Бесплатный фрагмент - В нагорья и джунгли Новой Гвинеи

Предисловие

Я путешествую довольно много — уже больше двадцати лет. Начинал с путешествий по России и по соседним странам. Потом — Иран, Пакистан, Индия, Африка, многие азиатские и европейские страны. В поисках интересного и необычного — а для меня это люди, прежде всего, и их современная, сегодняшняя жизнь — в 2008 году я добрался и до Индонезии, страны тысяч островов. Самый восточный индонезийский остров называется Новая Гвинея, или Папуа. Это очень большой остров, второй по величине на нашей планете, после Гренландии. Миллион квадратных километров Новой Гвинеи покрыт лесами и горами, где до сих пор скрываются от современной цивилизации аборигены — паупасы.

Новая Гвинея разделена государственной границей пополам. Западная половина острова принадлежит Индонезии, и поехать сюда, теоретически, может каждый, кто имеет индонезийскую визу — а получить её несложно. На практике, конечно, одной визы для путешествия недостаточно. Как и иностранцам на нашей Чукотке или на Таймыре, нам там нужно иметь разрешение на перемещение в этой пограничной зоне (surat jalan), много времени, изобретательности или денег, чтобы добираться из одной папуасской деревни в другую — здесь, как и на нашем Крайнем Севере, большая проблема с дорогами. Они тут значительно хуже, чем в нашей, известной своими дорогами, России.

Вот в эту-то половину острова я и попал в 2008 году. После долгих путешествий и плаваний по другим островам Индонезии. Провинция Папуа, или Ириан Джая, как называется у индонезийцев эта земля, меня удивила больше, чем другие индонезийские острова. В глубинах папуасских нагорий сохранились почти первобытные деревни, люди не пользовались и не имели привычных нам атрибутов цивилизации — электричества, телефонов, обуви… Некоторые даже ходили почти голыми, нацепив на пояс деревянную полую пипиську, которая называется «котека». Она делается из специальной сушёной тыквы, крепится на поясе верёвочкой, и иногда составляет единственный предмет одежды деревенского папуаса.

Все подробности о той поездке 2008 года я описал в одной из своих предыдущих книг — «Автостопом по Индонезии и к папуасам». Не буду сейчас пересказывать ту книгу и то путешествие — это отдельная, очень интересная тема, прочитайте её в отдельном издании. Здесь же я хочу рассказать о новом путешествии, которое прошло спустя три года — в первой половине 2011 — и включило в себя многие новые для российского читателя места, включая восточную половину острова.

Дело в том, что вся восточная половина Новой Гвинеи, и сотня мелких рядом находящихся островков, принадлежат «настоящим», независимым папуасам — их государство называется Папуа-Новая Гвинея (на местных картах — Papua Nugini). Про них и мне, и другим россиянам практически ничего не было известно. Для попадания туда нужна отдельная виза, достаточно трудная. Посольства ПНГ в России и окрестностях нет, и вообще в мире у них всего дюжина посольств — ближайшие в Брюсселе, Куала-Лумпуре и Джакарте. Более того, даже редкие посольства (папуановогвинейские) не спешат выдавать визу самостоятельным путешественникам из России. Они требуют приглашение, обратный авиабилет, бронь гостиницы, счёт в банке и что-то ещё из бюрократических бумаг, подобно их соседке — Австралии (оттуда они и скопировали свои визовые требования и анкету). Кроме того, для россиян и граждан других «отсталых стран» (это по сравнению с папаусией-то) виза выдаётся не сразу — ваш запрос посылается в столицу папуасов, Порт-Морсби, где неторопливый чиновник из папуасского МИДа проверит вашу анкету и личность на благонадёжность.

Из-за неторопливости порт-морсбийских чиновников, из-за их лени и раздолбайства, в 2008 году я визу Папуа-Новой Гвинеи не получил, хотя ждал её чуть ли не три месяца, — ну и удовольствовался западной, индонезийской половиной острова. И постепенно вернулся домой, что обычно и бывает после всех, даже самых дальних моих путешествий.

В последующие пару лет ещё несколько моих знакомых побывали в Индонезии и достигли Джайпуры — крайнего восточного города в западной половине Папуа. Но получить визу восточных, независимых папуасов — никому из них пока не удавалось: папуановогвинейские посольства стойко не выдавали виз.

За последующие три года я побывал во многих точках планеты, выпустил несколько новых книг, но Папуа осталась моим старым «белым пятном». Ведь почти никто из россиян, со времён Миклухо-Маклая, в Восточной Папуасии не был, а кто был — или прилетал в кратковременный самолётный тур, либо приезжал ещё как-то, но не оставил людям после себя никаких письменых свидетельств. Поэтому знания о папуасах у нас весьма поверхностны. Словечко «папуас» — уже само по себе вызывает улыбку, это синоним всего дикого, отсталого и непонятного, неизученного. «Мне тау-китянин — как вам папуас, мне вкратце об них намекнули», — пел Высоцкий. Считают до сих пор некоторые россияне, что папуасы все подряд каннибалы, что они съели Кука и других интересных людей (хотя Кука ели совсем в других местах), максимум — кто-то читал «Путешествие на берег Маклая». Это, конечно, интереснейший труд, но уже 140 лет прошло, и относится к одному только небольшому участку побережья; что же сейчас там, в нагорьях и джунглях, было мне совсем неизвестно.

Из информации удалось найти путеводитель «Lonely Planet» по Папуа-новой Гвинее десятилетней давности, на английском языке (на русском языке нет никаких свежих книг на эту тему), почитать некоторые форумы — иностранцы там писали, что Папуасия очень интересная, хотя и очень дорогая страна, дороже чем Европа и Австралия. Подробности же мне нужно было узнать самому, для чего — в первую очередь — получить визу.

Об устройстве и происхождении этой книги

Так получилось, что свои прежние книги и повести о путешествиях я писал уже дома, в Москве — основываясь на дневниковых записях, на письмах, отпрвленных мной родителям и друзьям (сперва бумажных, а затем — на электронных), а также на своих воспоминаниях (память у меня хорошая). Основываясь на этих воспоминаниях, я садился уже в России за компьютер и составлял свои повести.

«Вперёд, к Магадану», «В Индию — по-научному», «Страна А., или автостопом по Афганистану», «200 дней на юг» — вот примеры некоторых из них. Позднее к источникам информации для книг прибавился мой собственный «живой журнал» — http://a-krotov.livejournal.com, куда я писал с редких интернетизированных квартир, где останавливался на ночлег, или из интернет-кафе. При помощи «Живого журнала» была составлена книга «Автостопом по Индонезии и к папуасам» (условно говоря, «Папуасы №1»).

В этот раз в путешествии и писательстве у меня произошло большое изменение, связанное с общим развитием мировой компьютерной техники. В конце 2010 года, перед моим отъездом в дальнее путешествие, фирма «Турбина.ру» (большой интернет-портал, посвящённый путешествиям) подарила мне нетбук «Eee PC» с двумя батареями, которых хватало, суммарно, на 12—13 часов текстовой работы. Таким образом, я приобрёл способность писать тексты, не прерывая и не замедляя путешествие — даже в индонезийских мечетях и папуасских хижинах. Написанные тексты я, при появлении интернета, выкладывал в сеть, в «Живой журнал», и также на сайт www.Turbina.ru. Они там до сих пор лежат. Туда же я засовывал и многочисленные фотографии, когда скорость Интернета позволяла это сделать.

В Папуа-Новой Гвинее интернет-кафе почти не встречаются (а где они есть, они были очень тормозные, в 2011 году, и стоили 5—20 долларов за час очень медленной работы), но есть мобильная связь, и я приобрёл USB-модем: с его помощью я отправлял новости в свой «живой журнал» даже из самых глухих уголков Папуасии, куда только добивала мобильная связь. Хоть там почти нигде и не было электричества, но имеющейся зарядки раз в три-шесть дней хватало, чтобы описать текущие события и тут же опубликовать их во всемирной сети — вот до чего дошла цивилизация!

Результат активного писательства оказался такой: материала за 213 дней путешествия (включая Шри-Ланку, Малайзию, Индонезию, Папуа-Новую Гвинею, ещё несколько стран) напечаталось очень много — три миллиона знаков. Из этого текста, прямо по дороге, удалось сделать три путеводителя — «Шри-Ланка», «Индонезия» и «Папуасы — без прикрас». Сама же «беллетристика», описание всей поездки, заняло бы, в бумажной публикации, пухлый том. Поэтому, рассмотрев написанные тексты, мне пришлось взяться за не свойственную мне работу — не дописывать, а, наоборот, сокращать излишние тексты. Пришлось отрезать всё, что было до и после Индонезии+Папуасии, да из рассказов по самой Индонезии вырезать некоторые пространные куски — чтобы было удобнее читать оставшееся.

Но, конечно, потребовалось и редактирование и склеивание написанных кусочков. Каждый текст был написан в определённый момент времени в какой-то хижине, на вписке, в мечети или на пароходе… После, сидя уже в другом месте — в летнем Красноярске в 2012 году, — я выбрался перечитать и смонтировать книгу из того материала, что я изготовил во время этого удивительного путешествия. Вышла отличная книга «В нагорья и джунгли Новой Гвинеи», со множеством фотографий. А в 2016 году, в Нижнем Новгороде, я опять просмотрел и подредактировал текст книги, пусть выйдет новое издание, на этот раз электронное.

Теперь, объяснив читателю методы происхождения такого объёмистого текста, начинаем, собственно, повествование. Январь 2011 года, столица Малайзии, Куала-Лумпур.

Получение визы: обещанного три года ждут

Заранее, ещё дома, я подготовил специальное письмо на имя консула Папуа-Новой Гвинеи в столице Малайзии — Куала-Лумпуре, где я собирался получить вожделенную визу. Согласно моему плану, я собирался податься на визу в Лумпуре, потом полететь на Филиппины, там провести 21 день, оттуда перелететь на Калимантан, оттуда — в Сингапур, и оттуда опять вернуться в Лумпур — и получить, наконец, желаемое. И, наконец, отправиться из Малайзии в Индонезию, а оттуда, постепенно, в Папуа.

Почти все авиабилеты я приобрёл заранее через интернет. В этом есть определённая польза — если аккуратно следить за распродажами авиабилетов, можно заранее, за два-три месяца, отхватить самые дешёвые из них. В этом путешествии я летал очень много — почти столько же, сколько за всю предыдущую жизнь. Из Харькова я полетел в Стамбул, оттуда — с пересадкой в Эмиратах — в Коломбо (на Шри-Ланке), месяц путешествовал по Шри-Ланке и перелетел в Куала-Лумпур… Дальнейшие авиабилеты тоже были взяты заранее; некоторые обошлись мне по 15—20—30 долларов, а один, самый дешёвый, даже в $5.

Самолётное передвижение между странами Юго-Восточной Азии постепенно становится дешевле наземного и водного — при заблаговременной покупке билетов, разумеется. Правда, такая летучая жизнь уменьшает романтику и интересность передвижения, но зато существенно сокращает время, потребное на него. Итак, я прилетаю в Куала-Лумпур!

В сияющей, солнечной, небоскрёбистой малайской столице я остановился у известной мне путешественницы Ольги, которая уже несколько лет, как перебралась из известной всем Перми в Малайзию столицу, и вышла там замуж за малайца, доктора Вана. Вместе они жили в столице Малайзии и принимали многочисленных гостей в своей квартире, которые ежедневно приезжали к ним по международной системе «couchsurfing». Каждый день у них в доме появлялись всё новые постояльцы, из России, Европы, Америки, Индонезии и разных других стран — гостей был полон дом, так же как и у меня в те дни, когда я нахожусь в Москве. И вот я тоже стал, уже наверное двести- или триста-каким-то, обитателем их съёмной Лумпурской квартиры. Сбросил свои вещи, познакомился с другими жильцами, ополоснулся и быстренько отправился в посольство Папуа-Новой Гвинеи, запрятанное среди вилл и особняков в районе станции метро «Ампанг Парк».

Отправляясь в посольство, я уже знал, что как минимум один русский человек там уже получил визу — это был мой коллега, путешественник из Владивостока, Александр Потоцкий. Уже несколько лет он путешествует по юго-восточным странам, и вот наконец, после долгого ожидания, получил визу ПНГ. Ждал он её, приблизительно, месяц.

Ничто не гарантирует получения визы папуасов, особенно для россиян. А вот европейцы, американцы, австралийцы и граждане других стран западной ориентации могут получить визу по прилёту в международный аэропорт их столицы Порт-Морсби. Также можно быстрее получить визу в Австралии, в Брисбане. Папуасы считают, что если путешественник проник в Австралию, то он уже удовлетворяет всем высоким критериям «приличного человека» и в Папуасию его пускают легко.

* * *

А вот и оно — папуановогвинейское посольство, в тихом особнячке, в переулочке. Посетителей, как и три года назад, немного. Верней сказать, посетителей вовсе нет. Я уже был тут, и анкету брал, — знал, что у них много вопросов к посетителям. В окошке — пусто. Я постучал-покричал. Вышла темнокожая тётушка, похожая на негритянку.

Я всунул в окошко заполненные анкеты, ксерокопию загранпаспорта, пару фотографий и Важное Письмо о моей полезнейшей сущности. Было указано, что я собираюсь путешествовать, писать путеводитель по этому острову, и развивать туризм в стране папуасов.

— А где ваш обратный авиабилет?

— А нету у меня авиабилета, я его потом, может быть, куплю. И вот почему: в прошлый раз, три года назад, я уже подавался на визу Папуа-Новой Гвинеи, но ответ никакой не пришёл в течение трёх месяцев, я регулярно звонил в посольство. Теперь я опасаюсь брать билет, вдруг опять та же фигня образуется.

— О, но вы теперь-то не беспокойтесь! У нас с недавних пор введена компьютеризированная система обработки запросов, и теперь визу мы выдаём быстрее, чем раньше — всего в течение месяца! Так что позвоните и заходите через месяц, ну а оплатить нужно сейчас — с вас 100 ринггит (25 долларов).

Я расплатился, получил квитанцию в приёме документов, забрал оригинал паспорта и откланялся. Тётушка оставила мне посольства — по нему мне нужно будет звонить через 20—30 дней, узнавать, как дела с визой. Как работает их скоростная папуасская компьютеризированная система обработки запросов. Хорошо, что паспорт не забирают на весь месяц.

Не буду загружать читателя описанием всех моих промежуточных похождений — я вновь осматривал Куала-Лумпур, один из приятнейших для меня городов Азии, встретился с музыкантом Книжником, который в ту же весну достиг Малайзии, зарабатывая в поездке игрой на гитаре. Потом я перелетел на Филиппины, где путешествовал три недели, затем — на Калимантан, откуда опять же на самолёте перебрался в Сингапур и воротился в Малайзию — прошёл ровно месяц. Рассказ об этом насыщенном путешественническом месяце я опубликую как-нибудь в отдельной повести.

Звоню по телефону в папуасское посольство. Как ни странно, тётушка узнала меня по голосу! Наверное, мало кто подаётся тут на визу:

— О, мистер Кротов! Да-да, приезжайте! Ваша виза уже готова!

Опять оставив вещи у гостеприимных Ольги и Вана, я еду на метро Ампанг Парк… В тихом особнячке та же тётушка, при мне, достала большой лист — то ли распечатка, то ли факс такой, — с вида просто чёрно-жёлтая распечатка с надписью ENTRY PERMIT. Консульша отклеила с него прямоугольник с какими-то надписями и вклеила его мне в паспорт. Это и есть долгожданная виза Папуа-Новой Гвинеи. Въехать можно в течение трёх месяцев с момента выдачи. Там можно путешествовать ещё два месяца. Ура-ура-ура!

Прошло всего три года с деньками, с тех пор, как я впервые вступил на порог посольства ПНГ в Куала-Лумпуре — и вот, виза ПНГ в моём паспорте. Правильно сказано — Обещанного три года ждут. Нужно только уметь ждать.

Виза Индонезии у меня уже была готова. Она делается тут же в Куала-Лумпуре, недалеко от той же станции метро; а можно получить её и на границе, в порту въезда — или прилёта. Согласно заранее подготовленному плану, я собирался перелететь из Куала-Лумпура в самый западный город Индонезии, Бандар-Ачех. В нём я прежде ещё не бывал. После этого я пересеку, автостопом и на железнодорожном транспорте, два больших индонезийских острова — Суматру и Яву. С острова Ява я могу улететь прямо в Джайпуру, в столицу индонезийской части Новой Гвинеи, и дальше начнётся неизведанное: я отправлюсь из Джайпуры по земле в Папуа-Новую Гвинею через единственный наземный пограничный переход.

Маршрут по самой Новой Гвинеи я заранее подробно не разрабатывал — не было ни карт, ни подробной информации о стране, чтобы можно быть понять, как там вообще можно путешествовать. Даже советский Генштаб не печатал карт Папуа: не надеялись большевики, что дело социализма дойдёт туда в обозримые сроки. А европейские картографические фабрики типа «Мишеллина» не издают автодорожных карт Папуасии, за малочисленностью тамошних автодорог. Так что, с автодорожной сетью, будем разбираться на месте.

Предшествующий мне Александр Потоцкий не многое узнал про дороги Папуа. Он добрался до города Маланга на побережье, и от деревни, где когда-то жил Миклухо-Маклай, повернул обратно на Индонезию. Так что про дороги, транспорт и цены нужно будет узнавать всё в «ручном режиме». Читателю моих книг — уже проще: по возвращении я выпустил путеводитель откуда вы можете черпать именно практическую и транспортную информацию.

* * *

Итак… Завтра — перелёт в Ачех. Последний закат в этой квартире с видами на Петронасы и Куала-Лумпурский сити-центр, в квартире с вентиляторами и вай-фаем и в обществе белых мистеров, большинством своим русскоговорящих. Снизу откуда доносится звук мечети. Завтра почти всего этого не будет — ни Петронасов, ни белых мистеров, ни вай-фая, ни метро, завтра я попаду, иншалла, в другой совсем мир, где из сегодняшнего останется только сам закат и пение мечетей (оное даже и преумножится). Да, народ будет внешне похож, и язык похож, но будет всё совсем по-другому. Итак, — завтра начинается Индонезия. Большой месячный промежуточный этап по дороге на Папуа.

«В одну реку» можно ли войти дважды, посетить ту же самую страну и тот же самый город три года спустя? Москву, Питер или Куала-Лумпур, думается, можно; можно посетить дважды или трижды Варшаву, Париж или Берлин. А вот приехать вновь в тот же Мазари-Шариф, или Джайпуру, или Донголу (в Судане), может быть, и нельзя — слишком много там перемен проходит за трёхлетку. Афганистан в 2002 и в 2005 отличался очень сильно. Сильно отличался Таджикистан в 1999 и 2002. Изменится ли Египет к следующему приезду меня… какой станет Сирия… интересно бы посмотреть! В Энароталийском районе (западная половина Новой Гвинеи), глядишь, уже вместо накладных пиписек все галстуки нацепили или мобильники? В Судане, наверное, построили уже асфальтовые дороги, и суданцы ездят на машинах вместо верблюдов? Не знаю, но в Афгане караваны почти исчезли за три года, с 2002 по 2005. Мир быстро изменяется, и быстрее всего перемены проходят там, где уже много лет, несколько десятилетий (или даже пару столетий) не видно было никаких перемен.

В некоторых уголках мира сохранилась, случайно, из-за политического климата, из-за отсутствия транспорта, из-за удалённости или плохого климата, из-за отсутствия нефти и т.д., по разным причинам сохранились уголки-анахронизмы, уголки XX века, или даже XIX века посреди века XXI-го. Конечно, не осталось уже территорий на Земле, где бы какие-то большие сообщества людей жили на уровне века каменного и вовсе не знали о существовании, например, белых людей, современного транспорта или вешей, изготовленных промышленным образом. Такие последние районы были открыты, например, в 1950-х годах в центре Новой Гвинеи и за пару десятилетий их население было оперативно перенесено в более современную эпоху; ещё несколько племён «подскребли» в шестидесятых и семидесятых годах, и тоже оцивилизовали их, сделали их — и покупателями, и избирателями. Равно — и правительству Бразилии, и России, и правительству Индонезии, … всем нужны избиратели; бизнесменам нужны покупатели; и никто «наверху» не заинтересован, чтобы хотя бы пара тысяч людей находилась в стороне от участия в мировой политической и экономической системе.

Но задержка во времени, конечно, осталась заметной — мы порой оказываемся, в Африке ли, в Азии, на Новой Гвинее ли, — в местах, куда основные признаки индустриального века пока не добрались. Но они быстро подбираются туда.

Часть 1. Начинаю с Индонезии. С крайнего Запада до дальнего Востока

На крайнем Западе Индонезии

Итак, сперва я отправляюсь в Индонезию. Лететь из Куала-Лумпура или Сингапура в Папуа-Новую Гвинею напрямую очень дорого ($600 в один конец), и совсем не интересно. Поэтому перед проникновением в далёкую Новую Гвинею я проведу ещё месяц на индонезийских землях.

Чудеса, на этот раз, начались ещё за несколько часов до прибытия в Индонезию — в аэропорту Куала-Лумпура, когда я зашёл в тамошнюю мечеть. В малайских аэропортах, как и во многих других, есть молельные комнаты. Как и в мечети, нужно снять обувь на входе. Когда я вышел — в одном из ботинок обнаружилось что-то зелёное. Это была 50-ринггитовая бумажка ($13), положенная в мой ботинок кем-то. Видимо, некто подумал, что негоже человеку тут носить российские ботинки «крафт». Вот они и окупились.

Самолёт был заполнен целиком. Очень многие летели в Бандар-Ачех, самый западный город Индонезии. Нужно возвестить читателю, что это самый религиозный мусульманский город в Индонезии, столица самого строгого мусульманского индонезийского штата. Мусульмане Индонезии, раскиданные по тысячам островов, неоднородны: на самом западе живут самые строгие и соблюдающие верующие; на Яве — верующие, но не все соблюдающие; а на крайнем востоке живут уже вообще христиане, папуасы среди них. Штат Ачех, самый мусульманский (поэтому и нефтедобывающий?) много лет вёл борьбу против центрального правительства Индонезии, стараясь отцепиться от остальной страны и ввести у себя религиозный закон — шариат. Война завершилась компромиссом, подобным российско-чеченскому: Ачех остался в составе большой державы, но получил автономию в различных вопросах, да и религиозные законы были введены в действие.

