Бесплатный фрагмент - Вершитель судеб

От автора

Роман из «Виденьского цикла»; он выходил в твёрдой обложке в 2008 году. Эта публикация — редакция от 2018 года, с некоторыми изменениями текста.

Приятного вам чтения!

Игорь Ревва

Глава 1

19 апреля, среда, 23.10

Нехорошие предчувствия появились у меня сразу же, едва я вышел из автобуса. От остановки до дома идти недалеко, минут десять-пятнадцать. Но делать это обычно приходится в кромешной темноте, потому что фонарей на нашей улице никто и никогда работающими не видел. Они там, конечно же, есть: хорошие такие фонари, о двух светильниках, в прошлом году установленные, красивые очень, только не работают. Мишка Серостин — тоже журналист и (по веянию души) член какой-то шибко суровой политической партии — называет эти фонари «двухместными». Освещения от этого больше не становится, говорит он, зато большая экономия — по два человека на каждый фонарь… Ну, это он так, в сногсшибательную перспективу смотрит. В смысле, если их партия когда-нибудь с дури придёт к власти. Но это вряд ли, вообще-то, потому что от всех этих: «Бей Кавказ — спасай Россию!» и прочей харитоновщины пользы народу примерно как от наших фонарей.

Одним словом, я привык возвращаться домой впотьмах, угадывая дорогу по редким светящимся окнам домов, и никогда никаких неприятностей со мной не происходило. Асфальт здесь на удивление ровный, без обязательных для нашего квартала колдобин и рытвин. Да и местное население в эту пору обычно сидит по домам и смотрит телевизор. Район, в котором я живу, тихий — окраина, как-никак. Даже подрастающее поколение то ли ведёт себя на удивление прилично, то ли просто избрало для своих утех иное место. Что, кстати, вполне объяснимо: в центре города развлечений побольше, не то что здесь. Спальный район у нас, короче говоря. И меня это вполне устраивает. Потому что появляюсь я дома лишь в те редкие дни, когда возникает необходимость выспаться или немного отдохнуть. И любое изменение привычного порядка и сонной тишины родного квартала невольно воспринимается мною, как досадная помеха. Именно так я и подумал, когда увидел на дороге ментов, оцепивших два ярко горящих автомобиля.

То есть, это я конечно неправ, это я погорячился. Не ярко, а просто горящих. Здесь у меня сказалась профессиональная привычка — впарить читателю газеты как можно более зрелищную словесную конструкцию. Не ярко они горели, те автомобили. Да и не горели вообще уже, а так, догорали, чадя слабыми струйками вонючего дыма. И хотя эта грустная сцена наблюдалась всего в ста метрах от моего дома, ничего интересного в ней не было. Ну, ДТП. Ну, горят, сгорели уже почти… Пьяные водители, лобовое столкновение, на высокой скорости… Фигня, короче.

Но мои профессиональные привычки проявляются всегда некстати. И наиболее часто имеет место быть одна из них, самая неприятная и самая живучая. А именно: лезть во все дыры. И больше всего туда, куда нормальному и здравомыслящему человеку лезть вообще не следует. Поэтому я мигом оказался меж суетящихся ребят в милицейской форме, попытался просунуться поближе к горящим автомобилям, за что и был от души обозван мудаком. После чего имел весьма непродолжительную и малоцензурную беседу с каким-то майором, перед носом которого я слегка помахал своим журналистским удостоверением. Майор в ответ помахал своим — милицейским, — и я, не найдя более веского аргумента, развернулся и пошёл домой.

Впрочем, узнать, в чём там дело, мне всё равно не удалось бы — представители правопорядка молчали, словно партизаны на допросе. А фотки горящих автомобилей, это сегодня не такая уж большая редкость, их можно раздобыть где-нибудь и в другом месте. Если, конечно, понадобится… Но я уже знал, что не понадобится. Потому что фотографии могли служить лишь сопроводительным материалом к статье, а статьи, естественно, никакой не будет… Не хватало мне ещё о ДТП писать, хватит с меня и моего раздела. И так уже навесили на мою шею эту идиотскую статью об идиотском водопроводе, раскуроченном какими-то идиотскими идиотами. Покопался я в том деле, и сразу же понял, что никакое оно не дело, а полнейшая фигня. Идейки, как обычно, есть, но проверить их соответствие действительности не хватает времени. Тоже, как обычно. Два дня всего-то у меня было, чего ж вы хотите-то?!

А если ещё я и завтра притащусь в редакцию с инфой об этой аварии, как пить дать, ещё одну идиотскую статью на меня навесят. Об идиотском столкновении двух идиотов-автолюбителей… тьфу! Что-то меня клинит сегодня не по-детски… надо что-то делать, как-то выходить из ступора надо. А эту аварию — нафиг, нафиг… У меня свой раздел: культура… точнее, то, что у нас таковой именуется. Не менее идиотский раздел, смею заметить…

И вообще, ну скажите на милость, чего я потерял возле этих самых автомобилей?! Ну, столкнулись — и что?! Наверняка ведь, бóльшая часть городских газет даже не придаст значения такому малооригинальному факту, как дорожная катастрофа. А я кинулся, начал выспрашивать… Всё ищу, где жареным пахнет… А зачем? Писать статьи, которые потом будут напечатаны на бумаге, повсеместно используемой в клозетах квартир, населённых малообеспеченной частью населения?..

Поглощённый этими философскими мыслями я вошёл в подъезд. Где моё философское настроение стало гораздо более расплывчатым и, скорее, приземлённым. И поднимаясь к себе на второй этаж я, в который уже раз, ругнул всех, кого только мог вспомнить; потому что свет на лестничной площадке опять не горел. По правде сказать, он тут НИКОГДА не горел. Видимо, светильник в подъезде приходился дальним родственником фонарям, расположенным на улице. Привычки, во всяком случае, у них были одинаковые.

Пару раз я по наивности самостоятельно вкручивал в подъезде новые лампочки, которые аккуратно исчезали, стоило мне хотя бы на миг отвернуться. Так что это бесполезное и расточительное занятие я, в конце концов, оставил, и обзавёлся маленьким фонариком. Умнее носить лампочку с собой, чем каждый раз дарить её более предприимчивым соседям. Но нынче мне положительно не везло. Потому что достав фонарик я тут же вспомнил, что батарейки из него уже были использованы для фотоаппарата. Нет, сегодня явно не мой день, горестно подумал я. Все нормальные журналисты всегда носят с собой запасной комплект! А я? А я, наверное, ненормальный журналист…

Нет, правда! Таскаться с плёночной (а не цифровой) мыльницей, да ещё и с древним кассетным диктофоном в придачу — нормальный журналист от стыда повесился бы…

Батарейки, конечно же, остались. И в фотоаппарате, и в диктофоне. Но не начинать же сейчас, в кромешной темноте, копаться в сумке для того, чтобы их найти! Там столько разного барахла, что обязательно что-нибудь уронишь. Ищи потом… Так что, придётся идти к своей двери на ощупь, держась руками за стену, чтобы не загреметь на пол…

Но и это меня не спасло — проделав всего три-четыре шага, я обо что-то споткнулся и упал.

То, обо что я споткнулся, оказалось чьими-то ногами. А сам человек, естественно, лежал тут же, и на него-то я и свалился. Человек что-то неразборчиво простонал в ответ на столь бесцеремонное с ним обращение. Я кое-как поднялся, поправил свою сумку, слетевшую с плеча, обозвал незнакомца пьяной рванью (или рваной пьянью? — не помню), кое-как совладал с замком и вошёл в квартиру. От души шарахнув дверью, я сразу же прошёл в ванную комнату и зажёг свет. После темноты подъезда свет показался мне чересчур ярким, и я невольно зажмурился. А когда глаза уже немного привыкли к освещению, я понял, что руки у меня в крови.

Я неподвижно торчал в ванной комнате, тупо смотрел на перемазанные ладони, и в голове моей в этот момент была одна единственная мысль: «Ну, вот!..» Мне вдруг вспомнилось, что ещё на лестничной площадке я, вроде бы, почувствовал на своих пальцах что-то влажное и липкое, но тогда просто не осмелился дать волю фантазии. Мало ли, во что можно вляпаться, свалившись на пьянчугу? А сейчас, включив свет и увидев на руках кровь, я совершенно растерялся.

Первой моей дельной мыслью было, как бы не перемазать кожаную куртку. Что поделаешь — мне не часто приходилось иметь дело с кровью. А точнее сказать — никогда не приходилось. Хрен знает, отмоется ли она потом?

Наверное, этот мужик расшиб себе нос, подумал я. Шёл пьяный, споткнулся в темноте, упал, потерял сознание… очнулся — гипс… Я попытался припомнить, но мне показалось, что запаха спиртного я не почувствовал.

Глупости! Наверняка пьяный. Не станет же трезвый человек падать на лестничной площадке перед чужой дверью и расшибать себе морду. И, кстати, как раз этажом выше живёт один любитель подобных острых ощущений. А то, что перегара не почувствовалось, ещё ни о чём не говорит — обнюхивал я его, что ли?! Не обратил внимания просто, вот и всё…

Успокоив себя этой мыслью, я открыл воду и тщательно вымыл руки. Пришлось воспользоваться старой зубной щёткой — кто бы мог подумать, что кровь так тяжело отмывать, особенно из-под ногтей. Никогда больше не буду мазаться кровью, подумал я, с остервенением скребя по пальцам жёсткой щетиной. Не люблю я крови, всю жизнь стараюсь избегать близких контактов с этим видом жидкости. Даже когда готовлю, например, что-то мясное (что бывает крайне редко), каждую минуту руки ополаскиваю. А тут — вляпался по полной программе, по самые уши, можно сказать. Или по локти…

Сумка, продолжавшая всё это время висеть на моём плече, вела себя очень агрессивно и пыталась свалиться то в раковину, то на пол, что спокойствия отнюдь не прибавляло. Но мне удалось кое-как справиться с ней и придать своим рукам нормальный вид. Потом я намочил носовой платок и оттёр от крови выключатель в ванной. Затем повесил сумку на вешалку, и потом только стащил с себя куртку.

Возле правого кармана темнело очень неприятное на вид пятно. Настроение сделалось ещё мрачнее. Это когда за ключами лазил, подумал я. Не заметил, как мазанул… Кстати, и ключи, и брелок тоже придётся отмывать. И дверную ручку…

Всё то время, пока я пытался оттереть пятна с куртки и разбирался с ключами, в голове моей вертелась одна мысль: нужно ли выходить и проверять, как там этот мужик? Честно говоря, мне не очень-то хотелось. Но в конце концов я подумал, что проведать его, всё-таки, надо. Может, он и бомж, пьяный вдрызг, но всё равно жалко. К тому же, наверняка ведь и ручка с внешней стороны двери была перемазана кровью. И её тоже надо бы оттереть. Так что, раз уж всё равно придётся вылезать из квартиры, можно заодно и посмотреть на него — вдруг скорую вызвать надо?

Правда, до того момента, как я принял окончательное решение и выглянул на площадку, прошло уже около получаса. Но мужик всё ещё лежал там (а куда ж ему было деваться-то?!), на правом боку, в полуметре от двери. Свет из прихожей падал на его фигуру, но голова человека была обращена ко мне затылком, и лица было не разглядеть. Левая рука его была бессильно закинута за спину, и на среднем пальце тускло блестела тоненька полоска золотого кольца. А может, и не золотого — откуда у бомжа золотое кольцо?! Хотя… Если судить по причёске, он не так уж сильно похож на забулдыгу. И костюм на нём хороший, дорогой. Туфли, кажется, из натуральной кожи… Наверное, где-то что-то отмечал, вот и не рассчитал своих сил. Ничего, район у нас тихий и ленивый, не ограбят. Полежит немного, очухается, домой пойдёт. Сейчас не холодно, не замёрзнет.

Стараясь не смотреть в его сторону, я тщательно вытер дверную ручку и уже собирался было вернуться в квартиру, когда человек подал признаки жизни. Вначале он слабо застонал, затем с трудом перевернулся на спину, приподнял голову и тихо произнёс:

— Помогите… Пожалуйста…

Я хмуро глянул на него. Этого ещё не хватало! Возиться с пьяным, расквасившим себе морду…

До меня вдруг дошло, что на лице этого человека нет следов крови. Зато вся левая сторона его пиджака из светло-коричневой сделалась бурой.

— Помогите… — повторил человек.

Я посмотрел ему в глаза — серые, бесцветные, словно у снулой рыбы — и шагнул на лестничную площадку.

Глава 2

20 апреля, четверг, 00.30

Главный редактор газеты «Виденьские новости», где я работаю, любит повторять, что однажды со мной случится что-нибудь серьёзное. В том смысле, что я вечно на свою голову (ну, или на какое другое место) постоянно ищу приключений. Такое мнение у Татьяны (и почему у меня главными редакторами всегда оказываются женщины?!) возникло и утвердилось после того, как я собирал материалы об одном подпольном казино, где приторговывали наркотой. Как обычно, я схватился за не свою тему, и (как обычно же) оказался по уши в дерьме. Задание было не из самых лёгких, и нужно было в том притоне выглядеть «своим». Кто же знал, что мне так крупно повезёт в карты?! Я же не собирался там выигрывать! Честное слово, не собирался! Но когда у меня в руках неожиданно оказалась сумма, приблизительно равная зарплате журналиста лет за пять, я понял, что журналистика — не самое главное в этой жизни. Оперативники, которые как назло именно в этот день решили накрыть гнездо порока и поймали меня, вылезавшим из окна в туалете, придерживались того же мнения. Они решили, что я так же похож на журналиста, как и упомянутый уже притон на институт благородных девиц. И Таня была вынуждена битых три часа доказывать им, что «этот раздолбай» — её подчинённый, и что он проводил тут журналистское расследование, а вовсе не спасал кассу заведения. Убедить оперативников было сложно (то ли они не договорились о чём-то с владельцем казино, то ли я стал участником эпизода передела собственности). Таня потом меня чуть не убила. Хорошо помню, как она орала, что если я ещё хоть раз вляпаюсь во что-либо подобное…

Я не стал с ней спорить или оправдываться. Ни в тот раз, ни позже, когда я опять попадал в переделки. Я вообще считаю, что спорить с женщиной глупо. Тем блоее, если женщина является твоим шефом. Вляпаюсь, значит вляпаюсь — о чём тут говорить-то?! Интересно, во что же я вляпался на этот раз? Эта мысль была для меня сейчас наиболее актуальной. Потому что я как раз втаскивал человека с лестничной площадки в свою квартиру.

Незнакомец был не особенно тяжёлым, и хотя порой тихонько и постанывал от боли, но честно пытался облегчить мне задачу по его спасению. Левая рука его безжизненно волочилась по полу, а в правую вцепился я, но человек делал героические усилия, отталкиваясь ногами от пола, чтобы мне не так тяжело было тащить. Впрочем, особого облегчения от его стараний я не почувствовал. Ни физического, ни морального.

Оказавшись в прихожей я на минутку задумался, а не положить ли раненого (в том, что незнакомец ранен, не было уже никакого сомнения) на диван? Но потом рассудил, что не стоит. Это в кино хорошо: нашёл на улице раненного, тащишь его к себе в квартиру, а то и на своей машине везёшь, укладываешь на кровать, раздираешь на полосы постельное бельё… Ну, и так далее.

В кино это выглядит вполне приемлемо. Ещё бы! Не за свои же деньги актёр реквизит покупает! А в жизни? Многие ли из нас решились бы на подобное, а? Вот, то-то и оно.

Усадить в свою машину неизвестного мудака, истекающего кровью (насмерть погубив чехлы!), привезти его в свой дом (испоганив кровью все дорожки или даже ковёр!!), уложить на постель или на диван (с ума можно сойти!!! Придётся же менять мебель!!!) — кто из нас отважится на такой подвиг? Поэтому я и решил, что гораздо выгоднее выглядеть жестоким и чёрствым, чем самому оказаться благородным мудаком…

Да, разумеется. Это нехорошо и не гуманно. Не пристало раненому человеку лежать на полу в прихожей. А оставь я его на лестнице, лучше было бы, а? Достаточно и того, что я позволил незнакомцу оказаться в своей квартире. Да ещё и сам тащил его сюда. Вон, весь пол в прихожей — словно кто курицу резал… На диван его теперь, что ли?! Ага, хрен там! Я диванами не торгую, он у меня один-единственный, а запачкаю кровищей — в жизни потом себе новый не куплю. Не олигарх я, и даже давно уже не бизнесмен. Я простой журналист, и на мои гонорары не очень-то развернёшься. Так что, накрутив себя этими доводами, и несколько успокоив совесть, я усадил человека на пол и прислонил его спиной к стене.

— Спасибо… — слабо выдохнул человек, несмотря на такое несколько пренебрежительное к нему отношение. И вдруг неожиданно произнёс: — Тейкан.

