Ведьмин жених
В детстве бабушка часто напоминала нам с сестрой, что за слишком хорошего и правильного парня лучше замуж не выходить. Поначалу мы сильно удивлялись: как это так, зачем искать плохого, если есть хорошие?
А бабушка прямо на этот вопрос не отвечала, но, когда мы выросли, рассказала интригующую историю, которую они с подругами в молодости друг другу пересказывали ночами, дрожа от страха. Якобы случилось это все на самом деле, в соседней от них деревне.
Быль это или выдумка — утверждать не берусь, но я записала бабушкин рассказ по памяти и бережно храню его.
***
Женю в деревне считали парнем счастливым. Был он красивый, работящий, и в свои двадцать пять уже успел жениться. Супруга Жени, Наталья, работала в единственном деревенском магазинчике, делала три раза в год химзавивку в городе, одевалась, как горожанка, и красила веки голубым цветом. Была она на 10 лет старше Жени, но вся родня считала, что это и к лучшему — не сопьется парень, как все здешние.
Женя в Наталье души не чаял, все ее просьбы исполнял, подарками баловал и после работы с мужиками «посидеть» не оставался, а бежал к магазинчику встречать любимую.
Молодого мужа Наталья держала в ежовых рукавицах. Работал он трактористом, но при этом, всегда был трезвым, опрятным и надушенным одеколоном, который Наташа привозила в красивых бутылях из города. Для обычного тракториста это было, по-меньшей мере, удивительно. Словом, и человек он был хороший, а муж — так вообще идеальный, не придраться.
Наталья с Женей изо всех сил старались над расширением своей семьи, для себя два года пожили, сейчас вполне естественным было начать жить для детей. И вот когда Наталья, к большой радости всей родни, забеременела, с Женей вдруг приключилась любовь.
Приехала в их деревню учительница из города. Люди называли ее не иначе, как Нина Павловна. А Женя, как увидел в первый раз ее, такую юную, с длинными черными косами, почти девчонку, даже рассмеялся. Какая же она Нина Павловна? Нинка она еще… Именно тогда у него внутри что-то ёкнуло, затрепетало. А когда девушка взглянула на него в первый раз и улыбнулась, то почувствовал Женя, что оставил рядом с ней свое сердце раз и навсегда.
Вскоре после этого Женя проезжал на тракторе мимо старого деревянного дома, где молоденькой учительнице выделили жилплощадь — комнатушку, отапливаемую небольшой печкой, без водопровода. Обычные деревенские удобства.
Увидав, что Нина во дворе неумело складывает дрова, парень не смог проехать мимо. Заглушил двигатель, соскочил с трактора и без приглашения стал помогать девушке. Быстро перетаскали они вдвоем кучу дров со двора, сложив ее в аккуратную поленницу в сарае.
А потом оба грелись и пили травяной чай с баранками в маленькой комнатушке Нины. Чай был вкусный, пах какими-то незнакомыми ягодами. Нина сказала, что с севера ей их родственники привезли. Когда Женя чай допил, по его телу растеклось удивительное спокойствие, от которого было хорошо и тепло на душе.
Нина казалась общительной, веселой, много рассказала Жене о себе, а потом вдруг пристально посмотрела на парня. Кожа у нее была очень светлая, как будто загар к ней вовсе не прилипал, а глаза зеленые-зеленые. Женя даже смутился от такого взгляда, а Нина, как ни в чем не бывало, спросила:
— А ты мне расскажешь о себе?
— Да что рассказывать? — еще больше смутился Женя. Из армии пришел, женился и вот — работаю. А у тебя, Нина, жених, небось, тоже есть в городе?
— Был один, да сплыл, — Нина засмеялась по-девичьи тоненьким смехом, — больше никаких женихов заводить не хочется.
Позже Женя смотрел на Нину — она мешала угли в печке. И такой она показалась ему красивой и родной, что не удержался — подошел к ней и обнял за плечи. А она не оттолкнула, наоборот, развернулась к Жене и лицо свое подставила, словно для поцелуя. Женя замешкался на секунду, а потом легко прикоснулся своими губами к ее.
Губы Нины были мягкими, влажными и сладкими на вкус. В голове у Жени словно бы закружилось все, помутилось от переполнивших чувств. А Нина отпрянула от него и подошла к окну.
— Поздно уже, тебя дома ждут, — тихо сказала она.
И только тогда Женя заметил, что на улице темно, и Наташа, наверняка уже потеряла его…
Женя подбежал к магазину и остановился у порога, чтобы немного отдышаться. В это самое время дверь скрипнула и оттуда выплыла Наташа. С тех пор, как она узнала о своей беременности, все движения ее были очень медленные и плавные, она боялась навредить ребенку.
— Опоздал! Самой пришлось тяжелые коробки переставлять! — Наташа злобно сверкнула глазами на мужа.
— Работы было много, — соврал Женя и покраснел, радуясь тому, что в темноте его пылающих щек и горящих глаз не видно.
— Ну-ка дыхни! — не отставала Наталья.
Женя дыхнул, и Наталья, убедившись, что муж трезв, как стеклышко, засеменила домой, оставив мужу на крыльце авоську с продуктами. Женя подхватил авоську, и поплелся следом за женой. Не то, чтобы он не любил Наталью, конечно, любил, даже очень, иначе бы не женился. Но эти ее командные нотки сейчас Женю раздражали.
Ночью Женя не мог уснуть. В спальне было то слишком жарко, то холодно, он ворочался с боку на бок, вздрагивал, засыпал, но тут же просыпался от каких-то жутких снов. Чудилось ему, что тонкие женские пальцы опутывают его тело, ласкают, а потом подбираются к шее и душат.
— Ты сегодня спал плохо. Не заболел ли? — спросила утром Наталья.
— Нет, просто на работе устал, — соврал Женя и поцеловал жену перед тем, как уйти.
В деревне зарядили дожди. Женя работал, но никак не мог избавиться от мыслей о Нине. И каждый раз, когда он ловил себя на неверных мыслях, ему становилось стыдно. Наталья, словно чувствовала это — стала устраивать ссоры, скандалила на пустом месте, упрекала Женю в том, что он стал рассеянным, невнимательным и равнодушным.
Нина, наоборот, всегда была рада даже мимолетной встрече с ним: она словно начинала светиться, улыбалась и весело болтала о всяких пустяках. Женя даже не слушал, о чем — просто смотрел на нее и не мог насмотреться. Невозможно было отвести взгляд от ее нежной, девичьей кожи, от черных, как смоль, волос.
Женя стал совсем плохо спать ночами, раньше с ним такого никогда не было. Здоровье его было богатырским, и, как только после трудового дня его голова касалась подушки, он сразу же проваливался в сон до самого утра. Сейчас же, стоило только Жене закрыть глаза, как в голове возникал сам собой образ Нины. Ночью она являлась ему в образе страстной женщины. Ее тонкие, белые руки ласкали его, манили за собой. Она терзала его во снах, мучила.
Груз этой тайны давил на Женю, и, наконец, он не выдержал и поделился своей бедой с лучшим другом. Единственное, что он сохранил в тайне — саму личность Нины.
Федор, друг детства, был человек суеверный. Услышав все, что накопилось на душе у Жени, он долго думал, сдвинув брови, а потом сказал ему:
— Знаешь, дружище, я бы на твоем месте сходил к старой монашке, что живет отшельницей в лесу в стороне Большого Оврага. Она чертей и всякую нечисть из людей умеет прогонять. Может, и тебе она поможет. Не хорошо все это, не правильно. Как будто приворожила тебя эта девчонка. Неужто и вправду она так хороша?
