Бесплатный фрагмент - V

Сборник «то, что было до»

2015—2016

ТЬМА

Когда Вера и Любовь умрут…

Не будет видно звезд — Мрак окутает Небеса,

Не будет слышно слез — Сын предаст Отца.

И тогда придет Она, не станет дня и ночи,

У людей закрыты очи. Она — лучи надежды

Поглощающая Тьма!

Не постучит она, входя в твой дом,

Подойдет к постели, платьицем шумя

И детским криком разорвет твой сон!

В черном-черном платьице она…

Грязно-серое лицо из пепла, вся она черна,

Ночь — мать, а Смерть — её сестра.

Ветер-братец в комнату войдет,

Ветер-брат гулять зовет.

И пойдут они гулять, тенью на кресты церквей ложась.

Города в грехах начнут тонуть,

И по канавам трупы поплывут,

И реки крови потекут,

И Цари и Боги все уснут.

Когда Вера и Любовь… умрут.

Город

Город вместе с солнцем проснется

И его лучам отражением в окнах усмехнется,

Глазом светофора подмигнет,

Когда машин поток меня обойдет.

Люблю я его, без капли лести

И каждый новый день — все те же старые песни.

Их ритм — его пульс,

Их бит — его шум.

Его шум, что воды теченье —

Несет мне покой и умиротворенье.

Его карта в голове, перед моими глазами.

Я прошел все дороги, своими ногами.

И закрывая глаза, я вижу дома.

Я слышу шум улиц, закрыв свои уши.

Этот город во мне, его пульс, дыхание

Каждое утро тебя, друг, созерцаю я.

Я говорил с тобой,

Когда говорить было не с кем.

Ты отвечал мне

Тишины словом веским.

А помнишь тот дождь весенний,

То первая была весна.

Я умер как лист осенний.

(Грядет шестая весна…)

И в священной клятве

Я пустил кровь в танец

С дождя твоей каплей,

Да, дурак, засранец…

И с тех темных пор мы вместе —

Я и город, наши души из одного места.

Спасибо тебе, за все, что сделал,

Спасибо тебе, человеком сделал.

Тьма II

Когда Вера и Любовь умрут…

Тогда не будет видно звёзд —

Мрак окутает Небеса

И не будет слышно тихих слёз,

Когда Сын предаст Отца.

Тогда придёт Она,

Когда не станет дня и ночи,

Когда люди все закроют свои очи.

Она — лучи надежды светлой поглощающая Тьма.

Она войдёт в твой дом,

Войдёт, не постучав,

Подойдёт к постели, полы платьица подняв,

Склонится над тобой

И нежною рукой обняв,

Войдёт в твой сон,

Ни слова не сказав.

Ее улыбка смертельно притягательна

И глаза, глаза её до страха привлекательны.

На её глазах рассыпались города,

Она нежными руками разрывала людские сердца.

Все повторится вновь,

Вновь прольётся ваша кровь,

Ведь вновь не видите вы света звёзд,

Вновь не слышите вы слёз

Сына, что плачет на тризне спящего давно Отца,

Вновь обречённо глядят Небеса

На апогей человечества, на начало его печального конца.

Остатки полисов начнут тонуть

В самых низких, грязных всех грехах.

Тьма посеет меж людей раздор и страх,

А пожнет бордовый, сладкий прах,

Все, что осталось на её устах,

Все, что отражалось в её тёмных глазах,

Это кровавый человечества прах.

И в объятиях её нежных рук

Цари и Боги все уснут.

Тьма, беспечной вечности блудница,

В её железных рукавицах

Полыхает последним солнцем раскаленный смерти кнут,

Один его удар и снова реки красные текут.

Времени ветер шут — её любовник,

Судьбы изменник,

Иронии инкуб и грязный плут,

Что выковал сей кнут.

Тенями на кресты церквей ложась,

Они пойдут гулять,

Никого уж не страшась.

Будут слышны лишь плач и слёзы тех,

Кто совершить успел последний грех

И звонкий царицы Мрака смех,

Когда от чёрного света

Её нежных рук,

На берегу последнего рассвета

Вера и Любовь умрут…

Дышать

Я хочу дышать свободно,

Трудности переживая стойко,

Чтоб мысли были все мои на воле.

Мечты, надежды… все ничтожно,

Когда не можешь ты дышать свободно.

Я хотел бы снять оковы,

Перестать терпеть, страдать.

Увидеть я хочу свободу,

Я хочу дышать!

И все цепи разорвать,

И твердою ногой ступать

По дороге жизни,

Не смотря на мир сквозь призму.

Мне судьба гласит:

«Не будешь ты дышать свободно,

А клеймо твое — пиит».

И молва средь всех гуляет, что я есть то, что им удобно…

Я покажу лишь жест!

И кричите дальше, громче из нор своих, удобных мест,

Ибо вы увидите лишь перст!

На рассвете я — Начало,

На закате я — Конец.

Запомните, отныне и вовек,

Я сам судьбы своей Творец…

Улица потухших фонарей

Я иду по улице потухших фонарей

Мимо предателей, воров, ****ей, родных,

друзей.

На улице потухших фонарей

Я вижу боль и слёзы близких мне людей…

На улице потухших фонарей

В оконных домов проемах лишь ветер играет…

С дымом погасших свечей.

Здесь выживают те, кто всех наглей

На улице потухших фонарей

Один закон — ступай по головам.

Улица ненужных никому смертей

Диктует нам: «Хоть сдохни, но иди по черепам.

Шагая по костям хрустящим,

Милостыни не давай просящим,

Себя и их ты уважай».

Никто здесь Богом не любим,

В отблесках костра греющихся детей

И в диком танце пляшущих теней,

Слабый… Сильный… Ты один.

Стирая ноги в кровь, не стой, иди,

Двигайся, спасайся.

Да хоть по трупам ты ползи,

Давай, беги…

Крик

Материнский дом…

В памяти всплывают светлые моменты детства,

Там легко душе согреться.

Материнский дом

Я вспоминаю, чтобы забыться… Шум листвы, аллея, парк…

Скажи, почему теперь не так?

Снег, улыбка, розовые щёки…

Как слёзы льются эти строки.

Для меня семья осталась там,

Где глаза ребёнка не видят ссор, брань.

Теперь семья лишь слово в этой строчке,

Пустой лишь звук, сухая оболочка… Вместе просто легче жить, можно жить и не любить.

Маяк ведь должен всем светить

В этом чёрном, чуждом мире.

Жаль, что света я его давно не вижу.

А наглядеться не успел, все взрослел, взрослел…

Все, что выше — восемнадцать строк.

Какой в них толк и прок?

Восемнадцать строк лишь чистой памяти и моих мыслей.

Затерялся на дороге этой этот странный смысл.

О друзья, ответьте на вопрос

Вы видели угасающий в конце тоннеля свет?

Рвался с треском ли ваш трос?

Имели ль счастье вы разочароваться в святейшем том, что есть?

Меня мысль тревожит,

Мы с тобой ведь так похожи…

Я буду видеть эту боль?

А вдруг и я такой же?

Уходя, ощущал ли на губах своих ты соль

От высохших и горьких слёз?

От детских слёз…

Что в безмолвном крике говорили: «Стой!» Ребёнку все равно, кто виноват в его беде,

Он видит то, что есть.

Что? Пришёл конец его счастливой жизни, его семье?

Холодная и скользкая, словно весь ваш чудный, мерзкий мир… Виновного ждёт месть.

Она придёт внезапно, её никто не ждёт.

Все думают, ребёнок не опасен?

Ну и зря, напрасно.

Обида не уйдёт!

Да и как она уйдёт, если, видя смех детей

И радости, и счастье всех семей,

Он видел боль утрат, потерь, обид…

Вовсе не в ребёнке жил пиит, он умрёт, уйдёт, сгорит… И упадёт, своею рифмой крылья опалив,

А ребёнок будет во мне жить.

Жить и помнить, играя на плакучей лире,

Что он, как и тогда, один, в вашем чёрном, чуждом мире

Моё племя

Безразличия ужасней,

Безответности страшней,

Халатности опасней,

Темнее тысячи ночей

Одиночества клыкастый

Дикий зверь.

Когда улицы фонарь

Всех ближе и родней,

Когда дорога — твой алтарь,

Когда не замечаешь мимо проходящих дней.

И ладно б шли они, пускай идут!

Они ведь тянутся, ползут…

Люди, смотря на небо, видят, что?

Синюю картину, лазури полотно?

Я вижу серое пятно.

Они видят переливы радужных цветов,

Я — линии покосившихся столбов,

На обочине стоящих.

Я слышу гул электропроводов,

Детей кричащих.

Дни идут и каждый раз все тот же круг:

Я и Время, Время — я.

Ничьей ознаменуется вечности моей война.

И снова я,

И снова Время,

И снова я гляжу в пустые стены.

Уличный фонарь, что из окна

Каждый вечер смотрит мне в глаза…

Он знает больше вас всех обо мне,

От света тень моя гуляет по стене.

Тем ближе тень ко тьме,

Чем быстрее угасает пламя свечи.

Она не отвечает мне,

Она уходит дальше и молчит.

И вот её не стало,

Она всегда к утру уходит.

Я смотрю в окно устало,

Думая и думая, а жизнь проходит…

Время, Тень, Свеча и стены — мои друзья, семья и племя.

И друг-фонарь, что освещает дороги моей алтарь…

Спасибо вам,

Теперь я нужен больше там, чем здесь.

Теперь я знаю, кто я есть!

Говори со мной

Говори со мной, когда останешься одна.

Говори со мной везде. Всегда.

Знала ты меня без всякой лжи и фальши.

Скажи, звезда моя, что же будет дальше?

Одинокая луна, что свет холодный излучает,

Такая же, что и моя душа — в молчании утопает.

Так говори ж со мной, молю,

Несмотря на беды и ненастья!

Не дай ей утонуть, прошу!

Говори, говори со мной,

Спаси душу, подари мне счастье!

Счастье… знать, что все с тобой в порядке,

Что сейчас с тобой, и кто…

У меня всегда все хорошо

Со мной всегда… Никто.

Признание

Глаз твоих голубое сияние

Излучает чистое очарование.

Ты весь мой жизни смысл,

Об одной тебе мои все мысли.

Любви предмет и обожанья,

Клянусь, что для тебя будут все мои старанья.

Клонюсь перед тобой, прошу прощенья

За причиненные страданья, душевные терзанья.

Ты мне ниспослана судьбой,

Мой ангел, я здесь, весь твой…

Моя вера, солнца луч, в тоннеле свет,

Люблю тебя, вот мой ответ

На не заданный тобой вопрос.

Мою душу больше не скуёт мороз,

Что аккуратной поступью шагая,

Кристалл души своею чернотой марая,

В бездну обречённости загнать хотел меня.

Я люблю. Я готов кричать на улице всем это.

Кричать в проулках, на проспектах,

По набережным взбегая парапетами,

Я люблю тебя зимой, весной и летом…

И осенью, с хандрой плаксивой, сидя у окна,

Смотря на город, следя за каплями дождя,

Что падают так медленно в свете фонаря,

Помни, я везде, всегда люблю тебя…

Комета

Мне бы больше в мыслях света, простоты

И тихий звон рассвета.

Я хочу, чтоб рядом была ты,

Моя звезда, моя комета.

Комета озарит мой добрый путь,

С которого мне не свернуть,

Который я искал за смыслом, цензом, сутью.

Мне б найти души покой,

Что в бессильном белом гневе

Вырывается из плена,

Видно, сего счастья недостоин.

Я искал, но не нашёл,

А что нашёл — то растерял.

На своей дороге много повидал,

Через многое прошёл.

Но свет моей кометы где-то внутри,

Все ж внутри меня горит

И каждый день — весна,

А вечер — лето.

В моём сердце навсегда

Свет моей кометы…

Спокойной ночи

Надеюсь, прочтешь,

Как снов желаю сладких.

Снов добрых, ярких.

Надеюсь, поймёшь.

Ты, конечно же, все поймёшь…

Ты поймёшь меня с полуслова.

Нет в жизни смысла иного

И цели другой

Как посягнуть на счастье всегда быть с тобой.

Обещай, скажи лишь «Да»,

Я встану на колено, два,

Будь со мной всегда.

Опуская веки,

Я представляю тебя…

Рифма здесь куцая,

Неровен стиль и строй…

Но мысль настоящая, неглупая,

О вечной любви и жизни с одной лишь тобой…

Наследие

Я воздвигну памятник себе нерукотворный,

Тысяч солнц он будет лучше.

Нас лучше будут наши дети, бесспорно.

Ведь поколение новое прошлого не может быть хуже, худше.

Чем прекраснее закат, тем ярче рассвет.

Но с тем закатом моей эпохе конец…

Не так уж смерть страшна,

Как осознание того,

Что за порогом тьма

И больше никого…

И научили нас отцы,

Что не боятся лишь глупцы.

Кто не боялся,

Тот не жил,

Кто не любил,

Тот не рождался.

Любви я покорился,

А что до смерти?

Перед смертью склонился,

Ведь величие её было б глупо отрицать.

Не ровен час, и я уйду,

Но с улыбкой аль слезою открывать

Врата? В аду? В раю?

Куда я попаду?

А может никуда?

Или никогда я вовсе не умру?

Я буду жить в сердцах

Своих любимых, близких.

Я буду помнить и любить в своих стихах.

И пером в грехах своих,

Раскаявшись, уйду.

Со мною рифмы пепел и мой прах…

И времени гонец разнесет сие по миру…

И все услышат звуки моей бессмертной грустной лиры…

Разлука

В чем прелесть расставаний и разлук?

В чем радость одиночества и ожидания мук?

Смотреть через окно на такой же одинокий древа сук?

И с нетерпением ждать в дверь руки любимой стук?

Засыпать и просыпаться, ожидая сообщения звук,

Когда телефон не выпускается из рук…

Как без тьмы не может ярче литься свет,

Так без расставаний не заметно радости от встреч.

Как вечером, зимой, кто-то жаждет лета,

Так и некто уж готов глотать слезную разлуки желчь.

Но не я, я не готов на это…

Я готов целовать тебя, прерывая сладкий сон…

Бежать к тебе, откладывая все на потом.

Я готов отдать тебе всего себя.

Я просто ведь люблю, люблю тебя.

В чем прелесть расставаний и разлук?

В горячих твоих, горьких слезах?

Поцелуй. Теперь и на моих щеках.

И ты слышишь громкий сердца стук…

Я готов его вырвать из груди,

Чтобы не слушать его стук.

Я хочу, чтобы рядом была ты

И чувствовать хочу касанья нежных рук…

Я стану ярким маяком, звездой,

Помни, я с тобой…

Помни, стоя на перроне, провожая свой маяк.

Помни, проводя ладонью по стеклу оконному вагона.

