18+
Великий Эжен Дюпре

Бесплатный фрагмент - Великий Эжен Дюпре

Сборник рассказов

Объем: 232 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Предисловие от автора

Дорогие читатели! Вы держите в руках сборник рассказов, которые автор писал в течение последних четырех лет (исключение составляет лишь короткий рассказ «Фиаско», который был написан в конце 2010-го года). Бывали времена, когда я писал с необычайной легкостью на душе и в сердце, и мне все давалось легко. То были довольно редкие моменты, когда перо буквально летало по бумаге, а порой даже казалось, что кто-то другой, не я, водил моей рукой на письме и управлял мыслями, плавно и гармонично выстраивая сюжеты представленных здесь рассказов, наполняя их содержание глубиной повествования. Но бывало и так, что каждое предложение давалось мне с огромным трудом, так что буквально физически приходилось переживать то, что испытывали герои моих историй. Я был с каждым из них, когда они пребывали в бодром настроении и добром здравии, когда они проходили через тяжелые времена, испытывая на себе тягости судьбы, лишения, унижения и иные человеческие беды, которые в любой момент жизни, я в этом искренне убежден, могут постичь любого из нас.

Я был с «Великим Эженом Дюпре» каждое мгновение на его безнравственном, с человеческой точки зрения, пути и внимательно прослеживал каждое событие его аморальной жизни, начиная с момента, когда он, не задумываясь о наступлении завтрашнего дня, только и делал, что шиковал, да тратил сбережения своей семьи налево и направо, проигрывал огромные суммы в карточных играх, менял своих подружек одну за другой, предавал, обманывал и разрушал жизни близких ему людей, получая при всем этом огромное удовольствие, до момента, когда он стал известным писателем, перед которым люди снимали шляпу и говорили что-то вроде: «Ах… Эжен Дюпре… Вот это писатель! Вот это человек!».

Я был с «Артистом» тогда, когда он, переживая тяжелую драму своей личной жизни, будучи в депрессии, не мог выйти на сцену. Я видел, как он метался между чувствами к любимому человеку и чувством долга перед заждавшейся и горячо любимой им публикой, от которой он просто не мог отвернуться. Я стоял с ним рядом и верил в этого благородного человека, надеясь, что он примет правильное решение, за которое потом не будет стыдно и с которым он сможет жить дальше с достоинством и, просыпаясь, утром не бояться смотреть на себя в зеркало.

Был я и с Джеймсом Эшфордом, дворецким семьи Брэнтли. Смотрел, какие издевательства учинял над ним во многом безнравственный молодой и лощеный аристократ по имени Томас Эдвардс. Я отчетливо запечатлел в своей памяти момент смерти мистера Эшфорда, и как на ладони видел все его грустные, печальные и трагические переживания о том, как бессмысленно заурядно и бездумно он прожил свою жизнь. Я видел, как его хоронили, и слышал, что о нем говорили уже после смерти.

Я помню то, как рождался под моим пером «Дневник писателя, разочаровавшегося в жизни» и, какие мысли обуревали меня в тот момент. В этом рассказе наглядно для читателя я постарался проиллюстрировать, возможно, даже свои собственные страхи. Могу с уверенностью и надеждой сказать, что очень не хотел бы реально оказаться на месте того, кому судьба уготовила написать столь мрачный дневник, в котором подробно описывается, как один человек, стараясь фанатично достичь определенной цели в жизни, потерпел крах, в итоге проиграв в самой жизни.

Я помню, как весело смеялся над смешным и до ужаса неуклюжим выступлением Генри Спенсера на сцене в коротеньком рассказе «Фиаско». Помню, как некая Джес агрессивно и жестоко отшила от себя одного убогого и непутевого ухажера в «Отвергнутой любви». Помню, как с большим трепетом и глубоким эмоциональным переживанием я смотрел на драму, развивавшуюся в больничной палате между Джеком и Мэриен, героями рассказа «Последнее свидание», и видел, как любовь может залечивать любое горе, даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, когда кажется, что выхода нет, а печальный конец неизбежен.

Я вспоминаю, как в «Исповеди одного фотографа» я вместе с Гвен провожал в дорогу ее мужа, который отправлялся в Африку для того, чтобы сделать военные фотографии, и в очередной раз подвергнуть опасности, как самого себя, так и будущее своей семьи. Я помню, как Томас Райли вручил своей жене прощальное письмо, адресованное еще совсем молоденькой Саре, и представляю себе, как должно быть разрывались сердца матери и дочери, когда они перечитывали его вновь и вновь после случившейся трагедии.

Не упомянул я лишь о рассказах «Зеркало прожитой жизни», «Лили» и «Последний вечер в Париже». Они завершают настоящую книгу. Мои дорогие читатели, надеюсь, вы почувствуете, что в них я также вложил свою душу, старался сделать так, чтобы на каждой странице вы видели, с какой искренностью я писал каждый рассказ. В чем-то собранные здесь истории автобиографичны, в чем-то пессимистичны, в чем-то довольно романтичны, оптимистичны, зачастую глубоко реалистичны. Я часто думал, зачем я вообще написал эту книгу. Одним предложением на такой сложный вопрос ответить будет непросто — скажу лишь, что я пытался писать все правдиво и чистосердечно, и если вы почувствуете, что сама правда сочится из страниц настоящей книги, если переживания моих героев найдут отклик и в вашем сердце, я буду знать, что все написанное здесь было не зря, и что я нашел своего читателя, которому также близки, трогающие лично меня темы, проблемы и вопросы, которые поднимаются в каждом представленном здесь рассказе.

Ну, надеюсь, я не утомил вас столь долгим вступлением! Так что прошу, следуйте за мной, и я проведу вас по коридорам своих потаённых мыслей, покажу интереснейших из людей, окуну в самые необычные события нашей повседневной жизни и постараюсь сделать все, чтобы время за чтением этой книги пролетело незаметно, а вы немного расслабились, отдохнули и получили истинное удовольствие, чего я желаю вам больше всего в первую очередь!

31 марта, 2017

Евгений Климкин

Великий Эжен Дюпре

Он был создан для величия и точно знал это. Еще ребенком он мечтал о роскошных дворцах, изысканных пиршествах, богатом светском обществе, дорогих нарядах, эксклюзивных вещах, недоступных женщинах и яркой жизни. Он хотел получить все это сразу, не гнушаясь никакими средствами и не стесняя себя какими бы то ни было рамками приличия или достойного поведения, существовавшими в обществе. Вседозволенность — вот во что он верил и чем руководствовался в жизни. О чести он не задумывался, ибо даже не понимал что это такое. Для него честь была чем-то отдаленным, что нельзя потрогать наощупь или как-то обратить к своей выгоде, а потому он считал ее вещью бесполезной, абсолютно ненужной, без которой можно легко обойтись такому славному малому, рыцарю и красавцу, каковым он себя и считал. Стоит признать, что он действительно обладал красотой, которую воспринимал одним из своих сильнейших козырей, и удачно вынимал его из рукава, когда ему это было нужно. Он часто говорил при всяком удобном случае: «Моя красота — мой талант!», был опьянен собой и своими мечтами. Он верил, что ни одна жизненная преграда не сможет остановить его на пути к славе и богатству. Совершенство, исключительность, талантливость и успешность — вот те качества, которые он сам приписывал себе. Ему позавидовал бы Нарцисс, ибо тяжело было встретить такого же горделивого, надменного, тщеславного и самовлюбленного человека, каким он являлся, на всем белом свете.

