Бесплатный фрагмент - В тихом омуте

Глава 1

Звук сообщения, пришедшего на телефон, вывел меня из состояния лёгкой нирваны. Я нехотя приоткрыла глаза и покосилась на мобильный, чей экран уже успел потухнуть и лежал себе на журнальном столике как ни в чём не бывало. Видимо, я не заметила, как задремала, потому что вокруг уже стемнело, зажглись фонари вдоль садовой дорожки, а ускользающее тепло последних осенних дней успело уступить место промозглой ночной прохладе. Зябко поддёрнув плечами, кутаясь в плед, я приподнялась, протянула руку и взяла телефон. Наверное, стоит сказать спасибо тому, кто ненароком умудрился меня разбудить, потому что уснула я не в самой удобной позе в подвесном плетёном кресле в саду.

Сообщение пришло от моего редактора и по совместительству подруги — Маши.

«Жаль прерывать твой отпуск, но, возможно, тебя это заинтересует. Ссылки на документы отправила тебе на почту» — значилось в сообщении.

На самом деле, назвав отпуском моё нынешнее безделье, Машуня, конечно же, мне польстила. Пару недель назад в издательстве вышла моя новая книга, и неплохо пополнившийся в связи с этим счёт в банке, позволил мне устроить себе небольшой перерыв. Идея для нового шедевра снизойти на меня не спешила, и я не придумала ничего лучше, как предаться лени. Совсем уж бесполезным моё существование в последние дни всё-таки не было: например, я наконец-то посадила розы в саду, едва не пропустив положенные сроки уходящего сезона. Розы всё ещё цвели, но я подозревала, что посадка под зиму вряд ли придётся им по душе. Тем не менее каждый раз, проходя мимо цветущих кустарников, меня переполняло чувство гордости за совершенный подвиг. Гордиться чем-то — вообще приятно, жаль только, что не так часто мне это удаётся.

Ещё я затеяла уборку в доме, но мой энтузиазм заглох где-то на уровне средней полки шкафа, в котором я решила навести порядок и выбросить всё, к чему не прикасалась последние года три. Вещей оказалось слишком много, и с каждой из них была связана своя история, что, вкупе с нахлынувшими воспоминаниями, очень замедляло процесс уборки. Прав был тот человек, который изрёк, что, решив избавиться от каких-то вещей — не приведи вас Бог начать их рассматривать. Точностью формулировки похвастать не могу, но суть её — что-то в этом роде.

В целом всё остальное время я проводила в уютном плетёном кресле в саду, наслаждаясь последними тёплыми днями, время от времени перечитывая любимые книги в компании с чашкой горячего чая. Наверное, в таком же ритме я могла бы пребывать и дальше, но если Маша решила прервать однообразие в моей жизни, ничего против я не имела.

Попав наконец-то ногами в тапочки, я поднялась и прошла в дом. Время — одиннадцать вечера. Уснуть сейчас вряд ли получится. Я сварила кофе и устроилась с ноутбуком за барной стойкой.

Непрочитанных писем в почтовом ящике было предостаточно, но, игнорируя их, я открыла последнее от Маши. Никаких примечаний, только ссылки. Сделав глоток кофе, я отставила чашку в сторону, и пальцы привычно запорхали по клавиатуре. Несколько фотографий не самого лучшего качества, ссылки на статью в новостной ленте, скриншот интервью… На первый взгляд ничего необычного. Многие истории так заканчиваются, не успев начаться. На одной из чёрно-белых фотографий — деревенская улица, переметённая снегом так, что дорога едва угадывалась. Вдоль улицы с обеих сторон неровными рядами стояли деревянные домишки, утопающие в сугробах. На забор палисадника под тяжестью снега склонялись голые, безжизненные ветви некогда цветущей сирени. Жизнь словно остановилась. На обесцвеченной фотографии дома казались почти что чёрными, словно после пожарища. Возле одного из домов — покосившаяся дровница, вызывающая уважение своим противостоянием земной гравитации. В целом, запустение налицо, а ещё хандра, навеянная безликим зимним пейзажем. Глядя на фотографию, казалось, что она сделана лет тридцать назад — но если верить дате на обороте — в феврале этого года. Я снова перевела взгляд на фотографию, пытаясь понять, что с ней не так. Вся атмосфера кадра в целом казалась застывшей декорацией к спектаклю — нарочито небрежной, но всё равно какой-то не живой.

Пробежав глазами статью под фото, я откинулась на спинку стула задумавшись. Содержание вполне себе соответствовало посредственной газетёнке с посредственными представлениями о сенсациях. А возможно, что новость об утонувшей девочке и была той единственной сенсацией для масштабов глубинки, где умудрилась затеряться деревушка под названием Оршинский Погост.

На тему произошедшей трагедии с журналистом общался один из местных жителей — мужчина средних лет, с ничем не привлекательной внешностью, явно страдающий с перепоя. Видимо, других кандидатов для интервью на тот момент поблизости обнаружить не удалось. В целом о трагедии мужчина говорил неохотно. «Ну да, девочку жалко. В проруби? Лёд на реках коварен. Что делала одна на реке? А кто же теперь разберёт»…

Но когда с лёгкой руки журналиста, наводящими вопросами подталкивающего собеседника в нужном направлении, речь зашла о сверхъестественном — мужчина явно оживился. Отвлёкся на историю тамошних мест, между делом припомнив пару случаев, сродни местным легендам-страшилкам. Тем самым статья отклонилась от первоначальной темы и явно ушла в мистический контекст.

Я взглянула на часы — два часа ночи. На что я трачу своё время? Гражданам с перепоя, согревающимся в зимнюю стужу не самым замысловатым способом, часто мерещится всякая чертовщина. Неужели Маша решила таким вот нехитрым образом посредством деревенского фольклора подкинуть мне тему для новой книги? Фантастика, как жанр — конечно, моя тема. Если быть точнее — я в своих книгах развенчиваю мифы о сверхъестественном. Просто в жизни, как показывает практика, всё гораздо банальнее — любое самое необъяснимое происшествие чаще всего имеет под собой вполне приземлённые человеческие мотивы — деньги. А чаще их отсутствие.

Захлопнув ноутбук, с лёгким чувством разочарования я отправилась спать.

Уснуть долго не получалось. Мысли то и дело возвращались к фотографии деревенской улицы с покосившейся дровницей, к голым чёрным ветвям, торчавшим из-под снега, точно костлявые руки…

Что же, пожалуй, не стоило пить кофе на ночь.

Глава 2

Проснулась я часов в девять. Солнечные лучи проникали в комнату сквозь лёгкие занавески, витиевато преломляясь в складках одеяла. Несмотря на начало октября, погода радовала. Какое-то время я понаблюдала за пылинками, танцующими в лучах света, затем, протянув руку к телефону и посмотрев на время, решила, что пора подниматься. Через час появится Нина — моя домработница, а у меня в раковине гора немытой посуды, да и в целом лёгкий творческий беспорядок налицо. Она и так-то обо мне, как о хозяйке, не самого высокого мнения — не стоит ей добавлять лишний повод для разочарований.

Нина — старых взглядов и считает, что женщина — это неизменная хранительница домашнего очага, собственноручно поддерживающая в этом самом очаге тепло и уют. И если с возложенными на неё функциями она не справляется — она какая-то неправильная женщина. Моё писательство Нина и вовсе считает блажью и каждый раз удивляется тому обстоятельству, что такая «работа» может приносить ещё и неплохой доход. Этот факт шёл вразрез с её устоявшимся мировоззрением. Полюбопытствовав и услышав сумму моего гонорара за книгу — Нина несколько дней пребывала в задумчивости. Но после, в разговоре, по крайней мере, оставила тему о женском предназначении. И вообще, в моменты, когда я удалялась в кабинет со словами «отправляюсь творить», — старалась производить в доме как можно меньше шума, видимо, боясь потревожить мою Музу.

Мой кабинет для Нины представлялся чем-то диковинным: вдоль стены стеллажи, заставленные книгами, вперемежку с предметами, собранными мной из рабочих поездок, куда я время от времени отправлялась в поисках новых сюжетов. Например, на полке лежал осколок камня, привезённого мной из поездки на Святовское озеро, где, как утверждали очевидцы, упал метеорит. Имея небольшой размер, около одиннадцати сантиметров, осколок весил не меньше кирпича. События той поездки легли в основу одной из первых моих книг, в которой разоблачалась местная ясновидящая, предсказывающая грядущий конец света. История была запутанная, прямо-таки детективная. В результате — ясновидящая в настоящее время отбывает срок в местах не столь отдалённых, так как выяснилось, что дар провидицы был лишь прикрытием, и на тот момент она уже имела за душой весомый багаж деяний, описанных в Уголовном кодексе всеобъемлющим термином — мошенничество. Да и камень, осколок которого занял своё почётное место на полке в моём кабинете, метеоритом, как выяснилось, не являлся. Тем не менее служил для меня ещё одним подтверждением того, что сверхъестественное в нашей жизни — имеет вполне логическое объяснение. Тем самым я скорее удалялась от ответа на вопрос, мучивший меня уже много лет, нежели приближалась к нему. И каждое разоблачение несло в себе определённую долю разочарования.

Рабочий стол в кабинете напрочь отсутствовал. В целом, местом моей работы являлась любая поверхность, способная вместить на себе ноутбук и чашку кофе. Чаще всего я работала за барной стойкой в кухне-гостиной на первом этаже дома, либо, устроившись в саду в тёплое время года. В общем, везде, где меня настигало вдохновение.

Центр кабинета же украшало дизайнерское кресло-реклайнер, больше подходящее для кабинета какого-нибудь практикующего психолога. По стене напротив, до самого потолка тянулись деревянные рейки — изюминка интерьера. В целом, полёт дизайнерской мысли был мне симпатичен. Тем более что для деревянных реек я нашла ещё и практическое применение: крепить к ним канцелярскими кнопками фотографии, вырезки из статей и прочие заметки, помогающие сфокусироваться на деле. Между заметками я протягивала цветные нити, стараясь восстановить хронологию событий и связать их воедино в попытке разгадать очередную тайну. Тем самым в некоторые моменты стена становилась похожей на настоящую карту сокровищ. И вот уже, когда весь материал был собран, а книга написана — я собирала свои сокровища в папку, подписывала её и отправляла на полку. И стена вновь становилась похожа на стену. А я начинала томиться, не зная, чем себя вновь занять.

Возле эркерного окна расположился диван и журнальный столик с кальяном. Не знаю точно, как должен выглядеть кабинет писателя, вполне вероятно, что я была недалека от истины… Нина же старалась лишний раз в кабинет не входить. Подозреваю, что обстановка в нём вызывала у неё противоречивые чувства, и в рамки её стандартных представлений он точно не вписывался. Я же чувствовала себя здесь вполне комфортно. Признаться, я и к увлечению-то своему всерьёз не относилась. По факту лишь облекая в слова собственные мысли, исправно приправленные определённой долей художественности. Парируя мои доводы, Маша утверждала, что у меня талант. Ну, пусть будет талант. Я, в общем-то, не против.

Загрузив посудомоечную машину, я пробежалась по дому, определив несколько разбросанных вещей на их законное место, и устроилась за ноутбуком с чашкой кофе. Как раз вовремя, потому что услышала, как открылась входная дверь, и через пару минут в гостиной появилась Нина.

— Доброе утро, — оторвавшись от монитора, бодро поприветствовала я.

Нина подозрительно обвела взглядом комнату, пытаясь обнаружить, в чём же подвох. Но взгляд мой был чист и невинен, а внешний вид намекал на прекрасное расположение духа, так что заподозрить меня в чём бы то ни было дурном, ни представлялось возможным.

— Ты сегодня рано, — приглядываясь ко мне, констатировала Нина.

— Не спалось. Решила немного поработать.

— Ага, — кивнула она и отправилась переодеваться в гостевую комнату, которую, работая у меня, считала как бы своей.

— Через полчаса я уеду, — крикнула я ей вдогонку. — Как там, кстати, твой ремонт?

— Краской воняет ужасно — пожаловалась она. — В подъезд выйти вообще невозможно — глаза режет. Пока лифт дождёшься, чуть сознание не теряешь.

Нина жила одна. Сын давно вырос, обзавёлся семьёй и переехал в другой город. Там ему предложили хорошую работу, и, в целом, жизнью он был доволен. К матери вместе с семьёй приезжал пару раз в год во время отпуска. И для неё это была настоящая радость. В остальное же время общались по скайпу. А Нина время от времени вздыхала о том, что внучки растут вдали от неё. В целом, будучи уверенной в благополучии сына, со своим одиночеством она, видимо, смирилась и тщательно избегала разговоров об этом. Да и привыкла, видимо, тоже.

У меня Нина работала уже третий год, с того самого момента, как я, собственно, и переехала в этот дом. Время от времени она, конечно, всё ещё пытается предпринимать попытки по благоустройству моего быта, но, признаться, без особого отклика с моей стороны.

— Давай я тебе завтрак что ли приготовлю, — предложила Нина, появляясь из комнаты. — Что ты с этим кофе в самом-то деле…

Она переоделась в домашнюю одежду, повязав поверху свой любимый накрахмаленный фартук. Эта её привычка неизменно меня умиляла.

— Позавтракаю где-нибудь в городе, — отмахнулась я и вновь повернулась к компьютеру.

Заметки, которые отправила Маша, особого впечатления на меня не произвели, но стоило кое-что проверить, прежде чем совсем распрощаться с этой идеей. Я отправила запрос знакомому менту, который в меру своих должностных способностей время от времени выручал меня информацией за несущественную, но регулярную прибавку к жалованию, что в значительной мере скрепляло наш взаимовыгодный союз. Излишним любопытством он не страдал, с вопросами не лез — по мне, так идеальный симбиоз в природе.

Дабы не тратить времени, я отправилась переодеваться и уже через двадцать минут шагала в сторону парковки по дорожке, вдоль которой раскинулся изумрудный газон с ровными рядами можжевельника. Завела мотор и, подумав, отправила-таки Маше сообщение о том, что направляюсь в редакцию. Мало ли, может, человек на работе работой занят, а тут я как снег на голову…

Глава 3

В редакции, как всегда, пахло кофе, беспрестанно раздавались телефонные звонки и звук клавиатуры, а сотрудники сновали туда-сюда, создавая впечатление очень занятых людей. Я же в душе порадовалась, что избавлена от обязанности сидеть целыми днями в душном офисе, перебирая скучные бумажки и глядя на мир сквозь прикрытые жалюзи на окнах.

Машин кабинет располагался в конце длинного коридора, по которому я в настоящий момент шла, с любопытством поглядывая по сторонам. Когда я уже была у цели, дверь слева резко распахнулась, и из неё в коридор шагнул парнишка, в руках его возвышалась целая кипа документов, так что заслоняла ему весь обзор. Пытаясь избежать неминуемого столкновения, я шагнула в сторону, но он, не заметив меня, повторил мой манёвр, и мы всё же столкнулись. От неожиданности он разжал руки, и бумажки закружились в воздухе, плавно опускаясь на пол.

— Извините, — сказал парнишка и принялся собирать разлетевшиеся во все стороны документы.

— Ничего страшного, — улыбнулась я и принялась ему помогать.

Занятый процессом, он на секунду поднял на меня глаза и замер.

— Ой, а я вас, кажется, знаю… — неуверенно произнёс он. — Вы ведь та самая, ну — смутился он, — сами с привидениями разбираетесь?

Ответить я не успела, потому что в этот момент рядом с нами появилась Маша.

— Почему же «сами»? Под чутким руководством лучшего друга и наставника в лице меня.