— Чего? — переспросил я. Слово показалось мне каким-то необычным, как будто даже иностранным.

— Имя… — пояснил раненый. — Моё… Тейкан…

— Очень приятно, — не совсем впопад буркнул я, и принялся стаскивать с него пиджак. Имя его мне очень не понравилось. Странное какое-то. Да и вообще вся эта ситуация нравилась мне всё меньше и меньше. Интересно, чем это его так, подумал я, разглядывая снятый с гостя пиджак.

Было похоже, что в этого человека шарахнули из миномёта, не иначе. Причём, в упор, и не один раз…

На левом борту пиджака была такая дырка, что кулак просунуть можно. И на рубашке тоже. Вся одежда буквально пропиталась кровью. Меня аж передёрнуло, когда я снимал с раненого рубашку. И второй раз я содрогнулся, когда увидел его рану.

Я слабо разбираюсь в медицине, но по моему скромному мнению это было не пулевое ранение. На левой стороне груди виднелась жуткого вида рана, края которой имели неприятный и страшноватый чёрный цвет.

— В тебя стреляли? — задал я вопрос, который сам тут же и определил, как глупый. По правде сказать, я никогда не видел пулевых ранений, но разодранная чуть ли не в лохмотья грудь ночного гостя мало соответствовала даже моим представлениям о них.

Однако раненый совершенно неожиданно для меня кивнул и слабо улыбнулся:

— Промахнулись… твари…

Я поджал губы. Ничего себе — «промахнулись!» Вся его грудь — одна сплошная дырень!

Я выпрямился и встал. Мне вдруг показалось, что тут что-то не так. Ведь с левой стороны у человека сердце. А, судя по ране, от этого сердца должно было остаться… ничего не должно было остаться! Да и странно вообще, как он жив ещё, с такой-то раной. И кровищи, вон, сколько вытекло!

Я тупо посмотрел на свои ладони, которые опять оказались перемазанными кровью. Руки надо помыть, отрешённо подумал я и глянул на раненого. Тот сидел, закрыв глаза, дыхание его было тяжёлым.

Я прошёл в ванную и снова тщательно вымыл руки, повторив все знакомые уже мне операции с выдиранием щёткой крови из-под ногтей. Всё это я делал чисто механически, стараясь собраться с мыслями и решить, как же поступать дальше. Даже моя извечная «кровавая идиосинкразия» куда-то пропала, я сейчас просто мыл руки, не содрогаясь от отвращения. И что-то ещё в душе появилось, какие-то, благополучно похороненные на много-много лет ощущения; желание разрулить ситуацию любой ценой для окружающих; твёрдая уверенность в том, что я это сумею сделать. Но ощущения эти я мгновенно загнал обратно — туда, где они и были раньше, где им самое место, — и принялся размышлять на тему истекающего кровью мужика в прихожей. Это сейчас актуальнее, что там ни говори. И сейчас мне и правда нужно совершить какие-то телодвижения. Ведь я не врач и придётся вызывать скорую. Здесь нужна будет помощь специалистов. Осталось что-нибудь от его сердца или нет — я ему ничем помочь не могу. Доктора нужны. Со шприцами, тампонами, клизмами… и чем там ещё?.. А то отдаст он концы прямо тут же, в моей квартире, ночью… Объясняй потом в ментовке — кто такой, откуда взялся…

М-м-мать твою так!!! А ведь и верно. При такой дырке в груди этому козлу долго не протянуть. Вот, зар-р-раза!!! Ну, так и есть! Влип я, точно! Подохнет он в моей прихожей, а назавтра выяснится, что это, оказывается, какой-нибудь депутат, и у него с собой должны были быть какие-то важные документы… которые пропали… Хотя, нет, депутатов я видел, лицо этого мужика никого мне не напоминает. Ну, не обязательно депутат, кто-нибудь покруче, кто-нибудь из теневых воротил…

Я живо представил себе, как через пару дней ко мне в дом заявляются квадратноголовые бритые ребята, на предмет выяснения того, куда конкретно подевалась, например, типа партия наркотиков или бабла, которые вёз им склеивший ласты в этой вот самой квартире курьер…

Пока я медленно холодел ото всех этих некстати нагрянувших мыслей, на лестничной площадке послышались осторожные шаркающие шаги. Я и не обратил бы на них внимания, если б в этот момент не закрыл уже воду, и если бы не планировка моей однокомнатной квартиры — ванная комната находится совсем рядом с входной дверью. К тому же только вчера я снял пластиковую облицовку с внутренней стороны двери — Колька, сосед, зараза криворукая, заходил попросить молоток. А уходя, случайно зацепил по облицовке. Дырка получилась небольшая, но очень уж раздражающая. И я сдуру отважился посмотреть, нельзя ли как-нибудь приклеить обратно этот кусочек. Поэтому сейчас внутренняя часть входной двери являла собой жалкое зрелище обнажённого металла, абсолютно неспособного выполнять свои звукоизолирующие функции. А нервы у меня были уже и без того напряжены до предела, и потому, когда шаги вдруг затихли, я едва не выронил из рук полотенце.

Я посмотрел на человека, сидевшего на полу. Лицо его сделалось сосредоточенным, губы были плотно сжаты. Правой рукой он подтянул к себе окровавленный пиджак и теперь что-то торопливо искал во внутренних карманах, стараясь при этом не шуметь.

В дверь позвонили. Я вздрогнул, оглянулся на дверь (у меня некстати мелькнула мысль подойти и посмотреть в глазок), и снова перевёл взгляд на сидевшего на полу. Раненый, пристально глядя прямо мне в глаза, отрицательно помотал головой. В правой руке его был зловещего вида здоровенный пистолет.

Так, обречённо подумал я. Приехали…

Мне сразу же вспомнились две горящие машины, которые я видел по дороге домой. И я тут же понял, чтó именно потянуло меня к тем машинам.

Тогда, на улице, я ещё не отдавал себе отчёта, но подсознание (мать его!) чётко успело зафиксировать несколько крупных отверстий на лобовом стекле одного из автомобилей. Большие такие отверстия, ветвящиеся по сторонам сетью трещин…

Вот, зар-р-раза, подумал я. Наверняка ведь, какие-то бандитские разборки! И угораздило же меня в них впутаться…

Звонок настойчиво повторился. А потом кто-то осторожно постучал в дверь.

Несмотря на волнение, идиотизм ситуации едва не заставил меня расхохотаться. Конечно, если на звонок не открывают, надо постучать. Вот уж на стук-то им обязательно отопрут!..

Я посмотрел на дверь и моя глупая улыбочка, уже готовая было вылезти на рожу, растаяла без следа. Потому что с дверью творилось что-то странное. Выглядело это так, словно кто-то пытается вдавить её внутрь. Прошу заметить — дверь-то у меня хорошая, железная. Не фанера и уж, тем более, не листок бумаги. Но отчётливо было видно, как её поверхность начинает прогибаться под напором неведомой силы с лестничной площадки. Послышался слабый шелест трескающейся краски, тоскливый, леденящий душу стон металла. С громким, заставившим сильно вздрогнуть, звуком что-то лопнуло, между косяком и прогнувшейся дверью образовалась узенькая щель, в которую виднелось что-то непонятное, отвратительно-розоватое, настойчиво стремящееся пробраться сюда, в квартиру.

Я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы. Довольно часто я читал про то, как волосы на голове шевелятся от страха, но никогда не верил, что подобное действительно возможно. Особенно со мной — я ношу длинные патлы, стянутые на затылке в хвост. Не дань моде, и не попытка повыпендриваться или создать себе какой-то особый имидж. Просто так меньше тратишь времени на стрижку. Умелые парикмахеры мне попадаются нечасто (точнее сказать, никогда не попадаются), а после стараний тех, кто попадаются, я некоторое время чувствую себя не в своей тарелке. До тех пор, пока снова не обрасту. А потом опять нужно стричься. Вот я и отпустил себе волосы ниже плеч — дёшево и практично. И сейчас у меня было отчётливое ощущение, что голова моя начинает напоминать дикобраза в период гона.

И тут раненый гость сделал неожиданное движение всем телом, бросился вперёд, упал на левую руку, издав при этом громкий и полный боли крик, и принялся стрелять.

Он стрелял в дверь, и в толстом металле возникали большие отверстия. Словно кто-то пальцем протыкал тонко раскатанное тесто. Впрочем, слово «стрелял» не совсем точно передаёт происходившее: видно было, как палец человека раз за разом давит на спусковой крючок, но грохота выстрелов не было. Вместо них раздавалось какое-то тихое жужжание, негромкий хлопок и лёгкий гул воздуха, как от кратковременного и сильного порыва ветра.

Дверь оглушительно лязгнула, выравниваясь, как будто сила, вдавливавшая её внутрь, неожиданно исчезла. И с лестничной площадки донёсся истошный вой. Это не было криком. Звук этот, на мой взгляд, вообще не имел ничего общего с человеческим существом. Так могло бы выть какое-нибудь большое и смертельно раненное животное. В течение трёх-четырёх секунд этот страшный и леденящий кровь звук набирал силу и вдруг неожиданно оборвался, сменившись оглушительной и звенящей в ушах тишиной. Только сейчас я заметил, что руки мои колотит крупная дрожь и лоб покрыт каплями холодного пота. Я торопливо вытер лицо. Ладонь оказалась мокрая. И хорошо ещё, что мокрой оказалась только ладонь, подумал я, а не мои штаны…

Глава 3

20 апреля, четверг, 01.15

Я глянул на гостя. Тот лежал лицом вниз и хрипло дышал. Пистолет валялся рядом — здоровенное диковинное оружие, блестящий металл, какие-то золотисто-жёлтые накладки. Толстый блестящий ствол был утыкан короткими цилиндрическими выступами. А на рукоятке суетливо моргал красный огонёк. Я никогда не видел ничего подобного, даже в кино. Наверное, новейшие разработки, которые сейчас только у спецподразделений и у братвы… хотя, нет, где она сейчас, та братва… у этих, как их?.. охрана, что ли?..

— Помоги… — глухо прохрипел гость.

— Сейчас, сейчас, — засуетился я, торопливо приседая на корточки и переворачивая его на спину.

Выглядел гость не лучшим образом. То есть, он с самого начала не выглядел здоровяком, но сейчас лицо его посинело и на губах выступила кровавая пена. Дышал он тяжело и при каждом вздохе в горле у него что-то страшно и противно булькало. Я потащил его в комнату и уложил на диван (чёрт с ним, с этим диваном!.. не лежать же человеку на полу…)

— Как тебя зовут? — еле слышно спросил гость.

— Леонид… Лёня… А ты… этот… как тебя?

— Тейкан…

Ну да, мрачно подумал я. Хрен запомнишь такое имечко… Может, действительно иностранец? Хотя, по-русски говорит хорошо. Или не хорошо? Много ли разберёшь, как он там говорит — в таком-то состоянии?! Не говорит, даже, а так, хрипло стонет через силу…

— Не бойся… ничего… порядок… — хрипел раненый, — я здесь… не войдут…

Я машинально кивнул и подумал, что какой уж тут порядок-то?! Подохнет сейчас этот… как его?.. Тейкан, кажется?.. А мне потом разбираться. И хорошо, если только с милицией, а то ведь и впрямь окажется он иностранцем…

— Ты где живёшь? — осторожно поинтересовался я. — Здесь? В Виденьске?

Но раненый замолчал. Наверное, потерял сознание. Или просто не захотел отвечать.

Чего я сижу?! Врача нужно! Бандит он там или иностранный шпион, а врач ему сейчас нужнее всего. Конечно, скорая так быстро не приедет, особенно в этот район. Но чем позже к ним позвонишь, тем позже они и заявятся. А мужик к тому времени может и концы отдать…

Я подскочил к столу, на котором стоял телефон, поднял трубку и с неприятным удивлением узнал, что аппарат не работает. М-да… Просто замечательно! Вот, когда он не нужен, так он всегда работает. Причём, попадают сюда исключительно по ошибке. А вот сейчас…

Я легонько постучал по аппарату, пытаясь его образумить, зачем-то подул в трубку — бесполезно. Мёртвая тишина. Интересно, на мобильнике у меня весь лимит исчерпан? Я попытался вспомнить, но так и не смог. Кажется нет, сегодня я от Ленки звонил в редакцию.

Я подошёл к креслу, в котором валялась куртка, запустил руку во внутренний карман и нащупал мобильник. Но когда я извлёк его на свет, то испытал горячее желание швырнуть им в стену. От злости. Потому что это был не мобильник, а пульт дистанционного управления от Ленкиного телевизора. Чёрт побери! Это ж надо, а? Перепутал… Да и как тут было не перепутать-то?! Мы с ней, если сказать честно, более серьёзными делами занимались…

И я, значит, когда уходил, впопыхах схватил со стола пульт…

Хорошо хоть, не калькулятор, почему-то подумал я. Хотя, какая сейчас разница — пульт, калькулятор, мясорубка…

Трубка моя, надо понимать, сейчас у Ленки дома, покачал я головой. А пультяра от её «Панасоника» — у меня. Вот, невезуха! Ленке-то что, она телек и так переключить сможет. А вот мне как быть? По пульту теперь звонить, что ли?!

Да, конечно, завтра с утра я обязательно забегу к Ленке, извинюсь, пульт отдам, мобильник свой заберу… Если Лена, конечно, с балкона его не запульнула… Она девчонка вспыльчивая. После сегодняшнего скандала от неё всего можно ожидать…

Ладно, а что теперь делать-то?

— У тебя мобилы нет? — со слабой надеждой спросил я, поворачиваясь к раненому.

— Что? — переспросил тот слабым голосом.

— Мобильник! Телефон! Врача вызвать! — я уже начинал терять терпение.

— Не надо… — прошептал он. — Там… аптечка… должна быть…

Аптечка? Я удивлённо задрал брови. Предусмотрительный, однако, мужик. Аптечку с собой таскает. На случай пулевого ранения. Только вот где она? В пиджаке, что ли?..

Пиджак бесформенной окровавленной грудой валялся на пороге комнаты. Я присел возле него на корточки и осторожно, двумя пальцами, приподнял напитавшуюся кровью потяжелевшую и липкую ткань. М-да… Приятная перспектива — копаться в окровавленных тряпках… А что делать?! Я пожал плечами и принялся рыться в карманах, совершенно уже наплевав на то, перемажусь я опять или нет. В первое мгновение я испытал нечто вроде приступа брезгливости (странно, что только сейчас, а не раньше), но потом мне стало не до того. Потому что в карманах пиджака обнаружилось неожиданно много самых разных и необычных вещей. Хотя, по правде сказать, ничего сколь-нибудь отдалённо напоминающего «аптечку» там не оказалось.

— Нашёл?.. — слабо спросил раненый.

— Нет тут ни фига! — нервно заявил я. — Никакой аптечки!..

— Должна быть… — убеждённо заявил раненый. — Такая… с треугольником…

Я ещё раз критически оглядел добытое из недр пиджака. То, что странный гость называл аптечкой, действительно имелось. Небольшая коробочка размером с сигаретную пачку, на одной из сторон треугольное углубление с зелёным стёклышком. Аптечка?! Хм… Ну ладно, хрен с ней, пускай это и будет аптечка… Странная, надо сказать, у этого человека аптечка. И вообще сам он тоже довольно странный…

— Держи, — я подошёл к раненому и вложил ему в руку коробочку, но мужик слабо помотал головой.

— Нет… не смогу… сам… приложи…

Я нахмурился. Сейчас как приложу её тебе, мрачно подумал я. Прямо по лбу… Ну, а если серьёзно, то куда же ему её, чёрт возьми, приложить-то? Может, к ране?

Рана на груди гостя сделалась ещё страшнее. Кожа вокруг неё стала уже не просто чёрной, а с этаким мертвенно-зелёным оттенком и от неё, словно щупальца, по всей груди змеились такие же чёрно-зелёные полосы. От хриплых вздохов края раны раздвигались, и между ними шевелились какие-то очень неприятные на вид чёрные пузырящиеся сгустки.

Я передёрнул плечами от отвращения и осторожно опустил коробочку прямо на окровавленную грудь. Коробочка мгновенно принялась тикать, словно бомба с часовым механизмом и мне даже показалось, что она прямо сейчас взорвётся. Я сразу вспомнил карикатуру из какого-то журнала, где на атомной подводной лодке в аптечке держали пистолет — чтобы долго не мучиться.

Треугольное окошечко из зелёного сделалось красным, коробочка звонко щёлкнула и раненый вскрикнул. Потом расслабился и часто-часто задышал. Всё, подумал я. Сейчас помрёт… Но всё оказалось иначе. Гость помирать и не подумал, а совсем даже наоборот — открыл глаза, и по выражению лица было понятно, что ему здорово полегчало.