Действительно, ему все давалось легко. Даже слишком. С самого детства он получал все, что хотел, не терпел отказов и возражений. Не переваривал он и замечаний от других в свой адрес, которые встречал с гневом и раздражительностью. Он происходил из довольно состоятельной, хотя и не сказать, что бы очень богатой семьи. В целом это было не важно. Главное, что денег всегда хватало, так что он никогда не испытывал нужды ни в детстве, ни в последующей взрослой жизни.

Он привык командовать обслугой в своем доме, что придавало ему сил и давало, как он сам считал, право судить и повелевать теми, кто был ниже, беднее, невежественней и скудоумней его самого. Хотя я бы не сказал, что он был человеком с сильным характером — скорее малодостойным господином с внешней властностью, которая не имела на самом деле ничего общего с истинной способностью повелевать людьми в полезном русле, вызывая при этом уважение у последних. Он был единственным ребенком в семье и воспитан в пагубной манере, которая привела к тому, что он искренне считал себя исключительным человеком. С его капризами считались и всегда выполняли их в точности в срок. И, хотя у него не было особых талантов, за исключением описанных выше, и, несмотря на то, что он не шибко блистал умом, и у него не было тех многих качеств, которые действительно присущи людям достойным и духовно богатым внутри, не взирая на то, что его привлекали в жизни лишь вещи материальные, в коих он только и видел смысл, тем не менее, вера в самого себя, свою красоту, уникальность и гениальность во всех возможных смыслах давала ему, чего порой не хватает многим из нас — чувство уверенности. Кажется, словно с самых малых лет он был так уверен в своем успехе на жизненном поприще, что иной вариант развития сценария, при котором он не достиг бы всего, о чем мечтал и чего страстно желал, был бы просто невозможен.

В двадцать лет он женился на одной глупенькой девочке лет восемнадцати, души не чаявшей в своем возлюбленном. Она была хороша собой, имела много нарядов, хорошее приданое, состоявшее из недюжинного количества ценных бумаг, приносивших каждый год очень хорошие дивиденды, и родового поместья, построенного в начале XVIII века в долине реки Луары во Франции и являвшегося бесспорной гордостью и бесценным наследием ее благородной семьи. Для него же то был лишь брак по расчету. Не будучи сведущим в финансах, привыкший жить на широкую ногу, прожив пятую часть века, он промотал более половины того состояния, которое досталось ему от родителей. Отец умер от туберкулеза примерно за два года до свадьбы своего сына; мать вскоре же последовала в могилу за своим супругом.

Он любил жить красиво, но красивая жизнь стоила дорого. И пока он тратил деньги налево и направо, его кошелек с каждым разом пустел, становясь все тоньше, а потребности и возраставший аппетит — все больше. Однажды он увидел, что такими темпами через год или два он останется почти ни с чем. Себе изменять он не собирался: продолжал ходить по дорогим ресторанам, ставил деньги на что только можно и проигрывал огромные суммы в карточных играх, от которых получал поистине колоссальное удовольствие. Бывало, он говорил: «Жизнь — это карточная игра, и я в ней главная персона!». Подобные высказывания всегда сопровождались громкими аплодисментами его товарищей, звонким смехом лакеев, а порой и одобрением недалекой части присутствовавшей публики. Многие кричали: «Браво!», когда он, проиграв очередной кон с присущей ему безразличной легкостью, выдавал одну из своих глупых, пустых фраз, приводившей многих пустоголовых зрителей в полнейший восторг. Иногда, после его очередного псевдо-интеллектуального велеречивого рассуждения о жизни, кто-нибудь, из находившихся рядом, мог громко попросить: «Месье Дюпре, не могли бы вы повторить, чтобы я записал ваше изречение?». И месье Дюпре с радостью повторял тот очередной бред, который искренне веселил публику, и который так сильно приходился по вкусу очередному бедолаге, попавшему в заколдованные сети искусного ораторского мастерства красноречивого дьявола в лице месье Дюпре.

Женитьба на молодой и красивой Сюзанне де Маршан, с которой он познакомился на одном из званых вечеров, пришлась очень кстати. О финансовых проблемах, которые только начали вырисовываться на горизонте, можно было забыть. Приданое невесты с лихвой компенсировало потери прошлых лет, о которых месье Дюпре так больше никогда и не вспоминал. Теперь денег у него было даже больше, чем во все предшествовавшие годы. Он жил одним днем, и день его был прекрасен. Он смотрел на жизнь свысока, и эта жизнь обещала ему еще множество триумфов, судьбоносных побед, памятных трофеев и незабываемых впечатлений.

Спустя какое-то время Эжен Дюпре, ибо так, мой дорогой читатель, звали героя настоящего рассказа, охладел к Сюзанне де Маршан, и вскоре совсем перестал уделять ей внимание. Бедняжка страдала день и ночь, не находя себе покоя и ища утешения у своих подруг, которые старались помочь ей, чем могли. Ее супруг все реже появлялся дома. Его все чаще стали замечать в борделях, в которых он допоздна проводил время. Часто возвращаясь вечером домой с какой-нибудь развратной девкой, он пел во весь голос пьяные пошловатые песни о своей нелегкой судьбе — судьбе молодого повесы, этакого прожигателя мирской жизни. Во все времена он был доволен собой и с улыбкой встречал новый день, который готовил для него множество новых сюрпризов и ярких впечатлений. Его счастье в гармонии с самим собой было прямо пропорционально растущему несчастью его супруги, которая с каждым днем, видит бог, увядала, покуда ее прекрасный и неотразимый Эжен Дюпре продолжал наслаждаться жизнью, проигрывая все большие суммы в карточных играх и посещая все новые и новые бордели.

