Бесплатный фрагмент - В действительности всё совершенно иначе

---

Вступление

В марте две тысячи семнадцатого года мы с подругой придумали развлекательный квест для группы в Facebook, который назывался «Пигмалион и Галатея». Мы его провели, и всем понравилось. А чуть позже, по мотивам этого квеста, я решила написать одноименный рассказ. Он получился небольшим — страниц на сорок. Я опубликовала его на своем сайте, где его почти никто не читал. И так он провисел без дела семь лет.

Как-то раз мне понадобилось привести в порядок сайт. И почему-то захотелось переписать концовку рассказа. Так я и сделала. Правда, на концовке не остановилась. В повествование вошли новые персонажи: дядюшка Карл, преподобный Вальдемар и господин Министр. Они принесли с собой новые сюжетные линии, особый антураж и нотку комедии. А небольшой рассказ вырос в роман.

Действие разворачивается в начале двадцатого века, в альтернативной вселенной, которая значительно отличается от нашей. Поэтому, дорогой читатель, пожалуйста, не ищи в этой книге историческую правдоподобность — здесь жизнь развивается по собственному сценарию.

В этой вселенной греко-римская цивилизация благополучно дожила до наших дней.

Во главе империи стоит римский император. А столица находится в Помпеях. Имей в виду, читатель — в этой вселенной Помпеи никогда не были погребены под пеплом Везувия! Серьезных извержений там не происходило. Климат прекрасен, люди — замечательные. Поэтому Помпеи росли-росли, пока однажды не превратились в огромный процветающий город — столицу Римской империи и центр моды, не хуже Парижа.

Миролюбивый вулкан Везувий стал модным курортом, с минеральными водами, грязевыми ваннами и гейзерами, которые один чудаковатый архитектор догадался превратить в фонтаны.

Альтернативная Римская империя включает в себя территории всех современных государств Европы, Турцию и частично — Ближний Восток. Они вошли в нее, как провинции. Каждой провинцией управляет свой Король или Королева. Провинции делятся на округа и приходы.

В каждом округе есть свой министр. А в каждом приходе — свой преподобный. Обычно округ и приход занимают одну и ту же территорию, поэтому считается, что министр и преподобный — это как правая и левая рука, которые во всем должны помогать друг другу.

Христианство в этой вселенной прекрасно уживается с политеизмом. Зевс, с его Олимпийским пантеоном, ничуть не мешают существовать любым другим богам.

Главная героиня Людевина проживает на территории современного Люксембурга, в провинции под названием Малая Галлия. Большую часть времени она проводит в своем поместье «Кукушка», которое расположено довольно уединенно. До ближайшего городка нужно добираться минут двадцать. Городок этот довольно милый — там есть речной вокзал, красивый городской парк со скульптурами и много магазинов. Осень в этих краях теплая, жаркое лето, а снега зимой почти не бывает. Эти климатические особенности сыграют важную роль в развитии нашего сюжета.

По небу курсируют дирижабли. На одном из них главная героиня, примерно два раза в год, летает в Помпеи, на выставки, в театры или просто прогуляться.

Все персонажи книги говорят немного пафосно, на устаревший манер — все-таки это начало двадцатого века! Знаю, сейчас это не модно… Но я отдаю дань тому времени. Мне кажется, оно должно быть одинаково прекрасно — в любой вселенной.

Люблю это время!

Спасибо за то, что читаете эту книгу. Надеюсь, вы получите от нее удовольствие.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Похороны

«В действительности всё совершенно иначе…»

Антуан Де Сент-Экзюпери

1

Отрывок из письма герцогини Алтеи Абеляр её дочери Людевине от шестого марта одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года.

«Репутация для женщины — всё. Она вручается тебе обществом как бы в долг. А потом ты постоянно её отрабатываешь. Увы, эта «долговая яма» бесконечна.

А если тебя заподозрят в каких-нибудь кознях, репутацию тут же конфискуют. Теперь, как бы ты ни старалась, вернуть ее смогут только две вещи: хорошее замужество или чудо.

Хорошего мужа в наши времена найти трудно. А чудес не было со времен епископа Григория, который жил в двенадцатом веке. Поэтому постарайся блюсти репутацию. Если чувствуешь, что всё испортила, придумай способ исправить. А не можешь исправить — заметай следы».

2

Кладбище Нотр-Дам

Десятое ноября 1905 года

В промозглый день поздней осени на кладбище Нотр-Дам, возле свежевырытой могилы, собралась траурная процессия: священник, нараспев читавший последний молебен по усопшему; хмурый сыщик в штатском; советник нашего друга Пигмалиона; тетушка Жозефин, со своим мужем дядюшкой Карлом; трое молодых гадюк; моя подруга Анита и молодой герцог, который до конца погребальной службы почти не проронил ни слова. Ну и, конечно, я.

Пигмалион на похороны не явился.

В небе, прямо над нами, кружили вороны. Их была целая армия. Как будто сама природа решила подчеркнуть драматизм момента, направив сюда этих представительниц потустороннего мира.

А впрочем, не все были и в трауре. Анита оделась, как фламинго — во всё розовое. Она была на голову выше всех остальных, включая мужчин, и весьма необычно смотрелась в нашем черном конгломерате.

— Должно же сегодня быть хоть что-то приятное глазу, — сказала она.

А на самом деле, у нее просто не было черного платья. А было всего два: одно вот это, розовое. Второе — зеленое бархатное. Но в нем она уже появлялась на том вечере. И чтобы не выглядеть какой-нибудь нищенкой, всегда ходящей в одном и том же, она и оделась, как фламинго.

«После похорон обязательно ее обрадую!»

Я же, пользуясь случаем, надела изысканную черную шляпу с вуалью. А под нее — черное атласное платье, которое недавно выписала по каталогу. Специально для шляпы.

Тётушка Жозефин ахнула, когда увидела меня. А я сказала:

— Я подумала, что наконец-то у меня появился повод выгулять эту шикарную шляпу.

— Какая красота, Людевина! Где ты такую достала?

— Я её купила в прошлом году на выставке, в Помпеях. Все тогда удивлялись, что я приобретаю черный аксессуар. А я подумала, пару раз в жизни — все равно пригодится. И вот теперь такой повод. Грустно, конечно. Но всё же…

Тетушка Жозефин приходится мне ближайшей родственницей. Она родная сестра папеньки. Мы с ней друг друга обожаем.

— Как не стыдно, в такой момент хвастаться туалетами, — зашипели на меня гадюки.

А я сказала:

— А что в этом такого? Покойнику ведь теперь все равно. Но если бы он мог нас видеть, ему бы стало приятно, что его провожают в последний путь такие нарядные дамы. Разве я не права, герцог?

Герцог вышел из состояния задумчивости и утвердительно кивнул:

— Любой покойник бы вас оценил, дорогая.

— Но не во время же похорон, Людевина! — опять зашипели гадюки.

Из уважения к покойному, я спорить не стала. И в следующие пятнадцать минут мы с тётушкой Жозефин старались придерживаться правил приличия и дружно промокали кружевными платочками глаза. Глядя на нас, даже господин Советник пару раз смахнул со щеки скупую мужскую слезу.

«Братья и сестры! Мы собрались на эту печальную церемонию, чтобы почтить память хорошего человека…» — нараспев читал священник.

Я склонилась к тётушке Жозефин и прошептала:

— Между прочим в Финикии, откуда он родом, на похоронах печалиться не принято. Они этому, наоборот, радуются.

— Дорогая, но мы тут пока не в Финикии, — прошептала она мне в ответ.

— И очень зря! По словам самого покойного, он при жизни только мучился…

— Тогда надеюсь, ему там лучше. Но радоваться и танцевать мы всё равно не будем!

Вдруг я уловила от стоящего рядом со мной господина Сыщика весьма осязаемый амбре.

— Что-то здесь сильно запахло вчерашним вином… — сказала я.

Он тут же понюхал у себя под мышкой, кашлянул и шепотом сказал:

— А что вы хотите от меня в такой момент? Мужчины ведь не могут плакать…

Я решила уточнить:

— И какая связь между слезами и пьянством?

— А такая, что сердце у нас подвергается большему эмоциональному напряжению. Алкоголь же частично снимает сентиментальность. Мы, мужчины, и так недолго живем, в отличие от вас, женщин. А если бы не пили, жили бы еще меньше.

— Надо же, — удивилась я, — А я думала, больше всех должен печалиться герцог. Это ведь его связывали теплые отношения с покойным! Правда, герцог? А страдаете почему-то вы, господин Сыщик.

— А правда, — удивилась тетушка Жозефин, — Что это вы так расчувствовались?

— По-моему, это попытка оправдать мужское пьянство, — предположила я, — Кстати, меня вы позавчера порицали за то же самое, господин Сыщик. Только в моем случае это считается пьянством, а в вашем — способом продления жизни. Но разве это не одно и то же?

— Это называется «двойные стандарты», Людевина, — просветила меня тетушка Жозефин, — Если ты женщина — то пьяница. А если мужчина, то соискатель долголетия.

— Неправда, — воспротивился господин Сыщик, — Это совершенно разные вещи. Всегда обращайте внимание на контекст! Бывают случаи, когда польза от алкоголя превышает объем вреда.

— Интересно, — сказала я, — Всегда считала, что статистика смертности, особенно насильственной, значительно выше у мужчин пьющих.

— А я и не говорю о насильственной смертности. Я о смерти от повышенной сентиментальности.

Я не стала вдаваться в подробности душевной травмы господина Сыщика. Меня больше заинтриговал научный контекст:

— Согласна, с возрастом сентиментальность растет, — сказала я, — Но как алкогольные напитки помогут дожить сентиментальным мужчинам до счастливой поры столетнего возраста?

— Средний возраст мужчин, уходящих на покой, 58 лет, — включился в беседу господин Советник.

— Под «покоем» вы ведь имеете в виду вечный покой, не так ли, Советник? — уточнила я.

— Вообще-то, я имел в виду, заслуженную пенсию…

— Тогда не 58, а 56, — поправил его господин Сыщик, — В общих разговорах, тем более на научные темы, необходимо придерживаться точных цифр.

— То есть, 56 — это заслуженная пенсия, а 58 — уже вечный покой? Я правильно поняла?

— Если не снимать душевное напряжение, то да, — подтвердил господин Сыщик.

«Как хорошее вино заставляет нас видеть все вещи в самом приятном свете, так плохое вино — в плохом… Ты же повидал его всяким…» поверх научной дискуссии, расхваливал священник нашего покойного.

— Не знаю, не знаю, — пожала плечами тетушка Жозефин, — Помню, у меня был конюх, так тот плакал при всяком случае. И без алкогольных возлияний. Чуть посмотри на него не так — и всё! Сопли, слезы, рыдания.

— Это не то, — сказал господин Сыщик, — Мужчины на трезвую голову, если и плачут, то сквозь зубы, сдерживая рыдания.

— Хотите сказать, мой конюх не был мужчиной?

— Я хочу сказать, что не все мужчины обладают таким полезным даром, как ваш конюх. Большинство сдерживается. А это очень вредно. В то время как женщина не сдерживает свой водопад слез и этим успокаивается. А мужчине необходимо или пить, или заниматься спортом, чтобы сбалансировать свой эмоциональный фон.

— Поэтому я еще и занимаюсь бегом, — добавил он.

Господин Советник оживился:

— Предлагаю бегать за женщинами. И приятно, и полезно.

— А вы бегаете за женщинами, Сыщик? — спросила я.

— Конечно! Но тут главное, чтобы дама была привлекательной. И одна или две… Не больше… Толпа из женщин вызывает у меня паническую атаку…

— Это почему же?

— Вид основной массы женщин, особенно в нашей стране, — не для слабонервных, — вставил свое слово дядюшка Карл.

«… если бы наша цивилизация зависела от женщин, мы бы до сих пор жили в пещерах… — незаметно перешел на Цицерона священник, желая подчеркнуть важную социальную роль, которую играл покойный при жизни, — Но тебе повезло родиться и умереть мужчиной… Жаль, ты пробыл им столь недолго…»

А я возразила:

— Говорят, в восточных странах самая большая продолжительность жизни среди мужчин. А у них там целые гаремы усатых женщин… Правда, Советник?

— Тут ничего сказать не могу, — задумчиво почесал затылок господин Советник, — Не был пока за границей…

— А что, Индия нынче не считается заграницей? — усмехнулась я, вспомнив, как на званом вечере, не далее как три дня назад, пьяный господин Советник хвастался нам своими военными подвигами в Индии.

Но тот лишь вопросительно на меня посмотрел. Я ответила ему таким же вопросительным взглядом и лишний раз убедилась, что обширные возлияния даруют мужчинам не только долголетие. Кому-то они даруют еще и брехливость.

— Я тоже за границей не особо бывал, — простодушно сказал господин Сыщик, — Но известна общая приветливость народа в заграничных странах. Хотя, что касается усатых женщин, в их положительном влиянии на мужское здоровье я сомневаюсь. У них в гаремах такие бойни идут! Большинству тамошних мужчин повезет дожить хотя бы до 35.

— Пока его не надумает отравить из ревности какая-нибудь восемнадцатая жена, — добавил он.

— Надеюсь, вы ни на кого не намекаете? — уточнила я.

— А у вас, что, есть усы, Людевина?

К счастью, усов у меня не было. Но я все равно решила закрыть эту тему:

— Убедили, — сказала я, — Пейте и рыдайте, как конюх тетушки Жозефин. И доживете до 150 лет. Или сколько он там прожил..?

— 48, — шепнула мне на ухо тётушка Жезефин.

Господин Сыщик ее не расслышал, и научная дискуссия продолжилась в оптимистичном ключе:

— Вы будете радоваться, Людевина, — сказал он, — Потому что тут я с вами почти согласен. Некоторое время назад я начал изучать рыдающее, или всхлипывающее, дыхание. Как альтернативу плачу. Оно крайне полезно, как метод снятия бронхоспазмов и других проблем с сердечно-сосудистой и дыхательной системами.

«Ничто не способно повредить доброму человеку, ни в жизни, ни после смерти… И мы с легким сердцем отпускаем тебя в вечность…»

Я рассмеялась:

— Я в восторге от ваших научных изысканий! Вот не зря вы мне сразу понравились! С вами ведь даже ругаться приятно. Вы вместо ответного оскорбления просто будете всхлипывать и рыдать. И никто не догадается, что в этот момент просто вы пытаетесь продлить себе жизнь.

— Я тоже хочу жить долго… Правда, рыдать пока не могу… Только всхлипываю… — грустно сказал господин Советник, наблюдая, как нахваливаю господина Сыщика, — А ведь обещала быть навеки моей…

Научная дискуссия тут же потекла в новом ключе:

— Советник, вы верите женщинам? — приподнял бровь дядюшка Карл.

— Веришь не веришь… А женщины все равно в дураках оставят…

— Вообще-то, в дураках осталась я. Несколько часов подряд слушала рассказы про его военные подвиги в Индии. А сейчас еще окажется, что следы от когтей бенгальского тигра у него на животе, которые он нам демонстрировал, — это царапины от какого-нибудь местного забора.

Советник во второй раз непонимающе хлопнул глазами. И я поняла, что нет никакого смысла его уличать, раз он всё равно ничего не помнит. Вместо этого я нежно взяла его под локоть и сказала:

— Но мы все равно вас любим, господин Советник!

— Любите, конечно… Вы и котов тоже любите… Еще вопрос, кого больше…

«Да пребудут с ним прекрасные девы, да убаюкают его слух и усладят взор…»

— Я, конечно, знал, что каждая женщина в той или иной степени актриса, — усмехнулся господин Сыщик, — Но вы, Людевина — непревзойденная!

— Да! Всем актрисам явно далеко до нашей Примадонны, — подобострастно прошептал господин Советник, — Учись хоть у самого Еврипида — с вами не сравниться. Такой талант раз в тыщу лет рождается…

— Как с языка сняли, — подтвердил господин Сыщик.

— Вы мне льстите, — сказала я, — Но у меня ведь даже нет актерского диплома…

— А диплом, мне кажется, вам и не нужен, — сказал господин Сыщик, — Наши дипломированные актрисы сегодня вообще не умеют играть. Они умеют ходить, что-то говорить, могут «заехать»… А играть лицом, чувствами, эмоциями — не могут.

— Знаете, господин Сыщик, — сказала я, — Вы первый, кто об этом сказал. Такое ощущение, что вы готовитесь попросить меня о каком-то одолжении. Вам что-то от меня нужно?

— Только чистосердечное признание! — шутливо сказал господин Сыщик.

— Тогда буду и впредь лицедействовать. Может, дольше проживу на свободе.

И я улыбнулась господину Сыщику самой очаровательной улыбкой.

3

Мне показалось, господин Сыщик меня слегка приревновал, когда я взяла под локоть господина Советника.

Я пока не очень сильна в подобных вопросах, но недавно наткнулась в библиотеке на очень интересную книгу. Она называется «Механизм парного обольщения. Как свести с ума за один вечер».

Там пишут, что еще в семнадцатом веке им широко пользовались фаворитки, когда пытались соблазнить короля. Они, говорят, специально везде таскали с собой подставного поклонника, который появлялся в нужный момент и начинал активно ухаживать за дамой. На глазах у короля, разумеется. А дама его всеми способами поощряла. Не знаю, удавалось ли поклоннику после этого выжить, но этой даме сразу же отписывалось какое-нибудь имение и ежемесячное содержание, в знак королевской благосклонности.

Согласно «механизму парного обольщения», как только дама начинает переключать внимание с настоящего кавалера на подставного, в первом срабатывает какой-то импульс. Он запускает в нем очень длинную цепочку неприятных эмоций. В итоге все сводится к тому, что «настоящий» кавалер желает стать единственным и неповторимым. Он всячески начинает нападать на «подставного». Но в книге пишут, по этому поводу не стоит сильно беспокоиться — это часть процесса! Пусть немного понападает. Главное вовремя переключить свое внимание на обратно. И лучше с этим не затягивать, потому что иначе дело может закончиться убийством.

Чтобы закрепить эффект, надо проделать так несколько раз: то подавать, то забирать надежду.

У нас, конечно, не семнадцатый век. А господин Сыщик не король. Все же надеюсь, та книга не зря занимает свое место на полке, и человеческая природа с тех пор не сильно изменилась.

«Надо будет попробовать», — решила я.

Вместо подставного поклонника буду использовать господина Советника. Ему уже не впервый раз играть для меня эту роль. Он себя, кстати, неплохо в ней показал.

Правда, непонятно, что потом делать с «подставным», если он тоже случайно влюбится… Есть ли какая-нибудь инструкция?

— Мне ведь в эти дни так вас не хватало, господин Советник, — сказала я, — Вы мне позавчера так помогали! Даже не знаю, как и отблагодарить.

Я нежно погладила его по плечу. И даже подалась слегка вперед, чтобы не закрывать обзор господину Сыщику, который мог этого и не заметить.

Господин Советник смутился. По лицу видела, что он совершенно ничего не помнит из репертуара того вечера. И даже начал беспокоиться — уж не подал ли он мне какую-нибудь ложную надежду? Он ведь все-таки женат!

Господин Советник попытался освободить свое плечо. Но я решила его не отпускать. И сказала:

— Ваше предложение еще в силе? — грудным голосом спросила я.

На самом деле, никакого предложения он мне не делал. Но видя, как он начинает нервничать, я решила ему не помогать — пусть помучается.

К сожалению, на господина Сыщика механизм парного обольщения не подействовал. Он отказывался за меня драться и продолжил рассуждать на научные темы.

Господина Советника пришлось отпустить.

— Еще раз про мужчин, — сказал господин Сыщик, — Мы не только рыдаем сквозь зубы. Еще у нас в крови — сдерживать слова и обещания. А это также негативно отражается на здоровье и ведет к сокращению жизни.

«Молчание лучше, чем бессмысленные слова… Упокойся с миром»

— Ну прямо какая-то Ода мужчинам! — возмутилась тетушка Жозефин, — Пытаюсь вспомнить, кто чаще сдерживает обещания. Явного преимущества мужчин, из моего личного опыта, не наблюдаю.

— Увы, личный опыт, дорогая госпожа Жозефин, ничего не дает, — вздохнул Сыщик, — Разве что эксперимент ставится по-научному в чистом виде… Отдельно поясню: «слово джентльмена» — звучит, а «слово леди» — не звучит. Поэтому женщина легко нарушает слово, а мужчина, если нарушит, будет мучиться, за исключением отъявленных подлецов. Не забудьте, что мы всё еще говорим о влиянии мужского поведения на здоровье.

«Время — мудрейший из судий…»

— Вы так печетесь о мужском здоровье, Сыщик! Можно подумать, слабый пол — это вы, а не мы. Кстати, по моему личному опыту, так оно и есть.

— Личный опыт — я повторюсь — содержит огромную ошибку. Извините за банальный пример, но люди и сегодня, по 50% опросов, считают, что Солнце, по их личному опыту, вращается вокруг Земли…

— Ну, у нас и не такие слухи ходят. Особенно в газетах. Но про «сдерживать обещания», господин Сыщик, я скажу так: народная мудрость никогда не появляется на пустом месте. А она гласит: «Мужчина — хозяин своему слову. Хочу — дал, хочу — взял обратно».

