Бесплатный фрагмент - Ведократия

Науке предстоит ещё открытье

Того, что розы нашептали мне

Светомиру

Хочется кричать свои стихи на весь мир,

Хочется шептать свои стихи на весь свет,

Даже если холоден он, как пломбир,

Будет он стихами моими согрет.

Каждое слово горело огнём,

На устах моих, в сердце моём,

С губ срывалось, как птица с утёса,

Становилось зерном и покосом.

---

Грамота не горит

Пишу, как Пушкинъ, с Ерами, Ятями,

Реформы грамоты не могу приняти я,

От сна забвения литеры расколдовываю,

По званию величая их титулованному.

Пишу, как Лермонтовъ, Бунинъ, Есенинъ,

Фиту, Пси, Ижицу подымаю с коленей,

А Твердо вспомните, Омъ, Ёта, Ота,

Антуанетта сойдет живою с эшафота.

И всяк, кто Людie, a не медведи,

Глаголь, как классики: Азъ, Боги, Веди,

Ведь буква — корень любых наук,

И в центре Буквицы стоит Оукъ,

Что будет по-английски «дуб».

Он Азбуку в благую рощу превращает,

Сам пышно зеленеет, не идёт на сруб,

Волхвов в сени, друидов привечает.

Пиши, как Тютчевъ, с Ерами, Ятями,

Меняй вселенной своё восприятие,

Тем расколдуешь замороченный лес

И вознесёшься до вещих небес.

---

Послание осени

Кинь на плечи мне, осень, свой китель

В золотых эполетах листвы,

И покину пустую обитель,

Пока странствовать пыл не остыл.

На берёзовой светлой опушке

Листопада баллада звучит,

И кудесник — воспел его Пушкин —

Сотни лет в ожиданье стоит.

Среднерусская вещая осень,

Ты ведёшь вместо торных дорог

Лабиринтом берёзовых просек,

Где ходили Перун и Даждьбог.

И кудесник — Перунов служитель,

Знает, правнуки вспомнят о нём

И покинут чужую обитель,

Воротятся в свой праведный дом.

Так накинь же мне, осень, свой китель,

В листопад к родникам унеси!

Тот кудесник — наш истинный Китежъ

И спасенье былинной Руси.

---

Вечер Маргариты

Наполнено сердце до краю

Тоской о высокой любви.

По улицам тенью блуждаю,

Прохожих пугает мой вид.

А Мастера не испугал бы

Лик страшной моей красоты.

Таким же безумцем он сам был —

Для гениев геньи просты.

Обряжена бархатом чёрным,

Как будто иду с похорон,

С мимозой окраски раздорной —

Узнает по ней меня он.

Но мимо чугунные лица —

От них лишь сгущается тьма.

Вдруг голос его, будто снится:

«Марго, ты ведь Мастер сама».

---

Кредо

Полубогиня. Зачем, за что, зачем

Я в этот мир материи спустилась?

И лгу, что я такая же, как все,

Томлюсь и маюсь меж людьми я?

Полубогиня и сама свой храм,

Я говорю, как вы читаете молитвы,

Мои слова ввека твердили вам

Философы, пророки и пииты.

Полубогиня. Поклоненья, фимиам

Нужнее мне озона, кислорода.

Когда ж воздвигнется мне храм

От радостно прозревшего народа?

Полубогиня я, пока живу,

Купаюсь, жажду кисти Васнецова,

А час придёт — и в небеса уйду,

Богиней стану снова.

---

Портрет Тадеуша Лемпицкого

Есть дни, в которые предметы,

Как лезвие, мне зренье ранят.

Порывы шумные зелёных веток,

Рояль, портрет мужчины в раме,

Иголкой свет, в мережку

Прошедший шелковых гардин,

Мне яблоко глазное режут

На дольки, словно апельсин.

И дольками разбросанными вижу,

Какой мотив бы вышел,

Коль дождь играл бы на рояле,

Как листья через месяц-два опали,

Из холода какого соткан ветер

И как мужчина дышит на портрете.

---

Эпохи столицые

Я полюбила Ленинград,

Дворцов и всадников воздушные громады!

И мысли вновь тоскуют и спешат

В речную у Невы прохладу.