— Хафт… — вдруг произнёс раненый. — Если бы… не хафт… не так больно…

Я молча кивнул. Хрен его знает, чего этот мужик несёт. Похоже, бредит просто… Полегчало ему — и ладно. Главное, чтоб не помер он тут.

— Они редко хафтом пользуются… — продолжал раненый. — Дорогой он… и опасный… а они трусливы… трусливые твари…

Он закрыл глаза и замолчал. Я обратил внимание, что дышать ему стало легче — грудь вздымалась уже гораздо ровнее и не стало слышно этого жуткого булькающего хрипа.

Я осторожно отодвинул ногой в сторону весь хлам, что вывалил из карманов пиджака своего ночного гостя. Странные вещи он с собой таскает, Тейкан этот, подумал я. Ну, пистолет, это-то ещё ладно, это ещё понять можно. Хотя, что-то я никогда раньше таких пистолетов и не видел… Коробочка с треугольным окошечком (она всё ещё лежала на груди Тейкана, но уже больше не тикала и окошечко опять стало зелёным), которую он называет аптечкой — тоже странная. Две одинаковые плоские фляжки серого цвета; какой-то тёмно-синий, как показалось, кожаный футляр; небольшая верёвочка (или проволока?), скрепляющая два маленьких чёрных шарика; крохотная коробочка, на которой был рисунок, чем-то напоминающий солнышко, как его обычно рисуют маленькие дети — кружочек с чёрточками-лучами. И две запасные обоймы для этого диковинного пистолета.

Пули толстые, миллиметров по двадцать каждая. Бывает ли такой калибр? И цвет у этих пуль необычный, тускло-серый, почему-то искрящийся крохотными разноцветными точечками. Хм… Я наморщил лоб. Мне казалось, что отверстие в стволе пистолета не такое большое… Проверить, что ли?

Нет, лучше это оружие вообще не трогать. Вон, красный огонёк на рукоятке всё ещё продолжает моргать. Кто его знает, что он означает. Возьмёшь эту пушку в руки, а она и взорвётся. В целях сохранения секретности… Во, какие дырки в двери понаделал! Лучше уж не прикасаться к нему… Да и не мешает он, лежит возле самой стены, случайно не наступишь.

Я осторожно, чуть ли не на цыпочках, прошёл в переднюю и присел на корточки. Пулевые отверстия в двери смотрелись жутко. Металл выглядел так, словно его прожигали сваркой — большие идеально круглые пробоины (по-другому и не назовёшь), сантиметров по пять каждое, по краям которых собрались маленькие шарики, посиневшие от окалины. Хорошие дырки, солидные. Я насчитал их пять штук и тяжело вздохнул. Пропала дверь, грустно подумал я. Это тебе не после Кольки-соседа облицовку заделывать. Тут уж простым клеем не обойдёшься…

Я пригнулся ниже и попытался сквозь одну из дырок разглядеть, что там творится, на лестничной площадке. Но ничего не увидел — темно. Тогда я встал и снова заглянул в комнату.

Гость, казалось, уже спал. Я не стал его укрывать (хватит с меня и изгаженного дивана), просто выключил свет. Ладно уж, решил я. Посплю в кресле. Не впервой. Где мне только не приходилось спать. Кресло, это ещё сравнительно прилично…

Я уселся в кресло и недовольно покосился в сторону дивана. Спит, кажется, этот… Тейкан, да? Ну, пускай спит. Теперь, похоже, он тут не помрёт. Одной заботой, конечно, меньше, но не возникло бы новых… Не заявились бы сюда потом с вопросами: кто был, откуда, почему?.. А ведь вполне могут прийти. Неподалёку от дома — две горящие машины, а на лестничной площадке — лужи крови… Да ещё соседи наверняка слышали тот ужасный рёв…

Как пить дать, или менты заявятся, или те, кто этого самого Тейкана гоняет. Братва какая-нибудь…

Я вспомнил, как странно и страшно прогибалась под невидимым напором железная дверь, и поёжился. Нет, это не братва. А кто же тогда? Кто мог бы такое проделать с дверью?

«Слон!» — злобно ответил я себе самому. Взбесившийся слон, сбежавший из цирка и решивший во что бы то ни стало свести счёты с ненавистным ему укротителем. Умный такой слон, вежливый. Сначала позвонил в дверь, как все порядочные слоны. Потом постучался. А уж когда понял, что ему ни за что не отопрут, навалился лбом, ото всей своей слоновьей души…

Интересный пистолетик у этого Тейкана. Таким пистолетом только слонов и дрессировать. Особенно тех, что в дверь звонить умеют. Прежде, чем эту самую дверь выдавить, на хрен… Это в каком же цирке такие пистолетики выдают?..

Я уже начинал дремать, и тут мне некстати вспомнился вой, прозвучавший в ответ на выстрелы гостя. То есть, даже не сам вой, а мои ощущения, возникшие при этом звуке. Слон бы так выть не стал, подумал я, проваливаясь в сон. Это что-то другое… Что-то пострашнее обыкновенного слона…

Какая-то огромная тварь, покрытая жёсткой чешуйчатой кожей. На массивных коротких лапах, снабжённых острыми и толстыми когтями, оставлявшими глубокие царапины на лестничной площадке и крошившими цементный пол. Громадные тускло-зелёные глаза, без тени мысли и сострадания. Огромная зубастая пасть, из которой свешивается на бок тонкий раздвоенный язык.

Такое животное не могло быть создано природой. Только больной человеческий разум способен породить подобного монстра — неизвестно зачем, неизвестно для чего.

Эта тварь бессмысленно ворочает своей тяжёлой башкой, поводя по сторонам пустыми глазищами. И вдруг замечает меня.

И в глазах монстра сразу же вспыхивает хищный желтоватый огонь. Из пасти вырывается низкий, на грани слышимости, жадный храп. Животное подаётся вперёд, делает тяжёлый шаг…

Фу, чёрт!!!

Я пулей вылетел из кресла, испуганно огляделся по сторонам, и только потом до меня дошло, что крик, от которого я проснулся, я же сам и издал. Вот, зар-р-раза!.. А вы бы не закричали, приснись вам такая дрянь?

Сердце у меня гулко стучало где-то в районе горла, и в ушах стоял звон. Во рту пересохло, словно с похмелья. Я ещё раз внимательно осмотрелся по сторонам и подавил в себе горячее желание заглянуть под диван и под стол. Тейкан спал, дыхание его было ровным. Жив, значит…

Полумрак в комнате, еле слышно тикают часы на стене, на улице тоже тишина, даже собаки не тявкают. Всё в порядке. Спите, жители Багдада, в городе всё спокойно… Я опять уселся в кресло, поёрзал в нём, устраиваясь поудобнее, и снова закрыл глаза. Но богатое воображение тут же услужливо преподнесло мне фрагмент только что покинутого сна — желтовато-зелёный взгляд, оскаленная пасть…

Тьфу! Теперь уж точно не уснуть…

Я никогда особенно не любил фильмов ужасов. Все эти извращения, снятые по Стивену Кингу или Саттеру Кейну… Что за удовольствие — накручивать себя, чтобы потом всю ночь мучиться кошмарами?!

Но этот «ужастик» случился не в кино, а наяву. Я же сам видел…

Стоп!

А чего я видел-то, собственно говоря? Как кто-то ломился в квартиру, как Тейкан (я уже довольно легко вспоминал его по имени) начал стрелять…

М-да… Правильно Лена говорит, что у меня богатая фантазия. Такое страшилище придумать… Люди для этого обычно наркотой пользуются. Или непомерными дозами спиртного. Ведь только в белой горячке подобное и увидишь.

Я вдруг с тоской понял, что спать мне совершенно не хочется. Словно кто-то пружины вставил в глаза; только веки начнёшь закрывать, а они — раз, и распахнулись! Ещё бы, мрачно подумал я. Такое приснилось, что до сих пор сердце колотится…

Стараясь не шуметь, я выбрался из кресла, прошёл на кухню, зажёг газ и поставил на огонь чайник. Потом вернулся в комнату, полез во внутренний карман своей куртки и достал трубку и кисет с табаком.

Хорошая вещь — трубка! В какой бы редакции я ни работал, там всегда была напряжёнка с сигаретами. То у одного их нет, то у другого. Короче, по три пачки в день расстреливали. А когда я перешёл на трубку, тут уж хрен! Посмотрят жалобно так, и отойдут — в киоск, за сигаретами.

Да и весу трубка прибавляет. Внешность у меня, правда, не такая уж и солидная — не банкир, сразу понятно. Но с трубкой я кажусь более серьёзным человеком. Ленка говорит: не таким мерзким и наглым.

Правда, пришлось на какое-то время поднапрячься, чтобы купить хорошую трубку. Я решил в этом деле последовать совету Игоря — знакомого журналиста, занимавшегося политикой и курившего трубку уже третий десяток лет. Игорь же был категорически против «сторублёвых деревяшек» (как он сам называл дешёвые трубки), и порекомендовал хороший «bent» какой-то голландской фирмы. Я тогда ещё не знал, что так называются изящно изогнутые перевёрнутым вопросительным знаком трубки, но название это мне понравилось.

Совет Игоря обошёлся мне в три сотни баксов, плюс ещё пятьдесят на разные там «чистилки», «ёршики» и «лопаточки», делающие процесс курения трубки чем-то, чрезвычайно напоминающим искусство. Правда, от дорогих сортов табака я отказался категорически — доходы не позволяют мне выбрасывать на ветер по триста долларов в месяц. Я ограничиваюсь недорогим табаком, по запаху которого трудно было точно определить, сколько же он на самом деле стоит.

Трубка имела ещё одно положительное свойство: она позволяла мне успокоиться. Не только само курение, но и сопровождающие этот процесс набивка трубки, чистка. Это сигарету вставил в зубы, и побежал. А трубка такого обращения с собой не терпит, тут всё гораздо обстоятельнее и неторопливее. Поэтому, может быть, она и действует успокаивающе. А успокоиться мне сейчас, ох, как надо…

На кухне было темно, но я не стал зажигать свет. Голубоватые огоньки газовой плиты делали мрак не таким плотным, да и луна светила в окно. Я не спеша набил трубку, раскурил её и выдохнул клуб ароматного дыма. Облако его попало в луч лунного света и сделалось похожим на таинственное, лениво шевелящееся животное. Мне на миг даже показалось, что я это животное узнал — глаза, толстые короткие лапы…

Я торопливо помахал рукой, разгоняя дым. Нервы ни к чёрту, огорчённо подумал я. Не ребёнок давно, а от каждого шороха вздрагиваю.

Я докурил и вычистил трубку, выпил чаю. Потом откинулся назад, прислонился спиной к стене и попытался подумать о том, что же произошло сегодняшним вечером. Но думать не хотелось. Хотелось обо всём забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Надеть на себя овечью маску покорности судьбе в расчёте на то, что завтра всё это закончится, само собой благополучно разрешится и не будет иметь никаких последствий.

Я встал, прошёл в переднюю, снял с вешалки сумку и вернулся с ней обратно на кухню. Из-под тупой покорности судьбе, поселившейся в моём сознании, на поверхность вылезло одно желание, порождённое профессией журналиста — не позволять информации бесследно исчезнуть.

По-прежнему не зажигая света я покопался в сумке и достал из неё фотоаппарат. Затем я сходил в комнату, к шкафу, и отыскал в ящике коробку с плёнкой и батарейки. Фотоаппарат у меня такой, над какими настоящие фотографы обычно смеются — «мыльница», одним словом. Хотя на морде у него, конечно же, написано «Кодак». Но он такой же «Кодак», как я китайский император. Я уважительно величаю его «камерой», подразумевая под этим, разумеется, «камеру-обскура». Ничего, снимать можно, рожа на полученной фотографии совпадает с оригиналом процентов на восемьдесят и почти всегда узнаваема близкими людьми, а большего мне от аппарата и не надо. Тем более что местные эстрадные звездульки микрорайонных масштабов, о которых мне постоянно приходилось писать, обязательно имеют в наличии свои фотографии вполне приемлемого для газеты качества…

Зарядив камеру, я прокрался обратно в комнату. Тейкан мирно спал, не подозревая о моих намерениях. Его странная «аптечка» свалилась с груди и лежала сейчас на полу. В темноте было не разглядеть, что там происходит с раной Тейкана. Но я так рассудил, что если он спит, значит, ничего страшного уже нет. Я присел на корточки и осторожно разложил на полу всё барахло, которое вытащил из карманов его пиджака. Яркий свет вспышки не потревожил спящего гостя, даже дыхание его не сбилось. Тогда я совсем осмелел и сфотографировал его самого. От вспышки Тейкан, как мне показалось, слегка вздрогнул, дыхание его сбилось и он слабо, на грани слышимости, прерывисто вздохнул. Неизвестно, получится ли фотография, но искушать судьбу второй попыткой я не рискнул и вернулся на кухню.

Здесь я выключил газ, сел, положил руки на стол и опустил на них голову, которая вдруг показалась мне необычайно тяжёлой и совершенно ненужной. Завтра проявлю плёнку, сонно подумал я. И посмотрим, что там у нас вышло. А вообще — интересная история! Хорошо бы написать про это всё. В «Новости», конечно же, не возьмут, но вот в «Приморский бульвар» — могут. Вполне в их духе. Они и не такой бред печатают. Правда, гонорары у них — без микроскопа не разглядишь. И выплаты задерживают…

Глава 4

20 апреля, четверг, 09.05

Наверное мне всё-таки удалось задремать, потому что за окнами как-то неожиданно быстро рассвело. И когда я открыл глаза, то увидел, что утро уже наступило.

Я вскипятил остывший чайник и заглянул в комнату. Тейкан спал. Дыхание его было настолько ровным и незаметным, что я даже какое-то время напряжённо прислушивался — не подох ли, часом, мой ночной гость?

— Эй, приятель! — я осторожно потормошил Тейкана за плечо. — Доброе утро!

Тейкан вздрогнул и открыл глаза. Он как-то странно посмотрел на меня и огляделся по сторонам, припоминая, видимо, где находится.

— Доброе утро, — ответил он, садясь на диване.

Голос у него оказался ровным, без вчерашнего хрипа и слабости умирающего человека.

От страшной раны на левой стороне груди не осталось и следа. Только бурые пятна крови на его изодранной в клочья майке и на моём диване (блин!) напоминали о том, что несколько часов назад этот человек находился между жизнью и смертью.

Проследив за моим мрачным взглядом, Тейкан смущённо улыбнулся.

— Извини, — сказал он. — Я у тебя тут всё перепачкал.

Я многозначительно промолчал. Диван являл собой жалкое зрелище. Такое впечатление, что прошедшей ночью на нём с упорством, достойным лучшего применения, лишали невинности по меньшей мере пять сотен девственниц.

— Чай пить будешь? — хмуро спросил я.

Тейкан задумался и нерешительно помотал головой.

— Нет. Если можно, лучше просто воды.

Ну, воды, так воды… Как хочешь, подумал я, отправляясь на кухню.

— Тебя Леонидом зовут? — крикнул мне вслед Тейкан.

— Да. Можно просто Лёня, — ответил я, мимоходом удивляясь тому, что Тейкан умудрился запомнить моё имя. Я, вон, и не подыхал вчера (разве что от страха), а и то имя его запомнил с трудом. Хотя, и имечко-то у него такое — без поллитры не запомнишь…

— Ты не волнуйся, я сейчас всё почищу! — заверил Тейкан.

Ага, почистишь ты, как же, невесело усмехнулся я. Тут не чистить надо, а новый диван покупать. И новую квартиру заодно — засохшие уже чёрно-бурые пятна следов подошв тянулись от кровавой лужи в прихожей во всех направлениях.

Я был хмур и зол на своего гостя и, наливая ему воды в стакан, мечтал только о том, чтобы Тейкан поскорее отсюда убрался. И погружённый в эти мысли я не сразу понял, что в комнате что-то происходит.

До моего слуха донеслось какое-то мерзкое шипение, словно на раскалённую плиту кто-то тонкой струйкой лил воду. Почуяв неладное, я кинулся в комнату и застал Тейкана стоящим на коленях на покойном диваном. В левой руке у Тейкана был тёмно-синий футляр. Футляр этот был раскрыт и в нём, как патроны в обойме, выстроилась шеренга серебристых трубочек. Одну из таких трубочек Тейкан держал в правой руке и сыпал из неё на диван какой-то тёмно-синий порошок. Порошок, попадая на кровавое пятно, начинал шипеть, дымить и очень мерзко вонять, словно горелое масло на сковороде. Над диваном уже вовсю поднимались клубы синего дыма и в воздухе стояла резкая вонь.

— Ты чего делаешь?! — испугано заорал я. Сквозь клубы дыма дивана было уже почти не разглядеть, но мне показалось, что после тейканового порошка тот РАСТВОРЯЕТСЯ В ВОЗДУХЕ!

