Таинственная и гадкая троица
Людям давно известно, что у сов и у кошек есть много общего. Например, бинокулярное зрение, мигательные перепонки и способность видеть в темноте.
Сидит такое чудище во тьме, самого его не видать, одни глаза только светятся таинственными фосфорическими огнями, и попробуй угадай, кто это сидит там: то ли сова, то ли кот, то ли чёрт. Поэтому случалось и такое, что ругнётся кто-то на кота, а ответ услышит от чёрта.
То-то страху тогда от этого!
А с совой и того страшнее. Кто слышит, как кричит она в ночи, когда она ухуканьем своим заявляет права на территорию тому, кто в неё вторгается, тот обмирает от ужаса: точно ли это крик птицы, не чёрт ли в неё вселился?
И не на пустом месте возникает этот ужас ночной. Всякий раз получается, что где сова, там и чёрт поблизости затаился в ночном лесу.
И кот в ночи гуляет не в одиночку, а в компании с чёртом.
Не надо, конечно, думать, что всякий кот с чёртом дружбу водит. Большинство котов соблюдает свою душевную чистоту.
А про сов этого не скажешь.
Дед Савелич много страхов натерпелся от той нехорошей троицы, в которой по взаимозаменяемости вытворяют свои злые козни сова, да кот, да чёрт.
Иные его рассказам не верят до той поры, пока сами не столкнутся лбами с этой нечистью. Вот и внук его Никита до поры до времени не верил (умный был, образованный: одиннадцать классов и ПТУ). Городским умом был богат, деревенскую мудрость дедовскую дремучим невежеством называл. К деду в гости заявился впервые: мать не пускала из-за того, что тот был родственником Никите не по материнской, а по отцовской линии, а отец их с матерью бросил, когда Никите ещё и годика не было.
Нечисть любит над такими, как Никита, «ни во что не верующими» шутить: у них психика хрупкая, ко встречи с нею не подготовленная, легко теряет устойчивость и уступает место безволию: делай с ними, что хочешь!
Таким лучше с нечистью не встречаться.
— Ты, внучек, к бабке Крысихе на глаза лучше не попадайся, — предупредил внука дед, когда тот сказал, что хочет по деревне пройтись.
— А, что так?
— От греха подальше.
Никита успел уже наслушаться от деда множества страшных рассказов о нехорошей бабке Крысихи. По его рассказам получалось, что бабка Крысиха — сильная чёрная ведьма. На людях в человеческом облике она появляется редко, а всё больше то в виде дурной бодливой коровы, то в виде большой совы, то в виде злого чёрного кота.
— А какова она из себя в человеческом обличии? — спросил, сам не зная зачем, Никита.
— Злобная. Взгляд колючий. Того, кто начнёт перечить её словам, обязательно вскоре колдовством своим покарает. Потому и прозвали за глаза её Крысихой: не человек, а бешеная крыса.
*
Никита вышел за калитку. Идти тут некуда: молодёжи в деревне нет. Все, кто оканчивают в соседнем селе среднюю общеобразовательную школу, покидают деревню в поисках заработка. В деревне работы для молодёжи не найти.
Единственная в деревне улица пуста. Где-то уныло взбрехнёт в полусне собака, ей отзовётся вялое перетявкивание таких же ленивых псов. Так же вяло и нехотя пройдёт петушиная перекличка, и вновь опустится на деревню тягучая полудрёмная тишина.
Через дорогу ленивой деревенской трусцой засеменила облезлая кошка. Никита резко свистнул ей вслед, но кошка никак на это не отреагировала.
«Непуганая, зараза!»
— Здороваться надо!
Никита вздрогнул от неожиданности, обернулся на голос и увидел перед собою старуху, ощетинившуюся на него колючим взглядом.
«Откуда её чёрт принёс? Не было же рядом никого!»
Досадуя на свой испуг, Никита ответил запальчиво:
— Так я же не местный, бабушка, я городской. Никого здесь кроме деда своего не знаю, а у нас в городе здороваются только с теми, кого знаешь, с кем чаи гонял или детей крестил. С Вами мы ни чаи не гоняли, ни детей не крестили.
— Покрестим, — с многообещающей злобой глянула на Никиту старуха и исчезла так же внезапно, как появилась.
*
Весь остаток дня Никиту мучили плохие предчувствия. Из головы у него не выходила встреча с колдуньей и это её слово «Покрестим», терзающее его мозг подобно тому, как терзало зуб пациента сверло стоматологической бормашины пятидесятых годов XIX века. Когда время приблизилось к полночи, Никита уже не мог спокойно сидеть в дедовой избе. Он готов был бежать куда угодно, лишь бы подальше от места, где он повстречал бабку Крысиху.
Ровно в полночь Никита услышал голос, зовущий его выйти во двор. Голос показался Никите странно знакомым и он решил узнать, кто это его зовёт.
Выбежав во двор, Никита натолкнулся на зовущий его взгляд и поразился необычности этого зовущего взгляда. Он ярко светился во тьме таинственным фосфорическим светом, притягивая к себе взгляд Никиты. В его притягательности была особая, повелевающая сила.
«Что ему нужно от меня?» — растерялся Никита.
Существо с фосфорическим взглядом неожиданно разразилось пугающе зловещим хохотом, взмыло в чёрное небо и… на его месте сгустилось бесформенное темное пятно, двинувшееся на Никиту. В дальнем конце двора взвыла кошка. Тёмное пятно превратилось… в Крысиху (!!!).
Никита метнулся назад, чтоб укрыться в дедовой хате, но за входной дверью оказался не в просторных дедовых сенях, а в тесном коридорчике, заставленном всяким хламом, среди которого Никита с ужасом увидел в неясном лунном свете, падающем из запылённого окошка, большую деревянную ступу и прислонённую к ней метлу.
