Бесплатный фрагмент - Васька Котов

Васька Котов

От автора

Завершилась очередная история. Немного грустно расставаться с ней — полюбились и герои, и музыка, что связывает весь сюжет. Они стали частью заново прожитых дней и проснувшихся почти позабытых эмоций.

В славном городе Париже, который вот уже много веков притягивает к себе праздных людей и жаждущих впечатлений повес-мажоров из России-матушки, есть один старый, несовременный музей, в который они редко заглядываю — музей Орсе. Расположен он в здании бывшего вокзала на набережной реки Сены, на её левом берегу. Напротив музея, чуть ниже по течению, находится самый главный музей Франции — Лувр. Не скажу за всех, но для многих именно музей Орсе является первым музеем в мире. Именно в нём собрана самая большая коллекция художников-импрессионистов и постимпрессионистов, начиная с середины пятидесятых годов XIX века и до первой декады XX века. Чувства и мысли, выраженные в особенной художественной манере — точки, штрихи, короткие мазки, сюжеты ни о чём с флёром буржуазного благополучия и благодушия… Само очарование Парижем и парижанами.

Влияние импрессионистов на умы и чувства людей, связавших свою жизнь с искусством, не ограничилось только художественными полотнами. Явление перешло в литературу и почему-то было названо новым течением — реализмом. Казалось бы, эпоха импрессионистов прошла. Но в конце двадцатого столетия появились новые выразители стиля и в музыке, и в художественном искусстве (например, Андре Кон, выходец из России).

Можно назвать несколько имен среди композиторов и музыкантов-импрессионистов. Я хочу отметить сейчас только одно имя нашего современника — Джованни Марради (Giovanni Marradi). Его исполнение своих произведений и произведений других композиторов несёт в себе неповторимый авторский стиль прочтения. Его музыка сюжетна. Из неё можно собрать подборку тем, объединив их в единое повествование. Это похоже на визит в музей Орсе, в зал импрессионистов. Вы заходите туда, медленно переходите от одной композиции к другой, а на выходе остаётесь с ощущением ушедшей эпохи, с цельным сюжетом, в котором есть место и вам среди парижских набережных, ухоженных лужаек, в семейном счастливом кругу, среди солнечных моментов безоблачной жизни.

В музыке чувства выражаются глубже своими выразительными приёмами. Музыка умеет говорить, если вы умеете её услышать. Композиции Марради длятся недолго — от двух до пяти минут. За это время вы не успеете устать, слушая композитора или читая строчки, написанные под музыку. Вы переходите от одной композиции к другой, от одной миниатюры к следующей, и выходите в финале из галереи образов и чувств с ощущением пережитого сюжета. В этом и заключается задача литературного импрессионизма — создать цельный мир через личные переживания.

Если автору удалось это донести через музыку и образы, то большего и желать не надо. Музыка, когда она чистая, идущая из глубины души, возвышает нас, и мы наполняемся вместе с ней ностальгией по чему-то хорошему, возможно, утраченному нами, воспоминаниями о нас самих: чистых, добрых и вечных, как и один из нас — Васька Котов.

Воскресенье, 26 ноября 2023 г.

Пролог

Люди сведущие говорят, что в жизни человека бывают такие особые мгновения, когда словно вся жизнь проносится перед глазами. Обычно это бывает сопряжено с особенными минутами опасности: с теми секундами, которые отделяют нас от живых и мёртвых. Приговорённый к постельному заточению человек находит в себе силы встать и сделать попытку побежать — словно чтобы успеть ещё что-то исправить; сильный человек безвольно опускает руки и принимает с лёгким сердцем последний вздох, а на выдохе, с меркнущим сознанием, отправляется в другой мир — мир воспоминаний, из которого нет возврата никому.

Если хорошо покопаться в своих воспоминаниях, то каждому из нас — и не раз, и не два, — приходилось испытывать такие моменты. Но всякий раз чья-то властная рука выдёргивала нас к бытию, не удосуживаясь объяснить свою волю. Маленький ребёнок-пятилетка ныряет с крыши деревенского дома в сугроб, тонет в нём, но не успевает паника охватить его, как появляется пасть дворовой собаки, что тянет его за пальто на поверхность. Он не один, а вместе они справятся.

Лето. Каникулы. Большой овраг глубиной с пятиэтажный дом, а на склоне высочайший дуб с крепкой вековой веткой, к которой привязаны трос и перекладина — тарзанка. Ватага ребят. Тебе страшно, но ты стоишь в очереди своих сверстников, чтобы зависнуть над этой дышащей страхом и смертью пропастью с беспомощным маленьким телом. Пальцы до крови впиваются в старую ветку, что служит перекладиной, и… она ломается над бездной, что внизу. Ты летишь и думаешь: только бы не разорвать одежду! Достанется от мамы. Высота, хрупкость тела — всё это ни разу не возникает в сознании в момент падения. И вот оно, счастье: ручей внизу оврага в два метра шириной. Спасение. Только синяки. И дружный хохот мальчишек на вершине оврага. Кто-то уже залез на ветку, чтобы подтянуть к себе канат и заменить треснувшую перекладину на другую. Ты держишь ветку и видишь, что она подпилена. Кто? Зачем? Ты смотришь снизу вверх из самой нижней точки оврага, весь мокрый, невредимый, счастливый… и именно тогда начинаешь чувствовать страх: «Всё могло теперь и закончиться». Именно тогда проносится перед глазами твоя ещё не состоявшаяся жизнь. И чья-то властная рука отвела беду, и чей-то властный суд решил: ещё не время.

