Бесплатный фрагмент - В стране безрадостной мечты

*

Оно послано судьбой,

его не избежать:

смело выходи на бой,

не бойся проиграть.

Почести воздай судьбе,

сожми волю в кулак,

будь первым в этой борьбе,

ведь иначе никак!

*

В миру страдания и мрака,

в стране безрадостной мечты,

в краю, где полная клоака,

где ныне пребываешь ты,

где нет спокойствия и мира,

где каждый враг себе во всём,

там обиталище кумира…

и это твой любимый дом.

*

Люди! Пустыня вас кругом,

а вы в оазисе живёте,

вы пьёте воду жадно ртом…

теперь не склонные к охоте.

В пустыне люди тоже есть,

на свет гонимые в печали,

пожнёте некогда их месть…

с водой останетесь едва ли.

*

Предвестие грядущего во мне,

на мрак смотрящего со смехом.

Живу подобно каждому — на дне,

зовусь я тоже — человеком.

Но стоит мне подумать о судьбе:

вы больше словно не живёте,

не зная, проиграли в той борьбе,

со мной которую ведёте.

*

*

Что нега человеку? Блажь!

Гниёте с головы!

Она над вами словно страж,

рабами стали вы!

Спокойствия хотите? Нет!

Мечты напрасные!

Не ждите, как погаснет свет…

во дни ужасные!

*

На горизонте перспектив,

о самом нужном позабыв,

идя вперёд, стены круша…

Да вот хрупка твоя душа!

Падёшь, надломленный судьбой,

довольный некогда собой.

*

Где грань добра? Где злого грань?

Сказать попробуй. Ну?!

Зачем протягиваешь длань

и ищешь в том вину?

Нет грани! Суть всего одна:

всегда погибнет тот,

кто побирается со дна

и всё чего-то ждёт.

*

Сидел Булгаков у разбитого корыта,

перебирая в памяти дневник,

вновь жизнь его была чекистами разбита,

но Михаил к тому уже привык:

связали руки, ограничили свободу,

он должен на потребу дня творить.

Сидел, взирая тихо с высоты на воду,

борьбою жил и будет дальше жить.

*

* Райдер Хаггард *

Он проиграл борьбу — писатель:

не поддержали даже двести.

Пусть в книгах правды он искатель —

в политике нет места чести.

Над ним поиздевались словно,

на дверь тем самым указали:

сто девяносто восемь ровно

его однажды поддержали.

*

Вперёд иди, идти решив,

забудь хулящих лай.

Испытывая сил прилив,

свершений достигай.

Решив идти, иди вперёд,

достигнешь звёзд, стремясь.

Почёт и слава тебя ждёт…

хулящего лишь грязь.

*

Вот на вершине мира человек,

в мыслях словно властелин,

скоро изменит течение рек:

Паустовский Константин.

Вот минули долгой жизни годы —

осознание пришло:

всегда будет ответ у природы,

людям поступит назло.

*

Утраченного жаль.

Смирение потребно!

Зачем тогда печаль?

Зачем кричишь ты гневно?

Всяк день минует день,

а солнце всё восходит,

круг тенью ходит тень,

и солнце вновь уходит.

*

Молчания мне сцена!?

Ненужным сразу стал?

Предательство?! Измена?!

Такого я не ждал!

Я подожду немного,

как сердце отойдёт.

Я подожду немного…

и сразу всё пройдёт.

*

Оплот несчастья в тьме в кромешной,

как посреди болота плот,

всё бродит по земле сей грешной:

среди людей оно живёт.

Оно нас тянет из болота,

ему подвластно нас спасти,

но мы не видим в нём оплота.

Увы! Спасенья не найти.

*

Я слишком долго брёл дорогою одной,

не разбирая путь, куда судьба вела.

Я был вне времени с самим собой,

и потому моя душа ещё цела.

Я не разбит на части, до сих пор един,

текущего дня недоразумение:

во мраке свет несущий паладин,

должный людям послужить во спасение.

*

Крест на дорогу бросившая тварь!