Без тебя моей душе прожить нельзя никак…

Останется лишь ветер

Запах смерти в этой стороне

И пропитанной кровью породы.

Я иду по выжженной траве,

Слыша хруст мёртвой природы.

Я провожу рукою над углями,

Смотря на пепелища городов,

Шагаю по расплавленным камням,

Будто меж Содомом и Гоморрой…

То был всего лишь сон,

Но не хотел сказать ли нечто он?

Новости. Утро. Читаю газеты.

Как обычно, дебаты, политические пируэты,

Дерзкие споры и лидеров мирских ответы.

Сколько их на планету?

Триста? Пятьсот?

Этих… Мировых отцов…

Они осознают потом,

Что не видел их мой сон.

Лишь камни и трава.

Лишь пепел, кровь и мёртвая Земля…

Я засыпаю и снова сон

О том, как война стучит в мой дом.

Стучит, двери вырывая.

Стучит, стены разрушая.

Я признаюсь, да, боюсь.

К чему тут лишняя бравада,

Когда к границе едут танки для осады…

Чего боятся больше своей смерти?

Если уж бояться…

Скажу без фальши, лжи и лести,

Чего страшатся…

Увидеть Олимпа падение своей страны?

А не все ль равно, где жить?

Увидеть смерть родных

И все грехи войны.

Потерянных любимых невозможно оживить…

Я видел небо в огне

Бремя пророка на мне…

Я видел небо в огне,

Пожухлую траву и красные камни,

Детский рисунок на стене

И выбитые окон ставни

Ни символов, ни веры, ни церквей.

Ни идолов, ни тени, ни людей.

Один лишь ветер гуляет в пакете.

Ни одного жизни признака.

Ветер от заката до рассвета

Гуляет по земле одиноким призраком.

Помолитесь всем богам,

Чтоб мы не шли по мировой войны следам.

Скажите всем любимым и друзьям,

Как без них было б трудно вам.

Без них труднее жить,

Без них страшнее…

Без низ одиноким ветром можно стать

И в пакете пропадать.

Ветер облетит и запад, и восток,

Едва касаясь парижских башен и статуй никому не нужных теперь свобод.

Ветер от заката до рассвета

По пустым гуляет пакетам.

На рассвете пепел и трава.

На закате Солнца кровь и погибшая Земля…

Пустые листочки

Тебе ближе мутные воды реки,

Чем солнца лучи, что так далеки.

Предашься забвению этой пучины

Или дальше будешь смотреть на эти картины?

От бессилия бьешь стены,

Опять и снова,

Разбивая руки в кровь,

Вновь и вновь…

Вновь глядишь в окно —

Опять одно и то же,

Все то же панно

Из случайных прохожих…

Твои мысли, словно полеты —

То падения, то неожиданные взлёты…

Нет постоянной опоры точки,

Как и в этой строчке.

У кого-то дочки-сыночки,

А у кого-то исписанные, но пустые листочки.

Чернила катятся вниз,

Рисуя контур Её у берега моря,

Он опустошенный падает ниц,

Перед ней, преисполненный горя…

Каждому свое

Каждому свое

Кому-то писать стихи,

Видимо, это мое,

А кому-то совершать грехи.

Мои мысли вовсе не легки

Кому что…

Кто-то пишет о гетто,

А мне что?

Это все было где-то…

Гуляя по ночным дворам,

Смотря вверх на высотки,

Я вижу бетонный капкан

С окнами и лестничными стопками.

Все это я видел где-то,

То ли наяву, то ли во сне…

Я писал стих этот

И слеза катилась по ее щеке.

Все как обычно

И не такое бывает

Этот обычай вошел в привычку —

Из двух один всегда страдает.

Я стоял у окна в поисках музы,

Вспоминая весь жизненный путь.

Чередовал репиты и рефьюзы,

От разговора пытаясь улизнуть.

Музыка где-то играла,

Я не слышал ее слов,

Как вдруг она встала и сказала,

Чтобы я покинул границы ее снов.

Я ушел.

Буду творить на крыше высотки.

Стопки лестниц все прошел,

Дабы увидеть целый мир, нитями улиц сотканный.

Я знаю, смотря из окна своего на ночные дворы,

По щекам катятся слезы твои

И мысли твои вовсе не легки…

Кому что.

Кто-то хочет легкой жизни,

А кто-то исполняет все его капризы.

Кому что.

Кто-то работает, не покладая рук,

А кто-то пытается всех согнуть.

Кому что.

Кто-то только выбирает свой жизни путь,

А кто-то уже с него сошел и хочет все вернуть.

Кому что.

Кто-то болеет и ждет, не читая между строк,

А кто-то думает, есть ли во всем этом прок…

Кому что.

Кто-то идет на эшафот,

А кто-то говорит, что он пророк.

Кому что.

Кто-то раскопал топор войны,

А кто-то видит будущего сны.

Кому что.

Кто-то хочет написать сотню строк,

А кто-то говорит, что он бестолковый идиот.

Кому что.

Кто-то утопает в проблемах,

А кто-то рад за всех нас.

Кому что.

Кто-то задыхается в эмфиземах,

А кто-то в жизни видел только страх…

А мне что?

Не найти мне легкой жизни,

Я не помню, что такое капризы.

А мне что?

Я работаю, не покладая рук,

Зная, что некому меня согнуть.

А мне что?

Я выбрал свой путь,

Ничего мне не вернуть.

А мне что?

В этом будет прок,

Когда она увидит смысл между строк

И все поймет.

А мне что?

Я был на эшафоте.

Смысл быть пророком?

А мне что?

Я напишу сто строк,

Я ведь не бездарный идиот.

А мне что?

Я закопал топор своей войны

А мне что?

Я видел эти сны…

А мне что?

Я тонул в проблемах.

А мне что?

Я задыхался в эмфиземах.

А мне что?

Я простил всех вас

И вас, и свой страх…

Каждый выбирает свое,

Нет места случаю и судьбе.

Кто-то пишет стихи о жизни,

Мерцая одной лишь искрой в костре,

Но каждому свое…

Главное, вовремя выбрать,

Кто он и что

Способен на кон поставить,

Поставить и выиграть

Черную метку или небо в огне.

Или сыграть на любви рулетке,

В надежде стареть и на фото семьи своей смотреть

В деревянной рамке на стене.

Каждому свое.

Быть счастливым отцом,

Не откладывая все на потом

Или быть сожженным ветреной жизни костром.

Каждому свое.

Кому-то писать стихи,

Видимо, это мое,

А кому-то молиться за чужие грехи…

Каждый выбирает свое…

Больше

Больше звезд на небосклоне,

Больше красок на холсте,

Меньше расставаний на перроне,

Меньше грустной лирики во мне.

Большего синего на небе,

Больше красного в огне,

Меньше тусклого во мне

И больше яркого в тебе.

Я желаю хорошего больше,

Больше большего,

А грустного поменьше

И меньше лишнего.

Лишнего и правда много,

А до хорошего совсем немного,

Рукой подать…

Не легче ль отпустить, чем ждать?

В чем-то победить, в чем-то проиграть,

Что-то сшить, а что-то разорвать,

Где-то уступить, а где-то обогнать,

Кому-то крикнуть, кому-то прошептать.

Крикнуть тому, кто не слышит,

И прошептать не тому, кто умеет слушать,

А тому, кто действительно услышит

И жизнь вдохнуть в того, кто любовью дышит…

Уступить из уважения,

Обогнать, не терпя поражений,

Сшить новой жизни шелковый путь

Или разорвать старой хлестко бьющий кнут…

Себя ли победить

Или себе же проиграть?

Труднее сердцем отпустить

Или сердца ждать?

Я хотел пером сердца сжигать,

А не квадратной рифмой музу отравлять,

Ну вот, опять…

Ну вот опять дожди,

С неба падает одинокий солнца луч,

Совсем немного подожди

И не будет больше темных туч.

Солнце переливается в бокале,

Наполненном кровью Христа,

Люди так много страдали,

Что потушили слезами

Огонь Прометеевого костра.

А я хотел бы меньше расставаний на ночном перроне

И печальных дум в трясущемся вагоне,

Больше ярких звезд на небосклоне,

Больше большего хотел,

Но ничего не сделал, не успел

Или вовсе расхотел

Больше теплого в огне

И меньше серого в том сне,

Больше ярких красок на холсте,

Больше доброты бы в них,

Больше смысла в этот стих…

Фотографии

На старых фотографиях так молоды мы были,

На старых фотографиях мы улыбались и любили.

Я смотрю на них, на эти лица,

Что с улыбкой на меня глядят,

Этот стих, что в руках синица —

Единственное, что сумел поймать из прошлого и не потерять.

Пройдут года. Останутся лишь воспоминания

Светлые. Забудешь споры и разногласия.

Будешь помнить лишь о том,

О том хорошем и былом,

Что осталось на старых фотографиях.

Ветер-время нас изранит, растрепает,

Шрамы каждому оставит,

Разбросает нас, кого куда,

Не оставит на лицах былых улыбок ни следа,

Кого-то и вовсе сотрет в песок навсегда.

Мы встретимся, спустя года…

Кто-то пожалеет, что не звонил и не писал,

Кто-то поведает нам, кем стал,

А кто-то лишь с нами улыбался

И признаться боялся,

Как он страдал,

Кто-то любимых нашёл,

А кто-то потерял,

Кто-то в лица лгал

И в тени стоял,

Но каждый надеялся и встречи ждал.

На старых фотографиях так молоды мы были,

На них мы лишь в начале пути стояли,

На старых фотографиях мы верили и любили,

На что же мы светлой юности улыбки променяли?

На взрослый взгляд и в лице серьёзность

Или на унылость и обречённость?

Что с нами стало?

Куда огонь пропал?

Мое сердце вниз упало,

Когда фото мрак чёрных лент обнял.

Те, кто со мной на фото улыбался,

Их нет, в вечности их образ затерялся.

Прошли годы, остались лишь воспоминания,

Забылись споры, разногласия,

Я помню лишь о том,

Что осталось на старых фотографиях.

О светлом и былом

Остались лишь воспоминания,

О друзьях, улыбках…

На старых фотографиях…

В моей голове

…А я тогда ещё редко брился,

Много очень пил,

Чаще матерился и

Не писал стихи…

Много людей вокруг,

Много вокруг глаз и

Пьяные глядят только твои,

Мой непонятый друг.

Забытый всеми ребёнок,

Забитый небытием,

Пущенный в адский круг,

Такого не простишь им,

Какие-то люди вокруг…

Блеклые стены,

Тусклые люди

Ведут к гликодину,

А он к небу синему.

Тебя много кто обидел, но

Защитить никто не смог.

Много кто видел разбитой,

Но видел ли бог?

Мало кто слышал всхлипы,

А слышал ли он?

Как приятно чувствовать крики

И ненавидеть душой.

А слышал ли он?

Тот, что редко брился и

Часто пил,

Ходил ушатанный вдрызг, матерился и

Не писал тебе стихи.

Он мог разорвать этот круг,

Если бы захотел,

А ты влюбиться в него,

Но палец твой висок вертел,

Как много людей вокруг…

Их взгляды пронзают вас двоих,

Не видно глаз твоих,

Но пьяные, они смотрят на него,

Смотрят давно,

Но только пьяные

Любят его.

Счастливые минуты,

Несчастные часы,

Мутное утро,

«Бесцельно прожитые дни».

Ссоры и обиды,

Таблетки, лекарства, подвиды резины и иглы…

Расставаний горечь

Не перекроет

Радости встреч,

В постели, в атаке, на передовой

В животных схватках — звериный рев и вой.

Войны гормонов, дерутся флюиды…

Пульс чаще,

Псевдосчастье,

Тело ближе,

Тело стонет,

Стонет и дрожит.

«Это все напрасно…»

Но сердце из груди бежит.

Моё ненастье,

Задумалось, голое, лежит,

Курит мои сигареты,

Курит и молчит,

Ничего не спросит

И не даст ответа…

Как мало людей вокруг,

Почти никого.

Луна сегодня — идеальный круг.

Трамвайные ветки затихли давно

И не горят огни

Среди бетонных хижин,

Мы тут одни.

В минуты разврата и блуда

Позабыли бога своего,

Тонули во Грехе,

И в который раз, ты пьяная дура,

А он, в который раз, пьяный в тебе…

Что за мешанина

В твоей голове,

Под глазами,

За подводкой и тенями, мешковина.

Спасибо тебе.

Это все было глупо.

С каждым мутным утром,

Понимал все яснее

Бесцельность прожитых дней.

«Это круто,

Ты прекраснее всех,

Но дело во мне…»

И я, и ты

Все мы в моей голове.

Все в жизни кончается, но не в голове…

Сотни историй, сотни жизней

Не отправить в крематорий

Живых трупов мёртвых мыслей,

Мы с ней

Все повторяемся быстрей…

Я скажу, спасибо тебе

За ещё одну жизнь

В моей голове,

Спасибо за все,

За шрамы и опыт,

Не купишь на рынке,

Спасибо тебе.

Мне было с тобою приятно, ты говоришь «тоже»,

Но я знаю, ты врёшь же,

Я помню тот ответ!

Снова лжешь мне…

Это в моей голове.

Теперь ты другая, может даже не в этой стране,

Ты реальная… Слишком.

Чужая.

Но спасибо за то,

Что осталось в моей голове,

В голове, где

Исправлены фатальные ошибки,

Сорваны наглые улыбки, где…

Жаль, что только в голове,

Но спасибо и на этом,

Спасибо тебе…

На этой мостовой

Медленно иду по мостовой

Над темною рекой.

Странно на меня глядит городовой,

Так же каждый первый и второй

Глядит прохожий рядовой.

Переулок темный и косой

Смотрит на меня желтыми глазами фонаря,

В то время как во всех дворах

Домой бегут на всех порах

Дети, на обеспокоенные гласы матерей.

Вовсе не удивительно,

Ведь давно уж поздний вечер.

Они — не я, они не могут слушать музы речи

Стоя подле холодной темной речки.

Да и кто может?

Прочие? Весьма сомнительно,

Вы отличаетесь разительно

Не то, что от детей,

От маленьких, в шарфах и варежках, домой бегущих людей.

Для вас почтительным

Считается считаться выше прочих всех людей,

Хоть если вы и ниже прочих, взятых вместе всех и падших во грехе ****ей…

Медленно шагаю по дороженьке пустой,

На меня глядит бездомный, грязный и босой.

Он протягивает руку,

Уповая на милость мою,

Но каждый сам выбирает участь свою,

Говорю я ему.

Услышал он лишь проносящийся мимо звук

Моих ботинок размеренный стук.

Все не могу понять себя никак…

Я левый, правый…

Черный, белый, серый?

Я лишь родился и внезапно поседел,

Я лишь напился, как в жажде весь сгорел.

Я журавль аль синица?

Я свободен или в клетке птица?