Так прошло несколько лет. Хрупкое сердечко Сюзанны де Маршан не выдержало такого холодного, если не сказать бесчеловечного, отношения со стороны господина Дюпре. Говорят, погрузившись в глубокую депрессию, она слегла и через какое-то время покинула этот жестокий бренный мир, что разрушил ее девичьи грезы о любви, семье, браке, счастливой жизни и надеждах на светлое будущее. Поговаривают, что всему виной послужила корь. Кто-то же утверждает, что Сюзанна умерла от душевной болезни, вызванной несчастной жизнью с мужем. И, покуда такие вещи, как тайна кончины госпожи Сюзанны де Маршан, остаются для нас загадкой и по сей день, другие лежат перед нами словно на раскрытой ладони, на которую может взглянуть любой человек и в одно мгновенье разобраться во всем. Так обстояли дела, как вы, наверное, уже понимаете, и с месье Дюпре. Смерть Сюзанны, как и все прошлые события его жизни, пришлась ему на пользу, ведь он теперь мог навсегда позабыть о жене. Ему более не было нужды изображать из себя порядочного и верного мужа, коим он никогда не являлся, на светских вечерах перед другими людьми. Такому человеку, в сущности, на все было наплевать. Однако за прожитые годы даже ему слегка приелось играть роль заботливого супруга на публике, и потому он был счастлив, что ныне избавлен от такой опостылевшей ему необходимости претворяться кем-то иным, кем он никогда не являлся, и превратившейся для него в нечто вроде тягостного мучения.

На похоронах он не плакал: сказал лишь пару слов о том, каким замечательным человеком была его горячо любимая супруга, как тяжело ему теперь без нее, и что она навсегда останется для него в памяти верной спутницей, с которой он готов был пересечь моря и горы, взлететь на вершину самой высокой в мире скалы, и ради которой он вырвал бы себе сердце из груди и отдал бы свою жизнь не задумываясь, представ пред судом Всевышнего, только ради одного мгновенья, в котором смог бы оказаться рядом со своей музой и вновь увидеть перед собой светлое улыбающееся лицо боготворимого им ангела, которым была Сюзанна де Маршан. Последними словами речи господина Дюпре особенно прониклись женщины, которые смотрели ему в рот, пока он говорил, и думали, какой же он замечательный мужчина и как бы утешить его после такой крайне тяжелой и трагичной душевной травмы, как смерть любимой супруги. Да, господа… Право не знаю, удивитесь вы или нет, но через какую-то пару-тройку дней месье Эжен Дюпре закрутил роман с одной из этих дам, что так сильно впечатлились его проникновенной речью, произнесенной на похоронах. Интрижка завершилась быстро, не оставив после себя ничего, о чем стоило бы даже вспоминать или о чем можно было бы черкнуть пару строк в дневнике пресыщенной жизни героя нашей повести. Говорят, сердце той мадам было разбито. Хотя, может это и слухи, кто знает… Как бы там ни было, достоверно известно, что господин Дюпре как ни в чем не бывало, ни о чем не жалея, продолжил свой путь к богатству и славе, окручивая все новых и новых дев, заводя все новые и новые знакомства, окунаясь с головой в новые авантюры и погрязая все больше в том, что многие назвали бы пагубной жизнью.

Время шло. Время менялось. Вместе с ним менялся и Эжен Дюпре. К тридцати годам у него уже было приличное состояние, которое он сколотил, используя самый разнообразный инструментарий социальных навыков, состоявший преимущественно из коварной лести, циничной лжи, искусного предательства, изворотливого лизоблюдства и от природы данного ему умения нравиться женщинам. Все это, разумеется, было приправлено изрядной долей обаяния и легкой щепоткой очарования, которые словно аурой окружали с ног до головы месье Дюпре. Спору нет: все эти качества были пусты, просты, крайне поверхностны и действовали лишь на тех, кто был слаб духом. Тем не менее, все же что-то таинственное и удивительное было в этом человеке, ибо как иначе он, не имея ни малейших знаний о том, как управляться со своими финансами, как доводить себя до совершенства на избранном профессиональном поприще, которого у него, собственно, толком и не было, или о том, как жить достойно и благочестиво, умудрялся все это время оставаться на коне, только увеличивая свой капитал и влияние в обществе? Ответ на этот вопрос остается загадкой. Наверное, просто порой рождаются люди, которые получают и берут от жизни все, что могут, вопреки здравому смыслу, логике и чувству справедливости, хотя, казалось бы, со своими аморальными принципами, что они исповедуют, давно уже должны были оказаться в какой-нибудь помойной яме или иной зловонной клоаке, на самом дне общества, из которой они не должны были бы вырваться уже никогда, ибо там им самое место. Но порой жизнь преподносит нам свои не самые приятные сюрпризы, и мы видим, как какой-нибудь достойный образованный человек ведет жалкий образ жизни, а беспардонный прожигатель последней шикует, проматывая ее, как в материальном, так и в духовном смысле, однако остается при этом безнаказанным. Жизнь почему-то не карает последнего, хотя должна бы, как нам кажется. Почему происходит в нашем мире такая несправедливость и откуда тянутся ее корни? Кто знает… На это может быть столько причин… Сам я не знаю ответ на этот вопрос, хотя… Может и знаю… Возможно такие люди должны быть, чтобы мы простые смертные не тешили себя бредовыми иллюзиями о какой-то там призрачной справедливости или об идее, что мы все действительно равны. Я искренне верю, что наличие таких людей, как месье Эжен Дюпре во все времена человеческой истории, призвано закалить нас и сделать сильнее. В чем-то они являют собой недостижимый идеал властителей мира, которыми они никогда не должны были стать, однако стали. При всем том, эти люди истинно ничего из себя не представляют, ибо гонятся за материальным, а не духовным; хотят власти, богатства и денег; такие люди не обладают богатым духовном миром, и все их успехи не стоят ломаного гроша, если присмотреться повнимательней. Такие люди крайне редки, но видимо в силу необходимости они должны периодически появляться в нашей жизни затем лишь, чтобы мы не забывали о них. Они словно некий рок, высшая несправедливость, которую мы должны преодолеть и которой мы должны бросить вызов. Они то, что чуждо самой природе. Они есть то, с чем мы должны бороться, доказывая абсолютную неоправданность их существования. Да… Такие люди редки… Именно об одном из таких редких людей и ведется речь в настоящей повести. Но собственно вернемся же к нашему протагонисту!

Однажды утром Эжен Дюпре проснулся и почувствовал, что чего-то ему в этой жизни не хватает. Деньги, женщины, поместья, карточные игры и светские вечера — все как-то начинало приедаться. Встав перед зеркалом, он уставился на себя и стал пристально разглядывать свое лицо. Он внимательно смотрел на свое отражение, как будто дожидаясь, что зеркало подскажет ему, чего бы такого славного сделать на жизненном поприще, что он еще ни разу не пробовал, и что сулило бы ему успех и признание. Спустя какое-то время, он тяжело вздохнул, ибо ничего так и не пришло в голову, и отправился завтракать в свой любимый ресторан неподалеку от роскошного особняка, в котором жил последние полгода. Уже на месте за столиком, Эжен Дюпре случайно наткнулся на заголовок одной из газет, в которой говорилось, что некий известный в то время писатель опубликовал новый головокружительный роман и теперь весь высший свет желает поскорее заполучить новоизданную книгу и пригласить молодого автора на званый ужин, который планируется провести в одном очень знатном клубе, в который для месье Дюпре даже при всех его связях и знакомствах вход пока что был закрыт.

