, надо ведь тонко изучить лицо заказчика, а там заодно, смотришь и сквозь него видно. Целая философия, братцы.
— Маэстро, что возразишь.
Гришку не надо было дважды убеждать.
— Главное, ребята, не зазнаться, да что вас учить, все вы уже ох как ученые.
— Да блин, некоторые аж по три университета окончили, от звонка до звонка…
— Неважно, кто сколько и каких вузов проходил, а все мы учимся в университете жизни, и к этому возрасту даже двоечник уже должен хоть что-то понять.
— Егор отвечает, что будет на месте без промедлений.
— Надеюсь, ты не писал прям открытым текстом, что за брюликами подаемся.
— Ну, братцы, вы что, перед вами папарацци, мастер слова и пройдоха… мы собираемся на слет пионеров. Вот только об том не беспокойтесь, о чем бы я ни писал, но уж по моим текстам то под нас не подкопают.
— И да поможет тебе твоя муза, наш друг.
— Всегда готов, уважаемый Маэстро.
— Вот видите еще раз, ведь не зря сказано, мол, каждому свое… вот он хочет писать, значит, это его, Гришка, золотишко мыл по жизни, так вот им он и занимается до сих пор, Андрюха коммерсант в душе, этим и занимается, видите, ведь истину глаголил тот, кто некогда изрек, мол, каждому свое. Ты, Бронислав, строитель, так строить и задумал, этот раз все получится, быть может, не без ухабов, но опыт уже есть, а значит, будет все ок, я в это верю.
— Звучит словно благословение маэстро.
— Считай как хочешь, но я тобой гордился уже раньше, хотя и не предполагал, что наше знакомство перейдет вот в такое русло, а теперь и подавно горжусь тобой, мой ученик, ты вырос.
— Ребята, всех вас понимаю, и сам на той же высокой волне, чуть ли не адреналин, эйфория какая-то, да неудивительно, это предвкушение великого дела.
— Да, так оно и есть.
— Не обессудьте, я должен вам сказать слова покойной уже матушки моей. «Ты покинешь родину надолго, будешь говорить на языках и станешь известным на весь мир, сынок». Заметьте, две первых части пророчества уже сбылись, известным стать не стремлюсь, но если судьба, то от нее ведь никуда не деться.
— А Шапокляк говорила, что «хорошими делами прославиться нельзя». Ведь помните тот мультик, о Чебурашке и крокодиле?
— Ну ладно, не о славе тут базар идет, но говорить о нас скоро будут по-любому, нарисуемся ведь не на шутку, братцы, я должен вам сказать, что камушки не совсем мои… Был, а может, до сих пор и есть, некто господин Светловский, имейте в виду.
— Эту информацию я обещал раздобыть из глубин интернета, ну-ка глянем. «Господин Светловский был застрелен на пороге своего офиса еще в 2000 году». Вот такой вот развал, братва, было суждено, походу дела, отойти ему от дел.
— Ну, Виталий, хоть при разговоре о покойном попробуй пользоваться прозой.
— Полагаю, сей великий человек был столь достоин, чтоб о нем стихами выражались.
— О, будь по-твоему, поэт, ведь возражений тебе нет.
— А походу, им обоим не храм восстанавливать, а написанием стихов заняться надо.
— Вы ведь знаете, маэстро, раз артистизм в крови, то он может принять самые причудливые формы.
— Так тут одни артисты и собрались.
— Разбойники с большой дороги.
Гришка предложил классический вариант.
— Нет не так, а пенсионированные гангстера. Лучше звучит?
— Ну, Виталик, твоя версия, конечно же, бесспорна.
— А какого черта тебе вдруг свою тачку приспичило посылать морем в Россию? На месте прикупишь, какую душа твоя пожелает. У меня лексус, тоже джип, между прочим.
— Андрюха, я же сказал, что своих не бросаю. И потом, это не просто, брат, тачка, это суперджип, лучший в мире из тех, что созданы для жесткого пользования, вон, даже террористы на них по своим пустыням отваливают, да и не только, тут целая философия, друзья мои дорогие. Еще двадцать пять лет тому назад, на том же месте, куда мы отправляемся, мне пришлось оставить такую же техничину, только на одно поколение старше. Признаться, они почти ничем не отличаются, так, по мелочам внешнего дизайна, а техническая составная практически та же. Да это неважно, тойотка, братцы, там очень пригодится, ведь на ваших паркетниках в те места лучше не соваться.
— А может, вообще взять да на вертушке метнуться, ведь есть там на доступном расстоянии возможность арендовать вертушку.
— Да прям, не говоря о стоимости такого предприятия, так плюс ко всему лишние люди, в смысле пилот, спешка опять же, а мне хочется полезное совместить с приятным, так, чтобы сохранить независимость от кого-либо. Пацаны, надеюсь, вы разделяете мою точку зрения, спешить-то нам некуда уже, давайте впредь поступать так, чтобы с чувством, толком и расстановкой, как моя покойная бабушка Анастасия частенько приговаривала, да будет земля ей пухом.
— Резонно глаголишь, Бронь, а также имеешь и право на это, ведь дело, по сути, твое личное, благодарю, что позвал, мы тут с пацанами посоветовались и решили, конечно, чем сможем поможем, но нам ничего за это не надо, да и, надеюсь, все остальные того же мнения. Двадцать пять лет за кордоном пробыть, выжить и мразью не стать, да тебе медаль надо отлить, ведь другой уже давно сгреб те брюлики в охапку и поминай как звали.
Гришку, видимо, пробило на лирику.
— Извини, что перебил, да, Бронька, мы с пацанами все не перестаем удивляться твоему поступку, так оно есть, правда, и раз уж на это пошло, то, конечно же, мы тебе поможем в твоем деле чем сможем.
Виталик, человек с даром оратора не смог сдержать поток красноречия.
— Все мы, прожив свои годы на родине, даже представления не имея о твоих странствиях, каждый по-своему, но преуспели, жаловаться, по ходу дела, никто из нас не жалуется, а ты молодец, что объявился, да еще и всех нас собрал, и план у тебя достойный, да и вообще, братцы, давайте мы выпьем за этого бродягу, за блудного сына, и пусть нам повезет.
— Ну надо же, и так бывает.
Гришка разливал еще по маленькой.
— Да, братцы, поблуждал аж по самые не балуйся, а теперь на Русь, домой хочу, надо на могилку матери заехать, проведать, и не только ее. Много мест, куда хотелось бы заскочить хоть на минутку, а где и побыть денек-другой. Посмотрим, как там карта ляжет.
Глава 8
Вечер они провели в такой вот веселой эйфории, да заслужили старики, пусть уж оттянутся самую малость.
Ведь немалый путь их еще ожидал впереди, а тем временем, все новые и новые волны «как бы беженцев» уже захлестывали матушку Европу.
Бомбы терористов-смертников уже рвались тут и там, в мире начиналось нечто невообразимое.
Самое страшное из возможных вариаций насилия, неожиданный теракт, стал чуть ли не повседневностью.
Чего оставалось ожидать старушке Европе… ужас кошмарного будущего неумолимо окутывал цивилизованный мир.
Ближний восток уже полыхал во власти братоубийственной войны, «братья» друг друга бомбили, особо не беспокоясь о последствиях, а господа великие мира сего в глубоком упоении трудились над шлифованием умопомрачительных в своем коварстве бизнес-планов по поставкам новых партий оружия в руки обезумевших людей, дабы те уничтожали друг друга.
Далеко идущие планы великих мира сего не включали таких отделов, как милосердие или гуманитарность.
Да ладно, оставим политику политиканам, а сами, мой уважаемый читатель, вернемся к действию наших героев.
«Тойоту», максимально груженую строительными инструментами Бронислава, поместили в контейнер, и из порта Кадис морем отправили в Санкт-Петербург.
Дилер транспортной компании «Маерск» уверял, что доставка будет осуществлена в течение двух недель.
Сами господа кладоискатели на арендованной автомашине отправились во Францию, чтобы в Бордо встретиться с огранщиком драгоценных камней.
Особого труда не составило договориться с мастером о предстоящей работе, тот даже обрадовался столь великой чести, ибо, судя по описанию, дело предстояло весьма доходное, если не учесть предвкушения еще и в творческом успехе.
— Можно понять старика, ну когда ему еще раз выпадет шанс на работу такого масштаба.
Маэстро со светлой завистью в голосе как бы сам себе пояснил блеск в глазах старого мастера огранки.
— Да уж, и тем более получить щедрое вознаграждение, ибо условились мы на весьма и весьма достойный процент при расчете теми же алмазами.
Это Андрей, глядя со своей колокольни бизнесмена, выдал ему характерный комментарий.
— Ошибаешься, Андрюха, старому огранщику оплата не так важна, как сам процесс, вот представьте себе, он берет бесформенный кусок минерала, долго его рассматривает, чтобы не допустить ошибки при решении, какой же из вариантов огранки лучше всего подойдет данному камню, с какой же грани начинать, дабы минимизировать потери объема и так далее. Это, братцы, глубоко творческий процесс.
— Ладно, братва, а теперь предстоит нам полет на родину, так что вперед, сначала до городу Парижу, оттуда и отправимся.
С Янкой они условились, что ей будет целесообразней остаться на месте, в Испании, квартира на побережье и дачка в горах, а там два кота, пес, курицы и даже пчелы — за таким хозяйством кто-то ведь должен присматривать. Она с удовольствием согласилась, но при условии, чтобы он не смел оставаться без доступа к интернету.
— Ох уж эти современные технологии, ну не может человек уединиться даже в Сибири. Куда же я денусь, без тебя, дорогая, мне жизнь не представляется возможной.
— Это я знаю уже шестнадцать лет как, но ты не забывай, куда собрался, из курорта в тайгу, будь осторожен, умоляю. И ведь нужна тебе вся эта затея, жили себе спокойно, тут на тебе, понеслась.
— Дорогая, но ты ведь была в курсе практически с начала нашего знакомства, что однажды я отправлюсь за своим кладом, ну и вот оно, время настало.