Думаешь открыть возможностей ларь?

Достаточно короткого взгляда:

скотина, порождение ада,

червь, одержимый пороками бес.

От жизни ждёшь величайших чудес?

К той ли решил готовиться встрече?

Крест подними. Неси, человече.

*

Я был в бреду: я верил мраку,

я следовал по линии прямой,

за друга мог считать собаку,

не ведая про норов её злой,

гиена мне казалась подлой,

опасным и надменным — крокодил.

Да жизнь так и осталась сложной…

а книгу с баснями я утопил.

*

Одолевая бурный вал,

я только жить хотел.

Я жадно воду загребал

посредь собратьев тел.

О камни я разбитым был,

и в ранах я тонул…

Погас разгорячённый пыл,

и ветра погас гул.

* Джек Лондон *

На щеках слёзы, в глазах печаль,

а смерть стоит над ним с косой.

Стекают капли, сверкает сталь,

а он лежит в бреду больной.

Отяготило тело бремя,

Спасения для Джека нет.

Всему приходит своё время,

пускай прожил он сорок лет.

*

Был опалён огнём небесным,

от демонов полнилась голова.

Я недугом сражён телесным,

с трудом даются мне сейчас слова.

В ушах набат, грохочет буря,

вулкана жерло горло жарко рвёт,

в глазах стекло, их слабо жмуря…

Верю! На третьи сутки всё пройдёт.

*

Мир состоит из боли и страданий.

Так где тут скрыта человечность?

Откуда столько похоти, желаний?

И это длится ровно вечность.

Как вышел зверем из пещеры прежде,

ложь навечно поселилась в нём.

живёт обманом и в пустой надежде:

стало добро постыдным клеймом.

*

Ты думал — будто за добро.

Ты верил в помысел души.

Но слили это всё в ведро:

пойди, мол, выпей — осуши;

глотай добро, не подавись;

подумай, что такое — жизнь.

Сквозь землю хоть ты провались,

добра со злом борьба — есть жизнь.

*

В ночи нет звёзд на небе почему?

Куда девались древние светила?

Иль мне не видно только одному?

Так в чём заключена тогда их сила?

Влияют как они на жизни ход?

А может звёзды всё же есть на небе?

Ведь человек, взирая, нечто ждёт,

забывши даже о насущном хлебе.

*

Ведь человек — микроб. Кто спорит с этим?

Доступен в малом нам огромный мир.

За что тогда пред бытием ответим?

Ведь жалок человек, убог и сир.

Удумал он направить в космос струги,

тогда как не сумел познать основ.

На вечности пятно — его потуги…

ведь не достоин он хвалебных слов.

*

Когда ты строишь следопыта,

найти желаешь сам.

Стучи сколь хочешь — дверь закрыта.

Кому ты нужен там!

И в жалости твоей нет прока.

Уйми в душе пожар.

Гневливо потерпи до срока…

Прими судьбы удар.

*

Отхлынула идей волна.

Сидишь в тяжёлой думе.

И голова не тем полна.

Ты тонешь в белом шуме.

Готов отчаяться, нет сил,

но ловишь вдохновенье.

Про беды ты уже забыл…

И вот оно — творенье.

*

Найти бы силы, смысл найти,

воспрять мне духом. Пал душевно.

Спасти себя! Но как спасти?

Кричу надсадно, злобно, гневно.

И нет спасения! Тщета…

Зачем веду себя беспечно?

Исхода суть всегда проста,

но я бороться буду вечно.

*

Убить хочу! Хочу я уничтожить!

Или загнать поглубже, и забыть.

Устал себя им всякий день тревожить,

оно мешает мне спокойно жить.

Я совесть разорвать готов на части,

послать по ветру, утопить, взорвать…

Но не в моей всё это сделать власти,

ведь не смогу спокойно после спать.

*

Разрушен мир — пуста планета.

В том нет уже ничьей вины.

Теперь никто не даст ответа,

как то случилось без войны.

Кто будет первым пред народом

и проведёт меж бурных волн?