— Слов нет, как хороша, Федя. Косы длинные, черные, глаза зеленые, губы, как вишни спелые…
— Я девок таких в деревне и не видал. Где же ты нашел ее?
Женя ничего не ответил другу. Не может быть, чтобы Федор Нину не видал. Все село в свое время судачило, что учительница в деревню приехала и есть кому детей учить теперь.
Решил Женя, что и вправду чертовщина с ним какая-то творится. В привороты он не верил. Все это бабская брехня. А вот чертей и нечисть всякую боялся. Многие мужики рассказывали, как в них черт вселялся, особенно после выпивки. Женя не пил, но и трезвому с чертом лучше не шутить. Решил Женя, как дожди закончатся, сразу же отправиться к монашке-отшельнице в лес к Большому Оврагу.
А дождь, как нарочно, все шел и шел, заливал деревню серыми каплями, топил во влажном тумане поля. Казалось, солнце навсегда покинуло их край — так было мрачно и тоскливо на улице.
Женя пытался было уйти с головой в работу, брал ночные смены, от выходных отказывался, ссылаясь на то, что скоро в семье родится ребенок, надо бы денег скопить. Но Нину все равно изредка видел. Как-то шел он после работы под дождем, усталый, голодный, как волк, а на встречу ему она ковыляет — сапоги резиновые не по размеру, ножки ее худые в них смотрятся, словно палочки, волосы намокли, повисли вокруг лица длинными сосульками, и платье сырое тело облепило — все округлости на виду.
Посмотрела Нина на Женю, улыбнулась, и спросила:
— Здравствуй, Женя, а я помощь пошла искать, да что-то все соседи заняты или пьяные спят. Вся уже вымокла! Ты не поможешь мне дымоход прочистить? Печь второй день не могу истопить, весь дым в избу идет.
И Женя забыл и об усталости, и о голоде, пошел за Ниной, как послушный щенок на привязи. Она идет, щебечет что-то свое, а Женя даже не слышит ее, кивает головой время от времени и глаз не может отвести от ее мокрого лица, на котором ярким пятном алеют губы — такие сладкие, желанные и манящие.
С дымоходом все было в порядке. Женя отодвинул вьюшку, которую заклинило, рассказал Нине об устройстве печи и о правилах ее топки, а потом накидал поленьев и разжег огонь. Комнатушка молодой учительницы стала наполняться теплом.
— Ну вот, все в порядке с твоей печкой, грейся, — сказал Женя, обернулся к Нине и остолбенел…
Девушка стояла перед ним в отблесках огня от печи совершенно нагая, тело ее переливалось молочной белизной, мокрые длинные волосы едва прикрывали полную грудь, щеки пылали румянцем, а глаза горели неистово-страстным огнем. Никогда Женя не видел перед собой такой красоты…
Нина подошла к Жене вплотную, прильнула к нему всем телом и впилась в его губы своим алым, горячим ртом. Женя почувствовал, что его затягивает горячий омут, и его сознание отключилось…
Очнулся Женя на улице, на самой окраине деревни, весь до нитки промокший под проливным дождем. Голова гудела, перед глазами мелькали смутные, непонятные картинки, как будто он был с тяжелого похмелья. Женя пытался вспомнить, что произошло в доме Нины, пытался определить, сколько времени провел у нее, и как он оказался здесь, за деревней.
Но, как ни напрягал он мозг, ничего вспомнить не получалось. Лишь ощущал на коже прикосновения женских рук, от которых тело его горело огнем.
Кое-как Женя добрался до дома. Ноги отказывались его слушаться, заплетались, как будто он и вправду выпил. Наталья, увидев мужа в таком состоянии, прикоснулась к его лбу, вскрикнула испуганно и тут же стала стаскивать с него грязные сапоги и мокрую, тяжелую одежду. Уложив Женю на кровать, она обтерла его тело уксусной водой и положила на лоб холодный компресс.
— Где же ты был, Женечка? Кто тебя так побил? Вид у тебя, словно ты весь день с дикой рысью в лесу сражался… Ох… Что за напасть!
Но Женя уже метался в бреду и лишь мычал плачущей Наталье в ответ.
Лишь через две недели Женя пошел на поправку. А после болезни сразу же вышел на работу. Федор, увидев друга, сказал, хмуро сдвинув брови:
— Чем это ты так болел, Женя, что по твоему виду, у меня чувство, что я тебя не несколько недель, а несколько лет не видел? Вон и волосы седые появились!
— Да хворь лютая напала, две недели в бреду провалялся. Ладно, Наташка выходила меня. Если бы не она, подох бы, наверное… С ложки кормила, пеленки подо мной, как под младенцем, меняла. Не жена, а настоящее золото!
— Значит, забыл ты кралю свою молоденькую? С женой все наладилось?
Женя кивнул, а сам отвел взгляд в сторону. Ему было стыдно признаться другу, что он оказался настоящим подлецом по отношению к беременной жене.
Что ему сейчас делать с Наташей? Рассказать правду, или лучше не стоит? Ведь он толком и сам не знает всей правды. А с Ниной что потом делать? Сказать, чтоб не приближалась больше к нему? Так ведь это он сам с ней встречи постоянно ищет. Вопросов к самому себе у него было множество, а ответов — ни одного.
После работы Женя проверил исправность трактора, убедился, что он готов к завтрашней смене, и отправился домой. У него было такое чувство, что он не день отработал, а неделю без перерыва пахал. И Федор вон про седину сказал. Старость что ли к нему так внезапно и рано подкралась? Тридцати же еще нет!
Женя шел домой в надежде, что Наталья уже закрыла магазин и готовит дома ужин. Но жены дома не было. Женя вышел во двор за дровами для печи и заметил у калитки женский силуэт. Присмотревшись, он узнал Нину.
Она стояла перед ним, как и прежде — тоненькая, красивая, сияющая молодостью. Увидев, что Женя смотрит на нее, она улыбнулась, обнажив белые зубы. Женя сразу заметил, что она еще сильнее расцвела и похорошела с момента их последней встречи. Забыв об усталости, он подошел к калитке и распахнул ее. Тут же девушка прильнула к нему, поцеловала в губы, обдав Женю жаром с ног до головы. Потом отпрянула от него, произнесла нежным голосом:
— Слышала, ты был нездоров. Простыл, наверное, мой хороший, — Нина провела тонкой ладонью по Жениной щеке.
Женю словно ударило током, тело его стал бить озноб — то ли от сильного желания, то ли от холода, — он не мог разобрать. Только он хотел заключить Нину в объятия, как у калитки появилась Наталья. Женя весь похолодел — не заметила ли жена…
Но Наталья, как ни в чем не бывало, чмокнула мужа в щеку и прощебетала:
— Здравствуйте, Нина Павловна, как ваши дела? Как здоровье? Не хотите ли зайти к нам выпить чаю с медом?
— Нет, что вы, Наталья, я только на секунду с Евгением остановилась, спросить, как он себя чувствует после болезни…
Женщины еще минут десять говорили о погоде, о загубленном дождями урожае и о прочих неважных для Жени вещах, а он стоял рядом, как истукан, и не мог из себя выдавить ни слова.
Позже вечером, когда Наташа при свете свечи штопала Жене рабочие штаны, муж подсел к ней, обнял за плечи и спросил:
— Наташ, а ты меня к Нине Павловне не приревновала сегодня?
Наташа прыснула и заливисто засмеялась, придерживая рукой растущий живот. Потом вытерла слезы кончиком блузки и сказала:
— Умеешь же ты развеселить, Женя. За это люблю я тебя больше жизни!
