В качестве предисловия…
Этот сборник — больше десяти лет моей жизни, мой (надо отметить, длинный и не самый простой) путь от юной девочки к той, кем я являюсь сейчас. Не знаю, к сожалению или к счастью, но назвать нынешнее своё состояние взрослостью или зрелостью я не могу. Для состояния этого, как мне кажется, вовсе нет определения. Это просто я, дошедшая из пункта «А» в пункт «Б». И данный сборник — зарифмованная карта, на которой красными флажками отмечен мой маршрут.
А ещё этот сборник — моё новое начало. Моё признание самой себе в том, что я переросла страх под названием «стихи сейчас никому не нужны». Нужны. Они нужны в первую очередь мне, потому что благодаря им, благодаря этой способности превращать эмоции в слова, я лучше понимаю и саму себя, и остальной мир. Мои стихи — это зеркало, и я предлагаю всем вам посмотреть в него вместе со мной и увидеть. Только не спрашивайте: «Что?», потому что у меня нет ответа на этот вопрос. Есть лишь надежда, что увиденное будет для каждого своё (разное, спорное, противоречивое или, напротив, восторженное), но всё-таки БУДЕТ. И для меня, как для автора, ничего важнее нет.
Слова покидают мой дом…
***
Всё заметёт, и однажды проснёшься радостной,
Словно тебе всего десять неполных лет,
Словно на кухне мама готовит сладости,
Словно тоски и печали на свете нет.
Словно совсем уже скоро запахнет праздником:
Ёлка живая и мисочка рыжих солнц.
Будет легко и, конечно, совсем без разницы,
Что забирает с собой уходящий год.
Разве, когда тебе десять, боишься возраста,
Опыта горького, чьих-то чужих проблем?
Разве в неполные десять попросишь: «Господи!
Просто спаси меня, Боже, от этих стен!»
В десять проснуться под утро легко и радостно,
Ближе подвинуть любимый высокий стул,
Встать на него босиком, посмотреть на «градусник»,
Слушать за окнами зимнего ветра гул.
Блинчики с чаем на завтрак, а после — улица:
Снова играть в снежки до потери сил.
Мама сегодня — родная, совсем не хмурится,
Больше не просит у Бога, чтоб «он любил».
Маме сегодня, похоже, легко и радостно,
Мама сегодня готовит, целует в нос,
Тихо зовёт тебя «мелкой любимой сладостью»,
Вновь обещает, что «будет и Дед Мороз».
Ты же сама так легка, словно крылья выросли,
Словно бы ты их расправила просто, в один момент,
И позабыла, что сказки (по правде) — вымысел,
Что Дед Мороза (по правде) на свете нет.
Всё замело, и почти уже пахнет праздником:
Рыжее солнце разделишь на дольки и…
Взрослым проснёшься и горько поймёшь,
в чём разница:
Кофе без блинчиков, вместо снежков —
стихи.
***
Ты где-то там, в безумии дня,
Я где-то здесь, в безумии ночи,
И горький этот дым без огня
Меня своим безвременьем точит.
Ты знаешь, он ведь шлёт мне не сны,
Он посылает мне обрывки видений
О том, что горю не дожить до весны —
Ему вообще остались только мгновенья.
И я считаю их одно за другим,
Едва дышу, боясь, что это последним,
Последним станет, и тогда вместе с ним
Я стану кем-то, кто зовётся «наследник».
Я потеряю вместе с горем весь мир,
Огромным мир, что называется детством…
И лишь о страхе мы с тоской говорим
В ночной тиши, когда мне нечем согреться.
Я сирота почти… Ты знаешь, болит,
Болит и горечью въедается в душу
Сам факт того, что не сбежать от обид
И не вернуть уже того, кто так нужен.
Конечно, после мир не станет пустым —
Мне каждый день дарует множество смыслов,
Но по ночам мы с тишиной говорим,
О том, что почва поменяется в жизни.
О том, что стихнет навсегда этот дом,
О том, что домом он мне быть перестанет,
И только эхо будет жечься огнём,
Глухое эхо очень нужного «Мама»…
Ты где-то там, в своем безумии дня,
Я где-то здесь, в своем безумии ночи,
Я сирота почти, и дым без огня
Завьюжит пеплом и беду напророчит…
***
Белый снег пеленой, как рай —
Утешенье больной души…
Станет чуждым родимый край
И родною чужая ширь.
И останутся мне роднёй
Дом чужой и сгоревший кров,
Буду долго искать покой,
Чтобы сбросить вериги снов.