Кто даст воспользоваться бродом

иль поведёт наш утлый чёлн.

*

Как трудно быть в кругу лишений.

Не можешь силы в нём сберечь.

Найти не можешь тех мгновений

и сбросить эту тяжесть с плеч.

Привычной стало то борьбою,

но хочешь встать и возразить…

Не сможешь совладать с собою,

ты будешь с этим дальше жить.

*

Как тягостно бывает по утрам:

тошнит, воротит, жить противно.

Виною этому, конечно, сам,

кому всё это неизбывно.

Спасение найти не знаешь как:

разбит, раздавлен и в печали.

Но день пройдёт. Развеян будет мрак…

Об этом вы, конечно, знали.

*

Какой от человека толк?

Коль пользы нет в нём никакой.

Какой пред ним быть может долг?

Коль он доволен лишь собой.

Так почему его нам жаль?

Не будем себе сами врать.

Виною совесть и мораль…

Иными мы не можем стать.

*

*

Нас губят идеалы прежних лет,

борьба за право выжить предков.

Мы гибнем за оставленный завет

не жить среди чужих объедков.

Забудем прошлое. Гоните прочь.

Былое в будущем опасно.

Не сможет никогда ничем помочь.

Оно терзает нас напрасно.

Пустыни средь нам суждено навек

по краю пропасти, быть может,

взирать, как погибает человек…

Того никак не превозможет.

*

*

*

Пробуждаемся от сплина,

больше с судьбой не играя:

наша плоть — земная глина.

наша кровь — вода морская.

Были благом наши муки,

должны рассыпаться во прах.

К небу простираем руки,

мольба застыла на устах.

*

Под облаками цвета янтаря

на неба горизонте алом

я вижу — поднимается заря,

и падаю: сражён кинжалом.

Перетерпеть мне дайте силы боль,

прожив короткие мгновенья,

разбита вдребезги моя юдоль…

достоин вечного забвенья.

*

*

Он человеком был из стали,

он не боялся пасть в бою,

он шёл туда, его где ждали,

он помощь нёс туда свою.

И победив, снимал он маску,

и слышал смех жестоких лиц,

и видел бесноватых пляску,

и падал на колени ниц.

Зачем живёт? Кого спасает?

От жара гнева таял снег.

С поры той в мире всё сжигает,

чего касался человек.

*

Уверенно он взял калач,

когда пришёл за хлебом.

Сказал уверенно: «Не плачь,

пришёл я за обедом.

Не ем я мяса, люблю хлеб.

Не кровожадный даже.

От хлеба, видишь, я окреп.

Стою теперь на страже.

Я должен исполнять закон

и подкрепиться должен…»

— «Пошёл бы ты скорее вон!

Достану я из ножен

отца пекарский острый нож,

мясной пирог готовить».

— «Нет, мне пирог такой не гож…»

Да что тут многословить!

Уверенно он взял калач,

когда пришёл за хлебом,

распнувший пекаря палач,

пришедший за обедом.

На ужин был готов пирог,

отца им поминали.

А палача в углу сапог

они не замечали.

*

Во славу, славу наших дней

идём вперёд. Скорей, скорей!

За нами Родина — страна,

а впереди с врагом война.

Нам будет страшен, страшен бой,

я не вернусь, вернусь живой.

Паду я в битве, или нет,

заблудшим душам нужен свет.

Во славу, славу наших дней

идём вперёд. Скорей, скорей!

*

Однажды в лес пошёл юнец,

в лесу ждала девица.

Он пас её отца овец,

она была — лисица.

Не ведая, не зная шёл,

овец одних оставив.

Уже в тени на ощупь брёл,

нутро, боясь, ослабив.

Нашёл девицу, но она,

его учуяв запах,

слезу пустившая сполна,

ушла на лисьих лапах.

В тоске обратно брёл юнец,

увидел всплеск зарницы.

Он думал про себя: «Глупец!

Пропал из-за девицы».

К угодьям вот он подходил,

овец не слышно было.

Он туши только находил.

В душе его заныло,

и в теле поднимался жар,

услышав лисий хохот.

