Бесплатный фрагмент - В гостях у антиподов

В СТРАНЕ АНТИПОДОВ

ПРЕДИСЛОВИЕ

В одной очень любопытной книге я прочла, что психологом были объединены в одну группу люди: сумасшедшие, заключенные и космонавты… Все якобы потому, что только сумасшедший согласится на такую жизнь и работу, как у космонавта….

Раз так, то я включила бы в эту группу еще и водолазов-биологов, которые опускаются под лед в арктических и антарктических морях ради науки, изучающей морское население холодных акваторий. Никто их туда не гонит, никто не грозит увольнением с работы, если будут нырять…; жены не грозят разводом… и даже, если пригрозят, они все равно будут опускаться под лед, собирать фауну, а потом, вынырнув, будут сидеть на морозе, или в дико неудобных условиях лаборатории и разбирать поднятые с глубины пробы, раскладывать их в банки по принадлежности и затем, предвкушая итоговые результаты, везти этот бесценный багаж в центр научной цивилизации, где их по большому счету никто, кроме семьи, конечно, не ждет… А некоторые даже считают, что прогулялись, мол, поныряли в ущерб основной работе, теперь будут догонять, выполняя плановые темы… Им не платят за риск и героизм, их не обеспечивают нормальным питанием и оборудованием, о них не думают как о людях, идущих на подвиг, не пишут в газетах, не встречают с оркестром по возвращении, не награждают звездами героев… И слава Богу, что в итоге они остаются живыми (ценой собственных усилий!), хоть и приобретают со временем адекватные профессиональные болезни…

Книга, которую читатель держит сейчас в руках, об этом. О работе этих людей, о природе арктических и антарктических зон Земли, о подводном мире этих зон. Написана она с юмором и может показаться, что все, происходящее с энтузиастами-подводниками, очень весело и легко… Но вдумайтесь в прочитанное, в то, как водолаз, опускаясь вглубь, на 40 м под лед, собирая пробу, не имеет права опоздать хоть на минуту, иначе кончится запас воздуха, должен все время следить, чтобы не потерять из виду спасительный выход — майну, где его ждут товарищи… А потом, выйдя на поверхность, усталый, он должен тащить на себе салазки с пробами и оборудованием, иногда в гору, при том, что нет никаких сил и хочется смертельно спать… Так бы и лег на этой горушке и отключился бы на часок-другой… Но нет, он приходит в дом под смешным названием «Черепаха», где нет водопровода и туалета, где деревянный, накрытый пленкой стол и дощатые нары (на них водолазы спят…) и садится разбирать пробы, которые еще надо зафиксировать, а то пропадут все усилия по сбору… И только потом, потом поесть и еще потом завалиться спать. А утром — все сначала… Долбить эту чертову майну, уставать еще до погружения, усталому идти под лед, выбирать площадку для сбора материала и при этом следить, следить, следить за временем, за воздухом в акваланге, за концом, который связывает тебя с поверхностью, за майной (где же она? а, вот!)

Разве такая, на пользу науке работа не называется подвигом?!

Хочется крикнуть: «Эй, Государство! Подумай о своих гражданах, чей неуемный энтузиазм на пользу твоей науке, дает ощутимые результаты! Итоги впечатляют академиков во время отчетных докладов с высокой трибуны!

Подумай, позаботься о них и создай хотя бы минимальные условия для их работы и жизни — одень, обуй достойно и накорми героев, как подобает».

Гимн Вам, безумцы-энтузиасты! Будьте всегда в форме и работайте, хоть и бескорыстно, на нашу с вами науку. Успехов Вам!

С. Степаньянц

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Не надо быть идиотом,

Чтобы к нам поступить на работу.

Но неплохо при этом

Быть немного с приветом!