Делегация бородатых, в белых чалмах и халатах, «святых мужей» из двадцати человек летела в Ачех из Таиланда (в Таиланде тоже есть мусульмане) — на обмен передовым опытом. Среди них были и мои ровесники, и согбенные старцы. Несли они с собой круги некие, но не спасательные: то были китайские палатки, самовыпрыгивающие из чехла, чтобы спасаться от комаров в ачехских мечетях. Летели в Ачех белые иностранцы и иностранцы, уже много лет работающие в разных организациях помощи Ачеху, и посему знающие индонезийский язык (возвращались с отпусков); летели белые туристки с серьгами и заколками и туристы с рюкзаками и татуировками, летели сами индонезийцы, побывавшие в богатой и цивильной Малайзии (или других странах) и вкусившие там счастья цивильной жизни, а также с заработков летели деревенские жители Суматры. И я тут тоже летел, причём почему-то на самом последнем месте в самолёте. Билет мне обошёлся в 25 долларов, если интересно, а лёту было примерно час. Вот мы и снижаемся: внизу какие-то пальмы, поля, хижины, зелень… Вот и она, Индонезия!

Бандар-Ачех сразу отличился от организованной, опрятной и удобной Малайзии. Выпендриться решили здесь так (а наверное не только здесь, но и по всей Индонезии, в аэропортах) — всех въезжающих фотографировать и дактилоскопировать. Мне своих отпечатков пальцев не жалко — много где они уже хранятся в архивах, — но для большинства это была новость. Дактилоскопировали не краской — прислоняя пальцы к сканеру. Но так как окошек для проверки документов, вклейки виз и дактилофотографирования больше не стало — а точней, всего два окошка и было, из которых иностранцы могли направляться только в одно, — я прождал в очереди час, отплёвываясь и перекидываясь недоумённым взглядом с бородатыми тайскими мудрецами. Наконец и мне поставили штампик и пустили на свободу, а при всеобщем раздолбайстве можно и так было выйти, без штампа и без «пальчиков»: двери были открыты, хоть с визой, хоть без неё, с паспортом или без него можно было спокойно выйти в зал аэропорта — и потом в город.

Из аэропорта Ачеха никакого автобусного транспорта в город не было видно. Только несколько назойливых таксистов поджидали клиентов. Один даже догнал меня, заманил в машину и стал демонстрировать табличку с ценами отелей и на проезд. Я покинул его, и через пять минут меня подобрал на машине сотрудник «Айр Азии», который оказался англоговорящим — и, узнав, что я из России, ругал коммунистов, которых наверняка не видел никогда. Всем взрослым и пожилым индонезийцам успели когда-то внушить в школах, что марксизм-коммунизм — величайшее зло. Это было во время охлаждения советско-индонезийских отношений, которое длилось довольно долго.

Привёз меня он сразу к главной мечети Байтурахман, которая является символом Ачеха. Из неё уже доносился призыв на вечернюю молитву. Пока все собирются и молятся, я сообщу читателю подробней о прошлом, настоящем и будущем Ачеха.

Город Бандар-Ачех раньше назвался по-другому, а является он ровесником Москвы, и с раннего средневековья мелькал — то в китайских хрониках, то в записках Марко Поло и дневниках Ибн Батуты. Во времена Поло и Батуты это был уже процветающий торговый мусульманский город. Ведь арабские купцы контролировали всю торговлю по Индийскому океану от Мозамбика до Суматры, и занесли ислам и в Ачех, и на восточное побережье Кении, и много куда ещё, кроме Антарктики.

Ачех всегда был самый строгий и фундаментальный, и в средневековье тутошние правители внедрили шариат во всём регионе (султанате). Но потом пришли европейцы, и постепенно заграбастали себе и Ачех, и почти весь мир. А потом Индонезия освободилась и стала светская, демократическая, с мусульманским уклоном. Но на западе хотели отделиться, сделать отдельную страну, вернуть шариат, чтобы все женщины ходили одетыми, чтобы нельзя было ничего греховного употреблять внутрь, чтобы все деньги от нефти, газа и дурианов оставались в Ачехе и не уходили в Джакарту, и чтобы все говорили по-ачехски и писали не латиницей, а арабицей. (А на востоке, тем временем, папуасы тоже в мечтах об отделении: чтобы все деньги от злата оставались у папуасов, чтобы не заставляли учить индонезийский язык и т.п.) Такая была у них вооружённая патриотическая тусовка — «Движение за Свободу Ачеха», воевали они с 1976 года, около двадцати пяти лет.

Наконец, как я уже упоминал, правительство навстречу пошло им так: дали Ачеху самую большую автономию, разрешили им шариат (но чтобы к иноверцам не приставали со своими правилами; так и есть — не пристают); провели выборы — вожди повстанцев вошли в правительство; деньги от нефти пообещали оставлять ачехчанам. Максимальная автономия, но в пределах страны.

Не успели ачехцы построить светлое будущее, как 26 декабря 2004 года, землетрясение в 9,5 баллов в море, в районе Бандар-Ачеха, вызвало цунами, которое достало до десятка стран и вызвало разрущения по всему побережью Индийского океана, включая отдалённые Мадагаскар и ЮАР. А сам город был смыт, можно сказать, наполовину. Произошли всякие необычности. Например, плавучий корабль-электростанцию весом в много тысяч тонн сорвало с якорей, подяло и перебросило прямо в город, где в 4 км от берега и находится теперь это судно. Что стало с командой, не знаю. При падении это судно разрушило несколько домов, так оно и стоит, как памятник — назад в море перетащить его нет возможности. Другой корабль, но небольшой — деревянный — забросило на крышу цементного дома, где он и сохраняется по сей день. Все деревянные постройки, и половину цеметных, превратило в сор, между которым валялись остатки людей, машин и пр.

После цунами город наводнила уже не вода, а международные спасатели и помощники, из почти ста стран. Все, кроме диких африканцев, полетели помогать Ачеху, и город наполнился деньгами. Пообещали отстроить Ачех — как был и даже лучше, и так и вышло. Никак без цунами такого бы не было, а тут международники навезли и детские площадки, и госпиталя, и строительные оборудования, и деньги, и сами понаехали помогать тем, кто выжил, и в несколько лет город весь обновили. Только в некоторых местах дыры или развалины — если вся семья погибла, то и некому восстанавливать, и там травой зарастает, как в Джаффне или Грозном.

Это всё было лирическое отступление, и мы возвращаемся в храм, куда на вечернюю молитву стеклось множество сотен людей. Хорошо бы остаться на ночь в ней, в самой главной мечети. Но вышло иначе — после моливы ко мне подошёл местный человек по имени Фикри, познакомился и поинтересовался по-английски, имею ли я место для ночлега.

— Пока нет, — отвечал я, — но я планирую заночевать в этой мечети. Не знаю только, принято ли у вас об этом кого-то информировать.

В прошлый приезд в страну (2008) я повсеместно останавливался на ночлег в мечетях, что и описано у меня более подробно в другой книге «Автостопом по Индонезии и к папуасам». Это здесь привычное явление — не только мусульманские проповедники, но и иные путники, если их никто не позвал в гости на ночлег после вечерней молитвы, могут остаться на ночь в самой мечети.

— Идём лучше ко мне, — возрадовался мужик, — у меня есть место для ночлега, гэстхаус.

— Если твой гэстхаус бесплатный, то пойдём, — отвечал я.

— Да-да, бесплатно, — отвечал он, — мой гэстхаус только открылся, и там пока никого нет. А ты помолишься за меня, чтобы у меня появились клиенты.

Я согласился оказать такую услугу, и мы пошли. У Фикри оказалась машина, в которой поехало четверо: Фикри, его престарелый отец, я и человек-страннюк, который оказался младшим братом Фикри. Тому сильно не повезло: он был слепоглухонемой и ещё и дёргался постояннно. Видимо, его нельзя было оставлять одного дома, поэтому и повезли его в машине до мечети и обратно, но в саму мечеть инвалид не ходил. Между собой Фикри и его отец говорили на ачехском языке, который настолько отличался от государстевнного индонезийского, что я не понимал ни слова. На том же ачехском говоре говорили и другие жители, хотя гос. язык они знали тоже.

Фикри сообщил, что власти Ачеха решили развивать туризм, и он подключился тоже. Он открыл агенство по туризму, а на втором этаже решил организовать гэстхаус. Я был его вторым клиентом с момента открытия ночлежки. В общем, привёз он меня туда (оказалось недалеко от мечети), вручил пакет с едой, а сам отправился отвозить домой отца и брата. Потом вернулся, интересовался Россией и всякими странами: мужик оказался продвинутый, бывал и в Европе, и в Узбекистане, и даже на Аляске.

Ночью в комнате, которую мне выделил Фикри, я перелёг на пол, чтобы было привычней организму. Как оказалось позднее, это было ошибкой. Ночью меня атаковали муравьи. Я их не видел, так как они были мелкие, но я начал чесаться, ругаться, мыться, при свете фонарика смотреться в зеркало: кто-то покусал. (А центральное электричество временно отключили в городе.) Гады! Неужели клопы? — думал я, но не может быть: ведь цунами смыло наверняка всех клопов, а новых кто мог привезти, неужели предыдущий единственный клиент этого «Crystal Tour»? И только утром я разобрался, что то не клопы, а маленькие, очень маленькие муравейчики. Ещё у Фикри имелся таракан размером с маленький мобильник, но он не кусал меня — и ладно.

Итак, я приехал на Крайний Запад! Но я пообещал Фикри не только помолиться, но и порекламировать его муравьинный «Crystal Tour». Делаю это: город Бандар-Ачех, jalan (улица) Sultan Iskandar Muda, #3, Pungejurong, напротив банка BPD. Продажа авиабилетов, туров и пр. А муравьёв он когда-нибудь, надеюсь, истребит.

Несколько наблюдений о штате Ачех

Штат официально называется Ачех Даруссалам — «мирный край». Когда-то (тыщу лет назад) он был восточным краем большой мусульманской Ойкумены. А вот другой Дар-эс-Салам — который нынче в Танзании — являл собой крайнюю западную точку оного.

Теперь к современности. Власти города и штата всерьёз, без шуток, решили выжать максимальный доход из прошедшего в 2004 году цунами. Международные доноры, отстроив город и коммуникации, скоро разбегутся, но цунами можно превратить его в источник постоянного дохода — привлекая туристов. Выпуская брошюры для своих турфирм «Цунами — источник туризма», «Туризм, основанный на Ачехском цунами», они пиарят его как величайшую трагедию за всю историю человечества. Поэтому памятники цунами в виде столбов, грибов, волн и пр., заполнили город, а также развесили плакаты «Ачех — наилучшее туристическое место». Параллельно пытаются привлечь паломников-мусульман тем, что Бандар-Ачех — город героической истории ислама, со времён Халифата до наших дней. И ещё завлекать дайверов-интуристов. Так что цунами прославило и обогатило Ачех, это теперь знаменитый город-герой.

Интернета в Ачехе очень много, он на каждом углу, быстрый и дешёвый. Вероятно, причина — международные организации помощи, которые без Инета жить не могут и проложили в Ачех специальный скоростной и очень толстый канал. В посёлках по трассе с Ачеха на Медан тоже много интернета. Но стоит только переехать в Меданскую область, не затронутое цунами — как интернета становится существенно меньше! Вот как цунами развило интернет.

В Ачехе гораздо меньше курят, чем в других областях Индонезии.

В Ачехе и прибрежных селищах рядом с ним значительно меньше детей, чем в других индонезийских городах. Причина — цунами, которое смыло, в первую очередь, детей, из-за их меньшей массы и силы. Есть такие прибрежные селения, где выжило 10—20% жителей, детей среди них совсем мало.

98% ачехских женщин ходят с покрытыми волосами и головами. При этом встречаются и непокрытые женщины — или христианки, или иностранки. Никто не запрещает ходить «простоволосыми», но 98% одеваются.

В городе Бандар-Ачех всё относительно дорогое, и почти всё привозное. Иностранные деньги, направленные в регион, привели к его удорожанию, в среднем на 25% по сравнению с обычной Индонезией, а прожиточный минимум тут выше, чем в любой другой провинции Суматры или Явы. Платные жилища — что съёмные, что гостиничные — в Бандар-Ачехе дороже вдвое, чем в обычных городах острова.

Зная богатую сущность иностранцев, некоторые несознательные граждане мечтают получить с иностранца, в подарок, или в оплату каких-то мелких услуг, один доллар или другую сумму!

Цены в магазинах почти нигде не написаны. Встречаются и супермаркеты без цен. Местные, конечно, знают все цены наизусть, а иностранцам приходится догадываться, и не факт, что легко выберешь самый дешёвый товар.

Мечетей очень большое количество, хотя есть и китайский храм, и церкви — видимо, получившие поддержку после цунами от мировых помощных организаций.

В Ачехе нет приморских домиков на ножках, как в Сандакане и других городах — все дома на ножках в мгновение ока смыло и они уплыли в океан со всеми их обитателями. Более 50% зданий в городе построены в последние пять лет (2005—2010).

И ещё тут очень много ментов, относительно остальной Индонезии, ментов и солдат, которые, впрочем, по улицам почти не бродят, а сидят в своих воинских частях с бронемашинами — опасаясь, что Ачехцы вновь восстанут, чтобы добиться полной и окончательной независимости. На иностранного туриста, однако, не обращают внимания, документы не смотрят, это вам не наша Средняя Азия.

Утром Фикри пришёл к себе на работу в турфирму и уселся за компьютер. Клиентов не было, но он активно копался в интернете, может быть рекламировал себя. А я пошёл гулять по городу. В мечетях я так и не пожил в Ачехе — во-первых, лень было уезжать от Фикри, а во-вторых — решил я — «святых мужей» с бородами и так достаточно в городе и без меня.

Хоть власти и решили развить туризм, но опубликованные карты города Ачеха, как и все индонезийские карты, составлены были какими-то неудачниками. Мне досталось три карты — две подарил мне Фикри, одну я сам купил в магазине — они были ужасны. На одной карте, например, не была показана главная река, идущая через центр города, это всё равно что напечатать Красноярск без Енисея или Новосибирск без Оби — ведь это главный ориентир! Не было ни других речек, ни мостов через них, масштаб врал, улицы были показаны далеко не все. Высотные ориентиры — мечети, вышки — не были показаны нигде. Секретность? Или тупость? И на самой подробной карте такая важная мелочь, как автовокзал, был показан неведомо где, найти его с помощью карты было невозможно. А ещё на карте Свободного Ачехского Края была нарисована извилистая железная дорога, от коей в Ачехе уже сорок лет как ни рельсы, ни шпалы уже не осталось! Есть только памятник паровозу, без рельсов, без вокзала, на бетонном постаменте.

Весь день я ходил по городу и фотографировал его, побывал и на базаре, съел пару дурианов — самых вкусных и сильно пахнущих фруктов. Этот фрукт ещё неоднократно будет встречаться в моей повести, поэтому напишу о нём здесь несколько строк. Дуриан — довольно большой, от одного до пяти килограммов, кругловатый плод, покрытый шипами, размером с небольшую круглую дыню «колхозница». Растёт он на деревьях. Это самый вкусный и нежный фрукт тропической Азии, но он имеет весьма сильный запах, который чувствуется на несколько десятков метров. Если дуриан положить на стол, в рюкзак, в машину и т.д., то даже после исчезновения дуриана этот предмет будет пахнуть, несколько дней, а то и месяцев. Из-за сильного запаха многие люди ненавидят дуриан, и запрещают с ним входить в мечеть, в магазин, в квартиру, в кинотеатр, на пароход или в другое публичное место. Некоторым, напротив, дуриан очень нравится. В России он не продаётся, даже в самых дорогих магазинах — из-за запаха. Мне самому дуриан очень нравится, и я, когда вижу сей плод, сразу спешу приобрести его, хотя стоит он, по индонезийским меркам, недёшево.

Кроме Индонезии, чудо-фрукт растёт в Малайзии, Таиланде, Камбодже, Вьетнаме, на Филиппинах, на юге Китая и в других местах Юго-восточной Азии. Имеется несколько сортов дуриана. Пахнут все сорта. Если дуриан не пахнет, значит, он ещё не созрел и для еды не пригоден.

…Посмотрел на разделку рыб размером с человека, полазил по деревянным рыбацким судёнышкам и посетил два мемориальных корабля, о которых я уже писал: плавучую электростанцию, выкинутую за 4 км от берега, и корабль, заброшенный на крышу цементного одноэтажного дома. Это, как ни странно, пошло на пользу окружающим: судно так и застряло в крыше дома, а окружающие люди, барахтавшиеся в воде (уровень воды на некоторое время сильно поднялся), стали тянуться к судну, оттуда сбросили верёвку (кто-то из команды остался невредим) и 56 человек спаслись на этом корабле, в ожидании, пока спадёт вода. Недалеко от судна стоит щит с фотографиями спасённых и с этой необычной историей. Ну, а жители дома под судном, наверное, все погибли, поэтому и решили не восстанавливать дом, а сделать его памятником.

Многие дома, тех, кто погиб в цунами, сейчас стоят полусломанными, некоторые участки зарастают травой, а существенную часть города вообще пришлось отстроить заново. Пользуясь случаем, что все дома в районе посносило, власти провели новый проспект, которого на картах пока что нет. Вообще все три карты Ачеха, что я видел — врут.

Вечером Фикри повёз меня на танцы (смотреть их). Власти города, привлекая туристов, каждую неделю распорядились танцевать бесплатно в центре города местным фольклёрным коллективам. И женские, и мужские команды танцуют каждую субботу, а поглазеть собираются в основном ачехские девушки. Я пофотографировал и зрительниц, и танцоров, после чего Фикри отвёз меня обратно в свой офис.

Где я вторично заночевал. Уже на кровати, а не на полу — прошлая ночь в обнимку с муравьями научила меня осторожности.

Из Ачеха в Медан

На другой день, а было это воскресенье, 20 февраля 2011 года, я стал покидать город Бандар-Ачех. Решил на некоторое расстояние выехать на автобусе, а продолжить — автостопом. Думал также заночевать в какой-нибудь ачехской деревне, проверить гостеприимство местных жителей, а заодно узнать, что осталось от железной дороги Бандар-Ачех — Медан, показанной на многих местных и мировых картах вот уже более сотни лет.

Сперва я достиг автовокзала, он оказался очень далеко от центра, как и почти все «бис терминалы» в Индонезии. С терминала один за другим, раз в час, отправлялись кондиционированные мягкие автобусы в Медан, и стоили они вдвое дешевле, чем их российские не очень уютные аналоги. Я решил немного откатиться на автобусе от города, и затем продолжить автостопом.

Вспомню, тем временем, о железной дороге. Если верить картам, — эта дорога, на первых 200 километрах, должна пересечься с автотрассой целых семь раз. Но ни одного переезда, и даже никаких следов «железки» я не увидел. Местные говорят, что ж.д. действовала лет сорок назад, а теперь её место — застроено и засеяно. Но собираются восстановить! И правда, в 200 км от Ачеха появилось видение — вдоль автодороги тянулись новенькие рельсы на бетонных шпалах. Но поездов там не было, и было видно, что ж.д. никак не действует, нет ни поездов, ни вагонов, ни тележек, ни даже дрезин.

Посёлки вдоль трассы не очень населённые. Вдоль берега постаралось цунами, а внутри острова — военные: во время войны за свободу Ачеха, деревни в джунглях выжили не все. В некоторых местах видны кое-где развалины, мечети некоторые — недавно отреставрированы или в процессе починки. А вот радостей плоти мало: вдоль дороги почти нет ничего вкусного — только сухофрукты и дорогие мандарины. Школы все отстроены международными организациями, но детей, визуально, немного — не то, что в остальной Индонезии или на Филиппинах. Не очень жилой край, как после чумы какой-нибудь. Асфальт хороший, ровный, отстроенный иноспонсорами, но — по двадцать поворотов на километр, и повороты резкие, нестойкого человека может вывернуть наизнанку.

Долго ли, коротко ли, шёл я по одному из городков (названием Биреун). На выезде — развал очередных сухофруктов. Вечереет. Мороженщик, продающий булочки с мороженым с джек-фрутом (есть и такое), пытался заполучить меня в гости. Но возвращаться с ним в Биреун на его тележке не хотелось. Нет, думаю, продвинусь за событиями вперёд! И продолжаю выходить из города, окружённый толпой мотоциклистов и тележек.

И тут замечает меня и останавливается большая чёрная пухлая машина, водитель выходит ко мне. Я и не махал даже. Водитель, звали его Осман, 55-ти лет от роду, возвращался со своим другом из какого-то городка, где было собрание по поводу прощедшего недавно Дня рождения Пророка Мухаммада, — да благословит Аллах и Пророка, и водителя. Осман ехал в город Локсеумаве, где находится единственная в Северной Суматре фабрика по изготовлению сжиженного газа. На ней и работал Осман в течение 25-ти лет, до того как вышел на пенсию. Оказалось, местный индонезийский Газпром приносит счастье и деньги всем, кто вовремя «присосался к трубе», так же, как и у нас.

Сам Осман оказался редким типом умного, знающего, религиозного человека, при этом англоговорящего. Знал он и историю своей страны, и соседних стран, бывал и в Европе, и в Америке (США), но основную часть жизни прожил в Ачехе, пережив и долгую войну за независимость Ачеха, и всё остальное. Сын Османа был альпинист, покорял высочайшие горы мира, включая Эльбрус, Памир и иные горы СНГ. Вся семья была религиозной, Осман с напарником заезжал помолиться в мечети по дороге, слушал в машине диски с арабскими молитвами, и вообще был умница, свободомыслящий и при этом весьма религиозный патриот Ачеха и своего маленького народа (между собой водитель и его друг говорили, конечно, по-ачешски). Так что я был рад, что попал в интересное общество.

Городок газодобытчиков, куда привёз меня Осман, находился за специальным забором. Там, внутри, для двух тысяч работников и членов их семей был построен настоящий рай. Фонари и фонтаны, блестящая мрамором и электричеством мечеть, спортивный стадион, бассейн, школа для детей сотрудников, банк и супермаркет, фонари, трава подстрижена, несколько сотен коттеджей на большой территории — хоть сиди и век не выходи, наверное и кладбище есть. Заезжаешь, на входе — пропуск, и едешь к себе домой. А если хорошо работал, как Осман, то домик навечно твой. И все ездят на пузатых машинах, а газ тем временем отправляют кораблями в Японию, в Южную Корею, куда угодно, но у самих в котеджах нету газа. Готовят на электричестве, оно бесплатное. Интернет у каждого дома. Сам «старый» город с базарами и обычными людьми находился в стороне, я его так и не увидел.