«О небеса! Примите в дар!»

Раздался грома рокот,

обрушился затем поток.

Кругом всё затопило.

Нашли потом лишь шерсти клок,

овец с поляны смыло.

Простыл и след от пастуха,

никто не видел больше.

Судьба порою не глуха,

но от того нам горше.

*

«Ты рой окоп», — ему сказали.

Лопаты только вот не дали.

«Ты в бой иди», — ему сказали.

Но и оружия не дали.

«Ты бей врага», — ему сказали.

Да в праве биться отказали.

«Ты смерть прими», — ему сказали.

Да в смерти тоже отказали.

«Ты волен сам», — ему сказали.

А он решил: «Ну нет! Едва ли!»

«Как жаль, погиб», — потом сказали.

А он сказал: «Ну нет! Едва ли!»

И так… куда бы не послали,

ни в чём бойцу не помогали.

Лишь много лет спустя сказали:

«Достоин был боец медали».

*

Играл на скрипке мой сосед.

Играл надсадно пару лет.

Беда была — не знал он нот.

Спасибо, в ванной не поёт.

Сосуды дул сосед другой.

И был доволен он собой.

Беда была — гуденье стен.

Не брал, спасибо, ночью смен.

Любитель рока сверху есть.

Пожнёт он некогда всю месть.

Лишённый совести сосед…

Других как будто рядом нет.

Лишь в месте моих скромных дум,

куда просачивался шум,

стояла звонко тишина:

в строках велась моя война…

*

Отец велел направить в небо лук,

он мне велел искать дракона.

О как мне успокоить сердца стук?

Как быть достойным царства трона?

Досадой дух впервые сломлен мой:

дракон жесток — убиты братья,

я трудный предвкушаю скоро бой,

и хватит мне на этом счастья.

Ударила с небес огня струя,

парил дракон для всех незримо:

слепила змея солнцем чешуя,

стрела летела снова мимо.

Туманен взор от тягостных оков,

глаза болят, кипят от жара.

Но вот упала тень от облаков,

не ждал никто такого дара.

Теперь во взгляде хватит остроты,

дух твёрд, крепка рука и вера.

Но нету стрел, старания пусты,

закончена для счастья мера.

Вот близок нестерпимый жар и змей,

горячий меч в руке сжимаю.

Вскричал отец мне грозно: «Не робей!

Секрет убийства один знаю».

Был нужен мне всего один удар,

меч вонзил, где начинался хвост.

Остался от дракона только пар,

путь к победе был не так-то прост.

С поры той славим облачную тень,

спасение от бедствий света,

и за проклятие нам яркий день:

про это сия песня спета!

*

*

Разбитый немощью старик,

он жил по прихоти судьбы,

от боли исходил на крик,

не слышал Бог его мольбы.

С мучением встречал рассвет,

закат с желаньем ожидал,

давно он проклял белый свет.

В надежде дьявола позвал.

Потухли свечи, настал мрак,

явился чёрт — служитель тьмы,

он шёл едва и кое-как,

большой неся клубок тесьмы.

«Наверно тронулся умом, —

подумал про себя старик, —

плохим должно быть это сном».

А чёрт к нему уже приник,

окутал старика тесьмой,

без слов связал и поволок,

он забирал его с собой,

для лютой смерти явлен срок.

В аду есть место старику,

отныне жить среди чертей,

его приставят к руднику…

От рая был лишь в паре дней.

Так незачем взывать, просить,

всему наступит свой черёд:

гораздо лучше в муках жить,

чем попадать под вечный гнёт.

*

В посудной лавке я как слон,

среди людей всегда в тревоге,

внутри меня застывший стон,

да пусто на душе в итоге.

Куда вместить? В какой сосуд?

И с глаз подальше отодвинуть.

Не ждать, её когда сожгут…

Хочу с души всё это скинуть.

Щепотку малую беру,

промеж людей пусть носит ветром,

а после правду в пыль сотру,

предстану в ореоле светлом.

*

Во мраке света было дело.