«Вот оно!» — подумал он. — «Вот кем я должен стать, чтобы мое имя не сходило с уст абсолютно всех и каждого, начиная от какого-нибудь мелкого артиста, играющего в дешевых спектаклях на убогих задворках, до знатного вельможи, приглашающего к себе влиятельных персон на званые вечера! Я должен стать тем, кто будет трогать сердца людей, затрагивать самые тонкие струны их души! Мои книги должны будут вызывать у народа грусть и радость! Улыбки и слезы! Пером я буду покорять тех, кто хочет быть очарован изяществом литературного слога, красотой сюжетной линии, богатством языка и глубиной проработки персонажей! Да! Вот чего именно я хочу! Я хочу возвыситься настолько высоко, насколько мне это по силам! Я покажу этому миру, кто я такой! Я покажу всем, кто такой на самом деле Эжен Дюпре! Я должен стать известным писателем! Ибо я великий Эжен Дюпре, и это мое слово! Да будет так!».

Все эти мысли головокружительной каруселью промчались в голове нашего героя. Он опьянился не только гениальностью собственной идеи, но и осознанием своей уникальности как представителя человеческого рода, которому было подвластно все! Абсолютно все! Он ничуть не сомневался в собственном успехе: ему казалось, что до всемирной славы и признания осталось рукой подать — стоит только сесть за стол, быстренько написать и издать какой-нибудь сверхгениальный и невероятно глубокий роман, как он покорит еще одну вершину в своей жизни. В разуме Эжена Дюпре все было, как на ладони, однако на деле оказалось немного не так, как он предполагал.

Итак, однажды вечером он взял перо, положил перед собой листок бумаги, собрался с мыслями и начал, так сказать, творить. Эжен не сразу осознал, что происходило по мере того, как он писал, однако, в конце концов, понимание пришло к нему где-то спустя час кропотливой литературной работы. Перечитав плоды своих творческих усилий, он ужаснулся. Как наш дорогой читатель уже успел заметить, месье Дюпре не отличался особым умом, однако и полным дураком его назвать было никак нельзя. И не будучи этим самым дураком, он увидел, что вышло из-под его пера. Это не то, что не тянуло бы на литературный шедевр, а вообще было лишено всяческого таланта или хоть какой-нибудь путной писательской техники. Написанное было воистину ужасно! Ни одна даже самая убогая газетенка не взяла бы подобный текст к печати. Это было ясно, как день. И тут Эжена Дюпре словно осенило: одно дело рассуждать о том, что ты можешь написать что-то великое, и совсем другое — непосредственно написать это, или, по крайней мере, пытаться это сделать. Он растерялся, ибо изначально был так уверен в своем успехе, что даже отдаленно не предполагал потерпеть неудачу. «Ну, ничего!» — сказал он себе, высоко поднимая перо над своей головой. — «Я найду выход! Так или иначе, я все равно стану известным писателем, чего бы мне это ни стоило!».

Ну, что ж, если природа не наделила Эжена Дюпре изысканным писательским талантом, то стоит отметить, что удача, которую он притягивал к себе словно магнит, всегда сопутствовала ему по жизни. Он не сомневался, что фортуна улыбнется ему, так или иначе, пусть даже самым невероятным образом. Он стал просто ждать удобного случая, который, он знал, рано или поздно подвернется под его хитрую, коварную руку, и тогда он воспользуется им и возьмет, что ему причитается. Случай подвернулся довольно скоро, и вот, как это произошло. Спустя всего какие-то две недели, как месье Дюпре принял для себя очень важное и ответственное решение стать известным литератором и хорошенько прославиться, на одном светском вечере, на который было приглашено множество разношерстных гостей, он познакомился с одним молодым писателем, который уже начинал в то время набирать популярность у парижской публики: книги его продавались, имя было у людей на слуху, и порой его узнавали в лицо, протягивали руку при удобном случае, старались познакомиться и сказать несколько лестных слов в адрес как него самого, так и его незаурядных романов. Молодого таланта звали Артур Дюран. Он был юн, хорош собой, ухожен, отличался приятной располагающей к себе внешностью, а также душевностью в беседах и прекрасными манерами. Месье Дюран всегда внимательно слушал своего собеседника, порой проникаясь к нему и попутно раскрывая свою собственную душу. Он был искренен, а от того наивен. Он никогда ничего не скрывал и готов был выболтать всю правду первому встречному, проявившему к нему даже самый малый интерес. Ему были свойственны человеколюбие, добродушие, сочувствие и сопереживание. Он был открыт как для мира в целом, так и для отдельных его представителей. Словом, он был как раз таким человеком — какой был нужен Эжену Дюпре для реализации грянувших, как гром среди ясного неба, безумных писательских амбиций.

Знакомство между двумя молодыми людьми произошло легко и непринужденно. После нескольких бокалов вина языки у обоих развязались, и каждый стал говорить открыто, не стесняя себя и давая полную свободу своим мыслям. Месье Дюпре ловко прикинулся белой овечкой: наплел месье Дюрану, что он начинающий писатель, который пребывает в поисках, но не знает, как найти себя и пробиться в этом жестоком мире; что пробовал посылать свои рукописи в разные издательства и газеты, но везде получал отказы, либо вообще не получал ответа; а также, что уже почти отчаялся, а ведь всегда мечтал стать писателем, ибо считал это дело своим призванием и тем, что должен нести в этот мир. Еще немного выпив, Эжен Дюпре совсем разошелся: он выдумал какую-то невероятно красочную, насыщенную, полную драматизма историю о своей непростой жизни, в которой нашло место такое большое количество душещипательных, поражающих воображение и до глубины души пронизывающих событий, сколько хватило бы ни на одну человеческую жизнь. Оказывается, изначально он был брошенным на произвол судьбы ребенком, которого родные родители, которых он, естественно, никогда не знал, завернули в плотную ткань и грудного, маленьким комочком выбросили на шлюпке в открытый океан на встречу самой смерти, от которой, казалось, было невозможно спастись.

— По ночам бывает, я до сих пор просыпаюсь! Мне кажется, я все еще слышу шум океана, который то пел мне колыбельную в убаюкивающий штиль, то грозился погубить в сметающий все на своем пути бушующий шторм! Океан заменил мне на какое-то время мать, можно сказать… Через него я впервые прочувствовал жизнь, и то как благосклонна она может быть в один момент и смертоносна в другой, — молвил Эжен Дюпре, рассказывая молодому писателю историю своей жизни.