Она подхватила меня под руку и устремилась в кабинет, оставив растерянного парня продолжать собирать документы уже в одиночестве.

— Что, поклонники прохода не дают? — рассмеялась Маша, подходя к кофеварке и собирая нехитрые угощения.

— С твоей лёгкой руки, — парировала я, устраиваясь в кресле напротив.

— А чего не накрасилась? — взглянув на меня, спросила она.

— Лень было… — отмахнулась я. — Чего ты, в самом деле, меня никогда не видела, что ли?

Маша была красивой, целеустремлённой женщиной. Сколько я её помнила, она всегда была чем-то занята. Она одна из тех людей, у которых всегда есть план. План работы, план отпуска, да и вся жизнь — как чётко продуманная схема. Однажды она решила, что ей необходимо похудеть, и, тщательно изучив все варианты, разработала для себя некую стратегию, которой неукоснительно придерживалась. И конечно же своего добилась. В её подчинении находилась целая толпа народа, но будучи очень структурным человеком, ей удалось отладить работу коллектива до точности часового механизма. Признаться, я ей иногда даже немного завидовала, потому что собственным постоянством похвастать не могла. Единственной загадкой для меня в Маше — была её семейная жизнь. А точнее, её муж Валера. Познакомились они ещё на втором курсе института, встречались года три, а затем, как положено, поженились. Маше всё это время с блеском удавалось совмещать семейную жизнь и потихоньку строить карьеру: звёзд с неба не хватая, но целеустремлённо двигаясь в заданном направлении. «Терпение и труд — все перетрут» — это как раз про неё. Валера же был подающим надежды инженером-архитектором. Свою деятельность он начинал в достаточно крупной строительной компании, участвовал в подготовке небольших, но международных проектов. Даже дом, в котором они живут по сей день, являлся предметом его личной гордости. Он самолично создавал проект своего семейного гнёздышка. А затем что-то пошло не так. Строительная фирма, в которой он работал, завоёвывала все новые рынки, расширялась. Валеру стали приглашать за рубеж. Бесконечная череда новых знакомств, конференций, корпоративных праздников, обязательным атрибутом которых был алкоголь… Маша смотрела на всё это настороженно, но Валера уверял, что всё для него складывается самым что ни на есть лучшим образом — начальство за него горой. И в какой-то момент, ожидая закономерного повышения на работе, Валера столкнулся с суровой действительностью: на место ведущего инженера был назначен более молодой и менее известный коллега, предпочитающий выполнять свою непосредственную работу, вместо того, чтобы блистать в свете фотокамер на пресс-конференциях. Уязвлённая гордость не позволила Валере смериться с реальностью и остаться работать на прежнем месте, а нового, «соответствующего его статусу», так и не нашлось. В результате из прежней жизни остался лишь алкоголь да воспоминания о былых заслугах. История о том, как «подающий надежды» превратился в просто «поддающего». За последние десять лет дом, задуманный как семейное гнёздышко, потихоньку приходил в упадок, поддерживаемый исключительно силами Маши, потому как от одних только воспоминаний крыша сама не починится. У Маши уже давно была своя личная жизнь, но при этом разводиться она не собиралась, внешне сохраняя видимость благополучной семьи. При этом Валеру она никогда ни в чём не обвиняла, да и в целом разговоров по душам старалась избегать. А он старался её лишний раз не раздражать, где-то в душе догадываясь, что без неё ему вряд ли что-то светит. Так они и продолжали жить — вместе и врозь.

Подав мне чашку, Маша устроилась на соседнем кресле. А я взглянула на неё с напускным недовольством.

— Мы теперь деревенским фольклором будем заниматься?

— Ты на предмет Оршинского Погоста? — удивлённо вскинула она бровь, а я утвердительно кивнула. — Ну так, одна из моих обязанностей — вдохновлять тех, чей энтузиазм меркнет на глазах, — улыбнулась она. — Ты человек творческий, и рамки не для тебя, но! — подняла она палец вверх, обозначая значимость того, что собиралась произнести. — График публикаций никто не отменял, и нужно начинать потихоньку думать о новой книге.

— Я ещё и от старой-то не отошла, — насупившись, проворчала я.

— Нужно двигаться дальше. Книга, вышедшая в тираж — это уже прошлое.

Поспорить с данным утверждением было сложно, и я продолжила уже серьёзнее.

— Пока ничего особенного в материале я не обнаружила. Очень похоже, что пустышку тянем. Запрос Денису, конечно, отправила. Жду от него ответа.

— Вот и жди. Главное, что ты при деле, и зерно интереса в тебе уже начало прорастать.

Я скривилась, а она возразила.

— Не спорь даже. Я знаю этот взгляд. В интервью, конечно, всё намешано. И русалки, и леший, и прочие представители сказочной фауны… Но девочка, действительно погибла при странных обстоятельствах. Вдруг что-то где-то да выстрелит… К тому же места там красивые, с историей… Чего только стоит местное кладбище, которому уже за пятьсот лет перевалило…

— Погружение в атмосферу? — усмехнулась я. — С фантазией у меня так себе, ты же знаешь, — вяло попыталась я объяснить. — Пишу, так сказать, с оригинала, и здесь реквизит особо не поможет…

Окинув меня внимательным взглядом, Маша улыбнулась.

— Ну ведь всё равно ерундой маешься в четырёх стенах…

— Почему в четырёх? У меня прекрасный сад, я розарий развела…

— Похвально! — кивая в такт моим словам, подхватила Маша. — Но, давай так, скатаешься в эту Оршинскую «Тмутаракань» на недельку. На людей поглядишь, развеешься. Если в этом что-то есть — отлично, а если сенсации не выйдет — что ж, будем искать. Со сроками я тебя прикрою, если что…

На этом мы и решили. Допили не спеша кофе, болтая о том — о сём, после чего я и отправилась восвояси, с лёгким чувством того, что меня в очередной раз переиграли и, вот так вот незаметно, подтолкнули твёрдой рукой в нужном направлении. Н-да, над собственным даром аргументирования стоит, пожалуй, ещё поработать.

Подъезжая к дому, я получила СМС от Дениса.

«Всё, чем смог — у тебя на почте». И смайлик в виде поцелуйчика.

Денис, конечно, страшный выпендрежник, но, в целом, мне нравился. А главное, делал то, что от него требовалось, быстро и без лишних вопросов.

Тут же следом пришло сообщение и от Маши.

«Поезд завтра в 8:00. Электронный билет уже у тебя. Карта маршрута с пересадками — тоже. С жильём пока разбираюсь».

Собственно, времени у меня осталось только на то, чтобы собрать вещи в дорогу и постараться лечь спать пораньше. Утренние подъёмы никогда не были моей сильной стороной. Файлы, пересланные мне Денисом, я решила просмотреть уже в поезде. Всё равно в дороге занять себя особо нечем.

Я отправила Нине сообщение о том, что уезжаю в командировку, и попросила приглядеть за домом, предложив пожить у меня. Ремонт в её подъезде на общественных началах затянулся, и комфорта ей, явно не добавлял. А так и за розочками моими пригляд будет. Подумав, она согласилась. И со спокойной душой я отправилась собираться в поездку.

Глава 4

Утром, когда подъехало такси, я как раз допивала кофе. Чемодан и спортивная сумка с оборудованием стояли в коридоре. Я быстро накинула куртку и, подхватив вещи, вышла на улицу.

Было ещё совсем темно, небо затянуто тучами и противно моросил мелкий дождь.

— Вот и зима близко, — вздохнула я.

Город у нас небольшой, и дорога до вокзала много времени не заняла. Поднявшись в поезд, я отыскала своё купе и, разложив вещи, с удобствами устроилась на верхней полке с телефоном, решив, для начала, поискать информацию во всемирной всеобъемлющей сети.

В Википедии Оршинскому Погосту была посвящена совсем небольшая заметка. В качестве иллюстрации — фотография церквушки на вершине холма. Сама деревня расположилась в долине между высоких холмов, опоясанных горами повыше, образующих между собой практически сомкнутую чашу, разделённую на две половины протекающей посередине речкой «Узелка». Годом основания деревни считался 1508 год.

В других источниках мне удалось отыскать очерк о местной легенде. В неизвестный год летом на поселение обрушилась страшная засуха — пересохли источники, ручьи и колодцы. От речки остался лишь небольшой мутный ручеёк. Вслед за засухой пришла страшная неведомая болезнь. Люди умирали внезапно, целыми семьями. Оршинцы не успевали хоронить усопших по всем обычаям, пришлось вырыть на кладбище огромную могилу, в которую свозили всех умерших. Болезнь не отступала. Тогда люди собрались на сход под набат церковного колокола и сообща долго молились о спасении. В ответ на их молитвы в близлежащих лесах стали появляться озёра, о которых жители ранее и не знали. Мор прекратился с того момента, когда оршинцы стали пить воду из этих источников. День, когда было обнаружено первое озеро, с тех пор стали называть Обещанным. Покопавшись немного в интернете, я смогла обнаружить, что той страшной болезнью, покосившей бо́льшую часть населения, была эпидемия холеры.

Оршинцы на протяжении всей своей истории занимались по большей части земледелием и рыболовством. В 1760 году предприимчивый купец Демид Никитин выхлопотал в Оршинской волости указ на постройку завода по ковке чугуна. Завод был построен на излучине реки. Технический потенциал невелик: при плотине завода находились две деревянные молотовые фабрики, мельница, кузница, амбары и сараи для хранения железа и чугуна. Крестьяне Оршинской губернии к заводу были приписаны и должны были отрабатывать в кузнеце оброчные и подушные деньги. Получали же они на заводе такие мизерные зарплаты, что им недостаточно было даже на пропитание. Для приписных — это была настоящая каторга, поэтому волнения на заводе почти не прекращались. В 1774 году на заводе возник пожар. Впоследствии осталась только одна версия его возникновения — поджог. Лето выдалось жарким и засушливым, а день ветреным. И огонь, перескакивая с дома на дом, с улицы на улицу, в считаные минуты уничтожил целые районы в деревне. Люди вставали на пути огня с иконами, надеясь таким образом остановить пожар. Женщины, ребятишки, старики, домашняя живность собрались возле реки, спасаясь от огня. Но загорелась плотина на Оршинском пруду, и её прорвало. Огромный вал воды хлынул на жавшихся по берегам реки испуганных людей. Бог знает, сколько десятков или сотен жизней унесла вода. По реке плыли трупы скотины, людей, сундуки со скарбом…

Завод решили не восстанавливать. Народ стал разъезжаться. Те немногие, кто остался, потихоньку налаживали свой быт.

Также Оршинский Погост дважды страдал от наводнения. В мае 1874 года сильные снега, а затем и ливни переполнили Оршинскую плотину и затопили почти всю деревню. Вода смыла пожарную избу, повредила сливной мост и мукомольную мельницу. Несколько человек тогда пропали без вести. Второе наводнение пришлось на 1924 год. Тогда причиной стало резкое таяние снега. И снова прорвало плотину, и снова были разрушения и пострадавшие.

В настоящее время в деревне проживает около трёхсот человек. В основном старики. Почти вся молодёжь, окончившая школу, уезжает из Оршинского Погоста в соседние города в поисках лучшей жизни.

Покончив с исторической справкой, я перешла к файлам, пересланным мне Денисом. Мой дорогой друг расстарался, и среди документов, освещающих подробности произошедшей трагедии, мне удалось обнаружить даже копию протокола допроса родственников погибшей девочки.

Беда случилась в январе, перед Рождеством. Девочку в проруби в 5 часов 20 минут обнаружила местная жительница — Клавдия Ивановна Кузнецова, отправившаяся рано утром за водой. Водоколонка, единственная на всю деревню, перемёрзла, и прорубь на тот момент была единственным источником воды для всех немногочисленных жителей. О своей страшной находке в 5 часов 45 минут — Клавдия Ивановна сообщила председателю деревни, чей дом находился ближе всех к реке и откуда, собственно, и была вызвана полиция, приехавшая из районного центра только ближе к обеду. Всё это время страшная находка находилась в проруби на обозрении местных жителей, которые, поднятые страшным известием, стали стягиваться к месту трагедии. В их числе была и мать погибшей девочки — Сухорукова Анастасия Сергеевна. Сухой текст протокола едва ли мог передать ужас и горе, пережитые ею от увиденного. Только в этот же день врачами прибывшей скорой помощи она была отправлена в районную больницу. Свидетельские показания мать погибшей девочки смогла дать только спустя месяц после произошедшей трагедии, по выходу из больницы. На похоронах собственной дочери она не присутствовала. По факту произошедшего могла сообщить немного: после ужина семья отправилась спать, дочь — в своей комнате. Ночь прошла спокойно, без происшествий. Утром Анастасия Сергеевна проснулась в 7:00, разбуженная одним из соседей известием о том, что у проруби что-то произошло. Не став будить семью, Анастасия Сергеевна решила присоединиться к жителям, отправившимся к проруби, разузнать, что же всё-таки случилось. Тем страшнее стало для неё увиденное. Потому как вплоть до момента, когда она увидела собственную дочь, утонувшую в проруби, она была уверена, что та спокойно спит в своей кровати… Девочку похоронили на местном кладбище.

Исходя из заключения патологоанатома — насильственных следов на теле обнаружено не было. Причиной смерти стала — «асфиксия в результате синкопального утопления». В том, что произошёл несчастный случай, похоже, у следствия сомнений не возникло.

Я отложила телефон в сторону и стала смотреть в окно, за которым под ровное постукивание колёс сменялся пейзаж. Бесконечные поля и берёзовые перелески остались позади. Всё чаще за окном вдоль железнодорожных путей стали вырастать отвесные скалистые стены, покрытые высокими соснами, мерно покачивающими макушками крон, вторя ветру.

Я закрыла глаза. Узнавать о подробностях какого-либо происшествия — всегда как погружение под воду. Общее описание в протоколах, изучение деталей в экспертных заключениях, те нелогичные и в то же время такие закономерные действия, которые впоследствии совершали участники, пытаясь пережить случившееся — всё это я чутко впитывала в себя до тех пор, пока общая картина не начинала вырисовываться передо мной так, словно я наблюдала произошедшее со стороны. Каждый переживал боль по-своему. И когда трагедия, наконец, была пережита — это становилось отправной точкой для новой жизни. Я точно это знала. В моей собственной жизни несколько лет назад произошло событие, разделившее её на «до» и «после». Но жить благополучной новой жизнью мне не давал терзавший меня вопрос: а что если там, по ту сторону, тоже есть что-то «после»? С точки зрения рационального, я гнала от себя эти мысли. Но события, произошедшие в моей жизни в тот период, то, что мне удалось увидеть и почувствовать, не давали просто так отмахнуться и перестать об этом думать. И я стала искать подтверждение своим умозаключениям. Вот таким незамысловатым образом жизнь и подвела меня к тому, чем я занимаюсь сейчас: гоняюсь за сверхъестественным и пытаюсь разгадать его сущность, параллельно ища ответы на свои вопросы. Но каждый раз, пытаясь разобраться в неких мистических событиях и находя для них вполне рациональное объяснение, я всё больше ощущала разочарование. А ещё страх. Страх, что я так и не смогу найти ответы. Или их просто не существует, и жизнь лишь череда сумбурных событий, хитросплетение последствий принимаемых нами решений.

Так, я и пребывала в подвешенном состоянии, словно запертая в том далёком дне, ставшем переломным в моей жизни. Возможно, я однажды расскажу об этом. Но не сейчас. Не до тех пор, пока не найду доказательства или опровергну события тех дней окончательно, чтобы иметь возможность жить дальше.

Чуть позже позвонила Маша.