— Чищу, — коротко ответил Тейкан. — Сейчас всё будет в порядке.

Я уже всерьёз начал волноваться. Нет, диван, конечно же, и так пропал, но эти фокусы Тейкана удовольствия мне не доставляли. Спалит он мне сейчас квартиру, что тогда? Алхимик хренов…

— Фу! — Тейкан помахал ладонью в воздухе, поморщился, повернулся ко мне и радостно заявил: — Всё!

— В каком смысле? — опасливо осведомился я.

— Почистил! — гордо заявил Тейкан, указывая пальцем на диван.

Я присмотрелся внимательнее. Диван и не собирался растворяться в воздухе. И сейчас светло-серая обивка его и впрямь выглядела так, словно ночью на ней никто и не думал истекать кровью — чистая ткань, даже вроде бы новее стала. М-да-а…

— Зашибись… — только и смог выдавить из себя я.

Тейкан расплылся в улыбке и слез с дивана. Я вдруг заметил, что держу в руках стакан с водой, и торопливо протянул его своему гостю. Тейкан принял стакан, понюхал воду, недоверчиво посмотрел сквозь неё на свет и обречённо вздохнул. Словно я и не воды ему принёс, а дряни какой-нибудь. Затем он поставил стакан прямо на пол, покопался в своём футляре, выудил оттуда ещё одну серебристую трубочку, отвинтил маленькую крышечку и осторожно насыпал в стакан какой-то розоватый порошок. Вода сразу же закипела, забила ключом и над стаканом поднялось облачко пара. Потом вода успокоилась и Тейкан снова понюхал её. Видимо, результатом своих опытов он остался доволен, потому что удовлетворённо хмыкнул, закрыл футляр и подобрал с пола одну из своих плоских серых фляжек. Отвинтив колпачок, Тейкан накапал оттуда в стакан немного прозрачной жидкости. Вода приобрела густой желтовато-зелёный цвет, и в воздухе запахло чем-то необычайно вкусным.

Я смотрел, как Тейкан с видимым удовольствием пьёт, и мне самому вдруг страшно захотелось есть.

Вообще-то в еде я неприхотлив. То есть, вкусно поесть-то я, конечно же, не против, но только в том случае, когда еду готовит кто-нибудь другой. К сожалению, такое случалось крайне редко и, как правило, мне приходилось довольствоваться пельменями, сваренными в подобии куриного или мясного бульона, который обычно получается из кубиков концентрата. А всё потому, что готовить я не умею и не люблю, поскольку считаю это занятие пустой тратой времени и сил. Но сейчас, ощутив аромат, плывущий по комнате, мне вдруг страстно захотелось не просто поесть, а поесть чего-нибудь этакого. Каких-нибудь там «судачков-а-натюрель» (слышал я где-то это название) или чего-нибудь в этом роде. И глядя на Тейкана, я, непонятно почему, подумал, что будь у меня побольше денег, хрен бы я вообще покупал пельмени, я бы в ресторане обедал каждый день…

— Спасибо! — с облегчением сказал Тейкан, допив жидкость. — Теперь давай я приведу в порядок всё остальное…

…Через полчаса на полу не осталось и следов крови. Более того, Тейкан «поработал» и на лестничной площадке. Причём так успешно, что она совершенно перестала походить на бойню. А после этого странный гость занялся входной дверью. Я и не верил, что тут можно было хоть что-то поправить. Непонятно, как Тейкану это удалось — он просто опрыскал пулевые отверстия из какого-то крошечного баллончика, и те буквально на глазах исчезли, словно заросли. Я даже пальцем потрогал: никаких следов на двери не осталось. Словом, всё выглядело так, словно вчерашний кошмар мне просто приснился. Зато вся квартира наполнилась густым и вонючим дымом. Я распахнул окно на кухне и балконную дверь, чтобы сквозняк выветрил эту мерзкую гадость.

Не знаю почему, но меня до сих пор неотвязно преследовал вкуснейший запах того, что пил Тейкан. Казалось бы, после вонючих результатов его алхимических экспериментов аппетит у меня должен был пропасть по крайней мере на неделю. А вот и нет! Я чуть слюной не изошёл, пока дождался, чтобы кухня проветрилась и сковорода разогрелась.

Конечно, до повара мне далековато, а для пельменей сейчас было неподходящее время. Имевшаяся же в наличии колбаса как-то дисгармонировала с ароматами (нет, не могу я называть ЭТО простым и безликим словом «запах»! ) тейкановой «стряпни». Поэтому я решил совершить неожиданный для меня в будни подвиг и пожарить себе яичницу. А потом в холодильнике вдруг обнаружились три почти не увядших помидора и пара окаменевших в морозильнике сосисок. А ведь ещё и колбаса была!..

Короче, получился конечно не шедевр, но в какой-то мере своё желание мне удовлетворить удалось. Пока я заталкивал в себя плоды собственных кулинарных усилий, Тейкан разок заглянул на кухню. Мне не понравился взгляд, которым он меня одарил — словно бы я тут не яичницу ем, а занимаюсь чем-то предосудительным с малолетними подростками обоего пола сразу. Короче, рожа у него была такая, что мне даже неловко стало за азарт, с каким я поедал несчастную яичницу. И я сразу подумал, что испортить человеку настроение ничего не стоит. Посмотрел на него разок — и всё…

Я отправил сковородку в мойку и вернулся в комнату. У меня создалось впечатление, что всё это время Тейкан неподвижно просидел на диване, уставив взгляд в одну точку. Впрочем, может быть именно так оно и было. Я попытался отплатить ему таким же полным осуждения взглядом, каким он потчевал меня на кухне, но безрезультатно — попробуйте это сделать, когда на вас вообще не смотрят… Я хотел было что-то сказать, даже раскрыл рот, но в этот момент зазвонил телефон.

Со вчерашнего вечера я как-то уже привык к тому, что телефон не работает, и его трель заставила меня вздрогнуть. Я торопливо сорвал трубку и прижал её к уху:

— Да?..

— Ты где? — нервный и довольно сердитый голос Татьяны Максимовой, моего главного редактора.

— Здесь.

Каков вопрос, таков и ответ…

— Где — здесь? — Татьяна уже готова была начать орать, но пока ещё сдерживалась.

— А куда ты звонишь? — невинно поинтересовался я. После происшествий вчерашней ночи голос Тани показался мне чуть ли не родным. И теперь я снова почувствовал себя прежним человеком.

— Домой к тебе!!!

— Ну, вот! — радостно заключил я. — Я дома и есть!

— Где ты шляешься? Что с телефоном? Я весь вечер не могу дозвониться! Почему мобилу отключил? Где статья? Совсем совесть потерял?

— Нет, — ответил я.

— Что — нет? — Татьяна споткнулась на полуслове.

— Насчёт совести — нет, не потерял, — бодро начал докладывать я. — Домашний телефон вчера поломался, заработал только что. Мобильник… э-э-э… мобильник я отключил.

— Где статья? — Татьяна наконец-то не выдержала и заорала. — Сегодня четверг!!! Ты не знаешь, что мы выходим по пятницам?

— Знаю, Танечка! — начал оправдываться я. — Дело в том, что…

— Статья где? — главный редактор не склонна была выслушивать мои оправдания.

— Уже заканчиваю! — радостно-бодрым тоном ответил я. — Минут через пять скину тебе на почту!

— Врёшь!!! — убеждённо заявила Татьяна.

— Чес-слово! — проникновенно заверил я главного редактора. — Вообще-то, статья уже написана, но я хотел её ещё разочек прочесть, — на меня вдруг нахлынуло вдохновение. — И потом, шеф, телефон же не работал! А то я бы ещё вчера отправил!

— Вот, гад! — заключила Татьяна. — У всех дети, как дети! А у меня раздолбаи одни! Уволю я тебя, к чёртовой матери!!!

— Ни в коем случае, шеф! — преувеличенно-испуганным голосом воскликнул я. — На мне же держится вся газета! Ты оставишь читателей без интересных материалов! Они же…

— Статью давай! — оборвала мои словоизлияния Татьяна. — Срочно! Трепло несчастное… — и дала отбой.

Я положил трубку и вздохнул.

Тейкан в течение всего телефонного разговора с любопытством наблюдал за мной. А потом поинтересовался:

— Можно мне тоже позвонить?

— Звони, — кивнул я, включая компьютер.

Что бы там Танька не говорила, подумал я, а уволить меня она не решится. Местная околокультурная тусовка с меня просто пылинки сдувает. Сам уж не знаю, почему. Все эти «Союз Виденьских Писателей», «Виденьские Кинематографисты», «Ассоциация Виденьской Эстрады» и прочие даун-хаузы на меня чуть ли не молятся. Наверное потому, что мои заметки время от времени появляются в московских и петербургских газетах. Да и кое с кем из тамошних журналистов я знаком. А каждый провинциал просто мечтает оказаться в столице и покорять её, покорять, покорять со страшной силой. Так что, Танька просто так говорит, не уволит она меня ни фига. Кто ей ещё такие материалы таскать будет? Однако и мне наглеть тоже не следует. Что ни говори, а статью написать надо…

Идиотская статья, по правде говоря. В одном из районов Виденьска прорвало водопровод, уже неделю, как прорвало, местные власти ни фига не делают, жители ругаются и добираются до дома вплавь. Блеск! Хит сезона! Кто-нибудь, привезите скорее Путлецеровскую премию! Идиотизм…

И этот идиотизм надо растянуть на два килобайта — примерно одна пятая полосы нашей газеты. Хорошо ещё, что я Таньку уломал — она вообще пять килобайт хотела.

По правде говоря, я честно потыкался кое-куда носом, есть там что-то неясное — нутром чую. Водопровод? Да, водопровод. Полная фигня. Но чутьё подсказывает мне, что этой своей заметочкой я просто слил тему. И может быть, хорошую тему. Ну, плевать! Слил, так слил. Не впервой…

Краем уха я слышал, как Тейкан разговаривает по телефону с кем-то, кого он называл «Альта»; как просил его (или её?) приехать за ним; что-то говорил про какой-то маяк, про какие-то «возвраты» и «переходы». А потом я уловил смутно знакомое слово «хафт», и непонятно почему насторожился.

— Вряд ли они ещё раз используют хафт, — спокойным тоном говорил Тейкан. — Они уже истощены. Это была их последняя попытка. Может быть они и попробуют ещё раз — потом, когда наберутся сил, — но нас к тому времени здесь уже не будет. Ты где сейчас находишься? Это где? А, знаю! Хорошо, я буду ждать. Приезжай.

Говорил он словно артист в театре — очень правильно, тщательно выговаривая все слова, будто стараясь своей речью произвести должное впечатление на зрителей. Мне не очень нравится такая манера разговора. Как будто человек считает окружающих маленькими детьми, которым необходимо всё подробнейшим образом растолковывать. Да и тот факт, что сейчас, судя по всему, сюда ещё кто-то приедет, не прибавил мне веселья. Мне вполне хватает и одного Тейкана. По самое горлышко хватает, честное слово!..

Я уткнулся в монитор, но затылком почувствовал, как Тейкан пристально смотрит на меня. Я лихорадочно стучал по клавиатуре, стараясь делать озабоченный вид. Во-первых, мне действительно нужно было срочно накатать статью, которую я обещал сдать ещё во вторник. А во-вторых, я вдруг отчётливо вспомнил, где уже слышал это слово: «хафт». А слышал я его от самого Тейкана, вчера ночью, когда тот сказал что-то вроде: «если бы не хафт, то было бы не так больно…» И ещё я вспомнил, как Тейкан про кого-то говорил, что они редко пользуются хафтом, потому что тот опасен…

Я не знаю, что такое хафт — может быть, это какое-то новое оружие? Но вчерашняя рана Тейкана запомнилась мне слишком хорошо. На всю жизнь, можно сказать, запомнилась. Такую дырень в груди простым ножичком не проделаешь…

— Я скоро уйду, — заявил Тейкан.

— Угу, — притворно-безразличным голосом ответил я.

Мне очень не понравился тон, каким Тейкан это произнёс. В его словах чувствовалась нерешительность. И я вдруг не ко времени вспомнил, что подобные крутые ребята, вообще-то, не очень любят оставлять в живых случайных свидетелей… И опять я очень крепко пожалел, что поддался минутному порыву и не позволил этому Тейкану сдохнуть на лестничной площадке.

— Скоро за мной приедут, — снова подал голос Тейкан, и неожиданно добавил: — Спасибо тебе, Лёня!

— Кушайте на здоровье, — пробурчал я, пожимая плечами.

После слов благодарности, сказанных Тейканом, у меня немного отлегло на сердце. Похоже, что всё обойдётся, с облегчением подумал я, но тут же суеверно попытался отогнать от себя эти мысли и с удвоенной энергией заколошматил по клавишам.

Отодвинувшаяся на второй план опасность, исходившая от Тейкана, обнаружила возможный грядущий скандал с Татьяной, моим шефом, главным редактором газеты «Виденьские новости». Впрочем, скандалы между мной и Таней Максимовой не были такой уж большой редкостью. Многие удивлялись, почему Максимова терпит моё разгильдяйство. Но такие люди, как правило, не обращали внимания на подписи под статьями. Дело в том, что все более или менее интересные статьи, вызывавшие значительный резонанс у читающей публики, были состряпаны именно этим самым разгильдяем. То есть, мной.

Публику больше всего интересуют пикантные подробности из личной жизни звёзд. Ну, или тех, кого они звёздами считают.

Иногда я думаю, что напрасно поставил крест на политической теме. Но потом смотрю на Игоря, который сейчас в политике по самые уши, и понимаю — нет, не напрасно. Нервотрёпка сплошная, а не работа…

Сам Игорь считает иначе. Он и ещё несколько моих друзей, с которыми мы когда-то вместе начинали, поглядывают на меня с сожалением. Кто-то считает, что я обленился — псевдокультурой заниматься легче. Кто-то думает, что я испугался — слишком уж плотно нынче переплелась политика с криминалом. Но ошибаются и те, и другие.

Лень тут ни при чём — работаю же я с этими сумасшедшими «спилбергами», «коэльями» и «каррузами», а с ними лениться не получается. А криминал… Ну что сейчас не переплелось с криминалом? Какая область жизни? Разве что этот дурацкий водопровод… да и то не уверен…

Просто я устал. Не могу объяснить этого. Даже самому себе не могу. Противно всё, тошнит. Напиши я хоть тысячу статей о том, что кто-то где-то чего-то ворует, ничего не изменится. По одной простой причине: нет у меня настоящей власти. И всем политикам на мои статейки плевать с нашей пожарной каланчи, что возле гостиницы «Дюжина». Всё у них давно куплено, всё схвачено…

А со своей «палатой номер шесть» у меня тёплые и дружеские отношения. Ни одной презентации без меня не проходит, постоянно приглашают на свои сумасшедшие посиделки. Других не зовут, а меня — всегда.

Несколько раз действительно случалось такое, что можно было со спокойной совестью назвать словом «культура». И тогда я предлагал эти статьи московским газетам. Брали, охотно даже. Потому меня здесь тусовка наша и любит. И что тут ни говори, а Татьяна меня, как журналиста, ценит.

Именно поэтому ценит. И с пониманием относится, если я иногда заявляю, что какая-то моя статья в «Виденьских новостях» не пойдёт, а пойдёт в московской газете, извини, Танечка, я другую напишу, так получилось. Понимает она меня, Танька наша. Молодец она, умная.

Когда-то я сделал попытку перевести наши с ней отношения в постельную плоскость, но потом здраво рассудил, что работа для меня важнее, чем интимная связь с Татьяной. Да и не пошла бы она на такие отношения. Это я окончательно понял, когда начал встречаться с Ленкой — новенькой журналисткой, устроившейся к нам на работу полгода назад. Кстати, надо будет заехать к ней за мобильником…

Я, конечно же, ляпнул глупость и погорячился, когда заявил Тане, что через пять минут статья будет у неё на столе. Мне понадобилось ещё около получаса, прежде чем материал принял законченный вид и его можно было со спокойной душой отправить главному редактору.

Я вдруг подумал, что сейчас мне удалось установить свой новый рекорд по написанию статьи такого объёма и на подобную идиотскую тему. Кстати, статья получилась ничего, читается без явных рвотных позывов. И окрылённый этим успехом я побежал на кухню, налить себе чаю. Само собой, предложил и Тейкану, но тот отказался. Причём с таким видом, словно я ему яду собирался дать. Ну, не хочет, и не надо. Подумаешь…

Тейкан уже оделся, совершенно не смущаясь внешним видом изуродованного пиджака, и сосредоточенно рассовывал по карманам всё то барахло, которое вчера было вывалено на пол. Заметив, как он спроваживает во внутренний карман пистолет, я повеселел окончательно. У меня даже мелькнула шальная мысль: небрежно-весёлым тоном поинтересоваться, кто это вчера ломился в дверь? Более того — я готов был с лёгкостью принять любое объяснение Тейкана, каким бы бредовым оно ни оказалось.