Спор продолжился с участием Дядюшки. Тот вспомнил, как недавно столкнулся с породой мужчин, которые откровенно мошенничают: берут деньги, причем немалые. А услуг не оказывают.

— А потом еще отпираются, с честными лицами. Мол, не знаю, не брал. Во времена моей молодости таких прохиндеев сразу же расстреливали! Без суда и следствия. Раз — и всё!

И он реалистично продемонстрировал на пальцах выстрел из пистолета, прицелившись почему-то в меня. А в конце даже подул на пальцы.

— А по моему личному опыту, — сказала я, — самым порядочным и честным джентльменом был покойный. Вот герцог не даст соврать. Жаль, мироздание забирает лучших…

И я промокнула глаза кружевным платочком.

4

Если бы в этот день вас занесло на кладбище Нотр-Дам, вы бы могли стать свидетелем фантастической мистерии, в которой несколько независимых друг от друга вселенных наложились одна на другую. Но не пожелали соединяться между собой.

В первой вселенной шли похороны. Священник читал положенный молебен, старательно передавая в Вечность душу усопшего, и почти не слышал посторонних шумов, которые издавала паства.

«Ну что с них взять? — думал он — Легкомыслие в наши дни — явление вполне нормальное»

Он давно с этим смирился. И не ожидал, будто кто-то из присутствующих проникнется прелестью иного мира, когда в мире живых идут такие увлекательные споры о феминизме, усатых женщинах Востока, статистике и новых научных доктринах о мужском здоровье. В его вселенной, разукрашенной молитвами и безупречностью, было и без них неплохо. Тем более, что его внимательно слушали вороны. Они сидели на соседних могильных плитах, наблюдая за тем, как он воспевает добродетели покойного и горячо верит в его счастливую загробную жизнь.

Одновременно в другой параллельной вселенной, среди собравшихся прихожан, шли вышеупомянутые споры. С первой вселенной ее связывал лишь один вопрос: почему такой молодой организм решил столь рано покинуть этот мир? Нет ли в этом чьей-нибудь вины? Не замешана ли здесь какая-нибудь коварная усатая женщина-феминистка? А может, это стресс? Или же это результат обычного пьянства?

А раз точного ответа всё равно никто не знал, в умах собравшихся рождалось множество предположений. Предположения порождали споры. Поэтому такие вселенные, как правило, самые устойчивые и многочисленные. Спорить ведь любят все и по-долгу. А значит, в них всегда кто-нибудь да живет.

Была еще третья параллельная вселенная, которая едва начала зарождаться. В ней одна юная неопытная особа изучала на практике «механизм парного обольщения», делая первые попытки кого-нибудь столкнуть лбами. Она только-только входила во вкус.

У этой вселенной было два пути: она могла стать колыбелью для очередной «усатой женщины», что так дурно влияют на мужское здоровье. Либо породить очаровательную музу. С выбором вселенная пока не определилась.

Внезапно всех оглушил душераздирающий вопль, который проник сразу в три вселенные и заставил их схлопнуться в одну:

«Возрадуйтесь, сестры и братья!»

Священник замер с открытым ртом. Вороны поскорее улетели. Паства тут же прекратила вести околонаучные споры. А я приостановила процедуру обольщения.

Кричала Анита. Она была обладательницей густого контральто, которое некоторые путали с мужским баритоном.

Натурой она была впечатлительной, из-за чего иногда впадала во всевозможные экстазы, которые сопровождала раскатами контральто. И этим могла всерьез напугать неподготовленную публику.

— Ну вот, что я вам говорила! — прошептала я тетушке Жозефин, после недолгого молчания, — Эти восточные традиции такие сильные! Раз уж Анита говорит, что надо возрадоваться…

— Это, случайно, не ты ее надоумила, Людевина? — шепотом спросила Тетушка.

— Конечно же нет! Я думаю, она связалась с духом покойного. И тот ей выразил свои культурные предпочтения. Она же у нас слегка не от мира сего… И очень впечатлительная!

— Я вот тоже впечатлительный, — прошептал господин Советник, — Но всё-таки призывать возрадоваться за покойника, в разгар похорон… Какой-то верх цинизма, вам не кажется?

Вдруг Тетушка Жозефин хихикнула.

— Вот вы меня простите, господа… Но я хочу выдать своего повара. Услышала рыдание Аниты и не смогла сдержаться… До того она мне его напомнила! Ой, не могу!

— Он тоже впечатлительный?

— Нет, ну что вы! Не в этом смысле. Просто он одно время в нашей кладовой по утрам систематически рыдал — то каждый день, то через день. А по выходным — и не по разу.

— Намекаете на профилактику бронхоспазма рыдающим дыханием?

Тетушка опять хихикнула.

— Да нет у него никакого бронхоспазма! Просто он там был не один. Ну, вы понимаете?

— Аааа….

— Согласитесь, физическая нагрузка в такой форме приятна и полезна как мужчинам, так и женщинам. Вы не находите, Сыщик? И здесь можно в удовольствие рыдать и тем, и другим!

Сыщик нахмурился:

— Вы намекаете на имитацию оргазма? Мы далеко ушли от «рыдающего дыхания» в медицинских понятиях!

— Может и не имитацию… Всякое бывает! — скромно заметил господин Советник.

— У вас у всех здесь прямо какой-то дар извращать научные достижения!

Но Тетушка Жозефин примирительно сказала:

— Мой дорогой господин Сыщик, знали бы вы, как я не люблю конфликты и противостояния! В отношениях мужчин и женщин — особенно. Поэтому хочу найти нечто общее для нас, что соединит физкультуру и рыдания. И будет для тех и других приятным и полезным. И главное — совместным!

— Звучит, как насмешка из уст женщины, которая одним махом свела на нет все труды полиции, — скептически заметил Сыщик, — По-моему, вы лицемерите.

Назревал конфликт. К счастью, господина Советника очень заинтересовали похождения повара. И он пожелал услышать продолжение этой истории, уводя внимание тетушки Жозефин на безопасное расстояние от претензий господина Сыщика:

— Может, ему просто повариху жалко было? — предположил господин Советник, — Раз по выходным поднимал ее ни свет ни заря. И плакал.

— Боюсь, Советник, у него там не только повариха бывала. По голосам слышала, что дамы разные. Причём, иногда бывали молчаливые, но он предпочитал дуэтом. А еще ночи летние были, окна открыты… Рыдания эхом по дому..!

— Вы удивительно лояльны к этому повару, госпожа Жозефин! — неодобрительно сказал господин Сыщик, — Я бы не поощрял такую нравственную распущенность.

— А с чего вы взяли, что это нравственная распущенность? Вдруг он тоже где-нибудь научную статью прочитал, что это полезно для сердечно-сосудистой системы? — возразил господин Советник.

— Неет! Мой повар не читает научную литературу. Он вообще у нас читать не умеет. Зато в церковь ходит каждое воскресенье, — хохотнула тетушка Жозефин.

Все живо представили, как рыдает по утрам любвеобильный повар, в компании дюжины поварих. А по воскресеньям они все вместе отправляются на церковную службу, в парадной одежде, с Библиями под мышкой.

По толпе собравшихся прокатились смешки.

Однако священник, услышав историю повара-прелюбодея, посещающего его службы сразу после разврата, расценил это как оскорбление. И впервые за всю церемонию сурово обратился к пастве:

— Вы хотите эротический разворот в погребальной церемонии?

Толпа заволновалась и перестала смеяться:

— Ну что вы!

— Или вы собрались меня дискредитировать? Я же не могу отвечать за каждого прелюбодея, который посещает мою службу! Ваш повар, вы за него и отвечайте!

— Да нет же, Преподобный! Просто к слову пришлось… Дело в том, что я знаток языка тела и интонаций голоса, — начала объяснять Тетушка, — Там дамы иногда всхлипывали показушно… А повар всегда с удовольствием… Анита…

Но она не успела договорить:

— Можете не продолжать! — вскричал преподобный, — Мы уже поняли, что вашей кухней заправляет мерзавец и прелюбодей! Который, к тому же, развлекает по утрам весь дом! Но причем тут мой покойный?! Это же не одно и то же лицо, я надеюсь! Если этот рассказ не относится к покойному, то зачем всех в него посвящать?! Вы забыли, где находитесь? Или мой язык тела сказал вам, будто я собрал вас здесь шутки ради?

Никто не ожидал, что такое незначительное обстоятельство, как личная жизнь одного из прихожан, вызовет в преподобном целую бурю негодования. Всем сразу стало как-то стыдно и неудобно, что этот повар вообще настолько обнаглел, что посмел переступить порог церкви.

Желая реабилитировать оскверненный приход, господин Советник неуверенно спросил:

— А с чего вы вообще решили, что он прелюбодей? Я все-таки настаиваю на бронхоспазмах. Пока не доказано обратное. Вы же за ним не подглядывали?

— Нет, конечно! Я могу и ошибаться… Вообще я сначала даже не поняла, что это наш повар. Может, это вообще были… собаки. Мне герцог подсказал. Он как раз у нас гостил… Но он тоже мог ошибаться.

И все начали искать глазами герцога. Но тот только молча пожал плечами, мол: «Ну да, я тоже могу ошибаться!»

А вот я сразу все поняла. Но мне очень не хотелось еще раз проходить через эти волнения и переживания. Какой в этом смысл? Он, оказывается, и раньше был таким. Просто я об этом не знала.

Но пусть в душе я это и понимала, верить как-то не очень хотелось. Как будто бы я в тайне надеялась, что если достаточно долго закрывать на что-то глаза, в конце-концов окажется что все это было неправдой. И оно просто исчезнет.

И я решила подтвердить предположения господина Советника:

— Вы ведь имеете в виду своего повара Антуана, тетушка? Я вот только что вспомнила, что всеми этими “ рыдающими поварихами» была я. У меня просто богатый голосовой диапазон. И как правильно заметил господин Советник, мы занимались исключительно дыхательной гимнастикой. В медицинских понятиях.

И я очаровательно улыбнулась.

Сначала паства замолчала, переваривая новый поворот сюжета. А потом последовал взрыв хохота:

— А вы говорите сравняться с вами, Людевина… Да ни в жисть! — «заревел» господин Советник.

— Живут же люди весело… — утирая слезу, простонал господин Сыщик.

А я взмолилась:

«Пожалуйста, пусть это будет хотя бы дядюшка Карл. А не тот, на кого я подумала»

«Да будет земля ему пухом! Аминь!»

Глава 2. Благие намерения

5

Несколькими неделями ранее

А началось всё вот как.

Мой хороший знакомый господин Пигмалион не раз просил меня познакомить его с какой-нибудь из моих незамужних подруг. Дама должна быть миловидной, интересной, неглупой и разделять его страсть к музыке и настольным играм.

С миловидностью и музыкой у моих подруг проблем не было. А вот с настольными играми у них беда. Кроме преферансов и дурака ничего они не знали. Да и в те играли посредственно. А впрочем, нелюбовь к настольным играм вряд ли уж такой большой недостаток для женщины. И он уж точно не помешает ей удачно выйти замуж.

Сам же Пигмалион у нас большой скромник — ни за что первым не заведет разговор. Не говоря уже о том, чтобы взять и познакомиться. А еще он слишком придирчивый. Вот потому и не может никак найти себе подходящую партию.

Не раз он пытался ухаживать и за мной. Но я не допускала его к себе ближе ширины карточного стола, за которым мы с ним играли каждую первую пятницу месяца.

Я иногда представляю, как может сложиться моя жизнь, выйди я замуж за того или иного кандидата. Пигмалиона я тоже в этом качестве к себе примеряла. Но пришла к выводу, что недостатков в таком союзе будет гораздо больше, чем достоинств. А значит, рано или поздно этот брак закончится или разводом, или дракой.

Не хочу сказать, что Пигмалион так уж плох. Это, скорее, дело вкуса. Кому-то ведь понравиться жить на вулкане: никакой рутины, всегда начеку. Потому что непонятно, чего ожидать.

Меня смущают его частые перепады настроения: сейчас он душка и развеселый болтун. А уже через минуту на него нападет какая-нибудь страшная ипохондрия. И он будет тебя изводить, если ты сейчас же не начнешь выполнять его прихоти.

Был у нас случай, когда Пигмалион успел поскандалить со всеми гостями за вечер — причем по три раза с каждым! А потом на них же еще и нажаловался. Но что самое ужасное, его состояние — заразно!

— Поэтому, — сказала я в шутку, — если я когда-нибудь и обзаведусь мужем, то это точно будете не вы. С вами никогда не знаешь, к чему готовиться.

Он не обиделся, потому что в этот момент пребывал в состоянии добродушного болтуна. Но решительно настоял, чтобы я хотя бы помогла ему с выбором.

Да мне и самой хотелось его к кому-нибудь пристроить. Так бы я раз и навсегда положила конец его попыткам за мной увиваться. А еще мучить меня своими печальными взглядами и записками с признаниями, которые он постоянно подбрасывал мне в Библию.

Однажды даже случилась неловкость: во время службы, он обознался Библией и подсунул записку в Библию моего дядюшки Карла. Тем самым ввел его в крайнее возбуждение. Потому что в записке, кроме массы развратных непристойностей, еще и назначалось ночное свидание под луной, с предложением побега из страны…

Дядюшка решил, что какая-то из местных артисток в него без памяти влюбилась и теперь готова ему отдаться за ради всего святого.

Всё бы ничего. Но дядюшке было 76 лет! Из них 40 лет он был счастливо женат на тетушке Жозефин. Она, кстати, младше его на 20 лет.

Я сказала дядюшке, что записку подбросила какая-то сумасшедшая нимфоманка. И ему ни в коем случае не стоит ее поощрять ответом. А тем более сбегать с ней из страны. Зачем расстраивать тетушку Жозефин..?

Но дядюшка расстроился сам. Что уж мог всколыхнуть Пигмалион в его сердце своими непристойностями? Наверное, он рассчитывал на легкий роман, после сорока лет старательного ежедневного супружества. Может быть, даже в тайне представлял себе, как ненадолго сбегает с какой-нибудь молодой актрисой на курорт. И вот «актриса» сама к нему напрашивается. А потом выясняется, что она сумасшедшая. Ну кто бы не расстроился от такой оказии?

Я прониклась к Дядюшке глубоким сочувствием. И предложила познакомить его с подругой. Разумеется, исключительно для беседы! И разумеется, тайно. Чтобы не расстроить мою любимую тетушку Жозефин. Но как обставить такое знакомство, мне не приходило в голову. И кого предложить?

Вдруг я вспомнила о просьбе господина Пигмалиона, который тоже горел желанием с кем-нибудь познакомиться.

Вот же прекрасная мысль! В идеале, надо устроить им обоим свидание со всеми подругами сразу! И пусть себе выбирают даму сердца.

Но под каким предлогом собрать дам?

6

— Нужно устроить тайный званый вечер и пригласить на него тесный круг друзей — Пигмалиона и твоих подруг. Скажешь им, что Пигмалион обладает даром превратить любую женщину в Галатею. Но, мол, для этого дамы должны показать себя во всей красе, чтобы он смог разглядеть в них их изюминку. Пусть начнут с рассказа о своих любовных историях. Например, с самой яркой, которая оставила неизгладимый след в их сердце.

Эта идея пришла на ум Фредерику, моему троюродному кузену, со стороны матушки, который гостил у меня на полном довольствии вот уже второй месяц.

С Фредериком мы большие друзья. Хоть разница в возрасте у нас и приличная — целых 10 лет. У него богатый жизненный опыт, особенно в области женской психологии. Как он сам говорит, обучаться этому искусству он начал лет с 14. И даже вывел собственную классификацию женских характеров. Откуда у него такие таланты?

В свои 29 кузен до сих пор не женат. Хотя все при нем: и стать, и красота, и прекрасный дружелюбный характер. К этому впридачу имение на две тысячи акров. И рудники где-то в Южной Америке.

А какая у него улыбка! Меня она потрясла до глубины души. Помню, как целую неделю в себя прийти не могла — только о его губах и думала.

Не понимаю, куда смотрят наши дамы? Будь я на их месте, давно бы предприняла все чудеса обольщения, лишь бы уже к Рождеству назвать себя его супругой.

А впрочем, от дефицита женского внимания кузен не страдает: он на хорошем счету в каждом приличном доме, где есть молодая девица. А в публичных местах с ним вообще появляться невозможно — все только и делают, что заводят с ним знакомства, да провожают потом взглядами.

Открою секрет: я и сама испытываю к нему нежные чувства. Наше родство меня не особенно смущает — мы ведь с ним дальние!

Так вот.

Предложение Фредерика, насчет званого вечера, пришлась мне по душе: в нашей «Кукушке» уже давно не происходило ничего интересного. Ни одного званого вечера, с тех пор как папенька отправился в Амазонию! А ведь прошло уже семь лет!

«Пора оживить гостиные новыми лицами и продемонстрировать публике нашу коллекцию антиквариата.»

Но куда на этом вечере знакомств, скажите на милость, засунуть Дядюшку, которому я уже успела наобещать головокружительное знакомство? Он ведь будет думать, что вечер устроен в честь него… А тут заявится Пигмалион, со своими смотринами…

А моральная сторона вопроса? Ведь Дядюшка женат. И не на ком-нибудь, а на моей любимой тетушке Жозефин. Получается совсем некрасиво.

«Какая сложная головоломка…»

Но если посмотреть с другой стороны, то можно сказать, что я пытаюсь освежить воображение дядюшки Карла свежими красками. А то он помешался на своей древнегреческой философии.

Он тогда приободрится, к нему вернется интерес к живым людям. И тетушке Жозефин не придется слушать с утра до ночи цитаты из Сократа и Аристотеля, о бренности бытия и вреде отлаженного быта для мужского здоровья. А значит, мой поступок, скорее, несет пользу, чем вред. Ведь я руководствуюсь только добрыми намерениями!

— Согласна, — сказала я Фредерику, — Званому вечеру быть! Но почему нужно делать его тайным?

— Потому что устроить обычные смотрины — равносильно сводничеству. Дамы тебя не поймут, откажутся. Нужно сделать всё ненавязчиво. Устраиваем званый вечер, созываем гостей. Вечер будет носить название «Откровенность», где за бокальчиком вина дамы расслабятся и раскрепостятся. И тут подоспеет наш лицедей Пигмалион.

Фредерик был уверен, что ни одна из дам не сможет отказать в прошении руки и сердца господину Пигмалиону. Главная проблема была лишь в том, чтобы сам Пигмалион смог выбрать себе невесту.

Но у меня были сомнения в безусловном успехе задумки:

— Вы так говорите, кузен, как будто решаете простое математическое уравнение: один плюс два равно три. Но дамы же не цифры! Да и Пигмалион не настолько неотразим, что ткни он пальцем в любую, и та падет к его ногам, не раздумывая.

— Да беспроигрышная затея! Ты просто не вполне понимаешь своих подруг, кузина. Да и вообще — обычных людей. Потому что материально независима и избалована средствами. А у кого-то ведь их нет. И любая из твоих незамужних подруг, насколько я знаю, весьма и весьма небогатых, с радостью отдаст ему руку и сердце.

— А как же тогда любовь, кузен?

— Не смеши! Ну кто в наше время может позволить себе любовь? — рассуждал он, вальяжно растянувшись на диване в Комнате Искусств, где мы с ним частенько сидели по вечерам. Он запихивал в длинную полую трубочку бумажные катышки, которыми стрелял в бюст Цицерона, — Ты бы лучше сама присмотрелась к Пигмалиону.

Это было худшее предложение за всю мою жизнь.

— Я?! К Пигмалиону? — я даже вся сморщилась, представив, как стою в подвенечном платье, а кузен ведёт меня к алтарю, где меня ожидает этот, уж простите, недофрукт!

— Вообще-то я рассчитываю однажды выйти замуж за другого человека, — загадочно сказала я.

— Ну, как хочешь. Главное, потом не пожалей.

— Да уж не пожалею.

— Бинго! — радостно воскликнул кузен Фредерик, попав Цицерону прямо в глаз.

7

Вам, наверное, хочется узнать и обо мне.

Мне девятнадцать лет.

Я единственная дочь герцогов Абеляр, самых известных и почитаемых во всей Малой Галлии.

Правда, еще до того, как мы стали герцогами, наш далёкий предок был обычным часовщиком. Между прочим, часы на городской ратуше, которые за 300 лет ни разу не сбились — его рук дело.

Из большой любви к часам, он и поместье наше назвал — «Кукушка».

Мы, Абеляры, потомки часовщика, — очень пунктуальные. Сами любим приходить вовремя и того же требуем от других, потому что уважать время — у нас в крови. Уж поверьте! У меня всё должно идти по расписанию. Если что-то идет не так, я расстраиваюсь и моментально теряюсь.

Чтобы не сбиться с ритма, в каждой комнате у нас стоит по часам. Одни настенные, другие настольные. Третьи какие-нибудь солнечные или водные. Есть и одни часы с кукушкой. В общем, у нас постоянно что-нибудь тикает.

