Бесплатный фрагмент - Вечный мой странник

Вечный мой Странник

Вечный мой Странник!

Бродишь ты в полночи,

Куришь под звёздами

Вещие сны.

Вечно ты ищешь

Город свой Солнечный,

Чашу Забвенья пьёшь из мечты…

*Горит высокая звезда

Горит высокая звезда —

Твой взгляд из темноты.

Ведёт дорога в никуда,

В дыханье немоты.

Чей рыцарь ты? Каких миров

Воитель и поэт? —

Сорви таинственный покров

И появись на Свет!

Я — рыцарь снов и вечных тем,

По свету я брожу!

Где был вчера я, завтра с кем

Сражусь — не расскажу.

Мой меч — всесильная любовь,

А щит мой — звёздный плащ,

Струится жертвенная кровь,

Я — жертва и палач!

Мой лучший друг — заклятый враг!

И кто мои враги?

Ведь трус, предатель и дурак

Лишь чистят сапоги

Моей бродячей жизни, срок

Прощанья не настал —

Я просто выучу урок —

Велик он или мал…

Зари таинственная даль —

Горит, горит Святой Грааль!

И колыбель любви поёт

Голубка белая летит —

Как свет пронзает тьму,

И Глас Пустыни вопиит:

Исправьте путь Ему!

Но где я? Как сюда попал?

Какой поток судьбы занёс

Меня в страну пустынь и скал

На берегу у моря слёз,

Где в облаках парит Икар

И на заре по лону вод

Идёт сияющий Христос

И колыбель Любви поёт…

На заре уплыву в звездопад

На Заре уплыву в звездопад —

Вы меня не зовите назад,

Я ведь с вами, из вечности зрящий,

В каждом взгляде, любовью горящем!

Я уйду, не оставив обид —

Лишь прислушайтесь: глас мой звенит

В переливистой трели весенней

На Христово Светло Воскресенье!

Я — ладья. Я плыву на заре —

Семь свечей на моём алтаре,

И разносится с крыльев обоих

Всех моих стихопений октоих!

Запылает над миром рассвет —

И взлетят наши души как птицы!

В нём и мой серебрящийся свет

Озарит ваши юные лица —

Запылает над миром рассвет!

На заре уплыву в звездопад —

Вы меня не зовите назад,

Я ведь вовсе не умер, поверьте,

Потому что на свете нет смерти!

Просто я, бубенцами звеня,

Обуздал Вороного коня —

Воплощение страха и боли —

И лечу в мир покоя и воли!

Я — ладья, семь перунов-коней

Мчат меня средь лунных аллей,

Конь Вороный глубокою тенью

Означает моё средостенье.

Потому в средостении дня

И в зенитном парении птицы

Узнавайте, ловите меня —

Там являться вам буду и сниться —

В средостении звёздного дня!

На заре уплыву в звездопад —

Вы меня не зовите назад,

Не хвалите меня, не корите,

Просто вместе со мною летите!

Наш причал серебрится в дали —

Там крылатые ждут корабли,

И моя Огнекрылая лодья

Ко причалу на самом подходе!

Я — ладья, семь игристых коней

Мчат меня средь искристых огней,

Конь Вороный глубокою тенью

Предваряет моё воскресенье.

Мне б с тобой, Вороной, пролететь

До Звезды — словно песню допеть! —

Нет трагедии в нашем уходе:

Смерть есть Жизнь в высочайшем подходе!

Потому не зовите меня

И не плачьте по мне, не скорбите,

Моего Вороного коня

В Роднике Золотом напоите, —

Моего Вороного коня!

Невечерний серебрится звон,

Оседает Бардовый хитон

На мои раскрылённые плечи:

Я лечу, а не гибну — до встречи!

Я люблю и летаю

По некошеным травам

Мчатся бешено кони:

Мне хоть влево, хоть вправо —

Всё равно не догонят!

Всадник в куколе чёрном

Надо мной нависает,

Конь храпит, брызжет дёрном

И удила кусает!

Только тянет напрасно

Тварь костлявые пальцы:

Мне ни страшно, ни страстно —

Не замаешь скитальца!

Как-то так получилось,

Почему — сам не понял:

Память вдруг отключилась —

Я забыл про погоню.

На рассвете проснулся,

К солнцу поднял ладони,

Прошлым снам улыбнулся —

И забыл про погоню!

Кто хохочет, кто стонет,

Мне ж — ни много, ни мало:

Я забыл про погоню, —

И погоня отстала!

Чу! Мотивчик знакомый

Вдруг проносится мимо:

Всадник в куколе чёрном

Гонит «неуловимых».

Лжемонах в чёрной рясе

Рядом с Яшкой-цыганом,

Кто ещё — догадайся —

В этом сборище странном!

Пусть их! — каждый, как знает,

Жуть гоняет по полю,

Надо мной пролетает

Птица — Вольная Воля!

Апокалипсис мчится,

Топчет судьбы и души,

Только мне он не снится,

Крики-стоны всё глуше.

Кто торопится в битву,

Числа зверя считает,

Мне же — радость молитвы,

Я — люблю и летаю!