Набрав в чайник воды, я поставил его кипятить и снова направился в комнату. И в этот момент тренькнул звонок. Я как раз находился возле входной двери, настроение у меня было приподнятое, и, ни секунды не размышляя, я открыл замок.

На пороге стояла Ленка.

Глава 5

20 апреля, четверг, 12.15

Вот уж, кого я никак не ожидал сейчас увидеть, так это Лену. Особенно после нашего вчерашнего скандала.

Собственно говоря, скандала-то особого не было. Просто вчера Лена неожиданно принялась настаивать на том, чтобы я остался у неё. А я отказался — мне вдруг захотелось оказаться дома. Чёрт его знает, почему? То ли её настойчивость непонятным образом насторожила меня, то ли мне просто действительно захотелось побыть одному — не знаю. Мы попеременно ночевали друг у друга, и это уже успело войти у нас в привычку, и может быть я и вчера бы остался у Ленки. Но она показалась мне какой-то нервной, взволнованной, как будто её что-то беспокоило. И я почему-то решил, что это как-то может быть связано с её бывшим мужем — Лена несколько раз на протяжении вечера упоминала о нём. И о том, что он никак не оставляет её в покое. А быть свидетелем семейных разборок мне очень не хотелось.

Мужа Ленкиного я никогда не видел. И уже возвращаясь домой подумал о том, что его не видел вообще никто и никогда. Так что, может быть, мужа-то никакого и не было. Но скандал был — на прощание Лена мне его устроила. Небольшой такой скандальчик, ничем не хуже семейного. И заявила, что знать меня больше не желает. Так что увидев сейчас Лену я несколько опешил.

— Привет! — радостно выдохнул я.

Лена улыбнулась, переступила порог, хотела что-то сказать, но глаза её неожиданно сделались, как оловянные. И я вдруг понял, что смотрит она не на меня, а на кого-то, стоящего за моей спиной. И когда позади раздался голос, стало ясно — на кого именно.

— Даже не пытайся! — ледяным тоном произнёс Тейкан. — Если ты только попробуешь воздействовать на него, я тебя убью!..

Я обернулся (хочется сказать «стремительно обернулся», но это было не так — движения мои были вялыми и медлительными, и я вдруг почувствовал, как на меня вновь наваливается вчерашняя апатия). Тейкан стоял, держа обеими руками свой диковинный пистолет. Ствол его был направлен прямо в лицо Ленке.

Если в тот момент в моей голове и присутствовали какие-то мысли, то определить их иначе, чем словами «твою мать», я не в состоянии.

Видок у Тейкана был тот ещё. Морда каменная, губы плотно сжаты, а в глазах такое зверское выражение, что мне стало жутко. Я попятился от него и посмотрел на Лену. И увиденное мной настолько перемешало все скудные мысли в голове, что подобрать слов для их определения я был уже не в состоянии.

Черты Ленкиного лица плавно менялись. Губы делались тоньше и бледнее. Светлые волосы непонятным образом превращались в рыжие. Глаза приобрели ярко-зелёный цвет, и выражение их сделалось злобным и жёстким. Одежда на Лене тоже претерпевала изменения. Ткань светлых джинсов потемнела, а затем и вовсе стала чёрно-коричневой, сделалась грубее на вид; белая курточка приобрела тот же цвет, и пушистый мех на манжетах и воротнике съёжился и стал похож на свалявшуюся шкуру не очень чистой бродячей собаки; изящные сапожки стали грубее, по голенищам пробежала шнуровка, да и сами голенища сделались выше, обхватив ноги женщины почти до самых колен. Короче говоря, передо мной оказалась чужая, совершенно незнакомая мне зеленоглазая и рыжеволосая женщина, в какой-то невообразимой («доисторической», — почему-то подумал я) одежде, сшитой из звериных шкур. И женщина эта медленно раздвинула губы в насмешливой улыбке и произнесла:

— Ты привлёк его на свою сторону! — она внимательно глянула на меня. — И теперь он может расцениваться, как твой сообщник!

— Нет, — спокойно возразил Тейкан. — Этот человек всего лишь предоставил мне кров и ночлег. Он даже не имеет представления о том, что происходит.

— Да-да! — торопливо кивнул я, чувствуя себя полнейшим идиотом. — Мне все ваши разборки до фонаря!

Мне, наверное, вообще стоило сейчас не разговаривать, а молчать в тряпочку, но я просто не смог удержаться. Потому что понял, что самое страшное как раз сейчас-то и начнётся.

Рыжая женщина блеснула на меня зелёными глазами и улыбнулась ещё шире. И я похолодел, увидев, что два зуба у неё во рту гораздо длиннее остальных. Два острых клыка — трудно найти другое, более подходящее определение.

В голове моей стоял полный сумбур. Я вдруг подумал, что если сейчас на лестнице появится кто-то из соседей, это будет что-то! Тейкан с пистолетом, целящийся в эту рыжую, и я между ними… Видимо, выражение моего лица в тот момент достаточно красноречиво отражало мысли. Потому что гостья снисходительно усмехнулась, сделала шаг вперёд и плавным движением руки захлопнула входную дверь. Затем взгляд её упёрся в Тейкана, и из зелёных глаз напрочь исчезла насмешка, сменившаяся жестоким холодом.

— Ты лжёшь, Тейкан! — уверенно заявила зеленоглазая. — Но сейчас я хотела бы получить назад то, что тебе не принадлежит! Я говорю о карте!

— У меня нет вашей карты, — ответил Тейкан. — Я не успел её забрать.

— Ложь! — прищурилась женщина. — Карта исчезла!

— Кроме меня там были ещё и другие, — Тейкан насмешливо посмотрел на рыжую. — Ты уверена, что они не воспользовались замешательством и не забрали карту?

Зеленоглазая хотела что-то возразить, но запнулась. И с непонятным и неприятным интересом поглядела на меня — так голодный человек смотрит на аппетитную закуску.

— Не смей, — снова предупредил Тейкан. — Я буду стрелять.

— Карта у тебя? — женщина резко повернулась к Тейкану.

— Я уже ответил на этот вопрос, — проговорил Тейкан. — У меня нет вашей карты.

Женщина медленно подняла руки и поднесла ладони к лицу. И над ладонями её прямо из воздуха возник ничем не поддерживаемый шар. Он был размером не больше футбольного мяча и от него исходил мягкий зелёный свет. Зрелище это было из разряда тех, что способны отправить в обморок кого угодно. Видимо только благодаря тому, что после вчерашней ночи я стал более толстокожим, мне и удалось не грохнуться без сознания.

— Предупреждаю в последний раз, — Тейкан прицелился.

— Я не верю тебе, — проворчала женщина. — И хочу убедиться, что ты не лжёшь. Карта у тебя?

— Нет.

Зелёный шарик на миг изменил свой цвет на синий. Видимо, это удовлетворило зеленоглазую и она кивнула головой.

— Ты видел карту? — снова спросила женщина.

— Да, — после секундного колебания ответил Тейкан.

Шарик снова мигнул.

— Где карта? — женщина вдруг посмотрела прямо на меня.

— Не знаю, — честно ответил я. В голове моей мгновенно пронеслись события прошедшей ночи. И всё то, что я выуживал из карманов тейканового пиджака. Ничего, даже отдалённо напоминающего карту, там не было и в помине.

Я во все глаза смотрел на шарик. Но тот и не подумал менять свой цвет на синий. Это обстоятельство заставило моё дыхание замереть. Я уже понял, что означают эти изменения цвета. И теперь ожидал, какова будет реакция рыжей.

— Не отвечает! — насмешливо произнесла женщина.

— Этот человек не знает, о какой карте мы говорим! — повысил голос Тейкан. — Глупо было проверять его! Достаточно моего слова!

— Тогда ответь… — начала было женщина, но Тейкан оборвал её.

— Достаточно!!! — резко заявил он. — Я уже дважды отвечал на твои вопросы! Хватит! Убирайся отсюда!

— Я не уйду, пока не буду уверена в том, что в этом доме нет карты!!! — злобно произнесла зеленоглазая. — Ты вызывал Альту! Если бы у тебя не было карты, ты бы просто ушёл! А раз Альта едет сюда, то…

Женщина замолчала и вопросительно глянула на Тейкана. Тот безразлично пожал плечами и снова повторил:

— Карты у меня нет.

— Ты позволишь мне посмотреть, что происходило тут прошлой ночью? — хитро прищурилась женщина. В её вопросе явно содержался какой-то подвох, потому что Тейкан замолчал не меньше, чем на минуту. Потом он с непонятным выражением посмотрел на меня и осторожно кивнул.

— Если ты попытаешься причинить этому человеку вред… — предупредил он.

— Перестань! — поморщилась зеленоглазая. — Я просто хочу убедиться в том, что он ничего не знает!

Теперь уже оба — и Тейкан, и женщина — в упор разглядывали меня, словно какое-нибудь диковинное животное. Под их пристальными взглядами я почувствовал себя не в своей тарелке.

— Меня зовут Гитана, — сказала женщина. — А тебя?

— Не отвечай! — громко выкрикнул Тейкан. — Не называй своего имени!

— Почему? — вырвалось у меня.

— Тейкан! — возмутилась женщина. — Ты мне мешаешь!

— Я не могу позволить тебе получить власть над ним! — заявил Тейкан.

Я почувствовал, как мне становится нехорошо. Я явственно ощутил, как по спине пробежал озноб.

«…власть над ним…»

Что бы это ни значило, но я был уверен в одном — я не хочу на собственном опыте получить ответ на этот вопрос.

Женщина посмотрела на Тейкана и в глазах её промелькнуло удивление. А потом она, словно бы вспомнив что-то, усмехнулась и очень демонстративно вздохнула, всем своим видом показывая, что более глупого существа, чем Тейкан, в мире не сыскать. Затем женщина вполголоса прошептала что-то неразборчивое, и зелёный мяч, висевший в воздухе, сделался прозрачным.

Я вытаращил глаза. Мне вдруг показалось, что внутри него двигаются какие-то крошечные фигурки. Нет, не показалось — так оно и было на самом деле! Крошечные, размером едва ли превышающие муравья, фигурки копошились в прозрачном шарике, что-то там делали. Зрелище это завораживало, притягивало взгляд. Но когда я попытался присмотреться внимательнее, голова у меня закружилась и перед глазами всё поплыло. Я вынужден был даже опереться о стену, чтобы не упасть. Уши заложило, как это иногда бывает в самолёте. И ещё мне показалось, что Тейкан смотрит на меня с сожалением.

А женщина вообще на меня не смотрела — она была поглощена каким-то загадочным зрелищем, разворачивающемся в этом таинственном прозрачном шаре.

— Да, — вздохнула наконец она. — Он ничего не знает…

И головокружение моё удивительным образом сразу же прошло. Я вытер вспотевший лоб и посмотрел на Тейкана. Тот улыбнулся в ответ и едва заметно кивнул.

— Ты всё выяснила? — сухо обратился он к женщине. — А теперь — убирайся!

Зеленоглазая криво ухмыльнулась, хлопнула в ладоши и… исчезла!

Только что, миг назад она стояла в прихожей, возле входной двери, а теперь её уже не было и в помине!

Я судорожно глотнул и почувствовал, как дрожат мои колени. Гипноз, подумал я. Это был гипноз…

В тот момент я даже не затруднил себя мыслью, а на кой хрен это вообще кому-то было нужно — гипнотизировать меня? В мозгу моём, наверное, сработал какой-то защитный механизм, напрочь отсекавший удивление по поводу происходящего. И сознание непостижимым образом интерпретировало все события так, что они начинали казаться объяснимыми.

Тейкан — либо член какой-нибудь криминальной группировки, либо сотрудник шибко секретных спецслужб. А его преследователи, вне зависимости от исходного предположения, автоматически становились людьми, не состоящими с законом в дружеских отношениях. И неважно уже, каким именно оружием был вчера ранен Тейкан; неважно, кто пытался снести дверь моей квартиры; неважно даже, что послужило причиной этих разборок. Для меня теперь важно было одно: как можно скорее и безболезненнее выкрутиться из этой ситуации. А то, вон, уже гипнотизёры за дело взялись… Гитана, кажется? Тоже имечко, подстать «Тейкану»… Теперь, наверное, и телефон в квартире начнут прослушивать, жучков да вирусов в компьютер насуют. Впрочем, если уж они такие крутые экстрасенсы, то запросто смогут и мысли читать, безо всяких там жучков. М-да… Проблемы…

Погоди, строго оборвал я себя. Какие экстрасенсы? Какие гипнотизёры? Ты же не статью придумываешь для «Приморского бульвара»!

Я потряс головой и попытался собраться с мыслями. Но безрезультатно. В мозгу моём продолжало крутиться только одно слово: «гипноз».

Только сейчас я обратил внимание, что правое ухо Тейкана заткнуто маленьким чёрным шариком. Машинально я отметил, что уже видел этот шарик, а точнее — два шарика, соединённых между собой чёрной проволочкой. Сейчас один из них торчал у Тейкана в ухе, а второй свободно свисал на проводе, покачиваясь чуть ниже плеча.

Вид у Тейкана был такой, словно он к чему-то прислушивается — взгляд рассеянно скользил по полу, голова немного склонена на бок, а приоткрытые губы чуть шевелятся, будто повторяя за кем-то неслышимые мною слова. И я подумал, что эти шарики-проволочки какое-то суперновейшее устройство связи. И тут же понял, что ошибся. Ведь если бы это и правда был передатчик или крутой и навороченный мобильник, Тейкан бы не стал звонить с моего телефона какой-то Альте…

Тейкан глубоко вздохнул, и этот обыденный звук почему-то заставил меня вздрогнуть, настолько сильно были напряжены нервы.

— Всё! — торжествующе заявил Тейкан. — Они ушли! Опасности больше нет!

Я не стал уточнять у него, кому именно грозила опасность и кто эти таинственные «они» — меньше знаешь, дольше живёшь. Я с немалым облегчением наблюдал за тем, как Тейкан прячет в карман своё грозное оружие.

— За мной приехали, — сообщил вдруг Тейкан.

И прежде, чем я успел что-либо спросить, подал голос дверной звонок.

Глава 6

20 апреля, четверг, 12.55

Подходить к двери мне, честно говоря, совершенно не хотелось. Я вопросительно посмотрел на Тейкана, тот кивнул в ответ, и я торопливо (можно даже сказать — суетливо) открыл дверь. На пороге стояла…

Мне на миг показалось, что передо мной героиня фильма «Матрица». Впрочем, впечатление это было мимолётным и неверным — единственным сходством (первым, что бросалось в глаза) было обилие на женщине чёрной лоснящейся кожи. Длинный, доходящий до щиколоток, плащ; плотно облегающие брюки; несколько грубоватые башмаки… Мне почудилось даже, что и под плащом у женщины чернеет что-то кожаное… Довершали всё узкие чёрные очки, которые, впрочем, она сразу же сняла, открыв моему взору свои большие глаза поразительного ярко-голубого цвета. Волосы у неё были светлыми, почти белыми. Но в отличие от волос всех остальных виденных мной блондинок, они казались густыми и жёсткими.

Подавив в себе дурацкое желание выпалить: «добрый день, фройлен», я посторонился и впустил её в квартиру. Светловолосая женщина и впрямь чем-то напоминала мне сотрудниц немецкой разведки, какими я их привык видеть в старых советских фильмах. Не внешностью напоминала — манерой поведения. Холодный высокомерный взгляд, гордая осанка, в каждом жесте и движении чувствуется превосходство над всеми окружающими. Она безжизненно сверкнула на меня глазами, потом повернулась к Тейкану и произнесла всего одно слово:

— Тейкан!..

Выговорила она его так, словно просто констатировала факт. Вот, мол, Тейкан… Тейкан обыкновенный, не кусается…

Тейкан же был несколько многословнее.

— Здравствуй, Альта, — сказал он. — Хорошо, что ты приехала.

Ага, подумал я. Значит, это и есть та самая Альта, которой Тейкан звонил. Хорошо. Значит, теперь они уедут отсюда. Совсем хорошо!..

— Ты должен был подать сигнал, — серьёзно заметила Альта, внимательно разглядывая обезображенный пиджак Тейкана.

— Я не успел, — возразил Тейкан. — Они ехали навстречу, и у меня едва хватило времени на то, чтобы выстрелить.

— Как им удалось тебя ранить? — спросила Альта. Ни сочувствия, ни сожаления в её голосе не прозвучало, только лёгкое недовольство самим фактом ранения Тейкана.

— В машине их было двое, — пояснил Тейкан. — Второго я заметил не сразу, и он успел выстрелить раньше меня.

— Хафт? — полуутвердительно произнесла Альта.