Много раз ты будешь вспоминать ту тарзанку и подпиленную перекладину. Вспомнишь и мальчишек, что там толпились перед тем, как пустить тебя к ней. Одного не поймёшь: зачем? Почему я не должен был вернуться на край оврага невредимым из того полёта над бездной? И кто из них то зло, которому ты мешал в далёком детстве? Не он ли теперь стоит перед тобой, присевшим на скамейку в старом московском дворике на месте того самого оврага, где когда-то обошла тебя смерть стороной? Время вспомнить и свою, и чужие жизни. Нам есть что вспомнить в мои последние минуты, не так ли, мой враг?

Пятница, 24 ноября 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Heros («Наши герои»)

Часть первая — Майские встречи внезапные

Глава 1 — Васька Котов

— I —

Васька Котов… Тут всё совпало: и имя, и фамилия, и даже школьная кличка — Кот. И завёл тот Кот по весне любовницу. Сначала одну, а потом и вторую. Хотел остановиться, да не смог. Завёл и третью. Жене ничего не сказал и старался не подавать вида. Всё как обычно — Вася, Васька, Василий, и иногда Мурзик. Смотрел он на свою Таню грустными глазами и вздыхал.

Вчера перегорела лампочка в прихожей. Василий не успел отметить этот факт, как на стремянке Таня меняла старую чубайсовскую «вечную» лампочку на новую, экономную, в 60 Вт «от Медведева». Её тусклость и желтоватый свет раздражали Василия, но высшие чины решили, что светлых 100 Вт — это роскошь для их дома: лучше 25 Вт на всё про всё в домашних условиях. Ну кто споткнётся о тапочки в своей квартире? «О тапочки не споткнёшься, а коту или кошке наступить на хвост — это запросто», — ворчал Василий про себя. В силу фамилии, имени и пристрастий, этих четвероногих он выделял среди прочих.

Только лампочкой дело не ограничилось. Он даже не успел стремянку поддержать, сложить и убрать. Таня вспорхнула с неё, кинув Василию упаковку от лампочки, убрала в нишу и побежала в комнату на призыв Скайпа на компьютере. Начинался часовой урок на удалёнке. Но лампочку вкрутить успела!

Это переполнило чашу терпения. Василий отправился на кухню. Постоял, не находя себе места у плиты. Увидел мамину чугунную сковородку на конфорке — его наследство — и начал искать под кухонным столиком картошку и лук.

— II —

Он стоял у окна и смотрел на улицу, на людей, на бегущих под мелким дождём прохожих. Он пытался понять степень их счастья. Куда они бегут? Кто их ждёт? Что в этих сумках? Окорок? Балык? Колбаса? Зачем это всё для счастья?!

— III —

Спохватился. Услышал быстрые шаги за спиной. На кухню вбежала Таня и выключила одним движением газ. Открыла окно вторым движением для проветривания гари и тут же вернулась в комнату, затараторила уверенным голосом в Скайпе: «Present Indefinite…» Дальше он не стал слушать, а направился под эти 60 Вт в прихожую на порог, обулся и вышел из дома.

— IV —

Далеко он не ушёл. По переходу оказался на другой стороне улицы, как раз у чебуречной. Два человека стояли у окошка, и он пристроился им в спины. Подошла его очередь, а он жадно смотрел на эти вожделенные ароматные конвертики и молчал. Потом развернулся спиной и сделал два шага в сторону, теребя в руках деньги.

— Постойте. Возьмите. Просто так… без денег.

Он поднял на неё глаза, перевёл взгляд на протянутую руку с чебуреком. Положил деньги на блюдце и решительно зашагал прочь.

Тая осталась в недоумении. Она понимала, что этот симпатичный ей человек голоден и хочет есть, но ушёл без чебурека, оставив деньги. Она не раздумывала, а просто закрыла окно и выскочила на улицу в фартуке с этим злосчастным чебуреком…

— V —

Они сидели на скамейке во внутреннем дворике старой сталинской застройки. Овальная лавочка на кованой чугунной основе с деревянными рейками. Он доедал горячий чебурек, не поднимая на Таю глаз. Ему было стыдно. Он никогда не ел «в одну харю». Не покупал мороженое для себя одного — даже в школе не покупал пирожки для себя, а только для брата и для сестры. Все комплексы родом из детства. Она не понимала ничего, она даже имени его не знала, но в какой-то момент поняла, что любит именно такого, именно его всей своей жаждой любить.

Пятница, 14 апреля 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Laith Al-Baiyaa («Плачущая»)

Глава 2 — Одинокие ночи

— VI —

— Расскажи мне, кто ты? Как зовут? Почему ты такой… ничей?

— Я ничей? А действительно… Вы правы. Как я раньше эту гипотезу не взял в рассмотрение?.. Я готов Вам рассказать, но нет… этот дым — что-то горит.

— Это мои чебуреки горят. Да ну Вас с этой любовью. Одно разорение.

