Предисловие
Над рукописью Натальи Дарованной я работала с удовольствием. Её тёплые, певучие стихи пронизаны грустью, мечтой о несбыточном, любовью к миру. Лирическая героиня в стихотворениях поэтессы страдает от неразделенной любви, пытается осмыслить свое место в жизни, любуется осенними пейзажами. Строки наполнены щемящими образами, свойственными ее поэзии, необычными и яркими.
Я не больна
Я новая страница.
Осенней боли с сединой в висках.
Моя война —
На равнодушных лицах
Мое спасенье — быть в твоих глазах.
Преобладание осенних мотивов не портит произведения поэтессы, так как в каждом новом стихотворении появляются новые тропы, неожиданные и красивые. Несколько попыток пофилософствовать разнообразят содержание книги и придают ей особую женственность, так как даже свою жизнь поэтесса представляет коромыслом с наполненными водой ведрами:
Пустых надежд и громких начинаний
Одно ведро наполнено до края.
В другом гремит печальный опыт знаний,
Что принесла мне молодость шальная.
В книге живет и взрослая, страдающая женщина, и юная девчонка, которую радуют первые тонкие листочки, осенние дожди и зимние метели. Стихи Натальи Дарованной не имеют возраста, поэтому доступны и легки для восприятия читателями практически любого возраста.
Скажи мне, ангел, как себя понять?
Я так устала, на распутье стоя.
Во мне живет и девочка-весна,
И леди-осень в золотых покоях.
Я желаю поэтессе вдохновения, поэтического роста, новых замечательных стихов и, конечно, новых книг.
Ольга Филиппова, писатель, член Союза писателей России.
Время
Как я хочу, стряхнув усталость с плеч,
Друзей увидеть хоть в коротком сне…
Неумолима времени картечь,
А жизнь — бульон на медленном огне.
Не доктор время, не врачует ран.
Незримый стражник ставит под прицел.
Все то, что будет — сказочный обман,
Все то, что было — стертый ливнем мел.
Его не видно, только стрелок ход,
Как бич над миром — вечная петля,
Опутав сердце нитями забот,
Звучит тоскливо на минорном «ля».
Давно не двадцать, и не двадцать три,
Но от рожденья дышит в спину мне
От самой первой утреней зари
И до последней, что придет из вне.
Болит от мыслей воспаленный мозг,
Меня толкая в беспросветный мрак.
Горит свеча, стекает каплей воск.
Непобедимо время — злейший враг.
Шоссе в никуда
Автостопом добраться к зиме,
По маршруту «ноябрь — холода»,
Пролетают попутки во тьме
По шоссе, что ведет в никуда.
Мой багаж — горстка мыслей и тем.
Налегке совершаю вояж.
Уезжая от вечных проблем,
Я меняю тоску на кураж.
В небе месяц сверкнет запятой —
Легкий росчерк чьего то пера.
Осень — горький, дождливый запой…
Мне б добраться к зиме до утра.
Эй! Кому по пути? Тормози!
По маршруту «ноябрь — холода»
Все машины завязли в грязи
На шоссе, что ведет в никуда.
Вереск
В холодном ноябре пустом
Зацвел случайно синий вереск…
Шли облака толпой на нерест —
Метать икру с небес дождем
Зачем судьба жестока с ним?
Июль — его души стихия.
Не выдержит ветра лихие,
Теплом и солнцем он любим.
Ему отмерян малый срок
С судьбой тягаться мало толку
Замерзнут лепестки из шелка —
Печальный, жизненный итог.
Мой бедный вереск — синий глаз —
Тебя ноябрь седой погубит.
Вот так порой живут и люди,
Что одиноки среди нас.
Записка из детства
Все в детстве казалось логично и просто,
И радугу в небе дожди рисовали…
А где-то в морях был затерянный остров,
Который все дети на карте искали.
Там небо врезается в землю с разбега,
Ванильное солнце ласкает лучами,
И сладкая вата лежит вместо снега,
А счастье возможно потрогать руками.
Теперь лишь во сне иногда мне приходят
По детски наивные чистые письма,
Которые тают с лучами восхода,
Слетают с деревьев как желтые листья.
Все в детстве казалось логично и просто…
Записку я взрослой себе написала:
«Найди обязательно сказочный остров,
Где счастье как лодочка ждет у причала».
Ты узнаешь меня
Знаю, встретимся вновь через время, но будем иными.
Я узнаю тебя, даже если мы станем цветами.
Нас закружит волшебный, заоблачный свадебный танец
Ярких лилий и роз с их молитвами в небо святыми.
Я узнаю тебя, даже если мы ливнями станем.
Будут желтые листья кружить обнимаясь с ветрами.
Люди спрячутся зябко от нас под цветными зонтами
Мы ж обнявшись с тобой в водостоках гудящих застрянем.
Мы увидимся вновь, обратившись созвездием ярким,
Чтоб на нас любовались с земли одинокие люди.
Как же много на свете разбитых, израненных судеб
Для которых наш свет станет добрым, душевным подарком.
Знаю, встретимся вновь, ты ромашку держи на ладони.