…Итак, мы приехали домой к мужику, а было уже поздно. Дома ждала жена и двое дочек ранних школьных лет (сын-альпинист отстуствовал). Пили чай с бананами (а поужинали мы уже по дороге, в придорожной харчевне), я показывал хозяевам свои книги и фотографии, а сам украдкой фотографировал квартиру (за мои путешествия по Индонезии я только один ещё раз был в таком богатом жилище). И тут Осман узнал — а наверное и специально позвонил — что сегодня ночью будет газпромовский автобус сразу на Медан. И так получилось, что я случайно согласился на мою отправку в этот город! Автобус прямо из газпромовского городка должен был идти всю ночь и наутро прийти в Медан, куда я собственно и собирался, но не знал, что попаду так быстро. Осман меня спросил, мечтаю ли я об этом автобусе; я дипломатично сказал — «не очень; наверное, он какой-то дорогостоящий…» — «Это не проблема, ты мой гость!», — обрадовался Осман, и быстро снарядил меня в дорогу. Ещё один соронг (индонезийское платье), одна зимняя шапка (оставшаяся у его сына после похода на Эльбрус), ещё какие-то шмотки мне были вручены в пакете, и вот я уже сижу в автобусе. Автобус действительно очень хороший, не только с кондиционером, но и с какими-то одеялами, подушками даже, откинуться в кресле можно почти до лежачести — расстояния между креслами большие. Осман где-то невидимо заплатил за меня, и довольный вернулся в свой газпром-городок, а я уснул в автобусе, да так крепко, что проснулся уже на рассвете, на одной из автостанций Медана. Спасибо Осману! И индонезийскому Газпрому!

Медан. В шумном мегаполисе

Утром в понедельник, 21-го февраля, я очутился на окраине огромного города Медан, третьего по величине в Индонезии. Трёхмиллионный мегаполис, фактически столица Суматры — да так и есть, самый большой город Суматры — находился рядом со мной, постепенно просыпаясь.

Медан — самый транспортно неудобный город из всех, посещённых мной, городов-гигантов. Скажу всем людям такую правду, не постесняюсь — самый неудобный из всех двухмиллионников и выше. Хуже даже, чем Коломбо. Продолжительно обитать в Медане я бы не стал, если бы даже сильно предлагали мне такое удовольствие.

Представьте себе очень большой город — ну склейте друг с другом Омск и Новосибирск, или Днепропетровск и Харьков, уберите оттуда метро, все троллейбусы, трамваи и большие автобусы, а также электрички, речной транспорт и машины-такси, и вы получите представление о размерах и неудобстве города. Ещё раз повторяю: большого общественного транспорта нет!

В добавок, здесь плохо с указателями улиц, большинство людей не знают адрес места, где они находятся, 95% не говорит по-английски и никто — по-русски, а если вам нужен адрес улица такая-то, дом 456 — как мне реально и был нужен — так может оказаться, и так и оказалось, что мест с таким адресом два, в пяти километрах одно от другого (это я искал газету «Меданская трибуна» по адресу, указанному на газете, и выяснил такой географический казус — думаю, что он не единственный).

Как же перемещаются меданцы? Ну большинство из них живут и работают в одном квартале, и не ездят на другой конец города. Для небольших поездок имеются микромаршрутки, в которых едва набивается десять человек (а мой рюкзак — беда для всех для них), и трёхколёсные моторикши, в качества таксистов с каждого угла кричащие: «Хэллоу, май френд!» Френд, по-ихнему, означет «спонсор», потому что вся дружба и будет заключаться в том, что он отвезёт тебя туда-сам-не-знаю-куда и потребует за это денег… что и будет его единственным заработком на сегодня. Публичный нормальный транспорт, большие автобусы — хотя бы как в Индии или на Шри-Ланке, — тут почему-то не развился.

Я оказался почти единственным человеком в мире, имеюшим карту Медана (я её купил три года назад в Джакарте, но тогда не понадобилась, и вот через Москву она прилетела со мной в Медан, проделав путь в 30,000 км). В картах не разбирается тут почти никто, да она и не очень точна. В общем, за день я только лишь успел: поспать и привести себя в порядок в одной из мечетей; найти редакцию местного СМИ «Трибуна Медана» и поведать о своём явлении всей общественности; посетить ж.д.вокзал — о чудо! Здесь прошла реконструкция ж.д., и железнодорожный огрызок под Меданом теперь испускает поезда аж в четырёх направлениях! Они, конечно, не очень дальние, но всё равно это очень интересно и важно для меня, потому что я изучаю и люблю железные дороги.

Затем я, из научного интереса, посетил меданский главпочтамт (отправка предметов в Россию стоит огромных денег, впятеро дороже, чем из Малайзии), затем дошёл до Главной Мечети. Но мечеть эта оказалась неправильная, ложная. На входе в главных воротах, ведущих во двор, сидел мужик (служитель главмечети, я так понимаю), курил (это вам не Ачех!) и записывал граджан, которых считал иностранцами, в особую тетрадь посетителей. Это делалось для того, чтобы вымогать «добровольное пожертвование» на мечеть. Пытался и с меня что-то получить, но каким-то моим арабским словом был испуган и перешёл к поиску других иностранцев, а те почему-то то и дело появлялись. В самой главмечети не было ничего полезного. В неё ходили лишь потому, что построена она была сто лет назад, и наверное отмечена в «Lonely Planet» как культурное место — а вокруг ней вились разные предлагалы и помощники, не все имели высочайший интеллект.

Я же думал найти какой-нибудь исламский центр, с более мудрым обществом. Мне сказали, что таковой находится на ул. Дипенгоро — туда я и отправился. Но и то был ложный центр — та мечеть была пристроена к конторе губернатора Меданской области, и лишь тем была знаменита. Но я всё же поселился я в «губернаторскую мечеть», чтоб не искать ещё чего-либо. Пристроил рюкзак и пошёл досматривать город.

Что в Медане ещё любопытного? Этот город уже не пострадал от цунами, и тут нет такого изобилия иностранцев, как в Ачехе. Наоборот, тут много памятников героям борьбы с иностранцами — за свободу Индонезии. Много супермаркетов, есть и гипермаркеты. Молочных продуктов почти нет, а где удалось найти, так очень дорогие. А вот шоколад дёшев, чем я и воспользовался.

Посетил также: книжный магазин (большой ассортимент книг, и цены нормальные, есть и карты, как всегда тут — плохие), рынок старых просроченных книг (очень много книг, и совсем дёшево), затем набрёл на барахолку. На ней продавали сотни ненужных вещей всех сортов. Особенно повеселил продавец человеческих зубов. У него было около ста разных зубов, наверное он работал когда-то дантистом. Кто и для чего покупает у него б.у.зубы с дырками — я так и не узнал. Прицениваться не стал. А вот фрукты в городе почти не продавались — даже в супермаркетах был скромный набор фруктов. Я угостил себя арбузом. Дуриан продавался только в одном месте на окраине города, но я брать его не стал, чтобы не смутить запахом народ в мечети.

В Медане есть храмы самых разных религий. Это самый многорелигиозный город Индонезии. Возле вокзала возводился огромный многоэтажный китайский храм со свастиками. Виднелись храмы индуистов и буддистов (с табличками для местных, чтобы те не ощиблись: «Место поклонения религии такой-то»), христианские церкви. Сикхи, не имеющие в Индонезии своей «лицензии на религию», именовались тут индуистами. Я знал, что в Медане есть 4 сикхских храма и их центральное управление по Индонезии, но специально их тут не искал, а случайно не встретить — город-то огромный. Мусульман же, всё-таки, даже здесь около 80%.

Так побродил по Медану, набродил по нему километров тридцать — мне всё интересно, я ж первый раз в этом большом городе. Город очень солидный, не бедный, трущоб не видно, совсем бомж-личностей, как на Филиппинах — тоже. Есть консульства разных стран, включая США, Англию, Малайзию и вроде даже Россия должна быть, но я не проверял. И памятники местным генералам, очень смешные. Не знаю уж, с кем и когда воевала Индонезия, но герои у них прикольные — это да.

Тем временем свечерело. Я вернулся в «губернаторскую мечеть». Народу в ней совсем немного. В Ачехе, кстати, посещаемость мечетей была значительно выше! Поставил палаточку от комариков, заварил растворимую лапшу, чай приготовил, душ принял — уже третий за сегодня. После молитвы достал нетбук и записал всё, что произошло со мной в минувшие два дня.

Озеро Тоба. Остров Самосир

Среди всех озёр в Индонезии, оз. Тоба — наиболее примечательно. Ведь оно возникло из кратера огромнейшего вулкана. Так долбанул этот вулкан, что возник кратер больше, чем Москва, а в середине, как обычно в вулканах — холмик. Кратер этот, позднее наполнившись водой, стал озером 40х50 км, а холмик в середине стал островом 15х20 км примерно. Из всех островов Индонезии, вставленных в озёра, это самый крупный остров, и называется Самосир.

Многие люди, иностранцы и местные, устремляются на озеро Тоба, чтобы там насладиться жизнью. Но в чём это наслаждение, мне было неясно. В путеводителях Тобе отведено больше, чем иным большим территориям. Посмотрим, что же это за райское местечко.

Воротами Тобы служит город Прапат, расположенный на Транссуматринской трассе Ачех — Медан — Букитинги — Бандарлампунг. Прапат уже весьма туристический, он находится на берегу озера. Он заставлен отелями и ресторанчиками. Оттуда каждый час посудина с мотором доставит вас на остров, в селение Тук-Тук. Плыть всего полчаса.

Приезжаю я на остров. А у острова есть ещё и полуостров, так всё устроено хитро. Весь Тук-Тук — одно большое туристическое место. Он занимает полуостров, с извилистыми берегами, обойти по периметру этот Тук-Тук — нужно несколько часов, хоть по карте и крошечный. Население тут — христиане. Скопились на этом острове, может когда-то эвакуировались от гонений. И ещё всюду тут гробницы. Вместо того, чтобы прятать мертвецов подальше в лес, в поле, — они почему-то стаскивают их на самые высокие горы и строят гробницы на вершинах холмов и гор. Такое ощущение, что попал в город мёртвых — так много гробниц на каждой возвышенности. А может и впрямь этот Тук-Тук священное место, и тут почётно было похорониться?

Кроме гробниц, в коих скрыто было по нескольку мертвецов (каждый — за дверцей, закрытой замчоком, чтоб не убежал), — в Тук-Туке жили несколько сотен обычных людей. Все они обслуживали туристов или были родственниками тех, кто занят в туризме. Но делали они это ненавязчиво, вот за это им хвала. Они тут никак не портят впечатление об озере и острове. И предлагают тут тысячи услуг, но ненавязчиво — вывесками, как в цивилизованном обществе, и только редкие детишки пытаются завязать разговор со слов «мистер, дай денег!» — обычные же взрослые имеют чувство достоинства, да.

«Вот что ж это за Тук-Тук такой, чего все сюда едут?» — недоумевал я. Можно искупаться в озере, да, но мало кто из туристов тут купается. Можно походить по горам и посмотреть могилы, которых очень много — но туристы не ходят по могилам. Можно посидеть в Интернете — но ведь интернет есть и в других местах. А вот фруктовых базаров нет в Тук-Туке и вообще нет никакой базарной площади — всё одна улица с гостиницами, ресторанами, сувенирами на 10 километров или порядка того. И сладостно довольные белые мистеры, со странными причёсками, серьгами и татуироваками, и без таковых, бродят здесь по одной этой улице и сидят в интернетах.

И только внимательней разглядев вывески, я обнаружил ещё один особый товар, который тут продаётся. Это не дуриан, нет (дурианов почему-то в Тук-Туке нету). Это некие Mushrooms (грибы). Зачем ещё в Индонезии грибы? — сперва не было понятно. Но потом когда я встречал надписи «Magic Mushrooms» (волшебные грибы), граффити с мухоморами, рекламу «Bob Marley mushrooms», я догадался, что эти грибы — волшебного свойства!

Итак, гипотеза моя такова: христиане и даже может быть ещё до-христиане и до-мусульмане облюбовали этот остров, считая его священным. Произрастающие на нём чудо-грибы усилили веру древних людей в священность острова. Может какие погребальные обряды или общение с умершими было связано с грибами, поэтому и тащили хоронить сюда на самые вершины холмов и даже гор. С приходом христианства культ гриба и высокогорных гробниц остались, а исламское учение сюда не проникло — вероятно, виной тому островное положение Самосира, островитяне ныкались в горах и в чащах от света истинной веры, со своими покойниками и грибами. Но то, что у каждого покойника есть дверца на замочке, на который его запирают (родственники? Или священник/шаман?); то, что иностранцы со странными причёсками приезжают сюда надолго, и сидят в интернете, который втрое дороже, чем в целом по стране; то, что в Тук-Туке нет ни одной мечети; то, что в лавках предлагают уж очень волшебные грибы для употребления внутрь, — всё это, товарищи, как-то связано!

А Тук-Тук очень приятное место, да, — независимо от грибов. Будете рядом — заедьте, посмотрите.

«Грибные танцы» и уезжание с острова

В городке Тук-Тук и вообще на острове Самосир множество гостиниц — наверное несколько сотен, причём очень дешёвых. Я же поселился в ближайшей к главной пристани — в «Багус бэй» («Прекрасный залив»). Комнаты там стоили три доллара. В центре посёлка можно и за 1$ найти, но мне не было интересно искать. И не только мне: тут же в этом «Багусе» меня узнали, независимо друг от друга, два человека, и то были наши соотечественники. Ещё один земляк, москвич, тоже находился в Тук-Туке, в тот же вечер выловил меня по телефону и зашёл в гости в «Багус бэй».

Многие иностранцы едут сюда вкусить магического гриба и других удовольствий, включая такие, которые на обычной Индонезии мало распространены — алкоголь, например. Каждая гостиница предлагает разные блюда, грибы, выпивку, и всё это суммарно стоит раз в десять дороже, чем сам ночлег. Поэтому и политика отелей такова — заманить клиента хоть какой низкой ценой, а там, как он утратит самоходность, всунуть ему все остальные блага мира подороже.

Все исхищряются, как могут. Вот и наш «Багус бэй» изобрёл следующее для привлечения туристов — в неделю трижды, совершенно бесплатно, вечером, в заведение приезжает целый ансамбль — четыре мужика и шестеро девиц, и два часа подряд играют музыку и исполняют танцы. Мужики играют на барабане, гитаре и чём-то ещё звенящем, четвёртый дядя — конферансье (объявляет номера по-английски противным скрипучим голосом), шестеро девиц танцуют босиком и в национальных одеяниях. Приглашаются все белые мистеры. Мистеры, впрочем, пресыщены удовольствиями, и когда я пришёл на звук, сидело всего шестеро белых на десять членов ансамбля. Тех не особо смущала низкая явка, они стали петь и танцевать. Для одного из номеров каждой девушке потребовалось по мистеру, и они схватили нас, белых, я отмазывался, что не умею танцевать, но те отвечали, что это не важно. В общем, всех зрителей похитили танцовщицы, и только одного интуриста не смогли поднять из стула, он вконец то ли упился, то ли обдолбался грибами и танцевать никак не мог. Мы, как могли, потанцевали (а смотрелось это со стороны, вероятно, забавно), а следующий нумер уже девушки исполняли без иностранных партнёров.

К середине представления подползли и другие иностранцы из соседних баров, привлечённые музыкой и песнями. Меня же интересовала коммерческая сущность мероприятия. Конечно, у них музыкантов стояло блюдо для пожертвований, и я тоже скинулcя, но наверное основной доход получается от бара. Ведь белые мистеры готовы заказать какую-то дорогую выпивку и за 100,000 рупий — волшебный гриб. Пока смотрят танцы, кто-то чего-то закажет, и наверное часть выручки бара перепадает ансамблю. Вот так я подумал.

Интересно, что белые люди так быстро просаживают на острове деньги, что тут же бегут менять СКВ у многочисленных менял. Тут каждый предприимчивый человек оказывает сразу все услуги. И деньги меняет, и комп с интернетом ставит, и жить можно, и гриб купить. А курс валют грабительский, сильно ниже, чем на материке. И всё равно, как только я прохожу мимо киосков менял, как туда прямо рвутся белые мистеры избавиться хоть как от своих евро, долларов и франков. А вы, читатели, так не поступайте, поменяйте всё на «материке». Банкоматов в посёлке не видно.

На озере можно купаться, вода в Тобе чистая (но не пейте), дно каменистое. Чётко выраженного пляжа в Тук-Туке не имеется, но погрузиться можно почти везде. Температура воды — около +25.

Ровно сутки я провёл на острове, исправляя и доверстывая свою книгу о Шри-Ланке, и вот ещё польза: я отправил с земляком в Москву ненужные уже мне очередные предметы одежды и географические карты. Очень получилось кстати. А вообще я в гостинице побывал два раза за всю Индонезию (в Тук-Туке и потом ещё один раз в Сурабаййе) — всё же мне больше по душе вольное путешествие, без гостиниц.

Пароход на «Большую землю» ходит каждый час. Посмотрел Тук-Тук, грибы есть не стал — у меня другие планы. Изучать транспорт, мечети, железные дороги… Впереди меня ждёт город Букитинги!

Суматринские автобусы, и моё девятое пересечение экватора

Вся Суматра и Ява прошита сетью автобусных маршрутов, коими пользуются многие местные жители. Автобусы здесь медленные, в полтора-два раза медленнее, чем в Таиланде или Турции, и вот почему — дороги узкие и извилистые, и каждый встречный грузовик — это ЧП местного масштаба. Почти все автобусы страдают болезнью «кондиционеризм», то есть в них включён кондиционер, даже если на улице ночь и прохладно +20, в автобусе ещё холодней. Автобусы ломаются, от них отваливаются маловажные части при встрече со встречными машинами, в них накурено (это в дополнение к кондиционеру) и бывает достаточно тесно, потому что водитель, в погоне за выручкой, сажает пассажиров на приставные сиденья, табуретки в проходе или на их имитации. И ведь есть же такие маньяки из местных жителей, которые тащатся через два острова — например, на автобусе Медан — Джакарта (70 часов езды!) Сейчас, с расцветом дешёвой авиации, такие чудо-басы начинают отмирать, ведь за те 50 долларов, что стоит билет на этот трёхсуточный автобус, — можно и на самолёте в Джакарту улететь, если билет заранее взять.

При этих при всех недостатках, иногда имеет смысл воспользоваться и автобусом. Конечно, не на трое суток, но одну ночь в индобусе можно пережить. Если автостопом ехать лень, если начался дождик, и хочется перебраться в другой далёкий населённый пункт километров за пятьсот — автобусы к вашим услугам. После шри-ланкийских они очень даже покажутся комфортными и просторными. Итак, я погрузился в холодный кондиционированный «бас» вместе с другой приличной публикой (были и белые мистеры) и ехал вечер и целую ночь, часов четырнадцать, по извилистым дорогам Суматры. Выходить собирался я в городке под названием Имам Бонджол, где проходил и экватор.

В своей жизни я уже в девятый раз пересекаю экватор. Два раза я перелетал его по воздуху (тут момент пересечения наименее заметен), три раза — по воде (тут по такому случаю можно в капитанскую рубку попроситься, поглядеть, как на GPS-приборе цифры становятся все нулями — 00°00’00,00»), и четвёртый раз — по земле. Обычно на трассах в таком месте стоит какой-нибудь монумент, и чем больше город рядом и чем он крупнее, тем больше Символ. Самый большой Экваториальный Монумент я видел в индонезийском Понтианаке. А тут стоял небольшой столб из цемента, метра 3—4 высотой, около которого меня и высадили в предрассветном сумраке.

Автобус погудел и скрылся со своими замороженными и прокуренными пассажирами в утреннем тумане, а я обошёл вокруг «монумента» (надписи не было, или она стёрлась) и направился досыпать в ближайшую мечеть. Никого там не было, но одна дверца для меня, как полагается, была открыта.

Утром посёлок Имам Бонжол ожил, — ожил и я. Рассмотрел подробней: монумент (и сфотографировался с ним), бюст и статую Бонжола (видимо, героя борьбы за независимость), а также местную фабрику по производству соевых кубиков-«таху». Соевые бобы долгое время уваривают в больших 200-литровых бочках (под ними дровами поддерживают огонь), перемалывают, получая белую кашу, потом её охлаждают, промывают и отжимают, потом прессуют и режут кубиками. Получаются белые невкусные кубики, их уже можно продавать. Если их пожарить, они наконец становятся вкусными. Столь много процессов проходит в жизни этих несчастных бобов, прежде чем они попадают в наш организм и сталкиваются с пищеварительным, ещё одним процессом!

Кроме фабрики соевых кубиков, Имама и экватора, — смотреть в пос. Бонжол было нечего. Я сел в утренний пригородный автобус и проследовал в ещё одно место, неподалёку, где растёт цветок Раффлезии Арнольди, самый большой в мире.

Цветок Раффлезии и другие радости

Самый большой в мире цветок — Раффлезия — растёт в нескольких в мире местах, и я уже встрачался с таковым в малайском штате Сабах три года назад — но там меньший в диаметре сорт, примерно как большая кастрюля в диаметре. Но вообще встретить цветок так просто нельзя. Нужно для этого быть ботаником или охотником по цветам. Суперцветок существует в виде бутона от девяти месяцев до года. Бутон постепенно расширяется, становится по размеру как кочан капусты, и растёт он прямо на земле, нету у него ни ствола, ни стебля. Наконец цветок раскрывается и цветёт от трёх до пяти дней. Только в это время и можно увидеть красоту и величину самого большого цветка.

Все несколько мест в мире, где Раффлезия растёт — это экваториальный лес. Так просто на дороге она не попадается. Но и в Малайзии, и в Индонезии за местами распространения Раффлезии следят специальные ботаники, которые ежедневно обходят лес по тропинкам — им уже известны все бутоны в окружающих гектарах леса — и если какой цветок зацвёл, они отмечают его расположение и уведомляют контору заповедника, что на участке номер такой-то расцвета Раффлезия, и пару дней туда можно водить туристов. Может же случиться, что ни одного цветка нет в наличии — такое тоже бывает. Ну а мне и тогда, и сейчас повезло.