— Благо с добрыми намерениями в душе ты туда отправляешься, а все равно неспокойно, но будем надеяться на положительный исход.
— Дело жизни, ну неужели меня ждет провал, чай, не молодые уже все мои компаньоны и всяк отдает себе отчет в том, что собирается делать. Алчности в их глазах я не наблюдал, все самодостаточные люди. И в конце концов, ведь Богу угодное дело начинаем.
— Ох вы, пенсионированные гангстера, берегите себя.
— Береженого, брат, и Бог бережет.
— Это ты славно подметил.
— Да не беспокойся, дорогая, мы еще с тобою потанцуем, и не раз.
— Ну что же, разве тебя возможно остановить? Поезжай, а я тут молиться за тебя буду. Конечно же, однажды в любом случае поехал бы, ну не оставишь же сумку с камнями там на всегда.
— Было дело, думал сыну доверить свой клад, но что он с ним делал бы, скорей всего попал бы в неприятности, даже трудно представить.
— То, что ты собираешься на вырученные средства реставрировать храм в родном краю, намного лучше, чем просто отдать камни молодому человеку, неровен час, беду накликал бы, а потом остаток жизни сам себя проклинал бы. Это самое серозное решение, что только и было возможно ожидать от тебя Бронислав.
Облачное небо не позволило созерцать родные просторы из иллюминатора самолета, но когда стюардесса сообщила о том, что лайнер вскоре приземлится в городе-герое Санкт-Петербурге, его душу словно теплой волной окатило противоречивое чувство.
Двадцать пять лет.. половина его сознательной жизни, о Господи, спасибо, что дал шанс на возвращение.
Изменилось все до неузнаваемости, словно никогда тут не бывал, вдруг все вокруг его заговорили только по-русски, это было самым удивительным фактом.
Мозг, за четверть века привыкший к совершенно другим языкам, чуть ли не взбунтовался.
— Братцы, давайте мы поедем прям в баню, ведь полжизни как мы с маэстро не были в нормальной русской бане.
— Да запросто, вот только в какую вы пожелаете, уважаемые господа.
Молодой таксист, явно кавказец, но говорил на чисто русском, без всякого акцента.
— Бронька, брат, да нет проблем, под Гатчиной у моего приятеля есть небольшой мотель, там и баня и не только…
— Никаких «не только»… европейскую грязь бы отмыть, веник чтобы березовый, да пиво холодное с таранкой, эх-х-х…
— Будет и веник, и все остальное, теперь не то что двадцатью годами раньше, банщики о клиенте стали заботиться по высшему разряду.
— Вот не поверите, братки, а хочется без всяких там сервисов, как в детстве, баньку по-черному, да из парилки в сугроб.
— К сожалению, месяц май на дворе, господа эмигранты-репатрианты, так что придется довольствоваться холодным бассейном.
— Да давай, поехали уже. Нас пятеро, так что поедем на двух машинах, мы с маэстро сядем во вторую, оба эмигранты-возвращенцы, ребята, дайте-ка вы нам несколько минут побыть наедине, пока доедем, для обмена впечатлениями, так сказать.
Виталик сказал адрес таксисту, и они помчались по ухоженному шоссе.
— Вот ты какая, родина-мать, помолодела.
— А по-моему, это мы с тобой постарели, мой маэстро.
Единственные фразы, которыми они обменялись по пути следования до Гатчины.
Оба молчали и наверняка каждый о своем.
На самом деле, родина вовсе не изменилась, ну разве что стала немножко другой, более пестрой, ухоженной, что ли.
Эмоций не описать, их можно только пережить словно во сне, ему все еще не верилось, что, в конце концов, он снова на родине, и это все можно потрогать, а ведь тысячи дней и ночей он ее видел только в воображении.
Весна в России после коричнево-желтой Испании. Тут зелень прям обнимала, ласкала и благоухала, доводя аж до слез истерзанную душу скитальца.
Он глянул на сидящего рядом маэстро, тот тоже не прятал влаги в глазах.
— Ну вот и сбылось, эмиграция, словно трясина, всосала по самые не балуйся и ведь не отпускала, благо ты, Бронька, появился. Спасибо мой друг, спасибо.
— Да будет уже старина, давай мужаться, а то пацаны не поймут.
— Поймут, не дураки, славные у тебя друзья, Бронислав, эти не подведут.
— Не сомневался ни минуты, ведь говорю, они проверены в бою.
— Помню, ты еще в двухтысячном о них рассказывал.
— Давай, старик, сегодня выпьем и песен попоем, надо дать душе разрядку, а то так и до инфаркта недалеко, правда, сердце что у птички скачет.
— Ты слишком эмоционален мой друг, я старше тебя, а вроде ничего, держусь.
— Ну да, а у самого что в глазах, лук вроде бы не режешь?
— Тебе показалось, это от слишком пестрой цветовой гаммы, говорю тебе как художник.
— А, ну да, как сам не догадался, все это от весенних красок.
— Все-то ты понимаешь, и право, душу на изнанку выворачивает, но что делать, тут мы уже есть, радоваться надо, мой друг, радоваться.
— Ну ничего, сейчас в баньку завалимся, и пар наши души очистит.
— Хорошая идея тебя, Бронислав, посетила.
— Двадцать пять лет об этом мечтал, даже не верится.
Тем временем такси уже подкатывало к парковке у мотеля.
Небольшой комплекс, построенный в стиле русской деревни, добротные срубы из сосновых бревен и даже колодец с журавлем в самой середине двора.
— Да, словно в сказке, пацаны, не перевелись еще мастера на Руси.
— Кстати, срубы привезли из Прибалтики, латвийская фирма эту деревню построила, молодцы ребята.
Кузьмич знакомился, радушно приглашая в дом дорогих гостей.
— Банька будет готова часика через два, недавно как затопил, ты, Андрюха, мог бы и заранее предупредить.
— Так спонтанное решение, ничего, подождем, а пока по маленькой из твоих настоичек, Кузьмич, нам не помешает.
— Это мы мигом. Настя, накрывай на пятерых.
— На шестерых, Егор скоро подтянется, по пути говорили, он уже выехал из Питера.
— Ну вот и здорово, значит, почти вся «банда собиралась на совет…».
— Кроме Мурки, не хватает до полного счастья.
— Да обойдемся без дам.
Художник на правах старшего прокряхтел, но похотливую улыбочку скрывать все-таки не стал. Этот профессиональный ловелас и в свои семьдесят наверняка не отказался бы от молоденькой «натурщицы».
— Ох уж эти художники.
Бронька постучал по плечу маэстро.
— Одного только Снайпера не достает до полного счастья.
— В данный момент он живет в Иркутске, но без проблем в нужный момент пулей прилетит и будет ждать нас в Екатеринбурге, любой день, любое время, рад за всех нас, жив-здоров, при деле и так далее, вот так он отвечает.
Виталик, не расстающийся со своим планшетом, продекламировал.
— И что бы мы без тебя делали, наш папарацци. А говоришь, чем могу быть полезен? Во времена информатики и нанотехнологий совсем неплохо иметь своего хакера под рукой.
— Ну до хакера мне не дотянуть, но если такой будет нужен, то поискать обещаю.
Егор подъехал на корвете лимонного цвета.
— Да тебя за сто верст видать.
— Что делать, я всегда любил отличаться от толпы.
— Так как, выиграл свой миллион, побывал в городе мечты игрока?
— В Лас-Вегасе, конечно, побывал, а миллион, скорее проиграл чем выиграл, с переменчивым успехом, однако для души играть продолжаю до сих пор. Про меня ладно, а вот ты, Бронька, какими судьбами, да и вообще, старики, с чего вдруг собрались? Лет двадцать ни слуху ни духу от вас.
— Двадцать пять, брат, четверть века миновало как один день, виновник я, решил побеспокоить вас, господа, но всему свое время.
Кузьмич звал всех за стол.
— Перед баней обжорство не рекомендуется, а посему хозяйка предлагает легкие закуски, а уже потом накормит нас от пуза, не беспокойтесь, вот и мои настоечки: клюквенная, малиновая, хреновуха и медовуха, на дубовой коре и на тутовом дереве, абрикосовая, сливовица и даже инжировая.
— Да тут целая лаборатория, вот так, Кузьмич, по стопочке от всех — и сто пудов копыта откинешь.
— Вот, пробуйте, братцы, зацените по достоинству. И даже вдруг лишнего хапнете, уверяю, с утра головы будут в порядке, на себе проверено.
Конечно же, пробовали, парились и снова пробовали, вечеринка удалась на славу.
Было за что выпить и о чем поговорить старым приятелям.
У каждого была своя история, одна другой занятней, так что время не шло, оно летело, и лишь под утро угомонились престарелые гангстера, разойдясь по спальням.
— Бронька, все бы хорошо, но вот твой приятель Егор, хороший, конечно, он парень, однако нечестные у него глаза, шулер он, глубокий жулик и аферист.
— Да все мы хороши, маэстро, ведь не в гимназиях же благородных девиц обучались. «Нам лижут пятки языки костра, чужие сапоги натерли ноги, работникам ножа и топора, романтикам с большой дороги».
— Не ломай весь кайф встречи, о мой маэстро.
Бронька под хорошим камеркотом напевал песенку из мультика далекого детства «Бременские музыканты».
— Понимаю тебя, Бронислав, но когда ты излагал свой план насчет бриллиантового дела, глаза Егора блеснули алчностью нездоровой, уж мне-то поверь.
— Ну, маэстро, разве можно человека обвинять ради одного только взгляда?
— Как знать, как знать, бывает и вздох может многое предрешить, даже судьбу способен изменить, короче, брат, я тебя предупредил, будь с ним осторожен, и потом, если и есть тут некто лишний, то это Егор. Вот скажи, чем нам может быть полезен этот транжира? Он просто прожигает свою жизнь, ведь, судя по его рассказам, путного-то нихрена не умеет, кроме как в карты играть, грабить да богатых баб разводить. Красавец, отчаянный, конечно, из-под стражи бежал, но нам эти его достоинства ни к чему.