— Да, — кивнул Тейкан. — Стрела оказалась отравленной. Но они промахнулись. Думаю, больше они не отважатся напасть.

— Плохо, — с осуждением заметила Альта. — Если бы тебя убили, вся операция оказалась бы под угрозой срыва.

— Ничего, — возразил Тейкан. — Мне помог Леонид. Если бы не он, всё было бы гораздо хуже.

Альта перевела взгляд на меня и внимательно оглядела с ног до головы. Мне стало не по себе от этого холодно-равнодушного оценивающего взгляда. И я вдруг подумал, что ничего ещё не кончилось. И следующие же слова Альты утвердили меня в этом мнении.

— Его придётся ликвидировать? — поинтересовалась Альта, вновь обращая взгляд к Тейкану. Именно — «поинтересовалась»! Спокойно так, словно речь шла о насекомом. Меня аж передёрнуло от её интонации. Сука, обречённо подумал я. Сука… И больше мне в голову ничего не приходило, кроме этого слова, ярко характеризующего составленное уже мнение об Альте.

— Ликвидировать? — переспросил Тейкан. — Нет, этого делать не нужно. Он ничего не знает и ни о чём не догадывается, — Тейкан тоже посмотрел на меня, и я машинально несколько раз торопливо кивнул.

— Лёня, — Тейкан улыбнулся мне, — ты не бойся, мы сейчас уйдём, никто тебе ничего плохого не сделает… Можно попросить у тебя ещё один стакан воды? — неожиданно добавил Тейкан.

— Что?! — мне показалось, что мои же собственные слова прозвучали оглушительно громко.

— Воды, — повторил Тейкан, продолжая улыбаться. — Стакан. Один.

— Зачем? — тупо спросил я. Голова моя сейчас была занята совершенно другими мыслями.

— Пить, — спокойно пояснил Тейкан, не отпуская с лица улыбки.

Я снова кивнул, глупо хихикнул и кинулся в комнату. Потом сообразив, что мне нужно не сюда, а на кухню, метнулся обратно. И в прихожей увидел как Тейкан, склонившись над подставкой для обуви, достаёт из-под неё какой-то предмет, какую-то небольшую трубочку желтовато-серого цвета, словно лист бумаги, изрядно уже пожелтевший от времени.

Карта!.. Эта мысль промелькнула у меня в голове подобно молнии. А следующей моей мыслью было: «Ну, всё!»

Тейкан выпрямился и не спуская с меня глаз аккуратно спрятал трубочку во внутренний карман пиджака. Я почувствовал, как во рту у меня пересохло. Чёрт! Тейкан ведь потому и воды попросил, чтобы я убрался из прихожей и не видел, как он карту доставать будет! Он, видно, её тут вчера припрятал, а теперь… Твою мать!..

— Зря, — с сожалением произнёс Тейкан, глядя на меня с видимым сочувствием. — Зря…

— Теперь он знает, — спокойно заявила Альта. — И если до него доберутся они, то и им всё станет известно.

— Гитана уже была здесь, — вздохнул Тейкан.

— Да?! — холодно удивилась Альта. — Ты мне этого не говорил. Значит, они уже здесь были… Ну, тогда…

Плавным движением она запустила руку под плащ и вытащила пистолет — точь-в-точь такой же, как и у Тейкана.

— Подожди! — остановил её Тейкан. — Мы можем забрать его с собой!

Тейкан прищурившись посмотрел на меня, словно бы прикидывая в уме, стоит ли это делать.

— Зачем он нам? — удивилась Альта. — Лишняя помеха.

— Он помогал нам, — пояснил Тейкан. — И он сможет быть нам ещё полезен… Если понадобится…

Мною вдруг овладел целый букет самых разнообразных чувств: безразличие к своей собственной судьбе, усталость, презрение… и обида.

— Надо было дать тебе подохнуть на лестнице, падла, — криво усмехнулся я, глядя Тейкану прямо в глаза. — Тогда тут не было бы сейчас ни тебя, ни этой твоей гадины! — я кивнул в сторону Альты.

Девушка никак не отреагировала на подобную аттестацию. Казалось, она даже не поняла этого слова. А Тейкан несколько секунд помолчал, а потом решительно произнёс:

— Поехали, Лёня! У тебя просто нет другого выхода. Поехали. Бери с собой только самое необходимое.

— Чтоб вы сдохли, — устало ответил я. — Оба!..

— Скорее всего, именно так и будет, — кивнул Тейкан. — Но не сейчас, а немного позже. Поехали, у нас мало времени…

Глава 7

20 апреля, четверг, 13.40

«Самое необходимое», что Тейкан советовал взять с собой, пришлось ограничить моей кожаной курткой и тем, что поместилось во многочисленных её карманах — носовой платок, блокнот с карандашом (их я, по правде сказать, просто забыл вытащить), трубка со всеми сопутствующими причиндалами, ключи от квартиры, тощенькая пачечка банкнот (рублей пятьсот от силы) и перочинный ножик, который я и сам не понимал, для чего сунул в карман. В подсознании моём ворочалась мысль, что в подобной ситуации хорошо бы иметь под рукой хоть какое-то оружие. Но этот ножичек выглядел слишком уж «хоть каким-то», особенно на фоне пистолетов Тейкана и Альты. Короче говоря, из подъезда я вышел налегке.

Машина у этих ребят оказалась хорошая — громадный и мощный джип «Лэндровер» тёмно-синего цвета. Я подумал, что такая машина в нашем районе, да ещё перед самым подъездом неизбежно должна привлечь внимание. Кто-нибудь непременно остановился бы на неё поглазеть. Но к несчастью (или к счастью) вокруг никого не было, кроме одного человека, явно из компании Тейкана — тёмно-зелёная куртка, такого же цвета брюки, заправленные в чёрные сапоги. Он отирался возле джипа, засунув руки в карманы и сердито поглядывая по сторонам. На клапане левого нагрудного кармана его куртки была эмблема, показавшаяся мне знакомой: солнышко с чёрточками-лучами. И сразу же я вспомнил, что видел точно такой же рисунок на какой-то из тех штуковин, что вытаскивал из карманов тейканового пиджака. Наверное, это должно что-то означать, вяло подумал я.

Человек, ошивавшийся возле джипа, несмотря на достаточно молодое лицо — лет тридцать примерно — был совершенно седым. Особенно мне запомнились его усы — такие же седые, длинные, свисающие по сторонам плотно сжатых губ. И вообще, этот седоусый не очень-то мне понравился. Выглядел он как-то слишком уж «по-английски»; примерно так же, как мог бы выглядеть британский охотник на тигров позапрошлого века в индийских джунглях, только пробкового шлема недоставало и кремниевого ружья. При взгляде на седоусого сразу же хотелось вытянуться по стойке смирно и назвать его «полковником». С обязательным добавлением «сэр». И я про себя моментально окрестил этого типа «Полковником Морганом» — слишком уж его внешний вид совпадал с моими представлениями о герое рассказов Конан Дойла.

Полковник Морган, увидев нас, занервничал и принялся что-то громко втолковывать Тейкану на незнакомом мне языке — то ли испанский, то ли ещё какой. Это мне не понравилось ещё больше. Представьте себе подобную сценку: спальный район, раннее утро, возле панельной многоэтажки, между облезлым парадным и мусорным ящиком торчит крутая иномарка, возле которой какой-то явно иностранный тип чирикает на совершенно импортном языке.

Тейкан что-то ответил Полковнику и кивком указал в мою сторону. Полковник с интересом посмотрел на меня, усмехнулся и опять что-то сказал, обращаясь на этот раз уже непосредственно ко мне.

— Нихт фернштейн, — пожал я плечами. — Гитлер капут. Моя твоя не понимай…

— Я говорю — в машине сидеть тихо, — произнёс седоусый по-русски. Голос у него был ровный и низкий, с лёгкой хрипотцой, и в речи его явно слышался акцент.

— Яволь, — безразлично пожал плечами я.

— Будешь вести себя беспокойно — убью, — пригрозил Полковник Морган.

— Натюрлих, майн херц, — кивнул я.

— Шерон, — сказала за моей спиной Альта. Значение слова этого я не понял, но произнесла она его так, как можно было бы произнести ругательство: с презрительным пренебрежением.

Полковник ожёг Альту взглядом, и полез в машину.

Я думал, что он сядет за руль, но ничуть не бывало: седоусый устроился на заднем сиденье, посмотрел на меня снизу вверх и приглашающе похлопал ладонью по кожаной обивке. Поскольку весь мой запас иностранных слов был уже исчерпан, я решил ничего не говорить и уже совсем было собрался забраться в джип, когда из-за угла, перегородив дорогу, вывернула ещё одна машина — красная «БМВ».

На мой взгляд, красный цвет является наименее подходящим для машин этой марки. «БМВ» должна быть чёрной. Или просто тёмной. Но никак не ярко-красной, это какое-то издевательство получается над машиной.

А наш район становится популярным у иномарок, подумал я. Мне почему-то показалось, что появление этой семьсот двадцатой бэхи дикого коммунистического цвета напрямую связано с тем, что сейчас происходит. И как оказалось, я не ошибся.

Тейкан замер на месте, а Альта мгновенно выхватила пистолет.

— Не стрелять! — приказал Тейкан. Голос его был напряжён.

Бэха остановилась и из неё появилась на свет недавняя моя зеленоглазая гостья. Позади неё замаячили две шкафоподобные фигуры. И я бы не удивился, если бы и у них в руках оказалось оружие. Но то ли они были не вооружены, то ли не спешили оружие это демонстрировать.

Замечательно, обречённо подумал я. Всю жизнь старался всячески избегать этого, а так и не уберёгся. Вот и мне счастье привалило — оказаться участником братковских разборок наших виденьских бандитов. Всю жизнь мечтал об этом…

— Уходите! — приказал Тейкан рыжей.

— Оставьте его! — рыжая ткнула пальцем в мою сторону.

— Он едет с нами.

— Нет!

— Да!

Рыжая посмотрела на меня, и в глазах её промелькнуло очень знакомое выражение. Не может быть! Это же!..

— Ленка?! — выдохнул я.

…Когда сегодня утром ко мне пришла Лена, я обрадовался. Но потом, после её сказочной трансформации в «рыжую Соню», я уверился в том, что была у меня, всё-таки, не сама Лена. Что это было что-то типа гипноза или ещё чего-нибудь подобного.

Но сейчас, когда я посмотрел в эти зелёные глаза, никаких сомнений у меня уже не оставалось — это была именно та женщина, с которой мы уже давно не чужие люди.

— Леонид, осторожнее! — предупредил Тейкан.

Я вздрогнул и повернулся к нему.

— Они могут принять любое обличие, — торопливо продолжал говорить Тейкан. — Они могут выдать себя за самого близкого тебе человека. Они способны на всё…

Рыжая усмехнулась и полезла в карман. Альта вскинула пистолет и прицелилась. Рыжая поглядела на неё, усмехнулась и вытащила из кармана… мобильный телефон.

— Лёня, — сказала она, протягивая мне мобильник, — ты вчера забыл у меня…

— Не верь ей! — повысил голос Тейкан.

Но я не слушал его. Я протянул руку, взял мобильник и повертел его перед глазами. Это была моя трубка. «Нокиа — 6230». И царапина на крышке… Я потыкал в кнопочки и убедился, что адресная книга содержит именно те номера, что были на моей трубке. Моя мобила, точно… Точнее некуда…

Я посмотрел на рыжую. Она усмехнулась и… тут что-то опять произошло. То же самое, что и у меня дома, только наоборот — рыжая превратилась в Лену.

— Так лучше? — улыбнулась она.

— Привычнее, — выдавил из себя я.

— Леонид! — Тейкан дёрнул меня за рукав. — Опомнись! Ты же видишь, на что они способны!..

Видеть-то я видел, но ничего не понимал. И толку с того, что я видел, не было никакого. Но этот взгляд… Ведь это же Лена! И мобильник мой…

Лена смотрела на меня. И я против своей воли сделал шаг к ней.

Дальше события развивались очень стремительно. И совершенно непредсказуемо.

Альта оттолкнула меня плечом и выстрелила в Лену. Но за короткий миг до выстрела Лена совершила какое-то движение… нет, не могу объяснить. Только что она стояла вот здесь, а через секунду — уже в метре от возможной траектории полёта пули из альтового пистолета. И волосы Лены снова пылали рыжим огнём. То есть, не Лены уже — той зеленоглазой женщины.

Зеленоглазая взмахнула рукой и в воздухе что-то коротко блеснуло. Словно на миг возникший узкий луч яркого света, протянувшийся от зеленоглазой и коснувшийся Тейкана.

Альта развернулась и выстрелила ещё раз. Из джипа выскочил седоусый с точно таким же пистолетом в руке, и присоединился к Альте — я имею в виду, тоже открыл огонь.

Шкафообразные молодчики, сопровождавшие зеленоглазую, куда-то подевались. И когда взревел мотор бэхи, я понял, куда именно.

Ярко-красная «БМВ» рванулась назад и скрылась за углом. И теперь возле подъезда остались лишь я, седоусый и Альта.

И Тейкан…

Глава 8

20 апреля, четверг, 14.20

Тейкану было плохо. Он стоял согнувшись и медленно покачивал опущенной головой. Полковник Морган осторожно тронул его за плечо и что-то спросил. Тейкан выпрямился, посмотрел на него затуманенным взором, затем сделал два быстрых шага к стене дома, опёрся на стену левой рукой, а правую прижал к животу и сложился пополам.

Тейкана вырвало.

Меня передёрнуло от отвращения — на стене остались кровавые чёрно-красные потёки.

Полковник с Альтой подбежали к Тейкану, подхватили его и усадили на заднее сиденье джипа. Сам седоусый занял место рядом с водителем.

— В машину! — крикнула мне Альта, угрожающе размахивая пистолетом.

Я торопливо нырнул в салон и пристроился рядом со скорчившимся на заднем сиденье Тейканом. Альта уселась за руль и машина рванула с места.

Тейкан слабо стонал, уперев мутный взгляд в пространство. Я постарался устроить его поудобнее, а сам отодвинулся к правой дверце, подальше от Тейкана — фиг его знает, что с ним творится.

Альта — эта белокурая бестия — целиком была поглощена управлением автомобиля. Я с ненавистью посмотрел в затылок впередисидящей девушки. Стекло со стороны водителя было опущено, и короткие прямые и светлые волосы Альты трепетали от встречного ветра.

Сука, подумал я. Такой ничего не стоит человека убить… И приятель её — этот седой — ничуть не лучше…

По раннему часу транспорта на улицах было немного. Альта гнала машину, совершенно наплевав на все правила дорожного движения. На Второй Соборной она свернула к площади Пушкина, а затем, не доезжая до неё, направила машину в переулочек, где располагалась гостиница «Дюжина». И когда мы проезжали мимо трёхэтажной гостиницы, Полковник неожиданно произнёс:

— За нами погоня.

Слова эти так не подходили к спокойному тону седоусого, что я их вначале даже и не воспринял. Зато их очень хорошо восприняла и поняла Альта. Она до предела вдавила педаль газа и круто повернула руль вправо. Взвизгнули покрышки, машина угрожающе накренилась и когда мы каким-то чудом вписавшись в поворот уже заезжали за угол, я краем глаза успел заметить давешнюю ярко-красную «БМВ», в точности повторившую манёвр Альты.

Мы неслись на полной скорости. Меня и Тейкана швыряло из стороны в сторону, и я был вынужден одной рукой вцепиться в спинку сиденья, а другой удерживать Тейкана, всё время норовившего сползти на пол. Но я сразу понял, что Альта гонит машину в один из старых районов, где преобладают древние двухэтажные кирпичные и деревянные развалюхи позапрошлого века. И как-то слишком уж быстро улицы сделались уже, по сторонам замелькали толстые и старые стволы близко посаженных друг к другу деревьев. Красная бэха не отставала.

Я увидел, как Полковник Морган торопливо опускает стекло со своей стороны и достаёт пистолет; как он выщёлкивает обойму, с сомнением смотрит на неё, заряжает пистолет другой…

— Развернись! — крикнул седоусый.

Альта молча вдавила педаль и дёрнула рулём. Машину занесло и развернуло поперёк дороги. Полковник, держа пистолет обеими руками, прицелился. Ярко-красный автомобиль нёсся прямо на нас, не сбавляя скорости.