Я пожарище или зарница…

В этих заумных, без смысла вопросах

Не вижу ни толка, ни даже спроса.

По мне так легче растить кусок медного купороса,

Чем отвечать на любой из этих вопросов.

Но я отвечаю и новые задаю,

А коль задаю, значит мыслю,

А пока я мыслю, я живу.

Я живу, дышу, хожу

По мрачной мостовой,

Где каждый второй —

Прохожий рядовой,

А первый — бездомный босой,

На этой набережной,

На этой мостовой,

Над этою рекой,

Неказистой и кривой

Каждый сам выбирает путь свой…

Я Вам надоел

Медленно иду по мостовой

Над темною рекой.

Странно на меня глядит городовой

И прогулок такой тёмный и пустой.

Ваше личное пространство,

Словно княжны блестящее убранство,

Доступен одной лишь вам

Ваш блестящий хлам,

Ваш личный храм.

Я вам надоел, княжна,

Чего же боле,

Я вам надоел, княжна,

Корабль князя тонет,

Но вы ему нужна.

Медленно иду по узенькой дороге,

Я у вашего порога.

Солнце и луна за горизонтом в прятки играют,

Мысли, как снежинки ночью, кружатся и летают.

Уж глубокий вечер.

Снова льются музы речи…

Я вам надоел,

Говорит мне боль немая

И взгляд пустой,

Что князь перегорел,

Даже немного постарел.

А я вам надоел!

И не спорьте!

Пожалуйста, не троньте,

Коль я вам надоел,

Я постою в сторонке…

Это вовсе не капризы избалованного мальчишки,

Ах, какие мы лгунишки!

Убрать бы все замашки и излишки,

Вот, что было бы не лишним.

Люди собирают яркие игрушки,

Серебряные шишки,

А я вам, наверное, надоел…

Наверное, я лишний…

Верь мне

Сомнения убивают доверие.

Преданности нет

И взаимности в глазах.

Теперь и я

Посмел пойти на грех

Блуждать в сомнениях.

Я не был королём,

Я был шутом,

Которому не стать героем.

Оставить все в покое?

Тогда снова ждёт корона изгоя,

Хоть шут и большего достоин.

Сомнения убивают любовь,

Они выпивают нашу кровь

И сжигают нервы

Вновь на костре они первые.

Снова и вновь,

Думая о том, что кто-то может врать и предавать,

Ты сам можешь начать любимым лгать

И себя обманывать.

Сомнения — порождения ада.

В горящем колесе Сансары

Медленно катят нас к своему Тартару.

Верь мне, смотря в мои глаза,

Я верил, смотря в твои.

Все, что есть у меня,

Все, чем обладаю,

Единственное, чего не потеряю,

Это моя дурная голова и ты,

И безмолвное «за прошлое прости»

От сомнений не избавиться,

В себе их задавив.

Хоть и задавленными, но все ж останутся

И вскоре лишат тебя того, кого ты полюбил.

В любви которому ты признавался,

О ком думал, когда один остался,

За кого молился и потерять которого боялся,

Пред кем ты присягнул и пред коим ты склонился.

Чёрная рука сомнений потянется к тебе и начнёт душить,

Дайте сил хотя б в себя поверить, боги!

Трудно все ж любить,

Ощущая на себе страдания любимых и тревоги.

Верь мне, во что бы то ни стало,

Стань ко мне на шаг ближе,

Дай свою ладонь.

Солнце за горизонтом пропало,

Бросим сомнения в огонь,

Я их ненавижу.

Верь мне, сомнения рождают страх.

Страх любимых разлюбить

И в обреченных ожиданий днях

Себя же утопить.

Они — наш абсолютный крах.

Они оставят от любви лишь прах

И верности пепел.

Палач сомнений ведёт меня на плаху,

А рассвет наш первый так ярок был и светел

И птица пела песнь о последнем лете…

Дурная голова шута, который не герой

Полетела с плеч долой,

Теперь он даже не изгой.

Бросил на синее небо свой последний взгляд,

И подумал, как трудно все, чем обладал терять.

В памяти глаза твои,

Какой-то стих,

Да безмолвное «прости»

За прошлое простила ты

Смотря в его глаза?

Ирония судьбы,

Умирают любви шуты

А выживают палачи сомнений

И бесноватые цари…

Раньше

Я мало помню из того, что было раньше.

Все мы стали просто старше,

Старше и от детства дальше.

Раньше краски были ярче,

Ароматы были слаще

И небо было мягче,

В глаза смотрели чаще.

Раньше были горы круче,

А люди смеялись искренней и были лучше,

И рисовали образы, смотря на тучи.

Мы уж за той чертой,

Когда ошибки жизни учат,

Когда трудно быть самим собой,

Вслед идя за колеёй кривой.

Мы уж за той чертой,

Когда не время вспоминать о том, что было раньше,

Когда нужно рвать тернии все яростнее и дальше

К звёздам путь прокладывать своей рукой…

Стихия

Там, где они обнявшись стояли,

Грозные волны разбивались о могучие скалы

И беспощадно избивали берег мрачного моря,

Моря печалей и черного горя.

Ее взгляд направлен был в страшную даль,

В сторону беспощадной стихии,

Но как бы волны ни бушевали,

Стихии не достать было их.

Они покорены были другой стихии,

Она была прочней, чем камень, чем сталь,

И как хрусталь хрупка была,

Светла, священна, как Грааль.

Любви маяк над пропастью светил,

Одуматься двоих просил,

Все то же вторил, да говорил,

Что не видел и не увидит больше такой любви двоих.

И все же, он светил

И от света тени тех двоих

Соединились две в одну,

И от света маяка любви

Вперед вдвоем пошли ко дну,

На встречу с темной пучиной,

Оставив от маяка,

У белого храма

Лишь руины

И поцелуй у обрыва

На память…

Лишь тени темными были в них,

Они ушли и ветер стих.

Совсем недавно он их волосы трепал

И порывы его хлесткими ударами били по лицу,

Он не знал, что чистую любовь они несут,

Ох, если б только ветер это раньше знал…

А как узнал, так и в мгновение пропал

И стало тихо, как никогда,

Замолчала даже буйная вода…

История любви за секунду, за мгновение,

Тишина, полет, двоих дыхание,

Два сердца стука

И на сотни миль ни звука.

Еще секунда и слышен был всплеск воды,

Два тела больше не зажгут огни любви

На маяке,

Оставив ветер одинокий на скале.

Там, где волны разбивались о скалы,

Где взгляд ее направлен был в даль,

Где слезы ее горячие стекали по щекам,

В том месте рыдала сама Печаль,

Там, где даже ветер времени затих,

Они пообещали,

Что если уж не вместе,

То лучше уж не жить…

О кровавой колыбели

Я сжигаю пёстрые флаги

И срываю стяги систем.

Я с вами не солидарен,

Вас устраивает тень от стен.

Не слышна импульсация вен,

Нет в вас духа перемен.

Хоть и кричали громко,

Все же вы просили тишины,

И засыпаете теперь спокойно,

И глядите в радужные сны.

Революционных нет настроев,

Ах, как же я разочарован,

Хоть и висит у каждого в шкафу австрийское ружьё,

Вы рады коробчатым постройкам эпохи перестроек.

Ваше солнце вовсе не моё,

Оно яркое снаружи, но тусклое внутри.

Оно боится лёгкой стужи и скоро догорит.

И веру я проклял,

Отрекся от ваших богов.

Они лепетали так сладко,

Но пожирали скотов

Различных и преисполнены грехов

Больше были и к Дьяволу ближе,

Чем я.

Я вас ненавижу,

Ненавижу ваши лица,

Как мёртвая синица,

Вроде птица,

Но не летит уж никуда.

Так и ваши лица,

Вроде живы, молоды и что-то даже говорят,

Но без толку и цели нет, и очи вовсе не горят.

Прошла эпоха великих поэтов,

Прошла эпоха эстетов

И даже всех их скелетов.

Нестареющие отцы рифмы постарели,

Надгробия героев всех истлели…

Деревья пошатнулись

И птицы ввысь взлетели.

Мои рифмы ещё не истлели,

Не на того вы замахнулись,

Мои уста ещё не допели

Песнь о кровавой колыбели.

В стране сугробов и до дьявола чистых снегов

У каждого, кто слышит, закипает в теле кровь.

Не так здесь часто слышат музыку красной капели

И падающих с олимпа столпов.

Черно-белая Эпоха

Черно-белая эпоха,

Череда ненастий, разочарований,

Грустный праздник

Под песни водостока.

Черно-белая эпоха,

Удивлённое сознание крохи

И взгляд на небеса.

Он теперь не верит в то,

Что создал сам.

Он никогда не знал, чего хотел.

Экзистенциальные пустоты,

Заполняют ума палаты,

разума чертог.

Он лежал в кровати

И считал овец,

Пора бы засыпать,

Но ночи уж конец.

И тут он понял,

Посмотрев в окно,

То же самое панно

И все опять серо,

Слёзы высохли давно.

И тут он понял

И перо он снова поднял,

Пришла черно-белая эпоха,

Время грустных строк…

Улица потухших фонарей II

Я иду по улице потухших фонарей,

Ни капли света в этой стороне,

Я иду мимо прохожих, всех своих друзей

И взгляды мрачные лежат на мне.

На улице потухших фонарей

Боль и слёзы близких мне людей

Разбиваются каплями дождя о камни

И через выбитые ставни

Души мёртвые глядят,

А у фонарей, погасших, их надгробия стоят.

На улице потухших фонарей

Нет ни законов, ни королей.

Здесь выживают те, кто всех наглей, хитрей.

Те, кто бьёт сильнее и быстрей.

Улица потухших фонарей

Преисполнена шепота дурных людей,

Злых гениев речей.

У костра пороков и огня страстей

Танцы демонов людских, адских чертей и их теней.

Ни шума здесь, ни суеты и гула проводов,

Нет мелодий улиц прочих городов,

Есть пара покосившихся столбов

Вокруг покинутых домов.

Вокруг сереющих домов,

Вокруг аллей кривых столбов

Сады из черепов Отечества сынов,

Овитые цепями своих цинковых гробов.

Нет места беспокойству, беспорядкам,

Ведь прошлых правителей порядки были шатки,

А цари, правители, помазанники божьи — на грешки людские падки.

На Улице все льстят себе самим так сладко,

Правда же отвратна,

Привкус её гадок,

Речи низших были гладки,

Им лучше ползать, живя превратно.

В небе грома раскаты,

Как и кости в гробах солдат,

Рисовали громкими красками

И обещали Улице вернуться когда-то.

Иссохшие руки матерей

Кормят голодающих детей,

Пока улица потухших фонарей

Полна бессмысленных смертей.

Я же, как и все, иду по этой улице,

Скорбь рисует тенью на моем лице.

Никто здесь Богом не любим,

Хоть херувим иль крылатый серафим,

Наглый, добрый, гений злой

Или череп былых времён пустой,

Все же, на дороге этой, ты один…

Здесь каждый строит свой алтарь,

Чтобы зажечь хотя б один фонарь…

Желтели мимозы

На подоконнике желтели мимозы,

На столе лежал раскрытый роман.

Ты любила поэзию и лёгкую прозу,

Когда в строках не царит обман.

Быть может, чем-то я обидел,

Прощения не попросил

Или света рядом не увидел.

За то себя казнил,

За то себя возненавидел.

Я сожалею, что тихо молчал

И постоянно что-то невпопад шептал,

Когда нам было хорошо.

Я сожалею, что громко кричал,

Когда все было плохо,

Сам себе руки связал.

В ярко-красном поле

Мы рисовали счастьем на холсте.

Мы играли наши роли,

В театре боли,

Со скорбью на лице.

Мы истины не видим,

Хоть и в глаза глядим,

На дорогах длинных,

Странных, страшных, неисповедимых

Запутаться легко и потерять любимых.

В моей голове поселился туман,

А в твоей крутятся те же картины и сны,

На столе пылится какой-то роман

И вянут жёлтые послы весны.

Я помню первую встречу в сентябре,

Когда все зелёное тонуло в золотом огне,

Багряное солнце купалось в морской воде

И ветер игриво бегал позади людей.

Я увидел те голубые глаза

И оглянуться не успел, как пришла весна,

Наша первая весна…

Если б мог тогда я знать, как ты мне была нужна…

Ни за что не бросил бы тебя,

Ни за что б не отпустил.

Но за весною шла весна,

А я все также парня кареглазого казнил.

Но годы быстро пролетели.

Прошлых лет все бури и метели

Давно уж позади.

Снова вместе я и ты.

Теперь, как и тогда,

Грядет весна,

Какая-то по счёту.

Теперь, как и тогда,

Несу красивые слова

К падениям и взлетам.

У подступов шестой весны

В голове твоей о первой сны,

А в моей — туман не мягкий,

Жёсткий, как капкан.

Капкан напоминает тюльпан…

Ты говорила, что не нужно роз,

Я обещал, что не будет больше слёз,

Но в итоге музыка слез

Звучала чаще шёпота роз…

Тебя разбудит тихий звон рассвета,

А тонкий лучик света

Укажет на солнечного цвета мимозы.

И аккуратно ступая по весенним цветам,

Ты заметишь наш новый роман,

Он будет словно весь из роз

И на солнце блеснут капли радостных слёз.

Наша жизнь — череда снов и грёз.

Белый — чёрный, чёрный — красный,

Сладкий сон — сон страшный,

Но когда два сердца бьются в унисон,

Все страхи не опасны,

Все опасения напрасны,

Каким бы чёрным ни был сон.

В разочарования минуты,

Если ожидания окутают вдруг путы,

Когда останутся лишь пустые в жизни атрибуты,

Ты вспоминай те первые тюльпаны

И знай, и помни, как нужна мне.

Крик II

Ты снова смотришь на меня с упреком,

Разумные речи тонут в коварном хмеле.

Мне и правда легче выражаться рифмами и строками,

Чем слушать, что я одиночка, которая наглеет

С каждым днём.

С каждым рассветом все дальше и на потом

Откладываешь взрослые разговоры о том,

Что я взрослею.

Ты что-то говоришь, кричишь, но я не слышу.

Я читаю по губам целые романы, где я лишний,

Где я, как иронично, ещё не вырос, но уж резко поумнел,

Свою особу превознес

И над всеми подняв, с высоты на всех аккуратненько поклал,

И ко всему еще и обнаглел.

Ты не видишь, что шаблон семьи твоей давно сгорел,

И пепла не найти,

А мой истлел,

Когда твоё «уйти» сильнее было материнского «простить».

На берегу каждого заката

Одно и то же,

Мы с тобой не станем похожи,

Как тишина океанских глубин и грозного грома раскаты.

Так что же, коль я вырос, думаешь, забыл

Или лучше быть мне благодарным?

Нет, я должен быть удобным, милым, всех любить?