О моем папеньке особо рассказывать нечего. Он всегда был хорошим, почтенным человеком. Таковым, наверное, и остается. В молодости он любил лошадей, прогулки на свежем воздухе и поразмышлять о том о сем вслух. Шумные компании не жаловал, предпочитая пару-тройку старых друзей, которым мог часами рассказывать про новые научные открытия и изобретения, а также демонстрировать собственные. Например, механический котел для отпаривания ног. Мы и сейчас им, кстати, пользуемся.

На государственных заседаниях, куда его периодически вызывали в связи с положением в обществе, он всегда засыпал. Из-за чего попадал в неловкие ситуации.

Благодаря ему, мое детство было окрашено теплым оранжево-красным светом музыкального абажура, исполнявшего мазурку всё время, пока в нем горел свет; наполнено чтением книг перед сном; походами в лес, в поисках каких-нибудь диковинных мхов, цветов и ядовитых насекомых. Мы их с ним потом рассаживали по специальным банкам, олицетворяющим «ботанические фермы». И наблюдали, как эти жуки уживаются друг с другом. Папенька заставлял меня вести наблюдения о жителях этих ферм в специальном дневнике, ставить какие-нибудь эксперименты и делать соответствующие выводы.

Он лично проводил со мной занятия математикой и механикой. Ведь в школу я не ходила. Занятия эти увенчались успехом — я кое-что смыслю в устройстве часов и даже во внутренностях автомобиля.

Не думаю, что стала бы гениальной изобретательницей. Но для жизни мне хватило бы и меньшего.

Я говорю на пяти мертвых иностранных языках: древнегреческом, латинском, древне арабском, шумерском и праславянском. А также на немецком, французском и итальянском. Правда, большинство из них пока не пригодились. Но кто знает? У меня же вся жизнь впереди!

Сейчас дорогой папа семь лет уже блуждает по лесам Амазонии. Недалекие люди говорят, что он там бесследно исчез. А я уверена, ему просто наскучили государственные заседания, на которые его все время вынуждали ходить, и он сейчас от всех отдыхает.

Моя маман — персонаж куда интересней. Наверное, это потому, что я ее почти не знаю. В детстве мы виделись с ней всего пару раз. Первый раз — сразу после моего рождения. А второй — когда она уезжала в кругосветное путешествие. Но это было так давно, что я совершенно ее не запомнила.

Маман решила, что гастрольные туры по миру с оперным певцом, с которым она познакомилась, пока папа спал на государственном совете, — вещь куда более интересная, чем семейная жизнь. Конечно, певец — куда лучше. Говорят, она усмотрела в его теноре какие-то уникальные звуковые подтоны, и решила явить всему миру его талант.

Папенька однажды сказал, что наша маман опередила свое время. В ней на двадцать лет раньше, чем положено, пробудился великий импресарио симпатичных, но нищих альфонсов. Из которых она неустанно лепила то великого певца, то великого художника. Об успехе этих мероприятий сказать не могу. Но думаю, далеко она не продвинулась — иначе бы об этом обязательно написали в газетах.

Так что, с учетом широты размаха маменькиных амбиций, скучные родительские обязанности никак не вязались с ее творческими планами.

Правда, она будущим она все же была по-своему обеспокоена. Потому с тех пор, как уехала, она написала мне несколько длинных нравоучительных писем, наставивших меня на путь истинный на много лет вперед. После третьего письма она решила, что сделала для меня достаточно, и перестала писать. Мудрое решение.

Не могу сказать, что я полностью предоставлена самой себе — папа поручил присматривать за мной тетушке Жозефин. А меня попросил — присматривать за ней и дядюшкой Карлом. И теперь мы добросовестно исполняем свой долг — не спускаем друг с друга глаз.

Своих детей у них нет, поэтому я им все равно, что дочь.

Сейчас я, как взрослый человек, самостоятельно проживаю своем поместье «Кукушка». У меня особняком на пятнадцать спален, большой сад с бельведером, чайный домик и часовня. У меня есть прислуга, рассчитанная на небольшую ораву, и два новомодных авто. Один для быстрой езды, другой — для парадно — выходной.

Моя мечта — поучиться в университете. Хочу узнать что-нибудь из области биологии или медицины.

Да, я понимаю, что женщина. Но благо, времена сейчас прогрессивные — всё-таки 20 век!

И как тонко подметил кузен Фредерик, я действительно очень свободна в средствах.

8

— Есть еще одна деталь, — сказала я, — Наш дядюшка Карл тоже намерен прийти на званый вечер.

Я рассказала Фредерику историю с Библией и запиской Пигмалиона, которая случайно попала к Дядюшке и до крайности его смутила.

— Ну, тогда Пигмалион сам виноват, — сказал Фредерик, — Пусть теперь делит женщин с Дядюшкой. А Дядюшка пусть проявит чудеса обходительности и самостоятельно охмурит понравившуюся даму. Главное, ему будет обеспечен богатый выбор.

— А как ему объяснить, почему он будет не единственным?

— Очень просто: скажи ему, что раз он женат на тетушке Жозефин, в открытую представить его дамам невозможно. Поэтому в спектакле будет участвовать подставное лицо — некий столичный актер Пигмалион. Чтобы облегчить Дядюшке выбор самой достойной из претенденток, он будет искусно тестировать всех дам и раскрывать их прелести и таланты. Так Пигмалион определится с одной из дам. А из числа остальных пусть Дядюшка выбирает себе, кого хочет.

— Потрясающе! — сказала я, — Как я понимаю, в случае с Дядюшкой действует тот же математический принцип, что и с Пигмалионом? Все будут рады завести с ним знакомство, по причине…

— Финансовой нужды? — уточнил кузен, — Конечно!

— А как объяснить Пигмалиону присутствие Дядюшки?

— А никак. Мало ли, кого ты там наприглашала? Насколько я знаю, дядюшка Карл является твоим фактическим опекуном. Ему положено присутствовать с тобой на подобных мероприятиях.

— А что скажем тетушке Жозефин?

— Скажем ей, что ты проводишь литературный вечер для друзей, на котором будешь читать свои стихи. И тебе непременно нужна поддержка опытного литературного критика. Дядюшка, насколько я знаю, когда-то написал вполне недурной романс.

— Гениально! — воскликнула я, — И почему только вам приходят в голову такие складные головоломки!

— Ну, ты же постоянно жалуешься, что тебе скучно! Вот и развлечемся на досуге. А для куража, могу притвориться твоим слугой. Буду разносить шампанское и закуски в костюме лакея. И где надо, помогать дамам раскрепоститься.

— Кузен, вы гений! Что бы я без вас делала!

9

На следующий день мы приступили к организации званого вечера. Фредерик лично сочинил изысканные приглашения, присовокупив к ним «Программу вечера», которые оформилили в типографии на специальной нежно-голубой бумаге, с золотым изображением герба дома Абеляров.

Приглашения разослали с посыльным, который должен был передать их лично в руки.

Повара начали трудиться над созданием экзотических блюд из устриц, кальмаров, ананасов и еще дюжины-другой различных ингредиентов, названий которых я даже не знала. Рецепты этих яств выдумал сам Фредерик, исходя из богатого опыта светской жизни и познаний в кухнях разных стран мира.

В мои обязанности входило лишь составить список гостей. В него должны были войти несколько девушек на выданье, отвечающих требованиям, установленных кузеном. Каждая из них должна быть возрастом не старше 23 лет, ростом не менее пяти футов, с красивым профилем и пышной грудью. Цвет волос значения не имеет. Главное, чтобы они были густыми.

Девицы должны обладать хотя бы одним из трех достоинств: умением поддерживать светскую беседу на любую тему; быть покладистыми; хорошо танцевать. Дополнительно приветствуется наличие изысканного вкуса, древняя родословная и мелодичный певческий голос. Желательно сопрано.

— А вам не кажется, кузен, что вы установили для дам критерии по своему вкусу? Насколько я знаю господина Пигмалиона, ему лишь важно, чтобы избранница умела музицировать и играть с ним в настольные игры. Про сопрано и грудь он ничего мне не говорил…

— Он просто ничего не понимает в женщинах, — сказал кузен, — А что касается настольных игр… Пусть не смешит! Если мы начнем искать ему такую кудесницу, то управимся только к следующему декабрю. При всем моем уважении к вкусам господина Пигмалиона, он отстал от жизни: ни одну приличную девицу настольным играм не обучают. Если только ее не готовят к работе в казино.

Кузен меня убедил.

Я отобрала трех незамужних подруг: Петру, Элизабет и Беатриче. Мне показалось, они будут соответствовать требованиям кузена, потому что семьи у них были вполне приличные, хотя и не слишком богатые. А каждая приличная семья обязательно дает детям хорошее домашнее образование, включая музыку и танцы. А Элизабет, к своим двадцати годам, даже смогла отрастить вполне приличную грудь. Беатриче умела поддерживать светские беседы на любые темы. А у Петры был красивый римский профиль.

В самый последний момент мне пришла в голову замечательная идея: а не пригласить ли мне на званый вечер мою подругу Аниту?

Она хоть и не принадлежит к светским кругам, зато обладает неоспоримым преимуществом перед остальными: она бедна. И если так случится, что арифметическая формула кузена не сработает на обеспеченных невест, и они откажут господину Пигмалиону, есть шанс, что его заберет себе Анита. К тому же, у нее прекрасные рыжие волосы и с ней очень легко договориться. Плюсом ко всему, она из всех самая высокая.

Приглашение для Аниты я составила сама, потому что предусмотрительно решила не говорить о ней кузену. Вдруг он ее забракует из-за того что она не из приличной семьи?

Я отправила к ней посыльного и попросила его никому не рассказывать, что он едет к рыбацким домикам в речном порту, отдать приглашение будущей невесте господина Пигмалиона. Зачем нам лишние сплетни?

Как и было обещано, кузен Фредерик вызвался изображать из себя экзотического слугу, которого я выписала по каталогу из одной далекой страны. Это должно было возбудить у гостей дополнительный интерес к званому вечеру и показать семейство Абеляр с хорошей стороны, представив их законодателями моды. Ведь не в каждом приличном доме работает такой красивый слуга, который почти не разговаривает на нашем языке, но все равно готов безропотно исполнять любую прихоть своих хозяев и их гостей.

Кузен где-то достал театральный грим и костюм то ли индуса, а то ли перса. Но возможно, и мавра. Я не очень разбираюсь в национальных костюмах других стран.

— Это образ древнего финикийца, — сообщил он.

Когда он полностью облачился в костюм и нанес грим, я даже ахнула: его было практически не узнать! Да еще эта густая черная борода с усами! Ни за что бы не подумала, что это мой кузен, если бы лично не приклеивала ему эту бороду.

Пользуясь случаем лишний раз к нему прикоснуться, я аккуратно пригладила ладонью черные волоски и несколько раз протерла ему губы от клея.

— Дайте-ка еще разок, кузен, — приговаривала я, вазюкая пальцами по его лицу, — А то наедитесь клея. Или борода отвалится. Вот так. Теперь вы прямо настоящий дикарь! Только слишком красивый. Но тут уж ничего не поделаешь. Сейчас еще раз протру губы и отпущу.

— Может, хватит тереть, кузина? Вы мне уже почти рот порвали, — Фредерик отвел от себя мои руки и слегка отстранился.

— А давайте еще нанесем вам какой-нибудь шрам, на щеку, — предложила я, — Для правдоподобия. А то черты у вас слишком изящные.

— А давайте не будем уродовать мне лицо, кузина. Мало ли, какие племена живут на другом краю света?

Я согласилась. По-моему, я даже слышала, что даже среди абсолютно черных жителей Африки встречаются весьма симпатичные светловолосые мужчины, с голубыми глазами. Может, и у финикийцев — так же.

— Но надо вас обязательно причесать. Наклоните-ка ко мне голову. А то скажут, что я не слежу за слугами!

Глава 3. Мы готовимся к званому вечеру

10

Спустя неделю волнительного ожидания, долгожданный день настал. В доме вовсю шли последние приготовления. Накрытые столы ломились от экзотических яств. Посреди гостиной стояли сладкие павлины, из марципанов, с воткнутыми к ним в хвосты букетами из живых фиалок, которые принесли из оранжереи.

Все было заставлено какими-то закусками, чашами с пуншем, подносами с шампанским, винами пяти сортов, на любой вкус и цвет. И в таком количестве, будто у нас ожидалось не семь человек, а все семьдесят. И каждый из них должен был от души набить себе живот, да еще прихватить что-нибудь с собой, чтобы потом неделю мучиться несварением желудка и избегать любого упоминания еды.

Но кузен сказал, что этим званые вечера в приличных домах и отличаются от ужинах в трактире. Что ж, пусть так и будет. У него в этих делах больше опыта, чем у меня.

Полы были натерты воском. Часы в каждой комнате тщательно протерты от пыли и спрыснуты розовой водой.

Повсюду, включая даже лестничные пролеты, были расставлены изысканные букеты из орхидей, слоновьих головок, плисциний и чибучихи, похожей на маленькие голубые колокольчики, с оранжевой серединой.

Наряженные в пурпурные ливреи слуги с улыбающимися лицами грациозно сновали по дому.

Среди них выделялся неотразимый красавец, в белоснежной чалме с переливающимся павлиньим пером, одетый в длинную рубаху с орнаментом, вышитым вручную, с поясом, увешанным драгоценными камнями.

У меня мелькнула мысль, что такой наряд мог бы вызвать вопросы. С чего вдруг Абелярам так сорить деньгами ради своих слуг? Сегодня ведь даже я собиралась одеться скромнее!

— А вы не находите, кузен, что вас могут принять за персидского принца, из книжки? Или спутают с каким-нибудь… послом? А что еще хуже, затмите мне Пигмалиона!

Однако кузен поклялся, что ни одна здравомыслящая девица из приличной семьи не станет рассматривать красивого слугу в качестве альтернативы богатому, но невзрачному жениху. Но если вдруг такое и произойдет, он пообещал сразу же испортить о себе впечатление, чтобы не перетягивать одеяло на себя.

Я успокоилась. И продолжила наслаждаться приятным глазу зрелищем. Еще ни разу за последний сто лет поместье «Кукушка» не выглядело таким живым, гостеприимным и нарядным! И уже к двум часам пополудни не стыдно было распахнуть двери породистым невестам, тщательно отобранным для самого привередливого жениха во всей провинции Малая Галлия.

Но почти сразу начали происходить досадные неприятности. Сначала выяснилось, что мой портной заболел, и наряд богини Афродиты, который я собиралась надеть, еще не готов. И мне ничего не оставалось, кроме как надеть простую белую тунику.

Потом дворецкий Александр обнаружил, что из подвала в гостиную проникли мыши и обглодали хвост у одного из сладких павлинов. Пришлось срочно его переделывать в павлиниху. У них, как известно, пышных хвостов не бывает. И они очень похожи на обычных куриц.

Потом началась неразбериха со временем прихода гостей. А это для — самое больное. Я ведь потомок часовщика! А способность приходить вовремя, оказывается, такой редкий дар среди простых людей! Вот многие думают, что это всего лишь умение не опаздывать. Но это еще и талант не появляться заранее. Даже на пять минут. И если вам кажется, что вы оказываете услугу, когда являетесь перед парадными дверями до того, как хозяева накрыли на стол, вынуждена вас разочаровать: это еще хуже, чем если бы вы на час опоздали.

Среди моих гостей пунктуальных людей не нашлось: одни в тот день опоздали, в то время как другие приехали на несколько часов раньше. Чем совершенно сбили меня с ритма.

Самым первым заявился дядюшка Карл, с охапкой лекций по теории литературы и пузырьком специальных капель, для выразительности голоса, которые ему заботливо положила с собой тетушка Жозефин. Ведь он собирался исполнить романс, собственного сочинения, а мне предстояло в течение нескольких часов утомлять литературных критиков своими поэмами и стихами.

Дядюшка пришел на целых три часа раньше — чтобы подготовить, как он выразился, плацдарм для будущего выступления. Я уточнила, что он под этим подразумевает:

— Надеюсь, вы не собираетесь перестраивать мою гостиную, чтобы соорудить из нее концертный зал, Дядюшка? — спросила я.

Но он развеял мои опасения и сказал, что просто будет распеваться. И вручил мне охапку бумаг.

А вот господин Пигмалион задерживался. Он отправил посыльного с запиской, в которой дико извинялся, что ненадолго опоздает. Его, мол, отвлекли какие-то важные государственные дела. Но он обещал постараться все быстро уладить и приехать вовремя.

«А чтобы вы не сомневались в серьезности моих намерений встретить завтрашнее утро обрученным человеком, — писал он, — я имел смелость, отправить к вам своего поверенного по делам женитьбы. Подчеркиваю — я ему безмерно доверяю! И наделяю сами широкими полномочиями. Видите, как обстоятельно я подошел к делу? Прошу любить и жаловать».

И вот, вместо господина Пигмалиона, на два с половиной часа раньше, в двери позвонил некий советник Департамента по делам семьи и брака, по совместительству являвшийся поверенным будущего жениха. Господин Пигмалион поручил ему важную миссию — изучить таланты и способности потенциальных невест, чтобы самому не тратил на это время.

А я уверена, он просто в сотый раз перевязывал на груди бант и перемерял костюмы. А господина Советника отправил, потому что сам струсил. Не удивлюсь, если он вообще не приедет.

Интересно, как бы он повел себя, если б узнал, что в смотринах будет участвовать еще один кавалер — дядюшка Карл?

А тот дико взволновался. Но все равно настраивал специальное певческое дыхание и активно распевался. Однако постоянно давал петуха и брал фальшивые ноты. И очень из-за этого расстраивался. Ему ведь так хотелось пронзить своим романсом сердце самой достойной из претенденток. А как это сделать, если у него от волнения пропадет голос? Капли тетушки Жозефин не помогали. Пришлось успокаивать его двумя стопками коньяка.

Я предложила ему вообще не беспокоиться насчет претенденток.

— Какая разница, как вы поете, дядюшка Карл, — сказала я, — Мало того что мы живем в патриархальном обществе, так у нас еще и на одного мужчину приходится по двадцать женщин. С какой такой стати вы должны перед ними распинаться?! Это не вы должны их заинтересовать. А они вас. Вот пусть сами вам и поют романсы.

Дядюшка Карл подумал секунд пять и согласился — с какой стати ему распинаться перед девицами, если у него такой богатый выбор?

— Я вообще считаю, что вам достаточно просто молча сидеть и смотреть, — сказала я, — Поэтому и решила пригласила специально обученного актера — Пигмалиона. Он — мастер таких мероприятий. Ради раскрытия потенциала дам, будет вести с ними глубокомысленные беседы. Возможно, даже потанцует разок-другой. А вы со стороны посмотрите, насколько они ритмичны. Это ведь тоже немаловажно! Так мы и выясним, какая из дам более изящная, умная и приятная в общении. И конечно же, более достойная вашего внимания.

Дядюшка согласно закивал головой и сказал, что во мне живет настоящий импресарио. Как в моей матушке.

— А вы должны притворяться случайным гостем, зашедшим на огонек. И просто наблюдать, как наблюдает жюри на конкурсах талантов. Ни в коем случае не задавайте Пигмалиону никаких вопросов! Не давайте советов и вообще не подавайте виду о своей осведомленности. Иначе Пигмалион может случайно сбиться с роли и всё испортить. Вы этого же не хотите!

— Эти актёры такие капризные! — согласно закивал дядюшка Карл и пообещал молчать, как рыба.

Я велела ему ждать от меня специальный знак, после которого ему нужно будет просто сделать изысканный комплимент понравившейся даме. Как будет выглядеть этот знак, я пока не придумала: зависит от ситуации. Но заверила, что Дядюшка обязательно его поймет.

Дядюшка Карл заговорчески мне подмигнул.

Мне было неспокойно на душе от того, что я ввожу в его заблуждение. Но разу уж я затеяла эту игру, не могу же я сейчас отменить званый вечер и во всем признаться? Поэтому, в то время как дядюшке Карлу предстояло выбрать для себя лучшее из возможного, мне приходилось выбирать наименьшее из двух зол: разбить ему сердце или самой жить с камнем на душе. Я выбрала второе.

11

Следующей гостьей, нарушившей правило пунктуальности, была Анита. Она приехала сразу же после господина Советника. То есть почти на два с половиной часа раньше.

Должна признаться, я сама попросила ее приехать чуть раньше, чтобы поучить настольным играм и отрепетировать какой-нибудь танец. Анита должна зайти с козырей и поразить Пигмалиона виртуозной игрой в блэкджек или бридж. Раз уж другие дамы этому не обучены. Должна же она хоть чем-то среди них выделяться, раз у нее нет классического домашнего образования! Насколько я знаю, ее научили только читать и готовить. А чтобы занять достойное место среди претенденток, ей надо уметь выгодно себя подавать.

А впрочем, о чем я говорю? Это ведь не первый ее визит в светское общество. И каждый раз она приходит гораздо раньше, чем с ней договариваешься. Есть у нее такая неприятная черта, которая может разом перечеркнуть все остальные природные таланты — густоту волос и высокий рост.