К. Воннегут. «Завтрак для чемпионов»

Уверяю вас, я не мог предполагать, когда испытывал свой первый акваланг, что моя страсть к нырянию так далеко меня заведет. А ведь этого можно было бы ожидать, баллонами-то к нему служили две бутылки из-под шампанского. Тогда я благополучно отделался тем, что нахлебался воды в известном, по описанию Аркадия Петровича, пруду. Мне было тогда от роду 12 лет.

Хорошо еще, что об этом не знали мои родители! По сей простой причине, обращаюсь к вам родители, настоящие и потенциальные, если вы не хотите, чтобы ваш ребенок стал водолазом-биологом и поехал нырять в Антарктику, не давайте своему чаду читать книги Жюля Верна, и смотреть фильмы, вроде «Последнего дюйма», или уж, тем более, работы Жака Ива Кусто.

В Петербурге большинство родителей так и делают. Об этом я сужу по тому, что в нашей лаборатории Морских исследований Зоологического института РАН водолазов явно не хватает. Те, кто это начинал, либо ушли в мир иной, либо состарились, а молодежь одержима другими заботами… К тому же она умна, предприимчива, смела и т. д. А ведь известно, что первое, необходимое для водолаза качество — непроходимая глупость. Ну, сами посудите, разве умный человек полезет под воду, да еще и под лед, станет ли он подвергать себя намеренно опасности? Второе — водолаз должен быть осторожен, я бы даже сказал — труслив, потому что смелый водолаз долго не живет! А уж если говорить о таких категориях, как предприимчивость, практичность, то уж совсем дело швах. Нам, к примеру, не заплатили за часы, проведенные под водой, потому что есть какой-то коэффициент, и если бы нам заплатили за погружения, то величина этого общего коэффициента сразу бы упала, и мы получали бы гораздо меньше тех полярников, которые видят лед сверху, а не с изнанки. Это — не ресурсами страны торговать. Вот такие дела.

Столь длинным вступлением я пытался ответить на вопрос: «Почему в течение многих лет водолазные исследования в Антарктике водолазами нашей лаборатории не проводились?»

КТО МЫ

Не все плохо, как хотелось бы… Мы сумели наконец-то сколотить группу из трех человек, которую принято называть «Водолазной станцией». В нее вошли следующие персоны: Владислав Джуринский или Джу, как он себя называет, аспирант, ему тогда стукнуло 24 года, он исполнял должность водолазного врача; Борис Иванович Сиренко, доктор биологических наук, заведующий Лабораторией морских исследований, водолаз с сорокалетним стажем, ему тогда было 64, начальник нашего биологического отряда (я позволю себе называть его здесь Борисом для краткости, мы съели с ним не один пуд соли); и покорная жертва водолазных пристрастий автор этих строк, ровесник Советско-Российской Антарктической Экспедиции, зародившейся в 1955 г.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Отечественные водолазные исследования в Антарктике начались в середине прошлого века. Странное совпадение, именно в то время я проводил испытания своего несовершенного акваланга. В летний сезон 1965—66 гг. маленькая научная группа водолазов-исследователей под началом М. В. Проппа из Мурманского морского биологического института (ММБИ) провела в прибрежных водах южного материка более 160 погружений. В состав отряда входили также Е. Н. Грузов из Зоологического института Академии Наук СССР (ЗИН АН СССР) и А. Ф. Пушкин (в то время сотрудник ММБИ). Проводя исследования вблизи научной станции Мирный, они работали под двухметровым припайным льдом на глубинах до 50 метров и открыли здесь в высшей степени разнообразный и обильный подводный мир.

Результаты работ оказались настолько значительными и интересными, что через год гидробиологический отряд был вновь включен в состав Советской антарктической экспедиции (САЭ). В сезон 13 САЭ в состав отряда входили: руководитель Е. Н. Грузов, водолаз А. Ф. Пушкин, и инженеры по подводному оборудованию В. П. Люлеев и С. Н. Рыбаков, он же подводный фотограф. Район работ — Южные Шетландские острова, о-в Петра I, вблизи станций Молодежная, Мирный, Новолазаревская.