Ты, наверное, и сам забыл, какой нанёс удар мне…

Мать твоя желала моей смерти,

Когда ещё не видел я божий свет.

Это к примеру, не принимайте ближе к сердцу,

Лишь дайте мне ответ…

Зачем кого-то мне любить?

Я в двенадцать жизнь перестал ценить.

То была первая дождливая весна,

Всхлипы, сгорблена спина,

Спина поэта.

Лезвие рисовало образы и силуэты

И капли крови моей горячей катились по руке, к ладони, вниз,

Под шум сильного весеннего дождя

Я опустошенно пал ниц

Тогда…

Ну что? Знаешь ли ты меня?

Больше не смотришь на меня с упреком,

Несчастный сын, отец пророка?

Никогда не увидишь ты эти строки,

Они не заполнят твоей души пустоты,

А коль увидишь их,

То не увидишь в них

Ни смысла, ни прока.

Спасибо от сына за преподанный тогда урок.

Что это? Судьба игривая, блеск чёрного рока?

Почему разрушены моей семьи ворота?

Огнём полыхал сладострастный пир,

Я хотел, чтобы со мною рыдал весь мир,

В печь хотел отправить муз всех и нимф,

В печь все души, струны арф и звуки лир.

И чтобы плакал и страдал весь мир,

Пока король устраивал очередной пир.

А теперь вы хотите, чтобы я кого-то любил?

Ты меня боишься, ведь я помню,

Кем ты был, каким и знаю, как и кем ты стал

И в глаза твои гляжу упрямо, нагло, с вызовом и болью,

Ведь я помню,

Утирая слёзы кровью,

Разжигая раны солью,

Как семью ты разрушал

И жизнь мою,

На пепле моей прошлой жизни строя жизнь свою.

Но я переболел и унижения забил,

Себя переборол, предубеждения и гордость задавил…

Но… Все же.

Говоря со мной, ты хотел видеть мои глаза,

Я пошёл на одолжение,

Ведь это просто приоритетно-возрастное уважение.

В глазах отражалась картина детства

С названием «Мое самое больше сражение»

Я там претерпел поражение…

Свет дверного проема

И тень уходящей спины Отца.

Каков контраст,

Каков новой жизни приём,

Тяжко упавший уже тогда сознания и зрелости моей пласт.

На часах стрелки застыли тогда,

Не встретившись на двенадцати больше никогда,

Они погибли на рассвете, в пять утра.

Из меня вырывается истерический смех,

Ты умудряешься говорить мне о Боге?

Да ты и есть грех!

Я лучше буду обивать пороги

И засыпать под фонарём,

Чем паперти коснуться мои ноги

И молиться стану перед алтарём.

Вера — не моя подруга,

Да, и это твоя заслуга.

Не в моём увлечений круге

Иметь мифических другов.

Заслуг у тебя действительно много.

Помнишь Старое Поле?

Напомнить голод?

Зря пытаешься быть строгим,

Я много потерял

И сам себя воспитал.

Теперь мне все равно

В моём сердце тобою навсегда посеян холод.

Ну вот.

Снова смотришь не то с гневом, не то с упреком.

Обижаешься? Не ощущаешь сыновьей любви?

Я ею обделен и её недостоин,

А тебе, в силу лет, чувства стали дороги?

Оставь меня, у тебя есть младые сердца сынов других,

Не разрушь хотя бы их…

Как путник ценит красоту благодатных дорог,

Так и я воспоминаний высокий острог.

Письмо*

Кто сделал это с тобой?

Кто сделал тебя такой?

За окном дождь стоит глухой стеной.

Я же говорил тебе: «Постой,

Этот путь не такой уж и простой».

Тебя обижали резкими словами,

Тебя поступками ломали,

Тебе лгали и тебя предавали,

Душу истязали, с треском рвали

На кровавые куски,

На мелкие клочки.

Я же говорил тебе: «Не тянись за ними, отпусти. Их позже Бог простит».

Помню я твою улыбку ещё детскую,

Чистый взгляд и душу светлую.

Теперь на прекрасном лице

Печатать Театра Боли

И уж несколько лет

На сцене то же представление

И ты в главной роли…

О, если б мог я спокойно смотреть,

Как можешь ты это все терпеть.

Если б мог тебе помочь

И из памяти все ужасы стереть.

Твой последний друг… Улетел,

Как с балкона бычок,

Но он ещё не истлел,

Хоть и догорает в полёте

Его последний души клочок.

Даже в мрачном обрамлении,

Хоть со смертельными ранениями,

Без надежды на спасение,

Ты будешь излучать ту красоту и детский свет,

И каждая улыбка, твой каждый жест

Таят в себе, сокрытый ото всех

Внутри добра завет — снаружи горький грех

Обиды и предательства,

Ложь, обман и издевательства…

…Они будут делать жестче нас,

Эти, прошлых ошибок прах,

Забитый в угол страх,

Любви и веры крах.

Все это станет щитом

И защитит нас,

Отбросив все далеко на потом…

Прошу, свет и тепло сердца своего не теряй,

Только не теряй.

Друзей не забывай,

Никогда не забывай.

Яркое лето вспоминай

Дождливой осенью и темною зимой.

Теплые моменты,

Красочные киноленты

Пересматривай и вспоминай.

Храни их, помни,

Когда все будет плохо,

Не бросай и никому не отдавай,

Когда все будет слишком хорошо.

Я знаю, ты все же тянешься к высокому и доброму,

Сквозь белые дороги иллюзорных дорог,

Сквозь никотина дым и в стакане лёд,

Сквозь мыслей грустных плен и памятный тлен.

Вокруг те же будут прохожие,

Такие разные, но пустые и в этом схожие,

Помни, оставаясь вдали от родных стен,

Что мы всегда с тобой, будь осторожнее,

И добра, и радости полна, не как эти схожие

Бумажные люди, их души — пустые сосуды,

Они без прелюдий о прочих судят.

Пожалуйста, себя средь них никогда не потеряй,

Добра желающих тебе не забывай,

Их в сердце храни и всегда вспоминай…

Дым

Я выпускаю в воздух дым

Дыханием сухим,

Улицы сын,

Желавший быть как ветер — лёгким и простым,

Свободным быть и кем-то быть любим.

Дым станет плотным и густым,

Когда из числа первых

Я уйду ко вторым,

Когда от криков нервных

Уйду, любовь даря другим.

Я стану гением злым,

Сумраком ночным,

Королем всех лет и зим,

Рабом покину свой прекрасный Рим,

Гладиатором войду в ваш чудный мир.

Когда моих воспоминаний ось

Станет лишь рубцом кривым,

Неказистым, некрасивым, даже не родным,

Но памятно хранившим образ других любимых и родных,

Милых, добрых и безоценочно ценимых…

Я выпущу из лёгких дым

С дыханием глухим,

Улицы сын,

Рождённый со взглядом пустым…

Мы все переживем

«Да брось, родной,

Мы все переживём», —

Сказала мне,

Обняв нежною рукой.

«Мы через все с тобой пройдем,

Мы все переживём

Слёзы радости и слёзы горя,

Море печалей, счастья, алкоголя,

Мы все переживём

Мы все попробуем,

От всех уйдём,

И все вдвоем переживём.

Да брось, родной,

Не суетись.

Чего заранее печалиться?

Лишь рукой своей меня коснись,

Сладко поцелуй свою красавицу,

От ветра в объятья кокон заверни,

И спрячь от гроз, от бурь, ненастий…»

И вот уже не страшно

Смотреть вперед

Когда все вокруг глядят с опаской,

А в тебя верит, она, та самая, и ждет

И мне не страшно,

Ведь когда ты рядом,

Все становится прекрасным.

Я стану для тебя опорой,

Плечом тем самым

Самой той стеной,

И покуда я живой,

И пока мы вместе, с тобой вдвоем,

Я обещаю, мы все с тобой и всех переживём…

*И даже друг друга*

Говори со мной, везде и всегда

Говори со мной, везде и всегда,

Говори, где бы ты ни была…

Луна, что свет холодный,

Хоть и такой прекрасный,

Излучала,

У той реки, где были двое так близки,

Где были я и ты,

Помнишь, как она взволнованно шептала

Нам двоим,

О любви…

И думал же, что время лечит,

А не калечит,

Думал, что когда-то

Станет легче,

Если оградить себя

От влечения к тебе,

Если позабыть тебя,

Но я всего лишь врал себе.

Невозможно, как ни старался,

Молча вырвать частицу себя,

Такую близкую,

Такую родную.

Я всего лишь боялся,

Просто боялся

Вновь влюбиться в тебя…

Прошу, говори со мной всегда,

Чем бы ни была занята,

Говори, где бы ты ни была

И с кем.

Я ветром стану, каплею дождя,

Оберегать буду тебя

От теней и чёрных стен

И рядом буду всегда…

Ветер летом едва коснется твоей нежной, бархатной кожи

И капля весной познает вкус сладких губ.

Ты поймёшь, что не был для ветра никто и никогда дороже,

Капля подскажет, что она вовсе не друг,

Ведь с такой страстью не целуют в губы

У лунных рек подруг,

Когда дружат.

Я так и не смог

Вновь влюбиться в тебя,

Потому что на периферии сознания

Знал всегда,

Знал, что дважды влюбиться в ту же

Нельзя…

Сколько бы ни было душевных

Метаний,

Терзаний, мучений,

Каков бы не был изощренный гений

Самоистязаний,

Сколько бы ни причинялось

Страданий

И какой суровой бы ни была

Твоя судьба,

Ты вернёшься к той, которая впервые

Полюбила тебя,

К той, которая смотрела

В твои глаза,

К той, что верила

В твои слова,

К той, что и есть

Твоя судьба.

Час не ровен,

Кулаки познают цвет крови…

Кусая губы

До боли,

Оставляя солёные,

Горькие слезы

Мокрыми следами

На щеках,

Одиночество сменится страхом

Потерять ее на всегда.

И ты вроде на воле,

Но не будешь свободным,

Пока не найдешь ту самую,

А в ней — отражение себя,

В ее глазах,

Тогда и отступит страх.

И с дрожью в руках,

Но с искренностью в глазах,

Скажешь у безмолвной речки

Заветное «я люблю тебя»

И двоим наконец-то станет легче,

Губы двоих сомкнутся…

…И с улыбкой когда-то

Это вечером вспомнят

И с рассветом в объятиях друг друга

Проснуться…

На губах привкус прошлых лет…

На губах привкус прошлых лет,

Сколько было разных бед.

В тот день в его глазах

Отражалась ее счастливая слеза.

И будут кружиться в прекрасном танце,

В чувственном и нежном вальсе.

С улыбками на лицах,

Под небом в журавлях,

В руках держа синицу.

Море будет в кораблях,

Волшебных, ярких

И на их широких парусах,

На алых тех полотнах

Написаны двух тех будут имена

Музыки прекрасной нотами.

Даже тени станут красными

От чувства огненно-опасного,

В поисках прекрасного

Без пошло-страстного,

Его сердце все ж нашло себя,

В отражении ее глаз сияющих.

Из сотен тысяч танцев,

Разных всюду вальсов,

И десятков разных побережье-в,

Моря берегов,

Танцевали, улыбались,

Целовались, обнимались,

Плакали, смеялись,

Говорили и шептались,

Светились, загорались,

Но никогда не потухали

Только эти двое,

С разных островов-миров,

Прогоняя тень, зажигая этот свет,

Принося любовь…

Я буду в лица те смеяться

Я буду в лица те смеяться,

Покуда буду знать, что все вокруг не правы,

Наглы, самоуверенны и своенравны.

Ни стремлений, ни идей,

Вы — мяса кучи.

Ноги носят не умы,

А лишь голодные желудки.

Каждый день смотрю на них,

Мерзкие ублюдки.

Они массой серой побеждают,

Но, увы, победителей не судят.

Эти твари голосят повсюду, что они люди.

И смотрят ведь в глаза,

Надеются посеять страх.

О да, меня не любят.

Любят же удобных, покладистых и нужных.

Просто так нет, не любят,

Просто так лишь судят,

Упреками кидаясь,

Уважение теряя,

В глазах то приземляясь, то взлетая.

Но ничего, судьбинушка вас покарает…

И не за то, что не любили,

А за то, что, не зная вовсе… Судили.

Отвращение к себе взрастили,

Сами виноваты, сами погубили.

Не смотрите на меня,

Глядите лучше на себя,

Мои глаза полны огня,

Ваши — ненависти стекла,

В них так пусто, лишь отражение меня…

Вы потеряете себя,

Если уж не потеряли.

Не смотрите на меня,

Живите своей жизнью сами.

Никто не виноват

Никто не виноват

И никогда им не был,

С рождения знакомый постулат

Звучит, где бы я не был.

Никто не виноват,

Никто ни в чем не виноват.

Если б мне кто вдруг сказал,

Что я в их бедах виноват,

Я бы тоже им сказал,

Что я ни в чем не виноват.

Это вовсе не слабость и не ничтожность —

Признать свою вину,

Но легче же по неосторожности

Доказывать всем свою правоту…

Больной из палаты №19

«Больной из палаты №19»

I

Темно-серое, нездоровое лицо ничего не выражает,

Черные глаза обращены сегодня в потолок.

— Это тот, из девятнадцатой? — в коридоре голос молодого парнишки

— Да, пожалуйста, потише, он… Он давно страдает…

Пока остывал с какой-то едой лоток,

Больной потерял времени счет.

Рваные мысли: «Это каша… Значит, завтрак?»

Его взгляд осмысленность снова теряет,

Он шепчет: «Завтрак… Завтрак… Завтра…»

Больной вновь в тот же сон впадает

И все здесь знают —

Он проспит день, ночь и не проснется до завтра…

…Они шли по яркому полю из травы и цветов.

Впереди, в легком платье, вприпрыжку, шла Она,

А Он говорил ей, как на латыни звучит «Любовь».

Но разорвались с треском границы снов

И последняя фраза была слышна:

«Amor, любимая, Amor…»

Проснулся в холодном поту,

Необычайно сухо во рту.

Мысли в кучу собрал: «Наверное, сейчас двенадцать,

Возможно, обед».

— Эй, друг, — в окно приглушенный стук,

— Из тринадцатой?

И приглушенный ответ:

«Нет, дружище, нет…»

Короткий с гостем палаты тринадцать диалог

Вел больной из Пэ-19,

Но гораздо короче, чем истории сией пролог…

II

Обычный, серый городишко,

В котором жил обычный мальчишка.

Как и все — отличник,

Папин разбойник, мамин сынишка.

Отец ушел из жизни рано, не оставив и следа,

Кроме горечи предательства.

Мать растила как могла,

Старалась и все возможное ему дала,

Что могла… Одна.

Тут герой наш понял, какова на вкус семья,

А вместе с ней — вкус первой крови на разбитых губах,

Лом и хруст в костях,

Танец скрипа на зубах,

Но никогда его не тревожил страх,

Просто не любили очень новых в разных новых городах.