Камень на душе начал потихоньку меня давить. И от этого я стала раздражаться на Аниту:

«Она никогда не упускает возможности посетить какое-нибудь мероприятие, — думала я, — Это такая подруга, которая всегда придет. Но не потому что ты для нее такая важная. Просто она любит бесплатные угощения, бесплатные развлечения и возможность как-то продвинуться в обществе. А еще она любит внимание, хотя никогда в этом не признается»

Потом внутри меня зашевелилась совесть — ну что я так разозлилась на Аниту? И я начала себя успокаивать, взывая к голосу разума:

«Я же не сказала ей, насколько пораньше она должна прийти. Ну подумаешь, два с половиной часа. Это же не пять! В принципе, я её не осуждаю. В её положении это вполне понятно: жить у родственников на содержании, без каких-либо перспектив… Это ужас ужасный! Вот и хватается за любой шанс!».

К Анне у меня двоякое отношение. Желание способствовать ее благополучию часто перемежается с некоторой брезгливостью. И я то радушно приглашаю ее везде, где можно, то делаю вид, что мы не знакомы. И даже могу не поздороваться при встрече… Представляете? И ведь ничего не могу с собой поделать!

Меня и сейчас болтало из стороны в сторону: в мыслях вовсю шел внутренний то ли монолог, то ли диалог, в котором я ее то оправдывала, то осуждала. И никак не могла определиться — какую же все-таки сторону мне выбрать?

«Очень надеюсь, что наконец-то настанет ее звездный час, и она сможет поразить жениха в самое сердце очарованием и эрудицией. Ну и блэкджеком, конечно. Если я успею ее всему этому обучить. Между прочим, Пигмалиону она вполне подойдет и без блэкджека. А Пигмалион для нее — так вообще целая находка! Наконец-то сможет съехать от родственников в собственный дом… Лишь бы она не наболтала какой-нибудь ерунды, как она это умеет. Ах, если бы только Анита научилась молчать или хотя бы говорить понятные вещи… Давным-давно была бы замужем. Ей ведь все-таки уже 21!»

Так я рассуждала про себя, мельком поглядывая на Аниту. Она была такая беспомощная и нескладная, в своем старом зеленом платье, что я не могла не встать на ее сторону:

«Конечно, у каждой девушки сегодня должны быть равные шансы, — подумала я, — Но если честно, я держу кулачки за нее. Ей эта партия нужнее всего»

Но вскоре я столкнулась с очередной проблемой: где взять для Аниты партнера по танцам? Кузен Фредерик был уже в образе. А финикийские слуги польки-бабочки танцевать не умеют. Они же дикари! В лучшем случае, что-нибудь могут спрыгать под бой барабанов. Но это не то…

Можно, конечно, потренировать ее и на Дядюшке… Но тогда у нас может возникнуть следующая проблема: вдруг он что-нибудь ей сболтнет по секрету? Мол, Пигмалион — это не настоящий жених, а наемный актер. Будет катастрофа! Для моей репутации.

Господина Советника тоже об этом не попросишь: он же сразу поймет, что она танцам не обучена. А это огромный минус для Аниты, по сравнению с другими претендентками.

Раз тема с танцами закрылась сама собой, я решила потренировать ее в изысканной речи. Представим, что пишем изящное сочинение на заданную тему — «Откровенность». Проговорим с ней несколько важных моментов красивыми словами, с использованием одного или двух высказываний на латыни. Думаю, этого будет достаточно, чтобы произвести впечатление на кого угодно. Насколько я знаю, в современные программы домашнего образования мертвые языки больше не входят. А значит, остальные претендентки латынью не владеют. И возразить ей будет некому.

Но тут выяснилось, что помимо латыни, нужно еще и понимать сам предмет дискуссии. «Откровенность» — это вообще, что? Я, оказывается, и сама не вполне понимала, что представляет собой это понятие. Оно такое сложное и нераскрытое! И ему точно не обучают в рамках классического домашнего образования. Как раз наоборот. Откровенность в чистом виде считается крайне дурным тоном. Максимум, что нам объясняют из этой области — это то, что врать плохо.

К сожалению, уже к подростковому возрасту тезис «Врать — плохо» оказывается наглухо погребен под требованиями этикета и хороших манер, которые прямым текстом запрещают говорить то, что думаешь.

Поверьте мне, я знаю, о чем говорю, потому что наизусть заучивала «Настольную книгу благочестивой девицы». Надо обязательно выбрать что-нибудь из списка приемлемых высказываний, который содержится там на пятисотой старице. Вне зависимости от того, согласен ты с ними или нет.

Так что, откровенным быть категорически нельзя. И чтобы случайно не соврать, надо молчать. Но если ты собираешься что-нибудь сказать, то обязательно соврешь. В противном случае, нарушишь какое-нибудь правило этикета или заденешь чьи-нибудь чувства, своим правдивым высказыванием. А правда почему-то очень редко бывает приятной.

На моей памяти, самым откровенным был папенька. Да и то лишь потому, что почти ни с кем не разговаривал. А если появлялся в общественных местах, то честно и откровенно засыпал, когда разговоры его не захватывали.

Про откровенность маман ничего сказать не могу, потому что я с ней почти не знакома.

Глава 4. Всё, что я знаю о любви

12

Я посадила Аниту рядом с собой и сказала, что нам нужно потренироваться. Она радостно согласилась: никогда не упустит возможность получить что-нибудь бесплатное. Например, обучающий урок от меня.

Я немного поразмыслила, пытаясь выудить из головы какую-нибудь откровенность. Но ничего не придумала.

Тогда, может быть, раскрыть само определение «откровенность»? Кто его как понимает. Какие у него признаки и критерии. Кто чаще всего пользуется этим приёмом. А когда его следует избегать.

Или, может, лучше поговорим о вреде откровенности?

Вот, к примеру, в «Настольной книге благочестивой девицы» написано, что «Не следует раскрывать ни перед кем душу, кроме священника. Потому что это равносильно тому, будто кто-то, без разрешения, перебирает у вас перед носом мешок с грязным бельем. Всем будет от этого неприятно. Но и к священнику не стоит бегать каждый раз, когда хочешь с кем-то поговорить. Только если уж совсем невмоготу из-за спазма в груди. А до тех пор, лучше всего вести дневник. И нужно постараться, чтобы он не попал ни в чьи руки, кроме ваших. И не ранил чужие чувства»

— Запуталась, — вздохнула я, — Когда дело касается таких сложных понятий, у меня наступает внутренний конфликт. «Настольная книга благочестивой девицы» ведь не позволяет таких вольностей… Я иногда совершенно не знаю, что можно говорить, а что нет…

— А вы говорите всё подряд, дорогая племянница! — сказал дядюшка Карл, — А мы там сами разберемся, что слушать, а что нет. И не воспринимайте всерьез этих специалистов по этикету! В современные времена по нему не написано ни одной путней книги!

— Она не такая уж и современная, — возразила я, — Ее написал в 16 веке какой-то монах.

— Шестнадцатый век?! — удивился дядюшка Карл, — Нууу! Это новьё! Читайте лучше Демокрита. А он сказал: «Нет ничего, кроме атомов и пространства между ними. Остальное — всего лишь мнение». А это значит, мало ли что пишут в этой вашей книге?

— О, мудрый господин! — вмешался в беседу кузен Фредерик, в образе финикийца, — А стоит ли в такой день расшатывать устойчивость дамского мира Демокритом? Мир наш ведь только на чужих авторитетных мнениях и держится! Причем, как правило, мужских. Пусть уж лучше читают себе книги по этикету. Вдруг ещё устроят революцию? А для уверенности, пусть выпьют шампанского!

И Слуга протянул нам поднос с бокалами, наполненными до краев.

— А это еще кто? — удивился дядюшка Карл, глядя на своего троюродного племянника, которого не узнал в бородатом финикийце.

— А, это? Это мой новый слуга, — сказала я, — Он из Финикии. Зовут… эээ… Ганнибал.

— Из Финикии? А когда вы туда ездили?

— А я и не ездила.

— А как же вы его привезли?

— Выписала по каталогу.

— Ну надо же! Сейчас хоть кого можно выписать хоть откуда…

— И не говорите!

— Нахальный, — сказал дядюшка Карл, кивая в сторону Ганнибала, — Надо его приструнять. А разряжен вообще как попугай! Клоун да и только!

— Да просто он пока у нас манерам и местным нравам не обучен… Недавно он здесь.

— Недавно, а уже знает про Демокрита!

— Да, вы не обращайте на меня внимания, господин, — с жутким акцентом проговорил Слуга, — Я только сегодня и узнал про Демокрита! Когда пыль протирал в библиотеке. Но все же позвольте высказаться в последний раз — если дамам нужна тема для тренировки откровенности, пусть честно расскажут про свой первый любовный опыт.

— Тема хорошая. Я и сам хотел ее предложить, — с воодушевлением сказал дядюшка Карл и сверкнул глазами, в предвкушении чего-то интересного, — Так что за первый любовный опыт, Людевина?

У меня опять начался внутренний конфликт. Ну как я могу разговаривать на такую тему с мужчинами?! Тем более, что у меня его еще и не было. Но как в таком сознаться?! Мне же уже девятнадцать! А любовного опыта никакого…

И чтобы не ударить в грязь лицом при всем честном народе, включая мою протеже Аниту, я решила довериться Демокриту и говорить все, что придет в голову.

«Выдам что-нибудь романтичное, — решила я, — Может быть, немного грустное. Как в романах»

Однако вместо романтичного вступления, с моих уст как-то сама собой сорвалась фраза:

— Я разочаровалась в мужчинах. Потому что мне уже девятнадцать лет, а ни одного достойного кавалера мне не попадалось.

Анита тут же закивала головой, в знак согласия. Мол, и у нее — так же.

А Фредерик, в образе Слуги, с искренним удивлением спросил:

— Госпожа, и ни одного удачного стечения обстоятельств за всю жизнь?

— Ни одного. Сплошная неудача, — сказала я.

Я как раз вспомнила свою первую встречу с ним. Это было на балу. В детстве мы с ним никогда не встречались. Поэтому я и не знала ни как он выглядит, ни что собой представляет. А увидев такого красавца, вокруг которого вились все без исключения девицы на балу, сразу же в него влюбилась. С первого взгляда.

Я с нетерпением ждала, когда тетушка Жозефин представит меня этому молодому Аполлону Бельведерскому.

«Вот это да! — подумала я тогда, — В первый раз оказаться на балу — и тут же встретить мужчину своей мечты»

И тут тетушка Жозефин вдребезги разбивает мою радость:

— Людевина, дорогая! — воскликнула она, потащив меня за локоть к Аполлону Бельведерскому, — Познакомься со своим троюродным братом!

Общественные порядки ставят крест на возможности внутриродственных браков. Есть даже какой-то специальный термин, из области психиатрии. И пусть родственники не очень близкие, из опасений вырождения среди аристократии, такой брак считается ненормальным. Вот была бы я Анитой, могла бы выйти и за двоюродного брата!

Разумеется, я не решилась на такую откровенность. Еще чего не хватало, публично признаться, что я не первый год безнадежно влюблена в кузена! Мне пришлось выдумать какого-то персонажа, который испортил мне жизнь и заставил разочароваться в мужчинах.

— Он оказался… пьяницей, — сказала я, — И чтобы заговорить о любви, ему необходимо было выпить не меньше трех бутылок шампанского. Но после такого количества он начинал буянить. Поэтому в любви мне так и не признался. Тогда и я засомневалась: а люблю ли я его?

А потом решила усилить эффект и добавила, одновременно подставляя Слуге пустой бокал:

— И чтобы пережить это разочарование, мне приходилось тоже пристраститься к шампанскому. В медицинских целях, перед сном.

Всё это было чистой выдумкой. Но я заметила, как сочувственно смотрит на меня Анита. Она ведь даже не проронила ни слова за всё время моего рассказа! Дядюшка Карл покачал головой и вздохнул.

А слуга Ганнибал сказал:

— Вы так, госпожа, сопьетесь, не ровен час…

И подлил мне еще шампанского.

— Вот и я так подумала, — сказала я, — И бросила этого пьяницу.

— И правильно сделали, племянница! — поддержал меня дядюшка Карл.

Ему не понравилось, что его любимая племянница, которую он с супругой пестовал с самого раннего детства, едва не упала в объятья алкогольной зависимости от неразделенной любви к какому-то негодяю. А раз он уже и сам изрядно принял на грудь, в нем взыграли гневные родственные чувства:

— И вообще! — возмущенно воскликнул он, — Я требую, чтобы вы показали мне этого мерзавца! Я приму против него меры! Мало того что он и сам пьяница, так еще пытался и вас, юную невинную девицу, наставить на путь порока! Я готов вызвать его на дуэль!

К счастью, хоть господин Советник мою «правдивую» историю не услышал. Он бродил по комнатам и разглядывал всякие антикварные безделушки, навезенные в дом папенькой.

А Дядюшка, от волнения, уже начал багроветь. Я побоялась, что его может хватить удар и тут же начала сочинять еще одно вранье — во спасение:

— Ну что вы! — сказала я, — Это уже не понадобится.

— Что, кто-то уже разобрался с ним? Отправил мерзавца в ад?

— Можно и так сказать, — многозначительно вздохнула я, — После одного бала ему стало так плохо, что он несколько дней пролежал в забытье. Думал, что умер. И попал в ад. А когда пришел в себя, то стал совершенно другим человеком! Раскаялся!

Анита удивленно на меня посмотрела: разве такое вообще возможно? Уж она-то насмотрелась на таких «раскаявшихся» в своем рыбацком поселке. Обычно они заканчивали на дне реки, когда сами становились жертвами разделенной любви — в данном случае, к алкоголю.

— Ну раз уж он раскаялся, тогда, у вас есть все шансы продолжить с ним отношения, — одобрительно заявил Дядюшка, который ни разу не был в рыбацком поселке и не видел того, что видела Анита.

— К сожалению, уже не получится, — я опять вздохнула, — Он постригся в монахи… Сейчас работает в какой-то миссии, в Африке. Помогает лечиться… от малярии.

У Аниты глаза чуть не выкатились от изумления — вот такого она точно ни разу не встречала! Чудеса да и только!

— Какой похвальный пример! — одобрительно замахал руками Дядюшка, — Вне всякого сомнения, это вы вдохновили его на путь исправления!

— Хочется верить, — скромно сказала я.

— А что, монахам нельзя жениться? — осторожно спросила Анита, желая удостовериться, что такой исключительный экземпляр, который сумел исправиться, не перейдет в безраздельное пользование монастыря. Но и достанется какой-нибудь доброй женщине. Вроде меня.

— Разумеется, нет! — я строго посмотрела на нее, желая дать понять, какую богохульную глупость она только что сказала.

— А я всегда считала, что монахи женятся на монашках… — вполне серьезно заявила та.

— Хочешь сказать, Анита, мне надо постричься в монашки? Но я не хочу!

— Да! Тогда бы и монашки попадали в ад, — заключил Дядюшка и глотнул еще коньяка, — Не люблю кровожадные развязки.

Глава 5. Анита выбирает жениха

13

Вот так и началась генеральная репетиция званого вечера «Откровенность».

Я сочиняла небылицы про свой первый любовный опыт, тщательно ото всех скрывая истинного властелина моего сердца, который сейчас находился рядом, блистая красотой в костюме финикийского слуги. И даже не подозревал о моей страсти.

Дядюшка пал жертвой моей буйной фантазии и от души возмущался испорченности современных монахов.

Необразованный слуга, который разбирался в философии лучше своих господ, успокаивал Дядюшку коньяком.

Господин Советник департамента по делам семьи и брака держался особняком и постоянно поглядывал на часы, желая как можно скорее выполнить миссию, возложенную на него господином Пигмалионом, и уйти восвояси.

Анита наматывала на ус искусство ведения светской беседы, на тему прошлого любовного опыта, которое я только что всем продемонстрировала. С помощью него она готовилась покорить сердце будущего богатого жениха.

Думаю, она решила, что чем этого опыта больше — тем лучше. Потому что всегда найдется о чем поговорить. А то иногда, знаете, повисают такие неловкие паузы в разговоре: вроде и заканчивать его не хочется. Но и говорить больше не о чем. А тут можно ввернуть историю про какого-нибудь бывшего, которого жизнь наказала за плохое обращение с женщиной. А что? И интересно, и поучительно.

И все-таки надо понимать, что охмурять жениха рассказами о прошлом любовном опыте очень рискованно. Ни в коем случае нельзя нахваливать этого первого «любовника». Иначе возникает вопрос: а зачем тогда нужен новый, когда так хорош был старый? В то же время, если переборщить с обхаиванием, жених может решить, что невеста немного странная, раз ее в свое время смог прельстить такой негодяй. Либо он может решить, что это она сама же его и испортила.

Поэтому лучше выбрать средний вариант: начало истории должно быть обязательно хорошим, а конец — плохим. Тогда, по крайней мере, понятно, почему ее не устроил первый любовник и зачем она ищет нового. Я так себе это представляю.

Но вопреки моим ожиданиям, Анита ничего не усвоила и решила идти напролом собственным путем. Она подумала, что раз для охмурения господина Пигмалиона требуются такие нечеловеческие усилия, наподобие ведения светской беседы и правильного выстраивания смысловой композиции любовного рассказа, не проще ли обратить внимание на присутствующих мужчин? Вдруг они не такие требовательные?

Она оценивающе посмотрела сперва Дядюшку, затем на Слугу. А потом взгляд ее упал на господина Советника департамента по делам семьи и брака, который в этот момент разглядывал одну из моих антикварных статуэток. И вместо утонченного рассказа о любовном разочаровании, она сказала:

— Я вообще не понимаю, зачем в нашем царстве нужен Пигмалион, когда и без него так много приятных мужчин?

Я опешила. Анита решила заранее «развалить» все дело! Мало того что она поглядывает на постороннего мужчину, так еще и, насколько я знаю, женатого!

Я дала себе полминуты обдумать ответную речь и перейдя с ней на «Вы», для усиления устрашающего эффекта, со всей строгостью сказала:

— Ну во первых, это не ваше царство, а наше, — я сделала многозначительное ударение на слове наше, чтобы пресечь у Аниты дальнейшее желание самовольничать. Затем выдержала паузу и добавила, — Вы же помните, что получили приглашение лишь потому, что господин Пигмалион затеял мероприятие по превращению обычных дам в Галатей? Вы же читали программу вечера?

Анита отрицательно помотала головой, и прядь непослушных рыжих волос упала ей на лоб, сделав ее очень милой и привлекательной девушкой. Жаль будет, если такая красота пропадет в рыбацком поселке, из-за своей недальновидности и упрямства. Надеюсь, она прислушается ко мне.

Но она бросила еще один пристальный взгляд на господина Советника и твердо сказала:

— Мне этот Пигмалион не нужен!

У меня чуть руки не опустились от досады. Я начала тихо раздражаться на Аниту. В довершение всего, кузен Фредерик не преминул ткнуть меня носом в промах:

— Вот видите, что получается, когда вы проявляете самодеятельность, — шепнул он мне в самое ухо, — Эта ваша несуразная Анита мало того что безнадежна, так еще и решила поднять бунт!

Я готова была с ним согласиться. Но что я могла теперь поделать? Не выставлять же ее вон!

— Интересный поворот сюжета, — усмехнулась я, — Если вам не нужен господин Пигмалион, зачем вы тогда приняли приглашение?

— Ну а кто откажется от праздника, с банкетом? Вот я и пришла! Но зачем мне себя носиловать-то, если мне уже другой понравился? А у вас, кстати, павлины съедобные?

У Аниты, помимо недальновидности и упрямства, был еще один изъян: она совершенно упускала главное за какими-нибудь второстепенными мелочами. Не удивлюсь, если она скажет, что пришла сюда только ради того, чтобы облизать павлинов. А вовсе не выбраться из рыбацкого поселка в свой собственный дом с большой гостиной и несколькими спальнями. Анита у нас — как одно досадное недоразумение. Это можно сравнить с тем, как будто ты читаешь интересную книгу. И когда доходишь до середины, где должно быть написано все самое главное, обнаруживаешь, что там вырвано несколько глав. И сразу же попадаешь в самый конец. А раз ты не читал середину, то и конец тебе непонятен. Вот у Аниты и сегодня так — приехала за джекпотом, но решила себя не утруждать, потому что здесь есть господин Советник и можно хорошо перекусить — павлинами.

— Анита, — сказала я, — Вы совершаете огромную ошибку. Вам предоставляется уникальный шанс, который бывает только раз в жизни. Ради этого можно уж дать встречный шанс господину Пигмалиону узнать вас поближе. Вам же это только на пользу! Такой гениальный скульптор, как он, нарасхват в любом приличном доме, где есть девица на выданье.

И я начала, к своему ужасу, бессовестно расхваливать господина Пигмалиона, превознося до небес его способности убирать всю лишнюю шелуху в каждой девице, которая встречается на его пути. После чего в ней открываются такие таланты! Что даже если ничего серьезного с господином Пигмалионом у нее и не получится, все равно стоит завести с ним знакомство! Про недостатки его, я, конечно же, упомянуть забыла.

— Или вы считаете, что и так хороши, с шелухой? — под конец спросила я.

— Вполне! — ответила Анита, — Пусть лучше с себя что-нибудь снимет!

— Я что-то не понял насчет шелухи, племянница, — озадачился дядюшка Карл, — Если речь идет о мифе про Пигмалиона и Галатею, имеет смысл говорить о снятии каменной стружки.