Потом последовала экспедиция, продолжившаяся с 1970 по 1972 год — зимовка и два сезона вблизи станций Мирный, Молодежная. Зимовали пятеро: Е. Н. Грузов, Ю. Г. Гигиняк, А. М. Шереметевский, В. П. Люлеев, С. Н. Рыбаков; шестой из отряда, В. Б. Андронников работал только сезон.

Нельзя не отдать должное мужеству этих исследователей, которые действительно были одними из первых в деле водолазного изучения подводного мира Антарктики.

ОБИТАНИЕ В ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОМ СОВЕРШЕННОМ МИРЕ

Работать в составе сезонного отряда 52 Российской Антарктической Экспедиции мы начали с 3 декабря 2006 года. Путь в Антарктиду пролегал через Южную Африку, куда мы добрались на рейсовом самолете. В Кейптауне нас поджидало судно «Академик Федоров».

Из Кейптауна мы вышли 6-го, и, еще не дойдя до «ревущих сороковых», почувствовали их взволнованное дыхание; семибалльный шторм качал нас около 6 суток, пока мы не вошли в разреженные льды, миновав «неистовые пятидесятые».

Каждый день перед обедом делалось сообщение по трансляции: «Судовое время 11.30. Все участники экспедиции и экипаж приглашаются на обед. Судно находится в Индийском океане в точке с координатами (называются широта и долгота). За сутки пройдено 360 миль. Приятного аппетита». Четырехразовое питание в море способствовало нашему хорошему настроению и увеличению веса, который мы благополучно будем терять при погружениях в дальнейшем. В свободное от еды время мы писали научные статьи, залезали в трюм, проверяли и готовили к работе водолазное оборудование. Именно оно доставляло нам беспокойство и вот почему.

ОБОРУДОВАНИЕ В ПЕРИОД 52 РАЭ

Наше оборудование старое. Такое старое, что даже страшно об этом думать, не только писать. Наши акваланги, только те, кто в этом хоть что-нибудь понимают, пусть не падают в обморок, называются АВМ-1м. Они, разумеется, опрессованны, проверены и в полном порядке, но их возраст — модель 1957 года, а год выпуска 1971. Тем не менее, этот аппарат зарекомендовал себя как надежный, именно в условиях спуска при отрицательных температурах. Проверено лично, можете поверить, его легочный автомат никогда не замерзает до такого состояния, чтобы прекратилась нормальная подача воздуха. У нас был еще и современный, он начал выкидывать фортели сразу, и Джу, который его использовал, вынужден был перейти также на АВМ.

Французский компрессор тоже знавал лучшие времена. Чтобы его завести, нужно дернуть за веревочку, и не один раз. Лучше делать это спокойно, с добрым лицом, воздерживаясь от комплиментов. Смею заверить, все это практически невозможно, учитывая тот факт, что бензин, который мы использовали на станции, как оказалось, слегка разбавлен водой.

Наша водолазная одежка вызывала гомерический смех у пингвинов и икоту у тюленей. Есть, конечно, отчего. «Садко-2» по сравнению с нынешними, мягко говоря, кое в чем проигрывают. Однако костюмы не настолько плохи, если, конечно, не текут от старости. Во всяком случае, в двух парах верблюжьего водолазного белья, с некоторым опытом погружений, верой в себя и Бога, вы чувствуете внутри достаточно комфортно.

Не следует думать, что автор этих строк и его коллеги — жуткие консерваторы и против нового оборудования. Все дело только в том, что в нашем институте не нашлось денег на приобретение стоящего и более безопасного водолазного снаряжения. К сожалению, самая скромная экипировка для одного человека будет стоить около 6000 нерублей (если пользоваться терминологией г. Грефа. Вот такие дела.