Однако судьба оказалась к нему благосклонна. Шлюпка прибила нашего героя к ногам одного благородного мужчины, который приютил его, усыновил и воспитал как родного. Благодаря этому достойному человеку Эжен Дюпре получил прекрасное образование, необходимый жизненный опыт, изысканные манеры и развитую интуицию, словом, — весь необходимый арсенал, который необходим любому мужчине, который хочет состояться в жизни. Эжен Дюпре продолжал свой рассказ в спокойной, тихой и в то же время красноречивой манере, а Артур Дюран с замиранием сердца внимал каждому слову рассказчика, погружаясь все больше и больше в этот беспрерывно льющийся поток сладкой речи месье Дюпре.

Повествование продолжалось: одни события сменяли другие, случай сменял случай. Казалось, им не было конца, ибо, заканчивая одну главу своей жизни, Эжен Дюпре тут же начинал другую, искусно импровизируя, по ходу дела стряпая сюжет, выдумывая ярких персонажей и наделяя их звонкими запоминающимися репликами. Он плёл всю эту спонтанно выдуманную чехарду настолько сладко, что, сказать по правде, даже сам не верил своим ушам и тому, как здорово у него все это получалось. Самое главное, что, глядя на Артура Дюрана со стороны, тяжело было сказать, чем этот очарованный слушатель был потрясен больше — невероятно лихо сменяющими друг друга красочными и полными накала страстей, не имеющими аналогов по своей насыщенности ни с какой другой человеческой жизнью эпизодами из жизни героя настоящей повести, той искренностью, которая искусно подкупала месье Дюрана или же невероятной силе красноречия, которая не уступала по своей мощи ни одной силе природы. Возможно, что Артур Дюран был очарован и поражен всем сразу. Он смотрел в рот Эжену Дюпре и буквально смаковал каждое слово. Казалось, тяжело было выделить какой-то наиболее яркий и головокружительный фрагмент из его удивительной жизни. И, тем не менее, Артур Дюран нашел для себя такой фрагмент, ибо больше всего его потрясла история смерти любящего отца, который, лежа на смертном одре, завещал Эжену Дюпре стать великим писателем.

— Он заглянул в мои глаза так глубоко! Вы представляете, месье Дюран?!!! — проникновенно говорил месье Дюпре, едва затаив дыхание. — Он словно читал мою душу… Боже… Я никогда этого не забуду! Никогда, месье Дюран! Испуская свой последний вздох, он успел сказать мне: «Сын… Когда-нибудь ты станешь великим писателем! И прославишь Францию так, как это делали другие великие писатели до тебя когда-то…» — Я потом всю ночь не спал, повторяя его слова вновь и вновь! Станешь великим писателем… Или вот, прославишь Францию… Богом клянусь, месье Дюран, я ничего не выдумываю! Да разве такое вообще, скажите, можно выдумать?! Я словно вижу его прямо сейчас снова на той кровати, говорящего со мной и дающего последнее самое важное напутствие в моей жизни. Недаром говорят, нет любви прекрасней и возвышенней, чем любовь отца к сыну, как и нет более загадочной и прочной связи, что соединяет души и сердца обоих.

— Представляю, каково вам было! — отвечал Артур Дюран, будучи с головой погруженным в устный автобиографический очерк Эжена Дюпре. Он был полностью покорен и находился под ошеломляющим впечатлением от речи собеседника. Что бы дальше ни сказал месье Дюпре, это было неважно, ибо месье Дюран принял бы за неоспоримую истину абсолютно все. Оба были счастливы и рады чудесному знакомству друг с другом, а потому с нетерпением ждали следующей встречи. Молодые люди разошлись и договорились, что на следующий день встретятся вновь, и месье Дюпре покажет уже состоявшемуся писателю свои рукописи.

На следующее утро в довольно ранний час в квартире месье Дюрана раздался стук в дверь. Молодой человек поспешил ее открыть, и увидел перед собой месье Дюпре с сияющей от счастья улыбкой на устах и кипой рукописей в руках. Оба поприветствовали друг друга, обменялись любезностями, после чего проследовали в гостиную, где хозяин предложил гостю чай. Там они провели около получаса, обсудив как современную поэзию, так и прозу, своих любимых писателей, а также нынешние литературные вкусы, разгулявшиеся в парижском обществе, после чего Эжен Дюпре сказал, что ему нужно идти и поспешил откланяться. Он оставил свою тяжелую ношу в квартире талантливого писателя, выказав надежду, что написанное придется месье Дюрану по вкусу; тот же в свою очередь заверил, что ничуть в этом не сомневается и что ему придется по душе все, что написал его новый друг, и что он с нетерпением ждет, когда сможет наконец-то познакомиться поближе с трудами месье Дюпре. Оба были вновь крайне довольны обретенным знакомством и искренне светились от счастья. Эжен Дюпре покинул дом писателя, пообещав вернуться через пару дней и узнать, что думает месье Дюран о его творчестве, а последний, проводив гостя, сел за стол, отложил подальше текущие дела и принялся с большим энтузиазмом знакомиться с новым, как он надеялся, литературным шедевром, запечатленным в рукописях новоиспеченного автора, коим являлся месье Дюпре.

Артур Дюран взялся за предстоящее дело со всей ответственностью: сделал глубокий вдох, закрыл глаза, потом открыл их и взглянул на свои безупречные руки и нежные пальцы, элегантно смотревшиеся на писательском столе. То были воистину гениальные руки творца, которым словно сам господь бог предначертал создавать великие произведения рода человеческого. Артур Дюран был наделен талантом, литературным чутьем и уникальной писательской харизмой. Он набросился на рукописи с неутолимой жаждой, которую уже давно не испытывал, ибо до дна хотел испить молодой писательской крови из чаши Эжена Дюпре. Он был уверен, что написанное окажется таким же безупречным, каким ему представлялся и сам автор. Он нисколько не сомневался, что так все и будет. Да и как могло быть иначе? Ведь это был человек, которому благороднейший отец на смертном одре предрек прославить саму Францию! Тут не могло быть никакой ошибки. Артур Дюран был довольно наивным, искренне доверчивым и суеверным человеком, а потому верил в божественное провидение и был уверен, что такое не могло произойти с обычным человеком. Эжен Дюпре стал для него чем-то вроде светоча самой истины, а потому он считал своим долгом помочь раскрыться тому, на чьи плечи неведомая высшая сила возложила ответственность прославить Францию! Молодой талант взялся за дело со всем своим усердием и желанием помочь своему коллеге.