— Дядюшка, — сказала я, — Слова не имеют значения. Речь идет о невежестве, комплексах и стеснительности, которые он так искусно убирает. Чтобы обнажить благородную сердцевину — прекрасную талантливую Галатею.

— Так я должна перед ним еще и раздеваться?! — воскликнула Анита.

— Ну что вы, Анита, при чем тут раздевание! Никто против вашей воли и ботинка с вас не снимет, — зауговаривал ее Дядюшка. Он уже сообразил, что дело попахивает жареным. И есть угроза, что наемному актеру Пигмалиону не дадут выполнить его работу. Из-за чего Дядюшка может остаться сегодня с носом.

— Вы же еще даже не видели господина Пигмалиона! Говорят, он творит чудеса!

— Нет! — сказала Анита, как отрезала, — Пусть с себя снимает! А я ему помогу. И посмотрю, что у него там интересного! Может, мне вообще не стоило сюда приходить!

Надо было послушать внутренний голос и посадить ее осваивать блэкджек. Но время уже было упущено.

И тут в спор решил включиться господин Советник, умудрившийся без применения каких-либо усилий снести крышу моей основной «невесте».

— Объясните нам, дорогая Анита, — сказал он очень приятным и каким-то аккуратным голосом, который сам собой начал успокаивать наши взбаламученные умы, — Кого вы собираетесь раздевать и до каких пределов?

Анита с обожанием посмотрела на господина Советника, растянула губы в скромной улыбке и сказала:

— Маску. Я собираюсь снять с него маску…

— Ааа, маску… Боюсь вас расстраивать, но это дело провальное, — покачал головой господин Советник, — Иные маски прилеплены настолько, что сами носители путают их с собственными лицами!

Не уверена, что Анита поняла всю глубину пророческого заявления господина Советника. Скорее всего, ей польстило его внимание и понравился тембр голоса. Она теперь глядела на него с еще большим обожанием, не забывая при этом завлекающе проводить рукой по своим рыжим волосам. А потом решила поразить воображение «своей жертвы» историей про первый любовный опыт, который, естественно, имел многообещающее начало и провальный конец:

— А я сегодня случайно открыла свой дневник, — сказала она, накручивая локон на указательный палец, — Там значится несколько имён. Всё мои бывшие любовники, в количестве не менее двадцати штук. И я вдруг поняла, что ничего о них на самом деле не знаю. Представляете? Они же все были в масках! Наверное, оттого ни с одним из них я не создала счастливой семьи… Оказия, да?

От этой обезоруживающей откровенности я лишилась дара речи. Уверена, господин Советник тоже был не на шутку удивлен таким богатым жизненным опытом незамужней девицы.

А Дядюшка даже потерял голос, из-за чего ему пришлось несколько раз покряхтеть. А впрочем, я точно не уверена, что рассказ Аниты его расстроил. Вдруг ему это, наоборот, понравилось, и он просто собирался исполнить для нее романс?

Господин Советник осторожно сказал:

— Да… Трудновато выбирать из двадцати… А еще труднее попробовать с каждым хотя бы по разу создать семью. Если с первого разу не получается, то потом…

Анита закивала.

А я сказала:

— Еще как трудно! А вы, господин Советник, говорят, не первый год счастливо женаты? Причем единожды. Как вас угораздило поймать такое везенье?

— Тут трудно сказать, как все выходит, — господин Советник задумался, окунаясь в воспоминания, потом достал трубку, закурил ее, меланхолично выпустил клуб дыма и сказал: — Давным-давно пошел собаку выгулять в городском парке и девушку на скамейке увидел… Почти двадцать лет в браке!

— И не наскучило вам? — спросила Анита, разочарованно наморщив губы.

— Ну… Как сказать… Бывает, конечно. Но в основном не скучно. Мы когда начинаем скучать, сразу ссоримся из-за какой-нибудь мелочи. В основном, конечно, супруга начинает на рожон лезть. А я, бывает, поддержу… Очень освежает отношения.

— Я вот тоже женат уже сорок лет, — с гордым видом сказал дядюшка Карл, — Но как-то не приходилось скандалить ради сохранения брака. Мы с ней, наоборот, только на пятнадцатом году совместной жизни начали дружить. Даже болеем теперь одной и той же заразой! Еще Аристотель говорил «Друг — это одна душа, живущая в двух телах!». Но иногда от такого тесного сожительства устаешь и думаешь, а вдруг, твоя душа живет еще в каком-нибудь третьем теле? Или в четвертом? Приходится искать, чтобы снова собрать себя воедино…

«Вот ведь что делают с людьми годы брака! — подумала я, — Если уж даже милейший господин Советник, который совершенно не похож на скандалиста, вынужден удерживать любовь сварливой жены с помощью таких сомнительных методов, то что уж говорить про дядюшку Карла с его сорока годами брака! Тетушка Жозефин, конечно, ангел и умница… Но такой срок! Ни за что не выйду замуж дольше чем на пять-семь лет! И только за кузена, по большой любви. Иначе меня и на два года не хватит»

Я с сочувствием посмотрела на Дядюшку и решила подать ему знак сделать какой-нибудь комплимент Аните. Пусть у него сегодня будет короткий роман! Пока господин Пигмалион опаздывает, надо использовать это время с умом.

Я три раза громко кашлянула.

— Не любит тот, кто любит не на век! — торжественно процитировал Платона дядюшка Карл.

Вряд ли это можно было счесть комплиментом для Аниты. Тем более, что в этот момент он в упор смотрел на господина Советника.

Наверное, поэтому его комплимент и был оставлен без внимания.

Я кашлянула еще три раза.

Дядюшка Карл посетовал, что у нас дома сквозняки и мне надо на ночь намазаться барсучьим жиром.

Анита же не сдавалась. И изо всех сил допытывалась у господина Советника, как ему так долго живется в таком неспокойном браке. И не пора ли сменить супругу. Господин Советник охотно ей объяснял, что по истечении столь длительного времени, в любом браке, даже самом крепком, обязательно случаются какие-нибудь кризисы. За которыми неизбежно последует новый виток любви между супругами. Только на более высоком уровне. Потому что к любви начинают еще примешиваться дети, совместное имущество, а иногда — и общие долги.

Анита с удовольствием его слушала. А он рассказывал и рассказывал. И всё порывался закурить вторую трубку. Но она никак не хотела раскуриваться. Под конец он куда-то ее забросил, отхлебнул глоток чего-то очень крепкого, услужливо предоставленного Слугой, расслабился и окончательно забыл про цель своего визита — помогать господину Пигмалиону в выборе будущей супруги. А после еще двух бокалов — решил, что уже пора освежить двадцатилетний брак чем-нибудь иным, нежели скандалом. Например, Анитой. И почти вплотную подсел к ней. И та с удовольствием тоже придвинулась к нему поближе.

Вот поэтому я и не люблю, когда люди приходят не вовремя! Всегда есть угроза заранее все испортить. Я не против, что люди находят общий язык. Но такое внеплановое сближение Аниты и господина Советника мне не понравилось. Пока виновник торжества отсутствует, его помощник уводит у него из под носа невесту!

Более того, без внимания остался и Дядюшка, который тоже рассчитывал на роман, после сорока лет брака.

Я рассуждала так: если уж Анита не достанется господину Пигмалиону, то, по справедливости, она должна отойти сначала Дядюшке, а уже потом, раз на то пошло, — господину Советнику. Во-первых, Дядюшка пришел первым. А во-вторых, господин Советник женат всего двадцать лет. Тогда как Дядюшка — все сорок. К тому же, он — старший.

Я побежала разыскивать кузена Фредерика.

Нашла я его через минут пять в столовой. Он попивал вино, опершись плечом о большую античную колонну, которая перекрывала собой специальное сквозное отверстие в стене, куда повара ставят подносы с едой.

— Фредерик, — умоляюще воскликнула я, — Мне срочно нужна ваша помощь! С минуты на минуту Анита утащит господина Советника в какой-нибудь мотель… Если вы не вмешаетесь, то я не знаю..! Все пойдет прахом!

Кузен с ухмылкой посмотрел на меня, развел руками и сказал что-то вроде «А что я вам говорил? Это же Анита! Сами напросились. Сами и расхлебывайте»

Я начала его всячески уговаривать и убеждать, как глубоко раскаиваюсь в том, что проявила своеволие и пригласила Аниту, не обсудив это прежде с ним.

Наконец Фредерик согласился мне помочь и посоветовал применить против господина Советника оружие, которое никогда не промахивается: я должна увести его в наш винный погреб, для дегустации редких сортов вина.

А что? Вина — это отдельный вид искусства, для ценителей, которые понимают, что каждая бутылка — это страница из летописи времен, на которой записаны и характер винодела, и его настроение, когда он разливал вино по бутылкам. Там содержится погодная сводка в тот год, когда на виноградных лозах все лето зрело будущее вино. То там дожди, то солнце. И все это отражается на характере вина.

«Вино — душа земли», говорил мой папа, когда заботливо перекладывал свои драгоценные бутылки, любуясь ими, как картинами из музея Клавдия Помпея Двенадцатого.

Каких только вин нет в нашем погребе! Не одну сотню лет мужчины семейства Абеляр терпеливо пополняли содержимое каменных ниш «душами земли» из разных уголков света. Возраст самого молодого вина у нас — 10 лет. А дальше — по нарастающей. 15, 20, 25. Есть там и столетние экземпляры, которые уже вряд ли можно употреблять в пищу. Но даже если и так, ничто не мешает просто любоваться запыленными, потемневшими бутылками, с выцветшими этикетками. Берешь ее в руки, смотришь и представляешь, как незримая рука какого-то старинного винодела записывала для нас историю этого вина, оставляя на земле свой автограф. Год урожая. Местность, где произрастал виноградник. Сорт винограда. На каких-то даже стоят имена и фамилии виноделов. На других надписи уже совсем истерлись. А где-то они вылиты прямо в стекле бутылки.

Одни вина заканчивались — другие приходили им на замену. Но однажды, примерно восемь лет тому назад, пополнение коллекции вин прекратилось. В тото год папа отправился покорять Амазонию. И с тех пор ни одной новой бутылки ни заносилось туда, ни выносилось оттуда. Так винный погреб и замер, до сегодняшнего дня.

А сейчас мне предстояло впустить в эту святую святых незнакомого господина Советника… Внутри у меня появилось неприятное тянущее чувство, как будто я собираюсь сделать что-то не очень хорошее. Но я подавила его, убедив себя, что это очень мудрое решение — завлечь господина Советника в лапы коварного бога Бахуса.

Вернувшись в гостиную, мне пришлось разыграть маленькую сцену.

Я взяла с подноса бокал вина, начала его разглядывать и обнюхивать.

— Слуга, — сказала я, — Вы, похоже, опять не то вино принесли из погреба. Это я собиралась выкинуть. Оно просроченное. Надо было принести то. Опять вы все напутали! А говорили, разбираетесь! Полюбуйтесь теперь, как раскраснелся после него господин Советник! У него же жар! Не приведи бог, случится удар. Что мы тогда скажем его супруге? Да и в Департаменте нас отругают…

Услышав про супругу, господин Советник сразу приосанился, опасливо огляделся по сторонам и отодвинулся от Аниты.

Анита же, оторванная от приятного занятия по совращению чужого мужа, немедленно принялась ощупывать у него лоб, на предмет жара. В ходе осмотра рукой и губами, она сделала заключение, что он здоров:

— Да всё у него нормально! — сказала она, — Сами проверьте!

Но я уже тащила господина Советника за рукав, в сторону винного погреба, чтобы он, своим наметанным глазом — и не только глазом — помог мне выбрать подходящее вино. А то сама я в этом ничего не понимаю. А Слуга мой — тем более.

— Пойдемте, пойдемте, Советник, — приговаривала я, пока волокла его в погреб, — А то уже чувствую, как от этого просроченного вина у меня начинается ипохондрия. Анита с него скоро начнет сдирать с лица кожу, думая, что это маска… Надо побыстрее выбрать нормальное, пока остальные гостьи застряли дома за вышиванием…

— Эгоистки, однако… — вяло сказал господин Советник и послушно поплелся за мной в погреб.

А дядюшка Карл был оставлен снимать с Аниты шелуху, при помощи Софокла, Плутарха и Аристотеля.

Вот, между прочем, не зря я пригласила Дядюшку! Будем надеяться, он, своими глубокими познаниями в древнегреческой философии, обогатит разум Аниты. И она как блеснет перед Пигмалионом!

14

Я посчитала, что одного часа для экскурсии в самый богатый винный погреб во всей Малой Галлии господину Советнику вполне достаточно. А дядюшке Карлу этого времени как раз должно хватить, чтобы поразить Аниту изысканными комплиментами и глубокими знаниями в области античной философии. Скажем прямо, ему бы и пяти минут хватило! А вот Аните…

А впрочем, если она выучит хотя бы одно античное имя, уже прекрасно!

Примерно через полчаса, проведенного в винном погребе с господином Советником, я перепоручила его стараниям Слуги, который поочередно открывал перед ним одну за другой бутылки самых редких и старых вин. Он наливал их в бокал до краев и заставлял господина Советника их непрерывно дегустировать.

— Я думал, надо на донышко наливать… — с сомнением в голосе проговорил господин Советник, — И больше нюхать, чем пить…

— Да вы не стесняйтесь, господин! Пейте, пейте! — увещевал Слуга, — На дно льют, когда мало. А здесь этого добра хватит, чтобы напоить все Помпеи. Да и с одного глотка разве что-нибудь поймешь? До дна пейте! Давайте еще вот это попробуйте. А потом вон то.

Я вернулась в гостиную и с сожалением обнаружила, что древнегреческая философия дядюшки Карла Аниту не увлекла. Она со скучающим видом потягивала вино и искала глазами господина Советника, который все никак не шел к ней и не шел.

Дядюшка же, вопреки опасениям об испорченности вина, вовсю заливал в себя один бокал за другим. И вместо изысканных комплиментов, которые должны были растопить сердце Аниты, Дядюшка самозабвенно рассказывал ей историю своей бурной молодости, в изобилии снабжая повествование цитатами из Эпикура и Аристиппа.

Я застала момент, когда ему исполнился двадцать один год, и его отправили служить офицером в королевскую армию. Армия отправилась завоевывать соседнюю страну, но там оказалось так хорошо, что солдаты предались чревоугодию, пьянству и разврату. И как он ни убеждал их пройтись военным парадом и по другим прекрасным городам и весям, все безрезультатно. В умах солдат, Эпикур оказался сильнее Ареса. Они обленились и решили осесть.

Потом я услышала что-то про устриц, в специальном белом соусе, об итальянских специях и вине. Далее немного о жареных устрицах, на этот раз, под синим соусом, рецепт которого он каким-то образом выкрал из-под носа китайского императора и контрабандой завез к нам в страну. Затем последовал новый виток воспоминаний о военной карьере, где были подробно описаны почетные ордена и медали, которыми его наградил уже римский император, за кражу рецепта синего китайского соуса.

Я с сожалением поняла, что в таком состоянии присутствие Дядюшки не только бесполезно, но и не желательно. Вечер еще не начался, а он уже начал путать Сократа с Софоклом!

— Прекрасный подвиг, Дядюшка! — сказала я, — Не уступаете Гераклу! Но не хотите ли немного отдохнуть?

— Ни в коем случае, племянница, — сказал он, — Меня не отпускает от себя юная Анита! Она же не простит, если я брошу ее на середине рассказа. Мы с ней сейчас как раз готовимся перейти к философии Эпикура! Потом у нас «Электра» Софокла. А за ней — «Электра» Еврипида… Ведь нынешняя молодежь совершенно не сильна в драматургии! Я уже молчу про философию. Вот мы в ваше время!

Пока я безуспешно уговаривала Дядюшку предаться другому древнегреческому персонажу — Морфею, Слуга решил вернуть нам господина Советника, которому удалось продегустировать весь винный погреб.

Об успехе этого мероприятия можно было судить по тому, как как сильно раскачивается господин Советник, в попытках просунуть тело в огромный дверной проем. И как он пытается не выронить из рук несколько отобранных им бутылок вина, которые очень нежно прижимал к самому сердцу.

Внезапно затуманенный взгляд его упал на Аниту. Та с упреком смотрела на него, пригубливая далеко не первый бокал «испорченного вина», так и не дождавшись хорошего. На плечи ей был накинут Дядюшкин парадно-выходной мундир с орденами, в котором он пожаловал на «литературный вечер». А в ногах ее валялась наша борзая Матильда. Собака положила голову ей на колени, скулила и требовала угостить чем-нибудь вкусненьким.

— Слуга, — заплетающимся языком проговорил господин Советник, — Не совсем разобрался я здесь… Анита награждена орденами, что ли? Не знал, что дамам у нас нынче разрешено…. Я думал, это мужская… привилегия… Ик!

Потом он кое-как добрался до кресел и бухнулся в одно из них.

Слуга похлопал его по плечу и участливо сказал:

— Вот такие они, барышни — с толку собьют кого угодно. Оказывается, орденов у них больше, чем в военном музее. Еще непонятно, кто и за что только их награждает… Но вы не отчаивайтесь: скоро появится Пигмалион. Он всех по местам расставит, а вас вперед выпустит. С речью. Тут-то и скажете все, что о них думаете…

На что господин Советник печально ответил:

— Советник не должен впереди быть… Он на ухо шепчет…

А потом он продегустировал бренди. Затем еще. И еще. И еще.

И вот мы узнали, что под маской скромного господина Советника департамента по делам семьи и брака умело скрывается обер-штабс-унтер-интер офицер королевской конной гвардии в отставке. А вслед за пятым бокалом бренди нас ждала неприличная демонстрация голого живота обер-штабс-унтер-интер офицера, со следами каких-то шрамов. Оказалось, то были свидетельства военных подвигов господина Советника в Индии. А может, Пакистане. Он точно не помнит. Помнит только, что в одиночку сражался с полчищем свирепых партизан, которым помогали бенгальские тигры.

— Или это они помогали бенгальским тиграм… Забыл…

А потом еще и выяснилось, что с Дядюшкой они, оказывается, служили в одном полку. Правда, наверное, в разные десятилетия.

Не успев рассказать, как они познакомились, господин Советник уснул, по-прежнему держа в одной руке бутылку, а во второй — полупустой бокал.

Господина Советника уложили на диван и накрыли теплым пледом, с головой. Чтобы свет не мешал ему крепко спать.

Я где-то слышала, что военные, особенно те, что дежурят на карауле, умеют засыпать даже стоя.

А вот интересно, если поставить спящего обер-штабс-унтер-интер офицера в шкаф, он проснется?

Следом за господином Советником в мир славного Морфея отправился и Дядюшка. Он опустился на пол между диваном и креслами, аккуратно подложил себе под голову диванную подушку и тут же уснул.

Слуга заботливо укрыл героя шкурой бурого медведя, которая лежала перед камином, и отгородил его ширмой. Чтобы вид спящего солдата не смущал гостей, которые должны были прибыть с минуты на минуту.

Вскоре в мир сладких снов отправилась Анита. Кузен Фредерик подхватил ее сонное тело и куда-то унес, вместе с мундиром и орденами.

А потом мы о них забыли.

Глава 6. Всё идёт не по плану

15

За окнами окончательно стемнело. На «Кукушку» опустился мглистый серовато-синий вечер. Дворецкий Александр зажег на улице желтый фонарь. В гостиной вспыхнули электрические канделябры.

И вот наконец, с опозданием на полтора часа, приехали три юные гостьи: Петра, Элизабет и Беатриче.

Я не устанавливала никаких специальных требований к нарядам будущих галатей. Подумала, раз у нас вечер «Откровенность», который подразумевает определенное раскрепощение, то и в выборе нарядов пусть каждая решает для себя сама.

Лично я была одета в свободное платье-тунику, белого цвета. В древнегреческом стиле. Раз мой наряд Афродиты оказался не готов, пришлось сочинять на ходу. Но потом я поняла, что он подходит мне даже больше, чем тот, который я собиралась надеть изначально. Белый цвет олицетворяет невинность. А Древняя Греция — равные права. Равноправие у нас в том, что каждая из присутствующих имеет одинаковые шансы завоевать сердце господина Пигмалиона. Даже я. Браслеты из античного серебра на моих руках символизируют темные прожилки, которыми испещрены куски девственного белого мрамора. Именно из такого материала когда-то давно великий скульптор Пигмалион изваял свою Галатею.

Увы, не я одна занималась организацией этого званого вечера. Оказалось, кузен Фредерик решил сделать серьезный уклон от Древней Греции в сторону Ближнего Востока. Но мне об этом сообщить совершенно забыл! А впрочем, я сама ворона — могла бы и так догадаться, по его театральному образу. Древнефиникийский наряд, увешанный жемчугами, рубинами и сапфирами — это не то же самое, что скромный хитон древнегреческого философа. Да я вообще сомневаюсь, что Финикия настолько богатая страна, что даже слуг там одевают, как королей.

Вот из-за этой нашей несогласованности с кузеном, у дам и оказалось совершенно иное, нежели у меня, прочтение слова «Откровенность». И очень далекое от классического толкования. Я бы назвала его, «Восточный Бордель».