Шёл к Богу ангел на поклон.

Горело жаром его тело,

он видел накануне сон.

Ему привиделось такое:

как страхом наполнялся мир,

в нём появлялось нечто злое

и с чанов капал алый жир,

там бездна ужаса и боли.

Живым сгорая от тревог,

лишившись разума и воли,

в божественный пришёл чертог.

Стал кожей чёрен — цвета ночи,

уже без перьев ангел был.

Пекло нутро, горечи очи,

едва хватало ему сил.

Пред Богом пал, хрипел надсадно,

про сон поведать он готов,

хватал губами воздух жадно,

за скрежетом не слышно слов.

Был путь его в сих муках светел,

смирился с данною судьбой,

и без остатка истлев в пепел,

он стал отныне сатаной.

*

*

Бывало прежде — бились боги,

забыв себя, друзей, врагов,

и не имел никто тревоги,

в разор вводили отчий кров.

Кто править станет небесами?

Кому вершить свою судьбу?

Того они не знали сами,

но затевали боротьбу.

За мир была меж ними схватка.

Одни держали крепко власть,

забрав её всю без остатка,

да суждено им вскоре пасть.

Потом придут другие боги,

вновь заменяя свет на мрак.

Для них ведь нет иной дороги…

Всегда так было. Будет так.

*

Цвести вишня не стала,

затаились в грусти лоси,

громко речь когда звучала

Тоётоми Хидэёси.

По земле бежала дрожь

и сбивались птицы в стаи.

Была то правда, либо ложь:

зароптали самураи.

В слезах вскричала цапля.

Подвёл Сэн-но жизни итог:

по мечу стекала капля,

лежала голова у ног.

Вот весны середина,

в ночи прекрасна трель цикад.

Волю принять властелина,

свершить сэппуку только рад.

*

Прекрасна ночь, свободен путь,

а завтра дел невпроворот.

Так почему бы не вздремнуть?

Водитель верно довезёт.

И сам собой приходит сон,

как не пытайся бодрым быть,

уже не слышишь чуждый стон…

Оборванная жизни нить!

*

*

Посредь врагов и пустоты

печаль, души гниение,

крушение надежд, мечты,

на ноль себя деление.

Изранен и истерзан весь,

почти оставшись без души,

пустого и гнилого смесь,

не нужен даже за гроши.

Как возопить? Как разорвать

смирения порочный круг,

оставить воли своей пядь

и одолеть души недуг?

Никак! В болоте жизни суть,

всегда гниению почёт.

Осталось только утонуть…

А кто согласен — пусть живёт.

*

И почему никто теперь не рад?

Зачем напрасно льёте слёзы?

Вы оглянитесь в прошлое — назад,

где растворились ваши грёзы.

А после посмотрите в глубь веков,

когда, не убоявшись казни,

на смерть во искупление грехов,

в которых род людской погрязни,

шёл человек, несущий тяжкий крест.

Он тихо шёл, покорный року,

придя из отдалённых людям мест,

был должен дать конец пороку.

Поныне человека слабость в том,

стремясь постигнуть в жизни счастье,

приносит боль в родной и прочий дом,

неся в беду своё участье.

Льёт после слёзы, радость позабыв,

когда желал он тех лишений,

в душе его нет света — негатив,

отказ от добрых побуждений.

*

Борьба — невидимая глазу,

безликих орд сражение,

и нападают скопом сразу,

им нужно размножение.

От смерти пребывая в шаге,

вгрызаясь, разрывая плоть,

они безжалостны в отваге,

их невозможно побороть.

Идёт тот бой без перерыва,

как только мы приходим в мир,

для этого врага — пожива,

его мы жизни эликсир.

Меж нами тот предельно честен,

кто без боязни говорит:

«Победы ключ нам неизвестен,

никто врага не победит».

И вновь борьба, и вновь сраженье,

за жизнь идёт всё тот же бой.

В том есть природы повеленье…

погибель выбравшим покой.

*

Запрятан глубоко росток

всего хорошего на свете.

Его нам надо лишь чуток,

пока мы говорим о лете.

