18+
Веко

Объем: 222 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

От себя

Книга «Веко» была составлена летом 1991 года. Подразумевалось, что в нее войдут лучшие стихи, написанные к началу того года. Я как составитель сразу взял несколько круто в сторону от себя как автора, и тогда в этом действительно усматривалось нечто шизоидное, ведь дело не ограничилось простым раздвоением личности. И заранее условленное число стихотворений (сто двадцать пять как осьмушка от тысячи положенных быть написанными), из которых было готово в лучшем случае полсотни, и то далеко не лучших, и неслыханная доселе в русской поэзии жесткость в последовательном развитии сюжета, — все это было немного чересчур, немного больше, чем дань знаку Девы.

Общий смысл был таков: некий юный живописец, А. Ильенков, рвется не столько к славе, сколько к собственно таланту. Зрение героя обостряется, и он, оставляя по ходу эскизы, наброски и готовые холсты, все шире раскрывает глаза. Этого оказывается недостаточно, и он, представьте себе, отрывает себе веко. Следует краткая вспышка света, особенно замечательная своей краткостью. Бред какой-то.

Рукопись была отдана Средне-Уральскому книжному издательству (СУКИ) на рецензию, и вскоре рецензент навсегда с нею исчез. По словам главного редактора, это был первый случай в истории издательства. Я испытал сильное мистическое переживание и летом 1993 года приступил к реставрации книги. Возникли трудности. Во-первых, имелся лишь один экземпляр машинописи (эстетическому чувству претило низкое качество даже второго подкопирочного экземпляра); он-то и исчез. Во-вторых, там имелся ряд ранних стихов, впоследствии автором переработанных, и иногда весьма радикально — так, что от первоначального варианта оставался только стихотворный размер, а иногда и тот менялся. Работа велась на различных мятых бумажках, которые после перепечатывания летели в печь. Потом многие говорили мне, что они об этом думают. Я знаю.

Вторая редакция книги содержала, в сущности, совсем другие стихи, чем первая. А коли так, то ее объем и композиция тоже претерпели изменения. Двадцати шести лет я стал не в пример умнее, нежели был двадцати трех, и счел громоздкую и жесткую композицию первого «Века» декадентством едва ли извинительным. Книга похудела, ее патолого-живописная специфика смягчена умиротворенными и общедоступными картинами умирающей природы, общества и мышления. Поэтому отпала необходимость перед каждой главой ставить подробный прозаический комментарий в духе «Новой жизни», а если подумать, то «Земли в снегу». Сам эпизод отрывания века исключен из книги как садистский. Собственно ее можно было и не называть «Веко», но она была уже как бы гвардейская, и ей присвоено имя геройски затонувшей первой версии.

1993

К тридцати шести годам я не очень поумнел по сравнению с двадцатью шестью, и решил — умри, Андрей, лучше не сделаешь! Однако я на всякий случай еще раз переработал рукопись и до кучи заново переписал все стихи. Так что теперь, если бы найти две первые редакции, можно было бы печатать «Веко», «Веко-2» и «Веко-3» как три самостоятельные. Думаю этим со временем заняться.

2003

Заниматься этим раздумал. Хватит переписывать историю! Появилась вероятность, что книга вскоре выйдет. Но вовсе не в серии «Литературные памятники», как все, наверное, думали.

2017


«Я шел за любовью из кухни протеста…»

Детский ад

***

Я встал сегодня как обычно

И замер, выглянув в окно:

Трещал мороз и мелодично

Стальное пело полотно.


Таинственной исландской дымкой

Поверх бетонного моста

Парил мой город невидимкой,

И как казалось — неспроста:


Ему являлась чья-то милость

Часа в четыре или пять,

Но ничего не изменилось

И люди продолжали спать.


Когда ж проснулись — было тихо,

Быть может, только в вышине

Еще последняя шутиха

В искристый рассыпалась снег.


Спектакль от зрительного зала

Закрылся занавесом дня,

А мне до вечера казалось:

Там было что-то про меня…

***

В эту ночь не уместиться,

Даже если сгоряча

Прокричать печальной птицей,

Плоть из форточки меча.


Ночь душна, и все едино

Не вместиться в этот пруд,

И тебя, как Буратино,

Волны в кружечке несут.


Вот и звезды догорели,

Скоро дворник Берендей

Закричит: «Офонарели,

Накидали тут людей!»


Ночь как печь, уже ученый,

Что ж ты медлишь, Колобок,

На лопате закопченой,

Черенок тебе в лобок!


Может, это не о смерти,

А совсем наоборот?

Но попробуйте проверьте —

Вдох зашкаливает рот.

Стрядания

Шестнадцать лет. Пушковый лен

Пунцов до кончиков волос.

На десять жизней навлюблен —

И ничего не довелось.


От ванны до саванны — шаг,

И кафель из электроплит,

И я, противный, как ишак,

С тоской из зеркала глядит.


И нет спасенья от жары,

Как только шторы до темна,

Пока внизу от кожуры

Освобождается весна.


Познай их, лежа на боку,

И вновь умри от маеты,

Пока внизу они в соку

И беспризорны, как цветы.