— VII —

Отзвучали сирены, отмерцали мигалки. К полуночи наступила тишина — московская весенняя тишина. До майских праздников осталось несколько дней, а потом длинные выходные. Завтра всем детям в школу, и ему на работу. Но вся его работа теперь в его голове. Она не привязана к столу с блокнотом и даже к настольной лампе. Вся его работа — это прозрение и обоснование. Василий поёжился и нахохлился, поднял воротничок на куртке и собрал домиком брови. Он всегда мерз, когда думал и работал. Вот и теперь…

— VIII —

…Варра не находила себе места. Ночная мгла давила на неё. Новолуние. Это же испытание на несколько ночей. Её город Ассар даже днём или наощупь было сложно пройти по лабиринту извилистых проходов среди кирпичных стен из песчаника. Она знала, чувствовала, что он ждёт её. Он, человек с другого холма, поднявшегося городом среди северной пустыни Сырдарьи. Ей хотелось вырваться из этого замкнутого лабиринта, пропахшего гарью, запахом рыбы и овечьего жира, в другой мир. Хотя и понимала, что тот другой мир будет таким же пропахшим и тесным для неё. Варра подняла глаза на луну. Всматривалась, попыталась пожалеть себя, но поймала на мысли, что в душе зреет буря. Та самая буря, что сродни афганским песчаным. Нет, до тех бурь ещё далеко — они придут в сентябре; а её буря соберёт воронку до небес сейчас, если она останется в этой душной кухне и не встретится с ним. Лунная ночь гнала её из дома.

— IX —

Асфад вышел за пределы города задолго до темноты. «Город… Пять сотен шагов по периметру. Глиняный муравейник, в котором за счастье не слышать никого и ничего, кроме тишины». Асфад ненавидел свой город и любил только Варру. «Она придёт, она знает, как я жду её и люблю. Она придёт. Полная луна проложит путь», — уговаривал себя Асфад и не находил себе места, вслушиваясь в тишину.

— X —

Южная тишина, как и тьма, — кромешная. В пустыне нет сводящих с ума цикад — там даже шорох песка от лапок скорпионов слышен в ночи. В той ночи светлым остаётся только небо с разливом Млечного Пути. Только эти звезды не освещают землю. Они греют свои планеты и манят к себе мечтателей Вселенной. А мечта Асфада была много ближе. Она в полночи пути от Ассара. Луна освещает и провожает. Им хватит мгновения встретиться, обняться и разойтись. «Пусть так, но только не эта теснота. Я люблю её». Асфад не находил себе места и отправился в пустыню, навстречу любви и судьбе…

— XI —

…Что-то вывело Василия из глубокой задумчивости. Картины казахской пустыни сменились вечерней Москвой. Он увидел рядом на лавочке тряпичную салфетку с васильковой по цвету вышивкой: «Тая». Это было так красиво, так созвучно его мыслям. Он аккуратно сложил салфетку конвертиком и пошёл к чебуречной. Его мысли, воспоминания опять затерялись в веках.

— XII —

К счастью, оборудование не пострадало. Пострадали потолок, покрытый копотью, и пол, залитый пеной от излишнего усердия пожарной команды. Тая сидела посреди этого бедлама и рыдала. Василий подошёл, хотел обнять, сказать что-то ободряющее — и не смог. Развернулся, направился к двери и увидел на пороге ведро, тряпку и швабру. Остановился, взял всё это в свои руки и начал собирать с пола пену и принесенную на ногах грязь.

Никогда уборка не была для Василия обузой. Он и в детстве в трёх водах мыл пол. И даже гордился тем, что никто из семьи чище него не умел этого делать.

Тая очнулась, когда по её ногам кто-то начал тряпкой помахивать. Она не поверила своим глазам: он ползал на четвереньках и мыл пол в её чебуречной. А она даже не знала имени его! «Ну и пусть моет. Из-за него вся эта напасть!» — Тая попыталась расплакаться, а вместо этого заулыбалась. Потом и вовсе рассмеялась, и невпопад сказала, ступая по мокрому: «Тогда я новое тесто замешу».

— XIII —

Утром Тая пробудилась самой счастливой женщиной на свете. Сама себе не верила. В окошко её подвала светило солнце, и птицы заливались так, что ей самой хотелось их перекричать от счастья. Она взглянула на часы и удивилась: проспала на два часа! Заглянула на кухню, а там во всю кипит работа: с пылу с жару покупателям отпускаются пирожки и чебуреки. А она так и не спросила, как его зовут…

— XIV —

Они обнялись. Асфад сковал Варру в своих объятиях. Он знал, что у них есть только миг, чтобы побыть друг с другом. Варра уткнулась в плечо и вжалась в Асфада. Им так было хорошо… Ночь, луна, Млечный Путь и пять мгновений счастья…

Но вдруг Асфад отстранил Варру. Его ладони клещами сжали её плечи. Она подняла на него глаза и увидела окаменелость в лице Асфада. Он смотрел в сторону Ассара, а пальцы крепче и крепче сжимали хрупкие плечи Варры. На горизонте занимался пожар: пустыня наполнилась топотом и ржанием лошадей, плачем и криками ассаров.

Варра отвела глаза и закричала: «Нет!» За плечами Асфада разгорался другой пожар. Его город тоже был объят пламенем. Между двух огней в ночной пустыне стояли два существа, скованные страхом за других, за близких, и боясь потерять друг друга.

— XV —

Тая со счастливой улыбкой вышла из ванной и заглянула опять на кухню, из которой выходило окно-прилавок на улицу. Оно было закрыто, а на столе лежали деньги — выручка от продажи; на блюдечке отдельно стоимость за один чебурек. «Для себя унёс», — подумала Тая. И больше никого. В окошко только постукивали нетерпеливые покупатели. А она так и не узнала, как его зовут.

Вторник, 25 апреля 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Lonely Nights («Одинокие ночи»)

Глава 3 — Безмятежность

— XVI —

Новый весенний день выдался самым что ни на есть чудесным: пели птицы, светило солнце, липы выпустили клейкие листочки. Василий улыбался. Ничто не тянуло его за душу. Он ещё ночью отправил сообщение Тане: «Я поброжу, потом на работу». Она ответила не сразу: «Ладно. Жду». Он не придал значения этому «жду», а беззаботно улыбался солнечному утру.