Он Лондона, Парижа сводный брат,

Как те, крещён великою рекою.

В их сходстве восхищают и разят

Монументальные имперские покои.

Но Ленинград, он третий, младший брат,

Ему начертано и сказкой, и судьбою

Кипеть в семи кровавых купелях

И возродиться с венценосною главою.

---

Вещий монах

Приходит ко мне каждый вечер

Неведомый белый монах,

Он молвит на древнем наречье,

Но смысл мне понятен в словах.

Зовёт он меня на вершину

Невиданной Белой горы.

Там образ свой бренный покину,

Увижу иные миры.

Отбросив своё рукоделье,

За ним я готова бежать.

Он скажет: «Твоё назначенье —

Свой путь к той горе отыскать».

И в воздухе он растворится.

Я тут же забуду о нём,

Но боль и тоска — две тигрицы

Мне душу терзают тайком.

Приходит ко мне каждый вечер

Неведомый белый монах.

Его сладкозвучные речи

Потом оживают во снах.

---

Наложницы луны

Какое чистое безжизненное небо.

Луна роняет будоражный свет.

На озере, покрытом льдом и снегом,

Танцуют ведьмы вальс и менуэт.

Хрустят их паутиновые шали,

Таящие в изгибах сны и бред,

Чтобы луны наложницы вставали

Искать её неуловимый след.

Они брели по крышам и карнизам,

Увидеть пляс утопленниц и ведьм,

Сжигал огнём неумолимый вызов

И душу сёк, как шёлковая плеть.

---

Песнь декабристки

Моя родина — зима,

Там вечно идёт снег,

И не выходит из полусна

Заснеженная хата-ковчег.

Лишь нить голубого дыма

Тянется в небеса,

Заснеженные так дивно,

Что слепит глаза.

Лучи на хрустальных сосульках

Играют сияющий звон

И вьюга в студёных судорогах

Заводит с вытьём патефон.

Зима ты моя…

Как речке,

Тепло мне во льду, в снегу.

Коня в узорной уздечке

В проворные санки впрягу,

Впрягу

и по первому снегу,

Которому тысячи лет,

Вернусь к моему ковчегу,

Зажгу в нём очаг и свет.

Согревшись у дедовской печки,

Как речка в снегу, во льду,

С пылающим сердцем Млечной

Тропой в небеса уйду.

---

Наречия Речи

Слово «сыр» замаскировалось во fromage

[фромаж]

Я иду по набережной Сены,

А привычное, знакомое этаж

etage

Оказалось инородным.

Шпионаж?

Измена?

Слово «быстро» родило бистро —

bistro

Что ж, y cher ami бывают шерамыги.

Сяду и проеду на метро:

metro

И у нас такое же. Довозит мигом.

Ну а лошадь, батюшки, ведь cheval!

шваль

Кто ж тогда такие chevalier?

шевалье

А моя любимая вуаль

voile

Тоже ваша, дамы и месье?

На лицо себе её накину

И пойду на этот маскарад,

Где слова переменили имя

И надели опереточный наряд.

---

От лица незнакомки

Обожаю длинные перчатки

С тонкой стаскивать руки.

Этот жест порой страшней взрывчатки

Для сердец доверчивых мужских.

Обожаю быть благоуханной

Облаком сиреневых духов

И в морозном воздухе крахмальном

Топнуть тонким каблучком.

И ещё до полусмерти любо

Заливаться томным, дерзким смехом

И скрывать от поцелуев губы

Огнелисьим пышным мехом.

---

Пейзаж в динамической раме

Мы едем на закат, как пущенные стрелы, —

Восток в лопатках — нас пронзившею стрелой;

Все небо ледовито-бело.

Янтарной солнце пышет полыньёй.

Мотаем мы дороги километры,

Словно бикфордов серый шнур.

О, только разыгравшемуся ветру

Поджечь его вдруг не взбрела бы дурь.

Закат застыл и неподвижны стрелы,

Запах палёным наш бикфордов путь.

В открытом небе ледовито-белом

И в полынье мы начали тонуть.

---

Присяга

Будь я последней поэтессой

Ушедшей под воду России,

Всё с той же страстью, с силой вешней

Ей посвящала бы стихи я.