И тогда белый снег, как жизнь,
Запорошит мои следы,
Белым саваном скроет мысль,
Чтоб не выдумала беды.
И навеки исчезнет всё,
Только снег белой мглой вокруг.
Только я прокричу: «Ещё!»,
Вырываясь из чьих-то рук.
И отступит пред снегом ночь,
Ну а с нею моя тоска…
Я гоню злые мысли прочь,
Силы есть — снег идёт пока.
***
В уверенности чётких движений,
В бездействии немеющих рук —
Я всюду, всюду вижу лишь тени
И замкнутый, нервущийся круг.
Я знаю, что закончилось лето,
Я знаю, что приходит зима.
Я знаю, но не знаю об этом,
Как будто я — не я же сама.
Себя не узнаю́ в зазеркалье,
Как будто я лишь жалкий эскиз,
Набросанный по чьей-то печали
На серый от безвременья лист.
А время — ржавой бритвой по нервам,
По венам опустившихся рук…
Я всюду, всюду вижу лишь тени
И замкнутый, нервущийся круг…
***
Каждым вздохом тот день запомнится,
Без тебя, без меня, без времени…
И в незапертой тёмной комнате
Не слова — отголоски имени.
И в предательском сером сумраке
Не узнать силуэта черного,
Словно света пугаясь лунного,
Мир укрылся крылами ворона.
И дыханьем зимы испуганный,
Он замёрз и застыл, как вкопанный…
А луна для него как пугало,
Что ведёт стаю туч растрёпанных.
И в холодном немом безвременье
Этот день вдруг исчезнет, кончится,
Не останется больше времени
Нам исполнить всё то, что хочется.
Каждым вздохом тот день запомнится,
Всё без слов, без тебя, без времени…
И в незапертой тёмной комнате
Стены, крытые белым инеем.
***
Слова покидают мой дом…
Уходят и «мама», и «детство»,
Уходит родное «вдвоём»…
Я кутаюсь в плед, чтобы согреться.
Я жду, когда ЭТО пройдёт.
Не то, чтобы мне очень больно,
Но горечь, как колотый лёд,
А сны — мои личные войны.
Мне нет тишины в пустоте,
Как нет и покоя в надежде.
Я — узница сумрачных стен,
Но тесно мне в мире безбрежном.
В нём тесно дышать без любви,
Когда лишь пред небом в ответе,
А тихое «просто живи» —
Лишь шёпот, похожий на ветер.
И он не сорвёт якоря,
Распятые сумраком мысли —
Мой личный болезненный яд,
Который на вкус словно числа.
Те числа, каким нет числа.
Те самые, ставшие веком.
Те самые, между «была»
И «стала другим человеком».
Слова покидают мой дом…
Наверное, это нормально,
Вот только мне холодно в нём…
И пусто… И как-то… нейтрально.
***
Зову я твоим именем боль
Затем лишь, чтобы немного унять,
Закрыть глаза — и каплями соль,
Пусть сердцем только — всё же обнять.
Зову тебя в ночной тишине,
Когда душа не может уснуть,
И кажется, что боли на дне
Укрылась всей судьбы моей суть.
Зову тебя, когда нет огня,
Когда душе безмерно темно,
И кажется, ты слышишь меня,
И кажется, ты сердцем со мной.
Зову тебя, когда в тишине,
Захлебываясь, сердце молчит,
И кажется, что прошлого нет,
Но мне не убежать от обид.
Зову тебя, когда никого,
Когда душа на свете одна
Стоит на перекрестке дорог,
И ей не светит даже луна.
Зову тебя, как солнечный свет,
И боль зову в твою только честь,
Ведь прошлого почти уже нет,
А ты, надеюсь, всё-таки есть.
***
Кофеин, шоколад и остатки истерики…
Я не плакала так уже тысячу лет,
Словно я утонула далеко так от берега,
Что и тело мое отыскать веры нет.
Словно я умерла, а душа разрывается:
«Мне так много и многим хотелось сказать!
Подожди… Это что? Это дно приближается?!
Нет! Не надо! Постой! Не хочу умирать!!!».
Только смерть всё равно ледяными ручищами
Шарит в холоде вод… Невозможность дышать
Перепутает ужас с прозрачными мыслями,
Заставляя метаться, безмолвно кричать…
Умираю не я. Там не я в этом холоде,
В этом жутком болоте, где царствует смерть.
Умираю не я, только, может быть, Господи,
Умереть было б проще, чем просто смотреть?..