До работы было идти недалеко, всего минут десять-пятнадцать, если не спешить. А если спешить («А кто за мной гонится?»), то семь или те же десять.

Первым делом Василий отправился в круглосуточный магазин. Он не мог позволить себе явиться на работу небритым, не приведя себя в порядок. В чебуречной он изрядно оброс и пропах. При этих воспоминаниях он улыбнулся и зашагал в ближайший супермаркет.

— XVII —

В магазине он быстро нашёл зубную щётку с упругой щетиной и с резиновой сердцевиной — голубенькую с белыми полосками обрамления; пасту, пачку одноразовых бритв и упаковку носовых платков. Выложил нехитрый набор на кассе и, улыбаясь, обратил внимание на кассиршу. Она явно была с ночной смены. Чернявая, немного в теле, круглое лицо с большими чёрными глазами. «Совсем, как панночка из фильма», — подумал Василий и погасил улыбку.

В столь ранний час в магазине почти никого не было. Она пробила всё, спросила про пакетик, и ему было неудобно отказаться. Когда он всё сложил и уже начал отходить от кассы, она вдруг спросила его в спину:

— Вас что, из дома выгнали, а Вы счастливы?

— Почему Вы так решили?

— Грязный, неопрятный, пропахший, колени все в чём-то, словно искали что-то на земле. А на лицо даже симпатичный…

— А меня, может, жена выгнала. Велела: «Катись, куда хочешь!» — и пинком под скворечник. Вот я и испачкал колени, пока дощечки собирал.

— Не похоже.

— Почему это не похоже?

— Счастливый Вы слишком и гармоничный.

— А у Вас есть тут поблизости туалет, чтобы я мог умыться и побриться? Терпеть не могу щетину на лице носить. Мне же на работу скоро.

— Есть. Моя смена через пятнадцать минут кончается. Подождёте? Я близко живу.

— А не боитесь?

— Чего?

— Что я к Вам прилипну, прикиплю. Я влюбчивый. Дурная привычка. Правда?

— Если что, и я смогу с лестницы спустить под скворечник.

— Но хоть побриться дадите?

— И чаю.

— Нет, лучше кофе.

— Вот, уже начинаем спорить.

Она заулыбалась, а он отправился на выход — пережидать эти пятнадцать минут, оставшиеся от её смены. Не зря так громко этим утром пели птицы. В этот момент он даже не вспомнил про Таю. О копоти на её потолке напомнили грязные брюки на коленях и что-то ещё — что-то важное: именно то, что заставило обратить его внимание на неё тогда. Он погрустнел и перестал слышать весенний гомон птиц…

— XVIII —

Асфад прижал Варру к себе. Она впилась зубами в его плечо, а он, вместо того, чтобы отстранить её, только крепче вжал в себя. Её дикий крик был услышан врагами. Замелькали факелы в руках безжалостных всадников. Варра обмякла и ушла в себя. Медлить было нельзя. Единственное укрытие — это арык, что живительной артерией тянулся от Амударьи к их Ассару и другим городам. Всадники приближались. Асфад успел срезать две тростниковые трубки и упасть с Варрой в чёрные воды арыка.

Варра пришла в себя и мгновенно осознала всю опасность, что грозила ей и Асфаду из-за её крика в ночи. Она поняла, что не может дышать, но, не желая выдать себя, начала жадно глотать эту воду. Асфад вытолкнул её на поверхность, она глотнула воздух и ожила. Тёмная вода схоронила их от чингизидов.

— XIX —

Квартира панночки — а жетон на груди подсказал, что её зовут Лариса, — оказалась типовой хрущёвской трёшкой: входная дверь, коридор в большую комнату, первый поворот направо — туалет, ванная и кухня в пять квадратных метров. «Словно и не уходил из дома», — грустно подумал Василий.

— Туалет, ванная — вот. Кухня там. Сейчас сделаю кофе.

Лариса устало пошла на кухню, а Василий занялся собой: посетил туалет, а потом перебрался в ванную. На раковине нашёл мыло, хорошо напенил руки и нанёс на лицо. Зубами разорвал упаковку одноразовых бритв, достал первую попавшуюся и приступил к соскабливанию суточной щетины. Он терпеть не мог быть небритым.

Под раковиной стояла стиральная машинка. Он опустил глаза на свои брюки и чуть не ахнул. Они были в пузырях и все покрыты серо-грязной коркой из пены. «Хорош бы я был, приди на работу в таком виде, да ещё впервые небритым», — расстроился Василий от обзора себя. Вся одежда вскоре оказалась на полу, а он в ванной купели, задёрнувшись шторкой.

Напрасно воду Василий старался не лить, а обдал себя сверху вниз и начал намыливаться. Чужой (розовой) мочалкой решил не пользоваться, а растирал себя кусочком клубничного мыла по телу. В какой–то момент он понял, что дверь в ванную комнату открылась, вошла Лариса, что-то там копошилась, а потом заработала машинка. Дверь снова закрылась, и Василий спокойно довёл свой туалет до конца.

— XX —

Подскочили всадники. Их было пять или семь. Кони фыркали, почувствовав влагу и молодую поросль тростника, не могли устоять на месте. Всадники всматривались в черную глядь арыка, а Варра, задыхаясь, глотала воду. Мелькали факелы и прощально мерцали звёзды Млечного Пути. Нетерпеливые кони понесли всадников вниз по течению в поисках выживших. Послышались предсмертные крики ужаса, разорвавшие пустыню в ночи.