Прочитав первый небольшой рассказ, вышедшего из-под пера месье Дюпре, Артур Дюран слегка удивился, ибо не совсем понял, что прочитал. Он выпил чашку крепкого кофе, глубоко вдохнул и выдохнул, собрался с мыслями и перечитал рассказ еще раз, однако ничего не изменилось. Он был по-прежнему сбит с толку точно так же, как и в первый раз: в написанном не было никакого смысла, причем тяжело было сказать, что было не так: хромал ли сюжет или автор в силу своей неопытности неправильно расставлял акценты по ходу повествования. Как бы там ни было, не забивая пока себе голову, месье Дюран перешел к следующему рассказу, а, закончив с ним, к следующему… И так он переходил от одного маленького произведения к другому. Чем больше страниц рукописей он переворачивал, тем больше ужасался прочитанному. Каждый, абсолютно каждый рассказ был абсурден, лишен какой-либо здравой идеи или смысла, плохо оформлен и в целом безвкусен, но что было больнее всего — литературный талант автора нигде не прослеживался, если не сказать, напрочь отсутствовал. Артур Дюран просто не мог поверить ситуации, в которой оказался. Что он скажет Эжену Дюпре? Сможет ли он сказать ему, что тот бездарен? А как отреагирует пророческий литератор, когда услышит роковую для себя правду? Он, наверное, навсегда бросит писать, разочаруется в себе и своей жизни, сойдет с ума, а там, глядишь, и ненароком покончит с собой! Да, и как, тут спрашивается, не покончить?! Ведь тебе, кому небеса предначертали прославить саму Францию, говорит компетентное лицо, своего рода признанный профессионал в своем деле, истинный мастер пера как-никак, пользующийся заслуженным уважением в обществе, что твои произведения бездарны, а литературный вкус крайне беден; что ты лишен всего, что нужно, чтобы превратить свои грандиозные устремления о прославлении великой страны в явь! Как тут не сойти с ума?! Как не лишиться жизни, в конце концов?!!! Именно в таком русле продолжал мыслить Артур Дюран, с каждой минутой все более убеждаясь, что погубит жизнь Эжена Дюпре, если расскажет ему правду, которую тот не сможет принять. В этом он ни капельки не сомневался, ибо считал себя человеком, глубоко разбирающимся в людях, коим, к сожалению, никогда не являлся. Ах, если бы он только знал, что на самом деле за человек был месье Дюпре… Но, увы, он не знал…

Через пару дней, как и было обещано, будущий великий литератор явил себя вновь на порог квартиры Артура Дюрана. Писатели встретились. У одного в глазах виднелась надежда, у другого — чувство глубокого удовлетворения от проделанной работы. Вновь был подан чай, вновь посыпались любезности, зашли разговоры о том, о сём, оба были довольны, что встретились в очередной раз. Но, вот со светским трепом было покончено, и талантливый мастер передал бездарному автору исправленные, отредактированные лично им рукописи. Эжен Дюпре принялся внимательно изучать представленную редактуру. Почти каждое предложение было исправлено как стилистически, так и орфографически, многое было заменено, либо вовсе устранено из текста, многое было добавлено, большая часть материала была перевернута с ног на голову, полностью перекроена, развернута на сто восемьдесят градусов и заново переделана кардинальным образом так, что найти нечто общее между той сырой посредственной писаниной, которую принес месье Дюпре, и тем изысканным самородком, в который обернул ее месье Дюран, было почти невозможно. Ах, если б только наш Эжен знал, как бедный месье Дюран все эти дни не ел и не спал, доводя до совершенства то, что не представляло собой никакой литературной ценности. Получившийся на выходе продукт был воистину прекрасен и попросту безупречен.

— Я позволил себе внести некоторые правки. Надеюсь, вы не сильно против, — скромно заметил месье Дюран.

— Ах, что вы! Да, и вправду, я вижу, вы внесли некоторые изменения, — ответил месье Дюпре, ехидно улыбаясь. — Безусловно, это немного отличается от моего утонченного стиля, но, знаете, и своя изюминка у вас есть.

Этот удивительный комментарий острейшей бритвой резанул как слух месье Дюрана, так и его нежнейшее писательское сердце. Молодому таланту тяжело было понять, был ли то изысканный комплимент или неслыханная дерзость, граничащая с оскорблением, однако он не подал виду, а лишь дружелюбно улыбнулся своему гостю, как ни в чем не бывало, после чего разговор продолжился. Артур Дюран принялся давать советы Эжену Дюпре, как нужно писать и вырабатывать в себе писательскую дисциплину, как прогрессировать на этом прекрасном и в то же время неимоверно сложном поприще; как сочинять, не дожидаясь момента появления долгожданной музы, а творить и трудиться так, чтобы эта самая муза, может, и сама того не желая, являла себя все чаще и чаще тем, кто этого заслуживает, кто работает не покладая рук, отдавая всего себя целиком творчеству.

— Труд вознаграждает все усилия и неизбежно приносит свои плоды, — вещал месье Дюран, — вот увидите! У вас все получится!

Он давал наставления месье Дюпре, красноречиво излагая свою мысль в надежде, что его протеже, а иначе Эжена Дюпре было не назвать, встанет на путь успеха в творчестве. Он говорил, что это путь сложный, в чем-то даже опасный, но, безусловно, благородный и стоящий затраченных сил, чтобы им заниматься. Месье Дюпре слушал, лишь изображая из себя крайне заинтересованного человека, который то и дело кивал головой, а порой одобрял невнятным жестом или какой-нибудь немудреной короткой репликой то или иное изречение собеседника. В душе ему было глубоко наплевать, что там говорил ему месье Дюран, ибо он уже знал, что свалит все на плечи этого известного писателя, а сам же, ничего особо не делая, рано или поздно добьется, чего так страстно жаждет — признания, славы, величия! Конечно, что-то придется приносить из своих бездарных рукописей этому человеку — это он понимал очень хорошо. Но это лишь малая жертва, на которую он готов был пойти, затратив лишь немного времени, ибо за ней следовала бесценная награда! Создавать видимость деятельности Эжен всегда умел и, был уверен в том, что приносить какую-то ерунду месье Дюрану время от времени не составит труда, главное лишь бы последний трудился на славу, а все остальное будет неважно! «Как я все-таки здорово все обставил, — думал про себя Эжен. — А этот простой дурачок купился. Теперь он у меня на крючке! Этого уже не отнять! Воистину я разыграл все как по нотам и грамотно манипулировал этим человеком. Мы с ним дошли до той точки, когда он уже просто не сможет мне отказать». Блеском хладнокровного вампира сверкнули глаза Эжена Дюпре. В тот момент он ощутил себя хитрым пауком, который гениально сплел паутину и заполучил в свои сети долгожданную жертву, которую со временем будет медленно оборачивать в искусно сотканный кокон и медленно пить из нее жизненные соки, а когда выпьет их все, нанесет ей последний смертоносный укус.