Женя в недоумении стал раздеваться и лег в постель пораньше. Ночью ему снова являлась Нина, он чувствовал ее жаркие объятия, ее тонкий пальцы словно обжигали его кожу огнем, а ее нежный голос звучал в ушах:
— Иди же ко мне, иди ко мне, милый мой, желанный…
Женя проснулся среди ночи с тяжелой головой, встал с кровати и и похолодел от испуга — из темноты на него смотрели два блестящих зеленых глаза. Он вскочил в ужасе, зажег дрожащими руками лампу на столе — посветил в угол и вздохнул облегченно. Из угла на него смотрела кошка…
— Совсем с ума схожу… — вздохнул он и сжал ладонями разрывающуюся от боли голову.
Женя решил избегать встреч с Ниной. Понял, что рядом с ней что-то случается с ним, что он теряет разум, сходит с ума. Но, как назло, Нина постоянно попадалась ему на пути, как будто заранее знала, какими путями он ходит.
Женя решился, наконец, идти в лес к Большому Оврагу, просить помощи у старухи монахини, которая уже много лет жила там отшельницей.
Путь к Большому Оврагу был неблизкий. И чем дальше Женя отходил в лес от своей деревни, тем тяжелее ему становилось — ноги словно налились свинцом, а в глазах двоилось. Внезапно он вздрогнул и остановился от зазвучавшего в ушах голоса:
— Куда же ты бежишь от меня, любимый мой? Возвращайся назад, иди ко мне, я истосковалась по твоим жарким поцелуям!
Нина? Женя оглянулся, рядом никого не было, только ветер поднимался и раскачивал вековые ели. Женя изо всех сил стукнул себя по щеке, чтобы прогнать из головы этот душный, навязчивый морок. Усилием воли он заставил себя идти дальше.
Перед глазами замелькали картинки — обнажённая, зовущая, такая желанная Нина. Вот она откинула длинные волосы назад, чтобы Жене лучше были видны все ее округлые прелести. Кожа ее блестела от пота, руки тянулись к Жене, казалось, вот-вот он снова попадет в капкан ее убийственных объятий…
Женя изнемогал от страсти, он уже почти смирился с тем, что не может сопротивляться своим желаниям, но в последний миг не сделал шага назад, устоял, вспомнил, как беременная Наталья кормила его, немощного и больного с ложки… Развернулся от видения, пошёл дальше.
Тут голос Нины стал злым, разгневанным:
— Сопротивляешься? Не хочешь любить меня, несносный мальчишка? Ну пеняй тогда на себя!
В это самое мгновение с неба хлынули потоки воды, а где-то высоко раздались жуткие, оглушающие слух, удары грома. Небо словно раскололось пополам от ярких молний.
Такого урагана Женя никогда в жизни не видел. Раскачивающиеся деревья ветер вырывал из земли с корнями, но Женя шел дальше, он знал, что, если остановится, то Нина утянет его назад, и ничто уже его не спасет от этого наваждения.
Когда Женя не смог идти, перестав чувствовать ноги, он лег на землю и пополз, подтягивая тело на руках.
И вдруг на земле рядом с собой он увидел змей. Их было огромное количество, и они ползли к нему — обвивали кольцами, сжимали, душили. А Жене чудилось, что вовсе это не змеи, а белые и тонкие руки Нины, которых не две, а бесчисленное множество.
Женя мысленно попрощался с жизнью. Последнее, что он увидел перед тем, как его глаза закрылись, было длинное черное платье и чьи-то голые ноги с длинными ногтями.
…Женя очнулся в тёмной комнатушке. Судя по всему это была старая изба — стены почернели от времени, мох между бревнами то тут, то там свисал клочьями. Женя скользнул взглядом по стенам — они сплошь были увешены сухими травами.
Кое-как Женя поднял голову и осмотрелся вокруг. Маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем, почти не пропускало в избушку дневной свет. На деревянном столе стояла свеча, а за столом сидела седая женщина и молилась, закрыв глаза.
«Монашка! Значит, я все-таки до нее дополз!» — подумал Женя и облегченно вздохнув, снова опустил голову на жесткую подстилку. Из него как будто выкачали все силы.
Лицо у монахини было мертвенно-бледное, сплошь покрытое морщинами. Закончив читать молитву, она поднялась со скамьи и подошла к Жене. Стояла возле него и молчала. Тогда Женя первым нарушил тишину:
— Это ведь вы меня от змей спасли и из леса вытащили?
Женщина продолжала молчать, но внимательно вглядывалась в его лицо, словно читала по нему что-то. Женя продолжил, тишина его угнетала, пугала:
— Спасибо вам, матушка, за все, большое спасибо…
— Не матушка я. Зови меня Анна, — голос у монахини был низкий, скрипучий, как будто последние лет 20 она не проронила ни слова.
— Анна, — прошептал Женя пересохшими от волнения губами, — Я за помощью к вам, Анна, пришел. Видать, приворожила меня женщина чужая, приезжая. Сначала думал, сам влюбился, как дурак, но нет же — до чертовщины доходит, как ее вижу. С ума схожу, не понимаю, что делаю и не помню потом ничего. А еще…
— Молчи, парень, — Анна перебила его, накрыла шершавой ладонью рот, и Женя замолк, — я и так вижу, что с тобой приключилось. Но не приворот это. Хуже…
Монахиня встала, Женя услышал, как мягко прошелестело возле него ее длинное черное платье. Отворив дверь, она взглянула на небо, а потом резко захлопнула дверь обратно, подперев ее поленом.
— Скоро уже начнется. Будь готов, копи силы.
— Что начнется? — Женя был не из пугливых, но тут, в темноте чужой избы, ослабев так, что, казалось, больше не встать ему с постели, он не на шутку испугался.
Но монахиня оставила его вопрос без ответа. Подошла к столу и стала поочередно открывать стеклянные пузырьки и готовить снадобье.
— Ведьма тебя выбрала, Женя. Таких, как ты, они и выбирают — сильных, красивых, здоровых. Выбирают и приманивают взглядом, опаивают зельем. Что с тобой и случилось… Теперь ты жених ее. Она из тебя жизненные силы пьет, чтобы свои силы подкреплять.
Женя тяжело вздохнул, закрыл бледное, осунувшееся лицо руками. Ведь чувствовал, что с Ниной что-то не так, но сам к ней ходил, ничего с собой поделать не мог…
— Что же мне делать теперь, Анна? Я же сам не свой, когда ее вижу — такую молодую, красивую… Так и манит она меня!
Анна то ли засмеялась скрипучим смехом, то ли закашлялась.
— Красивую, говоришь? Красоту-то ее, парень, только ты и видал… Остальным-то она в своем обычном виде показывается.
Женя задумался. Начал вспоминать, сопоставил разговоры о Нине с другими людьми — так и есть, все сходится. Только его юная красота слепила, никто из его знакомых парней больше и думать не думал на городскую учительницу засматриваться. Да и Наташа тогда посмеялась над ним. Что же, получается, он шуры-муры крутил со старухой?
— Да, парень, так и получается, — сказала Анна, словно слышала каждую мысль в голове у Жени.
Она взяла с печки котелок и залила кипящей водой сухие травы. От миски пошел пар, этим паром Анна дала подышать Жене, а потом окропила его всего. Ему, как будто, сразу полегчало.
— А ты, матушка Анна, и сама, как ведьма, — Женя сказал это, а потом постыдился своей резкости и прямолинейности.
— Потому я и не матушка уже много лет. Не смогли в монастыре поверить, что Бог и силы мои колдовские — неразделимы. Испугались меня… Так что матушкой меня не зови, парень, иначе помогать тебе не стану.
В это время по крыше избушке что-то ударило, стены затряслись от какого-то мощного натиска извне. Над крышей закаркали сотни воронов.