А после холод и печаль,

упадок сил, тоска, кручина.

Нам будет очень… очень жаль.

Пусть и надумана причина.

Найти попробуй тот росток

всего хорошего на свете.

Ищи, где чистых вод исток.

Такое есть ведь на планете?

А ежели найдёшь — держи,

твоим секретом вечно станет,

убереги росток от лжи,

иначе холод точно грянет.

Поныне скрыт от нас росток

всего хорошего на свете.

Излишне мир к нему жесток,

иное держит на примете.

Уж лучше холод и печаль,

упадок сил, тоска, кручина.

Такая страшная мораль:

нас поглотит вражды пучина.

*

Случилась смута в государстве,

убит правитель Бердибек.

И самозванец был на царстве,

замятни начинался век.

Полгода срок на ханство было,

опять правитель стался слаб.

Орду предательством накрыло,

вставал на хана новый раб.

А на краю великой смуты,

где горло рвали за ярлык,

так и натягивали путы,

там всяк к тому уже привык.

Накинули ярмо на шею,

роптать хотели на царя,

шли на поклон к любому бею,

прося лишь только за себя.

Не ведали свободы право,

прикрыв позорные стыды,

просили ярлыка лукаво

поныне данники Орды.

Сил не имея быть при власти,

в сей миг такие же враги,

готовые порвать на части,

раздора сея очаги.

Но осознание настало,

не тот над ними властелин.

И дани он берёт немало.

Да был бы он такой один.

Супротив выступить возможно,

зарвался темник-беклярбек.

И стало на Руси тревожно,

замятни продолжался век.

Сошлись с ордынцами на поле

Непрядвы близ реки в бою.

Случилось то по божьей воле,

впервые шли в одном строю.

Им помогла тогда молитва,

спасли от бека города.

Не за себя, за царство битва,

а царством их была Орда.

Против царя пойти не смели.

Всего два года погодя,

они немало оробели,

когда хан бил их не щадя.

Утихнут крики от разора,

поедут вновь за ярлыком.

В том нет и не было позора,

продолжат в мире жить худом.

*

*

Борьба опять за идеалы.

Как готтентотская мораль.

Вновь переписаны анналы.

Ненужная планете шваль.

Во имя личных убеждений.

Сжирая мир, себя, людей.

Достигнув тех же положений.

Ведь оказаться мог мудрей.

А кто хотел творить благое.

Дорогою обмана шёл.

Вершил добром сугубо злое.

Чиня по сути произвол.

Так странен мир. Так непонятен.

Столь удивительно спесив.

Он состоит из крови пятен.

Но белых! Ибо негатив.

*

*

*

Мы — солнца тень,

луны потомки,

пыль деревень,

каёмка кромки.

Полны чрез край,

кричим мы гневно,

нам только дай,

пусты душевно.

Сидим посредь,

туманны мысли,

разбиты ведь,

делами скисли.

Вперёд пойти,

быть выше прочих,

да пасть в пути,

нет в том охочих.

Всего лишь тень,

никак не глыбы,

проходит день,

и вновь: «А мы бы…»

Таков закон

нашей природы.

Он испокон,

минуя годы.

*

*

* Шевардинский редут *

Какой в войне быть может прок?

Вчера оставили редуты.

Сегодня загнаны в мешок.

До смерти малые минуты.

Отдать врагу, уйти — приказ.

Мы бились за клочок напрасно?

Да разве это в первый раз…

И без того всем было ясно.

Который день бежим назад.

Встаём и бьёмся. Отступаем.

Никто из нас давно не рад.

Но за Россию терпим — знаем.

Отдали важное, и пусть.

Какие наши в этом беды?

Слезой уняли молча грусть

во имя будущей победы.

*

Ведь в жизни всё не просто так,

есть место для любой мечты.

Быть правым может и чудак,

летящий оземь с высоты.

И вот нашёл чудак причал,

повыше забирался он.

Там, падая, всегда молчал.

Упавши, исходил на стон.

Его заметил корабел,

подумал расспросить глупца.

