Бесплатный фрагмент - Верный поклонник

Предисловие

Кому приятно узнавать, что поэт/актер/музыкант, за творчеством которого следишь с самого детства, совершенно подлым образом умирает? Да, наверное, никому. Надо честно признать — смерть не каждого родственника может вызывать такой шок.

Особенно неприятно, когда это происходит часто.

Потому невесело было автору этих строк.

Однако ситуация начинает играть новыми красками, если при этом удалось сходить на последний концерт, получить последний автограф, сделать последнюю прижизненную фотографию своего кумира перед его уходом и т. д. В этом случае к грусти примешивается светлое чувство и появляется ощущение своего рода избранности, что и произошло с автором данной книги. Но обо всем по порядку.

Книга основана практически «на реальных событиях», насколько эта фраза может быть применима к магическому реализму.

Приятного чтения!

Верный поклонник

+++

На стене висели мертвецы…

Нет, какое-то не такое начало. Лучше так: на стене висели мертвые музыканты…

Нет, снова не то.

На стене висели плакаты с изображением музыкантов.

В углу стояла старенькая гитара, а у стены — синтезатор.

Парень проснулся. Первое, что он увидел при пробуждении — те самые плакаты. Эти живые лица мертвецов всегда придавали ему сил. Он дотянулся до проигрывателя и поставил пластинку. Затем хлебнул воды из бутылки, стоящей у кровати.

Он — это Фанат.

Парня прозвали так его друзья за фанатичную преданность рок-музыке и за любовь к фильмам о карате.

Он собирался на учебу, а после учебы планировался небольшой концерт шапочных знакомых. Фанат, как будто машинально включив любимое рок-радио, услышал неутешительную новость: Скотт Вейланд, его кумир, его вдохновитель, из песен которого парень черпал энергию, скончался.

— А ведь только недавно мы с друзьями слушали его песни, — подумал парень, — По такому случаю можно выпить.

Парень надел смешные тапочки-котики, которые примерно через час предстояло сменить на фиолетовые казаки, сменил черную пижаму на футболку с принтом Stone temple pilots и черные джинсы, начал заваривать кофе на кухне.

После учебы Фанат пошел в любимый магазин на поиски привычной псевдосангрии. Не нашел, но его внимание привлекла экзотичного вида белая бутылка в форме мешочка и с изображением гранатов. Это вино любила пить подруга Черепа, постоянно наряженная в стиле «готическая Лолита».

— Забавно, — произнес Фанат, ни к кому не обращаясь, — Из бутылки с иероглифами я еще не пил. Надо попробовать это «гранатовое» вино. Захвачу для ребят, а потом домой — переодеваться на концерт.

+++

Фанат издалека заметил знакомые силуэты однокурсников у входа в клуб. Череп, как всегда, возвышался над толпой — бледный и тощий, в кожаном пальто, как настоящий гот или охотник на вампиров. Рыжий как Кевин Кей в юности. Но с голубыми глазами как кинозлодей. Рядом переминался с ноги на ногу Костя, которого все давно звали просто Кость — невысокий, коренастый, в потертой косухе. Шатен (был когда-то). Иногда Фанат называл их Пат и Паташон, они не обижались: прозвище на двоих было метким. Но они «платили» ему шуткой «Майк Паттон для бедных» — за внешнее сходство с ним в юности и манеру своеобразно одеваться. Но для новых знакомых троица друзей была Фанат, Череп и Кость.

— Ахой! — Фанат протиснулся сквозь толпу к друзьям и помахал черной шляпой, которую носил почти не снимая, вдохновленный образами The Sisters of Mercy и Fields of the Nephilim. Череп молча кивнул, а Кость расплылся в улыбке:

— Сам ахой, — весело сверкнул он зелеными глазами, — Ну че, готов оторваться сегодня?

— Слышали про… — начал было Фанат, но Череп перебил его:

— Про Вейланда? Да. Но знаешь, когда звезда гаснет, она не исчезает. Она эволюционирует. В черную дыру, например.

— Кумиры уходят. Эпоха уходит, — монотонно произнес Кость, — А мы остаемся непонятно зачем. «А ты остался таким же как был…» так, кажется, поется?

— Остался ли? — спросил Череп, нажимая на «ли» в своей излюбленной манере, голосом еще выше своего обычного.

— Еще одну группу начнут слушать с вином и сыром, — иронично заметил Фанат.

— И так каждый раз. Мистика какая-то, — сказал Череп.

— Нет никакой мистики. Есть реальность за пределами той, что мы привыкли таковой считать, — возразил Кость. И хмыкнул, — Вечно ты со своей философией. Даже астрономию приплел.

— А что, разве нет? Смотри — его музыка теперь будет затягивать еще сильнее. Как черная дыра. И мы все здесь — доказательство этому.

Фанат задумался. В словах Черепа что-то было. Что-то важное.

— Кстати, о черных дырах, — Кость достал мятый флаер, — через месяц джем. Все местные банды соберутся.

Череп взял листовку, всмотрелся в неё своими вечно уставшими глазами: «Интересно, кто-нибудь сможет хотя бы близко подойти к оригиналам?»