— Ну вот… Началось.
— Да что началось-то? — Женя соскочил с лежанки, стал мерить маленькую комнатушку большими шагами.
— Ведьма за тобой пришла.
Женя встал, как вкопанный: бледный, как мел, руки трясутся и сказать ничего не может, и делать что — не знает.
— Ведьма пришла и беснуется, не видит тебя, пока ты в доме моем скрыт. И не увидит, пока ты будешь держать в руках этот крест, — Анна сунула Жене в дрожащие руки старинный деревянный крест, — что бы ты не увидел и не услышал, крест не выпускай. А сейчас молись…
Анна развернулась лицом к двери и стала громко читать молитву. У Жени слова молитвы, как назло, из головы вылетели, поэтому он стал просто просить у Бога пощады.
Избушка сотрясалась от порывов ветра, казалось, еще чуть-чуть и ее сдует, и толстые бревна разлетятся по ветру, как спички. Внезапно ветер стих, дверь распахнулась, и Женя увидел стоящую на пороге Нину. Сейчас она, действительно, была похожа на ведьму: длинное черное платье до пят, распущенные волосы, растрепанные ветром, черные губы, горящие огнем глаза. Как он мог полюбить ее? Как мог так обмануться?
Нина обвела глазами избу, но его, казалось, не заметила, хотя он стоял прямо перед ней.
— Где же ты, любимый мой? Выходи ко мне скорее, не прячься, не слушай эту старуху, она погубить тебя хочет. Выходи, любимый, я уведу тебя туда, где тебе будет хорошо и спокойно!
Нина протянула обе руки вперед, и Женя не заметил, как сделал несколько шагов к ней. Еще немного, и он окажется у нее в объятиях. Ему стало казаться, что все вокруг — пустота, важна лишь Нина и ее любовь.
Мощный рывок вернул Женю на место. Женя обернулся, Анна стояла позади него, но она, как будто выросла в размерах и даже помолодела. Глаза ее, как у Нины, горели черным огнем, губы налились алым цветом, седые волосы стали огненно-рыжими. Настоящая ведьма!
— Молись, парень, не смотри ей в глаза, — крикнула Анна и прошла вперед, к своей сопернице.
Обе ведьмы стали расти ввысь на глазах у Жени, который изо всех сил сжимал деревянный крест и шептал молитву. Вскоре ветхая избушка рассыпалась под натиском потусторонних сил, Женя успел выбежать и схорониться под чудом уцелевшим бревном. Он зажал уши, так как гул стоял невыносимый.
Ведьмы бились друг с другом, и вокруг творилось светопреставление, казалось, лес содрогается от их ненависти друг к другу. Жене уже не верилось, что он сможет вернуться домой живым, казалось, что эта круговерть вокруг никогда не закончится.
Но внезапно в лесу наступила мертвая тишина. Женя лежал под деревом и не мог различить больше ни единого звука. Через какое-то время, осторожно выбравшись из своего укрытия, Женя убедился, что деревянный крест все еще при нем, это придало ему смелости идти дальше.
Все вокруг было перевернуто: деревья повалены или выдернуты с корнем, бревна от избушки разбросаны за многие метры от бывшего жилища, а на его месте теперь образовалась огромная воронка. Заглянув туда, Женя обнаружил Анну, сидящую на черной земле возле другой женщины. Вид у Анны был обычный — седовласая женщина в черном платье. Ничто в ее облике не выдавало того, что она может перевоплощаться в молодую, рыжеволосую ведьму.
— Полюбуйся, парень на свою «красоту», которая тебя очаровала, — сказала Анна и кивнула на женщину, лежащую на земле.
Женя подошел ближе и не поверил своим глазам. Ведьма Нина на самом деле оказалась старой и уродливой, тело ее и лицо были сплошь покрыты струпьями и бородавками. Женя отвернулся от Анны и его тут же стошнило.
Когда Женя отошел от шока, он обратился к Анне, до сих пор сидевшей на бревне и спросил, как ей удалось убить Нину.
— Я ее не убивала. Ведьмы не могут убить друг друга… — ответила Нина.
— И что, теперь она очнется и снова будет искать себе жениха?
— Да, накопит силы, и снова отправится на поиски, — спокойно ответила Анна, как будто бы говорила о вполне очевидных вещах.
Женя замолчал, обдумывая все, что с ним произошло. Анна осторожно вынула крест из его крепко зажатого кулака, положила в карман своего платья. А потом накинула на его шею черную веревку с маленьким деревянным крестиком на ней.
— Носи, парень, сохранит он тебя. Сыну потом своему передашь.
Женя потрогал крестик, убрал его под рубаху, взял руки Анны в свои ладони и поцеловал их три раза в знак благодарности. А Анна прикоснулась рукой к его лбу и прошептала:
— А теперь спи, парень. Тебе тоже нужно сил набраться…
Женя проснулся и соскочил с кровати. Кругом темнота, и не понятно совсем — где он, и кто дышит ему в спину.
— Что, опять сон приснился? — послышался сонный голос Натальи, — Спи, Женя, скоро сын родится, не до сна нам будет.
Наталья повернулась на другой бок, и уснула. Женя зажег свечу, посидел около нее, а потом затушил и прижался к жене.
Наутро Женя встал с кровати и понял, что он прекрасно себя чувствует. Как будто с месяц лежал, восстанавливался после всего, что пережил в лесу. Он снова лег на мягкие подушки и спросил Наталью, долго ли он отсутствовал. Но жена непонимающе уставилась на него.
— Да дома ты был последние два дня. Вон — грядки мне все перекопал… Женя, до чего ты странным у меня бываешь иногда, как будто память у тебя отшибает, как у старого деда, — и Наталья захохотала своим звонким смехом.
А потом обернулась к нему, придерживая руками уже совсем большой живот, и добавила:
— А знаешь новость? Учительница-то новая, Нина Павловна, — уехала. Вот так, никому ничего не сказала — собрала свой чемодан, ключи от комнаты отдала хозяйке и «до свиданья»!
Женя не понимающе смотрел в потолок. Потом положил руку на грудь и нащупал там деревянный крестик.
Значит, это все было с ним на самом деле.
Значит, это все, наконец-то, с ним закончилось…
Жена покойника
Так уж заведено в этом мире: кто-то всю жизнь проживает спокойно и размеренно, а кто-то постоянно попадает в различные «истории». Одни люди твердо стоят ногами на земле, в реальности, другие постоянно выходят «на связь» с чем-то мистическим, загадочным и потусторонним.
Эту историю я услышала от подруги, а та, в свою очередь, — от своей бабушки.
Когда бабушка моей подруги (ее звали Дарья), была совсем молоденькой девушкой и жила в родительском доме на окраине маленькой глухой деревушки, то была у нее подружка Анисья. Жила Анисья в доме напротив.
С Анисьей они с раннего детства были «не разлей вода», по-другому не скажешь. Вместе бегали по дворам босоногими девчушками в рваных платьях, потом вместе работали в полях, вместе помогали родителям, вместе ходили за грибами и за ягодами.
Потом Дарья с Анисьей повзрослели, и так и остались лучшими подругами. Стали вместе ходить на вечорки. Хорошо, что на парней заглядывались разных, не портили своей дружбы.
А внимания парней у обеих было предостаточно. Обе девушки были полные, статные, румяные. У Дарьи черные кудри вились до пояса, даже косы она заплетала без лент, потому что и так не расплетались. А у Анисьи волосы были цвета яркой меди, а глаза голубые-голубые, как небо в летний день.
Дарья громче всех пела на вечорках, а Анисья лучше всех отбивала топотуху, никто ее обойти в мастерстве не мог.