— В двадцати километрах от «Погоста» — есть турбаза. Сезон закончился, и они готовятся к закрытию, но контакты одной из жительниц деревни, подрабатывающей сдачей свободных комнат туристам, удалось выяснить, — сообщила она. — В СМС вышлю точный адрес и контакты хозяйки.

Отлично! Значит, вопрос с жильём решён. Осталось лишь определиться, как добраться до этого самого жилья… Если верить расписанию, поезд должен прибыть в пункт назначения на железнодорожную станцию в районном центре в 17:30. Оттуда до Оршинского погоста ещё 80 км. Теоретически с автовокзала каждый день, кроме воскресенья, отправляются автобусы, и если из-за сезонного спада туристов, расписание не изменилось, то я вполне успевала на шестичасовой рейс.

Глава 5

Поезд пришёл без опозданий. Вместе со мной на станции сошли человек семь. Подхватив сумки, я направилась к кассе автовокзала, располагавшейся здесь же, с обратной стороны здания железнодорожного вокзала. Купила билет и, уточнив у кассира расположение платформы, отправилась к месту посадки в автобус.

Под козырьком на скамейке автобусной остановки расположилась весьма бойкая на вид бабуля, расставив вокруг себя сумку на колёсиках, две битком набитые авоськи и корзинку, аккуратно прикрытую платком. Поодаль с краю платформы, спиной ко мне стояла девушка в серых джинсах и укороченном вязаном ярко-красном свитере, обнажавшем замысловатую татуировку на пояснице. В ушах у девушки были наушники, но почему-то у меня создалось впечатление, что музыки в них не звучало, и она воспользовалась ими лишь для того, чтобы отгородиться от окружающих.

Рядом с платформой находился единственный старенький автобус — выкрашенный в ярко-жёлтый цвет, с большими круглыми фарами, создающими ощущение комического удивления на его добродушной металлической мордахе. Водитель со скучающим видом курил рядом. Без пары минут до времени отправки он отбросил сигарету и, нехотя, направился на водительское место. Видимо, это должно было стать сигналом к посадке. Девушка первой поднялась в автобус и устроилась на одиночном месте, отвернувшись к окну, хотя, на мой взгляд, рассматривать там было особо нечего. Бабуля поднялась и начала определять свою поклажу в салоне автобуса. Пришлось ей немного помочь, иначе процесс грозил затянуться. Подавая ей корзину, я с удивлением обнаружила, что в корзине, вполне с комфортом, расположилась живая курица, с интересом поглядывавшая по сторонам из-под платка. Я устроилась в конце автобуса, пристроив вещи в багажной полке. Водитель завёл двигатель, и мы наконец-то тронулись.

Автобус, не спеша, пылил по извилистой просёлочной дороге вдоль раскинувшегося бора. Солнце клонилось к западу, мягко касаясь верхушек высоких сосен, играя бликами на траве. В городе осень воспринимается иначе. Острее. Здесь же, заглядывая в высокое голубое небо, испещрённое мелкими белыми облаками, казалось, что лето ещё продолжается.

Через полтора часа пути двигатель издал странное урчание, чихнул, и автобус остановился. Водитель, кряхтя, покинул кабину. Минут десять мы сидели в ожидании. Но ничего не происходило. Затем он вернулся на водительское место и, нажав кнопку на панели, открыл пассажирскую дверь, лаконично сообщив.

— Приехали.

Других объяснений не последовало, поэтому я решила уточнить, чего ждать от жизни.

— Совсем приехали?

— Похоже… — отозвался водитель. — Движок умер.

Со вздохом я поднялась, прикидывая, как лучше поступить с чемоданом и сумкой. Марш-бросок с вещами наперевес особого отклика в душе не вызывал.

Бабуля, тем временем, невозмутимо извлекла из складок юбки мобильный телефон и принялась кому-то звонить, явно не спеша покидать насиженное место.

— Алло! Андрюша! Ты меня слышишь? Автобус сломался. Нужно меня встретить. Куда ж я пойду? У меня ж сумки…

Неведомый Андрюша что-то ответил, и бабуля, успокоившись, стала смотреть в окно.

Девушка, сидевшая впереди, поднялась, молча перекинула через плечо единственный рюкзак и выпорхнула из автобуса, уверенно зашагав по дороге. Она не была похожа на местную жительницу, но, судя по всему, точно знала, что делает.

— Не подскажите, как добраться до Оршинского погоста? — обратилась я к водителю.

— А тут одна дорога. Иди, не сворачивая — не промахнёшься! — ответил он и добавил. — До утра других автобусов-то всё равно не предвидится.

Пока я доставала вещи, водитель позвонил диспетчеру и сообщил о поломке автобуса, после чего устроился в кресле, надвинул кепку на глаза и приготовился вздремнуть.

Определив спортивную сумку на плечо, я спустила по ступенькам чемодан, поставила его на колёсики, и, ещё раз вздохнув, устремилась в направлении деревни. Вдалеке ещё был виден силуэт девушки в ярком свитере, бодро шагающей по дороге, окружённой стеной из высоких сосен. Затем она скрылась за деревьями.

Я выбрала комфортный темп и, в такт чемодану, весело подпрыгивающему на кочках просёлочной дороги, зашагала вперёд. Вскоре за поворотом исчез из поля зрения и автобус. Казалось, что я осталась одна во всём мире. Ветер едва шевелил кроны деревьев, местами плотно смыкающихся между собой и образующих настоящий зелёный тоннель. Где-то в глубине леса можно было различить голос кукушки. В траве у дороги мелодично стрекотали цикады. А пряный запах лесных трав щекотал нос, окутывал и вынуждал глубже вдыхать, разливаясь по телу приятной лесной прохладой.

Где-то через час впереди раздался гул мотора, и вскоре из-за поворота показался трёхколёсный мотоцикл с коляской. Увидев меня, водитель сбросил скорость, а поравнявшись, и вовсе остановился, не глуша мотора. За рулём сидел парень лет двадцати. На нём были надеты старые рваные джинсы и куртка поверх голого торса. Каштановые волосы взъерошились от быстрой езды, потому что ехал он без шлема.

— Вы, наверное, с автобуса, который сломался? — с любопытством приглядываясь ко мне, спросил он.

Я кивнула и, в свою очередь, поинтересовалась.

— А вы, должно быть, Андрей?

— Откуда вы знаете? — вскинул он удивлённо брови.

— Ваша бабушка очень громко разговаривала по телефону, — улыбнулась я.

Парень улыбнулся в ответ.

— Она в обще-то глуховатая… Но, когда ей надо, иногда слышит получше других.

Подумав, он добавил.

— До деревни пешком отсюда ещё часа полтора. Бабулю погружу и на обратном пути постараюсь вас подхватить.

— Было бы здорово, — благодарно улыбнулась я.

Мотоцикл тронулся с места, и парень, ещё раз оглянувшись на меня, продолжил свой путь, а я свой.

Ещё через час стало темнеть, и лес уже не казался таким приветливым. Птичий гомон умолк. В кронах высоких сосен таинственно перешёптывался ветер. Из глубины леса повеяло промозглым холодом. В разлившейся тишине был слышен каждый шорох, каждый хруст сухой ветки. Звуки моих собственных шагов глухо и гулко поднимались над дорогой. Казалось, что из-за кустов, в черноте леса кто-то затаился и, не отрываясь, наблюдает за каждым моим движением.

Несмотря на сгущающуюся тьму, я передумала включать фонарик телефона. Дорога была достаточно неплохой, и покалечиться в темноте я не особо опасалась. К тому же глаза уже вполне привыкли ориентироваться без дополнительного освещения. Что же касается тревожного чувства, поднимавшегося где-то из глубин сознания — я достаточно быстро с ним справилась. Темнота страшит многих людей на улице, в подъезде, даже в собственной квартире… А уж ночной лес — это темнота в квадрате. Темнота и неизвестность. На зрение полагаться не приходится, и в человеке активируются иные органы чувств, например, слух. Соответственно, и восприятие леса меняется. А лес живой. Незнакомые звуки, тревожные шорохи, непривычные запахи… Позволив панике подступить — человек теряет контроль над собой, принимая на себя роль жертвы. С другой стороны, если представить себя охотником — ночной лес открывается совершенно с другой стороны. Тьма становится союзником, укрывая от посторонних глаз. Звук разносится далеко, и если слышать лес, он заранее сообщит об опасности хрустом ветки под мягкой крадущейся поступью, шелестом крыльев встревоженной чьим-то приближением птицы…

Признаться, я уже подустала идти, таща за собой чемодан. Остановилась и взглянула на часы. Прошло уже достаточно времени, чтобы доехать на мотоцикле до автобуса, погрузить бабулю с поклажей и двинуться в обратном направлении. Передохнув немного, я отправилась дальше.

Вскоре позади раздался знакомый гул мотора, и ещё через пару минут дорогу рядом со мной выхватил из темноты свет фар мотоцикла. Я притормозила у обочины и оглянулась. Мотоцикл остановился рядом. Бабуля, с видом царственной особы восседала в коляске и с интересом поглядывала на меня. Андрей помог мне уложить чемодан и сумку поверх багажника и сел за руль. Я устроилась позади него.

Езда на мотоцикле по лесной дороге, на мой вкус, не самое комфортное время препровождения, но, как говорится — лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

В какой-то момент бабуля не удержалась и спросила, обращаясь ко мне.

— А ты чьих будешь? Я в нашей деревне всех знаю…

Ветер от быстрой езды не способствовал продолжительному развитию беседы, поэтому я постаралась ответить как можно короче.

— Туристка.

Андрей с интересом прислушивался, но в разговор не вступал, сосредоточившись на дороге. Бабуля хотела ещё что-то спросить, но, едва открыв рот, поперхнулась залетевшей туда мошкой, закашлялась и благоразумно продолжила молчать остаток пути.

За очередным поворотом лес неожиданно кончился. Впереди явственно можно было различить огни деревни. Проехав указатель с еле различимой в темноте надписью: «Оршинский Погост», минут через пятнадцать мы уже ехали по центральной деревенской улице, вдоль ровного ряда деревянных домиков.

Андрей поинтересовался, где я планирую остановиться, и, услышав ответ, повернул в ближайший переулок. Немного пропетляв по тёмным улочкам, мы оказались где-то в конце деревни, на самой последней улице, и остановились у палисадника одного из домов, в окне которого тускло горел свет ночника. Всё вокруг тонуло в темноте. В окне мелькнула фигура, и пока Андрей помогал мне с вещами, из калитки показалась хозяйка, освещая себе дорогу неярким светом керосиновой лампы, которую она держала перед собой.

На вид ей было не больше пятидесяти. Поверх домашнего халата она накинула шаль и сейчас, зябко поддёрнув плечами, вышла нам навстречу. Маленькое пламя в лампе то и дело подрагивало, время от времени выхватывая из темноты неожиданные детали окружающих предметов. Тени витиевато ложились вокруг, задерживаясь в складках одежды и на лицах, придавая окружающему некий эффект нереальности происходящего, а затем расползались по углам и тонули в ночной темноте.

Хозяйка поздоровалась и помогла мне с чемоданом. От моего внимания не ускользнуло то, как бабуля отвернулась и поджала губы, проигнорировав приветствие. Я, подхватив сумку, поблагодарила Андрея за помощь, попрощалась и отправилась вслед за женщиной. Андрей мне помахал в ответ и через минуту скрылся в конце переулка.

Хозяйка — звали её Надежда Егоровна — проводила меня в дом. В сенях пахло деревом и сушёными травами. Вдоль стены стояла лавка, на ней оцинкованное ведро с прозрачной питьевой водой. Под потолком натянута бечёвка, с которой вдоль всей прихожей свисали букеты сухоцветов. Среди них я разглядела ромашку, чистотел и крапиву. Остальные были мне неведомы.

— Про то, что автобус сломался, мне соседка рассказала, — сообщила Надежда Егоровна. — Та слышала, как Андрей с бабкой по телефону разговаривал, — пояснила она, распахивая дверь в дом и пропуская меня вперёд.

Слева располагалась настоящая русская печь, справа — небольшой диванчик. Над ним старинные часы с гирями. Впереди окно, обрамленное белыми лёгкими занавесками. У окна стол, покрытый нарядной клеёнчатой скатертью, с небольшой вазой, с веточками рябины по центру. На полу ковровые дорожки. Чистенько и уютно.

Справа от кухни — спальня. В спальне — старомодный сервант. Справа от него панцирная кровать с деревянной спинкой, аккуратно застеленная свежим постельным бельём. Напротив — окно, сейчас задёрнуто плотными, мятного цвета шторами. Рядом с кроватью — тумбочка, на которой стоял поднос, заботливо прикрытый вышитой салфеткой.

— Располагайся, — предложила хозяйка. — На тумбочке перекусить тебе оставила, — кивнула она на поднос. — Завтра девятичасовым автобусом я уеду в город, и дом, как договаривались, будет в твоём полном распоряжении.

О жилье договаривалась Маша, и я была не в курсе подробностей. Но мысленно была благодарна подруге за то, что она освободила меня от обязанности 24 часа в сутки находиться под неусыпным взглядом посторонних глаз.

Я поблагодарила хозяйку и, пожелав ей спокойной ночи, с облегчением прикрыла за ней дверь в комнату. Ноги гудели от непривычно долгой ходьбы. Я подошла и заглянула под салфетку. Стакан молока и пара ломтей настоящего домашнего хлеба. Только сейчас я поняла, как на самом деле устала и проголодалась. С аппетитом поужинав, я наконец-то забралась под одеяло.

Я уже почти задремала, как в голове мелькнула непрошеная мысль: а куда делась девушка из автобуса? Несмотря на то что она вышла раньше меня и налегке, быстрее мотоцикла до деревни, всё же вряд ли могла добраться. Но и по пути она, совершенно точно, не попадалась. Возможно, в деревню есть другая, более короткая дорога, о которой ей было известно… Надо будет поинтересоваться у хозяйки при случае.

Глава 6

Было ещё темно, когда я резко открыла глаза, разбуженная криком петуха. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы сообразить, где нахожусь и откуда здесь вообще взялся петух. Протянула руку к телефону и взглянула на время — 6:32.

— Чтоб тебя! — простонала я и перевернулась на другой бок, закутавшись в одеяло.

Прислушавшись, я услышала лёгкий скрип половиц за стеной. Похоже, хозяйка уже встала. С обречённостью я констатировала, что досмотреть сон вряд ли удастся.

Включила ночник и нехотя поднялась с постели. Неразобранный чемодан и сумка стояли у двери. С вечера я удосужилась отыскать в вещах только пижаму, в которую и облачилась, отправляясь в постель.

Проходя мимо чемодана, я извлекла из его недр заранее купленную банку с растворимым кофе и отправилась в кухню-гостиную. Без кофе проснуться я физически не в состоянии, а надеяться на то, что где-нибудь в доме на полке заваляется дежурный кофе не вариант.

Надежда Егоровна пила чай за столом. Увидев меня, она вздрогнула, точно забыв о моём существовании. Я поздоровалась и уточнила, где можно умыться. Она проводила меня в сени, параллельно объясняя, где и что находится.

Удобства, по старинке располагались на улице, в конце огорода. Водоснабжения в доме не было. За водой приходилось ходить к единственной в деревне водоколонке, вооружившись вёдрами и коромыслом. Средневековье, ей-богу, какое-то…

— Также в огороде справа есть баня. Дрова в поленнице сбоку. Справишься? — с сомнением глядя на меня, спросила хозяйка.

— Постараюсь, — честно ответила я. — Если что, я вам позвоню. Можно?

— Конечно. Звони.