Варра и Асфад лежали на косом берегу арыка; на береговой линии стражами стояли заросли прошлогоднего тростника. Асфад знал, что в тростинке будет виден пролом, что они оставили. Он хотел метнуться к другому берегу, чтобы обозначить ложный выход чуть ниже по течению, но Варра не умела плавать и обмякшая лежала в его руках. Он даже на миг боялся потерять её тогда. Они просто затаились, уповая на судьбу.

— XXI —

Когда Василий закончил омовение, то обнаружил, что он, мокрый как гусь, стоит на коврике, а его одежда крутится в машинке. На крючке висело полотенце для лица и рук, которого не хватило бы даже прикрыться в других местах.

Стирка пошла по полной программе, не по быстрой. «Это часа полтора-два», — прикинул Вася, а в голове зазвучала песенка: «Не жди меня, Таня, хорошего мужа. Твой муж не такой, как был вчера…»

Не успел Вася допеть свою песенку. Лампочка в светильнике над головой заморгала и погасла с резким хлопком. «Отдала нить накаливания… не вынесла меня», — об этом Василий подумал с особой грустью.

В тот же миг дверь приоткрылась и в щель просунулась рука с большим синим покрывалом–полотенцем. Василий взял его и быстро обвязался. А потом… а потом он услышал звуки раздвигаемой стремянки. «О, нет! И здесь порхает птичка», — Василий лишился последних эмоций. Сам открыл дверь, вышел. Прошёлся по коридору до большой комнаты. Там, справа от двери, стояла расправленная софа. Он завалился на неё на левый бок, прижавшись к ковру на стене спиной, и уснул.

В какой-то момент он почувствовал, что рядом с ним легла она. Не выходя из дрёмы, Василий обнял её, сжал крепко-крепко и погрузился в глубокий сон.

Четверг, 27 апреля 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Peacefully («Безмятежно»)

Глава 4 — Потерялись мы с тобой…

— XXII —

Во сне Василий ощутил себя совсем другим человеком. Да и сам сон был необычным. Все его сны были цветными, а этот… то чёрный, то белый, то кровавый.

…Варра пришла в себя первой. Асфад лежал неподвижно в камышах на спине с закрытыми глазами. Его ноги самую малость не касались водной глади. Полная луна осветила его лицо: тонкий нос, тонкие губы, высокие брови, красивый овал. «Он мог бы стать для меня хорошим мужем», — подумала Варра. Немного помедлила, потом бесшумно поднялась и отправилась в свой горящий город. Ассар догорал. Не слышно было ни голосов, ни топота лошадей. Варра знала, что она там увидит, знала и об опасности засады. Но она должна была вернуться в свой разорённый дом. Асфад простит её, а если нет… Значит, он не её Асфад.

— XXIII —

Василий сам убрал руку с тела Ларисы. Застонал и проснулся. В окно светил фонарь, а не луна; в доме царила тишина, а Лариса — словно её освободили — перевернулась почти на живот и поджала ножку под себя, а правой ножкой подобрала одеяло подушечкой.

Стараясь как можно меньше производить движений и даже сковав дыхание, Василий подоткнул одеяло под спинку женщины и начал вытягивать себя из кровати. Уставшая от смены Лариса не услышала, как он через спинку перебрался на пол и на цыпочках поспешил в ванную. Машинка добросовестно завершила программу стирки и сигналила, что отжатое бельё можно вынимать.

Надевать на себя мокрое было неприятно. Только Василий в тот момент об этом не думал. Он чувствовал всеми фибрами души, что не здесь сейчас его место, а где-то в этой ночной городской гуще.

Его портмоне с документами (нетронутое!), ключи от дома и телефон лежали на столике в прихожей. Он собрал всё своё и направился к двери. Ключ в замке он повернул бесшумно, дверь отрылась без скрипа. Он мог бы и закрыть её так, но вспомнил теплоту тела этой удивительной женщины, её мягкую улыбку, её низкий голос, манеру тихо говорить, её бездонные глаза и испугался. Как можно оставить дверь открытой, не запертой?! Он резко захлопнул дверь и побежал вниз по лестнице из подъезда в глубокую ночь.

У выхода Василий обернулся. Заметил, что на кухне включился свет. Она подошла к окну. Он не знал, что ему делать — вернуться или, послушно зову, отправиться неведомо куда и неведомо к кому? Ещё раз они встретились глазами, а потом Василий развернулся и зашагал подальше от этого крыльца навстречу предназначению.

Четверг, 4 мая 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — For You («Для тебя»)

Глава 5 — Почему любовь выше берегов?

— XXIV —

Лариса проснулась с первым движением тела неизвестного ей мужчины. Она всегда отличалась чутким сном. Сначала он отпустил её — убрал руку, которой обнимал и вжимал в себя, как родную, а потом… Он заботливо подтолкнул одеяло под её поясницу и начал выползать из широкой софы, подтягивая себя к низкой спинке на подушку. Она не открывала глаза и не ждала ничего ужасного. Она беззвучно плакала. Так плачут женщины, что нашли чужого щенка на пороге, приютили на вечер, накормили, расцеловали, расчесали колтуны под самыми чувствительными местами, а он почувствовал зов другой хозяйки и с радостным лаем помчался навстречу, даже не обернувшись. Но он обернулся. Она стояла у окна и встретила его взгляд, почувствовала теплоту не только тела, но и души.