Внимание парней подруг не смущало. Обе любили и поговорить, и посмеяться. Но к свадьбе пока ни та, ни другая не готовились и общение с парнями переводили в шутку. Даже домой с вечорок чаще всего ходили вдвоем, ведь жили-то друг напротив друга.
Как-то раз, в один теплый летний вечер, шли девушки с вечорки домой, пели тихонько песню, и внезапно обе подскочили и вскрикнули от неожиданности. Тропинку к дому им преградил незнакомый мужчина, непонятно откуда взявшийся.
Мужчина был уже не молод, но хорош собой. Вероятно, родом он был не из их деревни и даже не из соседних сел, иначе бы они его узнали. Вид у мужчины был уставший, как будто он пешком проделал огромный путь. Кожа отливала белизной, а глаза были черными, как ночь.
Мужчина поздоровался с девушками и представился Яковом. Сказал, что здесь он оказался проездом, повозка его в пути поломалась, и он долго шел до деревни, чтобы попроситься на ночлег. Потом он спросил, не знают ли они, кто из местных может пустить его на постой до утра, пристально посмотрев сначала на Дарью, а затем на Анисью. На Дарье взгляд его не задержался, а вот Анисью он словно бы буравил глазами насквозь.
Дарье захотелось поскорее уйти домой. Она впервые пожалела, что они с подругой всегда отказываются от парней-провожальщиков. Что-то настораживало ее в этом незнакомце и даже пугало. Она показала рукой на соседнюю улицу и сказала, чтобы мужчина шел туда спрашивать, а потом взяла Анисью за руку и потянула за собой.
Но Анисья, к удивлению Дарьи, выдернула свою горячую ладонь из руки подруги и сказала мужчине каким-то не своим, тонким голосом: «Мои батя с маменькой пускают на ночлег путников за плату. Можете пойти со мной». Дарья взглянула на нее и заметила во взгляде Анисьи то, чего раньше не замечала — тоску и загадочную отстраненность. При этом щеки у Анисьи пылали огнем, словно она страшно смутилась или, наоборот, загорелась каким-то тайным желанием.
Дарья не на шутку разволновалась. Она знала характер и повадки Анисьи наизусть, но такой странной ее видела впервые. Оставшийся путь до дома все трое проделали в полном молчании.
Перед тем, как уйти домой, Дарья попыталась спросить подругу, что с ней происходит, но Анисья отмахнулась от нее и быстро сказав «До завтра, Даша», закрыла за собой и незнакомцем деревянные ворота.
Ночью Дарья не сомкнула глаз. Что-то тревожило ее, не давало уснуть. Ей всю ночь мерещились зловещие тени, и на душе было тяжело, неспокойно. Рано утром страхи развеялись, и она, как обычно, зашла за Анисьей, чтобы вместе идти на работу. Но Анисья, бледная, как мел, с растрепанными косами и заплаканными глазами, вышла в сени и сказала, что больна и на работу сегодня пойти не может. Дарья не успела ничего больше спросить, как Анисья уже шмыгнула обратно в дом.
Выйдя на крыльцо, Дарья заговорила с матерью Анисьи, которая как раз выходила из коровника с парным молоком, у них ли еще находится вчерашний постоялец. Ей хотелось убедиться, что подруге и ее родителям ничего не угрожает. Но женщина округлила глаза и ответила: «Ты что, Даша, не выспалась что ли? Какой еще постоялец? Последний раз постояльцы у нас были месяц назад, в крестный ход, с тех пор больше и не был никто!»
Дарья не знала, что сказать, не знала, что подумать. Ей срочно нужно было поговорить с Анисьей, но она уже опаздывала на работу. С тяжелым сердцем она вышла со двора подруги…
***
Вечером Дарья первым делом отправилась к подруге. Мать Анисьи на кухне сказала ей усталым голосом: «Доплясались вы, девки. Больше не пущу Анисью на вечорку. Припозднились вы вчера. Где до утра гуляли? Простыла Анисья, целый день с постели встать не может, лежит в горячке, и все одно твердит про парня какого-то. Влюбилась, что ли?»
«Не про Якова ли?» — с дрожью в голосе спросила Дарья.
«Про него. Тишкин сын что ль? Так оболтус он! Как она могла полюбить такого? Ох девки-девки…» — и женщина, горестно вздыхая, вышла в сени.
Дарье все вдруг стало ясно. Совсем не того Якова звала в бреду Анисья. Вот только что это был за Яков, и что он сделал вчера с ее подругой за закрытыми воротами?
Дарья тихонько отдернула льняную занавеску и вошла в комнатушку Анисьи. Та лежала на постели, раскинув руки, лоб ее был в испарине, а одна грудь случайно обнажилась из-под широкой скомканной сорочки. Дарья заметила на нежной девичьей коже следы, похожие на синяки и укусы. Она присела на край кровати и положила на горячий лоб Анисьи холодную ладонь. Девушка застонала. Губы ее распухли, глаза горели безумным огнем. Дарья смотрела на подругу и не узнавала ее.
«Анисьюшка, милая, расскажи мне, что с тобой случилось? Чувствовала я, что нельзя тебя с этим человеком оставлять, но ты ворота захлопнула прямо перед моим носом!» — тихо прошептала Дарья, наклонившись к самому уху подруги.
Анисья смотрела на Дарью, и из глаз ее текли слезы. Дарья тоже заплакала.
«Он обидел тебя? Снасильничал? Расскажи мне, Анисьюшка, я смогу тебе чем-нибудь помочь!» — умоляла она подругу сквозь слезы.
Анисья отвернулась лицом к стене. А потом прошептала:
«Уходи, Даша. Уходи… Уходи и не считай меня больше подругой. Хочешь узнать, что случилось? Я умерла прошлой ночью, Даша. Умерла… А он… Он муж мне теперь. И он вернется за мной… Так что уходи сейчас же и не возвращайся!»
«Нет, не вернется. Никто больше тебя не тронет, Анисья, я этого не допущу!» — упрямо ответила Дарья.
После этих Дарьиных слов Анисья закричала. Дарья вздрогнула от громкого звука, соскочила с кровати и стала метаться по комнате, не зная, чем помочь подруге. В комнату вбежали родители Анисья, мать принялась успокаивать ее, а отец вывел Дарью из комнаты.
***
С тех пор Дарья не видела подругу несколько месяцев. Она много раз пыталась поговорить с ней, но и сама Анисья, и ее родители, казалось, избегали Дарью. Когда она стучалась в запертые ворота, ей никто не открывал.
Но в один день, когда Дарья ждала своей очереди у мельницы, ее тихонько окликнула мать Анисьи. Дарья подошла к ней ближе, и увидела, что женщина сильно постарела — под глазами залегли темные круги, губы сжались в тонкую линию, а некогда полные щеки — обвисли складками.
Мать Анисьи спросила Дарью про ту ночь, когда девушки встретили Якова. Дарья рассказала ей все, и тут женщина заплакала, прислонившись к ее плечу. Яков, действительно, не заходил к ним на постой. Но сейчас Анисья была в положении. Значит, опасения Дарьи оправдались: он силой взял девушку той ночью, а потом сбежал. А сейчас она ждёт ребенка от своего мучителя и, по словам матери, медленно сходит с ума. Дарья побледнела от услышанного.
«Живот уж видать, — сквозь слезы шептала мать Анисьи, — Днем-то не идет никуда, стыдно людям казаться на глаза, а ночью все к озеру ходит. Сядет на снег, и сидит, ждет. Как будто бы лед сейчас треснет под ней, и она на дно вместе со своим выноском пойдет. Уж лучше бы и вправду так случилось, сил наших с отцом больше нет…»
***
К весне Анисья родила мертвого мальчика. Дарья своими глазами видела его маленькое синее тельце. Ей было очень жаль младенца, он казался таким крошечным и беззащитным… Но родители Анисьи даже не стали его хоронить по-человечески — завернули в старую тряпицу, унесли в лес и закопали там.