Ближе к восьми Надежда Егоровна засобиралась. Я проводила её до калитки и вернулась в дом. На стене мерно тикали часы.

В первую очередь я разобрала вещи по местам, а затем достала ноутбук и подключила его к интернету, воспользовавшись телефоном в качестве модема. Как ни странно, но мобильная связь была достаточно стабильной.

Пролистав свои заметки, я выписала имена и адреса интересующих меня людей и, допивая кофе, не спеша обдумывала план действий на сегодня. Стоило познакомиться с местными поближе, а заодно пополнить запасы еды в холодильнике. И деревенский магазин подходил для этих целей наилучшим образом. Деревушка крошечная, а у продавцов место бойкое — всё на виду.

При дневном свете деревня выглядела вполне себе приветливо. Дом, ставший моим вре́менным жилищем, был крайним сверху улицы. Справа от дома начинался крутой склон холма, на вершине которого угадывалась часть колокольни. Церквушка, к которой примыкала колокольня, расположилась в очень живописном месте: с одной стороны — в окружении подступающего хвойного леса, с другой — каменистый обрыв. Вся деревня с этой точки, должно быть, была как на ладони.

С этой стороны холм опоясывала река, которая тянулась вдоль всей деревенской улицы и терялась где-то за поворотом леса. Берег реки начинался метрах в двадцати от домов. Подойдя к краю и заглянув вниз, я смогла убедиться, что глубина его составляет три-четыре метра. По дну протекала речка, настолько обмелевшая, что едва ли местами доходила до пояса. При этом течение было достаточно сильным. На другом берегу небольшая песчаная кромка, за которой сразу же начинался лес. Суровая и неповторимая красота дикой природы, в уголке которой волею судьбы затесалась Богом забытая деревушка.

Слева от моего дома, за смежным деревянным забором, сплошной стеной стоял бурьян и заросли крапивы — соседний участок явно был нежилой. Дальше, вниз по улице, дома выглядели вполне обитаемо: свежевыкрашенные заборчики палисадников, простенькие, но ухоженные клумбочки, кое-где стояли деревянные лавочки.

Несмотря на полдень, улица была пуста, и никто из местных жителей по дороге мне не попался. Только чёрный кот, растянувшись на крыше дровницы, лениво проводил меня взглядом прищуренных глаз, когда я проходила мимо.

Внизу улица упиралась в проезжую дорогу, по которой мы вчера и приехали, свернув чуть раньше, в начале деревни. Слева, через реку раскинулся небольшой каменный мост в два арочных пролёта. Ближний пролёт сохранился хорошо, а вот дальний местами обрушился и был наскоро залатан дощатым настилом, дополнительно укреплённым деревянными опорами, уходившими прямо под воду и почерневшими от времени. Трактор по мосту прошёл бы вполне комфортно, а вот даже небольшой грузовичок уже вряд ли. По крайней мере, у меня деревянная конструкция особого доверия не вызывала.

Справа, вдоль дороги шла деревенская улица. Вдалеке, среди ровного ряда бревенчатых домов выделялось небольшое деревянное здание вытянутой формы, выкрашенное в весёленький голубой цвет. Подойдя ближе, я обнаружила выцветшую вывеску с лаконичной надписью: «Магазин». Рядом располагалась автобусная остановка.

Поднявшись по деревянным ступеням, я толкнула перед собой дверь и, казалось, разом перенеслась куда-то в эпоху Совка, ценная информация о котором была почерпнута мной ещё из старых советских фильмов. Старенький прилавок, весы с гирями, вместо даже самого простенького калькулятора — деревянные счёты. Слева от прилавка небольшой пластиковый стол — для любителей принять горячительные напитки, не отходя от кассы. Было немного душно. В углу жужжал вентилятор, шевеля липучие ленты-ловушки для мух, свисающие с потолка.

Колокольчик над дверью мелодично звякнул, и спустя пару минут из-за двери за прилавком появилась тучная женщина — продавец, равнодушно мазнувшая по мне взглядом.

Я поздоровалась и какое-то время ещё порассматривала ассортимент на полках.

— Подскажите, пожалуйста, а вареники у вас есть? — поинтересовалась я.

— Вам сколько надо? — вопросом на вопрос ответила продавец.

— Если вкусные, то побольше, — улыбнулась я.

Тон её смягчился, и она продолжила заметно приветливей.

— Вкусные. Сами в кулинарии делаем.

К вареникам я попросила ещё деревенской сметаны, немного овощей и разливного кваса. Производя чудны́е манипуляции с деревянными счетами, с интересом ко мне приглядываясь, продавец поинтересовалась, к кому я приехала. Так у нас и завязался разговор.

Я представилась туристкой, и Василиса (так звали продавца) с удовольствием рассказала, куда мне стоит сходить, какие есть в окру́ге достопримечательности и где самые красивые места. Также она предупредила меня, чтобы допоздна я по деревне особо не расхаживала, потому что «нет-нет, да из леса могут наведываться представители медвежьих».

— Лес-то вокруг не шуточный, — вздохнула она. — К Васильевым в начале года забрёл медведь-шатун. Прямо в стойле корову задрал. Кузьмич, глава семьи, в тот момент на заработках в городе был. Его жена Зинаида оставалась дома одна. Сидела, ни жива — ни мертва, запершись в доме, и слушала, как несчастная скотина дух испускает, да поделать было нечего. Вдоволь наевшись, медведь попытался остаток туши коровы с собой унести, да по дороге бросил.

— А что же соседи не помогли? — нахмурилась я.

— Да какие соседи?! — всплеснула руками Василиса. — Авдотья глухая на оба уха, да Василий — пьяница. Остальные дома на той улице уже лет пять, как пустуют.

— И часто у вас здесь такое бывает? — поинтересовалась я.

— Да, бывает… — вздохнула Василиса. — Но всё ж по глупости человеческой происходит, — уточнила она. — Вот и у Кузьмича тогда все руки не доходили забор починить, а дом на окраине деревни, по дороге к церковному кладбищу…

— Я читала про Погостское кладбище, — сообщила я, стараясь незаметно перейти на интересующую меня тему. — В Википедии написано, что кладбищу уже за пятьсот лет перевалило.

— Это да, — подтвердила Василиса. — Кладбище — местная достопримечательность. Туда часто с турбазы туристов привозят на экскурсию.

— А что, может, и привидения там водятся? — улыбнулась я.

— Может, и водятся. Местные-то языки много чего чешут, — заговорщицки подмигнула Василиса и перешла на шёпот. — Поговаривают, что в ночь перед Обещанным днём встают покойнички из своих могил и ходят по деревне, пить просят воды из источника. И если им воды не дать, с собой в могилу затаскивают. Василий наш рассказывал, что как-то вечером, возвращаясь домой, видел на окраине леса привидение. Ну он и дал дёру так, что только пятки сверкали. Да только Василию нашему с перепоя и не то может привидеться! — весело фыркнула Василиса и задорно засмеялась.

— А как к кладбищу пройти? — поинтересовалась я. — От дома, в котором я остановилась, вроде бы, дороги нет. Слишком крутой склон.

— С той стороны дороги и не было никогда. Это в обход надо. Через третью улицу, где водоколонка. Вот эта дорога-то аккурат до колокольни и ведёт как раз мимо кладбища.

Воспользовавшись разговорчивостью Василисы, я хотела расспросить её и о других местных байках, но в этот момент колокольчик за спиной мелодично звякнул, и, вздрогнув от неожиданности, я обернулась.

— Василисушка, душа моя, приветствую тебя!

Со столь высокопарным приветствием через порог шагнул мужчина лет шестидесяти. Высокий лоб подчёркивали коротко стриженные светлые волосы. От висков начиналась тонкая линия, переходящая в бородку а’ля Шон Коннери. Седина лишь придавала ему некий шарм, выгодно выделяя на лице голубые глаза. Одет он был весьма демократично — в серый вязаный свитер и светлые джинсы. На ногах белые кроссовки. В руках держал сумку-авоську, что несколько не соответствовало его образу, но в целом смотрелось очень мило. Я не могла не обратить внимание на то, как при виде его Василиса зарделась румянцем.

— Аркадий Эдуардович, — улыбнулась она. — Давненько вы к нам не заглядывали.

При нём Василиса как-то вся подтянулась и явно хотела ему нравиться. От её болтливости не осталось и следа. Я же скромно продолжала стоять в стороне, прикидывая, удастся ли мне вернуть Василису к интересующему меня разговору после его ухода, или же она умчится в мечтах к вожделенному объекту, напрочь потеряв ко мне интерес.

Аркадий Эдуардович заметил меня и вежливо поздоровался. Я кивнула в ответ. Затем он вновь обратился к Василисе.

— Работа, Василисушка, захватила, — изображая покаяние, ответил он. — А намедни Любовь Андреевна звонила. На днях должна пожаловать в гости, так сказать, проведать обустройство моего холостяцкого быта. Вот я и решил пополнить запасы холодильника, дабы не расстраивать её увиденным.

С одной стороны, манера общения Аркадия Эдуардовича явно диссонировала с его вполне современным внешним образом. В то же время, умело вворачивая замысловатые слова, держался он при этом естественно и уверенно. И, судя по реакции Василисы, это была для него привычная манера общения. Бывают и такие чудаки.

Видя, как Василиса «поплыла» в его присутствии, я как-то явно ощутила, что оказалась здесь третьей лишней, и мне не оставалось ничего другого, как подхватить пакет с покупками и, попрощавшись, ретироваться. Возможно, позже мне повезёт выудить из общительной продавщицы нужные сведения, но явно не сегодня.

По крайней мере, время я потратила не напрасно и смогла узнать, где живёт Василий, который, судя по всему, и был тем, кто мне нужен. Потому что, уж очень подозрительно подходил под описание того самого человека, который давал интервью журналисту об утонувшей девочке…

Глава 7

Вернувшись в дом, я включила электрический чайник и не спеша разобрала покупки. Устроившись за столом с чашкой чая, обдумывала дальнейшие шаги. Неплохо было бы пообщаться со здешним участковым. Уж кто-кто, а он-то должен быть в курсе событий. Да вот беда, вряд ли он захочет разговаривать со мной по душам, а для официального визита необходимо нечто посущественнее, чем врождённое обаяние. Так что пока придётся довольствоваться копиями из материалов следствия и живым общением с местными жителями. В этом плане, думаю, перспективнее начать с Василия. Возможно, в интервью он что-то упустил или удастся вытянуть из него то, на что поначалу он и вовсе не обратил внимание или никак не связал с происшествием. Даже если разговор ничего не даст, надеюсь, как минимум в моей копилке добавится пара мистических историй, которые я позднее смогу использовать в своих книгах.

На смартфон пришло сообщение от Дениса: «Информация помогла?»

«Пока не знаю. Но на безрыбье и рак рыба» — написала ему в ответ.

Перейдя в приложение мобильного банка, я ввела сумму и нажала «оплатить». Мой банковский счёт слегка уменьшился в пользу дорогого друга. Нужно же человека стимулировать на подвиги. Без добытой им информации я бы долго плутала впотьмах, а так бо́льшая часть наработок следователей у меня на руках, что здорово экономит время и даёт отправную точку в моих поисках истины.

Ещё через минуту, видимо, получив СМС о поступлении денег, Денис написал:

«Пока не за что. Попробую, конечно, ещё что-нибудь нарыть, но там, похоже, всё глухо. Никто особо не копался. Просто несчастный случай».

«Всё равно спасибо тебе» — ответила я.

На это Денис ничего ответить не пожелал, и я, решив не тратить время напрасно, отправилась к Василию.

Найти его особого труда не составило. Продавец в магазине дала достаточно подробное описание места расположения дома. Пройдя мимо водоколонки, я вышла на дорогу, тянущуюся вверх по склону. Пройдя по ней до конца, легко было выйти к колокольне — с этой стороны холм был более пологим.

Улица выглядела безлюдной. Из десяти домов, расположенных на ней, только три выглядели обжитыми. Остальные стояли с заколоченными ставнями, заросшие травой. Дом сверху улицы, по здешним меркам выглядел достаточно солидно: крыша покрыта гибкой черепицей, массивные ворота, новенький кованый забор. Видно было, что деньги сюда вкладывают регулярно. А откуда они у человека, имеющего репутацию местного алкоголика?

Второй дом выглядел скромнее, но вполне уютно. Незамысловатый деревянный заборчик, резные наличники на окнах, скамейка перед домом в окружении разросшихся кустов сирени. Справа от дома пристроен гараж из сруба. У ворот гаража немного небрежно брошен трёхколёсный мотоцикл с коляской.

Ещё один дом, на первый взгляд, можно было принять за заброшенный. Подъезд к воротам, которые не мешало бы покрасить, порос травой. Трава, переходя в заросли крапивы, тянулась вдоль всего покосившегося забора. Местами забор радовал заплатами из свежих досок. Значит, всё же кто-то проявлял о нём заботу. За забором, несмотря на разгул сорняков, вполне отчётливо угадывались обустроенные грядки. Дальше виднелась самодельная теплица, сколоченная из деревянных оконных рам. А откуда-то позади дома раздавался звук топора и тянуло запахом костра.

Почему-то я была уверена, что этот-то дом мне и нужен. Подходя ближе к калитке, я мысленно прикидывала, с чего лучше начать разговор. Вполне вероятно, что меня попросту выставят за порог, так как, по большому счёту, приставать к гражданам с расспросами я, конечно же, права не имела, но очень надеялась на своё обаяние и словоохотливость местных жителей.

Калитка была прикрыта, но не заперта. Осторожно заглянув внутрь, я громко позвала:

— Есть кто дома?

На мой зов никто не откликнулся, и я продолжала топтаться на месте. Войти на чужую территорию без приглашения, по моему мнению, не очень хорошая идея. К тому же двор вполне может охранять четвероногий друг человека, которому моё вторжение может не понравиться.

Я уже собиралась снова позвать хозяев, но в этот момент из глубины двора показался мужской силуэт. Седые растрёпанные волосы, старенький неопрятный свитер с вытянутым воротом, трико с заплатками в двух местах. Завершали образ резиновые галоши на босу ногу. Следом за мужчиной во дворе показалась собачонка неопределённой породы: семенила за хозяином след в след, ко мне особого интереса не проявляя. У мужчины я вызвала скорее недоумение. Он смотрел на меня с любопытством, явно прикидывая, каким ветром меня сюда занесло и что мне могло здесь понадобиться.

Я поздоровалась и спросила, здесь ли живёт Иванов Василий Игнатьевич. Мужчина крякнул и почесал за ухом. По отчеству, видимо, к нему давно не обращались, и ему понадобилось с полминуты, чтобы сообразить, о ком идёт речь. Наконец, он ответил:

— Ну, я Василий. Чем могу, так сказать?

Я представилась и поспешила ему изложить заранее заготовленную историю о том, что сюда приехала в отпуск, отдохнуть поближе к природе, и, так уж получилось, моим хобби является коллекционирование мистических историй и различных баек о сверхъестественном (что, в общем-то, было не так далеко от истины). А также, что в магазине мне посоветовали обратиться именно к нему, как к ведущему знатоку местных легенд и сказаний.

В процессе моего монолога брови у Василия поползли вверх, а глаза округлились. Но, так как говорила я вполне искренне и уловить в моих словах намёка на иронию ему не удалось, в целом, он мне поверил. И очень смутился: к нему по делу пришли, а он в галошах.

— Вы проходите, — пропуская меня во двор, предложил он.