Итак. Водитель автобуса, проинформированный о моём пристрастии к Цветку, высадил меня у поворота на деревушку, где эта Раффлезия и была изображена. Я прошёл через деревню по узкой дорожке (местные жители жарили, варили, копались в полях, занимались своим хозяйством), спрашивая, где Раффлезия, и упёрся в конец деревни. Там меня уже ждал ботаник на мотоцикле, видимо в надежде на посетителей приехавший из города. Это редкий случай, когда пользоваться гидом необходимо — не будучи специалистом, найти цветок в чаще почти невозможно.

Ботаник обрадовал меня, сказав, что два дня назад расцвёл Очень Большой Цветок, но до него нужно топать два километра через джунгли (так и оказалось, действительно неблизко). Свои хлопоты по посещению леса со мною ботаник оценил примерно в $3. Я был на всё согласен, и мы поднялись над рисовыми полями, почвякали по грязи и ручью, поднялись вверх по склону, покрытому лесом, и наконец увидели Её, гигантскую краснющую Раффлезию в вечной тени деревьев. Диаметром сантиметров шестьдесят, не меньше. Я был очень доволен.

Рядом был ещё бутон, но ждать полгода, пока он распустится — не будем.

Сфотографировал Цветок в разных ракурсах, аккуратно прикоснулся к лепестку, понюхал — говорят, должно очень дурно пахнуть, но мне не показалось: запах слабый, для меня почти нечувствительный, или мне дурианы весь нюх отшибли. Гид сказал, что запах чуется издали — ещё не видишь цветка, а запах уже чувствуется, — но я не заметил. В общем, своё детское любопытство я удовлетворил и пустился в обратный путь. Гид, получив обещанный мною бакшиш, рассосался среди деревенских домиков, а я постепенно выбрался на трассу и застопил локальный автобус до Букитинги — до города оставалось не больше десяти километров.

Железнодорожные приключения на Южной Суматре

С небольшой скоростью, на попутных машинах и местных рейсовых автобусах, я продвигался на юго-восточную оконечность Суматры. Тем временем «зимний месяц», февраль 2011 года, подходил к своему концу. Всего на поездку по Суматре я потратил десять дней — такой уж длинный и неторопливый остров.

Долго ли, коротко ли, добрался я до Либук-Лингау, город, докуда доходит ветка Южно-Суматрийской железной дороги. Тут, как я уже отмечал, всего три системы — Меданская (пять действующих направлений), Падангская (в состоянии деградации, пара поездов осталась, и то по рабочим дням) и Южная. Эта южная в относительно хорошем состоянии, по ней большой грузопоток, вот она и сохраняется. Три конца — Палембанг, Бандарлампунг и Либук-Лингау и одна точка-узловая станция Перабумули (Perabumulih). В Палембанг я уже ездил три года назад, а Либук-Лингау не посещал ни разу.

Итак, вечером 27-го февраля маршрутка подвезла меня к вокзальчику Либук-Лингау. На путях стоял единственный пассажирский поезд, готовый пойти в ночь на Палембанг. Но я не спешил садиться в него, ведь в Индонезии можно насладиться ездой в локомотиве товарного поезда. Это одна из стран, где это можно. Как раз из некоего тупика подгоняли состав с 12-ю цистернами из-под солярки. Только поезд достиг станции, как местные к нему устремились с ёмкостями. Одни, открыв цистерны, целиком лезли в них, черпали оставшуюся на донышке соляру и передавали наверх. Другие, отвинтив нижние краны, привязывали к ним половинки от десятилитровых канистр. Во многих бочках, действительно, на дне обнаруживался остаток топлива — где больше, где меньше, но по пять и даже семь литров иногда удавалось местным наскрести. Сотрудники ж. д. станции и машинист не обращали внимания на это — вероятно сие была нормальная ежедневная практика, а может быть им тоже доставался какой-то бакшиш (взятка) деньгами или бензином.

Наконец, состав был подчищен от остатков ГСМ, и довольные местные унесли горючее. Я подошёл к локомотиву и залез в него. Там уже был машинист и его помощник. Поезд следовал в город Лахат, примерно в четырёх часах езды от Либук-Лингау. Так что затащил рюкзак — он еле протиснулся в узкую дверцу локомотива — и мы поехали.

Я люблю ездить в локомотивах, но только в некоторых странах это допускается. Даже и в России во многих местах машинисты делают вид, что проезд в локомотиве запрещён. Тут тоже запрещён, но берут, всё равно.

В целях лучшего обзора я перебрался на наружную сторону локомотива, где была площадочка, и ехал — сперва фотографировал, а когда стемнело, просто глядел по сторонам. Ехали мы по извилистой дороге довольно быстро, достигая 45 км/ч, а в одном месте даже превышая 50 км/ч. Локомотив гудел, приближаясь к станциям и переездам, а на некоторых полустанках останавливался, и ещё два человека забралось в тепловоз. А на самих вагонах не ехал ни один человек (или я того не видел). Когда проезжали через мосты и особенно через тоннели, было очень шумно. Если бы у меня был музыкальный слух, я бы от такого грохота уже бы оглох, как Бетховен, но слух у меня немузыкальный, так что нормально. Когда начинался дождь, я прятался в кабину. Машинисты вели со мной разговоры и были довольны пассажиром. Но предупреждали, что вся местность вокруг очень опасна, кишит грабителями и ворами. Мне это о Южной Суматре говорили люди неоднократно. Машинисты же подчёркивали, что особенно злые воры и грабители обитают именно вдоль железной дороги, и они бывают даже вооружены. Когда полиция ловит людей этих с оружием, то сажает в тюрьму, но оно не помогает — размножились и новые воры и грабители. Вероятно, они так думали потому, что когда везли что-то полезное, местные жители норовили это похитить — не знаю.

Итак, на локомотиве я доехал до Лахата. Городок это был скромный, а товарняк дальше не шёл почему-то (спать ложился?) По расписанию я увидел, что через полтора часа будет уже ночной пассажрский поезд-вип, в котором я и решил попробовать доехать до развилки, до ст Перабумухи, без билета. Чтобы изучить, что будут делать контролёры, увидев «зайца».

В ожидании поезда, ночью, я посидел в Интернете (чудо цивилизации — он уж в каждом городке!), поужинал в столовой, и тут подходит поезд «вип». Я сел, точнее встал в него, и уехал. Внутри поезд больше был похож не на вип, а на бич. Люди спали, подстелив картонки, в тамбурах и проходах, сидячие места были полны людей, мучающихся сном в самых йогических позах, и даже сесть было некуда, разве что на рюкзак. Лежачих мест в поезде не было, а то б я купил билет и исследовал плацкарт — но нету! И, как только поезд тронулся, ещё и контролёры пошли, и быстро ко мне:

— Ваш билет!

— Нету билета, я еду на ст. Перабумули, — отвечал я, готовый мысленно отдать взятку примерно в $1, но не больше.

— А, нету билета. Студент, наверное, — проворчали контролёры и пошли дальше — проверять других пассажиров.

Так взятка мне и не пригодилась. Сел я на рюкзак и завёл будильник на два с половиной ночи, чтобы не проспать эту узловую станцию, единственную на Южной Суматре.

Перамбули. Пассажирский поезд и «русская мафия» в моём лице

Приехал на станцию Перабумули и не очень обрадовался — ближайший пассажирский поезд на Бандарлампунг шёл только в десять утра. Станция была какая-то неуютная. Зал ожидания был заперт, но ж.д.сотрудники открыли его для меня, там я и устроился на полу в спальнике, вспоминая свою железнодорожную вокзальную молодость. Можно бы подсесть в товарняк, но хотелось спать, и я не торопился ехать в ночь.

Утром зал ожидания стал наполняться людьми, я проснулся, пофотографировал станцию и её окрестности, людей стало ещё больше, я купил билет, и с опозданием в полчаса и поезд подошёл. Сидячий, вагонов из десяти, Палембанг — Бандарлампунг — «экспресс», как объявили.

«Экспресс» он оказался ложный, потому что стоял на каждом полустанке, пропуская встречные товарняки. А было их множество. Везли они уголь, и вагонов было до сорока. По два локомотива к каждому поезду. В локомотивах, кроме машиниста и его помощника, едет ещё по нескольку попутчиков. На самих вагонах снаружи никто не ехал. Железная дорога эта была в относительно хорошем состоянии, но всё-таки в поезде трясло. А ехать в «экспрессе» оказалось вовсе не комфортно, так как все сидячие места были заняты, как и в ночном поезде, окна открывались только на небольшую щель, и почти не проветривали состав, а по узкому проходу ходили туда-сюда десятки продавцов. Они предлагали назойливо лапшу, кофе, таху (соевые кубики), рис варёный и прессованный, орешки, солнечные очки, опахала, газировку и минералку, плюшки-булочки… оказывали и музыкальные услуги, играя на гитарах и барабанах, а некоторые калеки демонстрировали пассажирам свои членоповреждения, и так длилось без конца. Кроме них, по вагонам ходили контролёры и милиционер, а воды в туалетах не было, так что поезд был такой, азиатский. Стоять в проходе 9 часов мне не очень хотелось.

Интересно, есть ли у этих продавцов мафия, как у нас в электричках? Отстёгивают ли они деньги какому-то своему начальнику? Имеют ли билеты? Я решил провести эксперимент, заодно и развлечься. Я загородил собой середину вагона и перестал пускать продавцов (проход был узкий), объясняя им, что проход здесь через меня платный и стоит 1000 рупий (3,5 руб).

Появление препятствия взволновало десятков продавцов в поезде. Волноваться, конечно, было нечего, так как никакого несчастья не было никому. Ведь одновременно в обоих половинах поезда (а иногда и в одном вагоне) работали несколько продавцов, предлагающих одно и то же — тоху, воду, лапшу и пр. И ходить туда-сюда несколько часов всем продвавцам было не обязательно. Поэтому часть торговцев стали ходить туда-сюда по кадждой из половин поезда, отчего качество обслуживания не упало.

Некоторые продавцы, увидев меня и мои объяснения («Орандж берджуал — масук тутуп. Диларанг масук. Масук сини — тариф серибу рупий. Ада серибу рупий — ада масук. Серибу тидда — джалан тутуп.» И т. д. В переводе: «людям-продавцам — проход закрыт. Проход запрещён. Здесь проход — 1000 рупий. Есть 1000 рупий — есть проход. Нет 1000 рупий — дорога закрыта…») — начинали злобно продираться сквозь меня. Если продавец очень злобно прорывался, я пропускал его бесплатно. Иначе скоро бы появился второй злобный продавец, за ним третий и т.д., они могли бы объединиться и продраться в любом случае, возник бы межнациональный конфликт. Также я пропускал бесплатно: 1) обычных пассажиров без товара, 2) торговцев-женщин (им и так несладко приходилось), 3) официального продавца из вагона-ресторана, 4) контролёров и сопровождавшего поезд милиционера. Я пытался пропускать торговцев при налчии билета на поезд, но таковой ни у кого не имелся.

Самое интересное, что некоторые продавцы, всё же, не способные прорваться сквозь меня, но почему-то мечтающие поторговать во второй половине поезда, — всё же выдавали мне 1000 рупий, сопровождая разными охами, ахами и прибаутками. А вот товаром откупиться никто не пробовал. Видимо, потому, что цена почти всех товаров начиналась от 2000. А делать демпинг и отдавать мне за проход «двухтысячный» товар никто не хотел — уж лучше отстегнуть мятую «серибу».

Таким образом, самодельный КПП стал приносить доход. Один продавец заплатил даже дважды, идя туда и потом идя обратно. Но вообще недовольство торговцев имело место. В России вообще подобный фокус кончился бы плачевно, продавцы бы объединились и побили меня (или постарались бы это сделать). Тут они поступили другим способом.

Продавцы (или кто-то из них, самый изобретательный) нажаловались сопровождавшему поезд милиционеру. Тот уже меня видел. Он и придумал соломоново решение. Перевести меня в вагон-ресторан, где места больше. Такое предложение он мне сделал. Я согласился, поднял рюкзак и перешёл в вагон-ресторан, где мне уже было создано сидячее место. Тут и проход был пошире, так что я ликвидировал КПП и успокоился. А продавцы продолжили свою трудную жизнь, ходя по поезду туда-сюда.

В ближайшие пятнацдать минут я вернул всё, что не по праву заграбастал у индонезийцев, всему индонезийскому народу. Мятая кучка рупий, да ещё и с прибавкой — 23,000 рупий — было мной выдано поездным музыкантам, а сидячее место я уступил тётке с ребёнком, которая втиснулась в поезд на очередном полустанке. Но так как проход в вагоне-ресторане, как я уже и говорил, был шире, тут уже продавцы меня не беспокоили, да и загромоздить такой проход можно было бы только вдвоём. Поэтому я прекратил эксперимент по обиранию трудящихся и занялся своими мыслями и смотрениями в окно. А потом и возникла большая станция, одни продавцы и пассажиры вышли, другие вошли, и место мне опять освободилось.

Так я и добрался до Бандарлампунга. К концу 9-часовой поездки я стал довольно грязный и уставший — впрочем, не голодным, потому что еду носили всё время, и я периодически покупал что-то съедобное. И вот вечером, приехав в Бандарлампунг, в последний день зимы, я перебрался в большую мечеть, где опять достал комп и записал свои приключения за минувший день. Вот каковы они, современные чудеса цивилизации.

Нэнси Маргарита — индонезийская мудрая женщина

Три года назад, в первый свой приезд в Индонезию, я познакомился с Нэнси Маргаритой. Она жила на востоке Джакарты, в большом доме с двумя детьми, четырьмя собаками, тремя компьютерами и мужем-вертолётчиком, и принимала многочисленных гостей. Она, как самая главная активистка интернетного гостеприимства (сайты www.hospitalityclub.org, и в последующем — www.couchsurfing.com) — объявила, что принимает у себя в гостях всех, и многочисленные иностранцы заполонили её дом, и жили там даже неделями. Муж-вертолётчик обычно отсутствовал — он летал в Австралии на вертолёте, — а Нэнси оставалась с собаками, детьми и гостями, которых за несколько лет прошло через её дом более двухсот. Она позволяла гостям курить и употреблять алкоголь (Нэнси — христианка), но не наркотики. Если кто-то из гостей становился странным, и возникало обоснованное подозрение, что те люди употребляют наркотики, марихуану или «волшебные грибы», — Нэнси изгоняла их. Но таких, за пять лет, оказалось не больше десятка — граждане США, РФ, Франции. Основные же двести людей были хорошие.

Самые требовательные и неполезные оказались граждане США, которые часто требовали, чтобы им приносили кофе, рис и другие съедобности, поэтому если к Нэнси обращался американец, она внимательно смотрела его профиль в Интернете.

Полицейские в районе, конечно, были в курсе, что в домах, снимаемых Нэнси, творится что-то необычное. Она четырежды сменяла жилище. Нужно было, однако, сообщать ментам, что есть гости-иностранцы. Нэнси поступала так — показывала лишь некоторых женщин. В Индонезии почётно уважают женщин. Увидев, что у Нэнси гостят иностранные женщины, полицейские положительно смотрели на это. И даже если попадались мужчины, то это объяснялось, как попутчики тех женщин.

А вообще, по закону, в Индонезии хозяин должен пойти и сообщить в полицию, что у него гостит иностранец. Иначе хозяину штраф в пять миллионов рупий (600 долларов). То есть, Нэнси, за то, что поселила меня, официально может быть оштрафована на пять миллионов. Объясняется всё — борьбою с терроризмом!

Если же менты хотели денег, Нэнси никогда не давала им денег, решала вопрос дипломатией, и опять показывала женщин-иностранок. Полицейские удивлялись, что Нэнси не берёт денег с «богатых иностранцев». Ну и не приставали особо. Потому уже привыкали, что все с рюкзаками идут в Нэнсин дом.

Правила же вписки были просты. Они написаны в Интернете на странчке Нэнси (Nonesee). Основных правил два — запрещены наркотики, и нельзя пользоваться туалетной бумагой. Иначе забивался унитаз и возникали непреодолимые трудности.

Так прошло пять лет. За съемные дома она платила за год вперёд. Съёмка домов недорога в Джакарте. За две тысячи долларов в год, тут можно снять приличный дом, а неприличный вдвое дешевле. Ещё и от района зависит — центр дороже, и в каждом районе есть и более трущобные, и более богатые уголки.

Местные же жители на улицах, где жила Нэнси, относились хорошо, т.к. все местные продавали еду и услуги, иностранцы покупали чай и плюшки, что существенно поднимало экономику той улицы, где жила Нэнси.

Но число иностранцев и других ночующих гостей росло. В 2009 году однажды оно достигло семидесяти человек, ночующих одновременно! «Это было ужасно, — говорит Нэнси, — у меня было только три туалета, и очереди в туалет, загрязнение сада и прочее, всё это большой стресс, — и плюс вся вода кончилась (она тут подаётся с перебоями, наполняя резервуар)». Дело в том, что раз в году Нэнси проводила мероприятие, куда все приходили, и индонезийцы, и иностранцы, до 130 человек зараз, и вот до 70-ти оставалось ночевать. А проживать все старались подольше. Были люди, которые жили у Нэнси месяц, два месяца и даже до трёх месяцев. Один кругосветный мотоциклист ждал свой мотоцикл с таможни, а другие поступили учиться здесь, и т.д.. Нэнси никого не гоняла, если гости не начинали наркоманить, есть грибы и пр. — пусть живут. Больше трёх месяцев никто не жил, так как проблемы у многих начинались с визой.

Все прогрессивные индонезийцы учились от Нэнси вписывать гостей. Когда она начинала, в «hospitalityclub.org» и «couchsurfing.org» в Индонезии было всего несколько человек, а сейчас тысячи. И многие вписывают многих людей. А жители Чёрной Африки не приезжают путешествовать в Индонезию. Был один марокканец, да и тот офранцуженный, во Франции жил.

С годами муж-вертолётчик куда-то увертолётился. Они стали жить вместе уже тогда, когда Нэнси вписывала гостей. А потом они расстались. (Нэнси уверена, что вписывание людей важнее, чем муж: если муж был бы против гостей, она бы и не заводила такого мужа.)

А потом Нэнси поехала в Европу автостопом, и совершив там большое путешествие, вернулась, и написала об этом книгу и издала её. Потому что все спрашивают её: «Как путешествовать автостопом? Как вписывать гостей? Как самому находить ночлег у людей в других странах?..» Чтобы не отвечать сто раз на одни вопросы, она выпустила книгу, тиражом 3000 экз., за свой счёт. Книга напечатана в Индонезии, в небольшой джакартинской типографии. Имеются в ней и фотоснимки разных путешествий, людей и проч. Проблема возникла только со сбытом книги — книжный рынок монополизирован, и продавцы берут себе 50%, а то и больше. Но постепенно книга расходится.

У Нэнси появились другие друзья, индонезийские путешественники. Некоторые тоже напечатали свои книги. Сейчас в Индонезии есть несколько книг о путешествиях автостопом по Австралии, Европе, Юго-Восточной Азии. На индонезийском языке.

Из поездки в Европу Нэнси привезла себе нового мужа по имени Бруно — вернее, она там познакомилась, он потом приехал по туристической визе, а потом оформил себе новую, годовую учебную. Тот человек — немец. Индонезийское правительство даёт стипендии (150 долларов в месяц) и визы тем, кто индонезийский язык хочет изучать в Индонезии. Вот он и изучает, и успешно.

После съёмных домов, Нэнси переехала в тот дом, в котором жила когда-то со своей матерью, и, временно, Нэнси почти не принимает гостей. Потому что строгая мама, которая живёт на первом этаже дома, не хочет, чтобы дом превратился в международный аэропорт. Поэтому вписаться у неё могут только некоторые мудрецы. И найти её дом сложней, и район попроще. Я думаю, это потому, что деньги на съёмные дома давал муж-вертолётчик, а тут денег таких не стало, а немец не имеет денег, чтобы снять отдельный большой дом. Да и вот ещё — Нэнси завела ещё одного микроребёнка, от этого немца.

Вот такие интересные дела. Такова судьба Нэнси, мудрейшей индонезийки, которая вписала больше всех других индонезийцев иностранных гостей. Многие мои знакомые были у неё в гостях. Пусть же каждый читатель тоже принимает у себя гостей, а гости пусть ведут себя хорошо, не создают помех хозяевам, и соединяются с местным населением. Принимать гостей всегда полезно, — и радостно, что есть люди, которые в этом деле преуспели.

Несколько слов про Джакарту и мою саморекламу

Город Джакарта — столица Индонезии, крупнейший город острова Ява, находится на северо-западе этого острова. По населению Джакарта напоминает Москву, но имеет некоторые отличия от российской столицы.

Джакарта — большей частью одноэтажная, ну двухэтажная, состоит из бесконечных районов, микрорайонов, улочек и частных домиков, среди которых иногда встречаются районы больших многоквартирных домов. Джакарта изрезана тысячей каналов, которые тащат в океан сточные воды, обычно довольно тухлые. В Джакарте огромные пробки, городской смог, перенаселённость и даже, местами, некоторая трущобность. При всём при этом в городе почти нет пьяниц и каких-либо опасных хулиганов — город спокойный и улыбчивый. Климат, однако, тяжёлый — влажный и жаркий.

В Джакарте нет метро, троллейбусов и трамваев. Вместо этого тут есть городская электричка, и сеть из десятка линий скоростных кондиционированных автобусов («метробусов»), которые идут по выделенной полосе, избегая всех пробок. С помощью скоростного автобуса можно за час-полтора проехать с одного конца города на другой. Если же вы окажетесь в районе, где ещё нет метробуса — передвижение будет очень медленным и трудоёмким. Прочие, не скоростные автобусы и маршрутки, выглядят весьма облезлыми, переполненными и стоят в пробках. И между ними всеми туда-сюда носится пара миллионов мотоциклистов, которые и являют собой основную опасность в походах по городу. Мотоциклисты выныривают отовсюду, едут и по улице, и по тротуару, в любую сторону, не очень соблюдают правила дорожного движения и могут, в принципе, сбить неосторожного прохожего.