А герой наш меж тем рос

Телом, духом, разумом и волей.

И вот он вырос

И в мыслях стал свободней.

Как ни странно, встретился с стихией,

Посвящал стихи ей,

Ей, яркой, страстной, жгучей, животрепещущей стихии.

В ее чарующих глазах

Он утонул,

Он утонул в самых ярких, чистых небесах —

В ее голубых глазах.

Но трудности не покидали.

Как там классики писали?

«Бедность не порок, нищета не наказанье».

И так из года в год.

Каков уж срок,

Но не проходит мимо судьбы печальной черный рок.

Пару лет вместе, пару — нет,

Так и прошло несколько лет,

Пять или шесть.

Столько лет…

Столько лет и столько разных бед.

Но истины остались простыми —

Внезапно для себя он по-настоящему понял,

Что без нее глаза его останутся пустыми.

Жаль, что столько лет потерял,

Где и с кем время терял,

Но рад, что все же понял,

Оба поняли

И все вдруг стало легче…

III

…И все вдруг стало легче,

Он стал мягче,

К жизни относится начал проще,

С ней жизнь горькая казалась слаще,

улыбался по утрам все чаще,

Несмотря на все невзгоды и ненастья,

Казалось таким близким счастье…

Но все только начиналось.

Седая отметина на волосах матери,

Как символ ее подвига труда и усталости,

Характер гибкий и улыбка —

Все, что осталось на серой фотографии, да и в памяти,

Заточенной в черный мрамор, в холодный камень.

«Прости меня, мама…» —

Тяжелая слеза летела к краю паперти.

Взмыли вверх стаи вороньи

И до мурашек пробирал церковный звон,

Звон колоколов.

Сколько лишних фраз было проронено,

Если б кто знал, как жалел Он,

Что столько не сказал нужных ей слов.

Она не дала ему сломаться,

Была надежнейшей опорой.

Смерть матери стала ударом страшным.

Его опоре иногда приходилось быть строгой,

Чтобы свет в глазах его сохранить,

Горе пережить

И жизнь счастливую прожить…

Благосклонна была судьба

Или новая ее начиналась страшная игра,

Здесь и дьявол сам не разберет.

«Бог простит, любовь спасет»

Все же, позволили им боги дальше жить,

Жить и друг друга любить…

Жаль, ненадолго…

IV

То было прекрасное утро, середина мая,

Их маленький кусочек рая.

Тихий звон рассвета,

Шторы аккуратно, но упорно атакует лучик света.

Пробуждение, поцелуй, громкое «Вставай, подруга!»

— Какая я тебе подруга? — обиделась, ударила подушкой,

Он ее обнял,

Поднял за ручки,

Она кусает губы,

Ему, себе.

— Тебе завтрак в постель?

— А ты как думал? Извиняйся за подругу.

Сам говорил, что так не целуют, когда дружат…

Обычный завтрак,

Кто знал, что она не доживет до завтра,

Ее последний завтрак…

Они посвятили это день самим себе.

И вот, идут по яркому полю из травы и цветов.

Кто мог знать, что сознание ее давно пылает в огне…

Она шла впереди, вприпрыжку, в легком платье,

Ей было совестно, что от любимого скрывала,

Что сама не рассказала,

Что не сможет мужем он стать ей,

Отцом детей.

«Я сильно больна» —

Репетировала перед зеркалом Она.

И в любую минуту, даже сейчас, вприпрыжку и платье,

Она с улыбкой все ближе подходила к своей плахе…

Ее сковала боль.

— Родная, что с тобой?

— Нет-нет, ничего, родной.

Лучше поведай своей любимой, как на латыни будет… «Любовь», a?

— Amor, любимая, Amor…

Она потеряла сознание.

«Может, солнечный удар?» — подумал Он.

Она открыла свои прекрасные глаза,

Посмотрела с улыбкой на него,

Перевела взгляд на небеса

И осталась без дыхания.

Его слезы. Удары кулаком о землю. Крик.

«Заберите лучше меня!»

Это даже не крик был, это был вой,

Одинокого волка вой,

Истошный вой

Человека с нелегкою судьбой…

Он не понимал, за что был так наказан.

Им были все молитвы сказаны,

За ее упокой…

Никто не знал, за что с ним так боги,

За что они так с ней?

Их любовь прошла все тревоги,

Трудности, бедности, обитые пороги,

Выстраданные ими же невзгоды.

«За что вы так с ней, о, боги…?»

Она — чистейшее создание,

Умна, красива,

Мила, добра, любима.

Вопрос этот разрывал сознание.

Он не выдержал и прыгнул с моста,

Но рукою благосклонной прохожего был спасен,

Впоследствии тот был обруган, унижен и оскорблен…

С мостом не вышло,

Как и с телевышкой.

Бросился под машину,

Визг тормозов,

Треск стекла, светофор, сирена, кровь.

Лишь несколько переломов от машины

И нога болела теперь, чуть колена ниже.

Ему было нечего терять,

Оставалось лишь плакать да страдать,

Человек полностью сломался

И как с жизнью покончить ни старался,

Не мог себя ее лишить,

Невиданная сила не дала.

— Я даже смерть не заслужил?

— А заслужила ли ее она?

Его кусочек счастья, невинное дитя.

С ней все тяготы суровых и трудных решений,

Ограничений, барьеров, лишений

Казались лишь легкой и незаметной трудностью,

Сравнимой разве что с детской глупостью…

Он казнил себя у моста

И там же под чьей-то пытался железной каретой.

На нем не было лица,

Тень от капюшона

Да дым от сигареты…

Он пытался резать вены

Избивать, расшибаться о стены,

Таблетки глотал.

Однажды увидел их фото вместе,

Глаза красные от недостатка сна

Намокли.

Бесшумно у стены он упал,

Сначала заплакал, потом зарыдал.

Соседи слышали, как кто-то ночью кричал.

Мысли его казались бессвязны,

А во дворе тем временем зеваки шептались:

«Жалко парня, видать, помешался,

Как эта, егошная, на руках у него скончалась».

Но он уже принял решение:

«Жизнь моя кончена. Табурет, веревка… Попробуем удушение…»

V

Городская шестая больница.

Встревоженные докторов лица.

Поступил ночью в их больницу…

Самоубийца.

Обход. Утро. Главврач. Пациент.

Тень на стене выступает градиентом.

— Так-с, истории нет, возможно, утеряна.

На вид здоров, взгляд пустой, потерянный.

Сынок, ты спекся. Готов.

Следующие сутки.

Его разбудили медсестры заботливые руки.

— Где я?

— Палата номер девятнадцать.

— Где я?

— Дом Скорби. Палата девятнадцать.

Вы пытались убить себя раз двенадцать.

На руках рубцов и шрамов штук семнадцать.

Время — одиннадцать пятнадцать.

Вот ваш завтрак. Обход, прогулка,

Чистый пруд, в небе утки — завтра.

Вот и завтра. Обход.

Блокнот главврача: «Сегодня больной рассматривает потолок.

Мрачный взгляд ничего не выражает».

Врач говорил с журналистом —

История по городу разлетелась быстро.

— Это тот самый, без имени, из девятнадцатой?

— Да, пожалуйста, парнишка, потише, он…

Он давно страдает.

— И как же он сюда попал?

— Мне его жаль. Как по мне,

лучше бы он тогда еще с моста упал.

— Как вы можете такое говорить?

— Простите, мне лучше закурить…

Видите ли, он здоров как физически, так и психически,

Он попросту не хочет жить,

Все то, что было у него — семья, мать, любимая почти жена, — покинули его.

Их забрали у него.

Он со мною много говорил и с улыбкой просил яду,

На его месте просил того же, и я бы…

Но не могу исполнить его волю я.

VI

— Я не могу

— Ты должен ценить жизнь.

— Не хочу. Не могу я без нее жить. Дайте лучше яду.

— Моя работа — отыскать противоядие. Тебе всего лишь восемнадцать.

— Я перестал ее ценить в двенадцать.

Но встретив ее, я понял — она и есть моя жизнь.

Не хочу я жить.

У меня забрали жизнь…

VII

Проснулся в холодном поту,

Необычайно сухо во рту.

Окно открыто, в ставни стук.

— Эй, друг, ты из тринадцатой?

— Нет, дружище, нет. Что-то передать?

— Да.

— Что же сказать?

— Передай «Привет из города, от друзей, иначе пропадет „привет“ напрасно».

В тот день на город опустился свинцовый, непроглядный туман.

Невинная ложь, обман.

В тринадцатой лежал-скучал не то вольнодумный поэт, не то наркоман.

Тем и опасен дурман —

Чем больше, тем жестче капкан…

Обход. Завтрак.

Он знал, что не доживет сегодня до завтра,

а по сему и чувствовал себя прекрасно.

Он понемногу умирал изнутри,

Его сознание все чаще гласило:

«Завтрак… Ее последний завтрак…»

Мысли путались, он знал, что быстро не сгорит,

Спасибо «подарку» из тринадцатой,

Он хотя бы в муках покинет этот мир,

Но лучше так, чем тлеть на койке,

В желтой комнате,

За окна решеткой.

VIII

Обход. Завтрак. Пэ-19.

Больному исполнилось бы сегодня девятнадцать,

Судьба распорядилась иначе…

Да к черту судьбу,

Судьба уже распорядилась когда-то,

Лишив ее права на жизнь и с любимым счастье.

Он же сам выбрал свою дорогу, свою тюрьму.

Или свободу?

Стал ли он свободнее?

Он обрек себя на вечность

Скитаться в Аду самоубийцей и грешником.

Пусть.

Зато вторую вечность он будет с ней,

Это будет их маленький Рай.

Это будет весна шестая. Середина мая.

Она вприпрыжку, а он за ней.

— Родной, как на латыни звучит «Любовь»?

— Amor, любимая, Amor…

Не хочу

Я больше писать ничего не хочу.

Рука — продолжение мысли,

По бумаге бежит рысью.

Я больше ничего не хочу!

Почему опять пишу?

На бумаге я лечу,

И в грозы, и в бури.

На бумаге я кричу,

Криком адских фурий,

Воем ночного волка,

Воплем громким

Нерожденного ребенка.

Над бумагой плачу,

Бумагою плачу.

Я больше ничего не хочу…

Я страсти не желаю…

Ни мрака-света,

Ни холода-огня,

Ни зимы,

Ни лета.

Я вас покидаю,

Она, бледная, холодная,

Задалась меня.

Черствый черный камень

Будет олицетворением меня там,

Ведь я смертен,

Камень — вечен.

Я глуп, самодоволен, эгоистичен и беспечен,

Камень — безупречен,

Он безгрешен.

Камень — бессмертен.

На нем выбиты мастера рукой

Числа от рождения

Перед теми, что стоят за упокой,

За конец и за спасение.

Другой рукой

Воздвигнут камень

И стоит стеной.

Ему не страшны ни лед, ни пламень.

Я больше ничего не хочу,

Хочу под камень.

Рваные мысли.

Я вверх стремительно лечу

Или к девяти кругам аккуратненько спускаюсь?

Не то бегом, не то рысью,

Но главное — бесшумно, тихо.

И не важно, горю или спасаюсь…

Тихо…

Я тихо кричу

Или громко молчу?

Я причастен к низшим

Или к великим?

Я перед Христом распят

Или он передо мной?

Его свет озаряет мир мой

Или я освещаю его путь своим ликом?

И все же, лед или пламень,

Жизнь или в землю на пару сажень,

Ничего я не хочу,

Хочу под камень,

Камень преткновения линий смерти-жизни,

Могильный камень серой тризны.

Все одно, я смертен,

Ничего не хочу,

Спасибо за то вам всем…

***

Спаси и сохрани,

Сохрани и пойми,

Пойми и прости,

Прости и отпусти,

Отпусти и прими,

Прими и верни,

Верни и полюби,

Полюби и поверь.

Спаси меня от этих людей,

Сохрани свет моих очей,

Пойми то, что хочу донести

И прости тогда, когда не смогу сам себя простить,

Если не сможешь простить — отпусти.

Отпусти мне мои грехи.

Не сможешь? Тогда…

Прими таким, каков я есть,

Верни к жизни, пока я здесь,

Пока мир не сменил на другой,

Полюби, как полюбила в первый раз

И я стану душой родной,

Поверь и дай мне шанс…

Похвала поэтам

Нет повести забавнее на свете,

Чем повесть о похвале,

Ниспосланной поэту…

К чему поэту похвала?

Дежурные слова, клише, заученные…

Устала слушать их поникшая поэта голова

Да глаза измученные

Читать скоро набранные кем-то тексты.

Разве для этого двоичного теста

Творит поэт?

Ходит по комнате, не находит себе места…

Он поэтому рифмует, что-то пишет, вырезает,

Местами переставляет, формы слов склоняет,

Переписывает по десятку раз одно и то же,

Зачеркивает и сжигает?

И так многие и многие разы похожие,

За другом друг повторяющиеся,

Пока вдруг не находит слова в смысле схожие

И в строки складывающиеся.

Разве потому он каждый день встает

С лучами первыми небесного светила,

Думает, примечает,

У музы забирает и бумаге отдает,

А вместе с ней и людям. Для чего?

Чтобы слава светила?

Чтобы хвалили?

Нет, конечно нет.

Потому что душа к сему труду лежит,

Душа поет,

Поет душа и мысль летит,

А за ней летит пиит,

Потому что хочет поведать миру

О мыслях в рифме,

О мыслях в ритме

Слова — арфы, строки — лиры…

О, люди, поймите,

Не хвалите поэтов.

Похвала — бесполезное, бесполезное слов соитие.

Лучше прочтите

Бедных поэтов творения,

Без лицемерия,

О летних липах,

О сиянии очей и улыбках на лицах,

О чувствах ярких,

Мыслях тяжких.

Просто поймите,

Что за каждой строкой, за каждым из слов

Стоят отчаянные муки рифм сынов…

Don’t leave me

Don’t leave me...again

Don’t leave me...alone

Don’t leave me…

I’ll be your pain

I’ll be your rain

But pain is gone

But rain will be wall

Will be stone

The wall will fall

I’m your fail

I’m your hope

I’m your hate

I’m your fairytale

I’m your drug

I’m your state

I’m your God

I was your God

You was my state

You was my drug

I was your fairytale

You was my hope

You was my hate

I was your fail

I was like a rolling stone

When the downpour was a wall

You was my pain

But pain was gone

You’re left me again

You’re left me alone

You are left me…

When I was is your…

Чувства вниз

Мысли стремительные вверх, ввысь,

Чувства ниже, в самый низ,

Подальше, поглубже.

Они, побитые, истекают слезами,

Сочась кровью и болью,

Смеются без смеха над вами,

Никто не тронет их боле.