Спохватившись, отставил грабли в сторону и немного суетливо и всё ещё растерянно, пошёл впереди, провожая меня к крыльцу. Возле двери, вспомнив о хороших манерах, он сделал шаг назад, пропуская меня вперёд, наступил на лапу собачонке, отчего та звонко возмутилась, шикнул на неё и, наконец-то, мы оказались в сенях.

Василий достал из-под деревянной лавки у стены тапочки и предложил их мне.

— Полы студёные. Ноги обморозите, — пояснил он.

Других тапок поблизости не оказалось — видимо, гости здесь были нечасто. Под потолком на бельевой верёвке были перекинуты шерстяные носки. Василий убрал галоши под лавку, надел носки, тщетно пытаясь скрыть от моего взгляда дырку в районе большого пальца правой ноги. Я сделала вид, что ничего не заметила.

Оказавшись на маленькой кухоньке, устроив меня за обеденным столом, хозяин подкинул в топку дров и водрузил на печку чайник. Пока он суетился, собирая на стол незамысловатые угощения, я ненавязчиво огляделась вокруг.

Бо́льшую часть пространства кухни занимала печка, судя по всему, служившая хозяину ещё и спальным местом. На окнах застиранные, поблёкшие занавески, старенькая потёртая скатерть на столе. Возле стола — пара деревянных табуреток, на поверку оказавшихся вполне добротными. На стене напротив кронштейн для телевизора, но самого телевизора в комнате видно не было. В углу рукомойник с оцинкованным ведром вместо раковины, рядом на гвоздике — полотенце. Сбоку старенький сервант, с аккуратно расставленной разномастной посудой. Отсутствие женской руки в доме ощущалось почти физически. Вроде бы и чистенько вокруг, но более чем скромная обстановка точно кричала изо всех углов о беспросветном, смиренном одиночестве. А ещё, почему-то, было ощущение, что человек, живущий здесь, словно привидение. И если однажды он не вернётся, стены дома этого и не заметят.

Точно гоня от себя непрошенные мысли, я сосредоточила взгляд на появившейся вазочке с абрикосовым вареньем. Василий тем временем разлил в чашки чай и устроился на табурете напротив, явно не зная, с чего начать разговор. Я решила прийти ему на помощь и спросила первая:

— Давно здесь живете?

— Да уж почитай седьмой десяток. Дом-то ещё родительский…

— Места здесь очень живописные. Наверное, и земля ценится? В город перебраться не хотели?

— Места-то действительно красивые, да только что ни год, то подтапливает. Плотина у нас неспокойная. Её ещё при царе Горохе строили. А новую сладить, денег, видишь ли, в казне нету. Так, подлатают немного, и на том спасибо.

— Да, я читала об этом в интернете. Кажется, последнее крупное наводнение было около ста лет назад, — немного покопавшись в памяти, добавила я.

— Меня тогда ещё на свете не было. Слыхал о том от родителей.

Василий потихоньку втягивался в беседу. Припомнил эпидемию холеры, о которой я и так уже знала из Википедии, и, конечно же, не мог не затронуть историю о легенде про Обещанный день. Так, постепенно, разговор перетёк на интересующую меня тему.

— А правда, что в ночь перед Обещанным днём в окру́ге появляются привидения? — улыбнувшись, спросила я.

Василий взглянул на меня, хитро прищурив один глаз, и, улыбнувшись, покачал головой.

— Ох уж эта Василиса… Всё б ей языком только мести!

Собравшись с мыслями, он продолжил:

— Хотите верьте, хотите нет, было это аккурат в прошлом ноябре. Подвернулась мне тогда халтурка — заменить ступени винтовой лестницы в колокольне. Батюшка Нестор решил на большие боголюбивые праздники в церьковь звонаря приглашать. А колокольня до того лет десять как заколоченной стояла. Ну и, знамо дело, прогнили ступени. Кабы звонарь тогда у нас, в первый и последний раз, не отзвонился бы…

Батюшка Нестор — человек божий, конечно… Только, видать, в ихней иерархии не в почёте — церьковь-то его шибко деньгами не балует. Потому он сам и подрядился мне в подмастерья. Вдвоём оно, конечно, сподручней, да всё равно не шибко быстро слаживается. Стали по срокам отставать, и Батюшка заторопился. Пришлось допоздна задерживаться, чтоб вовремя уложиться. Ну вот в тот день я и подзадержался, работу заканчивал. Когда вышел-то из церькви, уж стемнело совсем. Так-то у нас здесь тихо. Разве что медведи, да и те по осени-то сытые. Ну вот, значит, иду я по дороге, луна уже взошла, вокруг тихо так, снег поблёскивает. До хутора Кузьмича рукой уже подать было. Вдруг показалось мне, что справа, со стороны леса, между деревьями мелькнуло что-то. Остановился я. Да разве впотьмах что углядишь? Сосны чёрной стеной стоят. Да и до леса метров семьдесят… А зрение у меня — уж лет двадцать как очки выписали. Ну постоял я, постоял — решил закурить. Как на грех, ещё спички отсырели. Еле-еле папиросу рассмолил. Глаза-то поднимаю, а из лесу на меня оно надвигается. Всё белое, косматое. Руки ко мне тянет и жалобно так воет: Ууу-у-у-у…

Попытка изобразить привидение в исполнении Василия выглядела забавно, но я поспешила спрятать улыбку, сделав глоток из чашки. Не хотелось обижать рассказчика, тем более что ко всему сказанному он относился очень серьёзно.

— Сердце у меня тогда в пятки ушло, — продолжил рассказ Василий. — Ну, я и дал дёру. Не помню, как в доме оказался. Дверь за собой запер, для пущей надёжности ещё лавкой придвинул. Всё, думаю, конец мой пришёл. Наверное, надо было указать привидению, где источник с водой искать, а так, явится вот-вот по мою душу грешную… Целую ночь тогда просидел у двери, зуб на зуб не попадал, так челюсть-то клацала.

— А вы не пробовали потом на то место вернуться, осмотреть? — решилась я задать вопрос после повисшей паузы.

— Да как солнце-то взошло, бросился к Кузьмичу. Он ружьё взял, и мы к лесу-то и пошли. Только никого там уже не было. И следов никаких. Правда, к утру снег повалил… Так что если и были следы, всё прахом пошло.

Василий провёл ладонью по щеке и, словно сомневаясь, стоит ли говорить, продолжил:

— Там ещё кое-что было. Ничего у леса не обнаружив, я Кузьмича уговорил на кладбище следы поискать. Хоть тот и костерил меня на чём свет стоит и с выпивкой велел завязывать. Так вот, поднялись мы к кладбищу. Кузьмич-то мужик незлобный и основательный, все могилы со мной обошёл. Вот там-то, с краешку, мы её и приметили…

— Кого «её»? — не поняла я.

Василий пояснил:

— С самого краю кладбища, у ограды могилка неприметная — крест деревянный с опаленной. Как-то по осени на кладбище решили листву жечь: стаскали подальше к ограде и подожгли. Да, недоглядели. Огонь-то на крест и перекинулся. И, видать, не зря именно на тот крест! Мы с Кузьмичом ту могилу уж в последний момент, для очистки совести, так сказать, решили проверить. Смотрим, а земля-то на могилке рыхлая, свежекопанная. И вокруг следы хожены. К утру её снегом-то припорошило, но, если приглядеться, заметить можно. Вот в той могилке-то моё привидение и упокоилось, судя по всему.

— А вы не пробовали проверить? Ну, не знаю, раскопать могилу или сообщить об этом участковому? — поинтересовалась я.

— С Батюшкой мы решили об этом посоветоваться. Приведение ведь, так сказать, по ему вверенной территории по ночам разгуливает. Ну и пошли в церьковь, как есть, все ему рассказали. Он даже с нами на могилу ходил, чтоб своими глазами всё увидеть.

— И что было дальше?

— А ничего не было, — с досадой вздохнул Василий. — Батюшка, знамо дело, сказал, что глупости всё это, пустое. А если слухи по деревне поползут, от него паства отвернётся совсем. У нас на его богослужения и так-то желающих немного, а тут пол-тер-гейст (по слогам произнёс Василий) прямо-таки перед самым носом по святой земле расхаживает. Службу над могилой отслужил, молитвы для упокоения прочитал. На том всё и закончилось. С нас обещание клятвенное взял, что мы никому ни словечка не скажем. Я, конечно, поначалу не соглашался. Общественность ведь должна быть проинформирована о том, что вокруг творится. Да Батюшка с Кузьмичом уговорили. Я ещё тогда удивлялся, чего это Кузьмич его так поддерживает? Это уж после узнал, что Батюшка Кузьмичу на кладбище место под захоронение выделил, хотя там уже лет тридцать как никого не хоронят.

— Если вы обещали никому ничего не рассказывать, откуда же тогда продавец в магазине знает об этой истории? — уточнила я.

Василий вздохнул.

— Рассорились мы с Кузьмичом. Он, значит, меня за просто так уговорил молчать, а сам с Батюшкой обо всём за моей спиной договорился, место под захоронение выторговал. С одной стороны, вроде и не плохой мужик Кузьмич, а всё равно — пройдоха. Своего не упустит. Вот я в сердцах тогда в запой и ушёл. А что с пьяного-то спросу? Да и вообще, — неожиданно закончил свой рассказ Василий, — шила в мешке не утаишь.

Не зная, как он отреагирует, стараясь подбирать слова, я задала ему ещё один вопрос, волновавший меня:

— Вы сказали, что после того, как Батюшка прочитал над могилой молитву за упокой, чертовщина в деревне прекратилась. Но я слышала, что весной здесь произошёл несчастный случай. Кажется, утонула девочка. Это тоже как-то связано с мистикой?

Повисла пауза. Я испугалась, что Василий что-то заподозрит и решит, что обсуждать с посторонним человеком тему гибели ребёнка выходит за рамки досужих разговоров за чашкой чая, но по какой-то причине тема мистики вызывала в нём живой интерес, и, не усмотрев в моём любопытстве ничего странного, он, немного подумав, пояснил:

— Тут, видишь ли, в чём дело… История Погоста всегда была связана с водой. Ещё моя бабушка, царствие ей небесное, говаривала «вода — наше спасение и наше проклятье». Среди местных с давних времён ходит поверье, что эту местность охраняет Дух воды с головой прекрасной девы и с рыбьим хвостом вместо ног.

— Русалка, что ли? — уточнила я.

— Это образованные её русалкой кличут, а по-старому, по-простому — Дух воды. Говорят, и в тот год, когда холера здешние места захлестнула, только благодаря тому, что Дух смилостивился, появились ключи с чистой, незараженной водой.

— Я читала, что эпидемия пошла на убыль после того, как люди сообща молиться стали, — возразила я.

— Ага. Молились. Только вот кому? — усмехнулся Василий. — Дух-то ведь он не добрый и не злой. А тем сильнее становится, чем больше в него веришь. А ещё одних молитв-то маловато ему…

Василий многозначительно замолчал.

— Ему что же, жертвоприношения делали? — догадалась я.

— Свидетелей тому, конечно, уже не осталось, но от бабушки слышал, что Духа тогда пятью душами задобрили: на лодке к середине реки отвезли (река тогда глубокой была), да там и оставили.

— Это что же получается, пять человек отправили на верную смерть? — усомнилась я.

— Почему же отправили? — спокойно отозвался Василий. — Главное условие — жертва должна сама, добровольно пойти. Иначе Дух не примет.

— То есть люди добровольно шли на смерть?

— Тебе этого, может, и не понять… Но так издревле повелось. Было такое соглашение, что ли, с Духом: он защищает, а люди ему жертву взамен.

— Хорошо, — попыталась я переосмыслить услышанное. — А что насчёт наводнений? Деревню ведь несколько раз затапливало. Гибли люди. Почему же Дух не защитил?

— Ну, в поверье сказано, что раз в сто лет люди должны были добровольно приносить Духу воды жертву в определённый день. Этот день и прозвали Обещанным. А Дух взамен должен был избавить деревню от самого страшного напастья. Да только со временем всё поменялось. Жертвы Духу приносить давно перестали. С тех пор раз в сто лет и приключается какая-нибудь беда от воды. Видно, Дух всё не уймётся, — развёл руками Василий. — Ну а Обещанный день каждый год, 22 июля, отмечают как праздник. Только, что он на самом деле означает, никто уж и не вспомнит. Перевралось всё во времени.

— Допустим. А при чём здесь утонувшая девочка? — мне было не очень понятно, какое отношение гибель девочки имеет к мистическому существу по имени Дух воды. — Насколько мне известно, никакой природный катаклизм в этом районе за последние несколько лет не происходил и даже не предполагался. Соответственно, на жертвоприношение это не похоже. Да и вы сами сказали, что в прошлый раз Духу принесли жертву из пяти человек: «Дух пятью душами задобрили».

— Ну, я тоже об этом думал, — согласился со мной Василий. — Вот только, как ни крути, а выходит, что Алёнка, утонувшая девочка, сама к проруби пошла. Настя, её мать, уже после того, как всё случилось, как-то раз возле магазина расплакалась, и я слышал, как она причитала, что Алёнка, вроде как, того — сама на себя руки наложила. То есть сама утопла. И участковый говорил, что если б её утопили, на теле следы бы хоть какие остались.

— Постойте, вы считаете, что Алёна добровольно принесла себя в жертву Духу воды?

По лицу Василия было ясно, что именно так он и думал.

— Но зачем?

— Может, она какую сделку с Духом заключила… — выпалил Василий и сам удивился своему предположению.

— А так можно? То есть для себя лично что-то у Духа просить? — осторожно спросила я.

Василий задумался.

— Не знаю, — честно признался он. — Ничего такого бабушка мне не рассказывала вроде. Это я сам додумал.

Гадать на кофейной гуще и строить предположения, основываясь на старых деревенских байках, было не лучшей идеей, а фактов пока маловато. В том, что с Алёной произошёл несчастный случай, в полиции не сомневались. И всё вроде бы на это указывало. В этом Денис прав. Вот только мне не давал покоя вопрос: зачем девочка ночью отправилась к проруби? Пообщаться с участковым захотелось ещё больше, но пока я не знала, как это лучше реализовать. От Василия всё, что я могла, я уже узнала. Если местные легенды — действительно его конёк, то в части моего маленького расследования он мне не помощник.

Мы ещё немного поговорили на отдалённые темы, допили чай, и Василий проводил меня до калитки.

В целом моё гостевание не было совсем пустым времяпрепровождением. Василий явно остался доволен возможностью выговориться. Видно, нечасто ему удавалось найти собеседника. А простой человеческий разговор дорогого стоит. В свою очередь, его рассказ показался мне интересным. В то, о чём говорил, Василий искренне верил. Это чувствовалось. И над некоторыми его словами стоило поразмышлять.

Глава 8

Оказавшись на улице, я заглянула в телефон. За разговорами время пролетело незаметно, и, как оказалось, уже начало шестого вечера, а значит, скоро начнёт темнеть. Возвращаться в дом не хотелось, и я решила немного прогуляться до церкви. Тем более от дома Василия до туда совсем недалеко и много времени это не займёт.

Деревенская улица осталась позади. Дальше дорога шла вверх по каменистому холму, поросшему лишайником и вереском. Не спеша поднимаясь по склону, я размышляла, пытаясь упорядочить в голове полученные сведения.