— Маэстро, да успокойся, хорош, то ли плох, но тут он уже есть и от этого нам не отмахнуться. И потом, я не думаю, чтобы он был бы способен на нечто непредсказуемое и умышленно направленное против своих старых приятелей. Да ну, маэстро, он ведь в курсе, с кем дело имеет, и в конце концов, может ведь быть, что тебе показалось.
— Да дай Бог, чтобы так оно и было, но помни, я тебя предупредил.
— Способный на нечто подобное человек по меньшей мере должен быть шизофреником или конченной тварью, напрочь утерявшей совесть и мораль.
— Он далеко не дурак, в покер слабоумный не может играть, но его таланты направлены не на благие дела, а как раз на оборот.
— А мы попробуем его направить в правильное русло, быть может, у него просто не было такой возможности. Надо дать человеку шанс, я думаю, из него получится неплохой снабженец и повар.
— Снабженец шлюхами, проблемами и прочими нехорошими сюрпризами.
— Ну, маэстро, ты неумолим.
— Что делать? Я же говорил, что глядя на лицо человека, о нем можно многое разузнать и даже больше.
— Охотно верю, но обратного пути у нас ведь просто нет, спокойной ночи, мой друг, скоро утро, а мы тут все терки трем.
— Да, утро — оно мудренее.
В хостеле у Кузьмича они отдохнули еще целые сутки, поправили физические и духовные силы, приняли еще одну баньку, составляя план своих дальнейших действий, условились о следующей встрече на том же месте и только тогда отправились каждый по своим делам.
Спешить было некуда, так как «Тойота» еще была в пути, и, судя по расписанию, контейнеровоз должен был прибыть в Санкт-Петербург через неделю.
— Мне некуда податься, — заявил маэстро. — А посему, погощу-ка я тут, на месте у Кузьмича, на малую родину что в окрестностях Алма-Аты за недолью не метнешься, так что давайте, братцы, дерзайте.
Егор с удовольствием одолжил Броньке свой корвет, и они все расстались ровно на десять дней.
До боли знакомая дорога в родные края ничуть не лучше качеством, чем и была четверть века назад, порой казалось, как будто он и вовсе никуда не уезжал.
Те же березы и ели стояли, помахивая верхушками, словно старые приятели, его узнавая.
Такие же грязью убрызганные фуры не спеша ползли по не очень ровной, но родной трассе, а мысли блуждали от одного брата к другому — к кому первому заехать. Он не сообщал о своем приезде, будет сюрприз.
Дочка с зятем и внуком недавно приезжали к нему в Испанию, они жили и работали в Италии, оба зубные техники. Познакомились еще в студенческие годы, создали семью, родили сына. Чего сказать, молодцы и только, дай Бог им здоровья, а остальное у них уже есть.
Сын — тот художник, большой мастер по татуировкам, то он в Норвегии, то колит где-то на островах Средиземного моря, гостил у него в Испании пару лет назад, молодой, ему еще мир познавать хочется, в данное время говорил, что есть какой-то крутой клиент в Прибалтике, так что находится в Риге.
Инна, жена, мать его детей, она, конечно же, не могла ждать его всю свою жизнь, конечно же, был и наверняка есть у нее другой, но дети говорили, что домой, пока они выросли и стали жить каждый своей жизнью, она никого не приводила, умница, пусть будет счастлива, но надо бы заехать, проведать, поблагодарить за детей.
Он и сам ведь тоже жил с другой, Янка у него была чудесной партнершей, им повезло встретить на Канарах любовь, уже шестнадцать лет назад.
Инна удивительная женщина, как ей одной удалось вырастить двоих прекрасных детей, остается загадкой.
«Ей памятник при жизни надо бы поставить, а все из-за моей непутевой головы.
Ну надо же было учудить такое, что в прах разбил не только свою жизнь, а еще и жены, детей да родину покинул на четверть века.
Как могу кого-либо осуждать, раз сам вон какое устроил, о Господи».
С такими мыслями он вел машину по направлению к Ярославлю, в сторону, откуда был родом.
Отец еще держится, вот будет радости, может быть, хоть теперь все соберемся вместе.
Матушка не дождалась, ей эта жизнь выдалась такая, что уж точно не позавидуешь.
Надо же было пятерых родить, муж пьянствовал и издевался, до тех пор, пока выросли сыновья и смогли заступиться, но, видимо, здоровье уже было подорвано основательно, вот и ушла в свои шестьдесят.
Эх, жизнь моя жестянка, сначала к Инке заеду, а там посмотрим.
Глава 9
Дверь открылась, в проеме стояла она, без признаков эмоций на лице.
— Здравствуй, а ты все такая же красивая.
— Заходи.
В глазах бесконечная тоска о потерянном времени и совершенное безразличие к происходящему.
Букет роз он сам поставил в вазу на кухонном столе, оба присели на табуретки друг против друга и молча смотрели прямо в глаза, как бы пытаясь там что-то разыскать, не было слов, да в них они и не нуждались, ведь все и так ясно, жизнь прожита, ушла, как ледоход, как тот песок сквозь пальцы в детстве, и не вернуть уже им прошлого назад, это оба понимали.
— Ну вот, как-то так, любимая моя, прощения просить не стану, спасибо за детей, ты лучшая на свете мама, а я всю эту жизнь бездарно потерял.
— Да почему же потерял? Прожил, и в этом ты не виноват, видимо, так было суждено, и все тут. Ведь после драки кулаками не машут, не так ли?
— Спасибо за слово доброе. Да, жил как жил, пришлось немало поскитаться, но жаловаться на судьбу не смею, она меня оберегала от невзгод, как видишь, жив, здоров и планов наперед имеется немало.
Он вкратце изложил ей о своих намерениях.
— Здорово, ведь надо же пожертвовать целой жизнью, чтобы в конце ее отрыть свой клад и на него построить храм, нечего сказать, занятная получается история, ты ведь не только свою, а и мою вместе с детьми жизнь превратил в агонию, но пусть тебе повезет.
— Инна, дорогая, да ты ведь знала, что не было у меня другого выхода, не в тот рейс, так в другой был бы я застрелен по-любому! Разве не помнишь, что творилось в девяностые годы? Да, потерял четверть века, но ведь вернулся живым, теперь уж некого винить.
— Да я и не виню, всякое тут пережить пришлось, благо, не видно было, что у нас порой болталось в животах, об одеждах, обуви и говорить не будем, латала как могла, всякое видали, но, конечно же, прошло, вон, хоть и в нищете, но дети выросли, как видишь, а я заметно постарела, прошла уж молодость моя, растраченные годы, седину закрашиваю лет уж десять как.
— Ну да, и как всегда я виноват во всем. Ну неужели было бы лучше, если меня тогда в место Ивана пристрелили? Ведь чисто случайно мы с ним поменялись местами, ну захотел он тогда вести машину, а нет — та пуля была бы моей.
— Да, и был бы мертв, а так при живом муже я прожила вдовой, даже не знаю, как было бы лучше. Да и ладно, философствовать можно до самой ишаковой пасхи, конечно, хорошо, что жив ты до сих пор, извини, в сердцах можно всякого наговорить. Так, получается, жить будешь ты теперь в России?
— Посмотрим, но план на будущее вот таков как есть.
— Ну что же, от тебя всего можно ожидать, не изменился, Бронька, ты ни грамма.
— Да ладно, седина в бороде, теперь ведь оба мы уже и дед, и баба.
— Время пришло, да, дочка наша молодцом, а вот художник — он как ветер, весь в тебя, но благо дал Господь талант, не пропадет. Так, говоришь, решил ты отреставрировать наш храм? Ну да, быть может, и правильно, грешков, небось, не счесть за жизнь накопилось.
— Да уж есть с лихвой, но не в моих грехах тут дело, ведь я не зря тогда бежал, там сумка с камнями лежит уж четверть века, и кровь на них, проклятия и твои слезы. Так вот, решил я их на дело благое пустить, быть может, так очистятся они, да и душа моя, по ходу дела, обретет покой.
— Так поступай, как совесть говорит, и пусть сопутствует удача твоим всем начинаниям.
— Благодарю. Послушай, ты ведь бухгалтер, а мне вскоре будут нужны подсчеты, ибо дело-то легальное начинаю, и было бы здорово, чтоб ты мне помогла.
— Все сделаем в лучшем виде, но пробуй хоть этот раз без крови обойтись.
— Да уж постараюсь, мне эти брюлики сначала обработать надо, продать их и легализовать финансы, а то ведь, кроме шуток, налоговая хвост прищемит, и плакали все планы бродячего артиста. Считаю, что было бы неплохо открыть благотворительный фонд, за счет восстановления храма и как-то так все это дело двигать мало-помалу. Видишь как получается, ты желаешь благое дело свершить, так и тут вынужден с хитростью действовать, а то ведь отберут.
— Да, ты прав, тебя ведь спросят, откуда, дескать, средства.
— Так и я о том же, так что надо сесть и схему разработать, но такую, чтоб не подкопаться.
— Ну все правильно, откроем благотворительный фонд на реставрацию храма, а ты потом, камушки продав, небольшими суммами из разных стран, от разных лиц, как бы пожертвования, будешь высылать денежки, а дальше уже я разберусь, что да как расписать.
— Вот и здорово, будем под старость снова при деле.
— Может быть, хотя бы из депрессии выйти удастся, а то я ведь на транквилизаторах сижу который год.
— Вот почему ты такая флегматичная, а то было подумал, что с ней? Тут пропавший муж в появился, а она хоть бы хны.
— Да, я и нервные срывы пережила, и не только, ну не железная ведь, благо вот доктор нашелся нормальный, выписывает снадобья, на них и держусь.
— Ну ладно уже, успокойся, будем при деле, а работа ведь делает свободным, и в конце концов, вот он я живой.
— Не беспокойся, я со своими нервишками справлюсь, вот ты смотри, чтобы снова чего-то не учудить.
— Нет у тебя доверия ко мне, да это и нормально, ведь что ни начинал, все получалось, но до поры до времени, так оно было, но будем надеяться, что этот раз обойдется без эксцессов. Ладно, с этим все ясно, теперь надо бы мне своих братьев да отца повидать, на кладбище к матери заехать, на все есть девять дней в запасе.