Эмоций диапазон уже,

Затянуть потуже,

Не волочить за собой, наружу,

На холодную стужу,

Будет только хуже.

Ночь. Отражение оледеневшей лужи.

Глаза несут безмолвный дикий крик

В отражение холодной лужи.

Разнесется чей-то громогласный крик,

Прольется свет на чей-то яркий лик,

Кто-то у подножия стоит,

Кто-то видит озаренный своим ликом пик.

Наш мир велик,

Но мал в нем человек.

Разумом, душой он еще юн и мал,

Не отесан, грубый как дикарь.

Из века в век

Со дна темных рек

Слышен звон цепей,

А из людей

Слышен гул оков.

И что хуже?

Жгучий след оков,

Затянутых потуже

Или холод брошенных слов?

Холод, так и лезущий внутрь,

А там — из угла в угол,

За мыслями ввысь,

Потом — вниз,

Обжигая со вздохом каждым грудь,

Оставляя тихую, молчаливую одиночества грусть…

Живое пекло

Летят письма в ночную мглу

Одно за другим

Через улицы, проулки, вверх, в беззвездную пустоту,

Стопкой лягут на подоконник к утру.

Звонки без ответа,

Дни без капли света,

Лето.

За стеной горит, искрится лето.

Догорело, доискрилось,

Истлело, испарилось,

За мраком скрылось.

Множеством мыслей кишит сознание,

Прикрыты уставшие глаза,

Сзади подкрался холодный, черный, липкий страх,

Так усиленно прогоняемый тобой,

Но всегда стоявший в тени за стеной.

С ним пришло громкое, резкое осознание —

Вокруг, всю жизнь, повсюду — жертвы,

Твоя главная жертва — мертва.

Но каждый вечер все же пишешь,

Отправляя мысли к ней, в беззвездную мглу, в высокую тьму.

Ты что-то в ком-то где-то ищешь,

В попытке заполнить, задушить, сковать глухую пустоту,

Вместо которой раньше та самая была,

Пока… туда не ушла,

Нет, не умерла, не могла. Просто ушла.

Представляя родной голос, все равно звонишь.

Заколоченные окна без капли света,

Каждое лето, ведь дата, у могильного камня стоишь.

Твой ад среди живых,

Среди них все живо,

У нее мертво и тихо,

У нее нет света,

У тебя, в свете лета,

Живое пекло…

Нежность

Нежность везде,

Здесь и сейчас,

Нежность во мне,

От тебя ко мне,

От меня к тебе

Нежность…

Пальцев родных касания…

К шее,

Вниз, до плеч…

Горит сознание,

Полыхает закат,

Душа — туда,

Где теплее,

Ввысь,

В небо упасть,

На облако лечь.

Нежность везде,

Здесь и сейчас,

Нежность во мне,

От тебя ко мне,

От меня к тебе

Нежность. Нежность…

Игра

На город опускается тьма,

Открываются, скрипя,

Ржавые клетки.

Начинается коварная игра,

Без правил — мертв последний судья.

Тень крупье тасует чёрные метки,

Выпущены стрелы вслед птицам метко,

Брошены сетки на сухие ветки

Мы для этого сажали деревья,

Слушали пение птиц?

Чтобы, наслушавшись, убить?

Чтобы, вырастив, срубить?

Остановите крупье у рулетки,

Опустите оружие вниз…

Расступится с рассветом тьма,

Завертится погасшая Земля,

Остановится игра,

Я верю, остановится игра.

Не бойся встретить черную метку,

Не бойся посмотреть смерти в глаза,

Это всего лишь игра,

Всего лишь игра,

Где ты и есть судья.

Выпуская стрелы, стань на миг стрелой,

В миг расстрела стань стеной,

Стань ветром и лети за мной,

Стань вдруг смелым и встань к стене со мной.

Наш последний вдох, наш выход, наша партия.

Крупье мешает карты,

Тень его тасует метки,

Он пускает стрелы.

Мы сегодня птицы,

Завтра снова стрелы.

Полетим вслед птицам —

Обернёмся сетками на наших лицах.

Какова интрига, какова игра.

Где конец света,

Где начинается тьма?

Когда началась игра?

Мы — реальность?

Мы — игра?

Мы чья-то игра,

Мы то птицы,

То сетки на лицах

В пучине морской,

Я — герой,

Я — ветка,

На сухих ветках, целующих костер,

Догорает последний герой…

Но это всего лишь игра,

Всего лишь игра…

Нет запретов

Провода от дома к дому разрезают небо.

Мы от слова к слову наложили вето

На любовь.

Разорванные души шьем запретами,

Сковывая кровь.

Больное сердце овеваем обещаниями, обетами,

Не замечая вновь,

Как вновь и снова грубим, и врем,

Пряча под запретами,

Продавливая ими колеи,

Как в грязи колесами, каретами,

Нашу любовь.

И оба знаем, что сердце не больно

И нет запретов,

Оба знаем, что оно

Боится прямых ответов,

А потому не говорим,

А потому молчим,

Раздражаемся, грубим, кричим,

Обижаемся и плачем и себя корим.

Мой свет, мы снимем вето

И любовь освободим,

И нашего будущего небо

Ее же нитями скрепим…

***

Хорошо, я понял правила Игры,

По которым играете все вы.

Как странно понять их только сейчас,

Как странно и смешно,

Забавно, глупо…

Я ведь давно

Их принял, смотря на вас,

Но не понял, видно.

Видимо, был слеп и глух я.

Принять и согласиться —

Понять и осознать.

Разве я смогу смириться?

Оставить поле боя?

Убежать?

Это даже не смешно — самому цепь выковать

И себя сковать…

А в ночного волка вое

О свободе с грустью вспоминать?

Я слишком люблю небо,

Чтобы прогнуться под каменные устои.

Слишком сильно влюблен в ветер,

Чтобы смотреть спокойно

На то, что вами здесь устроено.

Рваны были те обои

И позабыта та гитара,

Когда я понял,

Что все не разделить на пары.

Я уже молодой,

Но еще не старый,

Я волен навстречу ветру плыть

Или у скал сидеть устало.

Неважно, кем ты стал,

Важно — что с тобою стало.

Глядеть на всех с утра рано

И к ночи лишь глаза закрыть усталые

Или двумя датами из стали

На мраморном камне,

На грешной нашей,

Земле неустанной.

Под небом, что облаками еще не устлано,

Но созвездиями окроплено,

Идешь, всеми брошенный,

Смотря на мир запущенный

И тебе понять не дано…

…Почему все идет не так,

Ведь когда-то давно

Все было… Нет, не было,

Все изначально пошло не так.

Кем-то выдуманный мир,

Вовсе не мир, трагедия!

Создатель — Шекспир,

Но если и правил когда-то Король Лир,

То мир этот он не делил

Меж дочерьми,

Ибо свергнут был людьми

Для создания своей порочной комедии.

И хоть я молод,

Ощущаю себя старым

Для бега по трагикомичному террариуму.

И это все же лучше,

Чем с памятью рыбки

Плавать в самозабвенном аквариуме.

Я не сбегу с вашего поля боя,

После боя все содрогнется

От дикого воя,

Ведь вернется

В ваш странный мир

И сыграет по вашим правилам

Свергнутый Лир,

Чтобы в конце

Продиктовать свои…

На память

Твердый переплет,

Двести двадцать четыре страницы,

На обложке — Франции столица

И башня Эйфеля небо серое скребет…

Мягкий хруст. Открывается передо мной

Твоя душа

И росчерком летящего пера

Слова,

И фото, где мы вдвоем с тобой…

Никогда не забуду, что

«Нужно быть вместе, несмотря ни на что…»

Отношения беречь труднее,

Чем воспоминания.

Я не хочу жить воспоминаниями.

Говорят, чем в отношениях сложнее,

Тем ярче воспоминания,

Но с ними не останусь я,

С ними не оставь меня…

Мечтать о будущем совместном

Лучше, конечно, вместе,

Ведь мечтать — то же, что и любить, —

Только вместе, иначе неуместно,

Лучше вместе, где тепло и немного тесно,

Чем там, где не вместе…

Вот и первое фото

И цитата Экзюпери.

Цитат по миру бродят сотни,

Но в этой Антуан говорил о настоящей любви.

В нашей жизни дни утекают, словно вода,

Но этот день я не забуду никогда,

Когда, сидя на траве,

Я под деревом, а ты на мне,

Мы говорили и смеялись,

Спорили и целовались…

В подарке на память

Аккуратно выведено рукой:

«Я с каждым днем люблю тебя все больше» —

Я навсегда с тобой,

Ни на что это чувство не променять.

Дифференциация циклов лунных без тебя — дольше,

Интерференция света в пленках стекол, что без тебя — тоньше…

Мы будем делить невзгоды,

А разделять — счастье,

Все эти годы

С тобой я был счастлив.

Но время идет, мы растем и

«Готовы меняться».

Все, что было, все, что будет — все на потом,

Главное — с тобой, здесь и сейчас я.

Мы через многие годы и беды

Научились терпеть и прощать,

Дожидаться и ждать,

И нам ни по чем обиды, обманы, секреты,

Ведь не может быть секретов

От самого себя.

«На самом деле, мы очень похожи».

Ты — отражение меня,

Я — копия тебя.

О, прекрасное чувство — быть постоянно влюбленным,

Как быть окрыленным

Или посередь поля громом пораженным быть.

Много чего прочего не сравнить

С чувством — быть влюбленным.

Для влюбленных открыты все тайны,

Потому что на миг,

На один лишь только миг своей жизни — они идеальны…

«Мы идеальны»

Идеальны на всю жизнь

И наша главная тайна

Лежит друг в друге, как ни странно,

Ведь когда на свете одном лишь двое идеальны

Таинств прочих мало крайне.

Я — твоя,

Ты — моя, что не маловажно,

Но тише, пусть другие не слышат,

Сохраним друг друга в тайне и там же

Друг друга тайны,

Это и будет идеалом…

«Мы принимаем друг друга такими, какие мы есть»,

Мы друг у друга — самое важное, что есть,

Самая главная вещь.

Принимаем, да, ведь совершенно нелепо и глупо

Отвергать частицу себя.

Совсем недавним казалось еще осенним утром

Подумал,

Что я — это ты, а ты — это я.

Неизменными оставлю последующие строки

Из памяти блокнота:

«Не стоит расстраиваться из-за маленьких невзгод,

Обижаться на жизнь,

Все будет так, как должно быть».

Все будет так, как должно быть.

Дальше Ницше и фото

На ровных строках блокнота…

Если любовь — привычка,

Я готов привыкать,

Если любовь — ошибка,

Я готов ошибаться.

Но любовь — не привычка,

Она не должна цепляться,

К ней не нужно привыкать.

Любовь — не вопрос, не ошибка,

Ответы не нужно искать, проверять.

Любовь — вера,

Нужно доверять.

Любовь — чувств Мекка,

Нужно верить и прощать.

Любовь — для двоих,

Если взял, учись возвращать…

Ты можешь сильно обижаться,

Но никогда не перестанешь любить…

Скорее, Земля перестанет вращаться,

А Солнце светить,

Чем я перестану тебя любить.

И в последний самый миг

Я буду молить,

Чтобы в следующей жизни

Я снова смог тебя найти и влюбиться,

Снова тебя полюбить…

«Куда я, туда и ты, куда ты — туда и я» —

Вместе всегда,

Вдвоем навеки,

В любви — навсегда.

«Умейте любить искусство в себе,

А не себя в искусстве»,

Все мое искусство — в тебе,

А без тебя во мне пусто.

«Спустя столько лет

Ничего не забыто…»

Нет.

В ямах, давно вырытых,

Все плохое зарыто,

Лист старый исписан и выброшен,

Открытки скомканы,

Подарки выброшены,

Но ты права, хоть и все зарыто,

За семью дверями закрыто,

Вырыто — зарыто.

Выброшено — выпотрошено,

Скомкано — исписано,

Не стоит забывать все то, что на нас

Испытывали,

Все то, что мы вытерпели,

Что нами вынесено.

Голуби выпущены,

Чувства возвышенны…

А главное —

Мы выросли,

Мы выросли…

Июньский вечер

Июньским вечером

Догорали на столбах казненные им фонари

И виднелись где-то там, вдали,

Судов пристанища огни.

Июньский вечер

Не сделал жизнь слаще и легче,

Но дул холодный ветер

И небо давило на плечи…

«Дорога ведет меня к мосту,

К высокому, манящему мосту.

Во грехе утону, но все ж полечу

С ветром плечом к плечу,

Не плачь, прошу…

Полета свободы жалкие секунды.

Груз с плеч сниму,

Он мне не нужен.

Все забуду, всех прощу, отпущу

И сам брошусь на волю.

На длинном пути к свободе

Из пары секунд,

Я был рад тонуть

Все эти годы.

Не бойся, я всего лишь хочу полететь,

Я не смогу умереть,

Стремясь к свободе,

Ведь за все эти годы

На Земле,

Ты была моей свободой

И я хотел бы с тобой утонуть,

Но ты должна быть на суше, чтобы жить и в небо смотреть,

Потому что где-то там, среди грома и туч,

Я все бросил и смог полететь,

Ничего не вернуть,

Я продолжаю лететь,

Меж закатом и рассветом,

А ты продолжай смотреть,

Не отрывая от ночного неба взгляд,

Я из ночи, в погоне за светом,

За хоть одним лучом для тебя.

На славных крыльях ветра,

Что по небу скользят,

Поймаю все рассветы,

Проклятый и давно отпетый.

Твой свободный ветер…»

Июньский вечер.

Небо сокрушалось проливным дождем.

Содрогались тихо ее плечи,

А сердце полыхало огнем,

Читая знакомые косые строки

Мокрые, то ли от слез, то ли потому что под дождем,

Его уже не стучало, но душа улыбалась,

Светлым маревом светясь под дьявольским мостом.

Тихо падали слезы

И разбивались о последний раскрытый роман…

Сквозь звук падавших капель слез

На остатки высохших давно мимоз,

Сквозь шорохи страниц и фотографий,

Открыток, воспоминай, записок…

И полосы эпитафий

Медленно сердце отчаяньем сковывала тьма.

Смысл — потеряла,

Любовь — погибла,

Вера — умерла.

Она прикрыла мокрые глаза устало.

Проклят ею был июньский вечер,

Когда полет беспечный

Прерван земли стеной навечно,

Потерялся смысл слова «вместе».

Теперь ее дрожащие, в крике и боли, по ночам

Плечи

Ласкает лишь ветер, что обещал когда-то:

«Вместе — навсегда,

Вдвоем — навечно»

Акт I

Скажи мне, для кого я пишу?

Скажи мне, для кого я живу?

Для кого дышу, для чего творю?

Скажи мне,

Скажи мне!

Один в поле не воин.

Я — воин,

И воин я в поле,

В поле боя

Среди врагов жужжащего роя.