Мой дорогой читатель, вы, наверное, сейчас скажете, какой же ужасный все-таки человек этот Эжен Дюпре, раз так цинично и лицемерно разыгрывает людские жизни, разменивая их в угоду себе, словно ничего не стоящие пешки на шахматной доске своей безнравственной жизни, которой, к сожалению, не видно конца и края. Вот бы произошел с ним какой-нибудь несчастный случай, мечтаете вы, или вот бы жизнь проучила такого человека как следует, чтобы он задумался хоть раз над последствиями своих поступков и над тем, какие порочные деяния совершает! Вот бы кто-нибудь преподал ему урок, показав ему его истинную натуру, и что скрывается под его лощенной обманчивой кожей! Вот бы нашелся тот, кто показал ему, насколько ум его порочен, мысли отравлены, душа порабощена скверной! Вот бы переехала его лошадь, в конце концов, или случись бы с ним какая-то иная напасть, которая раз и навсегда положила бы конец существованию такого ужасного и аморального человека! Ну, скажу вам, мой друг, не без смеха, что в этой повести лошадь действительно переедет одного месье… И, переедет так, что прямо хорошо! Переедет, так скажем, раз и навсегда, так переедет, что потом уже не встают! Но правда, несчастным бедолагой, которому уготована такая бесславная смерть, станет не Эжен Дюпре! О, нет, дамы и господа! Отнюдь нет! То будет совсем другой персонаж, который еще не догадывается, какой коварный конец приготовил ему автор этой повести…

Подводя черту под очередной главой жизни нашего героя, которую условно можно назвать «Первые пробы пера, или о том, как месье Дюпре ловко обхитрил одного доверчивого дурачка», могу лишь сказать, что в отличие от Эжена Дюпре в тот вечер в глазах Артура Дюрана сияла надежда, и читалось следующее: «Я помогу этому человеку всем чем смогу, чего бы мне это ни стоило, чтобы он смог стать великим писателем, который дотянется до тех звезд, до которых мне было бы никогда не дотянуться, и который напишет такие произведения, о замысле которых я бы никогда не посмел бы даже задуматься!». Вот так и началось сотрудничество этих двух молодых людей, и покуда один хотел искренне помочь другому в свершениях, второй воспринимал первого исключительно как средство для достижения своих целей, цинично используя его, прикрываясь при этом льстивой улыбкой лицемерного лжеца, который пойдет на все, что угодно, наденет любую маску, сыграет даже самую мерзкую роль в самой омерзительной из пьес, подставит и предаст даже самого благородного из мужей, прикинется беззащитной жертвой, будучи коварным хищником, — сделает все, лишь бы превратить свои мечты в явь.

Прошел год. Артур Дюран пахал, как лошадь, не жалея себя и не давая себе ни дня отдыха. А Эжен Дюпре жил красиво: ходил, как всегда, по дорогим ресторанам, крутился в светском обществе, просаживал баснословные суммы денег то здесь, то там, был всегда на виду, ни в чем себе не отказывал, и лишь изредка писал какую-нибудь второсортную ерунду, которую потом относил на доработку Артуру Дюрану, чтобы создать ощущение, что он тоже якобы трудится. В конце концов, неимоверные старания и тяжелый труд месье Дюрана по «сотворению великого писателя» дали о себе знать, и начали приносить первые ощутимые плоды. Благодаря связям месье Дюрана и настойчивости, которой ему было не занимать, первый роман месье Дюпре был наконец-то опубликован и практически молниеносно вознес его автора на писательский олимп. Этот роман был написан настолько искусно, насколько это было вообще возможно. Безусловно, то было лучшее, что создал истинный автор этого произведения. Как только любой человек брал его в руки, он уже не мог оторваться от книги до тех пор, пока не прочитывал ее полностью. Сначала о месье Дюпре заговорили в Париже, а спустя какое-то время и в его пригородах, а далее слава о новоиспеченном писателе понеслась по всей Франции, и, говорят, даже за ее пределами. И покуда популярность Эжена Дюпре росла, имя Артура Дюрана постепенно начало забываться, уходя в небытие. Та же участь постигла и его прекрасные романы, которые он выпустил в свет до своего знакомства с месье Дюпре. Эх, этот глупец даже не понимал, и не обращал внимания на происходящее. Он совсем перестал публиковать собственные произведения, а точнее сказать — книги под своим именем, ведь то, что он редактировал для Эжена Дюпре, по сути своей, тоже было целиком и полностью его творчеством, ибо из того, что приносил ему месье Дюпре, в финальный вариант книги не попадали ни идея, ни даже название из оригинальной задумки автора. Наверное, можно сказать, что месье Дюран стал одержим идеей «создания великого писателя», и эта одержимость в итоге погубила его самого. На его беду, месье Дюпре начал строить козни против него в литературной среде среди редакторов газет, журналов и видных критиков. Он указывал им на то, какой якобы на самом деле бездарный писатель и выскочка этот Артур Дюран, которого несколько лет назад сильно переоценили. На волне успеха к месье Дюпре стали прислушиваться, и через небольшой промежуток времени наш Эжен, казалось, смог натравить абсолютно всех на своего «учителя». Он хотел опустить его в грязь, замарать его репутацию так, чтобы дело стало непоправимым. Он хотел разрушить жизнь этого человека, потому что ни с кем не хотел делить пьедестал славы и почета, сильно боялся конкуренции, потенциально исходящей от своего наставника, а также, потому что был далеко не самым хорошим и благородным человеком на этом свете, и кто бы сомневался — все задуманное ему удалось. Артура Дюрана стали поносить и критиковать так сильно, что против такого напора попросту не смог бы устоять ни один живой человек. Бедный Артур полностью забросил писательство, стал много пить и почти полностью перестал появляться на публике. Он стал затворником, который боялся увидеть дневной свет. Он не мог понять, что происходит. Самое невероятное то, что месье Дюпре продолжал иногда захаживать к нему, прося отредактировать что-нибудь из своих никудышных опусов. Артур Дюран изредка соглашался, но сил у него с каждым приходом его протеже становилось все меньше, меньше и меньше. Поразительным было то, что он не знал истинной причины своих несчастий. Он даже не догадывался, что человек, ради которого он поставил на карту все, и был тем злодеем, который медленно убивал его, каждый день разрушал его жизнь, уничтожая ее и бессовестно кромсая кусок за куском.