После родов Анисья, казалось, немного ожила. Стала выходить из дома, снова начала работать. Дарья пыталась не напоминать ей о случившемся. Но однажды летним вечером, когда они гуляли около озера, Анисья вдруг сказала: " Скоро он придет за мной, я это чувствую».
Дарья сначала даже не поняла, о чем она.
«Кто придет, Анисья?» — спросила она, обернувшись к подруге, но, увидев ее побледневшее лицо, испугалась и поняла, кого та имеет в виду.
«Он придет, Даша. Муж мой Яков. Мне вода это сейчас говорит, слышишь?» — так сказала, потом скинула с себя платье, медленно зашла в воду и поплыла.
Дарья изумленно смотрела на подругу. Анисью можно было считать сумасшедшей за ее нелепые высказывания, но как объяснить то, что она сейчас плыла в самую глубокую часть озера? Ведь подруга никогда не умела плавать и с детства боялась воды…
***
Как-то в разгар лета, посреди ночи, Дарью разбудил громкий стук в окно. Дарья накинула платок на плечи и распахнула деревяннные створки. Мать Анисьи стояла под окном в слезах: «Дарьюшка, помоги, Анисья наша ушла на озеро. Не могли с отцом остановить! Может, ты приведешь ее обратно? Поди как правда утопиться хочет наша доченька!»
Дарья быстро оделась и кинулась со всех ног к озеру. Мать Анисьи побежала за ней, но быстро отстала.
Добежав до озера, Дарья встала на берегу, переводя дух. Вдруг где-то в прибрежных зарослях рогоза она услышала всплеск воды, как будто там кто-то опускал лодку на воду. Дарья кинулась в ту сторону, клича Анисью, но увидела только отплывающую на тот берегу лодку. В лодке сидела Анисья в белой ночной сорочке и мужчина. Это был Яков. По телу Дарьи пробежала дрожь. Казалось, этого просто не может быть, но она видела их сейчас своими глазами…
«Анисья! Анисья, вернись!» — изо всех сил кричала подруге Дарья, но она как будто не слышала ее.
Околдовал ее что ли этот негодяй?
***
Анисья вернулась домой к утру. Истерзанная, в разорванной ночнушке — выглядела она так, как будто ее трепал дикий зверь. Ноги ее были в грязи, а в волосах застряла тина. Взгляд ее помутился, щеки осунулись, губы побелели. Она не могла внятно ответить ни на один вопрос, точнее, она не говорила совсем, а только мычала что-то себе под нос.
Отец Анисьи собрал всех деревенских мужиков на поиски насильника. Они обыскали окрестные леса и даже соседние деревни, но следов Якова нигде не было. Более того: о нем никто даже не слышал, как будто он возник из воздуха.
Анисья в себя так и не пришла. Никого не узнавала, почти не ела и не вставала с постели. Иногда принималась сильно кричать и царапать себе грудь и живот — так, что родителям приходилось ее связывать и затыкать ей рот тряпкой.
Дарья иногда заходила к ней, сидела возле Анисьиной кровати, упрашивала ее поговорить с ней, рассказывала, что происходит в деревне, кто на ком женился, кто куда уехал. Анисья не реагировала, только смотрела в потолок безучастным взглядом.
Мать Анисьи, обычно, стояла рядом и всхлипывала, утирая слезы кончиком платка.
***
Несколько месяцев спустя, родители Анисьи с ужасом поняли, что их дочь снова на сносях.
«Этого не может быть. Не может быть,» — прошептала Дарья, когда мать подруги, сдерживая рыдания, рассказала ей эту новость.
«Что делать, Даша? Что делать нам, родителям, со всем этим позором?» — причитала женщина, а Дарья не знала, что ответить ей, как помочь.
Несколько ночей подряд Дарья не могла сомкнуть глаз. Она думала, что делать. Наконец, она приняла решение идти в лесную чащу, в логово старой ведьмы за ответами на свои вопросы. Родители не хотели отпускать ее, говорили, что к ведьме многие уходят, да немногие возвращаются…
И это было, действительно, так. Лесную ведьму боялись все деревенские жители. Была она озлоблена на весь людской род за то, что ее в молодости хотели сжечь на костре, да пожалели и прогнали с позором в глубь леса. С тех пор живет она там одна и на тех, кто осмеливается подойти близко к ее жилищу, насылает страшные проклятия, а то и вовсе убивает.
Дарья была непреклонна в своем решении. Расспросив у местных старожилов, как добраться до хижины ведьмы, Дарья рано утром отправилась в путь. Долго плутала по лесу, ходила кругами — места были явно нечистые, но, к вечеру, наконец, добралась она до избушки.
Старуха сидела перед своим жилищем у костра и что-то варила в котелке. Дарья подошла к ней, поздоровалась и, не ожидая ответа, достала из своей котомки несколько караваев хлеба, муки, сахара и соли.
«К твоему ужину пригодится, бабушка, " — осторожно произнесла девушка, потупив глаза, так как ее предупредили, что в глаза ведьме смотреть ни в коем случае нельзя, можно сгореть заживо от одного ее косого взгляда.
Старуха хмыкнула, взяла в руки один каравай, понюхала его, потом осторожно откусила и медленно прожевала, изучая вкус. Налив в деревянную плошку кипящего варева, старуха стала отхлебывать его вприкуску с караваем.
Закончив ужинать, она, наконец, обратилась к девушке: «Знаешь, почему я не прогнала тебя из моего леса, как паршивую собаку? Знаешь, почему не погубила тебя, посмевшую без спроса приблизиться к моему дому?»
Голос ведьмы был скрипучим, как старое дерево. Дарья молчала, боясь все испортить своим ответом. Она дрожала от страха, но старалась не показать старухе своей трусости.
«Потому что ты не за себя пришла просить. Всех ведет в мое логово себялюбие. А тебя привела чужая беда. И еще огонь в груди, который люди зовут любовью… Так что пошли в избу, темнает уже.»
Дарья вздохнула с облегчением, камень свалился с ее души. Она без слов последовала за старухой. Та зажгла в крохотной избушке лучину и присела на лавку, которую, судя по наложенному в углу тряпью, использовала, как постель. Слабый свет оживил темные углы. Присев на край лавки рядом с ведьмой, Дарья рассказала ей, как на духу, все об Анисье.
«И что ты хочешь от меня?» — буркнула старуха после того, как Дарья замолчала.
«Хочу, чтобы вы Анисью к жизни вернули. Не могу смотреть, как она разума лишается и сохнет, словно сломанное деревце. Хочу, чтобы вы Якова от нее отвадили. Это он всему виной, " — у Дарьи задрожал голос, а на глаза выступили слезы.
«С мужиком не смогу пособить. Я с мертвяками не связываюсь, хлопотно с ними.»
«Как это с мертвяками? Он не мертвый, он живой, бабушка. Он ходит, говорит, как мы с тобой…» — начала было возражать Дарья.
«Думаешь, твоя подруга сошла бы с ума от живого человека?» — резкий и громкий смех старухи, больше похожий на надсадный кашель, заставил Дарью вздрогнуть и покрыться холодной испариной.
Некоторое время ведьма молчала, перебирая в руке пучок сухой травы, который сняла со стены. Дарья тоже молчала, опустив глаза в пол и стараясь не поддаться ужасу, который медленно овладевал ею.