Мир стонет,

Стонет и воет.

Враги окопы роют

Для защиты и боя,

А дождь стеной идет.

Враги в грязи окопов, захлебываясь, тонут.

Копали окопы —

Вырыли могилы.

Дождь пройдет,

Смоет грязь и грехи.

Мы танцeвали и хлопали в ладоши

В ответ на выстрелы из окопов,

Пока время наносило

На гранит могил имена,

Сея среди цветов

Вилы и черепа…

Скажи мне,

Для кого я пишу,

Скажи мне,

Для кого я живу.

Для чего я дышу, зачем творю,

Скажи мне, скажи мне!

Один в поле не воин,

Если он слаб,

Я воин,

Воин в поле боя,

Вами с рождения задетый за живое,

Враждебно настроен,

Взгляд в небеса…

Мир тонет и воет,

Мир стонет от боли,

Утопает в крови.

Блицкриг! Вперед, пошли!

Нелюбимые сыны божьей любви,

Адамы и Евы, вперед, мы не одни,

Над нами звезд огни,

Нам дорога лишь к небу

Лежит.

Земля под ногами горит.

Дулебы, венеды,

Быль и небыль,

Флаги, гербы —

Останутся в истории…

Эти строки —

Невостребованные.

Как на стенах подтеки,

Как под глазами отеки,

Как в жару водостоки,

Как толп людей потоки,

Не нужны никому,

Бесполезны, опосредованы,

Но повсеместно впитаны,

Выучены, написаны,

Мною переданы,

Вами унаследованы.

Нет, я не кидаюсь упреками,

Всего лишь проливаю азота окись

На ваши блестящие смокинги.

От вас пользы нет, вы растения,

Съеденные еще диплодоками.

Бесполезнее плимутроков,

Ниже маниоков,

Танцуйте кекуоки

Под рисунки регтайма…

А лучше почитай, посчитай.

Впитывай, вырастай,

А не произрастай,

Учись и внимай,

Не ломай — создавай.

Ты не знаешь, для кого я пишу,

Не знаешь, для кого я живу,

Для чего дышу и почему творю.

Я иду к своему монастырю

По заката янтарю.

Мимо шлюх и ворюг,

Мимо рабов, несущих хоругвь,

Мимо зверья и цепких лап,

Мимо слуг и ударов рук,

Заносящих хлесткий кнут,

Я совсем озяб, потерялся,

Но не ослаб.

Похвастайся, сколько раз ты падал в люк

И каков твой сегодня недуг.

Сядем у костра в полукруг,

Послушаем субпродукт.

Ты не понял намек?

Урок не извлек?

В голове царек

Смотрит сквозь глазок

И не внемлет никак,

Что это сарказм,

Для тебя спектакль,

Дурак.

Не тронь мой особняк,

Не поднимайся на мой чердак,

Не входи в мой полумрак,

Не вынуждай бросать рюкзак

И идти в атаку, начиная драку.

Я маньяк,

Ты — слизняк.

Я писака?

Ты — сорняк.

Мой зодиак

Огонь,

Твой — просто знак.

Окончен первый акт…

Записки из поезда. Гроза.

Каменное море тревожит утесы и скалы,

Если б знал кто, как устал я.

Из лучей кровавого заката

До света раннего рассвета

Выплываю из ночи устало,

И, не находя себе здесь места,

Ныряю в ночную мглу, в бурю,

В страшную грозу.

Куда-нибудь, а попаду,

Когда-нибудь, а все ж уйду.

Луна утопает в дыму,

Улицы свой свет дарят огню.

Когда-нибудь пойму,

Насколько сильно я тебя люблю.

А пока между нами проскользают огни городов,

Манят фальшивым теплом,

Пока во мне столько несказанных слов,

Оставленных на потом,

Пока я не пойму,

Как сильно я тебя люблю,

Я буду полыхать огнем.

Я не уйду,

Не сказав всех этих слов,

Что оставляю на потом.

«Потом» может никогда не настать,

Но ты должна знать,

Как я тобой дорожу.

Я сам себе преступник и

Сам себе палач,

Отступник,

Вечно идущий путник.

Читай, но не плачь.

Я выбрал свой путь,

Он никогда не разойдется с твоим.

Не изменить, не сломать, не согнуть

Нас двоих.

Сильнее сердца стук,

Когда вспоминаю объятия, тепло твоих

Нежных рук.

Это всего лишь стук,

Просто жизни звук,

Но бьет, как кнут

Звук минут разлук,

Столько воспоминаний, лишений и мук,

Но хватает лишь двух ласковых рук,

Как жизни звук

Слышен везде:

У моря, в лесу,

На перроне, в поезде.

Где бы ни был, куда не пойду — везде.

Я плачу над строками,

Потому что ты не рядом.

Прости за обиды и упреки,

Ты всегда согревала своим взглядом.

Давно уж за полночь, а я пишу.

Пишу, потому что не могу молчать

И смотреть, как наступает гроза.

Я тобой живу

И одной лишь тобой могу дышать.

Я верю, мысли, сквозь ночи тьму,

Долетят до тебя.

Опускаю веки, представляю твой взгляд,

Твои неба чистого глаза,

И я так рад,

Что они смотрят на меня.

Рука дрожит, вагон трясется,

Мысль летит и на бумаге остается.

Погасла свеча

И я снова вижу манящие города.

Эти слова далеко,

Как и эти глаза.

Я люблю тебя,

Это навсегда,

Какой бы сильной ни была

Свирепая гроза…

Записки из поезда. Кофе.

Кофе растворился в горячей воде,

4:30 утра.

Скоро совсем выходить пора.

А я пишу тебе.

Ночь прошла.

Вагон из мрака теней

Вышел и вошел в мокрое утро.

Летят за сутками сутки.

Как Персей —

Кем-то придуман,

Я в мраке теней

Придумал мокрое утро.

Солнца нет, есть свет твоих очей.

Нет тумана. Мысли, одна другой странней.

Кладбище товарных вагонов.

Твердая тишина,

Безмолвная она,

Нарушится через минуту

Движеньем пассажирских поездов.

Смотрю через окно вагона мутное,

Вдыхая раствора кофе ароматы.

Бежит по строкам перьевая ручка,

Ведомая узорами стигматными.

Домой под утро.

Под пение птиц

Ступлю по трещинам асфальта

Тогда, когда твой еще спящий лик

Кружится в танце,

В белоснежном платье,

В ритмах Венского вальса.

Я вижу медленный солнца восход,

Допивая кофе, заполняю твой блокнот,

Пока солнце встает,

Муза танцует и вовсю поет.

Зачем пишу? Не знаю,

Просто, чтоб ты знала,

Что все нормально, все в порядке.

Лучи ярило,

Небесного светила,

Тонут в пучине

Растворимого мира.

Прожигаются молекулы

Ультрафиолетовой

Рапирой.

Представляешь? Я растворяю чей-то мир и

Выпиваю…

Может, наш мир тоже будет растворен и выпит кем-то,

Пока мы признаемся друг другу в любви,

Пока кто-то бьется о чью-то стенку,

Пока манят путников городов огни…

Он просто будет растворен и выпит

Или недопит и вылит.

Нас кто-то выпьет,

Нас кто-то выльет,

Кто-то жажду утолит,

Кто-то горечь зажует и выбросит,

А кто-то выронит, не растворив.

Кому решать, кто сегодня должен жить,

А кто с утра нас должен выпить?

Вернусь на землю,

Снова застучат колеса.

Никак не внемлю,

Отчего кофе стал моим сегодня вопросом…

Записки из поезда. Акация.

Прости меня, за то, что пишу в нашем памятном блокноте,

Просто во всем вагоне от чего-то

Не нашлось хоть маломальского клочка бумаги…

Прости, что мне иногда не хватает отваги

Что-то важное тебе сказать.

Просто легче сначала все обдумать,

Как сказать,

А потом прислать

И предварительно зарифмовать,

Ведь так лиричнее.

Я пытаюсь зашифровать

Что-то, казалось бы, эпичное,

Но не могу сказать это самое, обычное.

Сейчас немного позже, чем раньше,

Мимо меня бегут кроны акаций,

Ныряют вверх-вниз линии электропроводов.

Я все дальше и дальше

От междоусобных конфронтаций,

Сказок и детских снов,

Но вместе с тем, я дальше от тебя,

Бегу по рельсам,

Будто от самого себя.

Прости, что между строками не вижу цели их писания —

Тебя,

Абсурдная цель их создания —

Радость твоя.

Как забавно, поэт не читает между строк,

Какой фальшивый прок,

Ошибочный, лишенный смысла толк.

Неправильное толкование строк.

Самонаказанием выступит урок

Самобичевания.

Рельсы-рельсы,

Шпалы-шпалы,

Едет поезд запоздалый,

Глаза не спавшие, устало

Глядят горизонт за рельсами и рельсами,

Пейзаж за шпалами и снова шпалами…

И не находят смысла

В констатации обыденных событий и фактов.

Вот и антракт —

Очередная станция

В маленьком театре запоздалом.

И снова за окном шпалы и

Неизменная акация.

Записки из поезда. Столбы

Покосившиеся столбы

Охраняют дорогу,

Они, как кладбищенские кресты —

Символ конца дороги.

Дорога — конвейер,

Ни шагу назад,

Только вперед,

И когда путей веер

Разгонит ветер,

Что гонит меня вперед,

Я буду идти,

Несмотря ни на что.

Как легко уезжать в обиде,

Готовым на все,

С мрачным видом,

Не держит ни что.

Ни с чем не сравнимое легкости чувство,

Решительной отрешенности чувство,

Немного пусто,

Зато какой для мысли простор,

Не к чему смотреть узко,

Когда можно устремить свой взор

Туда, где еще не пусто,

Туда, где столбы еще не охраняют дорогу,

Туда, где могильные кресты

Еще не хранят самые сокровенные мечты…

Никто особо не расстроится

Никто особо не расстроится,

Если ты, предположим, умрешь.

Никто не удосужится побеспокоиться о том,

Как ты жизнь проживёшь.

У кого до завтра займешь,

Когда сегодня уснешь,

Кому и как даешь

И сколько за день жмешь,

Никто не беспокоится,

Как ты живешь.

Всем по боку, всем все равно,

Главное — делить плюсы поровну,

А минусы оставлять на нуле,

Будь то бумага оберточная или органы,

Что-то бесформенное или нечто оформленное,

Испорченное или порванное —

Дели поровну.

Обиду и печаль макаешь

В счастье и горесть,

Вовремя вытаскивай,

Не обесчести совесть.

Все, что тебе дорого, тебя предаст или умрет.

Покинет, в общем, твою повесть.

А ты с хештегом #депрессняк

Напишешь очередной типичный,

Лиричный шлак.

Да, это никому не нужно,

Всем ***, наверху ты или в луже…

***

Черное небо

Закрыло солнце.

Я помню мир белым,

Но теперь я заложник…

Улица, убей меня,

Сожри меня, разотри меня

В пух и прах.

Мои вены

Просятся наружу,

Где черный снег,

Где холод и стужа,

Прохожих скалистый смех,

А вокруг них — страх.

Шершавые стены

Закрашены кровью,

Когда-то они были белыми,

Теперь же они пристань чьей-то боли.

А время летит все быстрей,

А строчки неровные все кривей,

Мне все страшней,

Мне все грустней.

Я бы смог вас полюбить,

Если бы не смог вас всех забыть.

Мое плещущееся внутри море

Тонет в звенящем алкоголе.

Художник должен быть голодным,

Поэт — брошенным, тлеющим, холодным.

Чтобы жизни последняя капля

Выливалась каждый раз,

Чтобы взгляд его был предсмертно печален,

Но жизнь не покидала света глаз.

Не звони мне,

Трудно дозвониться тому, кто горит в огне,

Не пиши мне,

Трудно написать тому, кто живет во сне.

Ваше черное небо

Закрыло мое яркое солнце,

Я создал мир белым,

Теперь я его заложник.

Заложник серых его стен,

Его порванных струн.

Я ныряю в его плен,

В плен красных лун,

Что прячутся за дым

Твердый,

Спрячусь с ним,

Покорно…

Если твой путь не усеян розами

Если твой путь не усеян розами,

То почему там так много шипов?

Мы рисуем одиозными дорогами,

Выбирая тот путь, где меньше слез и слов,

А в итоге шагаем в одиночку,

Опираясь на трость.

Глупая ориентировка на жизни инсценировку,

Не может умереть то, что давно мертво…

Фальшивые планы

Только и делают, что строятся,

А то самое важное, желанное,

Та самая земля обетованная

Да с миром упокоится,

За пеленой обыденности быта скроется,

А потом совсем исчезнет,

Как метростроевцы

В мраке бездны…

Твой путь усеян розами,

Ты живешь наивными гипнозными грезами,

Какими-то медикаментозными психозами.

Под дозами наркоза нервозного

Строишь планы грандиозные

И уходишь от реальности мира суровой грациозно.

Ты знаешь, планы ждет апофеозность серозная,

Твой диагноз: амбициозность метаморфозная.

И в прогнозах морозных

Ищешь симбиоза под полярными звездами,

Просто и без официозов,

А находишь один большой и слезный

Парабиоз пространства межзвездного…

Здесь так много шипов,

Сынов и вдов, отцов и воров, попов и грехов,

Огромных рисков, вечных поисков,

Домов, дворов, гор порошков,

Тупиков, маневров, переломанных хребтов,

Образцов цветков, митингов шагов, бойцов костров,

Проводников торгов, тайников из плев,

И горящих метр за метром гребанных миров,

Божественных лепестков, расширенных зрачков,

Психоделических песен и мертвых стихов…

Но так мало слов,

Так мало часов.

Этот мир соткан из тысячи снов,

Прошедших за сотни часов,

Но он не соткан из нужных слов,

Поэтому так много шипов.

Сотни тысяч голосов

Молятся у своих крестов,

Всем им просто не хватило когда-то слов.

Твой мир сделан из роз,

Роза не знает тяжести слез.

Мой мир же есть царствие шипов,

Шипы не любят пустых слов…

Сегодня

Сегодня я проснулся, и кое-что понял.

Сегодня со мной проснулись миллионы.

Кто-то на полигоне, кто-то на столе операционном,

Кто-то в постели, кто-то в метро вагоне,

А кто-то не проснулся сегодня вовсе.

Я понял, что я о них не думаю совсем.

Ни о количестве их проблем,

Ни о несовершенствах систем,

Ни о тематике современных стихов и поэм.

Не думаю ни о чем совсем.

Если сегодня у вас обрушится храм надежд,

Если сегодня падут ваши нерушимые столпы грёз, стенаний и мечт,

То, возможно, вас не будут волновать системы, проблемы и стихи,

И в этой мирской суетной неразберихе

Вы будете необычайно кротки и тихи.