Будь я последняя, кто помнит

Её божественную речь,

Одним единым русским словом

Я целый мир могла б зажечь

И дать ему, как в дни творенья,

Всезнанье, волю и полёт,

Пускай из памяти забвенья

Он к правде праведной придёт.

Талисман

Садится солнце в топаз на перстне —

В коньячном тонет океане:

Снопы огней, мерцаний в бездне,

В моём заветном талисмане.

Щитом от злобных слов и взглядов

Будь, талисман, без-сменный мой!

Не нужно мне несметных кладов —

В топазе солнце ношу с собой.

---

Трёхстишия

С усталой мудростью я знаю наперёд,

что коль трещит,

то, значит, треснет лёд.

* * *

Я мастер маленького жанра:

сказать легко и сжато

то, что иному сказать не хватит фолианта.

* * *

Любовь была как расстрел.

Вывели в поле и расстреляли

И покурить на прощанье не дали.

---

Эмаль совершенства

Перед смертью стану совершенством,

Словно древнерусская эмаль,

Стану духом всех цветов волшебных,

Только тела, только тела жаль.

Совершенством тело уже было,

Когда юность вызовом цвела,

Красотою зеркала слепила,

Но мечтой о будущем жила.

Будущее вот уж наступает

На глумление языческим богам,

И эмаль душевную скрывает

Совершенства пройденного хлам.

---

Видение

На коне,

с чьею гривой сплелись мои волосы,

Скачу в ослепляющей тьме,

Держа факел огненным колосом —

Тьма шарахается под ноги, в стороны

С воплями, воем и стонами,

А свет ликует, будто оркестр,

С порывами ветра наперехлест.

Пригнувшись, скачу на коне,

За спиной вырастают крылья,

И, корчась, погибают в огне

Ложь, раздоры, насилья.

Камеи

Золотая камея

Осень обостряет ощущение трагизма,

Краски мира ярче и живей,

Нет капитализма, глобализма —

Боги вечные в сиянии лучей.

Красные деревья — словно раны,

Листья крови струйкою текут

На поблекшие, на бурые поляны,

Журавли и плачут, и поют.

Осень, осень, я целую в губы

Воздух твой и красок торжество!

Пусть трагизм, терзая сердце грубо,

Пробуждает к творчеству его!

---

Камея прозрачная

Есть глубина изображенья

В осеннем полуоголённом парке —

Так от божественного вдохновенья

Погожих дней нам посылаются подарки.

Вода — иное измеренье,

Иная жизнь глядящихся в неё ветвей;

Искрясь и трепеща, любое отраженье

Душой наделено эфирною своей.

В прозрачности, в глубинах раствориться,

Меж веток промелькнуть лучом,

Дождём слепым наискосок пролиться,

Не думать, не томиться ни о чём.

---

Камея перламутровая

Облака сегодня перламутровые,

Превратили панораму в акварель,

Моют в озере сиреневые кудри,

Подрисовывают разноцветно тень.

Солнце сделало всё небо перламутровым,

Сеет мягкий лучезарный мёд…

На Земле разомлевающе уютно —

Нимб из недр её встаёт.

Небеса в отсветах перламутра,

Превратили всю природу в акварель,

Будто ныне мирозданья утро,

Сотворенья первый день.

---

Лунная камея

Инокиня бледнaя луна

Зимней ночью вышла на дорогу,

Но её сутана не черна —

В блёстках звёзд, снежинок и сугробов.

Взор смиренно опустила долу,

Отрешённая улыбка на устах…

Молится ль? Прислушивается к Слову,

Зарождающемуся в вышних тайниках?

Или мирно созерцает землю:

Запоздалый путник вдруг пройдёт,

Для него, в ночи не дремля,

Ясный свет неутомимо льёт.

Инокиня бледная луна —

Матушка она есть вдохновенья,

Как бы ночка ни была темна,

Яркие её поры творенья.

---

Камея 
Поклонение липам

Господи, как пахнут в липне липы,

Будто сами небеса цветут.

Аромат медвяно-дикий

В буйстве жизни издают.

Аромат — какое откровение