«На вот, возьми… — после долгого молчания произнесла вдруг старуха, — На могиле его деревянный крестик поставишь, а под ним — полынь эту закопаешь. На круглую луну делай, только тогда поможет! Но помни, девка, долго моя полынь его в могиле не удержит. Если хочешь подругу живой видеть, увози ее из той деревни в тот же день. Но сначала напои ее зельем, чтобы путы мертвеца на ней ослабить».
«А с ребенком что будет, бабушка?» — спросила Дарья, едва живая от всего того, что узнала сейчас.
«Яковом его пусть назовет. Тогда мертвяк успокоится в своей могиле и не будет больше девок молодых губить… — ведьма задумалась, вспоминая, — Давно это было… Жена у него с сыном померли от болезни, вот он с горя и утопился в озере. А покоя не нашел. Вот и ходит все, ходит, ищет, кто ему жену с сыном сможет заменить»
Ведьма замолчала, потом встала, закопошилась в потемках на полке с травами и протянула Дарье маленький пузырек с зельем для Анисьи.
«Могилу его не на кладбище ищи, а на отшибе, под самой высокой сосной, не отпетый он. Да смотри не медли, девка, а то придет он, и худо вам будет… И еще… Сюда больше не возвращайся, не пожалею тебя больше.»
После этого старуха кинула на соседнюю лавку потрепанное одеяло для Дарьи, а сама улеглась на свою лавку, и сразу же в избе раздался ее громкий храп.
Дарья всю ночь глаз сомкнуть не могла, ее била дрожь, на стенах мерещились тени, а за стенами избушки то и дело слышались странные, пугающие звуки.
Дарья забылась тяжелым сном только под утро, а открыв глаза, долго не могла понять, что с ней произошло: она сидела в своей кровати, в той самой одежде, в которой ушла накануне к ведьме в лес. В одной руке Дарья сжимала пучок полыни, а в другой — пузырек с зельем. Как она смогла из избушки ведьмы переместиться к себе домой — это так и осталось для нее загадкой.
***
Долго Дарья собиралась с духом, чтобы отправиться на кладбище. Но полная луна на небе появлялась лишь раз в месяц, поэтому, когда та самая ночь настала, у девушки не было выбора.
Анисье день ото дня становилось хуже, на нее было страшно смотреть, поэтому Дарья должна была остановить мученье подруги. Она была уверена, что ради нее, Анисья бы сделала то же самое.
***
Осторожно пробираясь в темноте между могилами, Дарья была ни жива, ни мертва от страха. Под мышкой она несла небольшой деревянный крестик и пучок полыни. Обойдя кладбище, Дарья, наконец, заприметила высокую сосну. Она возвышалась над другими деревьями, как могучий великан. Прокладывая себе путь сквозь заросли колючих кустарников, Дарья, наконец, добралась до дерева. И сразу же увидела могилу Якова…
Луна в этот момент вышла из-за облака и осветила окрестности своим бледным светом. Казалось, все вокруг замерло, не слышно было ни единого шороха, даже птицы затихли в гнездах. Страх сковал тело Дарьи, ей показалось, что она не может сдвинуться с места. С трудом она подошла к большому камню, который, видимо, служил надгробием.
Хриплый крик ужаса вырвался из груди Дарьи, когда она увидела, что земля на могиле изрытая, свежая, как будто того, кто лежит здесь, похоронили совсем недавно. Но то, что прочитала Дарья на камне-надгробии, заставило ее выронить деревянный крест из рук. Яков не просто был мертвецом, он умер больше ста лет назад! За сто лет это место должно было зарости бурьяном и деревьями…
С трудом взяв себя в руки, Дарья достала из-за пазухи полынь и руками разгребла мягкую землю. Когда она бросила сухую траву в землю, то услышала, как ветер завыл в кронах деревьев. В следующую секунду мощный порыв ветра почти сбил ее с ног. С неба хлынули потоки воды, и в одну секунду одежда Дарьи намокла и стала тянуть к земле. Сквозь потоки дождя Дарья вдруг услышала стоны. Стоны эти доносились из-под земли, куда тянуло и саму Дарью. Наклонив голову к самой земле, девушка вдруг не выдержала и легла, обняв могилу руками. Дождь лил, как из ведра, а она лежала, не шевелясь, закрыв глаза, слушая стоны мужчины, которого она только что заговоренной полынью приковала к могиле.
Внезапно в голове ее раздался резкий и скрипучий голос старухи-ведьмы, выводящий из забытья: «Вставай немедля. Вкапывай крест и беги прочь отсюда, девка. Не удержит его долго моя полынь!»
Дарья очнулась от сна, с трудом поднялась на ноги и начала рыть землю, превозмогая холод и боль. Кое-как закопав руками деревянный крест, она поднялась с колен и на полусогнутых ногах побежала прочь от этого гиблого места.
***
Еле дождавшись утра, Дарья пришла в дом Анисьи. Своим родителям она сказала, что повезет Анисью к городскому лекарю вместо ее матери, так как та сильно захворала. Сама между тем собрала в узелок смену белья и краюшку хлеба.
Обнимая мать, она украдкой вытирала слезы, так как знала, что не скоро сюда вернется. Возможно, никогда…
Родители Анисьи без раздумий собрали и сложили необходимые пожитки дочери в дорожный сундук, заплатили извозчику, который согласился довезти девушек до ближайшего городка. Когда мать Анисьи вышла из комнаты, Дарья села на край кровати, приподняла голову Анисьи и влила в полураскрытые губы девушки содержимое пузырька, который дала ей лесная ведьма.
А через некоторое время Анисья, к удивлению подруги, открыла глаза и, осмотрев комнату, произнесла: «Как же долго я спала, Даша, такое ощущение, что вечность!»
У Дарьи по щекам покатились слезы. Обняв подругу, она попросила пока ни о чем ее не спрашивать.
«Мы сейчас с тобой уедем отсюда. И вместе начнем новую жизнь, Анисья. Будем жить в городе. Ничего не бойся, доверься мне, все будет хорошо!»
***
Погрузив вещи в повозку, девушки сели рядом. Дарья обнимала Анисью, та была еще очень слаба и сразу же, положив голову Дарье на колени, уснула.
Дорога из деревни проходила мимо кладбища, где вчера была Дарья. Когда они, минуя его, проезжали мимо высокой сосны, конь внезапно заржал и встал на дыбы. Мужчина-извозчик выругался на него, но усмирить не смог — тот помчался с такой силой, что повозка, казалось, вот-вот опрокинется.
Дарья изо всех сил прижала к себе Анисью, но, взглянув на сосну, увидела, как на камне-надгробии стоит Яков и смотрит им вслед. Лицо его было распухшим, черным, жутким, а руки тянулись вперед, как черные змеи, и, казалось, вот- вот дотянутся до них.
«Быстрее, гони быстрее!» — изо всех сил кричала Дарья извозчику, то и дело оглядываясь назад. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди от ужаса. Но, когда они миновали поле за кладбищем, конь внезапно успокоился, замедлил шаг.
«Испугался чего-то, черт окаянный! Мертвеца что ли увидел? Чуть девок мне не угробил!» — ругался на него извозчик.
Дарья оглянулась и перевела дух — позади никого не было. По мере того, как их повозка уезжала от деревни все дальше и дальше, Дарья приходила в себя, а потом и вовсе повеселела. Анисья спокойно спала, лицо ее было уже не такое бледное, как раньше.
«Все будет хорошо. Сейчас все у тебя будет хорошо,» — шептала Дарья и гладила подругу по рыжим волосам.
***
Дарья и Анисья больше не вернулись в родную деревню. Дарья в городе нашла работу, а Анисья родила живого и здорового мальчика, назвала его Яковом, как наказала лесная Ведьма.