В то, что в деревне уже много столетий подряд обитает некое зловещее существо по имени Дух воды, я, безусловно, не верила. Но местные байки у односельчан, конечно же, на слуху. Могла ли знать о них Алёна? Могла. Более того, возможно, даже верила в существование некоего мистического существа, готового в обмен на жертву оказать страждущему услугу. Возможно даже, что у Алёны была некая нужда, побудившая её, обратиться к этому существу. Но, во-первых, что это была за нужда такая, ведь в итоге конечный выгодоприобретатель оказывался в морге, а, во-вторых, как она планировала договариваться с Духом? Нет, эта версия критики не выдерживала. Скорее я поверю в то, что девочка покончила жизнь самоубийством. Мотивом могла послужить, к примеру, неразделённая любовь. А что, Алёне было двенадцать лет — половое созревание, все дела… В этом возрасте любовь самая бескомпромиссная, а боль — самая безысходная. Единственное, что смущает в этой версии — выбранный ею способ уйти из жизни. Ни тебе типичного вскрытия вен, ни даже удавки. Вместо максимально подручного способа она посреди ночи незаметно покидает дом, идёт через половину деревни к проруби. В этом плане в любой момент что-то могло пойти не так: могли хватиться родители, да и просто кто-нибудь мог заметить, как она шла по улице, и вернуть домой. Хотя, чёрт его знает, чем она руководствовалась. Возможно, этот план казался ей очень удачным. Точнее, не сам план, а его итог — быть обнаруженной среди снега и льда. Романтично. То есть, некое показательное самоубийство. Она хотела кому-то что-то доказать? Например: ты меня не любишь, но точно не забудешь! Возможно, в этой версии что-то есть, но стоит для начала проверить, был ли у Алёны объект обожания.

Занятая своими мыслями, я незаметно оказалась на вершине холма. С этой точки вся деревня казалась как на ладони. Панорамный вид захватывал дух: река, огибая деревню с двух сторон, вновь сходилась в том месте, где рассекался горный хребет, и стремилась вдаль, исчезая где-то за поворотом. Отсюда казалось, что лес, обволакивая собою холмы и обрамляя берег реки, уходил прямо в воду. В домах внизу потихоньку загорался свет в окнах, искажённый высотой, превращался в гирлянду огней. Нереальный, завораживающий пейзаж!

Дорога вела до самой церковной ограды, а дальше расходилась. Та, что справа, брусчатая, доходила до самых входных дверей. Двустворчатые, арочной формы, из массива тёмного дуба с хитросплетением кованых элементов, двери казались неприступными на фоне белоснежных каменных стен церкви. От развилки влево шла довольно широкая тропа, огибая апсиду — гранёный выступ полукруглой формы.

Подойдя и подёргав тяжёлую чугунную ручку в форме кольца, я смогла убедиться, что в это время двери церкви уже заперты. Свернув на каменистую тропу, я обогнула церковь и оказалась у входа старого кладбища, надпись над которым на старорусском гласила: «Грядёт час, в он же вси сущие во гребах, услышат Глас Сына Божия». Я толкнула калитку перед собой, ожидая скрипа петель, но она распахнулась абсолютно бесшумно, точно боясь нарушить покой местных обитателей. И от этого, почему-то, стало немного не по себе.

Я немного прогулялась среди могил. Потемневшие от времени каменные надгробья тесно прижимались друг к другу, вырастая прямо из земли. Сквозь поросший мох можно было угадать начертания имён усопших. Местами под надписями были выгравированы символы, видимо, означавшие ремесло, которым захороненные занимались при жизни: пинцет, ножницы, крест. Самая старая надпись на надгробье, которую мне удалось обнаружить, датировалась 1781 годом. На кладбище царило безмолвие, нарушаемое глухим шуршанием листвы под ногами. В сгущающихся сумерках атмосфера прямо-таки мистическая и загадочная.

В дальней части кладбища могилы выглядели куда проще, с надгробиями, преимущественно из дерева, потемневшего и растрескавшегося от времени. Двигаясь ближе к ограде, я наткнулась на неприметную могилу с покорёженным крестом. Могила располагалась с краю кладбища и терялась среди прочих захоронений, скрытая от глаз раскидистой кроной ольхи. Если бы я целенаправленно не искала именно её, скорее всего, просто бы пропустила.

Вокруг уже почти стемнело, и мне пришлось воспользоваться фонариком телефона. Некогда выбитая на кресте надпись стёрлась от времени, и прочесть её не представлялось возможным. Едва угадывались последние цифры даты захоронения: 18. 1918 год? Скорее всего. Земля вокруг могилы была твёрдой, почти окаменелой, что и неудивительно, раз с событий, описанных Василием, прошёл почти год. Единственное, я обратила внимание, что над могилой едва заметно возвышался холмик, поросший травой. Хотя остальные могилы были вровень с землёй, на которой я стояла.

Осмотрев могилу, в общем-то, на кладбище мне делать было больше нечего, и я, подсвечивая дорогу фонариком, стала пробираться к выходу. Почти добравшись до калитки, я услышала, как позади хрустнула ветка. В окружающей звенящей тишине звук был почти оглушающим. Я резко обернулась, направив в сторону, откуда, как мне показалось, раздался звук, свет фонарика. Яркий свет выхватил из темноты очертания надгробий. Остальное кладбище продолжало тонуть в темноте. Постояв так немного и прислушавшись, я представила себе, как, должно быть, глупо сейчас выгляжу. Подступавший к кладбищу со всех сторон лес даже ночью продолжал жить своей жизнью. Просто в темноте все звуки воспринимаются гораздо острее. Ещё немного оглядевшись, я продолжила свой путь до калитки. Оказавшись за чертой кладбища, несмотря на свои здравые размышления, я вздохнула с облегчением.

Обратная дорога заняла больше времени. Я старалась двигаться осторожно, боясь в темноте свернуть себе шею. Миновав деревенскую улицу и оказавшись за воротами во дворе дома, я погасила фонарик и, как оказалось, поторопилась. Подходя к крыльцу, в темноте с ходу впечаталась лбом в деревянную лестницу. Нелитературно выругавшись, снова включила фонарик. Лестница стояла под углом к дому, рядом с чердачным окном. Днём я попросту не обратила на неё внимание, а сейчас, находясь в темноте, в непривычной обстановке, стараясь двигаться ближе к стене дома, конечно же, не могла с ней не встретиться. Приложив усилия, мне удалось опустить лестницу и уложить её вдоль стены. Мне лестница без надобности, а ещё раз приложиться к ней головой желания не возникало.

Оказавшись в доме, я наскоро приготовила ужин и не спеша поужинала, не отрывая взгляда от монитора ноутбука. То, что природные катаклизмы происходили в деревне раз в сто лет, притянуто за уши. Так, согласно сведениям из Википедии, с 1508 года (основания поселения) по 1700 — ничего существенного не происходило. Правда, в официальных источниках нигде не был указан период, когда здесь буйствовала эпидемия холеры. В 1774 году произошёл пожар на заводе, в результате чего плотина загорелась и её прорвало. Дальше, в 1874 году, ровно через сто лет, действительно произошло наводнение, связанное с продолжительными ливнями в тот период, когда плотина переполнилась и её размыло. А вот следующее наводнение случилось уже через пятьдесят лет, в 1924 году. Логично предположить, что у местных жителей проблемы были связаны скорее с близостью расположения плотины, нежели под влиянием некоего злого духа.

Я помыла посуду, умылась и отправилась в постель, продолжая мониторить интернет, уже лёжа в кровати. Пролистала несколько социальных сетей, пытаясь найти следы регистрации Алёны в одной из них. В результате моя попытка увенчалась успехом — фотография Алёны смотрела на меня со страницы во ВКонтакте. Правда, аккаунт оказался закрытым и мне мало что удалось о ней узнать. С фотографии на меня мечтательно смотрело милое девичье личико с огромными карими глазами, губы застыли в полуулыбке. Дата последнего посещения страницы — шестое января этого года, то есть в день, а точнее, в ночь её смерти.

— Кому же ты писала, девочка? — произнесла я вслух, но мой вопрос застыл в воздухе.

Возможно, подсказка о том, что же произошло, крылась где-то в недрах её смартфона, и если бы мне повезло…

«Размечталась!» — мысленно остановила я полёт своей фантазии.

Тем не менее общения с родителями девочки мне не избежать, если я действительно хочу разобраться с тем, что произошло. Вот тогда и стоит поинтересоваться, где сейчас телефон Алёны. Но пока я эту встречу откладывала. Очень не хотелось бередить людям ещё незажившие раны. Поэтому я предпочитала ходить вокруг да около, по крупицам собирая информацию от посторонних людей.

Посидев в интернете ещё какое-то время, я почувствовала, как меня тянет в сон. Поставила телефон на зарядку, погасила ночник и поудобнее закуталась в одеяло.

Не знаю, сколько прошло времени, но сквозь сон мне показалось, что в кухне кто-то ходит. Я открыла глаза и немного полежала в темноте прислушиваясь. Всё тихо. Должно быть, приснилось.

Но через минуту шаги раздались вновь. Я слышала их довольно отчётливо. Вот скрипнула половица. Не включая свет, я протянула руку к телефону и взглянула на дисплей: два часа ночи. Выходит, спала я не больше получаса. Осторожно поднявшись с постели, стараясь производить как можно меньше шума, я, вооружившись массивной вазой, пробралась к двери и замерла. Шаги стихли.

Решив, что лучшая защита — это нападение, я резко распахнула дверь и щёлкнула выключателем. Кухню залил яркий свет, на мгновение меня ослепив. Оглядевшись, с досадой, я могла констатировать, что кухня была совершенно пуста. Чтобы в этом убедиться, я прошла по всему дому, по дороге включая свет и заглядывая в каждый угол. Выйдя в сени, для надёжности подёргала входную дверь — заперто. При включенном свете ночное приключение казалось всего лишь плодом разыгравшейся фантазии. Дом старый, половицы могут скрипеть и сами по себе — попыталась я найти логическое объяснение происходящему. Постояв ещё немного посреди кухни, я погасила свет и вернулась в постель.

В доме царила тишина. Прислушиваясь к тиканью настенных часов, я, сама не заметив как, начала погружаться в сон. По-моему, мне даже снилось что-то. Но вдруг за стеной вновь раздались шаги. Я резко открыла глаза. В кухне явно кто-то был: двигался аккуратно, то и дело замирая и, как и я, прислушивался к тишине дома.

Уже второй раз за ночь я бесшумно поднялась с постели, прихватив по дороге знакомую вазу, и вновь замерла перед дверью. Шаги стихли, но на смену им, прислушавшись, я смогла различить еле внятное бормотание. Словно кто-то очень тихо и быстро читал молитву. С громким криком типа «Эге — гей!» я распахнула дверь и включила свет. Кто-то над головой вскрикнул и побежал, уже не таясь. Наконец, до меня дошло, что звук шёл откуда-то сверху, а вовсе не с кухни, как мне показалось вначале. Я бросилась в сени, на ходу пытаясь всунуть ноги в стоявшие у дверей тапки. В этот момент со стороны улицы раздался жуткий грохот. Кто-то охнул, а затем я услышала звук удаляющихся шагов. Кто-то бежал по двору, то и дело натыкаясь в темноте на стоя́щие по пути предметы. Наконец-то справившись с замком, я выскочила во двор, но он был уже пуст. Только распахнутая настежь калитка тихо поскрипывала ржавыми петлями. Преследовать кого-то в темноте — вряд ли хорошая идея, а возвращаться в дом за фонариком — значит потерять драгоценное время.

Я заперла калитку и вернулась в дом. Проходя мимо часов, висевших на стене, обратила внимание на время — четыре часа утра. Вот чёрт! Пристроив вазу на место, я вновь улеглась в постель. Думаю, на этом ночные приключения закончились. Тот, кто находился всё это время на чердаке, сбежал и вряд ли сегодня уже вернётся. А ещё, теперь я знала точно, это был вполне себе живой человек. Только вот мужчина или женщина мне разглядеть не удалось. Бог с ним! Сейчас главное — выспаться, а место происшествия я осмотрю при свете дня. На этой позитивной мысли я и заснула.

Глава 9

Я вздрогнула и резко открыла глаза, разбуженная воплем петуха откуда-то со стороны улицы. Затуманенный сном мозг отказывался понимать, что происходит, и мне понадобилось не меньше нескольких минут, чтобы припомнить, где я нахожусь. Громко застонав, я натянула подушку на голову и повернулась на другой бок. Пернатое чудовище продолжало голосить во всё горло. Мысленно пожелав ему провалиться сквозь землю, я попыталась считать овец, то и дело сбиваясь от петушиного вопля, достававшего меня даже сквозь подушку, набитую перьями его сородичей.

Поняв, что уснуть уже не удастся, невыспавшаяся и несчастная, я встала и побрела в кухню, на ходу включив электрический чайник. Приготовила крепкий растворимый кофе и с чашкой устроилась за столом, бессмысленно уставившись в стену напротив.

В этом положении меня и застал звонок Дениса.

— Тебе-то что не спится?! — проворчала я и свайпнула по значку «ответить». — Алло?

— Как дела у сельского Пуаро? — вместо приветствия, хохотнув, произнёс Денис.

Я его хорошее настроение не разделяла, поэтому огрызнулась:

— Какие дела могут быть в семь утра? Перезвони лучше к обеду.

— Не злись, — миролюбиво продолжил Денис. — Есть новости по твоему делу, вот и спешу тебя обрадовать.

Известие о том, что Денису что-то удалось раскопать, пересилило во мне желание немедленно отключить телефон.

— Что за новости? — оживилась я, хотя ещё полминуты назад собиралась послать его к чёрту.

— Ну, зная тебя, я предположил, что тебе это покажется интересным…

— Не томи уже! — не выдержала я.

— Разговаривать с тобой по утрам — одно удовольствие, — хохотнул Денис, но посерьёзнев продолжил:

— В морге городской больницы районного центра работает родственник одного моего знакомого. И, ты не поверишь, этот самый родственник как раз и производил вскрытие Алёны Сухоруковой.

Я ахнула, а Денис продолжил:

— Так вот, зная, что тебя интересует всё, что связано с этим делом, я договорился о вашей встрече. Сегодня в пять часов вечера, после работы этот самый родственник готов с тобой пообщаться. Точный адрес и его Ф. И. О. отправлю чуть позже.

Денис замолчал, а я, не сдержав эмоций, выпалила:

— Господи, я тебя обожаю!

— Да ладно уж… Что уж там… — наигранно заскромничал Денис. — А что это ты, в самом деле, в такую рань уже на ногах? — додумался спросить он.

— Да так… Ночью Барабашку гоняла, — решила отболтаться я.

В телефоне повисла тишина.

— Что случилось? — мгновенно посерьёзнев, требовательно спросил Денис.

Вкратце я пересказала ему события этой ночи.

— Хочешь, я приеду? — задал он вопрос.

Тщательно подбирая слова, я ответила:

— Пока не вижу необходимости. Хотели бы что-то со мной сделать — шанс у них был.

Подобный трудовой порыв человека, конечно, вызывал слёзы умиления, но, объективно, крайней необходимости в присутствии Дениса не было. Тот, кто сбега́л от меня ночью, испугался, по-моему, даже больше, чем я. К тому же находиться с ним в одном доме двадцать четыре часа в сутки, в мои планы не входило. Умные люди говорят, что между мужчиной и женщиной дружбы быть не может, так что не будем искушать судьбу.

— Как знаешь… — ответил Денис. — Если что, зови. И, пожалуйста, будь поосторожней.

Клятвенно заверив его в том, что я — само благоразумие, мы, наконец, попрощались. В голосе Дениса явно читалось недоверие. Ну, да бог с ним! Переживёт.