Кофеин, шоколад… И осколками острыми
Мне впиваются в вены простые слова:
«Не исправить уже ни молитвами слёзными,
Ни проклятьями… Поздно… Желтеет листва…»
***
Как грешен мир, пределов зла не знающий,
И грешны те, кто гимн ему поют.
Как жалок мир — убогое пристанище,
Приют для смертных, холода приют.
Здесь поздно всё, что злостью не измерено, —
Любить, прощать, дарить своё тепло,
Здесь только смерть осталась неизменною —
Царит и правит, всем ветрам назло.
Здесь только боль вовек мерило подвига,
Чужое горе радостно для всех,
Здесь каждый третий — чей-то жалкий поданный,
Убогий раб без права на успех.
Здесь жгут огнём борцов, творцов и гениев.
Лет сто спустя о них же слёзы льют,
Учуяв кровь, бросаются гиенами
И кровь чужую даже тёплой пьют.
И всё то зло, что здесь живет и здравствует,
На самом деле смерти ремесло.
Ведь лишь она на свете этом царствует,
Владея белым светом, чёрной мглой.
Но мне её теперь бояться нечего:
Любви и дружбы черная цена
В душе моей оставила отметину,
Всю душу, как вино, допив до дна.
Но даже этой жертвой не насытившись
И боли лишь сильнее возжелав,
На свежесть ран она мне соль насыпала,
Нисколько затянуться им не дав.
И вот теперь, сама себя уродуя,
Живёт она, что я звала душой…
Ущербная, разбитая, убогая,
Понятная лишь только мне одной.
***
Видишь небо, в котором Боги
Вновь решают людские судьбы:
Счастье выпадет лишь немногим,
С остальными же будь, что будет!
Видишь небо, оно свободно
Ведь над ним у людей нет власти.
Оно — целая часть природы,
Сколько силы у этой части!
Сколько воли творить стихии,
Человечество ввергнув в ужас,
Из слабейших вдруг сделать сильных!
Ну а сильных… ломать и мучить.
Сколько в нём потаённой власти
Править миром, людьми и жизнью,
Сколько красной и серой краски,
Чтобы метить своих и лишних!
Сколько плачет над миром небо,
Когда вдруг совершит ошибку…
Плачет небо дождём и снегом
В этот час в мире всё так зыбко…
Но от слёз тех не станет легче
Людям, меченным серой краской,
Боль их станет лишь только крепче
И сложнее для тех, кто в красном.
Им никак не понять друг друга —
Кто живёт, а кто существует,
Люди в сером идут по кругу.
Люди в красном весь мир целуют.
Видишь небо, в котором Боги
Вновь решают людские судьбы —
Красный цвет выпал лишь немногим,
С остальными же будь, что будет!
***
Я — пустая, и мир мой — пустыня,
Белым снегом по мглу занесённый.
Так и было, и будет отныне,
Хоть и страшно быть здесь погребённой.
Мне могилой бездушные стены,
Палачом беспощадное время,
Я с тоскою смотрю на метели,
Но теплу, как и людям, не верю.
Обожжённое, рваное сердце…
Я смотрю, как оно умирает,
Вспоминаю далекое детство,
Но уже ни о чём не мечтаю.
Я пустая, и мир мой пустыня,
Жгучей болью по сны занесённый.
Я боюсь, что она не остынет,
Я боюсь быть навек погребённой…
***
Мне снился сон… Безвестность и отчаянье,
И серый пепел радужных надежд…
Сорвался стон… И в стоне том отчаянно
Звала тебя, хотя тебя и нет.
Звала тебя… И голос твой неведомый
Ко мне пришёл из сущей темноты
И обещал, что станешь ты ответами
На все вопросы… Ты, лишь только ты.
Ты говорил, и звонкие жемчужины
Твоих надежд, невидимы сперва,
Вдруг стали мной, и тонким дивным кружевом
Легли на пепел чистые слова.
И всё опять! И сызнова, и заново,
И новый сон в рассветной тишине,
И голос твой — над рваным сердцем занавес,
Всей жизни смысл, хотя тебя и нет.
***
Меня пугают цветы на снегу
И тишина опустевшего дома,
Где никого уже больше не ждут,
Где только память опять в горле комом.
Я так хотела бы всё изменить,
Но в то же время я радуюсь боли,
Ведь эта боль научила ценить
Вдвойне всех тех, кто с тобою был «в доле».
Всех тех, кто рваную рану жгутом
И антисептиком сверху на слёзы,
Всех, кто твердил: «Будет легче потом»
И обнимал без ненужных вопросов.