Что тут поделаешь? Приходилось довольствоваться тем, что имели. А то, что имели, требовало внимания и ухода. Поэтому, где-то в середине плавания, мы собрались на экскурсию в трюм, чтобы посмотреть, как чувствует себя наше снаряжение. Но главное, нам нужно было извлечь наверх очиститель воздуха, чтобы заменить активированный уголь на свежий для гарантии нашей безопасности при погружениях, дабы не возиться с этим на суше, и сэкономить время для полезной работы.

В ТРЮМЕ

Вряд ли нужно объяснять, что такое трюм. Наверное, каждый знает, что это — утроба корабля. Доступ внутрь отнюдь не свободный, без специального разрешения туда не попасть. После обеда мы обратились к начальнику, который отвечал за сохранность имущества и продуктов, сложенных в трюме, с просьбой посетить этот отсек. Возражений не последовало, напротив, он сказал: «Нет ничего проще, там как раз работают мои ребята, они вас пропустят».

Благополучно спустившись, занялись первым делом перетасовкой многочисленных ящиков, чтобы добраться до желанного очистителя воздуха. Мы уже почти достигли цели, — нижнего ряда штабеля наших ящиков (известно, что нужные вещи оказываются всегда в самом труднодоступном месте), когда погас свет.

Это нас особенно не обеспокоило, мы были уверены, что свет выключили случайно, по ошибке. Подождав несколько минут в темноте, пришлось зажечь свои налобные фонарики, на всякий случай захваченные с собой и поднять шум. Однако от наших воплей светлее не стало. Пришлось подниматься наверх, чтобы узнать, в чем дело.

Достигнув выхода, мы обнаружили сюрприз в виде запертой снаружи двери. Рабочие, закончив свои дела, помня только о том, что могут опоздать на полдник, заперли помещение и ушли. Разумеется, такой поворот в судьбе нас не устраивал. Как нам вначале показалось, мы попали в смешное положение.

Пробарабанив в дверь около четверти часа, мы пришли к верному выводу, что нас не услышат, сколько бы мы не стучали, из-за шумно работающего двигателя судна, и прекратили это занятие. Понимая, что трюм гораздо менее популярен, чем кают-компания, рассчитывать на скорое вызволение из неволи не приходилось. Оставалось надеяться, что нас когда-нибудь хватятся, и будут разыскивать.

Чтобы скоротать время, мы продолжили свои раскопки и при свете фонарика (два других предусмотрительно погасили) разыскали очиститель воздуха. Далее каждый занялся делом по душе: Борис прилег на поддон и попытался вздремнуть, Джу решил изучить ассортимент продуктов, приготовленных для выгрузки на станциях, а я развлекался ходьбой и чтением стихов «про себя». Никакого беспокойства снаружи по поводу нашего исчезновения не обнаруживалось Желудки, да и часы, безошибочно указывали на то, что приближается время ужина. Наши шутки стали более желчными, а выводы кровожадными.

Джу, уже в который раз, подошел к запертой двери нашей тюрьмы и стал ее трясти. Дверь не поддавалась, слишком железной она была. Тогда он поднял с пола, неизвестно откуда здесь взявшийся металлический стержень, просунул его в щель между створками, надавил и, о чудо! Мы услыхали скрежет, лязг падающего тяжелого предмета и радостный вопль Джу: «Ура! Я выломал замок!» Действительно, ржавый навес не выдержал усилия и сорвался с крепежных болтов.

К ужину мы успели. Только наш сосед за столом, профессор Мельников, между прочим, спросил: «Что это вас на полднике не было? Небось, в лаборатории засиделись?»

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БЕЛОСНЕЖНОМ КОНТИНЕНТЕ

22 декабря, после долгого ожидания, нас со всем барахлом при помощи вертолета высаживают на материк. Трудно поверить, но это — Антарктида, Земля Принцессы Елизаветы, Берег Ингрид Кристенсен, залив Прюдс, холмы Ларсеманн, станция Прогресс-2.