— Звони, мы с твоими братьями всегда были на связи, они ведь все эти годы нам помогали, очень хорошие люди, не бросили нас в беде. Долгий рассказ, но как-нибудь при случае, все еще успеется, надеюсь.
— Да, низкий им поклон, давай всех обзвоним, соберемся. Или поехали без звонков, будет им сюрприз.
— Да нет, наверно, ведь я не одна. Что скажет на это мой друг? Езжай ты один, встретитесь, вам и без меня будет здорово, а я и так счастлива, что ты живой вернулся, иди с Богом. А в деле я, конечно же, помогу, как и договорились.
— Ну да, не станем же мы теперь еще и сцены ревности разыгрывать, чай, не маленькие, ведь и я тоже живу с женщиной. Яна. Да ты ведь знаешь, детей в Испании мы вместе с ней встречали.
— Да, конечно, рассказывали, очень хорошая женщина говорят, принимала их как родных.
— Несомненно, да разве с кем попало я бы прожил столько лет.
— Ну вот и здорово, рада за тебя, а мне не так повезло, были пару мужиков, да не теми что надо оказались, теперь есть один друг, но вместе мы не живем, я хочу быть независимой.
— Да уж, ведь и правда, что каждому свое… кажется Сократ изрек эту фундаментальную фразу.
— Согласна, а жизнь все же полна неожиданностей. Кстати, а ты в курсе, что твой внебрачный сын вырос и стал скрипачом?
— Да, его я вообще еще не видел, папаша, нечего сказать.
— Так тоже можешь заехать, он со своей матерью живет в соседнем поселке, да ведь знаешь где искать. Спустя пару лет как ты уехал, она вышла замуж и родила еще одного сына, мы с ней до сих пор подружки. Какой же ты все-таки бабник, Бронислав.
— Так ведь каждому свое, какой уж был, ошибки молодости.
— Так был или до сих пор такой же есть?
— Горбатого могила исправит, не так ли?
— Ай подлец ты подлец, но все равно бабы тебя любят.
— А ты что, тоже до сих пор меня любишь?
— Надо подумать. Езжай уже, жулик ты жулик, а мне надо побыть одной, переработать информацию. Ну надо же, как снег на голову свалился.
Не стал он более задерживаться, поцеловал ей руки и поспешил восвояси.
Слишком много эмоций, так можно и инфаркт схватить.
Да уж, брат, истину пословица гласит, что старая любовь, мол, не ржавеет.
Глава 10
С братьями у отца они собрались в тот же вечер, только мужики, это был уникальнейший из всех вечеров, конечно же, употребляли, говорили, песни пели, ну как без этого, ведь столько лет прошло, видеться не чаялись уже, а тут — на тебе, вернулся блудный сын.
У всех троих его младших братьев жизнь сложилась по классическому варианту. Жены, дети, дома, у младшего даже внук уже родился, самодостаточностью от них веяло за километр.
Счастливые люди, у всех здоровье и успех, и только один Бронька под старость оказался у разбитого корыта, однако с грандиозными планами на будущее.
— Вот так вот, братья, все мы строители, кто на что горазд, вот и будем все вместе наш храм восстанавливать. Средства я раздобуду, и уже через год, максимум два мы преступим к руинам, надо порыться в архивах, найти чертежи, фотографии или эскизы, должна ведь быть хоть какая-то информация, помимо того, что мы сможем разузнать от старожилов. Мой сын ведь художник, может быть, он сможет по рассказам набросать хотя бы приблизительный облик. Кстати, один из моих друзей тоже практикует живопись, правда, он сюрреалист, но как знать, ведь может пригодиться. В худшем случае начнем с расчистки, размеры возьмем со старого фундамента, ну и оттуда наверх.
— Да не бойся, начертим, проект ведь по-любому нам нужен.
— Ну что же, раз два года у нас есть на приготовление, то как раз за это время, полагаю, мы сможем разобраться с бумажным делом.
Иван первым подхватил идею, он слыл первоклассным мастером внутренней отделки, а за ним и Петька с Пашей подключились к обсуждению планов.
Пашка — на всю область знаменитый кровельщик, имел немалый опыт, на его счету было уже три отремонтированных храма с куполами включительно.
Петька — тот занимался современной стройкой, и был одним из лучших подрядчиков в округе, на его опыте насчитывалось более чем достаточно успешных строек. Не ёговоря об особняках, что десятками были построены, а также спортзалы, ангары, областной железнодорожный вокзал был реставрирован его фирмой и принимал участие в реставрации усадьбы-замка еще петровских времен где-то в Подмосковье.
— Да, у нас тут мастеров всех мастей, дай лишь проект и материалы, хоть Зимний заново поднимем, а что нам одна церквушка.
— Вот и здорово, свои мастера, да я и сам, дело прошлое, попрактиковал в Испании не один лишь год. От фундамента до плитки знаю, как и что покласть, так что все вчетвером и будем этим делом заниматься. Так вот, братья, вы пока суть да дело, разберитесь с проектом. Раз уж у Петьки официальная строительная фирма, так его мы и оформим шефом строительных работ. Иван разберется с внутренними работами, ну а Пашке, значит, крыша остается. Стены возведем без затруднений, уж кирпичи-то класть умеем все четверо, то не проблема, людей хоть отбавляй, работников хватает, вот бумажную волокиту протолкнуть — то бывает сложней, чем сама стройка.
— Ну у Петра уж опыт в этом деле есть, и нужные знакомства, насколько понимаю, так что можно понемногу начинать. А мне еще немалая возня предстоит, до того как станет доподлинно ясно, сбудется ли мой план. В общем, будем на связи, братья, уже не пропаду.
У каждого по очереди пришлось погостить, так что время пролетело мигом.
Съездили они и к матушке на кладбище, помянули как положено.
— Можешь и не поверить, но твоя фотография у нее за стеклом серванта стояла, как икона.
— Не удивляюсь, она ведь знала, что вряд ли я вернусь, да так и не дождалась милая.
Он пересказал братьям тот последний с матерью разговор.
— Ну надо же, ведь почти сбылось, отсутствовал ты и правда достаточно долго, на языках уж говоришь, вот только известен каким образом можешь стать?
— Да в наше время это недолго, по интернету вмиг прославиться возможно, вот только какими делами — это другой вопрос.
— Бросьте вы, братья, что будет, то будет, за славой стремиться я не стараюсь, ведь могла та колдунка и ошибиться, и вообще, стоит ли ей верить на слово? Давайте лучше мы поедем ко храму.
Во время Красной Революции разрушенное, в руинах стояло некогда величественное здание.
Березы выросли и даже состарились на месте алтаря.
— Да уж… тут, братцы, придется попросту все срыть и заново начать с самих фундаментов, так будет проще, ибо эти руины реставрации уже не подлежат, дети мои.
«Шутки в сторону, тут все серьезно, Броня».
— И ведь прет же меня на пастырские замашки, да не берите в голову, братцы, просто мне на ум пришел один поп, кто на Канарах проститутками приторговывал, вот я и заговорил на лад священника.
— Разве и такие случаи бывают?
— Бывают, еще и не такие бывают. О, братки, будет время порассказываю.
— Короче, с этим делом нам все понятно, сначала ждем весточки твоей, ну а если положительный исход, начинаем хлопотать по проекту.
— Ну что же, раз так, то дальше нам все ясно, на этом и расстанемся, братья, но полагаю, что этот раз ненадолго. Как только выясню чего, дам знать.
По пути он завернул в тот поселок, где должна была жить мать его внебрачного сына, но дома никого не застал. Ничего, как-нибудь в следующий раз.
Зубы надо бы проверить по старой памяти у Зубочистки, но тоже пока что не беспокоят, значит, не срочно, успеется еще.
— А не постарел ли часом ты, бродяга? — Он задал сам себе вопрос и сам же на него ответил вслух: — По-видимому, что так, ведь раньше я бы мимо не проехал.
Нормально ли, раз человек с собою сам затеял разговор?
Да вряд ли уж. Наверное, схожу с ума, походу дела, попробуй, блин, все это пережить, не только что ума лишиться можно, а и в петлю залезть не ровен час готов.
Держись, браток, закончить дело надо, хоть кажется, что сил уж нет идти.
Снова на стихи бродягу потянуло, похоже, что записывать пора.
Чего не передумаешь, пока рулишь пять сотен верст по российским дорогам, особенно когда привык давно уже к испанским автобанам.
Глава 11
Навстречу никто не опоздал за исключением Егора, тот обещал подъехать лишь пару часов спустя.
— Ну, не военные действия обсуждаем, а ему как снабженцу так и вообще не велика задача — по заранее составленному списку поставить необходимые товары.
Виталик хорошими новостями нагружен, казалось, аж порхает, несмотря на то, что сидел за столом, уткнувшись в свой планшет.
— Благотворительный фонд, братцы, открыть не составляет никаких проблем: необходим бизнес-план, банковский конт, ну и личные данные владельца, конечно, а также необходимо создать веб-сайт, дескать, восстанавливаем храм, пожертвуйте, Христа ради, и так далее.
— Не богохульствуй, папарацци, тут все серьезно, а иначе молодец, дерзай, хотя еще рано, давайте сначала убедимся, что клад все еще на месте.
— И вот что, вдогонку, господа мои дорогие, дабы время зря не терялось, могу зачитать вам несколько строк из сценария будущего фильма.
— Во блин, валяй.
— Все начиналось в пересылочной тюрьме, в давно затертом году еще прошлого века, туда волею судеб были свезены из разных сторон необъятной родины шестеро разношерстных уголовника, брошены в одну из камер, где невольники и были вынуждены познакомиться. Ну как вам, каторжане?
— Интригующе, нечего сказать, но для сценария тебе стоит описать еще и мрачный облик того миллионами проклятого места.
— Бронька, уж мне-то поверь, сам знаешь, ведь есть с чего черпать информацию, так что общими усилиями, предполагаю, нам все удастся по высшему разряду.
— Даже не сомневаюсь, что страшилку о централке мы сможем написать.