Ну а ещё я «спасибо» скажу
Безумной боли за Дар мой бесценный,
За то, что в стылую серую жуть
Я не смотрела одна ни мгновенья.
Я благодарна за ужас и мрак,
За каждый миг непростых испытаний
И за всех тех, кто не «просто», не «так»,
В кого как раз через боль и врастаешь.
К кому потом наугад… В темноте…
От счастья сослепу или в ненастье
Протянешь руки, ведь только лишь те
Тебя поймут, кто ковал твоё счастье.
Кто день за днём, задыхаясь в огне,
Твоей души окровавленный сгусток
Держал в руках, вопреки тишине,
Собой закрыв ядовитое «пусто».
Себя подставив под пули из слёз,
Под град свинцовый безумных кошмаров…
Кто без сарказма, легко и всерьёз,
Твою улыбку назвал Божьим Даром.
И пусть всё так же цветы на снегу
Меня пугают… И нет больше дома,
Я всю ту нежность в душе берегу,
В свои мечты погружаясь, как в кому…
***
Хочу, чтобы солнце не гасло так рано…
Ты знаешь, сейчас я люблю быть одна
И медленно думать, зализывать раны,
По дому бродить и стоять у окна.
Ты знаешь, я будто бы вижу впервые
Тот мир, что вчера ещё был мне родным.
И тесно мне в страшно притихшей квартире,
Но как-то светло мы с тоской говорим…
Мы с ней говорим о потерях и скорби,
О тех, кого нам никогда не вернуть,
О будущем тихо совсем, даже с болью,
И громче о том, что мешает уснуть.
Мы с ней говорим. Говорим бессловесно,
Поэтому я так люблю быть одна,
Ведь в нашей беседе другому нет места,
Хотя её фон не всегда тишина.
Я часто пою ей далёкие песни,
Невнятно, без нот и фальшивя до слёз,
Но всё же пою, чтобы помнили вместе,
Что боль не навеки, хотя и всерьёз.
И знает тоска, что теперь мы едины,
Но слушает, верит и ждёт наугад,
И слышится ей чуть невнятное имя,
И знается: мы не вернёмся назад.
Мы с ней на двоих в этих пасмурных стенах
Разделим далёкие, близкие сны
И полубезумную светлую веру,
И горькую правду: не встретить весны.
Не встретить весны тем, кого потеряли,
Чьи лица — портреты, а сны — голоса…
И выпьем мы полную чашу печали,
В которую мельком скользнёт и слеза.
Она всё поймет. И она мне ответит
На заданный раньше забытый вопрос:
«Ты просто забудь об обратном билете,
В конце есть начало, а их не вернёшь».
И я не хочу, чтобы солнце так рано,
Так тихо и быстро скользило в закат —
Мне сумерки эти бальзамом на раны,
В них сердце с тоской о мечте говорят.
***
На каменном столе горит свеча,
За пасмурной стеной иные дни,
А мне сейчас сначала бы начать,
А мне б сейчас смотреть другие сны.
За яркой чередой безумных слов
Сокрыта тишина пустой души,
Я сердце обрываю вновь и вновь,
Ныряя в эту сумрачную ширь.
Не слышно, даже трудно, чуть дыша…
Без яви и реальности сто лет,
Как будто весь земной огромный шар
От страха сбил привычный ход планет.
На каменном столе горит свеча…
Я даже отдышаться не могу —
Мне слышится начало всех начал
В тех снах, что я надёжно берегу.
***
Иногда, чтобы всё обрести,
Нужно всё до конца потерять
И лихое начало пути
На кресте из страданий распять.
Иногда, чтобы слышать себя,
Нужно голос сорвать для других
И всю душу, нещадно губя,
Выворачивать в пасмурный стих.
Иногда, чтобы смыслы постичь,
Нужно долго брести в темноте,
Где никто не услышит твой клич,
Отражённый от каменных стен.
Иногда, чтобы выйти к огню,
Нужно стыть на ветру сотню лет
И искать лишь сплетение рук,
Что спасением станет от бед.
Иногда, чтобы что-то найти,
Нужно долгие годы искать
И блуждать в серой гуще тоски,
И вслепую и верить, и ждать.
Иногда, чтобы просто любить,
Нужно сжечь своё сердце дотла
И утратить желание жить,
Чтоб потом обрести два крыла.
Иногда… Иногда… Иногда…
Я теперь лишь уверилась в том,
Что к надежде идут поезда,
Если сами мы к свету идём.
Пилигрим
А вдруг всё не случится, не сбудется?..
В ответ, тоской и болью храним,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.