Я разочарую тех, кто полагает, будто Антарктида не что иное, как сплошной лед и снег, вовсе нет! На «Прогрессе» все засыпано песком (конечно не сахарным), а там, где его нет, заставлено горами и сопками. Снег попадается кое-где, в основном в расщелинах, ведь здесь лето по-местному сезоноисчислению. Вот море вокруг действительно покрыто льдом и утыкано айсбергами. Но если быть до конца честным в этой оценке, то следует подчеркнуть, что станция Прогресс — совершенно необычное место в Антарктиде. Попросту говоря, это — оазис, не удивляйтесь, таковые встречаются не только в классической пустыне, но и в ледовой пустыне тоже. Настоящей без прикрас Антарктидой, конечно, следует считать станцию Восток — там все соответствующие прелести: летом -45°С, а зимой около –80. Что и говорить — шутки в сторону! Я беседовал с зимовщиками с Востока, говорят, что не всякий там приживается, у некоторых, горная болезнь так и не проходит и их приходится срочно вывозить из этого негостеприимного района.

Все же, Прогресс находится в Антарктиде и от этого никуда не деться. Да, снега и льда практически не было на суше, но вокруг его было предостаточно. Несколько огромных айсбергов украшали вид на море со стороны станции. Эти чудовищного размера кусищи льда, казалось бы, крепко сидели, заякоренные на входе в бухту. Но эта основательность была, как нас уверяли гидрологи, напускной, и, в общем-то, ложной. Никто не может сказать, когда ледяная махина вдруг вздумает шевельнуться в своей дреме. Сами понимаете, что находиться на льду в это время не желательно, а уж тем более под ним. Но если уж оказались на поверхности, то бегите не к берегу, а от него. Почему? Да потому! Отломится ли часть айсберга, или кувыркнется он весь, но пойдет огромная волна к берегу, ломая более чем метровый лед, швыряя двухсоткилограммовые обломки за сотню метров от береговой линии, как из гигантской пращи.

ОГУРЕЧНАЯ ВСТРЕЧА ИЛИ ДЕНЬ ЧУДЕС

Из названия вовсе не следует, что нас приняли без радушия. И уж тем более не следует думать, что полярники встречают своих коллег, забрасывая их огурцами, также как зритель обстреливает помидорами незадачливых актеров. Вовсе нет! Итак, о чудесах…

Чудо №1. Представьте, я увидел в толпе встречающих своего давнего друга, Сергея Спирина, с которым многие годы работал на Чукотке! После крепких рукопожатий, от которых, по словам классика, гибнут все микробы и горячих объятий с соответствующими междометиями, нас повели к месту нашего жительства.

Чудо №2. В домике, конечно, нашелся стол, старый, прочный и вместительный. Перед глазами нашей, слегка обалдевшей команды, (внимание!!!) был выложен неприлично зеленый огурец. Это удивило нас больше, чем, появление белого медведя в Антарктике (почти всем известно, что белые медведи водятся в Арктике). Учитывая, что судно и самолеты не были здесь, по меньшей мере, год, то этот огурец не мог попасть на стол с других частей света.

Как вы понимаете, было бы в высшей степени безнравственно съесть огурец, выращенный на подоконнике в цветочном горшке, просто так, без сопровождения. Мы не могли этого допустить. И натюрморт был дополнен бутылкой водки из НЗ и баночкой килек в томатном соусе.

БЫТ

Селимся в хижине с необычным для жилища названием «Черепаха»: мы могли бы занять место в двухэтажном дощатом общежитии тоже с не очень подходящим для такового заведения именем, «Лена», но предпочли независимость «комфорту». Из всех мыслимых удобств имеется только раковина со сливом на улицу, да электрическое освещение; за всем другим — будьте любезны прогуляться в общежитие. Увеличиваем совершенство нашего жилища, приспособив вместо отсутствующего умывальника пластиковую бутылку из-под минералки, отрезав донце и прибив гвоздем к стене. Воду носим в ведре из камбуза или из бака возле общежития. Дима-синоптик отдал нам масляный обогреватель, ночью такая грелка здесь необходима. С постельным бельем и одеялами тоже проблема, но она, в конце концов, решена. Койками служат грубо сколоченные двухярусные нары.