Приведя себя в порядок, я отправилась во двор осматривать место ночных приключений. Чердачное окно было распахнуто настежь. Чуть дальше, по дороге до калитки, валялся перевёрнутый оцинкованный бак, недалеко — погнутая крышка от него. Должно быть, вернувшись вечером домой и прибрав в сторону лестницу, я отрезала путь к отступлению тому, кто в тот момент находился на чердаке. И ему не оставалось ничего другого, как спускаться с чердака, рассчитывая лишь на свои силы и удачу. Даже если человек полностью повис на руках, держась за чердачное окно, до земли оставалось ещё довольно высоко. И, спрыгивая, прямиком человек угодил в стоявший у стены бак, опрокинув который, при этом погнул металлическую крышку. Этим вполне можно объяснить грохот, раздавшийся на улице. Тем не менее ему удалось сбежать, значит, сильных повреждений человек не получил. Вопрос в том, как долго он находился на чердаке.

Честно говоря, уходя из дома днём, внимания на лестницу я не обратила: находилась ли она у чердачного окна или её туда переместили уже позже, в моё отсутствие. Однозначно можно утверждать лишь то, что в момент моего возвращения, в доме я уже была не одна.

Что могло понадобиться человеку на чердаке? Искал золото-бриллианты? Будь в доме сокровища — вряд ли хозяйка сдавала бы его в аренду любому, дозвонившемуся ей по телефону. Возможно, она не знала о сокровищах или человек искал что-то другое? Похоже, придётся лезть на чердак. Быть может, тогда прояснится, чем там занимался ночной гость.

Я приставила лестницу к стене дома и, поднявшись наверх, ловко перемахнула на чердак. Здесь царил полумрак. Вдоль стен была наставлена какая-то рухлядь, которой, судя по слою пыли, не пользовались уже лет сто. Пыль покрывала и пол, за исключением центра чердака. Присев на корточки и приглядевшись, я смогла убедиться, что здесь было здорово натоптано. Точно человек петлял по полу, словно заяц. Попытавшись по следам на полу повторить путь человека, скрывавшегося здесь, я оказалась в углу чердака. Здесь следы обрывались, а возле стены была расстелена какая-то тряпка, на поверку оказавшаяся стареньким покрывалом. Такое ощущение, что человек отсиживался в этом углу. Ждал, пока я засну, чтобы приступить к своим поискам? Или попросту следил за мной? Вряд ли его присутствие в доме имеет ко мне прямое отношение. Во-первых, ничего серьёзного в своём расследовании я накопать пока не успела, а тем более перейти кому-то дорогу. Во-вторых, если бы следили за мной, старались бы производить как можно меньше шума. Этот же, выждав, когда я засну, принимался бродить по чердаку, топая, как слон.

К тому же как объяснить бормотание, которое я слышала, точно человек молился здесь вполголоса? Может быть, сегодня ночью кто-то пытался произвести здесь некий ритуал, вызвать того же Духа воды? Почему тогда выбрали именно этот дом? Нет. На магический ритуал это, всё же, мало похоже: ни свечей тебе, ни пентаграмм, начертанных на полу. Остановимся на версии, что здесь что-то искали. Причём не очень умело. И, скорее всего, ко мне и к моему расследованию это событие отношения не имеет. Вопрос в том, стоит ли сообщать хозяйке? Возможно, о ночном госте ей известно куда больше.

Покинув чердак, я прикрыла за собой створки и, оказавшись во дворе, определила лестницу в сарай, от греха подальше.

Тем не менее, решив перестраховаться, я вернулась в дом и, немного порывшись в сумке с оборудованием, являвшимся моим неизменным спутником во всех поездках, извлекла из её недр портативную камеру-фотоловушку. Камера начинала записывать при срабатывании датчика движения. Преимущественно ею пользуются охотники, чтобы сутками не сидеть в засаде, а достаточно оперативно определить, сколько и какие животные пользуются лесной тропой. Думаю, что и в охоте на Барабашку — вещь незаменимая. К тому же камера через интернет поддерживает связь со смартфоном, и о том, что на территорию проник незваный гость, я узнаю довольно быстро.

Заправив камеру батарейками, я установила её в укромном месте, позволявшем охватить большую территорию двора, включая крыльцо дома и подступы к чердаку. Для надёжности замаскировала фотоловушку в пожухлой листве банного веника, оставленного хозяйкой висеть на гвоздике на бревенчатой стене сарая. Теперь оставалось только терпеливо ждать.

Встреча, о которой договорился Денис, была назначена на пять часов. Не худо было бы определиться, каким образом я буду добираться до райцентра. Впрочем, с этим особых проблем не было, автобусы ходили в течение дня довольно регулярно, и, отправившись в город трёхчасовым рейсом, у меня будет ещё целый час в запасе. А вот до Оршинского погоста последний автобус отправлялся со станции в шесть часов вечера. Соответственно, задержись я немного на встрече, и на автобус уже наверняка не успею. Как вариант, назад можно будет вернуться на такси, либо заночевать в городе. Ладно, будем решать проблемы по ходу их появления.

Забронировав через интернет билеты на трёхчасовой и последний рейс, я, не придумав ничего лучше, отправилась досыпать. Беспокойная ночь давала о себе знать — голова болела нещадно. Тем более что времени до отправки у меня было ещё предостаточно.

Проснулась я около часа дня, за пятнадцать минут до сигнала будильника. Мой дорогой друг не подвёл, и в телефоне уже висело непрочитанное сообщение с адресом места встречи и именем судмедэксперта: Валентин Константинович. Встреча же должна была состояться в столовой, расположенной недалеко от городской больницы.

Приведя себя в порядок и пообедав (в моём случае, скорее позавтракав), я, не спеша, оделась, подхватила сумку и вышла из дома. Заперев входную дверь, я направилась к калитке, распахнув которую едва не налетела на мужчину. Одет он был сегодня иначе, но узнать его труда не составило — это был тот самый объект сердечной привязанности Василисы, продавца местного магазина.

Мужчина с испугом шарахнулся от меня, но быстро взяв себя в руки, выдавил на лице некое подобие дружелюбной улыбки.

— Здравствуйте, — немного заискивающе поздоровался он. — А я вот совершал утренний променад и думаю: дай-ка к Надежде загляну, поприветствую.

Честно говоря, слова его выглядели неубедительно. Скорее он производил впечатление человека, пойманного за подглядыванием в замочную скважину.

— Надежда Егоровна в город уехала пару дней назад, — пояснила я, внимательно к нему приглядываясь.

Под моим взглядом ему было явно неуютно, и, пробормотав что-то типа: «Очень жаль, приношу свои извинения за доставленное неудобство», — он поспешил откланяться.

— Ничего страшного, — ответила я и проводила его взглядом, когда он направился дальше вниз по улице.

Поворачивая в переулок, он обернулся и, заметив, что я на него смотрю, как-то нервно хихикнув, помахал мне рукой. Выглядел при этом полным придурком. Такое поведение как-то уж совсем диссонировало с впечатлением о статном взрослом мужчине с аристократическими закидонами, которое он произвёл при первой нашей встрече.

— К чему бы это? — вслух подумала я.

В ответ на свой же вопрос пожала плечами и, заперев калитку, отправилась к автобусной остановке.

До города я добралась без приключений. Пока автобус пылил по просёлочной дороге, я то и дело мысленно возвращалась к неожиданной встрече возле дома. Помнится, Василиса обращалась к моему нечаянному знакомцу — Аркадий Эдуардович. Так вот, меня не покидало чувство, что Аркадий Эдуардович нарезал круги возле дома неспроста. В то, что он просто зашёл поздороваться с хозяйкой, проходя мимо, упорно не верилось. Уж слишком плутоватый вид был у него в тот момент.

Скорее всего, встреча со мной явилась для него полной неожиданностью. Вряд ли он мог знать, что я снимаю здесь дом. А вот был ли в курсе, что хозяйка уехала — под вопросом. Будь он уверен, что в доме кто-то есть, вёл бы себя так опрометчиво? Если же Аркадий Эдуардович предполагал, что дом пустует, тем более его интерес вызывал вопросы. Что ему делать возле запертого чужого дома? Не мог ли его интерес быть как-то связан с ночным Барабашкой? В то, что Барабашкой был непосредственно сам Аркадий Эдуардович, как-то не верилось: спортивным телосложением он похвастать явно не мог, да и возраст, скорее всего, дал бы о себе знать. Ночной же гость действовал достаточно резво. Чтобы покинуть чердак, ему хватило той небольшой заминки, которая произошла у меня с дверным замком.

Возможно, Аркадий Эдуардович проявлял интерес к чердаку по собственной инициативе и как раз обдумывал возможность проникновения на территорию чужой собственности… Чем же так притягивает граждан мой чердак?! А точнее, чердак Надежды Егоровны. Обследовав каждый сантиметр, я пришла к выводу, что абсолютно ничего интересного там нет. Может быть, я что-то упустила? Или ночной Барабашка, спешно меня покидая, всё же что-то с собой прихватил?

Как ни крути, а личностью Аркадия Эдуардовича стоило поинтересоваться. Я быстро набрала в телефоне сообщение и отправила дорогому другу. Нечего ему штаны просиживать, пусть лучше делом займётся.

В город я приехала за час до назначенной встречи. Поинтересовавшись у местных, как добраться до городской больницы, я отправилась туда пешком, решив, что прогулка пойдёт мне на пользу, тем более что в маленьких городках, наподобие этого, всё располагалось относительно недалеко.

По дороге мне позвонила Маша.

— Как дела? — поинтересовалась она, явно имея в виду, смогла ли я углядеть в Оршинском Погосте нечто, что могло бы лечь в основу новой книги.

— Секретов у местных граждан хоть отбавляй, но чего-то существенного пока не нашла, — не вдаваясь в подробности, туманно ответила я.

— Ну, раз возвращаться пока не планируешь, значит, что-то нащупала.

Даже по телефону я почувствовала, как Маша улыбнулась. В отместку за её прозорливость, из вредности я решила её озадачить.

— Скажи-ка мне, Мария, а можешь ли ты, воспользовавшись своим должностным положением, организовать для меня встречу с местным участковым? Может, завалялись какие связи? Иначе, чувствую, придётся мне здесь Новый год встречать.

— А что твой мент? — вопросом на вопрос ответила Маша.

— У мента основная работа есть, на которую, с моими запросами, скоро уже времени совсем не останется, — обидевшись за Дениса, ответила я. — К тому же должность он занимает среднестатистическую. Откуда у него такие возможности?

— Ладно, попробую что-нибудь узнать. Позже перезвоню, — вздохнула Маша и отключилась.

Странные всё-таки существа женщины… Ещё полчаса назад я, без зазрения совести озадачила Дениса очередной просьбой раздобыть всю подноготную об Аркадии Эдуардовиче, но стоило только Маше намекнуть на то, что стоит привлекать его чуть активнее, как я, тут же, встала на его защиту.

Занятая своими мыслями, я, не спеша, добралась до здания городской больницы. Напротив, через проезжую часть, красовалась поблёкшая вывеска столовой с незамысловатым названием «Вкусняшкино». Несмотря на то что до места встречи шла я пешком, всё равно добралась на пятнадцать минут раньше. Вошла в столовую и, заказав кофе, устроилась за столиком ближе к окну, с интересом поглядывая на улицу.

Ничего интересного за окном не происходило. Прохожих, и тех — было немного. Поэтому на грузного мужчину, направляющегося в сторону столовой, внимание я обратила почти сразу.

Войдя в столовую, едва мазнув по мне взглядом, он направился к кассе.

— Мне, как всегда, пожалуйста, — произнёс мужчина.

Пока продавец собирала заказ, я, пользуясь тем, что он стоит ко мне спиной, незаметно его рассматривала. Высокий, грузного телосложения. Одет он был в чёрный вязаный свитер с высоким воротником, светло-серый старомодный плащ, который делал его фигуру какой-то бесформенной, тёмно-синие джинсы, чёрные ботинки с закруглёнными носами. Волосы, скорее, русые, с рыжеватым оттенком, заметно отросли, и, по-хорошему, посетить парикмахера следовало бы ещё недели три назад. Рассчитываясь на кассе, он ни разу не улыбнулся продавцу, только в конце буркнул «спасибо».

Потеряв к нему интерес, я вновь отвернулась к окну. Тем неожиданней для меня стало то, что уже в следующий момент он возник возле моего столика.

— Это вы хотели со мной поговорить? — продолжая стоять, спросил он без особого интереса.

— Вы Валентин Константинович? — немного растерявшись, уточнила я.

В ответ он утвердительно кивнул и, отодвинув стул, сел напротив.

— Не успел пообедать, — ставя на стол тарелку с беляшом и стакан компота, пояснил он. — Вы не против?

— Нет. Пожалуйста, — ответила я. — Только боюсь, тема нашей беседы не очень совместима с приёмом пищи, — попыталась я пошутить, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— Вас не предупредили, кем я работаю? — всё так же равнодушно спросил он, не глядя на меня, а сосредоточившись на поедании беляша.

Разговор как-то не клеился. Мне было непросто нащупать подход к этому человеку, хотя, как правило, я с этим справлялась довольно легко. Очевидно, что Валентин Константинович — человек сложный. Нет, не так. Непробиваемый. Потухший, равнодушный взгляд, движения методичные. Откусив кусок беляша, он тщательно его пережёвывал, при этом сосредоточенно смотрел перед собой, точно меня рядом и вовсе не было. Возникшая пауза в разговоре вовсе не была ему в тягость. Похоже, что он её попросту не заметил. Профессия наложила свой отпечаток или это он нашёл себя в своей профессии?

Махнув рукой на правила вежливости, я решила сразу же перейти к делу. Столь угрюмый собеседник как-то не располагал к продолжительной беседе, и, мысленно, я даже порадовалась, что вполне смогу успеть на последний автобус до Погоста.

— Это вы проводили вскрытие Алёны Сухоруковой? — спросила я.

Он не торопился с ответом, и я решила уточнить:

— Двенадцати лет, утонула в проруби в январе этого года.

— Да. Это была моя смена.

Мои пояснения были ему ни к чему. По-моему, он прекрасно понял, о ком я.

— Что именно вас интересует?

— Всё, — развела я руками. — Причина смерти, соображения, как это могло произойти…

Допив компот, он отставил стакан в сторону, не спеша вытер губы салфеткой и взглянул на меня в упор. Он заговорил чётко, чеканя каждое слово, словно рапортовал начальству. При этом никаких эмоций — ровная, уверенная интонация.

— Тело поступило в морг шестого января. Совершенно точно, уже в конце рабочего дня. При осмотре на теле были зафиксированы незначительные повреждения: небольшие ссадины в районе лобной части лица, полученные либо незадолго, либо уже после смерти.

— Что могло стать причиной этих ссадин? — уточнила я.

Валентин Константинович развёл руками.

— Скорее всего, возникли при ударе о какой-либо предмет, например, корягу. Либо при волочении трупа течением.

— То есть вы исключаете вероятность того, что повреждения могли быть неслучайными?

— Исключаю.

Так как я молчала, переваривая информацию, Валентин Константинович продолжил:

— При осмотре всё указывало на утопление: увеличенный объём грудной клетки, мелкопузырчатая пена у ротовой и носовой полости. Впоследствии это подтвердилось при вскрытии. Вам в подробностях? — без перехода спросил Валентин Константинович.

Я молча кивнула.

— Пена также содержалась в бронхах, трахее и гортани. Жидкость, в которой произошло утопление, находилась в пазухе клиновидной кости черепа, а также желудке утопленницы.

— Удалось установить, что это за жидкость?

— В воде, присутствовавшей в лёгких, были установлены микроорганизмы, планктон, соответствующие пробам из реки данного населённого пункта, — пояснил Валентин Константинович. — Отсутствие следов начала гниения, степень трупного окоченения и прочие факторы позволили предположить, что тело находилось в воде не более четырёх — шести часов. С учётом температуры воды точнее сказать сложно.