Каждый день в столицу, на электричках, приезжает на заработки несколько десятков тысяч человек. Некоторые из них ездят туда-сюда каждое утро, а некоторые остаются в городе навсегда, и, пока не найдут постоянное место работы, пополняют миллионную армию подвижных продавцов (с едой и другими товарами на колёсиках), музыкантов, а также нищих и бездельников. Джакарта — интересный город, но жить в ней долго — не очень просто. Конечно, есть города похуже, позаселённее и позагрязнённей, например филиппинская столица Манила… Но и Джакарта — на любителя, да.

В столице, пока я пару дней гостил у Нэнси, меня перехватили некоторые журналисты центральных джакартинских СМИ. Три года назад, в прошлый приезд в Индонезию, я стал героем публикаций разных местечковых, районных и областных газет. На первых полосах газетных страниц в Баликпапане, Таракане, Понтианаке, Соронге, Джайпуре и в других городах появились статьи обо мне — научном путешественнике. Такие статьи помогали мне донести идеи вольных путешествий, единства и братства человечества до индонезийцев, — хотя, конечно, 60—80% смысла терялось при переводе и попытке донести мои мысли до читателя. Зато капитаны пароходов и другие полезные люди с большею охотой оказывали мне поддержку и помощь. Теперь я был в Индонезии уже немножко известным — про меня можно было найти что-то в интернете на индонезийском языке. И вот, спустя три года, моё второе появление в Индонезии, привлекло уже внимание центральных столичных СМИ. Конечно, это внимание возникло не само — моё наличие проанонсировала Нэнси, знакомая со многими журналистами.

Но и журналисты были рады — я человек весьма редкостный, для Индонезии — уникальный. Человек, побывавший в большинстве провинций Индонезии — огромной страны, специалист по автостопу, плаванию на попутных пароходах, ездящий на локомотивах и т.д., да ещё и мусульманин, да ещё и посетивший в десятках других стран — это интересная тема для индонезийских газет. Тем более, что каждый может путешествовать подобным образом, а для Индонезийцев путешествия — интересная тема, это ж не киргизы и не египтяне, которые, наверное, почти никогда не путешествуют вольным способом.

Итак, у меня взяли несколько обстоятельных интервью; статьи обо мне украсили центральные газеты страны; а с них напечатали свои передовицы примерно 130 областных и районных газет по всей Индонезии, от Медана до Джайпуры! Таким образом, в несколько дней информация обо мне растеклась по самым дальним уголкам страны — включая те, в которых я пока что и не был. Фотографии тоже были опубликованы — и в центральных, и в местечковых СМИ.

На фотографии — одна из таких статей по меня.

Мы договорились с Нэнси, что через два с половиной или три месяца я опять появлюсь у неё в Джакарте, и мы тогда проведём мою лекцию, посвящённую путешествиям, и на неё позовём всех интересующихся индонезийцев из Джакарты и из других городов. Дату лекции мы приблизительно назначили (и потом уточнили по электронной почте). Таким образом, знание о вольных путешествиях, и об особенностях разных стран, постепенно проникло и на индонезийские острова.

Адский поезд в райской стране

Мне нужно было, после двух дней пребывания в Джакарте, по возможности быстро попасть в город Маланг, находящийся на востоке острова Ява. Много поездов каждый день стартует из Джакарты, и до Маланга я тоже решил поехать на поезде (900 километров). Неудобство было в том, что выезжал я днём пятницу, чтобы попасть в Маланг наутро в субботу, — а как раз в это время поезда наиболее наполнены.

Почему я направился в Маланг? Причина такова. Три года назад, на Новой Гвинее (в индонезийской её части), в небольшом городке Набире, я познакомился с очень активным молодым индонезийцем, по имени Абдул Рашид Харман. Этот парниша только недавно переехал в Набире с другого, совсем маленького островка. Всю свою жизнь он мечтал о путешествиях, но не знал, как осуществить свою мечту, так как специалистов по путешествиям на его родном острове не имелось, да и в Набире их не было. Однако, он выучил английский язык, потому что предполагал, что это пригодится в дальнейшем, в путешествиях и в жизни. И в тот самый вечер, когда я приплыл на пароходе в Набире и остановился в главной мечети этого городка, — Рашид познакомился со мной, и не отлипал от меня примерно три дня, пока я жил и изучал Набире. Он выведал у меня всё, что относилось к путешествиям, поработал переводчиком моей лекции в Набире (я читал лекцию о мусульманах разных стран мира в мечети этого городка), сопровождал меня днём и ночью и даже вписался в моей палатке, чтобы изучить, как это делается — случай совершенно уникальный.

На прощанье я завещал Рашиду, для приобретения дальнейших знаний о путешествиях, перебраться с Новой Гвинеи, с города Набире, на остров Яву — там сообразительных людей и путешественников побольше, а в Набире легко протухнуть и утратить активность. Также я посоветовал ему заказать заграничный паспорт, поискать людей, которые уже также интересуются путешествиями, освоить интернет и мировой сайт гостеприимства www.couchsurfing.org. Рашиду было тогда примерно восемнадцать лет. Вот мы на фото (ещё тогда, в Набире).

Прошло некоторое время, и мы расстались. Мобильного телефона и Е-майл-адреса у Рашида тогда не было, и я долгое время не знал о нём ничего, а письма в Набире до Рашида не доходили. Спустя пару лет он написал мне на Емайл. Оказалось, что он переехал на остров Ява, поступил в университет в студенческом городе Маланг, нашёл умных интересных друзей, увлечённых путешествиями, сделал загранпаспорт и скоро собирался в свою первую (недельную) поездку в Малайзию.

Как раз скоро он собирался улетать в Малайзию, и я торопился пересечься со своим необычным другом. Как мы договорились по телефону, пока я ехал по Суматре и Яве, — он встретит меня в Маланге, и поселит у себя в общаге, в той комнате, где он живёт обычно. Пока он будет в Малайзии, я неделю поживу у него в Маланге и пообщаюсь с его друзьями, и проведу пару лекций для Малангской молодёжи, а потом он прилетит обратно и мы обсудим все остальные темы, накопившиеся за три года. Вот я и устремился с Джакарты поскорее в город Маланг, вновь увидать своего индонезийского братишку.

* * *

Из Джакарты в Маланг выходит ежедневно два поезда — сперва дешёвый, потом дорогой. Оба они сидячие, лежачих нет. Но между сидячими есть разница в цене аж в шесть раз. Дешёвый поезд стоит 50 тысяч рупий ($6), дорогой — 300 тыс ($35). Разница только в том, что в дорогом поезде есть кондиционер, и число сидячих мест в вагоне там меньше, и сиденья там немножко откидываются, а в простом поезде — не откидываются. Ещё одна разница была в том, что на дорогой поезд уже за два дня билетов не было, а на дешёвый — ещё были. Так что я поехал с народом.

О ужас! Я вообще люблю ездить с народом, но тут его количество явно превышало какие-нибудь нормы, если они существуют. В вагон понабилось больше двухсот человек. Мне, как заранее купившему билет, досталось сидячее место у окна, но это не спасало. Дело в том, что конструктора индонезийских поездов, по-моему, сами в них не ездят, или только на испытаниях на небольшое расстояние. Иначе бы учли явный самый большой дефект! Окна! Они открываются только на маленькую щель (чтобы люди не высовывали головы или мусор из окон), но эта щель никак не мозжет вентилировать вагон, в котором двести человек. Поэтому стёкла запотевают, и люди чувствуют себя, как в душегубке, что не очень хорошо.

Двести человек в сидячем вагоне — это вот что. Это значит, что все проходы и тамбура заняты стоящими, а под ними — лежащими на полу людьми. И на сиденьях, рассчитанных на двоих, втиснуто трое, а на тройных сиденьях — по четверо, и ещё дети валяются перпендикулярно. И во всех туалетах сидят, стоят и спят по 4—5 человек. Дело в том, что я, напившись газировки, пошёл пробиваться в туалет — о чудеса! В туалете пятеро! Унитаз — место VIP, на нём можно спать, но и на полу тоже. Я продрался в другой туалет, но и в нём какие-то пассажиры окопались, с детьми даже. И с коробками, которые под себя и подстелили. А тамбурные двери на улицу открыты, но в них не пописаешь, т.к. в них гроздьями висят пассажиры — забрызгаешь весь поезд, будет не очень приятно. А в тамбурах и межвагонье некоторые хитрые пассажиры едут со своими стульями и табуретами.

И плюс, ко всем пассажирам, весь вечер и всю ночь через толпу продираются сотни продавцов, которые торгуют 60-ю разными товарами. Я для интересу записал, что предлагали мне в этом поезде, наименования товаров и услуг. Вот они. Цены в тысячах рупий (тр), одна тр = три с половиной рубля, на момент путешествия (а в 2016 году это уже 5,5 рублей); три тысячи рупий = десять российских рублей; восемь тысяч = это уже почти доллар.

Таху — соевые кубики — 1—2 тр за пакетик, больше всего мне нравятся, всё время покупаю их

Орешки

Питьевая вода (1,5 литра — 4—5 тр), напитки, газировка, металлические банки с напитками и пластиковые, синие бутылки с очень вкусной газировкой «Мизон» за 5 тр (поллитра) и прочее подобное

Рис в упаковках, завернутый в бананий лист, с добавками (большой 3 тр, малый 1 тр)

«Джерук» (апельсин) 2 тр за штуку, проверенно — сладкий!

Фонарики «жучок» ручные — 10 тр

Батарейки для телефона — по 10 тр

Игрушки плюшевые большие и малые

Батарейки пальчиковые китайские

Газеты местные по 1тр

Книги разные. Среди них были замечены цветные книжки с картинками «О вкусной и здоровой пище», «О молитве», «О массаже» и прочие, средней ценой 6тр

Подушки разносил во временное пользование сотрудник ж.д. (4 тр), чтобы эти подушки подкладывать под голову, прислонясь к стенке. Потом эти подушки утром забираются

Услуги дезодораторов: человек идёт по поезду и всем под нос прыскает из баллона дезодоранта, потом за это ожидает монетку, за услугу освежения воздуха

Услуги уборщиков: человек идёт по поезду и делает вид, что подметает (спящие на полу недовольны), а также ожидает монетку

Очки

Салфетки

Тряпки для протирания своего пота

Опахала

Услуги музыкантов, барабанщиков, гитаристов и певцов, которые сопровождают состав и поют довольно быстро

Бич-пакеты, и кипяток к ним в термосах. В вагоне нормального кипятка нет.

Часы наручные

Сумки, довольно большие и хорошие, по 10 тр

Яйца варёные — куриные и перепелинные

Кофе в пакетиках и уже в стаканчиках

Булочки разные, пакет с тремя булочками — 2 тр (вкусно)

Молитвенные услуги

Нищие продают «радость» от лицезрения своих бедствий и членоповреждений. Инвалиды разных степеней. Но не очень много оных

Сухости, кререры, сухофрукты

Шлёпанцы — по 10 тр

Кубики Рубика

Ложки-поварёшки большие

Всё для дома, не перечисляемо

Большие хозяйственные мешки! Для того, чтобы подстилать их на пол в вагоне, когда спишь! Их же продают на пристанях и на кораблях

Китайские груши твёрдые и невкусные

Газовые зажигалки, очень большие, и в самолёте не перевозимые, всего по 2 тр

Сигареты, много и разных (курят в вагоне тут же)

Плееры

Зарядники к телефонам (а вот розеток в поезде нет)

Женские и детские платья, целый ассортимент

Огромные транспаратнты с цитатами из Корана, самый неожиданный и большой по величине товар в этом поезде

Услуги чистки обуви и гуталин

Холодные коктейли со льдом из вагона-ресторана

Соки в полиэтиленовых пакетиках, с трубочкой, холодные, 1 тр

Нарезка из фруктов в коробочках

Чётки

Духи

«Змеинный фрукт»

Игрушки механические — поющие птички, стреляющие пистолетики, ездящие машинки, всё в предедах 10 тр

Овощечистки

Кепки и шапки

Ногтегрызы

Бананы, одна тётка догадалась-таки нести, обычно их нет

Курительно-благовонные палочки и подставки для них

Свежая клубника

Финики

Один старик продавал большое чучело кошки, в единственном экземпляре. Цену я не спросил;

Мороженое…

Дальше я уже не записывал, руки испачкались мороженым. Контролёры ходили (протискивались, три раза за 20 часов) и проверяли билеты, формально, не очень тщательно. На некоторые виды товаров было по многу продавцов. Одни продавцы выходили на больших станциях, садились другие. И всё это удовольствие длилось аж 20 часов, потому что поезд опаздывал! Пассажиров в поезде было, предположительно, 3000 человек, продавцов одновременно около 200 человек. Все вагоны в поезде были жёсткие сидячие, как у нас в электричке, сиденья не откидываются. Двери не запираются, так что те, кто стоят и висят в тамбурах, могут хоть как-то дышать. В туалет многие бегают на станциях, где большая стоянка, потому что все сортиры в поезде заняты стоящими и спящими пассажирами! А на багажных полках не поспишь, они маленькие и впритиску заняты вещами, даже и не хватает этих полочек под все вещи, которые везут люди.

Мне обычно везёт с поездами, потому что они при мне стараются не опаздывать. И тут, на удивление (хотя я слыхал о таком от Шанина и остальных), поезд всё оставал и опоздал на 6 часов от расписания. Да, туалеты к утру начали освобождаться — часть пассажиров вышла ещё перед Малангом, так что в одином вагоне осталось всего 3 пассажира в туалете, а в другом туалете всего один, и вот в тот почти не населённый туалет все и ходили, кому приспичило, а бедного мужика всё гоняли (а вещи его и коробки продолжали стоять в туалете). Нужно отметить, что вода в туалете была.

Мои друзья, жители Маланга уже заждались меня. Рашид, занятый последними подготовками к завтрашнему улёту в Малайзию, подослал на станцию — встречать меня — своего лучшего друга Эби на мотоцикле. Но так как поезд не пришёл в означенное время, Эби вернулся домой (он, как и Рашид, жил в общаге университета) и мы переписывались смс-ками до самого полудня.

Таким образом, я наконец-таки прибыл в Маланг.

(А индонезийские поезда через пару лет стали улучшаться, пришёл новый начальник Инд. ж.д., и теперь (2016) в поездах вовсе нет ни продавцов, ни музыкантов, все вагоны с кондиционером, билеты все продаются по местам, и «зайцев» нет. На вокзалах появился wi-fi, стоимость проезда выросла, а уехать стало трудней: ведь раньше поезда были «резиновые», а теперь их не хватает, по местам-то. Примечание 2016 г.)

Малангская неделя

На вокзале меня встречал индонезиец, лет двадцати, необычайно огромного роста. Все обычные индонезийцы на полголовы ниже меня, некоторые — на голову. Рост 160 см и вес 50 кг — типичные габариты индонезийского взрослого человека, а студенты и похудее будут, около 45 кг в среднем. Иначе им трудно поместиться — на одном только острове Ява (размером с Сахалин) живёт 140 миллионов человек, примерно население всей России! Так что я со своими обычными российскими размерами (180 см, 75—80 кг) кажусь в Индонезии гигантом.

Встречавший меня Эби, друг Рашида, однако, мог посмотреть на меня сверху вниз — он был ещё выше, чем я; для Индонезии просто космически длинный парень. Я его наименовал Big, и под таким псевдонимом он и будет жить в Маланге все будущие годы. Эби отлично говорил по-английски, смело водил мотоцикл (с присаженным позади мной и рюкзаком на мне), разбирался в ситуации в мире, очень любил иранского президента Ахмадинеджада и уже года полтора как мечтал познакомиться со мной, а обо мне ему рассказал его друг Рашид, с которым он учился в одном университете. Рашид, Эби, и третий парниша — Юсварди (обычного размера, не гигант) и были самыми горячими моими сторонниками в малангском университетском городке, да и на всей восточной половине острова Ява.

Маланг — город довольно крупный; народу тут — почти миллион. Пешком он весь не проходится. Километров на тринадцать он растянулся — от северо-восточной окраины, где находится Университет Мухаммадия (и где поселился я), до южного конца города. Из жителей города, примерно 60,000 составляют студенты, прибывшие сюда учиться (в несколько разных университетов) с разных островов Индонезии.

Маланг многие выбирают специально из-за климата. Он находится в «горах». Всего 500 метров над уровнем моря, но относительную прохладу каждый может почувствовать на своей коже. Дни здесь бывают солнечные, но не такие жаркие; ночью не потеешь, а под утро даже бывает прохладно — около +20.

Рядом с городом находятся две горы. На юго-востоке высится Махамеру — одна из высочайших гор Индонезии (3676 м) и ещё одна (2868, г. Бутак) зеленеет на западе. Обе горы довольно пологие, и казалось бы — живя в Маланге годами, можно сходить на обе из них. Однако, студенты проявляют пассивность и на гору Махамеру не ходят. Иногда посещают меньшую.

Многие, из учащихся тут людей, не бывали даже в Джакарте никогда. А прогуливать университет тут не принято почему-то. Наверное есть и прогульщики, можно и пропустить по важной причине (как Рашид — летал в Малайзию), но это редкость, не общепринято.

Да, — студенты за своё обучение, как правило, платят. Стоимость учёбы тут — примерно 200 долларов в год. Некоторые подрабатывают на месте, другим деньги присылают родители, — но в целом это не все ещё расходы. Платить нужно также за общежитие — комнатка общаги стоит ещё примерно 240 долларов в год (20 долл в месяц). Некоторые учатся бесплатно, но это мало кто.

Общежития тут отличаются от типичных советских. Большинство общаг — небольшие, частные двухэтажные домики. В них по десять или двадцать комнат, а туалет и манди (помывочная) — на этаже. Комнаты маленькие. Один или два человека могут жить в такой комнате, а больше — уже вряд ли. Каждая комната запирается на ключ, и есть ещё ключ от общего дома. Ворота запираются на ночь. Каждая улочка-переулочек тоже запирается, с 23.00 до 4.00. В Джакарте тоже переулки закрывают, шлагбаумом. Пешеход может пройти, а вот мотоциклист — уже нет.

Здание общежития принадлежит хозяйке (которую в разговоре зовут «мама») или хозяину. Хозяева общежития живут тут же, в большом жилом помещении, и выполняют функцию — сторожиха, уборщица, поддержательница общественного порядка, блюстительница нравственности. У Рашида в общежитии хозяйка — тётя сорока примерно лет, есть у неё и двое детей, живущих тут же; у Эбу хозяин общаги — мужичок. Оплата за свет и воду — входит в эти 20 долларов в месяц, которые платят студенты. Студенты не пьянствуют и — большинство — не курят. Воровство не происходит, потому что контингент живущих в каждом общежитии постоянен и ограничен. Есть граждане, увлечённые компьютерными играми — у кого комп есть. Чисто достаточно, чище, чем в наших общагах, и в туалете не воняет. Электричество и вода бесперебойно подаются — горный район, возможно ГЭС стоит, да и река под боком — воду есть откуда брать.

Когда Ращид меня «вписывал» в общежитие, он сначала немного стеснялся — это ж не отдельный дом, а комнатка, и ему казалось, что меня смутит небольшой размер комнаты, «не мистерский», с общим душем. Впрочем, он быстро сориентировался. Нужно было представить меня «маме» (хозяйке) и объяснить, что я поживу тут, пока Рашид будет в Малайзии. Она согласилась, но пришлось с ней долго сидеть и пить чай, чтобы её интерес ко мне удовлетворить. Потом ещё нужно было меня «сдать в полицию». Как мы помним, хозяин должен привести иностранца в милицию и зарегистрировать. Но Рашид улетал в Куала-Лумпур и не успел это сделать, передоверив деликатное занятие своим соседям по этажу. Те же поленились и не сходили, кому охота тащиться с иностранцем к ментам и докладываться: так мол и так, пропишите этого! Вот меня и не зарегистрировали, но никто не пострадал. Все в округе видели, что повился иностранец, начал посещать местную мечеть, интернет и другие полезные места, — но никто не «настучал». Это вам не Египет, где в первый же вечер стукнули бы — пришли бы менты — отвели бы аккуратненько в гостиницу, а студентам — строгий выговор с занесением. Может быть, с новыми веяниями в Египте будет как-то по-другому?

Город Маланг очень дёшев, как и вся Восточная Ява. Цены на конкретные продукты я вам тут писать не буду — во-первых, это всё же не путеводитель, а во-вторых, если вы, читатель, узнаете, сколько тут сто. т всяческие продукты и удовольствия, то вы тут же устремитесь в Маланг… Не дочитав эту книгу. А тут, на Яве, если уж питаться, то в столовой — рис, соевые штучки, ой! Как всё вкусно! Очень много столовых и продавцов еды — такое ощущение, что до 10% людей здесь готовят и продают еду (а остальные 90% её потребляют).

Ходить есть приходилось довольно часто, на меня жор напал, я даже стеснялся немного, потому что студенты если меньше, чем я. И были стройными. А я увеличивался в толщину и достиг восьмидесяти килограммов. Турников-то нету.

Здесь, кто имеет мотоцикл, ездит на нём всё время, даже на сто метров. В Университете и повсюду есть парковщики — дядьки, которые следят, чтоб ты не забрал чужой мотоцикл. Парковка в Университете стоит 200 рупий (65 копеек), в других местах — до 500 рупий. Студенты любят ездить на мотоцикле, так как это значит — ты более крутой, чем пешеход. Эби меня возил на мотоцикле всюду на мои лекции — я сперва беспокоился (очень лихое там дорожное движение, тысячи мотоциклистов) — потом привык.

Строят в Маланге очень быстро. При мне, за неделю, построили целый этаж общежития, из кирпичей и цемента — десяток рабочих. Начали с нуля (правда, яму под фундамент я не застал, не знаю что там под землёй), и быстро, стены толщиной в один кирпич, кирпичи легче, чем у нас — более тонкие. Построили бамбуковые леса, опалубку, подливают цемент, размещивают, несут кирпичи — оп, за шесть дней уже стены высотой 2,5 метра соорудили. Рамы окон встроили деревянные.

В Маланге много банков, которые я пытался использовать для обмена денег. Пустое дело. В одном даже висели курсы валют. Отсидел очередь, тёти — извините, именно сегодня мы не принимаем доллары! В другом банке, самом большом, поксерили мой паспорт, переписали в бланк номера купюр, вот возвращают две — эти, мол, не правильные, эта согнута, эта помята. Переписали в новый бланк номера оставшихся, пошли к шефу банка, возвращают: это, мол, недостаточно новые купюры! Так в двух банках мне не удалось сплавить СКВ, ну обратился к менялам — меняльные конторы тоже есть, и тоже привиредливые, но менее бюрократические, чем банки.