Быт наш налажен, много ли нам нужно: мы можем кипятить воду, спать на досках и разбирать материал в соседней каморке, отведенной под лабораторию; аналогичная комнатка приспособлена под хранение снаряжения.

ВСТРЕЧА С АБОРИГЕНОМ

На следующий день, после предварительной ночной разведки, мы отправляемся к месту работы — во фьорд Нелла. На самом деле это не фьорд в океанографическом представлении, а обычная бухта. Выбираем это тихое место по совету гидрологов — зимовщики человеколюбивы, и никто из них не хотел любоваться зрелищем постыдного бегства бравых водолазов от кувыркающегося айсберга.

Находим подходящее место, почти у самого берега в небольшом разводье. Здесь — около пяти метров, для начала и привыкания — самое подходящее место!

Оборудование грузим на оранжевый вездеход, очень похожий на ГАЗ-71, набиваем его кузов до брезента. «Рыжик» уезжает без нас, мы тащимся через перевал и остаемся в долгом ожидании на плато, что в половине пути от вершины до береговой черты. Вездеход должен прежде заскочить на аэродром, высадить там кого-то из строителей, и только потом прийти сюда.

Я не принадлежу к людям, которые любят ждать. Я не люблю также стоять на месте, поэтому через 20 минут иду осматривать окрестности.

Погода отменная. Светит солнце, легкий ветерок. Бреду по распадку в сторону дороги, прислушиваясь к голосу ручейка, вытекающего из снежника. На горизонте виден далекий ледник. По сторонам склоны сопок. Они безжизненны. Нет ни травинки. Вокруг только камни, даже снежных буревестников не видно. Уныло и одиноко.

Тишину нарушают только мои шаги. Белое пятнышко у подножья сопки привлекает внимание. Подхожу поближе и вижу, что это маленький парашютик. Как он попал сюда? Вероятно, от сигнальной ракеты. Любая вещь в этом краю голых камней выглядит нелепо, парашютик — не исключение. Нагибаюсь и зачем-то поднимаю его, машинально кладу в карман. Где же наш вездеход?

— Ар!

— Что такое?

И снова:

— Ар! — и более требовательно, — Ар!

Оглядываюсь по сторонам, чтобы найти источник звука. Ба, да кто же это? Ну, конечно, забавный коротышка, пингвин Адели (Pygoscelis adeliae)! Раздвигает в стороны черные крылышки, словно от удивления. Мол, кто ты такой? И что ты тут делаешь?

Подхожу поближе, ни малейшего признака смущения и тем более страха, только любопытство.

— Привет!

— Ар!

Его зеленоватые глаза внимательно смотрят на меня.

— Ты почему один?

— Ар!

— Куда путь держишь?

Пингвин направляется в мою сторону решительными шажками, и, подойдя почти вплотную, опершись на хвост, ужасно похожий на голик, произносит свое сакраментальное:

— Ар!

— Ну, брат, много от тебя не узнаешь. Послушай, а уж не твой ли парашют? — я достаю из кармана комбинезона белый комочек. Пингвин вытягивает шею, хлопает глазами, произносит опять свое словечко на все случаи жизни, и, развернувшись, топает от меня прочь.

— Пока! — бросаю ему вслед, — Увидимся позже!

Он идет, не оглядываясь, к морю, а я продолжаю путь по распадку, ловя себя на мысли, что и вправду начинаю примерять парашютик к моему новому знакомому. Нет, все же маловат, даже для такого маленького пингвина.