— Тело было обнаружено в проруби, — начала я, подбирая слова. — Верхняя часть туловища находилась на поверхности, точно поплавок…

Я заметно поморщилась, произнесённое сравнение резануло слух. Валентин Константинович при этом остался по-прежнему невозмутим. Я продолжила:

— При этом вы утверждаете, что ссадины на лице могли быть получены от соприкосновения с дном. Как это возможно?

— Я не говорил, что от соприкосновения с дном, — возразил Валентин Константинович. — Это мог быть и лёд на поверхности реки. Тело, подхваченное течением, с учётом наличия некоего остаточного количества воздуха или газов, подняло вверх, а затем вытолкнуло в прорубь. Трупные пятна располагались преимущественно в нижней части, но имели место быть и по всему телу, что характерно при переворачивании трупа течением. Так что не вижу противоречия моему утверждению.

— То есть вы уверены, что девочка, непосредственно в момент утопления, находилась в воде целиком?

— Совершенно точно.

Я ненадолго задумалась.

— Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но не заметили ли вы чего-нибудь необычного? Могло что-нибудь указывать на некое ритуальное самоубийство? Какие-нибудь предметы, символы, может быть, татуировки?

Валентин Константинович взглянул на меня, но вопросов типа «как такое могло прийти вам в голову» задавать не стал, а просто серьёзно ответил:

— Ничего такого я не заметил.

Подумав, он добавил:

— На запястьях утопленницы были множественные рубцы — застарелые следы порезов.

— Попытки самоубийства?

— Вряд ли. Глубина порезов была невелика. Существенного вреда барышня себе не наносила. Скорее всего, имели место проблемы с психикой. Не суицидальное самоповреждение.

— Можно я попробую сформулировать своё ви́дение произошедшего? А вы, если что, меня поправьте, — спросила я.

Валентин Константинович жестом предложил мне продолжать.

— Двенадцатилетняя девочка на фоне психологического расстройства неоднократно занималась самоистязанием, разрезая себе запястья. С учётом того, что рубцы давно затянулись, логично предположить: события, спровоцировавшие на этот шаг, произошли в её жизни явно не перед смертью. Кстати, сколько времени нужно, чтобы образовались рубцы?

— До одного года, — помог мне Валентин Константинович.

После чего я продолжила:

— Итак, предположим, что примерно год назад с девочкой что-то случилось, возможно, какая-то психологическая травма, — предположила я. — Важно то, что в стрессовой ситуации для Алёны характерно было использовать модель поведения, связанную с самоповреждением. Отсутствие свежих порезов на руках скорее исключает предположение о том, что она в последнее время пребывала в депрессии и думала о самоубийстве. Но в итоге девочку обнаруживают около шести утра в проруби со всеми признаками того, что она утонула. Повреждения на теле ненасильственные и были получены посмертно. Причиной, как вы предположили, мог стать лёд или перевёртывание трупа в воде. В этом случае логично предположить, что утонула Алёна в другом месте, выше по реке. И к проруби её уже вынесло течением. Но в материалах дела при осмотре места происшествия об этом не сказано ни слова. Вряд ли девочка одна среди ночи, могла уйти от деревни на большое расстояние. И полиция просто обязана была проверить это предположение, двигаясь по направлению русла реки.

— Возможно, исключив вероятность насильственной смерти, следствие попросту потеряло интерес к этому делу, — предположил Валентин Константинович.

— Хорошо. Но что-то же заставило двенадцатилетнюю девочку в полночь зимой отправиться к реке. Должна быть причина.

— С этим я вам точно не помогу, — намекая на то, что разговор пора заканчивать, произнёс Валентин Константинович. — Я абсолютно уверен в том, что это несчастный случай, и готов, если понадобится, ещё раз подписаться под своим утверждением. Что же касается мотивов, это не по моей части. Вы не поверите, но большинство смертей — лишь следствие нелепых, случайных обстоятельств. И в данном случае, думаю, не стоит искать чёрную кошку в чёрной комнате. Её там нет.

Мне не оставалось ничего другого, как, поблагодарив Валентина Константиновича, попрощаться с ним и ускориться в направлении автобусной станции, если я не собираюсь проторчать в городе до утра.

Взявшись за дверную ручку, я в последний момент обернулась. Валентин Константинович по-прежнему сидел за столиком, задумчиво глядя в окно, но вряд ли обращая внимание на то, что там.

Глава 10

Периодически поглядывая на время, до автобусной станции я уже практически бежала, боясь опоздать на автобус. В результате успела как раз вовремя, чтобы проводить взглядом скрывшийся за поворотом, выкрашенный стандартной жёлтой краской задок, весело пыхтящий выхлопными газами.

— Вот чёрт! — выругалась я.

Пунктуальность здешних водителей, безусловно, вызывала уважение, но не в моём случае. Задержись автобус на несчастные три минуты, это здорово бы облегчило мне жизнь на сегодняшний вечер.

Не оставалось ничего другого, как вернуться к кассе автостанции и попытаться выяснить, как здесь обстоят дела с частным извозом. Как выяснилось — не очень. Редкие таксисты, стайками кучкующиеся на ближайшей парковке, уже разъехались. Но девушка-кассир, войдя в моё положение, быстро черкнула мне на небольшом листочке телефон одного из них. Судя по голосу, дядька ужинал дома, и мой звонок пришёлся не совсем кстати. Немного поломавшись, он всё-таки согласился отвезти меня до Погоста, правда пришлось за это накинуть ему пару сотен. В результате мы договорились, что через час он подхватит меня с автобусной остановки недалеко от автостанции, и я отправилась к ближайшей скамейке, планируя скрасить ожидание незатейливой прогулкой по интернету в своём смартфоне.

Пролистывая ленту новостей, время от времени обращала внимание на редких прохожих. За всё время, пока я сидела на остановке, их было немного. Один раз проехала практически пустая маршрутка.

Через дорогу, за невысокой оградой из профлиста, находились небольшие строения, напоминавшие собой по виду ангары. Скорее всего, склады. Ворота были распахнуты, и можно было разглядеть, как возле одного из ангаров в настоящее время мужчина, не спеша, загружал в кузов пикапа какие-то коробки. В очередной раз, подняв глаза от экрана смартфона, я встретилась с ним взглядом. Видимо, моё затянувшееся пребывание на этой остановке привлекло и его внимание. Я поспешила вновь уткнуться в телефон.

Времени после звонка прошло уже предостаточно, и я начала томиться. Пора бы уже моему «дядечке» появиться, если, конечно, он не передумал вести меня в деревню, предпочтя этой перспективе скоротать вечер, лёжа на диване перед теликом.

Рядом остановилась машина. Подняв глаза, я обнаружила в паре метров от себя тот самый старенький пикап. Стекло пассажирского окна опустилось, и я смогла лицезреть лицо водителя, который спросил, обращаясь ко мне:

— Скучаете?

На вид ему было не больше тридцати, брюнет. Чёлка непослушно спадала на глаза, которые в полумраке салона автомобиля казались почти чёрными. На лице трёхдневная щетина, придававшая ему брутальности. Одет был в камуфляжный костюм, что в сочетании с потасканным пикапом создавало ассоциацию, будто передо мной не иначе как сам Индиана Джонс, сошедший с экрана телевизора.

— Что вы! Веселюсь из последних сил! — съязвила я в ответ, давая понять, что к дружеским беседам не расположена.

Не хватало мне ещё «подкатов» для знакомства на улице. Лучше сразу отбить охоту у человека задавать глупые вопросы. И только сейчас до меня дошло, что, сидя на скамейке автобусной остановки уже битый час, я, видимо, очень смахиваю на барышню, которая не прочь скоротать вечерок в компании какого-нибудь разудалого дальнобойщика. Вот чёрт! Об этом я как-то даже не подумала. Надо было подождать такси в здании автовокзала, а не искать себе приключений на мягкое место.

— Я инструктором работаю на турбазе, — спокойно пояснил он, видимо, сообразив, что я неправильно его восприняла. — Пока ждал на складе очередь на погрузку, видел, как вы на рейсовый автобус опоздали.

Он заглушил двигатель, вышел из машины и протянул мне визитку.

С краю визитки красовалась сосновая ветвь, а название под ней гласило: туристическая база активного отдыха «Алаты́рЪ», ниже — инструктор по спортивному туризму Ча́гин Артём Александрович.

— Далековато вы от турбазы забрались, — заметила я, повертев в руках визитку.

— Снаряжение для зимнего дайвинга, наконец, поступило. Пришлось ехать забирать. Планируем с этого года подлёдные погружения в экскурсии добавить. Среди наших клиентов много экстремалов, а озёр в округе не счесть, — пояснил он, немного попинав носком ботинка по шине. — А вы, к кому-то в гости приехали в наши края?

Артём прислонился к капоту, засунув руки в карманы, всем своим видом демонстрируя, что в этой жизни никуда не спешит и совершенно непрочь поболтать.

— Приезжала в город по делу, и, как видите, теперь передо мной насущный вопрос: как вернуться обратно?

— Турбаза в двадцати километрах от Погоста, так что нам почти по пути. Могу вас подвезти, — предложил Артём.

— Я уже вызвала такси, — пояснила я, — но, что-то машина задерживается…

— Может и вовсе не приехать. Что будете делать? — с интересом глядя на меня, спросил Артём.

Я нажала в телефоне последний набранный номер и какое-то время послушала информацию о том, что абонент находится вне зоны досягаемости.

— Вот видите, — улыбнулся Артём. — Похоже, меня к вам судьба привела.

Я уже почти была готова с ним согласиться, как в этот момент позади пикапа лихо затормозила вишнёвая Нексия с шашечками на крыше. Усатый дяденька, приоткрыв дверь, спросил, обращаясь ко мне:

— Это вы до Погоста едете?

На водителя пикапа он недовольно косился, видимо, углядев в нём конкурента. Но когда я, поднявшись со скамейки, направилась в сторону такси, явно оттаял душой.

— Не судьба, — лукаво улыбнулась я, проходя мимо Артёма.

— Постойте, — быстро произнёс он, явно не придумав, что сказать дальше, и подыскивая подходящие слова. — Позвоните мне. Мой номер есть на визитке.

Я ничего не ответила, но, оказавшись в такси, помахала ему на прощание. Артём проводил отъезжающее такси взглядом.

Таксист оказался очень разговорчивым дядечкой. Сообщил, что заезжал на заправку и не сразу обратил внимание на разряженный телефон, поэтому и не смог меня предупредить о том, что задерживается. Пока мы ехали, он ещё что-то рассказывал, порой задавая вопросы, на которые сам же и отвечал. Признаться, я слушала его вполуха. Мысленно я вернулась к случайному знакомству. Честно говоря, я уже лет сто не знакомилась с мужчинами на улице. А то, что со мной сейчас флиртонули — и ежу понятно. И будь у меня на то желание, в целом можно было бы и на свидание отправиться. Инструктор с турбазы довольно симпатичный. Да вот только с этими местами меня ничего не связывает. Закончу работу и очень скоро отчалю. Так что ещё на одну случайную встречу рассчитывать вряд ли приходится. Да и сама я, конечно же, не позвоню. «Проехали!» — посоветовала я себе и, конечно же, была права. Через минуту я уже думала о другом, то и дело прокручивая в голове разговор с судмедэкспертом.

— Навязчивый у вас кавалер! — услышала я в какой-то момент и не сразу поняла, к чему относятся слова водителя.

Проследив его взгляд, в зеркале заднего вида я увидела знакомый пикап, нагнавший такси по дороге и точно приклеенный, следовавший за нашей машиной. Лошадок под капотом пикапа значительно больше и, в общем-то, ничто не мешало ему нас обогнать, уйдя в точку где-то в районе горизонта, но, тем не менее он проводил нас почти до Погоста.

Немного не доезжая деревни, на развилке, пикап остановился, а затем, несколько раз моргнув нам вслед дальним светом фар, свернул на другую дорогу и скрылся за высокими деревьями.

Домой я добралась в начале девятого вечера. Рассчитавшись с водителем, отпустила такси. Улица привычно была пуста. Здесь и днём-то не особо многолюдно, а уж вечером и вовсе вероятность встретить кого-нибудь практически сводилась к нулю. Тем не менее, отпирая калитку, я зорко поглядывала по сторонам, памятуя о нездоровом интересе граждан к моему вре́менному жилищу.

Камера фотоловушки в моё отсутствие упорно молчала, значит, ожидать засады полчищ врагов во дворе дома не стоит. Подходя к крыльцу, я, на всякий случай посмотрела в направлении камеры: инфракрасный датчик горел исправно, скрытый от непосвящённых за банным веником на стене.

Оказавшись в доме, я наскоро приготовила пару бутербродов, которыми и поужинала, запивая горячим чаем, заваренным с лепестками ромашки, позаимствованными мной из запасов хозяйки, хранящихся в сенях дома.

Ложиться спать было ещё рано, и я не придумала ничего лучше, как затопить баньку и немного позволить себе расслабиться: отдохнуть от постоянных мыслей о мертвецах, расследовании и сопутствующей всему этому атрибутике.

В нашествие врагов этой ночью я не особо верила. Гораздо логичнее было воспользоваться моим отсутствием и обыскать весь дом сверху донизу. Дом находится на отшибе, в конце улицы. От ближайших соседей отделяет большая заброшенная территория, поросшая крапивой. Вряд ли кто-то услышал и обратил бы внимание, даже если бы в доме взрывали петарды. Но враги дремали. Видимо, ночная вылазка прошла успешно, и неведомое мне сокровище с чердака оказалось у них в руках. Оставался ещё Аркадий Эдуардович… Но он не производил впечатление особо решительного человека, и вряд ли рискнёт проникнуть в дом, наверняка зная, что я вернулась. На всякий случай я оставила в доме включённым свет, явно дав понять недоброжелателям, что я дома, дабы отбить у граждан охоту предпринимать рискованные противоправные действия.

Баня находилась в конце огорода. Рядом пристроена поленница, доверху забитая дровами для растопки. Используя в качестве розжига бересту, я довольно быстро развела огонь, и уже через пару минут дрова в топке весело затрещали, а ноздри защекотал запах костра.

Как такового освещения в бане не было, но от дома сюда тянулся длинный электрический кабель с «лампочкой Ильича» на конце. Подвесив лампочку на гвоздик в предбаннике, я вернулась в дом, подключила штекер к розетке в сенях и, заперев входную дверь на ключ, вернулась к бане.

В предбаннике на лавке лежал свёрток со свечами. Расставив зажжённые свечи на полки́ в парилке, я отступила на шаг, оценивая свои усилия. Света от свечей было достаточно, а обстановка наилучшим образом располагала к медитации. Собственно, то, что мне сейчас и было нужно.

— Не дурно, — вынесла я свой вердикт.

Заперев дверь изнутри, я разделась и вернулась в парилку. Какое-то время просто сидела неподвижно, ощущая, как капельки пота выступают по телу. Какой-то неуловимый банный дух в перемежающихся запахах дерева, запаренного берёзового веника, дыма от огня — негой разливался внутри. Мысли растворились, и, кажется, даже время остановилось.

Через какое-то время температура в бане поднялась так, что дыхание стало обжигать. Задвинув до конца заслонку дымохода, мне удалось отрегулировать жар, и я приступила к банным процедурам. Под конец не смогла устоять и вылила на себя целое ведро прохладной воды. Вода в деревне — дорогой ресурс, а я истратила уже почти все хозяйские запасы. Придётся озаботиться вопросом пополнения ёмкостей с водоколонки. Но сейчас думать об этом не хотелось.