Вбежав в жилую часть строения, Никита оказался в небольшой горнице с низким потолком. За широким столом в центре горницы восседала Крысиха. Она насмешливо уставилась на Никиту:
— Проходи, невежа, садись к столу.
— Зачем? — пролепетал Никита, осознав вдруг, что он попался в нехорошую западню.
— А затем, чтобы «чаи гонять да детей крестить», — угрожающе ощерилась старуха.
— Делай, что тебе матушка Ефросиния повелевает! — подошла к Никите горбатая остроглазая девка и отвесила ему тяжёлую затрещину.
Никита послушно присел к столу.
Горбунья молча стала выставлять на стол самовар, чайные приборы на двоих (для Крысихи и для Никиты), варенье и свежую выпечку.
За распитием чая Крысиха сказала Никите:
— Меня зови матушка Ефросиния. Повеления мои выполняй, не медля, не то я осержусь и накажу.
Никита сник. Он понял, что старухе надо подчиняться и это пугало его.
— Ты не молчи, невежа, а отвечай: «Слушаю и повинуюсь, матушка Ефросиния», — отвесила Никите ещё одну затрещину горбунья.
— Слушаю и повинуюсь, матушка Ефросиния, — промямлил Никина, томясь от нарастающего страха.
Старухино угощение показалось Никите безвкусным, но он делал вид, что ему всё нравится и всё думал, как бы ему побыстрее улизнуть от такого «гостеприимства».
— Ты не спеши, касатик, нам с тобой ещё детей надо окрестить, — угадала его мысли старуха.
Горбунья метнула на Никиту осуждающий взгляд, и тот поспешил ответить положенное «Слушаю и повинуюсь, матушка Ефросиния», не понимая, о каком ещё крещении та толкует.
— Сейчас узнаешь, — ответила на его молчаливое недоумение ведьма.
— Ну-ка, Глашка, неси детей! — обернулась старуха к горбунье.
— Слушаю и повинуюсь, матушка Ефросиния! — поклонилась ведьме горбунья, шмыгнула за занавеску и вынесла оттуда корзину с пищащими комочками.
— Да, какие же это дети? Это же крысята… — вытаращился на ведьму Никита.
— Кому-то крысята, а кому-то — дети. — бросила на Никиту карающий взгляд старуха, и от горбуньи ему прилетела очередная крепкая затрещина.
— Я буду их крестить, а ты будешь мне помогать, — объявила старуха и приступила к совершению «таинства крещения» на какой-то гадкий сатанинский манер, постоянно давая Никите указания по оказанию ей помощи.
В дедову избу Никита возвратился лишь под утро.
Дед всю ночь крепко спал и о том, что происходило прошедшей ночью с его внуком, ничего не знал. То, что внук внезапно решил уехать к себе домой, деда огорчило, но отговаривать Никиту от этого он не стал. Видно, не сроднились они с ним за эту первую встречу.
*
Никита, приехав домой, подумал, что здесь злая колдунья его не достанет, но страх перед её колдовской властью над ним не проходил.
В первую же полночь сон Никиты был прерван чьим-то странно знакомым голосом, вызывающим его во двор. Никиту охватило чувство непреодолимого страха и он впал в состояние тупой покорности.
Оказавшись во дворе, Никита увидел в темноте два светящихся глаза. Их таинственный фосфорический свет, притягивал к себе взгляд Никиты. В его притягательности была особая, повелевающая сила.
«Колдовская сила», — догадался Никита.
«Ты не должен никуда уезжать из дедовой деревни. Ты теперь не хозяин своей судьбы», — услышал Никита голос, который мог принадлежать только… чёрту.
Жажда мести
Людочка чувствовала себя, как в дурном сне. Она с отвращением разглядывала казённую обстановку унылого кабинета с двумя письменными столами и двумя сейфами за ними. Одно из этих рабочих мест пустовало, за другим расположилась молоденькая девица с некрасивым лицом в форме капитана юстиции.
Девица мучила Людочку простенькими с виду вопросами, за которыми угадывалось что-то нехорошее. Вопросы сплетались в сеть, а глаза неприятной девицы наполнялись злорадной алчностью.
«Она плетёт какую-то сеть для меня и вот-вот набросит её мене на голову с охватом всего тела, чтобы, начав двигаться в ней, я запуталась. Тогда она набросится на меня и… выпьет из меня кровь!» — с ужасом и отвращением думала Людочка, проникаясь недоверием и страхом к девице, в которой всё казалось ей притворством.
— А теперь взгляните на эти фотографии, — будто козыри из рукава, выложила следачиха перед Людочкой на стол две портретные фотографии. — Вы знаете этих мужчин?
— Знаю только по именам. Это Анатолий, а это — Виталий, — указала Людочка соответственно на каждую из фотографий.
— В их квартирах много отпечатков Ваших пальцев. Есть они и на рукоятках ножей из их кухонных наборов. Оба были убиты во сне ударами ножа точно в сердце. За что Вы их убили?
Людочке показалось, что следачиха набросила на неё сплетённую сеть, свалила со стула на пол и пеленает её скотчем, распаляясь садистской похотью.
— Я их не убивала!!! — закатилась воющим криком Людочка и… проснулась.
*
Год тому назад Людочка была смазливой куколкой, обожающей холодный флирт. Ей доставляло невинное удовольствие дразнить мужчин своей яркой свежестью. Она цвела и пахла ожиданием «большой любви на всю жизнь», но вокруг неё роились всякие разные «не те».
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.