— А может… — Фанат замолчал на полуслове.

— Что? — Кость толкнул его плечом.

— Да так, глупая идея, — прогудел Фанат.

— Ну-ка, ну-ка, — Череп склонился к нему, — у тебя тот взгляд, когда в башке зреет что-то безумное.

Фанат как бы отмахнулся: «Да ну, бред. Просто подумал: а что если нам самим сыграть на этом джеме?»

Кость расхохотался: «Ты серьезно? Мы же даже толком вместе не играли!»

— Ну и что? Зато у нас есть огонь в глазах и на сцене, — Фанат усмехнулся, — и желание почтить память великих. Мы же все по отдельности играли в разных группах, надо просто сыграться.

— И у нас четыре недели на это, — добавил Череп с вызовом в голосе.

Кость посмотрел на него, потом на Черепа. В его глазах загорелся азарт: «А знаешь… а почему бы и нет?»

Друзья выпили «за успех безнадежного предприятия» бутылку того самого гранатового вина, после чего поспешили быстро избавиться от улик перед тем, как начнут пускать на концерт.

***

Людей начинают запускать в клуб, вокруг толпа таких же, как Фанат, — в косухах, с длинными волосами, таких же фанатов, предвкушающих мощный звук. Он еще раз перекидывается парой слов с друзьями, но в голове уже звучат риффы любимых песен.

И вот двери открываются, и их затягивает внутрь. Фанат собирает свои черные волосы в хвост — на всякий случай — и кидает шляпу в рюкзак (благо кожа не так сильно мнется, в отличие от фетра). Темнота, липкий от пролитого пива пол, запах пота и железа. Но это их стихия. Фанат протискивается ближе к сцене, чувствуя, как нарастает гул толпы.

И вдруг — взрыв! Свет бьет в глаза, и со сцены обрушивается стена звука. Гитары ревут, барабаны бьют в самое сердце. Фанат закрывает глаза и растворяется в этой атмосфере. Он чувствует, как энергия толпы пронизывает его, как пот течет по лицу, как крик вырывается из груди. Фанат поет, срывая голос, но он счастлив.

В этот момент он забывает обо всем — о смерти кумира, о своих проблемах, о серой реальности и зимнем холоде за стенами клуба. Он — часть чего-то большего, часть единого организма, живущего в ритме метала. И в этом единстве он находит утешение, силу и надежду. Они обязаны сыграть все вместе, излучать такую же бешеную энергию.

***

Друзья втроем стояли перед обшарпанными воротами полузаброшенного завода. Колючая проволока, облупившаяся краска, старая табличка «Опасно для ж…» — все говорило о том, что в большинстве корпусов давно нет этой самой «ж», хотя многие шутили, что опасность на этой территории строго для определенной части тела. Но Кость уверенно пошел дальше: туда, где была калитка. Череп представил, как бы Кость попытался протиснуться сквозь узкую щель в заборе и улыбнулся.

— Эй, вы чего? — Фанат замялся.

— Не дрейфь, — Кость махнул рукой, — там дальше реп-база, мы договорились.

Они прошли на территорию завода через небольшой КПП. Зловещая тишина, разбитые стекла, ржавые остовы машин соседствовали с какими-то новыми корпусами. Фанат поежился.

— Здесь жутковато, — пробормотал он.

— Самое то, — мечтательно произнес Череп.

— Зато дешево, — Кость пожал плечами.

Фанат огляделся. Этот завод. Он помнил его совсем другим. Когда-то он приезжал сюда с родителями, которые здесь работали. Тогда это место казалось ему огромным и полным чудес. Он бегал между станками, играл в прятки в цехах, а родители всегда были рядом. Несмотря на слои пыли толщиной с детский палец, ему было весело. Только рисовать на пыли не разрешали. Сейчас от той беззаботной поры не осталось и следа. Время не пощадило ни завод, ни его детство.

Внутри одного из бывших цехов расположилась репетиционная база. Тусклый свет, старые колонки, инструменты. Теперь это был храм музыки. Умер пилот каменного храма, а они — пилоты пыльного храма.

— Ну что, парни, какую песню сыграем для тренировки? — спросил Кость, настраивая гитару.

— Давайте «Smoke on the water», — в шутку предложил Фанат.

— Слишком банально, — Череп поморщился, — надо что-то поинтереснее.

— Я, вообще-то, пошутил, — Фанат почесал затылок, чуть не сбив с головы шляпу, но реакция не подвела, — а что если… — Он замялся, — а что если мы сыграем все наши любимые хиты в индастриал-стиле? У нас даже образы сформировались. Хоть сейчас на сцену: я — «гот-н-ролльщик» в стиле «69 eyes», Череп а-ля Ван Хельсинг или Fields of the Nephilim, Кость а-ля байкер из фильмов. О сценических образах вообще можно не переживать. Из трех разных групп, но гармоничны. Помните, что писали иностранцы об «Альянсе»? «Чуваки словно из четырех разных групп, но парадоксально сочетаются».

Кость и Череп удивленно переглянулись.