Все студенты изучают английский язык (и арабский, кажется, тоже), — но мало кто способен разговаривать на каком-либо языке. Несколько вундеркиндов, типа Эби и Рашида, освоили иноземную речь, а большинство студентов — как наши школьники, слушают, но не разговаривают. Любой необычный вопрос — то есть не содержащийся в учебнике вопрос — приводит многих в большое смушение. Ну я не удивляюсь, ведь есть в Индонезии учителя английского языка, совсем не понимающие английского языка — как, впрочем, и в некоторых других странах мира подобное же есть. Почти все, кроме троих моих активных друзей, постоянно называли меня «Мистер Антон», а мне уж надоело быть «мистером».

Весь Маланг застроен статуями разных героев («пахлаван» на местном языке), но кто это — молодёжь точно не знает. Женщины с бомбами, позолоченные солдаты, какие-то повстанцы типа «герои Октября», участники борьбы за независимость — исторические деятели все неведомы ни мне, ни молодёжи. Нет единого главного памятника, как у нас — Ленин. Разные все. Я спрашиваю — а это кто, а это, может быть это первый президент? Или это генерал Судирман? Может быть… — А это тоже он? Не знаем, может быть. Удивительно, а тем паче тем, что у каждого монумента табличка есть: каждый может прочесть, кто знает местный язык.

Турников и спортплощадок нет в Индонезии почти нигде, и каждый спортивный снаряд — редкость большая. То, что у Эби в комнате имелась гантеля — это уникальное природное явление: обычно индонезийцы не имеют никаких гирь и гантелей. Ну Эби вообще уникум, человек огромного для Индонезии размера, пусть ещё увеличивается.

Прошла целая неделя. Я писал путеводитель по Индонезии — исправлял и дополнял, переписывал предыдущее издание. Осталось только главу про Папуа (западную половину острова) доделать, после того, как я обновлю всю информацию. Кроме того, я выкладывал в интернет фотографии Индонезии (рядом с общагой было уютное и недорогое интернет-кафе, да вообще интернетом заполнен был весь студенченский Маланг); активно посещал столовые и ел там всё самое вкусное и дешёвое. Я провёл две лекции о вольных путешествиях — одну в университете Мухамадия, другую в познавательном молодёжном клубе. На обоих мероприятиях Эби переводил меня с английского на индонезийский язык — хоть студенты и учат английский, но в большинстве своём не понимают его. Эби же так уже проник в структуру моих мыслей, что уже мог отвечать на вопросы слушателей, не переводя их мне — вопросы же повторялись. По вечерам ко мне, в комнатку Рашида, приходил Юсварди вместе с Эби и другими студентами — пообщаться, узнать о России, о моей сущности и о путешествиях вообще. На молитву мы ходили в мечеть тут же во дворе, и однажды, случайно, даже выдвинули меня имамом, в связи с большим размером бороды — штатный имам опоздал на молитву, потому что застрял в пробке, а среди прихожан моя борода внушала наибольшее уважение.

В один из дней я съездил в пригород Маланга, где на сахарном заводе существовала действующая узкоколейка, с небольшими тепловозиками на ней. Правда, сезон сбора сахарного троситника ещё не начался, поэтому мини-поезда не ездили, и идею покататься на индонезийской узкоколейке я отложил на два месяца, до мая, когда я воротился на Яву и осуществил задуманное.

…Через неделю из своего первого заграничного вояжа вернулся довольный Рашид. Студенты с интересом слушали его рассказы об удивительной, но не очень далёкой стране Малайзии. (Как показало будущее, Рашид не остановился на Малайзии и через год после описанных событий проник и в другую цивилизованную страну — США, по какому-то студенческому обмену.)

Вечером в воскресенье настала пора мне уезжать из Маланга. Хорош город Маланг, и вообще Индонезия хороша, и народ там хорош, но виза имеет ограниченную длительность, да и ждёт меня главная цель этого путешествия — восточная Папуасия… Именно в Маланге я стал обдумывать — не создать ли мне, в будущем, Дом АВП на острове Ява. Ведь там много, очень много мест, которые можно посетить, только живя тут. Только жить надо не в Джакарте, а в каком-либо городе посередине Явы. Сколько тут гор, вулканов, железных дорог, интересных мест, и людей тоже… Так что, иншалла, и на Яве поживём ещё тоже. Если всё сложится, как планируется — то в 2015 году.

Вдоволь наобщавшись с Рашидом, Эби и Юсварди — они, кстати, приглашали в гости хороших людей, моих друзей, кто будет на Яве! Маланг ждёт! — настала пора мне отправляться на вокзал. Ребята поехали провожать меня, на этот раз на маршрутке — не на мотоцикле!

Да, большая редкость встретить на просторах Азии кого-то, кто тебя понимает — это и в России не всегда происходит, и людей, близких по духу и интересующихся одними вещами со мной, приходилось подолгу искать. Сейчас, по счастью, Интернет и книги мои (на русском) помогают таким интересным людям самим находиться и меня находить тоже. В далёкой Азии же, где книги мои не печатают и не продают, и не только язык другой — другая система мышления, другой стиль жизни — там вообще большая редкость встретить кого-либо, кто будет понимать практически все темы, которые водятся у меня в голове.

Тем более интересно это для них, малангчан. И я надеюсь, что эта не последняя наша встреча.

Итак, мы прибыли на ж.д.вокзал, сели меня провожать и ожидать вечерний поезд — он почему-то опаздывал с прибытием, как и тот поезд, на коем я приезжал в Маланг.

Наконец в сумерках появились свистки, гудки и фара тепловоза. И на лицах людей, сотен людей, ожидающих поезд, нарисовалось такое же выражение, как у героев Индонезии в военном музее, и у людей на памятниках. С чего бы такое выражение? Такое сосредоточение и тяга к победе? С чего бы позы людей напоминают позы борцов за Независимость Индонезии в их схватке с колониальным режимом? Ах, вот и причина: состав подали уже набитый битком! Оказывается, это был проходящий поезд с другого города, вот народ и изготовился брать его штурмом, что и мне пришлось сделать. Народ Индонезии, в поездах едущий, маленький и хиленький, — ведь только Эби мог сравниться со мной по силе и величине, — так что я с рюкзаком продрался в поезд, где занял вполне достойное стоячее место, и даже не в туалете. Возможно, кто-то из местных при этом немного и пострадал — был мной приплющен.

Поезд погудел, тронулся, проехал четыре метра… кто-то сорвал стоп-кран, люди продолжили набиваться и налипать в тамбура, наконец поезд опять загудел и уехал в вечернюю тьму, а ребята — трое студентов города Маланг — махали ему вслед.

К воротам Папуасии

Ну что, читатель, это всё была присказка. Это была известная нам Индонезия. Папуасская сказка впереди!

Итак, какова же наша дальнейшая история, после Маланга?

Скоро начнётся совсем новая история. Через несколько дней буду уже в совсем другом интерьере. Мусульманский мир закончится, и начнётся другой, папуасский. Закончатся мечети и все связанные с ними вещи, а что будет — вот и посмотрим, ждать осталось немного.

Пока же всё происходило вполне понятным и привычным для меня образом. Я заткнул собой последнюю щель в опоздавшем поезде, и через два с половиной часа прибыл в огромный мегаполис — Сурабаййю, второй город страны, важную военно-морскую базу и важнейший порт. Отсюда сотни судов отправляются в сотни городов Индонезии, везя тысячи тонн грузов, которые производятся на Яве. В Индонезии всё производят на Яве — от шоколадок до компьютеров. Другие острова производят лишь сырьё — дерево, дурианы, золото, нефть и другие ценные материалы. Заодно на Яве самое большое население и самые низкие цены, особенно для тех, кто затаривается оптом.

Приезжать в такой большой город, как Сурабаййя, лучше, конечно, утром. Это ж трёхмиллионник, как Новосибирск с Омском вместе, или почти как Киев — но без метро. В отличие от Медана, есть городские автобусы и пригородные поезда, так что с транспортировкой получше. Но вечером приезжать в мегаполис — дело не радостное. Почему-то пассажиры поезда меня к себе в гости не позвали — постеснялись, а на вечерних улицах во мраке тоже никто не узнал меня. Какой-то сурабаец хотел меня заполучить, СМСил мне, но жил он очень далеко от вокзала, в пригороде, а автобусы уже не ходили в такое время. На ж. д. вокзале уже обосновалось, спя на лавках, человек под сорок, но меня эта компания не прельщала. Вообще спать на вокзалах в Индонезии не нужно. Уж если и есть тут воры где-нибудь, то на вокзале они точно есть.

Итак. Я пошёл по вечерним улицам, вспоминая город — Кота Пахлаван — в котором уже был три года назад, причём неоднократно. Именно здесь я получал свой бесплатный билет на пароход «Пелни», когда плыл на Папуа — о чём было рассказано всем, в своём месте. Именно здесь однажды, три года назад, мы неожиданно расстались с Игорем Длиннюком — был и такой интересный эпизод нашей общей биографии.

Подробности о своём пребывании в портовом городе я пропущу, чтобы не затягивать для читателя встречу с папуасами. Скажу только главное. В этот раз я не пошёл в порт Таджунг Перак, главный порт Сурабайии. Уже много я в нём находился, пароходов наискался — три года назад. Будет ещё время — будет у нас Дом АВП на Яве, но не скоро — вот тогда и погуляем по порту. Но плыть очень далеко вряд ли будем — жизнь ускоряется, и примерно десять дней провести в «морском круизе», плывя в сторону Папуа — это, конечно, хорошо, когда в первый раз. На грузовом пароходе десять дней, на пассажирском шесть. Только один меня ещё пароход интригует — который по южному побережью Новой Гвинеи ходит, от Мерауке в Макассар — вот это интереснейшее судно, потому что заплывает в самые редкостные уголки. На обратном пути мне удалось подловить его.

Итак, на этот раз, в отличие от своего предыдущего путешествия, — из Сурабаййи до Джайпуры я решил долететь. Двое суток прожил в Сурабаййе — это всё-таки второй город страны — и улетел, с пересадкой, через Макассар.

Улетаю в Джайпуру! Энтроп и Джайпура в 2011 году

В индонезийских самолётах могут лететь представители аж шести религий. Мусульмане, католики, протестанты, буддисты, индуисты и адепты китайской религии, последователи «пророка Kun Zi». Кто это? Наверное, Конфуций… Эти шесть вер представлены в буклете «Молитвы в дорогу», который имеется в каждом кресле самолёта Lion Air. Для каждой веры приведена своя молитва — как на местном, так и на английском языке. Помолились, полетели, долетели до Макассара, там быстро перебежали в другой согласованный самолёт, помолились ещё раз и полетели в Джайпуру, самый восточный индонезийский облцентр. Итак, вот они — новогвинейские берега.

Встретила меня Новая Гвинея палящим солнцем — в тени было градусов под сорок, наверное. Самолёт приземлился на аэродроме аэропорта Сентани, откуда я когда-то пытался улететь авиастопом на военном самолёте, но улетел-таки на пассажирском, на деньги местного спонсора-олигарха. Теперь я сам вместо олигарха, сам уже цивильно прилетел.

На удивление и радость, багаж в виде моего рюкзака не потерялся при пересадке и был мною получен. Аэропорт находится в 37 км к западу от Джаяпуры, в аэропортовском посёлке Сентани.

Прямого автобуса Аэропорт — Город не было видно. Таксисты, видя мою целеустремлённость, и не приставали. Доехать можно на трёх маршрутках с пересадками. Сперва я доехал до городка Абепура — где имеется большой Музей Папуа в нескольких зданиях. В прошлый приезд я не посещал — а тут зашёл. Всё было заперто (папуасы не ходят в музей Папуа), но тётка почуяла запах белого мистера и отперла, возникло и два смотрителя — и мне всё показали. Довольно пыльно, безлюдно, экспонаты — орудия труда, предметы искусства, скульптуры, идолы, а также картинки из быта разных папуасских народов.

Из Абепуры на двух маршрутках я добрался до поселения Энтроп. А какая красотища вокруг! Вы себе не представляете. Хоть выгружайся и живи. Но долго жить тут трудно — визу как продлять? Тут в Джайпуре визу почти невозможно продлить, всё мотивируют «опасностью» Папуа! Так что, когда и буду жить в Джайпуре — два месяца — предел джайпурской жизни. Потом придётся куда-то уезжать — продлять эту индонезийскую визу, либо за новой визой.

А народ какой приятный, на вид не очень опасный — и индонезийцы обычные, и папуасы кудрявые, и папуасочки тоже кудрявые и чёрноватенькие, и полукровки. Центр колонизации Новой Гвинеи (западной половины).

Большие озёра, ого какие, прямо объёмные; крутые зелёные горы, поросшие лесом, до 2000 метров высоты прямо перед носом, горная дорога, селища и продажа фруктов — кокосы, бананы и даже дурианы. Хоть оставайся! А между озёрами и горами — следы цивилизации, они нарастают, всё больше зданий, магазинов, портреты папуасов — героев Индонезии, спортсменов, политиков, религиозников. Каждые 20—50 метров — плакат с довольной, весьма округлой и чёрной папуасской физиономией. И подпись под ней. А подтекстно: «мы не угнетаем, нет, мы процветание даём и саморазвитие свободной счастливой богатой Папуасии, в пределах свободной и могучей сверхдержавы Индонезии!» Если ты папуас, умный, знаешь индонезийский язык (а идеально — и английский бы) и готов служить Правительству — то и деньги, и должность будет, и твой портрет тоже украсит улицу, дадут тебе должность хоть бездельную, но с креслом и важностью и окладом — лишь бы не бунтовали папуасы, а служили Большой Родине, а не малой родинке.

Итак. Приезжаю я в Энтроп. В 2008 году я уже жил там, в Энтропе, в мечети, посреди трущобного райончика. Там я общался с активными и энергичными ребятами — посетителями мечети, прочитал лекцию о путешествиях в местной папуасской Академии Путешествий, познакомился с её преподавателем и как-то по-глупому растерялся с ним — он делал вид, что хочет меня приютить на ночлег, но потом смотался от меня, или же я потерял его в вечернем городе, кто ж это теперь поймёт.

За три года изменилось многое. Трущобный райончик остался трущобным, да. Узкие улочки, базарчик, пустырь — футбольное поле. Но саму мечеть стали расширять, перестраивать. Двери, окна позаперли, на нижнем этаже сделали кондиционеры, поставили огромные часы — в рост человека — с маятником. В мечетях нет обычно злата и мишуры драгоценной, но часы бывают очень солидные, наверное это дар какого местного бизнесмена — целую годовую зарплату стоят, наверное. Облицевали снаружи плиткой-кафелем, забор пристроили — расширили, в общем, и я сперва не понял, для чего. И сейчас велись какие-то цементные работы. А люди меня не узнали, не один — и как это понять? Вероятно, так: в Энтропе три года назад жила первая волна поселенцев; они уже устроились и разъехались — или в саму Джайпуру, или в сёла, получив земельный надел, вот мои прежние друзья и рассеялись. Зато приехали очень многочисленные новые люди, мухаджиры, с других индонезийскийх островов.

Прозвучал азан — призыв в мечеть. На обычную вечернюю молитву (а день простой, не праздник) собралось шесть рядов молящихся, а если прибавить сзади детей, и женщин в отдельном отсеке, то, значит, многие сотни людей пришли на молитву. Первые — лбом к самой стенке, а последние — спиной уже ближе к выходу. А на пятую, последенюю, молитву — ещё больше, полная мечеть. Всё индонезийские лица, редко полукровки и ни одного настоящего папуаса, чернолицого. Вот они, результаты программы мухаджирства, налицо!

Тем, кто не в теме, я сейчас расскажу, доведу до вас знание. Уже три года назад писал, так вот напомню. «Программа мухаджирства» — переселение — освоение новых восточных земель, типа нашего освоенья Сибири русскими в старину. Цели в Индонезии таковы. На Яве уже 140 миллионов человек на малом острове, а на Новой Гвинее миллионов пять на большом острове (индонезийская половина НГ больше всей Явы). Калимантан тоже пустоват. А Ява и другие некоторые островки переполнены людьми. Правительство даёт возможность каждому переселиться на новую землю. Таким людям (а это обычно бедные малоземельные крестьяне, у кого нет ни надела, ни дела, ни удела) даётся дотация — на билет на пароход, на перевозку вещей в тот край, куда они пожелают ехать, и им бесплатно даётся земля, возможность жить, сеять, торговать, и (вероятно) от налогов на сколько-то лет освобожденье.

Что получается?

Во-первых, безработные и безземельные едут туда, где земли — сколько угодно, лишь пили лес, жги и засевай. Я так и видел это три года назад во всех стадиях — пилят и жгут лес, строят мечети, дома, лавки, начинают сеять, торговать. (Папуасы недовольны — то были их охотничьи угодья.)

Во-вторых, засевается и осваивается простор Новой Гвинеи и других пустоватых островов.

В-третьих, важное (и секретное) явление: христианское население Н. Гвинеи, папуасы, и сепаратисты паупасов, разбавляются тысячами новых людей, и процент мусульман растёт, а процент христиан, и сепаратистов-террористов, падает. Ведь многие папуасы-христиане ведут настоящий террор, убивая органы индонезийской власти на Новой Гвинее, и члены этих органов. А также убивают простых людей и торговцев, совершает же терроризм не весь народ, но приверженцы нелегальной секты ОПМ — Организаси Папуа Мердека (Свободная Папуасия).

Таким же образом, как русские постепенно составили большинство в Удмуртии, Башкирии, Корякии, Эвенкии, Хакасии, и других местах, так же индонезийцы размывают местные микро-этносы папуасов (1200 языков на Новой Гвинее присутствует). Все племена и языки папуасов, разбавленные индонезийцами, потом уже не будут сепаратировать — как нет в России сепаратистов-башкир или марийцев. Такое вот видение у правительства Индонезии, и вот я вижу — успешный процесс! В Энтропе стало мусульман втрое больше за три года, и обстроили ещё район, и пристроились к мечети — жить они предпочитают (мусульмане) вокруг мечетей, кучно. Правда, папуасов нет среди них. И никто не сознался, что видел меня три года назад и помнит — значит, текучка народу налицо. Кто был раньше, уже уехал из энтропских трущоб, а это всё — новоприбывшие за трёхлетку.

Ну и ещё одна тема, четвёртая, которая решается программой мухаджирства — ведь товары, перепроизводство коих видно на Яве, они все экспортируются на другие острова. Многие люди получают работу, ведь на Папуа цены в 2—3 раза выше, вот сюда можно сбыть все неликвиды Явы, что не смогли продать на главном острове.

Местные были рады моему приезду, стали интересоваться, угощать — как и три года назад, только это уж были другие — новые энтропцы. В том же обменнике, что и три года назад, я приобрёл папуановогвинейских кин — в тот раз они лишь как сувениры мне пригодились. Курс за три года почти не изменился, но это одна из немногих вещей, которые остались в Энтропе постоянны. К моей большой радости, невдалеке от мечети появился круглосуточный, хотя и очень медленный, интернет.

Мысли о том, как маленькие страны поглощаются большими

Индонезия, две трети века назад скинувшая оковы колониализма, празднует это с тех самых пор всеми своими монументами, площадями, статуями, пахлаванами и всем, о чём я уже несколько раз сообщал всему читающему люду. Каждый посёлок имеет Монументик Независимости, или статую, или памятный знак — всем должно быть ясно, что с колониализмом покончено навсегда. Да не только в Индонезии — во всех странах улицы Свободы, площади Свободы, монументы Свободы, Независимости. Планета вступила в новую эпоху, но — только по названиям.

Сама Индонезия является, однако же, большой колониальной державой. Только тем и разница, что обидно им было, азиатам, колонизироваться европейцами, далёкими по расстоянию, малыми числом. Могли ли триста тысяч англичан держать в повиновении триста мильонов индусов? И ещё половину мира в придачу? Могли, конечно. И крошечные евространы, едва на глобусе различимые нынче, цифрами подписанные на политической карте мира, — владели миллионами квадратных километров, несчётными народами. Теперь славься, Отечества наши свободные — все страны, от Индонезии до Центральной Африки празднуют День Изгнания Белых Мистеров. Хорошо ли, плохо ли — разные есть мнения, но выгнали белых колонизаторов.

Но заместо них пришли другие! Хорошо ли, плохо ли — разные есть мнения и здесь. Но ведь колонизировала Индонезия далёкий остров Папуа. И всюду тут лозунги, надписи, портреты папуасов богатых и знаменитых — мы вам счастье дали и истинную свободу, свободу саморазвития, от голых задниц до нанотехнологий современных привели вас к счастью! А что золото мы тут добываем, так всё для вашей пользы, все деньги на вас тратим, голо-чёрно-попых! Я без обиды пишу «голо-чёрно-попые», они и впрямь такие, истинные папуасы, могу свои подлинные фотографии предъявить.

И ведь Ачех тоже, фактически, колонизирован — нефть добываем, а свободы даём лишь столько, чтоб они в составе Индонезии остались, не бузили. И хотя сепаратисты и на том, и на другом конце Сверхдержавы бунтуют. Западным подавай шариат и чадру, а восточным — голые попы и накладные пиписьки… И в чём лишь отличие нового колониализма от древнего, — в том лишь, что тут большинство управляет меньшинством, а не наоборот. Ведь Индонезия — четвёртая в мире по населению страна, — не уменьем, так числом прижмут папуасов, оденут, вокруг спилят лес и посадят рис.

Ну и не только, не одна Индонезия. Вот Китай хозяйствует Тибетом (к счастью тибетцев, конечно! Провели им железную дорогу — чем не счастье?). Россия — Чечнёй. Индия и Пакистан отхватили по половинке Кашмира и каждый хвалится, что «освободил» свою половину, а другие — оккупанты. Северный Судан долго хозяйствовал Югом, но тут Запад постарался — пособили отделить. Причём все страны-гиганты вбухивают деньги в развитие своих далёких окраин, строят там большие здания, дороги, инфраструктуру приводят в соответствие. И никто (кроме сепаратистов тех) не кричит «Караул! Колониализм!» потому, что официально на белом свете нет уже никакого колониализма (кроме микроколоний типа Гибралтара). Потому что управление большими нациями через маленькие — это колониализм, а управление малыми нациями через большие — это демократия и процветание планеты.