— О том, как Снайпер хотел устроить охоту на лесника заодно со своей изменщицей-женой.
— Андрюха, спокойно. Вот чего-чего, а именно эпизод охоты на людей мы обязательно не пропустим.
— Вам говорю как опытный продюсер, что именно это и должно стать кульминацией картины, поверьте, народ любит подобные страсти.
— Вот же народ пошел: чем ужасней, тем милей.
— Значит, я пока суть да дело продолжу писать нечто вроде дневника, ну а потом уже обработаем, может быть, все вместе.
— Так и быть, хорошая идея, мой друг, дерзай. А мне, пользуясь свободным временем, надо метнуться до Питера, в порт за тойоткой. Кто со мной? Надо будет пригнать обратно корвет Егора.
— Ну, коль сам хозяин еще не объявился, если вы согласны, господа, съезжу с Броней я, а то вот уже десять дней как тут засиделся, пока вы по родным краям рассекали.
Никто не возражал, и Бронька с маэстро отправились за джипом.
— Ну как встретили родные?
— Великолепно, масса эмоций. Да брат, не передать, а в двух словах, пока не жалею, что вернулся.
— Еще бы, а я так оттянулся у Кузьмича, даже на рыбалку ходили, нет ничего лучше родины, хоть и рожден я в Алма-Ате, но и тут по старым рамкам советского союза чувствуюсь как дома.
— Знаешь, оставил я в зале диктофон возле камина, где все остались сидеть, Бронька. Еще Сталин сказал, что «проверка — это высшая степень доверия», а он был далеко не глупым человеком.
— Ну, старина, Маэстро, как можно? Неужели ты думаешь, что мои ребята станут плести интриги за моей спиной?
— Нет, так я не думаю, и вряд ли они станут вслух говорить о задуманной измене, даже будь они на это способны. Но, Бронислав, береженого, брат, и Бог бережет, порой одной случайно услышанной фразы достаточно, дабы предотвратить катастрофу, а ты тоже молодец, собрал всю кодлу, но чего уж там, теперь, конечно, поздно заднюю давать.
— Маэстро, не будь, пожалуйста, параноиком. Эти ребята проверены в бою, тебе говорят, и плюс, к тому же, они не требуют никакого вознаграждения за участие в моем проекте, а как раз наоборот — сами на свои средства отправляются со мной в путешествие и предлагают еще и всяческую помощь в реализации задуманного. Ну разве ты не веришь в их дружеские чувства ко мне? Понимаешь, нас всех объединяет мой проект, восстановление святыни, а всякий каторжанин глубоко в душе все же верит, что однажды Весы Правосудия Божьего рассудят все за и против, безошибочно определив, какой же кары всякий из нас честно заслуживает. Так что, брат, все вместе мы святое дело начинаем, ну а если кто-то из нас пожелает каким-либо образом обдурить остальных, то не думаю, что это просто так сойдет с его рук, ну а наказание ждать себя не заставит. «Тут ребята все простые, без дурных привычек» — так сказал классик, не я.
— Ну да, в тюрьме посидеть мне не довелось, но не жалею.
— Вот тут ты дал в натуре маху, мой маэстро, а при сильном желании еще можешь и посидеть, ты только скажи, мы это мигом.
— Да нет, спасибочки, мой друг, пусть это и неплохой университет, судя по многочисленным отзывам, но я предпочитаю все же пройти его заочно.
— Неплохая идея, особенно в преклонном возрасте, приятель.
— Полно шутить, а вот про Егора, я все же не уверен.
— Да ладно, снова зарядил, вон на его машине катим, не так ли?
— Как знать, быть может, он тебе ее одолжил вовсе не их благих намерений, а как раз наоборот, чтобы втереться в особое доверие, например. Как тебе такая гипотеза? Поверь, этот тип человека не знает угрызений совести и с легкостью кинет даже родную мать.
— Ну ладно, мой маэстро, может быть, ты и прав, но существует ведь и презумпция невиновности. Мы не можем обвинять человека в том, чего он точно не совершал.
— А когда совершит, то будет уже поздно, ищи потом ветра в поле.
— Достаточно тереть пустую солому, мой маэстро, поживем, увидим.
— Увидим, непременно увидим.
Маэстро при себе пробубнил и унялся, многозначительно замолчав.
Контейнер стоял на причале, фирма «Маерск» свои обещания выполнила в срок.
— Назад эту тачку поведешь ты, маэстро, только умоляю, педаль акселератора у нее уж очень чувствительная.
— Не беспокойся, мой друг, и не такими конями овладевали.
«Тойота» завелась без проблем, и вскоре путешественники вернулись в Гатчину, где команда уже в полном сборе их ожидала у накрытого стола.
— На обед Кузьмич предлагает шашлык из баранины. Гришка как раз дожаривает это чудо-блюдо, а нам остается утвердить всего несколько последних деталь, чтобы отправиться за Урал. — Виталик, ведя бухгалтерию на своем планшете, приговаривал, как и положено истинному папарацци.
— Значит так, Андрюхин лексус и Бронькину «Тойоту» грузим на платформу и отправляем до Екатеринбурга, сами тоже не спеша трюхаем поездом до туда. Там прибывшие джипы загружаем провизией и горючим под завязку и отравляемся в гости к старому Бронькина знакомому Тимуру. Два охотничьих карабина, два помповых ружья и три пистолета Макарова, полагаю, этого арсенала нам вполне достаточно, чтобы в тайге чувствоваться комфортно, а то ведь медведи, тигры, да и люди недобрые могут нечаянно повстречаться, судя по Бронькин рассказам.
— Да уж, могут, было дело, встречались.
— Признаться, к Тимуру заезжать даже не обязательно, если бы не ностальгия по событиям прошлого. Хочу встретить этого потомка Чингисхана, правду сказать, так и не выяснилось тогда, благодаря кому был застрелен Иван, действовал там ублюдок одиночка. Или по наводке того же Тимура снайпер был послан нам на перерез.
— Да, братцы, алчности человека нет границ, а уж восточное коварство славилось сквозь веки.
— Маэстро наш, будучи сам родом с той стороны света, полон подозрений и насквозь пропитан недоверием.
— Доверяй, но проверяй. — Это Егор кинул реплику, сверлящим взглядом рассматривая профиль художника, ему явно не симпатизировал пытливый маэстро, от Броньки не могла скрыться эта немаловажная деталь, но он промолчал, взяв на заметку, и в глубине души благодаря старого друга за своевременное предупреждение.
— Егор, тебе выпала должность снабженца, надеюсь, ты согласен и оправдаешь высокое доверие, как говорил великий Сталин.
Бронька шуткой попытался развеять секундное напряжение, просквозившее между приятелями, и кажется, это ему удалось.
— Так точно, капитан.
Егор отсалютовал на военный лад.
— Какие будут указания, пожелания, просьбы?
— Да вроде бы пока ничего особенного, кроме как надо купить всем нам билеты на поезд, может быть, не помешала бы пара палаток, туристический котелок, кружки, ложки, и так далее по мелочам, на случай, вдруг нам приодеться остановиться на несколько дней в тайге. Выгрузим мои инструменты из «Тойоты», тут, у Кузьмича, а вместо них как раз поместится весь скарб для путешествия.
— Кое что можно закинуть и в мой лексус. — Андрей не преминул напомнить о своем паркетнике.
— Тебе бы на нем хоть колеса на более серозные поменять, а то на низком профиле по тайге вряд ли далеко укатишь.
— Отправляйтесь за билетами, умники, колеса уже позавчера поменяны, так что проходимость моего паркетника ничуть не хуже вашей «Тойеты», сеньор.
— Билеты купим с помощью интернета.
— А на все остальное надо составить список, и мы с Егором отправимся за покупками.
Андрей с жилкой бизнесмена к делу подошел конструктивно.
— Ну вот и добро, организация, смотрю, работает.
— Не то слово, кипит, я бы сказал. — Виталик не переставал щелкать клавиши своего планшетника.
— И как только тебе удается писать свой дневник и одновременно общаться с окружающими?
— Профессиональное. Как раз в одиночестве я затрудняюсь творить.
— Да уж, не зря говорят, что папарацци — это диагноз.
— Причем безнадежный.
Хитро улыбаясь сквозь линзы очков, он продолжал записывать, пока что ему одному удовольствие приносящий текст.
— Теперь могу с уверенностью сказать вам, братцы, что в историю мы точно войдем, этот виртуоз клавиатуры наверняка не пропустит ни слова из текущих событий.
Глава 12
— На вот, послушай на сон грядущий, рекомендую.
— Ох старина маэстро, а не было ли у тебя случайно призвания стать ментом? Как можно будучи среди друзей пользоваться подслушивающими устройствами? Мне это кажется не этичным поступком, по крайней мере. А не знай я тебя до мозга костей, то и вообще получил бы ты по шее, грубо говоря. Но раз уж рекомендуешь, послушаю. Только давай договоримся: впредь это устройство больше не использовать, я его у тебя изымаю, вот так вот.
— Да ты послушай, потом будешь делать свои выводы.
Брезгливо приняв из рук маэстро наушники, Бронька прилег на диван.
— Андрей, что ты думаешь об этом предприятии? — В наушниках раздался пытливый голос Виталика, тот свой вопрос задавал, явно ради удовлетворения профессионального интереса.
— Ну что, посмотрим, Бронька, конечно, чудак, что решил свой клад реализовать вот таким вот образом, но не исключаю, что его старания даже окупятся. Неплохая идея с благотворительным фондом, а потом, как я уже ранее заметил, вполне реально снять даже фильм об этих событиях, кстати, рекомендую прихватить с собой камеры, кое-что можно будет запечатлеть по ходу дела, натурально-документальные кадры, так сказать, потом не помешают. Должно получиться нечто экстраординарное, если Виталик сможет написать достойный сценарий.
— Сделаю все что смогу, сюжет из ряда вон выходящий. Признаюсь вам, друзья, никогда я не был так заинтригован, аж прет в будущее заглянуть, уверен, мы заработаем на этом, если не миллионы, то известность уж точно.