Сама я не была в таком заведении. Но мне попадалась в руки книга, с подробными иллюстрациями. Автор произведения — если не ошибаюсь, какой-то монах из 12 века, которому довелось в нем побывать, с целью изучения астрономии, был глубоко поражен внешним видом тамошних обитательниц. Потому что у нас-то тогда было Темное Средневековье…

Когда галатеи очутились в дверях гостиной, я поняла, что испытал благочестивый клирик 12 века, при виде того, что никак не вязалось с его представлениями об астрономии. Он-то рассчитывал, что попадет в древнейшую в мире обсерваторию, где ему предстоит созерцать в подзорную трубу звезды и даже целые галактики. Ну в крайнем случае, луну. А вместо этого монаху пришлось увидеть много чего другого. И от этого он немного сошел с ума…

16

Петра, двадцать четыре года. Вы когда-нибудь видели миленьких простушек, которые вечно всем улыбаются? Они веселые по природе. У них обязательно есть ямочки на щеках. Они, как правило, круглолицы и всё время болтают.

Если собираетесь хорошо провести время в шумной компании, на конных прогулках или поиграть в карты, обязательно надо брать их с собой. Одним своим присутствием Петры оздоравливают атмосферу. Только не приглашайте их на спиритические сеансы, в театр на трагедии, на поминки и везде, где надо сохранять серьезный вид. Они в этом не сильны.

Я считаю, что все Петры были рождены или, как минимум, зачаты в промежуток между серединой марта и началом апреля. Когда природа активно просыпается от зимы и улыбается солнечными днями и чистым голубым небом, без умолку болтает звонкой капелью и пением птиц. Всё это передается и Петрам. В этом — вся их суть.

Они любят легкие неброские наряды пастельных тонов и украшения-льдинки из горного хрусталя. Либо не носят никакие украшения вообще.

В них даже есть что-то мальчишеское. Если вам довелось встретить юную Петру, то вы заметите, как мало она заморачивается насчет нарядов и может легко проехаться на лошади в мужском костюме.

Вывести этих дам из себя практически невозможно — слишком уж они оптимистичны и легки. Но если вы всё-таки умудряетесь их разозлить, готовьтесь к тому, что они станут очень яростными и злыми. Кстати, первые грозы у нас происходят как раз в начале апреля. Помню, в прошлом году, весной, на нас обрушился град, размером с небольшое куриное яйцо. Он выбил все стекла в теплице, испортил молодые розы и полностью уничтожил нарциссы и гиацинты, которые только-только повылезали из-под снега.

Но сейчас, вместо знакомой мне Петры, злой или доброй, передо мной стояло нечто совершенно иное. И оно меня даже пугало. Я едва удержалась, чтобы прямо не спросить, что могло подтолкнуть ее, Петру, одеться, как жену царя Ирода?! Она же по натуре чистопородная Афинянка!

Лицо было разукрашено, как яркая елочная игрушка. На ногах — пестрые шаровары совершенно безумного пурпурно-зеленого цвета. На груди у создания покоилось сооружение из массивных золотых цепей, жемчуга и корундов. Голову венчала чалма, с гигантским малиновым пером. Трудно представить, птице каких размеров оно могло принадлежать. А также из какой части тела было взято.

— Добро пожаловать на вечер «Откровенность», божественное создание, — подобострастно приветствовал ее мой финикийский Слуга, пока я пыталась придумать для нее какой-нибудь подходящий, но не обидный комплимент.

17

Элизабет, двадцать три года. Если уж распределять наших гостей по временам года, то эта была летней. Причем, обязательно еще вечерней и морской.

Вы когда-нибудь были на приморском курорте? Там сама обстановка располагает к вальяжности, лени, расслабленности. Хочется ходить босиком по песку и ничего не делать. Особенно там хорошо вечером. Тогда уже и солнце не так сильно палит. И море еще совсем теплое. Можно сделать заплыв медленным кролем, ярдов на 300 от берега. А обратно уже плыть лежа на спине. И ни о чем не думать. Потом прогуляться до какой-нибудь кофейни, съесть там круассан, послушать музыку, полюбоваться закатом. И все это медленно, вальяжно, никуда не торопясь. В этом вся Элизабет: неторопливая, плавная, спокойная.

Еще она любит читать и сама пишет стихи. Вот, собственно, и весь портрет.

Но вдруг некая темная сила решила овладеть чистой душой Элизабет и явить ее миру в образе одного из самых распутных персонажей Тысяча и одной ночи.

Говорят, сказки Шахерезады — книга для детей. А я вот однажды читала ее в оригинале. Уверяю вас, я бы такое своим детям показывать не стала. Думаю, Элизабет, по незнанию, ее и открыла, на самой пошлой главе. Оттуда-то в нее распутный демон и вселился. Он же и уговорил Элизабет обмотаться куском прозрачной черной органзы, на голое тело. А на верхнюю часть тела, на известные места, заставил нацепить два мохнатых помпона, с бубенцами.

А ведь она воспитывалась при монастыре Святого Георга, в суровых пуританских традициях!

Ладно, давайте отдадим должное Элизабет — одну часть тела она все-таки отвоевала у демона. И он разрешил ей целомудренно прикрыть специальным непрозрачным платком лицо.

— А вот и вторая богиня почтила нас своим вниманием, — с трепетом в голосе приветствовал ее Слуга. И, по-моему, даже облизнулся.

18

Беатриче, двадцать один год. Самой целомудренной мне сначала показалась Беатриче. Я бы сказала, даже слишком целомудренной. Она была целиком завернута в специальное шелковое покрывало черного цвета. Из-за чего походила на огромный рулон ткани, которые обычно стоят на самом виду в магазинах для портиных. И только прорезь для глаз свидетельствовала о том, что внутри этого рулона находится живой человек.

Ее красивые незабудковые глаза оценивающе оглядели гостиную. Никого из посторонних она не увидела и только после этого Беатриче решила спустить с себя верхнюю часть «рулона». Когда она приспустила его до плеч, я поняла, что под ним на ней ничего больше нет. И что скорее всего, если господин Пигмалион решит станцевать с ней танец, его ждет шокирующий сюрприз.

В обычной жизни Беатриче я знала совсем другой. Она — ноябрьская девица. А ноябрьские отличаются строгостью. Они резковаты, жестковаты, довольно проницательны. И могут ненароком сказать что-нибудь обидное. Как будто топором по голове стукнут. Я думаю, это тоже сезонная черта. В наших краях ведь, как раз в начале ноября лесорубы начинают запасать дрова и хворост. И рубят всё подряд, без разбора.

Несмотря на достаточно юный возраст, Беатриче обладала на редкость холодным рассудком и была напрочь лишена розовых очков. Даже в детстве, когда всех убеждают в существовании фей и троллей, она хотела верить только фактам и всегда всё проверяла.

Уже в пять лет она знала, что Санта Клаус — это их старый камердинер. Жена Санта Клауса — жена камердинера. А зубная фея — вообще хитрая задумка взрослых, чтобы научить детей извлекать выгоду даже из отвалившихся зубов.

Поэтому если она решила сразить Пигмалиона наповал, то под покрывалом может оказаться весьма «прямолинейной». Иными словами, голой.

— А где жених? — без лишних слов спросила она, прямо с порога.

— Ждем с минуты на минуту, — сказала я, — Думаю, вовсю уже едет. А вы у нас сегодня сама строгость, Беатриче! Надеюсь, нас не ожидает какая-нибудь неожиданность, под вашим балдахином..? А то…

Но я не договорила, потому что она резко перебила меня словами:

— Понимаю, о чем вы думаете, Людевина. Но все требования мною соблюдены. Однако я не собираюсь ни перед кем обнажаться, кроме непосредственно господина Пигмалиона.

— Да никто и не просит…

— Вы смысле, не просит? Вы забыли, что ли?

И она сунула мне в руки какой-то конверт, а сама прошла вглубь гостиной.

Глава 7. Гарем для господина Пигмалиона

19

Конверт был не запечатан, и я достала из него письмо на нежно-голубой бумаге, с золотым гербом Абеляров. Развернула и начала внимательно читать. Это было приглашение, составленное кузеном. Видела я его, разумеется, впервые. Потому что в составлении не участвовала, полностью доверившись Фредерику. Оно гласило:

«Дорогая Беатриче!

Людевина Абеляр объявляет розыгрыш богатого жениха, с доходом в 70 тысяч флоринов в год, владеющего пятью роскошными яхтами, огромным заводом по производству этого новомодного изобретения — туалетной бумаги; несколькими рудниками в Южной Америке; автопарком и несметным количеством недвижимости.

Жених обладает еще и превосходным характером. Он покладист, щедр, имеет спокойный нрав и мечтает оказаться во власти женщины, которая оценит его скромные преимущества. К тому же, он красив, как бог!

Людевина Абеляр рассматривает вас, как одну из самых вероятных победительниц розыгрыша.

Ваш будущий супруг — утонченный ценитель женской красоты, увлеченный легендой о Пигмалионе и Галатее. Он мечтает встретить свою совершенную статую, которую будет постепенно оживлять богатыми подарками и поездками на курорты, покупкой дорогого автомобиля и виллой на побережье.

Поэтому вам придется поразить его пылкое воображение откровенным нарядом, в духе молодой Шахерезады. Не стесняйтесь обнажить те участки тела, которые лишь из невежества считаются интимными. Они — ключ к вашей победе!

Блистать знаниями языков, логики и математики — не желательно.

Для участия в конкурсе вам предстоит исполнить одиночный танцевальный номер, с элементами танца живота и изящными прыжками. Еще вам предстоит подробно рассказать одну любовную историю.

Розыгрыш жениха состоится третьего ноября одна тысяча девятьсот пятого года, в пять часов вечера, в поместье «Кукушка».

Желаем вам легкой победы и просим не опаздывать!»

Я свернула письмо и нахмурилась. Никогда бы не подумала, что к девицам, желающим удачно выйти замуж на всю жизнь, нужен именно такой подход. Всегда считала, что девушка на выданье должна подчеркивать начитанность, умение вести светскую беседу и музицировать. Вроде, мы это с кузеном и обсуждали… Странно, что об этом в письме не сказано ни слова… Или я что-то путаю..?

Вот если бы мне пришло такое приглашение, я бы отказалась!

И всё же с какой готовностью будущие галатеи господина Пигмалиона пошли на выполнение этих возмутительных требований! Наверное, это просто я чего-то не понимаю…

А кузен оказался прав: мои весьма небогатые подруги не постоят ни за какими ухищрениями, лишь бы захомутать несчастного господина Пигмалиона! Боюсь представить, что могло бы произойти, если бы кузену пришло в голову написать, будто для прохождения предварительного отборочного туда, им надо столкнуть с крыши любимую престарелую кормилицу. Есть подозрение, что мы бы завтра же имели соответствующую новость в криминальной хронике.

«Как печально, — думала я, — что за роскошными особняками господина Пигмалиона, яхтами, заводом по производству туалетной бумаги и автомобилем марки „Форд“ последней модели никто так и смог разглядеть утонченную душу Великого Скульптора! А видят лишь контрамарку на дорогой спектакль в бельэтаже, который сами себе не могут позволить. Ну почему жизнь так к нему несправедлива? Разве его не за что больше любить?!»

Но тут я вспомнила про непристойную записку в Библии, с «домогательствами» до дядюшки, и мой пыл слегка поутих.

«Вот почему я должна его жалеть? Он же не бедная Анита, из рыбацкого поселка!»

А потом у меня в голове, с опозданием на целых две недели, стал вертеться вопрос: а зачем я вообще созвала весь этот балаган из галатей, если сразу хотела выдать за Пигмалиона Аниту? Надо было всего лишь правильно преподнести ей господина Пигмалиона. И нарядить ее в духе Шахерезады… Вместо того чтобы плодить ненужную конкуренцию… Зря я не послушалась кузена и сделала акцент на светской беседе и настольных играх.

Затем мой мозг начал сверлить другой вопрос, не менее неприятный, чем предыдущий: а с какой стати мне думать о счастье Петры, Элизабет и Беатриче? И почему я согласилась запустить господина Советника в винный погреб, потрошить раритетные вина, которых больше нигде нет?

Я уже забыла и про дядюшку Карла, с его небольшой грядущей изменой тетушке Жозефин. И про желание отвязаться от господина Пигмалиона, устроив ему надлежащую супружескую жизнь, для которой его необходимо намертво пригвоздить к Аните.

Откуда-то взявшаяся назойливая мысль, что я все делаю вопреки самой себе, не давала мне покоя. Она начала разрастаться и причинять столько душевного неудобства, что я даже подумала всех разогнать. Но потом решила, что это будет выглядеть еще хуже, чем Восточный бордель у меня в гостиной, пустой винный погреб и спящая Анита на подоконнике.

«И все-таки факт остается фактом, — думала я, глядя на счастливых и взволнованных Элизабет, Петру и Беатриче, — Я складываю ягоды в чужую тарелку. Ведь я даже не могу считать их подругами! А значит, не имею права жертвовать собой ради их благополучия!»

Я где-то читала, что дружба подразумевает взаимную симпатию, равенство сторон и наличие чего-нибудь общего.

С моей симпатией к ним — все понятно. А что касается равенства, то там не уточнялось, о каком именно равенстве идет речь. Умственном? Физическом? Социальном?

«Если о социальном, — подумала я, — то до него далеко. Между нами такой огромный разрыв. Причем, дальше всех отстоит Анита. Чуть ближе — Элизабет. Поближе Петра. Затем Беатриче. Но даже ей приходится думать об удачном замужестве, ради будущего. В то время как я могу позволить себе любого жениха. Даже небогатого. И мне будет приятно помочь избраннику взобраться на социальный Олимп! Так что равенства между нами никакого. А что касается общего, то с этим дела обстоят чуть получше — мы все женщины, проживающие в Малой Галиции»

Мне нужно было, чтобы кто-нибудь унял мой внутренний конфликт и объяснил, как правильно воспринимать отношения с галатеями. И я опять пошла разыскивать кузена. Прижав его к стенке в самом темном углу прогулочного холла, я начала у него допытываться:

— Все никак не могу разобраться, как назвать мои отношения с галатеями, кузен?

— Взаимное использование, — сразу же ответил Фредерик, — Вам постоянно скучно. А им нужно, чтобы кто-то поставлял им именитых женихов.

— Но это же ужасно! — воскликнула я.

— C`est la vie, — философски заметил он.

Затем я решила выяснить с ним отношения и высказать свое фу на его манеру организации праздника.

— Должна сказать, кузен, мне не очень понравилось, что вы укрыли от меня ненадобность приличной одежды. Оказывается, только будучи почти голой можно завладеть вниманием мужчины?.

— Меня озарило в последний момент… — отшутился кузен.

— Очень плохо! — сказала я, — Если бы вы мне сообщили хотя бы вчера, я бы предупредила Аниту. Она ведь теперь явно ущемлена, по сравнению с остальными…

Фредерик пожал плечами:

— Вот опять вы со своей Анитой, кузина… Откуда я мог знать, что вы ее позовете? Но даже если бы и знал — вы же сами охали, что у нее всего лишь два платья и совершенно нету денег!

— А зачем ей шить костюм, если надо было приходить голой?

— Ну тогда ей ничего не мешает раздеться в любой момент!

Он собрался уходить. Но я опять преградила ему дорогу, со словами:

— Откуда в вас столько презрения к Аните, кузен?! Можно подумать, она виновата, что родилась бедной!

Кузен вздохнул и сказал:

— Я не осуждаю вашу Аниту за родословную. И ничего против нее лично не имею. Она хорошая девушка. Но пользоваться успехом у женихов такого уровня, как Пигмалион, ваша подруга не будет. Ей нужен жених попроще.

— Что за ерунда! Вы так говорите, потому что у вас к ней личная неприязнь! Я же чувствую. Если Аниту принарядить и обучить греческой философии…

Но он даже не дал мне договорить:

— Не смешите меня, кузина! Ничего из вышеперечисленного не сработает. Некоторые женщины не созданы, чтобы блистать. Для этого нужно не платье. А шарм. Но он либо есть, либо его нет.

Он не стал вдаваться в подробности, что под собой подразумевает шарм: умение носить платье или умение ходить без платья? А может, умение одинаково хорошо смотреться в любом платье? А я не стала у него уточнять, потому что посчитала, что он просто хочет задеть и меня, и Аниту.

Я начала шипеть на него и возмущаться, мол, любому понятно, что шарм есть в каждой женщине. А если кто-то говорит, что его нет, то он отбирает у нее право вообще считаться женщиной!

— Хотите сказать, у Аниты нет шарма?!

Кузен беспомощно вздохнул:

— Как вам сказать… Шарм, конечно, есть… Но он для специфического… контингента. Своеобразный шарм. Портовый.

Это последнее слово Фредерик сказал особо тихим шепотом, как будто что-то неприличное.

А я с грустью осознала, что Анита заранее проиграла в схватке с этими коварными дивами Востока. Но не потому, что она бедная. А потому, что слишком приличная для вкусов господина Пигмалиона. И у нее портовый шарм.

— Зато у Петры, Элизабет и Беатриче — самый подходящий шарм, — язвительно заметила я, — Особенно учитывая, что они одеты как раз в вашем вкусе. Какое удивительное совпадение!

И сунула ему в лицо письмо на нежно-голубой бумаге, с золотым гербом Абеляров.

— Вы правы! — усмехнулся кузен, — Совпадение удивительное.

20

Прошел еще час, а господин Пигмалион почему-то так и не приехал. Я нервничала и без конца поглядывала на часы. В голову лезли дурацкие мысли.

А вдруг он так и не придет? Что если он по дороге сюда уже нашел себе невесту? Может, он испугался? А наверное, он не доверяет моему вкусу?

Я еще понимаю, опоздать на полчаса. Ну, на час. Тем более, что он предупреждал, насчет важных государственных дел, которые навалились на него под вечер пятницы. Но опоздать почти на три часа! Это уж, извините, повод для обращения в полицию! И я начала рассматривать вариант, при котором на господина Пигмалиона напали на пустынном участке дороги. Оглушили и взяли в плен. Или хуже того, убили.

Правда, до сих пор ничего подобного в наших краях не случалось. Разве что в прошлом году в газетах писали про несколько случаев нападения диких лис. Но они нападали ночью, и на курятники…

Спросить совета и успокоения мне было не у кого. Я так разозлилась на кузена Фредерика из-за Аниты и галатей, что накричала на него и велела не подходить к моим гостям даже близко. И он ушел, хлопнув дверью.

Пришлось терпеливо ждать Пигмалиона и придумывать отговорки для галатей, тщательно скрывая от них тот факт, что я сама не уверена, приедет ли вообще когда-нибудь господин Пигмалион.

Чтобы занять гостей, я перепробовала все способы доступных мне развлечений. Сначала мы обстоятельно выпили чаю, подъев все сладости в доме. Потом выпили пунш с каким-то диким содержанием меда, орехов и красных португальских мандарин, страшно отбивающих зубы.

Когда чаепитие было окончено, я повела их погулять по оранжерее, где мы нюхали экзотические цветы, пахнущие тухлым мясом. Я сетовала, что раз эти прожорливые растения питаются только мухами, мне приходится специально выписывать их по каталогу, из-за тридевять земель. В то время как другие нормальные люди от них избавляются. Причем заказываю я их целыми пачками.

— Могла бы, конечно, и специально их разводить, чтобы не покупать. Но вы представьте, если они сбегут и разлетятся по дому?

Тема с насекомыми и экзотическими растениями их не завлекла.

Под конец, я предложила продемонстрировать коллекцию старых журналов по механике, на греческом языке. Галатеи наотрез отказались.

Мой репертуар совершенно иссяк. А гостьи начали возмущаться и порывались уйти, если господин Пигмалион не появится в ближайшие пятнадцать минут. Я даже подумала, что зря выставила кузена. Он бы сейчас мог их хотя бы напоить от души шампанским и придумать какую-нибудь байку, про Финикию.

Сегодня весь мир оказался соткан из сплошных противоречий, между которыми мне постоянно приходилось лавировать и делать то, чего бы при других обстоятельствах я никогда не сделала. И я пошла извиняться перед кузеном и просить его взять на себя развлечение гостей, до приезда господина Пигмалиона.

Когда я вернулась с покаяния, господин Советник уже успел проснуться.

Его натренированное боями ухо уловило в гостиной незнакомые голоса, прорывавшиеся сквозь шерстяной плед, которым его накрыли. Но самостоятельно выбраться из-под него он не сумел. Во хмелю и спросонья, он решил, что попал в плен к партизанам.

Пытаясь вырваться на свободу, он стал изо всех сил размахивать руками и извиваться, одновременно что-то выкрикивая, на непонятном языке. Кувыркнулся на пол, прополз под пледом до середины гостиной, где врезался головой в ножку стола. От боли, господин Советник громко выругался, после чего был освобожден слугой Ганнибалом, который убрал с его головы шерстяной плед.

Я начала поднимать господина Советника на ноги, стряхивать с него пыль и сетовать на то, как неудачно в доме расставлена мебель, из-за чего гости постоянно на всё натыкаются.

— Какая неловкость, — восклицала я, — Ну кто поставил сюда этот дурацкий стол? Не бойтесь, мой друг! Вы теперь в безопасности. Скоро мы его отсюда уберем.

