Бесплатный фрагмент - Узники

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Поезд страшно стучал колесами и словно чудовище в своем жутком уродливом чреве нес еврейский народ в новую полную горестей жизнь.

Мария крепко сжимала руку дочери. Маленькая Сарра семи лет сидела рядом с матерью на голом грязном полу душного вагона.

Мария была на девятом месяце беременности. Ее успокаивали, что скоро поезд придет, что все будет хорошо, что немцы сказали, что их евреев просто везут на новое место жительства. Но Мария знала, что случилось страшное, что их везут на смерть, а как иначе если смерть уже пришла в ее дом, семью и жизнь. Рядом с Марией не было Марка ее мужа. Когда им предписали явиться к девяти часам утра на вокзал, прежде пунктуальный и дисциплинированный нотариус Марк сказал, что он останется у себя в доме и захлопнул дверь перед носом сержанта. А через час в дверь грозно постучали.

— Открой, — стала умолять Мария, а Сарра заплакала, когда стук из грозного превратился в страшный грохот и дверь выломали.

Марк закрыл семью собой. Его ударили в живот и выкрутили руки и поволокли из квартиры. Стройный и красивый офицер сказал:

— Так будет с каждым если вы не станете выполнять приказы. Ровно в девять утра явиться на вокзал, — и вышел.

Мария хотела сначала бежать за мужем, но потом бросилась к окну так как они жили на четвертом этаже и она попросту не успела бы в своем положении и наверно полетела с лестницы кувырком.

Марка вытащили под руки из подъезда и вдруг подставили к стене. Офицер достал пистолет и без предупреждений и объявлений выстрелил Марку в голову

Мария закричала и в ту же минуту ее словно парализовало. Ужас перехватил дыхание и сковал по рукам и ногам, а потом она упала без чувств и не видела как уже тело мертвого Марка положили в кузов машины и увезли.

Когда Мария пришла в себя ей хотелось умереть, но под сердцем бился ребенок Марка и маленькая Сарра. И Мария хотела сбежать, но куда сбежишь из гетто если везде часовые, патрули и дороги перекрыты. И боясь за детей, Мария в назначенный час пришла на вокзал. Но теперь, когда поезд их нес в страшную неизвестность Мария поняла мужа, поняла почему Марк отказался выполнять приказ немцев. Муж сразу догадался, что это станет обманом и превратиться в трагедию и смерть.

И когда поезд замедлил ход и остановился все пассажиры замерли. У них вдруг перехватило дыхание, вдруг стало ясно, что их ждет беда.

Стали открывать вагоны. Солдаты были собраны и их движения были отточены словно это был уже сотый по счету поезд. Они громко отдавали приказы. Стать здесь, это оставить. Мужчины налево, а женщины с детьми на право.

Багаж брать собой не разрешили.

— Вам выдадут все что вам требуется, — говорил офицер.

Мужчины обнимали своих жен и матерей. Дети плакали. Построив колонну из мужского пола узников стали уводить. Они оглядывались на близких и махали рукой. Когда они скрылись у женщин стали отнимать детей.

— С ними будет все хорошо! Такой порядок! — говорил офицер.

Одна из матерей не хотела расставаться с сыном и взяла на руки пятилетнего ребенка. Но один из солдат вырвал ребенка из рук матери и в назидание другим ударил женщину прикладом в голову. Он не рассчитал. Женщина упала и стала биться в конвульсиях. Солдат не долга думая выстрелил. Нет он не пожалел бедную женщину, ее судороги показались ему уродливыми и оскорбили его и его форму.

Гром выстрела пронзил всех несчастных матерей и в ужасе плача они навсегда прощались со своими детьми. Стал накрапывать дождь. И пусть даже начался страшный невиданный ливень всех дождей мира не хватило бы, чтобы превзойти слез матерей. Горьких страшных слез материнской разлуки.

Август молоденький восемнадцатилетний белокурый сержант стоял и смотрел на женщин как их лишили самого дорогого в жизни и любовался своими насыщенными сапогами. Сапоги блестели и казались превосходными на фоне обуви пассажиров страшного поезда. Их обувь в дороге запылилась и сами они были все уже не в свежей одежде в отличие от Августа у которого была отглажены каждая складочка формы. И сам Август был стройным и держал спину только прямо и никогда не сутулился и смотрел на всех сверху вниз. Каждый раз, когда он приходил на перрон лагеря и встречал новых узников Освенцима, молодой человек считал важным и значимым событием в своей жизни. И для него настоящего немца было главное показать своим видом, что он выше этих евреев во всем. Но большие удовольствие Августу доставляла когда приходила очередь подойти к этим жидовкам и вконец их раздавить, приказав им немедленно раздеваться. Это страшное унижение представала для молодого человека чуть ли вершиной его расовой победой над недочеловеками к которым он причислял всех евреев.