— Сто пудов заработаем, идеи у Броньки просто блестящие, мое золотишко, в конце концов, будет использовано по достоинству. А так я практически сырьем торговал до сих пор. Новый уровень, лишь бы не спалиться в начале, брюлики-то не совсем таки чистые.
— Полагаю, Гриш, что проблем не возникнет, их только вывезти во Францию надо умудриться, а там отшлифуются и ищи свищи. Без криминала состояния не делаются, это всем известно испокон веков, а победителей не судят.
— Истину глаголишь. А по мне, так Бронька все же выжил из ума, разбазарит свои брюлики, так что никому вообще ничего не достанется.
— Егор, ты что несешь? Он к благородному поступку стремится, человек духовных высот, видимо, достиг, а ты только материальное вокруг себя видишь.
— Рулетку он видит, и кан-кан пляшущих красавиц в «Мулен Руж», нет ни семьи, ни детей, а у Броньки уже внук бегает, Егор, тебя человек от чистого сердца на благое дело пригласил, хоть что-то путное в жизни сделать шанс появился, так что не смей опошлить чистые помыслы человека. Он храм восстановить задумал, кроме шуток, к делу всех нас приобщив, это, братцы, не коммерческое предприятие, а высоко-духовное, кстати.
— Это где так златоискателя вдруг перековали? Да у тебя самого одни самородки в мозгах, а он о духовном заговорил, во бродяга, во дает.
— Да, Егор, время прошло, мы, в отличие от тебя, не только постарели, а некоторые даже и помудрели, так что, помимо материальных благ, еще и духовное видим, а тебя это удивляет, странный ты все-таки, браток.
— Гриша, дружище, да ты прям за священника канаешь. Тебя бы в рясу прикинуть. Походу, на новую церквушку уже глаз положил, так флаг, нет, кадило тебе в руки. Что до меня, то я, конечно же, с вами потусуюсь, раз уж честь оказана, но у меня на этот счет есть личное мнение, а точнее, похоже, что Бронислав умишком двинулся, перегрелся слеганца на испанском солнышке, вот такой развал. Но что же, ведь каждому свое, как он сам любит повторять. Грешки давят, под занавес замолить пытается, убивец как-никак, пойди, не только одна душа не его совести, вот откуда набожность пошла. Суда Божьего боязно стало, вот как я вам смею объяснить его благотворительность. Посмотрим, что из этого получится, мудрые вы мои, пойду я покурю на свежий воздух, поднадоели ваши нравоучения, господа присяжные.
— Вот вам пример, ведь бывают и неисправимые.
— Да нет, Витька, никто не исправляется, все остались какими были, просто все мы разные, и это нормально, даже хорошо, что у каждого есть свое мнение, а значит, и личность, иначе не было бы сравнения, ведь в спорах, как вам известно, рождается истина.
— Андрюх, пацаны, скажу вам честно, лично я движим исключительно предвкушением упоительно завернутого сюжета, а он и теперь уже обретает весьма интригующую форму. Что до Броньки, дескать, убийца и так далее, но ведь судом он был оправдан, перед Богом ответ ему держать, не перед нами. Зря Егор на него наговаривает. Ну есть клад у человека, так он и право имеет им распоряжаться по своему уму, а нас позвал ради старой дружбы, ну и конечно же, понимает, что одному с таким планом не справиться.
— Все он правильно задумал, братцы, вот увидите, фильм получится что надо, главное, суетиться не надо, всему свое время господа, говорю вам как бизнесмен. Почет и уважуха Брониславу.
— Да уж, маэстро, стоило послушать наших друзей, хоть это и не этично. Но впредь, умоляю тебя, больше не предпринимай таких действий по моральным соображениям, а неровен час братва об этом узнает, да стыдобоха. И поверь, они обидятся и уж точно не простят.
— Да вытру прям сей же час, но это было сделано ради твоих же интересов, Бронь, ну вот закралось в мою душу предчувствие насчет этого Егора, а больше и слушать не требуется, знаешь, чем кто дышит и ладно. Предупрежден — значит вооружен. Надеюсь, сию мудрость народную ты должен знать и уважать.
— Ну ладно, маэстро, ладно, будет уже меня уму-разуму учить, поди и сам не малый уже. А что до Егоров изречений — их тоже по-разному можно трактовать, ведь есть в его словах большая доля правды. Да, есть на мне кровушки немало, аж по локти, брат, и правда боязно мне с годами становится, и неспроста я храм восстанавливать собрался, так оно и есть, хотелось бы душевный покой вымолить под старость, тебе ли не понять. Игрок он, Егорка. Конечно, на моем месте, один сам отрыл бы камушки, и сам их успешно проиграл бы в первом же казино, вот и кипишует. Ничего, надеюсь, со временем поймет, что к чему, когда храм восстановленный увидит, а я его уже во всей красе созерцаю, красавец будет, с тремя куполами. Так, маэстро, чтобы больше шуточек с диктофонами и частными расследованиями не повторилось, Пинкертон блин старый.
— Не обижайся, я тебе только добра желаю.
— Да понимаю. Хорош, пошли давай в жилую, пропустим еще с пацанами по виски и отдыхать, завтра много дел.
Андрей спокойно пыхтел сигарой у камина. Судя по его комплекции, этот человек знал толк в гастрономии и прочих удовольствиях, жил себе спокойно, с уверенностью в завтрашнем дне.
Егор получив свой «Корвет», сослался на неотложное свидание с воздыхательницей, на ночь глядя умчался до Питера.
Виталик, сидя в кресле-качалке стучал по клавишам, впрочем, как и всегда, не пропуская возможности подслушивать разговоры и в нужный момент задать еще и наводящий вопрос.
— Так, завтра что, все вместе едем в «Гостиный двор» за покупками?
— Именно так, хоть у нас и имеется официальный снабженец, но в этот раз при заготовке должны участвовать все, чтобы чего не пропустить. Нет — то в тайге хватимся чего, а будет так, как у некого кавказца: хочешь? хочу! А нэт-ту…
Гришка цитировал концовку грузинского анекдота.
— Окей, господа, давайте отдыхать уже, а то мозги закипят, или правда, что я сума уже спятил. Давят грешки бывалые, походу, в духовный семинарий поступить надо бы, пока не поздно, чтобы при своей, личной церквушке проповедовать затем.
— А что, неплохая идея, встретить старость, распевая литургии под расписными сводами храма, а мы тебя навещать по праздникам будем.
Андрей многозначительно щелкнул по кадыку.
— Именно, по праздникам, распоститься чтоб винцом церковным.
— Шуточки в сторону, господа бывшие каторжане, вам причаститься бы сходить перед путешествием весьма опасным, а то мало ли что, богохульники этакие.
Бронька не то в шутку, не то всерьез посоветовал приятелям уходя на покой.
— И правда, стукнулся старик, походу, головой, ну ничего, благо в положительную сторону похоже.
Гришка тоже откланялся и удалился в свою комнату.
— Запиши ты, Виталь, и сею деталь. Давай до завтречка, спокойной ночи, писатель, а я выйду еще погуляю по свежему воздуху на сон грядущий.
Андрей тоже удалился, а Виталик, втянувшись в творческий процесс, только мотнул головой и начал новую главу о том, как искатели приключений завтра с утра отправятся в путешествие за Урал.
Глава 13
За утренним кофе Андрей завел деловой разговор.
— Друзья, все хорошо, досюда мы добрались каждый за свой личный счет, хоть Бронька и настаивал на покрытии расходов, это ладно, но дальше, я полагаю, надо разобраться, как, кто и на каких условиях будет кредитовать дальнейшие действа. Мое предложение таково: средствами располагая, смею предложить финансировать предприятие на беспроцентных условиях до тех пор, пока и будут реализованы брюлики. Разумеется, бухгалтерию придется вести со всей ответственностью, как говорится, дружба дружбой, ну а денежки врозь.
— Никаких проблем, бухгалтер, у меня есть и уже контрактирован, тем более из своих, это моя бывшая, мать моих детей, Инна, лучшего счетовода нам не сыскать, у нее кредит с дебитом сходится уже лет этак тридцать.
— Вот и здорово, Бронислав, значит, заключили мы эту сделку, пару деталей господа, и мы сможем трогать в дорогу. Ведь лучше всего обо всем договориться на берегу.
— Всем участникам предприятия предлагаю учредить некий минимум-зарплату, что ли. Ведь вряд ли кто согласится тянуть лямку, пусть и Богу угодного дела, совершенно бесплатно.
— Давайте мы сначала доберемся до места, откопаем алмазный кейс и тогда уже будем говорить об финансировании предприятия.
Бронька предложил свои условия.
— Вас собрал я, оторвал от дел насущных и посему дорогу и другие расходы желаю взять на себя лично, сумку отыщем, вот тогда и решатся все дальнейшие финансовые вопросы, конечно же, бескорыстное предложение Андрея отвергнуть было бы глупо, расходы потребуются по-любому, но уже после того, как убедимся, что камни у нас в руках.
— Точно так, но, Бронька, на путешествие предлагаю жертвовать каждому по возможности, причем тут чтобы ты один всех спонсировал, не нищие же поди, сами с усами, так что позволь до Урала и обратно до Питера, прям до Кузьмича, давайте скинемся все вместе и то, будем считать, что отправляемся в развлекательную поездку, ведь как знать, найдем ли мы там четверть века назад Бронькой оставленный саквояжик.
— Правильное решение, Гриш, так и поступим. — Виталик оторвался от клавиатуры, достал внушительного объема пачку долларов и бросил на стол.
— Тут не так много, всего три штуки мелкими купюрами, но полагаю, что с каждого по столько будет как раз, признаться, заранее рассчитал.
Все согласились с таким решением вопроса, собрались и поехали в Питер, Егор, по уговору, их должен был ждать у «Гостиного двора».
Собраться в путешествие такого рода лет этак двадцать назад, когда в напрочь раздробленном Советском Союзе невозможно было купить даже продуктов, не говоря уже о туристическом инвентаре, было бы непосильной задачей, но в семнадцатом году двадцать первого века это заняло всего пару часов.