Это память о нас, это память о том, что мы были.
Это память о том, как мы нежно друг друга любили
Ты узнаешь меня в распустившемся белом бутоне.
И не тронется мед
И не тронется лед, кто сказал, что любовь — это мед?
Кто сказал, что любовь поднимает над белыми крышами?
И дождется всегда тот, кто верит, надеется, ждет,
А не спорит с судьбой, и общается с силами высшими.
Я б взлетела давно, только ты, словно якорь в груди,.
Тянешь вниз… на цепи, словно узник, сижу обреченная.
А над крышами вместо меня лишь снега и дожди.
И холодная ночь, в непроглядный туман облаченная.
И не тронестся мед, не расплавится лед, целый год
Я в пространство кричу, ты летаешь над белыми крышами.
Кто сказал, что дождется всегда, тот кто верит и ждет
Никогда никого не любил оставаясь не слышимым.
Рождество в Лондоне
Когда-то меня занесло в чужедальнюю сторону:
Там скованы реки мостов потемневшими скобами,
И важно гуляют по площади старые вороны,
А плотный туман на плечах королевы спит соболем.
Мне врезались в память соборные башни крылатые,
И ветки омелы, желанья исполнить готовые.
С каминными трубами крыши, как горки, покатые,
И сердце в груди по-другому стучащее — новое.
Там милостив томный декабрь: не лютует морозами,
И дети на улицах гимны поют, словно ангелы светлые.
А здания старые вовсе не кажутся грозными,
И ночь в разноцветных огнях, словно тень, не заметная.
И даже минуты другие — протяжно неспешные,
А полночь Биг Бен оглашает особенно ласково.
И кажется, мир сумасшедший, задумавшись, спешился,
Сошел с колесницы, одевшись рождественской сказкою.
Тоска по осени
Мне до дрожи, поверь, не хватает холодных рассветов,
И лугов, где поникшие травы ласкают туманы.
Я впитать не сумела в себя ясноглазое лето.
Мне роднее осенней тоски не прикрытые раны.
В глубине твоих глаз, словно в омуте, прячется небо.
Тучи серые, низко плывущие, плачут дождями.
Ты ушла, как всегда, не прощаясь, по первому снегу,
Не оставив следов… только ветер гудит проводами.
Мне собрать бы остатки росы, согревая в ладонях,
Но, увы, в минус двадцать любая вода замерзает.
Без тебя пустота, только вьюга за окнами стонет.
Заметая собой все вокруг до небесного края.
Как же жаль, что нельзя мне с тобой улететь в белом клине,
Прокричать с высоты: «Я вернусь через год, не скучайте!»
Став частичкой рассветов холодных в седой паутине,
В небе надпись оставить:
«Ушла.
Ваша Осень.
Прощайте.»
Жребий
Монетка, жребий, осень и весна.
Не знаю чей сценарий сердцу ближе.
Я на распутье вновь стою одна
Пытаясь голос ангела услышать.
Идти туда где тихая печаль
И запах мяты с коньяком смешался
Там низких туч надтреснувшая сталь
И как щенок, сквозняк к ногам прижался.
Другой сценарий — девочка-весна
Идти туда где полон мир иллюзий
И не дано наверняка узнать
Где миражи а где живые люди.
Скажи мне, ангел, как себя узнать?
Я так устала на распутье стоя.
Во мне живет и девочка-весна
И леди-осень в золотых покоях.
Дары волков
Не зажжется огонь, не сверкнуть больше желтым глазам.
И луна не услышит протяжное волчье сопрано.
Этот бой был последним, взлетела душа к небесам.
На земле только тело осталось лежать бездыханно.
Оберег — волчий клык — на веревку, поближе к груди,
Ближе к сердцу чужую беду — талисман на удачу.
Ты не знаешь, охотник, какие дары впереди,
Что оставил тебе старый волк к серой шкуре в придачу.
Не носи серой шкуры, ты волчьего сердца не знал
Острый клык на груди, но ни чести внутри, ни отваги.
Ты забрал волчью жизнь, только волком отважным не стал,
И окончишь свой век в придорожном глубоком овраге.
Острый коготь судьбы не замедлит себя проявить
Волчий дух по пятам будет вечно ходить за тобою.
Ты забрал волчью жизнь — и теперь за двоих станешь жить
Голос твой обернется однажды пронзительным воем.
Ольга
Ольга любит курить в темный омут окна,
Прятать мысли в пространствах глухих.
Ольга любит ночами, оставшись одна,
Сочинять на балконе стихи.
Может матом загнуть, если режет строка,
Если четкости требует слог.
А вокруг тишина, Ольга пишет — пока
Спит уставший ее полубог.
Ольга любит, вино наливая в бокал,
Тост поднять за заклятых «друзей»:
Тех, кто в прошлом ее за пятак продавал
Ради глупых безликих идей…
Ольга любит курить, Ольга любит вино.
На балконе оставшись одна,
Струйкой выпустит дым и шагнет на окно,
Словно птицей вдруг стала она.
Тронет ветер лицо и отступит назад.
Рано птицей лететь в небеса…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.