— Раздеться! Вы получите новые вещи! — сказал Август и внутри трепетал, но вдруг одна из девушек состроила гнев и гордо стала перед Августом в позу.

Это была молодая красивая девушка, где то даже красавица с большими глазами и изящными и тонкими чертами лица. У нее был красивый прямой подбородок и сейчас он был вздернут кверху и Августу показалось, что подбородок и вся девушка смотрит на него высокомерна.

— Ты плохо слышала? Ты не понимаешь по-немецки? — сурово спросил Август.

— Я знаю пять языков! — гордо ответила девушка.

— Ученая жидовка! — злобно сказал Август. — В Освенциме признают только один язык, язык Третьего Рейха!

— Язык плачей! — выкрикнула девушка.

— Ты станешь выполнять приказ? — выкрикнул Август и вышел из себя и достал пистолет, но вдруг остановился и внимательно стал рассматривать пальто взбунтовавшийся еврейки. Это было пальто из прекрасного кашемира и было скроено по модному фасону.

— Снимай пальто! Потом я тебя застрелю! — сказал Август.

Девушка на миг растерялась, но только на миг и выкрикнула:

— Скот!

— Оглянись проклятая жидовка и посмотри на своих матерей и сестёр. Они голые и раздавлены, вот настоящий скот! — ответил Август и выстрелил.

Девушка упала. Молодой человек спрятал оружие и подошел к жертве и стал снимать пальто.

Доктор Менгеле равнодушно смотрел как Август снимал м с мёртвой девушке одежду. Многие солдаты присваивали себе приглянувшиеся им вещи и посылали их своим близким. Это не возбранялось. Менгеле был занят другим и отведя от Августа свой взгляд стал жадно всматриваться в обнаженные тела. Его волновала не женская нагота, а то что может есть среди них какие ни будь особенные. Может быть неполноценный рост, задержки в развитие или уродство, но он не находил и злился. Каждый раз когда приходил поезд с новыми узниками он волновался. Если поезд следовал ночью то просил его разбудить. Люди с особенностями в развитии ему нужны были для исследований и медицинской практики.

— Август! — позвал Менгеле.

Сержант в руках с пальто быстро подошел к доктору. Август благоговел перед Менгеле потому что считал его научным светилом третьего рейха.

— Что ни будь было по моей части? Близнецы, карлики?

— Нет доктор Менгеле!

— Совсем ничего! — с грустью сказал Менгеле.

— Нет! — отвечал Август, но вдруг припомнив сказал. — Может только если одна беременная жидовка. У нее огромный живот!

Менгеле оживился.

— Такой огромный живот, что я таких беременных еще не видел. Может быть двойня!

— Это хорошо! — сказал Менгеле просияв. — Найди мне ее и приведи в больничный корпус.

— Слушаюсь! — ответил Август и быстро пошел разыскивать узницу в положение.

Мария как ошарашенная стояла и не как не могла найти силы, чтобы начать раздеться, когда многие уже стояли голыми и прикрывались руками. Дрожали на осеннем ветру и затравленными глазами смотрели по сторонам от ужаса.

— Вот ты где! — радостно сказал Август.

Мария испугалась и подумала, что ее начнут бить иза того что она еще не разделась и стала снимать пальто.

— Для тебя это лишнее! — ответил Август. — Пошли со мной тебе повезло! Тобой заинтересовался сам доктор Менгеле.

Август взял дрожащую от страха Марию под руку и повел в больничный корпус.

По дороге Августу повстречался Генрих местный фотограф. Это был уже немолодой хромой на левую ногу сержант раненый под Москвой. В молодости он увлекался фотографией и хотел открыть свое фотоателье, но началась война. Вернувшись с фронта инвалидом он решил осуществить свою мечту, только вместо обыкновенного ателье стал фотографом в Освенциме. Генрих целый день мог ходить по лагерю и бараком и делать фотографии.

— Генрих как хорошо, что я тебя встретил! — обрадовался Август. — Ты же помнишь о моей просьбе?