И без шуток, ребята, без шуток! Я вот приехал в Джайпуру три года спустя первого визита. Джайпура — столица Провинции Папуа, центр экспансии индонезийцев в их половину острова. В Джайпуре: построили новые здания! Торговые центры! Четырёхэтажные! Один даже — с экскалатором! Супермаркеты! Принимают кредитные карточки — лично проверил, работает! Мечети растут в разных районах, как грибы, и только ГлавМечеть, которая была три года назад в нулевом цикле, сейчас превратилась в СуперСтрой (он же долгострой). Сооружают что-то огромнейшее, чтоб папуасы, только взглянув на купол, подумали: Аллаху Акбар! Раз Дом Божий так велик, то и Бог велик, мы уверовали! А на мой взгляд, строится просто символ города, чтоб потом все видели: Джайпура — цитадель ислама. В маленьких мечетях же бывает больше веры, чем в больших.

Итак. По улицам Джайпуры не ходят люди с накладными пиписьками. Это уже — как национальный костюм, который почти никто не одевает. Голопопых вытеснили в лес (где они повстанцами затаились), а заместо них поставили статуи их, с пипками приставными, а сами котеки (накладные пипки) продают в специальных магазинах.

Проходя мимо редакции газеты «Цендераваши пост», я зашёл в неё, и говорю:

— Я Антон Кротов, герой всех газет Индонезии! Можете написать что-нибудь. Тем более, что три года назад уже писали!

— О, Антон Кротов! А мы про вас уже напечатали. Вот полюбуйтесь! — и достают мне мартовскую газету (от 7 марта), где я на первой странице и размещён (с продолжением на вторую страницу). Действительно, слух прошёл по всей стране, и я и до Джайпуры добрался в газетном виде быстрей, чем живьём.

Интересны физиономии людей, живущих тут. Самые разные лица. Есть папуасы с микро-кудряшками, есть совсем светлые индонезийцы, а есть и смешанные типы — это, как правило, дети и подростки. Но уже не кудрявые. На базаре торгуют бетелем и бататом — толстые тетки-папуасихи. А вот более крупный бизнес весь в руках мусульман, и чем крупнее бизнес — тем лицом светлей. А телом крупней папуасы, а индонезийцы тоньше и послабей внешне. Большинство не родились тут, а приехали. Уже большая часть Джайпурцев — мусульмане-индонезийцы приезжие. Родившихся здесь совсем немного. Работники Иммигрейшн офиса тоже индонезийцы. Зато папуасы — самые крупные начальники, где делать ничего не надо. Шефы города, провинции — папуасы. К заместителям им приставлены обычно обычные индонезийцы, чтоб шеф вёл верную линию. Подскажут.

В общем, вот она — Джайпура. Центр индонезийской колонизации. Последний форпост мусульманского мира на востоке. Восточная граница виртуального — не существующего пока в природе — халифата. Западная граница — Мавритания, понятное дело, или Сенегал. Народ весь тут приятный, дружелюбный. Англоговорящие попадаются. Папуасы предлагают выпить. Все любят фотографироваться. Дети набегают толпой, только завидя фотоаппарат. Одна старушка-мусульманка, увидев, что я снимаю некоторых, сама подошла и попросилась сфотографироваться. Я ее обрадовал, сфоткал тоже.

Город в горной местности, поэтому одни дома стоят как бы на голове у других. Вода подаётся не очень хорошо — не хватает воды. Местные стоят в очереди за водой, а те, у кого есть водопровод — держат включёнными краны в ожидании, чтоб наполнить ёмкости. Электричество постоянно есть.

Цены в супермаркетах не ужасные. Много шоколада. Остальные супермаркетные цены всего на 30% выше, чем на Яве. Но вот молочные продукты — особая статья — очень дороги. Новозеландские масло, сыр, молоко, везомые с перегрузкой в Джакарте, стоят каких-то неприличных денег. Это, пожалуй, второе неудобство Джайпуры. Первое — трудность продления визы здесь.

Читатель, который интересуется Джайпурой, прочитает про неё ещё много всего приятного, в конце моей книги. Возвращаясь с восточной Папуа опять через Джайпуру, я тут попал в небольшое кораблекрушение. Об этом вы узнаете из завершающих частей книги. Сейчас же перенесёмся мысленным взором туда, где я ещё не был раньше — в направлении, от Джайпуры, на восток!

Часть 2. Наконец-то! Папуа-Новая Гвинея

ПНГ-00. Пересечение границы

Дальнейшие главки моего повествования будут в книге нумероваться так же, как я их нумеровал в компьютере, пока ехал по Папуасии — от ПНГ-00, ПНГ-01 до ПНГ-50. Нумеровал я их для выкладывания в интернет, чтобы не перепутать порядок за то время, что продёт от написания до момента соединения с интернетом. Ну что? Поехали!

Утром рано в Энтропской мечети уже начались приготовления к дневной пятничной молитве — стали стелить коврики, расчищать территорию от посторонних предметов. Моя палатка на втором этаже тоже являлась таковым предметом, поэтому я собрался и отправился, сперва, в Интернет. Там в течение полутора часов я закачивал 30 фотографий и прекратил на этом фотозагрузную деятельность. И это ж ещё в утренние часы, когда интернет наиболее быстр! Наконец, бросил это занятие и направился куда-то.

Как ехать до папуановгогвинейской границы — источники умалчивают. Потоцкий плыл на лодке с контрабандистами бензина, а иностранцев (с англоязычных форумов) нагревали таксисты. Я уже знал от местных, что весь основной транспорт идёт от терминала Йотеппе (Youtepe). Куда я и приехал, из Энтропа, на маршрутке.

Йотеппе оказался большим базаром, где продавалось всё необходимое, а маршрутки и джипы набирались людьми, едущими во все соседние деревни.

— Как добраться до границы ПНГ? Где автобус на границу? — спросил я.

— Транспорт туда не ходит, но можешь взять такси за 200,000, — отвечали мне, как и всем иностранцам до меня. Но то была не совсем правда, а местная хитрость. Невдалеке уже стоял некий автобус без опознавательных знаков. Как оказалось, он шёл в деревню Скоу (Skow), последний индонезийский населённый пункт перед границей. Проезд 10.000 рупий (чуть больше $1).

Прошло ещё полтора часа, прежде чем автобус наполнился, а я в это время читал путеводитель «Лонели планет» по PNG (на английском языке). Также я закупил последние необходимые вещи на базаре. Закупками занимались и другие пассажиры.

Наконец мы тронулись и поехали в приграничье. Видно, как приходит жизнь в эти лесные места — обустраиваются посёлки, видно — что надолго, почти навсегда пришли люди в этот край, появляются магазины, школы, ларьки, сажают огороды. Строят и расширяют мечети, церкви и полицейские участки. Последний посёлок-форпост перед границей, это всё Скоу. Тут можно найти всё, что бывает в обычном индонезийском посёлке — едальни, религиозные сооружения, магазины, — только интернет-кафе ещё не видно, но скоро и оно появится, стоит только сюда переехать предприимчивому человеку, знакомому с этим делом. И темнолицые, и индонезийсколицые люди видны вокруг.

В Скоу автобус развернулся и пошёл развозить пассажиров по посёлку (в основном, среди пассажиров, были в автобусе в основном всё же папуасы и папуасихи). Я же остался на дороге. Как выяснилось, от Скоу до границы идёт совершенно ненаселённая и неинтересная погранполоса леса, километров на десять. Там нет никого, и общественного транспорта, как правило, тоже. Но во вторник, четверг и субботу на границе имеется базар, и вот тогда на границу устремлены сотни транспортных средств! Помните об этом! В другие дни — почти никто туда не едет. Дальнобойщиков через границу не видно, наверное их вообще нет. Машин с папуановогвинейскими номерами нет в Индонезии вообще.

Я пошёл пешком (уклонившись от предложения подъехать на извозчиках-мотоциклистах), и вскоре наткнулся на мужика с машиной — тот рыбачил на речке. Оказался пограничником. И довёз меня до границы. Дорога вся асфальт, хороший, недавно проложен, но километровых столбов — нет.

На границе всё оказалось очень просто. Скучающие погранцы заглянули в мой паспорт и шлёпнули штамп. Ни одного человека не было из проезжающих. И транзитного транспорта тоже не было. Я перешёл границу, отделяющую «восточный мир» от «дальневосточного», и вошёл на территорию ПНГ. Внимание: граница работает до 16.00 по индонезийскому времени (до 17.00 по папуасскому)! В воскресенье может и не работать, лучше в воскресный день не соваться.

ПНГшная земля внешне не особенно отличалась. Было солнечно и зелено. В будках-домиках сидели скучающие пограничники. Один из них, поглазев на меня и на паспорт, выдал маленькую картонку, чтоб я заполнил. Я заполнил и отдал (ФИО, дата рождения и пр). Он шлёпнул маленький штампик и ручкой вписал дату. Компьютеров не было ни у тех, ни у других. Декларировать ничего не надо было. В рюкзак не заглядывали. Количество валюты, обратный билет и бронь отеля не спрашивали. Хотя на визе строго написано примерно так — «Иметь Обратный Билет и предъявлять его по первому требованию». — Всё!

Итак, я (всё ещё подозревая, что последует ещё какая-то проверка) вышел из домика. Это оказалась уже территория ПНГ. Ни одного менялы, таксиста или предлагателя услуг не было. А ведь нередко они прямо набрасываются на путешественника! Три-четыре папуасихи жарили на огне бананы и какие-то сосиски. И тоже не стали кричать и махать перед моим носом сосисками. А ведь как оно в Азии бывает — окружат продавцы, обклеят, догоняют и суют свой товар. А тут — нет.

Дорога резко шла под гору, и там, под горой, раскинулась деревня, на берегу моря, очень интересная. Электрические провода (как узналось потом — неработающие) тянулись в деревню, нарушая её архаический вид. Я сфотографировал деревню и пошёл под гору пешком, в деревню, которая называлась Вутунг.

ПНГ-01. Первая встреча с ПНГшной реальностью. Вутунг (Wutung)

Пока я шёл под гору, навстречу проехал мотоциклист с пассажиром, удивился на меня и остановился.

— Э… Куда идёшь? Может подвезти? — спросил он по-английски.

— Нет, не надо, я так, до деревни прогуливаюсь.

— Идти в одиночку тебя не затрудняет?

— Нет, спасибо.

И он утарахтел наверх. Следующий мотоциклист уже ехал попутно, вниз, и без пассажира, и предложил меня подвезти.

— Только если бесплатно, — предупредил я его.

— Конечно, бесплатно. Поехали!

Второй мужик тоже оказался англоговорящим — потом выяснилось, что это здесь в порядке вещей. Он решил показать мне деревню — съехал с дороги и проехал мимо всего Вутунга: вот школа, вот церковь, вот кладбище, вот ещё одна церковь, вот дом, где живёт деревенский староста, а вот тут ещё одна церковь. Потом выехал на дорогу и поехал обратно. Я попросил высадить меня у школы, что он и сделал, попрошался со мной и утарахтел куда-то по своим делам.

Я, очень довольный приятностью ПНГ, стал осматриваться. Вокруг были многочисленные аккуратные хижины, прямоугольные в плане, из досок, стоящие на деревянных ножках, с треугольной крышей «домиком», крыша была покрыта соломой. Признаков электричества не было. Обитатели, чёрные лицом, подобные неграм, сидели у входов в своих избушки, глазели на меня, но активных действий не предпринимали. Мужчины были одеты в разные б.у. шорты и штаны, а некоторые — вообще нормально одеты, только обуви не было у большинства людей. Женщины были тоже одеты обычным образом, в международную / европейскую / китайскую одежду. Дети были одеты в разные шорты, мелкие были голышом. Огородов не было видно в деревне. Иногда пробегали курицы или свиньи. Признаков дистрофии и голода никто не проявлял. Особый интерес к иностранцу тоже никто не проявил — не старались ни попрошайничать, ни разглядывать, ни ю-ю-кать, как эфиопы. Вежливо поглядывали меня, но не скапливались толпою. Всего в деревне обитало, на вид, много сотен человек.

Школа была длинным деревянным сараем, окна без стекол, внутри — парты, книжки, тетрадки, два классовых помещения и учительская. Напротив школы сидели учителя, двое, с которыми я и познакомился. Представился, попросился остаться на ночь в школе. Они не возражали, но предпочитали, чтобы я перетащился из школы, со своими вещами, в домик, где живут они-учителя. Что я впоследствии и сделал.

Старшего учителя звали Лука. Он сообщил мне следующее. В деревне Вутунг около тысячи человек. Из них больше ста ходят в школу, школа — восьмилетка. Если кто хочет продолжить обучение, есть в другом селе ещё школа, чтоб досиживать ещё четыре года. Сами учителя учат семи предметам, и каждый учитель знает и преподаёт все эти предметы. А вот в старшей школе есть и специализированные учителя, каждый знает 2—3 предмета и преподаёт только их. В школе Вутунга пять учителей, и все они — не местные. Из других деревень. После окончания пед. училищ в Мадаге или Веваке они направляются куда хотят, могут устроиться на любое свободное место, а государство их обеспечивает жильём (большой хижиной с цементным полом) и зарплатой.

Учебники все — на английском языке. Я внимательно посмотрел. Отличное качество печати, белая бумага, есть и полноцветные. Подготовлены в Австралии, напечатаны в Малайзии и в Китае на европейские дотации, о чём и надписи. Учебников ограниченное число, только для учителей. Ученики не носят их с собой, вот и не потрёпанные. Составляли учебники люди, сильно любящие ПНГ, и хорошо разбирающиеся в ней. Я думаю, кто-то из австралийцев, живущих тут, в ПНГ, много лет. Есть и мелкие книжечки, которые более потрёпаны — их видимо раздают во время занятий ученикам. С собой домой ученики книжек не таскают.

Детей в деревне много, они любопытны, но не обступают путешественника. Вообще очень вежливый народ. В первый же день проявилась эта папуасская вежливость, и продолжилась далее. Идёшь по деревне — сопровождает 1—2 человека. Идёшь на речку купаться-мыться — сопровождают: чтоб людей я не испугал, чтоб на женское место не пошёл (отдельно купаются мужчины выше по течению, а ниже — женщины). Идёшь на море купаться — сопровождают 2—3 человека: чтоб не утонул, чтоб вещи не уплыли с волнами, ведь волной может одежду зацепить; чтоб местных не испугал, чтоб на женский пляж не пришёл по ошибке. Идёшь в «хаус пек-пек» (это туалет так называется) — вечером идёт сзади человек с керосинкой и светит со спины, чтоб я не упал в яму с дерьмом. Сидишь в школе смотришь учебники — хоть одного парня да посадят приглядывать за тобой. Пишу текст на ноутбуке — в другой деревне уже — другой парень за мной присматривает в хижине. Тут всегда ты под присмотром, всегда чей-то.

Поздравляю себя с прибытием в ПНГ! Жить тут, наверное, можно. Но нужно что-то приобрести поесть. Как это делается? Я спросил Луку. В деревне оказался ларёк. Я уж подготовился, шуршу большими кинами, ведь я читал, что ПНГ супердорогая страна! В «Лонели планет» написано, что 60 долларов в день — бомж-минимум, а вообще нужно 300 баксов в день, для средней достойной жизни, верхний же предел (для «мистеров») не ограничен.

В справочнике по ПНГ написано про туристов следующее: туристов в год примерно пятнадцать тысяч. Это очень мало. (Визовые чиновники — придурки! Месяц ожидания! Обратный билет, приглашение, спонсор, бронь гостиницы! Могли бы проще визу выдавать!) В среднем турист проводит в стране девять дней и в среднем тратит аж… 7321 кину за это время (3000 долларов)! Это официальная статистика за какой-то 2000+ год, и с каждым годом всё больше. Из них турист тратит — 27% на гостиницы (100 долларов в день), 17% на наземный транспорт, 17% на туры, 10% на еду, 10% на авиабилеты внутри Папуасии (то есть всего 300 у.е., то есть он делает всего максимум два перелёта внутри страны), 8% на покупки и 4% на артефакты-сувениры. Это ж надо! Не считая расходов по попаданию в саму ПНГ, а оно тоже дорогое, из России выйдет почти столько же, ну пара тыщ баксов улетит, и дешевле только из Малайзии, Филиппин и ещё из одной страны — из Австралии.

Вот я и был напуган, думаю: «приду в магазин, а там всё золотое!»

Итак, прихожу, а это простая деревенская лавка, всего 15 видов продуктов, очень просто всё и бедно. Но и по ценам — не сташно! Консервы сделанные на фабриках Новой Гвинеи, в Лаэ и Маданге, всего 2,5 кины ($1) за обычную консерву и 5 кина ($2) за очень большую, — это ж московская цена, даже дешевле. А ведь их везут сюда пароходами и машинами, очень неблизко. Есть и газировка ПНГ, и печенье ПНГ, — московская цена. Ух! Фух! А я уж запас еды с Индонезии везу. Ничего, джем скормлю преподавателям, бич-пакеты сам съем. Печенье 2,5 кины за пачку, это ж один доллар, я уж готовился — втрое дороже будет.

На будущее помним, что 1 кина = 11,5 рублей по курсу 2011 года или же 25 рублей по курсу 2016 года, 1 доллар = 2,6 кины примерно. Кины я приобрёл, как вы помните, ещё в Энтропе, за индонезийские рупии.

Итак, я с консервами и печеньями возвращаюсь, очень довольный, из магазина. Недоумевая, где ж тут 7321 кину ($3000 руб) за девять дней потратить? Ну посмотрим, позднее всё исследую в точности…

Тем временем, папуасы говорят мне:

— У нас тут есть достопримечательности. Хочешь посмотреть?

Я, конечно, согласился. Мы пошли вдоль моря, подпрыгивая от волн. Море сделало пещеры и ямы в берегу за тысячелетия. В одном месте была пещера с черепами и костями. Там — рассказал мне учитель (меня сопровождал младший учитель и очень ловкий парень, из школьников, 14-ти лет) — лежат черепа людей, убитых в старое время в племенных войнах, 60—80 лет назад. И точно, лежали кости и черепа. И крест стоял. В пещеру (ну не совсем пещера — грот) нужно было залезать, папуасы лезли быстро и ловко, а я плевался и шуршал ветками, — вот же, а я считал себя довольно шустрым. А в другом месте я не успел ускользнуть от волны и меня накрыло морской водой, вымокла нижняя треть меня.

Дальше, по прибрежью, был монумент, отделяющий ПНГ от Индонезии. Особенность этого монумента, что он не один. Сперва меня довели до одного монумента, маленького.

— Что, я уже в Индонезии?

— Нет, идём дальше: это старый монумент.

Через три минуты подошли к другому, большому монументу. «Официальная граница Индонезии и ПНГ». О! Сфотографировался, прошёл мимо.

— И что, я уже опять в Индонезии?

— Нет ещё: есть третий монумент. Более точный.

И ещё через 100 метров на самой кромке берега и скал стоял самый большой столб-монумент, но уже без вывески: её кто-то украл, а может волной накрыло.

— Этот?

— Теперь да. Теперь мы точно в Индонезии.

То ли разные движенья земной оси, то ли уточнялись приборы, то ли наши учёные всё же «изменили немножко гравитационное поле Земли», то ли папуасы отвоёвывали метр за метром землю у индонезийцев, — но монумента последовательно было три! В общем, я нелегально посетил Индонезию и тут же опять незаконно перещёл в Папуа: ведь КПП был на горе, наверху, и никто нас не видел.

«Мы, паупасы, — изъяснил мне учитель, — изначально имеем какие-то охотничьи угодья. И жители деревни Вутунг испокон веку имели угодья на западе, километров на 10 туда. Теперь это территория Индонезии, но люди не знали о том, продолжали ходить. Индонезийцы признали право жителей Вутунга на TBC…».

«TBC» — это не «туберкулёз», а «Tradisional Border Crossing», то есть пересечение границы как попало и где попало. Поэтому и не селятся индонезийцы у границы, ибо ходят туда охотиться жители Вутунга, используя TBC.

«…А вот жители Индонезии TBC не используют, это не их угодья. Но и у них есть упрошённый метод пересечения границы, в базарные дни. Но только в приграничные места они могут попасть, не далее Ванимо.»

Итак, быстренько сделав пару TBC, мы трое (я+учитель+ученик) вернулись обратно в деревню. Навстречу попался старик, и учитель внимательно доложил ему обо мне. Потом и мне объяснил: папуасские старейшины должны быть в курсе всего, кто куда ходил и зачем. И они решают в деревне все конфликты. Если же ситуация выйдет из-под контроля, тогда обращаются к ментам. А так — не обращаются.

…Как и в первый мой визит к папуасам индонезийской половины, — тут днём не было еды! Пришлось достать кружку и требовать у папуасов кипяток. Кружку передоверили подросткам, те утащили ещё куда-то, и действительно принесли минут через двадцать с горячей водой, похожей на кипяток, пахнущей углями и дровами. Я заварил бич-пакеты и съел с консервой и с чаем. В глухих деревнях Новой Гвинеи только в светлое время суток возможна уличная жизнь, а в тёмное время все сидят по домам, спят или едят. Вот и хозяйка, жена одного из учителей, Луки, готовила еду к ночи. Луке было 45 лет, и у него была жена и трое детей мужского пола, и жил он, как оказалось, в отдельной хижине. А другие преподаватели ещё детей не имели и жили вместе в «учительском» доме, где и я поставил свою палатку.

В «учительском доме» был цементный пол, окна-решёточки, от мух, но не было электричества, как и во всей деревне. Но далеко, на погранзаставе, светился фонарь — у них был мини-генератор. В другом месте тоже стоят вояки, у них тоже есть генератор. У них и заряжают мобильники — на удивление, в этой местности были мобильники уже пять лет. И у Луки тоже был. А симки покупают в городе, в Ванимо.