Вскоре обе подруги вышли замуж, обзавелись детьми, но свою близкую, почти родственную связь не теряли до конца своих дней.
Рожденный от отца-покойника мальчик Яков так и не узнал тайну своего рождения. Он вырос умным, талантливым и необычным человеком. Но… Это уже совсем другая история.
Болотная невеста
Однажды я ездила в фольклорную экспедицию. Было это во времена учебы на филологическом факультете. Нас, группу студентов из четырех человек во главе с научным руководителем, отправили собирать сказки и предания стариков в маленькую деревушку Полой К*ой области.
Я нетерпеливо ждала дня отъезда, полагая, что для нас, городских студентов, поездка станет необычным, интересным и захватывающим приключением! Но я даже представить не могла, чем все это может обернуться. А если бы знала заранее, то ни за что бы не поехала… Ни за что.
Началось все с того, что автобус из райцентра до деревни сломался, не доехав до места добрые двадцать километров по грунтовке. Водитель предложил остаться с ним ждать помощь и, подмигнув, достал из внутреннего кармана литровую бутыль, наполненную жидкостью мутно-белого цвета.
Жидкость никого из нас не прельстила, да и не могли мы полдня просидеть в ожидании не понятно какой помощи, поэтому единогласно решили добираться до деревни пешком. Водитель показал нам, как сократить путь вдвое.
— Так все местные делают. Свернете на первой развилке направо и топайте, топайте прямо по тропе через лес — до тех пор, пока не покажутся дома. Проще простого! Только влево не ходите, там болота. Блудиться негде. Часа за три доберетесь, — уверил нас водитель, нарисовал нам от руки подобие карты, и мы подхватили свои рюкзаки и отправились в путь.
Погода была хорошая, настроение у всех — бодрое, и первую половину пути мы смеялись, рассказывали друг другу забавные случаи из студенческой жизни и пели песни.
Нас было пятеро: я, моя одногруппница Алена, городская фифа, которая даже в глухую деревню взяла с собой туфли на каблуке, Денис и Лиза, которые встречались с первого курса и недавно поженились и наш руководитель Владимир Николаевич- скромный, молчаливый, инфантильный мужчина.
Природа тех мест завораживала красотой и живописностью. Свернув на указанную водителем тропинку, мы любовались густым хвойным лесом и встречающимися нам на пути маленькими лесными речками и озерами. Сказка, да и только!
Постепенно все же наш первоначальный туристический пыл стал угасать. Как истинные горожане, мы устали идти с тяжелыми рюкзаками, и никому уже не хотелось ни смотреть по сторонам, ни разговаривать. Солнце все ниже и ниже опускалось к лесу, и вот уже первые сумерки поползли от деревьев к нашей тропе. А мы все шли и шли, и, казалось, тропе не будет конца.
Постепенно широкая тропа сузилась до едва заметной тропки, виляющей между деревьями.
— Мы что, заблудились? Эээ, я к такому не готовилась! — выразила свое недовольство Алена.
Честно говоря, я тоже надеялась на то, что у нас будет крыша над головой и хоть какие-то удобства с первого дня экспедиции. Но я промолчала. Сейчас мне было не до разговоров, единственное, чего хотелось — присесть и отдохнуть, что я и сделала: скинула рюкзак на землю и присела рядом с ним. Следом за мной остальные девочки сделали то же самое.
Владимир Николаевич снова с усердием стал изучать карту, которую нарисовал от руки водитель автобуса, перед тем, как мы отправились в путь. А Денис решил немного осмотреться и скрылся за деревьями.
— Не уходи далеко, Дэн! — крикнула ему в след Лиза.
Я положила голову на рюкзак и закрыла глаза. Хотелось снова открыть их и оказаться в своей комнате. Не привыкла я к такому близкому контакту с природой. У нас и дачи-то никогда в жизни не было, и в поход с родителями я ходила всего раз. Одним словом, я являлась истинной представительницей каменных джунглей — ленивой и неприспособленной к жизни на природе.
— Как же мы так заблудились, ребята? — с недоумением произнес Владимир Николаевич, не ожидая ответа на свой вопрос, — свернули мы там, где нужно. По идее, должны уже давно быть на месте…
— Значит, не на том месте свернули. Надо возвращаться, что тут непонятного, — резко ответила ему Алена.
— Да, надо возвращаться, Владимир Николаевич, дальше дороги нет, — сказал вернувшийся с «разведки» Денис. Там дальше сплошная топь начинается. А кругом одни болота. Как мы сюда зашли — не понятно. Я оступился и упал в эту чертову жижу!
Денис был весь в грязи и болотной тине, он подошел к Лизе и попросил ее поискать бинты. И только тут мы все заметили большую рану на его лодыжке. Лиза ахнула и стала судорожно раскрывать свой рюкзак.
— Где ты так поранился? — спросила я, подсев к Денису и осматривая его ногу.
Рана была довольно глубокая, в городе я бы не раздумывая повезла его в больницу, но до города сейчас было, как до Луны. Я стала стаскивать с парня сырые кроссовки, от которых несло болотной тиной.
Денис был бледный, но сохранял спокойствие и даже оптимизм.
— Там у болота какие-то коряги, как частокол стоят. И на них черепа животных висят.
— Ты нарочно сейчас хочешь напугать нас до смерти? — взвизгнула Алена, — нашел время, придурок!
— Сходи сама посмотри! — огрызнулся Денис, а потом продолжил, обращаясь уже ко мне, — И вот я на такой деревянный кол и напоролся.
Алена между тем подошла к нам с бутылочкой перекиси водорода и полила Денису на рану. Перекись зашипела, Денис сморщился. Лиза, не найдя бинт, разорвала свою сменную футболку, чтобы было чем перевязать рану.
Пока мы хлопотали над Денисом, в лесу стало совсем темно. В темноте деревья бросали причудливые тени, а чаща наполнилась странными, пугающими звуками и шорохами. Как будто после захода солнца ожила вся лесная нечисть. Поймав себя на такой глупой мысли, я стукнула ладонью по лбу. Какая нечисть? На дворе 21 век!
Владимир Николаевич собрал сухих дров и развел костер. У огня было тепло и не так тревожно.
— Это, конечно, все очень романтично, но что-то меня уже все порядком достало! — начала возмущаться Алена.
— Ты свои туфли сними и, поверь, станет легче, — посоветовала я, — у нас пока нет выбора, не нагнетай атмосферу! Вот завтра доберемся до деревни и все будет хорошо. А если не будет — сможешь сесть на автобус и уехать в райцентр, а оттуда — обратно в город.
Алена сердито взглянула на меня и обиженно отвернулась.
— Девочки, похоже у Дениса температура! — взволнованно прервала наш диалог Лиза.
Мы с Аленой соскочили со своих мест и подошли к Денису. Он лежал, положив голову Лизе на колени, и мне не понравился его вид. Кожа у парня побледнела, а на щеках алели два красных пятна. Я потрогала его лоб, он и вправду был горячий.
— Девчонки, не беспокойтесь. Сейчас перекушу, отосплюсь, и завтра буду, как новенький. Лиз, ну что ты суетишься? Давай лучше иди выкладывай из рюкзака наши бутерброды.
Мы выложили из рюкзаков все, что взяли с собой на перекус в дорогу — пара бутербродов, две пачки печенья и леденцы — и поделили эту провизию на всех. Владимир Николаевич был предусмотрительнее нас и добавил к нашим продуктам банку тушенки и булку черного хлеба. Ни котелка, ни кружек у нас, конечно же, не было. Сварить суп и согреть чай мы не могли, но у нас была вода в пластиковых бутылках, это уже хорошо.