Господин Советник с трудом поднялся на ноги, огляделся по сторонам и уперся взглядом в восточный гарем.

— Давайте я вас представлю дамам, — сказала я.

Но только я собралась это сделать, как в другом конце гостиной зашевелилась медвежья шкура. И с рычанием, поползла в нашу сторону.

Дамы заверещали от страха, увидев ползущего на них медведя. Господин Советник издал боевой клич, схватил первое, что попалось под руку, и бросился на зверя.

А первой попавшейся под руку оказалась моя любимая итальянская лютня, игрой на которой я собиралась поразить гостей. К сожалению, не успела.

Пока я бежала за господином Советником, он уже звезданул ей по медведю. Не сомневаюсь, он собирался его убить. И как только занес над ним лютню во второй раз, мне удалось его обезвредить китайской фарфоровой вазой с цветами, изо всей силы ударив по голове. Он пошатнулся и упал рядом со шкурой.

Не знаю, как так вышло, что я схватила именно китайскую вазу девятого века нашей эры. Очень жаль. Вряд ли теперь такую найдешь… А господина Советника я убивать не собиралась. Хотела лишь слегка его оглушить.

Потому что если выбирать между вазой, головой господина Советника и жизнью дядюшки Карла, правильнее будет выбрать третье. Ведь он мой родственник, в отличие от господина Советника. Если бы с Дядюшкой что-нибудь случилось как бы я посмотрела в глаза тётушке Жозефин?

«Извините, пожалуйста. Я помогала Дядюшке выбирать любовницу. Но его случайно убил один из моих пьяных гостей. Надеюсь, вы не очень расстроились, Тетушка?»

Пока Слуга собирал осколки вазы, я прикладывала лед к шишке господина Советника и к шишке дядюшки Карла, поочередно успокаивая обоих:

— Вы наш герой! Как лихо кинулись на медведя! А ведь думали, что он настоящий! А вы, Дядюшка, как только вытерпели! У меня бы сразу голова раскололась! Лютня-то тяжеленная!

Дамы утвердительно закивали.

— Ведь он мог вас и убить!

— Кто ж знал, что это ваш Дядюшка… — пробормотал господин Советник.

Когда основной приступ боли утих, дядюшка Карл начал громко возмущался, обвиняя господина Советника в нападении, и взял с меня слово, что я вызову полицию. Чтобы успокоиться до приезда полиции, он изъявил желание выпить коньяку. А потом снова пошел спать, на этот раз — в гостевую спальню.

На этом «адюльтер» дядюшка Карла закончился. Забегая вперёд, скажу, что он проспал вплоть до следующего обеда и пропустил все, что произошло в промежутке. К своему счастью.

21

Званый вечер начался совсем не так, как я рассчитывала. По моей задумке, всё должно было выглядеть иначе. Например, вот так.

Ровно в пять часов вечера наш дворецкий Александр, в парадной ливрее и белом напудренном парике, распахивает двери Голубой Гостиной, приглашая дам войти. Те уплывают в дальний угол гостиной, тихо шурша длинными белыми одеяниями, напоминающими величественные античные колонны. Там они и просидят, до самого утра, под видом молчаливых скромниц.

Тем временем, обворожительный слуга Ганнибал, в белоснежной чалме с пером, разливает вино по хрустальным бокалам. Он предлагает скромным дамам отведать Совиньон Блан 1896 года, вместе с устрицами, горгонзолой и такими маленькими канапе, на шпажках.

В центре гостиной абсолютно трезвый господин Советник департамента по делам семьи и брака, герой войны в Индии, чинно беседует с не менее трезвым дядюшкой Карлом, героем другой войны, более ранней. Они обмениваются опытом, хвастают друг перед другом военными подвигами и орденами. С удивлением выясняют, что служили в одном и том же полку, только в разное время. Это радует их и сближает. И они до самого утра делятся друг с другом общими воспоминаниями.

В это же время, благоразумная и сговорчивая Анита, вдохновленная Демокритом и Платоном, ведет непринужденную беседу о настольных играх с господином Пигмалионом, то и дело перемежая рассказ о победах в блэкджек цитатами из Аристотеля и Библии.

Пигмалион восхищен ее эрудицией и глубокими познаниями в настольных играх. Он поражен ее красотой и завороженно любуется, как Анита всей грудью вдыхает прохладный ночной воздух и, с присущим ей портовым шармом, обмахивается японским веером, который одолжила у меня.

А я, в белом платье-тунике, наигрываю на лютне минует 17 века.

Ну почему все пошло не так, скажите на милость?

22

Господин Советник с трудом оторвался от пола.

— Что-то скользко у вас тут, Людевина… Вы каким воском пол натираете…?

— Фиванским.

— Фиванским?! От него ведь и убиться можно…

Убедившись, что во всем виноват фиванский воск, а не похмелье, господин Советник успокоился. Глядя на представительниц восточного гарема, он забыл обо всех неприятностях, включая большую красную шишку на лбу, и принялся чинно раскланиваться перед экстравагантными дамами.

Наверное, он собирался представиться. Сообщить имя и род занятий, как и положено порядочному мужчине, при первой встрече с такими красавицами. Но сегодня в этом доме определенно заправлял какой-то злой рок, который так и норовил перепутать все карты. Только господин Советник открыл рот, как его опередила Беатриче:

— Господин Пигмалион, — подобострастно промурчала она грудным голосом, — Я ведь именно так вас себе и представляла!

— А мне, не поверите, вы даже приснилось на той неделе! Один в один, как сейчас! — не давая господину Советнику опомниться, воскликнула Элизабет.

— А я, представляете, вчера рисовала натюрморт. А у меня вышел как-то сам собой, мужской профиль! Вот прямо будто с вас срисовала! Я как чувствовала! — радостно сообщила Петра.

Господину Советнику стало неловко. Но устранить путаницу ему опять не дали шанса. Только он собрался открыть рот, как прямо на него, плавной походкой молодой гетеры, начала наступать художница-Петра. Она тряхнула животом, откинула назад голову с перьями, громыхнула цепями. После чего, по-хозяйски толкнула господина Советника на стоящий позади него стул. А сама начала крутиться вокруг него, то и дело касаясь его груди и лица быстрыми порывистыми движениями. Проделывая с ним этот номер, она неотрывно и едва ли не свирепо глядела ему прямо в глаза. И от этого взгляда господину Советнику стало не по себе.

Так продолжалось минут семь. Потом Петра выдохлась, присела на краешек его колена и начала говорить что-то про путаницу в жизненных обстоятельствах, постоянно поправляя у себя волосы и перья. Далее она совершенно случайно спустила с плеча лямку своего говорящего сценического костюма и выразила опасение, что, когда дело дойдет до второго тура, ему с ней, должно быть, станет скучно. Ведь о любви она говорить не умеет. Она ее просто чувствует.

«Наверное, это и есть обязательный танцевальный номер, о котором кузен написал в приглашении» — подумала я.

Но долго сидеть на коленях у господина Советника Петре не пришлось. Потому что Элизабет тоже решила продемонстрировать свои танцевальные способности. Она села ему на другое колено и что-то зашептала на ухо. Господин Советник пошел красными пятнами и скромно кивнул головой.

Тогда она столкнула с его колена Петру, схватила господина Советника за руки и вытащила на середину гостиной, где исполнила откровенный танцевально-акробатический номер. В нем господину Советнику отводилась роль колонны, вокруг которой виртуозно крутилась наша юная Галатея.

Я не смогу сейчас словесно воспроизвести всё, что мы увидели. Но уверяю вас, такие номера запоминаются надолго.

23

Глядя на то, какие сложные танцевальные номера подготовили дамы всего за несколько недель и с каким жаром их исполняли, я подумала, что мне стоит у них поучиться. Поэтому решила сначала посмотреть на танец Беатриче, и только после этого развеять конфуз относительно личности господина Советника.

Однако сразу после танцевального номера Элизабет, честный господин Советник лично приступил к процедуре саморазоблачения:

— Мне, конечно же, лестно…. Но боюсь, я… даже не знаю, как сказать…

Он начал путаться и заикаться. Никак не мог подобрать нужные слова и в конце концов решил назвать себя «двойником», что было еще хуже.

Пришлось забыть про танец Беатриче и вмешаться:

— Какой конфуз! — воскликнула я, — Я ведь вас еще даже не познакомила! Разрешите-ка я вам представлю своих подруг. Петра, Элизабет и наша самая юная и прекрасная Беатриче. С одноименной фамилией итальянской музы Данте Алигьери — Портинари. Она, кстати, тоже из Италии…

— Да вы что! — воскликнул господин Советник.

Вероятно, он был большим поклонником Данте. А будучи слегка не в себе, пропустил мимо ушей слово «одноименная». И решил, что перед ним оригинал.

— Беатриче, позвольте поцеловать вашу ручку и сказать, что я читал о вас у великого Данте!

Беатриче смотрела на него и не понимающе улыбалась. А я подумала, что сейчас к нашему конфузу присоединится еще один — выяснится, что господин Пигмалион — сумасшедший!

— Вы сам не свой! Это не та Беатриче Портинари! — зашептала я на ухо господину Советнику, — Та умерла!

— Как умерла? Почему? — господин Советник был потрясен, — Не верю… По-моему, очень даже жива…

И он начал крутить-вертеть перед собой Беатриче, чтобы получше разглядеть предмет восхищения Данте Алигьери, явившийся к нему во плоти и крови из глубины веков. Он даже приподнял у нее подбородок и заглянул в глаза.

Целомудренное покрывало, в котором Беатриче к нам явилась, успело недвусмысленно сползти на грудь и обнажить глубокую ложбину меж двумя холмами. Господин Советник заметил это и вздрогнул, как от удара тока. Он так давно был в браке, что совершенно позабыл, как выглядит грудь посторонней молодой женщины. И с непривычки испытал приступ головокружения. Пришлось усадить его на стул и насильно дать нюхательной соли.

— Господин Пигмалион, — заволновались дамы, — С вами всё в порядке?

Не понимаю, почему мне было так сложно им сказать, что красавец из грез, перед которым они только что исполняли свои танцевальные номера — совершенно постороннее лицо. Ведь каждый вправе обознаться!

Но нет! Я даже подумала, что ведь неплохая идея, выдать господина Советника за господина Пигмалиона. На тот случай, если последний не явится. Но потом вспомнила про жену господина Советника и отказалась от этой мысли.

Я взяла себя в руки и предприняла последнюю попытку:

— Дорогие гостьи! У нас сегодня такая интересная культурная программа намечается, что нас даже почтил своим вниманием сам господин Советник департамента по делам семьи и брака!

И я торжественно указала на господина Советника.

— Господин Пигмалион вынужденно задерживается, по государственному делу. Просил его не терять.

Повисла очень неловкая пауза. Дамы начали недовольно переглядываться друг с другом, и этим еще сильнее засмущали господина Советника.

Глядя на эту картину, я почему-то вспомнила, как в детстве папенька водил меня в цирк, на представление с ручными медведями. Эти прекрасные животные танцевали вальс. Но, что уж греха таить, медведи не созданы для танцев. Плавного кружения у них не получалось. Да еще они постоянно сбивались с такта: то на счет шесть пойдут, то на счет один… Но дрессировщик не отчаивался. И после каждого медвежьего конфуза говорил:

«Ай да медведи! Как стараются! Уже на такт пять пошли!»

Пойти на пятый такт считалось большим успехом для медведей. Поэтому дрессировщик не стесняясь просил публику:

«Давайте поддержим их аплодисментами!»

И публика всегда радостно хлопала.

Глядя на бедного господина Советника, который с такой готовностью принес себя в жертву танцевальным дебютам чужих невест, я почувствовала, что просто обязана его поддержать. И сказала:

— Дамы, господин Советник очень старался! Давайте поддержим его аплодисментами!

И тут же сама захлопала в ладоши.

Но господина Советника почему-то никто не поддержал. В гостиной продолжало висеть тягостное молчание, которое нарушало лишь размеренное постукивание маятника на напольных часах.

А господин Советник неуверенно пробормотал:

— Когда так сильно похожи, как мы с Пигмалионом… Ничего удивительного, что вы меня с ним спутали…. Нас даже некоторые называют близнецами…

Уж не знаю, где встречаются такие близнецы: один маленький и толстый, с коротким носом и мелкими губами. Второй — высокий и худой, с правильными тонкими чертами… Советник был «вторым близнецом».

Но чем природа не шутит? Случается ведь, и у белых родителей рождается темнокожий младенец…

Я не удивлюсь, если внешность Великого Скульптора слегка разочарует дам. Но ведь гений не обязан жить только в красивом теле. Наоборот! Обычно все гении неказисты. Однако сама жизнь неоднократно доказала, что недвижимость и яхты способны превратить любого карлика в Аполлона Бельведерского.

Затянувшаяся тишина была прервана ударами напольных часов, пробивших ровно девять. И вдруг у галатей прорезался голос:

— Почему вы сразу нам не сказали, Людевина?! Надо ли было устраивать весь этот спектакль?

— Как непорядочно с вашей стороны!

— Это вообще свинство!

А я только стояла и пожимала плечами. Возразить-то мне было нечего! А тут еще мой слуга Ганнибал решил зачем-то усугубить положение. Он вышел на середину гостиной и с жутким иностранным акцентом сказал:

— О, верховные жрицы Земного Царства! Моя наивная госпожа и рада была бы вам сообщить о конфузе. Но она сама считала, что господин Советник — это и есть господин Пигмалион. Потому что ни разу в жизни не видела ни того, ни другого… Разве что во сне…

Я посмотрела на кузена с глубоким непониманием. Зачем?! Ведь мог бы просто сказать, что господин Пигмалион опаздывает. А сейчас получалось, будто Людевина Абеляр — наивная врунья, которая сама не ведает, что творит.

— В смысле, она ни разу его не видела? А как она тогда собирается его разыгрывать среди нас?

— Это же кот в мешке, получается? Так что ли?

— Что за безумие, сводить нас с незнакомцем! У него хоть есть завод по производству туалетной бумаги? Или ей это тоже приснилось? А яхты?

— Да пусть хоть она его и не видела, но зачем нам подсовывать какого-то Советника?! Мы пришли на встречу с Пигмалионом, а не Советником!

— А вы вообще уверены, что это Советник, а не какой-нибудь проходимец?

— Так она если Пигмалиона ни разу в жизни не видела, тут кто угодно может выдать себя за него…

Такой бунт поднялся!

Я готова была провалиться сквозь землю. Еще никогда в жизни мне не было так стыдно! Внезапно мой мозг, зажатый в тиски безысходности, выдал мне отрывок из статьи, которую когда-то давно я читала на уроках истории. Там рассказывалось, как устраивались свадьбы средневековых королей. По словам автора, свадьба на таком высоком уровне — это чисто политический акт, в котором личность жениха не имеет никакого значения. Гораздо важнее те преимущества, которые получит семья будущей королевы в лице такого зятя.

— Это, конечно, преувеличение, будто я ни разу не видела господина Пигмалиона в живую, — осторожно сказала я, — Я знакома с ним всю свою жизнь. А вот господина Советника и правда вижу впервые. Но он был мне недвусмысленно представлен, в качестве официального заместителя. А что же вы хотите от высшего света? Именно таким путем и устраиваются знакомства! Один написал письмо, с приглашением. Другой его принял. А потом сказал, что задержится и выслал заместителя. Это нормально для таких ситуаций! Никто и не обязан приходить лично. А личность господина Советника была мною установлена. Достаточно, по-моему, гербовой бумаги и печати. Господин Пигмалион именно на такой мне и написал. И поставил печать. Сейчас покажу!

Я специально пошла в кабинет, дрожащими руками достала из конторки записку господина Пигмалиона. Убедившись, что она настоящая, а не плод моего воображения, я продемонстрировала ее галатеям.

А потом в голове у меня что-то щелкнуло, и начала плести всё, что приходит в голову:

— Ну что? Удовлетворены? Или я должна была спросить у него еще и фотокарточку господина Советника? Скажу больше: в королевских кругах даже свадьбы устраиваются с участием заместителей. И еще повезет, если невесту будет заменять девушка, а не юноша! А бывает, что и первую брачную ночь наследник проводит не с супругой, а с заместителем. Все это — дипломатические традиции. Зачем вам знать Пигмалиона в лицо? Какой смысл? Если есть господин Советник, который знает его лично и с удовольствием о нем расскажет. А ему — о вас! Господин Советник проведет отбор наиболее достойной. Да, господин Советник? А потом передаст Пигмалиону, который будет ваять из вас Галатею…

— Мы, вроде, ехали к Пигмалиону, — уже не так уверенно протестовали галатеи.

— Условия изменились, — сказала я, изо всех сил стараясь говорить строгим и уверенным голосом, как это обычно делает тетушка Жозефин, — Сейчас вас будет оценивать господин Советник. Между прочем, именно советники при дворе и занимались во все времена отбором кандидатов на разные должности. Включая даже на должности жены или любовницы. А не сами женихи. У них ведь может и не быть надлежащего опыта!

Скажу вам честно, я не знаю, где и когда насобирала такой этнографический материал. Конечно, кое-что я взяла из исторической энциклопедии. Но большую часть — придумала. Однако моя речь и убедительная манера тетушки Жозефин подействовали. Все успокоились.

Но только я выдохнула, как меня ожидал новый удар, которого я никак не могла предвидеть.

Для меня стало большим сюрпризом, что скромный господин Советник, оказывается, крайне самолюбив. Его глубоко задело высказывание дам, будто он для них недостаточно хорош, в отличие от господина Пигмалиона. И он решил непременно доказать им обратное, продемонстрировав свои мужские достоинства.

С гордым видом он вышел на середину гостиной, где еще некоторое время назад ползал по полу под шерстяным пледом. И начал бесцеремонно стягивать с себя одежду. Сначала на пол полетел камзол. Потом приставные манжеты. Жабо. Рубашка. Я надеялась, на этом он и остановится. Увы, благоразумие и скромность померкли в душе господина Советника, под давлением уязвленного самолюбия, которое требовало немедленной сатисфакции, в виде всеобщего восхищения. И он добрался до штанов.

Я закричала:

— Не надо, господин Советник! Не вздумайте снимать штаны!

Но было уже поздно. Наш господин Советник стоял один на один со своей гордостью, в оранжевых подштанниках. И, покачиваясь, демонстрировал мускулы на руках, груди и ногах.

Мускулы и правда оказались, что надо. Не у каждого аристократа такие имеются! На балах и банкетах ведь такие не накачаешь! А господин Советник все-таки прошел войну в Индии!

— Боже, какой красивый сильный мужчина! — вспыхнули галатеи.

— Советник, да вы — бог!

— Можно вас потрогать?

Восхищению дам не было предела. Чтобы закрепить эффект, господин Советник решил пойти еще дальше. И в подтверждение своей могучести, он схватился за мой антикварный концертный рояль 19 века и начал его поднимать. Этому инструменту было почти 100 лет! Он был главным украшением Голубой гостиной и гордостью завода «LaNitta». Под его неповторимые голос, лазурными волнами разливавшийся по дому, танцевали когда-то венские вальсы мои родители. А до них — их родители. И даже родители их родителей. Под него могла бы станцевать однажды и я. С кузеном Фредериком. Если бы не уязвленное самолюбие этого мародера господина Советника!

Я завизжала и бросилась спасать инструмент.

Но куда мне тягаться с такой мускулатурой? Господин Советник неистово толкал и толкал его кверху, пока наконец не выбился из сил. Тогда мой драгоценный антикварный рояль, гордость семьи Абеляр, был им попросту брошен, с высоты примерно четырех с половиной футов. И с грохотом ударился об пол, попутно сбив с ног и самого силача.

Дамы заверещали и стали приводить его в чувство очередной порцией нюхательных солей. Я была в полном расстройстве — вечер только начался, а у Советника уже белая горячка!

— Что вы ему споили, кузен?

Но тот только развёл руками:

— Все подряд, как и договаривались… Видимо, ему просто нельзя пить.

Вот так я лишилась половины антиквариата и вылила впустую не меньше ящика коллекционных вин. Запустила в дом мародера. Запудрила мозги галатеям. Обманула дядюшку Карла и тетушку Жозефин.

Меня ждет вечный позор и нескончаемые муки совести, за гибель антикварного рояля.

А Пигмалион, похоже, передумал жениться.

Глава 8. Я призываю на помощь высшие силы

24

Внутри меня все так и клокотало. Я уже сто раз пожалела, что затеяла этот ужасный званый вечер «Откровенность». Но все зашло так далеко! Отменить его не представлялось возможным.

Мне хотелось плакать. Я всерьез подумывала куда-нибудь сбежать или спрятаться, чтобы меня никто не нашел. Казалось, на меня надвигаются позор и беда — очень скоро правда вылезет наружу: господин Пигмалион передумал жениться! А может, никогда и не собирался. Он уже точно не приедет. И с чего я вообще решила, что он говорил это всерьез? Зная его непостоянный характер, я могла бы догадаться, что он шутит. Теперь я вынуждена буду признать, что всех ввела в заблуждение. А утренние газеты выставят меня на посмешище, с подачи несостоявшихся галатей.