Сам Эжен Дюпре купался в лучах славы, став примерно через год настоящей знаменитостью. Всего он опубликовал в общей сложности три романа, несколько повестей и два сборника рассказов. Теперь он довольно часто стал организовывать литературные вечера, на которые приглашал угодную ему публику, из уст которой обожал слушать в свой адрес сладкую лесть, так ласкавшую слух. Он читал гостям отрывки из своих произведений, а после на протяжении нескольких часов получал наслаждение от того, как слушатели восхваляли и превозносили его. Такая атмосфера пьянила, в ней он был счастлив, как никогда прежде. Богатство, по сути, было у него всегда, но ведь теперь к этому добавилась слава и самая настоящая популярность. Отныне он был известным французским писателем, кумиром парижского светского общества. Он стал звездой, которая, видит бог, воссияла так ярко и взошла так высоко, что теперь, казалось, ей было просто невозможно упасть с этих недосягаемых небес. О нем говорили, о нем писали, его читали, его цитировали, его обсуждали здесь и там в парижских кафе и бистро, на многолюдных площадях и на укромных улочках, его любили — нет, даже обожали! И казалось, что им восхищаются абсолютно все — от самых низов общества до самых верхов. Его почитали и боготворили, а один господин предложил даже поставить памятник Эжену Дюпре еще при жизни. Словом, все складывалось просто замечательно, кроме одного момента, или вернее сказать человека, — Артура Дюрана, который уже начинал мозолить глаза. В разуме месье Дюпре этот писатель исчерпал себя полностью, выполнил свою миссию, а теперь стал крайне неудобной персоной, от которой нашему герою не терпелось поскорее избавиться. Месье Дюпре, будучи самым настоящим шарлатаном, имел все основания считать, что рано или поздно правда просочится наверх и весь мир узнает, кто на самом деле написал все его произведения. Такая возможность пугала его, и страх со временем стал усиливаться. Настал момент, когда страх начал перерастать в паранойю: Эжену казалось, что все только и делают, что судачат о том, как Артур Дюран писал за него все книги. Он видел заговорщиков в каждом переулке, слышал разоблачителей в каждом разговоре, они снились ему по ночам, а, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, Дюпре впадал в оцепенение от гложущего чувства, что скоро абсолютно все узнают правду. Это чувство преследовало его повсюду и не отпускало ни на секунду. Самое удивительное, что действительно, в скором времени по Парижу поползли слухи о том, что книги Эжена Дюпре имеют некое сходство в писательском стиле с книгами Артура Дюрана. От глаза публики, безусловно, не укрылся тот факт, что эти двое были знакомы, и даже в какой-то мере сотрудничали. В конце концов, месье Дюпре услышал даже о том, что Артур Дюран, скатившийся уже к тому моменту на самое дно, якобы проговорился в каком-то кабаке, что на самом деле он и написал все, что вышло под авторством месье Дюпре! Этого оставлять было никак нельзя! Необходимо было что-то предпринять, но вот только что? Над этим вопросом Эжен ломал себе голову и день и ночь, но никак не мог прийти к какому-то разумному решению. И вот однажды вечером, сидя у себя в кабинете и поглаживая приятные на ощупь обложки своих книг, он внезапно вскинул руки вверх и отчаянно провопил: «Господи! Ну как же мне избавиться от этого человека?!!! Он может загубить всю мою жизнь! Помоги мне! Сделай так, чтобы я навсегда позабыл Артура Дюрана! Сделай так, чтобы он никогда не смог навредить мне и испортить мою прекрасную, чудесную жизнь!». Да… Цинично, не правда ли? Губитель чужой человеческой жизни просит господа, чтобы тот помог ему окончательно избавиться от человека, которому он в ответ на добро уже и так сделал столько зла. Где же здесь справедливость, спросите вы? А ее здесь нет, да и никогда не было рядом с Эженом Дюпре, ибо он всегда был окружен неким ореолом несправедливости, которой была пронизана вся его суть, и с которой никто никогда ничего не мог поделать. Так случилось и в тот вечер. Не знаю, есть ли на свете бог, но определенно кто-то наверху услышал мольбы месье Дюпре и решил по какой-то неведомой причине помочь ему устранить одну-единственную проблему, которая могла нанести вред его постыдной жизни. В ту ночь звезды встали на сторону зла, и вот к чему это привело…

Однажды вечером двери одного серого, засаленного кабачка открылись, и из них вышло такое же серое и засаленное, как этот самый кабачок, уставшее существо, лишь отдаленно напоминавшее человека. Этим жалким существом был Артур Дюран. Он выглядел так, словно не спал целую неделю. Под глазами у него были страшные мешки, волосы были грязными, а тело качалось из стороны в сторону так сильно, что казалось, оно вот-вот сейчас рухнет, чтобы никогда уже не подняться вновь. Месье Дюран тяжело дышал. Тяжела была и его поступь. Он был вдрызг пьян, ничего не соображал, не понимал толком ни где находится, ни что происходит вокруг. У него был настолько замученный, уставший и жалкий вид, что на него было тяжело смотреть. В тот одинокий холодный вечер он являл собой самого несчастного, угрюмого и мрачного человека, которого только можно было представить. В голове у него крутился один вопрос: кто был повинен в его погибели — Эжен Дюпре или он сам? Кто сломал его писательскую карьеру, прекрасную жизнь, светлые надежды на великое будущее? Он спрашивал себя вновь и вновь: «Кто? Как? Почему? Как же так все произошло? Как же так все обернулось?». Он смотрел на себя как на социально умершего человека, которому особо ценного уже и терять было нечего. Ему уже было на все наплевать, и где-то в глубине души он желал себе, что ни на есть самой настоящей физической смерти. Он стоял на улице как истукан, медленно качаясь из стороны в сторону, не зная, куда идти и что делать дальше со своей загубленной жизнью.

«Может, и вправду повеситься? — подумал он. — Или принять яд? Господи… Как мне все надоело… Я так от всего устал… Я просто больше не хочу жить… Просто больше не могу…»

Волна чувств накатила на Артура Дюрана, и он упал на рядом стоящую скамейку. Почернело небо. Начался дождь. И на улице стало совсем мрачно. Правда, Артуру было все равно, ибо мысли его были заняты лишь одним вопросом: «А как бы сложилась его жизнь, не встреть он когда-то Эжена Дюпре?» Но ответа никак не находилось. Он сидел и смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на то, что уже промок до нитки. Казалось, на этом человеке можно было ставить крест, ведь песенка его была уже спета. Однако, дорогой читатель, я бы не стал пока сбрасывать этого персонажа со счетов, ибо на небе ярко сверкнула молния, и прогремел гром. Внезапно что-то изменилось, что-то пробудилось внутри Артура Дюрана. Он поднял голову, расправил спину и плечи. В глазах за очень долгое время впервые вспыхнул огонь, а лицо осветилось благородным сиянием. У него возникло, не пойми, откуда взявшееся ощущение, что еще не все потеряно, что все еще можно изменить, а что-то можно даже вернуть.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.