Города тут небольшие, и вообще население мало. Ванимо — столица всей провинции Сандаун — имеет 10,000 жителей. Пять крупнейших городов страны имеют вот сколько тысяч человек: 250 (Порт-Морсби), 80 (Лаэ), 30 (Маданг), 27 (Маунт Хаген) и 20 (Вевак). И этими пятью мегаполисами завершаются все города свыше 20 тыс. жителей. Всего несколько миллионов папуасов (меньше половины Москвы по населению) на этой части острова, и ещё меньше — на индонезийской. Всего меньше 10 миллионов человек на втором по величине острове Земли. Радует лишь то сравнение, что первый, самый большой в мире, остров — Гренландия — ещё менее заселён.

…Шли мы втроём по деревне, а дети ели плоды помело, очень большие.

— Что это за плод?

— Это помело.

— А как его достать?

— А вот сейчас. — И учитель что-то сказал сопровождающему нас школьнику, и тот пошёл и сорвал помело с куста. Огромнейшее помело, и — на удивление — сладкое и почти без косточек. В Индонезии что я брал, костей 20%. А тут как супер-апельсин или супер-грейпфрут.

— Интересно, это дерево кому-то принадлежит?

— Да, конечно.

— А то, что мы сорвали плод и съели, это нормально?

— Да, это нормально. Хочешь ещё одно?

— Да.

И с ещё одним помело мы вернулись в учительский дом. Будем помнить: сорвать овощ — дело не криминальное.

Вечером сильный ливень ударил, и хорошо — для растений. Учителя берут воду из огромнейшего бака, в который с крыши течёт дождевая вода. Там несколько тонн воды. Так что добавилось. Деревня залилась лужами. Дети прыгали, а некоторые мылись под дождём. Хозяйка (жена Луки) готовила ужин. Хоть и надпись была на церкви: «Осторожно! Взорвалась АЭС в Японии, все дожди теперь ядовиты! Облысеете, не пейте, заболеете раком!» Примерно такая была надпись, объявление на принтере на английском языке. Людей пугают. Так как электричества и принтера нет в Вутунге, остаётся предположить, что какой-то паникёр (наверное, иностранный миссионер, ведь объява на английском, а не на пинджине и не на другом местном наречии), в городе Ванимо, у себя в церкви, напечатал пачку таких объявлений, и развёз на машине по всем деревням в окрестности, и прицепил к церквям. Так разводят панику белые мистеры.

На ужин было много еды — на удивление хорошо жили учителя. Тут на столе был и варёный рис (индонезийского производства), и чай (папуасский) с сахаром (индонезийским), и булочки, какие-то вкусности, а какие — неясно. Темно, при керосинке не очень-то разглядишь, что ешь. Но еды много, видно, что учителя не голодают. Всё приготовлено самими, кроме сахара. Может, и в честь моего визита количество и качество еды было увеличено. Освещением служила керосинка.

А самое интересное, что учителя и все встречные показались мне… умными! Ведь есть такие страны, где много глупых людей, ну просто глупых. Не будем называть регионы, но есть такие. И даже по-английски могут говорить, но всякие глупости. А тут, глянь — интеллигенция, и даже мотоциклисты первые два — не стали кричать мне «Мистер! Куда вы идёте! Далеко! Опасно! Пешком нельзя! Гостиниц нету! Опасности! Полиция! Регистрация! Где ваш паспорт! Где ваш гид! Здесь спать нельзя!», а вежливо и нормально отнеслись. А продавец в магазине не стал совать мне всякую ерунду, а дождался, пока я тщательно осмотрю и перепишу цены на весь его нехитрый ассортимент. А когда я показывал свои книги, то и взрослые, и подростки, посмотрели их тоже с умным видом, что касалось картинок. И наутро у меня спросили Е-майл, вот что тоже, удвительно.

Информацию о мире они получают по радио, и плюс к тому иногда приходит из Ванимо центральная портморсбийская газета на английском языке. Она печается в столце и приходит в облцентр самолётом раз в несколько дней. Так что о землетрясении в Японии все в курсе. И вообще о том, что есть разные страны, и как в целом живут люди — мои первые гостеприимные хозяева знали.

Спал я очень сладко. Было тепло. Наутро опять угощали. Зная, что у папуасов часто принято платить за ночлег и постой, я спросил об этом. Но учитель ответил, что да, в некоторых случаях очень бедные люди не откажутся от денег, но в данном случае в этом нет нужды. Так я закончил осмотр первой деревни и решил, максимально медленно, воспоследовать дальше — изучать свойства Папуасии, привыкать и акклиматизироваться к ней.

ПНГ-02. Вторая встреча с ПНГшной реальностью: активная полиция

В субботу утром, 19-го, я попрошался с Лукой и другими учителями и пошёл пешком по дороге на восток. Навстречу мне ехали разные машины и грузовики с народом. Все устремлялись на границу на субботний базар.

На выезде из деревни меня остановил военный пост. Я тут уже был — ходил мыться в реке, и меня записали в большую книгу. На этот раз мне пришлось опять показать паспорт и записаться в книгу ещё раз, причём на следующей же строчке. Моё гражданство идентифицировали как USSR.

Солдаты, или полицейские, сидели и проверяли всех проезжающих, включая папуасов, едущих на базар на границу. У одного солдата был топор, у другого — автомат, у третьего — очень толстый живот (начальник?) Сфотографировать — нельзя.

Когда я достиг следующей деревни, навстречу проезжал военный патруль, остановился. Оттуда вылез брито- или лысо-головый мужик и потребовал документы. Я сказал, что покажу документ под крышей, потому что накрапывал дождь. Не вопрос! — Одним словом бритоголовый выгнал всех местных из-под навеса — под которым стояли пятеро тёток, торгуя овощами, — и загнал меня под крышу, где сперва он со своим помощником тщательно листал мой паспорт. Визу ПНГ он так и не нашёл, как и его коллеги на посту, а может и не знал, что она должна у меня быть.

Теперь он потребовал содержимое моего рюкзака, причём всё! Я стал всё доставать, под навесом деревенского базара, а два дурака ковырялись в вешах. Я думал, что им надоест быстро, но что-то эти были особо вредными — не торопились — они проверили всё, кроме мелких карманчиков и пакетиков. Тем также ум свой не подтвердили: искали бы реально, так в мелких пакетиках всё и можно спрятать. Длилось это порядка двадцати минут. Нашли газеты со мной и тщательно пролистали тоже. Нетбук открыли, но включать не стали, не знали наверное что это возможно. Спросили, что на дисках — я сказал «фотографии». Вроде ничего не украли. Потом мне пришлось всё засовывать обратно. Паспорт мне отдали, и я продолжил путь. А торговые тётки (мокрые) вернулись на своё базарное место.

«Вот, блин, типичная страна четвёртого мира!» — думал я. «Электричества центрального нет ни в одной деревне до Ванимо, а вот проверяльщики, менты и солдаты стерегут неведомо что!» — Поплевался, и прошёл не более километра, как тормозит ещё одна машина — опять патруль! Едет с границы. Используя служебное положенье, военные патрули или полицейские — но уже в другой форме, не зелёные, а синие, а машина с мигалкой, кто их разберёт — опять потребовали документы!

«Чтоб вам всем пусто было!» — отвечал я по-русски, но по-английски ответил немного по-другому: «давайте мол, вы меня подвезёте в другую деревню, а там я вам покажу документы». Те согласились. В салоне машины ехали мешки с индонезийским рисом и коробки со сладостями, купленные на приграничном базаре. Полицейские зарабатывают, а бензин-то казёный.

В следующей деревне я согласился показать паспорт. Они тщательно его рассмотрели, спросили, не террорист ли я, и отпустили. Я спросил, много ли иностранных террористов приезжает в Папуа-Новую-Гвинею, и, интересно, зачем? Те отвечали примерно так, что иностранных террористов они сами пока не видели, но бдительность — их важная задача. Визу ПНГ и въездной штамп опять не увидели. Дураки!

Впрочем, остальные встреченные мной в этот день люди идиотами не были. Отличные были люди. Сразу замечу, что за последующие полтора месяца путешествия по Папуасии документы у меня проверили полицейские ещё только два раза.

На другом деревенском базаре я купил бананов на 2 кины. Это просто навесы, под которыми тётки и ребята торгуют бетелем, бататом и бананами для проезжающих машин во вторник, четверг и субботу. Все более серьёзные товары продаются в деревне, в каждой есть 1—2 торговые точки. Там торговля не очень кипит, но всё же можно приобрести консервы, рис, и бензин — по 5 кина (два доллара) за литр, четыре индонезийские цены. Есть контрабандисты, которые везут по морю в лодках, в бочках, топливо из Джайпуры в Ванимо в обход погранпоста, и этот бензин, наверное, из Индонезии.

Женщины, торгующие бананами, оказались прикольными, а некоторые — и англоговорящими. На мои бытовые вопросы вполне способны отвечать, не хуже русских деревенских женщин. Народ приятный, на вид — не вороватый, так что сперва в одном месте я решил искупаться (видя, что никто не собирается похищать моё имущество), а потом и в другом месте. И никто в этих деревнях не собирался толпою разглядывать меня, что было весьма приятно, потому что быть «обезьяной в зоопарке» почётно, но утомительно во многих местах. А из негативных явлений — тут есть пьянство, и стеклянные бутылки с пивом — самый ходовой товар. Выпившие складируют бутылки, как и в России, где попало, так что есть шансы наступить у тех, кто ходит босиком — а таких граждан в ПНГ довольно много. (Позднее, в воскресенье, вечером, во тьме, я слышал рядом громкие крики, ссоры и разборки, похожие на российские, но самих склочников-скандалистов не видел, электричества-то у них не было.)

Днём в субботу я остановился в одной из деревень между Вутунгом и Ванимо. Деревня назвалась Якко (Yakko). Многие машины сами предлагали мне извоз, я соглашался, но только на самое небольшое расстояние в 1—2 км, чтобы просто проверить самостоп. А сразу в Ванимо ехать я не хотел, потому что сперва хотел освоиться в стране папуасов, что проще делать в деревнях — а потом уже ехать в город. Кроме того, я хотел посетить консульство Индонезии в Ванимо, которое не работало в выходные, так что торопиться мне в Ванимо не следовало.

Электричества не было ни в одной деревне. Комары особо не докучали. Итак, я пришёл в деревню Якко и скинул рюкзак в деревенской католической церкви, она имела вид длинного деревянного сарая со скамеечками. Церквей тут несколько штук в каждом селище — есть и католики, и протестанты, и адвентисты седьмого дня, и все они смешаны в одной деревне, и в другой также. Итак, я пришёл в большую церковь и скинул там рюкзкак.

Через несколько минут появился церковный староста, приятный мужик средних лет. Я изъяснился. Он сказал, что в церкви сегодня ночью будет важное богослужение, поэтому в самой церкви ставить палатку не нужно, но он поселит меня напротив — в недостроенный дом. Так и сделал.

Чтобы я был в безопасности, староста пристроил за мной следить парня 14-ти лет по имени Космос. Дабы Космос не шлялся без дела, его назначили смотрителем за мной, а в помощь ему выделили ещё и дядьку более зрелых лет. Мои новые знакомые помогали мне купаться (следили, чтоб я не ушёл на женский пляж, и не распугал детей), помогали ходить по деревне и фотографировать, а также изготовляли, по моей просьбе, кипяток. Жизнь продолжается, и я надеюсь, что встречи с проверяльщиками и шмонателями окажутся лишь редким, нетипичным, папуасским явлением.

Недостроенный дом был уже с крышей, и идеально подходил для моего ночлега. Здесь я и остановился, достал невиданное в деревне изделие — нетбук — и составил первый текст про ПНГ. Мои смотрители тоже старательно смотрели в нетбук, мысленно помогая мне в творчестве, но вскоре, от усиленной работы мозга, утомились и уснули.

Девушки-папуаски увидели, что в доме поселился иностранец, и безо всякой просьбы с моей стороны принесли мне рис с сосисками. Рис я съел, а что сделать с сосисками? Я человек не очень сосисочный. Раздал их детям, и те с удовольствием слопали. Девушка потом была очень довольна, что тарелка была очищена полностью. Заходила знакомиться. Предъявила даже своё свидетельство о рождении, бумажку, оказалась 1997 г.р.. Я оставил свой адрес в РФ, не знаю, воспользуется или нет. Пока не воспользовалась. Чтобы написать письмо, им нужно отправиться в областной центр, в Ванимо, где имеется почта; и только туда же, на областную почту, может прийти мой ответ: доставки писем по адресам в свободной Папуасии не имеется.

* * *

Вечером оказалось, что церковный староста является не единственным деятелем Католической церкви в этом посёлке. Позднее, когда уже стемнело, в деревенской полутьме (освещаемой луной) появилась белая фигура и ударила в баллон. Старый баллон из-под газа использовался как церковный колокол в этой местности, а баллону было лет тридцать. Наверное морем принесло с какого-то судна. Рядом лежал ещё один баллон, уже до дыр проржавленный — тому уж было за полста лет. А в школе в соседнем кишлаке в качестве школьного звонка использовался корпус от бомбы (торпеды) времён Второй Мировой войны. Бомбе было лет под семьдесят, но она, ржавая, исправно исполняла свой долг — звонила, призывая детей на учёбу.

Итак, белая фигура позвонила в баллон и скрылась в церкви. И тут произошло чудо. Церковь осветилась электрическим светом. Видимо, Бог сказал «да будет свет!», или в церкви был припрятан аккумулятор. Тарахтения генератора не было слышно, но аккумулятора хватало на две длинные лампочки, что было великим чудом. А фигура оказалась местным священником. Святой отец был родом из Аргентины. Окончил обучение на священника, и тут его заслали к папуасам. Святые отцы, как солдаты в армии: семьи нет у них, они люди подневольные — скажут «езжай!» — и поедешь хоть в ПНГ. Уже пять лет работал он в этой глухомани, и был главным церковником по всем деревням побережья, от Вутунга почти до Ванимо. И был тоже умным, на вид, и хорошим человеком.

Священник устроился в углу церкви, и начал — как я понял — исповедовать граждан. Я же вернулся в «свой» домик. Вообще очень, очень приятное место. Домики тут все на ножках. В двух метрах море шумит. А комаров почти нет. Может быть, от церкви их как-то распугали, а может ветром сдуло в море. Есть неподалёку ещё пара церквей — адвентисты и ещё кто-то. Школа тоже есть. Туалетов в этой деревне нет — все 700 человек ходят в море. И я тоже.

Вообще в первые дни я пока не выявил источники дохода папуасов. Ведь у них есть одежда, вещи, деньги на пиво (не у всех, но у некоторых) и жилища. Дома стоят по 20—30 лет, их надо строить заново, в строительстве используют гвозди и, в некоторых случаях, и металлический шифер. Откуда берут эти ингредиенты? Я уже знаю, что Австралия подкидывает до 20% бюджета в ПНГ, но не развозят же австралийцы гвозди, железные кровли и кастрюли непосредственно. В центральной части Новой Гвинеи (Индонезийская половина), в Энатроталийском районе, всё было понятно: нет ни гвоздей, ни кастрюль, спят на земле, готовят на огне батат, в углях, потому что кастрюлю купить не на что и негде. Тут же и еда различная, и одежда, и кастрюли, и стройматериал, а в некоторых деревнях живёт человек с машиной-пикапом. Да, некоторые папуасы ПНГ ходят в майках с портретами индонезийских вождей — наверное, это самые дешёвые майки, что продаются на границе Индонезии, и не важно, кто нарисован на них. — Откуда же берутся деньги у них? Некоторые говорят, что то от продажи рыбы и фруктов, за которыми приезжают скупщики на пароходе и на грузовике. А некоторые имеют доход от приграничной торговли — привёз-отвёз, десяток кин заработал. Многие папуасихи стоят по субботам, вторникам и четвергам — продают бетель, бананы и овощ по обочинам дорог, тем, кто едет мимо — ведь сотни людей проезжают на границу и обратно. Но вот что делают остальные, кому что продают? Как живут в глухих деревнях в горах, где нет ни рыбы, ни моря, ни границы — вот это мне интересно посмотреть, и попасть в такие места, где нет и автомобильного сообщения — сравнить с подобными же местами на Индонезийской половине острова.

ПНГ-03. Воскресное богослужение в папуасской церкви (деревни Yakko и Waromo)

Утром в воскресенье, 20 марта 2011 г, шёл дождь. Поэтому когда священник позвонил в «колокол» у церкви, никто не явился. Но через час дождь прекратился, и когда он уже более настойчиво стал стучать в баллон, папуасы и папуасихи потянулись на службу. Она была очень приятная, и людей собралось более 100. Из них около 10 мужчин (включая пастора, и его помощников и активистов), остальные — тётки и дети. Все оделись в лучшие одежды. Я тоже пошёл, совершив заранее намаз в «моём» домике. Какой хороший домик — хоть неделю живи! Только электричества нет. А мне оно нужно, чтобы заряжать нетбук. Пришли на службу и две собаки, которых все тщательно пытались изгнать.

В церкви всё было интересно и торжественно. Вообще должно быть несколько факторов, чтобы богослужение привлекало трудящихся. Во-первых, оно должно быть интересным, во-вторых, подвижным, в-третьих, понятным для большинства пристуствующих, и в-четвёртых — не затянутым. В России богослужение РПЦ не отличается какими-то внешними сторонами, но альтернативы обычно нет. А тут, поскольку церквей в селе несколько, то нужно как-то народ привлечь. Конкуренция — великое дело.

Вот, здесь — сии правила были соблюдены. Священник читал молитвы, доставал какие-то белые предметы (хлеба) и клал их, разломив, в чашу. Не прячась от народа за перегородкой. Потом некоторые подходили за причастием, другие пели гимны, народ иногда становился на колени. Всё было на местном языке или на Ток Пинджине, ну вроде все понимали, кроме меня. Я понимал отдельные слова. Всё богослужение длилось около часа. Также в один из моментов многие десятки людей стали подходить и складывать деньги в миску, пожертвования. По окончанию службы, пожертвования — в основном монеты, но и бумажки тоже — были рассортированы в углу церкви, и бумажки были выданы каким-то двум дядькам (может быть — нуждающимся), а монеты спрятались в холщовый мешочек и их дальнейшая судьба была неясна.

После богослужения и купания я решил из деревни удалиться, перебраться в другую деревню. Это и произошло. Был воскресный день, машин на дороге почти не было, по деревням ходили люди, одетые нарядно, папуасы, и звонили в какие-то звоночки или бубенчики. В Ванимо в воскресный день мне было нечего делать — я собирался прибыть в город Ванимо только в понедельник утром.

В следующей деревне было безлюдно, все наверное ушли в соседнее селение на службу. А вот в третьей деревне было многолюдно. Там была видна уже дальнейшая цивилизация. Несколько магазинчиков продавали еду, Продавались папуасские консервы, индонезийское печенье, соки, пиво, и чай ПНГшный. Рис, сахар и бензин стоили равно, по 5 кина ($2) за килограмм.

В этой деревне Варомо, я остановился. Закинул свой мешок в большую католическую церковь, где только что закончились все богослужебные дела. Пошёл бродить по деревне, искать кипяток и фотографировать. Сперва один человек меня позвал, потом другой, но я никак не переселялся, пока меня не похитила тётка — которая видела меня вчера в селе, где была Главная церковная служба. Туда она ходила специально, т.к. ту службу проводил главный священник района.

Итак, я переставил свой рюкзак под очередной дом. Интересно, что тут все дома на ножках — это частные дома. В них обитает по 4—5-6 человек. Дом стоит 20—30 лет, иногда и 50 лет. А вот дома без ножек — общественные здания. Церкви, школа, сельсовет — сии здания все стоят прямо на земле. Подполья у них нет.

В деревне этой было уже видно: несколько машин; несколько домов с генераторами; несколько торгующих частным образом, помимо магазинов. Старушка продавала бананы, по 1 кина за гроздь. Стоило мне купить одну гроздь, как она всунула мне и другую гроздь — в подарок. На дороге тоже продавали бананы, но без особенного успеха. И бетель, жевательный орех, от которого рот и слюни становятся очень красными. А ещё вдоль дороги продают плюшки, ценой всего 20 папуасских копеек. Где тут потратить тыщу кин в день — непонятно. Посмотрим, что в городе будет.

Ребята из деревни сказали, что у них есть достопримечательность — водопад. И предложили мне пойти посмотреть его и искупаться. Я согласился. 14-летний Иезикиль, 11-летний Тэла и третий ребёнок пошли мне показывать водопад, предупредив, что до него довольно далеко. Я согласился.

Мы пошли по тропинке через лес, и величина деревьев вокруг превысила средние российские размеры. Обнаружилось даже дерево, которое и десять человек не обхватили бы. Много лиан, корней и прочего. Тропинка вела вдоль речки, мы прыгали по каким-то камням и шли к водопаду.

В одном месте в лесу, на реке, сидели четверо папуасов, и жгли костёр. Над костром висел баллон, используемый для дайвинга, чёрный, закопчённый, и грелся. От него шла трубка. Папуасы готовили самогон (что я потом уточнил у других граждан). Рядом стояли уже бутылки, пустые, из-под виски, куда они потом готовились заливать готовую продукцию. Я сфотографировал самогонщиков, и мы пошли выше — общаться дольше они не хотели, ожидая процесса. Местные потом сказали, что те за воскресенье на целую неделю запасают выпивки, в основном для собственного потребления, но прячутся в лесу: самогоноворение тут официально запрещено.

Наконец мы пришли к водопаду (высотой несколько метров) и искупались в нём, плавали в озерце, образованном под водопадом, а вокруг была тропическая зелень. Было очень интересно. Папуасы хотели, чтобы я плавал с ними наперегонки, я конечно же отставал, к большому удовольствию ребят. Размеры озера были игрушечные, метров пятнадцать, так что утонуть нельзя было. Я вообще человек не водянистый, и поэтому когда мне предложили съехать тоже по водопаду в озеро, испугался, но всё же съехал и набрал полные уши воды, потом отплёвывался, а папуасы смеялись весело. Райские места! Даже комаров почти нет.

Потом отправились обратно вниз, вдоль и по речке, мимо самогонщиков, через лес в деревню. По сторонам росли фрукты, в том числе мне ранее неизвестные. Дети угощали меня некоторыми из них, оказывалось съедобно. На одну из пальм папуасёнок ловко залез с длинным ножом (он оказывается всегда с ножом ходит), срезал ветку бетельного ореха, и все принялись жевать, кроме меня, засунув в рот этот орех и какие-то колбаски растительные. Тут массовое явление, жевание бетеля, отчего плюются красными слюнями, красные следы повсюду — но это не кровь, а слюни.