В Москве начинался дождь. Первая майская гроза и ливень. И надо же такому было случиться, что именно ночью, а не днём, к радости горожан и дворников. Лариса отошла от окна, остановилась у двери. Долго стояла и смотрела на ключ. Прислушивалась к шагам в подъезде. «Нет, не его шаги». Отстранилась и направилась в комнату лечь на софу, так и не закрыв входную дверь на замок. Всё еще надеялась.

Она устроилась на «его» половинке, на левый бок, прижавшись спиной к ковру. Почувствовала запах его волос на подушке, подтянула одеяло, глубоко вздохнула, улыбнулась и погрузилась в чужой сон.

— XXV —

В Москве бушевала гроза. Котам Василиям она как бы и лишняя, тем более если есть где спрятаться и согреться. У Василия тоже в голове замелькали под молниями адреса укрытий и подъезды. Но он поднял лицо к небу и расправил руки, словно это крылья.

«Как хорошо, что я одет во всё мокрое. Это же надо так случиться, что дождик напрасно старается!» — Василий просто цвёл от восторга и простоты такой мысли. Но…

— XXVI —

Не для него сошла гроза. Он это осознал вдруг. Он просто заелся, захандрил, или что там бывает в определённые периоды? «Нет, глупости всё это. Вот она, гроза. Вот он я под всеми её молниями. Вот он, ливень, и я весь как есть, в его потоках. Где же тут хандра? Как может хандрить лебедь, что высиживает своих будущих детей? Как может хандрить тот, кто охраняет лебёдушку? А куда от этого спрячешься? Под чужой навес? Молния покажет в разрезе света, что там и как, а ты под чужим навесом? Нет. Мои мысли, мои дела, мои желания — это то, что есть я сам. Я сам себе и лебедь, и лебёдушка. И неважно, что не все из них осуществятся. Важно то, что под грозой, в молниях и под проливным дождём я берегу свои мысли, как лебёдушка будущих птенцов в дальний полёт», — такие наивные мысли, конечно, промелькнули бы в сознании иного человека со скоростью молнии и угасли одновременно с всполохом, но…

— XXVII —

У подъезда остановилась машина. На ее багажнике, над крышей, был закреплён двуспальный матрас, обёрнутый в целлофановую плёнку. Фигура показалась знакомой. Дама «слегка за бальзаковский» вышла из машины и начала под ливнем освобождать матрас от ремней крепления. С этим она справилась быстро, а потом совсем растерялась. Вдруг поняла, что одной ей не справиться с ношей. Она даже с крыши снять не сможет. А в подъезд как занесёт? А на пятый этаж без лифта? Она села на корточки и заплакала под проливным дождём.

Воскресенье, 7 мая 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Saint Tropez («Сен-Тропе»)

Глава 6 — Надежда

— XXVIII —

— Надя? Чернова? Это ты?!

— Вася? Неужели Он существует?..

— Кто он?

— Да есть там один… Помощник. Давно уже не Чернова… была. До этого вечера. И Козловой была, и Роговой. Все оправдали себя.

— Давно?

— Да, через год, как ты меня бросил. Помнишь?

Забыть это у него не получилось. Он пронёс те воспоминания через долгие годы, не расплескав из полной чаши ни капельки из их общего невинного прошлого.

* * *

Тот май выдался на редкость тёплым. Надвигалась зачётная сессия, а ум уносило по ветру, как зонтики одуванчиков с лугов. Надя встретила его после лекции. Лекция была последней для него в тот день: что-то из оптики — кольца Ньютона, радуга… Ерунда, в общем. Она попросила помочь ей по программированию. «Уже третья за помощью ко мне. Опять этот Фортран. Что со мной не так? Почему всё внимание ему, Фортрану?» — Василий недоумевал.

* * *

В оврагах села Коломенское — теперь это давно Москва — царило майское раздолье. Везде чистота и зелень, овраги обросли сочной — хоть козу заводи! — травой, и по ним можно было проскользить на попе, как на санках, по вечерней росе хоть до берега Москвы-реки и плюхнуться сходу в воду с крутого бережка; не за что было даже зацепиться. Так оно и случилось с ними. Только не в воды реки, а в воды невинной любви они тогда упали.

* * *

Солнце сияло — не жалко лучей. Вечер тепло отдавал для людей. Пятница, завтра суббота и всё — сессия спросит, и не до кино.

* * *

Они расположились на крутом откосе. Сколько там до обрыва в реку — сто метров, сто пятьдесят? Как же это красиво — смотреть вечером на другой берег реки с высокого холма. В той пойме, в тех высоких домах сейчас готовится ужин, выясняются отношения, доделываются уроки. Интересно, у них есть время и желание посмотреть в окно на эту красоту, на эту весеннюю благодать? Жуки майские на вылете, а они дома сидят.

Пора было помочь Наде в налаживании отношений с Фортраном. Задачка оказалась совсем лёгкой, и ему не составило труда записать алгоритм на полстранички минут за пять.

«Всё, как мы любим в науке: час созерцаем и за пять минут решаем», — это была совсем не ирония, а сущая правда. А со стороны Наде показалось, что Василий пребывает в глубоких раздумьях. Она не хотела ему мешать и отвлекать от её задачки (которую она давно решила сама), но глаз не сводила и времени зря не теряла. Первым делом она расстегнула кофточку. Краешком глаза Вася заметил белый лифчик и полоску тела ниже от него и до… Насупившись, он уткнулся в задачник, потом в блокнот, а Надя откинулась на молодую траву, поручив уходящему солнцу ласкать свою молодость лучами.

* * *

Долго изображать непонимание хода решения простенькой задачи у неё не получилось. Он старательно отводил глаза. Ей пришлось застегнуться и вникнуть.