«Гостиный двор» буквально ломился от товаров, так что приходилось даже отбиваться от назойливых торгашей, которые, поняв, что эти ребята собрались потратиться на снаряжение, буквально завалили их предложениями товаров разного рода.
Тут предлагалось все: от скалолазных ледорубов до спасательных жилетов для байдарщиков, так что бриллиантовая экспедиция, как стал подшучивать Бронька, была упакована аж по самые зубы.
Кстати, о зубах, о них тоже позаботились на славу, ну не впроголодь же отправляться за Урал, так что всего заряжалось прям ящиками: консервы вроде тушенки, ветчины, томатной пасты, горчицы, галеты вместо хлеба, мешок гречневой каши, разные колбасы из вяленых сортов, лук, чеснок, оливковое и подсолнечное масло, ну и, разумеется, спиртное, без которого такая толпа кладоискателей, обойтись, конечно же, не могла, тоже припасли с избытком — уж лучше пусть останется, чем чего-то не хватит, тем более что бутылка водки в глубинке Сибири порой может сослужить гораздо большую службу, чем денежная купюра.
Оставалось всего-то погрузить машины на платформу и самим занять места в уютных купе бизнес-класса, а затем из увесистых дорожных сумок достать цыплят табака для полной классики жанра, зелень, водочку да игральные карты для коротания неблизкой дороги.
Замелькали пейзажи за окном вагона, друзья разогревшись первыми, а затем и вторыми ста граммами беленькой, завели разговоры, каждый о своем, а Бронька, хотя и не курил, вышел в тамбур, душа его вдруг вернулась в те места, где не был он: вот уже двадцать с лишним лет миновало по воле Божией.
Там лежали не только алмазы, покоился там еще и прах его хорошего учителя и товарища Ивана.
Эх, старая башка, мог бы для могилы друга хотя бы небольшую памятную плиту заказать, растяпа, ну ничего, наверняка ведь у Тимура есть знакомый мастер, состряпаем на месте.
Да уж, как благосклонна была твоя судьба: не поменяйся они тогда местами за рулем, та пуля, выпущенная снайпером, пришлась бы именно ему, и не было бы в таком случае всей этой эпопеи длиной в двадцать пять лет, а лежал бы ты на месте Ивана, под мхом давно порощими каменьями, вот так вот, уважаемый Бронислав Юревич.
Он стоял в коридоре вагона, как когда-то так же лбом упершись в прохладное окно, и в какой то момент, как будто и не было этих лет, словно дежавю, казалось, вот-вот — та самая проводница-проказница из своего купе высунет кудрявую головку и многообещающим жестом позовет на чай, храпун Иван, останется один дохрапывать эту ночь, а он уединится со жгучей шатенкой и с удовольствием даме докажет, что она не ошиблась при выборе партнера.
Но чуда не произошло, в реальность его вернул старый друг.
— Ну хорош уж киснуть, старина, ты явно бродишь в прошлом, это прям струится с твоего морщинистого лба, иди вон, выпьем по сто грамм, уверен, что попустит.
— Виталик, папарацци, да ты не только что поэт, еще ведь и психолог.
— Да ну, мне медицинских вузов проходить не довелось, но по нахмуренным бровям определить труда не составляет, друг, душа твоя, печальным шлейфом вита, кометой в пройденный тобою путь стремительно летит.
— Ты записывай, чудак, а то ведь прозу прям стихами выдаешь, не замечая. Давай, уговорил, пусть наливают еще нам по одной, а там посмотрим, толь почувствуем скорее.
Пару пузырей на всех разлив, мужики, уже не молодые, остепенились, да и вечер уж давно как лишил дневного света горизонт, так что разглядывать пейзажи стало невозможно, пустые разговоры болтать привычки не было у них, да и обговорено уже было практически все что как-либо касалось дела, так что подвыпившие путешественники, вскоре разошлись по спальным местам.
В отличии от всех, для Броньки эта поездка развлекательной не казалась, уж слишком много воспоминаний суетилось в голове, да ведь именно с этого пути, у него и началась вторая часть жизни, ну надо же было принять такое вот решение, чтоб радикально изменить свою, и не только свою судьбу.
Ведь получается, что ради тех алмазов сломалась судьба всей его семьи, дети были вынуждены расти без отца, а каково пришлось его жене — и слов то не подобрать.
Ну ладно, что было — прошло, а ведь теперь, алмазы эти будут достаны на свет Божий по второму разу. И что, какие беды они еще принесут и надо ли вообще их доставать, ведь могу и специально не найти, то есть найти, но не трогать, дескать, не нашел — и точка.
Сомнения закрались в его душу, но только на момент, ведь какой путь уже проделан, и было бы преступлением против самого себя найти, но не забрать. Вот блин, какие дурные мысли могут посетить седую голову.
Прочь пессимизм, все должно получиться, ведь не прям с целью голой наживы дело начато, храм отстроить решено, а значит, все должно быть окей.
Столько лет на чужбине.
Время, проведенное среди совершенно других людей, не видавших красных лозунгов коммунизма, а свободных мировоззрений.
Жизнь на островах, на севере и самом юге Европы, среди народа, состоящего из разных национальностей, где в течение дня порой успевалось пообщаться на разные темы аж на пяти языках, а в последние годы, благодаря падчерице-адвокатке, он еще и подрабатывал переводчиком в судах, уголовных и также гражданских, там тоже повидал дай Боже.
Все это вместе, конечно же, не могло не оставить следа в его менталитете, чтобы смотреть на этот мир сквозь призму пацифизма и ко всему относиться с философической точки зрения.
«У каждого свой смысл жизни, и нечего кого-либо пытаться убеждать, ну а лично мой путь теперь уже известен, и надо бы самому мне себе признаться, что не так он и плох, ведь многие и многие лишь могут помечтать о доле той, что выпала мне, братцы».
В конце концов ему удалось успокоить гнетущуюся душу размышлениями о главном и под успокаивающе-монотонный стук колес на стыках рельс незаметно погрузится в глубокий сон.
Пляж, битком усеянный ленивыми телами отдыхающих, прячущихся от палящего солнца под разноцветной рекой зонтов и примерно столько же барахтающихся на линии прибоя. Видимо, самый разгар сезона, июль, то ли август-месяц на лазурном берегу залива древнего города-порта Малага.
Тут при хорошей погоде случается невооруженным глазом видеть скалисто- неприветливый берег Африки.
Тишина, ни малейших признаков надвигающийся беды, как вдруг у горизонта появляется быстро нарастающая волна, стена воды, высотой с полкилометра, в компании с ужасающим грохотом и скоростью неумолимо приближалась к берегу.
Шансов на спасение при любых раскладах не оставалось, как вдруг его осенило, а левитация, словно нечто, нечеловеческим голосом шептало ему на ухо: «Левитация, стоит только поверить в то, что ты можешь, а ведь можешь, соберись, ты уже неоднократно летал, вспомни, поверь в свои силы и снова взлетишь над всем этим театром конца света».
— Да летал, было дело, так ведь не телом, я сам видел тело мое безмолвно лежащим на шконке тюрьмы, летал, но, получается, только душой.
— А теперь ты можешь взлететь весь в комплекте, только поверь в свои силы, и все получится.
Времени на сомнения не оставалось, кровь леденящий водяной вал уже навис над побережьем, обдавая его туманным дыханием, что облаком толкалось вперед все уничтожающим на своем пути цунами.
Сейчас, или уже никогда. И собрав всю силу воли, он вдруг почувствовал, как его тело совершенно теряет вес, словно пушинкой оно взмыло над бушевавшей стихией.
Вперемешку с людскими и животными телами, обломками всего вообразимого и невообразимого, силой природы в мусор превращенного, людьми за свою историю нажитого скарба, неукротимая волна неслась над континентом, без малейшего затруднения сметая буквально все на своем пути.
Он наблюдал за концом света с высоты орлиного полета, отдавая себе отчет, что стоит лишь только усомниться в себе, как чудо-полет прекратиться и рухнет его тело в эту всепоглощающую биомассу.
Воды мирового океана словно ожили, проснулись из летаргического сна, увидели человеком загаженные просторы и теперь, восстав, спешили прибраться на людям временно доверенной планете.
— Бронислав Юревич, проснитесь уже, вы себя совершенно не контролируете во сне, не стоит так эмоционально восклицать и даже смеяться во время отдыха, ведь вы не одни в этом купе, мой уважаемый друг.
— Да ладно, маэстро, и правда я вел себя столь неподобающим образом? Знал бы ты, что мне только что приснилось, аж жуть, в общем, всемирный потоп, а я над всем этим летаю… всем телом левитирую, понимаете ли.
— И неудивительно, возможности человечьи ведь до сих пор окончательно не исследованы, вон что йоги вытворяют, а ты чем хуже их.
— Да уж не подстебывайте, умоляю вас, приснись вам такое, так неизвестно, как заорали бы вы.
— Не сомневаюсь, ты было что-то бормотал поначалу. А затем и вообще сорвался в крик. Что, с тобой такое часто бывает?
— Да ну, Янка бы заметила по-любому, это, скорее всего, от переутомления, ведь с тех пор как затеял все это, я нахожусь под постоянным стрессом, слишком много разных впечатлений после размеренной жизни, пройдет, успокоюсь.
— Ну будем надеяться, а нет, так придется попоить тебя отварчиком успокаивающих трав, даже не беспокойся, я знаю, что говорю.
— О, мой маэстро, только не опиумом, как в начале двухтысячных.
— Да что ты, мы ведь направляемся в сторону, где в природе доступны такие растения, как Валериана Оффициналис, его величество женьшень, и масса разных грибочков.
— Женьшень, конечно же, другое дело, старина, вот только грибочками баловаться стоит едва ли.
— Ну, как сказать, не зная броду, конечно же, не суйся в воду, а зная, то и сомневаться грех, тут я полностью уверен, ибо знаю достаточно много растений, которые можно и даже нужно принимать при нервных расстройствах. Будь уверен, худого тебе не посоветую.
— Да уж, маэстро, тебя только могила исправит.