Я затаил дыхание и подумал, что даже если Полковник Морган с первого же выстрела попадёт в преследователей, это всё равно не поможет — бэха на полной скорости врежется в борт нашей машины. Я очень живо представил себе все последствия этого, и невольно отодвинулся подальше от правой дверцы, хотя это, конечно же, без толку — всё равно от нашего джипа мало что останется. Не говоря уже о нас самих…

Полковник сделал два выстрела — на большее у него просто не оставалось времени, — но преследователи, видимо, успели заметить целящегося. «БМВ» вильнула и я с изумлением увидел, как на том самом месте, где она только что была и куда стрелял седоусый, быстро вспухают два больших радужных, словно мыльные пузыри, шара. Асфальт под ними пошёл волнами, словно это был не асфальт, а поверхность озера. Мелкий мусор и опавшие листья от обочины метнулись к этим шарам, словно увлекаемые порывом ветра, упали на радужную поверхность и пропали. А сами пузыри через миг сжались до размеров кулака, ярко мигнули оранжевым светом и беззвучно исчезли.

Всё это я успел разглядеть за какую-то секунду до того, как красный автомобиль оказался возле нас. Я даже не успел толком удивиться таким странным последствиям выстрелов, потому что дальше произошло совсем уже невозможное, от чего глаза мои, и без того вытаращенные от изумления, вообще чуть не вылезли из орбит.

Очевидно водитель бэхи тоже понял, что столкновение не принесёт ему здоровья. И автомобиль свернул на тротуар, ободрав левое крыло о ствол дерева. Я уже приготовился увидеть, как он врежется в кирпичную стену, но машина необъяснимым образом избежала этого. Её колёса как-то странно развернулись, и «БМВ» въехала на стену дома, словно перед ней была обычная ровная дорога. Я хорошо видел, как под колёсами машины с хрустом давятся оконные стёкла и трещит старая деревянная входная дверь парадного, как осыпается извёстка со стены, как падает сбитый бампером светильник… И тут бэха замерла, как вкопанная, словно бы её остановила невидимая мне преграда — прямо на стене! А затем она боком рухнула на тротуар.

Полковник мигом распахнул дверцу и кинулся к поверженному «БМВ». Но даже и отсюда было хорошо видно, что в салоне уже никого нет.

— Ушли! — выкрикнул седоусый, и в голосе его прозвучало разочарование.

— Не трогать… — простонал вдруг Тейкан.

Голос его был наполнен болью, но звучал достаточно громко для того, чтобы Альта обернулась.

— Леонида не трогать… — проговорил он. — Что бы ни случилось…

— Почему? — нахмурилась Альта.

Эта сука даже не посмотрела в мою сторону.

— Не знаю, — выдохнул Тейкан и простонал.

Он скрючился на сиденье в нелепой позе, прижав руки к животу. Глаза его были закрыты, на лице мертвенная бледность, губы выглядели сухими и потрескавшимися, словно от сильной жары.

Альта несколько секунд изучала Тейкана, потом молча отвернулась и посмотрела на седоусого, стоявшего на улице.

— Поехали! — резко сказала она.

— Эй! Ты чё творишь тут, а? — в дверях дома, возле которого на боку валялась красная «БМВ», появился ошарашенный мужик в майке, спортивных штанах и босиком. — Охренели вконец, что ли?

Ага, подумал я. Это точно — охренели. Во всяком случае, в отношении меня весьма удачное определение.

Мужик в майке посмотрел на опрокинутый автомобиль, на следы покрышек, оставшиеся на стене дома, перевёл взгляд на седоусого и тут заметил у него в руке пистолет.

— Ой, блин!.. — хрипло выдохнул мужик, мгновенно понявший, что тут ему находиться не следует, и торопливо скрылся.

— Поехали, — спокойно уже произнёс седоусый, забираясь обратно в машину. — Как Тейкан?

— Пока жив, — холодно констатировала Альта.

— Надеюсь, мы успеем… — проворчал седоусый, перезаряжая пистолет.

Альта молча завела двигатель и тронулась с места. Робот, а не человек. Меня, например, до сих пор прямо-таки трясёт от всего увиденного. А ей — хоть бы что! Хоть бы слово сказала, стерва белобрысая…

Альта своими действиями и впрямь напоминала механизм, а не живое существо. Ни страха, ни тени волнения или беспокойства — вообще никаких эмоций. Она спокойно развернула машину и поехала дальше, как ни в чём не бывало. И вскоре мы свернули на улицу, откуда можно было попасть только на бетонное шоссе, уходившее за городскую черту.

Глава 9

20 апреля, четверг, 15.25

Район тот мне хорошо знаком — самая дальняя окраина, которую никто даже и не считал частью города. Так, прилепившаяся деревенька, давным-давно уже оставленная своими жителями, переселившимися в более цивилизованные городские квартиры. Именно — «деревенька», а не «деревня» или «посёлок». Она никогда и не претендовала на более высокий статус — три десятка покосившихся от времени и непогод изб с просевшими крышами. Часть из них уже была снесена и на этом месте началось строительство чего-то монументально-промышленного. Промышленного — потому что об этом долгое время ходили упорные слухи, да и к самой стройке очень быстро было проложено широкое и удобное бетонное шоссе; а монументальное — потому, что стройка эта вскоре приказала долго жить. Очень долго. И очень давно приказала — лет десять уже, не меньше. То ли деньги у хозяев закончились, то ли энтузиазм пропал, то ли ещё что-то.

Строительная площадка была огорожена высоким бетонным забором, снабжённым надёжными железными воротами, в которые как раз и упиралось это самое шоссе. Из-за забора уродливо торчали в небо серые бетонные ригеля и балки недостроенного этажа какого-то корпуса. Возле ворот виднелась будка охраны. Не будка даже, а небольшой каменный домик, покрашенный красками весёленьких расцветок. Удобный такой домик, если судить по виду. Наверное, хозяева стройки поняли, что охраннику предстоит жить тут очень и очень долго.

Шоссе, как я уже говорил, вело к запертым железным воротам. Никаких ответвлений или развилок тут не было. Именно поэтому шоссе никто и никогда не пользовался. По нему можно было попасть только на эту замороженную стройку — дальше расстилалось ровное, как стол, поле и на горизонте высились горы, у подножия которых темнел лес.

Выехав на бетонку Альта ещё прибавила скорости. И сделала она это так уверенно, что мне сразу же представилось, как мы на всём ходу врезаемся в запертые железные ворота, сносим их, врываемся на захламлённую стройку, которая, может быть, и не стройка вовсе, а какой-нибудь склад… Тайный склад, арсенал местной банды… И как эта самая банда принимается палить в нас из-за каждого угла, применяя самое разнообразное огнестрельное оружие всевозможных калибров. И как Альта с седоусым Полковником Морганом начинают отстреливаться — спокойно, хладнокровно, методично, словно бы выполняя привычную им работу.

Или нет, не так…

Альта на полной скорости въезжает колёсами прямо на эти запертые ворота (совсем как давешняя бэха ярко-красного цвета), джип принимает вертикальное положение, толстое железо начинает скрипеть под тяжестью…

Дофантазировать я не успел — как раз в этот момент Альта затормозила. Довольно резко, надо сказать, хотя и вовремя — от бампера до створок ворот оставалось не больше полуметра. Тейкана мотануло вперёд, и я едва успел придержать его сползающее тело за воротник пиджака.

Всё, произошедшее потом, оказалось гораздо прозаичнее, нежели я себе воображал. Безо всяких там перестрелок с вооружёнными головорезами и цирковых фокусов с переезжанием через ворота. Из домика охраны выскочил бритоголовый парень, присмотрелся к сидящим в салоне машины, кивнул и снова скрылся в домике. Ворота тут же начали медленно раздвигаться, издавая при этом громкий и противный скрип ржавого железа. Когда они полностью открылись, стало видно, что бетонное шоссе не обрывается перед воротами, а продолжается ещё метров сто, почти до самого штабеля бетонных плит, густо поросшего сорняком. Но всё-таки совсем без фокусов тут не обошлось…

Едва Альта тронула машину с места, как пространство в воротах изменилось. Воздух между створками заискрился, заиграл разноцветьем мельтешащих огоньков, сквозь которые с трудом уже можно было различить заваленную мусором стройплощадку.

Когда мы въезжали в ворота, я увидел, как радужная плёнка проникает в салон автомобиля, не встречая никаких препятствий. Это выглядело так как если б наш джип вертикально погружался в какую-то сказочную воду. Я даже испугаться не успел за те секунды, что понадобились искрящемуся мельтешению на преодоление столь небольшого расстояния. Я пригнул голову и непроизвольно зажмурился, увидев перед самым лицом мерцающие искорки. Я ожидал чего-нибудь неприятного или просто необычного — тепла или даже ожога, холода, удара, порыва ветра. Словом, каких-нибудь ощущений, которым совершенно не место в салоне едущего на тихой скорости автомобиля. Но ничего этого не произошло.

— Силовое поле, — раздался голос Альты.

Я открыл глаза.

Альта посмотрела на меня в зеркало и повторила:

— Силовое поле. Защитный экран. В данный момент настроен по уровню «ноль». Не опасно.

Ещё до того, как Альта закончила говорить, я оглянулся и успел заметить, что радужная пелена, едва мы миновали ворота, ярко вспыхнула разноцветными сполохами и пропала. А сами ворота, чуть помедлив, начали закрываться.

Силовое поле, подумал я. И сразу же вслед за этим в голову пришла дикая мысль: «Инопланетяне…»

Хотя, почему — дикая?!

Я мгновенно вспомнил все странности, которым так старательно пытался находить логичное объяснение — вчерашняя рана Тейкана, его необычное оружие и более чем странные предметы в карманах пиджака, визит Ленки… то есть, не Ленки, конечно, а этой зеленоглазой женщины… Потом утреннее происшествие… Выкрутасы преследователей в ярко-красном «БМВ»… И то, что салон бэхи оказался пуст. Да и сама эта троица — Тейкан, Альта и седоусый — тоже были весьма странными. Седоусый разговаривает с явным и хорошо различимым акцентом. Альта, так та вообще скорее робот, а не человек… Да и Тейкан — смог бы человек остаться в живых после такой раны? Сомнительно…

Я покосился на Тейкана — он расслабился, лицо его было покрыто крупными каплями пота, губы беззвучно шевелились. Не знаю, каким чудом он выжил после вчерашнего ранения, но сегодня Тейкану было явно хуже. Несмотря на то, что в него никто не стрелял. Так, фонариком каким-то посветили. Опасный фонарик, надо заметить…

Я попытался найти всему происходящему какое-то разумные объяснения, но все они были весьма неубедительны даже для меня самого. И наверняка ни одно из них не имело ничего общего с правдой.

Секретные правительственные службы? Тайные иностранные агенты? Бандитские разборки?

Или всё это действительно не имеет никакого отношения к Земле?

И слова Альты о силовом поле, о настройке его на какой-то уровень…

Я никогда особенно не увлекался фантастикой. Все эти бластеры и нуль-переходы интересовали меня как-то слабо и особого воодушевления во мне не вызывали. Вообще я читать не люблю, наверное потому, что вся моя работа, собственно говоря, и заключается в том, чтобы писать и читать написанное мною же самим. И отдыхать душой мне приятнее в кино.

Но от всего происходящего сейчас веяло чем-то смутно знакомым. И у меня вдруг совершенно пропало желание ехидно уточнять у Альты, что могло бы случиться, будь «защитный экран» настроен на какой-нибудь другой уровень…

— Приехали, — ровным голосом сказала Альта, останавливая машину возле самого штабеля бетонных плит.

— Выходи, — приказал седоусый, поворачиваясь ко мне.

Я внимательно посмотрел ему в глаза. Неужели инопланетянин?! Не похоже, если честно. Во взгляде — хорошо читаемые жестокость, превосходство и готовность снести башку более слабому только потому, что он более слабый. Короче, самые обычные человеческие глаза… Хотя, откуда мне знать, какие глаза должны быть у инопланетянина? Может быть, именно такие. Они ведь, что ни говори, тоже разумные существа…

Я вылез наружу и огляделся по сторонам. Я хорошо помнил причины, по которым оказался в машине и вообще здесь. М-да… Лучшего места для ликвидации ненужного свидетеля и не придумать. Фиг меня тут кто найдёт. Хоть сто лет ищи! Прихлопнут они меня сейчас, и сбросят в канаву… А то даже забетонируют в строительную конструкцию… Может быть, именно поэтому стройка так медленно и продвигается, что не хватает у них свидетелей, которых можно было бы заливать в бетон?..

Я потряс головой, отгоняя идиотские мысли. Чушь какая! Захотели бы они меня убить — давно бы сделали это, ещё дома. Вон, сучка эта — сразу ведь за пистолетом полезла, подумал я, с ненавистью глядя на сосредоточенно роющуюся в карманах своего чёрного плаща Альту.

— Бери его, — бросил мне седоусый, открывая дверцу джипа с той стороны, где в полуобморочном состоянии пребывал Тейкан.

Я подошёл и посмотрел. Не, одному не поднять, подумал я.

— Помоги, — я взял Тейкана за плечи и посмотрел на седоусого.

— Сам! — отрезал седоусый.

— Ну и пошёл нахер тогда! — окрысился я. — Понял, нет? Беспредельник…

Седоусый Полковник Морган вытащил пистолет и наставил его на меня.

— Давай, давай! — подбодрил я его. — Стреляй! Хайло облезлое…

Полковник Морган раздумывал. По лицу его было видно, как с натугой ворочаются мысли в этой седой башке.

— Тейкан приказал не трогать человека, — громко произнесла Альта.

— Почему? — совершенно искренне удивился седоусый.

— По кочану! — ответил я.

— Молчи, — это он мне. — Почему не трогать? — это уже Альте.

— Он не сказал, — холодно ответила Альта. Выглядела она сейчас озабоченной, в руках её была тоненькая трубочка тёмно-зелёного цвета. Сейчас она вертикально держала её в правой руке, а левой что-то там откручивала. Совсем как колпачок у флакона, машинально отметил я про себя.

— Бери, — вздохнул седоусый, убирая пистолет и хватая Тейкана за плечи.

— Леонида не трогать, — прошептал Тейкан. — Он поймёт…

Не знаю, что именно имел в виду Тейкан, но в тот момент я не понимал ничего совершенно.

Тейкан оказался тяжёлым и каким-то неудобным — словно полупустой мешок с картошкой. Мы выволокли его наружу, оттащили от джипа и опустили прямо на землю, прислонив спиной к бетонному ригелю.

— Тяжело, — запыхавшись произнёс седоусый.

— Жрать надо было меньше, — недовольно буркнул я, переводя дух и оглядываясь на Альту.

Она уже закончила колдовать с этой своей трубочкой и теперь осторожно выливала (или высыпала? мы уже достаточно далеко были, не разглядеть толком) что-то из неё прямо на капот автомобиля. А затем она торопливо бросила трубочку прямо в салон и быстро захлопнула дверцу.

Сейчас рванёт, подумал я. Я был абсолютно уверен, что после всех этих процедур машина обязательно взлетит на воздух, но опять ошибся.

Поверхность капота пошла крупными пузырьками, словно бы краска на нём вздулась от высокой температуры. Затем то же самое начало происходить с крышей автомобиля и даже с лобовым стеклом. С лёгким шипением машина осела, словно кто-то проколол шины, кузов смялся, как будто был сделан не из металла, а из пластилина, съёжился, расплылся по земле… И вот уже на месте машины остался лишь толстый слой мелкой пыли серого цвета, которую лёгкий ветерок подхватил и разметал по заброшенной стройке.

Я вытаращил глаза. Такого видеть мне ещё никогда не приходилось.

— Пойдём, — седоусый дёрнул меня за рукав. — Осторожнее. Прямо туда, — он махнул рукой вглубь стройки, и добавил: — Никуда не сворачивай — ловушки. Опасные.

Я машинально кивнул. Здесь вообще всё опасное, подумал я. И ловушки, и вы все…

Глава 10

20 апреля, четверг, 16.35

Мы протащили Тейкана по малозаметной тропинке, огибавшей недостроенный корпус, и оказались перед ржавой железной дверью, запертой на не менее ржавый висячий замок. Тейкан слабо постанывал и всё порывался свернуться калачиком — видно, ему было очень уж плохо. Это нисколько не облегчало нам с седоусым работу, и седоусый начал что-то ворчать в полголоса. Что именно — я не понял, не по-нашему что-то.

Перед дверью Полковник с явным облегчением опустил Тейкана на землю и, тяжело отдуваясь, прижал большой палец к замку. Замок мелодично щёлкнул и открылся. Видимо я уже постепенно начал привыкать к подобным странностям, потому что всё это не вызвало у меня и тени удивления.

Помещение, где мы оказались, сразу же убедило меня, что недостроенное здание — самая обычная показуха. Над головой по-прежнему было небо, перекрытия напрочь отсутствовали. Внутри не было ни лестниц, ни перегородок — громадная бетонная коробка, колодцем уходившая ввысь. А в самом центре её находилось нечто, заставившее меня поверить, что все мои догадки не так уж безосновательны.

— Космический корабль… — невольно выдохнул я.

Полковник Морган посмотрел на меня, как на идиота. А что?! Эта штуковина и вправду очень была похожа на космический корабль!..