* * *

Они шли к метро. Ещё три километра, и они там. Они оба знали эту дистанцию, столько раз истоптанную по вечерам после лекций и семинаров.

— Ты проводишь меня?

— Нет.

— Почему?

— Я не успею до закрытия метро.

— Ты можешь остаться у меня. Все мои на даче.

— Как я это объясню своим?

— Скажи им, что ты любишь меня. Почему ты молчишь? Я же вижу.

— Прости. Я не знаю, что тебе соврать.

— Скажи мне правду. Ну, скажи же, наконец.

— И да, и нет.

— Что «да»? Что «нет»?

— Понимаешь… Я хочу тебя. Даже боюсь прикоснуться, когда ты так рядом. Боюсь смотреть в твою сторону. Мне стыдно за это физическое желание. Оно затмевает все остальные чувства. А если их и вовсе нет? В основе алгоритма должна быть конечная цель, она и диктует действия со всеми «если — то». Это как в Фортране.

— Какой же ты дурак! Иди ко мне.

— Нет. Так нельзя. Я в метро.

Она осталась одна перед входом в метро. Попыталась расплакаться, но у неё ничего не получилось. Она заулыбалась, подняла лицо к небу и встретила капли первого весеннего дождя с самой счастливой улыбкой.

Среда, 10 мая 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Hope New («Надейся»)

Глава 7 — Невозможная любовь

— XXIX —

Последний весенний снег пролился грозовыми дождями на Москву и прекратился, когда уже сухого места не осталось ни на ком.

Они стянули матрас и потащили к подъезду. Надя вдруг вспомнила, что не закрыла машину и не взяла из неё сетку картошки. Она крикнула Василию: «Обожди!» — и плюхнула свой край ноши в лужу перед подъездом. А он как послушный ослик не отпускал этот матрас, а стоял и ожидал новых указаний.

* * *

Дверь в подъезд открыл какой-то старичок, придержал дверь, пока они заходили с ношей — он впереди, руки за спиной, она сзади с сеткой картошки.

На пятый этаж они добрались с ношей без приключений и без потерь, а перед дверью вдруг остановились и зависли.

— У меня ключей нет.

— Как так?

— Квартиру сдавала. Попросила соседке оставить.

— Ну, так позвони в дверь соседке.

— Какой из них? Четыре квартиры на площадке. Дура я, дура. Надо было под ковриком.

— Действительно, дура. Хорошо, что я на тебе не женился.

* * *

Не отпуская ношу, Васька ткнулся лбом в дверь и три раза, как дятел, постучался в пустоту — и пустота отозвалась! Дверь отворилась внутрь.

Василий заулыбался, а Надя насторожилась.

* * *

— Стой, не входи! А вдруг там труп?

— Чей труп?

— Не знаю, чей. Ну, того, что под ковриком не оставил ключи, например.

— Вот специально сейчас под ковриком посмотрю.

* * *

Под ковриком оказались ключи — ключи именно от этой квартиры, а вот трупа внутри не было. Да и как бы он мог их оставить после убиения? Квартира была абсолютно пуста, если не считать полок с книгами и медного пузатого чайника на плите с деревянной обгоревшей ручкой.

— Ой, славу Богу, всё на месте!

Василий сперва обвёл глазами само место, а потом перевёл взгляд на Надю. Она продолжала держаться за свой край матраса и сетку с картошкой в правой руке.

* * *

— Надюш, я есть хочу, а ты?

— А я хочу согреться. Мне холодно, кости стучат, слышишь?

— Иди ко мне, я тебя согрею.

— Ты сам весь мокрый. Как ты меня согреешь?

— Я слышал от одного опытного туриста, что греются телами.

— Ишь ты, хитренький какой. Двадцать лет без тебя не грелась, и сейчас передрожу.

— А зачем?

— У меня одеяла нет и подушек.

— Хочешь, я к соседке схожу? Попрошу взаймы?

— Да? И опять на двадцать лет пропадёшь? Нет уж. Грей сам.

— А подушки?

— Вон там, на полках, полное собрание сочинений Стендаля. Бери любые на две подушки.

— Стендаль? Нет, я лучше на локте полежу. Он был вор и мошенник.

— С чего ты взял?

— Он же интендантом служил у Наполеона, и за это время «написал» 270 томов. Ты в это веришь? А среди офицеров французской армии было немало литературно образованных людей. Вот и менял он хлеб на сюжеты и книги. Не смогу я на такой подушке тебя согреть.

— Раньше тебе мешали мысли, Фортран, а теперь Стендаль помешал.

— Я есть хочу. Давай я сбегаю в магазин? Тут есть один круглосуточный. Там знакомая моя работает кассиршей.

— Нет уж. Я и дверь заперла на ключ. Жди тебя потом ещё двадцать лет.

* * *

Но есть хотелось не ему одному. В чайник набрали воду и поставили на электрическую плиту. Вода забулькала минут через десять, а они тем временем грели руки у пузатика. Потом запустили туда картошку в мундире — по две на каждого — и стали ждать, вдыхая аромат неповторимых студенческих лет.

* * *

— Хочешь, я за солью к соседке схожу?

— Даже не думай об этом. Сам меня грей и грейся.

— Ты простила меня?

— Думаю. А почему ты мокрый, под ливнем, беспризорный?

— Я из дома ушёл вчера. Совсем.

— От Тани?

— Да. Как и ты — без всего, в одних трусах.

— Ну, я не такая дура оказалась. Я с матрасом, сеткой картошки и со своей машиной.