— Причем тут исправление? Я в нем не нуждаюсь, а травки и грибочки, конечно же, при правильном пользовании приносят выздоровление, душевное спокойствие, а некоторые даже открывают новые горизонты…
— Спорить не стану, но с этим, друг, уж умоляю вас, давайте осторожно.
— Не беспокойся, я пустого никогда не глаголил.
— Предельно понятно, мой учитель, но помнится мне, как в 2001-м я нехотя подсел на опий, век не забуду, как потом слазить пришлось с этого зелья. Спорить не стану, сам виноват, усугубил и попал в зависимость, аж мурашки по коже, как вспомню — так вздрогну.
— Так я ведь советовал его как медицину, ну а друзья твои верные вместо лечения дабы с героиновой зависимости освободиться, стали не то что принимать мною рекомендуемые дозы, а впрямь таки пожирать передозы, а опий ошибок не прощает, это ты знаешь, впрочем, как и все остальные наркотики.
— Да ясно, маэстро, пробовать можно все, что произрастает на планете, но знать надо меру.
— Именно так.
Тем временем поезд приближался к Уральскому хребту, начинался плавный подъем железной дороги.
Урал живописен в любое время года, но весной эти невысокие горы особенно живописны.
Сбросив белые зимние мантии, тут и там особняком стоят маестатические кедры, издали узнав старых знакомых, помахивают лапником седовласые ели, а свежая листва широколистных деревьев шуршит и, качаясь на ветру, создает иллюзию, словно светло-зеленые волны бескрайнего моря тайги готовы нежно поднять и нести вас на лоне своем аж за горизонт.
Сей пейзаж завораживает глаз неискушенного путешественника, и если в вашей душе, мой любимый читатель, ютится хотя бы самая малость романтики, то влюбиться в дали уральских холмов вы должны прям с первого взгляда.
Одолев перевал, поезд накатом спускается по восточному склону Урала к дивному городу Екатеринбургу, вот они ворота великой Сибири и Азии.
Еще в начале восемнадцатого века тут кипела работа, Урал начинал открывать свои воистину неисчерпаемые недра, с годами все больше удивляя горнодобытчиков своим содержимым…
За четверть века город, конечно, расцвел.
Бронька, разумеется, узнал до боли знакомый вокзал и площадь перед ним, вот только в ресторане «Уральские пельмени», который и по сей день своим изобилием удивлял любого гурмана, хозяйка сменилась, в место пышногрудой блондинки их любезно встретила озорная шатенка лет двадцати.
Да уж, откуда этой девчонке знать, что стало с его старой знакомой, ведь тогда она не могла быть даже зачатой. «И чего прошлое ворошить приставая с вопросами?» — подумал он, но на всякий случай все же поинтересовался:
— Не посчитайте за попытку флирта, молодая леди, ведь я вам в отцы, походу, гожусь, но ровно четверть века назад, имея честь отобедать в этом заведении, так уж случилось, что хозяйка…
Он вдруг осекся, воспоминания словно кинолентой замелькали перед глазами, не нашелся, чем и как продолжить свой в монолог превратившийся вопрос. И зачем этой девушке знать о том, что было столько лет назад.
— Так вы, похоже, мою маму имеете в виду, не так ли?
Неловкий момент прервала сама девчонка.
— Ну получается, что так.
И словно ледяной волной его обдала догадка.
— А мама… как она?
— Так тут, минуточку, сейчас позову.
Шустрая хозяйка выпорхнула из-за барной стойки и скрылась за дверью, ведущей в офис ресторана.
Бронька прекрасно знал, куда она пошла, ведь довелось, бывал он за той дверью.
— Эй, браток, похоже, ты тут и раньше бывал.
Это Виталик его вернул в действительность.
— О да, бывал, пацаны, бывал, еще как бывал.
— По местам боевой славы, не так ли?
Кто-то из мужиков кинул реплику, а он, словно завороженный, не отрывая глаз от ручки двери, за которой минуту назад скрылась девушка, встал и пошел вслед за ней.
Не постучав, он легонько толкнул приоткрытую дверь, и вдруг перед его глазами открылась вполне ожидаемая, но тем не менее душу трогающая картина.
Две женщины, явно мать и дочь, обнявшись, стояли в центре помещения.
Старшая в слезах, младшая ее успокаивала, нежно обнимая.
Дар речи потеряв, он стоял и в замешательстве не находил ни слов, ни сил к некому действию.
«Так это, стало быть… моя дочь, то ли Ивана, а ведь, может, и ни того, ни другого, но в таком случае, причем тут такие эмоции?»
Их взгляды встретились, и только спустя несколько секунд молчания, собравшись силами, он смог произнести:
— Ну здравствуйте, пельменьные королевы, как годы пролетели, вас стало две.
Не дожидаясь ответа, он шагнул к ним и обнял обеих разом.
Они к нему прильнули, явно ждали этих объятий всю жизнь.
— Глазам своим не верю, вот правда и не чаялась уж больше встретить тебя, Бронислав.
Чувства переполняли, спустя несколько минут, когда все трое слегка успокоились и обрели дар речи, старшая королева пельменей решительно произнесла:
— Вот, знакомьтесь, женщина выдержала паузу… Бронислав, Ольга Ивановна.
От слов «вот, знакомьтесь» у него сердце екнуло, подумал было, ну значит, дочь точно моя… но и после «Ольга Ивановна» в его душе эмоций меньше не стало, они остались теми же, он эту девушку почему-то и дальше воспринимал как родную дочь.
— Ну что же, будем знакомы, Ольга Ивановна, ваш отец был моим близким другом.
Он пытливо глянул на старшую женщину, дескать, можно ли продолжать все откровенно, та согласно кивнула.
— Мужиком был с большой буквы и погиб на моих глазах, кстати, мы с друзьями как раз и отправляемся на место его гибели, хотим Ивану памятник поставить, при желании, вы, девчонки, можете принять участие, свободные места в машинах как раз имеются, ну кроме с мужиками посоветоваться надо, конечно, мало ли, мнения разойдутся, ведь женщина на корабле… сами знаете. Хотя, предполагаю, что проблем не ожидается, ведь вы полное право имеете знать, где могила отца Ольги Ивановны.
— А фотографии отца у вас случайно нету? — Ольга вдруг по-юношески наивно спросила, с надеждой глядя ему прямо в глаза.
— Да к сожалению, нет.
— А ты смотри на Бронислава, он практически копия твоего отца.
— Да ну, и правда?
— Уверяю тебя, Оленька, Броня удивительно похож на него.
— Красивый, — девушка невольно проронила и даже покраснела, осознав.
— Да ладно, вот вы и вправду обе красивые, а у тебя Ольга глаза точно отцовские, их помню как сейчас. Быть может, не поверите, но он погиб в момент, когда был на самом деле счастливым. Мы подменивали друг друга за рулем, и в тот роковой момент как раз он вел машину, мы разговаривали, и вот его последние слова: «Эта чудачка, хозяйка из пельменной, знаешь, так запала, вот приедем в Екатеринбург, возьму да зайду к ней с предложением, как тебе такая идея?» В тот миг он посмотрел мне прямо в глаза со взглядом юноши, полным надежд, и в ту же секунду уткнулся в руль головой — подлый снайпер, он охотился не за нами, его интересовал груз, что мы везли.
— И как все закончилось?
— Снайпера я достал, прах его там же лежит, а мне пришлось четверть века прожить в эмиграции, и вот только теперь, под занавес, так сказать, решил я навестить могилу друга, в общем, путешествуем с друзьями по местам боевой славы.
Женщины слушали его словно околдованные, поглощая каждый звук еще до того, как он его произносил, а когда закончил свой рассказ, то еще пару минут в помещении стояла тишина. Словно они ожидали продолжения повести о любимом мужчине, отце и герое их жизни.
Об истиной цели поездки по местам «былой славы» он все-таки решил не распространяться: зачем дамам знать слишком много, у них ведь и мужики есть наверняка, с кем поделиться, не бедные, конечно, ведь на пельменях за жизнь наверняка кое-что сколотили, однако береженого и Бог бережет.
— Так памятную плиту мы можем тут же и заказать, а где ж еще, ведь дальше Сибирь, у меня даже знакомые мастера имеются, недавно как матери памятник ставили.
Пельменная королева была готова на содействие, кстати, ее имени Бронька до сих пор так и не знал.
— Ну надо же, королева, да королева. А по имени то как вас мадам?
— Екатерина, и правда ведь, уж четверть века знакомы, а имени моего таки не знаешь.
— Ну значит, не королева ты, а впрямь таки императрица: Екатерина из Екатеринбурга, вот так, ну надо же.
— Да уж, это вовсе не совпадение, в нашем городе Катюш хоть отбавляй, тем более в то время, когда я родилась, наш город ведь Свердловском был переименован.
— Ну лады, девчонки, пора мне к своим, мужики скоро искать меня станут, знать, пельмени уже слопаны.
— Не беспокойся, уж этого добра у нас достаточно, иди, а мы с дочкой вам сей же час добавки из самых-самых подадим.
— Да ты, Юревич, увидев уральскую красавицу, походу дела, о братве вообще позабыл. Ни «здрасьте», ни «до свидания». Встал, пошел и растворился, ловко это у тебя получаеться.
— Седина в бороду, бес в ребро.
Мужики друг через друга подшучивали, и пришлось Броньке изложить суть дела, где и по какому поводу он пропадал чуть ли не целый час.
— А что, пусть едут девчонки за компанию, с дамами завсегда веселей.
Это Егор поспешил поддакнуть, не отрывая похотливого взгляда от декольте подающей им новые порции пельменей юной Ольги.
— Веселей-то веселей, да не веселиться мы отправляемся, — задумчиво протянул старина маэстро.
— Ну, братцы, никак голосовать нам придется.
— Не думаю, ведь и на самом деле имеют же право они знать, где могила отца, а другого такого случая им вряд ли представиться уже.
— На твою ответственность, места и правда есть, да как тут отказать, тем более, что Бронька их уже заочно пригласил. — Виталик был за, да и остальные, похоже, ничего против не имели.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.