Костерок возле речки,

Огонёк сигареты,

Тает огненный вечер

На окраине лета…

*Тишина

Из песка, повторяя процесс без конца,

Строит замки свои босоногий пацан —

За волной их смывает волна,

Остаётся одна Тишина — Тишина…

Ну а рядом, сжимая мечты в кулачках,

Лепит замки-цветы из песка девочка —

За волной их смывает волна,

Остаётся одна Тишина — Тишина…

Позовут их к себе тайны огненных стран,

И уйдут по волне в Звёздный свой Океан,

За волной набегает волна,

Остаётся одна Тишина — Тишина…

Но это вещий сон

Взойдёт звезда на бледный небосклон —

И ты тогда поймёшь без промедленья,

Что жизнь — лишь сон, но это — вещий сон!

И невечерний колокольный звон —

Как благовест блаженства пробужденья!

Мне снится сон

Мне снится сон, как миг скользит тревожный —

Где эта сторона — гадай — где та?

И зыбко всё, и всё как в жизни — ложно,

И смерти нет, а только… пустота.

Как будто в дискотеке пыльной, душной,

В кривлянии обкуренных идей

Мне стало вдруг невыносимо скучно

И дико одиноко средь «людей».

Мелькают лица в скуке суетливой,

Ползут года сквозь тусклый жизни свет,

И мы бредём, и — не мертвы, не живы,

Нет праздников, и будней тоже нет.

Но что это — жестокая насмешка,

Ошибка, иль глумленье бытия?

Как в свадебную ночь нелепа спешка,

Так не имеет смысла жизнь моя.

Рожденье, Смерть — две точки. Пред Забвеньем

Вся наша жизнь — лишь только слабый всплеск

Едва осознаваемых движений

Под тускло-лживый звёзд холодных блеск.

Всё — суета сует когда — послушных,

Когда — безумных чел-овечьих стад —

Лишь атомы роятся равнодушно,

Как косточки скелетные стучат.

Но точки вдруг сближаются друг с другом,

Предел сближенья — ноль, душа моя

Почувствовав смертельню упругость,

Взлетает в небо — только столп огня!

Вся Жизнь — прорыв меж «нет» и «нет» —

Мы можем лишь искать ответ…

Под тротуарной жалкой редкой сенью

Под тротуарной жалкой, редкой сенью

Мир опрокинут в острие мечты —

Скользишь за мной таинственным виденьем

Над обнажённой скукой суеты.

Ты от иллюзий полинялых таешь,

И чудный блеск твой — призрачный обман,

Чуть прекращаю поиск — исчезаешь,

Но лишь задорит истины туман.

Я в суматохе улично-трамвайной,

Не осязая ломких вёрст пути,

Беру билет до остановки тайной,

Загадочной, чтоб там тебя найти!

Я жар твоих объятий ощущаю,

Прохладных губ пленительный родник,

Зову тебя — и сам же отвечаю,

Но ты молчишь — в тумане скрыт твой лик.

А может я всё сню? — Во снах летает

Заблудший в отражениях двойник? —

И на билете явно проступает

Твой тайный облик — Дамы Часа Пик!

И входишь ты в отглаженном берете —

Так оживают в полдень миражи,

И Дамой Пик хохочешь на билете,

И предлагаешь партию на жизнь!

А я тебе — на смерть! — Достань компостер

И проколи бесстыжие глаза,

В них нет давно ни радости, ни злости,

Лишь хрустнут нарисованные кости,

И истечёт бумажная слеза…

И мчит трамвай туда без остановки,

Где нету тайн, и ясность — тоже бред,

Порву билет, с подножки спрыгну ловко —

В траве растает призрачный мой след…

Рождество ё-моё

Опять звезда печальная упала —

Я в полночи над городом летел,

О, как прорваться в небо я хотел! —

Но сила страсти в бездну увлекала.

А мир внизу любовью задыхался —

Взглянул, не удержался — дёрнул бес —

Опять на эту удочку попался

И в чью-то матку грохнулся с небес!

Упал наотмашь, парочка на пике

Любовной страсти, я — такую мать! —

Весь ошалел в священном этом крике,

Пытался даже ангелов позвать!

Её потом он часто домогался,

Ночами спать спокойно не давал,

Я поначалу дрейфил и стеснялся,

Потом о мести неминуемой мечтал.

Кричал как заяц — больно было уху —

Вот вылезу и трахну кирпичом!

А ангелы мне шили групповуху,

Но я-то был как будто не причём?!

Скользнув по сердцу взглядом оловянным,

Он вновь в тенётах матрицы исчез,

А я в полубезумье окаянном

В мир грешый сквозь влагалище пролез!

Средь этих окровавленных платенец

Святого Чуда, право, не найти,

Лежал я, небожественный младенец,

И грудь? сосал у млечного пути.

Был смертный грех за счастье жизни плата,

Уже в пелёнках я «пошёл на вы»,

И в белых, но затасканных халатах

Несли свои дары ко мне волхвы.

Был первый дар — слепая жажда власти,

Был дар второй — себя за бога мнить,

Зашили лаз и наложили пластырь

Да сели рядом водку жадно пить.

А я глядел… Проход был, видно, узкий,

Что помогло о небе мне забыть,

И сразу пить учился без закуски,

И раньше ненавидеть, чем любить.

Был третий дар пропитан смертным ядом,

И я глазами «мать твою» искал,