— В смысле? — спросил Кость, — зачем в индастриал-стиле?

— Добавить жесткости, мрачности, электронных семплов. Сделать из веселых гимнов апокалиптический саундтрек.

— Типа, показать, что прошлого не вернуть? — уточнил Кость.

— Или передать настроение времени? — уточнил Череп.

— Именно, — Фанат кивнул, — время диктует новые формы. А эти песни… они, конечно, крутые, но сейчас они звучат как-то наивно. Надо вдохнуть в них новую жизнь, показать, что происходит вокруг.

После трех часов репетиций они вывалились из цеха, оглушенные и уставшие. Ноги гудели, в ушах звенело, но в душе было какое-то странное удовлетворение.

— Ну и местечко ты нашел, Кость, — пробормотал Фанат, оглядывая руины завода.

— Зато вдохновляет… — Череп ухмыльнулся, — пропитываешься духом упадка. Гений места…

Они брели по территории, пока не наткнулись на открытую дверь в одном из относительно новых зданий. Оттуда доносилась музыка — не метал, а что-то электронное и психоделическое.

— Че за хрень? — Череп нахмурился.

Они заглянули внутрь. В полумраке танцевали странные люди в кислотных одеждах, а за вертушками стоял диджей с безумным взглядом.

— Рейв-пати? — удивился Фанат.

— Похоже на то, — Кость пожал плечами.

Они пошли дальше и увидели еще несколько открытых дверей. Из одной доносились звуки джаза, из другой — рэп, из третьей — шум перфоратора.

— Че тут вообще происходит? — спросил Фанат.

— Да тут теперь арт-кластер, — ответил Череп оглядываясь, — репетиционная база, студии, мастерские… все дела.

Фанат задумался. Получалось, что умирающий завод не совсем умер. Он просто переродился во что-то другое. Что-то новое и странное. Но в этом новом была жизнь. И надежда.

— Слушай, — Фанат вдруг остановился, — а что если…

— Опять? — усмехнулся Кость, — у тебя снова тот самый взгляд.

— Помните Prodigy? Как они объединили электронику и тяжеляк? Всех объединили — и рейверов, и рокеров с рэперами. Помните тот легендарный концерт? Что уж говорить о гениях Kraftwerk, которые были краутом, а теперь боги электроники.

Череп медленно кивнул: «И этот диджей… он неплохо играет звуком».

— Может позовем его к нам? — выпалил Фанат, — добавим электроники, семплов и сделаем что-то реально необычное?

— Ты хочешь притащить рейвера в наш проект? — Кость расхохотался, — это же…

— Идеально… стопроцентно подходит под наш замысел, — закончил за него Череп, — время новых форм, помнишь?

— Супер! Давай познакомимся с диджеем, — Кость решительно направился к вертушкам, — Эй, чувак!

Диджей поднял голову. Худой парень с кислотными дредами, собранными в небрежный пучок, и кучей фенечек на руках. На черной футболке — принт с белыми буквами SP, S-образную змею ни с чем не перепутать.

— Я Макс, — он снял наушники, — но все зовут Глюк. А вас как зовут?

— Давай сыграем в игру «назови свое имя, не называя его», — предложил Кость, — я Билли Бонс, но без Билли.

— Кость… а, понял! — хлопнул в ладоши Глюк, — Костя?

— Точно! — кивнул Кость.

— А я — как Элдрич, не апостол, — произнес Череп, как ему показалось, загадочно.

— Андрей?

— Верно!

Фанат дождался окончания этого цирка и просто произнес своим обычным низким голосом: «Будем знакомы, а я — Петр. Не Мерфи и не апостол. И не Стил. Не докачался я до Стила».

— А голос похож, — уже без тени юмора отметил новый знакомый.

Фанат благодарно улыбнулся.

Череп хмыкнул, глядя на футболку Глюка: «Skinny Puppy любишь?»

— Огр — бог, — кивнул Глюк, — а Дуэйн? Как он лепил эти аудиоскульптуры из семплов! А эксперименты Кея? И Kraftwerk. И Ministry. Все, что ломает границы между электроникой и роком. Вообще между жанрами. Истинное искусство не подчиняется рамкам!

Фанат многозначительно посмотрел на друзей: «Мы тут как раз собираемся кое-что сломать и смешать, не ассимилируясь».

— А ты похож на Огра! — отметил Глюк.

— Слава Богу! — шуточно всплеснул руками Фанат, — впервые мне говорят, что на него, а не на Паттона…

— У Паттона карие глаза, как у меня, — засмеялся Глюк, — а у тебя зеленые, как у Огра. И в целом на него ты больше похож.

— Подожди. Глюк? — переспросил Фанат.

— Кристоф Виллибальд Глюк — слышали о таком? — диджей улыбнулся, заметив их удивление, — Композитор XVIII века. Считал, что музыка должна служить поэзии и усиливать эмоциональное воздействие текста. Реформатор оперы, вломившийся в музыку с топором дровосека… — Макс заметил недоуменные взгляды, — это была шутка про то, что Глюк — сын лесничего.

— Ты, типа, его фанат? — Кость приподнял бровь.