— Фотографию для матери? — вспомнил Генрих.

— Да!

— Помню! Приходи ко мне вечером я сделаю!

— Хорошо приду! До вечера! Спасибо, что не забыл! Не хочешь сделать снимок этой жидовки? Посмотри какой у нее огромный живот! Я веду ее для Менгеле!

— Нет Август. Ты же знаешь, что я фотографирую только детей!

— Да знаю! Я всегда удивлялся тебе Генрих, на что тебе эти жидята!

— Их больше не станет! Для истории!

— Ты философ! — рассмеялся Август. — Но мы пойдем!

— Привет Менгеле!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Менгеле встретил Августа и Марию у себя в кабинете. Это было просторная и светлая комната с креслами и большим столом за котором сидел Менгеле и маленьким столиком на котором стояли цветы в хрустальной вазе. Были полки с книгами и картина на стене по мотивам поэта Гете явление Мефистофеля Фаусту.

В кабинете еще была уже в возрасте, но еще сильная и высокая медсестра с каменным выражением на лице. Она держала руки по швам своего белоснежного халата.

— Вот доктор, как я обещал! — сказал Август.

Когда Менгеле увидел огромный живот Марии он просиял и у него случился приступ доброты, так с ним всегда случалось, когда он находил материал для своих страшных медицинских исследований и опытов.

— Это очень хорошо! Спасибо Август! Вот возьми! — и Менгеле протянул сержанту дорогую сигару из деревянной коробки. Сам Менгеле курить не любил, но держал для особых случаев, чтобы угостить солдат, что делают для него услуги.

— Спасибо доктор!

— Множите быть свободны!

— Если что ни будь еще будет для вас я сообщу! — отвечал Август.

— Я на это рассчитываю.

Август снова поспешил на перрон к новым узникам.

Мария пугливо озиралась по сторонам.

— Присаживайтесь! — пригласил Менгеле.

Мария нерешительно села.

— Сколько вам лет? — спросил Менгеле.

— Двадцать девять!

— Это ваша первая беременность?

— Нет! У меня есть еще дочь Сарра! Она приехала со мной! — ответила Мария и вдруг вздрогнула и задрожала. — Что с ней будет?

— Все будет хорошо. Я позабочусь о ней если вы будете делать то что вам скажут! На каком вы месяце беременности?

— Уже девятый месяц.

— У вас уже были первые схватки или что-нибудь похожие на схватки?

— Да были! В поезде, но все обошлось!

— Это хорошо! Марта! — обратился Менгеле к медсестре.- Проводите пациентку и подготовьте к операции.

— Операции! — испугалась Мария.

— Все будет хорошо, не волнуйтесь! Думайте о ребенке!

Марта сильной рукой вывела Марию из кабинета и проводила в душевую и дала мыла и приказала раздеться и мыться.

Мария разделась и с мылом в руках прошла в комнату с кафелем и душем. Открыла кран. Теплая вода коснулась тела Марии и ей стало приятно, но т только на миг. Она вжала в себя плечи и выронила мыло. Стояла и плакала. Через пять минут в душевую заглянула Марта и увидев, что Мария не моется, закричала:

— Делай что тебе сказали! Тебя ждет доктор!

Мария подняла мыло и стала мылиться. Искупавшись она не нашла своих вещей.

— Это лишнее! После операции тебе выдадут вещи! Иди за мной.

Марию в голом виде повели по больничному коридору. В операционной Менгеле насвистывал мотив из Волшебной флейты Моцарта. Менгеле нравилась классика. Он вообще любил все изящное и красивое и причислял себя к таким творцам как Бетховен и Моцарт.

Марта и еще одна медсестра помогли Марии лечь на операционный стол.

— Зафиксируйте ей руки! — приказал Менгеле.

Марта с силой и ловкостью одела на запястья Марии ремни и зафиксировала ее к столу.

— Наркоз? — спросила Марта.

— Нет никакого наркоза! Это может повредить близнецам! Я надеюсь, что там близнецы, — улыбнулся Менгеле и взял в руки скальп и стал делать на животе Марии разрез.

Мария закричала. Страшная боль пронзила все ее тело.

Пошла кровь. Сначала немного, а потом сильно. Менгеле насвистывал Моцарта и делал новый разрез. Что-то брызнуло и потом по животу на стол и на пол полилась жидкость из утробы. Мария потеряла сознание.