Через некоторое время усматриваю на середине подъема на сопку наш апельсиновый вездеход, он молчалив и неподвижен. Вскоре добираюсь до него. Вначале никого не вижу, но потом, замечаю, что водитель Толя сидит, согнувшись в кабине, что-то там скручивает. Оказывается, тяга лопнула. Предлагаю свою помощь, да нет, уже все в порядке. Забираюсь в кабину, железный грохот работающего двигателя заглушает звуки тишины. Медленно спускаемся под гору. Уже видны мои коллеги, машут нам руками.

— Где ты так долго был? — спрашивает меня Борис.

— Беседовал с пингвином.

— Да ладно, здесь нет ни одного поблизости.

— Как же нет, он возле вас прошел. Не встретили?

— Нет. Наверно, ты все выдумал. Откуда ему взяться?

— На парашюте спустился, — и в подтверждение своих слов достаю из кармана скомканный парашют. — Мы еще с ним увидимся.

Довольно быстро разгружаем вездеход и стаскиваем все необходимое поближе к берегу. Вездеходчик Толя нам помогает! Такого я не припомню за свою немалую практику! Завтра начало погружений. Наверно, встреча с пингвином хороший знак.

ПЕРВАЯ СТАНЦИЯ

Первая станция была сделана на третий день пребывания. Сама природа позаботилась о нас, приготовив майну. Мы лишь расчистили полезную площадь в трещине и закрепили на льду трапик.

Трапик, это лесенка. Он прост и облегчает работу. Без него труднее поднимать водолаза из воды или из майны на лед.

Первым должен был идти Борис. Накануне он долго переклеивал манжету на гидрокостюме. Другая манжета, хотя и выглядела прочной, к досаде, и подвела нашего начальника — лопнула во время одевания. Борис обычно натягивает самую узкую часть манжеты на пластиковое кольцо, которое служит для фиксации перчатки на запястье. В этом случае воздух способен проникать в рукавицу, достаточно только приподнять руку повыше. Так устраняется обжим кистей рук, приносящий много неприятностей на глубине. Я тоже применяю эту уловку.

Обжим — это дружеское объятие Океана. Он стискивает тебя так, что сосуды начинают плохо пропускать кровь, а от этого стынут ноги и руки. Он отпечатывает на коже узор вязки свитера, втягивает лицо внутрь маски. Океан «радушен», он обнимает каждого, кто приходит к нему в гости, но к этим объятиям нужно быть готовым.

Борис окликнул меня. Я в это время поднимался за снаряжением, выгруженным на небольшое плато. Сначала подумал, что он хочет пустить меня первым, потому что в месте погружения было мелко, а сам желает пойти поглубже, но, увидев разорванную манжету, я все понял.

Одевание — не самое приятное в нашем деле. Прежде приходится раздеться до плавок на воздухе, а потом натянуть термобелье, две пары рейтуз из верблюжьей шерсти и водолазные свитера. Шапочка тоже необходима, но я пришил ее к вороту свитера, а верхнюю часть, что прикрывает лоб, держу в зубах, пока влезаю в рубаху гидрокостюма. Мне кажется, что каждый из нас во время одевания напоминает домашнюю собачку, которую хозяин одевает перед выходом на прогулку в холодную погоду; во всяком случае, мы очень похоже сначала закрываем, а потом, вытаращиваем глаза во время этой процедуры. После того, как облачишься в прорезиненные доспехи желто-черной расцветки, нужно привязать себя «беседочным узлом», к веревке, по прозванию «сигнальный конец», которая будет связывать тебя с внешним миром. Радио у нас нет, и сигнальный конец единственный и надежный вид связи.

Затем идет грузовой пояс. Сквозь свинцовые груза продет ремень из толстой эластичной резины, который застегивается с помощью металлической пряжки. Замок нужно уметь легко расстегнуть, когда требуется, поэтому перед погружением всякий раз проверяешь, действительно ли легко. Далее прикрепляешь нож, он иногда нужен, а потом надеваешь «юбку», сетчатое приспособление на поясе для сбора животных.