Как написано в главе одиннадцатой «Настольной книги благочестивой девицы», умение сохранять лицо — первейшая задача любой молодой барышни. Но как это сделать, там не объясняется. Особенно, когда берешь на себя обязанности зрелой хозяйки в таком юном возрасте, как мой.

Так и хочется устроить истерику!

Знай обо всем тетушка Жозефин, она бы такого не допустила. Но тетушку Жозефин на помощь уже не позовешь. Кузен Фредерик перешел на сторону врага. А дядюшка Карл спит беспробудным сном.

Я оказалась в одиночестве перед большим испытанием. Потому что уже ударила в грязь лицом. А теперь от меня еще и требовалось высоко держать голову, когда имя мое начнут полоскать все, кому не лень. Я стану притчей во языцех во всей Малой Галлии, как устроительница самых неудачных смотрин, которые только можно придумать.

Я постояла в темноте библиотеки. Глубоко подышала. Сходила на кухню и попросила у Валентины, кухарки, навести мне успокоительного чаю. Выпила. Всплакнула. Вытерла слезы. Кое-как собралась с мыслями и решила предпринять последний отчаянный шаг.

В нашем приходе, сколько я себя помню, всеми важными делами заправлял приходской священник — преподобный Вальдемар. Будь-то свадьба, крестины или похороны, всегда все обращались к нему. Ни одно событие не обходилось без его участия. А если у тебя вдруг заболит душа, можно прийти к нему в исповедальню и обо всем рассказать. Говорят, сразу как-то легчает, потому что у преподобного Вальдемара по этой части большой опыт, и он знает, на какие кнопки надо нажимать. Правда, мне к нему обращаться еще не доводилось. Но ведь все когда-то бывает в первый раз!

Приход у нас, надо сказать, не маленький. Человек триста, не меньше. Если с каждым он возится хотя бы по 30 минут в месяц, значит, опыт у него и правда громадный!

А раз он способен управиться с таким большим приходом, то неужели не наведет порядок и в моем доме?

Между прочем, приход у нас образцовый. Всего-то два развода за десять лет. Восемнадцать смертей от старости за три года. Одна смерть — от пьянства за всю карьеру преподобного Вальдемара. И ни одного убийства за сто пятьдесят лет. Рождаемость тоже у нас на высоте, по сравнению с другими приходами.

Хотя статистику эту собирает сам преподобный Вальдемар, и его никто никогда не проверяет. Так что если где-то он и соврал, это останется на его совести, а мы никогда об этом не узнаем. А впрочем, даже если он что-то и приукрашивает, то не сильно. Потому что раз в год он обязан ездить на Конференцию Епископов, в Помпеи, где все преподобные со всех провинций Империи отчитываются перед Епископатом о жизни своих приходов.

Если бы в каком-то приходе процветало, к примеру, пьянство или разводы, то вся Империя давно бы об этом знала, благодаря газетам. Потому что в наших краях газеты читают все. Даже в рыбацком поселке, где живет Анита. Я и сама выписываю «Квартал королей» и «Пишущую машинку».

Преподобный Вальдемар очень серьезно относится к обязанностям приходского священника. И не прочь наставить на путь истинный любого, кто случайно забредет в его приход. Даже если прихожанин не так уж и грешен, а путь его — не так уж и тернист. Но ведь всегда можно что-то улучшить, правда?

Он у нас очень любит выступать с трибуны. Прямо как Цицерон, которому все время надо что-то говорить.

Еще он пишет длиннющие проповеди и уже несколько лет пытается их издать. Очень мечтает, чтобы все его глубокие мысли были собраны в один огромный фолиант, в красивой бордовой обложке, с золочеными срезами страниц. Но пока ни один издатель ему не ответил. А он все ждет и продолжает неистово писать, раздувая свой будущий труд до неимоверных размеров. Иногда это перерастает в у него графоманство. Он ведь нам кое-что из своих трудов зачитывал, и мы имели возможность оценить его слог. Но должны же и у благочестивого Вальдемара быть свои недостатки! Тем более, графоманство — недостаток простительный.

А на воскресных проповедях он разбирает сюжеты из Библии. Но делает это в собственной вольной манере, вводя дополнительных библейских персонажей, какие-то новые сюжетные линии и придумывая старым героям новые имена.

Однажды он разобрал всё вдоль и поперек. И чтобы не ходить по второму кругу, переключился на истории из жизни прихожан. Скажу по секрету, случаи берутся им прямиком из исповедальни. Разумеется, Преподобный имен не называет. Он даже кое-что меняет в этих сюжетах. Как правило, в худшую сторону. В общем, все персонажи выступают инкогнито. Но община-то у нас дружная — каждый друг друга знает! И даже под вымышленными именами кое-что личное всё равно проскальзывает. Так что любой герой, к своему стыду, обязательно оказывается узнаваем. Но ничего не поделаешь: грешен — терпи!

В моей прихожей стоит этот новомодный инструмент — говорящий телеграф. Всего их в наших краях три: один у меня; второй в мэрии; и третий — в церкви.

Вот я и позвонила Преподобному Вальдемару. К сожалению, полностью открыться я ему не смогла, потому что в моем доме прислуга любит подслушивать. Приходится говорить иносказательно.

Я сообщила, что в стаде завелась черная овца, которой, как можно скорее требуется наставление на путь истинный. Потому что, если ее вовремя не наставить, эта заблудшая черная овца перепортит всё стадо.

Могу себе представить, что подумал Преподобный, когда я позвонила ему поздним пятничным вечером, со своей черной овцой! Хорошо еще хоть это была не Страстная Пятница…

Но все равно интересно, как этот случай, войдет в его проповедь…

Он обещал приехать, как только закончит ужин.

Глава 9. Господин Советник на правах заместителя

25

Когда я вернулась в гостиную, дела успели удивительным образом уладится сами собой.

Господин Советник пришел в прекрасное расположение духа и сидел в окружении трех девиц, которые заботливо подносили ему то чай, то тарелку с закусками, а то и нашатырный спирт, если им казалось, что господину Советнику опять становится дурно.

А тот, приободренный дипломатическими традициями Средневековья, дарующими ему право беспрепятственно женить господина Пигмалиона на ком угодно, стал проявлять особую заботу о его семейном счастье. Он переводил взгляд то на одну, то на другую, то на третью, крутил их и вертел, прикасался к волосам и проводил рукой по талиям и бедрам. И всё размышлял и размышлял, какая же из них наиболее достойна стать галатеей господина Пигмалиона?

Вообще, он оказался персонажем весьма интересным. Чем больше я узнавала его тем вечером, тем больше удивлялась, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые грани: сладострастие и скромность; слабость характера и физическая сила; трезвомыслие и глупость.

А будущие галатеи уже приняли за данность, что им сегодня светит лишь заместитель. Но заместитель этот был вполне ничего, с красивыми мускулами, статный, породистый. Да еще и поклонник итальянской поэзии!

«Дак почему нет?» — думали они.

Тут выяснилось, что впереди нас ожидает еще один этап соревнований — в драматическом искусстве. И раз господина Пигмалиона больше никто не ждал, финикийский слуга Ганнибал официально объявил этот этап открытым:

— Госпожи, по регламенту нашего вечера, — сказал он, выйдя на середину гостиной, — каждая из вас должна рассказать одну любовную историю. Кто желает стать первой?

Галатеи вдруг засмущались. С драматическим искусством у них, оказывается, не так хорошо, как с танцами.

— Ой, не знаю, не знаю, — начала ломаться Петра, — Я пока к такому не готова… Это же личное! А вдруг моя история попадет в газеты?

— Ну что там такого у тебя может быть, Петра? — скептически бросила Беатриче, — Уж прямо тема для газет, что ли?

— А что, у меня не может быть интересной истории?

— Ну вот и расскажи нам, что интересного происходит с тобой, на любовном фронте.

— Вас что-то сильно гнетет, Петра? — участливо спросил господин Советник.

— Да не знаю… Просто как-то на душе не очень стало, когда вы спросили про любовный фронт. Я только недавно себя простила и решила идти дальше. А сейчас надо опять в это возвращаться…

И она грустно-грустно на него посмотрела, глубоко вздохнула, а потом скромно опустила глаза, на оранжевые подштанники господина Советника.

Господин Советник, помимо всего прочего, оказался еще и очень дальновидным мужчиной. Но это выяснится позже. Желая помочь ей справиться с сердечной раной, он простодушно спросил:

— Хотите, позовем священника?

— Ой, ну что, вы… Я не к тому… — вспыхнула Петра и отвела глаза от оранжевых подштанников.

— А между прочем, было бы очень кстати, — сказала Беатриче, — Преподобный Вальдемар любит всякие такие истории. Правда, тогда и журналистов не надо — обязательно прославишься на весь приход, после его очередной проповеди.

— Да уж, этот наш Вальдемар, — фыркнула Элизабет, — Слава богу, его тут нет! Нельзя его посвящать в такие истории.

— Точно! Хорошо, что у нас тайное мероприятие, — с облегчением вздохнула Петра.

И все с ней согласились.

— Ну, так кто из вас самая смелая? Кто поведает свою страстную историю и всех заткнет за пояс? Обещаю — в газеты не попадет! — нетерпеливо сказал господин Советник и вопросительно посмотрел на дам.

Вдруг из глубины гостиной кто-то отозвался низким хриплым голосом:

— Я хочу поведать. Но только, когда никого из мужчин не будет.

И по направлению к нам, пошатываясь, шла взъерошенная, заспанная Анита.

Галатеи разинули рты от неожиданности:

— А это еще кто?

— Анита, что ли?

— Если здесь Анита, то какого уровня у вас розыгрыш, Людевина? Среди дочерей рыбаков, что ли?

— Или у вас тут благотворительное мероприятие?

Аниту в нашем приходе знали все. И не могу сказать, что любили. Хотя причину этой нелюбви я никогда не понимала. Она, кстати, не самая худшая представительница рода человеческого. Хоть и бедная.

И почему я не могу приглашать в свой собственный дом всех, кого хочу?

Я представила, что бы на моем месте ответила галатеям тетушка Жозефин. А она бы приняла оскорбленный вид, отчитала бы всех и обязательно отменила конкурс. А гран-при вручила бы Аните, в назидание остальным. К сожалению, наше гран-при так и не явилось. Поэтому отменять я, конечно, ничего не буду — от этого будет только хуже. Пусть за Пигмалиона отдувается заместитель. Не я же это придумала! Тем более, я уже и священника позвала…

— Аниту пригласила я, — сказала я недовольным голосом, — Считаю, у нее такие же шансы победить, как и у остальных. Если никто не против, я буду впредь приглашать в свой дом того, кого хочу.

Образ тетушки Жозефин очень мне помог. Былая уверенность начала ко мне возвращаться. Я уже не чувствовала себя загнанной в угол в собственном доме. И смогла даже позволить себе гневно сверкнуть глазами.

Никто мне возражать не стал. И я сказала:

— Тогда тебе, Анита, слово.

Но Анита опять не оценила моих стараний и капризно заявила:

— Я же говорю — при мужчинах ничего рассказывать не буду!

— Да какие здесь мужчины, Анита! Кроме господина Советника, конечно…

— Нет, при Советнике тоже говорить не буду. Дождусь Пигмалиона.

Еще несколько часов назад она не могла оторваться от господина Советника, отвергая такую перспективную кандидатуру, как господин Пигмалион. А сейчас, оказывается, Советник в опале, а она с нетерпением ждет Пигмалиона?

— Анита?! — воскликнула я, — Это же господин Советник!

Но она только гордо отвела глаза. И тогда я все поняла. Господин Советник разбил Аните сердце, не прикладывая для этого никаких усилий. Он сидел, облепленный со всех сторон дивами Востока, одетыми в откровенные экзотические наряды, и с упоением брал из их рук угощения, которые они подносили ему, как только он переставал жевать. Они раскуривали для него трубку, подливали вино, разминали плечи. И делали все, чтобы главный приз, в лице мифического господина Пигмалиона, оценил их старания по достоинству.

А вот на Аниту господин Советник теперь даже не смотрел. Но не потому, что она ему разонравилась, а скорее всего, он просто о ней забыл. И она это поняла.

— Ну, вот как с ней быть? — вздохнула я.

— Так оно и понятно, — сказал Ганнибал, с устрашающим финикийским акцентом, — Все ждут Главного — Пигмалиона! Он же с тесаком придет, ненужное уберет, сгладит шероховатости…

— Лишнего бы не убрал… вместе с шероховатостями, — поморщился господин Советник.

— У меня шероховатостей нету, — заявила Анита, — Поэтому, если я решусь поделиться, то только историей успеха. Проблемы уже и так вдоль и поперёк пройдены.

— Что? Это проблемы-то пройдены? — усмехнулась Беатриче, — Грабли наше все! Только в новых вариациях…

— У кого как, а у меня все по-другому, — и Анита опять сверкнула глазами в сторону господина Советника, который, к сожалению, совершенно ничего не заметил, — Я свои уроки жизни успешно усвоила. У меня было много всего. И повторяться я не буду!

— Ну тогда мы настаиваем, чтобы вы нам поведали, как справились с граблями, — сказала Беатриче.

Мы все еще немного поуговаривали Аниту. И наконец, она сдалась.

Нашему вниманию было последовательно представлено целых пять из двадцати душещипательных любовных историй: про некоего Мустафу Зараветдина, Кудряша Вилли, Джима, Херника и Генри Пистолета.

Каждая из историй, удивительно похожих одна на другую, обязательно начиналась с романтической прогулки под луной. После чего сразу наступала любовная кульминация, в виде постельной сцены. А заканчивалось все всегда неизменно — граблями. Такими одинаковыми и бившими всегда в одно и то же место, что казалось, будто Мустафа Зараветдин, Кудряш Вилли, Джим, Хенрик и Генри Пистолет — это одно и то же лицо. Просто одетое в разную одежду.

Но мы так и не поняли, почему столь сомнительные любовные развязки Анита назвала «историей успеха».

Может, цель любви — в страдании?

26

Прозвучали скромные аплодисменты. Аплодировала в основном я и господин Советник. Правда, глядя на нас, галатеи тоже пару раз ударили в ладоши.

И чтобы приободрить Аниту, я начала восхищаться:

— Какая прелесть! А говорили, стесняетесь! Такой большой жизненный опыт — это предмет гордости, а не стыда.

— Да уж… — усмехнулась Беатриче, — Теперь я понимаю, что значит «Повторенье — мать ученья». Я разочаруюсь в народной мудрости, если вы еще раз встанете на эти грабли, Анита.

Но Анита колкости не поняла. Она радостно закивала и сказала:

— Да! Я усвоила уроки жизни! Но несмотря ни на что, я в любовь верю!

И она постаралась поймать взгляд господина Советника. Господин Советник намек не распознал. И послал Аните дружественный воздушный поцелуй, чем всколыхнул в галатеях неумолимый дух соперничества.

Никто из них больше не желал молчать: всем захотелось блеснуть жизненным опытом и поразить воображение заместителя господина Пигмалиона.

Вот так у нас и получается, что лучший приз достается далеко не самой умной и даже не самой красивой. А всего лишь самой активной.

И я сделала для себя очень ценный вывод: лучше один раз сделать, чем семь раз подумать.

Глава 10. Любовные истории

27

— Я тоже хочу поделиться своей любовной историей, — сказала Беатриче и вышла на середину гостиной.

— Ну наконец-то скромницы оживились! — удовлетворенно сказал господин Советник и приготовился слушать..

Но Беатриче, оказавшись в центре внимания, совершенно растерялась. Мысли застряли у нее в голове, воспоминания начали путаться. Она совершенно не знала, с чего начать.

— Может, пока присядете и выпьете стакан воды? — спросила я, глядя на ее мученья.

— Нет, не надо, — сказала она, — Я буду ходить.

И она принялась циркулировать туда-сюда, полностью погрузившись в свои мысли.

— Это я так пытаюсь сосредоточиться, — объяснила она, — Просто пока не знаю, что воплотить в рассказе…

— Ну, вероятно, любовь, — неуверенно сказал господин Советник.

— Вот с ней как раз всё сложно…

Господин Советник удивленно поднял брови:

— Ну что здесь может быть сложного? Любовь — это нежность, ласка. Это когда держишь за руку любимого человека и просыпаешься с ним по утрам в одной постели. Хотя вам это, конечно, еще не знакомо, — подумав добавил он.

— Дело в том, — переминаясь с ноги на ногу сказала Беатриче, — Что для меня — это совершенно другое…

— Другое? Что, к примеру?

— Ну… Прямо противоположное…

Господин заместитель Пигмалиона хлопал глазами и пытался сообразить, что может быть противоположным просыпанию в одной постели с любимым человеком? И почему его нельзя держать за руку? Я тоже не поняла интенцию Беатриче. А вот Слуга Ганнибал, похоже, очень быстро сообразил, что она имеет в виду:

— О, прелестная, самая мудрая и честная! — страстно воскликнул он, протягивая Беатриче бокал Сансер, — Наконец-то на этом собрании фантазерок появилась одна честная женщина! Уверен, Пигмалион оценит это и признает вас своей Галатеей. Скажу по-дружески: для мужчины нет ничего страшнее, чем иметь рядом женщину, которая постоянно врет. Сначала клянется в любви, а потом подливает яду в бокал. Ведь всем известно, для женщины самое яркое проявление любви — это месть!

— Что за чуть вы несете, Слуга?! — воскликнула я, — Какая месть? Мы говорим о любви!

— Между прочим, он прав, — неожиданно согласилась с ним сказала Беатриче, чем поразила меня до глубины души, — Моя любовь как раз лучше всего и описывается этим понятием. С некоторых пор, я разучилась держаться за руку и угощать чаем. Такова уж теперь я!

— Вот и правильно! — поддакнул Слуга, — На моей родине все женщины — такие. А месть — дак вообще считается у нас близкородственным понятием с любовью.

А потом полушепотом добавил:

— Эти два слова у нас даже пишутся одним и тем же иероглифом….

— Дикость какая! — покачал головой господин Советник, — А как же вы их тогда различаете?

— Да никак!

— Тогда можно обознаться, если, к примеру, в письме встретишь этот иероглиф…

— А так обычно и бывает! — охотно согласился Слуга, — Письмам вообще нельзя верить. Особенно если там написано о любви.

— Тогда уж вообще ничему нельзя верить! — сказал господин Советник.

— Конечно, нельзя! А вы что, всему верите, Великий господин Советник? — картинно удивился Слуга Ганнибал.

— Тогда о чем мы здесь разговариваем? Если ничему нельзя верить, то о каких любовных историях может идти речь?

Мой кузен Фредерик, по какой-то неведомой мне причине, решил полностью развалить званый вечер, который сам же и придумал. Сейчас окажется, что галатеи, для победы в конкурсе, обязаны рассказать, каким образом и когда отомстили своим возлюбленным. Видимо, чтобы в будущем господин Пигмалион понимал, что можно от них ожидать. А не витал в облаках.

Я поняла, что жизнеспособность званого вечера полностью зависит от меня. И голосом тетушки Жозефин сказала:

— Хватит словоблудить, Слуга! У нас в Империи эти два «иероглифа» пишутся по-разному. Так что не путайте дам. Пусть рассказывают самую яркую историю. А господин Пигмалион уж сам разберется, чему верить, а чему нет. Да, господин Советник?

Господин Советник кивнул.

И Беатриче поведала нам свою самую яркую любовную историю мести:

— Моя самая яркая любовь случилась во Флоренции. Мне тогда было четырнадцать. А он приходил ухаживать за нашим садом. Я любовалась его быстрыми и ловкими движениями, а его голос был очень красив и звучен.

Однажды я уколола палец шипом розы. А он нежно слизнул каплю крови и поцеловал пальцы. Это мне понравилось, и назавтра я пришла в сад раньше него и стала возиться с розами. Как и ожидалось, я опять проколола пальцы. Он смутился и предложил срезать для меня эти чайные розы. Ну и закрутилось, завертелось, конечно…

И розы, и его поцелуи были прекрасны! Эта любовь залила нас ярким светом и ароматом жаркого итальянского лета.

Однако через месяц он стал появляться реже и реже. Мне начало казаться, что он охладел ко мне. Я всё никак не могла понять, что с ним случилось. У него то мигрень, то живот… То воспаление легких. С его слов, конечно. С виду-то он был вполне здоров.

Наша старая кухарка его хорошо знала — с детства. И я начала у нее допытываться, что с ним не так. А оказалось, всё до смешного банально: у него просто есть девушка. Причем, простая прачка. И он собирается на ней жениться.

Я долго разглядывала себя в зеркало и спрашивала: «Что со мной не так?» Почему он предпочёл мою красоту, мой ум, мою любовь, в конце концов, этой простушке?! Как он посмел! Если он любил её, то зачем тогда говорил о любви мне? Я так страстно и нежно его любила, а он предал меня…

Вначале я хотела, чтобы он умер.

Потом хотела, чтобы он вернулся ко мне.

Потом я просто хотела посмотреть на него.

В следующий раз я встретила этого садовника лишь через пять лет, на площади. Во время карнавала. И не почувствовала ничего, представляете?! Только огромное изумление — как я могла умирать от любви к этому ничтожеству?!

С тех пор, ни влюблённым, ни равнодушным мужчинам я не доверяю. Да я и себе не верю.