В обычный день, любой другой, кто-то счел бы нужным за вас поволноваться,

Ведь с таким отчужденным хладнокровием

Еще никто не растворял кофейные зерна.

Но это в обычный день.

А сегодня я просто разочаровался,

Сегодня даже моя тень

На глаза мои не попадалась.

Ну согласитесь, бывает же такое, когда потери

Входят в число «допустимых потерь»

(Это когда не жалко, еще все впереди).

Это как защищать лучшего друга, который окажется не прав,

И хоть ты ему и верил,

Все уже позади.

Говорят, что после таких «сегодня»

Жизнь начинаешь заново.

После дня сегодняшнего

Я вряд ли настрою кучу планов

Или поразмышляю о теории заговоров.

Просто теперь приоритеты стали четче и видней.

То, что тебе нужно — здесь,

А остальное нет.

Главное — найти из бесчисленного множества

Таких вот «сегодня»

Именно тот день,

В котором найдешь себя

И правильно решить,

Что тебе помогло до сегодня дожить,

А что было лишь придаточными декорациями

В твоём путешествии среди океана дней.

Все просто. Сегодня это с тобой,

А завтра — нет.

Живите сегодня.

В новый день из старого дня

Перетекает только «сегодня».

Ни «вчера», ни «завтра» не настанет

Для вас никогда.

Только сегодня…

В крови заката

День захлебнулся кровью заката.

Я за тенью чьей-то иду куда-то.

Хочется чего-то,

Не знаю, чего…

Не зависеть от кого-то

И должным не быть кому-то.

Хотя бы засыпать не под утро.

Летят за сутками сутки,

Тонут за днями дни.

Я все так же играю с пеплом на кухне,

Смотря на уличных фонарей огни…

Как в печи угли.

Смотря на эти огни,

Я вижу свое отражение.

И снова бой, и снова поражение,

Чертово сражение,

Адский бой с самим собой.

Стекло. Огни. Взгляд пустой…

Глупые рифмы,

Ненавистные строки,

Надоевшие мысли

За гранью давности истекших давно сроков.

Из стольких жизненных уроков

Не вынес никакого прока,

Дурак.

Осталось не так уж и много,

Нам всем почти ничего не осталось.

Жизнь за минуту,

Минута, словно целая жизнь.

Разбавляем алкоголем внешнюю скуку или внутри смуту?

А, все равно ее грызть…

Так почему не со льдом?

Все несущественное вдруг стало существенным,

Все нематериально резко стало вещественным,

Не отложить на потом.

На потом, два по пятьдесят и со льдом…

День допивает кровь из бокала заката,

Все спешат куда-то.

Странно. Любят воздух и даже могут на чем-то летать,

Но не смотрят в небо, любят страдать и мечтать,

Наверное, поэтому и могут только во сне по-настоящему летать.

Да все такие же, да и я такой же,

Для кого-то похожий на остальных прохожий.

Всем ведь нужен уют и покой же,

Но просят об этом всегда слишком поздно.

Поэтому нельзя лезть за чужие свободы.

В чужие монастыри со своими воеводами.

И не потому что у них так часто закрыто,

Просто мы так редко для кого-то открыты.

Просто все, карты вниз и карты биты…

Нужно думать о тех, кому хуже,

Чтобы совсем уж не утонуть в первой попавшейся бренности луже,

И не забывать о тех, кому всегда было жить легче и лучше,

Параллельно думая о вселенском удушье

Справедливо тех, кому несправедливо лучше.

Страшно

Страшно. Очень, очень страшно.

В любимых вы веру не теряйте,

Это очень, очень и очень опасно —

Предать напрасно.

Жизнь и без того не столь прекрасна,

Сколь и мало чем притягательна.

Что правда отвратна,

Что ложь абсолютно безобаятельна.

Жизнь…

Да что жизнь?

Проститутка преклонных лет.

На края ее морщинистых плеч

Падали и падают горы разных бед.

Без декораций и прикрас видна одна лишь голая суть.

И вместо того, чтобы линии гнуть,

Абстрагируйтесь от всех конфронтаций,

Останьтесь на секунду в режиме гибернации,

Не выходите хоть раз из стагнации,

Забудьте о мобильности, стратификации,

Откажитесь от призвания, рода и фракции

И перед вами выстелется путь,

Да, та самая голая суть,

Которая не давала уснуть.

Догматизм суждений,

Гордость и предубеждение,

Они убивают всяческие отношения…

Слушать всех, но жить по-своему,

С волками жить, по-волчьи выть,

Но, сука, выть по-своему!

Страшно. Очень страшно.

Страшно и странно

Всех ненавидеть.

Не так уж и гуманно

Всем плохого желать,

Но правды не видеть

И себе врать

Гораздо легче и приятнее.

Приятнее глядеть

Через опасный обман туман.

Сложная стихотворная форма и

Своеобразный речевой оборот

Говорят им, что это искусство

И понять его сложно, но,

Боюсь, все наоборот,

И даже между строк здесь будет пусто.

Ненавижу все усложнять.

Просто не могу ничего сделать проще.

Обидно. Им трудно меня понять,

Я не могу понять их вовсе.

Страшно. Страшно любимых терять.

Верьте им,

Верьте в них,

Доверьтесь себе

И все вдруг станет проще

В вашей нелегкой судьбе…

Спасибо

Спасибо, что ты со мной,

Благодаря тебе я живой

И вечный бой,

Где покой нам только снится,

Не страшен вовсе, когда я с тобой,

Моя в руках синица.

Спасибо тебе, что ты со мной,

Что ты именно со мной.

Спасибо за то, что ты всегда была рядом

И всегда могла меня принять,

Спасибо, что всегда могла нежно приласкать,

Всегда могла ласково обнять.

Спасибо, что рисуешь счастье одним лишь взглядом.

Таким родным… со мною рядом.

Отдай мне свои глаза

Отдай мне свои глаза,

Я хочу познать все их голубые глубины,

Я без них не могу прожить ни дня

И лишь в этом я повинен.

Отдай мне свои глаза,

Отдай свои мне губы.

Отдай мне то, что вижу я во снах,

Отдай то, что мне так нужно.

Отдай мне свои бездонные глаза,

Отдай мне свои нежные руки,

Отдай мне всю себя,

Отдай мне то, без чего я буду гореть в муках.

Отдай мне свою душу,

Отдай мне все самое лучшее,

Отдай мне свои глаза,

Я буду в низ тонуть и тонуть…

По твоей щеке прокатится одинокая слеза,

А я продолжу свой, мокрыми глазами, путь,

Все дальше и дальше, в черную грусть.

Я вижу на мире печать зла

И все, что хочу — утонуть

В тебе и твоих глазах.

В глазах цвета ясного неба

И моря такой же синей глубины.

В глазах с вопросом без ответа,

В глазах от юности до песчаной седины,

В глазах, с мокрым отблеском моей вины…

Им не понять

Я сквозь вас всех глядел.

Там снег блестел

Белый, на чёрной земле,

По всей поля зимнего длине.

Миром правят двойные стандарты и

Однобокие взгляды людей.

Поскорее, фальстартом, с перрона в плацкарты, до плацдарма и дальше по карте стандартов.

Что ты можешь мне сказать?

Один лишь только косой взгляд

И я готов рвать и метать.

Быть избитым и бить,

Быть убитым и убивать,

Обескровленным стать

И самому чью-то кровь испить.

Её пролить

И в этом море бордовом плыть.

Святым мне точно не прослыть,

Мне вас всех уж точно не простить

Ровно столько же, сколь и вам меня не понять.

Все могут лишь пинать,

Лишь без толку кричать.

Где же благодарность ваша?

Где хвалёное «спасибо»?

Я безвозмездно прославляю в который раз вас всех, ублюдков.

Промежутки предрассудков украдены

Неверным светом в дыме самокруток.

В вас таятся истлевшие и скомканные,

Неудачами нереализованные

Детские рисунки,

Ах, право, злая Бога шутка —

Не дать право шутам притронуться к своим королям, а королям

К своим же тронам заветным ни на минутку.

Экстраординарный репертуар

Звезды элитарной

Заслоняет светоч мой полярный,

Вот и вся благодарность ваша,

Зато я принимаюсь как данность.

Привыкли?

Толерантные домотканые доминанты,

Социума эмигранты.

Натянутая странность,

Чертова сохранность,

Аккуратная жадность

Сжираемая вероятностью погаснуть

В беспощадной важности

Квадратной индивидуальности,

Такой угловатой, туповатой, банальной горизонтали вертикальности.

Не страшно не понять,

Страшно быть не понятым.

Проклятый, свергнутый

Король, народной волей заколотый,

Художник, в красках утопленный.

Сидишь весь свернутый, согнутый

Под деревом кронистым

С бокалом поднятым,

Один, лишь ветром понятый и поднятый.

А в бокале вино или яд?

Какая разница, что они все говорят,

Если им всем никогда не понять?

Могут хвалить и любить,

Обожать и ценить.

Могут поносить и бранить,

Гонять и гнобить.

Могут душу спасти,

А после вырвать из груди

И убить…

Сказка или быль,

Кто бы в ней тебя ни любил,

Им никогда не понять тебя,

Кто бы это ни был

Он сквозь взгляд её глядел,

Там, где снег чернел,

Кровью пропитанный,

На, теперь уже, бордовой земле.

По всей поля зимнего длине…

Оставь мне только боль

Отстань, уйди, брось!

Сожги, убей, уничтожь!

Только тьма и злость,

Только кровь и боль,

Оставь мне эту роль!

Прочь!

Оставь мне только боль.

Оставь передо мной нагую злость.

Оставь за собой пустоту и ненависть.

Насыпь на раны мои соль,

Если больше ничего не нашлось,

Иди на свободу.

Стань беззастенчивой, невежественной,

Какой-нибудь млекопитающей,

Какого-нибудь неогена.

Летающим китом

Или мёртвой принцессой — все равно,

Только не полыхающим, раскаленным огнём

Стуком живого сердца.

Эти звезды сияют для тебя,

Горят и даже лгут тоже для тебя.

Кто эти звёзды?

Так сияет только чья-нибудь гордынь.

Смерть седых,

Вежливость худых,

Нетвердые ушли на вечный передых.

Звезды горды?

Они вредны для молодых,

Для остальных чужды.

Вот, что ваши звезды — нечто.

Бесполезная горящая полынь.

Всего лишь прожектор,

Или, как угодно, светоч!

Всего лишь разодетый словами поэтов

Восхваления женщин метод,

Их глаз не сияющих

Сияющий корректор.

Отчего же, звезды всему виной?

Оставь мне только ненависть и боль

И я покажу путь совсем иной,

Где нет виновных в чём-то вовсе.

Есть только всепожирающая злость.

Злость как мотиватор в голове,

Злость как царь и император в той стороне.

Все самое высшее в мире

Создавалось всегда из самого низшего.

От чувств до искусства,

Без низшего все было бы пусто.

Оставь мне одну лишь только боль.

Боль и соль.

Они сотрут с губ массу лишних слов.

Отстань, уйди, брось!

Сожги, убей, уничтожь!

Только тьма и злость,

Только кровь и боль,

Оставь мне эту роль!

Прочь!

Как приятно, истекая кровью и потом

Слышать позади чей-то ропот.

Ощущать затылком холодное дыхание

И топот.

Дает силы бежать вперед не то, что зовет и горит впереди,

А то, что, проклиная, тлеет позади,

И, как иронично, там же, внутри.

Ты несешь с собой вперёд то, что должно остаться позади!

И как бы быстро ты ни бежал,

Где-то рядом будет холодный кинжал.

Как бы далеко ты не убежал,

Где-то рядом будет этот острый кинжал.

Сколько бы ты ни страдал,

Всегда рядом будет этот острый холодный прошлой жизни кинжал.

Отстань, уйди, брось!

Сожги, убей, уничтожь!

Только тьма и злость,

Только кровь и боль,

Оставь мне эту роль!

Прочь!

Ты весь в заплатках, перепачкан,

Посреди улицы грязной,

Начинаешь осознавать,

Что нарушаются границы твоей нирваны.

С каким-то запахом случайным или звуком

Влетают туда стремительно воспоминания.

И катятся к черту все твои старания подальше убежать,

И вновь охватывают призраки прошлых стенаний и страданий,

Слез, обид, предательств, изгнаний.

Громом грянут раскатистым павшие в пропасть времени обманы…

Отстань, уйди, брось!

Сожги, убей, уничтожь!

Только тьма и злость,

Только кровь и боль,

Оставь мне эту роль!

Прочь!

Не путай слёзы и соль,

Смерть и ночь,

Мечты и сон,

Закат и тризну,

Сердцебиение и жизнь,

Раскаяние — повинность,

Казнь и убийство.

Мрачно?

Читать и видеть смысл…

День был ясным

Руки в кровь и ноги в мясо,

Через ельник, пешим.

Зимний день был ясным…

Невероятно.

Речь у них невнятна,

Но всем все вокруг давно понятно.

Падший ангел, сын небес,

Падал вниз, спасая всех,

Падал вниз на хвойный лес.

Руки в кровь и ноги в мясо.

С крыльями опасен был,

Без них ещё опаснее.

Зимний день был ясен.

Он убил бы всех от злости разом,

Всех, кто был с ним рядом,

Всех, кто был его души отрадой,

Если бы не воля разума.

Мгновение. Нет снега, неба, хвои.

Зимний день не был бы ясным,

Будучи кроваво-красным.

«Падший болен,

Убьёт всех, час не ровен…»

И закопает в хвое.

Зимний день был ясным.

Не тронул никого,

Хоть и был огня опасней.

Руки в кровь и ноги в мясо.

Пеший ход вперёд, ненужный никому.

Напрасно снег он красит

Цепью следов за плечами красных.

Падал, спасая всех,

Принимая на себя весь божий гнев.

Он один и мёртвый лес.

Руки в кровь и ноги в мясо,

Зимний день был ясным,

День был ясным…

Каждый новый день

Я ухожу в тень и делаю музыку громче,

Я вижу новый день, мир становится тоньше.

Обманывал всех и даже себя,

Признался всем, кроме себя.

Чьи-то руки и опыт многих лет

Показывают нам новый свет.

Предательства. Обиды. Суета сует

Суёт нам и ведёт к гробу много зим и лет.

С рождения и дальше мы боимся умереть.

Мы боимся увидеть Тот Свет.

Музыка становится громче,

Когда я ухожу в тень

И каждый новый день

Неизменно предыдущего тоньше.

Ветер с севера атакует южный.

Тот же, безвозмездно спасает нас от северной вьюги.

Я не замечаю тех, кто пытается меня спасти,

Полагаю, что сам могу порядок навести,

Но всех мостов не навести,

Всех могил не навестить,

Я могу лишь мстить,

Рожденный для ненависти…

Уходя в тень, я делаю музыку громче,

Чтобы к рассвету она разорвала новый день,