— Вот так никогда и не знаешь, кто из нас дура, а кто дурак.

— А я по-другому тебя и не воспринимала. Ты всегда был такой.

— Какой?

— Тёплый. Родной.

Пятница, 12 мая 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi — Impossible Love («Невозможная любовь»)

Глава 8 — С тобой

— XXX —

Они лежали, обнявшись, мокрые, на подушках из Стендаля (по два тома под голову), дрогли и, конечно, не могли заснуть. Матрас шуршал от каждого движения их тел. Плёнку с него снимать не стали, чтобы не оставлять разводов — вдруг что потом другое подумают? Васька крепко прижимал Надю к себе; да что там — вжимал, делая вид, что дремлет.

Неожиданно для него Надя развернулась и уставилась в глаза. Он не отводил взгляда. Всё это было так… Как не бывает. И это «не бывает» наяву, сейчас, рядом с ним.

— Почему ты сбежал от меня тогда, в два ночи?

— А сейчас сколько?

— Без минуты два.

— Ты помнишь ту ночь, тот дурман полыни на пустыре? Помнишь?

* * *

По заведённой кем-то традиции, оба потока с технического факультета отправлялись в городской стройотряд после второго курса перед третьим. Памятник тому человеку следует поставить. Двадцать лет, парни и девушки, в студенческих общежитиях, на разных этажах — и всё лето! Золотой ты наш неизвестный всем человек. От всей души спасибо.

Перед этим прошли переформирования групп. После второго курса и по результатам сессии разрешалось выбрать специализацию. Василий с двумя своими согруппниками перешёл в группу теоретической физики — один другого умнее. Что потом было? Проще сказать, чего не было: не было зависти друг к другу, не было желания подставить ножку. А была общая радость, что они избранные. На отдельно взятом факультете была дружба. Эта избранность аукнулась всем — читальные залы до закрытия, буфеты с оставшимся горошком без сосисок. И через десять лет просыпался Василий от того, что на экзамен надо спешить, а он не готов. Но это всё будет потом, а сейчас начиналось лето.

* * *

Ваську — вероятно, из-за простоты имени, — приставили к граблям. Приезжал самосвал, скидывал чернозём, и будущие доктора и кандидаты бодренько лопатами раскидывали по облагораживаемому пустырю землю. Васька был в этом деле самым главным — вальцовщиком. Им-то что? Накидали — и дела нет. А вот теперь Василий выравнивал это всё так, что ровненько-ровненько, грабельками, да так… ну, словно паштет на хлебушек. Это искусство, а не лопатой махать. Не каждому дано. А ещё он рассказывал музыку. Это любили все его друзья, намахавшись лопатами. Василий знал всю «Пиковую даму», все партии, и, изменяя голос, воспроизводил сцену за сценой, не выпуская грабли из рук. Правильно сделали, что грабли доверили.

* * *

Надю определили, как почти всех девчонок, в штукатурщицы: мастерок, валик, стремянки, ведро, раствор, клей, побелка… Скольким домочадцам этот опыт аукнулся потом не только благом?

* * *

Они встретились вечером, после работы, когда им выдавали в институте заработанные рубли в дополнение к стипендиям. Надя специально пришла во всём рабочем: некрасивая, в робе с пятнами извести и с косынкой на голове. Парни отступились, а у Васи сердце сжалось. Она получила деньги, расписалась и, не поднимая глаз, направилась к выходу. Он знал, что она приметила его среди других. Именно поэтому и глаза не поднимала, боясь встретиться.

Парни стояли в стороне и оживлённо разговаривали. Их голоса пропали для Василия. Он видел перед собой одиночество. Ещё два шага, и она выйдет из зала. А он, он останется здесь травить анекдоты и смеяться над глупостями?

— Ты распишись за меня. — Василий бросил это тому, кто стоял за ним, даже не запомнив, кому.

* * *

Они шли рядом мимо того пустыря, который так искусно разграблял Василий. Он и не вспомнил об этом, и хвастаться не стал, что и семена туда разбросал с напутствием, как Господь Бог: «Во благо всем живущим».

Надя теперь стеснялась своего вида, своей косынки, а особенно этой робы с пятнами белил.

Они никуда не спешили, а когда подошли к общежитию, где ночевала Надя, то часы на её руке показывали почти два ночи. У него тогда часов не было, как не было и потом, до конца его счастливых дней. Он всегда был счастливым, всегда без часов, и всегда знал своё время.

* * *

Они остановились во дворе перед общежитием. Цикады (или кто там поёт по ночам в Москве на пустырях?) заливались так, что хотелось упасть в эти высокие травы и слушать их до рассвета. Он опять боялся прикоснуться к ней. Она стояла к нему спиной.

— Обними меня.

— Я боюсь.

— Ты просто обними и помолчи.

А он и так промолчал полдороги до этого пустыря.

Она запрокинула голову на его левое плечо. Он вдыхал запах её волос, чувствовал перед губами её губы, её дыхание. И этот запах полыни. Голова кружилась, чтобы не потерять равновесие. Он боялся этого. Василий перевёл взгляд на звёзды, на эту чёрную бесконечность с рисунками звёзд… Персей, Капелла, Вега, Лебедь… нависший над всеми Дракон.

Он расслабил руки. Она смогла вздохнуть полной грудью.

— Я думала, что ты задушишь меня в своих объятиях.

— Прости, я думал о своём. Мне надо идти. Утром рано… Ты и сама понимаешь.

* * *

— Я тебя тогда так хотел, что если бы не Капелла, то упал бы в травы с тобой.

— И что? Что в этом было плохого?