И я не трус отнюдь, но чуть

Увижу смуглый локоток,

Меня стегает плетью ток,

И я умру, увидев грудь.


Я душной ночью городской

Парю над мерзостью мирской,

На подоконнике молясь

При двух свечах бессонных глаз.

Глухая ночь, давно бы спать,

Но снизу снова чью-то мать,

И хулиганочка одна

Идет-бредет, пьяным-пьяна.

Окурок пишет полукруг,

И спотыкающийся стук,

Трикратным эхом разносим,

Сменяем шорохом босым

Неверных ног… О, я, как гад,

Обняться с ними был бы рад!

Сейчас бы — трезвый, сильный вор —

Я мог спуститься к ней во двор…

И с этой жуткою мечтой

Я укрываюсь с головой.


А утром пыль еще хранит

Следы вчерашних аонид,

Любой свидетельствует — явь!

А сколько их не вижу я!


Но новый день уже горит,

И, не влезая в габарит,

Пылает солнце надо мной,

И все красивы до одной.

Оккупация

1.

Месяц барашком с завистью вниз,

Там за рубашку глупый повис.


Карты кварталов в крапе огней

Капают талым, хочется к ней,


Хочется счастья, в пах головой,

В теплые части, клей тыловой.


— Ви поиграем в шутку кричать:

Щас вас пымаем, тит тфою мать!


2.

Фриц на охоте, он не космат.

Людям охота ходы размять.


— Месяц, бедняжка, что там завис?

Звать меня Машка, ехай на низ!


Месяц заплакал звездами, но

Звезды — заплаты на домино.


Наглая Нюрка, пьяный гараж.

Тихо в дежурке хрусть карандаш.

Сенокос

Сияет солнцем сталь литовки,

Клинок как бритва шепеляв.

И смерть свистит, всекаясь ловко

В колени толстомясых трав.


Они от горести кричали,

Зрачком метался узкий бог,

И только голени торчали

Зеленой щеткой из сапог.


Окрест газона, изнывая,

Асфальт по руслам улиц тек

И раскаленные трамваи

Скакали с гиком наутек.


А дирижер махал неслабо!

За ним, с прожорливым мешком,

Одна понятливая баба

Стояла крепким босиком.

Весна

Все сильнее греет

Солнце с каждым днем,

В небе утро реет

Мраморным огнем.

Пламенем объята,

Выстрелит печаль —

Жутко и приятно

Вздрагивает даль.

Завтра — с юга ветер,

Оттепель, и боль

Жить на этом свете,

На одном с тобой!

Губы любят скупо,

Очи — горячо.

Я ли — этот глупый,

Дышащий в плечо?

***

Иду по листьям будто

иду по облакам

чтоб к осенью обутым

припасть твоим ногам


лицом в закат унылый

ногами на восток

назвать своею милой

траву и водосток


как съемка из подвала

и пленку засветив

два кожаных овала

уперлись в объектив

***

Вот две копейки — простая медяшка

В зимние улицы гонит из дома,

Крутится-вертится диск неваляшка,

Сладко под ложечкой сводит истома,


В уши стекло надувает мозаика

Желтых огней «Жигулей» и метели,

Сердце мое, словно пойманный зайка,

Серенький, в ужасе скачет по телу.


Что я окажу тебе — странно и вечно:

Маленький Кай и его королева,

Разве ты можешь быть так бессердечна,

Если услышишь простые напевы?


Что же ты, глупая сволочь, не видишь

Как я люблю тебя тая, страдая?!

Ты ли обрадуешь, ты ли обидишь,

Господи! Дай, чтоб попал не туда я!

Прощание

Слезы и солнце морозного полудня,

Осень мою — ржавью плотницких скоб…

Осени больше не будет, как в Болдино,

Белою крышкой накрылся сугроб.


Долго ли, коротко соль закипала бы,

Туго ли мячик мученья глотал,

Вольно ли было выплакивать жалобы,

Губы сжигая о липкий металл?


Мне ли, большому, не плакать об осени,

Пусть и еще обо мне говорят,

Я ли ее из подъездов обоссанных

Не выносил на руках, как солдат?!


Как я люблю ее! Робость у пропасти

Край стерегла до окончания дня,

Что же вы, люди, все мимо торопитесь?

Нет, я здоровый, оставьте меня…

Железная дорога

Железная дорога под окнами лежит.

Асфальт течет мазутом, ручьями пот бежит.


Стою я на балконе с коробкой папирос.

А мимо проезжает вонючий тепловоз.


Свистит свисточек тонко, снаряд вперед летит,

Отважная девчонка на буфере сидит.


От пыли золотая на чашечке весов.

И я предполагаю, что нет на ней трусов.


И мне смешно и больно, и сразу член встает,

Она рукой мне машет и песенки поет.


Она не будет больше в Пышме пасти коров,

Ее в Шанхае снимут жандармы с буферов,


В цепях заточат в башню за неоплпату виз,

А вызволит оттуда какой-либо маркиз,


В притонах Сингапура, в колечках анаши

Лимонными ночами коктейли хороши.


18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.