— Корабль на орбите, — раздался за спиной голос Альты. — Это всего лишь катер.

Очертаниями своими катер отдалённо напоминал миниатюрную подводную лодку, зачем-то установленную на шести суставчатых стабилизаторах, что делало его очень похожим на гигантского насекомого. Сходство же с подводной лодкой усиливала надстройка с двумя небольшими крылышками (или подвесками?) по бокам. По белому корпусу катера горизонтально шла широкая ярко-синяя полоса. Выглядел катер очень красиво, но как-то… ненадёжно, что ли?

Альта прошла мимо нас, приблизилась к катеру и громко произнесла несколько непонятных слов. Часть корпуса тут же исчезла (не сдвинулась, не повернулась, а именно исчезла), открыв большое овальное отверстие, из которого прямо к земле выдвинулась ажурная лесенка. Альта легко взбежала по ней, остановилась в проёме люка, оглянулась и махнул нам рукой.

— Пошли, — буркнул седоусый.

Мы затащили Тейкана в катер. Мне казалось, что хрупкие тонюсенькие трубочки, из которых состояла лесенка, переломятся под нашим весом, но всё обошлось благополучно. Едва все оказались внутри, как отверстие, через которое мы прошли, мгновенно исчезло, а помещение заполнил ровный и мягкий, непонятно откуда исходивший свет.

— Сюда, — указала Альта.

Мы потащили Тейкана по коридору, и занесли его в какой-то отсек — длинный высокий стол, множество приборов, блестящие металлом трубки, перемигивающиеся лампочки. Альта велела уложить Тейкана на этот самый стол, что мы с немалым облегчением и сделали.

Затем седоусый с Альтой стащили с Тейкана пиджак и рубашку, и принялись торопливо обвешивать своего приятеля какими-то присосками, от которых к перемигивающейся огоньками стене тянулись разноцветные провода.

Я смотрел на валявшиеся грудой шмотки Тейкана, и вспомнил вдруг о таинственной карте, из-за которой и заварилась вся эта каша. Сам не знаю почему, но мне ужасно захотелось на неё взглянуть.

Альта и седоусый были заняты Тейканом. Сам Тейкан по-прежнему был без сознания. И тогда я присел на корточки и, покопавшись в карманах пиджака, выудил ту самую желтовато-серую трубочку.

Это оказался лист очень старой бумаги, пожелтевшей от времени. Когда я разворачивал её, она едва слышно потрескивала, словно сухой древесный лист. И в этот момент я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Я поднял голову.

Тейкан смотрел на меня, и во взгляде его было ровное спокойствие. А затем он еле заметно кивнул — даже не кивнул, а лишь сделал попытку, — и обессилено закрыл глаза. Ни Альта, ни седоусый ничего не заметили.

Я развернул бумагу.

На жёлтом листе удивительно яркими красками был нанесён рисунок. Совершенно непонятный рисунок. Какие-то линии, кружочки, треугольнички и ромбики, загадочные значки, цветные точки и чёрточки. Рисунок выглядел так, словно он совсем недавно был нарисован яркими фломастерами — настолько сочными и свежими были цвета. Мне даже показалось, что эти кружочки-чёрточки шевелятся.

Я присмотрелся — так оно и было, рисунок изменялся. Красочные изображения скользили по бумаге, словно живые. Они завораживали, не давали отвести глаз, притягивали к себе взор.

Перед глазами у меня всё поплыло, я понял, что теряю сознание и попытался сесть на пол. Но не успел — то, что мне удалось совершить, можно было скорее назвать падением. А потом на меня рухнула маслянистая чёрная тишина.

Глава 11

270-й день, 615-й контур времени

Пришёл я в себя от того, что в глаза бил луч невыносимо яркого света. Это было странно, потому что глаза мои были закрыты и никакого света я видеть не мог. Но свет был. Он настойчиво лез в голову, тормоша и заставляя думать. И ещё мне всё время казалось, что стоит только открыть глаза как этот неприятный свет исчезнет. Но открывать глаза не хотелось, хотелось лежать вот так вот, на чём-то неопределённо мягком, и не думать — вообще ни о чём.

— Уберите свет, — прошептал я. А может быть, и не прошептал, а только попытался.

Потом я зачем-то всё-таки открыл глаза, и убедился, что никакого яркого света нет и в помине. Вокруг царил мягкий полумрак. Я действительно лежал на чём-то, отдалённо напоминающем кровать, и надо мной был вогнутый потолок, а рядом неторопливо перемигивались огоньками какие-то непонятные приборы.

Я мигом вспомнил, где нахожусь и как сюда попал, и сел. От резкого движения слегка закружилась голова и мне опять пришлось на миг зажмуриться.

— Не вставать! — прогремел какой-то незнакомый голос.

Он был громким и неприятным, и я невольно вздрогнул. А потом меня разобрало зло. Тем более что голос этот звучал не очень-то угрожающе.

— Почему это — не вставать?! — поинтересовался я.

— Нецелесообразно, — мгновенно отреагировал голос.

— А что целесообразно? — спросил я.

— Не менять своего положения в пространстве до окончания стыковки с кораблём «Арто-8»…

— Че-е-его-о-о?!

Сказать, что у меня отвисла челюсть, это значит не сказать ничего. Голос звучал неестественно, он был какой-то механический, что ли? А то, что он мне тут заявил, вообще не оставляло сомнений, что я влип по-крупному.

Сейчас был как раз тот самый момент, когда человек (то есть, я) способен от обилия нахлынувших событий впасть в ступор. Мозги отказываются работать, и единственное, на что остаёшься способен, — тупо хлопать глазами.

— Ты кто вообще? — спросил я, просто для того, чтобы не выглядеть онемевшим идиотом. Хотя… если подумать, разговаривающий идиот выглядит ничуть не лучше…

— Искусственный Интеллект космического катера «два», корабль — «Арто-8», порт приписки — планета Анлейм, космодром Управления Безопасности, — механический голос быстро и чётко оттарабанил ответ.

— Ясно, — ответил я. Меня начинал забавлять этот разговор. — А что я тут делаю?

— Пребываете в сидячем положении, — ответил голос.

Я замолчал — спорить с этим заявлением было трудно.

— А… а какого хрена я тут… это самое… пребываю? — спросил я спустя пару минут, так и не придумав, что бы ещё спросить.

— Вопрос предполагает несколько вариантов ответа, — заявил голос. — Наиболее вероятным из них является тот, из которого следует, что вы транспортируетесь на основной корабль «Арто-8».

— Так, — кивнул я. — Отлично… И когда меня туда… притранспортируют?

— Через сорок два контура после старта, — ответил голос. — Плюс-минус один и три десятых контура.

— Какого контура?! — не понял я. — Что за контуры такие?

— Единица измерения времени, — ответил голос.

— А какое сегодня число?.. Сколько я был… это… без сознания…

— Сегодня двести семидесятый день, шестьсот пятнадцатый контур времени. Без сознания вы пребывали восемнадцать контуров времени.

— Хм… — ответил я. Намного яснее мне не стало. — А когда ожидается старт катера?

— Какого именно катера? Укажите номер.

— Ну-у-у… этого, на котором я нахожусь, — у меня почему-то мгновенно вылетело из башки всё то, что только что выпалил голос.

— Катер «два», — услужливо сообщил голос и тут же добавил: — Старт будет произведён, как только исчезнет угроза прорыва через периметр базы.

— Какого именно прорыва? Какой базы? — я уже чувствовал себя более или менее уверенно, и мне подумалось, что голос этот должен будет мне беспрекословно подчиняться. Во всяком случае, у него я сейчас всё-всё узнаю. Но обломался я очень быстро…

— Номер категории вашего допуска не позволяет вам получение более подробной информации по этому вопросу, — заявил голос.

— Планета Шелезяка… — мрачно пробурчал я. — Полезных ископаемых нет, жизни нет, ни хрена нет… населена роботами… дебильными…

— Данные о планете Шелезяка в памяти отсутствуют, — отозвался голос. — Номер категории вашего допуска не позволяет внести изменения в имеющуюся программу.

— Пошёл ты нафиг… — проворчал я с ненавистью.

— Номер категории вашего допуска не позволяет вам давать задания Искусственному Интеллекту космического катера «два», — как мне показалось, злорадно объявил голос.

Мне стало тоскливо.

Бред какой-то, подумал я. Сплошная фантастика. Причём, не самая оригинальная…

Да, конечно, сейчас всё так и будет. Мы взлетим, окажемся на этом самом корабле, отправимся завоёвывать Вселенную или спасать Мир. Потом всех победим, и будем гордо озирать дело своих рук. И получимся мы — Крепкие и Бесстрашные Героические Ребята со Стальными Яйцами и Холодным Взором… ну, и ещё чего-нибудь такого…

Вот поэтому я и не люблю фантастику. Ни фига ж читать её невозможно! Ведь подобное развитие событий прямо-таки напрашивается…

Простой Русский Парень оказывается в Безграничном и Враждебном Космосе, окружённый Зловещими Врагами, угрожающими уничтожить Нашу Любимую Вселенную… Срань какая, а… Все нужные слова с заглавной буквы или нет?..

Хотя, это же не роман, это действительно со мной происходит.

А может быть, инопланетяне обчитались нашей земной фантастики? Или, чем чёрт не шутит, все эти писатели и правда брали свои сюжеты из жизни?

Не, фигня! Нормальный человек (именно — НОРМАЛЬНЫЙ! а не Простой Русский Парень со Стальными Яйцами и Чугунной Головой), так вот, нормальный человек, вроде меня, быстренько постарается отвалить в сторонку от этих разборок. Нафиг это мне нужно?! Мир спасать? Ага, щас-с-с! Мне завтра гонорары должны выплатить — как же, побегу я ваш мир спасать, нужно мне очень… У меня за свет уже два месяца не плочено, отключат, нахрен, электричество, спасай тогда мир — в темноте, на ощупь…

А ведь каждый герой практически любого романа с жаром бы ухватился за подобную возможность. Как же! Их же хлебом не корми, а дай только мир спасти! Да что с них взять-то — с Простых Русских Парней со Стальными… этими самыми…

Я огляделся внимательнее и обнаружил на стене контуры овального отверстия. Дверь? Может быть…

Я подошёл к ней и стукнул кулаком. Раздался глухой деревянный звук, словно я по стволу сухого дуба ударил.

— Эй! Как тебя там? Ну-ка, выпусти-ка меня отсюда! — потребовал я.

— Нецелесообразно, — снова напомнил мне голос. — Атака на периметр базы отбита, старт катера «два» ожидается через ноль целых пять десятых контура времени.

— Какой ещё, нахрен, старт?! — заорал я. — Открывай давай! Зар-р-раза интеллектуальная! Живо!

Пол под ногами качнулся и мне пришлось ухватиться за стену. Инопланетяне, чтоб их… Нормально взлететь не могут!.. В гробу я видал таких братьев по разуму…

Корпус катера сильно дрогнул — я держался за стену и хорошо почувствовал это.

— Что творится-то? — проорал я.

— Попадание в космический катер «два», — ответил голос. — Повреждение второго отсека.

— Бля-а-а! — простонал я, опускаясь на пол.

Ну, вот! Сейчас нас подобьют, нахрен… Нет, лучше уж было бы оказаться мне Простым Героическим Парнем, чем подыхать вот так вот, непонятно где, непонятно за что…

Раздался второй удар, сильнее первого.

— Опять попали? — уныло спросил я.

— Попадание в космический катер «два», — спокойно произнёс голос. — Повреждение пят…

Его тирада оборвалась одновременно с третьим ударом.

— Повреждение Искусственного Интеллекта космического катера «два», — громко произнёс я, грустно кивая.

И тут стена, перед которой я сидел, выгнулась в мою сторону, разорвалась лепестками металла и брызнула обжигающим и ослепительным огнём. И очередной удар я почувствовал уже, когда на меня вновь рухнула темнота…

Глава 12

19 апреля, среда, 23.50

Как ни странно, но сознания я не потерял. А обрушившаяся на меня темнота оказалась просто темнотой — обыкновенной, не смертельной, какая возникает просто от отсутствия освещения. Правда, удар я почувствовал, хотя и не такой сильный, какого можно было ожидать. И жара не было… кажется…

Я помнил всё — и вспухающую, взрывающуюся по направлению ко мне стену космического катера, и огненный всплеск, и…

Чёрт побери, удар-то был! И хороший удар! Я вдруг вспомнил, что чётко ощутил хруст костей… своих костей, чёрт побери! Но сейчас боли практически не ощущалось.

Все эти мысли торопливой вереницей проносились в мозгу, пока я ворочался, безуспешно пытаясь подняться. И до меня вдруг дошло, что сейчас я лежу лицом вниз на чём-то мягком и тёплом.

И влажном…

И это тёплое вдруг шевельнулось и что-то пробормотало.

Я перепугался и заорал. Кое-как мне удалось поднялся на ноги. Было это нелегко — темно, скользко, совершенно незнакомое место. К тому же в правое плечо моё вцепилось что-то, мешавшее встать. Что-то ужасно неудобное, чему тут сейчас быть вовсе не полагалось. Что-то…

Сумка!

Блин! Это же моя сумка! Это она вцепилась мне в плечо… то есть, это она висит на плече… Откуда тут взялась сумка?! Я же оставил её дома, в Виденьске…

Лицо моё покрылось потом, но вытереть его я не решился — ладони были в чём-то влажном и липком. Я замер в темноте не понимая, где нахожусь. Сердце бешено колотилось, в ушах стоял звон. И вдруг за спиной что-то оглушительно лязгнуло, по ногам хлестнула полоса яркого света, и до боли знакомый голос удивлённо произнёс:

— Лёнька?! Ты, што ль?..

Я стремительно обернулся.

Передо мной стоял Колька. Сосед. И выглядывал он из дверей своей квартиры. И выглядывал он на лестничную площадку.

— Твою мать… — сдавленно прошептал я.

— Ты чё это?! — обиделся Колька, и вдруг глаза его округлились от ужаса. — Те чё, херово? Чё с тобой?! Ты ж в кровище весь!!!

Я кивнул.

Я уже знал, чья это кровища. Я уже понял, что со мной произошло.

— Руки помыть пустишь? — спросил я.

Голос мой прозвучал глухо и хрипло.

Коля осторожно кивнул, весь вид его выражал сомнение: а стоит ли пускать к себе в дом пусть и хорошо знакомого, но перемазанного кровью человека?

— Не бойся, со мной всё в порядке, — успокоил я его. — Это просто пьяный какой-то там, на площадке, нос разбил, — я старался, чтобы голос мой звучал как можно естественнее.

— Ну, заходь… — неохотно пробормотал Коля. — Тока тише тут, Машка с детями спит уже. Ага?

— Ага, — кивнул я, и перешагнул порог.

Коля помог мне избавиться от сумки и куртки, поохал по поводу того, что всё так заляпано кровью, и торопливо поспешил в ванную, услужливо открывая передо мной двери — дабы я чего не измазал.

Я долго умывался и чистился. Очень долго. Мне до жути не хотелось идти к себе. Только совершенно тупой на моём месте не догадался бы, что произошло. А я, может быть, и тупой, но не совершенно. Я очень хорошо помнил, как должны будут развиваться дальнейшие события. И повторять весь пройденный квест у меня не было ни малейшего желания.

Выковыривая спичкой кровь из-под ногтей я лихорадочно соображал, как бы повернуть дело так, чтобы не возвращаться сейчас домой. Дело-то было в том, что идти мне оказалось совершенно некуда. В редакцию — очень уж далеко, да и поздно. Автобусов в центр сейчас фиг дождёшься. А с Леной мы поругались…

Блин! Как вспомню я о Лене, так озноб по коже! До чего же здорово замаскировалась под неё эта рыжая стерва… как её там звали-то? Имя было какое-то экзотическое, типа тейканового…

А может, она и не маскировалась?

Я замер, вспомнив, как эта псевдо-Лена протянула мне мобильник. Мой мобильник, именно МОЙ!..

Нет, решил я. К Ленке сейчас идти не стоит. Плохо только, что с Николаем мы не настолько близко дружим, чтобы попроситься переночевать у него. Так, соседи просто, на одной лестничной площадке живём, не более того. Ну, выпивали пару раз… Кстати, это сейчас было бы очень и очень уместно…

— Выпить ничего нет? — спросил я, тщательно вытирая руки полотенцем.

Коля подумал с минутку, кивнул и поманил рукой в сторону кухни.

На кухне Николай достал из холодильника бутылку водки, колбасу, выложил на тарелочку пару котлет и два помидора, нарезал хлеб и поставил на стол две рюмки. Я смотрел, как он нарезает помидоры и хлеб, и меня вдруг начало трясти. Словно от сильного холода.

Коля разлил водку по рюмкам, сел напротив и посмотрел мне в глаза.

— Ну, будем, — тихонько проговорил он, поднимая рюмку.