Чудак от гнева побелел,

сошла когда вода с лица.

Смеялся мастер над мечтой,

не верил в право на полёт,

страдает парень ерундой,

другое дело его ждёт.

Юнец подумал: коли так,

добьётся он своей мечты,

докажет — не совсем чудак,

воззрит на глупых с высоты.

А после корабелом стал,

парил теперь над гладью вод,

он не боялся острых скал,

небесный озирая свод.

Задумал овладеть рекой,

найдя там место для себя,

где падала вода стеной,

немало жизней погубя.

Направил судно корабел,

расправил крылья-паруса,

сбывалось то, чего хотел —

ему помогут небеса.

Корабль пал во брызгах пенных,

щепа коснулась берегов…

Слышал я промеж почтенных,

нашли корабль средь облаков.

Воистину, не просто так

позволены нам всем мечты,

и коли кто из нас чудак,

пускай достигнет высоты.

*

Казалось прежде — правда в нас;

в словах друзей — казалось прежде.

Мы громкий поднимали глас,

вторя самим себе в надежде.

Всё прочее, вестимо, ложь,

предубеждения пустые.

Да сколько мысли не тревожь,

а истины всегда простые.

Прав тот, кто над тобою есть,

чьё слово разум полонило.

Но правых ты не сможешь счесть:

падёшь, затянутым в горнило.

За правду биться смысла нет,

ведь не бывает правды в мире.

Есть только маленький совет —

на мир смотреть гораздо шире.

*

Когда взираешь в потолок

и тонешь в белых красках,

ты думаешь: как мир жесток,

увязший в вечных сказках,

в сокрытой истине от глаз

всего лишь для огласки

сугубо только напоказ

за белым слоем краски.

Иного и не может быть,

в нас торжище жуира,

желаем красотою жить,

но прячемся от мира.

*

Воспламенилась всюду атмосфера,

спокойной жизни приходил конец,

я слышал вопли гнева Люцифера,

на Страшный суд его призвал Творец.

Я видел красным горизонт заката,

и видел порванным на клочья мир,

в обитель ужаса неслась Геката,

кровавый в жути продолжая пир.

Я слышал трубный глас от Исрафила,

провозгласивший оным Рагнарёк.

Так эра Кали-юга уходила,

мир сам себя на смерть теперь обрёк.

Воспрял Танатос, мёртвых поднимая,

с ним Ахриман, Саурва, Индра-див,

цепных собак рвалась пожрать всё стая,

и умерщвляя каждого, кто жив.

Пустым Ирушалем был предо мною,

всяк павший мертвецом бродил окрест.

Пришла пора мир привести к покою,

донёс я на плечах тяжёлый крест.

Мне имя Калки — гибели предвестник,

из всадников несущих смерть один,

я Брахмы ныне спящего наместник,

дам миру новому в сей час зачин.

…И воцарилась тишина во мраке.

Нет ничего — сплошная пустота.

Вновь сладко Брахма задремал на яке,

а мир несли всё те же три кита.

*

*

Растрёпанное жалкое отродье

тянулось вереницей на восток,

искали больше века Беловодье,

где можно жить и не платить оброк.

Как дикий люд, подобно истым зверям,

крались меж рек, полей, лесов и гор,

самих себя привыкшие к потерям

и мёртвым на пути чиня разор.

Страдая от лишений, тягот боли,

хранимые надеждою дойти,

брели в край справедливости и воли.

Им только бы скорей его найти.

За год-другой всё крепче духом были,

иные завели хозяйство, дом,

одни по рекам к северу уплыли

иль жгли в бою кочевников огнём.

Не ведая, в порыве духа смелом,

отродьем жалким больше не зови,

добыли сами Беловодье делом

с усилием желания в крови.

*

*

*

И расцвела однажды лживость.

Красивая, приятная на вид.

Ей дали имя — справедливость,

да понастроили кругом обид.

Должно быть так — решили сразу.

Сим породив обилие проблем.

Впустили в мир людской заразу,

как абсолютно плохо стало всем.

*